Если ты не скажешь эти три слова... 16

— Слушай, я считаю, что ты неправ, — положив руку на спинку сиденья, в очередной раз заявил он. Но меня бархатистые интонации в его голосе не ввели в заблуждение. Вот поотмахивайтесь с недельку от настойчивых предложений защитить, разрулить, решить вопрос путем давления, и тоже станете экспертом. — Стас, ну почему отказываешься от моей помощи? Ежу понятно, как только ты там появишься, огребешь по полной. А если он дружков позовет? Хочешь, чтобы тебя искалечили?
— Большое спасибо, Павел Данилович, — сквозь зубы процедил я. — Но я уже, кажется, сказал вам: нет.
Мы сидели и пререкались в его автомобиле, припаркованном возле общежития. Несмотря на яростное сопротивление с моей стороны, он настоял, что непременно будет присутствовать. А какой бой пришлось выдержать, чтобы вообще приехать сюда. Павел считал, что я недостаточно здоров и должен соблюдать чуть ли не постельный режим. Ему же не составит ни малейшего труда решить все мои проблемы. Пришлось взбрыкнуть и настоять на своем. Так что теперь я сидел на сиденье, обтянутом натуральной кожей и, посматривая в затемненное стекло, собирался с духом. Мимо периодически проходили студенты с сумками в руках. Кое-кто разбегался и лихо прокатывался по ледяной полоске рядом с автомобилем. Несколько дней назад резко понизилась температура, и в город пришла настоящая зима.
В пятницу многие ребята, жившие неподалеку, в области, уезжали домой на выходные. Остальные разбегались по городу в поисках развлечений и подработок. Или тихо гуляли и крутили любовь, закрывшись в своих комнатах, подальше от зорких глаз дежурных по этажам. Очень удобный день для того, чтобы незаметно войти и выйти. Или выползти, прикрывая побитую морду газеткой. Это уж как повезет. Зачем я вообще поехал? За вещами, документами, конспектами, но в первую очередь для выяснения отношений. Павел считал, что мне надо взять самое необходимое и быстро уйти. Поэтому инструктировал как себя вести, чтобы ни с кем не столкнуться, а я втайне от него скинул два сообщения. Одно Мишке, другое Алле для подстраховки, на тот случай, если он заблокировал мой номер. Написал, что приду в семь вечера, и попросил его никуда не уходить. Мол, есть важный разговор.
— Я же просил не выкать!
— А я много раз сказал, что сам разберусь.
Мы в упор уставились друг на друга. И, конечно же, в поединке взглядов я предсказуемо проиграл. Отвел глаза, запсиховал и стал нервно барабанить пальцами по бардачку. Павел остановил меня, взяв за руку.
— Тогда я пойду с тобой. Мне так будет спокойнее.
— Нет! Я сам. Ваше присутствие... будет только хуже. Не надо, — умоляюще сказал я.
— Опять выкаешь, — мягко укорил он.
— Не привык еще. Но я стараюсь... Паша, — и после небольшой паузы закончил. — Я постараюсь не задерживаться. Вещей у меня немного. Наберется одна сумка, соберу максимум за полчаса.
— Не нравится мне все это. — Он протянул руку, открыл бардачок, достал сигареты, с треском разорвал целлофан, обтягивающий золотистую пачку, повертел ее в руках, открыл и, не глядя, бросил на заднее сиденье. Тяжело вздохнул. — Ладно, будь по-твоему. Я даю тебе полчаса. Потом прихожу за тобой, и мне плевать кто и что подумает по этому поводу. Ты понял, Стас?
— Да, — ответил я, открыл дверцу, выскочил наружу и быстро огляделся по сторонам, не обращая внимания на резкий, обжигающий ветер. Вроде поблизости никого. Можно идти. — Ты бы отъехал подальше. Когда я выйду, то сразу позвоню.
Павел отрицательно помотал головой, включил какую-то музыкальную радиостанцию и положил руки на руль, всем своим видом выражая нетерпеливое ожидание.

Перед входной дверью я на секунду задержал дыхание и глубоко выдохнул. Все. Настал тот самый час икс. Сегодня на вахте сидела Мария Дмитриевна и как всегда раскладывала пасьянс. Отопление уже включили, но старые батареи в нашем общежитии грели слабо, по полу ощутимо сквозило, и она зябко куталась серую, пуховую шаль. Я негромко поздоровался, получил в ответ кивок и уже проходил мимо, но был остановлен градом вопросов.
— Что-то тебя долго не было, Стасик. Куда пропадал? Уезжал домой? Что молчишь?
— Да нет. В смысле не уезжал. Болел.
— Одеваться надо, — наставительно сказала Мария Дмитриевна. — Молодо-зелено. Вечно носитесь, как оглашенные. О здоровье не думаете. Уверены, что всегда будете молодыми и крепкими.
— Да-да, — рассеянно согласился я. — Я больше не буду. Обещаю.
— Обещает он, — с усмешкой пробормотала она и окинула цепким взглядом с ног до головы.
Я смутился, понимая, что заметили все: новую дорогую одежду, обувь, стрижку. Павел уже успел потаскать меня по магазинам, накупил ворох одежды, несколько пар обуви и кучу всякой мелочи. Отвел в салон. Короче говоря, привел в надлежащий вид. — Ну иди куда шел... Хотя постой. Это что за масть, подскажи-ка?
Я наклонился над разложенной колодой. Карты оказались настолько ветхие, истертые, что разглядеть рисунок было действительно проблематично.
— Вроде, черва.
— Маскируется мерзавка, — с непонятным удовлетворением в голосе констатировала Мария Дмитриевна и положила даму в нижний ряд. — Ты следи за здоровьем. Вон похудел-то как. А одеколон у тебя хороший. Посоветовал кто?
— Знакомый. Я пойду, ага?
Она рассеянно кивнула и погрузилась в разглядывание очередной карты.

Я пешком поднялся на третий этаж, медленно шел вдоль стенки и еле волочил ноги, как будто к икрам подвесили тяжеленные гири. Вот и дверь нашей комнаты. Не хочу заходить. Не могу себя заставить. Как же трудно сделать последний шаг. Надо перебороть себя. Нет. Нет никаких сил. Так затрясло, аж зубы застучали. Я развернулся, готовый дать деру, но дверь внезапно распахнулась.
— Стоять! — скомандовал Мишка. — Не смей сваливать. Быстро заходи.
Чувствуя себя жертвой, предназначенной на заклание, я послушно перешагнул через порог. В комнате за время моего отсутствия ничего не изменилось. Хотя, как не изменилось? Я в изумлении огляделся. На столе ни единой крошки, на спинках стульев нет брошенных в навалку рубашек, джинсов, трусов и носков, кровати застелены, на покрывалах ни единой морщинки, и чисто вымытый пол. Интересно из-за чего такой приступ чистоплотности? Не из-за факта проживания на одной территории с геем, случаем? А может здесь уже все продезинфицировано, чтобы не осталось и следа голубой заразы. Меня внезапно накрыла волна идиотского веселья.
— Что лыбишься? — угрожающе спросил Мишка.
— Да так. Ничего. Ты хочешь что-нибудь спросить?
— Спросить? — язвительно протянул он. — Ты, случаем, ничего попутал, Стасик? Это я, что ли, прислал смску?
— Нет, конечно. Ты прав. — Вздохнул я. — Надо поговорить. Только я не знаю с чего начать.
— А ты начни с самого начала, — предложил Мишка. — С какого х у я я пришел утром в пустую комнату и весь день пытался дозвониться до тебя. Чуть не обосрался с перепугу. Думал, что случился какой-нибудь крындец. А вечером трубку взял непонятный е б лан, сообщил, что ты болен, но уход надлежащий. И заверил меня, что повода для ревности, бл я дь, нет. Стасик, ты ничего не хочешь мне сказать?
— Наверное, хочу. Я гей, — быстро сказал я, сел на стул и опустил голову. — Будешь бить?
— Вот ведь п из д ец. Я одного не могу понять, Петренко. Какого хрена ты меня все эти годы идиотом выставлял? Я его с девочками знакомлю, а он, бл я дь, разборчивый, как мальтийская болонка. Я, значит, восхищаюсь силой его духа. Ну как же! Мой друг ждет неземную любовь. А друг имеет голубую любовь! П и зд е ц! — страшным голосом проорал он.
— Почему мальтийская болонка?
— Потому что они так же разборчивы в еде, как ты в девочках. Но они хотя бы по чесноку, а ты... Не переводи разговор!
— Да нет, мне, правда, было интересно. Я о них ничего не знал, — попытался оправдаться я.
— Так что ты имеешь сказать в свое оправдание?
— Ну... мне внезапно стало плохо... и... — Я замолчал, понимая, что испытываю серьезное затруднение. Не рассказывать же Мишке о моем пикантном приключении у ночного клуба.
— И?
— И...
— Давай уже п и з ди побыстрее, а то я в тебе совсем разочаруюсь, и заподозрю, что ты от меня ничему не научился.
— И я чуть не потерял сознание. Прямо на улице. — На меня внезапно накатило вдохновение и слова полились потоком. — А тут ехал Паша, то есть Павел Данилович... В общем, мужик какой-то ехал. Это потом я узнал, как его зовут. А, да. Плохо мне стало на середине дороги, и он еле-еле успел остановиться, чуть не наехал меня. — Я немного расслабился и осмелился взглянуть на Мишку.
Оказывается, он незаметно подошел совсем близко, и теперь нависал надо мной, грозно сверля глазами.
— Когда Паша, то есть Павел Данилович, вышел из машины и увидел мое плачевное состояние, то сразу же предложил свою помощь. Он вообще очень добрый.
— Не сомневаюсь.
— А когда мы приехали к нему, дома оказался его партнер, в смысле, любимый человек. Но на самом деле уже не любимый, потому что Павел Данилович давно решил с ним порвать, а этот его бывший не хотел расставаться. И мое появление поспособствовало их окончательному разрыву. А потом я сильно болел, бредил, температурил, и меня лечили. И вылечили.
— Я очень рад, что ты здоров. Но остаточный бред все-таки наблюдается, — саркастически сказал Мишка. — Теперь разъясни мне кое-что. С чего вдруг ты стал геем? И сейчас ты спишь с этим мужиком?
— Я всегда был геем. Как только понял, что член встает на одноклассников, а не на одноклассниц. И с Пашей я не сплю. Пока. Но кажется мы очень нравимся друг другу... И... Короче, сам понимаешь. В общем я переезжаю к нему и не буду тебе досаждать. Ты никому не рассказал?
— Нет, я никому не рассказал, что мой друг гомик. Кроме Аллы. Она же староста... И, вообще, ей можно. Как же это вы сошлись? С какого такого майского х у я?
— Можно подумать ты никогда не слышал про гейдар. Паша сразу меня вычислил.
— Вот оно что, Стасик! — Шутовски скривился Мишка и яростно взлохматил волосы. — Значит, он понял, что ты его собрат по голубому огоньку, и потому с энтузиазмом уселся у твоей постельки, пичкал тебя лекарствами от простуды и поил молоком с медом, как добрая сестра милосердия. В процессе вы другу другу сильно понравились, и вполне вероятно медицинская помощь перерастет в большое и светлое чувство.
— В общих чертах верно, — осторожно подтвердил я, ожидая от него какого-то подвоха.
— Начистить бы тебе морду, Стас! — Мишка поднял сжатый кулак.
— Только попробуй. — Раздалось негромко за его спиной.

Мишка среагировал очень быстро. Впрочем, он так всегда. Развернулся и, не глядя, врезал кулаком. Павел, а это оказался он, незамедлительно ответил. Удар был так силен, что Мишка повалился на меня, и стул, на котором я сидел, опрокинулся. На полу образовалась живописная композиция из человеческих тел и мебели. При падении я ударился головой, и она нещадно гудела, в спину упиралась деревянная спинка, сверху лежал и пыхтел тяжеленный Мишка. Из-за его волос, лезущих в рот, нечем было дышать. И в такой волнующий момент в комнату зашла Алла. Представляю, насколько двусмысленная картина снова предстала перед ее взором. Но надо отдать должное, несмотря на то, что мы валялись друг на друге не в первый раз, и можно было строить на наш счет нехорошие предположения, присутствия духа она не потеряла.
— Что здесь происходит? — невозмутимо спросила Алла и застегнула верхнюю пуговицу на кофточке. — А вы, простите, кто такой?
— Павел Калиновский, приятель Станислава. — Павел слегка наклонил голову, шагнул навстречу, крепко пожал ее руку, и она мгновенно растаяла.
Как он смог догадаться, что Алла не терпит всех этих дамских штучек, ума не приложу. Видимо, бизнесмены еще и неплохие психологи.
— Алла. Сокурсница этих обалдуев.
— Очень приятно.
— Ой, да у вас лицо разбито! — воскликнула она.
— Ничего страшного. — Павел достал из нагрудного кармана белоснежный платок и вытер кровь с разбитых губ. — Просто небольшое недоразумение.
— Знаю я что это за недоразумение. Сабанов, если ты будешь проявлять мракобесие и нетерпимость, если ты будешь избивать лучшего друга и, хм, его друга, то знай, я никогда не выйду за тебя замуж. И не рожу тебе сына, — сурово заявила Алла.
— Замуж? Сына? — обалдело переспросил Мишка.
— Даже дочку не рожу. Моим будущим детям не нужен отец-гомофоб и человеконенавистник. Вот представь. Вдруг у нашего ребеночка окажется нетрадиционная ориентация? Что ты тогда сделаешь? Изобьешь, проклянешь, выгонишь из дома? А может еще и меня обвинишь в том, что я плохо воспитывала ребенка? Нет, такого семейного счастья мне не надо. Лучше я выйду за Теплякова. Он человек прогрессивный, с хорошей перспективой в плане карьерного роста. Ходят слухи, что недавно получил приглашение читать лекции за границей. Отличная кандидатура для брака.
— Да, щас прям, — возмутился Мишка. — Ты посмотри на него повнимательнее. — Он с кряхтением поднялся и уселся на пол рядом со мной. — Этот ученый страхуил лет через пять облысеет, и что? Ты хочешь ужасную судьбу будущим детям? Ладно мальчик, а если девочке гены облысения достанутся?
Я аж плеваться его волосами перестал. Это же надо такое сказать, а? Интересно, что у него по биологии в аттестате? Нет, я, конечно, понимаю, что курс в школе был ни о чем. Что покушал, что музыку послушал. Но даже просто логически: много ли на улицах лысых женщин? Или он так ненавязчиво шутит?*
— Как же хорошо, Сабанов, что у меня есть мозги в голове, — сообщила Алла.
Ого, и когда она успела взять Павла под руку? И Мишка в его сторону злобно зыркает. Ну, и дела творятся.
— И что хорошего? — угрюмо спросил Мишка.
— Я, знаешь ли, хочу не только умных, но и красивых детей. Тебе повезло. Воспользуйся шансом и исправляйся.
— Вот как. И с чего предлагаешь начать? — Он осторожно потрогал челюсть.
— Извиниться перед Стасом. Подтянуть хвосты. Над остальным поработаем позже.
— Нечестно! Учеба-то здесь при чем?! — возмущенно завопил Мишка, резво подскочил с пола, видимо, намереваясь спорить, но замолчал, наткнувшись на стальной взгляд.
— Значит так, Сабанов, — отчеканила Алла. — Здесь тебе не дискуссионный клуб. Торговаться мы с тобой не будем. Все понятно?
— Понятно, — понуро пробормотал он и протянул мне руку, помогая подняться.
— Что? Повтори, Мишенька, а то я не расслышала.
— Да, понятно, понятно! — проорал он. — А ты не прикасайся к этому!
— Я, конечно, сейчас скажу очевидную вещь. Ну да, ладно. Я в общем-то гей, — с легкой усмешкой произнес Павел.
— Мне насрать кто ты. Хоть геморрой. Не трогай руками мою девушку. Мне это не нравится, — грубо ответил Мишка. — И это... если обидишь Стаса, я тебе яйца откручу. — Он притянул меня к себе.
Павел сделал угрожающее движение в нашу сторону, но Алла повисла у него на руке, взглянула на Мишку и он отпустил меня.
— Мальчики, сейчас вы достанете лед из холодильника, положите его в полотенца и приложите к пострадавшим местам. Во время процедуры Миша откроет свой ротик и поговорит со Стасиком. А мы с Павлом тактично удалимся и попьем чай.
— Но...— попытался возразить Мишка.
Алла, не слушая его, пошла к двери и потянула за собой Павла.
— Кстати. — На выходе она обернулась. — Я правильно поняла, ты сделал мне предложение?
— Э... ну... кажется, да... Ага. Вроде бы... Вот... Что?!
— Мишенька, я согласна! — воскликнула Алла и послала ему воздушный поцелуй. — Детали обсудим позже.

Когда мы остались вдвоем, Мишка с размаху плюхнулся на кровать, закрыл лицо руками и глухо произнес.
— П и з дец. Стас, ущипни меня, чтобы я убедился, что это не сон. Я теперь жених?
— Это не сон, — подтвердил я. — А с каких пор ты встречаешься с Аллой?
— С тех самых, как ты бесследно исчез. Я остался совсем один, без защиты, и она воспользовалась моей беспомощностью! Что мне теперь делать?! Это ты виноват!
— Но тебе же нравится Алла.
— Она мне больше, чем нравится. Но я хотел как следует нагуляться! Жениться - это всегда успеется. А теперь все. Обратный ход дать нельзя. Тепляков, сволочь, так и крутится рядом. Заморыш, б л я дь!
— Похоже, тебе остается только одно. Или два. — Мишка взглянул на меня с надеждой. — Жениться или становиться геем.
— Тьфу, замолчи! Гадости-то какие!
— Ты плохо исправляешь свои ошибки, Сабанов. Невеста будет недовольна и не родит тебе сабанят. — Я присел рядом с ним, старательно сдерживая рвущийся наружу смех.
— Нет, а что ты хочешь? Ну, не люблю я эту гомо... голубятню! Не люблю! — возмущенно заявил Мишка. — И не полюблю! Но тебе, как другу, прощу, а этому твоему Козлодоеву нет. Он мне вообще не нравится. Чисто по-человечески. У него, понимаешь, на морде написано, что он богатенькая сволочь. Вот, — с апломбом заявил он.
— А тебе не кажется, что ты судишь о нем предвзято? Ты ведь совсем его не знаешь.
— Может и так. Не знаю и знать не хочу, — угрюмо сказал Мишка. — Такие, как он, строят из себя хозяев жизни, и думают, что им все позволено. Возьмет, поиграет и бросит. Осторожней с ним, Стас. Этот твой Павел - та еще б л я дина. Я же его насквозь вижу.
— Ну еще бы тебе не видеть, — фыркнул я. — Ты мне лучше скажи, куда ты в тот вечер пропал. Я до тебя, кстати, тоже не мог дозвониться.
— О, братан! — патетично воскликнул Мишка. — Я в тот вечер так попал, так попал. По тяжелой. Может по пивку?
— Ты уверен, что это хорошая идея?
— Не особо. По-хорошему, накатить бы сейчас водочки, но придется обойтись пивом, а то кое-кто разорется, сам понимаешь. Пошли за стол, у меня как раз пара бутылок твоего любимого завалялась. — Он поднялся и решительно направился к холодильнику.

Мы устроились за столом, и Мишка стал рассказывать о своем приключении, в которое его втянули Наташа и Ира. Сначала все было на высшем уровне. Девушки привели его в шикарно обставленную квартиру, быстро накрыли на стол, включили музыку, приглушили свет. Поели, выпили, потанцевали. Обе красотки кокетничали, строили глазки, невзначай обнажали свои прелести и совсем не возражали, когда он распускал руки. Дело было на мази. Мишка уже предвкушал ночь, полную многочисленных оргазмов. А потом ему приспичило покурить, и Ира решила пойти за компанию. Это их и погубило. Они сидели на скамейке у подъезда и страстно целовались, как вдруг откуда-то сверху посыпались проклятия на голову гулящей дочери, опозорившей распутством родную мать. Спустя минуту Ира вскочила и с визгом умчалась в темноту двора. За ней метнулся здоровый мужик. Обалдевший Мишка остался сидеть и пополнять запас ругательств, так как зловредная тетка не собиралась униматься и громко сообщала ему, какое мнение она имеет по поводу его существования на белом свете. Возвращение обманутого мужа прервало сольное выступление. Иру он не догнал и вернулся обратно с очень невеселым видом. Теща незамедлительно отрапортовала о сопляке на скамейке, совратившем ее бедную девочку. И Мишка понял, что сейчас кого-то будут бить по жизненно важным органам. Но произошло нечто невероятное. Мужик сгреб его в охапку, притащил к себе домой и полночи изливал горе за бутылкой водки. К утру они стали добрыми приятелями, сошлись на том, что все бабы - б л я ди, обменялись телефонами и договорились съездить на рыбалку в следующие выходные.
— А что теща? — поинтересовался я и потянулся за фисташкой.
— Сабина Муратовна? Она нам закусь проставила. По высшему разряду. Открыла маринованные огурчики, помидорчики, нарезала копченой колбаски, буженины, нажарила огромную сковороду картошки, — Мишка подцепил вилкой шпротину и задумчиво смотрел, как в банку стекает густое масло. — Выпила с нами пару стопочек. Мировая тетка оказалась. И Вовка хороший мужик. Мастер спорта. С женой только не повезло. Сейчас созваниваемся, по пивку пропускаем, на рыбалку съездили. Приглашает меня на зимнюю. Вот как только лед крепко встанет, сразу двинем. Можешь поехать с нами и убедиться, что это очень даже увлекательное занятие, — он отправил рыбку целиком в рот. — Девочек тоже можно возить.
— Он развелся с женой?
— Нет, говорит, что любит... Но я к ней ни шагу, — поспешил добавить Мишка. — У меня Алла есть. К тому же, рыженькая Наташа оказалась девушкой свободной.
— Казанова, ты неисправим! — захохотал я.
— Нет, ну а что? Резко бросать пить, курить - вредно для здоровья.
— Трахаться тоже?
— Безусловно. Дозу надо снижать постепенно.
— И как успехи?
— Я в самом начале пути, — ответил он и лукаво усмехнулся.
— Все с тобой ясно. Смотри только на Иру не залезь.
— Нет, Стас, друзья - это святое. А ты тоже ушами не хлопай и не позволяй ничего лишнего своему хмырю. Помни, у тебя есть я, — торжественно произнес Мишка, смял в руке пивную банку и ловким броском отправил ее в мусорную корзину. — Место в комнате, так уж и быть, придержу.
— Договорились. — Я протянул руку, но он помотал головой, встал, притянул меня к себе и сжал в медвежьем объятии.
— С прошедшим тебя! Не поздравил ведь. И помни, ты всегда можешь вернуться сюда.

Из общежития я уходил с легким сердцем. Друг не оттолкнул. Моя тайна сохранена. Павел хоть и нарушил свое обещание и пришел раньше, но все сложилось как нельзя лучше. Нет, меня, конечно, напрягала их взаимная неприязнь, но симпатия - это дело времени. Так мне тогда казалось. Присмотрятся друг к другу, и отношение изменится. В конце концов могло быть намного хуже.
Павел сидел за рулем и курил, стряхивая пепел в открытое окно.
— Ты пришел слишком рано. Мы так не договаривались, — обвиняюще сказал я.
— Ну прости. Я волновался, и не смог удержаться. — Он выкинул окурок в окно. — Сумку поставь на заднее сиденье.
— Может, лучше в багажник?
— Делай, как я сказал, и садись ко мне.
Я чуть было не взбрыкнул, однако решил не накалять обстановку еще больше. Хватит на сегодня разборок. Черт с ним, промолчу. Но если что-то подобное повторится, придется объяснить, что не терплю командного тона. Кинуть сумку было делом одной минуты. Я открыл дверцу, уселся рядом с Павлом, пристегнулся и искоса взглянул на него.
— Поговорили? — он поморщился и быстро облизнул губы.
Черт, какой у него красивый рот! И целуется он просто фантастически.
— Ага. Все хорошо. Больно?
— Терпимо. Жить буду. Хорошая у тебя подруга. Стоит за тебя горой и за мной поухаживала, обработала боевую рану, — он усмехнулся и аккуратно прикоснулся ко рту.
— Алла действительно хорошая девчонка. К ней можно обратиться за помощью по любому вопросу, — согласился я, ожидая, что он заговорит о Мишке. Но Павел в очередной раз удивил.
— Если я попрошу о поцелуе - это будет очень нагло?
— Да, очень. И нагло, и безрассудно. Кровь ведь пойдет, зальет салон, машину жалко.
— Какой же ты рассудочный, Стас.
— Нет, просто практичный. — Я наклонился и легко коснулся его губ, стараясь не потревожить ранку. — Достаточно?
— Будем считать это авансом. И потом, нам придется целоваться на людях. В клубе, например. Намек понятен?
— Более чем. Но сначала пусть заживет.
— Договорились, — он включил зажигание, — Поехали домой? Ты учти на будущее, что тренироваться придется много. Мы должны выглядеть убедительно.
— Как скажешь, начальник, — я шутливо отдал честь. — Как скажешь...

Тогда я еще не знал, что действительно ехал домой. Три года пролетели как один день. Никогда и ни с кем мне еще не было так хорошо. И плохо. Никогда и ни с кем, я не испытывал таких сильных всепоглощающих чувств, не ощущал своей нужности. И одиночества. И присутствия третьего между нами. Сколько раз у меня возникало желание со всем покончить, разорвать странную мучительную связь и забыть, выкинуть из памяти как дурной сон. Но всегда что-то останавливало. В конце концов я решил: пусть все идет как идет. И что бы ни произошло дальше, одно знаю точно. В любви не надо ни о чем жалеть. Никогда.

Примечание:
*Стас не знает, что женщины тоже бывают подвержены облысению из-за наследственных факторов.