гл. 14 Крюк

                Глава 14            
                Крюк
               
     Крюк был человеком Дадуда. Не самым умным, не самым способным, но самым, верным, решительным и непреклонным. Дадуд его очень ценил, особенно в тех случаях,  когда нужно было проводить проверку привлекаемых к сотрудничеству с ФОБ иноплеменников.
    В конгломерате народов, населявших НДФ,  маами имели довольно противоречивую  репутацию. С одной стороны - ледяной практицизм, обстоятельность, безупречная аккуратность и пунктуальность, с другой - не то, чтобы тугодумие, но инерция мышления,  что ли,  не позволявшая им  своевременно переменять (хотя бы во имя  той же практичности) однажды усвоенные взгляды и пристрастия, и делавшая их пленниками  раз и навсегда избранной линии поведения вопреки всему и всем.
    Еще в феодальные времена  маами снискали себе славу самых верных вассалов, никогда не изменявших однажды (но вдумчиво, обстоятельно,  с  учетом всех практических  резонов)  избранному  сюзерену. Нередко из них составлялась личная гвардия  королей, герцогов и прочих  крупных и мелких венценосцев. Нередко случалось сходится в поле воинам маами в битве за интересы разных господ. Нередко закованному в латы бойцу приходилось  узнавать в облитом кольчужным доспехом и накрытом стальным шлемом противнике  своего единоплеменника, земляка, соседа,  дальнего или даже близкого родственника...  Но и тогда,  сила взятого на себя обязательства  не давала приостановить бег летящего в атаку боевого коня или ослабить удар расчетливо бьющего меча.   
    В недоброй памяти годы Войны за Объединение отряды, сформированные из маами,  одинаково  стойко и умело бились как на стороне федералистов,  так и на стороне сепаратистов. Просто некоторые из  сражавшихся, однажды и навсегда,  решили для себя, что единое государство - это как раз то, что им нужно и необходимо в чисто практическом смысле.  Другие -  пришли к выводу  и окончательно утвердились в убеждении,  что федерализм  вещь весьма сомнительная, неудобная и, в целом, вредная  для настоящего процветания самобытного народа. Видимо, и те и эти, были в чем-то правы...
    Победили, как известно - федералисты.  Те маами,  которые встали  на нужную сторону, обстоятельно пользовались плодами победы. Они весьма ценились как чрезвычайно деловые, дисциплинированные, педантично точные работники,  и поэтому достигали весьма высоких должностей в госаппарате, армии и полиции, в спецслужбах, наконец.
    Иные - хлебнувшие  на финише гражданской войны вместе со своими вождями-сепаратистами  горечь капитуляции, хотя и смирились с очевидностью (из практических соображений), но остались в большинстве своем скрытыми или явными инакомыслящими (из верности когда-то  избранным идеалам). Эти на госслужбу, как правило,  не шли из принципа.  Простора для деятельности и приложения своих способностей хватало и без того. Из них получались  превосходные медики, особенно хирурги, ученые-экспериментаторы, инженеры... в общем,  представители всех тех профессий,  где требуется методичность и  скрупулезность в  сплаве с твердостью и решительностью. Из них же, как вполне можно было ожидать, при определенных обстоятельствах,  выходили замечательные подпольщики  - борцы с режимом.

                * * * 
    Крюк в своей семье представлял уже третье поколение, принявшее эстафету сепаратистских убеждений от своего патриарха,   -  бывшего  присяжного поверенного, бывшего члена регионального комитета националистической партии "Путь маами", бывшего заместителя командира добровольческого ударного отряда, воевавшего во время Войны за Объединение в составе Западного фронта против армии федералистов. 
       Убеленный сединами и отмеченный шрамами нескольких ранений   воинственный адвокат приходился Крюку дедом.  Держа на коленях внука,  он вдохновенно вливал в уши юного отпрыска своей фамилии  гремучую смесь из мрачного маамского национального эпоса, героических рассказов о подвигах  составленного из отважных маами  ударного отряда, а также из  утопически прекрасных набросков несуществующего пока национального государства - Маамисата. 
     Отец Крюка -  отличный инженер-электрик,  горячо любимый и почитаемый сыном, продолжил воспитательную линию деда,  методично внушая мальчику  свое собственное мнение, состоявшее в том, что любая экономическая или политическая неудача страны, любая невзгода,  так или иначе задевавшая их семью,  есть прямое или косвенное следствие соединения несоединимого в ненавистном федеральном государстве.
          В приснопамятные годы Стиллеровского "патриотического подъема" он,  только что окончивший  политехнический колледж,  тут же   угодил в «противленцы», долгое время  просидел без работы, а потом, когда жизнь едва-едва начала налаживаться,  был  призван в армию, так как случилась Шестлетняя война. На передовую он не попал, а всю войну проработал в армейских мастерских ближайшего тыла,  ремонтируя танки, самоходки и другую военную технику. Ему удалось избежать пуль и осколков, хотя  мастерские неоднократно попадали под обстрелы и бомбежки, однако выскочить из войны без увечья не удалось. При монтаже электрооборудования на восстанавливаемый  танк, плохо закрепленный техником  тяжелый генератор  сорвался с тельфера и упал  с приличной высоты на ногу проверявшего сборку электрических цепей инженера.  Открытый перелом берцовой кости, небрежная хирургия военных лет, отсутствие действенных реабилитационных мероприятий  - привели к пожизненной хромоте, а Крюк из рассказов отца еще в детстве твердо усвоил: если бы национальный  Маами-кантон не был  кантоном в составе НДФ, а  представлял бы из себя суверенный Маамисат,  никаких неприятных историй с его отцом  не произошло бы. Стиллер оказался бы президентом другого государства, а территориальных споров с Соединенным Королевством Великой Равнины у Маамисата не могло образоваться в принципе... 

                * * * 

    В школе Крюк не показал никаких особенных талантов и,  несмотря на проявляемое старание,  учился средне и даже очень средне. По получении аттестата он подал, по совету отца,  документы для поступления в электротехнический колледж, но не одолел вступительного теста для того, чтобы занять место государственного стипендиата. Практичный  родитель, не видя особого рвения сына к получению высшего образования,  не посчитал нужным оплачивать его обучение из собственного кармана и смирился с тем, что  отпрыск, по крайней мере некоторое время, будет  знакомиться с взрослой жизнью,  осваивая  какой-нибудь более простой род практической деятельности во имя добывания хлеба насущного. А там видно будет... И Крюк определился на работу в муниципальный таксопарк.
     Водителем такси его, конечно, сразу не назначили, хотя удостоверение на право управление  легковым автомобилем  у молодого человека к тому моменту уже было,  и он весьма уверенно пользовался  отцовской машиной. Около четырех месяцев Крюк проработал учеником автослесаря  и даже был доволен, что смог неплохо освоиться в таком качестве. Навык для профессионального шофера, каковым он намеревался стать,  был нелишним. Затем  его направили на курсы подготовки водителей муниципального такси, и через некоторое время он занял место у руля в автомобиле, на крыше которого красовался световой транспарант, убедительно  подтверждавший потенциальным пассажирам, что они имеют дело с вполне легальным и умелым автоизвозчиком.
     Националистические инстинкты Крюка в то время не могли найти особой поддержки в окружавшей его  рабочей среде. Глубоко задумываться по поводу этнической идентичности и искать в этой области основания для самореализации - дело почти сугубо интеллигентское. А люди менее замысловатые, добывающие себе пищу и благополучие простым  трудом, вспоминают о собственной национальности и о национальности окружающих, как правило,  только в тех случаях, когда этой самой пищи и благополучия перестает хватать на всех. Вот тут-то  и происходит трогательное слияние высоколобой мысли обо всяких там "особых путях", "исторических миссиях", "культурной феноменальности" и прочем в тоже роде  с сугубо практическим желанием  оттеснить чужака от скудеющей кормушки.  Вожди и толпа сливаются в едином порыве,  но всяк по-своему удовлетворяет насущные потребности. Одни - стремятся насытиться  властью, славой, признанием..., другие, что попроще,  -  обеспечить  собственное  пастбище от  действительных  и мнимых посягательств   со стороны всякого  рода пришельцев,   а также  натаскать в личную нору побольше запаса.
    Крюк начал рабочую карьеру в годы послевоенного экономического подъема. Работы, еды, радужных надежд в ту пору хватало всем и националистические настроения в среде сотрудников автопарка имели своей границей иногда веселые, иногда довольно едкие, а иногда просто глупые анекдоты  из жизни народов и народцев, населявших НДФ.  Попытки Крюка найти себе единомышленников среди единоплеменников (кроме него в шоферах числились  еще  двое маами) не увенчалась успехом. Эти - оказались, как назло, твердых федералистских взглядов и, будучи постарше возрастом, в ответ на подходцы Крюка, тут же, когда  хором, а когда - порознь начинали учить его жизни. 
    "Ищите и обрящете" - сказано в Завете Истины. И Крюк искал. Он скупал и прочитывал брошюрки с  трудами маамских историков и культурологов, как из академической среды,  так и из числа примитивных  демагогов, ища (и находя) в них явные или косвенные подтверждения правоты  собственных взглядов  на  явно несправедливую историческую судьбу славного народа маами, вынужденного силою обстоятельств в давние годы принять навязанный  Северной Империей жесткий протекторат,  а затем - продолжить подневольное существование в новой "тюрьме народов" под названием Народно-Демократическая Федерация. Он  записался в городское землячество маами и даже стал его активистом, но деятельность сего почтенного собрания не могла  удовлетворить натуру Крюка, алкавшую действия и борьбы. Люди там собрались весьма умеренные и лояльные власти:  их интересы  не простирались далее организации фольклорных мероприятий.  Он   охотно вступил бы, подобно своему деду, в партию "Путь Маами", но она была запрещена в НДФ еще со времени окончания Войны за Объединение, и имела свою легальную структуру только среди старой национальной эмиграции, обосновавшейся после разгрома на родине в Соединенном Королевстве Великой Равнины.      
     Вообще,  Крюка буквально бесило безразличное отношение большинства знакомых ему маами к  проблеме национального самоопределения. Они, видите ли,   вообще не считали это проблемой!    Крюк задавал себе вопрос: «Отчего так?» - и объяснял себе этот парадокс,  следствием долгой жизни  части единоплеменников    среди очевидного большинства представителей титульной национальности. Из этого он сделал вывод, что  недостаток национального самосознания  у оторванных от  родной почвы маами,  является очевидным результатом  неизбежного в такой ситуации  убийственного ассимиляционного процесса. 
    В попытке прочнее прирасти к отеческим корням и испить от нетронутых родников национальной души, Крюк каждый свой отпуск отправлялся в Маами-кантон. Он путешествовал по стране предков,  посещал небольшие уютные, аккуратные,  почти игрушечные города, краеведческие музеи,   старинные рыцарские замки, если случалось, участвовал в  сельских праздниках...,  но, вступая  в общение с аборигенами,  не видел главного для себя:  хоть сколь-нибудь  явного и массового желания людей добиваться выхода из состава федерации. Ну,  было некое глухое ворчание по поводу "понаехавших"  в кантон  чужаков, приносивших с собой иной быт, иную культуру, иные привычки, однако, по-настоящему,  большинство коренных обывателей Маами-кантона не волновались ни о чем,  кроме собственного благополучия. Мало того, многие из них видели значительные  преимущества для себя в том, что являлись гражданами крупного государства. Какие возможности для реализации серьезных амбиций! Какие горизонты для карьерного роста! И плевать им было с высоты своих личных честолюбий  на утрату национальной идентичности. Ужас!   
    Объяснение этому кошмару Крюк нашел в одной  брошюрке, изданной в Соединенном Королевстве и врученной ему  школьным  учителем, преподававшем (ну, конечно же!) историю и литературу в  гимназии небольшого  маамского городка.  Труд,  рожденный умом довольно известного эмигранта,  возлагал всю вину за существенную утрату национального духа народом маами на  безусловно подлую политику федеральной власти. "Целенаправленная  колонизационная деятельность центра -  писал возмущенный автор - всячески поощряет и стимулирует разрушение мононационального демографического статуса Маами-кантона, за счет интенсивного переселения туда инонационального элемента под предлогом завоза рабочей силы и специалистов для обеспечения весьма сомнительной нужды  в индустриализации региона"  Там же были (как обойдешься?) громы и молнии в адрес "компрадорской буржуазии",  спевшейся и слившейся с монополиями, "тянущими свои щупальца к горлу национального кантона прямо из столицы НДФ",   и филиппики, обращенные к  купленной за чечевичную похлебку творческой интеллигенции, "охотно разменивающей традиционные народные ценности маами на личное финансовое благополучие и  дешевый успех в безликой и безродной массовой культуре, насаждаемой  фактическими оккупантами". А в выводах теоретик, несколько с бухты-барахты,  выдвигал довольно простое утверждение: пробудить национальный дух "маами" могут и должны  несомненно уже рожденные  в народной толще герои, которые,  "не убоясь преследований, тюрем, пыток...",  и чего-то там еще, "поднимут знамя борьбы" и все такое..., ну, и, в общем, "так победят". Одновременно автор,  делая краткий исторический экскурс по части упущенных народом маами возможностей к обретению независимости, сетовал на неблагоприятный, по его мнению, исход Шестилетней войны. Если бы НДФ,   вследствие  столкновения с Соединенным Королевством Великой Равнины, потерпела  вполне заслуженное поражение, то,  по утверждению писателя,  "противоестественный конгломерат насильственно объединенных народов" неминуемо бы распался. Из этого уже как-то само собой вытекало,  что каждый маами,  желающий  независимости и процветания своей родины  должен приветствовать,  а при возможности и раздувать любой военный конфликт, внешний или внутренний,  в который может быть втянуто центральное правительство, и делать все возможное для его (правительства)  поражения. Потому как поражение правительства - есть прямой путь к потере управления страной, её развалу на национальные образования и, в частности, к созданию на месте ублюдочного Маами-кантона, вожделенного Маамисата...
    Крюку понравилось. Он, наконец, понял кто он есть: тот самый герой  из толщи народной.  Оставалось только найти способ, которым следует  исполнить свое предназначение и подобрать  подходящее место для подвига. Истинно маамский характер Крюка не оставлял сомнений в том,  что и то и другое, рано или поздно,  будет отыскано.   

                * * *               
    Однажды у  железнодорожного   вокзала Крюк  посадил в свою автомашину пассажира, в котором  даже самый невнимательный наблюдатель без труда опознал бы чистокровного баскенца. 
     Дело было в канун Дня Объединения  и город, в котором жил и работал Крюк, демонстрировал всем желающим уже надетое праздничное убранство. На мачтах освещения реяли марьяжи из государственных флагов и флагов административного кантона. Яркие перетяжки провозглашали здравицы по адресу семьи братских народов. Красочные плакаты в эпическом ключе представляли хрестоматийные моменты исторических событий:  знаменитое рукопожатие отцов-основателей НДФ,  портреты Тельрувза в форме бойца-федералиста, репринтные воспроизведения призывов записываться добровольцем в Объединительную Армию, и, наконец, воздвижение группой солдат-победителей знамени над обрывом к морю, у которого сложили свое оружие последние отряды сепаратистов...
     Отчасти из любопытства, отчасти по привычке,  Крюк  время от времени  через  зеркало заднего вида бросал взгляды на  лицо сидевшего на заднем сидении пассажира. Все выражение этого лица -  от прищура  льдисто-голубых глаз  до натянутости плотно сжатых губ  - выражало брезгливое неприятие  вакханалии политического украшательства, мелькавшего за стеклами автомашины. Даже ритуальная косичка, пущенная,  как и положено,  поверх правого уха баскенца, казалось презрительно вздрагивала всякий раз,  когда колеса такси подскакивали на незначительных неровностях городского асфальта.
     Крюку пришло в голову, что  именно в баскенце ему,  возможно,  удастся  найти себе  единомышленника по части отношения к федерализму,  и он изменил обычной для маами привычке помалкивать. "У меня ведь,  в отличие от баскенца,  национальность на роже  не написана,   -  пронеслось у него в голове -  а таксист-болтун дело, как раз-таки обычное"
    -   И как вам это нравится? - для затравки произнес Крюк таким тоном, который никак не позволял заподозрить вопрошавшего в том,  что ему самому хоть сколько-нибудь нравится то, о чем он спрашивал, что бы это ни было.
     -  Что вы имеете ввиду? - весьма холодно откликнулся баскенец.
    -  Ну, вот это... все... - Крюк мотнул головой в сторону очередного,  проплывавшего мимо транспаранта
     Баскенец коротко и недовольно дернул  плечом, но отделаться какой-нибудь формально лояльной фразой от навязавшегося собеседника не пожелал.
     - Это - не мой праздник,  - отозвался  он настолько неприязненно, что в  любой иной ситуации привело  бы к прекращению разговора. Однако здесь был как раз тот самый случай,  когда явный выпад прозвучал для вопрошавшего сладкой музыкой.
    - И не мой! - с мрачным подъемом сообщил Крюк - Меня ото всего этого,  - он снова мотнул головой в сторону,  - тошнит!
    - Что так? - саркастично, но, вроде бы, без прежней неприязни поинтересовался баскенец.
    - Я - маами! - ответствовал Крюк столь напыщенно, как если бы сообщал, что является наследным принцем.
    На баскенца такое признание не  произвело особого впечатления. Он несколько скривился лицом и высказал свое суждение по поводу услышанного откровения:
    - Я знаю тыщу маами, которые "от всего этого" - и баскенец, передразнивая Крюка, мотнул головой - в восторге. Мало того, они часть системы, и даже её опора...
    - Знаю - перебил Крюк - Но я не из таких. Мой дед воевал против федерации. А отец в свое время работы лишился за сепаратистские убеждения. И таких как я - много!
    - Что-то не видать! - все еще иронично, но уже почти весело подхватил баскенец - Вы, маами,  вообще, странные какие то... Духа в вас единого нет. Вот мы, баскенцы, всегда едины.
    - Ага! - не преминул осадить возгордившегося пассажира Крюк,  -  В время  объединиловки, помнится, все, как один,  к федералистам кинулись! Мне дед рассказывал, как резаться с вашими приходилось...
    -  Ты язык-то попридержи - озлобился баскенец, забыв про обращение на "вы",  - на дорогу, вон,  лучше смотри! - но,  немного помолчав,  посчитал необходимым подвести теоретическую базу под отступничество предков - Мы, баскенцы, всегда исходим из собственного интереса. Это высшая национальная политика. Когда  выгодно - заключаем союз хоть с Черным Духом, когда не выгодно  - бьем кого угодно, хоть тех же федералов,  и в хвост и в гриву! Мы, между прочим, последними в состав империи вошли - помнишь? Вы, маами,  к тому моменту уже лет триста под пятой сидели. И еще триста лет просидите! А мы... Наверняка ведь знаешь, что у нас сейчас твориться?
    Собственно, все знали. И Крюк, конечно, знал. Поэтому и заговорил с баскенцем.
    Будучи истинным маами, Крюк не стал горячиться в ответ на вспышку собеседника, и предложил примирительный тон, впрочем, также отказавшись от дистанцирующего "вы".
    - Ну, в общем, в чем-то ты прав, брат... Меня наши тоже иногда бесят. Такие кули бывают - не растолкаешь. Все с оглядкой. Дождутся, пока их на тачку всех погрузят и  свезут куда-нибудь. Я вам, баскенцам, прям  завидую. Дела хочется. А у нас в землячествах - болото какое-то... Тьфу!
    Между разговором, такси достигло пункта назначения,  и Крюк с искренним сожалением подытожил:
    - Ну вот... Приехали... Даже жаль. А то и поговорить по душам не с кем. Одни верноподданные кругом...
    Баскенец, не отвечая,  молча отсчитывал деньги. Но, уже передав Крюку купюры и мелочь, он не спешил открыть дверь и уйти.
    - Вот что, хм... брат! - обратился он к Крюку - Ты, вообще-то, гляди, не откровенничай так уж слишком с первым встречным: нагореть может. Сечешь?
    - У меня вообще-то мозги есть. Я редко с кем откровенничаю. Но с тобой - можно.  Или я не прав? - поддел Крюк.
  - Да прав, прав...
     Как бы сомневаясь в чем-то, как бы принимая какое то решение,   баскенец на короткое время замолк, а потом, видимо, определившись, заговорил вновь:
    - Хочешь, я поговорю кое с кем, насчет тебя? Насчет настоящего дела?
    - Да. Хочу! - без раздумий и совершенно искренно ответил Крюк.
  - Ну ладно... - вновь будто бы медленно соображая что-то проговорил Баскенец - Тебя где найти можно?
  - Ну, я когда свободен на муниципальной стоянке бываю, у вокзала. Да что я, в самом деле! Вот! -  и Крюк протянул баскенцу карточку с телефоном диспетчерской и своим домашним номером.
    - Понятно... -  вновь раздумчиво протянул баскенец и подытожил  -  Если что, тебе позвонят и скажут, что от меня.
    На прощанье он протянул таксисту руку и коротко назвался:
    - Дадуд!