Вазия

Стихотворение в прозе
(эпилог повести «Рагу из черепахи»).

   За окнами "Икаруса" всё также тянулась степь, которая никогда не была одинокой. Знала она большие города, которые кормила, поила, а затем хоронила; великих людей, с которыми поступала также; мелких тварей, которые тоже рождались и гибли, но некоторые из них продолжали своё потомство и во времена великих бедствий, и во времена относительной тишины. Они выживали.
   Само устройство этих  тварей не вызывало симпатий:
   ни у степных скакунов, проносившихся над ними и гордо не замечавших мелкие костяные черепки, попадавшиеся на пути. Тысячи копыт проносились мимо, но тысячепервое скользило по поверхности реликтовой костяшки. Тонкие прекрасные ноги теряли опору и под тяжестью своего тела и всадника падали на выжженную землю, ломая кости и позвонки. Всадник, если оставался цел, добивал гордое животное, выбирал из двух зол наименьшее;
   ни у лисиц, единственных земных животных, умеющих лакомиться черепашатиной, слишком много требуется терпения, чтобы откусить кусочек головы и пять безобразных конечностей, доступные им;
   ни у беркутов, единственных птиц, способных лакомиться внутренностями черепах, слишком мал и тяжёл кусок мяса, взмывавший в заоблачность;
   ни у великих людей, которые, в своей великой снисходительности, придумали красивую легенду о происхождении несуразного животного;
   ни у больших городов, так и не сумевших за века придумать для своих стен такого же эффективного материала, каким является кость для черепах. Им было некогда, они бурно развивались перед очередным нашествием, как-будто боялись оставить очередного победителя без достойной добычи. Развивались, забывая о своём фундаменте, который был заложен дедами и разрушался богомерзкими малозаметными тварями. Во все века они медленно и упорно подползали к стенам городов и начинали свою, никогда не созидающую, работу. Миллионы тупых, но упорных когтей вгрызались в само основание стен, оставляя на них малозаметный, но след, которому по прошествии большого времени, но суждено стать лункой, в которую войдёт тупой, но клин панциря, в конце концов, этот клин затянет, но уже в нору, весь панцирь, развернётся там и отложит свои, так похожие на птичьи, яйца, основу будущих поколений. А город обречён, стены рухнут перед очередным голодным победителем и похоронят своих жителей, которые, если и выживут, то в неволе. Победитель оставит после себя руины, но и они след на земле, а это не устроит единственных обитателей города. Их работа не окончена, они не любят бугров в степи, что выше их панциря.
   Пройдут века. Глина и камень, идолы и кумирни, всё развеется в прах и над ровной, как стол, степью, будут возвышаться лишь аккуратные черепки умерших черепах. Род их не вымер! Он, как всегда в зной, укрылся под сенью земли. Они спят до первой травы, спят, сделав своё дело – превратив степь в кладбище своих предков, они спят до очередного города. И тогда, растолкав, навалившуюся на них землю, никогда  не готовую стать им могилой, найдут друг друга и продолжат род, такой неважный, но такой живучий!


Рецензии