Ангел

      Салон для маленького города был не просто хорошим, а роскошным — четыре маникюрши, по две за длинными белыми столами, современные аппараты, не ранящие чужие руки, огромные зеркала.
      — Лиза, возьмешь на маникюр подарочную карту? — заглянула в зал администратор Мария, и многозначительно подмигнув, добавила: — Мужчина.
      Мужчины были не такими уж редкими гостями в салоне, но этот мог с трудом претендовать на это название, из глубин памяти почему-то прикатило странное слово «отрок». Интересно, кто подарил ему карту на бесплатный маникюр? У такого есть девушка?
      Гость стянул мокрую куртку на входе и повесил ее на спинку кресла, отжал ладонями воду с волос, убирая их со лба. Лиза покосилась в окно — солнце.
      — Где вы так промокли? — сочувственно спросила она.
      Тот шмыгнул носом и усмехнулся.
      — На острове. Сидел на корме, пока сюда добирался.
      Лиза жестом предложила ему подставить ладони, брызнула на них дезинфицирующим раствором и показала, как нужно растереть. Он растер быстрым жестом, каким дети умывают руки перед едой на глазах у взрослых. Лиза опустила лампу над столом, лицо пришедшего погрузилось во тьму, а руки осветились, и она еле сдержала стон сострадания.
      — Бедные ваши пальцы…
      — Дом строю, — виновато ответил гость. — В перчатках неудобно.
      Лиза осмотрела его руки, словно хирург — раненого на поле боя, отложила аппарат и достала миску, в которую набрала теплую воду. Пальцы пришедшего были тонкими, почти прозрачными, и с ними совершенно не вязалось грубое слово «инструмент». Инструмент — это Марк с его лапищами, а такими руками только картины писать. Про ангелов Возрождения, холст, масло.
      Пока она оказывала реанимационные мероприятия рукам клиента, тот сполз в кресле вперед, откинул голову на спинку, закрыл глаза и задремал. Лицо у него было серым от усталости, скулы — острыми, на майке написано что-то полустертое и нечитаемое. Да и сама майка выглядела линялой хламидой, слишком большой для такого худого тела. Лиза украдкой бросала взгляд на него, молча работая с его руками, пока не поймала себя на мысли, что представляет его пальцы касающимися карандашом бумаги, на которой появляются ее губы, волосы, глаза...
      — Вам бы красивое что-нибудь сделать, — торопливо сказала она, чтобы он не заметил ее покрасневших щек. — Есть такие покрытия, бесцветные, они выравнивают и защищают…
      — Не надо, — не отказался, а попросил тот, открывая глаза. — Мне просто.
      Она кивнула.
      — Извините. Это уже болезнь какая-то, с детства не могу остановиться вовремя. Уже даже и клиенты довольны, а я все ругаю себя — там недочет, тут не идеально, хотя кто это видит? А победить не могу.
      На секунду она задумалась, зачем говорит это постороннему, но гость понимающе кивнул.
      — Очень мешает жить?
      — Очень, — неожиданно призналась она.
      — А вы различайте назначение, — посоветовал он. — Есть чисто утилитарная функция, а есть искусство. Вы мне сейчас сделаете совершенство, а я полезу на крышу балки пропитывать и все испачкаю. Ну, жалко ведь.
      Лиза засмеялась.
      — Жалко.
      — Так и достаточно того, что есть. Вы просто ангел.
      Он потянул руку на себя, и Лиза с сожалением отпустила его. Соседка по столу взялась за свой аппарат, машинка издала короткий резкий звук.
      — Похоже на крик чайки, — кивнув в ту сторону, шепотом сказал гость.
      — Похоже, — Лиза с неожиданным для себя мрачным упорством подумала, будет ли наглостью с ее стороны спросить его имя, как вдруг в углу комнаты вскрикнула и забилась птица.
      Маникюрши побросали работу, вскочив с мест, клиенты тоже обернулись. Растерянная соседка Лизы показала им свою машинку, включила и выключила ее еще раз.
      — Не понимаю, — пробормотала она. — Что-то с мотором, видимо…
      Она снова запустила аппарат, и звуки снова уже только отдаленно напоминали крик чаек, иллюзия распалась. Лиза обернулась к своему гостю, чтобы посмеяться вместе с ним, но оказалось, что в кресле уже никого нет, и даже мокрая куртка исчезла, оставив на спинке кресла несколько крупных капель.