Кто же автор бабьего яра?

   КТО ЖЕ АВТОР «БАБЬЕГО ЯРА»?
   Первого апреля 2017 года умер Евгений Евтушенко … Он был «последним из могикан» той блистательной когорты поэтов хрущевской «оттепели»: Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава …
   О Евтушенко написано так много, что ничего нового сказать о нем невозможно. Да я себе такой задачи, конечно, и не ставил. А вот одно из его блестящих творений меня, тогда 24-летного студента необычайно взволновало, если не сказать глубоко потрясло. Речь идет о его гениальном стихотворении «Бабий Яр», принесшей 30-летнему поэту мировую славу.
   Начало 60-х – это годы угасания только-только робко начавшейся после ХХ съезда КПСС идеологической «оттепели». Доклад Никиты Хрущева, осудившего на том партийном форуме кровавую сталинскую тиранию, был подобен  невероятно мощному взрыву. Его выступление подорвало все устои не только советской власти, но и  кремлевских руководителей – Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна и других. Вскоре сотни тысяч невинно осужденных были освобождены из сталинских лагерей, что, безусловно, следует поставить в заслугу Хрущеву. И все же сам он и названные выше партийные вожди под грозным око Сталина многие годы безропотно подписывали расстрельные списки. Вот так одним легким росчерком пера они убивали (главным матерым убийцей был, конечно, товарищ Сталин!) тысячи абсолютно ни в чем не повинных своих сограждан. А беспощадный прокурор Вышинский и тысячи его более мелких коллег обвиняли арестованных в надуманных преступлениях: убийствах, диверсиях, шпионаже … 
   Конечно, Рыков, Бухарин, Троцкий, Каменев, Зиновьев и другие сподвижники Сталина не были диверсантами и шпионами. Просто маниакальный кавказский убийца, кровавыми репрессиями  жестоко укрепил свою единоличную власть и стал всенародным вождем. Однако, с «легкой» руки Сталина  кровавый террор  органов НКВД докатился и до простого люда.  И лишь после явно запоздалой смерти тирана по всей стране ворота сталинских тюрем и лагерей открылись для освобождения не виновных узников.
   Удивительно, в одном из мордовских лагерей уже после ареста в Москве объявленного «врагом народа» Лаврентия Берии, начальник лагеря, освобождая украинку по имени Марта, держа в руках ее дело, улыбаясь, спросил:
- Признайтесь, почему вы хотели убить Берию?
- Да что вы! Я не собиралась его убивать!
- А жаль, врагов народа надо убивать …
   Еще более удивительно, что за признание в нежелании убить «врага народа» эту украинку не вернули обратно в лагерь …
   Увы, убоявшись своего столь смелого шага, развенчавшего культ личности Сталина, Хрущев дал «задний ход» и начал постепенно «закручивать гайки». Апофеозом этого печального процесса стал позорный и преступный расстрел демонстрации мирных жителей Новочеркасска, протестовавших против резкого повышения цен на основные продукты …
   И автор этих строк в какой-то мере на себе почувствовал веяния столь недавнего «счастливого, отеческого» для советских людей сталинского правления. Нет, среди митинговавших  жителей Новочеркасска меня не было – я жил в Ленинграде.  Все гораздо проще. Окончив службу в рядах славной советской армии, я просто искал себе работу. Муж маминой приятельницы Алексей, работавший главным инженером в одном из ленинградских проектных институтов, решил мне помочь. Однако, мои документы отдел кадров ему вернул, сообщив, что  вакантных мест нет …
   Ну как тут не вспомнить одного из персонажей Аркадия Райкина, которому отказали в поездке в Париж для демонстрации его изобретения. Причина? Оказалось, что анализы у изобретателя «не те» и к тому же у него «что-то нашли в рентгене …» И вместо изобретателя на выставку в Париж поехал обладатель прекрасных анализов и рентгена. Только вот  такие славные медицинские  показатели и партбилет в кармане не заменили технических знаний, и на выставке машина на глазах сотен парижан «благополучно» … взорвалась. А сам бедолага легко отделался: стал заикаться и нога «не сгиналась» …
Вот и мои документы оказались «не те», а уж рентген от меня даже и не требовали… В моем случае удивительно и другое. Я не претендовал ни на должность директора, ни начальника отдела, ни руководителя группы, а всего лишь – на место … неприметного техника с окладом 70 рублей, должность, ниже которой в штатном расписании уже не было. 
   Антисемитизм омерзителен по своей сути, оскорбителен – для пострадавших и унизителен – для советской власти, «власти рабочих и крестьян». А власть вождя всех народов товарища Сталина была близка уже к следующему этапу – переселению на Север и Дальний Восток с последующим истреблением евреев – как в гитлеровской Германии. Лишь после смерти Сталина его людоедские планы, естественно, отпали сами собой, но при Хрущеве и Брежневе средства массовой информации о них постыдно умалчивали.
   Именно в это время на позорное явление – антисемитизм обрушился всей мощью своего поэтического дара Евгений Евтушенко. Вообще-то я, восторгавшийся поэзией Пушкина, Тютчева, Фета, читая стихи Евтушенко, часто ощущал, что его рифмы «режут мой глаз». Поэт Олег Хлебников назвал рифмы Евтушенко ассонансными, рассчитанными на огромную аудиторию. И действительно, Евтушенко часто выступал на стадионах при наплыве многих тысяч зрителей. Его поэзия демонстрирует иную, чем, скажем, у Фета, степень свободы. То есть, пересказать своими словами стихи Фета нельзя, А Евтушенко – можно.  Любопытно, что Фет в поэтических кругах слыл … антисемитом. Позже, обнаружив документы, в которых значилось, что он - … еврей, Фет был близок к … самоубийству …
   Но вернемся к стихотворению «Бабий Яр». Впервые Евтушенко прочел это стихотворение в середине сентября 1961 года со сцены Московского Политехнического института. Незадолго до этого поэт посетил печально знаменитое местечко под Киевом и был потрясен увиденным. Вместо мемориала о погибших сотен тысяч евреев, - которых фашисты расстреливали только за то, что они евреи, - русских, татар, цыган и других невинных людей, его взору предстала … свалка гниющего мусора …
   Вернувшись в Москву и выйдя на сцену Политехнического института, поэт чеканным голосом начал:
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье,
Мне страшно, мне сегодня столько лет,
Как самому еврейскому народу.
   Мне кажется сейчас – я иудей.
   Вот я бреду по древнему Египту,
   А вот я на кресте распятый гибну,
   И до сих пор на мне следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я,
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решеткой, я попал в кольцо,
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
Визжа, зонтами тычут мне в лицо.
   Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
   Кровь льется, растекаясь по полам.
   Бесчинствуют вожди трактирной стойки
   И пахнут водкой с луком пополам.
Я сапогом отброшенный, бессилен,
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!»
Насилует лабазник мать мою.
   В зале творилось что-то невероятное: люди вытирали слезы, плакали навзрыд.
   О, русский мой народ! Я знаю – ты
   По сущности интернационален.
   Но часто те, чьи руки нечисты,
   Твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
Антисемиты пышно нарекли
Себя «Союзом русского народа».
   После этих слов потрясенный зал встал, и люди, утирая слезы,  слушали поэта стоя.
   Мне кажется, я - это Анна Франк,
   Прозрачная, как веточка в апреле.
   И я люблю, и мне не надо фраз.
   Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть, обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много – это нежно
Друг друга в темной комнате обнять.
   Сюда идут? Не бойся – это гулы
   Самой весны – она сюда идёт.
   Иди ко мне, дай мне  скорее губы.
   Ломают дверь? Нет – это ледоход …
Над Бабьим Яром шелест диких трав,
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все, молча, здесь кричит, 
И, шапку сняв, я чувствую,
Как медленно седею.
   И сам я, как сплошной беззвучный крик,
   Над тысячами тысяч погребённых.
   Я – каждый здесь расстрелянный старик,
   Я – каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне про это не забудет!
«Интернационал» пусть прогремит,
Когда навеки похоронен будет
Последний на земле антисемит!
   После этих слов зал буквально взорвался аплодисментами. Люди плакали и обнимались! Одна старушка, утирая платком влажные  глаза, поднялась на сцену:
- Я была среди расстрелянных в Бабьем Яру и случайно осталась живой. Лишь ночью я с трудом выползла из гущи трупов … После этих слов старушка поклонилась поэту и поцеловала ему руку. Она скромно вернулась на свое место, а зал сотрясался от аплодисментов …
   Попытки Евтушенко опубликовать «Бабий Яр» в журналах или газетах отвергались «с порога». Редакторы хвалили это стихотворение, но печатать категорически отказывались. «Написать стихотворение было легче, чем его опубликовать», - сокрушался поэт. Казалось бы, почему? Причина одна: хладнокровно убивавших в Бабьем Яру несчастных, обреченных на смерть тысячи невинных людей  среди фашистов-убийц  было две трети украинских полицаев.
И лишь главный редактор «Литературной газеты» Валерий Косолапов под  давлением своей супруги отважился напечатать это стихотворение.  В высших партийных сферах разразился скандал: «Как такое могли пропустить?» Главный редактор «Литературки» был тут же уволен.
   Стихотворение «Бабий Яр» вошло в советскую и мировую культуру. Во многом этому способствовал гениальный композитор Дмитрий Шостакович. «Большинство моих симфоний – это надгробные камни, - отметил Шостакович. – Это произошло со  многими из моих друзей. Где поставить памятник Тухачевскому или Меерхольду? Только музыка в состоянии сотворить это. Я хотел бы написать произведение по каждой из жертв, но это невозможно и поэтому я посвящаю им всю свою музыку». Особенно это ярко проявилось в 13-й симфонии, которую композитор назвал «Бабий Яр».
   К сожалению, известные деятели советской культуры – знаменитый певец Гмыря, солист Большого театра Ведерников, выдающийся дирижер Мравинский из-за негативного отношения к этой симфонии кремлевского руководства отказались от участия  в концерте. А вот руководитель Государственного оркестра Московской филармонии Кирилл Кондрашин без колебаний согласился дирижировать симфонией «Бабий Яр». Во время генеральной репетиции Шостаковича вызвали к телефону, и, не скрывая своего недовольства, голос из «компетентных органов» спросил: «Не хотите ли вы отменить концерт?» Получив твердый отказ, высокий чин КГБ, видимо, не желая скандала, процедил: «Ну что ж, играйте …»
   Премьера 13-й симфонии имела грандиозный успех! Когда стихли последние звуки симфонии, в зале неожиданно повисла тишина. А затем – шквал аплодисментов! Весь зал аплодировал стоя! Лишь оказавшиеся в зале партийные боссы и чиновники разных мастей не только не встали, но и охлаждали пыл своих эмоциональных жен …
   Для советской интеллигенции стихотворение «Бабий Яр» стало глотком свободы. Позже известный общественный деятель Алла Гербер, вспоминая Евгения Евтушенко, сказала: «Евтушенко был разный, но удивительно честный! Мощная личность! Поэтому он не мог унизиться до антисемитизма. С Евтушенко ушло поколение 60-х. Когда он написал «Бабий Яр», я подумала: русский человек – великий еврей!» А вот Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев был иного мнения: «Бабий Яр – это политическая незрелость, незнание истории …» Ему подпевал, как бы обращаясь к Евтушенко,  поэт Алексей Марков:
   Какой ты настоящий русский,
   Когда забыл про свой народ?
   Душа, как брючки, стала узкой,
   Пустой, как лестничный пролёт».
И уж совсем недавно в Интернете повергло меня в изумление интервью, которое много лет назад взял у поэта Юрия Влодова писатель Михаил Качан.
   Несколько слов о поэте, имя которого Юрий Влодов. Я должен честно признаться, что ранее это имя я даже не слышал.  Ровесник Евгения Евтушенко уроженец Сибири Юрий Влодов написал много ярких стихов, но некоторые из них носили явно издевательский антисоветский характер. Например:
   Прошла зима. Настало лето.
   Спасибо Партии за это.
Или другое:
   Под нашим красным знаменем
   Гореть нам синим пламенем.
   Не удивительно, что поэт попал в «черные списки». Его не издавали. Иногда ему удавалось напечататься в разных изданиях. Печатают – хорошо, не печатают – тоже хорошо. Это ему было совершенно безразлично. В последнее десятилетие, а именно в 2007 году Юрий Влодов стал членом Московского Союза литераторов, а в следующем году -  членом Союза писателей Москвы. Увы, спустя год поэт ушел из жизни …
   Ну, а теперь – то, что повергло меня в изумление – интервью с Юрием Влодовым.
- Юрий Александрович, как так получилось, что вашими стихами «попользовались» другие люди? Неужели никак нельзя было уберечься от потерь?
- Ну, как тут убережешься? Стихи у меня очень сильные и в искушение вводили страшное. Печатался я с большим трудом, а стихотворение, если оно еще не напечатано, в какой-то мере бесхозное. Кто первым его напечатал, торт и автор. Я даже в какой-то мере их понимаю, что сложно было устоять. Но устоять настоящему поэту, истинной творческой личности, было необходимо, иначе он уже не мог достойно нести это звание. В какой-то мере я являл Божескую  или Дьявольскую проверку людей на вшивость.
- И кто же в числе первых, не прошедших этой проверки?
- Женя Евтушенко. Да, вот так. Он воспользовался только одним моим стихотворением. Сейчас расскажу, как это было. В годы нашей молодости мы дружили. Я запросто приходил к нему домой, мы читали друг другу только что написанное, и уже тогда было ясно, что все его творения я с лихвой перекрываю. Женя грустнел после моего чтения, потом лихорадочно садился за машинку и слезно просил меня продиктовать ему что-то из только что прочтенного, но еще не опубликованного. Я диктовал, конечно, что мне – жалко? Потом одно из стихотворений он, с некоторыми изменениями, напечатал под своей фамилией. Это стихотворение потом стало знаменитым, одним из лучших в его творчестве. Я имею в виду «Бабий Яр».
- Не расскажите, как это произошло?
- Я в то время отправился в места не столь отдаленные. Я вел тогда довольно стремную жизнь, и как-то попался в руки властям. 12 апреля 1960 года был суд надо мной, и меня посадили на 8 лет, правда, я вышел намного раньше. Женя, наверное, думал, что я не скоро вернусь на свободу, и мне будет не до стихов. Захожу как-то в лагерную библиотеку, беру «Литературную газету» и вижу это свое стихотворение под фамилией Евтушенко. Я сначала глазам своим не поверил, но потом поверить все ж таки пришлось.
- И что вы потом сказали Евтушенко?
- Когда я освободился, встретил Женю и спросил его, зачем он это сделал. Как ни странно, он ничуть не смутился и сказал, поскольку я сел, он решил таким вот интересным образом спасти это прекрасное стихотворение, не дать ему пропасть, оно ведь нужно людям. Я не нашелся, что ответить на подобное заявление, настолько оно меня поразило. Потом успокоился, простил его, но запретил это стихотворение в дальнейшем как-то использовать: публиковать, ставить в книги …
Прочитав это интервью, я до сих пор не верю своим глазам. А вы, уважаемые читатели?
                17.04.2017 г.


























КТО ЖЕ АВТОР «БАБЬЕГО ЯРА»?
Первого апреля 2017 года умер Евгений Евтушенко … Он был «последним из могикан» той блистательной когорты поэтов хрущевской «оттепели»: Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава …
О Евтушенко написано так много, что ничего нового сказать о нем невозможно. Да я себе такой задачи, конечно, и не ставил. А вот одно из его блестящих творений меня, тогда 24-летного студента необычайно взволновало, если не сказать глубоко потрясло. Речь идет о его гениальном стихотворении «Бабий Яр», принесшей 30-летнему поэту мировую славу.
Начало 60-х – это годы угасания только-только робко начавшейся после ХХ съезда КПСС идеологической «оттепели». Доклад Никиты Хрущева, осудившего на том партийном форуме кровавую сталинскую тиранию, был подобен  невероятно мощному взрыву. Его выступление подорвало все устои не только советской власти, но и  кремлевских руководителей – Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна и других. Вскоре сотни тысяч невинно осужденных были освобождены из сталинских лагерей, что, безусловно, следует поставить в заслугу Хрущеву. И все же сам он и названные выше партийные вожди под грозным око Сталина многие годы безропотно подписывали расстрельные списки. Вот так одним легким росчерком пера они убивали (главным матерым убийцей был, конечно, товарищ Сталин!) тысячи абсолютно ни в чем не повинных своих сограждан. А беспощадный прокурор Вышинский и тысячи его более мелких коллег обвиняли арестованных в надуманных преступлениях: убийствах, диверсиях, шпионаже … 
Конечно, Рыков, Бухарин, Троцкий, Каменев, Зиновьев и другие сподвижники Сталина не были диверсантами и шпионами. Просто маниакальный кавказский убийца, кровавыми репрессиями  жестоко укрепил свою единоличную власть и стал всенародным вождем. Однако, с «легкой» руки Сталина  кровавый террор  органов НКВД докатился и до простого люда.  И лишь после явно запоздалой смерти тирана по всей стране ворота сталинских тюрем и лагерей открылись для освобождения не виновных узников.
Удивительно, в одном из мордовских лагерей уже после ареста в Москве объявленного «врагом народа» Лаврентия Берии, начальник лагеря, освобождая украинку по имени Марта, держа в руках ее дело, улыбаясь, спросил:
- Признайтесь, почему вы хотели убить Берию?
- Да что вы! Я не собиралась его убивать!
- А жаль, врагов народа надо убивать …
Еще более удивительно, что за признание в нежелании убить «врага народа» эту украинку не вернули обратно в лагерь …
Увы, убоявшись своего столь смелого шага, развенчавшего культ личности Сталина, Хрущев дал «задний ход» и начал постепенно «закручивать гайки». Апофеозом этого печального процесса стал позорный и преступный расстрел демонстрации мирных жителей Новочеркасска, протестовавших против резкого повышения цен на основные продукты …
   И автор этих строк в какой-то мере на себе почувствовал веяния столь недавнего «счастливого, отеческого» для советских людей сталинского правления. Нет, среди митинговавших  жителей Новочеркасска меня не было – я жил в Ленинграде.  Все гораздо проще. Окончив службу в рядах славной советской армии, я просто искал себе работу. Муж маминой приятельницы Алексей, работавший главным инженером в одном из ленинградских проектных институтов, решил мне помочь. Однако, мои документы отдел кадров ему вернул, сообщив, что  вакантных мест нет …
   Ну как тут не вспомнить одного из персонажей Аркадия Райкина, которому отказали в поездке в Париж для демонстрации его изобретения. Причина? Оказалось, что анализы у изобретателя «не те» и к тому же у него «что-то нашли в рентгене …» И вместо изобретателя на выставку в Париж поехал обладатель прекрасных анализов и рентгена. Только вот  такие славные медицинские  показатели и партбилет в не заменили технических знаний, и на выставке машина на  глазах сотен парижан «благополучно» … взорвалась. А сам бедолага   легко отделался: стал заикаться и нога «не сгиналась» …
   Вот и мои документы оказались «не те», а уж рентген от меня даже и не требовали… В моем случае удивительно и другое. Я не претендовал ни на должность директора, ни начальника отдела, ни руководителя группы, а всего лишь – на место … неприметного техника с окладом 70 рублей, должность, ниже которой в штатном расписании уже не было. 
   Антисемитизм омерзителен по своей сути, оскорбителен – для пострадавших и унизителен – для советской власти, «власти рабочих и крестьян». А власть вождя всех народов товарища Сталина была близка уже к следующему этапу – переселению на Север и Дальний Восток с последующим истреблением евреев – как в гитлеровской Германии. Лишь после смерти Сталина его людоедские планы, естественно, отпали сами собой, но при Хрущеве и Брежневе средства массовой информации о них постыдно умалчивали.
   Именно в это время на позорное явление – антисемитизм обрушился всей мощью своего поэтического дара Евгений Евтушенко. Вообще-то я, восторгавшийся поэзией Пушкина, Тютчева, Фета, читая стихи Евтушенко, часто ощущал, что его рифмы «режут мой глаз». Поэт Олег Хлебников назвал рифмы Евтушенко ассонансными, рассчитанными на огромную аудиторию. И действительно, Евтушенко часто выступал на стадионах при наплыве многих тысяч зрителей. Его поэзия демонстрирует иную, чем, скажем, у Фета, степень свободы. То есть, пересказать своими словами стихи Фета нельзя, А Евтушенко – можно.  Любопытно, что Фет в поэтических кругах слыл … антисемитом. Позже, обнаружив документы, в которых значилось, что он - … еврей, Фет был близок к … самоубийству …
Но вернемся к стихотворению «Бабий Яр». Впервые Евтушенко прочел это стихотворение в середине сентября 1961 года со сцены Московского Политехнического института. Незадолго до этого поэт посетил печально знаменитое местечко под Киевом и был потрясен увиденным. Вместо мемориала о погибших сотен тысяч евреев, - которых фашисты расстреливали только за то, что они евреи, - русских, татар, цыган и других невинных людей, его взору предстала … свалка гниющего мусора …
   Вернувшись в Москву и выйдя на сцену Политехнического института, поэт чеканным голосом начал:
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье,
Мне страшно, мне сегодня столько лет,
Как самому еврейскому народу.
   Мне кажется сейчас – я иудей.
   Вот я бреду по древнему Египту,
   А вот я на кресте распятый гибну,
   И до сих пор на мне следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я,
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решеткой, я попал в кольцо,
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
Визжа, зонтами тычут мне в лицо.
   Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
   Кровь льется, растекаясь по полам.
   Бесчинствуют вожди трактирной стойки
   И пахнут водкой с луком пополам.
Я сапогом отброшенный, бессилен,
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!»
Насилует лабазник мать мою.
   В зале творилось что-то невероятное: люди вытирали слезы, плакали навзрыд.
О, русский мой народ! Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
Твоим чистейшим именем бряцали.
   Я знаю доброту твоей земли.
   Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
   Антисемиты пышно нарекли
   Себя «Союзом русского народа».
   После этих слов потрясенный зал встал, и люди, утирая слезы,  слушали поэта стоя.
Мне кажется, я - это Анна Франк,
Прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю, и мне не надо фраз.
Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.
   Как мало можно видеть, обонять!
   Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
   Но можно очень много – это нежно
   Друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут? Не бойся – это гулы
Самой весны – она сюда идёт.
Иди ко мне, дай мне  скорее губы.
Ломают дверь? Нет – это ледоход …
   Над Бабьим Яром шелест диких трав,
   Деревья смотрят грозно, по-судейски.
   Все, молча, здесь кричит, 
   И, шапку сняв, я чувствую,
   Как медленно седею.
И сам я, как сплошной беззвучный крик,
Над тысячами тысяч погребённых.
Я – каждый здесь расстрелянный старик,
Я – каждый здесь расстрелянный ребенок.
   Ничто во мне про это не забудет!
   «Интернационал» пусть прогремит,
   Когда навеки похоронен будет
   Последний на земле антисемит!
После этих слов зал буквально взорвался аплодисментами. Люди плакали и обнимались! Одна старушка, утирая платком влажные  глаза, поднялась на сцену:
- Я была среди расстрелянных в Бабьем Яру и случайно осталась живой. Лишь ночью я с трудом выползла из гущи трупов … После этих слов старушка поклонилась поэту и поцеловала ему руку. Она скромно вернулась на свое место, а зал сотрясался от аплодисментов …
   Попытки Евтушенко опубликовать «Бабий Яр» в журналах или газетах отвергались «с порога». Редакторы хвалили это стихотворение, но печатать категорически отказывались. «Написать стихотворение было легче, чем его опубликовать», - сокрушался поэт. Казалось бы, почему? Причина одна: хладнокровно убивавших в Бабьем Яру несчастных, обреченных на смерть тысячи невинных людей  среди фашистов-убийц  было две трети украинских полицаев.
И лишь главный редактор «Литературной газеты» Валерий Косолапов под  давлением своей супруги отважился напечатать это стихотворение.  В высших партийных сферах разразился скандал: «Как такое могли пропустить?» Главный редактор «Литературки» был тут же уволен.
   Стихотворение «Бабий Яр» вошло в советскую и мировую культуру. Во многом этому способствовал гениальный композитор Дмитрий Шостакович. «Большинство моих симфоний – это надгробные камни, - отметил Шостакович. – Это произошло со  многими из моих друзей. Где поставить памятник Тухачевскому или Меерхольду? Только музыка в состоянии сотворить это. Я хотел бы написать произведение по каждой из жертв, но это невозможно и поэтому я посвящаю им всю свою музыку». Особенно это ярко проявилось в 13-й симфонии, которую композитор назвал «Бабий Яр».
   К сожалению, известные деятели советской культуры – знаменитый певец Гмыря, солист Большого театра Ведерников, выдающийся дирижер Мравинский из-за негативного отношения к этой симфонии кремлевского руководства отказались от участия  в концерте. А вот руководитель Государственного оркестра Московской филармонии Кирилл Кондрашин без колебаний согласился дирижировать симфонией «Бабий Яр». Во время генеральной репетиции Шостаковича вызвали к телефону, и, не скрывая своего недовольства, голос из «компетентных органов» спросил: «Не хотите ли вы отменить концерт?» Получив твердый отказ, высокий чин КГБ, видимо, не желая скандала, процедил: «Ну что ж, играйте …»
   Премьера 13-й симфонии имела грандиозный успех! Когда стихли последние звуки симфонии, в зале неожиданно повисла тишина. А затем – шквал аплодисментов! Весь зал аплодировал стоя! Лишь оказавшиеся в зале партийные боссы и чиновники разных мастей не только не встали, но и охлаждали пыл своих эмоциональных жен …
   Для советской интеллигенции стихотворение «Бабий Яр» стало глотком свободы. Позже известный общественный деятель Алла Гербер, вспоминая Евгения Евтушенко, сказала: «Евтушенко был разный, но удивительно честный! Мощная личность!Поэтому он не мог унизиться до антисемитизма. С Евтушенко ушло поколение 60-х. Когда он написал «Бабий Яр», я подумала: русский человек – великий еврей!» А вот Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев был иного мнения: «Бабий Яр – это политическая незрелость, незнание истории …» Ему подпевал, как бы обращаясь к Евтушенко,  поэт Алексей Марков:
   Какой ты настоящий русский,
   Когда забыл про свой народ?
   Душа, как брючки, стала узкой,
   Пустой, как лестничный пролёт».
И уж совсем недавно в Интернете повергло меня в изумление интервью, которое много лет назад взял у поэта Юрия Влодова писатель Михаил Качан.
   Несколько слов о поэте, имя которого Юрий Влодов. Я должен честно признаться, что ранее это имя я даже не слышал.  Ровесник Евгения Евтушенко уроженец Сибири Юрий Влодов написал много ярких стихов, но некоторые из них носили явно издевательский антисоветский характер. Например:
   Прошла зима. Настало лето.
   Спасибо Партии за это.
Или другое:
   Под нашим красным знаменем
   Гореть нам синим пламенем.
   Не удивительно, что поэт попал в «черные списки». Его не издавали. Иногда ему удавалось напечататься в разных изданиях. Печатают – хорошо, не печатают – тоже хорошо. Это ему было совершенно безразлично. В последнее десятилетие, а именно в 2007 году Юрий Влодов стал членом Московского Союза литераторов, а в следующем году -  членом Союза писателей Москвы. Увы, спустя год поэт ушел из жизни …
  Ну, а теперь – то, что повергло меня в изумление – интервью с Юрием Влодовым.
- Юрий Александрович, как так получилось, что вашими стихами «попользовались» другие люди? Неужели никак нельзя было уберечься от потерь?
- Ну, как тут убережешься? Стихи у меня очень сильные и в искушение вводили страшное. Печатался я с большим трудом, а стихотворение, если оно еще не напечатано, в какой-то мере бесхозное. Кто первым его напечатал, торт и автор. Я даже в какой-то мере их понимаю, что сложно было устоять. Но устоять настоящему поэту, истинной творческой личности, было необходимо, иначе он уже не мог достойно нести это звание. В какой-то мере я являл Божескую  или Дьявольскую проверку людей на вшивость.
- И кто же в числе первых, не прошедших этой проверки?
- Женя Евтушенко. Да, вот так. Он воспользовался только одним моим стихотворением. Сейчас расскажу, как это было. В годы нашей молодости мы дружили. Я запросто приходил к нему домой, мы читали друг другу только что написанное, и уже тогда было ясно, что все его творения я с лихвой перекрываю. Женя грустнел после моего чтения, потом лихорадочно садился за машинку и слезно просил меня продиктовать ему что-то из только что прочтенного, но еще не опубликованного. Я диктовал, конечно, что мне – жалко? Потом одно из стихотворений он, с некоторыми изменениями, напечатал под своей фамилией. Это стихотворение потом стало знаменитым, одним из лучших в его творчестве. Я имею в виду «Бабий Яр».
 - Не расскажите, как это произошло?
- Я в то время отправился в места не столь отдаленные. Я вел тогда довольно стремную жизнь, и как-то попался в руки властям. 12 апреля 1960 года был суд надо мной, и меня посадили на 8 лет, правда, я вышел намного раньше. Женя, наверное, думал, что я не скоро вернусь на свободу, и мне будет не до стихов. Захожу как-то в лагерную библиотеку, беру «Литературную газету» и вижу это свое стихотворение под фамилией Евтушенко. Я сначала глазам своим не поверил, но потом поверить все ж таки пришлось.
- И что вы потом сказали Евтушенко?
- Когда я освободился, встретил Женю и спросил его, зачем он это сделал. Как ни странно, он ничуть не смутился и сказал, поскольку я сел, он решил таким вот интересным образом спасти это прекрасное стихотворение, не дать ему пропасть, оно ведь нужно людям. Я не нашелся, что ответить на подобное заявление, настолько оно меня поразило. Потом успокоился, простил его, но запретил это стихотворение в дальнейшем как-то использовать: публиковать, ставить в книги …
   Прочитав это интервью, я до сих пор не верю своим глазам. А вы, уважаемые читатели? ...
                17.04.2017 г.





КТО ЖЕ АВТОР «БАБЬЕГО ЯРА»?
Первого апреля 2017 года умер Евгений Евтушенко … Он был «последним из могикан» той блистательной когорты поэтов хрущевской «оттепели»: Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава …
О Евтушенко написано так много, что ничего нового сказать о нем невозможно. Да я себе такой задачи, конечно, и не ставил. А вот одно из его блестящих творений меня, тогда 24-летного студента необычайно взволновало, если не сказать глубоко потрясло. Речь идет о его гениальном стихотворении «Бабий Яр», принесшей 30-летнему поэту мировую славу.
Начало 60-х – это годы угасания только-только робко начавшейся после ХХ съезда КПСС идеологической «оттепели». Доклад Никиты Хрущева, осудившего на том партийном форуме кровавую сталинскую тиранию, был подобен  невероятно мощному взрыву. Его выступление подорвало все устои не только советской власти, но и  кремлевских руководителей – Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна и других. Вскоре сотни тысяч невинно осужденных были освобождены из сталинских лагерей, что, безусловно, следует поставить в заслугу Хрущеву. И все же сам он и названные выше партийные вожди под грозным око Сталина многие годы безропотно подписывали расстрельные списки. Вот так одним легким росчерком пера они убивали (главным матерым убийцей был, конечно, товарищ Сталин!) тысячи абсолютно ни в чем не повинных своих сограждан. А беспощадный прокурор Вышинский и тысячи его более мелких коллег обвиняли арестованных в надуманных преступлениях: убийствах, диверсиях, шпионаже … 
Конечно, Рыков, Бухарин, Троцкий, Каменев, Зиновьев и другие сподвижники Сталина не были диверсантами и шпионами. Просто маниакальный кавказский убийца, кровавыми репрессиями  жестоко укрепил свою единоличную власть и стал всенародным вождем. Однако, с «легкой» руки Сталина  кровавый террор  органов НКВД докатился и до простого люда.  И лишь после явно запоздалой смерти тирана по всей стране ворота сталинских тюрем и лагерей открылись для освобождения не виновных узников.
Удивительно, в одном из мордовских лагерей уже после ареста в Москве объявленного «врагом народа» Лаврентия Берии, начальник лагеря, освобождая украинку по имени Марта, держа в руках ее дело, улыбаясь, спросил:
- Признайтесь, почему вы хотели убить Берию?
- Да что вы! Я не собиралась его убивать!
- А жаль, врагов народа надо убивать …
Еще более удивительно, что за признание в нежелании убить «врага народа» эту украинку не вернули обратно в лагерь …
Увы, убоявшись своего столь смелого шага, развенчавшего культ личности Сталина, Хрущев дал «задний ход» и начал постепенно «закручивать гайки». Апофеозом этого печального процесса стал позорный и преступный расстрел демонстрации мирных жителей Новочеркасска, протестовавших против резкого повышения цен на основные продукты …
И автор этих строк в какой-то мере на себе почувствовал веяния столь недавнего «счастливого, отеческого» для советских людей сталинского правления. Нет, среди митинговавших  жителей Новочеркасска меня не было – я жил в Ленинграде.  Все гораздо проще. Окончив службу в рядах славной советской армии, я просто искал себе работу. Муж маминой приятельницы Алексей, работавший главным инженером в одном из ленинградских проектных институтов, решил мне помочь. Однако, мои документы отдел кадров ему вернул, сообщив, что  вакантных мест нет …
Ну как тут не вспомнить одного из персонажей Аркадия Райкина, которому отказали в поездке в Париж для демонстрации его изобретения. Причина? Оказалось, что анализы у изобретателя «не те» и к тому же у него «что-то нашли в рентгене …» И вместо изобретателя на выставку в Париж поехал обладатель прекрасных анализов и рентгена. Только вот  такие славные медицинские  показатели и партбилет в кармане не заменили технических знаний, и на выставке машина на глазах сотен парижан «благополучно» … взорвалась. А сам бедолага легко отделался: стал заикаться и нога «не сгиналась» …
Вот и мои документы оказались «не те», а уж рентген от меня даже и не требовали… В моем случае удивительно и другое. Я не претендовал ни на должность директора, ни начальника отдела, ни руководителя группы, а всего лишь – на место … неприметного техника с окладом 70 рублей, должность, ниже которой в штатном расписании уже не было. 
Антисемитизм омерзителен по своей сути, оскорбителен – для пострадавших и унизителен – для советской власти, «власти рабочих и крестьян». А власть вождя всех народов товарища Сталина была близка уже к следующему этапу – переселению на Север и Дальний Восток с последующим истреблением евреев – как в гитлеровской Германии. Лишь после смерти Сталина его людоедские планы, естественно, отпали сами собой, но при Хрущеве и Брежневе средства массовой информации о них постыдно умалчивали.
Именно в это время на позорное явление – антисемитизм обрушился всей мощью своего поэтического дара Евгений Евтушенко. Вообще-то я, восторгавшийся поэзией Пушкина, Тютчева, Фета, читая стихи Евтушенко, часто ощущал, что его рифмы «режут мой глаз». Поэт Олег Хлебников назвал рифмы Евтушенко ассонансными, рассчитанными на огромную аудиторию. И действительно, Евтушенко часто выступал на стадионах при наплыве многих тысяч зрителей. Его поэзия демонстрирует иную, чем, скажем, у Фета, степень свободы. То есть, пересказать своими словами стихи Фета нельзя, А Евтушенко – можно.  Любопытно, что Фет в поэтических кругах слыл … антисемитом. Позже, обнаружив документы, в которых значилось, что он - … еврей, Фет был близок к … самоубийству …
Но вернемся к стихотворению «Бабий Яр». Впервые Евтушенко прочел это стихотворение в середине сентября 1961 года со сцены Московского Политехнического института. Незадолго до этого поэт посетил печально знаменитое местечко под Киевом и был потрясен увиденным. Вместо мемориала о погибших сотен тысяч евреев, - которых фашисты расстреливали только за то, что они евреи, - русских, татар, цыган и других невинных людей, его взору предстала … свалка гниющего мусора …
Вернувшись в Москву и выйдя на сцену Политехнического института, поэт чеканным голосом начал:
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье,
Мне страшно, мне сегодня столько лет,
Как самому еврейскому народу.
      Мне кажется сейчас – я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту,
А вот я на кресте распятый гибну,
И до сих пор на мне следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я,
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решеткой, я попал в кольцо,
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
Визжа, зонтами тычут мне в лицо.

Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
И пахнут водкой с луком пополам.
Я сапогом отброшенный, бессилен,
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!»
Насилует лабазник мать мою.
В зале творилось что-то невероятное: люди вытирали слезы, плакали навзрыд.
О, русский мой народ! Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
Твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
Антисемиты пышно нарекли
Себя «Союзом русского народа».
После этих слов потрясенный зал встал, и люди, утирая слезы,  слушали поэта стоя.
Мне кажется, я - это Анна Франк,
Прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю, и мне не надо фраз.
Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть, обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много – это нежно
Друг друга в темной комнате обнять.
     Сюда идут? Не бойся – это гулы
Самой весны – она сюда идёт.
Иди ко мне, дай мне  скорее губы.
Ломают дверь? Нет – это ледоход …
Над Бабьим Яром шелест диких трав,
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все, молча, здесь кричит, 

И, шапку сняв, я чувствую,
Как медленно седею.
     И сам я, как сплошной беззвучный крик,
     Над тысячами тысяч погребённых.
     Я – каждый здесь расстрелянный старик,
     Я – каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне про это не забудет!
 «Интернационал» пусть прогремит,
Когда навеки похоронен будет
Последний на земле антисемит!
После этих слов зал буквально взорвался аплодисментами. Люди плакали и обнимались! Одна старушка, утирая платком влажные  глаза, поднялась на сцену:
- Я была среди расстрелянных в Бабьем Яру и случайно осталась живой. Лишь ночью я с трудом выползла из гущи трупов …
После этих слов старушка поклонилась поэту и поцеловала ему руку. Она скромно вернулась на свое место, а зал сотрясался от аплодисментов …
Попытки Евтушенко опубликовать «Бабий Яр» в журналах или газетах отвергались «с порога». Редакторы хвалили это стихотворение, но печатать категорически отказывались. «Написать стихотворение было легче, чем его опубликовать», - сокрушался поэт. Казалось бы, почему? Причина одна: хладнокровно убивавших в Бабьем Яру несчастных, обреченных на смерть тысячи невинных людей  среди фашистов-убийц  было две трети украинских полицаев.
И лишь главный редактор «Литературной газеты» Валерий Косолапов под  давлением своей супруги отважился напечатать это стихотворение.  В высших партийных сферах разразился скандал: «Как такое могли пропустить?» Главный редактор «Литературки» был тут же уволен.
Стихотворение «Бабий Яр» вошло в советскую и мировую культуру. Во многом этому способствовал гениальный композитор Дмитрий Шостакович. «Большинство моих симфоний – это надгробные камни, - отметил Шостакович. – Это произошло со  многими из моих друзей. Где поставить памятник Тухачевскому или Меерхольду? Только музыка в состоянии сотворить это. Я хотел бы написать произведение по каждой из жертв, но это невозможно и поэтому я посвящаю им всю свою музыку». Особенно это ярко проявилось в 13-й симфонии, которую композитор назвал «Бабий Яр».
К сожалению, известные деятели советской культуры – знаменитый певец Гмыря, солист Большого театра Ведерников, выдающийся дирижер Мравинский из-за негативного отношения к этой симфонии кремлевского руководства отказались от участия  в концерте. А вот руководитель Государственного оркестра Московской филармонии Кирилл Кондрашин без колебаний согласился дирижировать симфонией «Бабий Яр». Во время генеральной репетиции Шостаковича вызвали к телефону, и, не скрывая своего недовольства, голос из «компетентных органов» спросил: «Не хотите ли вы отменить концерт?» Получив твердый отказ, высокий чин КГБ, видимо, не желая скандала, процедил: «Ну что ж, играйте …»
Премьера 13-й симфонии имела грандиозный успех! Когда стихли последние звуки симфонии, в зале неожиданно повисла тишина. А затем – шквал аплодисментов! Весь зал аплодировал стоя! Лишь оказавшиеся в зале партийные боссы и чиновники разных мастей не только не встали, но и охлаждали пыл своих эмоциональных жен …
Для советской интеллигенции стихотворение «Бабий Яр» стало глотком свободы. Позже известный общественный деятель Алла Гербер, вспоминая Евгения Евтушенко, сказала: «Евтушенко был разный, но удивительно честный! Мощная личность! Поэтому он не мог унизиться до антисемитизма. С Евтушенко ушло поколение 60-х. Когда он написал «Бабий Яр», я подумала: русский человек – великий еврей!» А вот Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев был иного мнения: «Бабий Яр – это политическая незрелость, незнание истории …» Ему подпевал, как бы обращаясь к Евтушенко,  поэт Алексей Марков:
Какой ты настоящий русский,
Когда забыл про свой народ?
Душа, как брючки, стала узкой,
Пустой, как лестничный пролёт».
И уж совсем недавно в Интернете повергло меня в изумление интервью, которое много лет назад взял у поэта Юрия Влодова писатель Михаил Качан.
Несколько слов о поэте, имя которого Юрий Влодов. Я должен честно признаться, что ранее это имя я даже не слышал.  Ровесник Евгения Евтушенко уроженец Сибири Юрий Влодов написал много ярких стихов, но некоторые из них носили явно издевательский антисоветский характер. Например:
Прошла зима. Настало лето.
Спасибо Партии за это.
Или другое:
Под нашим красным знаменем
Гореть нам синим пламенем.
Не удивительно, что поэт попал в «черные списки». Его не издавали. Иногда ему удавалось напечататься в разных изданиях. Печатают – хорошо, не печатают – тоже хорошо. Это ему было совершенно безразлично. В последнее десятилетие, а именно в 2007 году Юрий Влодов стал членом Московского Союза литераторов, а в следующем году -  членом Союза писателей Москвы. Увы, спустя год поэт ушел из жизни …
 Ну, а теперь – то, что повергло меня в изумление – интервью с Юрием Влодовым.
- Юрий Александрович, как так получилось, что вашими стихами «попользовались» другие люди? Неужели никак нельзя было уберечься от потерь?
- Ну, как тут убережешься? Стихи у меня очень сильные и в искушение вводили страшное. Печатался я с большим трудом, а стихотворение, если оно еще не напечатано, в какой-то мере бесхозное. Кто первым его напечатал, торт и автор. Я даже в какой-то мере их понимаю, что сложно было устоять. Но устоять настоящему поэту, истинной творческой личности, было необходимо, иначе он уже не мог достойно нести это звание. В какой-то мере я являл Божескую  или Дьявольскую проверку людей на вшивость.
- И кто же в числе первых, не прошедших этой проверки?
- Женя Евтушенко. Да, вот так. Он воспользовался только одним моим стихотворением. Сейчас расскажу, как это было. В годы нашей молодости мы дружили. Я запросто приходил к нему домой, мы читали друг другу только что написанное, и уже тогда было ясно, что все его творения я с лихвой перекрываю. Женя грустнел после моего чтения, потом лихорадочно садился за машинку и слезно просил меня продиктовать ему что-то из только что прочтенного, но еще не опубликованного. Я диктовал, конечно, что мне – жалко? Потом одно из стихотворений он, с некоторыми изменениями, напечатал под своей фамилией. Это стихотворение потом стало знаменитым, одним из лучших в его творчестве. Я имею в виду «Бабий Яр».
 - Не расскажите, как это произошло?
- Я в то время отправился в места не столь отдаленные. Я вел тогда довольно стремную жизнь, и как-то попался в руки властям. 12 апреля 1960 года был суд надо мной, и меня посадили на 8 лет, правда, я вышел намного раньше. Женя, наверное, думал, что я не скоро вернусь на свободу, и мне будет не до стихов. Захожу как-то в лагерную библиотеку, беру «Литературную газету» и вижу это свое стихотворение под фамилией Евтушенко. Я сначала глазам своим не поверил, но потом поверить все ж таки пришлось.
- И что вы потом сказали Евтушенко?
- Когда я освободился, встретил Женю и спросил его, зачем он это сделал. Как ни странно, он ничуть не смутился и сказал, поскольку я сел, он решил таким вот интересным образом спасти это прекрасное стихотворение, не дать ему пропасть, оно ведь нужно людям. Я не нашелся, что ответить на подобное заявление, настолько оно меня поразило. Потом успокоился, простил его, но запретил это стихотворение в дальнейшем как-то использовать: публиковать, ставить в книги …
Прочитав это интервью, я до сих пор не верю своим глазам. А вы, уважаемые читатели?
                17.04.2017 г.
КТО ЖЕ АВТОР «БАБЬЕГО ЯРА»?
Первого апреля 2017 года умер Евгений Евтушенко … Он был «последним из могикан» той блистательной когорты поэтов хрущевской «оттепели»: Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава …
О Евтушенко написано так много, что ничего нового сказать о нем невозможно. Да я себе такой задачи, конечно, и не ставил. А вот одно из его блестящих творений меня, тогда 24-летного студента необычайно взволновало, если не сказать глубоко потрясло. Речь идет о его гениальном стихотворении «Бабий Яр», принесшей 30-летнему поэту мировую славу.
Начало 60-х – это годы угасания только-только робко начавшейся после ХХ съезда КПСС идеологической «оттепели». Доклад Никиты Хрущева, осудившего на том партийном форуме кровавую сталинскую тиранию, был подобен  невероятно мощному взрыву. Его выступление подорвало все устои не только советской власти, но и  кремлевских руководителей – Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна и других. Вскоре сотни тысяч невинно осужденных были освобождены из сталинских лагерей, что, безусловно, следует поставить в заслугу Хрущеву. И все же сам он и названные выше партийные вожди под грозным око Сталина многие годы безропотно подписывали расстрельные списки. Вот так одним легким росчерком пера они убивали (главным матерым убийцей был, конечно, товарищ Сталин!) тысячи абсолютно ни в чем не повинных своих сограждан. А беспощадный прокурор Вышинский и тысячи его более мелких коллег обвиняли арестованных в надуманных преступлениях: убийствах, диверсиях, шпионаже … 
Конечно, Рыков, Бухарин, Троцкий, Каменев, Зиновьев и другие сподвижники Сталина не были диверсантами и шпионами. Просто маниакальный кавказский убийца, кровавыми репрессиями  жестоко укрепил свою единоличную власть и стал всенародным вождем. Однако, с «легкой» руки Сталина  кровавый террор  органов НКВД докатился и до простого люда.  И лишь после явно запоздалой смерти тирана по всей стране ворота сталинских тюрем и лагерей открылись для освобождения не виновных узников.
Удивительно, в одном из мордовских лагерей уже после ареста в Москве объявленного «врагом народа» Лаврентия Берии, начальник лагеря, освобождая украинку по имени Марта, держа в руках ее дело, улыбаясь, спросил:
- Признайтесь, почему вы хотели убить Берию?
- Да что вы! Я не собиралась его убивать!
- А жаль, врагов народа надо убивать …
Еще более удивительно, что за признание в нежелании убить «врага народа» эту украинку не вернули обратно в лагерь …
Увы, убоявшись своего столь смелого шага, развенчавшего культ личности Сталина, Хрущев дал «задний ход» и начал постепенно «закручивать гайки». Апофеозом этого печального процесса стал позорный и преступный расстрел демонстрации мирных жителей Новочеркасска, протестовавших против резкого повышения цен на основные продукты …
И автор этих строк в какой-то мере на себе почувствовал веяния столь недавнего «счастливого, отеческого» для советских людей сталинского правления. Нет, среди митинговавших  жителей Новочеркасска меня не было – я жил в Ленинграде.  Все гораздо проще. Окончив службу в рядах славной советской армии, я просто искал себе работу. Муж маминой приятельницы Алексей, работавший главным инженером в одном из ленинградских проектных институтов, решил мне помочь. Однако, мои документы отдел кадров ему вернул, сообщив, что  вакантных мест нет …
Ну как тут не вспомнить одного из персонажей Аркадия Райкина, которому отказали в поездке в Париж для демонстрации его изобретения. Причина? Оказалось, что анализы у изобретателя «не те» и к тому же у него «что-то нашли в рентгене …» И вместо изобретателя на выставку в Париж поехал обладатель прекрасных анализов и рентгена. Только вот  такие славные медицинские  показатели и партбилет в кармане не заменили технических знаний, и на выставке машина на глазах сотен парижан «благополучно» … взорвалась. А сам бедолага легко отделался: стал заикаться и нога «не сгиналась» …
Вот и мои документы оказались «не те», а уж рентген от меня даже и не требовали… В моем случае удивительно и другое. Я не претендовал ни на должность директора, ни начальника отдела, ни руководителя группы, а всего лишь – на место … неприметного техника с окладом 70 рублей, должность, ниже которой в штатном расписании уже не было. 
Антисемитизм омерзителен по своей сути, оскорбителен – для пострадавших и унизителен – для советской власти, «власти рабочих и крестьян». А власть вождя всех народов товарища Сталина была близка уже к следующему этапу – переселению на Север и Дальний Восток с последующим истреблением евреев – как в гитлеровской Германии. Лишь после смерти Сталина его людоедские планы, естественно, отпали сами собой, но при Хрущеве и Брежневе средства массовой информации о них постыдно умалчивали.
Именно в это время на позорное явление – антисемитизм обрушился всей мощью своего поэтического дара Евгений Евтушенко. Вообще-то я, восторгавшийся поэзией Пушкина, Тютчева, Фета, читая стихи Евтушенко, часто ощущал, что его рифмы «режут мой глаз». Поэт Олег Хлебников назвал рифмы Евтушенко ассонансными, рассчитанными на огромную аудиторию. И действительно, Евтушенко часто выступал на стадионах при наплыве многих тысяч зрителей. Его поэзия демонстрирует иную, чем, скажем, у Фета, степень свободы. То есть, пересказать своими словами стихи Фета нельзя, А Евтушенко – можно.  Любопытно, что Фет в поэтических кругах слыл … антисемитом. Позже, обнаружив документы, в которых значилось, что он - … еврей, Фет был близок к … самоубийству …
Но вернемся к стихотворению «Бабий Яр». Впервые Евтушенко прочел это стихотворение в середине сентября 1961 года со сцены Московского Политехнического института. Незадолго до этого поэт посетил печально знаменитое местечко под Киевом и был потрясен увиденным. Вместо мемориала о погибших сотен тысяч евреев, - которых фашисты расстреливали только за то, что они евреи, - русских, татар, цыган и других невинных людей, его взору предстала … свалка гниющего мусора …
Вернувшись в Москву и выйдя на сцену Политехнического института, поэт чеканным голосом начал:
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье,
Мне страшно, мне сегодня столько лет,
Как самому еврейскому народу.
      Мне кажется сейчас – я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту,
А вот я на кресте распятый гибну,
И до сих пор на мне следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я,
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решеткой, я попал в кольцо,
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
Визжа, зонтами тычут мне в лицо.

Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
И пахнут водкой с луком пополам.
Я сапогом отброшенный, бессилен,
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!»
Насилует лабазник мать мою.
В зале творилось что-то невероятное: люди вытирали слезы, плакали навзрыд.
О, русский мой народ! Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
Твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
Антисемиты пышно нарекли
Себя «Союзом русского народа».
После этих слов потрясенный зал встал, и люди, утирая слезы,  слушали поэта стоя.
Мне кажется, я - это Анна Франк,
Прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю, и мне не надо фраз.
Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть, обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много – это нежно
Друг друга в темной комнате обнять.
     Сюда идут? Не бойся – это гулы
Самой весны – она сюда идёт.
Иди ко мне, дай мне  скорее губы.
Ломают дверь? Нет – это ледоход …
Над Бабьим Яром шелест диких трав,
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все, молча, здесь кричит, 

И, шапку сняв, я чувствую,
Как медленно седею.
     И сам я, как сплошной беззвучный крик,
     Над тысячами тысяч погребённых.
     Я – каждый здесь расстрелянный старик,
     Я – каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне про это не забудет!
 «Интернационал» пусть прогремит,
Когда навеки похоронен будет
Последний на земле антисемит!
После этих слов зал буквально взорвался аплодисментами. Люди плакали и обнимались! Одна старушка, утирая платком влажные  глаза, поднялась на сцену:
- Я была среди расстрелянных в Бабьем Яру и случайно осталась живой. Лишь ночью я с трудом выползла из гущи трупов …
После этих слов старушка поклонилась поэту и поцеловала ему руку. Она скромно вернулась на свое место, а зал сотрясался от аплодисментов …
Попытки Евтушенко опубликовать «Бабий Яр» в журналах или газетах отвергались «с порога». Редакторы хвалили это стихотворение, но печатать категорически отказывались. «Написать стихотворение было легче, чем его опубликовать», - сокрушался поэт. Казалось бы, почему? Причина одна: хладнокровно убивавших в Бабьем Яру несчастных, обреченных на смерть тысячи невинных людей  среди фашистов-убийц  было две трети украинских полицаев.
И лишь главный редактор «Литературной газеты» Валерий Косолапов под  давлением своей супруги отважился напечатать это стихотворение.  В высших партийных сферах разразился скандал: «Как такое могли пропустить?» Главный редактор «Литературки» был тут же уволен.
Стихотворение «Бабий Яр» вошло в советскую и мировую культуру. Во многом этому способствовал гениальный композитор Дмитрий Шостакович. «Большинство моих симфоний – это надгробные камни, - отметил Шостакович. – Это произошло со  многими из моих друзей. Где поставить памятник Тухачевскому или Меерхольду? Только музыка в состоянии сотворить это. Я хотел бы написать произведение по каждой из жертв, но это невозможно и поэтому я посвящаю им всю свою музыку». Особенно это ярко проявилось в 13-й симфонии, которую композитор назвал «Бабий Яр».
К сожалению, известные деятели советской культуры – знаменитый певец Гмыря, солист Большого театра Ведерников, выдающийся дирижер Мравинский из-за негативного отношения к этой симфонии кремлевского руководства отказались от участия  в концерте. А вот руководитель Государственного оркестра Московской филармонии Кирилл Кондрашин без колебаний согласился дирижировать симфонией «Бабий Яр». Во время генеральной репетиции Шостаковича вызвали к телефону, и, не скрывая своего недовольства, голос из «компетентных органов» спросил: «Не хотите ли вы отменить концерт?» Получив твердый отказ, высокий чин КГБ, видимо, не желая скандала, процедил: «Ну что ж, играйте …»
Премьера 13-й симфонии имела грандиозный успех! Когда стихли последние звуки симфонии, в зале неожиданно повисла тишина. А затем – шквал аплодисментов! Весь зал аплодировал стоя! Лишь оказавшиеся в зале партийные боссы и чиновники разных мастей не только не встали, но и охлаждали пыл своих эмоциональных жен …
Для советской интеллигенции стихотворение «Бабий Яр» стало глотком свободы. Позже известный общественный деятель Алла Гербер, вспоминая Евгения Евтушенко, сказала: «Евтушенко был разный, но удивительно честный! Мощная личность! Поэтому он не мог унизиться до антисемитизма. С Евтушенко ушло поколение 60-х. Когда он написал «Бабий Яр», я подумала: русский человек – великий еврей!» А вот Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев был иного мнения: «Бабий Яр – это политическая незрелость, незнание истории …» Ему подпевал, как бы обращаясь к Евтушенко,  поэт Алексей Марков:
Какой ты настоящий русский,
Когда забыл про свой народ?
Душа, как брючки, стала узкой,
Пустой, как лестничный пролёт».
И уж совсем недавно в Интернете повергло меня в изумление интервью, которое много лет назад взял у поэта Юрия Влодова писатель Михаил Качан.
Несколько слов о поэте, имя которого Юрий Влодов. Я должен честно признаться, что ранее это имя я даже не слышал.  Ровесник Евгения Евтушенко уроженец Сибири Юрий Влодов написал много ярких стихов, но некоторые из них носили явно издевательский антисоветский характер. Например:
Прошла зима. Настало лето.
Спасибо Партии за это.
Или другое:
Под нашим красным знаменем
Гореть нам синим пламенем.
Не удивительно, что поэт попал в «черные списки». Его не издавали. Иногда ему удавалось напечататься в разных изданиях. Печатают – хорошо, не печатают – тоже хорошо. Это ему было совершенно безразлично. В последнее десятилетие, а именно в 2007 году Юрий Влодов стал членом Московского Союза литераторов, а в следующем году -  членом Союза писателей Москвы. Увы, спустя год поэт ушел из жизни …
 Ну, а теперь – то, что повергло меня в изумление – интервью с Юрием Влодовым.
- Юрий Александрович, как так получилось, что вашими стихами «попользовались» другие люди? Неужели никак нельзя было уберечься от потерь?
- Ну, как тут убережешься? Стихи у меня очень сильные и в искушение вводили страшное. Печатался я с большим трудом, а стихотворение, если оно еще не напечатано, в какой-то мере бесхозное. Кто первым его напечатал, торт и автор. Я даже в какой-то мере их понимаю, что сложно было устоять. Но устоять настоящему поэту, истинной творческой личности, было необходимо, иначе он уже не мог достойно нести это звание. В какой-то мере я являл Божескую  или Дьявольскую проверку людей на вшивость.
- И кто же в числе первых, не прошедших этой проверки?
- Женя Евтушенко. Да, вот так. Он воспользовался только одним моим стихотворением. Сейчас расскажу, как это было. В годы нашей молодости мы дружили. Я запросто приходил к нему домой, мы читали друг другу только что написанное, и уже тогда было ясно, что все его творения я с лихвой перекрываю. Женя грустнел после моего чтения, потом лихорадочно садился за машинку и слезно просил меня продиктовать ему что-то из только что прочтенного, но еще не опубликованного. Я диктовал, конечно, что мне – жалко? Потом одно из стихотворений он, с некоторыми изменениями, напечатал под своей фамилией. Это стихотворение потом стало знаменитым, одним из лучших в его творчестве. Я имею в виду «Бабий Яр».
 - Не расскажите, как это произошло?
- Я в то время отправился в места не столь отдаленные. Я вел тогда довольно стремную жизнь, и как-то попался в руки властям. 12 апреля 1960 года был суд надо мной, и меня посадили на 8 лет, правда, я вышел намного раньше. Женя, наверное, думал, что я не скоро вернусь на свободу, и мне будет не до стихов. Захожу как-то в лагерную библиотеку, беру «Литературную газету» и вижу это свое стихотворение под фамилией Евтушенко. Я сначала глазам своим не поверил, но потом поверить все ж таки пришлось.
- И что вы потом сказали Евтушенко?
- Когда я освободился, встретил Женю и спросил его, зачем он это сделал. Как ни странно, он ничуть не смутился и сказал, поскольку я сел, он решил таким вот интересным образом спасти это прекрасное стихотворение, не дать ему пропасть, оно ведь нужно людям. Я не нашелся, что ответить на подобное заявление, настолько оно меня поразило. Потом успокоился, простил его, но запретил это стихотворение в дальнейшем как-то использовать: публиковать, ставить в книги …
Прочитав это интервью, я до сих пор не верю своим глазам. А вы, уважаемые читатели?
                17.04.2017 г.