Чужими руками играя, глазами чужими рисуя - 2

Подъем в доме Марианны Сундквист был для каждого постояльца индивидуальным. Кто-то вставал раньше из-за утренних процедур, кого-то приходилось дольше будить, а кто-то, из-за психологических проблем и вовсе отказывался вставать и весь день проводил в кровати. К каждому здесь подходили не как к пациенту, а как к члену семьи. Каждого здесь понимали и уважали их желания. Никто не мог заставить человека переодеваться, умываться и расчесывать волосы, если он сам того не желал. Многие люди были с биополярным расстройством, так что внезапные вспышки активности или же сильная депрессия вошла в норму.

Риккарда разбудили в шесть утра и, прежде чем отправить в ванную комнату и привести его тело в порядок, начали с утреннего массажа всего тела. Массажистка сгибала и разгибала его ноги, пальцами вдавливая в кожу, дабы не было пролежней. После торс, грудь, спина, руки, шея. На массаж ежедневно уходило больше часа, а вместе с водными процедурами и утренним туалетом так и вовсе все два часа.
Музыкант ненавидел его пробуждение. Он чувствовал себя излишне беспомощным, из-за чего постоянно разражался и находился в плохом настроении. Ему приходилось лежать по два часа, ждать, пока ему сделают массаж, который он не чувствовал.

После музыканта ожидали долгие ванные процедуры, туалет при двух мужчинах, подтирание своей задницы мужиком. После, надевать одежду, которая ему не нравилась, принимать кучу таблеток и весь день сидеть и смотреть в одну точку.

По утрам Риккард впадал в маленькую депрессию.


***

Анита проснулась к восьми часам. Ей хватало получаса, чтобы привести себя в порядок и пойти на завтрак в столовую. Стоило ей встать с кровати и засунуть свои продрогшие ноги в большие нелепые тапочки, как в комнату завезли уже готового Риккарда и зафиксировали его коляску у окна. Не перекинувшись и словом, брюнетка вышла вместе с сиделкой, направляясь в сторону ванной.
Утро женщины проходило быстро: она умывалась, делала высокий хвост на голове, убирая лишь пряди с лица и шла обратно в комнату, не зная, зачем она вообще туда идет. Сегодняшний день не был исключением.

Зайдя вовнутрь, художница тут же прошла к своей не заправленной постели, по привычке спотыкнувшись о коврик посередине комнаты и, сев, мотнула головой.
- Даже не предлагай, Марго, - Анита перешла в лежачее положение.- Сегодняшний день не будет исключением, я не переоденусь и более того, не пойду на завтрак. Совсем не хочется есть.
- А ты, Риккард? Хочешь поесть в столовой или в комнате? – Марго виновато улыбнулась под взором мужчины и поняла все без слов: сейчас он съязвит, за что ей будет стыдно. Но Риккард не сделал ничего такого, за что сиделке пришлось бы краснеть.
- Я бы выпил кофе, но не более того. Если можно, то здесь, не люблю есть при лишних людях. Спасибо.

Пока Марго ходила за напитком музыканту, пара не обмолвилась и словом. Риккард смотрел в окно, на центральную площадь Умео. Медленно пробирались сквозь грузовики, разбрасывая под своими колесами листья в разные стороны. Из кузова торчали украшения для Хэллоуни. Рабочие копошились у них, разгружая с виду неприподъемные коробки с украшениями. Они кропотливо проделывали свою работу, ставили святящихся призраков, ярус за ярусом, с помощью специального крана, что-то кричали друг другу, выдыхая при каждом слове клубы пара.

Сиделка дала трубочку мужчине, дабы он смог выпить охлажденный кофе.

На проводах повисли массивные гирлянды в виде маленьких милых тыковок, площадь начала преображаться, но, ни одному из спешащих людей не было от этого большого дела. Они не смотрели за работой мастеров, лишь кутали носы в шарфы и спешили по затуманенным дорожкам по своим делам.
Площадь наполнялась рабочими. Кто-то вырезал фигуры из больших тыкв, кто-то устанавливал домики ужасов для детей, кто-то ставил палатки для еды. От глаз Риккарда не утаилось и то, что на крышах соседних зданий надували огромных надувных летучих мышей, черный котов, дракулу, ведьм и всевозможных остальных фигурок, делая территорию площади как можно зловещее и  поистине волшебным миром.

- Что там за окном происходит? – Подала голос Анита, стоило сиделке уйти и не тревожить пару.
- Приготовления к Хэллоуину. Площадь украшают.
- Хочешь, расскажу интересный факт?
- Давай, - Риккард перевел взгляд на женщину и принялся слушать.
- Площадь можно разглядеть лишь с западной стороны дома. Но шум от взрывающихся фейерверков, ликование толпы и концерт слышно по всей больницы. С западной стороны нет ни одного слепого человека, кроме меня.
- Почему тебя поселили здесь? Ведь не просто от переполненных комнат?
- Нет, конечно, нет. Я сама попросила.
- И зачем?
- В своей голове я все еще могу выстроить тот самый фестиваль, стоит только немного пофантазировать.
- О каком фестивале ты ведешь речь? – Риккард ничего не понимал. Анита говорила загадочно, будто бы на своем особом языке, понятной только ей одной. Но все было намного проще, чем казалось.

Анита Дальберг, в недалеком прошлом бывала на подобных фестивалях. Но так как проживала она долгое время в другом городе, то здесь она видела лишь летний фестиваль. Но даже он вдохновил ее настолько сильно, что женщина, не дождавшись окончания, поехала домой и принялась творить. В ее голове были сотни сюжетов, которые она во всем мелочах смогла передать на холсте. Потерявшегося в толпе мальчика в разноцветной футболке, в руках которого была маска кота. Его глаза наполнялись слезами, а люди вокруг лишь проходили мимо. Молодая семья, держащаяся за руки и смотрящая на разноцветного китайского дракона, испускающего из своей пасти конфетти. Взрыв множества красок на небе, и первая любовь целующийся пары. Бабушка, крепко сжимающая ладонь своего мужа. Поедающая мясо с палочки кошка у киоска с жареной свининой. Художница запомнила сотни сюжетов, она держала их у себя в голове и рисовала несколько дней подряд, уделяя сну по три часа в день. Ей хотелось продолжать творить свое искусство вечно, если бы не новые сюжеты, возникшие в ее голове.

Критики с самого начала художественной карьеры не сомневались, что у Аниты большое будущее, но с каждым новым ее произведением, их восторг лишь увеличивался. Есть же такие люди, у которых дар делать что-либо, не прилагая к этому особых усилий. Дальберг была одной из таких людей. Чтобы она не рисовала, всегда попадала в точку.

- Ты не знаком с моим творчеством? – После довольно долгого молчания, спросила Анита у Риккарда. – Видел хоть раз мои картины, пусть и не вживую?
- Я не увлекаюсь живописью и не хожу на всякие там выставки картин.
- У меня есть серия произведений с летнего фестиваля этого города. Я бывала на фестивалях всего лишь один раз. Но он так меня поразил. Ты, как человек творческий, должен меня понимать, - Риккард кивнул. – Если я вспомню об этом и зрение не слишком-то и важно, стоит только открыть окно, почувствовать запах фейерверков и дыма от мангалов, и я переношусь в то время.
- Это можно было делать и с другой стороны больницы.
- Самовнушение, что хотя бы на один день я сумею прозреть и насладиться красотой праздника.
- Это что-то на подобие твоей книги для зрячих?
- Именно.

Двадцатое октября. Хэллоуин приблизился слишком незаметно ко всем постояльцам дома. Серый туманный город наполнился мраком, некой зловещностью и радостью детворы в разноцветных костюмах. Стены больницы также пытались не отставать, но все, что они смогли сделать, это повесить украшения и включить ужасы по телевизорам. Смеха детворы и радости в преддверии праздника не было, все-таки, люди попадают сюда по одной причине – они больше никому не нужны.
Анита обожала Хэллоуин, но ненавидела страшилки и ужасы. Как странно, что то, что ты ненавидишь, внезапно занимает все, даже потаенные уголки твоего сердца, когда ты всеми силами пытаешься не падать духом. Художница часто грустила. Да что тут говорить, в этом доме все часто грустили и совсем не важно, было ли у них праздничное настроение или нет.

Женщина встала с кровати и, задержавшись у края, попыталась нащупать подоконник, но все равно умудрилась спотыкнуться о собственные тапочки и удариться ногой о батарею. Риккард с некой жалостью посмотрел на Аниту и вздохнул.
- Я здесь всего лишь второй день, а ты успела уже все углы собрать. Сколько ты живешь в этой комнате?
- Не знаю, - девушка схватилась за ручку окна. – Около трех месяцев, может более того. Не моя прерогатива следить за временем.
- Это трудно?
- О чем ты?
- Ориентироваться при полной слепоте?
- Спроси у человека, который ничего не видит.
- Хорошо.
Риккард больше не разговаривал с художницей. Он понимал, у нее не лучший день в этом году, она устала или более того, вновь начала думать о том, что было бы, не случись вот это вот. Наверное, мысли о прошлом и невозможном будущем были худшей частью инвалидности.

Музыкант следил за действиями девушки, внимательно осматривал ее бледные ладони с синими прожилками вен. Анита медленно скользила по стеклу, не оставляя при этом ни одного единого отпечатка, будто бы она была уже не живой. Хотя, если посмотреть с другой стороны, в ней умерло творческое начало, возможно, для человека, вроде нее и Рикарда это было хуже смерти.
Так или иначе, она схватилась за ручку оконной рамы и, повернув ее, дернула на себя. Окно отворилось, и комната наполнилась свежим холодным воздухом с улицы. Звуки, доносившиеся с площади, усилились, и Рикарду на мгновение показалось, что он сидит на одной из лавочек в будний день с прекрасной женщиной и наблюдает за всем безумием, за приготовлениями к празднику. Такие мысли возникали у инвалидов слишком часто и сильно ранили каждого, возвращая их в суровую реальность.
Открыв окно настежь, и чуть задев Риккарда, Анита рукой нащупала плечо музыканта, чуть сжимая его и перемещая вторую руку на второе его плечо. Ее ладони медленно скользили вниз, девушка нагнулась и села на колени перед парнем, хватая его за оба запястья.
- Что ты чувствуешь, когда выходишь из поставленных врачами рамок комфорта? – Дальберг сжала ладони музыканта, и тот слегка, кончиками пальцем, почувствовал ее холодное прикосновение.
- Когда ветер ударяет по щекам, и я чувствую, что не чувствую ног, - Риккард нервно засмеялся. – Чувство, будто бы я долго-долго выбирал подарок любимым людям на праздник и сейчас иду домой, чтобы выпить горячий шоколад и посидеть перед камином.
- Что будет дальше? – Анита улыбнулась. – Только не говори, что дальше ничего.
-А что-то должно быть? – Парень заулыбался, зная, что в их фантазиях есть место быть всему.
- Это же всего лишь разговор. Выдумай все, что захочешь.
- Я слышу, как входная дверь открывается, на кухонный паркет падают два тяжелых пакета. Я слышу глубокий вздох, а после холодные ладони на своем лице. Девушка смеется, говорит мне что-то вроде «Я так скучала, милый! Сегодня ужасные пробки». После мы пьем горячий шоколад, разговариваем о произошедшем за день, я играю на фортепиано, пою на ломанном французском. А после мы ложимся перед камином на искусственную шкуру.
- Это похоже на сказку или историю из книжки, - Анита отпустила руки Риккарда. – Мне нравится. Я бы с радостью посмотрела на эту картину на экране кинотеатра.
- А о чем мечтаешь ты?
- Хочу идти по снежным улицам или стоять у фонаря. Вдалеке доносится звуки рождественской песни, а я жду одного человека. В моей руке чистый холст, и я жду своего человека, чтобы он принес мне краски. И плевать, что на улице непогода и все краски потекут. Я стою одна, в объятиях любимого мужчины, и он шепчет мне на ухо, что это не природа виновата в этом волшебном дне, а я! Потому что именно я хотела снегопад, я хотела рисовать это все и сделать момент незабываемым. Навсегда запечатлеть его на холсте, повесить в рамку над диваном, и, каждый раз проходя мимо и присаживаясь отдохнуть, вспоминать тот день, когда я была счастлива. Я бы никогда не продала эту картину, потому что она дороже любых денег. Это был бы тот день, когда я чувствовала себя обычным человеком, не инвалидом, не знаменитостью, а человеком, которым просто мечтает показать всю красоту, что он видит.

- Ты и правда хочешь рисовать. Всем своим сердцем, - Риккард вздохнул. – Это здорово и, если ты действительно захочешь…
- Смогу начать рисовать? Ты серьезно?! – Анита вскочила на ноги, размахивая руками. – Давай только ты эту чепуху не будешь говорить! Это ложная надежда!
- Ты можешь управлять руками, есть люди, которые и пальцами ног рисуют, и ртом…
- Тогда и ты можешь начать играть. Вот, видишь, у тебя остались чувствительные места на теле, почему бы не попробовать сыграть ими?
- Если бы мог в достаточной степени ими владеть, непременно бы сыграл.
- Если бы я могла видеть то, что я хочу изобразить, хотя бы в полной красоте в своей голове, то непременно бы изобразила. А так – чернота. Мне нечего изображать.

Пара не разговаривала до самого вечера: Риккард сидел и читал книгу, Анита ушла бродить по коридорам. Парень думал, что лишь с виду девушка такая депрессивная и открывающая глаза на правду жизни, но на самом деле, она была общительной. Судя по рассказам брюнетки, музыкант понял, что ее жизнь оборвалась, но ей хотелось жить дальше. Каждому в этом доме хотелось жить, по-настоящему. Каждый день люди делают обыденные дела, ходят на работу, готовят еду, от которой их уже тошнит, смотрят передачи, которые им не хочется смотреть. Каждый день миллионы людей просто существуют. Так чем жители дома Марианны отличаются от них? Только тем, что им подтирают задницы и преподносят еду по расписанию.

***
К вечеру, после ужина, Анита зашла в комнату и села на кровать, некоторое время не понимая, что ей делать. В голове девушки были двоякие мысли, будто бы она сильно хочет жить, но вновь теряет время, день за днем.
Художница легла, и некоторое время не издавала никаких звуков. Но после продолжительного молчания раздался вздох.

За окном играла музыка, тихая, но слышимая. Риккард видел, как на площади собирался народ. Очередное выступление, прогон номеров перед предстоящим чудом. Теперь люди не торопились. Вечера созданы не для спешки, а для долгих прогулок по свежему воздуху.
- Что там? За окном? – Брюнетка закрыла глаза руками. – Я слышу живую музыку.
Риккард долго молчал, вглядываясь в происходящее действие за окном. С третьего этажа сквозь заляпанное стекло все казалось таким нереальным и недоступным. Вот они, артисты, музыканты, которые, возможно, знали его лично, теперь играют там и веселятся. А он здесь, смотрит на все это, и хочет всей своей душой попасть туда, тоже сыграть на синтезаторе, попеть веселые песни и почувствовать на себе внимание десятков глаз и аплодисменты после. Теперь весь народ, сбежавшийся на оркестр, принадлежит не ему. Никто не смотрит в окна дома Марианны Сундквист, все смотрят на сцену и на разные украшения ко дню Хэллоуина.
Начался слабый дождь. Лунд закрыл глаза и заговорил:
- Слабые капли дождя барабанят по окну и медленными тонкими струйками стекают на подоконник. Дождь, вперемешку с туманом скрывают веселье, творившееся на улице, люди достали зонты. Местный оркестр выбрался сыграть реквием по мечте Клинта Мэнселла. Десяток зевак, в основном, молодые семьи или возлюбленные, стоят под одним зонтом, стоят и слушают. На их лицах, даже сквозь радужные оболочки зонтов, можно увидеть веселые счастливые улыбки. За окном, Анита, жизнь, пусть и нас там нет. Все уже украсили, приготовились к предстоящему празднику. Завтра довезут бумажные гирлянды, искусственную паутину и разные остальные реквизиты, и начнется веселье. А мы останемся тут и не сможем ходить в смешных костюмах и безостановочно принимать литры алкоголя на какой-нибудь вечеринке.
- Красиво, - Анита улыбнулась уголками рта. – Еще никогда я не видела такой красоты.
- Подъехал грузовик, и начали выгружать барабаны, - Риккард открыл глаза. – Детишки бегут, отбросив сторону зонты.
- Нужна музыка, - Анита вскочила с кровати. – Где окно?
- Пару шагов влево.
Девушка неаккуратно преодолела расстояние, коленкой встретившись с батареей. Нащупав ручку, она с легкостью отворила ставни, открывая оба окна сразу. Ее лицо обдал холодный воздух и маленькие капельки дождя. Даже Риккард почувствовал, как на его лицо упали две одинокие капли.
- Прости, - Риккард заметил, что художница потирает колено.
- Ничего, - девушка облокотилась локтями о подоконник. – Мне льстит, что ты забыл, насколько я беспомощна.

В те двадцать минут, проведенные с открытым окном, Риккард почувствовал себя живым, он вновь чувствовал пробирающий все тело холод. Парень прикрыл глаза, поддаваясь каплям дождя. Он представил, как идет в расстегнутой толстовке по улице и без зонта. Насквозь промокшая одежда, волосы паклями прилипшие к щекам. Вокруг бегают детишки в Хэллоуинских костюмах и рассматривают, что же им дали в очередном доме. И песни из праздничных детских фильмов. Риккард стал подпевать себе под нос, сам того не замечая. Анита подхватила, медленно спускаясь на пол. Ее голос дрожал, было ясно, что она не только замерзла, так еще и на грани срыва. Но окно она не закрывала: пару минут почувствовать себя живым человеком стоило того.

Анита встала с пола и, нащупав колени Риккард, с их помощью поднялась на ноги, пытаясь найти в полной темноте, где стоит стул.
- Присаживайся, - Музыкант открыл глаза.
- Куда? – Не поняла девушка.
- На колени, куда же еще, - Парень улыбнулся. – Все равно ничего не чувствую.
Девушка аккуратно присела, закинув ногу на ногу и, обняв Риккарда за шею, вздохнула.
- Что ты чувствуешь сейчас? – Анита провела рукой по волосам музыканта. – Чувствуешь ли ты тяжесть моего тела? А мои прикосновения?
- Я чувствую, что сижу на лавочке в объятиях замершей девушки. Она, как будто бы назло, греет свои руки о мою шею. Вот, что я чувствую.
- А я чувствую тело мужчины, его запах. Ты совсем не пахнешь больницей или таблетками. Я чувствую себя нормальной.
- Но ты и есть нормальная, - Риккард улыбнулся.
- Ты тоже, - Анита засмеялась. – И совсем не важно, что у каждого из нас есть большой жирный недостаток.

София, проводившая индивидуальные занятия каждый день, лишь стояла в проеме и слушала, как двое известных людей радовались мелочам и чувствовали себя нормальными людьми. Сложив руки на груди, она прошла мимо, улыбаясь такому быстрому выздоровлению обоих и закрывая глаза на то, что они сидели перед открытым нараспашку окном. Иногда, психическое здоровье намного важнее физического.


София спустилась на первый этаж и, заварив себе кофе, еще долго сидела над пометками, которые она сделала, разговаривая с Анитой.


На следующий день Риккард слег с тяжелой простудой. Аниту перевезли в соседнюю комнату, пока музыкант не поправится. Он болел три долгих недели и пропустил Хэллоуин.