гл. 18 Пряники

                Глава 18
                Пряники
               
       Зонуп сиял, как новая монета в пятнадцать рикстингов. Уже целую неделю он был почти совершенно счастлив.
       Счастье свалилось на него в образе того самого типа — пыльного, ободранного и выряженного, как типичная "пещерная крыса",  -  которого семь дней назад приволок к нему в отдел механизированный жандармский  патруль. 
       Жандармы с удовольствием отвезли бы добычу к себе, чтобы  потрошить её самостоятельно, однако дичь  пожелала иметь немедленный контакт с представителем  ФБГБ и умело грозила всевозможными служебными и карьерными неприятностями старшему патруля,  в случае проволочки в исполнении такого её требования. Жандармский субкорнет благоразумно решил не связываться - и правильно сделал!
       По одежде - "пещерная  крыса", а по физиономии - типичный северянин, этот тип,  даже не попросив снять наручники, назвался спецагентом Пятого департамента и потребовал немедленно поставить свое руководство в известность о прибытии в расположение зонального отдела. При этом он назвал телефон столичного коммутатора, хорошо известный зонупу,  а также  некий добавочный номер и свой оперативный псевдоним,  что в совокупности  не позволяло  отнестись к такому  требованию с пренебрежением. 
       С интересом глядя на все еще скованного наручниками пришельца,  зонуп  по закрытой телефонной линии связался с названным абонентом.
     Едва на том конце провода услышали имя "Ансельм", как приказали немедленно передать трубку задержанному.   Зонуп механически выполнил приказание и только тут сообразил, что еще не расковал своего гостя. Ансельм уже говорил по телефону, неудобно оперируя руками, плененными короткой цепью, а зонуп,  виновато и суетливо  пытался попасть ключом  в прыгающий замок металлических браслетов...
       Из разговора мало что можно было понять: только то,  что какое-то задание выполнено, но для оценки его действительной эффективности нужны дополнительные подтверждения. После этого, уже освобожденный от браслетов  Ансельм возвратил трубку зонупу. Именем аж самого флаг-коммодора Ксанта Авади  зональному уполномоченному приказали обеспечить для  спецагента все возможные бытовые  условия,  полную безопасность, максимальную секретность пребывания в расположении  части,   и  ближайшим военным бортом отправить его  в столицу.  После этого зонуп проникся к своему гостю,  оказавшемуся совсем еще молотым человеком,  совершенно настоящим и вполне искренним почтением.
     Не прошло и суток, после того как самолет унес таинственного Ансельма в уже весеннее баскенское небо, как из секретного сектора на стол зонупа  повалили листки оперативных сообщений, красноречиво говоривших о настоящем наступлении на ФОБ. В числе многого прочего,  там было предписание о задержании за пособничество террористам того  самого фермера, который пичкал гэберовца своим омерзительным хомусом.
     Зонуп с наслаждением провел эту операцию, имея подо всеми своими действиями то твердое основание, что хуторянин совершенно изобличен в  контактах с  "пещерными крысами"  показаниями спецагента ФБГБ, которого "фермер" лично провел по значительной части тайной тропы, связывавшей подземелье с прочим миром.
     Без стеснения пуская в ход все методы:  от аккуратного, не оставляющего следов,  мордобоя, до  вполне бесчеловечного шантажа,  основанного на страхе баскенца лишится всего своего многочисленного  выводка, - зонуп выколотил из него сведения  аж о трех тайных тропах,  о проводниках, о паролях  и системе сигнализации.  Используя эти данные,  гэберовец немедленно организовал засады в самых уязвимых местах на переходах через каньоны и получил богатейший улов. После этого, пройдя по короткой цепочке ставших  ему известными  "маяков",  он смог плотно обложить четыре наиболее удобных входа в главную подземную крепость,  занятую Фронтом Освобождения Баскена.  Взять её штурмом он, разумеется,  не рассчитывал,  но вот сношения подземных сепаратистов с наземными - существенно затруднил. Теперь следовало ожидать вполне заслуженных поощрений: благодарностей руководства,  денежных  и прочих наград, возможно, повышений в чине или открытия новых возможностей для карьерного роста, -  в общем, разных приятных вещей, которыми совсем не богата жизнь честного служаки...       
     На четвертый день после отбытия Ансельма в столицу,  из центра пришло осторожное оперативное уведомление о том, что по поступающим из разных источников данным,  удалось уничтожить сразу трех руководителей ФОБ. "Контора", конечно же, не раскрывала своих информаторов,  но  самый узкий круг людей знал, что первым феноменальный успех  подтвердил агент Заморозок, любитель маленьких мальчиков и один из очень немногих этнических баскенцев,  работавших на ФБГБ.
    Надо сказать, что к этому времени зонуп уже сам стал получать подобные сведения от захваченных им на тайных тропах пленных, но боялся в это поверить. И вот теперь  радостные для гэберовца вести  стали находить перекрестное подтверждение. Со своей стороны  он также направил в центр выдержки из допросов захваченных боевиков, в которых они давали показания о смерти Васода, Рамаха и Дадуда, и при этом сообщали,  что ликвидировал этих лиц, скорее всего,  некий  "хоим" по кличке Еретик... 
  "Это же надо понимать!"   -  восторгался зонуп. Ему-то было хорошо известно,    что подобного рода удар по тайной организации, по крайней мере,  способен на длительное время  дезорганизовать её действия и на порядок  снизить активность всех подпольных ячеек. А есть в истории спецопераций и такие примеры, когда последовательная ликвидация одного за другим нескольких руководителей  какого-нибудь подполья вообще  приводила к его полному развалу... "Дай-то Бог Единый и Светлый!" - подумал зонуп и с чувством поцеловал белый камень в перстне на мизинце своей левой руки...

                * * *

    "Контора" по делу о Фронте Освобождения Баскена,  практически одномоментно,  реализовала все имевшиеся у нее наработки.
     В руки гэберовцев попали самые крупные арсеналы,  накопленные боевиками   при деятельном участии Тиоракиса.     Были арестованы многие,  ставшие известными в ходе глубокой оперативной разработки,  функционеры  ФОБ  и  их пособники,    действовавшие в нескольких национальных и административных кантонах и, в том числе,  в столичном регионе. Среди многих прочих,  в силки угодили и Гамед,  и баскенский доктор,  и Увендра...
     Как всегда бывает в таких случаях,  кто-то из попавших в плен  смог удержать язык за зубами, а кто-то заговорил,  и пошедшие кругами волны провалов потопили почти всю периферийную  сеть  подполья.
    В течение каких-то двух недель от Фронта остался только  изолированный корень, сидевший глубоко под землей в  темных пещерах Баскена. В таком состоянии ему было предельно сложно разбрасывать  свои опасные плоды,  и он,  как это нередко случается в подобных обстоятельствах,  начал загнивать,  отравляя сам себя.
    Сначала сработал страх перед привлеченными к работе "хоимами". Все поголовно иноплеменники, завербованные для террористической работы,  попали под подозрение. Ситуацию подогрело обнаружение  еще одного, кроме Еретика, агента ФБГБ работавшего в структурах ФОБ. Эта была женщина из маами. Ликвидировать её боевики не смогли. Она вовремя скрылась, но не успела уничтожить явные доказательства своей связи с гэберовцами. Баскенцы не знали,  что раскрытие этого агента также входило в планы "конторы". Хорошо понимая, что "хоимам" в баскенском подполье теперь веры не будет, сотрудницу секретной службы умышленно вывели из игры и демонстративно "провалили", чтобы еще более усилить разброд и панику в стане врага.
     Первой жертвой этой паники стал Крюк. Наутро после гибели Васода,  Рамаха  и Дадуда он,  прибывший в подземелье вместе с  Еретиком   и убедивший всех в безусловной надежности этого человека, был просто застрелен в припадке ярости начальником отряда охраны штаба ФОБ.
     Потом на фоне борьбы за упавшую военную власть начались долгие разборки относительно того, кто первым выдвинул идею и благословил привлечение всех этих "хоимов" к участию в баскенских делах. На сходе клана перессорились между собою две ветви  большой аристократической семьи. Отпрыском одной из этих ветвей был Рамах, другой -  Васод. Родственники переругались:  каждый сваливал все грехи на "чужого" покойника, и дело дошло до поножовщины, которую едва удалось остановить. Однако, после этого гордые баскенцы никак уже не могли договорится, кто возглавит военную организацию клана. Каждая из сторон проваливала кандидата соперника. Вот тут-то и возникла компромиссная фигура, стоявшего в стороне от свары,  представителя другого,  но тоже  аристократического по баскенским понятиям семейства.
Таксен (так звали этого молодого человека)  не пользовался среди  своих  соплеменников славой воина и был фигурой откровенно слабой. Именно это обстоятельство неожиданно устроило тяжущихся.  Каждая сторона надеялась держать временщика под своим влиянием, и в первый же подходящий момент вовсе отодвинуть его в сторону.  За захватывающей внутренней борьбой   все как-то упустили из виду,  что в боевых условиях  слабое военное руководство - прямой и быстрый путь к поражению. Опять же не одни баскенцы собирались управлять Таксеном. В секретных анналах ФБГБ этот молодой человек числился как агент "Заморозок".       

                * * *         
               
       Очень довольны были и Президент, и  вся президентская рать.  Выборы - на носу,  и крупный успех власти в борьбе с сепаратизмом и терроризмом пришелся  как нельзя  кстати.
       Не то,  чтобы Президент и правящая партия боялись потерять существенное количество голосов.  Боже упаси! Технологии в этой области за многие годы, были отработаны до совершенства и всегда давали  кандидату от Объединенного Отечества  необходимое преимущество перед любыми другими претендентами при соблюдении всех минимальных приличий, разумеется. Когда-то созданная Стиллером полумаргинальная партия давно превратилась в корпоративный орган,  выражавший волю самых широких слоев  бюрократии, и несла на своих знаменах  могучие лозунги защиты стабильности и крепкого "народного" государства. И как-то  само собой получалось, что кандидаты на президентский пост  вылуплялись, почти непременно,  из числа военных и штатских служилых людей достаточно высокого  ранга.  Собственно, первым и единственным исключением из этого правила был сам Стиллер,  в свое время совершенно неожиданно воспаривший на политический олимп из адвокатской конторы  под парусами своей фантастической демагогии,  в которые дули попутные ветры экономического и политического кризиса. А потом... Потом начала работать самовозобновляющаяся система, состоящая из связки двух элементов,  неизбежно работающих друг на друга: с одной стороны - партия бюрократов, с другой (или с той же?) прямое порождение этой же среды - Президент.  Основное требование к кандидату выдвигалось одно -  преемственность,  которая мыслилась как не имеющая альтернативы гарантия  экономической и политической стабильности и, следовательно, всеобщего благополучия. В таком виде все это и преподносилось электорату.   Впрочем... может,  оно так и есть?
    Подобная система неизбежно грешила авторитаризмом со всеми его издержками.   Довольно резкие, порой, колебания курса внутренней и внешней политики,   в большой степени зависели от умственных способностей и личностных качеств человека,  бравшего руль, и от того, как он сам понимал ту самую преемственность. Иногда везло (и даже очень), иногда - нет...
    В общем, выборы,  не  готовившие властям каких-то особых сюрпризов,  тем не менее,  расценивались как весьма ответственное мероприятие. Потому,  как даже очень смирной лошадью, нужно управлять. А ну,  как её (лошадь)  кто испугает, и она понесет, сбросив кучера и круша все на своем пути? Бывало, знаете...
    Опять же,  избирательная компания  становилась  для аналитиков во властных структурах своего рода  моментом истины, когда можно было почувствовать настоящий пульс общественного мнения, понять, кто реально может испугать лошадь, определить с какой стороны вожжи нужно натянуть, а с какой ослабить и,  в конце-концов, чем сегодня следует кормить животное - овсом  или соломой? 
    С пропагандистской  точки зрения  мощный удар по террористам был даже не овсом, а морковью с сахаром!
    Президент с удовольствием подписывал указы о поощрениях и наградах отличившимся. 

                * * *

    Был награжден и Тиоракис. Правда,  "Слава Отечества", о которой он когда-то  мечтал в детстве,   ему не досталась, но "Звезду Отважных" - один из самых высоких и почетных военных орденов он получил. Такого не было даже у  его отца, прошедшего почти всю Шестилетнюю войну. Впрочем, не только  отец, но  также  никто  из друзей отца -  ветеранов войны,  не мог похвастаться подобной наградой!
    А Тиоракис поймал себя на мысли, что ему  полученным орденом хвастаться не хочется. И на этот раз,  вовсе не потому, что тайное обладание - слаще. Причина  коренилась в другом.  Когда он  спрашивал сам себя: "А за что, собственно, награда?" - на него накатывало чувство некой чрезвычайно неприятной неловкости...   
  Несколько лет назад в одной из книг Тиоракис  прочитал, как главный герой повести на вопрос одного из персонажей: за что он "схватил" военный орден, -  отвечает: "Было там что-то такое, убил, наверное,  кого-нибудь..."  В то время Тиоракису  подобный ответ показался некоторой натяжкой со стороны авторов. Неестественной  представлялось совсем еще неискушенному тогда молодому человеку такое отношение бывшего солдата к оценке своих боевых заслуг. А ныне он сам,  подводя итог собственным деяниям,  видел на первом месте не выполненный долг перед Родиной, не разгром вражеского стана, не благо, скорее всего,  принесенное  им энному числу сохранивших свои жизни соотечественников, а оставленные там, за спиной, трупы - трупы своих, трупы врагов... 
    "Да, действительно, - меланхолично констатировал Тиоракис, глядя на красивый  и очень спокойный пейзаж  за окном, -   "убил, наверное,  кого-нибудь"... А то, что труп врага  пахнет сладко, кажется,  врут..»
 

                * * *

    После возвращения из Баскена, Тиоракис не вернулся ни под родительский кров,  ни, тем более,  на "хитрую" гэберовскую  квартиру.
     "Контора",  временно поселила своего отличившегося сотрудника в небольшом коттедже на  территории охраняемого ведомственного поселка, где-то в тылах  правительственных резиденций, что на берегу Сарагского озера.  Это было сделано,  прежде всего,  для безопасности самого Тиоракиса. Руководство Пятого департамента  не без основания полагало, что может найтись  немало желающих свести счеты с агентом, провалившим крупную террористическую сеть и лично уничтожившим нескольких руководителей подполья, занимавших, к тому же,  видное место в родовой структуре одного из наиболее влиятельных баскенских кланов. Одновременно  Тиоракис  являлся  для кого-то -  ценнейшим, а для кого-то - опаснейшим свидетелем в ходе   идущего на полных парах следствия,  и должен был остаться таковым на  предстоящем судебном процессе.  Во всяком случае,  на весь этот период времени  к нему приставили постоянную охрану и, насколько это было возможно без пластических операций,  переменили его  внешность.
    Строго говоря, Тиоракис оказался в положении почетного узника того самого ведомства, которому он служил уже несколько лет.  Условия заключения, правда,  были весьма комфортабельными.
    Чисто промытое и, поэтому,  практически невидимое стекло больших окон его "камеры"  открывало скромный,  но  очень уютный вид на подстриженную лужайку, которую живописно пересекали  несколько вольных линий садовых дорожек,  вымощенных  плитняком. Лужайка ограничивалась ровно подстриженным кустарником, за которым начинался редкий,  хорошо прочищенный лес, круто спускавшийся к берегу невидимой отсюда маленькой речки, скорее даже ручья, приятный звук которого на миниатюрном перекате можно было  услышать в тех редких случаях, когда ветер  совершенно  прекращал свои игры с кронами деревьев. Сквозь ветви, еще не одетые  в это время листвой,   и поверх них,   проглядывал широко раскинувшейся на противоположном,  пологом склоне   долины,  луг,  отделенный от неба прихотливо изогнутой  лентой дальнего леса. Все это создавало ощущение простора и свободы, но Тиоракис хорошо знал,  что там, совсем близко,  за  лужайкой и кустами,   ниже по склону,  деликатно поставленный в мертвой зоне  и, по этой причине не уродующий пейзаж, находится  сплошной трехметровый забор, снабженный охранной сигнализацией и системой телекамер слежения. Изнутри этого барьера,  строгим ошейником  охватывавшего весь периметр закрытого  поселка,  шла тропа,  которую  каждый час  обходил патруль с собакой.
    Еще более  тюремные ассоциации Тиоракиса  подстегивала  необходимость максимально ограничить, а в некоторых случаях даже полностью прервать все контакты с друзьями и близкими.
    Он исчез, как бы испарился для всех, или почти для всех.
               
                * * *         
 
    Матери, сестре и отцу Тиоракиса пришлось пережить тревожное изумление по причине  неожиданных открытий, связанных с неизвестными им ранее тайными  сторонами жизни ближайшего родственника.
    Это всегда сложно -  осознать, что человек, о котором, казалось бы, знаешь все, на самом деле -  нечто совершенно иное. 
    Завесу  секретности над  родом  занятий Тиоракиса   для самых близких ему людей лишь едва приподняли. Никто не собирался  увеличивать круг посвященных   в какие-либо  подробности дела.  Вместе с тем,   новое  положении   Тиоракиса  потребовало серьезных    перемен в жизни тех, кто был с ним тесно связан.   
    "Контора",   стремясь обеспечить полную безопасность своего агента,  позаботилась о том, чтобы вывести из-под возможного удара  его самых близких родственников. Делалось это не столько из абстрактного гуманизма, сколько из совершенно прагматических соображений. Гэберовцам  было хорошо известно, как можно сломать человека,  оказывая давление на родных ему людей. Посему  сочли  целесообразным заранее лишить противника такого шанса. 
    С госпожой Тиоракис все было достаточно спокойно. Разумеется,  она  была поражена, когда  от специального посланца из соответствующего ведомства   узнала, что её сын является субинтедентом ФБГБ (Тиоракиса в порядке поощрения подняли еще на одно звание) и, что он только-только вернулся с выполнения  в высшей степени ответственного  и,  более  чем опасного,  задания. Но когда начальный шок прошел, её первой и вполне ожидаемой реакцией стало мгновенно вспыхнувшее беспокойство за сына, за его жизнь и здоровье. Это составило благоприятный фон для привлечения матери к сотрудничеству в деле  обережения  собственного ребенка (Да, да! Ребенка!).
    Госпоже Тиоракис объяснили, что во имя её безопасности и, главное - безопасности сына, необходимо на какое-то время всего-навсего переменить имя,  работу и место жительства. В первый момент от этого "всего-навсего" она ужаснулась, но в следующее мгновение материнский долг и материнский страх сделали свое дело.  Она всегда была практичной женщиной и понимала, что ради шутки  строгое  и весьма недолоюбливаемое  ею ведомство,  делать подобные предложения никому не будет.
    Госпожа Тиоракис побывала на свидании с сыном, тоже подумав про себя: "Как в тюрьме!"    Встреча состоялась на какой-то  квартире,  куда ее доставили с соблюдением массы предосторожностей, чем еще больше напугали,  и где она  увидела своего мальчика, не сразу  узнав  его за отросшими бородой и усами.
    Она не стала корить сына  за совершенный им втайне от неё столь радикальный шаг, понимая,  что в сложившемся положении это сколь смешно, столь и бесполезно. Матерям природой дана способность быстро  смиряться с самым необычным выбором,  который делают на своем пути  их дети (может быть,  только за исключением  выбора жен и  мужей).  Она несколько успокоилась,  узнав, что сын живет в прекрасных, прямо-таки санаторных,   условиях, на природе,  и не  испытывает нужды ни в чем. Она была растрогана его искренним беспокойством  за  безопасность матери, хотя  уже вполне осознала, что под возможный удар поставлена  именно любимым чадом, ввязавшимся в  какое-то отчаянное дело, не спросив у  неё ни совета,  ни согласия. Наконец, она решилась во имя безопасности сына  на некоторое время  напялить на себя  шапку-невидимку предложенную,  ей спецслужбой.
    Под именем госпожи А-Умо госпожа Тиоракис отправилась в административный кантон Клегас на востоке страны,  где ей предоставили  на весь срок её вынужденного там пребывания  хорошую квартиру и работу по специальности почти без потери в заработке. Письма от друзей и родственников, приходившие на  её имя  по столичному адресу, она получала через  управление  ФБГБ  по Клегасу и через него же отвечала своим корреспондентам.
    С переменой фамилии для сестры Тиоракиса возиться не пришлось. Она давно сделала это сама, когда вышла замуж. Несмотря на всю свою фронду по отношению  к власти и, особенно,  к  спецслужбам,  неожиданное известие о том, что её любимый братик заделался  самым,  что ни на есть,  гэберовцем,   Совиле  перенесла спокойно. Гены версенского практицизма давали себя знать. Она  даже не слишком возмутилась,  когда  направленный к ней для беседы сотрудник Пятого департамента сообщил  о насущной необходимости на некоторое время переменить место жительства. Ощущение реальной опасности и страх за собственную семью  отводили  протестным настроениям место  где-то в самом конце очереди действительно важных дел. Тем более,  чертова лавочка предлагала  соблазнительные  условия.
    Муж Совиле,  прекрасный специалист в области электроники, которого в курс событий,  связанных с тайными делами шурина,   вообще никто не вводил, совершенно неожиданно для себя получил предложение,  о котором мечтал со студенческой скамьи. Его позвали на работу в центр аэрокосмических исследований, работавший под эгидой правительства и обслуживавший, по преимуществу,  интересы обороны. Там было поистине великое поле для приложения его способностей,  по-настоящему высокая зарплата и прекрасные бытовые условия. Недостатком являлась необходимость жить в полузакрытом научном городке и находится под постоянным присмотром спецслужб. Но,  что это все такое,  по сравнению с  предложенным ему  настоящим делом - делом о котором он  мечтал столько лет?  К тому же и жена поразительно легко согласилась  покинуть старое гнездо и отбыть к новому месту жительства  по срочному вызову,  поступившему из столицы космических технологий...
    С отцом Тиоракиса, по-прежнему служившим Региональным представителем Федерального надзора в далеких Приморских кантонах,  поступили еще проще. Его поручили попечению Департамента Государственной охраны.  В общем-то, по  должности, которую он занимал,  телохранители и сопровождение не полагались (не хватало одной ступени), но в данном случае сделали исключение. 
   Лидо Тиоракис,  в отличие от своей бывшей жены и дочери от первого брака, и в соответствии с собственными жизненными установками,  воспринял новость о том,  что его сын делает карьеру в спецслужбе,  если не с восторгом, то, по крайней мере,  с законной гордостью.  Он, правда, терялся в догадках, что такого мог наделать его отпрыск, отчего отец получил не положенную по статусу привилегию... И о награждении сына он тоже  еще  не знал. Почти никто об этом, пока,  не знал.         
               
                * * *

    В университете исчезновение Тиоракиса заметили не сразу. Редкое появление в альма-матер старшекурсников, вышедших на написание магистерских диссертаций было обычным делом. Они пропадали в специальных библиотеках, корпели над собранными материалами по домам и лишь изредка  выходили на контакт с руководителями защиты. Вот, например,  Гамед  с философского факультета,  славный компанейский парень и без пяти минут магистр,  тоже  куда-то запропастился. Ничего, полагали многочисленные знакомые  - к защите все отыщутся...   
    Но где-то в середине весны по университету быстро распространилась весть о том, что Гамед  затерялся не в лабиринтах библиотечных стеллажей, а, представьте себе,  уже несколько недель назад  как арестован за принадлежность к террористической организации. Это выяснилось после визита судебного следователя, который изъял из университетской канцелярии его личное дело и запросил характеристику на попавшего под следствие студента.  После этого на допросы в Следственный департамент стали вызывать всех, кто тем или иным образом контактировал с Гамедом,  а особенно членов землячества студентов-баскенцев.  Результаты не заставили  себя ждать:  еще три  студента угодили в следственный изолятор.
    Университетскому сообществу, как и всей стране,  было хорошо известно о последнем крупном успехе спецслужб в борьбе с террористическим подпольем.  Примерно месяц назад о мощном ударе по Фронту освобождения Баскена  громко раструбили все средства массовой информации,  а многочисленные комментарии  по данному поводу  с тех пор продолжались почти ежедневно.  Но вот то, что одно из своих гнёзд это самое  подполье сплело в стенах славного и почтенного учебного заведения, стало большим сюрпризом.   Неудивительно, что скандальная тема  дебатировалась  среди учащихся и учащих  самым оживленным образом.   Мнения, при этом,  случались самые разные: кто-то считал, что арестованные - всего лишь малая часть террористической  ячейки,  пустившей разветвленные корни среди  этнических групп студентов, а кто-то полагал, что и этих-то  похватали под горячую руку и по чистому произволу, что является признаком начавшейся "охоты на ведьм" в преддверии очередной избирательной компании. Между этими полюсами, понятное дело, был полный спектр версий промежуточного типа.            
    Живой общественный интерес к горячей теме не мог не задеть личности Тиоракиса, исчезновение  которого с  университетского горизонта в контексте происходивших событий выглядело, как минимум,  интригующе.
    Припомнили, кстати, что Тиоракис одно время высказывал и даже пытался пропагандировать радикально-сепаратистские идеи. Как же, как же! Его даже из Молодых Соколов исключили за это самое! Да! И ведь с Гамедом он общался! Не часто, скорее,  редко, но ведь общался!  С другой сторон -  личное дело  Тиоракиса оставалось, пока, во всяком случае,  на своем месте в канцелярии. Это обстоятельство особо любознательные  не преминули выяснить, через не менее любопытную  даму,  работавшую делопроизводителем кадрового сектора. Хотя результат несколько разочаровал, но интрига оставалась и даже как бы закручивалась стараниями энтузиастов раскрытия чужих тайн.  Например,   девицы из секретариата  декана юридического факультета  выяснили и, конечно же,   распространили среди широкой публики информацию о том, что домашний телефон в квартире Тиаракиса не отвечает. То есть совершенно. Ни рано утром,  ни днем,  ни поздно вечером. 
    Университетские товарищи,  хотя и отвергали с негодованием гулявшую по университету  версию о возможной  причастности  Тиоракиса к  террористическому подполью, но  как-то разумно объяснить его длительное и безвестное отсутствие не могли.
    Кто-то набрался наглости и подъехал с этим вопросом  к  Летте, но нарвался на откровенную грубость, которая особенно удавалась главной красавице университета, когда она была не в настроении.   Двумя словами - полный туман.
    Многие хотели бы знать позицию ректора. Он был руководителем старейшего государственного университета и,  следовательно,  государственным человеком. Ситуация меж тем для него складывалась весьма двусмысленно. Ну,  представьте себе:  под самым носом  у государственного человека - гнездо террористов. Он, конечно,  не жандарм, но все равно - нехорошо. Особенно,  если найдутся небескорыстные  желающие  преподнести  всю эту историю,   где следует и, при этом,  соответствующим образом. Вот хотя бы с тем же Тиоракисом: выгнать его надо было из университета еще тогда,   почти три года назад. А государственный человек, почему-то  слиберальничал:  дескать,   молодо-зелено, дескать, способный малый,  дескать, вообще,   наше дело преподавать, а не мозги вправлять...
    Одно время стало заметно, что ректор вроде бы даже стал нервничать, но вот когда скользкая тема всплыла на совместном заседании бюро университетской  организации Объединенного Отечества и  Межфакультетского Совета МС, он вдруг продемонстрировал какую-то совершенно неожиданную и не соответствующую ситуации уверенность.
    Ректор весьма снисходительно,  и даже с иронической  полуулыбкой   выслушал нападки на себя со стороны  секретаря Совета МС, которого, в бытность его заместителем по идеологии, так сильно подвел своей националистической эскападой Тиоракис.
    - Не горячитесь так уж сильно,  мой юный друг, поберегите ваш обвинительный запал для других случаев -  вальяжным тоном прервал он  политически грамотные рзглагольствования  молодого карьериста,  -  Вот вы мне всё нелюбимого вами  Тиоракиса в вину ставите, а между тем от официальных органов в отношении него никаких претензий пока не поступало.
       -  Ну, это пока, только пока! - запальчиво продолжил секретарь МС.
    - Вот, пока и помолчим. Верно я говорю? - спросил ректор обращаясь к декану юридического факультета.
    - Разумеется! - весьма благодушно ответствовал тот - Презумпция невиновности... и все такое, знаете ли...
     Уверенность ректора и спокойное благодушие  декана объяснялись легко. Не далее как в это утро в кабинете руководителя университета состоялась,  согласованная еще накануне  по телефону,  аудиенция. Чего-нибудь хорошего  от этого мероприятия ожидать было сложно, поскольку о конфиденциальной встрече  попросил достаточно высокопоставленный представитель известного ведомства.  Ректор не без основания полагал, что речь, скорее всего,   пойдет о  малоприятных обстоятельствах, связанных с участием   студентов университета в террористическом подполье. Однако, он ошибся,  хотя и не в полной мере, как  выяснилось  несколько позже.
    Господин в штатском, после непременного предъявления "верительных грамот", подтверждавших его солидное положение в ФБГБ и широкие полномочия,  сразу предупредил, что сведения, которые станут  известными высокочтимому господину ректору в ходе их беседы,  не подлежат разглашению.  К решению  деликатного вопроса,  суть которого будет изложена чуть позже,  может быть привлечен лишь необходимый и   при этом максимально узкий круг людей, от которых к тому же будет отобрана соответствующая подписка.
     Ректор понимающе кивал, хотя, на самом деле, не понимал ни черта. Наконец, закончив свою довольно мутную прелюдию,  посол спецслужбы приступил к изложению сути вопроса.
     - Мы обращаемся к вам,  прежде всего,  как к председателю  диссертационного совета и руководителю экзаменационной комиссии университета. Видите ли, господин ректор, в государственных интересах,   детали которых я по понятным причинам не могу перед вами раскрыть,  необходимо организовать закрытую и при этом заочную защиту магистерской диссертации  нашего сотрудника.
     - Простите, - изумился ректор,  никак не ожидавший такого поворота в разговоре, -  а ваш сотрудник  прослушал курс какого-то высшего учебного заведения?
     - Несомненно!  Он вполне успешно отучился на юридическом факультете вашего университета. Его фамилия Тиоракис. А вот его диссертационная работа - и господин в штатском выложил на стол  красиво переплетенную пачку бумаги с отпечатанным текстом...
     Некоторое время спустя в кабинет ректора зашли, приглашенные  по внутренней связи, декан юридического факультета,  и начальник канцелярии  университета, -  с которыми и были согласованы все главные  технические детали деликатного дела...
     Ректор был не только государственным человеком но и стрелянным воробьём. Он умел сопоставлять. "Пожалуй,  - сделал он для себя вывод - этот Тиоракис действительно имел отношение к террористам.  Я даже догадываюсь,  какое именно... И вряд ли кто сможет воткнуть это лыко мне в строку!"   

                * * *
               
     А Тиоракис в это самое время  глядел из окна своего временного убежища на спокойный пейзаж... Точнее не глядел,  а просто  уставился  в ту сторону.  Обращенный внутрь себя, он  никак не мог дать окончательной оценки некому существенному,  требующему итога,  этапу своей жизни. Вдоволь поблуждав за последние три года между  трудноразделимыми берегами добра и зла,   он все никак не мог определить:  к которому из краев ближе лег его след?  И какое расписание назначено ему на будущее?  Тиоракис, Ансельм, Еретик...  далее везде?   

                Конец второй части.