lyric hero No. 41. Моравский принц

Он просыпается ранним утром, садится на кровати навстречу солнцу и начинает одеваться. В абрисе света, словно облитый медом, он - «само совершенство»: упругие кудри, породистый овал лица и торс как у гипсового бога в музее. Я обвила его тело своим. 

- Darling, I’m cap. My guys will wake up in 30 minutes, now I should be in my tent, not in your silk bad. I get to go, - он говорит это мягко, но безоговорочно; нежно, но уверенно.
- Yeah, Tomash, I understend . Go! – я отпускаю его легко, потому что знаю: вечером мы увидимся вновь. Вчера и завтра он – мой сосед и клиент. Маленькое летнее приключение.
- See you later, Julia, - улыбается он сверху, из солнечного мёда.
- Nice to meet you, - "не в тему" говорю я, и мы смеемся, а я снова прижимаюсь к его теплой загорелой коже. Еще одну минуту обняться с теплокровным богом.

Одев штаны, ;мy cap; тихо закрывает за собой дверь, а я растягиваюсь на шелковом белье морской звездой, не переставая улыбаться. Мы познакомились сутки назад, а завтра расстанемся навсегда. Это – короткая история.

Вечер накануне: конец обычного рабочего дня у администратора кемпинга в столичном парке. В эти нежные летние сумерки моя работа - вылезти из гамака, чтобы встретить очередной эшелон европейских пенсионеров или парочку ботанов-бэкпекеров. Нужно отксерить их документы и перекинуться парой фраз о том, как попасть на Красную площадь, где у нас душевая, а еще - какая хреновая политическая обстановка в России, но какая благодать прямо сейчас вокруг.
Солнце стекало в кроны деревьев. За лесом хрипел моторами вспотевший город, а у нас, как всегда, сломался wi-fi, шелестели листья, пели птицы, кукарекали петухи и бродили иностранцы в банных халатах.

Разрывая тишину, под шлагбаум  въехала эскадра мотоциклов - пятеро мужчин в сияющих доспехах из пластика. Заглушив двигатели, они встали на землю, сняли шлемы и улыбнулись:
- Hello!

У моего крыльца стояла пятерка из ролика Old Spice: красиво взъерошенные, стильно щетинистые, блестяще зубастые. Сильные, молодые, ослепительные, брызжущие адреналином и жаждой приключений. Я покачнулась, бигуди дрогнули на голове, вечер переставал быть томным.
На стойке ресепшн – четыре синих чешских паспорта и один - узорчатый - сербский. Самый красивый – Томаш, их капитан - из Праги. 

Мотоциклисты раскинули палатки и распечатали свое чешское пиво, а я вернулась созерцать закат из гамака. В поисках интернет-сигнала сюда пришел тот самый Томаш. Два часа подряд он разговаривал со своей Чехией по телефону, бродил туда-сюда мимо меня и не переставал улыбаться. Я разглядывала его в ответ и тихо рядилась с тараканами в своей голове:
- Чего он пялится?! Это что у нас, опять harrasment от еще одного восторженного иностранца?.. А, может, он улыбается просто потому, что у них в Европе принято улыбаться всем подряд? Еще я видела его паспорт: он - совсем еще юноша... Но, черт возьми, он хорош! Прямо какой-то моравский принц - породистый, с прямым дерзким взглядом. Вах, князь Святополк какой-то!
Когда солнце скатилось в другую сторону планеты, красивый чешский гость стал частью моего пейзажа. Душевные терзания сморились, а я растянулась в гамаке, посмотрела в розовое небо и зевнула:
- Божечки, ну, какая разница? Вокруг - сказочное лесное царство. Здесь возможны любые варианты развития событий. Например, короткая мелодрама...

Вечером я закрыла ресепшн на замок, и мы с подругой вприпрыжку зарядили к чехам в гости. «От нашего стола» понесли шампанское и флакон самогона, изготовленный одним из «аборигенов» кемпинга:
- Guys, this is Russian hand-made vodka!

В ночи мы сидели под зелеными кронами, пили все подряд, смеялись и говорили, смешивая латиницу с кириллицей: на английском, русском и - сербском, который застрял между первым и вторым. Наши друзья на этот вечер были сердечны и восторженны - Петер, Штефан, Лука, Ондрей и Томаш, моравский принц.
Мы были с ним за разными концами стола, но весь вечер смотрели друг на друга через бокалы и людей. Как это получается в кино? Бал, сверкающая зала, мужчины – во фраках, женщины – в бежевых шелках. И – глаза, выхваченные режиссером по свету. Или – толпа по любому поводу и – двое: смотрят друг на друга насквозь, а остальные – размазанным фоном.
Такое может случиться на светском приеме, на чужой свадьбе, на пьянке у друзей, в аэропорту, на вернисаже, в маршрутном такси, у помойного бака во дворе… Просто смотришь, как будто стоишь - голый, по пояс - в горной реке: холодно и щекотно, но вода обнимает, липнет как магнитное тело...

Выпив побольше, мы, шатаясь и спотыкаясь, пошли показывать парням местные пруды. Мы сели с Томашем на лавку у тёмной воды в изгибистых берегах, дышали густым ночным воздухом и обнимались как сельская парочка. С другого берега пруда весело орали люди: местные бродяги, напившись с дневных подачек, радовались теплой пьяной свободе, вили ночлег из помойных тряпок и купались в тине.

Но и это - декорация, когда "сон в летнюю ночь". Бомжи превратились в козлов-сатиров, а мы с моравским принцем – в фавна и Даяну, которые сплелись анатомически как на картинах Возрождения...
На утро я ничего не помнила, кроме того, как кудри Томаша путались в пальцах, а кожа пахла мокрой землей. 

… С утра чехи уехали на метро в old-city, а мы с подругой завершили день на светской тусовке: кинопремьера модного режиссера в модном концертном зале модного загородного поселка «лухари виляж». Там была куча модных, холеных людей, но моравский принц был лучше всех. Я вспоминала его тело и не спешила, предвкушая: пирожное с розочкой из крема ждет дома в холодильнике.

Когда мы с подругой - нарядные, самоуверенные и лихие - вернулись в кемпинг, Томаш и Ондрей ждали нас за пустым столом. Тень на их лицах была реальной и фигуральной. Свечи в подсвечниках не горели.
Мы сидели молча, Томаш был как натянутая струна, и я забыла весь свой английский "вокабуляр". Пирожное с кремом стояло на тарелке у лица, а я не могла открыть рот. Вдруг он резко встал из-за стола:
- Тут - такое дело... Мы уже не успеваем по маршруту, и я изменил план. Мы выезжаем завтра не вечером, а в 7 утра. Теперь нам нужно выспаться. Завтра – большой перегон. Спокойной ночи! Надо расставаться.
Он сказал это мягко, но безоговорочно; нежно, но уверенно. "Расстанемся навсегда" случилось в мгновение и вошло в меня как нож. Десерт из взбитых сливок, который я надкусила вчера и весь день собиралась доесть, просто встал и ушел, потому что у него, видите ли, Планы. И я тоже пошла. В дом - реветь, рыдать, брыкаться, визжать и проживать изнурительное горе, когда грезы умирают от реальности.
"Купи-и мне это мороженое-е-е-е-е!! АААА!!"

… Проснулась на рассвете. Солнце опять лилось в окно, но Томаша в нем уже не было. Я встала и пошла бродить на поляну, где спали в тесных палатках эти мужчины из другой страны. Потом они просыпались, принимали душ, сворачивали шмотки, запрягали мотоциклы, а я сидела как приклеенная на том же крыльце, на котором позавчера вечером их встречала. Пришла подруга и молча устроилась рядом. Летний день распалялся.

Перед выездом за шлагбаум пять мотоциклов подъехали к офису и пришли к нам прощаться - в тех же скафандрах. Пять космических спутников, берущих обратный курс на свою орбиту. Такие же ослепительные и улыбчивые, как накануне.
Я обнималась с ними по очереди и улыбалась, а из-под солнечных очков текли слезы. В конце концов, после всех поцелуев и заверений в вечной любви, парни собрались, спрятали лица под стекла на шлемах и уехали, моргая аварийкой. А мы с подругой взяли коврики и улеглись на той поляне, где трава была еще помята чешским биваком. Валяться там было как лежать лицом в подушке, на которой спал любимый, вдыхать дух и запомнить навсегда. Психиатры говорят, что память обоняния – самая мощная.
А лето покатилось дальше.