Арымынарым...
- АРЫМЫНАРЫМ! ( вокруг, идиш), - популярно объяснив, что надо делать с моей причёской Гавриилу - лучшему сокирянскому парикмахеру, я важно расселся на мягком удобном кресле.
Впервые, он постриг меня лет пять назад. Тогда важного парикмахера пригласили прямо на дом. Помню, как испугавшись большого человека в белом халате, я панически убегал по всему длинному коридору, обширной кухне и светлой спальной.
Не сдавался до тех самых пор, пока Гавриилу не пришло, наконец, в голову снять халат и достать из кармана соблазнительную барбариску. Тогда я и услышал заветное «Арымынарым».
Бабушка Рива произнесла его, сопроводив выразительным жестом вокруг моей головы. С тех давних пор, мой стандартный заказ на стрижку звучал многократно и абсолютно одинаково, а Гавриил , всегда зная, что ему после этого делать, уверенно приступал к работе.
- А гитн тук! ( хорошего дня, идиш). Поздоровавшись и приподняв свои густые брови, он радостно улыбнулся и несколько раз энергично встряхнул в воздухе белой тканевой салфеткой. Таким образом, по его разумению , удалялись решительно все остатки волос от предыдущего клиента.
Не торопясь, Гавриил аккуратно обмотал салфетку вокруг моей шеи и, прислушавшись, звучно пощелкал красивыми блестящими ножницами у своего большого уха, густо поросшего темными и седыми волосками.
Хорошенько прицелившись , он решительно отхватил клок волос, приподнятый быстро замелькавшей расческой. Его артистические руки, перебегающие пальцы и впечатляющие жесты напоминали движения ловкого фокусника.
То, что называлось салфеткой, сильно отдавало хозяйственным мылом, а россыпь въевшихся в неё мелких волос от предыдущей стрижки, вызывала острый надоедливый зуд. Раздражали, конечно, и мои волосы, то и дело опадавшие из-под ножниц. Самые вредные попадали прямо на нос, при выравнивании обязательного аккуратного чубчика.
Руки были скованы и напрочь закрыты ненавистной салфеткой. Не имея никакой возможности ни стряхнуть волосы, ни почесаться, оставалось, разве что, покорно смотреть в громадное зеркало, наблюдая за жизнью единственной Сокирянской парикмахерской - заглавного центра обмена информацией нашего небольшого местечка.
На соседнем кресле, залепив клиента мыльной пеной до самых глаз, ловко орудовал помазком другой парикмахер. Он был не так красив и словоохотлив, но ещё более артистичен и аристократичен. Эти качества придавала металлическая оправа очков, отдававших золотистым цветом.
В воздухе, хищно поблескивая, то и дело мелькала его опасная бритва, которую он, всяческий раз, элегантно затачивал на специальном ремне. Затем, подтягивая кожу на лице клиента,- вжик-вжик,- с характерными звуками, он скоблил и выскабливал мельчайшие островки волос. Иногда, когда приходилось укрощать небольшие порезы, мастер досадливо морщился и ругал советскую власть.
Он всегда называл ее, - ОНИ.
-От а мул. От а мул, зэй бакакцах геворн ( Ещё раз. Ещё раз, они обосрались, идиш),- рассказывал он о трудностях в снабжении парикмахерской тройным одеколоном, который литрами выпивался несознательным населением. Возмущался и отсутствием стОящих запчастей к механическим машинкам для стрижки
- Если бы не эта ВЕШТЬ,- переходил он на подобие русского языка. Указывая на брата, пощелкивавшего над моей головой чудо-машинкой, доставшейся ещё со времён Австро-Венгрии, он продолжал и продолжал жаловаться
- Если бы не эта ВЕШТЬ, наши Секуряны уже давно бы остались без парикмахерской. Пришлось бы «для постричься» ехать в соседнюю Окницу, - рисовал он поистине апокалиптическую картину
В очереди за мною, все это время, терпеливо ждали своей участи, и Алик Березин, и Ромка Бортман, и Вовка Козловский - мои старые друзья и коллеги по детскому садику
Назавтра, наступало 1 сентября 1962 года. Сначала, с самого утра, мы должны были собраться в детском саду. После этого, всей группой бывших подготовишек , вместе с нашими воспитательницами, отправиться в русскую школу номер два. Конечно, пешком. Поэтому, как строго наказали нам в детском саду, мы должны были стать красивыми, подстриженными и нарядными.
- Наконец-то!- Гавриил, обильно «подушив" меня дефицитным тройным одеколоном, выпустил на свободу
Солнечным ласковым утром следующего дня я, зажав в руке десять копеек, постучался к добрейшей Алексеихе, всегда сиявшей радостными лучиками у веселых и ласковых глаз. Она была попадьей - женой местного служителя культа. Алексеиха умудрилась сотворить в своём дворе настоящий райский сад и славилась потрясающе разнообразными, красивыми и дешевыми букетами.
Она всегда улыбалась. Выспрашивая, для начала, -по какому случаю букет ?-, Алексеиха замирала лишь на минуту и оглядывала все закоулки своего большого зеленого хозяйства. С ранней весны и до поздней осени, там всегда цвели самые разнообразные растения. Плавно передвигаясь в просторных одеждах, Алексеиха, словно большая птица, перелетала от одних растений к другим, от клумбы к клумбе, и ловко составляла красивейшие волшебные букеты. Их дивный, пронзительный и ,зачастую, горьковатый аромат, помнится до сих пор.
В огромном главном дворе нашего детсада, на первое сентября, собралась целая толпа. Вокруг щебетали мои дорогие старые друзья и подружки, которых, из-за новеньких школьных костюмчиков, было не узнать. Все казались гораздо взрослее и возбужденно галдели. За долгих четыре года, мы прошли длинный путь от самой младшей группы трёхлеток-несмышленышей, до красивых расфуфыренных барышень, которых было не узнать. Да и мальчишки стали серьезными и немного важными кавалерами.
Ярослав Степанович - наш вечно улыбавшийся аккордеонист, с которым мы пели и танцевали ещё с наших первых детсадовских времен, настоял на ещё одной, самой важной и наипоследней репетиции чешского танца. Он был довольно трудным, но мелодия всем очень нравилась.
Огромный школьный двор поразил нас своими гигантским, как нам тогда показалось, пространством. На нем выстроилась буквально вся школа. У меня был шикарный наряд. Новехонький ранец, фуражка с золоченой кокардой, на которой, как и на сверкавших пуговицах форменного костюмчика, была изображена самая настоящая Лира.
Все богатство , по случаю, папа приобрёл ещё летом, в далеком Одесском Пассаже. К нам, первоклашкам, он подойти не мог, занимаясь, как классный руководитель, своим старшим классом. Мама и бабушка плакали, На мои недоуменные вопросы о причине слез, они отвечали, что их, когда-то , я, наверное, пойму, Но только в далеком Будущем.
Под оглушительные аплодисменты мы оттанцевали, прекрасно оттанцевали тот чудесный чешский танец . Ярослав Степанович был очень доволен, растроган и счастливо улыбался.
Мы были счастливы. Теперь, он никуда не денется. Будет преподавать нам пение и дальше. Слава Б-гу! А то, все последние дни, он сильно стращал, что непременно уйдёт. Покинет нас, если только мы плохо разучим чешский танец. А для нас было так архиважно, чтобы, хоть кто-то из родных детсадовских времен, остался бы с нами дальше. Особенно веселый и улыбчивый Ярослав, с которым мы были вместе на всех новогодних утренниках и прочих чудесных праздниках детства.
Клавдия Андреевна - наша первая учительница, показалась, поначалу, очень строгой. Она взяла за руку кого-то из самых-самых маленьких ростом и провела всех через улицу, в одно из соседних зданий , располагавшемся прямо напротив роддома. Кстати, там я и родился всего семь лет назад. В том здании с высокими ступеньками учились малыши из начальных классов.
По нескольку раз, терпеливо объяснив нам, как пользоваться пеналом и специальным мешочком для чернильницы, чем грозят кляксы и хороши промокашки, как вставлять перья и правильно выбирать резинки, Клавдия Андреевна рассказала о том, сколько длится урок и разные перемены, как здорово и интересно учиться, как пишется слово « МАМА» и слово «РОДИНА»...
Свидетельство о публикации №217041700566