Где же ты, моя Пятница?

               
        В середине восьмидесятых забросила меня судьба в Южный Казахстан. Не прожив там и полгода, я понял, что казах должен жить в Казахстане, узбек в Узбекистане, украинец на Украине, а русский в России и так далее… Язык и обычаи присуще этой нации, а также уклад жизни, совсем мне не понятный, не тронули мою душу. Не сумел я привязаться к этому краю, не мог понять красоту его природы: бескрайние голые степи, мёртвые солёные озёра и горы. Было в них что–то зловещее, особенно на закате солнца, когда их острые хребты, утопая в ночи, растворялись во мгле.
 
       
        Понимая, что нет ничего краше наших богатых растительностью лесов, игривых речек с чистой прохладной водицей, шутливого играющего ветерка, шелеста листвы и пения птиц ещё раз убедился в том, что от добра добра не ищут. Поздней осенью я возвращался в свою родную Сибирь. В Джамбуле, сев на поезд Ташкент – Новосибирск, мысленно попрощался с Казахстаном.
 
        В купе, куда определил меня проводник, я познакомился с двумя попутчиками. Два русских приветливых парня, будучи в гостях, возвращались в Новосибирск, одним словом – земляки. Днём в вагоне, окутанном дремотой под стук колёс на стыках рельс, царила тишина. Изредка слышались шаги и голоса сходящих и прибывших пассажиров. А ближе к вечеру он оживал: по проходу тусовались люди, пассажиры, стоя у окон, вели оживлённую беседу, ларёчница, толкая впереди себя тележку, предлагала разные вкусности.
 

        Её я увидел в проходе у окна. Молодая девушка с печальным лицом грустно смотрела на проплывающие в темноте огни. Возраст восточных дам определить трудно, но на вид ей было, что–то около двадцати. Небольшого роста, смуглый оттенок лица, и была в её глазах, какая–то необъяснимая тоска. Я никогда не понимал таких женщин, словно существовала какая–то невидимая преграда, за которую не может проникнуть мой взгляд. До какого–то момента они мне вроде бы понятны, но потом начинается неизвестность. Поинтересовался у попутчиков.

– Она в Ташкенте села, – сказал один.

– Вроде одна едет, – предположил другой.
Решив убедиться, я прошёл мимо её купе. Две пожилые женщины и один весёлый дедок, все русские.

– Ты её к нам пригласи, – посоветовал попутчик. – В картишки сыграем, как раз одного партнёра не хватает, так и познакомишься.

– Так дело не пойдёт, – отверг я его предложение. – Это же девушка, а вы – в картишки. Может обидеться или превратно понять, мало ли…
В Алма–Ате я купил три брикета мороженого и два пакета больших ароматных яблок. Вот теперь почва готова и осталось бросить семя. Но на мою беду, из своего купе она больше не выходила. Под смех соседей пришлось мне одному лопать растаявшее мороженое.
 
        Ночь прошла под «аккомпанемент» анекдотов и баек. Днём после бессонной ночи находясь в состоянии покоя, сквозь сон я услышал крики и плач. Мат недовольного соседа окончательно привёл меня в сознание. Открыв дверь купе, он вышел посмотреть, что происходит. Мы последовали за ним. Оказалось, две мужских особи азиатского происхождения в голове вагона, пытались втащить в своё купе эту самую девушку. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь звать на помощь. Увидев трёх приближающихся парней не дистрофического тело вычитания, ловеласы прекратили насилие. Чернозадые личности, обратив всё в шутку ретировались. Из других дверей выходили и выглядывали заинтригованные пассажиры. Успокаивая, я проводил её в купе, где она ехала.
 
        День прошёл спокойно, без эксцессов. Подозрительные субъекты, где–то сошли. Выйдя с сигаретой в тамбур, я увидел её, наши взгляды встретились. Она поблагодарила за помощь и со слезами на глазах рассказала о дневном инциденте. Незнакомцы, увидев её, стали приставать, приглашая к себе, уговаривали сойти с ними, обещая дать денег и несколько баранов. Поняв, что ничего не выходит, применили силу, пытаясь затащить в купе. По–русски она говорила очень плохо. Конечно, язык до Киева доведёт, но с её языком далеко не уйдёшь. Если она в поезде попала в довольно неприятную историю, что может ожидать её на вокзале, где полно всякого отребья? К тому же ей надо будет прокомпостировать билет до Кемерово. Я предложил ей сойти со мной, не доезжая
до Новосибирска. Моя мать, доброй души человек /светлая ей память/, будет только рада.

– Отобьём телеграмму в Кемерово, сделаем билет, и тебя встретят на вокзале, – предложил я ей.
 
        Утром, пожелав попутчикам удачи, мы сошли в городе моего детства. Лёгкий морозец пощипывал лицо, на земле лежал снег – в общем, из тёплой осени мы приехали в прохладную зиму. Встретили нас хорошо. Мать всё поняла и обязала меня помочь человеку, что в дальнейшем я и сделал. А вечером сидя у окна смотрели на загадочные созвездия светящихся окон, и она рассказала мне вот что.

        Звали её Джумагуль – как я понял перевод, имя связаное с цветком и пятницей. Я называл её просто Джума, вызывая улыбку – Пятница. Ей восемнадцать лет, и она ехала к брату. Вернее убегала от отца – деспота, сущего дьявола. Был у неё парень Бахтияр. С детства они знали друг друга. Любовь, как и война – приходит вдруг! Отслужив в армии, он сделал ей предложение и получил согласие. Всё было обговорено и, как у них полагается, заплачен калым. До свадьбы оставались считанные дни. Но!..
 
        Дело молодое, да и в  любви не существует границ, взяли наречённые грех на душу. Как–то вечером, возвращаясь с работы, подвыпивший Бахтияр переходил улицу, где его сбил грузовик. В больнице случилось страшное «… ещё и тело не остыло, а уж зовёт его могила». Отец Джумы видя такое дело, а свадебные приготовления шли на полную катушку, быстро перестроился. Нашёл ей другого жениха. Перечить ему никто не стал, там свои законы: Восток – дело тонкое. Джума открылась матери, и та, жалея дочь и не видя выхода, посоветовала тайком уехать. Узнай новоявленный жених о нечестности невесты – это же не смываемый позор всему её роду.

– Отец бы меня убил, –  говорила она. – Он и брата проклял и из дома выгнал за то, что без его позволения на казашке женился. Мать тайком переписывалась с ним через его друга.

– А если узнает, куда я уехала, на меня у него рука не дрогнет, – тяжело вздыхала Джума.
Слушая, я глядел на её руки. Это же какую работу надо делать, чтобы иметь такие мозоли? Не у каждого мужчины такие увидишь.
 
        На следующий день отбили телеграмму и прокомпостировали билеты, а вечером гуляли по городу. Поздним вечером город выглядит совсем по–другому. Как и женскому лицу, ему больше шло мягкое освещение, оно помогало скрывать недостатки. И был снегопад, и нежные снежинки, тающие на наших ладонях, и голос сердца, в упоении твердящий – почему? Почему судьба так жестока? На это «почему» нет ответа. Почему ставит преграды между людьми, которые невозможно сломать? Парадокс? Может быть и кто знает, сколько ещё подводных камней будет на реке жизни.
 
        Вот и пришло расставание. На вокзале я ей нашёл попутчиков. Мы стояли и разговаривали, желая друг другу всего самого хорошего. И знал я о том, что больше никогда её не увижу. Объявили поезд, и как сказал Ромео из кинофильма «В бой идут одни старики»: «Не будем оглядываться!»
  Много лет прошло, а я иногда вспоминаю свою Пятницу. Это как тлеющий костёр. Дунешь в него, обнажив от золы угли, и почувствуешь на своём лице тепло маленького огонька.