Сны о добре и зле

-Ты, Матрёна, умеешь  сны разбирать?
- Да что их разбирать-то! Мало ли что снится!
        А.Н. Островский «Женитьба Бальзаминова»

     Аристотель говорил, что у каждого сновидца свой собственный мир, а у всех бодрствующих – один общий. Трудно оспорить такое утверждение основателя науки, идеи которого заслуженно находятся в анналах её истории. Тем более что для всех бодрствующих это положение давно утвердилось как основа для  их рационального взгляда на мир. Между тем, очень многие достижения человечества связаны именно с тем, что вырывает человека из общего привычного всем мира, когда невозможное становится  возможным.

     Как-то давно мне приснился сон, где я спускаюсь по нескольким ступенькам вниз и оказываюсь на дороге, змейкой уходящей всё ниже и ниже, по которой идут люди. Видно, что все направляются к какому-то шумному мероприятию. Там, вдали, где мероприятие уже началось и в полном разгаре, - поздний вечер, играет громкая музыка, мигают разноцветные огни. Идущих вниз очень много и они растянулись по дороге, которая от этого кажется нескончаемой рекой, медленно несущей праздно бодрствующих людей. Вроде бы всё как обычно, но ощущаю непонятную мне опасность и порочность этого красочного балагана, к которому все устремлены. Я пытаюсь вернуться назад. Но на ступеньках, по которым я только что спускался, теперь сидит человек, скрестив ноги и в чалме. Пытаюсь сделать  шаг по направлению к выходу, но перед моим лицом пролетает стрела, как бы преграждая мне путь. Останавливаюсь и вижу злое лицо человека в чалме. Я просыпаюсь… 

     В детстве мы часто слышим, что добро побеждает зло. С годами начинаем замечать, что это не совсем так. И если задумаемся над этим, станет ясно то, почему может казаться, что зло сильнее добра. Это происходит потому, что добро останавливается перед совершением зла, тогда как зло не останавливается ни перед чем. Вот и Аристотель учил, что «зло бесконечно по своей природе, в то время как добро конечно». Зло всегда торопилось освоить всю бесконечность своей природы и продолжает демонстрировать  множество примеров того, как  оно приходит вновь и вновь, то явно, то под маской добра. И сейчас оно влечет к себе многочисленных персонажей кинематографа, телевидения, СМИ, деятелей из мира политики, науки, культуры, религии. Это раньше они могли считаться злодеями, но теперь они всё чаще становятся героями и образцами для подражания. Вероятно поэтому, большинству будет легко согласиться с мнением о бесконечности зла, поскольку противоположная точка зрения покажется им менее убедительной.   
   
     Наука никогда не занималась вопросами добра и зла серьезно. При любых обращениях к ней по этому поводу она  привычно переадресовывает этот  вопрос  к философии, религии, политике. Такая позиция сформировала в обществе иллюзию того, что наука является исключительной сферой деятельности людей, где её адепты априори награждаются свободой творчества. Однако, подобное мнение о свободе иллюзорно потому, что наука еще с ветхозаветных времен проповедует веру в могущество, беспредельность зла. Такая её проповедь не только ограничивает свободу творчества, а подменяет её различными страхами перед неотвратимым для всех будущим. Конечно, от очевидного всем зла наука теперь старается дистанцироваться, но вера в могущество и беспредельность зла остается в ней незыблемой и фанатичной. Поклоняясь только рациональным знаниям, наука манипулирует ими, убеждая в их истинности тем, что демонстрирует людям своё прикладное значение. Эти манипуляции сродни ловкости рук иллюзиониста, который предлагает чудеса со сцены красочного балагана. Конечно, люди обращают внимание на чудеса науки и техники, но быстро привыкают и к их непрерывному калейдоскопу, и, незаметно для себя, к величайшему из чудес – к жизни. Феномен жизни для большинства уже привычен и они  считают его не чудом, а обыденностью. Наука и технологии позволяют создавать искусственную среду, приспособленную к комфортному проживанию. Привыкая к её комфорту, людям приходится мириться и с существенным недостатком этой среды – замкнутостью от внешнего мира, которая остается незаметной из-за её обыденности. Чудеса науки и технологий не помогают преодолевать эту замкнутость, а наоборот только усиливают её, создавая правдоподобные иллюзии прогресса, которые консолидируются разумом в подобие его сна. Во все времена люди преодолевали такие сновидения разума тем, что открывали неизвестные земли, проникали в глубины морей, покоряли вершины гор или уходили в скит. Таких, сомневающихся в прогрессе и пытавшихся изменить ход истории, Л.Н.Гумилев называл пассионариями. Пассионарии уходили от обыденности, в конечном счете, с единственной целью – ощутить, почувствовать и удержать связь с бесконечностью окружающего мира.   

     История показывает, что сомнения полезны, но они создают проблему для разума человека и служат причиной формирования самых разных кризисов: научных, философских, религиозных и иных. Среди всех других, научные сомнения могут быть фундаментальными, когда касаются самой основы нашего бытия – его будущего. Одно из таких сомнений существует из-за того, что наука продолжает упорно декларировать отсутствие единой цели своего развития. Апеллируя к будущему, наука требует для себя колоссальных средств и убеждает всех, что единой цели всех этих затрат не существует. Но будущее – это и есть та цель, которую отвергает наука и вопреки всему считается, что её быть не может. Большинство склонны поверить науке, что этой цели нет. Цели нет, верит большинство, но зато наука обязательно в будущем разгадает тайну мироздания, единство всех объективных законов. И вот тогда, правда, неизвестно когда, люди обретут  гарантию своего могущества над злом. Наиболее одержимые ученые, подобно Анике воину, готовы сразиться со злом, и победить его не в будущем, а уже сейчас, заявляя, что: «Я знаю, как управлять … Вселенной!» (Г. Перельман).

     Современная наука только имитирует будущее, но даже не пытается понять, разглядеть его. Она привычным для нее образом подменяет его обыденным для большинства настоящим,  преподнося его в готовом виде как завтра, послезавтра и т.д.  Несмотря на ложный оптимизм, который исходит от науки, люди продолжают наивно ждать от нее гарантий, если не победы над злом, то хотя бы мирного сосуществования с ним. Но они заблуждаются, забывая, что зло отличается от добра как раз тем, что не нуждается ни в каких гарантиях, а поэтому не остановится ни перед чем. Это наивному добру нужны гарантии, а злу они без надобности, потому что оно воспроизводится самими людьми. Уповая на науку, люди продолжают пытаться хоть как-то устроиться рядом со злом и мирно сосуществовать с ним.  Устроиться рядом желательно комфортно и доверчиво наблюдать наукообразные сны и слышать сладкие речи  о том, как добро побеждает зло. Но ни рядом со злом, ни рядом с  Богом устроиться не удастся. Для спасения людям нужна Истина, которая вне единства веры и знания недостижима. Собственно об этом и говорится в Новом Завете, где содержится указание на то, что масштаб знания, присутствующего в Истине, может быть и минимальным, можно сказать мизерным, бесконечно малым. Если бы это было не так, то для появления Благой Вести, обращенной к людям, следовало бы выбрать время, уже обремененное более основательными научными знаниями, чем 2000 лет назад. В Новом Завете сказано всё, что нужно для спасения от зла, за исключением этой самой малости, потому что это не научный трактат, а Благая весть, обращенная к человеку, к его бесконечно «слабой» связи с Истиной. Эта связь может утончаться, но никогда, даже если человек этого захочет, не рвется, а остается прочной.

     Человек связан с Истиной изначально и, как бы он ни поступал в своей жизни, такая связь остается незыблемой, вечной. Но ему трудно осознать присутствие этой фундаментальной связи, поскольку его  разум сформировался исторически так, что отдельные фрагменты настоящего ему часто кажутся более важными, чем будущее. Но будущее – это не отдельные, а взаимосвязанные мгновения настоящего, которые уносят человека своим бесконечным потоком прежде чем он успевает оглянуться и осознать это! В результате, несмотря на свой разум, на все достижения науки, человек остается во власти заблуждений о своем будущем, ощущая и чувствуя себя одиноким существом - вне Истины. Он до конца остается во власти неуловимых и непонятных ему отдельных мгновений, из которых соткана его жизнь. Существует множество версий того, что следует считать Истиной. Однако, закрадывается подозрение, что люди далеки от нее так же, как и 2000 лет назад. Некоторую ясность в этот феномен внесла догадка П.Флоренского о том, что Истина противоречива и может свидетельствовать против себя, казаться заблуждением. Это следует понимать так, что для Истины нет ничего невозможного. Она может казаться и заблуждением, и быть по ту сторону добра и зла. Но разуму человека сложно осознанно совершать подобную логическую процедуру - собственную инверсию и показаться самому себе своей противоположностью. Поэтому отличить Истину от заблуждения человеку трудно не потому, что она может казаться разуму непостижимо сложной, а, наоборот, на его удивление, очень простой.


     На сегодня серьезных оснований утверждать, что разум ведет людей к Истине, нет. Нет потому, что критерий её отделения от многочисленных заблуждений так и не определен. Борьба людей с собственными заблуждениями продолжается с переменным успехом и кажется им  вечной, а Истина, как и тысячи лет назад, только снится. На пути преодоления заблуждений есть очевидные результаты, но этому невидимому «противнику» по-прежнему числа нет. Битва с заблуждениями продолжается на самых разных «фронтах», то затихая, то усиливаясь. Порой, когда на этом поприще одерживается очередная победа, можно услышать радостные возгласы, подобные тем, которые в прошлом провозглашали подданные королей так: «Король умер. Да здравствует король!». Но существуют и такие заблуждения, которые можно было бы назвать долгожителями. Они сумели выжить и превратиться в догмы, и словно навечно поселились в науке, философии, политике, экономике, религии. Развенчать таких долгожителей представляется очень серьезной проблемой.  В качестве иллюстрации можно привести заблуждение, которое родилось в научной среде еще в прошлом веке.

     В начале 20 века ученые решили, что наша вселенная расширяется миллиарды лет из особого неподвижного состояния, названного сингулярным. Поскольку такой вывод сделан на основании математических расчетов, то и причину появления такого заблуждения нужно искать в математике. Задолго до рассуждений о будущем вселенной, именно в математике сформировалось мнение, что точка, её исходный элемент, должна быть изначально неподвижной. Естественно было ожидать, что математика, в основе инструментария которой находится неподвижная точка, рано или поздно, но обязательно приведет к заблуждению вселенского масштаба. И действительно, как только математика приблизилась к границе наблюдаемого мира, будущее вселенной превратилось в неподвижную сингулярную точку. Такой результат мог быть предсказуемым из-за того, что любая математическая модель окружающего мира пока остается инвариантной: она всегда начинается от исходного  неподвижного абстрактного элемента самой математики, точки.  Во всех рассуждениях или о вселенной, или о точке, это не важно, отсутствовало и отсутствует до сих пор понимание главного – необходимости их изначального движения. Заблуждение о том, что точка изначально должна быть неподвижной, давно превратилось в догму и поэтому не могло и не может породить качественно новое представление о космосе, об окружающем мире в целом. Вселенная, утверждает современная наука, возникла из точки (сингулярной) и в нее же, согласно этому заблуждению, и вернется в будущем. Ничего удивительного в таком умозаключении нет, поскольку реальная проблема зарождения вселенной фактически свелась к определению количества безразмерных точек в замкнутом пространстве, иначе говоря, к абсурду. Некорректная постановка задачи естественным образом свела её решение к неопределенности для всех физических параметров вселенной, которые она, якобы, приобретет в будущем. Такой странный, но, как считают по сию пору научный вывод, подозрительно напоминает задачку из далекого прошлого, когда ученые средневековья решили определить количество  чертей на кончике иголки.

     Математика никогда не претендовала на знание Истины, но ей принадлежит особая роль в появлении, опровержении и возникновении заблуждений. Она работает только с заблуждениями и на этом пути достигла серьезных результатов. Заблуждения – эта та среда, в которой математика, обладая проверенным инструментарием, может чувствовать себя уверенно. Однако между такой средой и инструментарием математики связь дуплексная, двухсторонняя. Дело в том, что у  заблуждений   существует собственная логика их консолидации, без знания которой невозможно создавать адекватный ей математический инструментарий. Такой инструментарий должен не только помогать преодолевать заблуждения, но выявлять причину их скрытой консолидации. Математика может многое объяснить, но не может диктовать условия поведения среды, состоящей из заблуждений, которые сама же генерирует и воспроизводит. Но как бы там ни было, такая среда диктует то главное, чему должна следовать сама математика – движению всего. Собственно именно поэтому, а не по другой причине, математика, как и вся наука, своим основным предметом изучения выбрала и справедливо считает движение. Всё движется, всё изменяется, говорили древние философы, и заблуждения людей тут не исключение.

     Ценность математики состоит в том, что она предоставляет всем  желающим возможность исследовать отдельные формы движения. За эту свою замечательную способность она получила звание - «царица» всех наук. Однако среду, где она действительно могла бы царствовать, математика до сих пор считает неподвижной.  В результате, различные математические  пространства, в которых моделируется движение её самых разных объектов, начиная с обыкновенной точки, негласно считаются изначально неподвижными. Пространство в математике может иметь различную конфигурацию (например, пространство Лобачевского) и в этих изначальных формах по-разному представлять те или иные реальные явления. Но, какой бы геометрией эти пространства не задавались, не обосновывались, сами они остаются неподвижными. Инструментарий современной математики остается работоспособным только в том случае, если тем или иным способом зафиксированы параметры пространства. Так, предлагая свои услуги по изучению вселенной, она, не осознавая того, фиксирует параметры её пространства. Тем самым заранее, якобы, решает очень важную фундаментальную проблему – причину существования физических констант. Параметры любых пространств из своего арсенала математика изменять формально может, но в момент движения математических или физических объектов эти параметры должны оставаться постоянными. В эти моменты математику, в известном смысле, можно сравнить с царством, описанным  в знаменитой сказке Х.К.Андерсена «Снежная королева», где маленький мальчик пытается, но никак не может из замерзшей воды сложить слово «вечность». И действительно, из такого замершего строительного материала, из его отдельных льдинок, сложить можно многое, но только не вечность. Это невозможно в принципе потому, что вечность абсолютно замерзнуть не может. Вечность движется!

     Для современной математики неподвижность любых её пространств – это догмат, который принят очень давно, но не как обычная аксиома, а, просто так, негласно и на веру. Между тем известно, что движение материальных объектов изменяет геометрию пространства и чем более интенсивным бывает это движение, тем существеннее могут быть эти изменения. Собственно это и отмечается в известной многим теории относительности. Однако там отсутствует объяснение того, как конкретно соотносится движение материальных объектов и изменение геометрии пространства. Если следовать логике теории относительности, то получается, что движение материальных объектов изменяет геометрию пространства, а само пространство изначально  неподвижно и пассивно. Параметры пространства в теории относительности как-то изменяются (никому неизвестно как) под влиянием движения материальных объектов, но вот само оно никакой активной роли не играет. Пространство в теории относительности, если из него мысленно изъять всё содержимое,  – это бесконечное ледяное, замерзшее, практически  мертвое вместилище всего на свете. И человек, с точки зрения этой теории, – это безликое нечто, некий странный сонный наблюдатель от зародыша до трупа.

     Надо отдать должное тем, кто стояли у истоков создания теории относительности, а затем, в том или ином виде, предложили её для практического использования. Однако следует признать, что поскольку в ней использована математика, лишенная понимания собственной среды,  выводы этой теории неизбежно ведут к заблуждениям. У математики, как и у науки в целом, главным объектом являются не только различные формы движения, как принято сейчас, но и движение среды, где все эти типы движения осуществляются. Это означает, что прежде чем всем предлагать с помощью своего инструментария делать фундаментальные выводы о движении реальных объектов, математике необходимо обрести собственную математическую среду. Такая среда  должна изначально быть изменчивой, осуществлять свое движение самостоятельно и относительно независимо от своего содержимого. Без этого, уже сейчас математика принципиально не способна решать фундаментальные проблемы мироздания, а любые её выводы на этом поприще ведут к заблуждениям. Такую ситуацию можно и нужно изменить единственным образом – определить в математике качественно новое для нее понятие – «базовое» или «реликтовое» пространство. Подобное понятие в прошлом пытались ввести в физике как «эфир», который представлялся тогда неподвижным и поэтому справедливо был отвергнут экспериментальной наукой. Принцип движения, которому будет следовать базовое математическое пространство, – это отдельная тема. Единственное, что можно сказать уже сейчас, так это то, что это пространство будет обладать периодичностью, а его движению последуют любые математические, а затем и физические объекты. Математике  придется перенести в такую подвижную, изменчивую, периодичную среду, свой, наработанный столетиями инструментарий, и адаптировать его там, видоизменив кардинально. Проделав это, можно ожидать, что и выводы очень многих научных теорий, в том числе и теории относительности, окажутся существенно иными, чем принято считать сейчас.    
 
     В наше время развитие науки находится на переломном этапе. Необходимо определяться: или и дальше продолжать бороться только с заблуждениями, порождая все новые и новые их варианты или осознанно продвигаться к Истине. Если оставить все так, как есть, то финал нашей цивилизации можно предсказать уже сейчас. Он наступит неожиданно и согласно известной максиме - со сна разума у людей. Сон разума подведет всех через мировоззренческий тупик и кризис к глобальной клептократии, которую ждет техногенная или иная гибель вместе с их творцами. Реализуется этот сценарий в будущем или нет, зависит только от оставшегося ресурса времени, которое уже давно работает против нашей цивилизации, всех её обитателей. Однако, пытаясь сделать выбор между Истиной и заблуждениями, надо понимать, что они являются единственными носителями свободы для разума. Разум не может стремиться к Истине и, одновременно, не заблуждаться.  Осознание этих двух разнокачественных возможностей для разума имеет принципиальное значение и связано с его возможностью абсолютной свободы творчества. Для разума заблуждения и Истина – две необходимые возможности его эволюции, его «крылья», благодаря которым он способен ощущать «полёт» к  полноценному творчеству.  Главная причина, почему такой «полет» не состоялся до сих пор,  является то, что сложившаяся культура мышления у людей зациклилась на заблуждениях. Их разум не пытается отделять заблуждения от Истины, не ищет их общее первоначало. Он не осознает возможность существования этой первопричины, не ищет её, а продолжает упорно бороться с заблуждениями, одновременно порождая их вновь и вновь. Вот за этой то борьбой,  в глубине многовековой толщи заблуждений, за все новыми и новыми их наслоениями и скрывается их общая с Истиной первопричина, первоначало всему. Однако, несмотря на то, что для разума заблуждения и Истина могут казаться неподдающимися эмпирической проверке, единый критерий для их раздельной идентификации существует объективно и человеку доступен.

    Следует осознать, что для традиционных методов познания или фанатичной веры Истина скрыта и путь к ней заказан. Опираясь только на методы познания, основанные на множестве практик, которые не обладают единством или, следуя фанатизму веры, можно приближаться не к Истине, а к её противоположности, очередному заблуждению. На пути к Истине препятствиями являются не только наши заблуждения, а и формальные знания, из-за того, что они оказались взаимосвязанными между собой еще в очень далеком прошлом. Теперь теоретически избавиться от заблуждений разум может, но только одновременно отказавшись от практически всех формальных знаний. Иначе говоря, Истина требует от человека пойти на «чудовищное преступление» против и своего разума, и самого себя и, как бы,  лишиться, пусть на «мгновение», но уже обретенной свободы воли. Осознанно лишить свой разум обретенной свободы для того, чтобы спустя «мгновение», обрести её вновь, но уже в новом безграничном и, что важно, подвижном пространстве. В это удивительное «мгновение», пропадут не только множество заблуждений, но и  практически все формальные знания, которые человек копил с помощью своего разума столетиями. Подобную ситуацию можно было бы сравнить с той, в которую попадает далеко не бедный человек, которому предстоит осознанно отказаться от всего, что нажито «непосильным трудом». Сделать такой выбор будет неимоверно трудно, поскольку этому  будут дружно препятствовать и заблуждения, и знания, копившиеся столетиями. Многие из них уже получили статус «неопровержимых» догм и длительное время продолжают изматывать силы людей, страждущих Истины. Эти догмы уже сейчас склоняют всех принять ту или иную иллюзию за Истину, а каждое прожитое мгновение посвящать не поиску Истины,  а своим заблуждениям. В результате люди продолжают концентрировать активность своего разума на преодолении массы заблуждений в науке, философии, религии, быту. Однако всё это создает в лучшем случае только эффектные, красочные иллюзии бесконечной борьбы, которая якобы ведет всех к Истине. И чтобы хоть как-то сгладить очередное разочарование в её поиске и успокоить своё тщеславие люди торопятся утверждать, что Истина рождается в научных, религиозных и иных спорах. Такие споры об Истине продолжаются столетия, а она так и остается по ту сторону нашего понимания. Эволюция разума у людей исторически продолжает формироваться так, что ему и сейчас, как и всегда в прошлом, чрезвычайно трудно свидетельствовать против себя. На необходимость такого отрицания никто из философов, а тем более представителей науки, за редким исключением, до сих пор не обращает внимание.

     Тем не менее, в произведениях  Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого такую необходимость   разглядеть, при желании, можно. Не для всех очевидным образом, но многие произведения этих авторов подводят к одному, но очень важному выводу относительно нашего разума. Он состоит в том, что разум порой отказывается служить человеку не потому, что сложилась неразрешимая для него ситуация, а потому, что разум до этого никогда осознанно не свидетельствовал против себя. У разума просто нет такого опыта - необходимости своей осознанной инверсии. Именно поэтому иногда обстоятельства вынуждают человека поступать вопреки тому, что подсказывает разум. В таких ситуациях человек, ведомый не разумом, а только своим чувством, решается, несмотря на  свои страдания, отвергнуть, разрушить любые запреты и построения разума. Страдания могут достигать такого напряжения, что человек бывает готов отречься и от Истины, и от заблуждений, и от себя. Такая трагическая инверсия разума через страдания  возможна и более того, порой, оказывается неизбежной. Однако, как показывает русская литература, а часто и жизненный путь самих её творцов - это непомерно тяжелый, а порой и просто варварский путь! Варварский потому, что это непомерная плата, которую платит человек за все те свои иллюзии, которые длительное время были в прошлом безобидными заблуждениями. Причем платит не только за себя, но и за других, за тех, которые, возможно, были авторами этих невинных заблуждений в прошлом, но выросшими «вдруг» именно перед ним и до небес. Русская литература, оставленная нам в наследство от наших великих классиков является настоящей искренней философией, основой которой является человек, пребывающий в непрерывном поиске Истины. В этой философии поиск Истины происходит по грани добра и зла, переполнен страданиями различных литературных персонажей и   достигает колоссальных, эмоционально запредельных форм. И неслучайно действия и поступки, происходящие с героями многочисленных произведений Ф.М.Достоевского, большинству читателей могут показаться излишними или далекими от реальности. Но как еще по-другому объяснить то, что противоречит нашему опыту, обыденности и повседневности – необходимость разуму свидетельствовать против себя!? Именно поэтому сложился заметный скепсис по отношению к произведениям Ф.М.Достоевского, где квинтэссенцией его творчества является «ужасная» идея, которая разумность человека ставит в зависимость от необходимости её осознанного отрицания.

     Эту идею Ф.М.Достоевского очень трудно понять и принять, поскольку даже в Конституциях до сих пор пишут: «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого…». Не свидетельствовать против себя человек привык давно и постоянно ищет для этого самые разные новые доводы, логические причины, проводя исторические аналогии. Разум подводит всех к мысли, что  истин много и у каждого она только своя. Свидетельствовать против себя разум противится, но вот доказать свою ограниченность человеку пытается давно и упорно. В ограниченность своего разума человек кажется уже и поверил, и считает это доказанным фактом, подтвержденным такой объективной и всеми уважаемой наукой, как математика.  Об этом, как принято считать, говорит знаменитая теорема Гёделя о неполноте формальных систем. Современная интерпретация этой теоремы утверждает, что цепочка логических доказательств может тянуться сколь угодно далеко, но у нее есть некие исходные утверждения, доказать которые невозможно. Невозможно в принципе! Из этого делается вывод, что наш разум не несет в себе универсальности, поскольку не способен охватить всего многообразия истин. Получается, что, если следовать теореме Гёделя, единство всех истин существовать может, но доказать присутствие их единства невозможно. Но это же означает, что, допуская многообразие истин, математика  утверждает, что для разума человека самой Истины не существует. Кстати сказать, автор этой знаменитой теоремы был глубоко верующим человеком и должен был верить, что Истина тем и отличается от заблуждения, что, несмотря на свое многообразие, она едина. Однако, при всей своей гениальности, Гёдель не смог вопреки сложившейся интерпретации своей же теоремы, разглядеть существование этого единства. Тема, к которой прикоснулся Гёдель, вопреки сложившемуся мнению оказалась не частной математической задачей о неполноте формальных систем, как её называют, а фундаментальной проблемой. Эту проблему принято называть иначе - возможностью выбора между добром и злом, свободой воли. От решения этой проблемы всеми, математикой в том числе, зависит ответ на вопрос, является ли разум человека универсальным, полноценным «инструментом» познания основ мироздания или это всего лишь его жалкое подобие.

     Все понимают, что разнообразие идей (истин)  все же должно быть как-то упорядоченным, обладать хоть каким-то единством. Для этой цели люди продолжают примерять то одно, то другое подручное средство. Они вынуждены пользоваться различными иллюзиями этого единства с помощью разрозненных философских, научных, политических, экономических, религиозных и иных идей. Причем многие из таких идей достигают той или иной степени материализации. И как тут не вспомнить историю с построением Вавилонской башни, которая закончилась полным крахом её творцов. Дело оказалось не в том, как иногда считают, что её строители, так и не нашли общего языка, а в том, что замысел этого творения изначально был обычным заблуждением, который они ошибочно приняли за истину.

     Истина трудноразличима из-за хаоса самых разных заблуждений, которыми окружено пространство вокруг нее. Но, ведущая через все заблуждения дорога к Истине - не прерогатива только её самой, облаченной в золотые ризы и хранящей ключ от своих врат для избранных. Для Истины избранных нет, поскольку она присутствуют во всем и в заблуждениях, в том числе, хотя и в бесконечно малых дозах. Дорога к Истине начинается не с разрозненных действий или грандиозных планов, какими бы привлекательными и убедительными они ни казались. Она начинается с изначального простого замысла, но такого, который способен охватить движение не отдельных фрагментов окружающего мира, а всего. Иной дороги к Истине не существует, все иные ведут только к заблуждениям или в никуда. Поэтому неважно куда и с какой идеей разум обращается за поддержкой, находясь в поиске Истины: к  науке, к философии или к религии. Для Истины важны не столько формальные знания человека, сколько он сам по себе, его способность своим разумом осознать не ложное, а своё истинное предназначение и подобие. 

     Разум человека обладает свойством инверсии, что отражается, в той или иной степени, на его противоречивых идеях. Причем, чем большее количество таких идей разум пытается увязать, согласовать друг с другом, тем на более фундаментальном уровне проявляется потребность в их общей инверсии. Такая инверсия является  свойством и исходной функцией разума. Она определяет возможность осознания человеком не только отдельных фрагментов, а всего окружающего его мира. В попытке обнаружить дорогу к Истине, разум использует это свое свойство и, в конечном счете, всегда, даже заблуждаясь, опирается на него. Но проблема состоит в том, что это свойство используется им двояко: неосознанно и осознанно. Когда это происходит неосознанно, то разум преимущественно замыкается на себя, на свои заблуждения. Если инверсия разумом начинает происходить осознанно, то у него появляется возможность  преодолевать свою замкнутость. В эволюции разума присутствуют три основные тенденции, которые переплетаясь друг с другом, образуют сложную суперпозицию из его различных функций. 

     Исходная тенденция разума отражает разнообразные поступки человека, которые реализуются им вне их единого замысла. Объективную необходимость такого замысла он не осознает, хотя и пытается интуитивно имитировать его подобие. В рамках этой тенденции разум порождает только множественность, состоящую из идей, некоторые из которых находят ту или иную материализацию, практическое внедрение, научное и иное подтверждение. Эта тенденция ведет разум человека к замкнутости, к пределу его эволюции  «снизу» - прагматизму.   
Другая тенденция разума возникает под давлением научных, религиозных и многих иных исторически накопившихся заблуждений. Все эти заблуждения склоняют разум ограничиться не только «снизу», но и «сверху». С этой целью заблуждения стремятся консолидироваться в разуме как образ бесконечно сложной непостижимой множественности всего. Такая консолидация происходит в отсутствие объективной причины. Она исключительно субъективна и не имеет исторической перспективы. Такая консолидация временна и при всех возможных её вариантах, научных в том числе, ведет к замкнутости  разума «сверху»  -   догматизму.

     Замкнутость и «снизу», и «сверху» является основной причиной формирования у разума третьей тенденции, которая подводит его к различным кризисам. Кризисы разума, в той или иной степени,  фактически принуждает его совершить любым способом собственную инверсию. Это необходимо для того, чтобы  изменить направление дальнейшей его эволюции и преодолеть сложившуюся замкнутость, закрытость. Но, при всей кажущейся простоте инверсии, проделывать это разуму непросто, сложно. Сложно потому, что для этого разуму требуется переосмыслить хаос очень многих накопившихся заблуждений, осознать основную причину их  иллюзорной консолидации, приведшей его к тому или иному кризису. Инверсия – самая простая логическая процедура, но разум человека реализует её совсем не так просто, как это происходит, например, в компьютере.  В компьютере, когда её элемент переключается из «0» в «1» и наоборот, инверсия моделирует всегда качественно одно и то же мгновение - тождество абсолютного хаоса и порядка, иначе говоря, отсутствие всякого движения, изменения, того, что в реальности просто не существует. В отличие от компьютера инверсия разума моделирует качественно другое мгновение - движение, изменение, развитие. Более того, мгновения разума реализуются в подвижной среде, состоящей порой из одних иллюзий, заблуждений. Но это не столь важно. Гораздо важнее другое – в каждом мгновении разума сосредоточено реальное движение, изменение, развитие всего, что в нем есть, - информации. Причем, даже во сне, фрагменты сновидений погружены в подвижную, изменчивую информационную среду. Человек во сне практически неподвижен, спит, но снов о неподвижности, абсолютном покое не бывает. Во сне, как и в жизни, всегда что-то происходит, всё как-то изменяется, движется. Сон – это наглядный акт инверсии разума человека, когда персонажи, объекты, события, вытеснив своих реальных аналогов, оставляют, тем не менее, за ними главное – их движение. 
 
     Об инверсии разума увлекательно рассказывается в мифологии, где она представлена в форме сказочного оборотничества. Там оборотничество – эта волшебная инверсия персонажа, в которой отражаются реликтовые представления людей о двойственной природе мира. Эта двойственность обнаруживается и в облике, и в поведении мифических персонажей. Причём грань между ипостасями персонажей подчас трудноуловима. Для мифа свойственна противоположность,  перевёрнутость земных норм, многих сторон и проявлений действительности. В мифе инверсия осмысливается как противопоставление истинного ложному. Инверсия разума в мифе происходит как сокрытие подлинной сути под ложной формой. а для открытия истины нужно обязательно преодолеть рубеж, перейти из одного состояния в другое – совершить инверсию.

     Мотив оборотничества характерен не только для мифологии, так как инверсия, как объективное свойство, насквозь пронизывает всю действительность, всё, что существует. Именно поэтому для полноценного осмысления такой действительности разуму присуще свойство собственной инверсии. Инверсия придает разуму всеобщий характер и возможность осознавать все, вплоть до различий в движении бытия и инобытия. Разум способен осмысливать всю действительность, которая находится в непрерывном становлении, взаимопроникновении своих частей: бытия и инобытия. Для разума действительность - это некое единое, условно разделенное пространство всеобщего движения. Разумность присуща действительности, в ней отражается её реальность как взаимопроникновение относительно независимых частей: бытия и инобытия. Поэтому, когда разум искусственно ограничивает себя только рациональным пониманием действительности, отбросив её иррациональную часть, то возможность полноценного осмысливания всего кажется ему невозможным. Только рациональный взгляд разума на действительность искусственно ограничивает рамки собственной инверсии и тем самым сокращает свободу воли человека, масштаб его творчества. К такому же результату разум приходит, когда ограничивает себя только иррациональной частью действительности, обращаясь за Истиной только к религии. Заблуждения религиозной природы наиболее тяжело поддаются преодолению, потому что они долгожители. Никаких иных «достоинств» они не имеют, и принципиально от других заблуждений не отличаются, например, научных или бытовых. Однако их долгожительство столь продолжительно, что никакие другие заблуждения в этом с ними сравниться не могут. Но одного этого оказалось вполне достаточно, чтобы заметно влиять на свободу воли людей в ту или другую сторону на протяжении столетий. Так, если внимательно читать Библию,  возникает предположение, что она предназначена для диаметрально противоположного восприятия, которые  объединены необходимостью их совместного существования. Такая двойственность имплицитно содержится в Библии и предполагает два типа восприятия, которые необходимы для осознания разумом единой сути её содержания. Эти противоположные типы восприятия отражают одновременное присутствие в Мире его инобытия и бытия, многообразие форм его движения и покоя, становление действительности и её угасание.

     Библия обращена к субъекту, который способен осознавать её содержание как единство двух диаметрально противоположных смыслов. И человек обладает именно подобным разделенным разумом, способным к инверсии, к осознанию действительности при диаметрально противоположном её восприятии. В качестве иллюстрации обратим внимание на то, как в тексте Библии рассказывается о грехопадении, якобы случившемся в очень далеком прошлом. Грехопадение, так как его трактуют до сих пор, остается односторонним, но продолжает оказывать феноменальное влияние на свободу воли человека. Причем, такое влияние всегда было и остается двояким – с одной стороны, оно было стимулом для творчества человека, а с другой, сокращением его свободы. Для того чтобы разглядеть этот двойственный смысл грехопадения существует  единственная возможность - необходимо допустить, что грехопадение, которое описывается в Библии, является … сном Бога. Внимательно читаем Библию:
«Вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время, когда Господь Бог создал землю и небо».
И далее, если следовать тексту, создается впечатление, что Бог смотрит сам на себя со стороны. Именно здесь, и это неслучайно, Бог назван Господь Бог, поскольку  он видит и себя, и акт своего творения во сне. Более того, можно предположить, что и до сотворения мира Бог пребывал в подобном же состоянии. Возможно, поэтому в Ветхом Завете нет ни слова о самом замысле сотворения мира и человека. Вероятно замысел Бога о сотворении мира возник у него в состоянии подобном сну. Когда всё было создано, Он как и прежде, как обычно « почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал».

     Можно по-разному воспринимать текст Библии о грехопадении. Но чем больше пытаешься анализировать его, тем яснее становится то, что там описано особое состояние Творца – Его Сон. Это был необыкновенный Сон Творца о добре и зле, которые затем сопровождали реальную историю человечества. Если допустить только это, то многое, описанное в Библии, выглядит иначе, чем принято до сих пор. Сон Творца – это сон не простой, а пророческий. Этим удивительным состоянием Бог изменяет акцент о грехопадении, смещает его из далекого прошлого, где оно было обычным заблуждением, в будущее. О необходимости подобного акцента в грехопадении убеждает и Откровение Иоанна Богослова. Его Апокалипсис – это предостережение о возможной исторической и логической консолидации обычных заблуждений в грехопадение вселенского масштаба. В Библии это предостережение представлено фантасмагорическими образами, ведущими окончательную борьбу между добром и злом,
 
     Согласно традиционному объяснению грехопадения, первородный грех еще в Раю сформировал у людей определенную, греховную культуру мышления. Она изначально несмываемым, позорным клеймом лежит на всем, начиная с религии и кончая наукой. Но такой вывод является заблуждением, он был поспешным и, как сказали бы сейчас, политизированным. Сложившаяся культура мышления действительно далека от своего совершенства и пустила свои корни во все сферы деятельности людей. Можно согласиться с Библией, что она берет свое начало от того самого дерева познания добра и зла, посаженное Богом в Раю. Но если читать внимательно о том, что там написано, то можно осознать главное. Дело не в том, что люди далекого прошлого заблуждались - это естественно и для нас и для них. Важно другое, а именно то, что пророческий Сон Бога о грехопадении является пояснением для читателя Библии о том, что замысел человека разумного должен предшествовать его действию, а не наоборот. Человек продвигается к Истине не суетными действиями, а разумным замыслом. Замысел и для Истины, и для человека является причиной их изменения, развития, а любые действия – следствием. Иначе говоря, прежде чем что-то делать, надо думать, а не спешить срывать с дерева то, что вырастил другой, уже имевший свой Замысел.
Могут возразить, сославшись на Библию, которая сама, казалось бы, учит обратному - в начале делать, а потом думать: 
– «В начале сотворил Бог небо и землю».

     Однако, кроме Ветхого Завета есть еще и Новый Завет, который неслучайно дополняет Библию именно в этом месте. Все дело в том, что на языке, которым написано Евангелие, «слово» - это не просто «слово», а «логос». Логос в переводе на русский, имеет несколько значений, и в том числе, – это может быть «мысль», «идея», «замысел». Поэтому в русском переводе следует воспользоваться не «словом», а «замыслом», на который указывает Евангелие:

- «В начале был Замысел, и Замысел был у Бога, и Замысел был Бог.
Он был в начале у Бога.
Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков;
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
 
     Иоанн Богослов, автор своего Евангелия, прямо говорит о том, что этот Божий Замысел был от начала мира. Он есть сейчас и, похоже, будет до скончания века. И не поняв (хотя бы в самых общих и простых чертах) этот самый Замысел, «через который все начало быть», мы не поймем и всего остального, и вечно будем задавать один и тот же, избитый вопрос: « Да чего, собственно, хочет от нас Бог?» Почему бы не дать каждому по потребностям? А если не получается обеспечить всех и каждого, то может быть разумно отдать всё избранным!? 

      Связь человека с Истиной бессмысленно искать в любых научных или околонаучных теориях, которые пытаются обнаружить следы Истины в явлениях и чудесах только внешнего мира. Уникальные, сверхмощные и сверхточные физические приборы, IT-технологии тут бессильны, их недостаточно. Не существует Истины научной, религиозной или иной отдельной от всего. Я думаю, что к Истине тянется бесчисленное количество тончайших связей, которые образуют невидимую ткань разумной жизни во Вселенной.  Эта ткань начинается в удивительной области, которая с человеком имеет контакт, опосредованный его активностью, творчеством, Коллективным Разумом людей. Область эта – бесконечный Мир идей, состоящий из мгновений нашей жизни, берущий свое начало не от мира сего, а там, где сходятся противоположности, по ту сторону добра и зла, в вечности.