Любовь первая

Она сидела одна дома и пыталась смотреть телевизор. Как назло, праздничные программы шли одна за другой. Было бы приятно смотреть их с кем-нибудь, чтобы обменяться мнением, вспомнить, какие раньше были артисты, сравнить… Можно, конечно, позвонить соседке Кате Петровой, но у той наверняка гости – дочь с зятем и внуками.
Своих  детей и внуков она сегодня не ждала: они приезжали из города вчера, навезли подарков, деликатесов всяких и уехали. Словно откупились от неё…Сегодня и сын, и дочь принимают гостей, веселятся. Им и в голову не приходит, как матери в этот праздничный день тоскливо и одиноко.
За свою долгую жизнь она так и не завела себе близкой подруги. А жаль! Сейчас они вдвоём могли бы коротать эти длинные, ничем не заполненные дни. Но в молодости было не до подруг – работа, двое детей, муж, полный двор скотины… А теперь, в её возрасте, уже подруг не заводят. Огромное количество одиноких женщин, её одногодок, живёт рядом, также коротая свои дни в тоске и одиночестве, пряча от посторонних глаз свою боль. Вот и она хорохорится, пытается убедить всех, и себя в том числе, что ей после смерти мужа-пьяницы жить стало легче, что сейчас она отдыхает душой, что долгожданный покой ни на что теперь не променяет. Пусть молодые думают, что так и есть. Им, имеющим рядом супругов и детей, не понять её одиночества. Не понять той боли и тоски, когда утром, поднявшись с постели, некому сказать: «Утро доброе!», некому готовить еду, не на кого поворчать, что в избе накурено, не о ком заботиться… Никого, кроме неё, нет. Грустно и тихо в доме. И только часы-ходики, что много лет назад повесил на стену муж, стучат, отсчитывая минуты, часы, дни её одиночества.
От жалости к себе, ещё совсем не старой, навернулись на глаза слёзы. Стало обидно – живёт она никому не нужная и всеми забытая.
«Бедная я, бедная! Всю-то жизнь как ломовая лошадь любую работу на себя взваливала. С 12 лет ни выходных, ни праздников не знала. Всегда в гуще событий, в массе людей. И вот итог жизни – одна в доме, который теперь кажется темницей, монастырской кельей. За что, за какие грехи мне послано это наказание – одиночество?!»
Слёзы полились из глаз её.
«Есть же люди, которым в жизни повезло больше, чем мне! Я бы сейчас многое отдала только за то, чтобы просто поговорить с живым человеком…»
Мысли её прервал звонок. Она выглянула в окно – какой-то незнакомый пожилой мужчина стоял возле её калитки. Мгновенно высохли слёзы. Даже, если он просто ошибся адресом, следовало выйти и поговорить с ним. Глаза сами нашли зеркало, привычно отметив ещё статную фигуру, чуть пробивающуюся седину в русых волосах.
 «А глаза-то у меня, как в молодости, всё такие же озорные! Да только кто в них теперь заглядывать станет!» - успела мелькнуть мысль.
Накинув на голову платок, сунув ноги в валенки, она выскочила из жарко натопленного дома на лёгкий морозец. Открыв калитку, уставилась на незнакомца. Тот молчал.
- Извините, Вам кого?
- Варенька, ты меня совсем не помнишь? – было в его голосе что-то до боли знакомое, родное.
Она внимательно присмотрелась. Мужчина, стоящий перед ней был высок, худощав и бледен. Казалось, они никогда не были знакомы. И только его застенчивая улыбка кого-то напоминала. Мгновение - и её бросило в пот, а потом словно мороз пробежал по коже. Нет! Не может быть!.. Столько лет прошло!
- Неужели это ты, Ваня? – тихо спросила она, веря и не веря своей догадке.
- Слава Богу! Узнала! – с облегчением выдохнул он. - А я боялся, что уже и не вспомнишь!
- Сколько же лет мы не виделись? – спросила она, и глаза её потеплели.
- Пятьдесят, Варенька!.. Пятьдесят годочков, словно корова языком слизала… - он стоял и не сводил с неё глаз.
- Какой же ты стал!.. – глаза её бегали, пытаясь рассмотреть во всех подробностях стоящего перед ней мужчину. -  Постарел… Я бы и не узнала тебя, прошла бы мимо…
- Ты и проходила столько лет! – еле слышно, с горечью произнёс он. Чуть помолчал и продолжал уже более громко и живо. - Я эти годы ходил по улице и думал: «Моя Варенька здесь каждый день ходит. Может, минуту назад прошла, а может, час спустя пробежит…» Смотрел издалека, любовался тобой. Ты всё такая же красивая, как тогда…
- Ну, что ты такое говоришь! – она вся зарделась, словно молодая девица на первом свиданье. – Ведь не девчонка я глупая, чтобы речам таким верить. Да и в зеркало иногда заглядываю…
- Варенька! Да для меня ты, как была, так и осталась самой лучшей, самой красивой, самой желанной… Столько лет я даже подойти к тебе боялся, а вот услышал, что ты мужа схоронила, и пришёл в гости. Не гони меня!
- Проходи в дом, раз пришёл, - она широко распахнула калитку. - Что мы с тобой тут у ворот разговариваем.
…Она доставала из холодильника привезенные накануне детьми деликатесы в ярких импортных упаковках, нарезала тонкими ломтиками колбасу и сыр, дорогущую рыбу, одновременно подогревая с маслом, отваренную утром круглую картошку – всё это она выставляла на стол и была счастлива. Раньше она никогда не задумывалась о том, какое это, оказывается, счастье – заботиться о ком-то, просто накрывать стол к обеду. За всю свою долгую жизнь у неё не нашлось минутки, чтобы осознать это, а сегодня, словно державшие её душу много лет оковы разлетелись, и она  свободно живёт и чувствует себя так, как когда-то в молодости, когда впереди была целая жизнь, а одиночества не было и в помине.
4 марта 2006 года