Во мраке комнат

18 но­яб­ря 2012 год


       Крас­ные порть­еры спо­соб­ны об­ма­нуть. Зак­ры­вая сол­нечный свет, пре­пятс­твуя его по­пада­нию в ком­на­ту, они скры­ва­ют не­дос­татки.

       Слой кос­ме­тики то­же спо­собен об­ма­нуть. Не всем ноч­ным да­мам ну­жен брос­кий ма­ки­яж, что­бы их при­нима­ли за до­воль­ных жизнью жен­щин, за­то хо­роший слой то­наль­но­го кре­ма, в ме­ру, не смот­ря­щий­ся шту­катур­но, впол­не мо­жет скрыть смер­тель­ную блед­ность ли­ца, а па­ру па­кети­ков чая пе­ред вы­ходом из-за ку­лис – снять тя­желые меш­ки под гла­зами.

       Единс­твен­ная брос­кая вещь, что она но­сит се­год­ня – крас­ная по­мада на под­де­тых иног­да сар­казмом, а иног­да – крас­но­речи­вым мол­ча­ни­ем, в за­виси­мос­ти от ее нас­тро­ения, гу­бах. В тон крас­но­му гал­сту­ку, муж­ской мо­дели, яр­кой брошью си­яюще­му на гру­ди.

       Она при­вык­ла сле­довать сво­им пра­вилам, ус­та­нов­ленным очень дав­но, еще ког­да сов­сем дев­чонкой, приш­ла ра­ботать на па­нель. Тог­да при­ходи­лось тяж­ко, ма­моч­ки, в ря­ды ко­торых она за­писа­на те­перь са­ма, час­тень­ко ее дос­та­вали, лю­то не­нави­дели де­вичью кра­соту, по­рази­тель­но хищ­ную, слов­но у ди­кой кош­ки, и, в то же вре­мя, уди­витель­но не­вин­ную, как у ре­бен­ка. Кли­ен­ты с боль­ши­ми чле­нами рис­ко­вали ра­зор­вать ей рот, от­вра­титель­ная спер­ма впе­чата­лась в ее глот­ку и язык, так, что от­де­лать­ся она боль­ше от это­го ощу­щения сли­зи во рту до кон­ца не смог­ла ни­ког­да. Еще тя­желее бы­ло пре­одо­левать же­лание не стать тор­чком.

       Пос­то­ян­ная боль в па­ху (ее не ща­дили), бес­ко­неч­ная не­нависть ко все­му на све­те, ощу­щение се­бя дерь­мом на иде­аль­ном те­ле ми­роз­да­ния – то, бла­года­ря че­му она вы­рос­ла. И то, из-за че­го сло­малась.

       У нее не бы­ло вы­хода, кем быть. Ко­неч­но, она мог­ла бы за­кон­чить кол­ледж, най­ти прис­той­ную ра­боту, но… Ког­да отец бро­сил вас од­них в чу­жом го­роде, а мать с го­ря спи­лась и уш­ла в мо­гилу, ед­ва те­бе ис­полни­лось пят­надцать, единс­твен­ное о чем мо­жешь ду­мать – как те­перь вы­живать.

       Она то­же об этом ду­мала, ша­та­ясь по ули­цам ма­лень­ко­го го­рода, в ко­тором про­шел ни один год ее детс­тва, го­лод­ная и гряз­ная. Она ду­мала об этом два дол­гих ме­сяца, по­бира­ясь под мос­том, что­бы при­нес­ти до­мой еды, и, ес­ли по­везет, на­соби­рать ма­тери на бу­тыл­ку, не то рис­ко­вала уме­реть из­би­той.

       Она ду­мала так до тех пор, по­ка не про­води­ла за по­рог мать в ду­бовом гро­бу, по­ка при­ятель­ни­ца ма­тери не сжа­лилась над ней и не офор­ми­ла опе­ку над си­рот­кой.

       А по­том она еще лет пят­надцать ду­мала, как вы­жить в бор­де­ле, как под­нять­ся до уров­ня элит­ной прос­ти­тут­ки, как стать вла­дели­цей до­ма утех, как не пов­то­рить чу­жих оши­бок в от­но­шени­ях с де­вуш­ка­ми – тех, что так час­то до­пус­ка­ли по от­но­шению к ней дру­гие ра­бот­ни­цы но­чи, под чь­им на­чалом она слу­жила и под чь­им шефс­твом бы­ла.

       Тя­желые вре­мена ми­нули, мо­лодость прош­ла то­же быс­тро. Ста­рость нас­тигла ее преж­девре­мен­но. Ут­ром, смот­ря на се­бя в зер­ка­ло, она кон­ста­тиро­вала пос­то­ян­ное вли­яние чер­то­вой бо­лез­ни.

       Ди­аг­ноз был при­гово­ром. Рак. Пос­ледняя ста­дия. У нее бы­ли день­ги, врач, ди­аг­ности­ровав­ший бо­лезнь, знал об этом не по­нас­лышке – сам был ее мно­голет­ним кли­ен­том. За­ливал­ся сле­зами, как ре­бенок, и, це­луя ру­ки, прос­тил лечь под нож. Го­ворил что-то о кро­шеч­ном шан­се, о на­деж­де и упу­щен­ных воз­можнос­тях. Она от­ка­залась. Она ви­дела мать, спи­ва­ющу­юся день за днем, по­хожую к кон­цу жиз­ни на приз­рак. Быть приз­ра­ком ей са­мой не хо­телось.

       Она ста­вит бо­кал на са­мый край сто­ла, уби­рая ру­ку, что­бы не за­деть его и не­ча­ян­но не упус­тить. Впро­чем, об­ма­нывать­ся бес­смыс­ленно: она это­го бы и не сде­лала. Ма­нев­ры с до­рогой по­судой из хрус­та­ля сде­лали ее вер­хом гра­ци­оз­ности, а ее по­допеч­ных всег­да зас­тавля­ли быть нас­то­роже, соб­лю­дать ак­ку­рат­ность, ког­да они, ка­чая бед­ра­ми, про­ходи­ли меж­ду сто­лика­ми – гос­по­жа не­ук­лю­жес­ти не тер­пе­ла и поб­ла­жек не зна­ла.

       При­губив са­мую то­лику ви­на из бо­кала (ле­карс­тва пло­хо сов­ме­щались с ал­ко­голем, лю­бов­ник-врач ру­гал ее за это, но ей бы­ло пле­вать. Че­ловек, ко­торо­го жизнь вып­лю­нула из сво­ей пас­ти, как жвач­ку, не осо­бо-то жа­лу­ет пра­вила), она вни­матель­но ос­матри­ва­ет зал.

       Она ста­ла вла­дели­цей бор­де­ля де­сять лет на­зад. Вы­купи­ла ма­лень­кое зда­ние, рань­ше при­над­ле­жащее за­худа­лому мо­телю, как прок­ля­тая от­па­хала на раз­ви­тие имид­жа год, за­те­яла гран­ди­оз­ный ре­монт. В кон­це кон­цов, мо­тель для не­вер­ных му­жей и их слу­чай­ных си­филис­ных лю­бов­ниц, прев­ра­тил­ся в бор­дель для элит­ных де­вочек и по­купа­ющих их лю­бовь тол­сто­сумов.

       Она ста­ла ма­терью для всех сво­их де­вочек – заб­лудших ове­чек, поч­ти каж­дой из ко­торых прос­то не­куда бы­ло пой­ти боль­ше, кро­ме как не в эти бо­гато де­кори­рован­ные ком­на­ты с крас­ны­ми што­рами. Она ста­ла Цер­бе­ром для тех, кто при­ходил сю­да с целью уни­зить, оби­деть, за­деть хоть од­ним сло­вом ко­го-ли­бо из ее заб­лудших до­черей. Она ста­ла бо­гатой да­мой, впол­не ува­жа­емой в об­щес­тве, осо­бен­но – в муж­ском об­щес­тве. Осо­бен­но – в об­щес­тве муж­чин при влас­ти раз­но­го ран­га. Ее бор­дель был не прос­то до­мом изыс­канной эро­тики и чувс­твен­но­го раз­вра­та – это был ее дом. Единс­твен­ное, что уда­лось ей, раз­ру­шите­лю по сво­ей при­роде, до­чери ло­вела­са и ал­ко­голич­ки, соз­дать ког­да-ли­бо. Это был дом для тех, ко­му по­рядоч­ное об­щес­тво де­монс­тра­тив­но го­тово бы­ло плю­нуть в ли­цо, но за чьи ус­лу­ги пред­ла­гали ог­ромные день­ги ше­потом, в но­чи. Не­вер­ные мужья, ох­ла­дев­шие друг к дру­гу лю­бов­ни­ки, от­ча­яв­ши­еся же­ны, го­товые стер­петь и да­же ор­га­низо­вать мужь­ев по­ход на­лево, толь­ко бы вер­нуть сво­им от­но­шени­ям бы­лой огонь – все они в той или иной сте­пени бы­ли оби­тате­лями это­го до­ма. Все они так или ина­че, от не­го за­висе­ли.

       Она ста­ла дру­гой, сов­сем не та­кой, как те ма­маши, чь­ей по­допеч­ной приш­лось стать ей са­мой. Ни­каких вы­ходов за рам­ки, ес­ли де­вуш­ка не хо­тела это­го. Ни­како­го на­силия. Бе­зум­ные день­ги за час с опыт­ны­ми ге­тера­ми, еще бо­лее ог­ромные – за вре­мя в ком­па­нии юных дев. Пол­ный на­бор ус­луг, вклю­чая кос­ме­толо­га, мас­са­жис­та, лич­но­го вра­ча, пси­хо­ана­лити­ка, один вы­ход­ной в не­делю по вос­кре­сень­ям, пол­но­цен­ный от­пуск, вкус­ней­шая еда, при­готов­ленная ма­лыш­кой Кла­рой, бес­прес­танно эк­спе­римен­ти­ру­ющей со вся­кого ро­да суф­ле, изыс­канная му­зыка в ис­полне­нии та­лан­тли­вых му­зыкан­тов на пос­то­ян­ной ос­но­ве, аб­со­лют­ная друж­ба и пол­ная под­дер­жка с ее сто­роны для каж­дой, кто про­давал муж­чи­нам свое те­ло, уме­ние зак­ры­вать гла­за, ког­да де­вуш­ки ре­шали раз­влечь­ся друг с дру­гом, про­бира­ясь в лич­ные по­кои иног­да. В кон­це кон­цов – друзья сре­ди силь­ных ми­ра се­го, один шаг в сто­рону от ого­ворен­ных пра­вил кли­ен­том – и две­ри бор­де­ля зак­ры­вались пе­ред ним нав­сегда, а ре­пута­ция тут же тер­пе­ла пол­ное фи­ас­ко.

       Ее на­зыва­ли Гос­по­жой, Мис­трис, но она хо­тела быть ма­терью, раз уж ро­дить кров­ное ди­тя не пред­ста­вилось воз­можнос­ти – единс­твен­ная бе­ремен­ность ока­залась лож­ной, не при­нес­ла ни­чего, кро­ме бо­ли. Впро­чем, ей сто­ило бла­года­рить за это Бо­га, ес­ли бы он был, ес­ли бы она в не­го – и ему – ве­рила. Зак­лей­мить свое ди­тя ма­терью-прос­ти­тут­кой, да­же са­мой до­рогой и ти­туло­ван­ной, ей бы не хо­телось.

       Она по­тяги­ва­ет ви­но, чувс­твуя не сла­дость ви­ног­ра­да, а го­речь ле­карств и лег­кое по­калы­вание в рай­оне же­луд­ка – боль, став­шая нас­толь­ко при­выч­ной, что не чувс­тво­вать ее оз­на­чало бы смерть. Боль, став­шая ее ру­кой, или но­гой.

       Ви­но чу­дес­но, му­зыка то­же. Кив­ком го­ловы она бла­года­рит Джа­пет­то, ста­рого италь­ян­ца, при­бив­ше­гося сю­да сов­сем не­дав­но, око­ло по­луго­да на­зад, в по­ис­ках ра­боты. Он был не­лега­лом, но один ее зво­нок, ку­да на­до, ре­шил эту проб­ле­му. Джа­пет­то ра­ботал в Нью-Й­ор­ке те­перь, в од­ном из са­мых прес­тижных уве­сели­тель­ных за­веде­ний, и слал каж­дый ме­сяц ог­ромную сум­му сво­ей семье в Ита­лии. И вся­кий раз, ког­да она под­бадри­вала его улыб­кой, или же прос­то удос­та­ива­ла ми­молет­ным, скво­зящим взгля­дом, он иг­рал еще усер­днее, еще луч­ше, силь­нее на­легая на кла­виши.

       По­лум­рак за­ла (она точ­но зна­ет) де­ла­ет ее ли­цо поч­ти уми­рот­во­рен­ным. Дер­жать ли­цо – по­жалуй, глав­ное, че­му она на­учи­лась за го­ды сво­ей ра­боты. Да­же ес­ли при­ходи­лось про­сыпать­ся в боль­ни­це с раз­дроб­ленны­ми пос­ле но­чи муж­ской ата­ки кость­ми, с го­рящим па­хом, ед­ва ли не ды­мящим­ся, с поч­ти ма­лино­вым кли­тором, и гла­зами са­мого нес­час­тно­го соз­да­ния на зем­ле, ли­цо ее ос­та­валось бук­валь­но неп­ро­ница­емым. Она не пла­кала ни­ког­да с тех пор, как ее уве­ли за ру­ку, пят­надца­тилет­нюю, в мир прос­ти­туции и раз­вра­та. Зна­ла – ес­ли зап­ла­чет, уже не ос­та­новит­ся, а по­том прос­то ра­зучи­лась, за­была, как это де­ла­ет­ся.

       И сей­час она так же дер­жит ли­цо. Плы­вущие в дым­ке си­гарет и каль­яна тон­кие де­вичьи си­лу­эты, по­хожие на нэц­кэ, и не­ук­лю­жие муж­ские ша­ги, при каж­дом из ко­торых пот­ря­хива­ет оче­ред­ное пив­ное пу­зо, слов­но бы про­ис­хо­дит где-то да­леко, или на эк­ра­не те­леви­зора, но не здесь с нею. Это лишь ви­димость, од­на из ее мно­гочис­ленных ма­сок. Си­дя в по­лум­ра­ке за сво­им уг­ло­вым сто­ликом, са­мым близ­ким к две­ри, она за­меча­ет каж­дую ме­лочь и каж­дую де­таль: жир­ные пят­на на до­рогих пид­жа­ках, по­хот­ли­вые паль­цы на жен­ских бед­рах, муж­ской сто­як и де­вичью апа­тию, кон­чик язы­ка, об­ли­зыва­ющий гу­бы, по­лупус­той бо­кал ви­на за край­ним сто­ликом, зве­риный ос­кал оче­ред­но­го кли­ен­та, по­хот­ли­во смот­ря­щего на цы­поч­ку – все-все. И зна­ет все на­изусть.

       Она изу­чила здесь каж­до­го, на каж­до­го за­вела уве­сис­тый том, срод­ни уго­лов­но­му де­лу, в ко­тором хра­нила са­мое бес­ценное, что у нее бы­ло – ин­форма­цию, в слу­чае че­го, обо­рачи­ва­ющу­юся ком­про­матом про­тив кли­ен­та. Лы­сый бо­ров в сталь­ном кос­тю­ме от Вер­са­че – вла­делец ав­то-рын­ка, чья же­на ждет пя­того ре­бен­ка. Се­дов­ла­сый гос­по­дин, мну­щий в ру­ках сал­фетку, по­цело­ван­ную толь­ко что выб­ранной на ве­чер спут­ни­цей – по­литик, не так дав­но за­валив­ший ряд важ­ней­ших за­конов. Бе­зусый юнец, влаж­ны­ми гла­зами по­жира­ющий ее до­рогую Кла­ру, что пу­тешес­тву­ет от сто­лика к сто­лику, раз­но­ся за­казы (у офи­ци­ан­тки, ма­лыш­ки Кел­ли, се­год­ня вы­ход­ной) – сын из­вес­тно­го юрис­та и его шлю­хи-же­ны, зак­ру­тив­шей ро­ман с их са­дово­дом, нар­ко­ман и ку­тила.

       И это бы­ла лишь ма­лая часть ее све­дений обо всех них. Она зна­ла, ка­кой у каж­до­го из муж­чин-кли­ен­тов член, сколь­ко спер­мы он да­ет, сколь­ко ро­динок на те­ле и где имен­но, и как, в пы­лу страс­ти, они на­зыва­ют сво­их спут­ниц. Она зна­ла все это от де­вочек, край­не ред­ко всту­пая в ин­тимную связь с муж­чи­ной, лишь по собс­твен­но­му же­ланию. Вре­мя, ког­да ее име­ли, прош­ло. Нас­ту­пило вре­мя, ког­да име­ет она са­ма.

       Де­воч­ки при­вык­ли де­лить­ся друг с дру­гом и с ней рас­ска­зами о сво­их по­хож­де­ни­ях, как иные лю­бите­ли ста­рины де­лят­ся го­род­ски­ми ле­ген­да­ми. Иног­да они сме­ялись, жур­ча, слов­но ру­чей­ки, над оче­ред­ным прес­та­релым ло­вела­сом и его не­лов­ки­ми по­пыт­ка­ми сно­ва по­чувс­тво­вать се­бя юн­цом, иног­да – грус­ти­ли, ес­ли из­люблен­ный кли­ент дол­го не по­яв­лялся и не на­пол­нял сво­им при­сутс­тви­ем их пос­тель. Иног­да влюб­ля­лись и она по­нижа­ла им зар­пла­ту до ми­зер­но­го, ог­ра­ничи­вая встре­чи с лю­бым кли­ен­том до тех пор, по­ка из влюб­ленных ду­рочек они не ста­нови­лись об­ратно те­ми, кем яв­ля­лись – элит­ны­ми шлю­хами. По­луча­лось поч­ти со все­ми. Жри­ца люб­ви на то и жри­ца, что всег­да пред­почтет день­ги и ве­селый ве­черок реп­ро­дук­тивно­му бе­зумию. Лишь од­на од­нажды по­кину­ла их – смеш­ли­вая Тес­са с ос­тры­ми, слов­но клин­ки, сос­ка­ми. Ус­тро­ив скан­дал, сбе­жала с офи­цером, уже че­рез пол­го­да при­дя на по­рог быв­ше­го до­ма с моль­бою о по­щаде. Ее не прос­ти­ли и не при­няли. Мис­трис не про­щала пре­датель­ств.

       Она зна­ла здесь все, каж­дую тень, про­мель­кнув­шую на по­тол­ке, каж­дый вздох иг­ра­ющих в лю­бовь де­вочек и их удов­летво­рен­ных кли­ен­тов, каж­дый звук кро­вати из каж­дой ком­на­ты. Мрак но­чи не мог скрыть по­роков тех, кто при­ходил сю­да за плат­ной лю­бовью и тех, кто же­лал ее пре­дос­та­вить. Мрак но­чи не скры­вал тем­но­ту ду­ши. Она то­нула в до­рогом ал­ко­голе и рас­тво­рялась в чу­дес­ной му­зыке – но лишь до ут­ра, или до то­го мо­мен­та, ког­да хо­зяй­ка уве­сели­тель­но­го за­веде­ния хо­тела заг­ля­нуть им в гла­за.

       Она зна­ла здесь всех, но ко­го-то осо­бен­но­го – чуть луч­ше.

       Он си­дел за уг­ло­вым сто­ликом, ел, как всег­да, кре­вет­ки под со­евым со­усом, пил, как обыч­но, фран­цуз­ское бе­лое ви­но и, как обыч­но, нас­лаждал­ся му­зыкой джа­за, или – де­лал вид, что нас­лажда­ет­ся. Длин­ные но­ги, вы­тяну­тые под сто­лом, чуть су­тулые пле­чи, кус­тистые бро­ви, срос­ши­еся на пе­рено­сице, глу­боко по­сажен­ные гла­за и всег­да нем­но­го от­ре­шен­ный взгляд, уже дав­но ов­ла­дев­шая вис­ка­ми се­дина и арис­токра­тич­ные ру­ки пи­анис­та с длин­ны­ми паль­ца­ми – он был, слов­но гре­чес­кий бог, ко­торо­му ста­вили скуль­пту­ры в эл­лин­ских хра­мах.

       - Гос­по­жа, он сно­ва… - проп­лы­ва­ющая ле­бедуш­кой ми­мо Тис­са, за­говор­чески пос­мотрев на нее, скло­ня­ет­ся к са­мому уху, да­бы осу­дить стран­но­го кли­ен­та, гла­зе­юще­го по сто­ронам и до пос­ледних ми­нут но­чи нас­лажда­юще­гося ве­чером, но не ку­пив­ше­го за два ме­сяца пре­быва­ния здесь каж­дую пят­ни­цу ни од­ной ус­ла­ды для се­бя.
       - Да – ки­ва­ет она, - да, Тис­са, я ви­жу. Ты сво­бод­на сей­час?
       - Да, но он от­верг ме­ня. Улыб­нулся и ска­зал, что ему не нуж­на жен­щи­на, Гос­по­жа.
       - Хо­рошо – она за­куси­ла гу­бы. Тис­са, оче­вид­но, не по­няв­шая, что же в этом хо­роше­го, уп­лы­ла к по­манив­ше­му ее зап­рав­ско­му ве­сель­ча­ку, азар­тно иг­ра­юще­му с дру­гой под­ружкой в вист.

       Она от­пи­ла еще ви­на, по­нимая, что в бо­кале ос­та­лось его на до­ныш­ке. Взмах­нув рес­ни­цами, под­ня­лась со сво­его наб­лю­датель­но­го пун­кта и, оп­ра­вив гал­стук и склад­ки одеж­ды, выш­ла из ть­мы ку­лис в зал.

       Он изу­чал ме­ню, как мно­гие чи­та­ют то­мик Дос­то­ев­ско­го – с тща­тель­ным вни­мани­ем и вы­раже­ни­ем ли­ца, буд­то бы ре­ша­ет проб­ле­мы су­щес­тво­вания Все­лен­ной, или ищет эк­зистен­ци­аль­ный смысл жиз­ни. Кус­тистость на его пе­рено­сице об­ра­зова­ла при­чуд­ли­вый узор.

       - Ску­ча­ете? – про­пела она над са­мым его ухом, мяг­ко при­зем­ля­ясь нап­ро­тив.

       От­ло­жив ме­ню, он под­нял на нее взгляд и угол­ки его губ тро­нула лег­кая улыб­ка.

       - По­хоже, с мо­ей ску­кой по­кон­че­но, ле­ди….?
       - Мис­си – за­кон­чи­ла она, по­дарив ему вни­матель­ный взгляд, осо­бо кон­цен­три­ру­ясь на но­се с гор­бинкой, и улыб­ну­лась.