Приют мечта. глава первая. старый дом. часть1

Из глубины темного старого вишневого сада, с покосившимся ветхим забором, сквозь листву заросших разнообразной травой, белоснежными вьюнками и чертополохом деревьев, раздавались непонятные звуки, похожие то на хрипы со свистом, то на расстроенную иерихонскую трубу, то на скрип и бурелом. Создавалось ощущение страха и непонятного леденящего холода внутри, когда сжимается сердце, бабочки в животе превращаются обратно в куколок, а душа исчезает даже из пяток, забывая вернуться в свой дом. Ощущения не передаваемой борьбы двух сущностей: земной и невероятно фантастической, которая сидит в глубине любого существа и иногда вырывается наружу, как рой светлячков в июньском звездном небе.
На деревянное крыльцо старого бревенчатого дома, покосившегося от времени, вышла молодая женщина, лет около тридцати. На ней красовалась атласная юбка в крупных цветах совершенно не подходящая к виду этого дома, кислотно-желтые кроссовки, а по ее плечам спускались воздушные белоснежные локоны, которые уютно прикрывала вязаная зеленая шаль, обнажая сквозь узор едва прикрытые незамысловатым рисунком руки и грудь.
-Эльвира! – крикнула женщина в пустоту глубины чащи старого вишневого сада, как будто кричала в жерло кипящего огнедыщащего и булькающего вулкана, напрягая мышцы шеи и двигая ртом в такт порыву, совершая необычные гимнастические действия, разрабатывала тем самым мускулатуру. Все же в жизни пригодится. «Уууу, ааааа!».
Странные звуки из темного угла сада, которые оказались обычными всхлипами, прекратились. Наступила гнетущая тишина. Спустя некоторое время зашевелились не менее заросшие кусты рядом с протоптанной от зелени тропинкой в сторону самодельного огорода и клубнично-земляничной полянки, и откуда-то сверху, как медведь пробирается через лес, выпало к открытой калитке маленькое взлохмаченное чудо, которое при ближайшем рассмотрении походило на девочку, но это при условии если ребенка отмыть, причесать, накормить и окружить любовью, но в тот момент перед взором женщины стоял замызганный грязный монстрик с торчащим из копны русых с рыжинкой волос фиолетовым в белый горошек бантиком и пластмассовой загогулиной в виде мордочки известной всем мультипликационной мыши. Девочкой ее трудно было назвать. Перемазанная цветными фломастерами, конопатая зареванная малышка смотрела своими большими глазами на мир одновременно с удивлением и неприкрытым страхом.
-Боже! – вырвалось из груди женщины одним звуком эхо началом молитвы и с неприкрытым ужасом, - На кого ты похожа?!
- На маму с папой, - промямлило маленькое чудо чуть слышно, и вытерло длинным рукавом видавшего виды крепового розового  платья с воланами на порванной юбке, свой веснушчатый нос, размазывая сопли по замызганной одежде.
- Ну-ка! Брысь умываться! – рассерчала женщина, спустилась по ступенькам вниз, схватила за шкирку вырывающееся создание, легонько пнула ее по попе и отправила по направлению к заднему двору, где находился ржавый умывальник на железных проржавевших ножках, изготовленный еще при царе Горохе в советское послевоенное  время. 
         Да, это был тот самый открытый и вальяжный Мойдодыр из сказки Корнея Чуковского, из тех же времен, и с той же грустью в глазах, которые ему заменяли две большие, крашеные синей краской со сколами и поэтому перекрашенные поверх другим оттенком синего, шайбы. Мойдодыр с голубыми глазами и белой мочалкой, спускающейся сверху, которую каждый раз после умывания закидывали наверх, и в правду, походил на этакого мужичка-хозяина, директора этого старого деревянного загородного дома, который в летнее время оккупировали приютские детишки и их воспитатели.
         Девочка медленно удалилась. Встала в очередь к командиру всех мочалок за тоненьким бледнолицым мальчиком в непомерно большой длинной рубашке в серую клетку и стала ждать своей участи. Впереди нее уже с мылом и губкой санитарка баба Вера отмывала подобное чудо-юдо под крики и визги, вырывающегося создания.
- Мне больно! Щекотно! Ай, ай, ай! – вопил малыш и пытался вырваться из скользских цепких рук бабы Веры. Но его усилия были тщетны. Немолодая санитарка умело держала пацаненка, мылила его, выскребывала грязь из доступных и не очень мест и ловко передавала его своей коллеге, по совместительству поварихе, молодой отвязной барышне Вике, для последующей протирки полотенцем и переодевания в более чистые тряпки, которые всегда пахли еловой свежестью, как одеколон смешного усатого водителя автобуса, который привозил детей на отдых и любил уединиться с Викой в подсобке. Хотя, с Викой в подсобке уединяться любили почти все знакомые и не очень мужчины, случайно или специально заезжавшие на такой манящий и доступный огонек. Дородная высокая крупная барышня Вика, Виктория Александровна, как она представлялась при первой встрече, была незамужней восточной красоткой с длинными вьющимися иссиня-черными волосами, ее раскосый разрез глаз плохо сочетался с носом-картошкой, но ее это нисколечко не смущало. Вика воспитывала двух детей от разных ухажеров и верила, что вот-вот за рулем какого-нибудь автомобиля появится он. Тот самый сказочный принц и увезет ее с этой работы и из этого поселка, где все всё о ней знают. Мечты, мечты! А пока мечтается, жизнь как-то продолжается.
Женщина постояла на крыльце, оглядела окрестности, посмотрела на небо, закутала посильнее в плед свои молочные груди, вздохнула и  тихо сама себе под нос проговорила:
- Ишь ты! На маму с папой она похожа! Выдумала тоже мне родителей. Да кому ты нужна, такая неряха? Век свой откукуешь в детдоме, потом комнату дадут, выучат, на работу пристроят. Вот живи и радуйся! А она о маме с папой грезит! Если бросили, значит нет их! Забыть и не простить!
Женщина повернулась к двери, чтобы войти в дом, но тут же отвернулась и крикнула в пустоту вишневого сада:
- Вот я же забыла!
По ее лицу покатилась горькая маленькая слезинка.
- И не прощу! Никогда не прощу! Так им и надо!!! У них никогда нет и не было меня!
Неожиданно рядом с ней возникла фигура санитарки бабы Веры.
-Людк, - по-простецки, а оттого достаточно грубо, обратилась к женщине бабка, - У нас мыло закончилось! Чем мне этих дармоедов отмывать, изволите?
Женщина напряглась. Местный предприниматель средней руки, владелец «домов и пароходов», а попросту трех ларьков на колхозном рынке, с которым она крутила роман за спиной мужа-инвалида, такого же, как она выходца из детского дома, только другого типа, обещал поставку на этой неделе. Но время неумолимо приближалось к выходным, а спонсорской помощи все не было.
-Подождем, баб Вер, - с задорным оптимизмом в голосе, ответила белокурая бестия Людка, - Обещали на этой неделе поставку сделать. Там и мыло, и шампуни, и  порошок стиральный будет.
Начала было перечислять содержимое обещанного женщина, но вредная санитарка ее перебила:
-И труселя шелковые, и пеньюар! Надо было тебе подождать и не выбегать замуж за инвалида, а так бы не в любовницах ходила. А законной женой была! Поди плохо? А то вон на викусю тоже посматривать начал твой Вазгенчик!
Люда нахмурилась. За Саньку она вышла по любви, по большой любви в залете на предпоследнем месяце беременности, да и пенсия у него хорошая. Плохую пенсию за вторую группу не дают, проживем как-нибудь, так рассуждала она, когда совершенно честными глазами врала ему о любви до гроба и знала, что старший сын не от него. А от любимчика всех девушек их выпускной группы, от воспитателя по труду и обществознанию. О, ох! Какие это были уроки! После практических занятий на природе половина группы ходила брюхатая и поднимала демографию в стране, веря обещаниям женатого голубоглазого блондина. В другой половине группы были мальчики, а ими воспитатель почти не интересовался. Изредка только беседовал и вывозил их к своим друзьям, объясняя такие поездки заработками, но по факту сбывал живой товар богатым папикам для развлечений в гей-клубах.
Среднего сына и лапочку старшую дочку Людка родила уже от Саньки. По местной программе выдачи жилья они могли претендовать на участок в деревне, который и получили и сертификат на постройку дома. Пока дом строился, Людка успела близко познакомиться с прорабом, рукастым парнем с большими возможностями, и практически родить ему, а точнее от него, но посадить на шею Саньки, еще одну дочку. На тот момент младшенькую. Но Людка еще не знала, что Вазген Самуйлович, тот самый предприниматель средней руки, уже запустил в ее чрево свой плод безумной страсти к молодой, но достаточно опытной девице. Ей снова предстояло рожать. Но об этом она не думала, так как еще и не знала, что с ней случится дальше и как она будет жить.