Возвращение

               

Дедушка Юрий, несмотря на свой преклонный возраст, газеты читал поверх очков.
Посадив  их на кончик носа, и держа газетный лист на расстоянии  он,  долго и тщательно его перечитывал по нескольку раз.  Хмыкая и покашливая, он негромко разговаривал сам с собой, словно  вместе  с кем-то обсуждал,   прочитанное в газете..
Иногда, он пытался  делиться  новостями  с бабушкой Верой,   спрашивая её мнение. Но она всегда отмахивалась от разговоров и предпочитала  копаться на кухне, или с вязанием сидела на стульчике неподалёку от  маленькой чугунной печки,  труба  которой, была своим коленом   вмазана в  дымоход  большой печи. Чтобы   летом, много  дров не тратить,  летом топили «чугунку».  Варили на ней еду  и кипятили чай. Дедушка, взобравшись после обеда   на полати, часто  засыпал там, на старом тулупе. Тепло идущее от  печурки  было благословенным.

Даже, когда мы стали жить раздельно, я не забывал забегать к ним. Бабушка Вера угощала меня,  то оладушками, то пирожками.  Пирожки были,  в основном из серой муки с картошкой или же кислой  капустой. Они были,  ароматны и вкусны Порой я бегал для них за хлебом, в магазин, который был на другом краю деревни. Вообще-то  в магазин после работы всегда захаживал  дядя Лёва. Но бывали дни, когда он провожал табун в «ночное» и оставался  там до утра. С лошадьми дежурили  два конюха. Разжигались   костры, которые служили дымарями.   Лошади часто  подходили под дым, когда их начинал донимать комар. Разрешение зимой 46-47 годов на оружие, дало уже свои результаты. Волков стало намного меньше. А летом хищники  обычно  ведут себя осторожно и охотятся подальше  от  своих  лёжек. Потому, что к тому времени, у волков, да  и лис подрастают   щенята.
                И так, конец лета 47 года. Мне уже исполнилось  пять лет. В пятницу в Аспагаше  в общей бане,  всегда был «женский день», Мама,  меня  и   сестру  Веру, как и раньше, берёт с собой  в баню. У нас  с собою два тазика для мытья.  Баня  довольно просторная с деревянными лавками.  В углу два крана с горячей и холодной водой. Рядом вход в парную. Впервые, в этот раз,    мама  повела меня  в парную. Под потолком тусклая лампочка, на полке женщины парят себя и детей. В бане я единственный «мужичок», и женщины добродушно посмеиваются надо мной,   называя женишком. А тут ещё мама начинает меня  охлопывать на первой ступеньке  своим  веником. Всё бы ничего, но жара и голые тела женщин с болтающимися грудями, и сгорбленные фигуры старух, которые  исступлённо стегали себя,  словно в наказание за быстро прошедшие годы,  до того меня удивили и  испугали, что в парную я уже  вторично не пошёл.
Дома, когда меня раздели, я сразу же заявил всем, что  с мамой в  баню больше не пойду. Отец засмеялся и сказал. «Ну, вот,  наконец - то у нас в семье  второй мужик  подрос»!    А я с гордостью, потом   поглядывал на маму и сестру.   
                Бабушка Аня и дедушка Владимир, родители нашего  отца, жившие  в деревне Большая  Кеть,  умерли в конце лета 47года.   Старшая  сестра отца, Марфа послала об этом письмо  с большим  запозданием.
Первый раз  я увидел,  как плачет отец, прижавшись лицом к  боку печи.  Мама стояла сбоку,  и, обняв его, гладила по голове как маленького ребёнка. Мы, так и не сумели их увидеть живыми. Старикам, было,  немного за семьдесят лет. Фотографии их, до сих пор, хранятся в нашем общем семейном альбоме.   Начинался  новый учебный 47-48год, и отец не смог съездить на родину, чтобы помянуть их, и  поклониться родным могилам. Жизнь в Аспагаше шла своим чередом. Пользуясь, последними тёплыми днями сентября, мы ходили на ручей ломать  спелую черёмуху. Обламывались,  только молодые ветки с крупными  и терпкими  ягодами. Вся ребятня ходила с чёрными зубами. Нарезав  потом из стеблей молодых «пучек» трубок, мы стреляли косточками от неё  возле клуба, по влюблённым парочкам, чтобы  потом,  стремглав убежать.
Это по сравнению с воробьиными яйцами, которые мы весной подкладывали   незаметно на скамейку у клуба, загулявшим допоздна парням и девчонкам, было  не так  обидно.
Ведь за эту выходку можно было схлопотать и подзатыльник. Так что лупить нас  надо было, всё-таки по чаще. Все наказания понимались и принимались, как должное. Некоторые ребята даже гордились домашними разборками, задирая на спинах  рубашки. Особенно  крепко доставалось «безотцовщине».
Замученные своими неуправляемыми отпрысками, вдовые матери, словно,пытались выбить из них своё безутешное горе.    Зимы, в те послевоенные годы были на редкость морозные и приходили  незаметно и быстро.  Просто ночью,   выпадал снег и больше не таял.

                Продолжение следует.