Одуван. сказка

    В этом году весна пришла на Тихую Поляну раньше обычного. Ещё в начале апреля сошёл снег и земля стала высыхать и прогреваться.      
  Страна Тихая Поляна уже самим своим названием  всё говорила о себе. Это было маленькое мирное государство на северо-западе Бесконечного Леса - уютный уголок с умеренным климатом, умеренными законами и умеренными нравами.
   Население страны состояло из двух  сословий:  коренных и перелётных, причём смысл этих понятий был совершенно простым, без всякого подтекста.  Коренные – это растения, связанные со своим домом корнями, а перелётные –  пчёлы, шмели, мухи и бабочки, которые могли летать по всей стране и даже за её пределами, но обязательно возвращались.   
   Эти две половинки населения не только не враждовали между собой, но были жизненно необходимы друг другу. И если бы им сказали, что кто-то из них лучше или важнее другого, они бы просто не поняли. Жизнь в стране подчинялась природным циклам. Всю зиму она, по законам севера, дремала, кутаясь в обильные лохматые снега.
   Зато весной всё приходило в движение, дышало, шевелилось. Сначала еле заметно, а потом всё быстрее и быстрее, тысячи маленьких пружинок выстреливали накопившейся за долгие месяцы энергией. Сперва  самые смелые осторожно протыкали землю острыми зелёными антенками, пробовали воздух и, если всё было готово к старту, тут же посылали сигнал по корневым проводам.  И тогда из земли, буквально на глазах, лезла густая зелёная щётка и начиналась гонка. Кверху, к свету, к солнцу. К счастью!
   Маленький Одуванчик высунулся одним из первых.  Воздух был тёплым и влажным, и цветок потянулся вверх что было сил, набирая вес и расправляя листья. Он рос на пригорке, в самом центре Поляны, одном из лучших мест во всей стране. Спасибо маме и папе, которые вовремя укоренились здесь и этим обеспечили ему место под солнцем.      
   Вокруг было много и других трав и цветов.
 Самыми близкими соседями Одуванчика были Ромашка, братья Колокольчики, Медуница и Тимофеевка. Чуть дальше росли Незабудки и Ландыши. Но все они запаздывали с цветением и в лучшем случае только набирали бутоны. А Одуванчик уже полностью раскрылся, превратившись в настоящего красавца. Его голова сияла, как маленькое солнышко, стебель стал высоким и прямым, а листья большими, прохладными, ярко-зелёными, затейливо вырезанными по краям. Просто загляденье!      
   Ослепительно-жёлтая корзинка сразу привлекла множество перелётных. Они жужжали, всячески расхваливая его красоту, садились ему на голову, гладили и расчёсывали его лепестки быстрыми лапками и рассказывали о своих путешествиях в дальние страны, на соседние поляны и даже на край света, который находился где-то уж совсем далеко, за Бесконечным Лесом. Одуванчик и верил и не верил. Он ужасно, до дрожи в листьях, любил слушать о чудесах и приключениях, хотя в душе был уверен, что за Бесконечным Лесом жизни нет и быть не может.
  - Привирают, конечно, - думал он, но не перебивал. Всё равно интересно!
Шли дни. Одуванчик ещё больше подрос и приосанился и, слушая ежедневные хвалебные жужжания, стал подумывать: а не слишком ли он прост в общении с соседями? Сказать по правде, он ведь действительно особенный.  Он выше и краше других и перелётные его любят больше... и пригорок у него круче...  А с ним обращаются как с равным.  Разве это справедливо?
   И однажды он объявил на всю Поляну, что отныне его имя - Одуван, а старое детское Одуванчик ему больше не подходит. Никто не спорил. Все стали называть его Одуван. Это было очень приятно. У него от удовольствия даже выросло несколько тоненьких золотых усиков в центре корзинки, отчего она стала ещё пышнее. На некоторое время Одуван успокоился и наслаждался своей исключительностью. Но всё же полного счастья, такого чтоб до краёв, такого, чтоб навсегда, не было.  Одуван боялся конкуренции. Он ревниво поглядывал на соседей, этих выскочек, которые тоже не сидели на месте и тоже изо всех сил тянулись вверх и раскрывали бутоны. Мысли не давали ему покоя, особенно ночью. Он всё время думал, чем бы ещё отличиться, как бы ещё выделиться, как поразить всех и заставить безоговорочно признать его лучшим на всей Тихой Поляне. А, может и во всём Бесконечном Лесе! А может и за...  Хотя в жизнь «за» он не  верил. Но, мало ли что...  Одуван  хотел чуда.
   
     Весна тем временем приближалась к лету, жизнь на Поляне кипела, всё цвело, росло и щебетало.
     Однажды в страну  залетела удивительная Муха. Она была не местная, жила где-то на краю Бесконечного Леса и на Поляну попала впервые. И надо же было такому случиться, что села она именно на роскошную  корзинку Одувана и рассказала  историю, от которой он, бедняга, чуть не свихнулся.
     Муха считала себя поэтессой потому, что говорила в рифму, а умение говорить в рифму (о, это она точно знала) и есть  несомненный признак литературного  дарования.
  - Я всю зиму провела у оконного стекла,
   У оконного стекла я и ела и пила... – жужжала она.

     Эту зиму муха действительно провела в человечьей квартире, между оконными рамами, где было довольно тепло. Поэтому  она не заснула, как другие, и смогла увидеть зиму.
- Что я видела в окне – не увидишь и во сне,
О красе такой  волшебной не мечталось и весне!
Снег кружится и летает,
снег летает и не тает.
Ах, прекраснее, чем снег,
не видала я вовек!...

     Она тараторила так быстро, что сначала Одуван жмурился и отмахивался,  не в силах разобрать  слов, а потом  даже  начал подрёмывать под её монотонное жужжание.  Но муха не сдавалась. Она была истинной поэтессой! Ещё никто и никогда не уходил от неё, не переслушав все её нетленки.
     Мешая парню заснуть, она резво перебирала лапками лепестки на его голове, снова и снова повторяя свои восторженные рифмушки о зиме и чудесном пухе, который зовется снег.  В конце концов  Одуван  прислушался и заинтересовался.
     А Муху  несло. Она рассказывала про зимний пух так, как будто не просто видела его из окна, а сама и создала.
- Этот снег, - закатывала она свои фасеточные глаза, - Самый удивительный материал в мире - белейший, легчайший, тончайший, сверкающий!  И при этом очень мягкий и тёплый. И ужасно прочный. О, я  это  точно знаю! Он разматывается сверху большими рулонами и укрывает всю землю - всю,  буквально всю,  от высочайших деревьев до самых низеньких травинок!  А когда всходит солнце, (представь, зимой тоже бывает солнце!)    всё в один миг преображается -  вспыхивает и переливается всеми цветами радуги!  Это просто хрустально, волшебно, ослепительно!  Аххх….., ничего прекраснее в жизни не видела!  А я бывала везде, это я  точно знаю!
- Охх... - выдохнул Одуван, и по его верхним листочкам пробежала дрожь, - А я даже и не слыхал...
- Да где уж,...   здесь у вас на Тихой Поляне про это никто не слыхал.  Это же чудо!
- Чудо!  Вот что...  -  одуванчик задрожал всем стебельком и даже золотыми усиками на корзинке. Вот оно  то, чего ему не хватало для  абсолютного счастья -  чудо!
- Ах,  если б мне так!... – он представил себя в сиянии зимнего пуха, на высоком пригорке, гордым и неотразимым.   - Помоги, Мушенька!  Мне бы хоть кусочек, небольшой... только сверху накинуть. Вот бы все рты разинули!
- Ну, я подумаю, -  Муха уселась поудобнее и приготовилась.   Думать (это она точно знала) муха   умела лучше всех.   
      Почесав  сначала  передние лапки, потом задние, протерев огромные глаза и подрожав  крылышками, она, наконец, шёпотом сказала:
- Придумала!  Обратись к пауку. Он, хоть и гад ползучий, но помочь сможет. Он разбирается в тонких материях, это я точно знаю!  Он может соткать  тебе кусочек.
-Да..?! – одуванчик задохнулся от радости, -  А ты  могла бы слетать к нему...
- Нет-нет-нет - затараторила   Муха – посредничать не буду,  я ... очень занята сегодня.  И завтра тоже.
- Ну, пожалуйста! – умолял Одуван - Если поможешь, то я разрешу тебе качаться на моей голове сколько захочешь!
- Ну да, на твоей голове без своей головы... спасибо, нет уж.

    И  Одуван с тех пор потерял и сон и аппетит. Всех перелётных, которые по-прежнему во множестве кружили  рядом или  садились на его роскошную корзинку, он просил найти и позвать к нему паука.
- По очень важному делу - добавлял он  многозначительно  и обещал за это всё, что угодно.
  Но желающих не находилось. Одуван осунулся, лепесточки потеряли яркость и шелковистость и даже слегка обвисли. Золотые усики из центра чашечки осыпались. Он был в отчаяньи.
  Наконец, один огромный старый Шмель, отдыхавший как-то раз на его голове, выслушал бедолагу и согласился помочь.
- Ладно уж..., - прогудел он низким басом – Слетаю. Паук мне  не страшен, - и посмотрев  с лукавой усмешкой на Одуванчика,  добродушно  проворчал :
  - Снег, говоришь?  Ну-ну...  эх, молодежь, молочко на стеблях не обсохло, а им уж чудо подавай.
  И вот,  подкрепившись и  выспавшись как следует,   Шмель сильно оттолкнулся от чашечки, (так сильно, что Одуван несколько раз качнулся, с трудом удерживая равновесие)  и с низким гулом полетел к  Столетнему Дубу, на котором  жил Паук.
   Прошло несколько дней... Одувнчик  не ел, не спал  и почти потерял терпение.  И  вдруг, о радость! - увидел ползущего к нему паука.  Как он смог уговорить его, какие льстивые слова нашёл, что наобещал, Одуван и сам уже не помнил,  однако паук согласился. То ли от скуки, то ли из профессионального интереса он пообещал  выполнить необычный заказ - соткать  чудный  белый  наряд из «зимнего пуха».
    И вот работа... нет, не закипела , а потекла нестерпимо медленно. Паук был ловок и проворен, но сама работа была слишком тонкой и деликатной и объём её был слишком велик. Одуван совсем измучился. Ему было неудобно и, порой, даже больно, когда  паук копошился в его огромной голове,  но он терпел, терпел из последних сил, подбадривая себя картинами будущего торжества.  И вот, наконец, всё было готово. И оказалось, было из-за чего терпеть !
    На пригорке стоял стройный красавец с огромной, белоснежной головой, поблескивающей в лучах света. Все ахнули.  И Ромашка и братья Колокольчики и Медуница и Тимофеевка. Они даже не сразу узнали его, а когда узнали, наперебой стали восхищаться и спрашивать: - откуда ? откуда такое чудо?
- Это зимний пух, вам не понять, это волшебный материал. С той стороны Бесконечного леса специально для меня привезли - говорил Одуван, как можно более будничным тоном, на самом же деле лопаясь от гордости.
- Ах... ох... – раздавалось со всех сторон.
    Одуванчик  надулся и заважничал ещё больше и с этого дня стал требовать, чтобы его называли по имени –отчеству:  Одуван Поляныч. Никто опять не возражал. Жители Тихой Поляны стали называть его по имени-отчеству и на «вы».
    Он торжествовал.  Он чувствовал себя самым красивым, самым достойным и выдающимся во все стороны. Он просто утомился от любви и восхищения собой.  И сначала даже не заметил, что знакомые заговаривали с ним всё реже и реже, а потом и вовсе перестали. А когда заметил, то почти не расстроился.  Перелётные теперь тоже облетали его десятой дорогой, потому что он запретил даже приближаться к своей новой причёске из драгоценного зимнего пуха.
- Что ж поделаешь,  - думал Одуван с легкой горчинкой – нет здесь достойных, нет равных мне, вот и не с кем общаться. Гении всегда одиноки.
  Как-то вечером  он стоял  на своём пригорке на  фоне  тёплого безоблачного заката. Солнышко топлёным маслом стекало за горизонт, золотив напоследок его пышную, безупречно правильную шевелюру.  Одуванчик с тоской думал о том, что скоро стемнеет.  Он не любил ночь. Во-первых, ночью не сверкал его зимний пух, а во-вторых опять приходили мысли.  Всё те же мысли, неотвязные и надоедливые.  Одуван устал их думать.  Он уже давно и неоспоримо был самым-самым на всей поляне, самым...  даже трудно перечислить каким! Зачем же они приходят, не дают ему покоя?
- А не слишком ли все тут фамильярны со мной? - пришла новая мысль, - Что за панибратство называть меня просто по имени – отчеству?   Не надо ли придумать себе титул? – и он стал перебирать в уме   – Величество... Высочество... Сиятельство... нет, не то.  Блистательство! Придумал! – чуть не вскрикнул он, - Блистательство! Пусть все называют меня Ваше Блистательство Одуван Поляныч... Первый. Ну, конечно, Первый! А какой же ещё?
Боже, как хорошо я придумал. Да я, оказывается, ещё и самый умный!
     Хотелось сразу объявить об этом на всю Поляну, но сумерки уже совсем сгустились. Большинство соседей закрыли чашечки и спали, остальные готовились ко сну.
- Ладно- утешал он себя,- ночь пройдёт быстро, а завтра, с первыми лучами...
Он уснул в  предвкушении  счастья.
   
    Ночью на Тихую Поляну обрушилась гроза. Рванул ветер, хлынул ливень. Поляну выполоскало от макушек до корней. Никто не спал в эту ночь, все сжались и попрятались кто где мог.
  К утру, когда всё успокоилось и кромка леса на востоке  затеплилась розовым, обитатели страны начали потихоньку подниматься, отряхиваться, расправлять листики, оглядываться по сторонам, проверяя, целы ли соседи и очень радовались, когда убеждались, что целы.
  Ливень не нанёс почти никакого вреда. Наоборот, дал много целебной влаги и свежести! Взошло солнце.
- Пора – решил Одуван.  Он тоже уже  отряхнулся и распрямился,  - С сегодняшнего дня – громко сказал он - Прошу всех называть  меня - Ваше Блистательство...
  Все обратились к нему  и вдруг, как по команде, замолчали...
- ... Одуван Поляныч Первый - закончил он в полной тишине.
И тут раздался первый слабый смешок. Затем ещё и ещё. Смешки перебегали из конца в конец поляны, разрастаясь и усиливаясь, пока не слились в один общий громкий заливистый хохот. Хохотали все, безудержно сотрясаясь стебельками и листиками, стряхивая оставшиеся капельки ночного дождя, которые, разлетаясь по сторонам, вспыхивали на солнце чистыми алмазами. Это было красиво, но Одуван не оценил. Он, ничего не понимая, озирался по сторонам. Он догадывался, что они хохочут, нет просто-таки гогочут, ржут! ... над ним. Над ним! Но, почему?!  Предчувствуя недоброе, Одуван отыскал на листе большую каплю росы и посмотрелся в неё.   
  Ни один самый холодный ливень не заставил бы его так вздрогнуть. Из капли смотрел долговязый уродец с малюсенькой бледно- зеленой совершенно лысой головой. Это был он... Его Блистательство Одуван Поляныч Первый... Катастрофа!
- Эй, Поляныч, смеялись соседи, Ваше Сверкательство, голова не мёрзнет?
- Как же так? - Одуван шарил глазами вокруг себя и, наконец, увидев размётанные ливнем остатки своего зимнего пуха, когда-то белого и сверкающего, а сейчас серого и мокрого, как ощипанные куриные перья, понял всё.   
- Это паук, это всё паук!, - думал он со злостью, - Муха права, гад и кровопийца! Да и Муха не лучше...   «белейший, прочнейший!»...  стервь крылатая!
   С тех пор соседи, хоть и не перестали называть его по имени - отчеству, однако  переименовали из Одувана Поляныча в Одувана Болваныча.