гл. 12 Тема

                Глава 12
                Тема

     - Ознакомились?  -  спросил Мамуля.
     - Да, - подтвердил  Тиоракис, кивая,  - прочитал все, что там имеется.
     - И каково ваше мнение? - Мамуля откинулся на спину кресла, одновременно опершись локтем левой руки на подлокотник и защемив собственный подбородок между большим и согнутым указательным пальцами.
    -  Это,   господин флаг-коммодор, будет зависеть от того, в каком срезе вас интересует  фигурант.  О своих намерениях вы меня в известность, заметьте, не поставили. Поэтому, в данный момент могу сказать одно: мне было интересно.  Так что, если вы желали просто развлечь своего сотрудника, то  в этом,  несомненно,  преуспели.

    Мамуля ухмылялся. В  свои почти семьдесят лет  он выглядел лет на десять моложе, был подтянут, почти худ, и даже не носил очков, используя их только в редких случаях, когда нужно было  прочитать мелкий текст. 

Неверное, не будет преувеличением сказать, что большинство сотрудников "Пятерки" любили  своего начальника.  Если попытаться объяснить применение этого многозначного слова для данного случая, то получится,  что Мамуля обладал рядом качеств, которые  заставляют подчиненных работать совершенно точно не  за страх,  и, при этом,  не  просто - за совесть, но даже  с удовольствием. Очевидный профессионализм,  умение брать ответственность на себя, а также способность понять и простить сотруднику случайный, вызванный недостатком опыта промах - были только началом его достоинств.

Например, он никогда не  демонстрировал свое субординационное превосходство зависящим от него людям. Это импонировало чрезвычайно. Он вообще вспоминал о своем высоком флаг-коммодорском достоинстве только в тех случаях,  когда нужно было эффектно попредставлять интересы  своего департамента на стороне,  похлопотать или даже постоять  за  своего сотрудника. 

Мамуля никогда  не опускался до того, чтобы попытаться отвести от себя неудовольствие более высокого начальства  ссылками на промахи своих подчиненных и,  напротив,  при первой возможности выпячивал их заслуги, добиваясь положенных в таких случаях поощрений и наград. Но и отбирал он себе  людей только лично, не передоверяясь  рекомендациям кадровых служб. А с теми,  кто, по каким-либо качествам,  оказывался непригоден к работе в его подразделении,   расставался без сожаления,  стараясь, правда,  при этом обойтись без помпы и скандала.

    Несмотря на то, что весь личный состав Пятого департамента, за исключением, наверное,  только уборщиков, имел армейские чины, стиль общения здесь был сугубо штатский, с некоторым даже налетом интеллигентского вольнодумства. 

"Пятерка"  очень много и плодотворно работала с самым беспокойным с точки зрения  государственной безопасности слоем населения. Под её пристальным вниманием  находился весь интеллектуальный срез  общества:  университетская профессура  и студенческие сообщества,  писательские и журналистские клубы,  художнические и артистические  тусовки,  профессиональные корпорации юристов и  менеджеров, научный персонал исследовательских центров и инженерный корпус  крупных государственных и частных предприятий... 

Мамуля полагал, что дух солдафонства, если бы он постоянно витал над его сотрудниками, сильно мешал бы им  понимать мотивации и поступки тех людей, с которыми и, нередко, против которых, приходилось работать.  Это затрудняло бы  вживление  в  среду обитания разрабатываемых "объектов".  По такой причине, деловые обсуждения  предстоящих операций в кабинете начальника Пятого департамента ФБГБ  могли носить видимость  (но только видимость!) непринужденной  беседы с  некоторыми даже,  завитушками стёба.               
    
    -  Я, конечно, питаю к вам известную слабость,  - счел необходимым   слегка попикироваться  со своим подчиненным Мамуля, -  но не настолько сильную, чтобы  развлекать вас за казенный счет.  Вас и без того числят у меня в любимчиках. Слыхали?

    Тиоракис слегка пожал плечами,  одновременно напустив на лицо выражение скромного недоумения, но промолчал,  разумно полагая, что в шутках, даже с таким замечательным начальником, важно не перехватывать лишнего.

                * * *

    На службу под начало Мамули  Тиоракис  перешел всего около года  назад  из Третьего  департамента занимавшегося внешней  разведкой.

Он проработал в "Тройке" более десяти лет, побывал в нескольких зарубежных командировках, но не в качестве нелегала, чем  грезил когда-то в  ребяческих мечтах,  а в качестве сотрудника резидентуры, работающего под дипломатическим прикрытием и под чужим именем. 

Постепенно он понял, что его работа  -  не более   чем рутина,  хотя  и протекающая на фоне экзотических пейзажей или исторических памятников далеких и не очень далеких стран. Никаких головокружительных комбинаций,  никаких тонких перевоплощений.  Основной объем работы составлял  анализ местной прессы, слухов, сплетен и секретная переписка со своим департаментом. Самыми  волнительными и требовавшими некоторой квалификации действиями -  были нечастые и весьма  стандартные тайниковые операции, а также еще более редкие  конспиративные встречи с агентами.

Тут самым ответственным и важным делом,  подразумевавшим известную  изобретательность и ловкость,  оставалась игра в "кошки мышки" с туземными контрразведчиками, которых редко обманывал дипломатический статус Тиоракиса.  Однако, набор шпионских приемов для ухода от слежки, тоже  весьма одинаков и ограничен.

Еще были вербовочные мероприятия, также по известным  и довольно примитивным схемам, диктуемым опять же стандартностью человеческих пороков. 

Изучение, пристрастий и слабостей "объекта" почти  всегда подсказывало одни и те же   методы:  игра на ущемленном честолюбии плюс деньги; "медовая  ловушка" плюс деньги; шантаж публичным раскрытием какого-либо порока из известного джентльменского набора (гомосексуализм,  педофилия,  коррупция) плюс деньги; наконец, просто много денег... Никаких особых лавров Тиоракис себе на этом поприще не снискал.  Потенциальные "кроты" с феноменальными  способностями и возможностями (явление крайне редкое!)   в его ловушки не шли, а попадалась всё какая-то бесталанная мелочь, которую даже терять в случае провала  было не жалко.

Однажды случилось и  ему  самому провалиться, но наличие дипломатического паспорта свело  значение  этого события опять же к рутинной процедуре выдворения из страны пребывания.  Скучно.

    Наконец,  Тиоракису стала надоедать одинокая жизнь по казенным углам  вдали от родины и в постоянном окружении чужих людей.  Кроме того,  ему определенно не хватало женского общества даже в самом примитивном физиологическом смысле.  Женат он не был, а такого рода потребности в недружелюбном окружении следовало утолять с крайней осторожностью,  в опасении нарваться на ту самую примитивную подставу,  которой он сам неоднократно пользовался,   вербуя агентуру.  Уже и руководство стало обращать  внимание на своего ненормально одинокого сотрудника,  что  штатными психологами ведомства  рассматривалось,  как чрезвычайно тревожный фактор. 

Поэтому,  когда Тиоракис  после завершения очередной заграничной командировки подал рапорт о переводе  на другую работу,  не связанную  с длительными выездами за рубеж,  ему с удовольствием пошли навстречу, предложив, в том числе,  возможность перевода в любое другое подразделение.  Так личное дело Тиоракиса попало на стол к  руководителю Пятого департамента  ФБГБ (Охрана конституционного строя) флаг-коммодору  Ксанту Авади,  известному среди  своих подчиненных под прозвищем Мамуля. 
   
                * * *    

     -  Ну, раз не желаете быть у меня в любимчиках,  - Мамуля притворно вздохнул, - тогда прямо к делу.  Как вы полагаете,  в данный момент им кто-нибудь управляет, или он выкидывает все эти фокусы по собственной инициативе?  Я имею ввиду его бессистемные, на мой взгляд,  заигрывания то с одной политической силой, то с другой, то с третьей...  Или вы усматриваете какой-нибудь алгоритм в действиях  "Чужого"?

    Ксант Авади,  несомненно, подразумевал материалы, содержавшиеся в последней части досье на Острихса,  охватывавшем примерно  пятилетний период времени  после того,  как он возвратился из-за границы в НДФ.

    О пребывании  Острихся в бегах  было известно очень мало. Сначала он вообще затаился, опасаясь преследования со стороны папаши Дрио, очень мало с кем контактировал и поэтому почти не оставил после себя следа. Никаких данных о его дальнейших экспериментах с собственным даром тоже не обнаруживалось.

Затем он  получил вид на жительство в Великом Герцогстве Лансор.  Из консульских документов усматривалось, что в этом нелегком деле Острихсу оказал содействие все тот же  мэр Ялагила,  который,  весьма кстати,  оказался деловым партнером одного очень влиятельного лансорского банкира, имевшего нужные связи в миграционной службе своей страны.  Это обстоятельство, а именно сохранение контакта с мэром, который  к настоящему  моменту успел стать  членом Федеративной палаты парламента, Тиоракис взял на особую заметку.

    Получив вид на жительство, Острихс  сначала поступил в Королевский Университет Лансора, правда,  на этот раз не на политехнический, а на философский факультет, но быстро потерял интерес к учебе и  на втором году занятий взял академический отпуск.

Потом его след снова почти терялся,  едва всплывая среди каких-то мелких, нечетких  и путаных сведений. Вроде бы он связался с группой молодежи, исповедовавшей   личную свободу как высшую ценность,  радикальный пацифизм  и отрицание "хищных вещей века"; искавшей пути самосовершенствования вне рамок официальной образовательной системы,  путем спонтанного чтения философских опусов, в авторах которых числились, по преимуществу,  записные сумасшедшие,   а также посредством обмена  потоками сознания, для раскрепощения которого употреблялись легкие наркотики.

Судя по всему, вместе с этой вольной общиной  он посетил несколько экзотических стран, где процветали религиозные системы,  основанные на эзотерике и, отчасти, на психоделике. Можно только догадываться, что он хотел найти в этом  полумонашеском-полураспутном  образе существования. Скорее всего, опять же - объяснение себе и своему назначению. Видимо, не нашел. А может быть  не успел, поскольку  подобные общности  недолговечны.  У большинства молодых людей рано или поздно  брали верх спасительные  обывательские гены, заставлявшие взрослевших юношей и девушек остепеняться, переходить от беспорядочных связей к созданию семей и, во имя собственных детей,  начинать обрастать  теми самыми вещами, от которых они столь яростно отрекались еще совсем недавно. Дети и вещи тормозили их вольный бег по миру и жизни и они, отпадая от тела бесприютной общины,  пополняли своей устаканившейся сутью многовековую осадочную породу добропорядочного  мещанства.   Из прочих:  кто-то, в раже психоделического освоения бытия,    переходил от легких наркотиков -   к средним, а далее - к тяжелым и погибал в грязных временных пристанищах  "свободных людей" от передозировки;  кто-то  - с тем же успехом и результатом спивался... 

    Как бы то ни было,  около пяти лет назад  так и не закончив никакого высшего учебного заведения, Острихс появился в пределах родного отечества.  Этому  явно поспособствовали полученные из дома известия о том,  что обидевшиеся на него папаша Дрио со дочерью Диадарио прекратили свой жизненный путь в очень подозрительной  катастрофе личного самолета.

    Отец Острихса,  к этому моменту уже закрывший свой маленький бизнес,  тихо угасал в хосписе  от неизлечимой болезни,  вцепившейся  в него года полтора назад. 

Спокойная  сытая жизнь в старости и благопристойная безболезненная смерть -  довольно дорогие штуки. Это удовольствие обеспечивается,  в основном,  двумя способами: солидными пенсионными сбережения, создаваемыми  в период расцвета работоспособности,  а также  вложениями  в образование и воспитание детей,  которые,  прочно встав на ноги,    иногда  серьезно помогают престарелым родителям.  У Фиоси  имелся неплохой "жировой запас",   но опасное положение,  в котором оказался сын, а затем длительная полоса неопределенности в судьбе Острихса   потребовали дополнительных расходов,  что поставило под угрозу благополучную осень  супругов Глэдди. 

    Неожиданное,  на первый взгляд,  участие в финансовых делах Фиоси и Ямари принял пресловутый Ялагильский мэр. Он до некоторой степени даже навязался к ним с довольно солидной материальной поддержкой, каковую, правда, по своему обыкновению, произвел не из личных средств,  а за счет городского бюджета:  нашлись какие то там статьи на благотворительность, на оказание помощи заслуженным согражданам и еще что-то в этом роде.    Результат  однако,  был  тот  же: родители Острихса  не чувствовали никакого недостатка. 

Мэра было трудно обвинить в альтруизме, тем более, что он тратил не свои деньги, зато в дальновидности и умении разбираться в человеческих характерах ему никто не отказывал. Он рассудил очень просто: бюджетные деньги все равно  на кого-нибудь нужно будет истратить. Так лучше облагодетельствовать ими того, кто может оказаться полезным, и  особенно если будет чувствовать себя обязанным "заплатить добром за добро". 

Именно  таким человеком  мэр считал Острихса и не без основания предполагал, что умно потраченные общественные средства в конце концов сторицей обернуться уже к его собственной выгоде.  И он не ошибся.

                * * *

    -  То, что таким человеком, как "Чужой"  хотел бы управлять любой публичный политик, вполне очевидно, и в дополнительных комментариях не нуждается. Так ведь?  - начал излагать Тиоракис свое мнение Мамуле (тот   согласно кивнул),  -  Однако,  только  член Федеральной палаты  парламента Виста  Намфель, по моему мнению, может похвастаться, что способен до некоторой степени влиять на  нашего фигуранта.

    Несмотря на то, что и Тиоракису и Мамуле было совершенно определенно ясно, о ком идет речь, и у них не было ни малейшего сомнения в том, что  подслушать их разговор в этом кабинете невозможно,  они,   в силу многолетней привычки шифроваться, избегали называть человека,  о котором говорили, его настоящим именем, не замечая  явной бессмысленности подобной меры предосторожности в данных условиях.

    - Такая зависимость "Чужого"   от Намфеля, если это можно назвать зависимостью, - продолжал Тиоракис, -   корениться в  истории с папашей Дрио, когда Намфель  помог "Чужому" сбежать и прикрыл его родителей, а тот помог Намфелю  сохранить за собою пост мэра.  Намфель,  будь здоров, какой выжига! Впился в фигуранта, как клещ и при первой возможности подсовывал ему свои услуги,  сохраняя, таким образом,  контакт с "Чужим" пока тот был в бегах.  Вот он и получил свои дивиденды в виде  мэрского поста  для собственного сына и в виде членства в Федеральной палате - для себя. Тут, по-моему,  со стороны "Чужого" нет никакой собственной концепции или  рассчитанного политического союза с  Намфелем... Так... Чистая психология: один   все еще чувствует себя должником, а другой - пользуется.    
               
    Мамуля снова кивнул и добавил:
    - Похоже... У меня примерно такое же выходит. Давайте дальше!
    -  А вот дальше  сплошные чудеса. То есть полное впечатление,  что фигурант просто чудит...