Прогнозист

Олег Кот ПРОГНОЗИСТ Невымышленная история советского человека








;
ОГЛАВЛЕНИЕ

Оглавление 3
Предисловие 3–9
Глава 1. Тайна бассейна «Москва» 10–73
Глава 2. Кобылина династия: в шкуре Соколова 74–119
Глава 3. Человек со станции «Дно» 120–257
Глава 4. Яма. Тотем Святой Троицы 258–348
Глава 5. Враг народа в Стране Закрытых Дверей 349–451

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я с детства болел предсказаниями. Мне всё время хотелось понять, что определяет будущее? Где и когда на тебя упадёт камень? С годами это желание только усиливалось и я взялся за игральные карты. Они очень помогли мне определиться с чистотой поиска. Погрешности в предсказаниях по картам достигает тридцати процентов, причём в самый неподходящий момент, а мне хотелось стопроцентного результата.
Спустя шесть лет, в 1985 году я занялся созданием системы, по которой можно будет войти в будущее и изменить его. За основу создания метода прогнозирования был взят человеческий мозг. Мозг любого человека практически одинаков, различия касаются только образа мышления (начинка пирога у всех наций разная). Так, будучи до мозга костей русским по своему образу мышления, я и занялся изучением менталитета своей нации, который на протяжении четырёх последних столетий пережил две грандиозные катастрофы-самоуничтожения своей базы или, вернее, методологии мышления (1656 и 1917).
Прошло пять лет и система прогнозирования будущего через структурирование подвижных и неподвижных плат менталитета была создана в черновом и непроверенном варианте. Что свалится мне на голову после того, как единственно счастливая карта выпадет невезучей стране за минуту до её смерти, я не знал и особо не задумывался.
Поскольку мне всегда нравились боевики, назвал её «action». С английского «действие», «поступок». С её помощью можно проследить за действиями любого человека в любой точке мира, зная всего две вещи — его национальную принадлежность по родителям и среду, в которой он был воспитан. Именно они оставляют следы в пространстве и во времени.
Американцы шли тем же путём, но ещё с большей конкретикой. Их система прогнозирования и контроля к 1990 году была готова не больше, чем на 20 процентов. К 1999 году они вышли на финишную прямую. Их система заработала 11 августа 1999 года. Что она представляет из себя сейчас, отдельная тема.
Эта книга о судьбе человека, четырежды применившего на практике свою систему поиска. В настоящем времени — на двадцать пятом дне своего рождения передал офицеру госбезопасности (Кремль, Совет Министров СССР) параметры поиска Президента РФ № 2. Его начали искать той же ночью (с 7 на 8 июля 1991 года). И нашли. Двадцатого августа того же года скромный и никому не известный офицер из Ленинградского Управления КГБ подаст в отставку. Ему разъяснили смену имиджа, он служит системе до сих пор, поскольку равнозначной замены нет.
Это был мой первый блин, испечённый на московской кухне по технологии прогнозирования. Спусковым крючком стал случай в московском метро.
Летом 1991 года я жил у родни в Москве. Мне нужно было оформить визу в ФРГ. Приёмная мать очень хотела женить меня на немке и увезти в Германию из советского гетто. Для этого в феврале 1991 года я получил гостевое приглашение немецкой семьи дворника. Но однажды вечером в метро я увидел сцену, которая меня поразила. Я ждал поезда, как вдруг меня обступили шумные и пьяные московские проводы в армию. Седой дедок, порядком подвыпив, вдруг перестал играть на гармошке, сел на скамейку и заплакал.
— Как плохо, что у русских нет царя, — склонившись к гармони, застонал дед. — Мы так и пропадём без него. Не будет нам удачи, пока царя не будет.
Меня как током ударило. «Так вот в чём дело — им нужен царь. Вы его получите», — садясь в поезд, подумал я.
Изумлённый чекист в ночь после моего дня рождения положил на стол своему начальству десять пунктов характеристики личных качеств, возраста, образования, знаний языков, семейного положения, отношения к вредным привычкам, спорту, риторике и даже возраста Президента России № 2. Эта ночь с седьмого на восьмое июля 1991 года определит всю новейшую историю России.
Потом будет много чего: десятки попыток устроиться на службу в ФСБ РФ со своими разработками. Одну из них, «Об основах российской ментальности» у меня взяли, поблагодарили и посадили с сотню человек в девяностых, но система не пропустила. С каждым днём жизнь становилась страшнее и страшнее. В итоге совершенно больным и нищим в 1995 году я вернулся домой. Всё моё имущество состояло из потерянного здоровья и двух благословений Святейшего Патриарха Алексия II.
Одно из них было совершенно диким и нелепым. За закрытыми дверями в октябре 1994 года меня благословили повторно, параллельно с официальным расследованием изучить все детали убийства царской семьи и её судьбу до и после официальной смерти. Патриарх знал, что делает. Обратная сторона системы, православная церковь, решила выжать из меня всё и до конца перед тем, как тихо отправить на тот свет.
В четвёртый раз по инициативе и с благословения духовника двух епархий схиархимандрита Зосимы (Сокур, апрель 1996). Он очень хотел, чтобы школьный учитель истории разгадал тайну происхождения тотемизма. «Я жду от тебя озарений», — сказал на прощание никольский монах.
На две последние головоломки ушло всё здоровье и четверть века жизни.
Как только машина Управления кадров КГБ заработала на полную катушку, моей спокойной и благополучной жизни пришёл конец. В августе, когда первичные поиски завершились успехом и было отобрано несколько офицеров (через год из них оставят только одного, наиболее работящего и исполнительного) у моей гражданской жены случился выкидыш. Когда она получила ответ из гистологической лаборатории, мои волосы поднялись дыбом.
— Вышел врач и говорит мне: то, что вы принесли, остатки плода зародыша возрастом в два месяца. Девочка. Но мы такого в лаборатории никогда не видели: ребёнка разрезали на абсолютно одинаковые прямоугольные кусочки, каждый размером в один миллиметр, причём в земных условиях сделать это так гладко и виртуозно невозможно. Нет скальпелей для подобных манипуляций, — рассказывала мне по телефону плачущая жена.
Больше ни жены, ни детей у меня не было. Мне и в голову тогда не могло прийти, что мою информацию приняли, этого человека начали искать, а я и мои близкие будут расплачиваться за это до конца своих дней.
В том же 1991 году моя совершенно здоровая бабушка заболеет болезнью, о которой в нашем роду никто и не слыхивал — миеломной болезнью или раком крови. Мой друг, выложивший в Кремле эту 100 % авантюру от своего имени, трагически уйдёт из жизни в 1999 году. Ему было всего пятьдесят пять. Трижды отказывался от звания «генерал-майор КГБ». Ушёл из жизни в тот момент, когда решалась судьба России. Ельцин уходит в отставку и назначает приемника.
И только летом 2001 года я решил заняться новым хозяином Кремля. К этому времени от уверенного в себе человека не осталось и следа. Как и от моего московского дня рождения. Беды, ужасы и неизлечимые болезни сыпались на меня непрерывной лавиной. О том, что Кремлём командует выдвиженец студента пятого курса исторического факультета, учитель на дне и в мыслях не мог предположить. С Интернетом я тогда не был знаком, пришёл в библиотеку, где мне вынесли с сотню глянцевых журналов.
Через два дня выяснилось следующее. О Президенте № 2 сплошной пиар. Что скрывают? Всё. А вот в отношении жены спецслужбы крупно подставились. Оставили маленькую лазейку. Через неё на меня хлынул мир ужасов супруги разведчика, которому приказали пройти натурализацию в темпе, указанном в моей разработке (срок подготовки к Кремлю всего пять лет).
В уголках её глаз застыл ужас новой неподъёмной роли. Все душевные травмы, потрясения и психические расстройства его половины были как на ладони — они совпадали полностью с пунктами моей разработки — читай, смотри, запоминай: где, когда, отчего и почему. Хочешь узнать что-то о муже, взгляни на его жену — она скажет тебе всё.
По возвращении домой всё: первые схемы, архив, личную переписку пришлось сжечь. Два чемодана бумаг и писем превратились в жалкую горсточку пепла. Больше всего жалел, что пришлось сжечь письмо от Н. П. Бехтеревой. В пятнадцать лет меня интересовала приложение её исследований в восстановление работы синапсов подкорковой области.
В Мариуполе к нам в дом пришли Романовы в лице внука покойного государя. Такими, какими они были в жизни на самом деле. Холодными, чёрствыми, жестокими и бездушными.
Мне «посчастливилось» быть тринадцать лет духовным чадом этого человека, священника по призванию. Его происхождение было столь загадочно и сведения об этом столь отрывочны, что если бы не прямое благословение Святейшего Патриарха Алексия II (Ридигер), я так и оставался бы в неведении относительно этого очень многозначительного факта его биографии.
Удивительный факт: этот священник, обладавший прекрасным сильным голосом, во время заупокойных литургий в алтаре, никогда не произносил вслух имена своих бабушек и дедушек. И только потом я понял эту странность его поведения: его родным дедом по матери был Николай Александрович Романов, бабушка канонизирована как «девица Анастасия Шуйская», расстрелянная на ступеньках Воскресенского собора города Шуи 15 марта 1922 года.
Первая догадка у меня промелькнула в 1997 году, после прочтения книги Э. Радзинского о покойном императоре «Господи, спаси и усмири Россию…». Очень скоро за разгадку секрета тобольского заточения «гражданина» Николая Романова последовала месть его прямых потомков. Пытаясь скрыть происхождение своей матери, Екатерины, её сын начинает загонную охоту на похитителя тайны последнего ребёнка императора. Курок ружья арсенала «Предание сатане во измождение плоти» спущен... (1 Кор. 5: 1–18; 1 Тим. 1: 18–20).
Шли годы. Травля перешла все границы. Попытки посадить следовали одна за другой. Последняя стала побудительной причиной бегства из Мариуполя в глухой русский посёлок, где и была написана книга о чудовищах из рода Романовых.
Книгу по-другому можно было назвать историей двух жалоб. Именно они и положили начало превращения совершенно здорового человека в выжатый лимон. Это обычное состояние миллионов людей в России и стало её первым названием.
Повествование остаётся с конкретным человеком на протяжении нескольких лет его жизни в Российской Федерации. Констатируется отношение представителей российских властей к простым людям от аппарата Президента РФ (Ильинка) до районных и поселковых властей российской глубинки. От первой жалобы в ФСБ по Ивановской области в сентябре 1993 года (Россия Ельцина) до последних в УФМС РФ по Ивановской области в 2014 году и в СК РФ в 2015 году (Россия Путина).
Факты, изложенные в книге, получены из достоверных источников. Все фамилии персонажей носят условный характер, поскольку в основе их поведения лежит идентичность человеческого менталитета и желание подать в суд на «клеветника». В.В.С., Вербицкий и Мила — псевдонимы.
Автор благодарит сестру Татьяну и её супруга Олега за бескорыстный приют во время войны на Донбассе. Без их столь редкого в наше время радушия и гостеприимства основная, завершающая и техническая часть работы над книгой никогда не были бы доведены до логического конца.
К сожалению, её написание в условиях плотного давления со стороны коррумпированных представителей мариупольской милиции (заказ группы священнослужителей УПЦ МП 2000–2014 годов) стало невозможным и застыло на уровне сырого черновика «Тотема» (продолжение книги «Прогнозист») и набросков к первой главе этой книги.
Наконец, без Божьей помощи, благоволения Божьего создать такую универсальную систему поисков в настоящем, далёком прошлом и будущем, проделать на её основе гигантскую работу одному человеку было бы просто не под силам.
Автор.















Глава I
Тайна бассейна «Москва»

Бородино! Бородино!
Какое слово нам дано.
А у меня кресты в груди.
Все позади!
Автор. 2002.

1986
Как хочется поскорее снять шинель, одеть легкие джинсы, курточку, шапочку, ничего не весящие зимние сапожки и бежать, шурша пластиковым пакетом на занятия, потом в библиотеку…
Взгляд, столкнувшись с плотной пеленой пара, поднимавшегося от огромной чаши, наполненной таинственной смесью горячей воды, женских криков, бултыханья, визга детей, смеха, непередаваемой атмосферы лёгкости и веселья восьмидесятых, мгновенно вернул меня в реальность таящего на моих глазах увольнения. Меч и веер. Долг и беззаботность. Миг встречи с московским бесплатным кинозалом подходил к концу.
Осталось только оторвать руки в нитяных перчатках от железного парапета, разделившего мир на присягу и свободу от неё, и бежать к метро, затем к электричке, облегченно вдыхая в себя морозную черноту и радуясь на пути к части, что не получил записи от патрулей в увольнительную.
1988
Первое ощущение, что счастье вот-вот закончится, возникло в декабре 1988 года, когда на фоне обычной городской жизни, напротив дверей кишинёвского горисполкома (примэрии), собралась пёстрая группка из 15–20 человек. В основном это были студентки филфака университета и один, два молодых преподавателя с лозунгом ни о чём мне не говорящем, потому как был написан латинскими буквами на румынском языке.
— Чего они хотят? — спросил я одного мужчину, по виду румына, стоящего в толпе зевак напротив мэрии.
— Свободы, — ответил тот не оборачиваясь.
Больше спрашивать было не о чем.
В декабре того же, 1988 года, молодой кинорежиссер Карен Шахназаров закончит съёмки фильма «Город Зеро». Какими только красками не рисовала этот фильм кинокритика: мистика, фантасмагория, фантастика, абсурд или всё вместе взятое. Но слово «фатальность», неизбежность фатальности освобождает от обязанности пересказывать сюжет киноленты. Командировка инженера Алексея Варакина (Леонид Филатов) на завод кондиционеров в провинциальный городок станет эпитафией для его прежней жизни — больше из этого города ему никогда не выбраться.
Он умрет в этом ужасе в 2015 году, о чем ему сообщит мальчик, хлебосольно угощавший инженера-москвича картошкой собственного сорта. Герой фильма покорно ест её, помня, как покончил с собой повар привокзального ресторана, обидевшись, что его подарок (торт в виде головы главного героя) не был им принят. Имена четырех его дочерей, от имени которых был поставлен могильный памятник, уже не вызывает ужаса…
Фильм появился на экранах Кишинёва в 1990 году. Мог ли я тогда предполагать, выходя из чёрного зева кинозала на пыльную и расплавленную июльским солнцем улицу, что в такой же «город Зеро» попаду и я, приехав с пустым учительским кошельком на похороны своей многострадальной бабки в 1994 году. И уж тем более, в кошмарном сне не могло присниться никому в том далёком, советском 1990, превращение через четверть века в «город Зеро» целой страны, через ряд распадов и метастаз переродившейся в психбольного с ядерным дубьём на кремлёвском рабочем столе.
1989
Дождь дружно забарабанил по только что купленной Ромчиком «Ниве». Под стать «оргеевскому нуворишу», она была зелёного, долларового цвета, равно как и те войлочные коврики с нехитрым лебяжье-розовым декором, что буквально улетали в заволжских степях и на Урале. При копеечной себестоимости за «оргеевские шедевры» не глядя давали цену настоящих ковров — промышленный голод не тетка, да ещё выстраивались очереди.
За год, пока мы валандались на убитых лекциях, бывший студент и круглый сирота «наварил» дом на окраине Кишинёва и машину. Казалось, что еще человеку надо, но свою «альма-матер» Ромчик не забывал. И сегодня, перед майскими праздниками, захватив с собой нашу сокурсницу Вику, подкатил прямо к дверям тренировочного зала, где под вывеской секции гребли «качалось железо».
А дождь все прибавлял, и мы, схватившись за закрытую дверь, тут же ныряли в нутро Роминой «обновки».
Впереди были праздники, время не жало, и всем перед качкой хотелось просто поболтать.
— Послушаем Вику, — оборвав кого-то на полуслове, произнес Серёга.
— Она, — тут он хитро улыбнулся. — Приготовила для нас важное сообщение.
Сделав ударение на «важное», он замолчал, обменявшись многозначительным взглядом с племянницей известной на всю страну киноактрисы.
— Мама на днях вернулась от Ирины. Больше месяца назад, кажется в марте, один поклонник пригласил её на фуршет в министерство иностранных дел. Провожая, он ей выложил такую новость, в которую трудно верится — пятнадцатого октября цены на золото поднимут на 50 % и так каждые два месяца в течении года. Если у кого-либо из вас есть хотя бы тысяча, вложите её в золото. Потом будет поздно.
— А откуда воздыхатель узнал всё это? — машинально спросил я.
— Он не воздыхатель, а просто её давний поклонник. Высокопоставленный чиновник сам готовил этот документ. И о нём пока не знают даже в ЦК. Ирина побоялась сразу позвонить нам, дождалась пока мама не приехала её навестить. И я очень прошу вас всех, держите язык за зубами. Иначе… сами знаете, что бывает.
Так впервые с декабря восемьдесят восьмого тяжесть неотвратимости конца и начало чего-то страшного вновь ледяной волной накрыла всё мое тело. Догадка, что мы стремительно катимся в пропасть, неожиданно получила полное подтверждение.
Минфиновский «конь с яйцами» выболтал звёздной тётке Вики краткую суть так называемых павловских документов.  Их черновой или рабочий вариант. О нём начальники областных складов и ювелирторгов узнают только в октябре. И мгновенно по всей стране выстроятся очереди за еще свободно лежащими цепочками и серёжками. Но будет уже поздно. Львиная часть ювелирки будет немедленно распределена между «своими» и «нашими» в течении суток. Остальное после штурмов и приступов перейдёт в карманы цыган и фарцовщиков.
Минуло полгода. Слова ослепительно синеглазой одногруппницы исполнились с пугающей точностью. Но ещё в мае, ни с того, ни с сего, внезапно оголились полки, ещё вчера заваленные туалетным мылом и стиральным порошком. Сумгаит зашалил.
А дальше на простых людей посыпались чудеса искусственной агонии. Следом за мылом и порошком (как будто их никогда и не было) исчезли сигареты. Последние из них мы скупали блоками и ездили в сёла за коробками конфет и плитками шоколада внезапно перешедшей на выпуск соевых батончиков и карамели кондитерской фабрики «Букурия».
И уж совсем неслыханным для СССР делом было появление шахтёрских забастовок в Донбассе и Кузбассе. Сознание «страны непуганых идиотов», возникшей на нефтяной игле в 70–80 годы (сделка века «газ—трубы»), мирно спало и отказывалось воспринимать идущие отовсюду тревожные сигналы.
Моя мама и бабушка, услышав пересказ Викиной информации, просто запрятали в нижнее бельё сберкнижку, на которой лежали три тысячи ещё не совсем деревянных рублей, доставшиеся мне в наследство от бабушки по отцу. И отдали её только после того, как деньги на ней полностью обесценились через год.
— Возьми, — сказала моя мама. — Мы думали, ты просто все врёшь, чтобы пропить и прогулять последнее.
На Казанскую, летом 1989, власти неожиданно для всех подыграли первой в истории страны грандиозной забастовке шахтеров Донбасса. Люди вышли на улицы только потому, что в магазинах нечего было купить. Бывшие члены стачкома в Донецке вспоминали, что заводили простых шахтёров у здания областного совета двое мужчин с явно провокационным диалогом. Чистенькие белые ручки, холеные лица, московский говорок, фразы явно не из багажа проходчиков. Около них мигом образовалась толпа.
Когда они увидели, что свое дело сделали, растворились, словно их никогда и не было.  Значит, сценарий развала СССР по хорошо изученным лекалам «Солидарности» исходил только из Кремля, нашедшего точки соприкосновения с Западом.
После развала СССР крупнейшей стачкой стала майская 1993-го года — она до основания потрясла экономические основы «самостїйного та незалежного» украинского государства. Выдвигались не только экономические, но и политические требования: восстановление отношений с Россией и предоставление Донбассу широкой автономии.
Кстати, эти же шахтёры и их семьи в конце девяносто первого голосовали против нового союза с Россией и почти все за «самостїйнїсть» Украины, а значит и Донбасса от «кацапов». Предали и с наглыми рожами (одна из отличительных черт донбасского характера — наглость и необузданная жестокость) продолжали мотаться на вахты в Ноябрьск и Нижневартовск за длинным рублём.
Там работали вахтовым методом только с Украины, в основном с Донбасса. Чужакам, то есть русским, на буровые Сибири путь был закрыт. Конец наглым рожам пришёл в середине девяностых. Всех, не имевших русского гражданства, попросили удалиться. Потом будет 1996 с разогнанной Леонидом Кучмой не менее мощной шахтёрской стачкой и, наконец, 2014 с русскими танками, советниками и системами залпового огня «Град».
Донбасс стал самым удобным полигоном для отмывания ППП (Последнего Путинского Приобретения) — Автономной Республики Крым. Русским приказано убивать русских в Донбассе только потому, что они живут на территории Украины, не пожелавшей войти Единое Экономическое Пространство России, Беларуси и Казахстана.
А страна по-прежнему спала мёртвым сном. Первого августа восемьдесят девятого года я отвозил свою тётушку с племянницей в аэропорт города Донецка. Объявили регистрацию и посадку на Кишинёв, у тёти багаж не поднять плюс ребёнок двух лет.
— Я помогу, — беру дитя на руки, сумку и иду без билета через металлоискатель, по пути объясняя беспечному менту, что только до автобуса.
У трапа стюардесса даже не подумала проверить мой билет. Наталья тихо спала. Я нашёл место и дождался тётушку с билетом. Мы ещё вели предполётный разговор ни о чём, а трап уже откатили.
Прощаюсь, иду на выход.
— Мы взлетаем, — испуганно смотрит на меня бортпроводник.
— Без меня, — отвечаю ей.
Только тут до неё доходит:
— Где ваш билет?
— У меня его нет. Счастливого пути.
Прыгаю на асфальт и иду в аэровокзал.
1990
Девяностый запомнился как год талонов на трусы, обувь и рубашки и началом беганья по Штефану (бывший проспект Ленина) возбуждённой массы строителей и строительниц, еще вчера колхозников, а сегодня обозлённой и распропагандированной Народным фронтом Молдовы лимитой без вида на жильё. «Бастовать? Нет! Нет! А вдруг нас всех погонят! Оу! У нас молдавский вариант».
«Молдавский вариант» заключался в следующем. В четыре часа дня Штефана перекрывался милицией, транспорт перенаправлялся по Искре (параллельная проспекту и выше её улица), а от гары (ж/д вокзала) шла к центру «всё боевая молодежь». Стройные ряды колонн во всю ширину главного проспекта страны, сцепленные в локтях руки — ну чем не кадры кинохроники времён Гражданской войны в Испании. Только вместо «No pasaran» и «Venceremos» они всё время кричали понятный до боли лозунг из трех слов: «Чемодан! Вокзал! Россия!»
Горящие глаза, шаг, переходящий в бег, перевёрнутые троллейбусы, разбитые в кровь лица водителей, несогласных с «проявлением народного волеизъявления». И полное невмешательство КГБ в ежедневные марш-броски люмпена в центре столицы. Ослепший народ плясал на костях своей свободы. От не фиг делать. Под три весёлых дудки:
• ЦК Компартии Молдовы, выпускавшей раскалённый пар из наиболее «перестроившихся» элементов;
• лидеров Народного фронта, искавших быстрый и короткий путь во власть;
• молодых энергичных дипломатов — сотрудников внезапно открывшегося на Садовой консульства США, прибывших в Кишинёв с единственной целью — помочь молодой молдавской «демократии» стать независимой от Москвы.
Они пробегают всё лето того года. Освоят митинги у парка Победы с еще закрытым собором в честь Рождества Христова — до 1945 года главного храма страны. Перейдут на стадионы, где будут бить беззащитных русских старух, а потом, как саранча египетская, внезапно исчезнут в девяносто первом. Но не бесследно.
Промыслом Божьим в девяносто седьмом я снова увижу их на мгновение. Страдальцы от «чемодана и вокзала» заберутся и высоко и далеко. Аж на купол храма Христа Спасителя Москвы.
На таком колоритном фоне как-то обыденно и прозаично (словно так и надо) прозвучала новость о гибели 15-го августа 1990-го года на 35-м километре трассы «Слока—Талси» под Тукумсом, Энгурский край Латвии, первого рокера страны Виктора Робертовича Цоя.
Конечно, были фотографии в «Огоньке» — подростки у разрисованных ими же стен и асфальта «Цой жив!». Море цветов. Ожидание «Чёрного альбома». Заколоченный наглухо гроб. Дело № 480 по факту ДТП. Следы «Москвича» 2141 Виктора на обочине трассы. Эти четыреста метров в дело не вошли. Следствие проигнорировало как этот, так и многие другие факты.
Первичное дознание установило, что кто-то на обгоне выжимал Цоя с трассы, а перед самым поворотом отпустил его поздороваться с пустым «Икарусом». Произошла мгновенная смерть в результате лобового столкновения. И через два месяца смерть «при невыясненных обстоятельствах» главного фигуранта и свидетеля водителя-латыша. Он один видел спешно уезжавший с места происшествия автомобиль и сидящего за баранкой спецназовца.
С приходом к власти Путина в Интернете успешно проведена очередная кампания по прикрытию лица, осуществившего ДТП со смертельным исходом В. Цоя. Этим прикрытием стал Янис Фибикс из Риги, один из трёх нападавших у озера на певца. «Покаяние в прямом эфире» программы «Вне закона» от 2000 года, мол, не знал, кто этот человек, думал просто подраться, а когда получил сдачи, погнался за ним. Обещал сказать больше, но на встречу с журналистом не вышел. И угрозы на русском, чтобы этого человека больше не искали. Это только один эпизод прикрытия лиц, действовавших 15 августа 1990 года.
Это просто эпизод операции «Лира».; Ее первый смертельный удар. В гроб загнали корейца-кочегара, способного двумя–тремя аккордами завести до уровня сегодняшнего киевского майдана десять–пятнадцать миллионов своих поклонников. И тогда «перемены» стали бы не киношными, а настоящими.
Третьего апреля 2014 года в Интернете появилось интервью депутата от Единой России Госдумы РФ Евгения Фёдорова о последних песнях Виктора Цоя, которые писались для него в Голливуде, «за ним были люди в ЦРУ, и это было элементом плана…». Разразился жуткий скандал. «Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша» появилось в комментариях к интервью скандального депутата.
За прошедшие девяностые не менее десяти некрологов были связаны с «Лирой». Последним из знаменитостей стал очень яркий предприниматель — офтальмолог Святослав Николаевич Фёдоров. Врач от Бога и купец по призванию давно стал костью в горле у коррупционеров России. Его образ жизни созидателя, создавшего для людей сотни, а затем и тысячи рабочих мест, острые высказывания и интервью будили злость тех, кто делил и продавал Россию.
В июне 1999 года упал и разбился первый вертолет FA-341G «Газель» из личного парка предпринимателя. Летчик Иван Антимов чудом остался жив (перегонял пустой вертолет). На сегодня полный инвалид. А через год, второго июня 2000 года в районе Братцева, близ МКАД, по тому же сценарию погиб и Святослав Николаевич Фёдоров. За несколько дней до своей смерти сказал своей любимой супруге Ирэн: «Я знаю, меня заказали». Теперь на месте крушения вертолёта стоит часовня.
Девяностый год начался с благословления в феврале Синодом РПЦ воссоздания главной святыни страны — храма Христа Спасителя, а закончился установлением 05. XII. 1990 года гранитного закладного камня на месте разрушенного собора. Это совсем рядом с ещё открытым бассейном «Москва». Никому и в голову тогда не приходило, что этот, как и многие другие «закладные» камни по всей стране, станет могильным надгробием над нашей ещё общей счастливой жизнью.
1991
Девяносто первый отметился как год пустых прилавков, талонов на всё и дикой вонью в московском метро. Говорили, что это дохнут огромные метрополитеновские крысы. Но июнь девяносто первого не радовал, а просто убивал москвичей запредельной жарой: были дни, когда в тени наружные термометры обычных московских квартир показывали + 34;С.
Вместе со всеми я удивлялся отсутствию прохлады даже ночью и получал солнечные ожоги, стоя в посольской очереди за безнадежно далёкой визой в Германию.
Из-за этого свой двадцать пятый день рождения я встречал в первопрестольной, в только что полученной братом новой квартире. Милиционер, всю жизнь проживший в районе первых хрущёвок, согласился быть участковым (кто побывал в этой шкуре, меня поймёт) и получил двухкомнатную квартиру. Поздравить меня пришёл его близкий друг, Владимир Владимирович, кагэбэшник, служивший на крутых должностях в Кремле.
Мясистый нос, бородавка и двойной подбородок, высокий рост и распиравший ребра пивной живот — бесцветный, в общем-то, мужик за сорок пять. Но это только до тех пор, пока с ним не разговоришься. Тем для бесед у него было великое множество:
• куда кто сбежал (Гордиевский и иуда-компани);
• как «мстили» за это английским дипломатам, обирая их на таможне;
• сколько долларов могла свободно запихать в женский интимный орган выезжавшая за рубеж советская гражданка (ах, цифирь по тем и этим временам астрономическая);
• как угощал и что любил поесть-попить солощий Юрий Владимирович Андропов;
• чем занималось КГБ за сорок восемь часов до начала бузы «папенькиных сыночков» в Алма-Ате;
• почему проворонили Сумгаит;
• почему перед ним на коленках ползал Иосиф Кобзон;
• почему Совету Министров СССР пришлось хоронить за казённый счёт художника Васильева;
• чем болела и отчего умерла первая жена Ильи Глазунова...
Хоть и отрывочная, в шутливой форме преподнесённая информация из первых рук, для обычных советских граждан была недоступна, невозможна и запредельна в те уже былинные времена.
За первый год знакомства с ним я привык ко всевозможного рода историям в цитатах, картинках и биографиях. В.В.С. подарил мне книжку, купленную в кремлёвском книжном ларьке. Н. Решетовская. В споре со временем. Издательство Агентства печати Новости. 1975 год. Цена — 41 копейка. Забавная оказалась книга — без указания редактора, сдачи в набор, объёма печатных листов, тиража. Да и зачем указывать редактора, когда им оказался новый муж Решетовской.
Итоги развода двух половинок как две капли воды оказались схожими, только судьбы разные. Бывший муж-диссидент настрогал трёх сыновей с новой разведённой женой. Плюс её сын от первого брака. Решетовская ни в чём не уступила Солженицыну: три законных и один гражданский брак. Кровь кубанских и донских казаков.
А сегодня, в душный июльский день, за стопкой хорошего дагестанского коньяка, В.В.С. с оживлением рассказывал очередную хохму, слушок о которой уже пополз по златоглавой. Если бы не личность, о которой шла речь, и не девяносто первый, а хотя бы девяносто третий год, когда отношение к этим людям поменялось в корне, то ни я, ни мой брат, ни близкие друзья В.В.С. ничего бы не узнали. Но и на пророка бывает проруха. Подвёл советский менталитет и пренебрежительное отношение к «разведке в рясах» — священникам и епископам, служивших по вербовке в КГБ.
Невольно, в июне 1991 года, он стал одним из главных участников «поповской» интриги, которая многим тогда испортила настроение.
Не знаю, как в ФСБ России, а в Комитете времён Ю. В. Андропова существовала традиция — новоиспечённому генералу его полковники-сослуживцы скидывались по червонцу и в знаменитом своей дешевизной спец ателье шили парадный мундир. Затем сабантуй.
К слову сказать, этот человек за четыре года знакомства со мной не выболтал и молекулы служебной информации, хотя говорить мог часами. В последнюю нашу встречу, он жаловался мне со слезами на глазах, что замучили американцы — предлагают 200 тысяч долларов за «мемуары о Кремле».
Мы все прекрасно понимали, что это значит, и какие последствия свалятся на голову В.В.С. в случае его отказа. Уж чего-чего, а подлости янки не занимать. Но к счастью для моего необычного знакомца, он был уже в метре от пенсии, и плевать ему было до «злобных происков врагов».
Интрига закрутилась вокруг шестидесятидвухлетнего полковника КГБ (разведчиков на пенсии не бывает) Ридигера Алексея Михайловича. В мае 1991 года ему было присвоено очередное воинское звание «генерал-майор».
Никто, конечно, не поверил. За долгое время «мирного сосуществования» РПЦ МП и призванных их контролировать денно и нощно органов государственной безопасности не было ни одного патриарха или имеющего вес митрополита, получившего такое звание. «Соглядатаи в рясах» носили офицерские мундиры. Как внук крещеной еврейки, граф шведских кровей, полковник КГБ, патриарх Алексий II был первым и последним в СССР из лиц духовного звания, получившего генеральские погоны. Получил он это повышение от Горбачёва, первого и последнего президента СССР. Рука руку моет.
Но тогда, в 1991, сомнения подкрались и заели благородные и неподкупные сердца рыцарей «плаща и кинжала». Большинство откровенно считало, что ему и полковника многовато будет, а тут генерала! Давило и то, что какому-то «попу» с тёмным прошлым (помогал отцу в служении бойцам дивизии Вермахта «Руссланд») и непонятным настоящим, приходится скидываться по десятке. Надо было просто видеть и знать кадры Лубянки — скупердяйность и прижимистость была врождённой отметиной подавляющей массы «людей в штатском». Ситуация накалялась, узнать всё толком было не у кого, и тогда послали за В.В.С.
— А почему за Вами, Владимир Владимирович? — спросил, удивляясь такому повороту дела.
— А из-за Протокола, — улыбнувшись, сказал мне В.В.С.
Что-то смутно помнилось из курса государственного права, что где-то этот самый Протокол; действительно был, и в него чего-то вносилось и записывалось по будним дням, но никак не мог понять, причём здесь мой собеседник.
— А при том, что к Протоколу прилагается очень узкий список допущенных к нему лиц. Никого из тех, кому пришлось скидываться на мундир, в списке небожителей Кремля и быть не могло. Поэтому и послали за мной, проверить, правда ли это, — пояснил В. В.С.
Тут я вспомнил, что В.В.С. помимо кремлевской должности имел ещё одно скромное креслице в Совете Министров СССР. Хорошая такая должность по работе с лицами культуры первой величины, иначе говоря, звёздами эстрады, театра и кино вкупе со всей остальной требушатиной. Вот эта хлопотливая обязанность время от времени появляться в Совете Министров и давала ему право шелестеть листами красного Протокола, куда заносились все производства за подписью «Горбачёв».
Вопросительно поглядел на Владимира Владимировича: «Неужели это правда? Мы докатились до такого маразма, что простым клеркам в рясах суём с барского плеча генеральские погоны»?
Наши взгляды встретились, я получил утвердительный ответ.
— Производство за май месяц. Подпись: «Горбачёв».
Не выдержав, смачно выматерился прямо за праздничным столом. В ответ Владимир Владимирович рассмеялся и сказал:
— Я ведь тоже пострадал. Заставили и меня давать десятку, мол, полковник и в Кремле, мать его так, настоящий полковник, значит, обязан в трудную минуту поддержать товарищей.
Настроение мое испортилось до невозможности и, чтобы развеселить именинника, видавший виды чекист, внимательно глядя мне в глаза, продолжил.
— Традиция есть традиция, от неё никуда не денешься — пошили ему мундир. Рост, размер, вес, всё это есть в личном деле. Ребята вызвались охочие до этого, взяли парадку и поехали к нему в Чистый переулок, пять.
На мгновение я представил, как служебная «Волга» везёт трех офицеров безопасности от всей широкой русской души поздравить коллегу и рассмеялся.
Забыв печали, рука сама потянулась к бутылке и, чокнувшись с В.В.С., уже с интересом спросил:
— А чё дальше?
— А чё, а чё, — передразнил меня мой собеседник.
Но, встретившись с моими глазами, продолжил.
— Приехали к нему в приёмную. Проходят и говорят его секретарям: Где генерал-майор Ридигер? А у тех болты на лоб полезли, отродясь такого о своем шефе не слыхали. Побелели, забегали глазками, говорят нашим: Вы не туда попали. Это недоразумение. Вы ошиблись.
— Туда, туда, все проверено, путь хозяин выставляет, сегодня его день, он виновник торжества, — и кладут прямо на стол генеральский мундир.
Это теперь я понимаю, что картинка «п…… в приёмной» была неповторима — такого явного позора и провала за проданную совесть и честь не пережил ни один советский патриарх.
Забыв про всё на свете, я с нетерпением ждал развязки спектакля, поставленного Лубянкой в Чистом переулке. Но Владимир Владимирович медлил, наслаждаясь моим нетерпением.
— Студент, наливай, дрогнем по маленькой!
Моя рука мгновенно прикрыла рюмку.
— Нетушки, чем все кончилось?
— Чем? — смеясь одними глазами и чуть помедлив, В.В.С. продолжил.
— Да тех как пыльным мешком по голове хватили. Наши требуют генерала и водки, дело серьёзное, обмывать пора, а те их в шею и выперли вон из приемной, — закончил свой рассказ В.В.С.
Сомнамбулой, без событий и скучно уходил август, пока я не проснулся в половине десятого утра девятнадцатого, в понедельник, на Преображение Господне и спросонья не включил видавший виды чёрно-белый телевизор.
А там… стол длинный стоит, за ним пять мудаков сидят, и такое говорят… короче, палата № 6 советского гестапо. С полчаса я разглядывал клоунов из циркового представления «Москва не дремлет» и пошёл звонить Илье в Киев, понимая, что тот, придя с ночной, по инерции включит телик, онемеет и помрёт с испугу.
Бедолаге пришел вызов из Америки. Умные евреи правильно «делали ноги», толпами срываясь с насиженных, а то и засиженных ими мест.
— Илья, это только на три дня, — утешал его в ответ на вопли и стоны, доносившиеся из телефонной трубки.
Красавца, «стопроцентного», как он сам говорил, еврея, чуть не парализовало после просмотра «экстренного сообщения».
— Илья, возьми себя в руки и поверь мне, это только на три дня и через три дня я тебе позвоню, а их уже не будет.
— А куда они денутся? — спросил потрясённый моими словами Илья.
— В тюрьму посадят на пару лет, — сказал и повесил трубку.
Он был в обиде на меня. Мы не встретились Киеве, залитым июньским дождём, хотя я обещал ему, что выкрою часик и мы обо всем переговорим, но… Теперь на душе у меня было легко. Я успокоил его, сказав за минуту всё, что должно было произойти в Москве ближайшие три дня.
Через три дня, как и обещал, позвонил ему. Но, видно, Илья после моих слов быстро сориентировался, недаром же в его генеалогии были только халдеи, взял себя в руки и помалкивал, разговора не вышло. Ему было обидно, что какой-то русский оказался умнее «стопроцентного еврея».
Не прошло и месяца, как жизнь в её неписанных закономерностях снова привела меня в Москву. Визироваться и лететь в Германию в самом начале семестра могло прийти в голову только самоубийце, а не студенту пятого курса. Но деваться было некуда. Я обещал своей приёмной матери, Эрике, немке, а с недавних пор и эмигрантке, что до конца сентября я приеду в лагерь для переселенцев под Пфорцхаймом — земля Баден-Вюртемберг.
Чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных чувств, связанных с получением визы, обменом валюты, билетом на самолёт, отсутствием страховки, купил в киоске свежий номер «Московского комсомольца» и забыл обо всём.
«Скандальный заплыв в бассейне «Москва», «Леонид Филатов оценил голых девиц».; Мои глаза в пять минут пробежали всю статью. Ежегодно какое-то мировое агентство фотомоделей проводило по очереди в одной из столиц мира заплыв — кастинг полуголых девиц. Остатки бикини в виде фигового листа давали право говорить «полу», чтобы вопросы пола поднимали рейтинги печатных полос в стране с полностью уничтоженной общественной системой.
Я разглядывал фотографии, а перед глазами плыла необъятная гладь бассейна. Тонюсенькие ручки, обнажённые грудки, похотливая толпа «звёзд» по краям чаши. Филатов со спортивным пистолетом. «Ну и ну», — только и подумал я. Совсем голые бабы в народном лягушатнике, приготовленные на десерт развращённой актёрской публике, никак не умещались в моей, ещё полностью советской голове.
Это был вызов, и прежде всего попам, построивших на век раньше бассейна храм Христа Спасителя. Да еще и под ура-патриотическим лейблом Храма-памятника героям Отечественной войны 1812 года. Апофеоз «русского стиля» архитектора Константина Андреевича Тона (1784_1881). За что ему и доставалось от своих современников. Другим известным творением зодчего является огромный собор провинциального Ельца, описанный Даниилом Граниным в романе «Картина».
Нелепое, загадочное «гуляние на водах» актера, но ещё не шоумена что-то скрывало под собой. Механизм закулисного противостояния двух центров власти — Горбачева в Кремле и Ельцина на Набережной, стремительно возвысившегося после путча, был столь искусно прикрыт от взглядов посторонних, что искать их участие в «голой акции» не приходило никому в голову.
Много лет подряд я задавал себе один и тот же вопрос: «Кто подставил Филатова и в каких целях?» Задавал, и не находил достойного ответа.
И только в 2013 году, пролистывая в Интернете варианты биографии Леонида Филатова, натолкнулся на его официальную должность 1989 года — «Председатель союза кинематографистов СССР». «Вот это да»! — читаю дальше. «С 1989 года входит в круг ближайших доверенных лиц и друзей М. С. Горбачёва».
Так вот кто был инициатором проведения заплыва голых девок в сентябре 1991 года! Президент с тонущими полномочиями М. С. Горбачёв. Два безбожника и единомышленника — Горбачёв и Филатов решили во что бы то ни стало отстоять саму идею существования бассейна «Москва».
Народного бассейна — любимца москвичей. С этой целью администрация Президента СССР устроила провокацию, безупречную на вид и привлекательную по форме — международное агентство фотомоделей проводит кастинг прямо на воде. Ответ последовал незамедлительно.
Прошло несколько дней и бассейн закрыли на ремонт, спустив воду и повесив на ворота главного входа огромный ржавый замок. Кроме как Б. Н. Ельцина, президента РФ, позвонившему Гавриилу Попову, это сделать было некому. Плакальщиком по поводу «голого безобразия» выступил патриарх Алексий II, стремительно набиравший политический вес и всё больше и больше влиявший на Бориса Николаевича.
Официальная причина закрытия бассейна — неимоверно взлетевшие тарифы на газ, электроэнергию, воду и даже хлорку, которая стала предметом роскоши в начале девяностых.
Так или иначе, баловень фортуны, актер и кинозвезда — Леонид Филатов, тогда, в сентябре 1991 года и не подозревал, что доживает последние счастливые денёчки своей жизни.
«Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников, что некто вместо жены имеет жену отца своего. И вы возгордились, вместо, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело. А я, отсутствуя телом, но присутствуя у вас духом, уже решил, как бы находясь у вас: сделавшего такое дело, в собрании вашем во имя Господа нашего Иисуса Христа, обще с моим духом, силою Господа нашего Иисуса, предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасён в день Господа нашего Иисуса Христа. Нечем вам хвалиться. Разве не знаете, что малая закваска квасит все тесто? Итак очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны, ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас. Посему станем праздновать не со старою закваскою, не с закваскою порока и лукавства, но с опресноками чистоты и истины. Послания апостола Павла (1 Кор. 5: 1–8).
В первом послании Павла к Тимофею эта жуткая власть, калечащая жизнь грешников, вновь подчёркивается с новой силой: «Преподаю тебе, сын мой Тимофей, сообразно с бывшими о тебе пророчествами, такое завещание, чтобы ты воинствовал согласно с ними, как добрый воин, имея веру и добрую совесть, которую некоторые отвергнув, потерпели кораблекрушение в вере; таковы Именей и Александр, которых я предал сатане, чтобы они научились не богохульствовать» (1 Тим. 1: 18–20).
В Деяниях Апостольских описывается случай, демонстрирующий эту же власть, но её сила превосходит силу, данную Богом апостолу Павлу. В первой христианской общине практиковались коммунистические отношения — имущество отдавалось апостолам и полагалось к их ногам. Этот красивый жест и сейчас ещё живёт у католиков — что-нибудь (документы на землю, чек на определённую сумму) кладут к ногам Понтифика. «Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями и домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чём кто имел нужду» (Деян. 4: 34–35). И далее.
«Некоторый же муж, именем Анания, с женою своей своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принёс и положил к ногам апостолов. Но Пётр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твоё мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твоё ли было, и приобретённое продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоём? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышащих это. И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили. Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Пётр же спросил её: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько. Но Пётр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? Вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. И юноши, войдя, нашли её мёртвою и, вынеся, похоронили подле мужа её. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян. 5: 1–11).
Неуёмная ярость и фанатизм апостола Павла отчасти подкреплялись той властью, которую получил апостол при избрании его на это служение. «Семьдесят учеников (апостолов от 70-ти. Примечание автора) возвратились с радостью и говорили: Господи! И бесы повинуются нам о имени Твоём. Он же сказал им: …однакож тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк. 10: 17, 20).
Эта власть апостолов, а впоследствии и рукоположенных ими епископов и священников, была так зрима, явна и страшна для всех верных, что служила прямым свидетельством и непреложным доказательством истинности выбранного ими пути — крещения и веры во имя распятого и воскресшего Сына Божия Иисуса Христа.
Власть епископа, священника над бесами, как приемников апостолов во времена первых христианских общин I–III веков нашей эры, не скрывалась от верующих, тайно собиравшихся в катакомбах, а наоборот, подчёркивалась, поскольку церковь была гонимой и презираемой язычниками.
Все изменилось после Миланского Эдикта милости императора Константина I 14. 09. 313 года н. э. — христианство приобретает статус государственной религии, и тут же меняется отношение власть предержащих к этому вопросу, а именно власти, получаемой священником и епископом при рукоположении. Между верующими и клиром постепенно вырастает стена. Уже святитель Василий Великий говорит в своих поучениях, что не всё можно открывать простецам. Эту мысль и сегодня нередко цитируют книжные епископы.
С V века н. э. это умение повиновать себе бесов стало тщательно скрываться от глаз посторонних, то есть тех, в ком маститые епископы и священники не были вполне уверены. «Предание сатане во измождение плоти» становится на Востоке тайным учением и это умение передается немногим даже среди рукоположенных. В наше время им владеют единицы по благословению архиереев и старцев. Как правило, это люди очень строгой духовной жизни, подвижники благочестия.
Автор этих строк однажды написал об этой власти, данной священству, одному опытному и доброму монаху, говоря о злоупотреблении ею теми, кто первым должен был обратить её на службу страждущим. «Прошу тебя, — никогда и никому не говорить и не писать больше об этом. Любое обращение этого явления в гласность обречёт тебя на муки, о которых ты никогда не слышал — берегись!», — ответил незамедлительно маститый монах. И он был прав.
Четвертого октября 1993 года Леонида Филатова, 47 лет от роду, сразил инсульт. Как говорил сам Леонид Алексеевич, лечили «от давления». Хотя истинная беда и трагедия, связанная с полной потерей здоровья, заключалась в патологическом (ни с того ни с сего) сужении сосудов почек.
В 1995 году удалили первую почку, 06. 02. 1997 года удалена вторая, на гемодиализе до 10 октября 1997 года. В этот день пересадили донорскую почку. Пятнадцатого октября 2003 года на концерте своего друга Михаила Задорнова попал под ледяной сквозняк, простудился и слёг. Воспаление легких стремительно перешло в отёк легких, поскольку трансплантат начинает немедленно отторгаться при интенсивной терапии антибиотиками. На Иверскую, 26 октября 2003 года, писателя и автора передач «Чтобы помнили» не стало.
Было бы полным абсурдом и безобразием обвинять патриарха Алексея II во всех тех бедах, которые сотрясали и свели на тот свет оставшимся до конца своих дней убежденным атеистом Л. Филатова. Ему и в голову не пришло бы что-либо сделать в духе апостола Павла. «И духи повинуются нам».
Но именно внезапное сужение сосудов и выдает работу духов (бесов) злобы поднебесной. Это их характерный приём, что-то сдавливать, сужать, сплющивать, скрючивать, доводить до патологии и придавать всему этому стойкий и необратимый характер. Бес был вызван и наслан. Но кем?
Не в силах это сказать. Да, эта власть у священства существует (в идеале). Да, то, что произошло с актёром, как две капли воды схоже на действие этого явления. Но кем и как это было осуществлено, установить теперь и сейчас невозможно. Для этого необходимо быть, по крайней мере, тайнозрителем, каким был в своё время апостол Иоанн Богослов. Куда уж мне.
Я не тайнозритель и не душевнобольной. Но будучи членом святой и соборной апостольской церкви, десятки раз наблюдал, как совершенно нормальные и здоровые духом и телом люди в считанные месяцы и годы превращались на моих глазах в полностью разваленных и дряхлых стариков. В развитии этого явления изначально существуют два момента.
Первый. «Сатане в измождение» предаётся плоть — человек в считанные месяцы выбывает из обычной жизни, на него обрушивается груз неизлечимых хворей, взявшихся буквально ниоткуда. Имея супругу, в силу постоянных мучений со стороны духов, не может с ней жить супружеской жизнью. Имея детей, не имеет от этого никакой радости, только изнеможение от родительских обязанностей — всё время хочется только лечь и лежать, закрыв глаза.
Внешне человек кажется здоровым, поэтому от него требуют полной отдачи сил. С этого момента в семье начинаются постоянные конфликты, переходящие в развод — кому нужен странный калека — ни спать, ни есть, ни работать он не может. Вон его!
Второй момент. Он неизмерим и несопоставим с первым — «во измождение» предаётся дух страдальца. Беснование, жестокие мучения от нападения бесов, наконец, эпилепсия внезапно обрушиваются на вчера совершенно нормального и здорового человека. Отведи и помилуй, Господи!
Второй вариант встречается реже по одной простой причине — не все его могут понести. Наконец, следует отличать эти действия по преданию сатане людьми, облечённых властью свыше, от обычных психических и физических расстройств. Первые неизлечимы, вторые, худо-бедно, но лечатся как обычной медициной, так и благодатью святых источников, чудотворных икон, молитвой, постом, милостыней.
А самое действенное при таких бедах — как можно более частое, хоть двадцать раз на год, маслособорование, не взирая на запреты «уставных» батюшек. У них только раз в год по «уставу» или одно маслособорование — одна болезнь. Таких тиранов, которых никто и никогда не наказывает, в нашей православной церкви хоть пруд пруди. Хотя Устав именно запрещает маслособорование, равно как и причащение только один день в году — в день Страстей Христовых — Великую пятницу. И постоянное участие в евхаристической жизни — причащении Святых Христовых Тайн.
Та же участь постигла и рефери «весёлого заплыва», тоже самое случилось и со мной первого ноября 1994 года. Случилось и продолжает случаться со многими, забирая последние силы и вызывая страх, ненависть, а порой и лютую злобу окружающих — а вдруг перейдёт на нас, так пусть скорее сдохнет.
Пятого июля 2014 года ушёл из многострадальной жизни митрополит Киевский Владимир (Сабодан) — последние двадцать лет он страдал жестоким и необъяснимым расслаблением, ходил, едва передвигая ноги. Бедствие, постигшее предстоятеля Украинской Церкви Московского Патриархата, было видно всем во время его приездов в Мариуполь. Владыку после службы буквально таскали на руках иподиаконы или молоденькие семинаристы. В отличие от многих, этот архипастырь прекрасно понимал, что с ним и почему.
Крест свой нёс тихо, мужественно и безропотно — пример для всех нас, вроде как христиан. И его окружала лютая, почти звериная злоба: уж очень хотелось некоторым взгромоздиться раньше времени на кафедру, обещающую власть с большой буквы. Но первый из владык, попытавшийся выкинуть вон полуживого предстоятеля УПЦ МП, сам чуть не отправился на тот свет и поостыл, почувствовал противление Божье. А умер владыка от рака желудка IV степени. Это типичный конец расслабленных.
Одно мне доподлинно известно, что за эти неожиданно свалившиеся на страдальца муки, претерпевший их получает прощение многих содеянных им грехов. Посмертная участь такого человека будет совсем иной, чем того, кто всю свою жизнь грешил и хотя бы частично, ещё здесь, на Земле, не отстрадал за них.
Шестого октября 1991 года в ДС «Юбилейный» был застрелен известный на всю страну исполнитель патриотических песен Игорь Владимирович Тальков. Прожил уроженец Тулы до обидного мало — неполных тридцать пять лет (родился на Казанскую, 4 ноября). Причиной для столь внезапной смерти послужили два текста: «Глобус», июль 1991 года, вызвавший ненависть в РПЦ МП и песня «Господин Президент», сентябрь того же года, отправленная на кассете в аппарат администрации Президента РФ и вызвавшая те же чувства.
В конце девяностых годов прошлого века православные издания любили ссылаться на богатое творческое наследие певца, поэта и актёра. Но его гибель во время сборного концерта звёзд никак ими не комментировалась и не связывалась с профессиональной деятельностью последнего.
Наоборот, всячески выставлялись «пороки» звезды: пил, курил, вёл богемный образ жизни, аморалка, тусовки и совсем уж не к месту подчёркивалось увлечение оккультными науками, спиритизмом, магией, гаданием, знакомства с самыми настоящими чернокнижниками и экстрасенсами.
Всё это, утверждали бывшие комсорги, ставшие «православными журналистами», и свело его в преждевременную могилу. В начале XXI века размазыванием этой тухлятины занимался журнал «Спасите наши души» (Днепропетровск, Украина). Мол, хороший был человек, но крест на груди так и остался для него нераскрытым символом вечной любви Христа. Красиво и непонятно.
Дело об убийстве И. Талькова, как и дело о гибели первого космонавта Ю. Гагарина засекречено до сих пор. Убийцы не найдены (их просто не ищут), подозреваемые в разной степени — Валерий Шляфман и Игорь Малахов — за границей (один в Израиле, другой в ЮАР).
В деле нет даже главной улики — пистолета, из которого убили Игоря Владимировича. Почему? Хотя бы потому, что из пистолета Малахова были сделаны лишь отвлекающие выстрелы. «Два-три, больше не нужно», — сказали постановщики ералаша в «Олимпийском». Все остальное делалось рядом с этой чудной массовкой образца 1991 года.
«Лира» отдает свои струны
Сценарий убийства В. Цоя. Начало — конфликт в месте отдыха и рыбалки певца на озере в Северо-Западной Латвии с тремя недоброжелательно настроенными латышами. Драка не в пользу последних. Бегство с места конфликта В. Цоя. Его преследование нападавшими и смерть в ДТП.
Сценарий убийства И. Талькова. Начало — конфликт между директорами Азизы и Талькова по поводу перестановки номеров певцов, что очень хлопотно, долго и неудобно (эпоха фонограммы или «фанеры»). При этом присутствовали Лолита и Цекало. Конфликт перерастает в драку между Малаховым и охранниками Талькова. Шляфман сообщает об этом Игорю, тот хватает газовый пистолет.
Время проведения обеих операций от 25 до 40 минут. Итог — трупы Цоя и Талькова с разницей в год с небольшим.
Разительное сходство постановки объясняется очень просто. После получения кассеты с записью песни «Господин Президент» (середина сентября), вызвавшей ярость Бориса Николаевича и его окружения, последний потребовал проучить наглеца, вздумавшего поучать Хозяина. А время отвели с гулькин нос — двадцать дней. Что за это время можно поставить принципиально нового? Ничего. Остается единственный вариант — взять старый сценарий и подогнать его под Талькова.
Что и было сделано в ДС «Юбилейный». Схема одна — конфликт, переросший в драку, а детали определились местом и временем проведения ликвидации. Далее цитата.
— Когда вы прибежали — что увидели?
— Драку. Дралась куча людей. В том числе и охранники Игоря, которые числились рабочими сцены. В российском шоу-бизнесе тогда понятия «телохранитель» не существовало. Ребята перевозили декорации, а заодно выполняли функции секьюрити. Все знали, что один из очень близких друзей Игоря был связан с солнцевской группировкой. Ток вот, я вмешался в драку в тот момент, когда руку Малахова прижали к полу, а его били по затылку. Я услышал щелчки, барабанчик крутился, я бросился и выхватил из его рук пистолет. На момент стрельбы было не понятно, ранен кто-то или нет. Игоря больше не видел до того момента, когда его вынесли на руках.
— Сколько гильз нашли на месте?
— Одна пуля попала в колонку, одна ещё куда-то в сторону, и одна пробила лёгкое и сердце Талькова. Не понятно, что делали следователи, но настоящую экспертизу так и не провели.
— Куда делся пистолет? Елена Кандаурова, последняя любимая женщина певца, рассказала, что видела, как убрали оружие убийства.
— Я его спрятал в туалете, в бачке. Но Азиза с костюмершей украли пистолет, а затем вместе с Малаховым разобрали его по частям. На сегодняшний момент основной улики — оружия, из которого убили Талькова, нет.  Конец цитаты.
Это интервью Валерия Шляфмана (ныне Высоцкого, фамилия супруги) дополняет мини-расследование Вячеслава Егорова за 2011 год, выставленное в Интернете к 20-летию убийства певца.
Видно, что за дело «раскрытия» преступления взялся совершенно неподготовленный к этому человек. Поэтому и ценно свидетельство «ловца улик». На что же обращает свое внимание Вячеслав Егоров?
Прежде всего, на организацию мордобоя, в котором участвуют несколько лиц, связанных с организованной преступностью (тот же Малахов). Подмоченная репутация последних — в центре внимания Егорова, на что и рассчитывали организаторы убийства. Это обычный приём в таких случаях. Искать крайнего будут среди тех, кто уже оступился однажды. И им же до невозможности усложнят жизнь, выдавливая их всеми способами на тот свет.
Прослеживает судьбу всех трёх грузчиков-охранников певца.
Александр Борковский. Погибнет через пять лет, его последние слова: «Снимите с меня куртку». Это же он кричал в момент выстрелов, когда кто-то накинул на его голову куртку.
Александр Бондаренко. Покончил жизнь самоубийством через несколько лет, прыгнув из окна своей квартиры. Перед смертью отрезал себе указательный палец, которым нажимают на курок (заставили).
Сергей Игнатенко. На него было совершено несколько покушений. Чудом остался жив. О чем-либо говорить упорно отказывается.
В момент выстрелов все трое «отвернулись» и никто из них не видел, кто стрелял. Автор очень удивляется, что перед стычкой Талькова — Малахова весь ОМОН внезапно был снят и выведен с ДС «Олимпийский».
Сразу после выстрелов, буквально через минуты две появилась бригада «врачей», сделавших уже мёртвому певцу массаж сердца, что противопоказано при таких ранениях, о чем знает любой мало-мальски подготовленный врач. Это равноценно контрольному выстрелу и спокойной проверке на качество выполненной работы. Настоящая скорая прибыла через двадцать минут.
Затем автор статьи переключает всё свое внимание на советника Собчака, отставного Путина В. В., подавшего рапорт об отставке двадцатого августа 1991-го года. Мол, какая интрига, не он ли всё это провернул? И так далее и тому подобный бред с железобетонным выводом о политическом заказе.
Анализируется только то, что вошло в спектакль, плюс приплетается бывший и нынешний Президент РФ, он же ученик профессора ЛГУ Анатолия Собчака. Вот и весь итог «расследования» Егорова.
Так кто и как убил Талькова? Информацию об этом человеке я получил только в 1993 году.
1993
Верховный Совет РФ. Сентябрь 1993 года. Комитет по обороне и безопасности РФ
У каждого человека в жизни бывает масса увлечений, некоторые из них перерастают в настоящую страсть.
В моей молодости такой страстью стало прогнозирование. Прогнозирование тех или иных процессов, событий и даже конкретных фактов, которые могут произойти в будущем. И, что совсем странно, они на самом деле происходят. Вы скажете — чушь, как можно спрогнозировать будущее?
Очень просто. Оно заложено природой в нашей с вами голове, человеческом поведении и образе мыслей (та же операционная система). Именно менталитет нации, народности, группы, личности определяют поступки и события, которые должны произойти в будущем. Из чего состоит конкретный менталитет?
Из плат, напичканных до предела усвоенными на уровне рефлексов правилами поведения, формирующихся под влиянием социальных вызовов. Подвижных (мотивированное поведение личности) и неподвижных (передача культового поведения, традиционное воспитание в полных семьях — сказки няньки Пушкина Арины Родионовны).
А платы — они из чего состоят? Из определённых команд поведения, клишированных для всех участников группы, причём это клише зачастую так же рефлекторно и необъяснимо для субъекта. «Все так делают, а раз все, то и я», — не задумываясь, ответят почти все.
Вот неподвижная часть менталитета, причём самая древняя, религиозные платы (основа, базис поведения личности) и попали в поле зрения моего внимания. Спустя три года после начала исследования родилась небольшая учебная записка «Об основах российской ментальности» на восьми листиках, отпечатанных на скверной печатной машинке.
Именно с ней я и попытался трудоустроиться в какой-нибудь социологический институт.
Да не тут-то было. Весьма скоро выяснилось, что все работы в бывшем СССР по этой тематике (как это всегда у нас бывает) засекречены. Единственное учреждение, которое кое-как и с великой натяжкой проявило интерес к моим идеям, было бывшее КГБ или ФСБ России. Но косоглазый, а на практике одноглазый «прогнозист» мало кого устраивал в этой серьёзной конторе.
Дело усложнилось фантастически придирчивой медкомиссией (разглядывались все царапины на коленках и пальцах, давно зажившие вавки и швы от операций) в областном центре. «Ноль восемь или восемьдесят процентов зрения — ниже нельзя», — с таким заключением я вылетел на грязную и холодную ивановскую улицу.
Но отступать не хотелось. Я придумал эту профессию в восемьдесят пятом, а оказалось, она существует на самом деле. Первым в СССР точно так «придумал» прогнозирование академик «сердца № 1» Амосов Н. М (1913–2002). И две его работы по прогнозам политических ситуаций тут же засекретили. Академик чуть не погиб в начале девяностых (попытка самоубийства), на него оказывали давление спецслужбы. Во всем этом не было ничего странного. С 1958 года работал в Институте кибернетики Академии наук УССР. Его главные направления:
• Регулирующие системы организма — от химии крови, через эндокринную и нервную системы к коре мозга.
• Механизмы разума и искусственный интеллект.
• Психология и модели личности.
• Социология и модели общества.
• Глобальные проблемы человечества.
Бог был ко мне милостив. За свои, тихо и без шумихи проводившиеся исследования, я не пострадал. Спасло меня то, что я не обладал научным именем и в мыслях не допускал публикаций на эту тему. Шли годы изучения неподвижных плат человеческого менталитета. Постепенно они превращались в научный метод прогнозирования.
Прошло восемь долгих лет, я всё больше склонялся к мысли, что где-то обязательно должен быть выход, запасной вариант.
В Кремль пришла новая волна власти, люди Рыжкова и Бобкова остались не у дел, на глазах безучастной страны всё рушилось и уничтожалось. Мой старый знакомец В.В.С. в одночасье стал простым клерком на генеральской должности, потеряв всё своё влияние и кремлёвские креслица.
Опустошение и отчаяние станет уделом многих. В.В.С. повесится в конце девяностых в своей московской квартире, через семь с лишним лет нажмёт на курок генерал-лейтенант Шебаршин Л. В. Этот список можно продолжать до бесконечности.
Правда, был еще мятежный и очень несговорчивый российский парламент во главе с чеченцем Хасбулатовым, но мне он был совсем незнаком. Немного поразмыслив, туда я и отправился, а для начала решил изучить их правовой вклад в мою проблему. Мой институтский преподаватель гражданского права неустанно повторял нам, что законы надо читать и изучать в оригинале. Оригинал — это «Ведомости» парламента той или иной союзной республики.
Ведомости Верховного Совета РФ с августа девяносто первого по июль девяносто третьего открыли мне страшную картину полного уничтожения и погрома одной из лучших политических разведок мира. Финансирование велось по остаточному принципу. Людей с первоклассным опытом работы кипами отправляли на пенсию и сокращали в «связи с перепрофилированием основных видов деятельности».
От законов и постановлений, принятых ВС РФ по секретным видам деятельности, веяло холодом смерти. Такого безумия, полного паралича власти не было и в марте 1917 года. Над страной глумились тридцатипятилетние мальчишки, успешно завербованные западными спецслужбами в конце восьмидесятых. «Б…., вас бы плану «А» первыми поставили к стенке. Без допросов, обвинений и следственных действий», — шептали мои побелевшие губы. Захлопнув последний закон, я знал что делать.
Уже не помню, где и как отыскались номера телефонов ВС и конкретные фамилии сидельцев в Комитетах, но первый человек, поднявший трубку, был Степашин. Выслушав в чем дело, он поинтересовался, откуда я звоню.
— С Ивановской области, — ответил я.
— А, — радостно подвёл итог всему разговору председатель комитета по обороне и безопасности, — вам нужно обратиться к моему заместителю, Вербицкому Егору Алексеевичу, он ваш земляк.
И, продиктовав два его рабочих телефона, распрощался. Звоню Вербицкому. Объясняю, почему я свалился ему на голову. К моему удивлению, он назначает мне точный день приёма в Белом доме.
— А как я к вам попаду? — спрашиваю.
— Зайдёте в третий подъезд, вход свободный, наберёте с внутреннего телефона номер, я выпишу вам пропуск. Пропуск на входе покажете дежурному, он сделает отметку и скажет куда идти. Всё. До свидания.
Ошеломлённый от такого поворота ещё час назад безнадёжного дела, кладу трубку. Неужто удача повернулась передом к бедствующему сельскому учителю?
Ровно через пять дней я сижу в его кабинете на одиннадцатом этаже, даже не подозревая, что через месяц именно по верхним этажам будут бить танки «первого президента» России.
Объясняю, что не прошёл медкомиссию и прошу рассмотреть саму суть дела заново. Показываю ему заявление и пожелтевшие листки «Об основах российской ментальности». Он пробегает глазами заявление и начинает читать «записки сумасшедшего», как назвала их женщина, печатавшая с черновика, не переставая при этом пить кофе. Но вот прочитан первый лист и кофе «кончилось».
На моих глазах произошло невероятное. Полковнику ФСБ и депутату Верховного Совета стало интересно. Я смотрел в окно, на пасмурную Москву и ждал когда он закончит читать «бред и гадость, чушь и кошмар». Бедная женщина плевалась, набирая непонятные ей слова.
— Олег Степанович. Вы нам подходите. Минутку, я позвоню в Иваново, прикажу, чтобы ваше дело было пересмотрено.
Теперь уже я с интересом смотрю на Егора Алексеевича. Рука Вербицкова снимает трубку прямого телефона и через минуту начальнику управления СБ по ивановской области «стало хорошо». Сделав одно дело, он обратился ко мне:
— Конечно, если бы вы просто хотели служить, в приёмной на Лубянке целый список вакансий.
Перебиваю.
— Был там в июле. Норильск, Магадан, районы Крайнего Севера, Дальний Восток. И никаких ограничений по глазам. Предлагают выбрать, что подходит. Даже переучиваться не надо, пиши заявление и в бой.
— Всё дело в том, что то, чем вы хотите заниматься относится к правительственным секретным подразделениям. Это власть. Медкомиссия будет носить формальный характер, если согласитесь на три года крови.
Об этом я слышу впервые. Три года чего? Горячих точек, криминала, чьей крови? Моей? Чужой? Вопросительно гляжу на Егора Алексеевича, мои глаза просят пояснения.
— Олег Степанович, мы должны быть в вас уверены. Три года это минимум. Я бы мог сказать больше. Пять лет. А некоторые проходят ещё больше…
Наступила гнетущая пауза. Видя мое замешательство, замешательство человека, который никогда никого в жизни не избил, не покалечил, не говоря уже о более страшном, полковник ФСБ продолжил.
— Понимаю, — смягчаясь, сказал он. — Сразу трудно сделать выбор. Если бы вы нам не подходили, никакого предложения сделано не было. Надумаете, дайте знать мне лично. Если меня здесь не будет, звоните ко мне домой. Даже если трубку поднимет моя жена, говорите всё ей. Вот мой домашний адрес в Иваново, на выходных я всегда там, и домашний телефон. Да, и если вам нужна будет помощь, звоните, чем можем, тем и поможем.
С этими словами он протянул мне служебный пропуск и я вышел за дверь, унося конкретное предложение от Вербицкова. Стать убийцей на три года. Не больше и не меньше. И кого система прикажет убивать?
Так или иначе, он неплохой психолог. «Мы все его проходили», — сказал, меняясь в лице, Егор Алексеевич. Все? Значит, и тот, кого руководители бывшего пятого управления КГБ СССР нашли, отобрали и готовили на смену Ельцину «вторым президентом России», тоже весь в крови невинных простаков, вздумавших спорить и перечить Системе.
Да и есть ли кто из того списка на белом свете?! Судя по тем ужасам, в которых я внезапно очутился, ни один из них не остался в живых. Тогда, в начале девяносто первого, их набралось по всем управлениям, включая внешнюю разведку КГБ, до пяти человек.
По военной разведке Верховный Совет Российской Федерации за два года не принял ни одного закона или постановления, директивно сокращающее финансирование этого ведомства или какие-либо ущемления военных разведчиков законодательного характера. «Реформам» подвергся, прежде всего, политический сыск, а все решения по финансированию ГРУ, финансовая отчетность проходила в закрытом режиме парламентских слушаний, что и указывалось в Ведомостях ВС.
Попади я тремя годами раньше на приём в Верховный Совет РФ, убийцей Талькова мог стать наивный учитель истории, открывший методику 100 % предсказания политических конфликтов и преступлений, чья очередь подойдёт через пять-семь лет. А кровь «русского мессии» навечно прилипла бы к моим рукам. Не дай, Боже!
Биография Игоря Владимировича в Википедии (русский раздел) содержит один ценный абзац, относящийся к последним минутам жизни певца. Уезжая на гастроли, Тальков клал в свою сумку маленький топорик, но третьего или четвертого октября жена Татьяна услышала обрывки телефонного разговора Игоря с неизвестным: «Вы мне угрожаете? Хорошо. Объявляете войну? Я принимаю ее. Посмотрим, кто выйдет победителем». Вместо топорика был положен газовый пистолет.
Стрельбу начал Тальков тремя выстрелами из газового пистолета, Малахов ответил двумя выстрелами в пол, поскольку ствол системы Наган был заряжен боевыми патронами. Пули срикошетили — одну извлекли из колонки, другую из стены. Третий выстрел. Никто не видел, кто стрелял. Именно его традиционно адресуют Шляфману, выхватившему из прижатой к полу руки Малахова оружие.
Двенадцатого февраля 1992 года (а убийство произошло шестого октября, четырьмя месяцами ранее) на квартиру Шляфмана пришли с обыском, и нашли рубашку со следами пороха, которая демонстративно лежала в грязном белье (как приказано, так и положено). Экспертиза подтвердила наличие в ткани микроскопических частиц пороха, что означало только одно — Шляфман стрелял из пистолета Малахова. Ему и предъявили в 1993 году окончательное обвинение.
Но был ещё один загадочный и нигде не упоминающийся, седьмой выстрел. Тот самый, из-за которого был разобран и уничтожен пистолет Малахова, и затеяна драка с применением огнестрельного оружия (пуля, извлечённая из груди Талькова не совпадала с пулями, выпущенными Малаховым).
Увы, только Википедия посмела анонимно обнародовать этот факт, ставший логическим концом постановки в «Олимпийском» (2013). Через три года этот факт из статьи «Убийство Игоря Талькова» был кем-то удалён (догадайтесь сами, кем).  Не будь этого, седьмого выстрела, Тальков остался бы жить, а это волокита длиною в три-семь месяцев по подготовке принципиально нового сценария плюс интенсивное шевеление мозгами. Работа целого отдела. И на этот раз никакого одиночки, отрабатывающего «три года крови» не было бы и в помине. Убийство звезды России № 1, каким он стал в 1991 году, поручили бы уходящим в отставку профессионалам.
В пользу седьмого выстрела говорит ряд фактов. Первый.  Шляфман закричал: «Всем стоять», затем раздался выстрел. На языке сценария убийства певца это команда снайперу открыть огонь на поражение. Шляфман стреляет Бог весть куда и одновременно по его команде снайпер. Одновременность двух выстрелов из одинаковых видов оружия создаёт иллюзию одного. Вот и вся механика убийства под руководством дирижёра Шляфмана.
Второй. Смертельный выстрел вызвал удивление медиков своим профессионализмом. Были поражены коронарные сосуды, что шансов выжить не даёт. Если бы пуля попала просто в сердце, человека можно спасти, но поражение коронарных сосудов вызывает обильное кровотечение, остановку сердца, смерть.
Вернувшись в посёлок, получил нагоняй от местного ФСБ. Те позвонили в школу и приказали «поставить на место зарвавшегося учителя». Травля не травля, а жить стало тяжелее. Мой директор, следуя «директивным указаниям» руководства ФСБ по Ивановской области, просто клал мои заявления на переаттестацию под сукно без кавычек и на моих глазах. Через год я стал умирать от хронического недоедания, а временами просто от голода.
Но новая власть в лице Ельцина не давала этим ребятам развернуться по полной (читающий эти строки сейчас поймёт — в путинской России такие манёвры учителя в Белом доме просто невозможны). А ещё через месяц, приехавшая за остатками телёнка сестра, узнав, как я съездил в город-герой Москву, рассказала мне «про прогнозирование» следующее.
— Вон у нашей (назвала фамилию) знакомой дочь вышла замуж за парня. Он в Ивановском ФСБ этим самым прогнозированием занимается. Живёт не пыльно. С утра газетки и журналы перелистывает, карандашиком чиркает, таблицы разные заполняет. Раз в месяц на стрельбище за город выезжает и получку вовремя получает. Работа спокойная. Из кабинета не выходит.
Услышав, как недостижимая для меня общественная планка легко покоряется коренным ивановцам, спросил:
— И как ему удалось такое точное попадание в яблочко?
— А у него там лапа есть волосатая. Взяли без всяких яких. Чего добру пропадать, своего посадим.
Меня словно в ледяную воду окунули. Стало холодно. Своим всё и без задержки, а с улицы просящим «три года крови». Хочешь? Пожалуйста, поможем отправиться на тот свет или, по крайней мере, вываляться в грязи по уши. Новый русский мир создавался на моих близоруких глазах только для своих и традиционно с чёрного входа.
Но и это не было точкой во всей той гнусной восьмилетней истории. В феврале 1997, придя с работы, включил только купленный корейский телик. «Вести» выплёвывают в меня короткое сообщение. В Москве раскрыта организация правого анархистского толка числом до ста человек. Задержаны, ведётся следствие.
Мне стало не по себе. Именно на это время я поставил в своей работе появление анархистских организаций в Москве численностью до ста человек. Прочитали и без всяких мучений совести чужими руками выписали себе очередное повышение. Воровство — непременный атрибут отдельных представителей государственной власти России. Последнее, о чём я писал в своей записке конца 1992 — требования федерализации Сибири и начало распада государства пришлись на лето 2014 года.
Провокатор
На Знамение (10. XII. 1993 года) в Саратовской «глуши» представился к Господу Богу Его высокопреосвященство архиепископ Саратовский и Вольский Пимен (Дмитрий Евгеньевич Хмелевский). Монаху в сане князя церкви было что скрывать в советское время от пристального взгляда компетентных органов. Корни его рода по матери, Марии Евгеньевны Львовой, уходили вглубь веков.
Род князей Львовых традиционно принадлежал к самой титулованной знати. Рюриковичи Ярославской династии были известны с конца XIII века — князь Федор Ростиславович Черный (умер в 1299 году) считается родоначальником многих княжеских родов, в том числе Векошиных и Луговских (оба рода ветви князей Львовых). В 1917 году её родственник, князь Георгий Евгеньевич Львов (1861–1925) становится главой Временного правительства (министр-председатель и одновременно министр внутренних дел).
Склонность к интриге, двойной игре привели Георгия Евгеньевича в масонскую ложу, где он быстро становится одним из самых активных участников заговора, сделавшим вакантным российский престол. После революции был арестован большевиками в Тюмени, перевезен в Екатеринбург, откуда смог бежать на Дальний Восток, и дальше за границу.
Подобная участь ждала и Марию Евгеньевну, если бы не брак с простым человеком, всю жизнь проработавшим банковским служащим в Смоленске. По линии матери Мария Евгеньевна состояла в родстве с Меландерами, а через них с Ганнибалами. Может, гены Пушкина, правнука Ганнибала, и определили артистизм личности отпрыска князей Львовых.
Будущий наместник Троице-Сергиевой лавры родился 26 сентября 1923 года. В армию не попал, был комиссован по «инвалидности», сразу оказался за линией фронта, на оккупированной гитлеровцами территории Белоруссии. Был послушником в Жировицком монастыре. Выбор — не служить в Красной армии, не оставаться на советской территории, не трудиться за скудный паёк на военном заводе, не рыть вместе с остальным мирным населением окопы, траншеи для армии, был сделан им сознательно.
Один из тысяч Рюриковичей не хотел служить своему народу, вчерашнему «быдлу» и черни. Он просто уклонился от «долга и почётной обязанности» советского гражданина защищать своё Отечество.
«Лавировать и выжидать», — всё в стиле будущего разведчика! Война закончилась — семинарист Минской духовной семинарии. Выпущен с отличием, направили в МДА — духовную академию, расположившуюся в Троице-Сергиевой лавре. Защитил кандидатскую и в 1955 году уезжает в качестве заместителя руководителя духовной миссии в Иерусалим.
Два года, и из горнила войны на Ближнем Востоке выходит профессиональный разведчик. Кстати, ту же должность и так же пару лет в молодости занимал и Сабодан, владыка Киевский. С пятидесятых годов и до конца дней Хмелевский специализируется на нещадной эксплуатации своей одарённой личности — заводит новые знакомства и поддерживает «искренней дружбой» старые.
В круг общения архимандрита, помощника наместника лавры, а вскоре и наместника, входят такие известные на весь мир художники, как Рокуэлл Кент, А. Н. Бенуа (художник сцены театра Ла Скала), И. Глазунов, А. Шилов, писавшие его портреты, писатель К. Чуковский, композитор Б. Бриттен. И это только те, которые указываются в кратких биографиях Хмелевского.
Вряд ли его личное дело, хранившееся в архиве пятого (идеологического) управления КГБ, будет когда-либо обнародовано. Одни отчёты архимандрита Пимена занимают несколько папок. Так бы и остался советский аристократ простым священником, если бы в начале лета 1964 года в лавру Святого Сергия с двумя друзьями не приехал живая легенда СССР — Ю. А. Гагарин.
Трое лётчиков были одеты в гражданку, но как не одевай Юрия Гагарина, он останется только Ю. А. Гагариным, — вокруг космонавта в минуту собралась толпа женщин, достававших из сумочек блокноты, записные книжки и просто листочки бумаги. За автографом выстроилась «советская очередь».
Вдруг в эту толчею ворвался монах и, расталкивая бабёнок, пробрался к космонавту. Убедившись, что привратник или кто-то из служек сказал ему чистую правду, запричитал:
— Ой! Да мне никто из братии не поверит, что я видел живого Гагарина.
— У меня есть открытка, правда, не советская, а иностранная, если хотите, я подпишу её вам, — ответил космонавт.
— Пройдёмте лучше ко мне, я напою вас чаем, — представившись, предложил архимандрит Пимен.
На что все трое охотно согласились. После череды рюмок и раскрепощенного застолья Пимен вызвался показать лётчикам ЦАК лавры или церковно-археологический кабинет. И, как вспоминает полковник ВВС Валентин Петров, больше всего Юрия Алексеевича поразил макет храма-памятника Христа Спасителя. Он очень долго стоял перед ним, а потом, обратившись к наместнику, спросил:
— Где этот храм находился?
— Там, где сейчас лужа — бассейн «Москва», — ответил архимандрит.
Гагарин зовёт меня, вспоминает Валентин Петров.
— Валентин, посмотри, какую красоту разрушили, — сказал Юра, заглядывая внутрь макета храма.
А через две недели состоялся Пленум ЦК КПСС, посвящённый патриотическому воспитанию советской молодёжи. Выступление Ю. А. Гагарина своим неожиданным обращением к запрещенной дореволюционной тематике вызвали ужас и оцепенение огромного зала Дворца Съездов в Кремле. Сохранились кадры кинохроники, полностью воспроизводящие выступление «первого»: «О каком патриотическом воспитании молодёжи мы можем говорить, когда взорвали Триумфальную арку — памятник воинской славы? Точно так же взорвали храм, построенный в честь победы в отечественной войне 1812 года, от него остался один макет — и душа замирает, когда на него смотришь. Поэтому у меня есть предложение от ЦК — восстановить храм Христа Спасителя».
После оцепенения зал буквально взорвался аплодисментами. Когда предложение Ю. Гагарина ставили на голосование, из президиума было сказано: «Ну, Гагарин есть Гагарин. Первое, что мы сделаем — обязательно восстановим Триумфальную арку». Её действительно восстановили, правда, не на первоначальном месте.
За заботами и спешкой уборочной «кукурузной» страды шестьдесят четвертого об июньском Пленуме скоро забыли, пока не наступил октябрь 1964 года с его печально знаменитым октябрьским Пленумом ЦК КПСС, избравшим новым секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежнева. Н. С. Хрущёв, обожавший и любивший как сына первого космонавта, стал почётным пенсионером на загородной даче с тюремным режимом.
На вершину власти взошли люди, не простившие Гагарину его ура-патриотического почина по восстановлению взорванного собора. Время «оттепели» заканчивалось — на страну опускался холод застоя серых кардиналов Брежнева — М. А. Суслова и Ю. В. Андропова.
В. Е. Семичастный, председатель КГБ, решил поощрить активные действия архимандрита Пимена по выявлению идеологического разложения лётчика-космонавта Ю. А. Гагарина. Десятого января 1965 года наместник Троице-Сергиевой лавры назначается епископом Саратовским, что было невозможно без разрешения контролирующих православную церковь органов.
С этого часа судьба «Колумба Вселенной» пошла по накатанному пути — «в нём больше не были уверены». Решение по уничтожению «первого» принималось на самом высоком уровне накануне 1968 года: опасные отклонения должны были быть «откорректированы» во время тренировочного полёта. Сменивший 18 мая 1967 года Семичастного Ю. В. Андропов был абсолютно «за».
«Мне удалось, наконец, самое главное — с помощью новейших компьютерных программ определить траекторию и параметры движения самолёта на аварийном участке полёта. Я полностью воссоздал события 37-летней давности и, считаю, нашел истинные причины катастрофы: незакрытый кем-то вентиляционный кран в кабине самолёта, в результате чего произошла разгерметизация кабины, потеря сознания экипажем. Так что причиной трагедии, судя по всему, стал пресловутый человеческий фактор — халатность кого-то из механиков, готовивших самолёт к вылету».
Этот ключевой фрагмент интервью бывшего сотрудника Государственного НИИ эксплуатации и ремонта авиационной техники ВВС России Игоря Кузнецова, входившего в 1968 году в состав комиссии по выяснению причин катастрофы самолёта МиГ-15 УТИ под командованием полковника ВВС Владимира Серёгина в 2005 году обошло все центральные газеты России, в том числе и «ТРУД» — статья Натальи Лесковой «Гагарин погиб из-за разгерметизации кабины».
Не прошло и месяца, как те же газеты под видом дискуссии стали публиковать многочисленные и пространные опровержения «специалистов», всё больше и больше напоминавшие травлю человека, дерзнувшего во всеуслышание заявить: «Гагарина убили, перекрыв в кабине кислород»! Поражало трогательное единодушие стаи «экспертов», поднятых по тревоге власть держащих, клевавших автора и клеветавших на безупречные расчеты Игоря Кузнецова.
«Наиболее вероятная причина катастрофы — выполнение резкого маневра для поворота от шара-зонда», — заявил начальник департамента по обеспечению деятельности архивного производства при Президенте РФ Александр Степанов в 2010 году.
И совсем недавно космонавт № 2 СССР Герман Титов «по поручению» сделал «сенсационное сообщение». В тот злополучный день, 27 марта 1968 года, был несанкционированный подъем истребителя с рядом находящегося военного аэродрома. Именно эта «кремлёвская утка» и столкнулась с МиГ-15 УТИ. Г. Титов очень просил, не трогайте этого лётчика, ему за восемьдесят, у него рак в завершающей стадии, сейчас он в военном госпитале, фамилии не назову.
Все эти и подобные им заявления являются картинками версий расследования госкомиссии в 1968 году и не нашедших своего подтверждения в процессе изучения всех обстоятельств гибели экипажа-двойки.
Прошло пять лет после первой публикации расследования Игоря Кузнецова и 8 января 2010 года газета The Daily Telegraph вновь вернулась к этой нашумевшей теме По мнению исследователя, виновным в открытом вентиляционном кране мог быть пилот, управлявший бортом за несколько дней до катастрофы. Это вызвало гипоксию (недостаток кислорода в тканях) вследствие понижения давления в кабине, что в психологическом плане мгновенно приводит к панической реакции на разгерметизацию.
«Забыл, халатность, случайность» в сегодняшней России другие формулировки невозможны, иначе последует юридически грамотно оформленное обвинение власть предержащих в клевете, что уголовно наказуемо. Вот и мыкается исследователь гибели Гагарина в неком идиоматическом страховом полисе от рождения склеротиков и тихих маразматиков.
А архимандрит, епископ, архиепископ Пимен прожил долгую и удивительную жизнь. Целых двадцать пять лет после гибели космонавта, подарившего ему открытку с автографом и посох епископа. За что бы ни брался владыка, всё у него получалось. Открывались закрытые храмы, ремонтировались и реставрировались старые. Это в «сусловские» семидесятые.
И не местный, саратовский уполномоченный по делам религии давал своё «добро». За разрешением конфликтов на местном уровне Хмелевский ездил в Москву. Очень часто после таких визитов и хлопот с уполномоченного и партийных властей лился холодный пот — в очередной раз их запрет отменялся столичными властями.
Секрет успехов владык, подобных Хмелевскому и Ридигеру, объяснялся просто — они охотно сотрудничали с КГБ, ни в чём им не отказывая. Его так и прозвали в Москве — «пластиночный епископ». 3 600 пластинок, в основном опера и классика, и море автографов оперных звёзд и див на обложках этой уникальной фонотеки.
Второго мая 1970 года у саратовского владыки венчались Мстислав Ростропович и Галина Вишневская. Позже крестилась актриса Ирина Муравьёва, приезжали столичные писатели, художники, поэты. Чем и как дышала столичная интеллигенция в Москве, на Лубянке, узнавали из безупречных донесений владыки Пимена.
1994
Жуткий год. С каждым месяцем к получке прибавлялись сотни и тысячи, но купить на них килограмм настоящего сыра, колбасы и сливочного масла по ГОСТу было невозможно, на прилавки навалилась эра-суррогат: датский подсоленный спред (чтобы не портился годами), жевательные конфеты МАМВА, сляпанные на Барбадосе, печёночный паштет из Венгрии на основе просроченной американской печёнки, где она традиционно считается отходами пищевой промышленности и является основой для производства кошачьих консервов, шипучка и газировка с десятью процентами спирта и фруктовой эссенцией вместо виноградного игристого, в бывшем СССР называвшегося «Советским шампанским» с тремя, а то и пятью годами выдержки.
Но самые страшные заменители появились там, где их никто не ожидал увидеть — на ниве духовной. Моим первым храмом была церковь Всех Святых на Армянском кладбище Кишинёва (РПЦ МП). Я пришёл туда однажды вечером 26 октября 1985 года. На Иверскую. Тогда я ничего этого не мог знать, как и того, что в этот храм ходила моя крёстная мать и была она во главе церковной двадцатки.
После третьей службы в храме на кладбище за мной привязалась какая-та вёрткая бабуся семидесяти лет и жизнь счастливого студента покатилась кувырком. Придя вновь на службу, я увидел нешуточную злобу и ненависть в глазах священника и понял всё. За четыре с половиной года мытарств по церквям Кишинёва меня ни разу не исповедовали и не причастили. Священники отворачивались от меня и я стал выбирать такое время, когда там не было служб. Регистрация дамокловым мечом висела над клиром, а я почувствовал слежку в институте.
После семидесяти четырёх лет гонений стали открываться, казалось бы, навсегда закрытые церкви и монастыри. В девяностом за каменную ограду N-кого монастыря приехало несколько человек, три-пять лет назад постриженных в монахи. Обычные сельские и городские парни без какого-либо серьёзного образования, культурного и духовного опыта.
Очень скоро в маленьком вагончике, где поселились первые после закрытия монастыря насельники, вспыхнул пожар нестроений, а говоря по-простому, бунт против старшего экспедиции. Эконом экспедиции, видя всю шаткость только духовной жизни — молитва за ближнего, чётки, полуголодный быт — изгнал «духовное» (одним духом монастырь не поднять) начальство — иеромонаха N. И воцарился сам вместо «изгнанного правды ради». Назначение задним числом местного владыки носило формальный характер.
С этого дня жизнь возрождающегося северного монастыря пошла не по пути внутреннего делания, направленного на войну с собственными страстями, а по пути хозяйственного подъёма внутри монастырской жизни. Новый наместник знал что делать.
«Россия будет произрастать Сибирью», — вслед за М. Ломоносовым сказал новый игумен и поехал к нефтяникам Западной Сибири с «деловым предложением» — мы, насельники N-кого монастыря будем поминать вас на службах церковных, неумолкаемой псалтыри, в келейных молитвах, а вы, господа хорошие, платите деньги монастырю, иначе нам долго его поднимать. Да и вас Господь Бог за такую милостыню не оставит.
В те полуголодные и неспокойные девяностые загнанные в тупик россияне чего только не продавали. Юные россиянки принародно выставляли на Тверском свою девственность. Монахи с голодного русского Севера загнали молитву. И за весьма круглые, регулярно поступающие на счет монастыря суммы, принялись «молиться» за целую нефтяную корпорацию.
Монастырь стал расти как на дрожжах, появилась техника, легковушка и джип. Чтобы показать свою духовность, мол, мы не прилепляемся к дорогой технике, машины стали бить и уродовать со смехом и весельем. Глядите все, какие мы бесстрастные. А для весёлости была причина.
Наместник стал хорошо кормить братию, отстроив заново большую столовую (трапезную) и напичканную итальянским оборудованием кухню. Все по уставу монастырскому, но с переменой блюд и сытно плюс свежие овощи. На Пасху, праздники великие пиво и торты, красная рыба. Ну как тут не порезвиться и не пустить вразнос совсем новую, но уже не на что похожую «Ниву», «Ладу» или «Газ».
— И не жалко? — спросил я выскочившего с машины монаха-шофёра.
— А, новую купим, чё её жалеть, — и, пнув кирзою дверь, побежал к братскому корпусу.
Так жизнерадостно, год за годом, шла жизнь и духовный рост молодых антониев и феодосиев, пока север Руси не посетил климатический …..ц.
Погоду здравомыслящие люди никогда не относили к тем женщинам, которых можно, хотя бы изредка, понять. Особенно в России, да еще по весне. Этот рак мозгов с неоперабельной и поэтому неостановимой течкой в течении трех месяцев с конца апреля по восемнадцатое июля 1994 года с благодарностью приняли далеко не все.
Первыми взбунтовались гадюки. Как им больно было мокрыми брюхами елозить по ледяной и мёртвой грязюке, они не стали никому объяснять, просто поползли из лесного карцера ближе к двуногим и нетрезвым тварям. К теплу.
— Николай Евгеньевич, гадюка ползет, — сказал я, обмякнув и прислонившись к фабричной стене. Каждый раз, когда мне приходилось видеть этих тварей вблизи, рефлекторный ужас буквально парализовал меня, городского жителя, привыкшего к добрым и спокойным ужам, живших в мелководном Кальчике.
— А ну, держи коляску, — директор школы поглядел на безмятежно спящую внучку и, схватив хворостину, побежал к гадюке.
Два-три удара по голове и гад словно околел. Наклонившись, Николай Евгеньевич, схватил толстенную и длиннющую гадюку за хвост, и размахивая ей как пращой, отправил черную ленту прямиком на помойку. Больше мы её не видели.
Вслед за гадюками на посёлок посыпались отяжелевшие от влаги свинцовые тучи. Возвращаясь со школы домой, я стал свидетелем странного и подымающего волосы дыбом зрелища — бесформенные клочья туч опускались все ниже и ниже, пока одна из них не села всей своей массой на фонарный столб, и он не стал исчезать, как ёжик в тумане.
Ледяные дожди превратили мир вокруг в «кошмар на улице вязов» и только ядовитая зелень травы, ушедшая под воду, чувствовала себя превосходно.
В 1993 году среди насельников быстро возрождающегося N-монастыря стали закипать споры — на кого, прежде всего, обратить взоры православных миссионеров? На взрослых, молодёжь, детей? Старики вылетели из списка первыми — как только они видели монаха в кирзовых ботфортах, рожи их выгибало дугой.
Может быть, поэтому скоро в монастыре появилась пара подростков. Их привезла на перевоспитание предпринимательница из областного центра. Разумеется, не безвозмездно, она дала на год несколько сот долларов и дети прекрасно об этом знали. С самого начала воспитательная процедура не заладилась. Деткам, привыкшим к бодуну и травке, было от чего рёхаться каждый день. Очень ранний подъём, без курева, без разогрева и даже пивка, трудотерапия под видом какого-то послушания то в поле, то ещё дальше.
Кончилась вся эта затея с наступлением очередного ледникового периода губернского масштаба. Дождь со снегом и ледком подтолкнул подростков на побег из стен гостеприимного монастыря. Но какой побег без копейки денег. Чужого нам не надо — отдайте мамино. На этой мажорно-героической ноте их и застукали. Поскольку не спускали глаз.
Всё произошло в считанные мгновения. Нет ничего стремительнее падения монаха. Зачастую последствия падения преследуют его до конца дней.
Как рассказали мне послушники, подростков выволокли на тесный монастырский двор и забили кирзой. Пять-шесть монахов во главе с наместником в дорогих туфлях за семь-восемь минут стали уголовниками. Сын предпринимательницы умер сразу. Друг стал полным калекой. И даже не знаю, жив ли он сейчас. Они просили пощады, но их никто не услышал.
У этих бесконечных монастырских историй кровавые концы всегда хорошо утоплены в воду. После щедрой мзды освидетельствование милиции установило самоубийство одного из двух воспитанников. Мол, между ними вспыхнула ссора, один избил другого, тот пошёл и повесился. Недосмотрели. Квалификация уголовного преступления меняется на административное правонарушение.
В первые годы монастыря сбоку келий вырос уютный домик для гостей. Содом и Гоморра шли бок о бок с монастырской размеренной жизнью. В том домике многие дела улаживались подвигами местного начальства, терзавших проигранных в карты заезжих красоток и подставленных кем-то девчонок из близ лежащего нищего городка. Так у монастыря появилась земля: угодья, лес, река, пасека...
Монахов в тот дом не пускали. Они озоровали ночью по селу, когда мужики сутками пропадали в поле. Приехав в гости, наслушался воплей и стонов от молодых соседок родни. К тем ломились среди ночи, задрав рясы и выставив половой орган на всеобщее обозрение:
— Хочу тебя!
— Я думала, муж с посевной приехал. Открыла на стук, а на пороге стоит бородатый мужик, рясу задрал, без штанов в сапогах. Я от ужаса как заору и на дверь навалилась. Хорошо, муж цепочку на дверь поставил, а так бы изнасиловал прямо на крыльце. Насилу заперла.
На этом фоне подвижничества начался буквально астрономический взлёт карьеры наместника северного русского монастыря. Он продолжается и поныне, не будем ему мешать. Православным гимназиям, приютам и попечительствам нет числа. Катехизис с поддержки местных и федеральных властей стал альфой и омегой воспитания юного поколения.
И что самое главное, судьба невольного детоубийцы (с кем не бывает, погорячился) пересечётся спустя много лет с судьбой храма Христа Спасителя.
Так незаметно пришёл и мой черёд. Жизнь любого монастыря основана на уставе монастырской жизни, написанного ещё в IV веке Пахомием Великим (292–346), послушании настоятелю, участием в общих монастырских работах, келейном правиле (одних поклонов или метаний 500 в день) и, что хорошо для нас, служении ближнему. А этот ближний чаще всего безголов, слеп и глух при сто процентном зрении и абсолютном слухе.
К таковым экземплярам редкостных идиотов в 1994 году относились 99999 человек из ста тысяч, посещавших монастыри и задававших свои глупые вопросы совсем ещё неопытным монахам-батюшкам.
— Отец Варфоломей! Как к этому относиться? — чтобы привлечь внимание своего духовника, задал вопрос настоятелю собора близлежащего городка.
— Был выпускной вечер в моем университете. Третье июля девяносто второго года. Назвали мою фамилию получать диплом, мои дружки запели: «Боже, царя храни!» Как к этому относиться? — повторил свой вопрос.
На моих глазах с отцом настоятелем произошла разительная перемена. О, каких только мыслей и эмоций не выражало лицо настоятеля собора! «Царь? Не царь? Самозванец? Помазанник Божий? Душевнобольной? Наследник царского престола? Проходимец и аферист? Все вместе взятое? Ой, не знаю»!
Противоречивые чувства сменяли одно другим — постриженик Сергиевой лавры оценивал полученную информацию по единственно известному ему критерию «можно сдать, нельзя — исповедь». И когда иеромонах, наконец, понял, что таинство исповеди нас не связывает, придушенно-смиренным тоном выдал:
— Монархия, царь даются свыше волею Божией. Это дело не человеческое, а Божие, этой темы не касайтесь, без вас разберутся.
Спустя девять месяцев, 1 ноября 1994 года, полностью здоровый учитель истории средней школа Колобова не смог встать с постели. Навалилась такая слабость, что руку протянуть к стакану с водой не было сил. Через месяц первая срочная госпитализация. «Язва» при полном отсутствии язв. Врач на эндоскопии желудка констатировал:
— Стенки желудка и двенадцатиперстной кишки сморщены, гиперемия, спазм нижнего и верхнего сфинктера, тёмные пятна и эрозии по всей площади стенок кишки.
Праведной жизни отец Иоанн Крестьянкин очень точно выразился по этому парадоксу духовной жизни новорусских общежительных монастырей: «Да какие вы монахи. Вы просто хорошие ребята». Хорошие до тех пор, пока не прикоснутся к тебе.
Шестнадцатого сентября 1994 года Спорткомитет РФ издал приказ о ликвидации бассейна. В этот день, тёплый и солнечный, на семнадцать лет раньше я потерял отца, шестнадцатого мая — дядьку, который меня очень любил.
«Решаю подписывать чертежи сам. Вызвал всех сотрудников и говорю: «Чтобы арматура вся была в два раза толще и в два раза чаще». Строители потом жаловались: «У нас вибратор, которым уплотняют бетон, не проходит сквозь арматуру». Позже нашли инженера-конструктора: пришел Вячеслав Фадеев — очень хороший специалист. Постфактум перерасчитали конструкции: запас прочности у храма огромный. Даже, если самолет пассажирский упадет — не рухнет».  Так рассказывал об избытке всего на строительстве собора главный архитектор проекта, гендиректор института «Моспроект-2» Михаил Михайлович Посохин-младший, сын легендарного Михаила Васильевича Посохина, главного архитектора Москвы в 50–70 годы XX века. Отец строил Дом на площади Восстания («Дом на набережной») и проспект Мира, сын восстанавливал храм Христа Спасителя.
К концу года весь бассейн «Москва» был снесён. Фундамент возводить нужды не было. Он был полностью готов к концу тридцатых годов, просто засыпан землей. И, конечно же, был рассчитан не на игрушечный храм, а по-настоящему грандиозный Дворец Советов, построить который помешала то ли война, то ли неизъяснимый промысел Божий.
Не знаю, плакать ли, смеяться, но когда сильным мира сего взбрело в голову построить в Москве храм в честь победы русских над масонской Францией, первый «архитектор»-масон Витберг понёсся сломя голову под благословение. Конечно, не к святителю или духовному батюшке, а к своему «святому», иконе масонского стиля для всех масонов России.
Этим «святым» был первый русский просветитель XVIII века Н. И. Новиков, живший в Авдотьине. Тот «благословил». Всё это было незадолго до смерти Новикова в 1818 году.  А дальше произошло следующее. Народные и казённые деньги (больше 15 миллионов рублей) разворовали, от стройки на Воробьёвых горах остался «нулевой цикл», художника Карла Витберга обвинили в растрате и сослали в Вятку.
Новый храм начали строить на месте Алексеевского стародевичьего монастыря. Первый женский монастырь на территории Москвы основан в XIV веке святителем Алексием (Бяконт). По преданию, игуменья монастыря, возмутившись переездом в Красное село (станция метро «Красносельская»), прокляла эту стройку и предрекла, что долго этот храм не простоит. Так оно и вышло. Второй храм строился за казённый счёт, а последний, уже при Ельцине, вновь за «народные деньги».
С самого начала строительства власти Москвы, да и сам Патриарх Алексий II откровенно лгали, что вся стройка ведётся не на бюджетные средства, а на народные пожертвования. Но эти «народные деньги» как раз и представляли из себя средства, конкретно не дошедшие до приходной части сводного бюджета РФ. Хронически пустого. Храм строили ударными темпами, Россия дефолтировала ему в след — 17 августа 1998 года.
Экономику ломали, львиная доля средств выводилась за рубеж, а крохи шли на «меценатство». Знающие люди говорили, что деньги «на храм» выносили из иномарок мешками. Это были конкретно неоплаченные налоги, «нал» за проданное на металлолом оборудование фабрик и заводов, воинских частей при 15–17 долларов за баррель нефти вместо 100 $.
Средства, правдами и неправдами попадавшие на счёт Фонда возрождения Москвы, на самом деле были конкретными медикаментами для диабетиков и онкобольных, пособиями для инвалидов и многодетных семей. Умирали больные в реанимациях — им ставили болтанки болтушки из димедрола и воды, голодали дети и заключённые. Этот голод я видел в глазах своих учеников все три года работы в школе. И только поэтому директор ежедневно проверял, чтобы хлеб, соль и горчица постоянно стояли на столах в школьной столовой. К концу уроков от чёрного хлеба не оставалось и крошки.
Огромные суммы с самого начала разворовывались, как и при сборе средств на строительство первого храма при императоре Александре I. Лгал и император Николай I, официально повелевший возводить и украшать собор только за счет недр Российской империи. Посохин-младший раскопал приходные ведомости и бухгалтерские книги 40–70 годов XIX века — в них черным по белому: выдать 30 тысяч золотых за бельгийский мрамор.
В отрывном «Русском календаре» за 1995 год эта теза «храм Христа Спасителя строился только из отечественных лучших материалов» не подвергается сомнению. Но на то он и «православный» Костромской календарь.
Валечка Тихомирова
Это удивительно тихий и кроткий ребёнок тринадцати лет от роду был любимицей всех без исключения учителей средней школы Колобова Шуйского района Ивановской области. За что её любили? За кристально чистый родник живой души, редкостный в эпоху русской «Santa-Barbara», прокладок «Carefree» и водки «Zver». Слабенькая и худенькая Валя не отличалась крепким здоровьем, не блистала способностями, но в её темных глазах жила такая доброта и сердечность, что не любить её было невозможно.
В тот злополучный декабрьский день шёл обычный урок физкультуры. Нужно было сделать по очереди, на оценку, выход на козле. Называется он «опорный прыжок». Прыгнула и Валя. Раздался сухой треск, и ученица оказалась на полу. Лицо, всегда бледное от хронического недоедания, после болевого шока буквально омертвело и стало запредельно белого, мучного цвета. Спортивный зал, наполненный учениками, враз притих и впал в оцепенение.
Подхваченная на руки учителем физкультуры, вмиг посиневшего от испуга, она не издавала ни единого звука.
— Сейчас, Валенька, сейчас, — бормотал Сергей Борисович Шаров, обалдело глядя на висевшие, как перчатки, кисти рук.
Лучевые кости, не выдержав нагрузки, с хрустом разломились пополам и теперь окровавленными остриями торчали перед глазами ребёнка, и только сухожилия удерживали на весу части рук и кисти мученицы.
Крепче прижав к себе Валентину, Шаров раздетым вылетел на мороз и прямиком побежал к поселковой больнице.
— Сейчас, Валенька, сейчас, — продолжал повторять одну и ту же фразу плачущий на бегу Шаров.
Появление учителя физкультуры с искалеченной девочкой в приёмном отделении обдало волной ужаса много чего повидавших врачей. Ученицу тут же отправили скорой в районную больницу — операция, гипс.
Горе и слёзы принесла эта благочестивая стройка посреди передела девяностых (операция «продать Родину»). Вымытый постоянным недоеданием кальций миллионов подростков, детей и младенцев России стал тем цементом, который вгоняли вибраторами в плоть собора строители, согнанные нуждой со всех окраин бывшего СССР.
— Валечка, руки болят? — месяц спустя спросил девочку, сидевшую на первой парте с загипсованными по локоть руками.
— Нет, Олег Степанович. Они зажили и совсем не болят, — своим ласковым голосом ответил мне этот кроткий ангел.
— Как много вы получаете, — однажды сказала Валя, глядя на пачку вконец обесценившихся денег в моей руке, — Сколько же шоколадок можно купить на эти деньжищи…
Перехватив её голодный взгляд, я только и сказал:
— Валь, посиди здесь минутку, не все ещё собрались на кружок, хорошо?
А сам кубарем, через три ступеньки, скатился на первый этаж, в столовую, где эти шоколадки «активно» продавались с жуткой наценкой.
— Держи, Валь. У меня как раз одна завалялась, — говорю ей, — И прячь скорее в портфель, сейчас остальные придут, начнём крутить диафильмы.
Вскоре я и сам разболелся от постоянных стрессов и недоедания, хотя и работал на полторы ставки. Сейчас это выглядит смешным и неправдоподобным, но не пьющий и не курящий учитель не мог порою по десять дней купить буханку чёрного хлеба — «все деньжищи» уходили на лекарства и поездки по воскресным дням на литургию в город, расположенный в 20-ти километрах от посёлка. Так и ел без хлеба, что Бог пошлёт, стесняясь просить у родных.
После третьей госпитализации, не дождавшись получения российского гражданства (представление губернатору было назначено на 19 июля 1995 года), с почти сорокоградусной температурой и гноем в почках, уехал домой.
Теперь все новости из Колобова я узнавал от своей тёти, Ангелины Фёдоровны. Лето 1996 года в посёлке выдалось особенно голодным. Фабрика по три месяца стояла, заказов не было, и талант её директора Осипова заключать контракты то в Венгрии, то ещё дальше, дал осечку. В конце августа к Ангелине Фёдоровне пришла с дальнего конца посёлка её знакомая, мать двоих детей. Вся в слезах, расплакалась и попросила взаймы стакан сахарного песка.
— Дети хотят сладкого, дома ни копейки. Залезли оба в силосную яму, отжали силос и стали есть. Я как увидала, закричала: «Что ж вы творите? Это только скотина ест». А они глядят на меня снизу и кричат: «Мама, оно сладкое. Мы сладкого хотим».
У меня, пишет Ангелина Фёдоровна, волосы на голове дыбом встали от такого. Схватила с полки банку варенья, насыпала ей сахара и говорю:
— Что ты, это же детям. Бери так. У нас его много. Геннадий (муж) не ест, а у меня диабет, всё на ксилите. Бери.
Так описывала повседневную жизнь фабричного посёлка моя добрейшая тётя.
На сегодня всё, что было создано в ходе пятилетнего строительства кафедрального собора столицы, управляется Фондом храма Христа Спасителя. Возглавляет его с первых дней существования некий Василий Поддевалин, бывший сотрудник хозяйственного управления администрации Президента РФ. Ещё до начала стройки вошёл в доверие и президента, и патриарха, ему дали «добро» на контроль за всеми денежными потоками (9 миллионов благотворителей и жертвователей в девяностых годах, не считая бюджетных средств, «зелёными крымскими человечками» пробравшимися в собор).
«Фонд храма Христа Спасителя — это светская организация, управляемая Поддевалиным и его семьёй. Сам глава семейства является единственным распорядителем всего имущества этого храмового комплекса. Он фактически превратил помещения храмового комплекса в бизнес-центр. Если вы знаете, там химчистка, автомойки, прачечные под алтарём, там есть фирма, торгующая морепродуктами. Всего более пятнадцати организаций. Из них официально имеют оформленные договора аренды только семь. Храм Христа Спасителя превратили в бизнес-центр, где торговля низкопробным арабским золотом, матрёшками, сувенирами на религиозную тематику не подчиняется законам Российского государства. А когда мы об этом заявили, нас обвинили в клевете», — рассказал в интервью «Новой газете» Михаил Аншаков, председатель Общества защиты прав потребителей.
В ходе проверки его организацией жалоб потребителей на отказ возвратить деньги за сувенир — яйцо Фаберже до 160 тысяч рублей или колечко с непонятной арабской вязью, выяснилось, что виновная сторона мотивировала это тем, что всё освящено, то есть обрызгано святой водой (это может делать любой крещёный, прочитав молитву на освящение вещи и окропив её водой), а значит и возврату не подлежат.
Очень эффективный приём при продаже побрякушек аборигенам. Нигде больше в Москве это не пройдёт, кроме как под сводами давящего на воображение главного собора России. Люди почему-то уверены, что в помещении храма их не обдерут до нитки.
А если и «обдерут», то Богу, на храм. Уверенностью пользуются и грабят, рядясь в православную униформу (платочки и длинные юбки). Объём продаж золотых изделий в такой торговой точке на территории храма достигает несколько сотен тысяч рублей в день, а в праздники и того больше.
На религиозные нужды используется менее 7 % территории храмового комплекса, а сам он принадлежит московской мэрии, или Моссовету. Объём ежегодных дотаций на содержание бизнеса Поддевалина и его семьи составляет астрономические суммы, и каждые два года увеличивается на 340 миллионов рублей.
На таком не афишируемом фоне затрат на содержание религиозного комплекса, «катастрофические расходы» на содержание и ремонт бассейна «Москва» выглядят просто смешными. Этот храм безоглядно пожирает содержание десяти бассейнов «Москва» в самых худших, неэкономичных режимах поставок воды, электроэнергии, санобработки, расходов на ремонт и выплаты зарплат рабочим. При практически бесплатных билетах и талонах для посетителей водного праздника.
Была ли хоть капля здравого смысла в самой идее восстановления этого памятника? Как правило, русские власти сначала что-либо делают, а потом говорят словами знакового чиновника Газпрома Виктора Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!» Или молчат как рыбы, ища врагов среди оппонентов.
1997
Февраль 1997 года. «Только что, — вещал диктор русских «Вестей», — бригада молдавских высотников успешно провела операцию крепления купола храма Христа Спасителя, поднятого в воздух вертолётами МЧС России. Время, за которое крепили купол огромными гайками, составило всего девять минут».
Тут я вспомнил всё — раскалённую маревом главную улицу Кишинёва, стройные ряды колонн строителей, согнанных народным фронтом Молдовы на марш протеста против русских оккупантов. Ежедневная профанация 1990 года: серьёзные, даже суровые лица молдаван, враз прозревших и увидевших лицом к лицу своих врагов и кровопийц, встала перед моими глазами.
Но видно, Бог что-то не так понял и вместо оккупантов в девяносто втором отправил ежедневно орущих свой главный лозунг: «Чемодан! Вокзал! Россия!», на стройки высоток Москвы. Бегали они мимо храма-памятника в честь Рождества Христова, тогда ещё закрытого, посвящённого победе русского оружия в русско-турецкой войне 1806–1812 годов, мимо арки Победы, по центру города, столицы Молдовы.
И на точно такой же храм-памятник, посвященный победе в Отечественной войне 1812 года русского народа против Наполеона («нашествие двунадесяти языков») угодили вместе с львовскими бригадами строителей. Их желание исполнилось — и чемодан, и вокзал, и Россия, и центр города, и столица, и батраки на чужбине.
Седьмого сентября этого же года Святейший освятил стены строящегося собора. Немногим ранее сотрудник Государственного архива Эстонии Индрек Юрьё (Indrek Iurio, 1956–2009), разбирая архивы эстонского КГБ, захваченные при штурме здания таллиннского управления в 1991 году, натолкнулся на папку, содержание которой до конца дней испортила жизнь патриарху Алексию II. Точнее, «Отчет об агентурно-оперативной работе КГБ при Совете Министров Эстонской ССР за 1958 год» от 27. 04. 1983 года, информационное дело № 994, архив 5 отделения. Папка «Совершенно секретно» эк. 2. Серия «К». Подзаголовок «Состояние агентурно-оперативной работы по пресечению враждебной деятельности церковников и сектантов».
С помощью эстонского журналиста Томаса Маттеона небольшой отрывок из этого дела попал в прессу и наделал немало шума. Вот он.
«Агент «Дроздов», священник, 1929-го года рождения, с высшим образованием, кандидат богословия. Завербован 28. 02. 1958-го года на патриотических чувствах для выявления и разработки антисоветского элемента из числа православного духовенства… При вербовке учитывалось в будущем (после закрепления на практической работе) выдвижение его через имеющиеся возможности на пост епископа Таллиннского и Эстонского». И далее.
«За период сотрудничества с органами КГБ «Дроздов» зарекомендовал себя с положительной стороны, в явках аккуратен, энергичный, общительный… К выполнению наших заданий относится с желанием и уже представил ряд заслуживающих внимания материалов, по которым проводится документация преступной деятельности члена правления Иыхвинской православной церкви… После закрепления агента на практической работе… намечаем так же использование его в наших интересах путём направления в капиталистические государства в составе церковных делегаций».
В папке находились донесения агента «Дроздова», написанные им собственноручно. Почерковедческую или графологическую экспертизу проводили на родине Шерлока Холмса по двум причинам — англичане не взяли денег и традиционно являются мировыми лидерами в области криминалистики.
Сравнив образцы подчерка патриарха в 90 годах и донесения агента «Дроздова» за 1958 год, эксперты пришли к выводу, что все образцы эпистолярного жанра написаны рукой одного человека — патриарха Алексия II. Разразился жуткий скандал. Десятки статей о связях Патриарха с КГБ в самых солидных западных изданиях, которые никогда не отважатся напечатать непроверенную информацию.
В 1953 году выпускник Ленинградской духовной Академии (ЛДА) стал кандидатом богословия за курсовое сочинение «Митрополит Московский Филарет (Дроздов) как догматист». Этим выпускником, досрочно и с отличием окончившим академию, был священник Алексей Михайлович Ридигер.
Как известно, строителем первого храма Христа Спасителя был митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов), человек редких дарований, написавший, ставший знаменитым, ответ А. С. Пушкину на его строки, полные отчаяния:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана? —

— Не напрасно, не случайно
Жизнь судьбою мне дана:
Не без правды ею тайно
На печаль осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из тёмных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал,
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум —
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светлый ум!
В благодарность Пушкин написал святителю строки:
«И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт».
«Стансы»
За шесть лет до смерти именно митрополит Московский Филарет написал текст Манифеста на освобождение крепостных крестьян, а просил его об этом лично император Александр II Освободитель. «Никто лучше Филарета не напишет», — сказал он.
Видимо, только силою Божиих судеб, завербованный 28. 02. 1958 года священник получил агентурную кличку «Дроздов». Удивительно и то, что от его вербовки (к которой сотрудники КГБ долго и тщательно готовились, изучив от корки до корки всю его короткую жизнь, включая и дипломную работу) и до закрытия бассейна «Москва» прошло ровно 33 года и шесть месяцев — а это возраст плотника Иисуса из Назарета.
И кому, как не агенту «Дроздову» было восстанавливать храм Христа Спасителя, если первый храм строил митрополит Московский Филарет (Дроздов). Начало и конец какого-либо дела должны обязательно совпадать. В кавычках или без, это уже не важно.
Как и сама смерть первосвятителя Московского и Всея Руси Алексия II, наступившая рано утром пятого декабря 2008 года на патриаршей даче в Переделкино.
Не знаю, кто принёс смерть графу Ридигеру, а смерть главному храму страны принёс нажатием ручки «адской машинки» нарком СССР Каганович пятого декабря 1931 года. Очевидцы говорили, что храм как бы нехотя поднялся в воздух и рассыпался на мелкие куски. Москвичи тут же сочинили присказку: «Был храм, потом — хлам, а теперь — срам», которую, впрочем, очень быстро забыли. Как и забыли патриарха, восстановившего бетонно-мраморного исполина и умершего в день разрушения первого храма.
• 5. 12. 1931 года — взорван храм.
• 05. 12. 1990 года — установлен закладной камень на месте восстановления собора.
• 5. 12. 2008 года — смерть святейшего. Начало и конец.
Мистически, судьба двух людей, взявшихся за восстановление собора, была не только связана, но и похожа. Духовная и светская власть. Симфония, синергия двух воль.
Немногим ранее патриарха, 23 апреля 2007 года умер первый Президент РФ Б. Н. Ельцин. Незадолго до своей смерти он просил официальные власти дать ему разрешение на эвтаназию, то есть на укол, несущий искусственную смерть. Уже не было сил мучиться от хронических болячек. И как всегда, вмешался патриарх Алексий II. Ельцин умер своей смертью.
День этот в 1985 году перевернул жизнь не только Борису Николаевичу, но и всей стране Советов. 23 апреля 1985 года в г. Москве состоялся Пленум ЦК КПСС, взявший «курс на перестройку и ускорение». Одним из главных инициаторов «нового курса» был первый секретарь Свердловского обкома партии, бывший строитель, ставший первым оппозиционером и тараном, разрушившим СССР.
23 апреля 1985 года — 23 апреля 2007 года. Начало и конец.
Свердловск ; Москва ; Оппозиция ; Кремль ; Собор Христа, отпевание.
Правда, отпели первого Президента России самым странным и непонятным для современников образом. Вместо общеупотребительного «раб Божий» звучало «новопреставленного первого Президента России Бориса Николаевича». Патриарх из-за серьёзного недомогания не участвовал, отпевал Бориса Николаевича будущий Патриарх Московский Кирилл. Наверное, другой формы обращения при отпевании и быть не могло — по своим убеждениям Ельцин не был, да и не хотел быть рабом по вере в Распятого. Он жил и умер закоренелым атеистом, прося для себя эвтаназии. Церковь для него была одним из средств политической борьбы и он очень преуспел, выжимая из неё максимальные политические дивиденды. В условиях новой политической эпохи таких дядечек и тётечек, приезжавших в храмы на чёрных бронированных лимузинах, стали называть «подсвечниками», наверное, по аналогии с «чайниками». Странный всё же у этих двоих был союз — союз «агента Дроздова», вынужденного поднимать разрушенный собор, построенный настоящим Дроздовым и строителя, развалившего ипатьевский дом, а затем и дом Советов — СССР.
2012
От тюрьмы и от сумы не зарекайся. 21 февраля смелые девочки (смелые по очень понятным причинам) из PUSSY RIOT (женская панк-группа) на солее храма Христа Спасителя, повернувшись спиной к алтарю, спели очень нелицеприятную песню «Богородица, Путина прогони». В этот день православная церковь вспоминает память великомученика Фёдора Стратилата, спевшего победную песнь над грехами и немощами человеческими самому Христу. Великий святой. Его именем названа одна из самых почитаемых на Руси икон Божией Матери — Фёдоровская.
В день её обретения в Костроме масса очевидцев видела ходившего рядом с собором великого мужа в доспехах. На руках его была икона Божией Матери, а в соборе, посвящённом великомученику Фёдору, стояла очень похожая на него икона. Решили, что это и был сам великомученик.
Но ничего этого девицы из PUSSY RIOT не знали, да и знать не хотят. Я не буду приводить ни слов из этой песни, ни сам её текст. В нём много правды, но одели её в столь обидную для властей и прихожан православных храмов форму, что приговор в два года лишения свободы никого не удивил.
Летом того же года в Тронном зале, что внизу собора прошёл чин наречения во епископа старого русского городка героя забоя двух подростков. Как говорится, нашла награда героя. Стоило только ради этого поднимать из небытия стены разрушенного гиганта, чтобы множить неутолённый голод по правде Божией.
Через девятнадцать лет, потеряв жильё и став беженцами, вдвоём с мамой, чудом свыше подняв нехитрые пожитки «переселенцев», приехали в посёлок моей голодной «ельцинской» молодости, где я проработал три года после университета. Приехали накануне выборов губернатора Ивановской области. Четырнадцатого сентября они состоялись.
Желание принять участие в выборах изъявило аж 28 % избирателей. В моём родном Мариуполе под угрозами и запугиванием с противоборствующей стороны в выборах Президента Украины приняли участие 20 %, а двумя неделями раньше за ДНР от силы 4 %. Почти все голосовали за Тигипко, надеясь на мир. Было это 25 мая 2014 года. Сколько же выборщиков придёт на выборы в России, если её терзать так, как терзают сейчас Донбасс? Уверен, только два волшебных русских слова — они всем хорошо известны.
«В условиях внешнего давления очень многое зависит от внутреннего состояния нашего общества. Лидеру нашей страны — Владимиру Владимировичу Путину нужна поддержка всех жителей российских регионов.
Такая же поддержка нужна всем уровням нашей власти. А власть формируется на выборах. И по нашей активности в выборном процессе будут судить о сплочённости нации внутри страны, и за её пределами».  — Павел Алексеевич Коньков, провластный кандидат, победивший на этих выборах. Страшно, когда в мирное время плюёт на свою же местную власть 72 % избирателей. С чего бы это?
На последней странице той, уже всеми забытой газеты располагается «Ивановский сонник». В центре «сонного материала» крупным жирным шрифтом набран текст: «Вы дочитали нас до последней страницы и не заснули? Браво! А вот теперь вы со спокойной душой можете отдаться в объятия Морфея. Сон — один из лучших видов отдыха (в России — примечание автора). А чтобы сны вас не пугали, а наоборот, радовали, предлагаем вам свой сонник. Так как выборы губернатора уже не за горами, некоторые толкования будут политическими. Какая жизнь, такие и сны».
Вот и вся разгадка поведения жителей ивановской области — они читают правильные газетки! Тираж не маленький — 126 тысяч экземпляров. Называется та предвыборная газета «Добрые вести области». Спите! За вас проголосуют! Нам только не хватало, чтобы вы попросыпались. Ещё не за того проголосуете. Беды потом не оберёшься! Спите! Не дай, Боже, этот народ не вовремя продерёт свои зенки.
Глянь! Кореш! В строю не хватает! Барак развалился! Один к нарам примёрз, другому крысы голову съели, третий исчез, четвёртый политуры напился, пятый в косяк забурился, шестой держит навес, седьмой месит замес, ракета в шахте застряла, куда подевался наш запевала? Вам чё ещё, мало?
«Путин» и закрывает ивановский сонник. — «Сон странный. К выволочке» — гласит надпись к картинке: «Путин измеряет давление бабке в кокошнике с надписью «Россия». Россия досматривает последний свой Сон.
* * *
Я вновь надеваю шинель, отглаженную половиной роты, желавшей ходить именно в ней по увольнительной в Москве. Мне её когда-то отвалил старшина роты, старший прапорщик Прокопов, за то, что не посадил его лет на пять в тюрьму. Правда, на дембель он выклянчил её вместе с парадной обратно. «Бери!» — сказал ему.
Бережно кладу в потайной карман подкладки увольнительную до 20.00 и молнией через КПП вылетаю на узкую шоссейку, ведущую к станции Нахабино Московской—Рижской железной дороги. По пути покупаю 200 грамм молочных батончиков в шоколаде (больше не влезет без оттопыривания в карманы шинели) и бегу в теплое нутро электрички. Еду до станции метро «Войковская» или «Сокол». Захожу в церковь Всех святых, что на «Соколе», стою на пороге и молюсь.
Увольнение начинается. А заканчивается оно почти всегда в районе центра столицы. На Красной площади, изумительно красивой ночью, в «Лавке художника» на Арбате, в кинотеатре «Зарядье», в музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, в одной из близлежащих кафешек или пельменных. Это совсем рядом с бассейном «Москва» или ещё где-нибудь поблизости с огромной чашей человеческого счастья и здоровья, щедро изливающей свои флюиды на бегущих мимо прохожих, улыбающихся ей и исчезающих навсегда за стеной пара, ведущего в прошлое.




















Глава II
Кобылина династия: в шкуре Соколова

Все монархии начинались и будут начинаться по-разному, общего правила у них нет, а конец монархических правлений, я имею в виду абсолютные формы, всегда и везде одинаков. Достаточно, чтобы кто-то потянул за шнурок, создал прецедент отрубленной головы, затем пришитой в приказном порядке несчастному Карлу I Стюарту английскому и дело по уничтожению «тиранов» приобретает целенаправленный и осмысленный характер с интервалом в сто с небольшим лет. Это опыт Западной Европы. Следом за несчастным Карлом (казнен 30 января 1649 года) на гильотину отправилась семья французского Людовика XVI Бурбона. 21 января 1793 года казнили короля, с эшафота простившего своих палачей, 16 октября того же года была казнена супруга, Мария Антуанетта.
Их сын умрёт в Тампле от голода и нервного истощения, вызвавшего скоротечный туберкулёз в возрасте десяти лет и двух месяцев. Сердце Луи Шарля Капета после генетической экспертизы будет похоронено в Сен-Дени в присутствии всех коронованных особ Европы.
Как тень проскользнёт император Мексики Максимилиан I Габсбург, безгранично веривший в честность и порядочность мексиканцев и ими же расстрелянный 19 июня 1867 года. Бег времени ускоряется, а вместе с ним и жестокость. 19 января 1908 года уже в Португалии революционерами будут смертельно ранены и скончаются по дороге в госпиталь король Карлуш I (династия Браганца) и престолонаследник.
А у нас не то ещё. Семью российского императора Николая I расстреляют без суда и следствия в городе Екатеринбурге 17 июля 1918 года по упрощённой процедуре с последующим расчленением трупов, обработкой останков серной кислотой и хладнокровным сжиганием на кострах близ столицы красного Урала.
Власти современной России открестятся от действий властей Екатеринбурга, назвав их обыкновенными бандитами и уголовниками, а семье последнего императора откажут в политической реабилитации, тем самым подливая масло в огонь всевозможных домыслов и многозначительного молчания со стороны РПЦ МП. Англия. Франция. Мексика. Португалия. Россия. Германия. Австро-Венгрия. Послевоенная Европа.
Богословы всех времён и народов усиленно твердят, что выше и труднее послушания государя, монарха не существует. Подвиг монашеский, святительский, подвиг юродства во Христе, подвиг мученичества, подвиг многодетных семей, ратный подвиг стоят намного ниже. Может быть, только поэтому в мире почти не осталось настоящих, полных монархий. Нет людей, способных по воле Бога взвалить на себя неимоверно тяжёлый крест несения тягот и лишений во благо всех и за вся.
Крест монарха начинается с клеветы завистников и недругов, клеветой и ненавистью, усиленной народной молвой он и заканчивается. Крестовым путём последней династии России и начнётся это путешествие.
В сентябре 1916 года тридцатым министром внутренних дел и главным управляющим корпусом жандармов императорской России становится очень состоятельный человек Александр Дмитриевич Протопопов (1866–1918). Труднее сказать, что ему не принадлежало. А принадлежало ему очень многое: механические и литейные заводы, два лесопильных завода, крупнейшая в России Румянцевская суконная фабрика, доставшаяся ему по наследству от дядюшки генерала, поместья и усадьбы.
Был женат, имел двух дочерей. Пользовался авторитетом среди думцев. Но как только император Николай II назначил его управляющим МВД, Государственная Дума России объявила ему бойкот. Основной причиной стало сомнительное психическое здоровье господина Протопопова, которое никто не замечал, пока он был простым фракционным депутатом-октябристом.
Но вот что сообщает Председатель Государственной Думы М. В. Родзянко в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии: «Самый вредный, самый страшный человек для государства, для этой разрухи оказался Протопопов. На меня всё это производит такое впечатление, что последствия ужасные, но сделано это недостойным, незначительным человеком, потому что он больной человек, я это положительно утверждаю. У него мания величия, он какой-то ясновидящий… он как закатит глаза, так делается как глухарь — ничего не понимает, не видит, не слышит. Я позволю себе утверждать, что это не нормальный человек».
С начала века лечился у «тибетского врача» П. А. Бадмаева, но не добившись никакого улучшения, обратился за помощью к знаменитому психиатру и физиологу В. М. Бехтереву. В 1915–1916 годах отмечались психопатические эпизоды, во время которых он полностью терял контроль за собой: бегал на четвереньках, катался по полу, покушался на самоубийство. После февральского переворота был помещён в Петропавловскую крепость, где его состояние ещё более ухудшилось.
Заключённого мучили галлюцинации, он жаловался на то, что в камере установлен аппарат для чтения его мыслей. В сентябре 1917 года был переведён в Николаевский госпиталь. В ходе обследования установили, что экс-министр страдал циркулярным психозом (биполярным аффективным расстройством), но окружной суд 30 октября 1917 года признал его психически здоровым. После большевицкой революции находился в Таганской тюрьме. В порядке «административного усмотрения» 27 октября 1918 года был расстрелян в Москве.
Начало драмы. А между тем этот род впервые упоминается в «Тысячной книге» 1550 года — записаны там были дети боярские Юрий и Иван Протопоповы. Сын одного из Протопоповых (без имени) попал в следственное дело об убийстве царевича Дмитрия, как допрашиваемый комиссией князя Василия Шуйского, после чего в деле появился так называемый «восьмой свидетель», стряпчий Юдин, стоявший у окна верхних покоев и от нечего делать забавлявшийся тем, что наблюдал за игрой в тычку царевича Дмитрия. Именно этот слуга Нагих увидит сверху своими глазами начало эпилептического приступа, неожиданно для всех бросившего мальчика на ножик. Ужас и окаменение стоящих рядом четверых сверстников и трёх нянек, проворонивших своего подопечного. Боязнь дотронуться до, пробившего сонную артерию, цесаревича. Историческое исследование Р. Г. Скрынникова, глава «Восьмой свидетель», кочующая из книги в книгу этого автора.
Это очень интересные эпизоды. Приказной царицы Марии Фёдоровны Нагой, какой-то Протопопов, от которого даже имени на помин души не осталось и его прямой родственник, последний министр МВД империи, богач Протопопов, появляются в самые ключевые моменты начала и конца династии Кобыл.
Царевич Дмитрий страдал эпилептическими приступами, носившими тяжелый и продолжительный характер. Причём они мало походили на классическую эпилепсию, в начале которой эпилептик теряет сознание и не может удерживать в руках какие-либо предметы. Он не только держал в руке сваю (заострённый на конце четырёхгранный гвоздь, которым пользовались как ножом), но и наносил ею удары.
На сегодня под термином эпилепсия (от латинского epilepsia или caduca — «схваченный, пойманный») понимают повторяющиеся припадки, которые были определены современной медициной как приходящие внезапно избыточные возбуждения нейронов коры головного мозга. Слово «внезапно» в современном описании сближает понятие эпилепсии с описанием бесноватости, данной в IV веке святителем Кириллом Иерусалимским (315–386).
Бесноватость является непреодолимым препятствием для канонизации в ранге святых, но на момент убийства брата царя Фёдора Иоанновича только сумасшедший мог допустить мысль о святости убиенного отрока, являвшегося наследником престола после бездетного Фёдора. Митрополит Гелвасий, будучи на то время членом комиссии Шуйского, расследовавшей убийство царевича, вместе со всеми констатировал факт эпилепсии сына Ивана Грозного. И спустя годы ни он, ни окольничий Клешнин, ни думный дьяк Вылузгин не изменили своих показаний. Тогда никому и голову не могло прийти, что наступит великая смута на Руси и бесноватого мальчика царь Василий Шуйский канонизирует то ли в угоду политической конъюнктуре, то ли ради спасения родной земли.
Второго июля 1591 года беловую копию материалов следствия дьяк Щелкалов зачитал на совместном заседании Боярской думы и Освящённого Собора. Патриарх Иов выразил полное согласие с материалами следствия о нечаянной смерти царевича, заявив, что «царевичу Дмитрию смерть учинилась Божьим судом». Это 1591 год.
Через пятнадцать лет тело отрока извлекут из земли и с почестями перенесут в Москву, где народу объявят о святости страстотерпца, что тешился перед смертью не игрой в ножички, а пучком лесных орешков. Найдутся свидетели, разглядевшие в несусветной толчее свежо намалёванную кровь на кричаще ярких лесных орешках.
Будут тщательно записываться многочисленные чудеса, пока москвичам и «гостям столицы» всё это не надоест и они не принесут к «святым мощам» настоящего тяжело страждущего больного, который вместо чудесного исцеления прямо на гробе царевича отдаст Богу душу. И власти тут же запретят доступ посетителей к новопрославленному святому земли Русской. Как говорится, пора и честь знать. Но вернёмся к тексту угличского «обыска».
Так в марте 1591 года, показала Битяговская «царевича изымал в комнате тот же недуг и он… мать свою царицу тогда сваею поколол». Тоже вспомнила и мамка его, Волохова. Как пишет в своей книгах «Борис Годунов», «Лихолетье», Р. Г. Скрынников, цитируя материалы Угличского следственного дела о смерти царевича Дмитрия 15 мая 1591 года, часть II, изданного в 1913 году издателем В. К. Клейном, сильный припадок случился с Дмитрием примерно за месяц до его кончины.
«Перед «великим днём», показала мамка Волохова, царевич в той болезни «объел руки Ондрееве дочке Нагова, одва у него… отнели». Андрей Нагой подтвердил это, сказав, что Дмитрий «ныне в великое говенье у дочери его руки переел», а прежде «руки едал» и у него, и у жильцов, и у постельниц: царевича «как станут держать, и он в те поры ест в нецывенье, за что попадетца». О том же говорила и вдова Битяговского: «многажды бывало, как ево (Дмитрия.— Р. С.) станет бити тот недуг и станут ево держати Ондрей Нагой и кормилица и боярони и он… им руки кусал или за что ухватит зубом, то отъест».
После того как в 1606 году был убит Лжедмитрий I, а к власти пришёл один из его убийц боярский царь Василий Шуйский, Борис Годунов на несколько столетий делается официальной пропагандой убийцей царевича Дмитрия. В 1591 году Шуйский был назначен Боярской думой руководителем комиссии по расследованию причин трагедии 15 (28) мая во многом потому, что был непримиримым противником худородного правителя Руси. Точно так же поступят и Романовы, ненавидевшие временщика и пострадавшие от него в 1600-м году.
Двести лет обливалась грязью память невиновного и отравленного в результате заговора царя Бориса (вся семья царя будет убита, дочь Ксения обесчещена самозванцем — заказ бояр Романовых), пока в 1829 году первым в его защиту не выступил историк М. П. Погодин. Обнаруженный в архивах подлинник уголовного дела комиссии Шуйского стал решающим аргументом в спорах о его причастности к смерти царевича. В XX веке на сторону Годунова однозначно перейдут историки С. В. Платонов, Р. Г. Скрынников.
Странная позиция Русской Православной Церкви. На сегодня главным обвинителем Бориса неизменно с 1606 года остаётся РПЦ Московского патриархата. Читаем церковное житие царевича Дмитрия. «Малолетний наследник престола невольно мешал честолюбивому правителю, и он стал стараться от него избавиться. Он удалил царевича с матерью…, в его удельный город Углич и старался доказать, что у него нет права на престол. Имя царевича он запретил возносить на литургии и, наконец, после безуспешных попыток его отравить стал искать убийц. Их нашли в лице отца и сына Битяговских и некоего Качалова; подкупили также мамку царевича Василису Волохову и её сына Осипа. Утром 15 мая 1591 года мамка повела царевича гулять. Кормилица, движимая каким-то смутным предчувствием, не хотела его пускать. Но мамка решительно взяла его за руку и вывела на крыльцо. Там уже ждали убийцы. Осип Волохов, взяв его за руку, спросил; «Государь, у тебя новое ожерелье?» Потом ударил его ножом, но неудачно. Тогда Качалов и Битяговский бросились на него, зарезали и сбросили тело с крыльца. В эту минуту на крыльце появилась ничего не подозревавшая царица Мария, а через мгновение зазвонили в колокол, и возмущённый народ буквально разорвал убийц на части».
Если внимательно прочитать уцелевшее начало тетради Клейна, то описание убийства в житие является простым переносом слов семьи Нагих, выгораживающих себя после жестокого и ничем не оправданного убийства пятнадцати человек, главным из которых был государев дьяк Битяговский. Это начальный этап следствия, описывающий первую версию смерти отрока, далее в деле пойдёт детальный опрос всех без исключения свидетелей, а их около ста (97), и все они будут говорить о падучей как причине смерти.
Поэтому РПЦ не признаёт подлинным материалы следственного дела, опубликованные В. К. Клейном, считая их недостоверными чистовиками, а подлинные черновики безвозвратно утраченными.
«Восьмой свидетель» вытянул из мрака прошлого человека, сделавшего всё, чтобы малолетний наследник престола ушёл, освободив дорогу к престолу настоящим убийцам, двоюродным братьям слабоумного Фёдора, жестокосердным братьям Романовым. Ведь им мешал только один, последний сын Ивана IV. Он, а не Годунов, был прямым наследником шапки Мономаха (переделанной под венец тюбетейки хана Узбека).
Романовы загодя всё просчитали, даже занятие престола Борисом, переходной фигурой, совершенно для них не опасной, поскольку все дети Грозного были рождены Анастасией Романовой. Все, кроме царевича Дмитрия. Нет ничего страшнее вражды детей, прижитых родителем от разных женщин.
С этого часа начинается вереница роковых, мистических и загадочных моментов российской истории, на которые редко кто сейчас обращает своё внимание и ещё меньше находится людей, желающих отправится на пыльные и не сулящие никакой выгоды задворки архивно-книжной России.
Итак, последний Рюрикович, от которого можно было ожидать продолжение династии, погиб. Дальше начался кровавый самосуд. Было убито пятнадцать человек и главное должностное лицо в Угличе государев дьяк Битяговский, костью в горле стоявший у Нагих. Поскольку я выдвинул предположение, что это убийство дело рук только бояр Романовых, уничтоживших своего главного конкурента в борьбе за скипетр, то здесь необходимо вспомнить, куда волей судьбы попали последние Романовы после своего отречения? В Тобольск. Город невелик Тобольск в августе 1917 года принял на целых восемь месяцев отрёкшегося от престола царя Николая II, семью, свиту и слуг, добровольно последовавших за царём в тюремный дом на улице Свободы.
Борис Годунов спустя несколько месяцев после следствия, которое велось без обычной в те времена жестокости и пыток, вынес очень жестокий приговор всем жителям Углича, принявших участие в расправе над государевыми людьми, начиная с неодушевлённого колокола. По народной молве, вошедшей в житие, колокол, висевший смирно несколько столетий на Спасской колокольне, вдруг, ни с того ни с сего, заблаговестил.
По материалам следствия, М. Нагая приказала пономарю Федоту Огурцу бить в этот колокол набат, что тот, запершись и сделал. Колокол, созвавший угличан на расправу, сбросили с колокольни, вырвали язык, отрубили ухо, принародно дали двенадцать плетей, впрягли в него осуждённых угличан и отправили в ссылку в Сибирь. Несчастные люди целый год волокли на себе провинившийся колокол. И приволокли его… в Тобольск. А дальше у провинившегося началась своя, трудно объяснимая, жизнь.
Князь Лобанов-Ростовский, тогдашний воевода Тобольска, велел запереть его в приказной избе, сделав на нём надпись «Первоссыльный неодушевлённый с Углича». Спустя некоторое время его водрузили на колокольне Всемилостивого Спаса, оттуда переместили на Софийскую соборную колокольню, где угличского ссыльного постиг грандиозный пожар 1677 года. Он «расплавился, раздался без остатка». Та же участь постигла и Романовых.
Они сгорели практически без остатка на Урале, но путь туда длиною в три столетия начался из Углича, последнего удельного княжества Рюриковичей. Не будь угличского дела, не было бы и Тобольска, не было бы и Екатеринбурга.
Углич по-настоящему древний город. Входит в двадцатку самых старых городов Киевской Руси. Первое упоминание о нём относится к 937 году. Основанием для возникновения города послужил возникший в незапамятные времена угольный промысел. Жгли, выжигали уголь на месте будущего Углича, именно этот промысел и дал название городу. На углях коптяковских костров красные комиссары Урала и сожгут последних Романовых. Начало и конец Кобылиной династии определило нарушение заповеди Божией № 6 «не убей». И кто только на ней и об неё не разбивался.
Лицо и лики бояр Романовых от династии Калиты до революции
Одним из первых по знатности бояр этого рода, в XVI веке носивших фамилию Захарьиных-Юрьевых, Михаил, потребовал на процессе 1531 года смертной казни для учёного монаха Максима Философа (Грека). Он «выступил с показаниями, будто Философ, учась в Италии, отступил в «жидовский закон», за что его осудили на сожжение, но он спасся бегством. Если бы Захарьину удалось доказать своё обвинение, Грека послали бы на костёр. Перед смертью Василий III выразил желание принять постриг. Боярская дума выступила с возражениями. Только Михаил Юрьев одобрил намерение государя. Сам он кончил жизнь в монастыре, приняв в иночестве имя старца Мисаила».
Первое упоминание рода Кобылы. Под стать своим деяниям московские князья подбирали и слуг. Так в середине XIV века, а именно в 1347 году (у некоторых авторов в 1346 году), московский летописец отметит, что брачное посольство в Тверь Великого Владимирского и Московского князя Семёна Ивановича Гордого возглавляли двое московских бояр — Андрей Кобыла и Алексий Босоволков.  Посольство это было совершенно незаконно, а в моральном плане ещё и безнравственно, поскольку свою вторую жену, дочь смоленского князя, Великий князь неожиданно отослал домой, а этот, третий брак, церковь запретила. Митрополит Феогност приказал закрыть все церкви и князя с новой супругой не венчать.
Это первое и последнее упоминание об основателе рода служилых московского князя, потомки которого на три столетия станут правителями всея Руси-России. Больше об этом человеке ничего не известно, кроме того, что у него был младший брат, Фёдор Иванович, по прозвищу Шевляга (то есть «кляча»), а сам он оставил пятерых сыновей, один из которых, Фёдор Кошка и станет основателем рода, носящих последовательно фамилии Кошкиных, Захарьиных, Юрьевых, Романовых, Гольштейн-Готторп-Романовых.
Так где истоки этого, ставшего знаменитым в XVI веке, рода? На него пытались ответить многие историки, но лучше А. А. Зимина (1920–1980), советского историка, занимавшегося поздним средневековьем, никто ещё не сказал. «Родоначальником одной из самых могущественных старомосковских фамилий был некий Андрей Кобыла, служивший московским князьям ещё в середине XIV века. Происходил он, вероятно, из коренных московских (и переславских) землевладельцев. У него, судя по родословию, было пятеро сыновей — Семён Жеребец, Александр Ёлка, Василий Ивантей, Гавриил Гавша и Фёдор Кошка».
Всё. На этом точные, подтверждённые исторической наукой данные заканчиваются и начинаются фантазии и домыслы дорвавшихся к власти вчерашних «верных слуг» новой династии, имеющих с ними общие генетические корни. Лепится так называемая «прусская легенда» о происхождении «отца» Андрея Ивановича Кобылы, прусского нобиля Гланда (Гландал, Гландус) Камбила. Якобы он в конце XIII века прибыл на Русь, где и крестился с именем Иван. К созданию вымышленного прусского королевского рода Прутено приложили своё умение писать сказки для взрослых Шереметевы, Трусовы, Колычевы, а именно Степан Андреевич Колычев, в 1722 году ставший первым русским герольдмейстером.
Но если придерживаться истины, то, скорее всего, этот род возник из среды мелких землевладельцев, живших к северу от Москвы и служивших ещё «тихому князю» Даниилу Александровичу, младшему сыну Александра Невского в конце XIII века. Моё предположение прекрасно дополняет исследование «Синодикология. Часть II; Ростовский родословный синодик» С. В. Конева по Ростовскому родословному синодику, в котором упоминаются имена многих московских бояр, живших в XIV_XV веках. Из исследователей мало кто обращал внимание на этот документ, подавляющее большинство привыкло работать с Успенским синодиком.
И напрасно, поскольку в Ростовском синодике приводятся более полно имена и прозвища к ним, а так же некоторые биографические данные. Среди лиц, упоминаемых в нём, есть и предок Романовых. Звали его Андрей Александрович Кобыла. Существование этого реального землевладельца окончательно хоронит «прусское» происхождение рода Кобыл.
Далее удачливой династии потребовались верные и надёжные люди, способные осуществлять контроль за измельчавшими боярами и княжатами, массово переходившими на службу к московским князьям. Именно в это время в Московское княжество переселилась семья Сергия Радонежского из Ростовского княжества, разделившегося надвое. И вот тут-то хорошо известные московским князьям «холопы» пришлись как нельзя кстати.
Эту особенность возвышения рода Кобылы отмечает редко когда ошибавшийся А. А. Зимин; «Военная деятельность М. Ю. Захарьина не была сколько-нибудь успешна. Его участие в военных службах 1520-х годов было весьма ограничено (стоял с полком на Кашире в 1522–1524 гг., будучи третьим или вторым воеводой в большом полку). Похоже на то, что М. Ю. Захарьин исполнял роль «ока государева» при титулованных военачальниках. Правда, в походе на Казань 1524 году ему была поручена вся артиллерия (вероятно, потому, что «наряд» был подведомствен оружничему, то есть в конечном счете дворцовому ведомству). В военной компании он проявил явное малодушие. И всё же, несмотря на скромное участие в военных операциях, Герберштейн называет Захарьина как «одного из… главных советников» Василия III».
Другим направлением удачной политической деятельности этого рода может служить пример укрепления северо-западных рубежей наместником Великого князя в уже не «великом» Новгороде Яковом Захарьевичем Кошкиным в конце XV века. Одно время он подвизался вместе со своим братом, Юрием, в другое время, с Петром Михайловичем Плещеевым, по искоренению крамолы в тяготевшей к союзу с Литвой купеческой республике. Подвизался, да так рьяно, что три брата, Яков, Юрий и Василий Захарьевичи получили 800 обеж новгородской земли. К слову сказать, родные братья Ивана III просили куда меньше, но не получили ничего.
Успеху этого администратора способствовал донос в 1487 году Ивану III братьев Кошкиных на знать Новгорода. Было выслано пятьдесят семей знатных купцов и переселены во Владимир. В следующем, 1488 году, братья раскрывают «ужасный» заговор, имеющий целью извести Кошкиных, то есть ищется и находится повод для «перебора людишек». В Новгороде начинаются массовые казни. Счёт на повешенных и лишившихся своих удачных в коммерческом плане голов идёт на сотни. Далее по уже проверенному плану выселяются житные, то есть имеющие солидные домовладения, люди. Всего 7000 человек. Но переселение это только повод для грабежей и убийств беззащитных изгнанников. Сотни из них остались лежать в придорожной пыли.
На следующий год экзекуция коснулась ещё 1000 человек. Их расселили в Костроме, Владимире, Нижнем Новгороде. Депортация, кровь, насилие, откровенный грабёж и, как следствие всего этого, массовое опустение «немецкого двора» в Новгороде. Внешняя торговля России с Западом катастрофически падает, начинается искусственная изоляция. Но благодаря «таланту» Якова Кошкина Господин Великий Новгород перестаёт существовать в качестве соперника Москвы, превратившись в обычное средневековое захолустье.
Кем только и на каких ролях не выступали представители этого рода, через ряд промежуточных браков породнившихся с самим Великим князем Василием II Васильевичем Тёмным, внуком Дмитрия Донского, женившегося на правнучке Фёдора Кошки Марии (её отец князь Ярослав Серпуховской и Боровский). На этой злополучной свадьбе в 1433 году трагичную роль сыграл другой потомок Андрея Кобылы, его правнук и внук Фёдора Кошки, Захарий Иванович. Именно он науськал мать князя, Софью Витовтовну, затеять скандал с золотым поясом, некогда принадлежавшего Дмитрию Донскому. Софья Витовтовна увидела его на сыне князя Юрия Дмитриевича Звенигородского, Василии Косом, внуке Дмитрия Донского и брате юного Великого князя.
Пояс княгиня сорвала, скандал в высоком семействе был грандиозный, оскорблённые до глубины души и законно владевшие им князья Звенигородские покинули свадьбу, а феодальная война за великокняжеский престол вспыхнула с невиданной силой. Такие преднамеренные и заведомо подстроенные фокусы в те далёкие времена не прощались вовек. В итоге прольётся море крови, а этими раздорами воспользуются всё те же татары.
Создаётся впечатление, что род Фёдора Кошки в XIV–XVI веках частенько выступал подстрекателем во всевозможных сварах, сплетничал, доносил, клеветал, злословил, поливал грязью своих и великокняжеских соперников, брался за работу палачей и душегубцев ради сиюминутной и весьма сомнительной выгоды. Из грязи да в князи. Такими они войдут в век семнадцатый c кровью угличского отрока на руках.
Смутное время. Два Григория (+1606, +1916). Оба оказали роковое влияние на судьбы страны. Первый, Григорий Отрепьев из рода Нелидовых, холоп Михаила Никитича Романова, открыл дорогу к престолу худородным боярам Романовым. Второй, Григорий Распутин, своим появлением при дворе (ноябрь 1905) сделал существование монархии невозможным, подорвав полностью и окончательно доверие всех сословий России к последнему царю.
Просто мистическое сходство «людей» Романовых из разных исторических эпох бросается в глаза. Профессии — авантюрист. Сведения о датах рождения Отрепьева и Распутина крайне противоречивы. Первый при постриге сменит мирское имя Юшка (Юрий) на Григорий, второй фамилию Распутин на Распутин-Новых. Многочисленны свидетельства историков о недюжинной силе самозванцев. Гипнотический взгляд серо-голубых глаз Распутина (П. Жильяр). Выразительный взгляд тёмно-голубых глаз Отрепьева (современники самозванца). Интеллект, глубокий ум самозванцев отмечают все.
Оба имели доброе сердце, умели прощать и помогали бедным, простым людям , попавшим в опасность.
Общеизвестно пристрастие и первого, и второго к слабому полу. Существуют доказанные факты растления обоими юных девиц. Оба не любили монахов и монастыри, но прекрасно знали Писание. Григорий Отрепьев называл их «дармоедами» и «лицемерами», приказал описать монастырские земли к конфискации. Григорий Распутин (первое дело о хлыстовстве 1907): «Он говорил, что ему не по душе монастырская жизнь, что монахи не блюдут нравственности и что лучше спасаться в мире», — показывала Матрена на следствии, но и других отваживал».
Политические последствия и иностранный след в биографиях. Отрепьев открыто опирался на помощь Речи Посполитой, женился на католичке, привёл поляков в Кремль, что стало одной из причин интервенции Польши и Швеции. Распутин был убит выстрелом в лоб другом Ф. Ф. Юсупова по университетскому колледжу (Оксфорд) Освальдом Рейнером (Oswald Theodore Rayner), офицером МИ-6 (SIS), что через год с небольшим привело всё к той же самой иностранной интервециии (Антанта) в годы гражданской войны в России (1918–1922).
Тело первого и могила второго были преданы посмертному поруганию, а затем оба сожжены. Труп первого сожгли в подмосковном селе Котлы, труп второго в топке котла Санкт-Петербургского политехнического института имени Петра Великого. От Распутина остались трое законных детей, фаллос (заспиртован и выставлен в одном из питерских музеев), от Отрепьева ничего. Его прахом зарядили Царь-пушку и выстрелили в юго-западном направлении.
Оба авантюриста были убиты вследствие заговора российской аристократии: Лжедмитрий I Василием Ивановичем Шуйским (1606–1610); Распутин ближайшими родственниками последнего царя.
Между насильственными смертями самозванцев триста десять лет. Автор счёл нужным удалить десятки страниц текста с подробными описаниями преступлений этого рода за три столетия, которые включают.
Преступления против отдельных личностей. Все противники и оппоненты новой династии в XVII были тихо отправлены на тот свет. Не пощадили и не обошли стороной никого, даже героя двух оборон Смоленска воеводы Михаила Борисовича Шеина (+1634). Эта же практика сохранится и в следующем столетии, что приведёт к пресечению династии по мужской линии.
Преступления против собственного народа. Решение внешнеполитических задач было невозможно без реформирования церкви. Возник настоящий раскол на никоновскую (с 1653 года) и старообрядческую церковь. Общество раскололось на духовных гонителей и гонимых. Причина: переход на более лёгкую и короткую службу (пряник), но более строгий пищевой устав (кнут) с целью увеличения вывоза товарной продукции из аграрной страны. У простых людей изо рта вырывали последний кусок рыбы на Великий пост. Инициатором массовых казней и репрессий выступили Романовы. С учётом неродившихся поколений погибло до 50 миллионов человек. Сотни тысяч старообрядцев до сих пор живут за границей.
Преступления против соседних народов и стран. Начало проведения в жизнь имперской политики традиционно связывается с именем Петра I. Прутский поход 1711 года и Персидский 1722–1723 годов заложил принцип «разделяй и властвуй» в отношения с сопредельными государствами. За два столетия были расчленены на части и прекратили своё независимое существование княжество Молдова, Азербайджан, королевство Речь Посполитая, Финляндия, Прибалтика. Были насильно депортированы крымские греки и армяне в последней четверти XVIII века. В середине XIX были присоединены территории маньчжуров на Дальнем Востоке (Айгунский договор 1858 года). В конце XIX (1885) к ним добавились государства-эмираты Средней Азии. XX век сохранил и развил эту традицию жестокой межнациональной политикой Советского Союза.
Фактические действия и поступки этого рода в рамках политической борьбы за власть на протяжении шести столетий разительно отличаются от официального PR. Пиара РПЦ МП, современной исторической науки, СМИ, властей современной России. Сотни современных летописцев в упор не видят прямую связь и взаимозависимость сегодняшнего убожества страны с молчаливым многовековым согласием гражданина своей страны на разрешение проливать кровь кого угодно, когда угодно, кем угодно и для чего угодно. Как пример в новейшей истории России:
• июнь 1992 — захват Бендер (Приднестровье);
• сентябрь 1992 — Абхазия;
• 1994–2009 — ликвидация независимой Ичкерии, возвращение в состав федерации Чечни;
• август 2008 — отторжение Южной Осетии от Грузии;
• март 2014 и по настоящее время — аннексия Крыма и ведение активных боевых действий на Донбассе.
Именно такого обывателя создали Романовы за три столетия и оставили его новым властям в 1917 году.
Такое стало возможным благодаря овладению передовыми пиар-технологиями боярской семьёй из Северо-Восточной Руси ещё в XVI веке, намного опередившей своё время. Ей первой удалось создать и запустить в реальном времени циничную пародию на воскресение библейского Иисуса Христа — «чудом спасённого царевича Дмитрия № 1», которого они же и убили руками Шуйского. Затем Лжедмитрия № 2, Лжедмитрия № 3... и даже держали в запасе Лжедмитрия № 4 в Астрахани (эпоха лжедмитриев 1600–1612).
Программа, эксплуатировавшая основу основ бытия русского народа — православную веру, действовала до тех пор, пока с её помощью Романовы не перебили всех своих конкурентов и не овладели вакантным престолом. Но как только вожделенная власть перешла в их руки, гибель и конец этой пиар-династии от такого же проходимца стала неизбежна.
О том, что Смутное время на Руси это удачнейший сценарий клановых политтехнологий, сомневаться не приходится. Двадцатилетний царевич Пётр Алексеевич Романов через столетие реализовал на практике все поведенческие, культурные, социальные и экономические нововведения «императора» Юрия (Григория) Богдановича Отрепьева, поскольку тот являлся полной собственностью бояр Романовых.
Александр III Миротворец. Можно было бы не писать и слова об этом исключительно порядочном и мужественном человеке. О таковых при жизни молятся о здравии, а после праведной кончины молятся об упокоении не по понуждению, а по духу признательности, который остался после 13 лет правления и дел на благо государства Российского. Но, как всегда, есть одно «но». И это «но» пришло из моего детства, о чём необходимо сказать несколько слов, хотя бы потому, что полных и исчерпывающих доказательств у меня нет.
Дети есть дети, и в тринадцать лет, прикоснувшись к этой тайне очень близкой мне семьи, я был в восторге от настоящих, дореволюционных открыток, подписанных князьями Мещерскими. Все они были адресованы крестьянке, наверное, не очень грамотной, но волею судеб ставшей родственницей этого знатного княжеского рода.
Жил да был в монастыре, недалеко от Шуи, обычный с виду монах. Село это называется Введенье, по главной церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, а монастырь Николо-Шартомским мужским общежительным монастырём. Сколько я помню, в монастыре никогда не было порядочного колодца — всю воду для питья и готовки монахи брали в селе. И когда монастырь стал заново возрождаться в XIX столетии, проблемы остались те же. Послушники носили воду из сельского колодца. Однажды по воду пришёл монах и столкнулся лицом к лицу с очень красивой девушкой-крестьянкой.
Что значит «бес умеет ждать» на практике? Только, к сожалению, одно. Монаха этого несчастного ждало сокрушительное падение. Вспыхнула такая страсть, которая посещает человека только раз, чтобы погубить его.
Прошёл год. У влюблённых по уши друг в друга родилась девочка. Монах написал бабушке и дедушке, князю и княгине Мещерским. Те поступили по сердцу и построили «молодым» дом. Хороший, дубовый, на высоком фундаменте. Купили мебель — резной диван, горку для посуды, книги и даже картины. Не говоря уже о постоянной финансовой помощи.
Шли годы, грянула революция. Что случилось с монахом, поскользнувшемся на блуде, не знаю. Скорее всего, он умер до революции. А девочка выросла и стала матерью трёх девочек, старшая из которых вышла замуж за моего дядьку, моряка Тихоокеанского флота. Так эта удивительная история перекочевала в рассказы для детей и взрослых вместе с волшебным сундуком, полного дореволюционных книг и открыток.
Не сейчас в российской исторической науке наметилась тенденция обходить молчанием область, не подвластную объективному изучению. Она включает всю жизнь семьи Николая II, его жены, детей и, как само собой разумеющееся, жизнь его родителей, которые, по церковной сказке, не могут не быть благочестивыми. Книга А. Н. Боханова «Сердечные тайны» как раз и отвечает этим искусственным правилам. Династия в его повествовании пестрит описаниями блуда великих князей и княгинь императорского дома, но все подробности заканчиваются, как только речь заходит о Александре III и его супруге, датчанке Дагмаре.
Но даже однозначная двуличность Боханова в оценки царствующих особ не может обойти молчанием продолжительного романа наследника и княгини Марии Элимовны Мещерской. Правда, автор оговаривается, что любовь молодых людей носила исключительно духовный, душевный, платонический (плутонический — автор) характер. Дело не шло далее дружеских пожатий после долгой разлуки и писем влюблённых.
Ах, если бы это было так на самом деле, то мой дорогой дядюшка никогда бы не женился на скромной девушке, Ангелине. Его жизнь сложилась бы совершенно по-другому.
Есть такое конкретное словечко «вляпаться». Вот и вляпались два венценосца. Старший совратил княжну Екатерину Долгорукую семнадцати лет. Сын, глядя на отца, сделал тоже самое, совратив княжну Марию Мещерскую. Обе круглые сироты, им не на кого было надеяться. Правда, у Екатерины был старший брат, прокутивший имение родителей и наделавший кучу долгов, но он только пришёл в восторг от такого поворота дел. Сколько раз российские императоры платили по долгам своих верноподданных. Пушкин проигрывался в пух и прах за карточным столом (однажды Дуров вычистил его на Нижегородской ярмарке по-крупному), а платил молча, без огласки, Николай I.
На этот роман, единственный за всю жизнь у Александра Александровича — дворцовых девушек, всегда имевшихся для этих целей, никто и никогда не считал, судьба отвела чуть больше двух лет — с весны 1864 по май 1866 года. Мальчика, появившегося на свет в строжайшей тайне, никто из историков не смог обнаружить. Огласки не вышло, княжна Мария любила без оглядки Александра и сделала всё для того, чтобы мальчик был определён в чужую семью под чужим именем.
Он вырастит, зная точно, что принадлежит к старинному княжескому дому. Станет, в конце концов, монахом. Встретит девушку у колодца и сумасшедшая любовь его матери, Марии Мещерской и его настоящего отца, Александра III, повторится вновь. Таковы настоящие «сердечные тайны» семьи императора-миротворца.
PS. Ноги. Как-то и впрямь неудобно после таких высоких нот возвращаться на злосчастную землю, к потомкам тех, кто, мало думая о последствиях, блудил и показывал своим примером, как нужно жить в постоянном блуде своим детям. Первого марта 1881 года императору, разрушившему мир в семье, взрывом бомбы оторвало обе ноги.
Даже в современных условиях при таковых последствиях теракта спасти человека не удаётся, а уж тогда и подавно. Тело от гигантской потери крови умирает, душа переселяется в мир духов. Если у человека есть добрые дела, Бог и тяжкого грешника не оставит. Он, Всевидец душ человеческих, будет искать такого потомка в роду, способного своими подвигами, несением житейского креста и мучениями плоти, наконец, избавить непутёвого предка от вечных мук, которые тот заработал, живя на Земле.
Супруга моего дядьки пришлась, если я правильно предположил, незаконнорождённой праправнучкой Александру Николаевичу Романову. Из-за семейных потрясений у ней в конце восьмидесятых врачи обнаружили жуткую по медицинским последствиям болезнь — сахарный диабет. Спустя пять лет после этого коварный недуг показал в полной мере своё лицо. Любая ранка не заживала, превращалась в язву, гниющую и доставлявшую ей немало хлопот. Мне приходилось вымачивать в тёплом растворе фурацилина засохшие марлевые повязки, иначе раны и слипшиеся бинты вызывали кровотечение с новой силой.
— Господи! Сделай так, чтобы лет через десять ей не отрезали руки, прошу Тебя! — молился, глядя на муки своей тётки.
Видно, Бог меня услышал. Через десять лет у моей сродницы началась гангрена, только не рук, а ног. За два с половиной года штук пять операций. Ноги до бёдер выкинули в мусорный бак возле операционной, а повязки пришлось менять ежедневно до смерти. Они кровили, кровили и кровили. Великомученичество диабетиков. Может, всё бы и обошлось быстрой гангреной и смертью, но меня тянуло ещё хотя бы раз увидеть стариков. В итоге Бог меня услышал.
— Ты и на самом деле хочешь их видеть?
— Да, Господи.
Я почувствовал, что Бог очень разочарован моей просьбой и надоедливой молитвой. Да и не только этим. Люди, которые мне были дороги, для Него таковыми не являлись. Интонация сказала больше, чем сам голос. Два эти человека не стоили в очах Божиих и полушки. А сколько стоят наши дела и мы сами по курсу небесных валют?
— Тогда заказывай за них литургии о здравии все воскресные дни, не пропуская ни одного. Без великих праздников. Только воскресенья. Я продлю их жизнь, но ты никогда не увидишь их.
Сколько я не просил отменить этот приговор, Бог был неумолим. После десятилетних подаяний на литургию обоим прибавилось лет семь жизни. По меркам стремительно летящей жизни — много. Но какой?
Лазарет с большой буквы по праздникам и реанимация по будням. У Говорящего с иконы на этих двоих были свои планы. Итогом стало очищение скорбями и болезнями. И только. Моему разочарованию не было предела. Вместо жизни Бог подал им ад на Земле. И лишь увидев фотографии княжны Мещерской, вспомнив сундук с открытками этой же княжеской фамилии и узнав подробности романов отца и сына — до меня, наконец, дошло.
Моя добрейшая тётя отдала свои ноги за грехи своего прапрадеда. Не народоволец, а блуд оторвёт Александру II обе ноги. И этот же нераскаянный грех спустя 140 лет доберётся хирургической пилой до ног праправнучки царя.
Православная литургия, прежде всего, есть величайшее таинство, в котором и благодаря которому, меняются судьбы человеческие. У Бога можно вымолить всё. Даже отмену «сердечных мук» императора, забывшего в аду княгиню Долгорукову. Страдалица за грехи пращура нашлась в пятом поколении, она и возвратила оторванные ноги императору. Таковы последствия «сердечных тайн» двух императоров, отца и сына.
PS-2. Рыжик. Прошло пять с половиной лет после смерти тётушки. В сентябре 2014-го года Мариуполь чуть не захватили (освободили) ополченцы. К этому времени на меня свалилось полное нервное истощение плюс пять-шесть серьёзных болячек. Мы с мамой решаем на ночь глядя бежать из города, оставив дома мобильные на плотной прослушке и не выписываясь из квартиры. Сестра приютила в опустевшем после смерти дядьки доме. Но открыв дверь и побросав сумки, мы увидели на ковре полудохлого обшарпанного кота.
— Геннадий Иванович приказал не выгонять кота после его смерти. Что и выполняется, — сказала нам соседка. — Теперь ваш черёд кормить Рыжего. Учтите, кот старый, ему тринадцать лет — переделке не поддаётся.
Кот оказался вредным, а порой и чересчур. Не сразу и не быстро, но мы стали замечать прямую зависимость поведения кота от тёмных сил. И очень сожалели, что нам приходится жить вместе. Особенно перед причастием.
Первый месяц прошёл в хлопотне и беганьях по Шуйскому УФМС. В один из октябрьских дней возвратились из Шуи. Мама зашла в комнату Ангелины. Крик.
— Ах, ты тварь такая! Смотри, что он сделал, — и плача, показывает кучу кошачьего дерьма на халате и диване.
Халат беженца, по закону жанра смерти в кинотеатре «Русский мир», был в одном экземпляре. Делимся «радостью» с соседкой.
— Я же вам говорила. Закрывайте дверь в спальню. Он всегда гадит на кровать Ангелины, когда в доме никого нет.
Подвиги оцениваются не только Богом, но и бесами, мучащими несчастную тварь. Претерпевший до конца, тот спасён будет.
PS-3. Елена. Прошло больше полугода. На день Победы приехала сестра. От неё мы узнали, что диабет Ангелины на днях нашли у её младшей сестры, Елены, вдобавок к сужению сосудов ног. Нам сразу стало ясно, что её ждёт. Рок обошёл стороной только среднюю сестру, Валентину. Она помогала монастырю, причём конкретно. Умерла от высокого давления, без скальпеля. Дай Бог, чтобы ужасы блуда двух императоров больше не коснулись потомков красавицы-крестьянки.
PS-4. Двадцать седьмого ноября 2015 года в присутствии Председателя СК России Бастрыкина А. И., официальных лиц церкви и государства «в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга вскрыли гробницу Александра Третьего. Увиденное заставило экспертов содрогнуться. Оказалось, что в гробу с императором лежат останки еще одного неизвестного человека. В ближайшее время специалисты начнут исследование останков российского императора и его «соседа» по гробнице, об этом сообщают «Вести».  Сообщения без цензуры в России крайне редки, но они существуют. Единственное в таком роде по теме «Александр III и его внебрачный сын, инок Свято-Николо-Шартомского монастыря».
Первым свидетельством о тихой панике в МП РПЦ и поисках выхода из ситуации со вторым трупом в гробнице императора можно считать интервью епископа Тихона (Шевкунова) от 31 декабря 1915 года. За пять недель руководство церкви переварило этот факт и добилось от светских властей удлинения генетических исследований в 3–4 раза. «Сейчас мы получили уверения, что столько, сколько необходимо учёным — пусть это будет два, три года — но эти исследования будут проведены профессионально и в полном объеме», — заявил Шевкунов.
Николай II Кровавый. Коронация русских царей и императоров традиционно проходила в Успенском соборе Кремля. Это сложнейшее действо сотен лиц двора, семей императорского дома, герольдов и камергеров, пажей и сенешалей, камер-юнкеров и церемониймейстеров. Одним из тех, кто на самом ответственном участке пути поддерживал государя в Успенском соборе, был министр-резидент в Ватикане А. П. Извольский (1856–1919).
В своих мемуарах, вышедших во Франции в 1920 году, он описал, как тяжёлая цепь ордена Андрея Первозванного на шее императора скользнула вниз, орден упал им под ноги. Извольский буквально молнией накрыл корпусом тела злополучные регалии. Мгновение и бриллианты, сверкнув в руке дипломата, исчезли в кармане его парадного мундира. Сотни глаз, буквально поедавшие венценосца, ничего не заметили. Побелевший Николай Александрович потребовал от Извольского молчать до гроба. И только после смерти государя роковое предзнаменование попало на страницы его книги.
Тобольск. В Тобольске, куда перевезут по приказу Временного правительства царскую семью, слуг, крошечную свиту, будут свои радости, печали и огорчения, и, конечно же, фотографии. Правда, счёт будет идти на единицы: Николай с наследником и дочерями на оранжерее, пилит дрова с одной из старших дочерей, с учителем французского Пьером Жильяром, снова с наследником и дочками…
Но сколько не всматривайся в сотни оставшихся от семьи фотографий, на них не будет и тени намёка на то, что где-то совсем рядом таится, существует совсем иная личная жизнь человека, когда-то соединившего свою судьбу с принцессой Алисой Гессенской. А между тем, она была, эта жизнь, тщательно сокрытая от посторонних, и начиналась она во дворце, где подрастали наследники династии.
Комнатные девушки. Атрибут любой эпохи царских дворцов — красивые и очень красивые — чистые, здоровые горничные, кухарки, прислуга, выписанные из деревни. Их подвергали самой строгой проверке на предмет целомудрия. Этому специфичному штату отводилась немаловажная роль в половом воспитании царских юношей (если «повезёт»). Благодаря подготовленным к этой роли крепко сбитым и здоровым крестьянкам, наследные принцы становились мужчинами прямо во дворце под неустанным и пристальным контролем своих наставников.
Натуральное хозяйство, циничное до бесконечности. Затяжелевших девушек отправляли домой, в деревню, выдавая на дорогу немного денег. Подрастающие великие князья проходили эту податливую школу и забывали о ней. Но в семье не без урода. Таковым уродом в глазах многочисленной романовской родни был — и в это трудно поверить — Ники. Его до конца дней тянуло на «кухарок», причём с возрастом эти вкусы становились только грубей и проще. Оставались без внимания императора подруги императрицы — Вырубова, леди Дэн, графиня Гендрикова. Царь находил отдохновение в простых бабах, которые давали ему сразу и безропотно. Чем не «народная монархия» Солоневича, сегодняшней «Памяти» и «Мемориала».
Остаётся только гадать, сколько практического опыта, знания жизни низов подарила государю эта категория интимного общения. Может, только поэтому и совершилось на Руси впервые за десять столетий единственное в своём роде отречение от власти в пользу простых мужиков и баб, которые и не замедлили этим воспользоваться, находясь под влиянием левых эсеров и большевиков.
Подсознательный выбор не мог не принять подобные формы — Витте считал Николая II женщиной с мужскими органами и прямо писал об этом в своих мемуарах. Эту черту можно считать не столько половой распущенностью, сколько вынужденным средством снимать критическую нервную нагрузку очень слабого по характеру политика, попавшего в непосильный для него водоворот перемен. Поэтому последний Романов на троне считался, и не без основания, в глазах высшего сословия примерным семьянином.
На такие мелочи никто не смотрел, не констатировал факт измены. Женщин, взятых из самого низа во дворец, никто и никогда за людей не считал — дворня. Другое дело дама одного круга с самодержцем. Это и супружеская измена и бесчестие брачного ложа и оскорбление супружеских чувств. Достаточно одного опрометчивого шага, чтобы войти в историю не с парадного крыльца. Рыльце в пушку. Николай II был верен своей первой и безграничной любви. Фрейлин супруги не трогал, с купчихами не спал, жён своих сослуживцев по полку не уводил, к подругам Матильды Кшесинской (роман 1892–1894 годов) после свадьбы не бегал. Поэтому и писал генерал Гурко: «Это была святая семья». Горничные не в счёт. Но именно о них и пойдёт речь дальше.
А чтобы не быть голословным, приведу всего один пример существования внебрачных детей у Николая II. Первым об этом человеке написал Эдвард Радзинский в конце восьмидесятых. Это так называемый Филипп Григорьевич Семёнов (1904–1979), выдававший себя за истинного цесаревича Алексея. Радзинский умный человек — скрыл все факты его тюремного дела (обворовывал в годы ВОВ солдат Красной Армии). Ему грозил расстрел, тогда и возник рассказ о «чудесном спасении». Он не проиграл. Признали «психом» благодаря Генделевичу и освободили в 1951 году. Но что значит «яблоко от яблони недалеко падает» — до конца своих дней этот человек работал в ленинградском крематории.
В книге Радзинского «Господи, спаси и усмири Россию…», Интернете,  статьях в газетах «ТРУД» и «АиФ» пересказываются «сказки» этого человека, но ни слова о реальных фактах его ранней биографии. «Совместный пиар» писателя и бастарда выдала фотография тюремного дела в книге. 1901 год (точно установленный следствием) стоит как дата рождения, а не 1904. Поэтому и знал внебрачный сын царя и прислуги три иностранных языка, поэтому и носил отчество Распутина и фамилию, производную от Семёновского полка, где служил наследник. И только поэтому совпали два первых генетических теста с родственником царя принцем Филиппом, герцогом Эдинбургским (третий нейтральный). И третий бы совпал, если его мать была Аликс Гессенская. Поскольку мать принца — племянница Александры Фёдоровны, отец — Николая Романова.
Вопрос канонизации последнего царя
И здесь нужно остановиться, поскольку возникает очень много вопросов, связанных с канонизацией последнего русского царя. Эти же вопросы, лежащие, прежде всего, в плоскости нравственности, трясли сначала Зарубежную РПЦ в начале восьмидесятых. Итогом стала канонизация всех без исключения — семьи и слуг в 1981 в лике страстотерпцев. Всех убили — всех прославим! Затем, на протяжении девяностых, РПЦ МП в лице синодальной комиссии по канонизации. Тогда её возглавлял опытнейший владыка Ювеналий (Поярков), митрополит Крутицкий и Коломенский.
Как работают подобные комиссии? Прежде всего, они должны отделить зёрна от плевел, правду от лжи. И комиссия справилась с этой задачей. Невероятно трудной. Ведь покойного императора не за что было канонизировать. Его прославили только за тот период жизни, который начался отречением, а закончился в доме инженера Ипатьева. Шестнадцать месяцев. В этом и только в этом суть канонизации императора Николая по-московски. С остальными членами семьи намного проще.
В 2003-м году был снят лубочно-агитационный фильм режиссёра Вадима Виноградова «Гефсимания царя-мученика». Речь пойдёт о второй части фильма «Жертва правды» (2003). В начале промывки мозгов Михаил Швыдкой берёт интервью у владыки Ювеналия, спрашивая, как повлиял факт отречения государя на саму канонизацию?
Ответ митрополита. «Вы знаете что, не только отречение. Мы больше десяти таких проблем изучали. И наша комиссия пришла к выводу, что за жизнь и правление его нет оснований канонизировать. Мы канонизировали его не как великомученика, не как человека, пострадавшего за Христа и за веру, а как страстотерпца, который показал исполнение в своей жизни христианских заповедей».
Анастасия Егоровна Шилова (Уткина). Закат династии. Короткая жизнь этой особы до сих пор покрыта плотными тайнами и неясностями, как будто это XXXII век до нашей эры, эпоха древнего Египта, завершение войны нижних и верхних номов и возникновение первых династий фараонов.
Нет даже точных данных, когда она родилась, семейного положения: девица, вдовица, замужняя? Не сохранились или сознательно скрываются все её изображения. О том, искалась и вскрывалась ли её могила — молчок. Мифическое изображение мученицы Анастасии (икона на стене Шуйского Воскресенского собора в группе шуйских мучеников) не в счёт. Может, она египтянка, проживавшая в XXXII веке?
Но есть одна очень странная и удивительная закономерность — там, где всплывает её личность, начинаются меняться в архивных справках даты рождения, семейное положение и даже имя этой женщины, которая на момент совершения брака была совершенно неграмотная.
Какое она имела отношение к последнему императору и сибирской ссылке-аресту царской семьи? Никакого, если бы от предложения ехать вместе с государем не отказался ряд близких к семье людей (следователь Н. А. Соколов указал только на Нарышкина со слов Керенского как одного из отказавшихся).
Но их было гораздо больше. От предложения государя отказывались одни за другим вчерашние приближённые, обласканные милостями и щедротами правящего дома. Вне сомнения, к ним относилась и самая титулованная знать в лице графов Шереметевых, кошкинско-кобылинская родня.
Им вполне мог быть начальник придворной певческой капеллы Александр Дмитриевич Шереметев (1859–1931), музыкант-любитель и меценат. Но скорее всего, предложение делалось другу детства императора, Дмитрию Сергеевичу Шереметеву (1869–1943), флигель-адъютанту, состоявшего в самом ближнем окружении царя до момента отречения.
Он, чувствуя свою вину, вполне мог помочь Николаю Романову в одном тонком и щепетильном деле. Дело это касалось подбора порядочной прислуги, способной без колебаний оказывать интимные услуги с условием полного и безоговорочного молчания. «Комнатные девушки», финал.
Но свою просьбу император высказал в самый последний момент перед отъездом. Время найти такой «персонал» в Санкт-Петербурге не представлялось возможным и граф поручил найти подходящую женщину, лет двадцати пяти, в своих краях. А это территория современной Ивановской области. Генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев под № 1 Списка из тех же мест (дворцовый ансамбль графа Татищева XVIII века в Старой Вичуге). Известно, что часть прислуги, шесть человек, приехали в Тобольск гораздо позднее. В первоначальных списках этих людей не было.
«С царской семьёй отбыли в Тобольск следующие лица:
1. генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев;
2. гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков;
3. лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин;
4. воспитатель наследника цесаревича Пётр Андреевич Жильяр;
5. личная фрейлина графиня Анастасия Васильевна Гендрикова;
6. гоф-лектрисса Екатерина Адольфовна Шнейдер;
7. воспитательница Гендриковой Викторина Владимировна Николаева;
8. няня детей Александра Александровна Теглева;
9. её помощница Елизавета Николаевна Эрсберг;
10. камер-юнгфера Мария Густавовна Тутельберг;
11. комнатная девушка государыни Анна Степановна Демидова;
12. камердинер государя Терентий Иванович Чемодуров;
13. его помощник Степан Макаров;
14. камердинер государыни Александр Андреевич Волков;
15. лакей наследника Сергей Иванович Иванов;
16. детский лакей Иван Дмитриевич Седнев;
17. дядька наследника Клементий Григорьевич Нагорный;
18. лакей Александр Егорович Трупп;
19. лакей Тютин;
20. лакей Дормидонтов;
21. лакей Киселёв;
22. лакей Ермолай Гусев;
23. официант Франц Журавский;
24. повар Иван Михайлович Харитонов;
25. повар Кокичев;
26. повар Иван Верещагин;
27. поварской ученик Иван Седнев;
28. служитель Михаил Карпов;
29. кухонный служитель Сергей Михайлов;
30. кухонный служитель Франц Пюрковский;
31. кухонный служитель Терехов;
32. служитель Смирнов;
33. писец Александр Кирпичников;
34. парикмахер Александр Николаевич Дмитриев;
35. гардеробщик Ступель;
36. заведующий погребом Рожков;
37. прислуга при Гендриковой Паулина Межанц;
38. прислуга при Шнейдер Екатерина Живая;
39. прислуга при Шнейдер Мария (фамилия неизвестна)
Позднее в Тобольск прибыли:
40. преподаватель английского языка Сидней Иванович Гиббс;
41. доктор медицины Владимир Николаевич Деревенько;
42. личная фрейлина баронесса Софья Карловна Буксгевден;
43. камер-юнгфера Магдалина Францевна Занотти;
44. комнатная девушка Анна Яковлевна Уткина;
45. комнатная девушка Анна Павловна Романова, но три последние допущены к семье в Тобольске не были».
Имя этой женщины, вошедшей в список реабилитации Генеральной прокуратуры России от 16 октября 2009 года как Анна Яковлевна Уткина, Анастасия Егоровна Шилова (Уткина). «Уткина и Романова, горничные царицы, в списках не числились, через два месяца прибыли в Тобольск без ведома властей».
Самое интересное, что получив от ворот поворот, три девицы и не подумали уехать. Они преспокойно разместились со всеми ранее прибывшими слугами в корниловском доме. А после октябрьского переворота все они оказались на положении арестованных. Странно, откуда взяться «горничным»? Только из хлопот доверенных лиц графа Шереметева, нашедшего, в конце концов, пару баб на выбор, согласных быть утехой царю-батюшке.
Касвинов мог использовать только списки, опубликованные следователем Соколовым в своей недописанной книге «Убийство царской семьи». А они далеки от совершенства, поэтому Генеральная Прокуратура РФ при подаче «заявления Главы Российского Императорского Дома о реабилитации репрессированных верных служителей Царской Семьи и других Членов Дома Романовых» провела повторное расследование по установлении личности репрессированных.
Было отмечено, что из пятидесяти двух человек: 45 в Тобольске (список приведён выше), 7 расстрелянных по обвинению организации побега великого князя Михаила Александровича в Перми, данные только по 23 человекам являются достоверными, по 29 — недостоверны (!). 16 октября 2009 года Генеральная Прокуратура РФ реабилитировала всех лиц, указанных в списке. Он был опубликован 30 октября 2009 года на сайте Императорского Дома.
Я думаю, вполне понятно, почему Анастасия Егоровна Шилова (Уткина) стала Анной Яковлевной Уткиной. Женщина ехала в Тобольск с новыми, выправленными документами на имя Уткиной А. Я. с целью избежать малейшего подозрения в своей миссии. Власть на местах прочно принадлежала сторонникам буржуазной монархии, поэтому выписать поддельные документы не составило особого труда.
«Тобольский дом, где жила заключённая царская семья, находился на улице, получившей после переворота название улицы Свободы. Ранее в нём жил губернатор.
Это каменный дом, в два этажа, с коридорной системой.
Первая комната нижнего этажа справа, если идти по коридору от передней, занималась дежурным офицером. В соседней с ней — помещалась комнатная девушка Демидова. Рядом с её комнатой — комната Жильяра, а далее столовая.
Против комнаты дежурного офицера находилась комната камердинера Чемодурова. Рядом с ней — буфетная, а далее шли две комнаты, где жили камер-юнгфера Тутельберг, няня детей Теглева и её помощница Эрсберг.
Над комнатой Чемодурова шла лестница на верхний этаж. Она выходила на угловую комнату: кабинет государя. Рядом с ним был зал. Одна из его дверей выходила в коридор, также делившей дом на две части. Первая комната направо, если идти от зала, служила гостиной. Рядом с ней — спальня Государя и Государыни, а далее комната княжон.
С левой стороны коридора, ближе к передней, была шкафная комната. Соседняя с ней — спальня наследника, далее — уборная и ванная.
Дом был тёплый, светлый».
Как видно из описания следователя Соколова, дом полностью подошёл под отлаженную систему охраны в арестном доме, для блуда в ней просто не было места.
Могла ли вообще, хотя бы теоретически, представиться такая возможность? Нет и ещё раз нет.
В дом последних девиц из партии в шесть человек, приехавших позднее, не пустили. На ночь вместе с царской семьёй оставались только те лица, указанные Соколовым, да и то этажом ниже. Остальные ночевали в просторном доме-дворце купца Корнилова. Оттуда и шли на ограниченное время в арестный дом для выполнения своих обязанностей. Чего-то похожего на вольную жизнь во дворце в Тобольске не было. Кругом были хорошо подготовленные для слежки и наблюдения офицеры и солдаты.
Положение Семьи стало меняться к худшему с приходом советской власти в таёжный Тобольск. События приняли дурной оборот 23 февраля 1918 года. В этот день полковник Кобылинский получил от комиссара по Министерству Двора Карелина телеграмму. В ней говорилось, что «у народа нет средств содержать царскую семью». Она должна жить на свои средства. Советская власть даёт её квартиру, отопление, освещение и солдатский паёк. На одного человека царская семья имела право тратить не более шестиста рублей своих денег. Со стола вмиг исчезли кофе, сливки, сливочное масло, не стало хватать и сахара. Кобылинский ходил по лавкам Тобольска и просил взаймы под векселя продукты.
Прошло несколько дней. В конце зимы рассчитали первую партию прислуги — не было чем платить за их более, чем сомнительные услуги. Из дневника Николая II за 1918 год. 14 (27) февраля. «Приходится значительно сократить наши расходы на продовольствие и прислугу… Все эти последние дни мы были заняты высчитыванием того минимума, который позволит сводить концы с концами». 15 (28) февраля. «По этой причине приходится расстаться со многими из людей, так как содержать всех, находящихся в Тобольске, мы не можем, это, разумеется, очень тяжело, но неизбежно…».
Были и другие, этические причины для увольнения части слуг. «Вообще же солдаты держали себя в доме с неизменным достоинством, были сдержанны и корректны, чего нельзя сказать о вывезенных из Александровского дворца слугах. Прежде, во дворце, эти люди замирали при одном появлении царской особы. Здесь, в Тобольске, они брюзжат на своих хозяев, пакостят, склочничают, небрежны, неопрятны, грубы . «Даже в то трудное время преданность придворной прислуги их величествам не помешала им красть провизию, подавать невероятные счета, съедать присылаемые их величествам подарки и напиваться до того, чтобы ползать мимо комнат их величеств на четвереньках».
Через месяц после демарша Карелина в Тобольск приехал комиссар Дуцман. Вслед за молчаливым латышом из Омска прибыл большой отряд красноармейцев во главе с Демьяновым и Дегтярёвым. С их приездом во главе совдепа оказался Павел Хохряков. Красавец матрос служил кочегаром на броненосце «Император Александр II». Выходец из Вятской губернии до службы на флоте был рабочим, едва умевшим читать и писать.
«Только что успел прибыть отряд Демьянова-Дегтярёва, как через два дня — 28 марта в Тобольск прибыл отряд из Екатеринбурга. Однако, главари омского отряда потребовали от екатеринбуржцев, чтобы они ушли из Тобольска. Последний отряд был вдвое малочисленнее омского. Он подчинился требованию омичей и ушёл из Тобольска 4 апреля. Но 13 апреля сюда пришёл из Екатеринбурга другой отряд под командой некоего Заславского. Этот отряд был равен силам омского».
«12 апреля от цика пришло письменное распоряжение об аресте Татищева, Долгорукова, Гендриковой и Шнейдер. Но солдаты пошли дальше.
Они самовольно арестовали всех лиц, бывших при Семье, не исключая и прислуги. В это время они и поселили их в губернском доме (выделено автором «Монстрологии»). Только один англичанин Гиббс упорно боролся за свою свободу и настоял на своём».
С 12 по 26 апреля 1918 года Семья и слуги, 45 человек, находились в одном помещении, не выходя из него большую часть времени. Спустя две недели государь, государыня, великая княгиня Мария Николаевна, Долгоруков, Боткин, Чемодуров, лакей Иван Седнев, горничная Демидова выехали на возках до станции Тюмень под конвоем отряда В. В. Яковлева. В Тобольске остался больной наследник, три его сестры и большая часть слуг.
Историки вообще ничего не узнали бы об этой женщине, если бы в городе-герое Шуя 15 марта 1922 года не произошли народные волнения, направленные против изъятия церковных ценностей. Ценности изымались не спонтанно, а по постановлению ВЦИК, директива исходила непосредственно от В. И. Ленина. Причина постановления: последствия голода 1921 года от Украины до Поволжья и разруха в результате гражданской войны в России.
Инициатива оказания сопротивления властям исходила непосредственно от клира Воскресенского собора, а именно отца Павла (Светозарова). Последний оказался в весьма трудном положении. В молодости он сделал неправильный выбор, поддавшись насильственной женитьбе. Покойный настоятель Шуйского собора с трудом и боем уломал желавшего монашества Павла венчаться с его дочерью. Как в таких случаях бывает, супруга рано умерла, оставив его с малолетними детьми, а на него лёг крест чужой жизни, который никогда не должен был его коснуться, прими он постриг в одном из монастырей.
Патриарх Тихон в той трудной ситуации благословил отдавать только то церковное имущество, которое не употребляется в церковном богослужении. Но любой мало-мальски воцерковлённый прихожанин скажет, что такового имущества в церкви очень мало — серебряные светильники, например. Наконец, в Шуйском соборе были собраны дары многих знатных лиц, в том числе почти поголовно всех шуйских купцов. Драгоценная риза (их было две) на чудотворном образе Шуйско-Смоленской иконе Божией Матери возглавляла список таких пожертвований, а он был весьма пространным. Сокровищ, отданных «во славу Божию», было так много, что это кажется неправдоподобным для нашего скудного на милосердие времени.
Мистически трагедия обобрания Воскресенского собора как две капли воды повторяет… события буржуазно-демократической революции 13–15 марта в Санкт-Петербурге. Агонию отречения. Только спустя пять лет. Тринадцатого марта 1917 года Питер бурлил, на улицах происходило столпотворение — народ поднялся против самодержца. И тоже самое происходило 13 марта 1922 года в Шуе после великопостной службы.
Храм, обычно полупустой в будние дни, а был понедельник, за считанные минуты был заполнен битком. Верующий народ поднялся против назначенного на этот день изъятия церковного имущества. Попросту говоря, грабежа церковных сокровищ, собранных за столетия. Комиссия была вынуждена отступить и перенести экспроприацию на 15 марта.
Нечто похожее происходило в те дни на пять лет раньше и в верхах столицы. Правящий класс взял тайм-аут на два дня для того, чтобы вытрясти отречение от находившегося в Ставке Николая Романова. И под утро 15 марта 1917 года монархия в России приказала долго жить. Произошло это на станции Дно (Псковская область). Так называемое «карандашное» отречение царя.
Возмущение началось сразу после службы преждеосвящённых даров в соборе пятнадцатого марта. Прихожане не хотели расходиться, часть из них стояла на паперти или возле собора. Сюда были стянуты войска шуйского гарнизона, красная кавалерия. После приказа разойтись, на который никто не прореагировал, была открыта стрельба. Второй на лестнице собора погибла работница шуйской ткацкой фабрики, названная «девицей Анастасией». Число погибших, не считая десятков раненых (50 человек в окончательном варианте подсчёта), достигло четырёх человек. Произошло это на третьей недели Великого поста.
Зовётся эта неделя крестопоклонной, поскольку накануне, в субботу, торжественно выносится крест и кладётся на аналой. Все четверо канонизированы, вначале как местночтимые святые Иваново-Вознесенской епархии, а 14 августа 2000 года (память 10 мая, 20 июня и в день новомучеников и исповедников Российских по новому стилю) их имена внесли в общецерковный список всероссийских святых на юбилейном Архиерейском Соборе.
Официальная позиция РПЦ МП в отношении новомученицы. Проста до невозможности. В официальном церковном календаре Русской Церкви Московского Патриархата ежегодно публикуются так называемые святцы — календарный список всех лиц, которых церковь официально считает и признаёт святыми. У современных святых, живших в XX веке, стоят не только имена, но и фамилии, отчества. Они отсутствуют только у одной мученицы Анастасии из Шуи. И эта странность никого не удивляет.
Первым, кто упомянул в начале девяностых о мучениках из города Шуи, был ревностный собиратель и классификатор памяти новомучеников Российских тогда иеромонах Дамаскин (Орловский). «Второй была убита девица Анастасия. Этим утром по пути на фабрику она остановилась у собора, поднялась с другими на ступени — и там была застрелена».  С этого часа лекалом для всех церковных статей, публикуемых по этой теме, стали изыскания этого монаха, в том числе и подписанных «Свято-Николо-Шартомский монастырь».
Поэтому в издании Иваново-Вознесенской епархии «Святые земли Шуйской» сообщается, что «о погибшей возле стен собора 15 марта 1922 года девице Анастасии достоверных сведений в настоящее время не имеется. Память святой мученицы Анастасии совершается в день празднования Собора новомучеников исповедников Российских, 27 апреля/10 мая в день памяти новомучеников шуйских, 7/20 июня в день празднования Собора Ивановских святых».
Как она была канонизирована, когда не было обретено её мощей, не было ни одного случая помощи, пришедшей по молитве этой жертвы произвола властей? По каким критериям, какими правилами руководствовались? Бог весть. У нас в стране таких «взошедших на лестницу собора» работниц не менее 10 тысяч. Но никому в голову не приходит их прославлять. И в отличии от «девицы Анастасии» не скрываются «персональные данные», не говоря уже о подробных биографиях, наполненных подлинным, а не мнимым стоянием за Христа.
Но если нет «достоверных сведений», то не должна была проводится канонизация. Ведь это не IV век нашей эры, когда сжигали мучеников никомидийских, а их было 20 тысяч человек. Отсутствие их имён, биографий, по понятным причинам, никоим образом не может повлиять на наше желание или не желание считать их святыми. Они святы в Духе Святом. И большего быть не может. Но сегодня, в условиях строжайшей регламентации в РПЦ МП, подобная канонизация выглядит необъяснимым нонсенсом.
Всё это наталкивает на мысль, что Московская Патриархия прекрасно осведомлена, или полагает, что она осведомлена о том и в том, кем же на самом деле была «девица Анастасия из Шуи». И канонизировали её совсем не за то, что она стояла напротив своей смерти, а по другим, важных для Москвы, причинам. И только из-за этого и родилась идея прославления семи мучеников из Шуи и окрестностей. Напрашивается аналогия с семью царственными мучениками. Среди четырёх расстрелянных в этот день мощи обретены только Авксентия Калашникова (23 октября 2002 года), остальные не найдены. Хотя найти место захоронения Анастасии на Троицком кладбище можно. Но только есть ли она там?
Архивная информация. Вторым источником информации об этой женщине служат архивы городов Иванова и Шуи. Исходя из формальной логики — события, меня заинтересовавшие, произошли в Шуе, позвонил туда. Но меня огорошили: все довоенные архивы находятся в «Государственном Архиве Ивановской Области» (ГАИО). Сделал официальный запрос. И в конце концов получил ответ, который лежит очень далеко от мифического образа святой девы из города ткачих.

АРХИВНАЯ СПРАВКА
От 27. 02. 2012 г. №88/117-06
В коллекции актов гражданского состояния Ивановской области, в актах о смерти Шуйского горисполкома за 1922-й год имеется:
Актовая запись №192 о смерти 15 марта 1922 г. Шиловой Анастасии, д. Пап(н)овская (в документе неразборчиво) Пупковской волости.
Место смерти: г. Шуя
Род занятий: ткачиха.
Возраст: 26 лет.
Семейное состояние: замужем.
ФИО лица, сделавшего заявление о смерти: сестра Мария Павлова, Шуя<…>.
Место погребения: Троицкое кладбище.
Акт зарегистрирован 16 марта 1922 года.

Причина смерти не указана.
Основание: ГАИО. Ф.Р–2252. Оп.3. Д.13. Л.48 об.–49.
Сведений о других Анастасиях, умерших в Шуе 15 марта 1922 г., не имеется.
Далее следуют инициалы директора архива и примечания.
Здесь как раз заложены противоречия с официальной версией — «девица» оказалась замужней женщиной в возрасте 26 лет. Но и это оказалось не последней неточностью в установлении подлинных данных о убитой. Шуйский краевед Е. С. Ставровский в своей книге «Шуйские новомученики исповедники XX века» привёл данные исповедных ведомостей и метрических книг Ильинской церкви села Чернцы, в приходе которой находилась деревня Поповская Пупковской волости. Выяснилось следующее. «Исповедные ведомости Ильинской церкви подтвердили, что в д. Поповская проживали крестьяне Шиловы, среди которых была только одна Анастасия. Полное её имя — Анастасия Егоровна Шилова, до замужества Уткина.
Родилась она в 1892-м году в деревне Сельцо близ села Вознесенье Ковровского уезда (и это не согласуется с актовой записью о смерти № 192 — разница в возрасте четыре года: примечание автора)… 17-го января 1910 года Анастасия Уткина венчалась в Ильинской церкви с. Чернцы с Николаем Ивановичем Шиловым, крестьянским сыном из д. Поповская. В брачном обыске Анастасия записана как неграмотная. После свадьбы жили они в д. Поповской, но уже 20 сентября 1910 г. Н. И. Шилов умер от чахотки. Детей у них не было».
Ещё одно кардинальное расхождение. В данном случае в актовой записи должно было бы стоять «вдова», но вместо этого написано «замужем».  Не могла же родная сестра забыть, что Анастасии 30 лет и она вдова. Значит, под видом сестры скрывалась совсем другая женщина.
Так я рассуждал до 8 июня 2015 года, пока не понял: это не другая женщина, а данные её документов, по которым она прибыла из Тобольска. Миссию выполнила, а документы менять на прежние было просто опасно. Вот и жила «замужней» под чужим возрастом. Да и документов могло быть несколько.
Я звонил Евгению Сергеевичу, пытаясь понять, насколько глубоко позволили ему провести исследования в отношении всех четырёх новомучеников Шуйских. Выяснилось следующее. Архивные материала в ГАИО выносились в читальный зал. То есть право самому направлять и определять широту поисков в архиве ему не предоставили. Заказ — ответ. Всё.
Из всего, сказанного по телефону, я понял, что для получения конкретных материалов необходимо идти в архивы СБУ по Ивановской области. А они закрыты практически для всех. Исключение делается только для родственников и комиссии по канонизации РПЦ МП. Что нашла в архивах эта комиссия, не знает никто. Молчат как рыбы. Донесение делается только архиерею, делавшему запрос в архив.
Так это или не так, но не поверил я Евгению Сергеевичу Ставровскому, давшему мне понять, что что-то непременно осело в архиве ФСБ России по Ивановской области. Не поверил, потому что знал точно — если у них что-нибудь было бы по мученице Анастасии Шуйской, они не стали бы этого скрывать. Просто и сегодня верующие смотрят на чекистов как на чудовищ, которые лгут (служба у них такая), из архивов сор не выносят и правды от них не добьёшься. А очень даже напрасно. И, чтобы никаких неясностей не оставалось, отправился лично на Жиделева, 12.
Приняла меня и выслушала миловидная Наталья Ивановна, пообещав помочь мне в этом путанном деле. Написал заявление и, через две с небольшим недели, получил ответ. Но, заждавшись, за три дня до этого сам позвонил Наталье Ивановне. По её голосу понял, что она на самом деле искала материалы по Анастасии, но в архиве ФСБ по Ивановской области ничего о ней нет. Голос искреннего человека, а не актёра, услышал я в ответ. Обмануться в этом было невозможно. Официальный ответ за № К–409 от 05. 12. 2014 года.
Неприметная эпоха Знамения Царскосельской иконы Божьей Матери 1741–1917 (бастарды на российском троне)
Письмо было послано, судя по штемпелю на конверте, 10. 12. 2014 года. Этим днём церковь чтит память иконы Богородицы «Знамение» Новгородской (XI век). С чудотворным списком Знамение, получившей название Царскосельской, не расставалась императрица Елизавета Петровна (1741–1761), в конце концов построившая ей церковь в Царском Селе (1761 год).
Она молилась перед ней и взяла её с собой в день свержения племянницы императрицы Анны Иоанновны (1730–1740), Анны Леопольдовны, бывшей регентом при сыне, законном коронованном императоре Иоанне VI (1740–1764).
Правнук старшего брата Петра Великого, царя Ивана V (1666–1696), происходил от женской линии Милославских-Салтыковых. Мальчику был год. Его лютеранское имя Ульрих. Именно о нём рыдала за месяц до его насильственной смерти в крепости, крича по всему Петербургу: «Бедный Ульрих! Бедный...» блаженная Ксения Петербургская.
СВЕРЖЕНИЕ. Такой грех взяла на себя полукровка, рождённая от чухонки Екатерины. Дети, а именно дочки Ивана V, старшего на шесть лет Петра I, полукровками не были и прав на престол имели несравненно больше.
Во-первых, по старшинству.
Во-вторых, по знатности.
В-третьих, по миролюбивости и кротости, отличавшего Ивана Алексеевича и его потомков от Петра Алексеевича и его взбалмошных детей.
В четвёртых, по воле Божьей, лежавших на них.
В-пятых, по праву законнорождённых. И это самое главное.
После ночного переворота в ноябре 1741 года Елизавета заключила под стражу законного императора-однолетку и его родителей, выписав из Шлезвиг-Гольштейна своего племянника-полукровку. Сына своей, рано умершей, сестры Анны (Аннушки).
Он станет в России Петром III ровно на полгода (1726–1762). Будет убит в Ропше под Петербургом. Это замок очень любит В. В. Путин. От его единственного сына, Павла Петровича и потянется правящая линия Гольштейн-Готторпских-Нарышкиных-Скавронских: Павел, Александр, Николай, Александр, Александр, Николай и сутки находившийся под вопросом престолонаследия Михаил.
Елизавета Петровна незаконно взошла на престол с этой иконой, свергнув законного кроху-государя и перед этой же иконой Знамение с властью и престолом русских царей мистически распрощается её дальний потомок, прапраправнук её сестры Анны Петровны Романовой, отправляясь в Тобольск.
Тем ноябрьским переворотом придёт к власти младшая ветвь Романовых, женская линия Нарышкиных-Скавронских, глава которой в XX веке, Николай II, единственным из всех государей Российских не поедет поклониться другой чудотворной иконе, Тихвинской, перед коронацией. Не «примет» его перед торжествами и великий святой земли Русской, Сергий Радонежский — царя не ждали в этот день и никто не встретил царскую чету в подмосковной лавре.
Память этой иконы, Царскосельской Знамение, совершается в этот же, нобелевский день. Последний царский молебен в Царском Селе был отслужен именно перед этой иконой. Дорожный, перед отправкой царской семьи в Тобольск в августе 1917 года. Этой иконой семья и свита навсегда прощались с дворцом и прежней жизнью, стоя перед полной неизвестностью.
Произошло это, казалось, совершенно случайно. Хотели вынести икону из Фёдоровского собора, но комиссар Временного Правительства за недостатком времени не разрешил. Круг беззаконий этой династии замкнулся иконой, с которой и началось правление бастардов. Преступления, перевороты, кровь, преступления, кровь, заговоры… Сама Владычица Царица Небесная положила предел.
Главная икона Знамение — Новгородская. Она находилась в Софийском соборе Великого Новгорода и представляла из себя складень-триптих. Справа от Богородицы была икона апостола Петра, слева мученицы Натальи.
Именно Наталья Ивановна в день уничтожения храма Христа Спасителя и смерти патриарха Алексия II написала мне ответ, посланный на Знамение. Мистика последнего царствования, живущего в потомках иваново-вознесенской ткачихи.
Так кто же был убит на ступеньках Шуйского Воскресенского собора в пятилетнюю годовщину отречения от власти государя Николая II? И какая роль была отведена в предоставлении ложных сведений органам внутренних дел её сестре, мнимой или настоящей, Марии Егоровны? Во-первых, есть очень существенная деталь в показаниях сестры погибшей. Было показано, что умершая была замужней.
Для чего или точнее, для кого, это было сделано?
Только для единственной дочки Анастасии Егоровны Шиловой, прижитой ею от пильщика дров в Тобольске. Имя этого ребёнка Екатерина. Девочка эта проживёт долгую и очень тяжёлую жизнь. Родит трёх детей — двух мальчиков и одну девочку. Умрёт 6 декабря 1998 года в Донбассе. Отпоют её и похоронят на следующий день, 7 декабря, в день великомученицы Екатерины. В честь этой великомученицы приняла православное крещение вторая жена Петра I — Екатерина Скавронская. Начало и конец династии — чухонка Екатерина, наложница Шереметева, а затем Меньшикова, попадается на глаза царю Петру и черная служанка, родившая от её прапраправнука девочку, названную Катей. Сводней был Шереметев, потомок первого владельца будущей императрицы.
Из таких бытовых пристрастий — с кем и как спать, от кого, следовательно, производить наследников и рождались основы российской исторической драмы. Блуд на крови русского народа. Развращённость, остановленная всеобщим недовольством и возмущением в марте семнадцатого.
Имя Анастасия переводится как «воскресение», «воскресшая». Наверное, в этом заложен великий смысл произошедшего в Тобольске. Никто из венценосцев не под каким условием не мог вырваться оттуда. Все они отправились в Екатеринбург по распоряжению ВЦИКа, где должны были и приняли мученическую смерть.
Но вопреки всякой логике, смерть при всём её безобразии породила Жизнь. Эта жизнь билась под сердцем согласившейся быть последней утехой «святого императора». Маленький комочек плоти. Гены Гольштейн-Готторп-Романовской династии вырвались наружу из заточения и отправились в утробе своей матери путешествовать по матушке-Руси. Только из-за этого последний царь из «Кобылиной династии» был так спокоен, невозмутим и даже весел, что многократно отмечали его тюремщики. В отличие от его жёнушки, Алисы Гессенской. Та рвала и метала, видя, как тает последняя надежда бегства из большевицкого плена.
А царь просто смеялся над своими палачами, жадно поглядывавших на царское добро. Смеясь, вёл переписку о побеге с таинственным офицером, за которым скрывался уральский чекист, знавший французский. Ведь тем и в голову не могло прийти, что сколько не убивай, не сжигай, не режь на части, не поливай серной кислотой, убить жизнь гражданина Романова в его наследственной основе отныне невозможно. Птичка, зачатая в доме Свободы, выпорхнула на свободу. Так Бог уравновесил несправедливость расстрела царской семьи.
Она превратится через год после расстрела в доме Ипатьева в хорошенькую девочку и никто на Земле, кроме её матери, не будет знать подлинное имя отца ребёнка. Имя императора, потерявшего свой собственный народ, страну, корону и власть на станции Дно.
«В Красной России, по словам Локкарта, «население Москвы восприняло сообщение о смерти царя с поразительным равнодушием».  Точно так, как и смерть Лжедмитрия I, холопа Романовых, в 1605 году предками тех же москвичей. И первый, и последний стали пеплом. Вконец обманутая непутёвыми правителями, Россия вновь оказалась на перепутье.
Ни в одной из стран Европы не было такого жуткого разрыва между классом богатых и всеми остальными. Несправедливое тягло, возложенное кнутом и обманом «верхами» на «низы» и сброшенное с самих себя, разбудило забытый всеми угличский набатный колокол. Скоро в огне угличских костров сгорит вся прежняя страна.
А вот, кстати, ещё один штрих к триллеру из цикла «начало и конец династии кобыл». Керенский назначил начальником охраны и конвоя полковника царской армии Кобылинского. Стеречь потомков Андрея Александровича Кобылы 1346 (7). Август 1917–март 1918. Узел скользит по намыленной петле. Ещё немного и начнётся совершенно новая история нашей страны. Но перед её началом все символы великой шестисотлетней драмы должны соединиться в жутком авантюристском финале. СМЕРТЬ КОБЫЛАМ!






















Глава III
Человек со станции Дно

Первого февраля 2016 года информагентство «Накануне.RU» (Екатеринбург) опубликовала интервью протоиерея Алексея Кульберга, одного из семи скандальных погромщиков выставки современного искусства «Осторожно, религия!» (Сахаровский центр, Москва, январь 2003). К сожалению, редакция запрещает использовать свои материалы, поэтому я только ссылаюсь на появление определённой информации, о которой до недавнего времени молчали в МП.
Впервые с 1993 года руководитель информационного отдела Екатеринбургской епархии, настоятель храма Вознесения отец Алексий (Кульберг) публично указал на причину стойкого неприятия итогов генетических исследований и заключений по царской семье Московской Патриархией.
Оказывается, у патриарха Кирилла имеется своя, личная база образцов тканей и крови покойного императора, по которой тот сверял все генетические экспертизы последних двадцати лет. А поскольку совпадений не произошло, официальные представители МП твердят, что это не кости царской семьи.
Точно такая же реакция русской эмиграции в третьем поколении на желание МП заполучить останки царской семьи из храма Иова Многострадального (Брюссель). При перезахоронении свинцовой капсулы с землёй, подкожным жиром и пальцем Николая II в очередной раз было заявлено, что РПЦЗ ни за что не отдаст на экспертизу святые мощи, что говорит о полнейшем недоверии к РПЦ МП и действиям экспертов РФ.
Эта глава о «коллекции» Патриарха Кирилла. Она живая, ходит на двух ногах и имеет огромное влияние на Святейшего.
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
Проснулся от сильного, непривычного для летней ночи, холода. Поезд медленно сбавлял обороты перед очередной российской станцией. Простынь, сколько я её не натягивал на себя, роли обогревающего элемента больше не выполняла. «Ну и холодина! — только и подумал я. — И это двадцать второго июня, ё-моё-ё!». Проводница молча выдала мне два одеяла в ответ на моё рычание по поводу путешествия в холодильном аппарате. Поезд страшно дёрнулся, заскрежетав тормозами и замер. Думая, что на воздухе будет намного теплее, чем в вагоне, вышел на перрон.
То, что я почувствовал, разглядывая незнакомую станцию, не поддаётся описанию. Щурясь от нестерпимого солнца, непривычно высоко зависшего в начале пятого утра, прочитал название. «Дно». «Что это за нелепица такая: «Дно», — обалдело подумал я. Такой пристанционной пустоты, залитой в такую рань нестерпимо ярким светом, при полном отсутствии пассажиров, я ещё не видал. Огромная станция со множеством путей, погружённая в солнечный холод, не издавала ни звука.
Не проснувшись до конца, я всё же пытался оставаться самим собой в том жутковатом состоянии станционного вакуума. Но ужаса становилось всё больше, словно я по ошибке попал в город ZERO. Пустота перрона только усиливала это состояние до тех пор, пока гудок нашего поезда не заставил громкоговоритель пробубнить: «Дополнительный поезд «Кишинёв—Санкт-Петербург» отправляется со второго пути». Поезд тронулся, ужас оторвался от перил вагона, покатился по шпалам и растворился в воздухе среди жаркого лета на станции с кошмарным для России названием «Дно».
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
Войдя в вагон, согрелся под двумя одеялами и заснул, чтобы проснуться на Витебском вокзале и быстро собрав вещи, вылететь в метро, похожее на печи крематория в Освенциме. «От наводнений», — пояснили мне. Чужой и незнакомый мне город отзывался каким-то стойким предубеждением в душе.
Огромные дыры на Невском, залитые зловонной жижей и похожие как две капли воды на такие же вонючие катастрофы в самом центре Бухареста, изученные мною месяцем раньше. Груды гниющих фруктов на улице Полярников, выброшенных азерами, галдящих рядом (держим цену). Совершенно пустые магазины, обилие киосков или «точек», продававших литровый «Рояль» — спирт из Бельгии, подспорье власти для спаивания народа.
Мраморная тётка с одной грудью (не знаю уж, как её звали) в том самом Летнем саду, что рядом с Невским. Голубая казарма, наполовину в земле, грязного цвета колонна-шпиль посреди пустого, брусчатого плаца, гнутого как подкова.
— «Зимний!» — гордясь этим убожеством, объяснили мне «коренные» питерцы. Бабушки-пенсионерки, торгующие дерьмом под «палех» в бывших царских дворцах и оценивающих любого, способного что-то купить из этого хлама, приготовленного для иностранцев. Удивительной красоты парки на островах и старушки, сидящие под елями и дымящие «Беломором»… Таким я увидел Питер 22 июня 1992 года.
Не говоря уже о «китайском» квартале северной столицы, Васильевском острове, где веселая шпана могла запросто совокупляться с дающей прямо на улице среди белого дня. Для чего в чёрных проходах, ведущих в слепые дворики, стояли голые кровати, всегда готовые прогнуться под телами василеостровских господ. Невдалеке от постельного «сервиса» красовалась куча мусора, окаменевшая ещё до перестройки Горбачёва.
Кому не рассказывал в том самом Питере о таком Питере — никто не верил, что мусор может не вывозиться годами и лежать в виде экспоната из «музея Достоевского» под открытым небом.
Гороховая Михаила Фёдоровича, без капли зелени и тени, шипящая зноем. Мостовые, на которых можно было жарить семечки, а гостям парадиза Петра от духоты терять сознание. Аномалия, породившая температурный климакс и розы, хилые до невозможности, по цене зарплаты одного рабочего за дюжину. Всё это промелькнуло в неимоверную жару за день перед Всемирным конгрессом Свидетелей Иеговы, куда для встречи со мной приехала простая немецкая семья из ФРГ.
Мы увиделись через день, 24 июня, на стадионе имени Кирова. Его благоустраивали энергичные и трудолюбивые финны. На свои же денежки. Клеёнками обворачивались все скамьи на стадионе — впечатляло до невозможности. Но ещё больше поражали канадские ребятки: те запросто выгребали русское говно, лившееся густыми и мощными потоками в срочно сооружённые дополнительные облегчительные помещения.
Белые перчатки, комбинезоны и ни капли стеснительности, ущербности от такого ассенизаторского послушания на всемирном смотре прохиндеев от Иеговы. Достоинство. Покой. И даже величие. Вот что излучали глаза канадцев. Ничего подобного в своей жизни, ни до, ни после, не видел, и бьюсь об заклад, никогда не увижу.
В России люди толпами идут в монастыри, становятся монахами, схиму принимают. Но ни к чему, кроме осознания своего морального убожества, их шаги в подвиг аскезы не приводят. А тут откровенные еретики с Запада, а такая сила духа от них исходит, что поневоле задумаешься, чё это мы сеем у себя на огороде? Не коноплю ли?
Я без труда отыскал своих немцев в многолюдном секторе «Германия». Рассказал им про розы, которые купил для Эстер и которые тут же завяли, о том, что закончил учёбу в университете и теперь свободен. Дядя Рудольф, похлопывая меня по плечу, стал подводить меня ко главному.
— Меньш! Через день крещение! Ты готов?
Оторопев от его вопроса, улыбнулся «по-немецки» и деловито спросил:
— Во сколько?
— Сначала будет представление крещаемых, их рассказ, как они пришли к вере, а потом, часов в одиннадцать, поставят бассейн на пять тысяч литров прямо на арене и начнётся. Будет много, меньш, человек семьдесят.
Коверкая русские слова на немецкий лад, дядя Рудольф неторопливо выкладывал все свои домашние заготовки, приготовленные им в Германии для моего, полного и окончательного, охмурения в «истину» руттерфордовской веры. Но увы! Я слушал его, как всегда, в пол-уха, думая, как отвертеться от очередной каверзы и не попасть, как кур во щи, в тот проклятый бассейн.
Решив поменять опасную тему, спросил:
— Где вас вчера носило? Это же Россия. Здесь запросто могут убить, поняв, что вы иностранцы. На моих глазах у англичанки вырвал фотоаппарат юркий малец и сделал ноги. Эти дикари никогда не видели кодак.
— Меньш, не волнуйся, мы ездили все вместе с группой в Новгород. Целый день. До вечера.
— И что вы там увидали? — спросил я.
— О! Столько бедных!
Тут в разговор вмешалась фрау Ольга.
— Девушка стояла у стены…
Я перебил её.
— Где?
— В храме, у стены, Как его… Этот, София-собор. Да. Девушка упала от голода. Она была такая белая, как мука. У неё брат инвалид. В коляске. Им нечего есть. Мы её подняли, она стала так плакать. Дали ей денег и адрес. Сделаем ей вызов в Германию. Дали двести марок.
От бесхитростных слов фрау Ольги меня обдало ледяным холодом. Как это так? В православном русском храме стоят голодные инвалиды, падают в обморок, а им помогают не священники, не матушки, не прихожане, не актив (церковная двадцатка), не епископы, не патриарх, а немцы. Простая семья дворника из Пфорцхайма.
Да не просто немцы, а немцы-изуверы. Свидетели Иеговы. Моральные уроды по нашей доморощенной классификации. Только у них, в переполненном во время церковной службы храме, нашлась капля жалости и человечности. Бесчеловечен человек. Русский человек. Вслед за сожжённым Аввакумом говорю, но уже без кавычек.
Следующий день я почти не видел семью дворника из Пфорцхайма. Мы запрятались подальше от их все усекающих глаз в Восточный сектор. Мы — это Эстер, дочь дяди Рудольфа и фрау Ольги и я, человек со станции Дно, приехавший на последнее свидание со своим счастливым прошлым. А то, что оно последнее, я не сомневался.
Эта была отчаянная попытка немцев женить крещёного в православии на вчерашней лютеранке, младшей из шести детей и вывезти в Германию. С единственным условием — крещение в лохани свидетелей Иеговы. Все блага западного мира после чечевичной похлёбки.
К этому времени я совершенно спокойно смотрел на дикую активность всевозможного рода религиозных проходимцев с целью крещения меня в «истинную веру».
Потому что крестила меня насильно православная активистка. Отсидела восемь лет за веру, возглавляла список двух церковных двадцаток в Кишинёве. Приехав к нам в июне 1967 года — Татьяна Ивановна Тарасова, уроженка города Шуи, гордо задрав нос, заявила.
— Бог приказал крестить твоего сына! — с этими словами «раба Божья Татьяна» сгребла меня в охапку и потащила в церковь.
— Кока! Ребёнок ничем не болеет, он совершенно здоров! — мама бежала сзади и плача пыталась вырвать из рук «крёстной» матери. Через день после такого крещения меня свезли в реанимацию с почти сорокаградусной температурой — на голом месте возник жесточайший хронический тонзиллит.
На следующее утро, памятуя о купальне, на стадион не торопился. Успею. Главное — купить подарок Эстер. Но какой и где? Решил поискать на всё том же Невском. А там лабуда и вышибание копеек. Зашёл в какой-то ДК. Шкатулки из Мстеры. Поторговался. Цена умеренная. Сказал, что зайду. Время было. Решил его убить.
В конце того же Невского увидел рекламу американского блокбастера «Чернокнижник-1» («Warlock», 1988). Кинотеатр за углом, вход внутри двора. Не подозревая ни о чём, купил билет. Сеанс уже начался. День. Людей почти нет. Несколько молодых праздных любителей чёрной-чёрной магии, сделавших свой выбор — губить чужие души. Сел сзади их.
Она, как бы главная героиня попадает в руки настоящего чернокнижника, упавшего в Бостон из 1691 года. Колдун сдирает с руки девушки ожерелье. Вызываются и насылаются бесы, девушка начинает стареть. Краткая тарабарщина произнесена — колдовство вступает в силу. Отныне день ее жизни равняется двадцати годам. Трое суток и жизнь уступит место смерти. Неожиданно помощь приходит от странного парня, что идет по пятам чернокнижника.
Дальше вся лента строилась на погоне и преследовании двух колдунов, доброго и злого. Два часа чёрных дел мастера убивали друг друга, забивали гвозди на расстоянии в руки, топили, душили, жги огнём. И все ради соединения трёх частей древнего колдовского манускрипта в Великий Гримуар.
Только спустя много лет я пойму смысл этого фильма. Или ты отдашь насильственное крещение сатане или племянница сухумской ведьмы, с которой я расстался в Хэллоуин 1991 года, превратит тебя в персонаж «Warlock».
Вышел на улицу опустошённый. Солнце било в глаза, нестерпимая питерская жара уже сделала своё дело. На руках зудели первые ожоги, полученные на стадионе Кирова. От соприкосновения с новой порцией солнечного жара ожоги стали ныть ещё сильнее, а надо ещё купить шкатулку и ехать на стадион.
Бабушки, завидев меня, стали о чём-то шушукаться и цена взлетела на треть. Но мне было уже всё равно. Купил эту дрянь (русскую безделушку) и поехал на стадион. Немцы были явно не в своей тарелке. Клиент вырвался из цепких рук старших братьев Иеговы (старший брат — начальствующий в этой среде). Крещение только-только кончилось, а тут и я припёрся, ни к селу, ни к городу. Кому я нужен, непойманный асами ловцами. От меня просто отвернулись.
К этому времени все участники всемирного шабаша «от Иеговы» были в волдырях, ожогах и просто покраснениях от поцелуев злого питерского солнца. Тридцатиградусная жара, тончайший, приполярный уровень ультрафиолета и вот итог. Мы все в язвах, а те, кто просто жил, учился и работал в городе на Неве, купались, загорали, ходили в майках и летних рубашках, ничем подобным не отметились.
И, что самое интересное, все делали вид, что с ними ничегошеньки не произошло. Как будто так и надо. «Пошёл первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его». (Откр. 16: 2). Лицемерие — пудра дьявола, а свидетели Иеговы без неё ни шагу.
За четыре дня конгресса я увидел почти весь мир. Лучшего парада красоток я в своей жизни не видал. Миниатюрные японки в кимоно, деревянных сабо, финки, шведки, немки, ирландки, польки, болгарки и ещё Бог весть кто. Но истинное совершенство, без изъянов и натяжек, жило в филиппинках. Красота, никогда не виданная мной, ходила, говорила, улыбалась рядом. Куда там нашим украинкам и русским девам до этой тихой красоты № 1 всех времён и народов. Красота не забывается, время идёт, память остаётся. Очень жалко, если они не спасутся.
Месть демонов. Очень скоро я забыл об этом тяжёлом дне. Прощание навсегда с немцами. Приезд на день домой, в Мариуполь. Самолёт на Кишинёв (последний в моей жизни) и целых четыре дня беспробудного пьянства в студенческой общаге. Мои приятели начали бухать на неделю раньше. Так, с пропоя, не протрезвев толком, отправились получать свои «румынские дипломы».
То ли на самом деле выпито было чересчур много, то ли у моих приятелей и собутыльников было желание напоследок сделать что-то красиво, но когда дошла очередь до меня получать диплом, братаны осипшими глотками завыли: «Боже, царя храни!». Дальше первой строки дело не пошло. Выпускники истфака не знали гимна Российской империи.
Зато его знал иеромонах Варфоломей. Через два года его рукой мучения «Чернокнижника» станут мучениями счастливого студента.
Седьмого июля, через четыре дня, был мой двадцать шестой день рождения. Общее намерение было чёткое, простое и для всех неостановимое, как лавина: справить! И справили. Меня спросили о «последнем желании». Ответил: «Никаких подарков». Исполнили в точности. Вместо «памятных вещиц» осыпали цветами и букетами. Как покойника. Могильник неандертальца в Шанидаре. Из студенческого «номера» я уезжал последним.
На столе, подоконнике, на полу — всюду стояли цветы. Бросив взгляд на банки с водой, забитых цветами, закрыл навсегда «дверь в лето». Щемящее чувство надвигающейся беды подсказывало мне — впереди вечная мерзлота. Оттепели не будет. Это я знал точно. Если тебя приняли за кого-то другого.
Дальше сценарий «Чернокнижника» стал моей новой жизнью. Неудачная поездка в Кишинёв. Обратно из-за войны в Приднестровье ехал через Жмеринку, где, как назло, не было ни капли воды. Купленную на вокзале клубнику негде было вымыть. Руки тоже. Это там Эльдар Рязанов, сказочник для взрослых, снимал «Вокзал для двоих». Теперь нас и вправду стало двое — я и бес, мстящий за поражение на стадионе Кирова.
Спустя две недели после возвращения неожиданно превратился в лежачего. Инфекция «альфа» как самая лёгкая степень гепатита и меня срочно везут в инфекционное отделение. Ставят мне диагноз. Боткина. После неё я почувствовал, как из меня стало уходить здоровье. Август кончался. Надо было искать работу. В Украине оставаться не хотелось. Позвонили родне в Колобово. Работа нашлась. Учителем истории ещё той.
Я приехал в крошечный и очень бандитский («бронза» по убийствам в области, после Иваново — 460 тысяч и Кинешмы — 103 тысячи жителей в 1992) посёлок с тремя тысячами жителей. Спустя дней пять, поняв окончательно, куда занесло «бедного студента», спросил у женщин, стоявших за хлебом:
— Скажите на милость, есть ли в Колобово хоть один еврей?
Раздалось несусветное, истерическое ржанье над дураком, задающего дурацкие вопросы. Смеялись долго. Ждал. Отсмеялись и не знают, чего смеялись и что спросить.
— А чего это вы спрашиваете? Вам что, евреев, часом не хватает? — наконец встречный вопрос. И вновь хохот.
Но, видно, что-то до них дошло. Очередь замолчала и я ответил:
— Если в городе, посёлке не остаётся ни одного еврея, значит жить в таком месте невозможно.
— Да уж куда там, невозможно. Мы-то живём, — очередь мгновенно насупилась. Мой вопрос и ответ на него страшно не понравились колобовским бабам.
Получив свой заветный батон, вылез из очереди, мгновенно ставшей враждебной. Батоны кончились. Остался один, и две молодые, здоровенные ткачихи с квадратными кулаками вцепились друг в друга. Началась ожесточённая и обычная в таких случаях, колобовская драка. До крови, без дураков. Дома с белым ждали каждую из них дети и мужья. Поэтому стесняться было нечего — без батона не приходи — плохая хозяйка.
Отойдя метров на пять, обалдело глядел, как красные от махания кулаками, вцепились в последний батон две разъярённые женщины. Вид у них был как у волчиц, сошедшихся на смерть из-за молодого волка. Да и какая случка без батона. «Может, хоть сейчас до них дойдёт, что это всё, что угодно, но только не жизнь!» — думал я, уходя с батонного побоища.
А исчерпывающий ответ получил, напросившись к лучшей тётушкиной подруге, Морозовой, помыться в настоящем душе. После отмывки гостеприимная старушка угощала меня чаем и без труда ответила на «еврейский» вопрос.
— Последний еврей, Олег Степанович, уехал из Колобова в 1967 году. Был он инженером на фабрике, в управлении работал. Осенью рассчитался и уехал. Больше евреев в посёлке не было.
Она хитро поглядела на меня и рассмеялась. Сплетни, одна другой нелепее, героем которых был чудаковатый учитель, дошли и до неё. А мне стало не по себе. Городского белоручку из Кишинёва, привыкшего к благам цивилизации, в ткацком посёлке, конвульсирующем в такт «экономическим реформам» Гайдара и Чубайса, ждала только смерть.
Но после болезни немытых рук, ехать и искать где-нибудь ещё работу, сил у меня попросту не было. И я остался, чтобы через три года вернуться домой с одной сумкой, набитой медикаментами, не способных сбить температуру в тридцать девять градусов, вылечить гной в почках и дыры в двенадцатиперстной кишке.
Уезжать, несмотря на третью, самую тяжёлую за год госпитализацию, не хотелось. Но бес, ставший с 1992 года моим спутником, знал меня куда лучше меня самого. Вызвав меня на осмотр, главный районный уролог города Шуи сделал мне решительное предупреждение.
— Если инфекция не будет подавлена, температура не спадёт, возьму вас к себе, в свою палату. Это что же за извращение, не спать совсем с женщинами. Что это за дурь, отказывать себе в удовольствии. Это ненормальность. Я вас от этого вылечу. Навсегда. У меня есть две чистенькие, хорошенькие сестрички. Оля и Лена. С первого июля они займутся вашим лечением. Оля будет спать с вами днём, а Лена ночью. Я эту дурь из вас вышибу. Будете пахать на них, как миленький. Вся инфекция выйдет за десять дней.
Выслушав молча маститого эскулапа, ждать «урологической трахалки» по-шуйски не стал. Первого июля поезд «Москва—Мариуполь» привёз меня домой. Ловушка захлопнулась. И тот, кому было поручено вытрясти из меня всю душу, ловил меня ужасами последнего колобовского года, зацепил меня на крючок в день похорон моей многострадальной бабки, Зинаиды.
Палачом оказался благообразный священник, приехавший на отпевание. Тридцатого сентября 1994 года, в день ангела моей матери, всё, что впихала много лет назад сухумская ведьма в мою бабку, стало моим до конца дней.
Бабушка умерла в страшных мучениях от рака крови (миеломы), развалившего все кости. Правда, была ещё и духовная причина. Она завидовала своей родне, отлично устроившейся в Кишинёве. А «от зависти кости гниют» говорит плюющим на Ветхий Завет Священное Писание (Притч. 14: 30).
Не пропадать же добру. И священник тут же пристроил к этим ужасам её внука. Прямо на похоронах. А чтобы вернуть меня домой, нашёл силою своего духа и прозорливости взбалмошного уролога, от которого я пришёл в ужас, сел в поезд и приехал домой, угодив в «банку к скорпионам».
В поезде мне пришлось ехать с профессиональной тувинской гадалкой. Она, глядя на мою крайнюю нищету, всё хотела меня покормить. Но, получив отказ, предложила кинуть карты. Когда я и от этого отказался, сказала, что деньги с меня не возьмёт.
Мотаю головой, мол, нет, не нужно. Помолчав, сказала, что едет в Мариуполь хорошо заработать. Пригласили жёны директоров металлургических заводов. Очень хорошо платят, на деньги не смотрят, хотят знать всё своё будущее. Вдали показались трубы двух главных кочегарок, мариупольских «Ильича» и «Азовстали». От их вида сжалось сердце. Россия кончилась, начиналась Украина.
Мариуполь. 1995–2014 год
В Мариуполь я приехал с двумя благословениями Святейшего Патриарха Алексия II. Я их не просил, мне их дали, точнее, передали духовники. Мой, иеромонах Варфоломей и Патриарха, отец Наум через своего лучшего ученика, игумена Бориса, которого за глаза все звали Рентген из-за его уникальной по нашим тухлым временам прозорливости.
Надо сказать, благословения были редкостные по своей странности. Ни одно из них никак не вязалось с моей личностью, работой, жизнью или желаниями. Они возникли спустя полгода после моего вопроса к отцу Варфоломею, почему мои приятели вдруг заорали «Боже, царя храни!» на выпускном. Последовал немедленный, без всякого духовного рассуждения, донос с весьма печальными для меня последствиями.
Первое благословение свалилось на меня в воскресный октябрьский день 1994 года. После службы, на отпусте, духовник сказал, чтобы я подождал его в библиотеке. Минут через десять входит Варфоломей и молча закрывает за собой дверь на ключ. Садится за круглый стол и вынимает из своего зашарпанного дипломата две книжки и кладёт их передо мной. Беру в руки. Двухтомник «Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале» генерала Дитерихса Михаила Константиновича, автора Тобольского прорыва (1919), последней успешной наступательной операции белых в Сибири.
Книги, это чувствуется, далеко не простые. Издан сей опус в Женеве, 1956 год. Суперобложка. Эмиграция. «Э, да это книжечки покойного митрополита Никодима (Ротова). Того самого, который представился в приёмной Папы Римского. О чём долго скарбезничали московские батюшки, называя Никодима экуменистом и отступником», — подумалось при виде двухтомника. Но вслух не слова. Я не понимал, зачем, или правильнее, к чему, эта эмигрантская монография?
— Внимательно прочитайте. Вам надо заняться этой темой. Это благословение Святейшего. И, самое главное — обо всём этом нельзя говорить. Никому и никогда.
— Время? На сколько вы даёте?
— Время не ограничиваю, читайте не торопясь. Книгу никому не показывать, в руки не давать. Читать, запираясь на ключ. Всё. С Богом.
Конспирация, однако. Книгу я прочитал. Она мне не понравилась. Не моя специализация, причём устоявшаяся. Двадцатый век и средний палеолит, генезис возникновения тотемических верований и расстрел царской семьи — почувствуйте разницу. Любой историк, учившийся, а не купивший свой диплом, скажет: «Это абсурд в двадцать восемь лет менять профиль научных исследований, да ещё с таким временным разрывом».
Вернул книгу Варфоломею и очень недовольный таким насилием, забыл обо всём. Но с этого дня книги по этой теме сами шли в руки. Они появлялись неизвестно откуда. Книги, газетные заметки, журнальные статьи, словно их кто-то заказывал для меня.
Потом станут появляться люди: внуки, внучки, правнучки тех, кто конвоировал и убивал несчастную царскую семью. Многих я узнавал по фотографиям и фамилиям. Их невозможно было спутать с обычными людьми. Все они, даже через несколько поколений, несли невидимую, но осязаемую печать ауры Каина. Цареубийцы почувствуют меня и сами придут на встречу.
И посреди томящегося от летнего зноя Мариуполя я наяву услышу револьверные выстрелы и слова Янкеля Юровского: «Его величества больше нет». Его настоящие слова. Эти пятнадцать секунд в подвале ипатьевского дома, в клубах совершенно реального, настоящего пороха, когда плечом к плечу соприкасался с чёрным фельдшером, забыть весьма трудно.
Екатеринбург вновь войдёт ко мне в дом тяжелой поступью разбитых солдатских сапог. И всё это помимо моей воли, силой благословения Святейшего. Материалы, которые днём с огнём не сыщешь в архивах, стали накапливаться в папках мариупольской квартиры. Криминальный материал по убийству царской семьи.
Очень странно всё это выглядело. Я никогда не принимал всерьёз это правление, даже и не знаю, как сказать — кого? Недальновидного полковника? Безвольного царя? Опустившего руки фаталиста? Примерного семьянина? Просто невезучего интеллигента, преданного и обманутого всеми, кроме своей семьи и десятка любивших его слуг? Всё вместе взятое плюс миллион фобий и безразличие ко всему, кроме своей семьи?
В университетах заучивались, прежде всего, клише, необходимые для сдачи экзамена. Единственным правдивым источником информации в те годы можно было считать фильм в дешёвой постановке Элема Климова «Агония» (1974). И только. До сих пор у меня в глазах стоит сцена отравления Григория Распутина.
На столике в подвале дворца князя Юсупова пирожные «Домино» с повидлом внутри по десять советских копеек, крашеная грузинским чаем № 36 вода вместо вина, квадратные рожи советских актёров с диагнозом алкогольной интоксикации, часы советских марок на руках — незабываемые впечатления.
Второе благословение последовало в январе 1995 года. К этому времени Варфоломей тихо свалил в Иваново. Духовный надзор за мной передал дублёру, иеромонаху Савватию. Тот, исполняя волю вышестоящего начальства, гнал меня к Науму просить благословение на монашество. А я лежал пластом в предъязвенном состоянии в колобовской больнице, без копейки денег и лекарств.
Но монаху-аристократу, живущему на всём готовом, было плевать, есть ли у духовного чада деньги на билет в два конца, силы и здоровье, чтобы доехать до лавры преподобного Сергия. В итоге Савватий добился своего.
С пустыми карманами, голодный и больной 31 декабря 1994 года, в совершенно пустом вагоне поехал в лавру. Только так, не показывая никому своей учительской нищеты на Новый год, не покупая хоть какую-то снедь, можно было доехать к Науму. Кроме белых сухарей и вареной телятины, подаренной сердобольной учительницей, за душой у меня ничего не было.
Наум, как всегда, не принял. Спросил, что делать? Сказал в полголоса — к Борису. Это Гефсиманский скит, где когда-то старчествовал отец Варнава Гефсиманский (Василий Меркулов 1831–1906). Тоже был вредный дед. Многих несчастных не принимал, не видел их в упор, но двери для богатеньких всегда гостеприимно открывались. Первым об этом вслух открыто сказал Григорий Распутин, на что и получил от него ответ: «Принимают по одёжке…».
А что ещё может сказать обездоленному гефсиманский небожитель? Только: «Пошёл вон!» для смирения. Это «Пошёл вон!» я ещё не раз услышу в Гефсимании. Настоящей, а не лубочной. Даже на колени падал перед монастырским сторожем, чтобы не выгнал на ночь глядя в лютую стужу. Мне пришлось там остаться на четыре полных дня.
Народ, пользуясь праздниками, валил в скит с ночлегом, на исповедь и соборование у игумена Бориса. На ночь падали от усталости на матрасы прямо в храме. Соборовал и исповедовал игумен всегда один. Таково было послушание старцу, схиархимандриту Науму (Байбародину).
Всё это удивительное по духовной глубине действо происходило после вечерней, в небольшом помещении крестильной комнаты. Набивалось страждущих до семидесяти человек. Вначале была индивидуальная исповедь. Но что может принести на исповедь ослепший от телика и видика современный горожанин? Невнятное мычание: «Грешен (на), батюшка!». И всё.
Дальше грехи, один за одним, вытаскивал из души, стоящего на коленях под епитрахилью исповедуемого, этот, удивительной прозорливости монах. Я заметил, из-под епитрахили люди выползали красные, как вареные раки. Даже сизо-фиолетовые попадались. Наступил и мой черёд лезть под батюшкину епитрахиль.
— Ты с ней так делал?
— Делал.
— Кайся. А с полотенцем так делал?
— Да, делал…
— А так ты с ней спал? — спросил батюшка.
— Да, и ещё так и так делал, — стал вспоминать свои блудные достижения.
— Кайся.
— Каюсь, батюшка…
— Останься до завтра. Ещё раз исповедуйся и соборуйся. А после, если время останется, поговорим по душам.
Разрешительная молитва и очередной сизо-красный рак вываливается в круг. Теперь мне становится ясно — совершенно не случайно мы собраны провидением Божием в Гефсимании — блудники всевозможных мастей и оттенков. Никто из нас не думал получить такого обличения в содеянных и совершенно забытых грехах.
Правда, не одних только прихожан вина в таком покаянии, но и приходского священства. «Блудили? Аборты делали? Мне не нужны от вас описания и подробности. Только грехи и число называйте. Сколько раз говорил: Блудил шесть (шестьсот) раз и всё — каюсь». В итоге вне исповеди остаются все грехи и извращения, которые делают или, вернее, проделывают между собой мужчины и женщины за страшно короткую жизнь.
«Вот это прозорливость!» — с восхищением подумал я. Ничего подобного, ни до, ни после Гефсимании, я больше не встречал. Если батюшка в обычном храме и видит что-то в исповедуемом на копейку, он сделает вид, что не видит, не слышит, слаб умом и древен телом. Поднимет епитрахиль и выгонит тебя вон. А вдогонку напутствует: «Живите благочестиво». Не объясняя, что «жить благочестиво» искусство из искусств, совершенство совершенств, подвиг подвигов и крест крестов человеческой жизни.
Спокойно, тихо, сытно и уютно хотят жить наши духовные поводыри. Месть от демонов за помощь на исповеди не входит в их скромные планы. И копеечную благодать скрывают, словно чемодан евро имеют. Многие из них сейчас не только чемоданы валюты имеют, но и мёртвую, как арктическая пустыня, душу. С порохом бессердечия внутри.
На другой день пытка повторилась: батюшка едва живой исповедовал ораву вновь прибывших. По его благословению остался и я. Вновь исповедь и маслособорование.
— Ну, теперь ты вроде чистый. — улыбнувшись, тихо сказал батюшка. — Давай, выкладывай, что у тебя на душе.
Вновь епитрахиль накрывает меня с головой. За десять минут выложил ему всё, кто я и зачем приехал, что мучает и все вопросы, что накопились в душе. Сказал, что монахи, — назвал их имена и заметил, что отец Борис увидел их и узнал в тот момент, когда назвал их по именам: одному передал поклон и привет (Варфоломею, постриженику Сергиевой лавры), другого просто увидел мысленно — хотят меня постричь. В ответ услышал:
— Очень высокие люди нашей церкви предлагают вам два варианта на выбор. Первый. Без пятилетнего искуса постричься в мантию. Второй. В три дня рукоположение в лавре — чтец, диакон, иерей. А как вы на это смотрите?
Молчу. Наконец, не выдерживаю и смеюсь в открытую от этой нелепицы.
— Мне смешно. Ну какой я монах или священник.
— Вы подумайте хорошенько Русская церковь очень редко кому-либо что-то предлагает. Скорее наоборот.
Собравшись, делаю решительный шаг и говорю:
— Можете хоть сейчас постригать или в батюшку рукополагать, если скажете, что на это есть прямая Божья воля.
— А причём тут воля Божья. Ты смотри на своё сердце, что оно хочет.
Тут я почувствовал какую-то странность во всём происходящем. Воля Божья и сердце человека — очень далеко отстоящие друг от друга понятия. Сам Господь сказал своим ученикам: «Из сердца человеческого исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, — всё это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Марк. 7: 21–23). Выходит, смотреть там нечего. Бежать от такого сердца надо и волю Божью исполнять.
С изумлением отметил, батюшка, без всякого перехода, лгал. Лгал напропалую.
— А причём тут моё сердце?
Батюшка удивлённо остановился.
— Если вы не согласитесь, вас ждёт очень тяжёлая жизнь. Очень. Тогда для вас остаётся только Матрона.
Молча гляжу на него. Я вмиг понял, что меня ждёт. О Матроне же никогда не слышал. Молчу.
— Знаете её? На Даниловском кладбище, метро Тульская, могилка блаженной. Её вот-вот канонизируют. Когда будет плохо, поезжайте к ней. Там песочек дают, свечи. Она ваша до конца дней. Тут игумен остановился и продолжил.
— Вы должны приехать сюда до пятнадцатого марта (отречение государя; дата родилась только из доноса наместнику отца Варфоломея) и дать свой окончательный ответ — монашество или священство.
— Батюшка, — говорю я ему. — Ещё одно. Моя мама и я хочу жить в России, а здесь у нас ничего нет. Жить нам негде. Я в общежитии. Квартиру продавать, денег всё равно не хватит даже на развалину за городом. Что скажете?
— Квартиру продавать не благословляю. Там продадите, здесь получите бумаги вместо дома. Будете стоять на улице и на ночь глядя некуда будет идти. Прольёте море слёз и некому будет помочь. А если хотите, в России живите. Купите себе домик в деревне и живите.
— Батюшка! Да у нас нет ни копейки, на что мы купим этот дом?
— Что? Совсем нет?
— Совсем, батюшка. Я сюда чудом Божиим доехал, монахи трясут — езжай и всё тут. И если бы мать поездом не передала деньги с посылкой — обратно иди пешком.
— Это плохо.
Вижу, батюшка расстроился. Голову опустил низко и стал рыться в котомочке, стоявшей под ногами. А там книжки в переплётах роскошных, золотых, что-то ещё заманчивое. Ух, дух захватило, так захотелось чего-нибудь оттуда. Детства. Сказки. Счастья. Словом, запрещённое для православного. Наконец вынул. Огромных размеров апельсин. Подаёт мне. А меня от боли в тотчас скривило.
— Батюшка! Куда он мне. Я ведь после язвы. Вон, со мною только вареная телятина, подаренная сердобольной женщиной. Ем чёрствый белый хлеб и пресную, не солёную телятину. Больше ничего не могу.
Лицо добрейшего монаха в одну секунду стало несчастным.
— Прости. Я ведь не знал. Что же тебе подать? Вот, погоди…
И снова в котомку.
«Ну, — думаю. — Сейчас мне что-нибудь хорошее, желанное подарит». А он вынимает маленькую, тонюсенькую брошюрку в десять листов на ржавой, неряшливой скрепке. «Неупиваемая чаша». Акафист в честь одноимённой иконы. Бесы, убогость, нищета.
— На. Это тебе. С Рождеством.
Моему разочарованию не было предела. Мне хотелось совсем не этого. Аж передёрнуло. Знал бы я тогда, что мне подал игумен Борис — проклял бы и жизнь свою. Такую свинью он мне тогда подложил. «Расслабление и немощь до конца дней» называется та свинья.
— Спаси Бог.
А сам от расстройства чуть не плачу. Деваться некуда, от апельсина отказался, книгу не получил — бери, что дают — расслабление и бесов.
Так, с двумя нереализованными благословениями, запретом продавать нашу крошечную квартиру в Мариуполе и акафистом в честь иконы «Неупиваемая чаша» я вернулся в Мариуполь.
Если бы не этот решительный запрет продать нашу квартиру, мы бы с мамой не оказались на улице в России в 2014 году. А сейчас из-за военных действий за неё не дают и гроша ломаного. Плати огромные счета за пустую квартиру и молись об упокоении игумена Бориса.
Почти на три года болезнь заснула. Словно кто-то невидимый управлял немощью, которую я впоследствии назову «болезнью Дарвина», полученной только для того, чтобы разгадать научную головоломку, не разгаданную великим учёным.
— Мам! Где в этом городе можно найти хорошего, опытного батюшку? —возвратившись в Мариуполь, спросил свою маму.
— На Левом. Там Поживанов собор строит, а в вагончике служит батюшка Николай.
— И как его фамилия?
— Щелочков. Съезди к нему. Он по пятницам молебен о болящих служит. Там ему всё и скажешь.
Но поговорить после молебна не получилось. Толпа людей окружила уже немолодого и порядком умученного священника. Каждый хотел обязательно задать свой вопрос. Рядом со мной стояла немолодая пара и наблюдала за происходящим.
— Хотел подойти. Да, видно, не судьба.
— Почему так? К нему домой съездите. Суворова, тридцать семь. В Зитцевой балке, что в порту, рядом кладбище небольшое. Он в будние дни по вечерам дома.
Поблагодарил. Адрес, такой простой, запомнил. А приехал к нему в гости только осенью, отчаявшись найти подходящую работу. Звоню. Выходит дочь и говорит:
— Батюшка не здоров, лихорадит. Приедете в другой день.
— Жалко. Может, вы ему всё-таки скажете обо мне, а уж если воля Божья есть, он меня в любом случае примет.
Прошло минут семь. Открывается дверь и выходит батюшка. В индийской спальном белье с начёсом внутри. Поверх накинуто зимнее пальто.
Здороваюсь. Прошу благословения. Извиняюсь И уже через десять минут забыл обо всём. Просто, понятно и мудро отвечал мне этот пожилой, много чего повидавший, батюшка. Ещё через полчаса он стал мне как родной.
— Знаешь, я ведь одиннадцать приходов сменил. Везде гонят.
— Почему, батюшка?
— Видно, ко двору не пришёлся.
— А кто же вас гонит?
— Марковский. Он, как только сюда приехал, меня невзлюбил.
— За что?
— Я оказался старше по возрасту, да и хиротония у меня почти как у него. Потом пошла зависть, что люди ко мне идут. Он всё подкапывать под меня начал. А как стал благочинным, поставил цель — сжить со свету. В восьмидесятые он великую власть имел в городе.
— Да откуда ей-то взяться у него? Церковь была гонима.
— КГБ дал. Он на них работал, своих собратьев сдавал без зазрения совести. Таких, как я или отец Лев (Финляндский).
— А это кто?
— Он умер в семьдесят втором. Отсидел, кажется, лет двадцать по сталинским лагерям. Марковский с ним начинал служить на приходе, когда его в Жданов (Мариуполь) перевели. Только от одного вида отца Льва того трясло. Не переносил его на дух. Отец Лев был подвижник и молитвенник. Да и с властями на сговор не шёл.
Спустя много лет Екатерина Григорьевна, духовная дочь отца Льва расскажет, как при отпевании и погребении засияет гроб покойного. Потому, добавит, что им очень соблазнялся Марковский. Тогда старушек очень развеселил факт безумного недоверия к коллеге протоиерея Николая Марковского.
— Я всё равно никак не пойму, как он мог вам всем пакостить?
— Кляузами и доносами. Мол, мы все антисоветчики, ведём подрывную деятельность против советского строя, людей разлагаем на проповедях. Грязь лил тоннами и без остановки, пока весь СССР не развалился.
— Ну и тварь же в нём живёт рогатая. Чего ему только не хватало, батюшка?
— Его злоба душит только оттого, что я ещё жив, что люди ко мне идут…
Тут батюшка Николай не выдержал и заплакал.
— Он всю душу из меня вытряс. Скоро выгонит меня и из Михайловского собора. Этот приход у него костью в горле застрял. Хотя Поживанов только из-за меня и затеял эту стройку. А поставит кого-нибудь из своих (впоследствии так и вышло).
Слёзы лились из глаз беззащитного старика, хотя ему было всего лет шестьдесят. По своей редкостной доброте он терпел эти муки больше четверти века. На моих глазах священник сживал со света священника и правды искать было негде. Мне стало не по себе. Пожилой пастырь жалуется на своего собрата-гонителя какому-то первому встречному, которого никогда в жизни не видал. А вдруг я такой же, как этот… кагэбэшник в рясе?
Именно в храм Святого Николая, где служит гонитель Щелочкова, мне и приходилось ходить, поскольку никаких других церквей поблизости не было. Пройдёт полгода. Сравнив двух маститых пастырей, двух Николаев, я выберу духовником поклонника тотальной слежки и сбора информации. В пользу Марковского был только один довод — в его храме службы шли ежедневно по уставу и без сокращений. Это очень напоминало мне монастырскую службу подворья монастыря.
К этому времени мой новый духовник выгонит в очередной раз с прихода Святого архангела Михаила батюшку Николая. За город, в старый дом без стёкол в посёлке Ялта, где поблизости строился храм Усекновения честной главы Иоанна Предтечи — февраль 1996 года. Затем, видя, как быстро строится церковь (помогал грек-предприниматель из Москвы), выгонит вновь. Теперь уже на совершенно голое поле, в посёлок Агробаза.
Там, на рву, где расстреливали тысячами евреев, будет поставлен вагончик и в газете «Приазовский Рабочий» появится объявление. «Прошу помочь стройматериалами, особенно кирпичом, для постройки храма в честь равноапостольной Марии Магдалины. Деньги не нужны. Протоиерей Николай (Щелочков)».
Деньги, конечно, были нужны. Но батюшка жил в состоянии подследственного. Попроси он помощь деньгами, Марковский тут же вызвал бы целый отряд проверяющих из экономической милиции. Мол, старый стяжатель вновь начал обирать бедных бабушек и дедушек. И вместо стройки из старика сердечника вытрясли бы последние капли жизни.
Это будет последний приход гонимого священника. Здесь, на Троицу 27 мая 2007 года, во время службы в алтаре отойдёт ко Господу митрофорный протоиерей Николай Щелочков. К этому времени я был практически умирающим от голодных приступов, вызванных неизлечимой болезнью. На похороны, знал точно, мне ехать нельзя. Задавят в давке до смерти. Проститься с настоящим, любимым мариупольцами пастырем съехался весь город, а металлургический комбинат им. Ильича оплатил грандиозный поминальный обед.
Семья
В семье шахтёра из Лисичанска Трофима Марковского было трое детей. Старший, Николай, родившийся на Татьянин день 1940 года, уже с шести лет прислуживал в алтаре, был пономарем. В восемнадцать лет он поступил в Одесскую духовную семинарию, закончил её с отличием. Был на хорошем счету — регент хора. В 22 года женился по благословению знаменитого в Донбассе священника Дмитрия (Пескова + 1992) на 16-летней Тамаре Новых, был рукоположен в диаконы, а затем и в иереи. Служил в городе Сватово, Ровеньки, посёлке Белоруцк Луганской области.
Однажды в лютый мороз отморозил себе пальцы. В большом городе служить легче. Для этого поступил в МДА и закончил её со степенью кандидата богословия. В 1969 году священник Николай переводится правящим архиереем на служение в храм святителя Николая города Жданов (Мариуполь). Средним ребёнком была Меланья. Она рано умерла, но была замужем и имела детей. Младший брат Николая пошёл по его стопам. Он закончил Одесскую семинарию и, обладая прекрасным, сильным голосом, был избран на диаконское служение. Умер он, если не ошибаюсь, в 2000 году. Был женат, имел, кажется, двух детей.
На сегодня род Марковских сильно разросся и живут они во многих городах и весях. К моему повествованию диаконы, батюшки, матушки этого рода прямого отношения не имеют, да и сталкивался я с ними крайне редко. Главой рода считается протоиерей Николай, благочинный Никольского округа Мариуполя. И по-моему глубокому убеждению, никто из его многочисленной родни не имеет на него никакого влияния.
А вот он, имеющий все мыслимые и немыслимые награды РПЦ, государственные и общественные поощрения (Человек года в Украине), всегда оказывал на них очень сильное воздействие своим духовным авторитетом. Ему безоговорочно подчинялись и слушались. Именно это и станет завязкой травли, в ответ на мой отказ подчиниться матримониальным интересам семьи Марковского.
Видимо, всё началось с растаскивания по заинтересованным сторонам моего рокового вопроса: «Отчего пьяненькие приятели запели «Боже, царя храни!» на выпускном». Скажи я всю правду, заключавшуюся в слове «пьяненькие», рокового искушения не было бы. Дошёл он и до семьи «чудом спасшейся царевны-мученицы». Какой, правда, никто не знает.
А в семье той не без уродства, но уродство то у «православных християн» издавна почитается за благочестие. Младшая дочь Марковских, Галина, восхотела с ранних лет жить «по святости». И постепенно пришла она к следующему. Рожать не хочу, для этого надо жить плотски, а тогда можно и не спастись.
Если, к примеру, муж ненасытный какой попадётся, среду-пятницу не держащий (в среду, пятницу и все четыре поста православные семьи не имеют права на близость). Тогда, царство небесное, пиши, пропало. Но и выпячивать себя причины нет. Мужа папочка отловит мне для вида. Да не простого, а целибата-батюшку. Такой, будучи самцом-молодцом, меня тронуть не посмеет. Его сана лишат. А тунеядцу без сана только голодная смерть. Всё рассчитала разумная девица. И стала семья Марковских этого самого целибата ловить.
Тут и придурок, глупые вопросы неопытным батюшкам-монахам задающий, подвернулся, как нельзя, кстати. Осталось только притарабанить его к ногам царевны-девственницы. Свадьбу сыграем под условием. Роспись для вида, живём по разным постелям-углам. Похоть мертвим, царство небесное нудим.
Всё было бы ничего, но придурок, пойманный батюшкой на крючок, непокорным оказался. Отказ от сана священника-целибата вмиг развалил всю нехитрую, но тщательно скрываемую от него, игру. Правда, иеромонах Савватий в приступе откровенности чуть было не проговорился весной 1995 года.
— Не езди домой. Останься здесь, если не можешь работать, то в монастыре поживёшь. Парное молоко на ноги поставит.
— Нет, батюшка, бабка моя умерла, мать одна осталась, мне придётся ехать.
— Тебя там женят, — вдруг проговорился отец Савватий.
— Женят? — удивлённо переспросил его.
Но Савватий мгновенно оглох и не сказал больше ни слова.
Через месяц уговаривание «не ехать домой» повторилось с новой силой. На этот раз вмешался настоятель собора в Палехе отец Серафим.
— Прошу вас, не уезжайте.
— Но почему, батюшка Серафим?
— Не могу сказать, просто не уезжайте.
— Теперь и я вас прошу, скажите, в чём всё-таки дело?
Монах, а был он очень добродетельной жизни, заплакал и выпалил:
— Вас там ждёт нечто страшное.
Развернулся и быстрым шагом ушёл. Мне на миг стало не по себе. Впоследствии слова иноков, Савватия и Серафима, оказались вещими. Лучше бы я умер в Шуйском погребально-выгребальном лазарете, напоследок изнасилованный Олей и Леной, чем пережить то, что большинству пережить не удавалось.
К моему приезду всё приняло прикрытый от посторонних глаз вариант. Никто никого не женит. Все делают вид, что моя особа никого не интересует. Но как только я задал безобидный вопрос азербайджанцу-диакону, сколько детей у батюшки, в ответ получил выпученные от неожиданности глаза и молчание.
Место бой-френда младшей дочери оказалось плотно занятым оценившим выгоды любой, даже извращённой формы брака, с дочерью могущественного священника. А главным условием последний обладал в полной мере. Гавриил Агабеков был рукоположен в диаконы без жены.
Институт целибата пришёл в Российскую империю из католической церкви. Это крайне неудачное мудрствование прижилось в России к концу XIX века. По своей сути является одной из самых худших форм извращений церковной жизни.
Священник-целибат, дав обет воздержания (безбрачия), освобождает себя от хлопотной обязанности воспитывать в страхе Божием ораву ребятишек, тем самым получая массу свободного времени на свои личные дела.
Чаще всего это-то и приводит ко греху. Пройдёт два года и Галина Марковская станет женой диакона Гавриила. На пирушке со своими приятелями по торговому техникуму Гавриил будет удивлять всех за столом странными речами.
— Жить с женой легко. А ты попробуй год её не касаться.
Все затихли и уставились на говорящего. Поддатые друзья восприняли это как хохму. Но одна из сидящих, не добившись ничего от молодожёна-азербайджанца, спросила меня, откуда ветер дует?
— Он целибат. Дал обет безбрачия, когда его рукополагали в диаконы. Через три года Марковские просто обманули его, женив на поповской дочке. Мол, поживите сначала так, попривыкнете друг к другу. Она, будучи девственницей очень строгих правил, не хочет жить с мужем, а для вида выбрала себе супруга. Вроде муж и жена, а коснуться друг друга не имеют права. Это ад и головная боль для горячего кавказца.
— Разве такое может быть? — удивляясь всё больше и больше, спросила меня подружка.
— В православии и не то ещё может случиться, — улыбаясь её наивности, отвечаю ей. — Только всё шито-крыто. Священство не любит публичности, а за разглашение тайн мстят так, что порой и костей не соберёшь.
Через год азербайджанец понял, что его попросту прокатила семейка хитрого попа. Материальное благополучие, дармовые путешествия по всему миру, вместо полноценной и крепкой семейной жизни. Не долго думая, он завёл себе вторую, гражданскую, жену и получил то, чего желал — ребёнка. Как в Ветхом Завете. Рабыня рожает, супруга праздна. Все довольны. Им так можно, а мне, что, нельзя? Или они не спаслись?
Это и есть плоды католического извращения, усиленно взращиваемые в традиционном православии. С этого дня в нашем храме стал служить диакон-двоеженец. Больше всех шипела Людмила Шпак, быстро установившая своей бурной разведдеятельностью, что Гавриил прелюбодейничает на стороне.
— Проклятый агарянин! Знаешь, что он сделал? Хочешь, расскажу?
— Не надо. Мне это совершенно не нужно, — отбиваясь от назойливой мухи господина Марковского, твердил в сотый раз одни и те слова.
Где-то за месяцев семь до венчания диакона около меня стала появляться совсем юная особа, лет тринадцати. В конце октября 1996 года после воскресного отпуста, я столкнулся с Галиной, которая всеми силами что-то усиленно вдалбливала этой девочке, показывая на меня. В храме, как средоточии искушений и безумств человеческих и бесовских, может произойти всё, что угодно. Бог подаёт благодать таинств для спасения души, но человек хочет жить по своему хотению, в итоге благодать Божья находит себя на помойке.
С этого дня рядом со мной замелькала девочка, получившая от своей тётки какое-то задание. Поначалу меня это очень сильно удивляло. Выглядело это взрослое, и совсем не подходящее для подростка, поведение более, чем странно. «Уж не женить ли меня собираются здесь?» — глядя на недвусмысленные появления голубоглазой школьницы, сам в себе мучился этим вопросом. И приходил в ужас. Господи, отведи и помилуй от такого!
Летом 1997 года благочинный очень охотно благословил меня поехать по святым местам. Руководителями были молодожёны диакон Гавриил (Агабеков) и его жена, матушка Галина, дочь Марковского. Поехал только ради того, чтобы повидать отца Наума и Лидочку в лавре. В лавру вошёл последним и отправился сразу в Троицкий собор. В приделе ангела старый архимандрит, духовное чадо святителя Иоанна Шанхайского, щедро делился с иереем Александром (Новиковым) кипой новых журналов. В Мариуполе ничего не купить, забыв о приличиях, попросил и себе чего-нибудь. Старичок подаёт журнал «Православный паломник». На обложке царь-мученик Николай.
Через мгновение на пороге появляется отец Гавриил.
— Нет ещё одного? — кивая на царя, спрашивает монаха.
— Тот раскрывает перед Гавриилом совершенно пустую котомку.
— Этот был последний.
Диакон расстроился как ребёнок. С этого мгновения юная матушка Галина не спускала с меня глаз. Однажды на источнике преподобного Серафима Саровского она бесстыдно зашла в кусты, где я переодевался в сухое после омовения и стало пристально разглядывать моё тело.
Такого я не ожидал. Она в наглую изучала особенности телосложения. Было видно, что она ищет глазами какие-то, одной ей ведомые, приметы. Они что, за «наследника престола» меня принимают? Тогда я понял, что у церкви есть какие-то неопубликованные «пророчества» и они ими руководствуются.
Вернувшись, духовнику ничего не сказал. Но когда слежка за мной приняла характер безумия со стороны благочинного, не вытерпел и после исповеди рассказал ему всё.
— Батюшка! Зачем вы это делаете? — спросил у Марковского.
— Мы должны знать о вас всё! — не задумываясь, с каким-то твёрдым убеждением, ответил мне пастырь.
Ответ сказал мне больше, чем хотел этого Марковский. За этими странными для нормальных людей действиями стояла Московская Патриархия.
В воскресенье, 31 августа 1997 года мы столкнулись с ним буквально лбами. После благословения отца Наума и чтения книги Э. Радзинского «Николай II: жизнь и смерть» что-то произошло со мной. Наитие, озарение, не знаю. Но в одно мгновение мне стало ясно, что мой новый духовник и внук Николая II это одно лицо.
Глядя ему в глаза, мысленно захохотал — Романов! ROMANOFF! Настоящий! Но, встретившись с его взглядом — остолбенел. Марковский прочитал мои мысли. В глазах его застыло смятение человека, застигнутого врасплох. Он понял, что я узнал его тайну. С этого дня я был обречён.
В колонию, куда я пошёл работать благодаря благословению Щелочкова, отработал год. Видя, что я неплохо получаю и проблем у меня совсем немного, мой духовник стал выражать своё неудовольствие от такого места работы. На помощь ему немедленно пришёл зять, диакон Гавриил (Агабеков). Вдвоём они стали готовить мне первую ловушку, в которую я тотчас попаду, послушавшись своего нового духовника и рассчитавшись с работы.
Этой ловушкой стал Мариупольский торговый техникум, в котором когда-то учился на «отлично» азербайджанец-повар, ставший диаконом. Администрация готова была взять на работу любого. Никто не хотел читать за копейки правовые дисциплины весёлым студенткам. Проверив на соответствие должности диплом, вздохнув, взяли на работу. Без блата, за так, что потом всех удивляло.
Прошёл месяц и обнаружилось, что получать я стал в два раза меньше, а работать не просто в два раза больше, а на износ. Ещё через месяц медсестра нашего медпункта, осматривая мои, покрытые какими-то вспухшими пластинами, руки и ноги, сказала: «нервный стресс на основе физического переутомления». Спал я по четыре часа в сутки. На меня свалилось всё право Украины, которое нужно было выучить за четыре месяца. В ноябре написал заявление об уходе, но остановила Шарубина, один из завучей техникума. Самое интересное, как только я попал в этот ад, духовник тут же повеселел и успокоился, видя, как тают навсегда последние капли моего здоровья.
На мою беду, ко мне стала неровно дышать одна из моих новых коллег, назовём её, Мила. Но увы! Ответить на страсть (о чувствах речи и быть не могло) замужней женщины не мог. Муж, ребёнок, и мама ведьма. Очкастая старуха с неприятным лицом хорошо приколдовывала. Настолько хорошо, что к старому Новому году потрава в виде открытой бутылки водки попала на стол, за которым собрались четыре учительницы и я.
— С «Коралла». Мы в воскресенье были там на стриптизе. Водку заказали, а пить некому. Пришлось уносить с собой, — со смехом заявила Мила.
После настойчивых уговоров выпил рюмку «Rasputinа» в одиночку. Коллега-англичанка поморщилась и округлила в ужасе свои глаза, видя, что я поддался. Ей было хорошо известно, как делаются из слизи и месячных адские муки для непокорных. Или в постель или на тот свет.
Не прошло и полгода, как первого июня 1998 года учитель права почувствовал очень странную и непонятную ноющую боль в животе. Через месяц живот напоминал вздутый шар, а боли стали нестерпимыми.
Тринадцатого июля во сне увидел, как к моему подъезду подъехал катафалк ликующих бесов, а в мой живот, похожий на котельную со множеством труб, неизвестный забил три блестящих металлических штыря.
Открыв глаза, почувствовал такую разбитость во всём теле, что подняться с дивана не смог. Как будто кто-то измазал меня чем-то липким, грязным и противным. Было состояние жуткой нечистоты. С этого дня моё измученное тело словно подключили к электрическому току и эти неприятные, отвратительные ощущения только усиливались с каждым днём. Бесы в животе! Это тебе за Романовых!
Неизлечимая болезнь растянется на десятилетия, изуродует весь кишечник, вызовет дисбактериоз, при котором в организме больного перестают вырабатываться все витамины группы В (В1, В6, В12). Без выработки этих витамин начинается исподволь, незаметно нарушение обмена веществ, затем так же медленно, но верно, начинает высыхать хрящевая ткань позвоночника, суставов. На безоблачном горизонте возникает очень трудно излечимый диагноз остеохондроза. И его увидели только через двадцать лет, а до этого времени лечили Бог весть что. Всё точь-в-точь, как у Леонида Филатова.
Поток стрессов «по благословению», десятилетний голод закрепят и усилят начавшееся разрушение, что вызовет к жизни ещё одну страшную болячку —почечнокаменную болезнь. Спустя пятнадцать лет после первой госпитализации в декабре 1994 года от человека по имени Олег останется только кричащий от нестерпимых болей живой труп.
— Батюшка Николай, что со мной случилось? — найдя своего духовника в гараже, выложил ему всё, что свалилось на меня за два месяца.
— А, это расслабление! Расслабление, Олег! — бросив все свои дела, от радости запрыгал немолодой священник.
У него было такое лицо, словно он ждал этого долгие годы. И дождался. Лицо сияло. А я стоял, как громом поражённый. Кому горе горькое, а кому-то Пасха при виде того, как корчится твой ближний.
— Батюшка Николай, что мне делать? — едва опомнившись от такой бурной реакции, спросил духовника.
— Причащайтесь (Марковский всем и всегда говорит только «Вы»). Можете завтра. Поститесь один день и вычитайте правило ко причащению.
— А разве так можно, готовиться только день?
— При нападениях можно. Да я и служу завтра. Причащайтесь.
Взяв благословение, на другой день причастился в храме. Но легче мне от этого не стало. Состояние с каждым днём ухудшалось и мы с мамой стали готовиться к худшему.
Святитель Иоасаф Белгородский
Болезнь не поддавалась лечению и набирала всё новые обороты. Каникулы кончились.
— Можете не лечить. Это расслабление, оно не лечится, — пояснил мне ситуацию духовник.
Пришлось в таком кошмарном состоянии выходить на работу. Наверное, во всей этой истории сентябрь 1998 года был самым тяжёлым. Человек вынужден читать лекции с настолько вздутыми и сжатыми воздухом кишками, что они подпёрли диафрагму. В области солнечного сплетения появилась чётко различимая варикозная сетка. Любое движение вызывало острую боль в кишечнике. От постоянных спазмов из глаз сыпались искры. В зеркало старался не глядеть. Оттуда на меня смотрело издёрганное, взвинченное до невозможности привидение.
И тут мне в голову почему-то ударило заказать три молебна в храме одному святому, так, чтобы последний молебен пришёлся на день его памяти. Имя этого, великого для меня, святого — святитель Иоасаф Белгородский (память 17 сентября нового стиля). Заказал и на двух молился сам, а семнадцатого у меня была первая лекция у заочников, успел только поставить ему свечки.
Прихожу в аудиторию, ещё никого нет. Сажусь на свой мягкий стул. Прошло не более минуты, почему-то руки сами полезли за обивку стула. Благо, в одном месте она оказалось слегка надрезанной. Пальцы, продвигаясь всё дальше и дальше, нащупали что-то плотное. Вытаскиваю. Скомканный пакет от прокладок. Разворачиваю. Внутри одна использованная прокладка, слипшаяся от засохших месячных.
В аудитории к этому времени появились первые заочницы. Прошу зажигалку. Подают все три одновременно. Невольно, сквозь нестерпимую боль, улыбаюсь и ухожу в служебную комнату. Открыв окно, в мусорном ведре сжигаю находку. По всем правилам церкви она должна сгореть дотла. Тут в раздевалку врывается Мила.
— О! Как мне плохо, Кот! Моя задница вся исколота. Я на неё сесть не могу. Это всё из-за тебя. Месяц уколов и никакого толку. У меня внутри всё гниёт!
Молчу, как рыба, наблюдая за тонюсенькой струйкой дыма. Это всё, что осталось от колдовства мамочки Милы. Называется эта пытка бытовой приворот. Мучительная, поскольку берётся кровь женщины, заказавшей приворот. Она делает вид, что дым в ведёрке ей вообще не интересен. Стоит, не зная, что сказать. Звонок. Молча встаю с корточек и ухожу гореть на лекцию.
А священник знал, что говорил. Через три года мой врач-гастроэнтеролог скажет:
— Диагноз поставлен правильно, лечение назначено верно. Ты за три года выпил столько лекарств, что на них можно было без труда поднять на ноги два отделения.
Святитель Спиридон Тримифунтский
Не один святитель Иоасаф помогал мне в тот богатый на искушения месяц. После публичного сожжения Милиных прокладок мне стало ещё хуже. Лекции выжимали последние силы кипящего в адском вареве учителя. Не выдерживая бедствия, свалившегося на голову, шёл в церковь.
Перед началом службы обходил и прикладывался ко всем иконам. Просил только одно — убрать нестерпимое состояние огня, пожирающего внутренности. Уже не было сил терпеть. Многие в таком состоянии кончали жизнь самоубийством. Дошёл (дополз) до иконы чудотворца святителя Спиридона.
— Святителю добрый, помоги! Нет сил терпеть эту муку!
И вдруг я услышал голос человека прямо из иконы.
— Деточка! Мы все ходили просить за тебя. Но Бог неумолим. Ты должен терпеть!
Что тогда со мной произошло, помню плохо. Но эта неожиданное обращение к простому смертному, истерзанному наведёнными на него бесами, вновь заставило меня почувствовать себя человеком. Подняло с пола. Так великие святые учили меня не опускаться перед нечистью и терпеть нестерпимое.
Постепенно я привык жить с колом в животе. Прошёл год. Наступило лето 1999 года. И кошмар моей болезни повторился, но с новой силой. 11 августа последний раз ел живые овощи и фрукты. Помидоры вылезли из меня в таком виде, как будто они не побывали в моём многометровом кишечнике и их никто не пережёвывал. Невидимая, но реальная, машина времени перенесла меня в мир антихриста. Мёртвый мир выжженной планеты. Так будет продолжаться до октября 2012 года. Тринадцать лет.
За любую попытку просто положить в рот свежий абрикос или ягоду винограда расплачивался мгновенной потерей сознания. И не дай Боже, проглотишь ягоду крыжовника или мякоть вишни, три дня кровавого поноса тебе гарантировано.
Идёшь по городу, вокруг осыпается море шелковицы, черешни, вишни. Всё это можно почти всегда брать и срывать без спроса. Наступает пора абрикос, алычи, персиков, затем арбузов и дынь. Сентябрь забивает до отказа прилавки рынков виноградом всевозможных сортов и яблок. А ты живёшь, скованный по рукам и ногам бесовскими оковами. Недели, месяцы, годы, десятилетия. Раздавить истекающую нектаром сливу-падалицу ты имеешь право, но положить в рот — нет.
Для меня наступила круглогодичная эпоха консерваций. Мёртвое варенье и домашняя закрутка. За это не было искушений. Ешь то, что умерло в огне. Ты и сам должен стать мёртвым, как прошлогоднее варенье! Но были в этом отчаянии две отдушины.
Бог оставил мне право есть квашеную, хрустящую капусту зимой и малосольные огурцы летом. Правда, без права есть свежие, только перебродившие, огурцы. Залитые крутым кипятком, стояли они дней десять. Сначала в тепле, потом в холодильнике. И только, когда в них умирали последние живые клетки, мог вытащить огурец и навернуть его с вареной картошкой. Это служило мне единственным утешением все эти годы.
В 2008 году от голода, вызванного дисбактериозом, внезапно наступило полное, до рвоты, отвращение к огурцам. К этому времени ко мне в храме нормально относился только один священник, архимандрит Фаддей. Монах из Никольского, воспитанник схиархимандрита Зосимы, положил за меня тысячи поклонов, пытаясь вырвать из лап голодной смерти.
Без малосольных огурцов дело принимало совсем дурной оборот. К этому времени я уже семь месяцев жил без постного, самого лёгкого, первого. Первое, как и жареная картошка, вызывала непреодолимую рвоту. Оставались только каши, каши, снова каши, рис, картошка-пюре и ещё постные пирожки с мёртвыми яблоками.
— Батюшка Фаддей! Всё! Бес забрал у меня право есть малосольные огурцы.
— Да и плюнь ты на них. Ешь без огурцов. Я вот их совсем не ем.
Он развернулся своим грузным телом и тяжело ступая, направился к себе. «Всё! — подумал я. — Замучил Фаддея до смерти». Голодная смерть, как никогда, совсем близко замаячила около моего горла. Расстроенный, пошёл домой. Лёг на диван и почему-то достал когда-то подаренный мне акафист святителю Луке, архиепископу Крымскому. Перекрестился, приложился к его иконе и вдруг услышал его негромкий и спокойный голос. «Обойдёмся и без Фаддея. Читай мне акафист». Через час Бог вернул мне право есть малосольные огурцы. На следующий день я тотчас попался на глаза своему духовнику. Мне без слов стало ясно, чья это работа.
Однажды в храме на мой стульчик после причастия уселся крохотный мальчик. Ему тут же подают огромных размеров яблоко. Крохотуля с аппетитом вгрызается в сочную яблочную плоть. А у меня от ужаса глаза делаются круглыми. Хочется крикнуть ему: «Выкинь! Ты умрешь. Это смерть. Кровавый понос и нестерпимые кишечные колики до потери сознания». Но тут же прихожу в себя. Этот кошмар только мой. И слава Богу!
Тринадцать с лишним лет я не ел живых фруктов и овощей. И когда постепенно стал возвращаться к привычному для всех мариупольцев овощному и фруктовому рациону, удивился, как всё изменилось к худшему. Сам вкус стал другим. Горькими, безвкусными и жилистыми как дратва стали свекла, капуста, огурцы, салат, баклажаны и помидоры. И это овощи с домашней грядки селян. Только вкус яблок, персиков, слив и винограда не изменился с 1999 года. Я вернулся в мир, который потерял половину своей силы и свежести за эти годы. А что будет дальше? Из нефти будут лепить картофельные чипсы, хрустящие полипропиленом?
К этому времени я совершенно уверился в том, что мой духовник с польской фамилией, есть никто иной, как внук покойного государя. Весь его вид выражал хранение какой-то очень важной для него тайны, он буквально жил ею, и не только жил, но и чего-то ждал. Ситуация, в которой очутился этот человек, предопределила его крайнее недоверие к людям, молчаливость и замкнутость. Так ведут себя те, кто причастен к каким-нибудь секретам или загадкам прошлого. И очень не желают разглашения этого до времени, подходящего семье.
Поведение семьи Марковских в корне отличается от поведения людей, утверждавших в разное время, что они являются «чудом спасшимися Алексиями, Анастасиями, Татьянами, Ольгами, Мариями Романовыми». Те привлекают СМИ, мгновенно превращаются в публичных людей и… рано или поздно терпят сокрушительное фиаско.
На сегодня 204 человека примерили одёжку царских детей, самая знаменитая из которых Франциска Шанцковская, полячка, водившая за нос весь мир (Frau Unbekannt или Анна Андерсон). Десятки национальностей от русских и поляков до грузинок и украинцев. Все они не имеют никакого отношения к царской семье, прежде всего, на генетическом уровне.
К семье мариупольского священника напрямую относится одно, весьма странное, знамение. Пятнадцатого марта 1917 года в день отречения на станции Дно была обретена в селе Коломенском икона, получившая название «Державная». С третьей попытки её опознала крестьянка Евдокия Андрианова, получившая во сне приказание найти и отмыть икону (была расстреляна в 1942 году инокиней и канонизирована без дня памяти как преподобномученица).
Нашёл икону настоятель церкви Вознесенья священник Николай Лихачёв (расстреляют и его). В подвале. Глухой комнате, где были свалены старые и забытые иконы. Икону вычистили, отмыли. Явилась величественная Богоматерь, сидящая на троне с царскими регалиями в руках и Богомладенцем на коленях. А дальше пошло-поехало. Родилось поверье, что теперь Мария Акимовна Давыдова, мама плотника из Назарета, правит Русью.
Что в этом обретении реально, а что домысел православных запевал? Реальностей, получивших право на жизнь, три. С окон дома инженера Ипатьева хорошо видны купола Вознесенской церкви. Именно оттуда и приходили служить последние молебны и обедницу священники в арестный дом «особого назначения».
Священник Николай Лихачёв не случайно, а Божьим промыслом служил в это время в Коломенском, церковь Вознесенья. Именно от мнимой служанки, крестьянки, родившейся в деревне Сельцо близ села Вознесенье, последней сожительницы царя и родится девочка, первенец которой, Николай и будет священником.
Священником, порождающим только лихо. Да и сам царь своим отречением породил лихо. Они точно семейство Лихачёвых по существу. Прообразом этой женщины послужила крестьянка Евдокия Андрианова, расстрелянная в 1942 году, через 25 лет после отречения. Через пять лет после отречения расстреляют мать последнего ребёнка Николая II.
И наконец, третья, исполнившаяся в точности, реальность. Семью-лихо расстреляли в подвале дома Ипатьева.
Но есть ещё одно, пока не исполнившееся пророчество никольского схимника Зосимы (Сокур). Летом 1993 года дверь его крестильной неожиданно открывается, он уверенно подзывает к себе женщину средних лет.
— Ты, случайно, не из Мариуполя?
— Да, — подтверждает та.
— Из никольского собора на Новосёловке? — допытывается хитрющий монах.
— Да, полы там мою, — соглашается с ним Анна, старшая на полах.
— Храм-то построили? — задаёт свой новый вопрос Зосима.
— Построили, — подтверждает Анна носатая.
— Так передай батюшке Николаю, я его очень люблю, что последнюю панихиду в своей жизни он отслужит в подвале этого храма.
Бум! Бом! Тарам тарарам! Это как в той сказке «И примешь ты смерть от коня своего».
— Ань! Ну и чего, передала слова Зосимы батюшке Николаю? — услышав эту жуткую историю от неё самой, спрашиваю невольную свидетельницу развязки тайны грязных простыней.
— Ну да, передала — отвечает раба Божья Анна.
— А он чего? — не унимаюсь я.
— Ничего. Молчит, как всегда, — округлив свои глаза, подвела итог всему сказанному Анна.
Взгляд затравленного зверя, исподлобья, похожий как две капли воды на взгляд покойного императора, убедили меня вплотную заняться материалами по убийству царской семьи. Мне стало ясно, что я на полпути к истине. Но чтобы расставить все точки над «i» потребовалось двадцать лет. Можно было и быстрее пройти этот путь, но тогда моя смерть стала бы неизбежной.
Во-первых, я имел на руках только факт существования в городе Мариуполе реального внука самодержца. А он-то откуда взялся? Прежде всего, нужно было выяснить его происхождение. У императора было несколько детей от прислуги и свои законные дети. От кого, Александры Фёдоровны или другой женщины, ведёт своё начало род Марковских?
Фактически, я всё время находился на перепутье. Если бы факты свидетельствовали против версии шуйской ткачихи в пользу дочерей царя или даже графини Гендриковой, любой другой аристократки, этой книги не было бы и в помине.
Вся эта кропотливая и изнурительная работа сконцентрировалась на детальной, построчной работе с текстами «признаний», интервью, переписки, воспоминаний убийц и организаторов убийства семьи. Этот анализ текстового материала растянется на много лет. Тысячи фрагментов сказали мне главное: ни одно из этих «признаний» не имеет отношения к Марковским и его матери, Екатерине. Они не прошли Екатеринбург. Все прямые потомки царя и царицы вместе с ними и верными слугами были убиты в подвале дома инженера Ипатьева.
Это заключение породило целую череду рабочих переходных версий того, что же на самом деле произошло в Тобольске и Екатеринбурге. И только вырвавшись из Мариуполя в 2014 году, находясь в Шуе, анализируя все материалы, которые смогли найти местные краеведы, пришёл к окончательному выводу: мать последнего ребёнка Николая II была убита на ступеньках Воскресенского собора города Шуи 15 марта 1922 года.
В Санкт-Петербурге к июлю 1998 года всё было готово к торжественным и печальным мероприятиям. Из Екатеринбурга должны были перевезти останки нескольких человек, которых две, одна другую дублирующие, генные экспертизы объявили царской семьёй. Все они были произведены за границей за счёт тех стран, где выполнялись кропотливые исследования.
Я читал стенографические отчёты англичан (Олдермастонский центр криминалистических исследований, Англия, 1993) и американцев из военной лаборатории Военно-Медицинского института ВС США (1995) и диву давался, почему РПЦ упорно не желает признать подлинность останков.
Роберт К. Масси, автор книг о Петре I и семье Николая II, описал, в какой чудовищной нищете находилась тогда российская наука, криминалистика и органы Генеральной прокуратуры, проводившие повторное расследование обстоятельств убийства царской семьи. Но сомнений в том, что они действовали честно и открыто, у Роберта К. Масси не было. Как и у тысяч заинтересованных в этом лиц. Всё это подробно описано им в книге «Романовы: последняя глава».  Книга переиздана в России смоленским издательством «Русич» в 1997 году.
К 1998 году РПЦ МП окончательно отмежевалась от всех до одного мероприятий, проводимых ельцинским руководством по идентификации останков, найденных под Екатеринбургом. Её позицию озвучил Святейший Патриарх Алексий II. Он выдвинул ряд сомнений и поистине казуистических вопросов по проведению экспертиз в определении останков, найденных на Урале.
Было видно, что МП находится в паническом состоянии — кости есть — чудес от костей нет. Консультации у различных специалистов, взятых большей частью тайно за рубежом, подтверждало подлинность останков, что и отразилось в речи, написанной спичрайтерами для Святейшего. «Мы не верим, потому что нам не выгодно в это верить» — смысл всего того, что говорилось и говорится на протяжении двух десятков лет первоиерархами РПЦ.
Понимая, что на коптяковской дороге под брёвнами найдены не все члены семьи (не был найден Алексей и одна из младших дочерей), говорить об окончательной разгадке было рано и именно на это факте строилась вся аргументация Святейшего. Так, занимаясь против своего желания дрязгами вокруг следствия, я всё чаще и чаще стал сравнивать двух людей, Николая II и митрофорного протоиерея Николая Марковского, деда и внука. А сравнивать было что и с чем.
Дед и внук
Во-первых, внешность и физиологические признаки. О внешности сказано: лица людей самой близкой степени родства. Идентичность пластики, цвета глаз, костного строения черепных коробок. И император, и его внук имеют ещё одну, хорошо описанную медицинскую особенность — плохие зубы. Мосты у обоих, причём в одних и тех же местах. Стоматологическая карта является важной составляющей при идентификации степеней физического родства. У обоих залысины, переходящие в ярко выраженное облысение, аккуратные бородки. Рост, как по заказу, одинаков. Совсем забыл, жесткие рыжеватые волосы на пальцах рук у обоих Николаев.
Поражает манера обращения с людьми священника Николая. Со всеми подчёркнуто вежлив, всем и всегда говорит только «Вы», никогда никакой фамильярности, панибратства, не повышает голоса.
Точно таким запомнили покойного самодержца все те, кому довелось с ним общаться. Но за внешней безукоризненной воспитанностью царя скрывалась врождённая подозрительность, недоверие, страх перед незнакомыми людьми, злопамятность и мстительность, переходящие в патологические формы.
Если царь сталкивался со стихийным лидером, он впадал в необъяснимый страх. Страх вызвал панику. Паника — истерику, которая заканчивалась только после уведомления доверенного лица об устранении того, кто встал поперек горла «вежливому» государю. Многие в его правление исчезали бесследно, были отравлены, как генерал-майор граф Орлов, заподозренный в неравнодушии к царице.
Точно также, как вёл себя покойный государь, ведёт себя его внук. Все те же черты характера, над которыми возвышается патологическая подозрительность и недоверие к людям. При Николае II политический сыск достиг полного маразма: жена шпионила за мужем, священство превратило исповедь в конвейер по сбору информации, полиция следила за жандармами, жандармы за полицией, а актрисы за всеми верноподданными Российской империи. Точно такой же сыск и погоня за информацией процветает во владениях внука царя.
— Мне не интересно, сколько ты квадратных метров вымыла сегодня в храме. Мне интересно, сколько ты смогла собрать информации за день. Поняла меня? Можешь идти.
Так частенько говаривала своим подчинённым уже покойная Екатерина Григорьевна, бухгалтер, неофициальный староста и правая рука протоиерея Николая. Постоянное участие в оперативно-розыскной деятельности на территории собора незаметно превратило её в «чудовище из Розовки». Может, только поэтому она умирала от рака груди долго и мучительно, замучив себя и прихожанок.
— Что сегодня сказала матушка на пятиминутке? — спросила техничка храма Елена Ангелину, свечницу в панихидной.
— А что она тебе нового скажет? Нам приказано следить за вами, а вам за нами.
Услышав это, от неожиданности рухнул с лавки, на которой сидел, дожидаясь панихиды. Меня стал душить смех. Даже прислуга смеялась над безумием благочинного. Потом частенько вспоминал эту фразу, ставшую невольным символом смысла жизни священника голубых кровей.
Нам приказано следить за вами, а вам за нами!
Но и это была только часть айсберга. Вокруг кафедрального собора святителя Николая, куда не глянь, ещё с начала девяностых, было натыкано с десяток видеокамер. Один человек в сторожке всегда находился у чёрно-белых экранов, не спуская с них глаз.
И чем дальше простиралось фантастическое недоверие священника, тем всё чаще и чаще, буквально ни с того ни с сего, в хозяйстве отца Николая стали пропадать деньги. Кражи очень крупных сумм стали периодическим и банальным явлением. Чаще всего крали свои в доску, из ближнего круга, реже заезжие гастролёры. Деньги ведь всем нужны, а отец Николай традиционно платит своей прислуге сущие копейки, как и его венценосный дед.
Скажи своему духовнику в глаза единственную причину этого Божьего попущения, он бы убил меня руками своих бесчисленных доброхотов. «КТО ПЛОХО О ЛЮДЯХ ДУМАЕТ, У ТЕХ ДЕНЬГИ ПРОПАДАЮТ» — ещё в IV веке подметил святитель Василий Великий. И его убивали за правду, никому не нужную ни тогда, не сейчас.
Огороженный прекрасной изгородью храм представляет из себя крошечное королевство, в котором до недавнего времени был даже начальник собственной Его Высокопреподобия разведки. Точнее, начальница Людмила Степановна Шпак, в молодости занимавшая должность главы особого отдела Челябинского ядерного центра.
Была она и есть под стать своему аристократическому шефу. Её дедушка принимал непосредственное участие в судьбе последнего царя в марте 1918 года. Звали его Дмитрий Хохряков. Был он матросом Балтийского флота и устанавливал красную власть в Тобольске. Затем конвоировал последнего царя. Погиб смертью храбрых в том же восемнадцатом году.
От его единственного ребёнка, девочки, родилась эта удивительная особа с голубыми, как у деда, глазами. Унаследовала она его улыбку и весёлый нрав. В девичестве носила его фамилию. Выгодно.
Ведь дедушка принадлежал к революционной элите, как и у покойного Немцова — болотная оппозиция (дед или прадед был также в том конвое), у Вестника (известный актёр), Школьника (редактор «Огонька»), Фиалки (диктор украинского радио), Вагановых, Макаревича (рок-певец, потомок большевицкой семьи из ЦК, кто ж его тронет), Бакая, сбежавшего в Россию и в три дня получившего российское гражданство (дедушка зверствовал с пристрастием в гражданскую — инициатор расстрела монахов Мгарского Свято-Преображенского монастыря 5 (18) августа 1919 года),  как и у ещё сотен выдвиженцев новой, советской, власти. Эти и им подобные люди и сейчас неприкосновенны в России благодаря своим бабушкам и дедушкам с революционно-большевицким прошлым.
Всё было бы хорошо, но в младенчестве Люду посетил Бог. Однажды наглая, огромных размеров муха заползла прямо в левое ухо. Пока кинулись, ребёнок пальцем протолкнул её далеко во внутрь. Ухо воспалилось и стало гнить. Врачи сороковых прошлого века ничем не смогли помочь. Девочка стала глухой на левое ухо. Так и привыкла поворачиваться ко всем правой стороной тела. Как оказалось впоследствии, знамение было далеко не случайным. Вся дальнейшая жизнь Людочки будет связана со слухами, сплетнями, пасквилями, грязным людским бельём и доносами. А сбор информации станет для неё высшим наслаждением и смыслом жизни.
У своего последнего в этой жизни шефа, Марковского, Людмила Степановна будет появляться строго по пятницам. Её появление с папкой под мышкой будет наводить ужас на всех работников храма — от низших до высших, Катерины Григорьевны и Веры Николаевны.
— Олег! Хоть ты ей ничего не говори, она же всё тащит наверх, — стонала со слезами на глазах «старшая» Вера Николаевна.;
После любых конфликтов и чепе на территории собора, Людмила Степановна грамотно и очень профессионально проводила опрос, допрос и спрос, не забывая ни одного из участников конфликта. А прихожанам, от всей души помогавших «рабе Божией Людмиле», и в голову не могло прийти, что вся её бурная деятельность, копирующая деятельность милиции, особых отделов армии, разведки и прокуратуры одновременно, уголовно наказуема (от трёх до пяти).
За неделю, сидя на телефоне, обзванивая всех и вся с утра до вечера, никуда не выходя из дому, она умудрялась наловить столько грязи, что Марковский мгновенно успокаивался, слушая «важную информацию». Много лет спустя понял — Людмила Степановна, попросту говоря, заняла нишу домашнего психотерапевта, успокаивая своей бурной деятельностью вечно трясущегося от приобретённых за долгую жизнь фобий, батюшку.
Роднит деда и внука ещё одна, удивительно совпадающая, линия поведения. И царь Николай Александрович и его внук не чураются благотворительности в самом лучшем смысле этого слова. Царь помогал вдовам жандармов и полицейских, сыщикам и филерам, платил карточные долги своих офицеров. Морально выручал власть имеющих в трудных ситуациях, например, открывал клуб гомосексуалистов в Киеве. Но когда дело доходило до простого люда, прихлебалы-библиографы молчат, как воды в рот набрав. Писать, умиляясь милосердию государя, было не с чего.
Марковский помогал и помогает многим. Одной старухе в старом городе, за улицей Артёма, построили заново маленький, но добротный домик только благодаря его стараниям в 2003 году. Одиноким женщинам, работавшим в храме, чинил крыши, делал ремонты в квартирах, не жалея денег. Потом эти квартиры по завещаниям старушек, боящихся ада и вечных мук, перейдут в руки благочинного.
Через положенные полгода в «Мариупольской недвижимости» они будут выставляться на продажу партиями. Деньги, деньги, деньги. Много доброго делает этот батюшка в тайне от многих. На операции деньги давал и просил за десятки людей, устраивая их на работу. Всего не упомнишь, так много доброго сделал и делает этот человек. Но, как всегда есть одно маленькое и очень капризное «но».
Подходит ко мне однажды голодный мальчик и просит есть. Всё дело происходило в соборе святого Николая, где с ноября 2001 года стоял я на подсвечнике блаженной Ксении Петербургской. Стоишь, не пропуская ни утренней, ни вечерней, службы. Огарки выносишь, подсвечники трёшь, лампадки гасишь после отпуста и всё это после благословения схиархимандрита Зосимы, духовника двух епархий.
— Дядь Олег! Дядь Олег!
— Ну, чего ты орёшь?
— Дядя Олег! Я есть хочу!
— Есть хочешь? Иди к Марковскому. Меня, если я стою на подсвечниках, благословили завтракать на кухне каждый день, а я туда не ходил ни разу. Скажи ему, чтобы тебя покормили вместо Олега. Понял? Дуй на кухню.
Обычно такое поведение у священства называется «быть добреньким за чужой счёт» и вызывает дружный приступ желчи.
Мальчик, у которого ещё две сестрёнки, уходит. Пока его нет, шарю в своих карманах. Пусто. Служба кончилась, свечка поставлена, молебен заказан, денег нет. Прошло не более двух минут. Подходит женщина, суёт мне три вареных яйца. Улыбается, просит взять, хотя знает, что я ничего не беру у старушек в храме. Скрипя сердцем, беру почему-то одно яйцо. Прошло ещё минут семь. Возвращается мальчик. Смотрю на него с интересом.
— Ну, нашёл ты батюшку Николая?
— Ага. Да только там толстая тётка с ним была. Жирная такая. Я кушать прошу, а батюшка отвернулся к стене и молчит, как глухой. А она на меня как вызверилась и говорит: Да ты что, нам самим тут нечего есть. Иди отсюда. Мы тут все голодные ходим.
— Так и сказала? — не веря собственным ушам, переспросил его.
— Так и сказала. А сама стоит и смеётся, — подтвердил мальчик.
Гляжу, а на глазах у него слёзы.
— На вот тебе яйцо.
Кладу ему яйцо в руку. Мальчик просиял и его как ветром сдуло. Прошло минуты три. Прибегают две его маленькие сестрёнки и кричат:
— Дядя Олег! Мы есть хотим!
Развожу руками, ища глазами ту старуху, а её и след простыл. Сам с досады на свой идиотизм чуть не плачу. Ну почему я не взял, скот безмозглый, три яйца вместо одного?
С этой кухней, находящейся рядом с панихидной, были связаны ещё несколько похожих и страшных по своей чёрствости моментов.
Где-то в мае девяносто шестого у нас в храме появился батюшка Владимир (Кирильченко). Сидел однажды после причастия у панихидной, поджидая его после треб. А тут как раз поминки по работавшей в храме женщине. Собрались все свои да наши. Вошла Вера Николаевна, бывшая когда-то церковной старостой и подружка той «жирной» старухи. Увидев меня, говорит, улыбаясь:
—А чего это ты не за столом? Ты же наш, свой. Иди помяни со всеми. Там и место есть.
— Да нет, Вера Николаевна. Я не ваш.
А сам думаю про себя: «И уж точно не свой!»
Улыбаюсь ей в ответ, но за стол не иду, понимая, что у половины рот перекосит и борщ прокиснет только от одного моего появления. Тут в дверь входит три человека — женщина и двое мужчин. Они встали напротив двери, ведущей в кухню и вид у них был просящих покушать людей. От троицы исходила такая тишина и покой, что невольно мой взгляд остановился на бедно, но очень чисто одетых, людях.
Изнутри эти трое были неземные. Как глянул на них, так и забыл, для чего и пришёл. Царство небесное, на скорбях святых стоящее, хоть помоями тухлыми облей, всё равно благоухать неземным будет! А с кухни, словно что-то учуяв, выплывает Катерина Григорьевна.
— Нет ли у вас трёх кусочков хлебца? — обратилась к ней женщина, от которой исходила удивительная тишина.
— Да откуда у нас хлеб? Нам и самим-то есть нечего, — отвечает ей батюшкин бухгалтер.
Только она успела это проговорить, распахивается настежь кухонная дверь и красный от натуги Андрей, брат диакона-азербайджанца, тащит огромную кастрюлю, набитую с верхом румяными и аппетитными пирожками.
— Андрей, гони их в шею! Чего они здесь ходят? Нам и самим есть нечего. Гони их! — набросилась Екатерина Григорьевна.
Не успел я опомниться, как проворный азербайджанец ставит в углу панихидной кастрюлю пирожков, и набрасывается на троих нищих, попросивших кусочек хлеба.
— На выход. Живее. Ну, кому я сказал… — не дожидаясь, стал хватать их за руки и тащить к выходу. Последней ушла эта удивительная женщина, на ходу ещё раз прося Андрея.
— Подайте хоть кусочек хлеба!
— Ты что, плохо слышишь? Нет у нас хлеба, мы сами все голодные.
И с этими словами вытолкал женщину-тишину на церковный двор.
Я сидел как громом поражённый. Ну и поминки. Нищих выгнали в шею, а сытых накормили.
— Олег, бери пирожок, — вновь появляется Вера Николаевна. — Бери, хоть пирожком помянешь.
— Спаси вас Господи, — вставая и направляясь к выходу, говорю ей. — В следующий раз. Кирильченко всё равно нет.
Так и не дождавшись священника, шёл я по мокрой Новосёловке домой, а перед глазами стояли трое кротких просителей.
А третий случай произошёл после слов батюшки Николая Марковского, сказанные им на воскресной проповеди.
— Мы кормим всех, — сказал громко, на весь храм, батюшка.
Прошло два дня. Во вторник после молебна ко мне подходят два долговязых юноши и спрашивают:
— Мы с дороги, не ели сутки. Нас здесь не могут покормить?
— А как же. Могут. В воскресенье батюшка Николай сказал на проповеди, что они кормят всех. Идите и попросите их. Знаете, где столовая?
Видя, что они никогда не были на нашем приходе, взял их под руки и вывел из храма, показав куда идти. Прошло минут десять. Ребята приходят обратно.
— Покормили?
Мотают мрачно головами. Нет. Иду вместе с ними прямо в столовую. В столовой повариха говорит:
— Нет-нет. Нам строго-настрого запретили кормить чужих.
Тут появляется батюшка Николай. Наши взгляды встретились. Он опускает голову и быстро говорит:
— Мы их покормим. Покормим.
Молча выхожу из столовки. За каждую такую выходку мне платят пожизненной ненавистью. И фотографированием. Сначала вспышка засверкала у священников собора — Кирильченко и Новикова, затем к ним присоединились «финны» (Воскобойниковы), — за священником Николаем Воскобойниковым, служащим в Финляндии, старшая дочка Марковского, Таисия, те нажимают и на фото и на видеосъёмку одновременно. Причём как-то по-хамски.
Всё чаще и чаще «финны», отдыхающие летом на море в Мариуполе, терзают меня тем, что насильно снимают во время причастия. Однажды это знакомая финская журналистка, отдыхавшая вместе с ними. В другой раз бешенным прискоком вылетел из алтаря сам протоиерей Николай Воскобойников — вспышка — снято.
Он просто изводил меня своим фотоаппаратом, охотясь с камерой на нищего и больного чистильщика подсвечников. Совести нет, милиция куплена, забыто, что я тоже человек и что мне это очень не по душе. Такие тонкости здесь никого не волнуют и фотовспышки в мою сторону продолжаются. Просят навести на меня объектив служащих в храме батюшек.
Но попробуй только сделать снимок кого-либо из семьи Марковских, тут же подбежит охранник и выбьет камеру из рук. Да ещё и милицию вызовут. Прямо на месте начнётся допрос. Кто? Почему? Зачем? Для чего? Милиция ведь своя, личная, исполняющая за деньги украинских налогоплательщиков любые прихоти мариупольского батюшки. Не говоря уже о том, что сняв на плёнку в принудительном порядке, «забывают» подарить хотя бы раз одну фотографию.
— Батюшка Николай! Вы меня за пять лет наснимали на целый фотоальбом. Подарите хоть одну!
«А в ответ тишина, он вчера не вернулся из боя». Тишина и леденящий душу взгляд в ответ любвеобильного батюшки. Спустя много лет до меня, наконец, дойдёт, зачем по приказу семьи меня так часто увековечивали на фотоплёнку.
Подрастает старший внук, Константин Владимирович Марковский. Он очень похож на акварели юного Александра Николаевича, старшего сына Николая I. Практически одно лицо. И вновь гены. Неожиданно для всех Константин решает идти учиться не в семинарию по стопам деда и отца, а поступать на юридический факультет. Он отучится положенный срок, дипломируется, разочаруется и вновь неожиданно для всех поступит в Одесскую семинарию.
Точно так однажды поступил и молодой гвардейский офицер, наследник-цесаревич, записавшись на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. А незадолго до революции предложит Священному Синоду свою кандидатуру на место Патриарха, вызвав у последних окаменение — курящий, играющий в карты и вертящий спиритические тарелки, патриарх.
Всероссийский опрос 1917 года: «Хотят ли лица духовного звания монархию или буржуазно-демократическую республику?» Священство в один голос заявило: «Республику» — 97 % от 100 %. Реакция духовенства на правление последнего царя после отречения.
Как-то разглядывал в Интернете сотни фотографий Елизаветы II, королевы Великобритании. И вдруг меня ужас пробрал: словно кто-то по ошибке поместил туда фото юной Галины Агабековой (Марковской), так молоденькая королева была похожа на свою полукровную племянницу. Фактически одно лицо. Проверил источник. Английская фотография середины сороковых. Удивительная схожесть.
Есть ещё одна, не характерная для Николая II, страсть у его мариупольского внука. Автомобили или, попросту говоря, тачки. Он проездил на них не сотни тысяч, а миллионы километров. Завидев у знакомых или друзей новую иномарку, терял сон, покой и душевное равновесие, пока те не дадут ему ключи на пару дней от машины.
Из круга продавцов подержанных иномарок у батюшки появится закадычный друг ещё с далёких семидесятых, Виталий. Долгое время именно он будет поставлять на пробу или тест-драйв забугорные колымаги отцу настоятелю. Потом появится зять-финн, предприниматели, знающие о неравнодушии «автопопа».
Я и сам неоднократно видел, как по центру города разъезжает на очередной «чужой» невозмутимо кайфующий батюшка Николай. Но точно такой страстью болел родной брат Николая II, Александр Александрович, автопарк которого насчитывал более ста, роскошных до умопомрачения, лимузинов. Лучший по тем временам в Европе. Гены, гены…
Аристократа всегда выдаёт тяга к добротным, элитного качества, вещам. Есть такая черта и у батюшки Николая. Именно им он и отдавал предпочтение ещё в советские застойные времена.
Однажды всем известный в храме пропойца Вовка Горохов похвастался мне новыми часами. Взяв их в руки, ахнул. Двадцать семь камней, высший класс точности, бесшумный ход и многое другое. Такие часики в советские времена производились мини-партиями, были точными копиями швейцарских омега, поэтому на прилавки, а также торговые базы, не доходили.
— Где ты их взял?
— Марковский подарил.
— А, Горох, всё равно промутишь…
— Отдай, не твоё дело.
Часы, даже не из-под прилавка, а ещё глубже, я запомнил. А стальной браслет подарил. Батюшка часы, а духовное чадо браслет. Спустя полгода Горохов часы пропил без зазрения совести. Вместе с браслетом. И в ответ получил от меня шутовской удар детским стульчиком выше локтя.
Ещё через какое-то время Бог посетил Гороха. Именно на месте удара появилась опухоль. Кривясь от злобы, боли и досады, Горох орал благим матом.
— Это ты меня тогда ударил. Ты, с-сука. Я помню. Это только из-за тебя у меня рак.
— Пить надо было меньше, урод. И притворяться.
Ещё через полгода его не стало. А я открыл счёт странным и очень нелепым, скажем так, смертям. Все умершие своими судьбами будут так или иначе пересекаться или зависеть от батюшкиного окормления или самых безобидных подарков. Некоторые их них умрут далеко от города, некоторые будут им отпеты.
День святого Евфимия Великого
Память преподобного Евфимия 2 февраля (20 января ст. стиля). Много непонятного для меня было в поведении батюшки. Ну, например, почему именно он и только он, даже если не его черёд, служит в этот день торжественную полиелейную службу. Особенно странно выглядело это в понедельник, когда в храме служится только молебен Пречистой. Из года в год, стоя на подсвечниках, наблюдал как отец благочинный отбирает службу у служащего по очереди и служит сам. Да так трепетно, возвышенно, словно он, раб Божий Николай, задолжал этому, мало кому известному, святому. В 2009 я, наконец, не вытерпел и спросил прилюдно об этом после службы на отпусте. Батюшка страшно побледнел и ничего мне не сказал.
А через десять дней меня самого свезли в реанимацию, в палату для умирающих. Наверное, чтобы поменьше задавал неположенных вопросов. И только спустя три с половиной года неожиданно получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. И где? На кладбище. Там, не задавая никаких вопросов и не производя никаких движений, лежал благочинный Левого берега протоиерей Леонтий (Устименко). Кладбище было всего в одну могилу, возле кафедрального Михайловского собора. Подошёл к кресту, перекрестился. Читаю: «02. 02. 1967–25. 09. 2011». От неожиданности как током ударило, на меня глядел мгновенный ответ на свой вопрос.
Отчасти я знал, как это делается. Если ты сможешь вымолить благосклонность святого, в день памяти которого родился твой обидчик, его смерть будет ранней, скоротечной и ужасной. А отец Леонтий, царство ему небесное, был 100 % обидчиком Марковского. Именно он и никто другой оттяпал у благочинного половину его владений, создав своё «королевство» из священства, на дух не переносившего отца Николая. «Лакомый кусочек», по слову, которое с утробным стоном издала «голодная» Екатерина Григорьевна.
Но и это не всё. В 1996 Устименко выгонит на улицу при помощи Марковского несчастного батюшку Николая (Щелочкова), а сам в 29 лет (пора) станет настоятелем уже готового нижнего храма собора. Собор Поживанов, мэр города, достроит и это разбудит аппетит хорошо кушавшего священника. Тем более, что его старший брат Пётр был к этому времени благочинным города Донецка и его влияние на владыку Илариона было огромным. Вначале отошёл от рук Марковского Левый берег, затем Ильичёвский район. Время шло. Где-то в 2005 году стали поговаривать о онкологии молодого священника.
За год до смерти батюшки Леонтия у меня дома стала мироточить икона Иверской иконы Божьей Матери. Отец Леонтий когда-то подарил её мне. В октябре 2010 года икона в трёх местах начала мироточить. Затем в марте, последний раз в сентябре 2011 года, из главы Архангела Михаила истекла тонюсенькая струйка. Спустя две недели батюшки Леонтия не стало. Сиротами остались пятеро детей.
Тайны беззакония, кто может их постигнуть? Никто из живущих, если то не откроет сам Бог. В сентябре 2013 года, незадолго до войны, ко мне подходит знакомая прихожанка. Разговорились о Татьяне. Оказалось, лежит в мариупольской онкологии. Все её очень жалели за добрый, ангельский нрав.
— Откуда вы это всё знаете? Нам на приходе никто и ничего не говорит. Думай, что хочешь, где она и что с ней?
— Заведующая отделением моя старинная подружка. Да вот, на днях была у неё в гостях. Как-то разговор перешёл на отца Леонтия.
— А разве он лечился у неё? По-моему, его оперировали и лечили в Донецке. Там брат и владыка, могли подсуетится.
— И там и в Мариуполе. Только после смерти батюшки по всем гистологическим пробам стало ясно — у него было три разных, не связанных друг с другом, формы рака. Букет смерти. Лечению не поддаётся. Лечили, в лучшем случае, один вид. А два остались в тени и делали своё дело, меняя картину болезни. И думаю, родные отца Леонтия до сих пор не знают об этом.
После её слов меня обдало ужасом смерти. Два последних вида рака это два района, оторванные у Марковского против промысла Божия. А первый вид — выгнанный без воли Всевышнего и должный служить до своей смерти в Михайловском соборе протоиерей Николай Щелочков. Не бери никогда чужого. Не выгоняй на улицу безвинного, если он встал поперёк твоей алчности. И ангел жизни не отвернётся от тебя, как отвернулся от раба Божьего Леонтия преподобный Евфимий Великий, в день памяти которого и родился отец благочинный.
Но даже такая мучительная смерть не изгладила всех грехов Устименко. В июле 2014 года глубокой ночью попали в автокатастрофу два старших сына покойного. Старший погиб мгновенно, младшего без сознания свезли в реанимацию. Было это под ещё курортным Новоазовском. Что делали ребятки ночью и кого они везли на заднем сидении, догадывайтесь сами.
Никогда не бери в долг
К Марковскому всегда просились в услужение молодые ребята. Прислуживать в алтаре. Насколько мне известно, он почти никогда и никому не отказывал. Даже чернокнижникам — Вячеслав или Славик-волхв благополучно отслужил года три и только после этого благочинный выпер его на улицу.
Но эти проделки начались после того, как моих глаз уже не было на приходе. Можно было отрываться по полной. Экспериментировать. На нём же не написано: «Ведьмак на шабаше». Нет, не написано. Пусть служит.
А если планы юных чад простирались дальше, охотно давал им рекомендации для поступления в семинарию. И, разумеется, благочиние все четыре, или больше, года, платило за них. Подразумевая, что окончив обучение, молодые выпускники вернутся домой, на приходы. Но всегда есть «но». На этот раз погребально-выгребальное «но».
Толик
Духовно он тянулся к диакону Гавриилу. Через него он стал певчим, затем чтецом. Так незаметно, возрастая из возраста в возраст, он решил, к изумлению многих, стать батюшкой. Поступил в Одессе. Учился хорошо, оставили преподавателем. Женился на дочери тамошнего благочинного. Квартира в приданое. Иереем стал без проблем. Преподавал философию в семинарии, служил. О том, что по правилам халявного обучения, за которое он не платил ни копейки, должен был вернуться домой, не вспоминал.
Бог взыскал должок с наглого пожирателя приходских денег. Декабрьским деньком, отслужив литургию, поехал по вызову на причастие. Сам себя причастил в алтаре. Всё произошло мгновенно. Лобовое столкновение. Навстречу хлипкой машинке, в которой ехал батюшка, на красный свет вылетел мощный джип. От водителя не осталось ничего целого. Иерей Анатолий, 22 лет от роду, погиб мгновенно. В джипе летел делать предложение руки и сердца сын прокурора города. С огромным букетом роз. Сын «ока государева» стал орудием правосудия Бога Живого. Страшно впасть в руки Творца.
Коля и Илья
Братья-близнецы. Болгары по матери. Очень добрые, отзывчивые и верующие ребята. Вместе пришли к батюшке Николаю проситься служить в алтаре. Вместе уехали поступать в Сергиев Посад. Вместе остались на продолжение обучения на академическом курсе. Вместе, не долго думая, женились, чтобы никогда не возвращаться в Мариуполь, на москвичках. Коля стал батюшкой, служит в Долгопрудном.
Илья лёг в могилу после скоротечного и остро протекавшего лейкоза. Не думаю, что ему было больше 25 лет. Батюшкой стать не успел. Супруга осталась вдовой. Отсутствие сана у супруга даёт её право повторно выйти замуж. Если у иерея Анатолия на сносях осталась жена, то Илья оставил супругу бездетной. Коля в юности первым на Земле написал икону митрополита Игнатия Мариупольского. Святитель вымолил Николая от преждевременной смерти, в гроб за долги перед благочинием лёг Илья.
— Внимание! Тесные врата! — после городского крёстного хода 1997 года остановившись, вдруг объявил Илье, проносившего хоругвь между двумя близко росшими деревьями. Тот заулыбался — удачная шутка. А во мне как вспышка фотокамеры сработала — запомнил на всю жизнь. Спустя одиннадцать лет его не стало.
«Никогда не бери в долг!» — принимая первый раз, трижды повторил мне батюшка Зосима Никольский. Сказав в третий раз, горько-прегорько заплакал. Теперь так плачет мать Ильи. Но долг платежом красен. А покаяния, прозрения ни в одной семье так и не наступило. И не наступит. Люди думают, что если на пять копеек потрудились в алтаре, то пять тысяч долга можно и не отдавать. Бесчеловечен человек. Человек эпохи потребления.
Ванечка разумный
Они были духовно близки друг к другу, два пономаря, Николай Моисеевич и Ваня. Их взяли в алтарь сразу после поступления в семинарию Сергиевого Посада Коли и Ильи. Молчуны. Марковский таких любил. Шли годы. Моисеевич и Ваня служили в алтаре. Внешне Иван ничем не выражал своих чувств и эмоций, спокойный, покладистый, а они были, эти самые чувства.
— Мне уже тридцать лет, а я всё в пономарях. Учиться благословения благочинный не даёт, не женат, диплома нет, с работы ушёл, а здесь четыреста гривен на всё. Живи как хочешь, — жаловался Ванечка женщинам на полах, а те и рады, есть что донести.
— А мне уже сорок лет и не то что пономарства и четыреста гривен, а элементарного здоровья семидесятилетнего старика у меня нет, — ответил я бабушкам. Доносите.
Это было в мае. А вскоре Ваня исчез. В сентябре не выдержал и спросил Моисеевича, где напарник. Тот хитро улыбнулся. Долгожданный вопрос. Есть что донести благочинному.
— У него то ли знакомые, то ли родня в Сергиевом Посаде, он туда уехал. Теперь на послушании.
— А Марковский благословил его?
— Нет. Ни в какую.
— Так он уехал без благословения?— страх греха мгновенно накрыл меня с головой.
— Без, — подтвердил пономарь.
— Ну и ну. И ради чего?
— Учиться хочет. Год послушания — дают рекомендацию на поступление в семинарию.
Через год без всякого батюшкиного «благословения» Ваня поступил в семинарию за счёт обители, а еще через пару лет женился на русской девушке. Жизнь устроилась и без Марковского. Тот ему этого не простил. При редких появлениях семинариста на каникулах встречал его с ледяной любезностью, но отправить на тот свет «поздоровкаться» с Толиком и Илюшей не мог. Иван ведь не за его деньги учился у преподобного Сергия, рекомендаций и «положительных» характеристик не брал — значит власти на «вразумление» могилой у того не было.
Иван Яковлевич Гнатюк
Иван Яковлевич Гнатюк в роддоме № 1 долгое время был главврачом, но на пенсии пошёл на «понижение», став заведующим гинекологией. Мог оперировать бесплатно, что сейчас выглядит неправдоподобно. Родился в городе Коломыя (Ивано-Франковская область) еще до войны. Униат. Имел сердце «плотяное» (то есть доброе, мягкое), пел на ходу украинские песни, жил не тужил, но однажды столкнулся носом к носу с господином Марковским прямо в коридоре родильного отделения.
Хористку батюшки Николая (а батюшка очень любит своих хористов) через Олю, читавшую на клиросе, положили в отделение оперативной гинекологии, где её и прооперировал всё тот же безотказный Иван Яковлевич. Мама встречала и провожала батюшку Николая через своё отделение.
Когда священник увидел Ивана Яковлевича, он буквально съёжился, как будто попал на холод и спросил маму:
— Кто это?
— Иван Яковлевич, зав. отделением, он её и прооперировал.
Батюшка ощетинился и произнёс:
— Очень много о нём наслышан.
Мама похолодела от его слов.
— Вера! Проводите меня, — с этими словами благочинный направился к выходу.
На утро, вернувшись с суток, мама рассказала мне о неожиданном визите Марковского в роддом. Такого я не ожидал. Выслушал её и говорю:
— После такой встречи Ивану Яковлевичу долго не нажить.
— Да что ты болтаешь, — заорала на меня мать. — Тебе всякая дрянь в голову лезет. Он ничем не болеет.
— Посмотришь, что с ним будет. Этот монстр так просто в роддом бы и шагу не сделал.
Мать продолжала кричать и скворчать, как раскалённая сковорода, а я отправился на диван.
Прошло ровно десять дней. Стоял конец солнечного октября. Рыбка на центральном рынке лежит такая нагулянная, любо-дорого смотреть. Гнатюк отпросился на сорок минут. Туда и обратно. Рыбки очень захотелось. Он умер от остановки сердца напротив рыбных рядов. Был настолько здоров для своего возраста, что патологоанатом в протокол вскрытия вписал одну единственную строчку: «Без диагноза. Причина смерти не установлена».
Мама
Дошла эта страшная очередь и до моей мамы. Шёл январь 2006 года. Внезапно, бегающая за двоих в родильном зале целые сутки, мама стала падать от апатии и усталости. Прошло три недели. Внезапное расслабление не проходило. А с его началом Марковский стал как-то особенно предрасположен, ласков, шутлив на отпустах к матери. Весь внимание.
— Вера! Не спите — царство небесное проспите, — шутил благочинный, пряча за крестом почти вырытую яму моей родительнице.
— Мам! Да что это с тобой? — спрашиваю, глядя на едва шевелящуюся «рабу Божью Вэру», как её всегда называл отец Гавриил («Вэ ра» с древнееврейского «и зло» — такие изощрённые шутки были в ходу у диакона-азербайджанца).
— Сама ничего не пойму. Все силы куда-то делись, в тряпку превратилась. Всё время хочется спать и лежать пластом, — тихо отвечает мне мать.
— Ладно. Ты не расстраивайся. Это пройдёт.
«Ну и нелюдь наш батюшка! Знает, что я инвалид, по его желанию пластом лежачий. Так он хочет в такую развалину превратить и мою мать. Чтобы ноги протянули на одну её пенсию. На этот раз не выйдет!» — думаю и начинаю шевелиться.
Адрес у нас был. Знал, что этот монах мне не поможет, но вряд ли он останется в стороне, видя, как уродует беззащитную чистую вдову местный бог. Пишу ему всё прямым текстом — монах не из стучащих: священник, мастер-песковец, хочет и мою несчастную мать предать сатане во измождение плоти. Если хотите, помогите, до конца дней своих буду за вас молиться!
Прошло дней десять. Вдруг моя мама снова, в один миг, стала бодрая и упрямая. А в храме ко мне подлетает Людмила Степановна Шпак и начинает детальный допрос прямо на чтении Апостола.
— Ты был в том монастыре?
Отвечаю честно: «Нет!»
— А такого, такого и ещё такого монаха знаешь?
— Нет! А они кто?
И так половину литургии до «Святая Святым». Смотрит прямо в глаза. Ей не в первой копать для властей предержащих. Но вот наступает момент — до неё доходит — он не просил помощи в энском монастыре. Ни с чем идёт к опростоволосившемуся шефу. Мама этой страшной участи — быть расслабленной до конца дней избежала.
А проныра благочинный всё узнал в точности, помолившись в алтаре, попытался вытащить из меня информацию, как это и почему, я не просто знаю об этом, но и вижу, что происходит на самом деле с людьми? За такое мстят. И, как правило, чужими руками. Марковский отомстит мне мучительной голодной смертью через предательство слабохарактерного Кирильченко. (смотрите: Колдовство и предательство слабого Кирильченко. Ангел).
Елизавета Тернавская
В последнюю секунду, когда рукопись была почти готова, испытывая неподдельный страх, я всё же решился написать и об этом «подвиге» настоятеля. За год до моего вылета из собора у одного из самых известных горожан, Юрия Ивановича Тернавского, умерла единственная дочь, Лиза, девяти лет. В великой скорби отец и мариупольский писатель С. А. Плотников написали в память девочки книгу «Сказание о святителе Игнатии», а в селе Боевом неутешный родитель воздвиг погребальный некрополь в честь Покрова Пресвятой Богородицы и усыпальницу-часовню в честь четырёх Елизавет. Хотя строил тот храм Ю. И. Тернавский ещё при жизни своего ангела-ребёнка.
Её смерть как две капли воды походила на внезапную кончину врача-хирурга И. Я. Гнатюка. Тот, ничем не болея, внезапно упал бездыханным на центральном мариупольском рынке. Совершенно здоровая девочка приехала домой после тренировки по спортивной гимнастике, прилегла и уснула. Навеки.
Однажды, задолго до моего ухода из собора, подавленный беспомощностью и беззубостью приходского священства, выложил всё отцу Николаю. Тот молчит.
— Как же так, батюшка Николай, — говорю ему. — Ведь всем священникам при рукоположении даётся благодать Божья. Так почему они, вооружённые ею, ничем не могут помочь, не то, чтобы людям, самим себе, как будто и вовсе не приняли крещения.
И он ответил мне.
— Это так, благодать даётся всем. Просто они не умеют ею пользоваться!
Хитро взглянув на меня, засмеялся счастливым смехом профи, держащего в своих руках судьбы сотен людей. Он мог. И я знал, от кого перешло к нему это умение.
В Авдеевке, это за Донецком, жил очень авторитетный в 50–80 годы священник. В юности он подвизался по монастырям, как тайным, так ещё и открытым. Но монахом ему не суждено было стать. Старец заставил некрасивого парня, с головой, как у лошади, жениться. Кажется, у него была дочь. Имя его Дмитрий Песков. Умер он в 1992 году. Рука у этого священника была особая.
На Новосёловке живёт плотник по имени Валерий. Он ездил к нему креститься. Крестился. После того «особо благодатного» крещения так и остался бобылём. Хотя очень хотел жениться и иметь семью, детей. Ноль. Стал как заколдованный. Ни монах, ни православный семьянин. Высохшая ветка. И не один он такой.
Именно протоиерей Дмитрий Песков был духовным отцом Тамары Новых, а затем и её супруга, священника Николая. «В молодости они были честными и порядочными людьми, а к старости превратились в чудовищ», — сказал о супругах Марковских преподобный Евфимий Великий, тот самый, что открыл когда-то двери бездны перед протоиереем Леонтием (Устименко).
Суть этого умения проста и стара, как мир — человек, получая духовную власть, начинает управлять падшими духами, калеча ими жизнь окружающих людей.
Пиявки
По части тестов на что угодно, моему, уже давно бывшему духовнику, нет равных. Начинающие лоботрясы, от безделья сохнущие в алтарях, могут многому научиться только из одного этого примера как трясти с изнанки души человеческие.
Конец ноября 1995 года. После панихиды меня внезапно останавливает батюшка. Оружие-крест на груди. Просит подождать. Люди расходятся. Остаюсь один.
— Мне говорили о вас, что вы врач?
— Нет, батюшка. Учитель.
Но он меня как бы и не слышит. Начинает жаловаться и выкладывать приличные куски своей истории болезни. Выясняется следующее. С год небольшим он чуть было не умер от внезапного омертвления правого лёгкого. Могут спасти только аппликации живыми пиявками. Но вот, как назло, наступили холода, сезон ловли пиявок закончился и… Не могли бы вы мне помочь разыскать живых пиявок? Ведь без них мне никуда. Лёгкое может загнить и тогда конец. Скоропостижная смерть.
— Я не врач, батюшка. Но моя мама акушерка, среди врачей. Мы поспрашиваем.
Прошла неделя. За это время кого я только не опросил и не облазил в своём городе, включая аквариумы центрального рынка. Ноль. Пока кто-то из врачей не подсказал — летом и зимой пиявки свободно продаются в аптеке № 1 города Донецка. Всё, записываю адрес и телефон. Выкладываю эту информацию после литургии «страждущему» отцу Николаю. В ответ слышу вопрос.
— Так вы ездили в Донецк? Привезли пиявок?
— Нет, батюшка. У меня и машины-то нет.
— Да-да. Мы там всегда их берём, — с циничной невозмутимостью ответил мне батюшка.
От неожиданности можно было рухнуть на пол. Он, зная всё это давным-давно, просто издевался надо мною, проверяя, что я буду делать. Измеряя «пиявочным щупом» все ходы моего сердца. Измерил. Теперь он знает, что от меня ждать. Насколько я могу быть своим, преданным семье или наоборот. А я, помоями политый, пошёл «восвояси». Так раздевал догола, осматривал, зондировал, пальпировал новых людей на приходе этот священник. Один ноль в пользу монстра.
С этого дня мне пришлось учитывать принцип контроля и слежки, которая до этого дня носил, скорее всего, стихийный характер. На любом приходе к новому человеку всегда относятся по принципу — не болящий ли, не украсть ли пришёл и тому подобное. Первый раз это произошло в августе девяносто пятого. Допрашивал, внезапно подсев на пыльную лавочку возле собора, диакон Гавриил (Агабеков). Допрос проходил под видом беседы, но вполне профессионально, где-то с полчаса. Было видно, ему нравится по-восточному дотошно выпытывать информацию.
Кто? Откуда? Зачем приехал? Место работы? Что заканчивал? Не работаешь, почему? Где живёшь? С кем? Женат? Дети? Где жил до этого раньше? Чем там занимался? Что собираешься делать здесь? Ходишь в храм, ты что, верующий? И тому подобный бред, под видом которого никому и никогда не верившие Марковские приказали выжать нахрапом, пользуясь внезапностью, как можно больше информации. И гнал их ко мне только один вопрос: «Почему этот человек появился на собственном, его высокопреподобия, приходе»?
Владыки Донецкие и Мариупольские
Тот первый год в Мариуполе после трёх госпитализаций почти всё время оставался без работы. Было дико, вставая по утрам, не знать, куда себя деть. Поэтому с удовольствием ходил на вечерние и утренние службы в храм святого Николая. Стоял недалеко от входа и молился. Молился, чтобы нашлась подходящая работа человеку с больным желудком. Тогда, на всенощною Рождества Пречистой Девы в храм приехал довольно молодой владыка. Звали его епископ Донецкий и Мариупольский Ипполит (Хилько). После службы говорил полчаса, удивляя всех своим красноречием. В ответ, белый как мел, благодарственное слово говорил Марковский. «Между ними чёрная кошка пробежала», —подумалось мне.
Время шло. Зимой отношения между владыкой и благочинным уже походили на военные. А с приходом великого поста на многолюдном приходе Ипполит оставил всего двух батюшек: старшего и младшего Марковских, забрав молодых священников, Олега и Владислава. Было страшно глядеть на отца и сына. От непосильной нагрузки потоком идущих постовых служб и треб оба едва переставляли ноги. А на страстную владыка перешёл в наступление. Он решил прибрать к своим рукам отстроенный приход и превратить его в монастырь. Марковских, как и многих опытных и независимых батюшек, за город.
До этого момента я был однозначно на стороне Марковских. Но на Вход Господень в Иерусалим владыку не пустили в храм. Те, кто пришёл на всенощную, увидели закрытые наглухо двери и сорвавшихся с цепи бабушек. С диким фанатизмом они набросились на ничего не подозревавшего владыку. «Распни! Распни Его!» — такими словами охарактеризовал мой приятель смысл происходящего, отметив благородство и достоинство владыки, пытавшегося увещевать храмовую прислугу. Его не пустили дальше лестницы, владыка развернулся и уехал. А Марковский пошёл ва-банк.
Были выпрошены два «Икаруса» у завода Ильича. Этих же актрис повезли в Киев, жаловаться на Ипполита блаженнейшему Владимиру, митрополиту Киевскому и всея Украины. Мол, какой он злодей! Батюшку с прихода гонит! На следующий день орава плачущих, кричащих и вопящих «старушек» облепила ничего не подозревавшего владыку Владимира, шедшего с великопостной службы.
Судьба владыки Ипполита была решена. В российском православии МП действует и по сей день неписаное правило: кто первый донёс, тот и прав. Им и воспользовался Марковский. Как и Христа, владыку оболгали с ног до головы, и тоже на страстную.
Ошибка владыки заключалась в том, что он не подумал сесть в самолёт и опередив «Икарусы», выложить свою версию происходившего в Мариуполе. Через неделю епископа, попытавшегося свернуть шею Марковскому, отстранили от служения на три года. Поскольку вызванный в Киев Ипполит и не подумал «каяться», то ему определили жить не в резиденции, а по принципу «где хочешь и на что хочешь». Поселился запрещённый в служении владыка у своей мамы.
Донецкая епархия на несколько месяцев осталась без владыки. Епископ Алипий (Погребняк) стал временно окормлять всю, тогда пятимиллионную, Донецкую область. Марковский получил полную свободу и третьего батюшку. Им стал протоиерей Владимир (Кирильченко). Констатирую: простой на вид батюшка Николай низверг со своей кафедры епископа, который действовал очень жестко, но в пределах своей компетенции.
И такие истории не единичны для Донбасса. Я, конечно, имею в виду историю кроткого митрополита Иоанникия (Кобзева), владыки Луганского. Того один раз разъярённое луганское священство просто-напросто избило. Если в Луганске таковы православные священники, то какова паства Лугандонии? Уверен, этот кроткий владыка, узнав об «утечке информации», категорически её опровергнет. Но это поведение просто щепетильного и совестливого владыки, не желающего «выносить сор из избы» во время войны.
Такие опусы и баталии отдельных «пастырей» против епископов в РПЦ МП просто невозможны — последних лишат сана. А на Украине такой власти у епископов нет. Точнее есть, но только на бумаге. Священники нередко имеют власть большую, чем владыки. Этим РПЦ отличается от УПЦ. «Украина не Россия».
Через положенный срок (три года) епископ не признал своей вины. Дело кончилось тем, что некогда перспективного владыку перевели в Винницкую епархию, Тульчинским и Брацлавским владыкой (с 30 марта 1999 года, что тоже не плохо). Отныне весь его жизненный путь попал под роковое влияние мариупольского священника. Епископ бился рыбой об лёд, но все труды архипастыря не находили отклика в киевской митрополии.
Над владыкой откровенно смеялись — ты писал книжки и статьи против католиков и экуменистов, так отправляйся поближе к ним. До границы с католическим миром всего двадцать километров. Борец! Борись за чистоту православия! Спустя много лет мой врач гастроэнтеролог скажет о проделках моего духовника: «Какая патологическая злоба»! Если бы только это.
Внезапно опальный владыка Ипполит уходит в раскол к епископу Диомиду (Дзюбан) на Камчатку, в Елизово. Поводом послужил обидный перевод владыки на захолустную Хустскую кафедру в Закарпатье (22 ноября 2006 года). Это была утончённая месть всесильного Марковского руками донецкого владыки Илариона, стремительно набравшего авторитет в Киеве и Москве.
Сбежав в декабре 2007 с ненавистной ему кафедры (официально «отправлен на покой»), на год переехал в Елизово, к раскольнику Диомиду. За год на гражданина Хилько собрали столько грязи и компромата, что 11 ноября 2008 года над владыкой сгустились тучи нового церковного суда. На этот раз епископ Ипполит был умнее. 22 ноября 2008 года им было принесено «официальное покаяние», началом которого послужило покаянное письмо Патриарху Алексию. Вновь владыка без кафедры будет жить в доме своей многострадальной матери. В запрещении епископского служения. Поневоле задумаешься, кто в доме хозяин? Священник или епископ?
Прошло лет шесть после постановки «бунта бабушек» на страстную 1996 года. По ежегодной традиции, в Светлый Понедельник, литургию в храме служит правящий архиерей. Праздничное богослужение заканчивается крестным ходом вокруг храма. В тот, 2002 год, завершение крестного хода выглядело… диким. Владыка Иларион вдруг остановился на паперти собора. Остановился и зарыдал как маленький беззащитный ребёнок.
— Дорогие мои! Простите, плачу! Не могу больше терпеть, не могу! Пасха настала, а на душе невыносимо. Говоришь священнику: иди. А он не идёт. Говоришь другому: Не благословляю вас так поступать. А тот всё на свой лад сделает. Кругом непослушание, дерзость, сто слов в ответ. Да неужели я хочу им зла. Доброе ищу, а не злое. У меня на Земле никого не осталось. Один я. Мне некому это сказать. Плачу, простите меня, родные!
Толпа празднично одетых людей от неожиданности окаменела. До этого мига жизнь владык для них казалась чем-то сытным и комфортным. А тут такой крест задрожал в руках достойного архипастыря. На Марковском, повалившем с помощью прихожанок предыдущего владыку, лица не было. Осознал ли он, стоя рядом с владыкой, что взял на душу смертный грех? Темна вода в облацех воздушных!
Был ещё один постыдный раздрай в Донецкой епархии. В 1992 году преждевременно скончался первый владыка на Донецкой кафедре, митрополит Леонтий (Гудимов). Поскольку на кафедру его назначил митрополит Филарет (Денисенко) 23 января 1992 года, то с началом раскола в Украине не в меру ретивые донецкие священники объявили его низложенным. Избив, вытолкали взашей с митрополичьей кафедры. Владыка переехал в другой город (Горловку, собор святого Николая), но вскоре скончался от разрыва сердца в Славянске 16 марта 1992 года.
Всё сходило с рук батюшкам, пока владыка Иларион (Шукало) вместе с духовником епархии схиархимандритом Зосимой (Сокур) публично от них не отмежевались, опубликовав в «Православном Донбассе» открытое покаянное письмо. Поставление на кафедру владыки Леонтия произошло до начала раскола и объявления запрещения в служении киевского экзарха — митрополита Филарета (Денисенко). Оно было безукоризненным с точки зрения канонического права. Но ни один из тех, кто изгонял владыку Леонтия, не покаялся! Хотя за это время они сотни раз глотки драли, призывая с амвонов «тяжких грешников» к покаянию. Из таких камней собирался гром небесный 2014 года.
За отказ давать информацию священнику прихожанину нередко приходилось покидать парафию или отношение к нему резко менялось. Давным-давно в край угла священство поставило не какого-то Христа, а ИНФОРМАЦИЮ. Она Бог приходов УПЦ МП. Ей служат, ею платят, ради неё идут на любые, в том числе и уголовные преступления.
С 1991 года церковь никто не гонит и никто не контролирует. С 1993 года РПЦ и УПЦ МП предприняли энергичные усилия по установлению максимального уровня доверия между власть предержащих (чиновниками, силовиками и ворами в законе) и властью рукоположённых — епископов и попов (поп — слово, выскобленное самими попами из Библии в XVIII веке).
О простом народе речь традиционно не идёт. К производителям всевозможных благ архиереи и клир поворачиваются лицом только в двух ответственных случаях: убрать и вынести мусор с территории церкви и сомкнуть крепче ряды против «врагов православия» на очередных выборах.
На Украине УПЦ МП с середины девяностых активно занималось поддержкой тех политических сил, которые противодействовали националистам. Своего апогея эта поддержка достигла на выборах президента Украины в 2000 году. УПЦ МП сделал ставку на действующего тогда Президента Украины Леонида Даниловича Кучму. Во второй тур выборов вышел лидер компартии Украины Пётр Симоненко.
УПЦ МП развернул бешеную травлю коммунистов. Только это позволило Л. Д. Кучме остаться на второй срок. «Православные, не бойтесь! Голосуйте за Кучму! Мы всё берём на себя!» — цинично подбадривал старух, собравшихся в Киево-Печерской Лавре молодой владыка Павел (Лебедь), епископ Вышгородский и наместник Лавры, сейчас митрополит. И так по всей Украине. В итоге девять миллионов голосов из электората коммунистов перетекли в карман Кучмы.
С 2000 года УПЦ МП фактически встала на путь нарушения канонического права, грубо вторгшись в политическую борьбу. В погоне за барышами был забыт главный принцип церковной жизни — покаяние и служение ближнему. Незадолго до выборов только лидер коммунистов принёс публичное покаяние за травлю, преследования и репрессии КПСС православной церкви в лице её священнослужителей и простых верующих. Именно из газеты «Православный Донбасс» можно было узнать об этом. Бывший парторг «Южмаша» Кучма молчал как рыба, попав в струю поддержки владык.
Из таких незаметных для большинства верующих действий УПЦ МП, направленных на укрепление своего положения и вызревала катастрофа 2014 года. На встречах с благочинными донецкой епархии владыка требовал добиваться 100 % рентабельности приходов, в особенности вновь открытых. Уже на следующий день, во вторник, его речи живо обсуждались на мариупольских базарах скучающими торговками. Деньги, деньги, деньги…
После провала в первом туре кандидата в президенты 2010 года В. Ф. Януковича владыка Иларион (Шукало) срочно созвал всё священство на закрытый молебен. Храмы были закрыты. Священство молилось в Святогорске. Через несколько лет ситуация повторится. Если в первый раз закрыли все церкви в пятницу, то второй раз в среду.
Я видел это безумие своими глазами, уравнявшее священнослужителей с язычниками и думал: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения» (Пс. 145: 3). Поспешное закрытие на день всех приходов в епархии для большинства, не ходящих по будням в храмы, прошло незамеченным.
Когда-то, в ноябре 2002 года, вернувшись с вечерней, открыв входную дверь, услышал тихо работающее радио, сообщавшее, что Л. Д. Кучма, президент Украины, назначил премьер-министром В. Ф. Януковича. Войдя в кухню, где стояло радио, взглянул на икону Христа и спросил Его:
— Господи! Что из себя представляет этот человек?
— Вор! — услышал в ответ.
Это было так неожиданно, что на меня напало смущение. Тогда это произвело эффект разорвавшейся под ногами бомбы. Через двенадцать лет они станут привычной обыденностью.
Бомбы, мины, автоматные очереди и «Грады». Если бы князья церкви по обе стороны баррикад не принимали участие в политическом безумстве, охватившем всю страну, то не было бы и гражданского противостояния Восток-Запад. Теперь всё забыто. Виновных нет.
— Батюшка! За кого голосовать? За зэка? Ведь это явный грех.
— Вы ничего не знаете! Он оболган. Уголовное дело подстроили. Голосуйте без смущения. Он наш — против Филарета (Денисенко), верующий, причащается, церковь поддерживает, — сыпал словами, обычно крайне немногословный, духовник.
— Батюшка! Если вы всё возьмёте на себя, то я и моя мама проголосуем за Януковича.
— Да-да, берём. Голосуйте, — убеждённо ответил Марковский.
Реалии парламентских выборов в Украине 2008 и 2012 годов. Если священники, заявлявшие, что «не заставляют никого» голосовать, поселили смерть в Президентском дворце и парламенте, «взяли всё на себя», то пусть они и ответят за кровь, пролитую в Украине. Это их прямая и непокаянная ВИНА.
Прошли годы. Я привык к уже девушке, рядом с которой становился всё чаще и чаще в храме. Но, по-прежнему, знал о ней почти ничего. Маму зовут Нина, живут они в Донецке. О том, что эта девочка без имени внучка Меланьи, родной сестры Марковского, узнал совершенно случайно. Отец могущественный благочинный.
Как только всё встало а свои места, я захотел отговорить родителей от этой молчаливой авантюры в храме, понимая, что всё это затея коварной Галины. Да ещё с подачи схиархимандрита Зосимы, к которому «погадать», как частенько шутил батюшка, ездили по-простому священники со всей страны. Но события меня опередили.
В мае 2000 года все девицы семьи благочинного собрались на лестнице храма. Они ждали меня. И, как только я появился, опережая, вошли в храм на службу. Пробыли они совсем недолго, поставили свечи и ушли. Больше я их не видел. С их стороны это было своеобразное молчаливое прощание.
Благочинные, по-видимому, сочли себя весьма оскорблёнными тем, что женить меня, уже без уз целибата, всё равно не удалось.
Моя сессия с заочниками закончилась ещё в апреле, поэтому отомстить с ходу не удалось. За три летних месяца Марковский вырыл мне первую могилу, в которую, как он считал, я без труда попаду.
Для этого со слезами на глазах и дрожью в голосе начальнику Жовтневого РОВД майору (кажется, Славину, 2000 год), близкому другу протоиерея Николая заявляется, что его родную племянницу обесчестил, растлил и бросил в грязь такой-то подонок, который затесался в ряды православных и ему все поверили, но он оказался подлецом, помогите Христа ради!
Всё! Этого хватит, чтобы жизнь одного человека превратить в кромешный ад и загнать в могилу по-мариупольски. Ведь слова почтенного пастыря, вымолившего этого офицера или его детей или близких, никто и никогда проверять не будет.
Патриаршее предупреждение
В такое трудно поверить, но те, кому довелось близко знать Патриарха Алексия II, скажут, что для Святейшего не только это было по плечу. Благодать почивала на нём.
Как и все православные прихода, покупал епархиальную газету «Православный Донбасс», учреждённую выгнанным с кафедры владыкой Ипполитом. В октябре 2000 года, читая статью патриарха, почувствовал, что он как бы смотрит на меня с фотографии. Оторвался от статьи.
— Через месяц тебя начнут сажать. Не вздумай взять книги или деньги. Посадят на восемь лет. Оттуда тебе не выйти.
Голос стих. Продолжалось это ровно мгновение и вновь перед глазами обычная скромная газета, шум осеннего ветра за окном.
Только любовь к ближнему, с которой и в которой жил патриарх, может преодолевать любую толщу времён и расстояний. Для неё нет границ.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всё верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. (1 Кор. 13:4–8).
Последний раз видел Патриарха на Троицу 1995 года. Он служил в Сергиевой лавре, день Святого Духа. Тогда, ощущая неземную благодать во время богослужения, задумался: «Генерал-майор безопасности, а благодать не бежит сломя голову от «золотых погон под сутаной». Почему? И только сейчас, вспоминая ту дивную службу, по-новому понимаю слова Спасителя: «Царство моё не от мира сего» (Ин. 18: 36).
Спустя несколько лет рассказал матушке Тамаре эту историю, впервые увидав в её глазах неприкрытую злобу. Огонь ненависти разгорался не на шутку.
Чтобы не вызывать подозрений, боевые действия начались не в церкви, а в торговом техникуме. Уже через месяц, перед сессией, меня стала атаковать наш мастер трудового обучения Панина Наталья Григорьевна.
— Олег Степанович! Это вам на лекарства. Поставьте четвёрочку и зачёт моему протеже. Он такой хороший мальчик.
— Наталья Григорьевна! Вы же знаете, я и так ему всё поставлю, только пусть сам придёт и выучит хотя бы часть того, что мы писали на лекциях.
— Он не может.
— Ну тогда, вы в курсе — учебник Киев не дал, мы книгу по коммерческому праву ксерим, с разрешения Ольги Викторовны. Пусть придёт, я дам ему его часть и этого хватит.
— Олег Степанович! Книгой сыт не будешь, она останется на полке, возьмите денежку. Пожалуйста!
Дальше начинается борьба. Деньги падают на пол. Смотрю, что мне приготовили. Ба! Одни купюры по гривне и по две. Профессионально. Чтобы, когда ворвётся милиция, этот ворох не проглотил, не сжёг, не порвал, не выкинул в окно. Словом, не отвертелся. Весь материал флуоресцентен. На каждой надпись: «Взятка». Дата и подпись выдавшего купюры офицера. Упаси Боже, к злобе людской прикоснуться. Восемь лет для дятла, которого не смогли окольцевать.
Через дней десять пытка повторилась. На языке ментов называется это подлянка «контрольный заброс». На перемене ко мне подходит мамаша студента и просит, плача, взять деньги. Пытается сунуть их мне в карман. Неудачно. Карманы пиджака зашиты. Пресловутые гривны вновь на полу. Она наклоняется. В это время раскрывается сумочка. Пользуясь моментом, ухожу на лекцию, краем глаза засекаю диктофон. Значит, это серьёзно. Работает диктофон, выданный Жовтневым РОВД города Мариуполя. Он, видно, по нищете ментовской, один у них на всё честное отделение. Узнал его мгновенно.
С ним ко мне приходил без спроса и разрешения сотрудник МВД. Молодой, смуглый мент, руки волосатые. Прокатил его при всех студентах, заставив подтвердить ежедневные пытки электротоком на Гранитной. Тот, видя, что прокололся, впал в тихое бешенство. Ушёл с лекции весь перекошенный.
Они подобных штучек не прощают вовек. Теперь до конца моих дней в Мариуполе сей офицер незаконно, без возбуждения уголовного дела, без санкции прокурора, будет занят, помимо официальных, «левым» делом — сбор любого компромата с целью посадки умника. Это дело, распухшее до невозможности, и сейчас не пылится в недрах райотдела, а активно пополняется.
На другой день вновь приходит Наталья Григорьевна. Начинается старая песня на новый лад.
— Олег Степанович! Подумайте о вашем здоровье. Вы так болеете.
Перебиваю.
— Мы вчера всё решили. Мальчик отксерит книжку по коммерц-праву и на этом его проблема кончится.
Она молча уходит, не проронив больше ни слова. А я после лекций в пятницу бегу к духовнику.
— Батюшка Николай! Меня начали сажать при помощи меченых денег и диктофона.
В ответ батюшка заливается тихим, счастливым смехом. А я начинаю неметь от ужаса.
— Олег! Не смешите меня. Ну кому вы нужны?
— Отец Николай! Помолитесь в алтаре, если не верите. Бог вас услышит.
Ничего не понимаю. Меня на полном серьёзе ловят с диктофоном, духовник смеётся. Точно, весь мир сошёл с ума. В самых тягостных чувствах плетусь домой. В субботу утром вновь в храме. Иду на исповедь. На исповеди отец Николай. Только вместо радости и смеха на нём лица нет. Стоит ко мне боком, белый как смерть. Значит, правда.
Ужас с новой силой охватывает меня. Это конец. Меня, теперь сомнений нет, ловят с целью посадить и не выпустить. Гляжу на его лицо и не верю — какая разительная перемена. До меня ещё не доходит, что тот корчится от ужаса по причине неожиданного разоблачения его самого — всё вылезло наружу.
Ему страшно, мне тоже. Духовник обязан перед Богом молиться за духовное чадо, а вместо этого пытается чужими лапами посадить того без права выхода. Ну и дела. Мне всё ещё невдомёк, откуда ветер дует. Пройдёт год, пытка зачёткой повторится. Вновь Наталья Григорьевна просит. На этот раз за двоечницу.
— Олег Степанович! Поставьте пять дочке моей хорошей знакомой. Без денег. Альтруистически.
И уже иронически.
— Мы же знаем, вы денег не берёте.
Мотаю головой. Это не лучше первого. Если соглашусь, мои действия подпадут под статью «Превышение служебных полномочий». За это в уголовном кодексе Украины срока нет. Просто уволят по статье с записью в трудовой. После работу можно не искать. Или трудовую выбрасывай. Наезды стали повторяться с новой силой.
Осенью на техникум свалилась новая напасть. Больше, чем в два с половиной раза, увеличили число часов права — строим правовое государство. В спешке стали искать ещё одного преподавателя. Нашли. Почти слепой дядечка, подполковник милиции в отставке. Всю жизнь по соседству с нами, в школе милиции, читал уголовное право. Начались лекции, много лекций. Поток. Через месяц зрение дедушки упало ниже видимости зачётки. Подал заявление на расчёт. Я ему очень завидовал. Счастливый человек. Имеет право быть свободным. И вдруг я решился. Рассчитаюсь. Бог меня не оставит. Больше здесь работать не могу!
Через несколько дней моё заявление легло на стол директора. Когда-то, в сентябре 1997 года, не успев отработать на новом месте и недели, сразу после лекций попал на похороны отца сотрудницы. Он воевал. Ветеран ВОВ. Подполковник. Меня никто и не чаял видеть в рядах провожавших в последний путь. Но люди, прошедшие ту войну, для меня святы. Напросившись, поехал вместе со всеми — гроб нёс, землю лопатой кидал. Так одним подполковником я вошёл в торговый техникум, а другим вышел.
Пятнадцатого ноября 2001 года, отмучившись 50 месяцев на «каторге батюшки Николая», по «собственному желанию» вылетел на улицу, заснеженную снегом.;
Я ещё всерьёз искал работу, думая, что подсвечник это временно, но очень скоро понял, что наступили совсем другие времена. Мариупольский Гуманитарный Университет (МГУ) к моему вылету из торгового техникума наштамповал кучу «специалистов». Вчерашние воспитатели детских садиков наводнили город «юристами» и «историками». С моим дипломом преподавателя истории и права можно было не шевелиться.
Пришлось поневоле обживаться на подсвечнике, стоявшим возле двух больших икон, «Знамения»-Новгородской и блаженной странницы Ксении Петровой, жившей когда-то на диком Васильевском острове. В углу было небольшое, но укромное место, где стоял стульчик рабы Божьей Марии, первой старушки на этом подсвечнике. В тот благодатный угол Всевышний поставил меня силой благословения схиархимандрита Зосимы, за пять лет до этого выгнавшего меня в никольский храм святителя Василия Великого чистить подсвечники.
Приехал к нему первый раз 22 июля 1995 года в Никольское, где он жил и служил настоятелем храма святителя Василия Великого вместе с малочисленной тогда братией. Приехал к концу службы, батюшка говорил проповедь. Завидев меня на пороге храма, прервался и объявил: «К нам приехали прихожане с других приходов», и вновь стал говорить об очень холодной зиме, которая на носу, поэтому нужно побольше делать консерваций. И делиться этим с неимущими. «Эка невидаль», — подумал я и пошёл к его домику занимать очередь на приём.
Но принимать меня никто и не думал. Выйдя во дворик, остановился, не зная, что делать. Стою, расстраиваюсь. И вдруг он появляется совсем рядом со мной. Наши взгляды встретились. Грешного человека, попавшего в водоворот болезней и живого святого, измученного смиренным несением такого креста, что его святость вследствие этого стала неизбежной. Он понял, что от меня это не укрылось и из глаз его брызнул стыд. Батюшка буквально сгорал от стыда. Ему было стыдно, что он свят. А раз так, то кто тебя, такого умника, примет. И я пустыми руками вернулся в Мариуполь.
На великий пост, в апреле 1996 года, вновь решил попытать счастье и поехал в Никольское на соборование с прихожанами своего храма. В соборе шла война владыки Ипполита (Хилько) и семьи Марковских, у священников просто не было сил проводить маслособорование.
Я ещё застал время, когда схимник сам соборовал ораву страждущих. Но после меня буквально выперли из приёмной, где батюшку дожидались священники и диакон с матушкой.
— Выйди. Погуляй. Тебе здесь нельзя находиться, — властно заявила послушница.
Спрашиваю.
— Куда, матушка?
— Да хоть в храм, посиди, погрейся. Потом придёшь.
Расстроенный до невозможности, возвращаюсь в пустой после таинства храм. Не успел я сесть поудобнее, вбегает дрожащий от ужаса послушник и умоляющим голосом просит меня помочь вычистить половину подсвечников в храме. Говорю, что никогда в жизни их не чистил.
— Я покажу вам, только помогите. Мне к двенадцати картошку на кухню чистить, я не успеваю.
Соглашаюсь и впервые в жизни чищу подсвечники от воска и масла. Время бежит и я понимаю, что приём у батюшки накрылся окончательно. Но вот подсвечники чистые и мы прощаемся. Возвращаюсь к Зосиме. Как только я открыл дверь, на меня с дикой яростью набросилась послушница.
— Где вы лазите? Батюшка едва живой и ждёт только вас одного. Его уже кололи.
— Не орите. Подстроили всё, а теперь мозги лечите.
Краем глаз заметил её изумлённый взгляд. Как вдруг раздаётся голос отца Зосимы:
— Пусть войдёт.
Вхожу в крестильную, где за пять лет до меня прошла бездна народа, от нуворишей-депутатов до нищих и калек. Он смотрит на меня и говорит:
— Садись.
Оглядываюсь, куда сесть. Стоят два жёстких кресла с подлокотниками. В одном из них лежит огромных размеров кот, развалившись на всё сиденье. Красивый до невозможности. Дрыхнет, пушистый гад, и во сне то и дело выпускает острейшие когти, так что от желания погладить его не остаётся и следа. Даже во сне было видно: животное с характером.
Этим котом батюшка Зосима расплатился со мной за июльский конфуз. Нечего видеть то, что и так видят все. А до меня это дошло спустя много-много лет. Вдруг озарило. Да ведь он смеялся надо мной. Фамилия-то у меня самая что ни на есть кошачья — Кот. Коротко и ясно. Так на тебе кота в отместку. Вот вам и обыкновенная батюшкина прозорливость. Но и это не всё. Пройдёт восемнадцать лет и война в Донбассе соединит в убогой колобовской квартире на пять месяцев, двух котов, человека и животное, не переваривавших друг друга.
Дальше этого беседа не пошла. На все мои вопросы я получал такие ответы, хоть плач. Под конец «духовного» общения я попросил благословения найти работу и не получил его. Стало ясно — пора убираться. Незваный гость хуже татарина. Поднялся, сказал, что ухожу. Умученный монах только кивнул мне вслед — иди. Я же был на пороге, когда услышал негромкий, но властный голос батюшки.
— Постой. Я жду от тебя озарений. А теперь иди.
Это было мгновение — Зосима открыл своё лицо провидца и тем самым предрёк, что ждёт меня в этом мире. Озарения. Смешно и страшно — одними «озарениями» сыт не будешь. Да и откуда этим озарениям взяться?
Закрыл дверь. Крестильная была пуста. Перекрестился. Расстроенный услышанным, поехал на станцию. Доехал до железнодорожной станции Великая Анадоль, купил билет на электричку. До поезда оставалась ещё время. Вышел на перрон. Ледяной ураганный ветер чуть не сбил меня с ног. Прошлогодние листья и пыль закручивались в вихрь и танцевали свой колючий танец. Посмотрел в сторону поезда. До поезда оставалось с полчаса.
А дальше на меня свалился полтергейст. Пыльный столп поднялся в воздух метров на пять-шесть. Из него показалась прозрачная рука с зажатой кистью в кулак, точно как в фильмах про невидимку. Я почувствовал нечеловеческую злобу, исходившую от этой руки. Столп поравнялся со мной и острая боль пронзила глаза — эта прозрачная рука, оказывается, может действовать как настоящая. Она с непередаваемой яростью швырнула в меня пыль и песок. На мгновение я ослеп. Стало страшно. А когда боль прошла, вихрь был далеко. Ошарашенный такой атакой, не знал, что и подумать.
Показалась электричка. Расстроенный, с красными от пыли глазами, поехал восвояси. Только спустя долгое время до меня дошло, что эти странные слова, сказанные батюшкой Зосимой на прощанье, и были его благословением. И за то, что я искал его, не думая ни о чём другом, получил пылью в глаза от злобного духа, не желающего исполнения правды Божией.
Пройдет шестнадцать лет и тридцатого апреля 2012 года в день памяти преподобного Зосимы Соловецкого (небесный покровитель батюшки) тотемизм как явление обретёт не только своих родителей, но и причины, по которым он возник и даже место своего рождения. Счастье, что на Земле изредка появляются и живут такие люди.
Старец Зосима был великим прозорливцем. Для того, чтобы его благословение не стало талантом, зарытым в землю, а дало плод, силою своих молитв в январе 2001 года, как бы случайно, ставит меня в помощь старушке с подсвечника прав. Иоанна Кронштадтского.
Вместо академий и научных центров — подсвечник. Вместо экспедиций и раскопок — грязная масляная тряпка. Вместо научных диспутов и библиотек — Слово Божье и Евангелие. Вместо научных степеней и званий, славы и научного признания — поношения и насмешки. В его слове жил Бог.
Правда, это только легко писать «поставил на подсвечник». В те времена, уже былинные, на каждом подсвечнике стояла благословлённая настоятелем старушка, а за ней тихо приглядывали две сменщицы, смирно ждущие, сами понимаете, чего. Однажды я стал свидетелем, как между «молодухами» возникла свара из-за того, кому сегодня стоять на подсвечнике вместо главной. Они вежливо лаялись, словно это был не подсвечник, а молодой жеребец, на которого обе положили. «Мне никогда не светит встать на подсвечник в таком храме, хоть Зосима и выгнал чистить их», — подумал, проходя мимо них. Подумал и забыл.
Прошло порядком времени. Шло лето 1999 года, как внезапно в храме побелела Почаевская икона Божией Матери. Причём настолько явственно, что прихожанки стали шушукаться, тыкать пальцами, пока настоятель, глядя на икону, не объявил, что отслужит ей после литургии водосвятный молебен.
Молебен это действие в пространстве и во времени силы Божией. Как спусковой крючок ружья. Нажми и будет выстрел. Батюшка Николай при большом стечении прихожан отслужил молебен. «Мушкет» схиархимандрита Зосимы сделал выстрел.
Вскоре после молебна прихожане стали замечать, что старушки-одуванчики-главные, и за ними и первые сменщицы, стоящие на подсвечниках по будням, как-то быстро стали умирать. Одна за другой — за год с небольшим я насчитал семнадцать трупов и сказал об этом старшей, Анне носатой. Но она, возмущаясь, возразила мне:
— Какие семнадцать. Не семнадцать, а двадцать одна отправилась. Вон, последнюю три дня назад отпели.
Мы переглянулись и расхохотались. Не слишком высоко ставил Вседержитель безумие прихожанок, по собственному хотению берущих, а точнее, из глотки настоятеля рвущих «благословение» на непонятно что, зачем и почему.
Летом 2001 года на десяти подсвечниках собора стало пусто, как сегодня в зоне АТО после «Градов» и «Ураганов». Не то, чтобы стоять во время службы, а убирать подсвечники стало некому. Не долго думая, взял тряпку, зубной порошок и стал драить по подсвечнику в день.
Не прошло и года, как в храме святителя Николая Чудотворца на долгих восемь лет появился волонтёр, убирающий и чистящий подсвечники.
«Подсвечник всея Руси»
Так в лучшую пору моего стояния на подсвечнике блаженной Ксении Петербургской назвал меня один льстец-семинарист. Умеет духовная братия воскурять смердящий фимиам. Пришла и Людмила Николаевна, зав лабораторией техникума, думая разузнать, с чего бы это я ушёл и взгромоздился на место одуванчика-старушки.
— Ну что, Олег Степанович, в батюшки?
— Людмила Николаевна! Я пришёл сюда умирать.
От неожиданности та побелела. Через семь лет мои слова исполнились с поразительной точностью. Меня свезут умирать в почечное отделение. Но чтобы добиться такого блестящего результата, моему духовнику потребуется приложить максимум усилий. А первое время ко мне просто присматривались.
— Олег! Мы сказали всем, чтобы вас не трогали, — улыбаясь, произнесла матушка Тамара.
Удивительной была эта, почти мгновенная, смена декораций в моей жизни. После четырёх пар (восемь уроков) в день, шума и гама торгового техникума, зачётов и беготни вдруг наступила тишина. Пятьдесят месяцев ада остались позади. Теперь ты совсем никому не нужен. Посадить за должностное преступление стояльца на подсвечнике просто невозможно.
Но наслаждаться красотой церковных служб долго мне не пришлось. Вскоре протоиерей Николай Марковский дал мне первый бой после техникума.
Наступило лето 2002 года. Внезапно кишечник перестал усваивать всё скоромное. Да, всё оно было мёртвое, в отличии от свежих фруктов. Но я ел мясо, сыр, колбасу, птицу, рыбу и даже молочное в дни, разрешённые церковным уставом. Не мог пить только кефир и ряженку. В этих продуктах сохранялась масса витамин и микроэлементов. Благодаря им я оставался живым. Август вновь «порадовал» меня переменами.
Кишечник стал опорожняться вначале ежедневно, в августе-сентябре дважды, а в октябре-ноябре еще чаще. Словно кто-то гнал ветер по кишкам, вызывая нестерпимую боль. И никакого жидкого стула. Последние бифидум и лакто бактерии вылетали из меня с невероятной скоростью, раня слизистую. Внутри пекло так, как будто кишки выскоблили наждачной бумагой.
Были дни, когда вместе с едой заглатывалось по семь-восемь капсул йогурта. И никакого толка. Я чувствовал, что вначале кишечник, а затем и всё тело стало умирать.
— Батюшка! Что делать? Прошло три года и вслед за свежими фруктами не могу есть даже рыбу.
— Ну и не ешьте.
— И как мне теперь причащаться? Скоромное кончилось. Могу есть только постное.
На мгновение батюшка Николай призадумался, пристально поглядел на меня и выдал новый рецепт духовного свойства:
—Раз в две недели. Вам можно.
Но легче мне от этого не стало. К ноябрю 2002 года организм стал в буквальном смысле загибаться. Не помогало ничего. Акафист Матери Божьей читался пять раз на день. И только для того, чтобы вытерпеть пекущие боли после принудительной очистки и выстоять утреннюю и вечернюю службу на подсвечнике.
Дочитался до того, что к началу ноября на 51-й странице молитвослова, там, где речь идёт о Архангеле, возгласившем: «Богородице Дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с тобою!» появился нерукотворный крест. Книга жестко прошита. Рукой крест не продавить.
Это не просто так — вдруг появляется крест по диагонали страницы. Почему? Не мог понять. Пройдёт много лет, молитвослов истлеет, рассыплется на отдельные листы, а крест останется. Хотя всё это время книга была плотно сжата стопкой книг.
К утру восемнадцатого ноября случилось непоправимое. Кишки встали. Замерли. Кто учился в школе, знает — наше нечувствование кишечника обеспечивается миллионами микросокращений стенок тонких и толстых кишок за счёт миллиардов нервных импульсов. Благодаря этому продвигается перевариваемая пища. Прекращение этих сокращений означает микроинсульт. Фактическая смерть.
Как дополз до трамвая, а затем до церкви, помню плохо. Почти всё время литургии стоял, полуобернувшись к иконе Матери Божьей «Знамение». Деваться было некуда. Накануне вечером сказал матери, что надо готовиться к худшему. Жить мне от силы месяц. Стоял, плакал, просил Владычицу о помиловании. Боли становились нестерпимыми.
— Матушка Божия! Царица Небесная! Помоги!
И вдруг от иконы «Знамение» раздался голос «без голоса».
— Ты измучил меня своими воплями. Можно подумать, только тебе одному плохо. Если хочешь знать, меня десять тысяч человек просят сразу и я всем должна помочь. Но ты один кричишь так, что мне никого не слышно. Где бы я не находилась, слышно только тебя одного. Довольно! Я ходила к самому Отцу Небесному и Он снял с меня это послушание. Отныне за тобой будет присматривать Николай Угодник.
Чем дальше говорила Царица Небесная, тем страшнее мне становилось. Не веря собственным ушам, заорал.
— Матушка! Не прогоняй меня!
— Иди к Николаю и проси его, теперь он твой помощник и покровитель.
Опомнившись, перечу Ей.
— Толку-то от него. У него благодати меньше, матушка.
— Это правда, — сказала Она. — Но его Бог благословил. Иди к нему и проси.
— Да как его просить, матушка? — недоверчиво гляжу на Неё.
— Возьми свечку и поставь. Постой возле иконы и всё ему скажи. Что он повелит сделать, то и делай.
— Матушка, не бросай меня!
— Всё! Иди к нему, — сказала Царица Небесная.
На этих словах мне стало ясно, что от вопящего эгоиста отреклись и выпихали к Николе-Угоднику.
Первое чудо святителя Николая
Ослушаться Великую Деву не посмел. Ополоумев от такого общения с Небесной Владычицей, машинально купил свечку и безо всякого желания и веры поплёлся к иконе Чудотворца. Перекрестившись трижды и поклонившись поясным поклоном, выложил свою беду чудотворцу. А сам гляжу на его икону как на пустое место. Вдруг глаза Николая Угодника ожили и стали участливыми.
— Возьми моего масла из лампадки у иконы.
Но я не стал его слушать.
— Толку-то от него, — говорю в ответ.
— Это правда, толку от него мало, — сказал святитель. — Но его Бог благословил.
После этих слов я вновь окаменел, как после разговора с Царицей Небесной, почувствовав, как Сам Господь коснулся этого масла. Откуда-то появилось воодушевление и надежда выкарабкаться из этого безнадёжного состояния. Но, как назло, ни у кого в храме не было крошечной склянки для масла. Пришлось в полумёртвом состоянии ехать домой, искать баночку и возвращаться обратно.
Приехал, захожу в храм. Все решётки и двери заперты. Наконец, в конце собора увидел Аньку-малу, кричу ей:
— Ань! Возьми баночку, налей мне маслица с лампады Николы-Угодника. У меня есть благословение (не поверив чудотворцу, пошёл за благословением к благочинному). Он, внимательно поглядев на меня, благословил.
Та бросает швабру и мчится к иконе. Через минуту заветное масло у меня в руках. Приехав домой, падаю замертво. Спрашиваю у иконы святителя, что дальше?
— Читай мне акафист. Затем пей моё масло.
Так всё и делаю. Но ровным счётом ничего не произошло. Я остался ходячим трупом. И только на третий день чтения акафиста и заглатывания трёх глоточков масла произошло нечто необыкновенное. Прошло полчаса после приёма масла. Вдруг изнутри, из самой глубины чрева едва заметным толчком пошло тепло. Кишечник стал оживать, булькать и шипеть.
Через час я вновь стал нормальным. От такого явного чуда мы с мамой пришли в изумление. Царица Небесная не помогла, помог святитель Николай. Я избавился от микроинсульта, за которым должна была последовать неминуемая смерть, но здоровым, каким был до ноября 1994 года, не стал.
После чуда ожившего кишечника Никола Угодник стал главным святым для нас с мамой. И мы решили его отблагодарить. Но как? У нас дома и копейки лишней не было. Правда, из-за того, что мама работала акушеркой в родзале, дома всегда были коробки конфет и никому не нужные бутылки шампанского. И мама и я пить его не могли. Оно вызывало у нас боли и вздутие. Так зелёные бутыли и стояли у нас без пользы, накапливаясь годами.
Вдруг меня озарило. Надо отдать батюшке Николаю на престольный праздник все бутылки, что есть у нас дома. Сказал матери, та согласилась. Посчитали. Тринадцать штук. Как-то неудобно — чёртова дюжина. Пошёл в магазин и купил ещё одну. Четырнадцать.
Но вот беда. Я едва живой, ноги еле ходят. Полгода только постные каши и борщ. Прошу батюшку Николая забрать их для церкви на престол, а он меня и спрашивает:
—Это мне или в церковь?
Не понимая, куда он клонит, говорю:
— На стол людям в престольный праздник. Пусть пьют во славу Божию.
Но «людям» значит не мне. И священник Николай не стал забирать подношение. До праздника святителя оставалось три дня. Мы не знали, что делать. Очень хотелось отблагодарить святого. Стали искать другие церкви святителя. Но ничего не выходило. И тогда я попросил Валентину, знавшую всех батюшек, дать мне телефон священника в Володарском (19 километров от города). Тот приехал без условий, улыбаясь, благословил и забрал все бутыли. Видно, не случайно. У батюшки Александра вскоре родится четырнадцатый ребёнок. Вот ему и четырнадцать бутылок.
Отец Николай, понимая, что я не остановлюсь после его отказа и всё равно найду церковь, где заберут шампанское, стал молить Бога, чтобы ему открылось, как я поступлю. После праздника к нам в храм заехал отец Александр, но на нас с мамой он не глядел. Прошёл мимо с ошпаренным видом. Зато матушка Тамара летала как на крыльях. И для меня всё стало ясно. Воодушевлённый таким неожиданным подарком, отец Александр всё выложил матушке и Катерине Григорьевне. В ответ услышал.
— Да оно же краденое. Они украли его, а вам дали. Они воруют его на пару с матерью, а если продать не смогли, несут в церковь. Грехи замаливают.
Рассказал всё матери. Мама, увидев, как бес повернул всё, от обиды, что её оболгали, залилась слезами. А я увидел изнанку несения послушания. Священство и их жёны, называемые народом «матушки», поливают без остановки грязью и клеветой всех, кто встал им поперёк горла. Или вызвали острый приступ злобы. Не женили, значит вор. И это были только первые цветочки. Ягодки появятся позднее.
На следующий год, не спрашивая батюшку Николая, занёс в служебный корпус с десяток бутылок шампанского. Поздравил с наступающим праздником святителя Николая. Никаких искушений, потому как объяснил, что таким образом благодарю за право жить Николая Угодника. И только. А с бутылками делайте что хотите. Так благодарить святителя стало для меня ежегодной традицией.
К этому времени обида, что не поглядел в сторону незнакомки, или женитьба на кошке в мешке, поутихла. Родился новый план.
Фактически, я и сам в силу своей неопытности, дал им повод для новой авантюры. Вот уже год, как на мой подсвечник бабушка-прихожанка приводила на причастия свою крохотную внучку, Ксению. Она была настолько томной и живописной для своих четырёх лет, что все невольно улыбались, глядя на неё. Огромные голубые глаза, яркие щёки — Людмила Степановна не удержалась и назвала Ксению «настоящей русской красавицей». Но за внешней красотой в православных храмах чаще всего скрываются болезни, немощи и человеческие драмы.
Ксения страдала жесточайшей аллергией на красные овощи и фрукты, пыль и пару раз чуть не умерла. Любые лекарства полностью отторгались организмом. Крёстные родители разбежались, забыв свои обязанности, главная из которых молитва за ребёнка. Отец за месяц до появления на свет Ксении ушёл к другой тёте с двумя детьми. Оставалось уповать на милость Господа и я, не долго думая, взял её в свои крёстные дети.
Бабушка с внучкой обустроились у меня в углу и именно это вызвало жуткую злобу семьи. Настоятель, видя её рядом со мной, белел всё чаще и чаще. Мне бы, не быть простофилей, открыть всю правду с женитьбой Марковских её бабке и на этом искушение кончилось бы. Но жалость и желание послужить ближнему сыграли со мной злую шутку и роль красной тряпки в последующих событиях.
Почему бы и другим детям не находиться на подсвечнике блаженной? И вот уже две сестрички и забавный младенец Жорик трясут его все воскресные службы. К ним готовы присоединиться многие. Родителям нравиться. Детям, оторвавшимся от присмотра родителей, тоже. И вдруг до меня доходит. Лето не за горами, приедут «финки», внучки отца Николая, и дети, как бы невольно, уже поднаторевши на «послушании», приведут за руку «подружек» на подсвечник. Подружки мы, что в этом предосудительного?
А дальше начнётся операция «привыкание жениха к невесте». Что не получилось первый раз, получится во второй. Замысел взрослых безукоризнен. Вышколенные дети лишь исполнители. Но к этому времени ребятня стала откровенно мешать в переполненном по воскресеньям храме. К подсвечнику не подойти. Вокруг него дети, частенько пуляющие друг в друга свечкой. Какой-то блаженный запустил мальков метать икру, а сам лыбится в углу.
Не выдержав, иду к отцу Николаю. Прошу разрешения удалить детей, предварительно им объяснив, что им всем нужно немножечко подрасти. А тот ни в какую. Лицо вмиг побелело, первый признак недовольства в семье Романовых (так белел Николай II), говорит мне: «Потерпите! Пусть стоят, привыкают к послушанию». Объясняю: дурачатся, свечками кидаются и тушат их друг у друга. У людей квадратные глаза. Но духовник ни в какую.
Терпения хватило ещё на две недели. Начался пост и в храм повалило столько людей, что вся затея Марковских рассыпалась в прах. Переговорил со всеми родителями. Те мигом забрали своих чад. А я стал захлёбываться в недовольстве отца Николая.
Лето 2004 года. Внучки Марковского с лёту появляются на подсвечнике Ксении блаженной. Утро буднего дня. Подсвечник пустой. Моя помощь не нужна. Отвернулся. Не здороваюсь. Невежа. Девочки, одна из которых Ксения, оторопели. Такой приём им оказывают впервые. Улыбки сходят с их губ. Этот демонстративно повернулся спиной именно к ним. Как это всё понимать?
Взрослые, матушки Тамара и Галина, после службы пробежали мимо меня с каменными лицами. Ничего хорошего это не предвещало. И точно. С этого времени началась особая пора моего стояния в храме. Эпоха спецопераций.
Спецоперации концерна «Марковский — МВД»
Пришла пора объяснить, откуда взялась эта трогательная забота органов МВД по отношению к благочинному. Ведь в спокойные восьмидесятые он практически «не дружил» с милицией. По устоявшейся с середины пятидесятых годов XX века традиции контроля за попами ими занималось КГБ при Совете Министров СССР, а именно пятое управление (внутренний сыск). Благочинный города почти в полмиллиона был заметной фигурой в агентурной колоде. Ему полагалось иметь определённые обязанности и, разумеется, права. Этих последних вполне хватало, чтобы жить спокойно, наблюдая, как корчатся личные враги, имена которых не сходили со страниц донесений благочинного.
Единственную особенность жизни этого периода Марковского мне «бесхитростно» выложила всё та же героическая бабушка филерской службы Людмила Степановна Шпак. Вот она.
Казанская
Однажды, в начале восьмидесятых, благочинного вызвали в «компетентные органы». Батюшка пришёл в ужас. Ведь тогда такой вызов мог означать только одно: арест. Собрали ему портфель «на выход» и батюшка отправился в здание с памятником Ф. Э. Дзержинскому. Приехал туда ни живой, ни мёртвый. В кабинете следователь вынимает из сейфа старую, очень хорошего письма, икону и говорит белому, как мука, Марковскому:
— Вы не могли бы забрать в церковь икону? Мы не знаем, куда и кому её можно отдать?
— Можно взглянуть? — спрашивает тот.
Берёт её в руки и, как он сам рассказывал, не поверил своим ушам и глазам. Икона была старинная, но в очень хорошем состоянии.
— Мы её возьмём в церковь, — говорит следователю.
— Берите и до свидания, — отвечает кагэбэшник.
Вышел на улицу и не веря, что не посадили, отправился домой.
Из всего, что потом мне точно же так рассказала матушка, правды не больше, чем в кино о наших доблестных чекистах. Рассказ этот был придуман в самом комитете для того, чтобы объяснить церковной двадцатке и прихожанам, откуда взялась такая «породистая» икона.
Как же всё было на самом деле?
На самом деле своего агента, протоиерея Николая, органы безопасности отметили. Но не орденом или медалью или тридцатью сребрениками, а подарком. Да ещё и редкостным по тем временам. Ему отдали конфискованную икону Казанской Божией Матери. Подарок подобрали по душе. И с душой. Такое отношение в КГБ проявляли только к отличившимся агентам, долгие годы плодотворно сотрудничавших с отделом. Всё остальное легенда, на которые ребята из ЧК были ещё те мастера.
Но наступил 1991 год. СССР и его иммунная система — КГБ — приказали долго жить. Протоиерей Николай остался без покровителей. А это очень неуютно. И тогда те, кто когда-то подарили икону агенту-благочинному, придумали нехитрую маленькую постановку с целью обретения «сиротой Казанской» новых покровителей.
Кормление ярыжек
В первой половине девяностых на отца Николая напали с ножом. Какой-то ненормальный в пасхальное воскресенье бросился на батюшку, когда тот святил пасхи и яйца горожанам на улице возле храма. На следующий год батюшку в прямом смысле трогательно охраняли два милиционера всё время, пока тот святил пасхальную снедь. Это в стране, где церковь отделена от государства и имеет достаточные средства, чтобы нанять частных охранников.
С этого дня хождение с кропилом обязательно заканчивалось нехитрым угощением милиционеров. Вначале те отнекивались, место незнакомое, полная неудобь, но бабушки-одуванчики строго объяснили, что это благословение батюшки. Отказываться грех. Затем наложили им полные сумки пасок и яиц. Наша милиция за свои труды ничего не получает, кроме оскорблений и издёвок и скажу от себя, несправедливо. А здесь такая человечность. И ещё что-то, что и словами не объяснишь. В общем, если ты к родной милиции всем сердцем и душой повернёшься, то и та тебя не оставит в беде.
Когда я появился в Мариуполе, на территории храма за неполных десять часов пасхального действа успевало побывать всё (!) Жовтневое РОВД. Их организованно кормили за хорошо закрытыми дверями. Затем они сами, зная дорогу, шли на кухню, где набивали в заранее приготовленные мешки немереное количество пасок и яиц. Раз в году менты отрывались по полной. И где? У дорогого и горячо любимого батюшки Николая!
Теперь уже сам начальник отделения охранял «настоящего батюшку и человека». За пару-тройку лет, оглядевшись на приходе, невооружённым глазом увидел Её Величество Коррупцию, разъевшуюся и раздобревшую по сценарию ждановских кагэбэшников. Дело было сделано. Одно советское ведомство передало другому советскому ведомству всегда нужного человека. Последний раз я лицезрел это неповторимое действо на пасху 2014 года.
С 1997 года на Пасху помогал таскать куличи и яйца, а чуть позднее, воду для кропления. Идёшь за майором и ждёшь свою очередь держать ведро под кропилом у батюшки — он никогда воды не жалел. В 2000 году была такая сценка. За отцом Николаем вдруг появился «хвост» — две ведьмы. За благодатью пришли. Идут следом метров десять от нас. Я их по привычке сразу приметил. Говорю духовнику:
— За нами хвост.
Он повернулся. Посмотрел. Всё понял и ни слова. А те как прилипли — на священнике великая благодать после пасхальной службы. Тогда я говорю майору.
— Хотите ведьму увидеть?
Тот удивился и, забыв про всё, спрашивает:
— Где?
— За нами идут две молодые женщины с безобразно накрашенными губами.
Смотрю по глазам, он не поверил. Батюшка молчит. Так мы прошли два круга. Работницы ада не отстают. Дистанция уже метров семь. Заряжаются. И тут майор говорит:
— А ведь и правда, они нас пасут. Ну и ну.
После этого случая майор меня запомнил, а благочинный перестал брать меня помощником на Пасху. Только на Преображение. Там охраны во главе с майором не было никакой. Яблоки милицию не вдохновляли. А мне спустя много лет стала понятна внезапная немилость батюшки. Он не хотел, чтобы начальник отделения меня запомнил и все проделки добропорядочного священника вылезли наружу. Уже тогда, в 2000 году, всё было взвешено, решено и получено негласное разрешение от Московской Патриархии — посадить учителя права при помощи Жовтневого РОВД города Мариуполя.
Та икона всегда стоит в алтаре храма. Благочинный очень ею дорожит и выносит из алтаря дважды в год, на зимнюю и летнюю Казанскую. Никакой особой силы в иконе нет. Да и ценности тоже. Где-то после 2006 года икона вдруг сильно потемнела. Меня это потешило до крайности — к этому времени травля стоящего на подсвечнике Ксении приняла самые изощрённые формы. «Чем больше беззаконий, тем чернее будет лик Пречистой», — сказал я сам в себе. Остаётся только перечислить те, которые обрушились на меня.
Спецоперация «Патриарх»
Первым делом вновь прибывшего в «бригаду» окружили «лаской и заботой». Женщины на полах частенько говорили мне: «Расскажи что-нибудь». И я рассказывал. Про погоны патриарха. И это в церкви. Прошла неделя. В свечном появляются две книги: интервью Святейшего за 1992 год и книга всего за пять гривен «Речь Святейшего патриарха Алексия II, произнесённая перед раввинами города Нью-Йорка в 1991 году» — зарубежной церкви. Первую я прочитал на службах — так она была глубока и интересна. А вторую прокатил. Нина со свечной лавки, на заданиях батюшки сидевшая, всё тут же донесла. Рожи у всех каменные. Сказал одно, патриарха интервью хвалит — другое, а через месяц неожиданно купил «плохую» книгу — третье. Чему же верить?
Книгу с трудом и боем прочитал. Гадость какая-то, а не книга. Спустя пару месяцев говорю на исповеди духовнику:
— Батюшка Николай! Разве можно в свечном такие предосудительные книги продавать?
— Какие-какие, Олег?
— Да «Речь Святейшего… перед раввинами города Нью-Йорка в 1991-м году».
— Мы её изымем. Это ошибка.
— Батюшка Николай! Я всё глядел на неё, глядел, да и купил. Чтобы никто этой заразы не наелся. От греха подальше.
— Верните мне её!
— Ну уж дудки! Пусть у меня дома лежит.
А сам думаю, сколько грязи на меня насобирали, компромата — мешками и ящиками — не стыдно, да ещё и подмётный шедевр изъять жаждут. Знал бы Патриарх все его проделки, давно бы сана лишил.
Языки. Немецкий
Язык — враг мой. «Wunderbar! Phantastisch!» — частенько шутя отвечал поломойкам, за первый год моего стояния превратившихся в слух и нюх протоиерея Николая. Правда, не всем это было по душе. В войне по сбору информации они делились на активных и пассивных. Активные имели шанс на повышение. Снеди в пакет набивали побольше и получше. Пассивных, в конце концов, рассчитывали. Их на полном серьёзе считали за «врагов православия», мол, сами не спасаются и других не сдают. И вот однажды «активная» Елена меня и спрашивает, хитро смеясь одними глазами:
— Олег! Сколько букв в немецком алфавите?
— Не знаю, — машинально отвечаю ей.
А самого от такой гнусности словно дерьмом вымазали. «Всё доносят. Даже непонятные слова. Донос — проверка. Донос — проверка. Донос… понос», — расстроился я. И хотят спастись и «участвуют в делах тьмы». Мол, мы на послушании, нас не коснётся. Коснётся. Соучастие есть грех не менее тяжкий, чем сам грех.
Английский
Прошёл год. Зашёл на вечерне в свечной. Говорю Вере Николаевне:
— Скука какая! Нет ли чего почитать?
— Открой тот ящик. Там стопка книг на раздачу. Поищи, может, что и найдёшь.
Роюсь. Всегда что-то интересное можно найти. Вдруг из вороха рухляди выпадает буклет. «Огласительное слово святителя Иоанна Златоуста на день Светлого Воскресения Христова». О! Латинский, греческий, английский. Английский? Читаю внятно всё слово святителя от начала и до конца.
— Ты что, английский знаешь? — удивляется Вера Николаевна.
— Alas! Вера Николаевна! Научили в институте только бегло читать.
Не прошло и недели, как на вечерню в храм врывается взбалмошная баба лет за пятьдесят и начинает чудить, да ещё и с вызовом, на подсвечнике святителя Николая. Подхожу, тихонько говорю ей:
— Так нельзя делать, батюшка не благословил.
В ответ на меня выливается ведро хорошей английской ругани. Ещё и еще. Много английского. А сама пристально смотрит на меня. Понимаю ли я её или нет? Alas! Увы! Понимаю только одно. Священник, свихнувшись окончательно на слежке, нашёл учительницу английского и попросил её изобразить иностранку. Перед ней выложили ворох моих фотографий. Объяснили. Милиция работает с этим подонком. Особо опасный преступник. Просим Вашего содействия. Бога ради, страна, вся полнота церкви в опасности, проверьте его на знание языка, он хочет убить папу Римского!
Священнику верят. Людям и в голову не приходит, что добрая треть «честных отцов» на сытых приходах больна на голову, поэтому лгать напропалую для них потребность и адекватность ситуации. Ещё треть просто увлечена охотой на людей. Сытость отдаёт скукой. А здесь достаточно редкий «тяжёлый случай». Священник-охотник увлёкся до такой степени, что в любом человеке видит только то, что заставляет его видеть Страх. Чтобы немного унять его, не хватает усилий целого отделения милиции, поэтому привлекаются всё новые и новые «спецы-помощники» в деле разоблачения «VRAGOFF Семьи».
Ножки
Я был ещё достаточно молод. Под сорок. Не пил, не курил, не кололся, не… Поэтому и выглядел не так уже и плохо. Как-то шутя меня стала донимать Людмила Шпак, чего это я тяну «кота за хвост». Жениться пора. Вон сколько невест. Катя, например. Катя? Ноги кривые, отвечаю. А Оля? Родная сестра ей. И всё в таком же духе.
Проходит с месяц времени. Уже этот и масса подобных ему разговоров стёрлась в памяти от нестерпимых, изматывающих болей в животе. Я-то точно знаю, что сил мне дал Бог только на терпение этой напасти и послушание в храме, о жене можно забыть. Навсегда.
В воскресенье иду, как всегда, пешком на акафист. Ослепительно солнечный день, без четверти четыре. Не доходя ровно полквартала до собора, у «автоэлектрика» — вижу: полусидя лежит, прислонившись к дощатому забору, девушка лет двадцати пяти от силы. Короткий плащик раскрылся до невозможности, юбка задралась вверх, демонстрируя исподнее под прозрачными колготами и на меня поглядывают ослепительно красивые ножки. До умопомрачения.
Глаза этой фрау (фройляйн?) пьяны так, что вопросов по поводу того, что она делает под забором на Новосёловке, не возникает. Несчастная любовь. Бросили с полчаса назад. Магазин «Весна» с дешёвым пойлом рядом. Мне остаётся лицезреть финал. Но это всё мелочи. Главное ноги. У! Мужики! Такие ноги!
Дохожу до неё. Замедляю шаг, останавливаюсь буквально между её НОГ. Спрашиваю:
— Девушка? Как вы? Вам помощь нужна?
Та с усилием хорошо пьяной женщины мотает головой. Нет, не нужна. Наклоняюсь к ней ближе. Мягко, вкрадчиво.
— Холодно. Так можно и простыть, ведь нельзя на холодной земле лежать. Заболеете.
Незнакомка опять мотает головой. Но я прилип к ней, как банный лист.
— Смотрите, вы вся в пыли, испачкались. Вам надо подниматься.
Девица навострила уши.
— Здесь совсем рядом есть церковь. В церкви есть умывальник, мыло, туалет. Вам нужно привести себя в порядок. В храме есть женщины, они помогут вам. Позвать их?
Столько информации. Вижу по её глазам, что придурок явно не вписывается в поведение, характерное для самцов его возраста. Она ещё плотнее, для надёжности, вжимается в забор. Дать? Я дам. Прямо здесь. Пусть все смотрят. Меня для этого и положили, чтобы я дала. Лох разкумарил ментов, ему пора на кичу. Другие «базары» инструкцией не предусмотрены. Всё!
Понимаю и я, что разговор исчерпан. Один ноль. Дай Бог, в мою пользу. Отчаливаю от безумно красивых ножек подсадной утки. Может, жены одного из мусоров. Мусору главное посадить, а кто и как будет для этого корячиться, ему пофиг. Мусор он. Страны Советов сын.
Дохожу до церкви. Навстречу несётся, жутко опаздывающая, матушка Тамара. Глаза выворочены наружу. Так высоко на словах ценит красоту женских ног, а на практике параллельно-коллективной прослушки показал отрицательные результаты. Глянул на этот «фимиам православия», минуту назад сидевшую со всеми и слушавшую постановку оперов. В голове проясняется. Опять жажда посадки по образцу 2000 года пробудилась у семьи? Только куда они запихали диктофон на этот раз? Догадаться легче простого. Иначе таких ног мне не видать во век.
Пушка
Может, он любит что-то покруче? Оружие, к примеру. Проверим догадку? И вот уже новая напасть сваливается мне на голову. Схема та же. Маршрут тот же. Объект прежний. Время, час, неделя. Всё, как в операции «ножки». Меняется только приманка, с одушевлённой на неодушевлённую, дата и сезон. Ну и лежать она будет чуть выше «девушки с забором». На квартал.
Воскресный день. Без двадцати четыре. Иду по той же улице на воскресный акафист. Вдруг вижу, впереди меня валяется мужик. Подхожу ближе. Отметелен так, что на нём живого места нет. Говорить хочет, но не может. Вместо этого пускает кровяные пузыри. Тело вздуто. Похоже, колотили водопроводной трубой, завёрнутой в поролон. Ментовская раскраска. Как и в первом случае, останавливаюсь и внимательно осматриваю приманку.
Он младше меня. Фраерок за тридцать. Владелец «Roverа» тёмно-вишнёвого цвета. Низ тачки украсил новогодними лампочками, там, где кардан. В общем, марипупольский улёт. Вкусы узбека, попавшего в рай. Мы с ним сталкивались раз тридцать. Он в доме у потока с мостиком снимает полдома. Из-за машины представительского класса. Рядом с домом просторный гараж.
Завидев меня, несчастный силится привлечь моё внимание. Но ему, видно, ещё что-то ввели. Речь парализована. Тогда со стоном глазами показывает мне на дверной звонок, мол, позвони. Меня занесут.
Если звонить, то оставлять пальчики. В этой ситуации исключено. А может, он что-то натворил? Выходит, меня приглашают быть соучастником фраерка?
После «жестов индейца» интерес к нему пропал. Не обращая внимания на всхлипы и бульканья, начинаю осматривать «театральную» площадку. А, да вот оно, ментовское говно! То, ради чего всё это затевалось.
Ровно в полутора метрах от поверженного титана валяется старая шина от грузовой машины. Сутки назад её не было и в помине. Заглядываю внутрь. Пушка. Спортивный немецкий пистолет, переделанный под боевой. Ствол мокрый, если схватишься по дури — десять лет отсидки гарантировано. Он в розыске лет пять.
Дело остаётся за мной. Молча встаю с корточек, подхожу к жертве мариупольского беспредела, спрашиваю:
— Твоя пушка?
Но лежачий только пузыри пускает. Он в ролях глухонемых. Дураку понятно, агрегат устрашения не его. На прощанье зацениваю постановку «шоу с пистолетом» Жовтневого РОВД прощальным взглядом. Троечку с натяжкой им можно сегодня поставить. Шевелю ластами. Лох сильно запаздывает на воскресный акафист. В конце службы, выбрасывая огарки, сталкиваюсь с матушкой.
Глаза опущены. Лицо серое. От испуга сжалась в комочек. Марковский даёт крест, тот вообще без лица. Провал. Ни бабские ноги в раскорячке с треугольным штампом на белых трусах «РОВД города Марипуполя. Реквизит-отдел», ни пистоль в невинной крови, — теперь они точно знают, меня совершенно не интересуют. Parole! Parole! Слова! Слова! Остаётся переходить к следующей постановке.
Двери-звери
С годами ненависть к стоящему на подсвечнике нищему, когда-то бывшего учителем, не уменьшалась, а только росла. Зима в храме несла одни искушения, батюшка частенько болел. Лето же позволяло разыгрывать один из самых мучительных и востребованных сценариев под названием «двери-звери».
Июль-август. В город приходит настоящая среднеазиатская жара. Ей всё по плечу. Сорок восемь на солнце, тридцать девять в тени. Сразу все двери в храме после утренней службы закрываются наглухо, а служба начинается на час раньше. Когда в такое помещение зайдёшь, первые двадцать минут кажется, что в храме остались остатки прохлады. Но чем дальше дышит человек этим месивом, тем страшнее последствия от никуда не двигающегося воздуха-киселя. Сколько не глотай его жадно ртом, удушье до потери сознания неминуемо, если у тебя есть хотя бы ранний бронхит. А у меня он цветущий.
Понимая, что двери во многом закрываются из-за неугодного Олега, как только начиналась вечерняя, уходил вперёд. Иногда две, но чаще всего, одна боковая дверь, не закрывались. Слабый ветерок дул в полуоткрытую дверь. Стоя возле неё, можно было жить. Я так и делал. Но после провала бесчисленных каверз осталось последняя возможность меня проучить. Кажется, в 2007-м году я первый раз не выдержал и сорвался от наглухо закрытых дверей.
— Матушка! Гляньте на меня. Дышать нечем, сейчас сдохну. Откройте хотя бы одну дверь. Удушье. Свечи горят, воздух стоит. Да это просто пытка с вашей стороны.
— Олег! Нам всем плохо, как и вам. Пойдите наверх, посмотрите, там ещё жарче.
— Откройте двери. Всё равно хуже уже не будет.
— Батюшка не благословил. Они в алтаре просто падают, так там жарко!
Улыбаясь и сияя от радости, что хоть чем-то, наконец, мне проняли, поднимается на хор. В алтаре работают вентиляторы и климактерии. Прохлада искусственно создаётся вокруг служащего священника. Всё остальное ему по боку. А когда климактерий работает, двери ни в коем случае нельзя открывать. «Несите тяготы ближнего своего». Апостол Павел.
Шла вторая неделя войны за глоток свежего воздуха. Прихожанок с больными лёгкими периодически выводили, а если не успевали, клали на пол, брызгая святой водой. В воскресенье я причастился. Удивился, что перед причастием почти не было искушений. Подумалось, будут на акафисте, как же без них.
Вечером в свечном принимает записки и продаёт свечки сама Катерина Григорьевна. Начинается служба. Двери все закрываются наглухо. В городе десятый день температура не опускается ниже сорока. Кто остался в городе, едва шевелится. Из дома почти не выходят.
— Надеюсь, ты хороший мальчик и будешь себя примерно вести? — улыбаясь краешками губ, вкрадчиво спрашивает меня Катерина Григорьевна.
Молчу как рыба. И так спалился, трижды ругаясь с матушкой из-за дверей. Последний раз вообще задрал перед ней рубаху, демонстрируя залитый потом живот, заорав благим матом.
Не зная, как поступить на этот раз, молюсь. Прошу Господа управить. И Бог управил. Прошло минут пятнадцать. Почему-то поднял глаза на Спаса Нерукотворного, с надеждой глядя на него.
— Брось подсвечник и выйди за дверь. Посмотри, что тебе приготовили.
Бросив тряпку и погасив догоревшие свечи, ставлю новые и выхожу на улицу. Солнцепёк ужасный. Возвращаюсь. Открываю щёлочку входных дверей и смотрю на дорогу. Никого нет. Время идёт. Уже прочитали треть акафиста. Как вдруг около храма останавливается иномарка мусоров. Из неё выходит мент и роясь в кармане, достаёт бумажку. Глядя в неё, неуверенно набирает чей-то номер по мобильнику. Что-то говорит, типа «мы прибыли, ведём наблюдение». «ОК, Зорро. Веди», — думаю я. Теперь уже и мне интересно, что набаламутили в этот раз Марковские.
Пора. Выхожу на улицу. Закрываю наглухо входные двери храма. Прислонясь к горячей от жара стене, смотрю на улицу в направлении машины. Вокруг отходняк. Ни души. Возле открытой двери патрульной стоит старлей или капитан МВД. Он явно чего-то ждёт. Ну к примеру, открывается входная дверь и из неё вылетает орущий и беснующийся мужик. А мы тут как тут. Раз и протокол задержания на четыре часа для установления личности. Так его после «установления» мать родная не узнает плюс проработаем статью «оказание сопротивления сотрудникам МВД». Славненькая статья, от двух до пяти, кажется.
Время идёт. Менты стоят на солнцепёке. Стою напротив них и я. Противостояние. Прошло полчаса. Ругаясь благим матом, мент звонит по мобиле. Зло что-то говорит, аж трясётся весь. Затем садится в машину и наряд, призванный обезопасить беззащитных прихожан от буйно помешанного маньяка, рвёт вниз по направлению к Жовтневому отделению. А мне холодно. От холода буквально трясёт. Хоть шубу надевай. Наверно, это причастие начало действовать.
Вхожу в храм. Служба закончилась. Вареные как раки, ползут к выходу верные УПЦ МП. «Практикующим» прихожанам даже не приходит в головы, какими играми увлечён их настоятель и благочинный — снаружи и внутри. А я и в правду пай-мальчик, Катерина Григорьевна.
Но «дверные войны», разумеется, на этом не закончились. Просто милиция на этих мероприятиях больше не появлялась. После летнего провала спецоперации «двери», Марковский приказал цыганке Людмиле открывать в феврале настежь входные двери в храм.
Предлог, как всегда, отыскался уважительный. Грудничкам, принесённым на причастие, нужен свежий воздух (поэтому остаются в притворе) и божественная литургия (поэтому двери настежь). Через сорок минут от таких проветриваний руки и ноги начинали коченеть, как на лютом морозе.
И только когда я, наконец, ушёл по его прямому благословению на другой приход, Марковский повернулся лицом к народу. Крыльцо главного входа удлинили и сделали крытый навес от палящего солнца. Жарить стало меньше, а двери летом стали открывать чаще.
— Ну что, матушка? Нет Олега, нет и искушения, не так ли?
— Не могу вас понять.
Киваю взглядом на только что отстроенное солнцезащитное крыльцо. Взгляд матушки Тамары мгновенно переполняется удивительно не православной злобой.
— Опять вы начинаете?
— Сколько лет вы сознательно мучили духотой народ только из-за меня, а теперь все следы пыток уничтожили. Не придерёшься. Но только Бога вам не обмануть. Он-то всё помнит и видит.
Разворачиваюсь и ухожу, спиной чувствуя просто «патологическую злобу», исходящую от матушки. Какими только гадостями меня не кормили за время стояния на подсвечнике, а начиналось всё спецоперацией «поднос» в 2003 году.
Поднос
Этот вопрос — ГДЕ МЫ С МАМОЙ БЕРЁМ ДЕНЬГИ? ГДЕ? МОЖЕТ, ИХ ФИНАНСИРУЕТ СЕВЕРНЫЙ СОСЕД — РОССИЯ? — грыз поедом всё время протоиерея Николая. Чтобы точно всё установить, Людмила Шпак приказала женщинам в свечных ящиках отмечать, что и на сколько мы мамой покупаем в церкви. Выяснить общую сумму расходов за месяц особого труда не составило.
Свечка утром и вечером, литургии за болящего Олега и Веры, тридцать копеек на поднос плюс молебны. Мама приходила реже, но заказывала вдобавок к подобным требам панихиды и всегда покупала много свечек. За год получалась весьма нескромная сумма. После годичного мониторинга ревизоры Марковский-Шпак пришли в состояние болезненного умопомрачения. На всех палубах душеспасительного церковного корабля была объявлена тревога. Тревога! Не грабят ли нас эти подонки, Олег и Вера, ведь он не работает, тысяч не получает, только мать.
Начались допросы. Где вы берёте деньги? Куём, отвечаю я. Мать сколько получает? А её пенсия? Большая? Маленькая? На что вы еще живёте? Вам кто-то помогает? На базаре стоите? Вторую, третью, сорок девятую квартиру в наём сдаёте? Наркотой занимаешься? Родня за границей есть? Контактируете? Ты что, пенсию себе сделал? Кто помог?
Отвечаю. Как живём-выкручиваемся, сами не можем понять. Но как только я встал на подсвечник, от пенсии и получки матери стали оставаться крохи. Диво и всё тут. И чем дальше я стою на подсвечнике, тем легче нам становится жить. Мы сами ничего не понимаем. И это была сущая, до неправдоподобности, правда.
О том, что утром и вечером читаю «денежный» акафист Николаю Угоднику, молчу как рыба. Если скажешь, всё кончится, как будто бы и не было. Читай акафист после этого, не читай, феномен остающихся денег испарится как утренний туман. Проверено. Но глава разведки, Люда Шпак, ни в какую Божью благодать не верит. Деньги можно заиметь только двумя, всем известным, способами — или заработать или украсть. Третьего не дано. Если он не работает, а деньга на карман поступают, значит в церкви завёлся вор. Вор, понимаете! Его надо срочно выявить и посадить!!!
И кафедра психиатрии кафедрального собора города Мариуполя заработала.
— Олег! Сходи с подносом, собери деньги, — говорит мне, протягивая поднос для сбора, Вера Николаевна.
— Не могу, батюшка — мой духовник. А он не благословил.
— Перестань, все берут его у служащего священника и вперёд.
— Я не пойду. Пусть кто хочет берёт его и дует.
— Олег! Будний день. Все мужики на работе, а ты сидишь праздно. Давай, не лечи мне мозги, бери поднос и иди, — уговаривает меня Вера Николаевна.
В конце концов уломали меня. Всё равно погибать. Договорился с благочинным, что собирать деньги на литургии и вечерней буду только по будням. Суббота и воскресенье отбой. И началось. Не сразу я заметил. В храме стали появляться люди, которым всё это церковное действо глубоко по боку. Рожи служивых по ментовской части. В их обязанности входило лишь подбрасывание меченых купюр. Дальше поиск по номеру купюры и звонок в милицию. Взял? Не взял. Не взял? У, тварь какая, чего ему не хватает? Бери и садись!
После шестого или седьмого неудачного заброса на меня обрушилось море клеветы. «Глядите все! Этот специально взял поднос, чтобы грабить несчастную матерь нашу, православную церковь. И батюшка Николай терпит негодяя-вора. Милицию не зовёт, плачет, молится по ночам, просит Самого Господа Нашего Иисуса Христа избавить всех нас от такого! Спаси и помилуй, Господи!» — пара прихожанок в начале вручала это откровение только самым близким к отцу Николаю людям. И люди верили.
Кликуши, главная из которых Л. Шпак, своё дело сделали. Не прошёл и год после начала такого «послушания», как вокруг меня образовалась зона ледяного вакуума и отчуждения. «Олег-то наш вор! А, вы и не знали? Ну, теперь будете знать!» — короткие молнии-агитки вручались уже всем без разбора. Так в 2004 году на меня прицепили новый ярлык «Главный вор церковных касс».
— Отец Николай? К чему вся эта игра в подкидные деньги?
К моему удивлению, батюшка не стал отпираться.
— Олег! Мы не сомневаемся, что вы честный человек и не возьмёте их.
«Во, выдал! Совести нет, одно благочестие! — подумал и решил самочинно уйти с такого «послушания». — Как будто так и надо, сажать до победного конца».
К этому времени душа была переполнена эмоциями от всевозможных искушений перевёрнутого мира православного прихода. И пока находишься в этой системе всеобщего сыска, подозрения и контроля, не задаёшься вопросом, где истоки безумия, охватившее зазеркалье Голгофы?
Только в России, на бедной книгами полке приходской библиотеки, мне попалось «Практическое руководство при совершении приходских треб», составленное священником Н. Сильченко (издание 1888 года, переиздание издательства «Сатис», СПб, 1994). О! Её нужно читать всем христианам.
Открытие потрясло: РПЦ МП так и живёт в полном согласии с полицейскими циркулярами, Указами, Законами Российской империи. Батюшка позапрошлого века являлся неотъемлемой частью полицейского контроля, сыска, учёта (русская УФМС) от момента рождения подданного царя-батюшки до момента его смерти. Как, куда, кому и при каких обстоятельствах производить немедленный донос в полном объёме указано на страницах этого забытого бестселлера.
Изуверская система «полиции в рясах» два столетия топтала души верующих. Какой же подвиг надо было нести денно и нощно, чтобы в тех условиях сохранить веру во Христа. Свят, кто в государстве немецких кобыл не ушёл за ограду церковную. Сохранить веру в тех условиях смогли единицы. И они были светочами в той тьме. Остальные кто куда.
Год за годом, столетие за столетием, выхолащивалась вера в Бога. К моменту революции 1917 года в России большинство посещали храмы по церковно-полицейскому принуждению. Вера, как таковая, едва теплилась в простом народе. Монархия сама создала СИСТЕМУ, занявшую место Бога и погубившую себя и свой несчастный народ.
Вера Николаевна ещё с месяц звала меня идти с подносом, а я, по милости Божьей, нашёл себе сменщика. Им стал молчаливый прихожанин по имени Борис, только вышедший на пенсию. Он проходит ровно год, за это время надумает дважды (ничтожно мало!) причаститься и внезапно умрёт, угорев в оранжерее, занимаясь семейным бизнесом — выращиванием гвоздик на продажу. Шестьдесят один год.
Железное здоровье и капелька ненависти батюшки за взятый не вовремя поднос. Мне оставалось только глядеть на шлейф смертей в нашем храме. Один неверный шаг и ты мёртв. Игра завораживала. Следующим можешь стать ты. После его смерти с подносом стали ходить женщины, работавшие в свечном. Одним ярмом на моей шее стало меньше, но жизнь от этого легче не стала.
Второе чудо святителя Николая
Летом 2005 года у нас окончательно перестала литься из крана горячая вода. За два года до этого мы разрешили своим соседям поменять трубы из нержавейки на пластиковые. Им нужно было срочно продать квартиру. У нас остались старые. Денег не было. Из-за разных стандартов трубы стали быстро зарастать налётом. К этому времени те соседи съехали. Новые жильцы сделали добротный евроремонт и наши проблемы из-за их пластиковых труб были им совершенно не интересны.
Семьи моряков живут в несколько ином мире. Это мир разлук и расставаний, ожиданий и встреч. Постоянные нервные нагрузки в рейсах делают своё дело. Матросы, уходящие на год в плавание, весьма обидчивы, злопамятны и почти никогда не прощают обид. Поэтому вначале я решил попросить благословения не делать ремонт у своего духовника.
— Олег! Делайте его, иначе вам ещё хуже будет, — отвечает мне мой духовник.
И так трижды. Скрипя сердцем, почти без денег, начали мы его. Как назло, сосед-моряк был дома. Стуки, уханье по стенам, обивание краски, замена всех труб и сантехники… Через сорок дней две квартиры сверху объявили нам войну. В ответ они стали бить, стучать, включать в розетки прибамбасы, издававшие ритмичные, тошнотворные звуки. И так изо дня в день, без перерыва на ночь.
Уже через месяц я и моя мама едва передвигали ноги. Голова раскалывалась от непрерывных стуков. Но весь подъезд, а следом и дом, делали вид, что ничего, ровным счётом, не происходит. Им объяснили, что мы прокляли невинных соседей, а когда увидели, что ничего не вышло, принялись стучать по ночам. Ночью я, днём мама.
Эта война, начавшаяся 25 ноября 2005 года будет длиться долгие годы, то почти затихая, то вновь вспыхивая с новой силой. За это время два главных героя, друзья-соседи, решившие когда-то проучить дерзкого негодяя, вымрут, словно их никогда и не было. Их место займут верные, любящие жёны, близкая родня. Но самое страшное произошло в начале шумовой войны.
31 декабря в соборе служили всенощную, поскольку Новый, 2006 год приходился на воскресенье. Людей, по понятным предновогодним причинам, в храме почти не было. Собрав все огарки и вычистив подсвечник, отправился с подносом выкидывать сор. Дойдя до иконы святителя Николая, за три года до этого благословившего меня маслом, перекрестился и поклонился великому святителю. В ответ вновь услышал тот негромкий голос, который когда-то убедил меня поверить, что чудеса совершаются не только одной Пресвятой Девой.
— Поставь мне свечку!
Наученный горьким опытом, забыв обо всём, побежал в свечной и купил свечку. Кланяюсь, молюсь, прошу милости Божией у святителя. Служба кончается, иду по чёрной Новосёловке домой. Почему-то не захотел идти возле гаражей, там такая темень. Есть и другой маршрут. Мимо ярко освещённой пивнухи «Париж». До дома остаётся сотня метров.
Краем глаза отмечаю какие-то тени за мной и вдруг серия ударов обрушивается прямо по голове. Их было двое. Один угощал чем-то железным, другой глушил пивной бутылкой. В отличие от них, я был совершенно трезвый. Утром причащаться.
Это значит, у меня есть два варианта на выбор. Первый. Ввязаться в драку и дать им отпор, благо, что оба едва стояли на ногах. Но после драки не причастят. Объявят виновным и ещё епитимью наложат. Остаётся только защищать свою голову руками, что я и делаю. А удары сыпятся словно горох. Вот уже наступает состояние контузии, звон в ушах делается нестерпимым. И тогда, собрав последние силы с криком: «Божья Матерь, помоги мне!», вырываюсь из их рук. Те за мной. Погоня на пьяных ногах.
Около моего дома они останавливаются. Чужая территория. Устало бредут в «Париж», караулить новую, ничего не понимающую жертву. А я, весь в бутылочном стекле и крови, открываю входную дверь, прохожу в комнату и становлюсь на колени перед иконой Николая Угодника. Из его глаза вытекает настоящая слеза. «Ты жив, но это искушение я не смог от тебя отвести», — словно говорят мне глаза святителя.
Хорошо, что дома нет моей матери, она на сутках. Утром я причастился. Вернувшаяся с суток, мать ничего не заметила. Раны на подбородке очень быстро зажили. Разбитая голова через пару дней перестала болеть. Но впереди меня ждали всё новые и новые неприятности.
Колдуны и предательство слабого Кирильченко
На Торжество Православия 2006 года перед литургией Оглашенных (готовящихся ко крещению) на моём подсвечнике внезапно появляется белый как смерть юноша лет девятнадцати, по виду ученик вурдалака. Те, сделав на смерть, посылают с колдовством кого-либо из учеников или своих детей. Самим им в церковь не войти. Ставит три свечи, поднимает на меня свои мёртвые глаза и говорит:
— Это твоё. К тебе всё возвратится.
После этих слов тут же уходит из храма. Но у меня «действо смерти» вызывает невольный смех. Через сорок минут причастие. «Огонь неугасимый и всё опаляющий». Колдовство превратится в прах. Святая Святым. Исповедь заканчивается и выносят две чаши. На второй стоит весь взвинченный протоиерей Владимир (Кирильченко). К нему ближе добираться, чем к стоящему у алтаря отцу Дмитрию. Храм забит до отказа. Складываю крестообразно руки. Принимаю Святое Причастие.
Стоя в очереди, заметил, что те, кто принял причастие из рук Кирильченко, летят от него как ошпаренные. Это насторожило, но пробиваться через лес людей на первую чашу не хотелось. Вернувшись домой, внезапно ощутил полную пустоту. Причастия как не бывало. Словно и не готовился к таинству и не причащался. К трём часам дня до меня, наконец, дошло. Кирильченко причастил нас всех служебной просфорой (что делать категорически запрещено) вместо Тела Агнца Божия.
— Мам! Мам! Кирильченко нас не причастил. Он высыпал в кровь Христову служебку и накормил этим всех нас.
— Ты что, совсем спятил? Никому это не говори, тебя съедят.
— Всё! Я пошёл к Марковскому. Пусть эта хитрая лиса знает проделки своего священства.
С этими словами быстро одеваюсь и бегу на трамвай. К моему удивлению, Марковский ждёт меня. Подхожу. Прошу благословения и всё ему выкладываю. Я давно уже заметил, если ты говоришь правду, даже не зная, что это и есть правда, хотя бы совершенно невероятная на вид, он никогда не будет лукавить, выгораживать или изворачиваться. Молчание этого священника говорило мне больше, чем потоки слов его младших собратьев.
Марковский не хочет мне верить, тогда я привожу угрозы отца Владимира за наше «непослушание» накормить тридцатикопеечной просфорой вместо причастия. Он, сорвавшись дважды на воскресных проповедях, обещал устроить всем пустое причастие. И вот, его мечта сбылась. Устроил, наконец!
— Никому это не говорите. Вы меня слышите? — в ответ на моё требование донести всё владыке Илариону приказывает благочинный.
— Да, батюшка.
— Вам попущено это искушение. Терпите.
Понурый и опустошённый иду на постовое вечернее богослужение. Теперь, причастившись фактически только одной кровью Христовой, до меня доходит, почему католики отказались давным-давно от причащения младенцев (детей до семи лет). Это причастие только кровью действует от силы пару часов. А дальше причастия как не бывало. Овчинка выделки не стоит. Или всё или ничего. Поэтому можно и так и так. Нет греха ни у католиков, ни у православных.
В понедельник ко мне «всё возвратилось». Внезапно желудок стала заливать жестокая, всё разъедающая кислота. Ещё через неделю начались приступы тошноты и рвоты. В воскресенье я причастился. Но напасть не ушла. Она только набирала всё большие и большие обороты. К лету я весь высох и стал напоминать всем своим видом существование Кощея Бессмертного.
Ко мне вернулись мучения марта 1995 года, когда отказавшись от поездки к игумену Борису, я внезапно ощутил невероятную кислоту и жжение в желудке и даже в пищеводе. Тогда вылечить или хотя бы сбить кислоту местным врачам не удалось. Госпитализация. Пришлось покупать Wenter — безумно дорогой препарат из Германии. Стоил он ровно половину моей учительской зарплаты —от 74 до 76 тысяч рублей. Пустая трата нищенской получки. Я глотал немецкие колёса, по вкусу напоминающие мел и умирал от голода. Точно в такой же сценарий запихали надоевшего всем безработного учителя через одиннадцать лет. Боли в кишечнике остались, а к внезапно появившейся кислоте прибавились многочасовые нападения рвотой и тошнотой.
Как и в первый раз, кислоту и рвоту сбить не удалось. Не помогал ни омез (омепрозол), ни капельницы, ни причастия, ни соборования. Чтобы хоть что-то проглотить в обед (несколько глотков каши или риса), приходилось лёжа, возвратившись из церкви, читать от четырёх до шести кафизм Псалтыри между службами. Кислота и рвота немного затихали, еда обильно поливалась Богоявленской водой и — чудо — всё это впихивалось в глотку. Можно идти на вечернюю. И так изо дня вдень.
Описания всех этих мучений я найду спустя несколько лет в таинственной болезни Чарльза Роберта Дарвина. Ему досталось за «эволюцию», а мне за «тотемизм». Роли «морских бесов Дарвина» возьмут на себя дисциплинированные моряки этажом выше.
А Кирильченко? Прошло одиннадцать месяцев. К этому времени его семья переехала в новый дом на берегу моря. Под крышей отец Владимир устроил небольшой кабинет для молитвы. С очень крутой лестницей. Во время гипертонического криза, батюшка спускаясь, внезапно потерял сознание и кубарем слетел вниз. Итог: внутренние переломы рёбер с осложнениями, сотрясение головы и ушибы. От межрёберных болей есть толком ничего не мог, спал, сидя в кресле. Но прозрения и покаяния так и не наступило.
Весной выпросился на своё первое служение — Спасо-Преображенский приход на Черёмушках. Вторым священником. Пробыл он там совсем недолго. Указом правящего архиерея был назначен настоятелем Свято-Георгиевского храма в Сартане. За полгода развернул бурную деятельность и внезапно скончался в грозовое ненастье ночью седьмого октября 2007 года.
Ангел
В пятницу перед его смертью в храм пришла величественная, красивая женщина лет пятидесяти, очень хорошо выглядевшая. Шляпка, светлый строгий костюм. Он неё исходило неземное достоинство. Подходит к подсвечнику Ксении Блаженной, всматривается в её лик. Дама что-то ищет, но не находит. Вдруг повернувшись, обращается ко мне.
— Где в храме икона Георгия Победоносца?
— Маленькая только впереди, возле двери в боковом притворе, — как могу, объясняю ей.
Она мне очень нравится.
— Но там нет подсвечника, только на главный, всем святым, — стараясь помочь найти ей место, где поставить свечку, продолжаю объяснять.
Женщина, не слушая меня, оборачивается и взглядом, полным власти и силы, останавливает поток слов.
— Знаю, — говорит.
И до меня вдруг доходит —помощь ей не нужна. Она знала всё это ещё тогда, когда вместо храма здесь была часть новосёловской улицы с лачугами. Человека передо мной нет, это ангел в образе женщины. И пришёл он за кем-то, посланный Богом.
Шестого я быстро вычитал правило ко причащению, одну кафизму. Хотел читать следующую, семнадцатую, но что-то меня остановило. Посмотрел на икону Христа и понял — нет воли Божьей.
Седьмого утром, на воскресной литургии, меня неожиданно подзывает к себе очень веселый, радостный и возбуждённый протоиерей Николай Марковский.
— Вы слышали новость, Олег?
— Какую? — спрашиваю батюшку.
— Кирильченко умер!
У меня всё замирает в груди.
— Во сколько?
— Между тремя и четырьмя часами ночи. Под утро, — уточняет священник.
— От чего?
— Гипертонический криз, инсульт. Сердце остановилось.
Мою рожу мгновенно перекашивает от слёз и горя. Как это его угораздило умереть во сне, не исповедавшись, не причастившись! Боже Милостивый! О! Если бы он отслужил сегодня, всё было бы по-другому.
— Только не выть! — властно произносит Марковский. — Всё! Уходите!
Ухожу, горем сражённый, на подсвечник. По пути мне становится ясно, почему Господь не дал мне вычитать вчера кафизму. Семнадцатая, 118 псалом. Заупокойный. Он же достался мне по жребию в 1999 году, когда отец Владимир тяжело слёг.
От Торжества Православия с пустым причастием до смерти всего девятнадцать месяцев. Ровно столько ждал его покаяния Господь. И не дождался. Труп. Такой доброты и молитвы за всех больше нам не увидеть. «Блажены непорочные в путь, ходящие в законе Господни». Первый стих этого великого прощального псалма.
Сорок дней. В храме заупокойная литургия за новопреставленного протоиерея Владимира не служится. Объясняют. Последнее время он не служил на приходе. Поминают по месту служения в Сартане. Прошёл год. Видно, что-то дошло за это время до Марковского и он благословляет отслужить за Кирильченко заказную литургию. Поднимаю глаза на Спаса Нерукотворного.
— Поставь за него большую свечку и положи пять земных поклонов.
С того дня, как в храме побелела Почаевская икона Богородицы, она считается заупокойной. Двадцать одна бабушка, отправившаяся после этого, только подтверждают эту непреложную истину. Кладу земные поклоны. Ставлю свечу. Стою, молюсь. Уходить не хочется Как он там? И вдруг слышу глухой и словно обожжённый голос Кирильченко.
— Отойди от меня, бес. Я сам пойду.
Вместе с голосом чувствую, что вся кожа у отца Владимира содрана и вздута, как после кипятка. Мне становится ясно, куда он идёт. Цена просфоры, выданной вместо Тела Христова. Обман сорока прихожан обернулся крахом священнического служения и смертью. И моим приговором — «к тебе всё вернётся». Моему стоянию на подсвечнике остаются считанные месяцы. Впереди непролазная тьма. Такое чувство, что мне скоро умирать от голода. Нужен только повод. И он нашёлся.
Чудо преподобного Серафима Саровского
Работницам на полах в храме (а они почти все пенсионерки) приходилось туго. Григорьевна не отпускала их в отпуск. Выпросить отгул и то великая проблема. У Елены родной брат где-то в Полтавской области умирает от рака желудка. Когда сделали операцию, её отпустили на три дня плюс дорога. А теперь ни в какую. Старшая упёрлась рогом. Неси, мол, информацию и я, так уж и быть, отпущу тебя на чуть-чуть. Елена плачет, моя полы в соборе. Где эту информацию собрать? С братом не прощусь. Я её не трогаю. Всё узнал в свечном.
На следующий день как-то не подыгрывая, остался дольше обычного. На трамвай плёлся вместе с Еленой.
— Олежка! Ты сегодня с нами наверх?
— Лен, сил идти пешком нет. Боюсь ботнуться мордой об асфальт. Придётся ждать красного сралика.
— А, ну и сиди с нами.
Вдруг на меня что-то наехало. Рядом сидит свечница. Да будет она свидетелем. И понесло меня, как моих пьяных приятелей на выпускном в Кишинёве.
— И козёл же наш батюшка. В девяносто втором продал православие. Перебежал к Филарету. Бегал на приходе, орал: свобода от Москвы, теперь сами будем свечки лить. Всё! В один день продал истину. А потом, видя, что дело паленым запахло, первым рванул к Патриарху, крокодиловы слёзы лить… У, гиена огненная! Наш батюшка везде сухим из воды вылезет. За ним не угонишься. Уметь надо!
Нужно было видеть лицо несчастной поломойки. Оно из мрачного и безысходного вмиг помолодело лет на десять. Посвежела, заулыбалась. Блаженный информацию даёт. Всё! Как мне повезло, что его так развезло.
Утром на меня с перекошенным лицом набросился протоиерей Александр (Новиков).
— Олежек! Давай выйдем.
— Батюшка! Служба. После.
— Живей! Поднялся и вышел.
Он хватает меня под руку, тащит на выход. Ничего хорошего это не предвещает.
— Ты что там в воскресенье перед причастием говорил Валере болящему? Побежали на причастие. Вот что ты говорил. Это оскорбление Святых и Христовых тайн. За это полагается отлучение на полгода. Понял? А в будущем ты и вовсе без него останешься.
— Вы чё? Батюшка Александр!
— Олежек! Хочешь спокойно сидеть в своём углу? Если хочешь, то следи за своим языком. Ты меня понял?
Делаю кроткую рожу.
— Да, — говорю. — Понял.
— Иди на службу.
Вместо службы захожу к свечнице.
— Как там Елена? Вышло что-то у неё с отпуском.
— Кажется, вышло. Григорьевна отпустила её на девять дней.
— Слава Богу! — отвечаю и иду на подсвечник.
«Эк, как же их всех проняло! И убили бы немедля и девять дней Ленке дали. Теперь держись!»
Что меня удивило, о вчерашнем ни слова. Бабушки у нас в храмах не сдают, спасаются. Новиков пересказал мне мой же диалог с расслабленным Валерой, которого я тащил на себе к причастию три дня назад. Тот запросто мог упасть и разбиться. Одна ищейка не могла ему донести всё, что я говорил, подбадривая его. Для этого нужно, чтобы профессионально навострили уши с дюжину старух и прихожан. Затем собрать все фрагменты и воссоздать заново весь диалог.
Слушая Новикова, я диву давался, на что тратят время православные священники. Напротив меня стоял не человек, а Поисковая Система Служащих Себе. Пятнадцать метров до чаши спасения Христовой. А путь к ней утыкан десятками пар ушей, глаз Марковского. И они не молятся, не до этого. Душа после десятилетних стояний в храме искривлена и деформирована, став уродливым кривым зеркалом. Не до мифического спасения. Мы и так спасёмся. С нами Бог. Цель иная. Услышать. Увидеть. Донести.
Чтобы священник имел подобную полноту информации, в храме должны профессионально стучать друг на друга 90 % прихожан. Иначе ему пришлось бы пересказывать мне то, за что Елена получила девять дней на прощание с братом. Прочти эти слова священник, тут же скажет: «Да это один Валера всё и сдал. А честных отцов с прихожанами позорит. Какой негодяй»! Если бы это было так, с радости прослезился и пошёл каяться на исповедь.
Текст, доставшийся Елене, за несколько лет до этого, с глазу на глаз, выложил и самому виновнику переполоха, протоиерею Николаю. Он, внимательно выслушав меня, сказал только:
— Я покаялся.
Чем и привёл меня в полное молчание. Как всегда в подобных случаях прошло дней десять, может двенадцать. Был уже конец двадцатых чисел октября. Темнело рано. Идя с пустой тарелкой, выбросив огарки, вдруг почему-то поглядел на батюшку Серафима. Страдалец участливо глядел на меня живыми глазами.
— Поставь мне свечку, — сказал батюшка.
Уже читали первый час. Спустя минуту свеча горела на подсвечнике «убогого Серафима». Отпуст. Благословение священника. Выхожу со всеми на улицу. Поздно. Тьма кромешная. Крещу дорогу. Не ровен час. Не проходит и минуты, как я лечу всем телом в яму возле «автоэлектрика». Кто-то убрал ещё три часа назад лежавшую поперёк глубокой траншеи широкую дверь, по которой все ходили.
Падение было молниеносным. Траншею для водопровода выкопали прямо по ширине моих плеч. Ложись, урод, в могилу за длинный и поганый твой язык. Падая, сильно ударился затылком и ключицей. То ли от боли, то ли от страха поломанных костей лежу, как учили, не двигаясь. В этом деле не только важно правильно упасть, но и правильно подняться. Надо мной чёрное, в звёздах, небо и даже луна во всём своём великолепии. Падая, я успел заорать и на мой голос выбежала симпатичная рыжая дворняга. Свесив морду прямо в яму, она лаяла, зовя хозяйку. Вышла сторожиха «автоэлектрика», заглянула вниз и начала причитать.
— Цыган украл дверь. Она ещё час назад тут лежала. Господи, напасть на нас…
Протянула мне палку, затем руку. С трудом и боем вылез из… Даже и не знаю, как назвать очередную спецоперацию господина Марковского. От боли сильно ломило позвоночник. Но идти я мог. «Надо идти пешком. Всё станет само собой на свои места», —думал, плетясь пешком, пугая стонами новосёловских собак.
Дома, помолившись и расстелив матрац на полу у матери (из-за постоянных стуков соседей спал где попало, чаще всего на полу в кухне), почему-то стал молиться Богородице и читать «Богородице Дева, радуйся». На утро сильных болей не было. Кости почти не болели. Два чуда.
Николай Угодник спас от смерти в новогоднюю ночь. Серафим Саровский свой кожушок подстелил. Травматология отдыхает. Оба раза мама была на работе. И в первом и во втором случае это случилось в субботу вечером и исповедовал на утро меня один и тот же священник — отец Дмитрий (настоятель свято-Харлампиевского храма). Большой пофигист по части чужих костей и прекрасный человек.
На утреннем отпусте об меня, прикладываясь к иконе, трётся матушка Тамара. Значит, проверка была их. Разобьётся — грешен. Останется цел — невиновен. Построено по образцу Одесской чрезвычайки, механизм которой описал иеромонах Сампсон (граф Сиверс). Человек выходит в коридор, заканчивающийся двумя дверями. За одной дверью свобода, другой — раздвижной пол с механизмом, переламывающим человеческие кости. Православная арифметика смерти.
Белобородов
И всё же им было со мной интересно. За эти годы они узнали столько нового о своей родне, что должны были быть мне благодарными, но на практике выходило всё с точностью наоборот.
— Матушка Галина! Сегодня такой день. Память царственных мучеников. Можно вам сделать маленький подарок? — говорю одетой в голубое (!) платье матушке.
Та приостанавливается на паперти, едва улыбается краешками губ.
— Можно.
— Когда я работал в торговом техникуме, в одной из групп ТК (Товароведение и Коммерция), училась девушка. Еврейка с голубыми глазами. Её фамилия Белобородова. Почему-то запомнилось. И я стал поглядывать в её сторону. Звал я её только Шура. Она страшно обижалась.
— Олег Степанович! Не называйте меня больше «Шурой». Прошу вас.
— Не нравится? — спрашиваю.
— Нет, — отвечала мне голубоглазая красавица.
— Ну извини, я опять забыл.
Шутки шутками, а лицо её, как две капли воды, походило на лицо того самого Белобородова, русского, женатого на еврейке, начальника Красного Урала. Именно Белобородов вместе с Шая Головощёкиным разработали общую схему уничтожения царской семьи. Остальные предложили детали и само исполнение.
Смотрю на Галину. Ей интересно.
— Но как всё узнать? Верна моя догадка или нет. И до меня дошло. Дотерплю до экзамена. А экзамен и сама оценка будут зависеть от разговорчивости Александры. Настал день экзамена. Девушка ответила на все мои нехитрые вопросы. Беру её зачётку в руку. Медлю.
— Александра! — Первый раз называю её полным именем. — У тебя такая знаменитая большевицкая фамилия. Ты знаешь об этом?
Молчание. Полное. Зачётка зависает в моей руке. Оценка задерживается. Александра начинает понимать, что судьба экзамена будет зависеть от того, что я услышу в ответ на свой вопрос.
— В нашей семье запрещено говорить на эту тему, — наконец отвечает девушка.
— Ага! Вот как? Значит, она из этой семьи, — живо реагирует на мой рассказ матушка Галина.
— Из этой, матушка. Догадка оказалась верной.
— Что сталось с твоим дедушкой или прадедушкой? — спрашиваю я, решив довести дело до окончательного прояснения истины.
— Не знаю точно. Он, кажется, погиб в начале войны, — глаза Александры смотрят на зачётку.
«Всё! — думаю я. — Это точно он, Белобородов. Его расстреляли в тридцать восьмом. Надо же! Учил внучку самого Белобородова. Чего только в этой жизни не увидишь»!
— Александра! Прости меня великодушно, что я спрашиваю тебя об этом. Просто ты невероятно похожа на своего дедушку. Вот твоя зачётка. Отлично.
Шура облегчённо вздыхает, открывает зачётку. Мои слова не расходятся с делом. Там действительно «пять». Улыбается и идёт к выходу.
— Такие вот пироги пекутся у нас в Мариуполе, матушка. Я только не могу одного понять, как они попали в Мариуполь? И что они здесь делают?
— Да, —деланно удивляется матушка.
Смотрю ей в прямо в глаза. Той становится явно не по себе. День царственных прадедушки и «прабабушки», а тут такие могильные подробности. Да ещё от этого шпиона, приехавшего к нам из России. Она разворачивается и бежит в служебный корпус. Столько информации, сейчас выложу. И какой! Он явно над всеми нами издевается. Погоди, проучим. Обязательно!
Книги
Но чаще всего я действовал через добрую учительницу воскресной школы Татьяну Ивановну. Хочешь, не хочешь, а если нужна какая-нибудь православная книга или учебник, идёшь к ней. Да и сама воскресная школа была превращена её усилиями в музей под названием «Дорога жизни». Да ещё такой, что с других городов самолётами возили деток на экскурсии.
Однажды я принёс ей почитать книгу Мориса Палеолога «Роман императора». Она ей так понравилась, что я тут же подписываю книжку ей в подарок. «Я знаю, рано или поздно, Россия вновь станет монархией. Кому-то это выйдет боком, но желаю Вам, чтобы она повернулась к вам лицом и что-то хорошее отломилось и в Вашу сторону. Олег. Дата. Подпись». Татьяна Ивановна сияет, а матушка Галина, прочитавшая книгу с дарственной, посерела. «Нашёл кому дарить, она чё, Романова», — мечут злые искорки её глаза.
Через несколько дней ко мне подходит Татьяна Ивановна и говорит:
— Принесите всё, что у вас есть по династии.
Слово «всё» произносится с таким нажимом, что догадаться о начале очередного мандража Марковских совсем нетрудно. За ним стоит паническая истерика матушки Галины. Придя домой, открыл книжные шкафы, сижу и думаю: «Что же им дать на завтра?». Поглядел на икону Господа и понял — надо отдать им всё! Пусть читают.
Всё, так всё. И, отбросив последние сомнения, кладу поверх горки книг четырёхтомник утончённой грязи «Распутин».  Мне его подарили года три тому назад. Что внутри, не знал никто. Книги были упакованы вакуумной плёнкой. Когда открыл, читать не захотел. Словами это состояние не объяснишь. Ничтожества. Вот кто они, эти самые Романовы.
Но Господь, взглянув на меня с иконы, произнёс:
— Ты должен знать — как (!) пришёл конец.
Плюясь и чертыхаясь, проклиная всё на свете, стал захлёбываться миазмами-воспоминаниями свидетелей самоуничтожения. С начала и до конца. Настоящей, а не вымышленной грязью самоубийства последней династии, а вместе с ней и всей страны.
— Татьяна Ивановна! Это всё, что у меня есть. Читайте месяц, два, сколько хотите, — зайдя в воскресную школу, говорю ей и ставлю на парту сумку книг.
Прошло около двух месяцев. Наступил день памяти царственных страстотерпцев. Марковские начиная с 2000 года, после архиерейского собора, канонизировавшего семью Николая II, раз в году, 17 июля служат по чину двунадесятых праздников с литией и благословением хлебов, службу царственным мученикам. Очень торжественно, с диаконом и выходом священства на полиелее. Это нарушение, поскольку престол храма, где это совершается, посвящён не им, а великому Николе Угоднику.
Правда, есть ещё архиерей, митрополит Иларион, Донецкий и Мариупольский. Он вполне мог благословить благочинного служить своему деду по чину великих и двунадесятых праздников. Хотя им полагается от силы служба с открытыми царскими вратами на великом славословии, и только. А здесь даже не полиелейная служба, а по чину великих двунадесятых праздников. «Каждый кулик своё болото хвалит», а тут и подавно. Гордость распирает неимоверно: «ДОЖДАЛИСЬ!!! Истина восторжествовала. Святы! Святы! Святы они! Навсегда!»
Протодиакона нет и в помине. Ни на всенощной, ни на литургии. Отец Николай служит службу своей родне без диакона, который давным-давно посвящён во все тайны происхождения своей супруги. Он появится утром. Зайдёт и выйдет, как будто службы нет. Лицо говорит само за себя — четыре тома «Распутина» прочитаны от корки до корки. Окинув всё взглядом, полным пренебрежения, кивнув мне, пошёл дальше листать «Олегову библиотеку». После иллюзий, превратившихся в пепел, наступило разочарование.
Может, поэтому я и не приближаюсь близко к этой семье. Кроме грязи, включая своих незаконнорождённых детей, ROMANOWY CHUHONSKIE ничего нам не оставили. Грязи, вызывающей чувство брезгливости да катящуюся по ней в пропасть страну пустых Советов — Россию.
Забыв про чувство брезгливости и самосохранения, досматриваю неспешные приготовления Семьи к моей казни. Все чаще и чаще я вспоминаю вещие слова иеромонаха Серафима: «Не ездите туда. Вас ждёт там нечто страшное»! Внук похотливого царя и шуйской прачки не скрывает задуманного от своей верной половины. В феврале 2009 года матушка сталкивается со мной на лестнице. Увидев в моей руке подарок для крестной, не выдерживает и говорит:
— Олег! Мне вас так жалко!
Осмелившийся пойти против Семьи обязан умереть.
Спецоперация устрашения: киллер
Года за два до выноса моего тела из собора терпение семьи благочинного окончательно лопнуло и меня решили устрашить. Ведь смерти боятся все!
Была светлая седмица. Год 2007. После службы я вышел во двор и увидел обычное для пасхальной недели. Мужик, только что спрашивавший меня, не это ли отец Николай, завидев его, упал на колени.
— Батюшка! Помогите мне! Прошу вас!
Мужик заломил от внутренних мучений руки. Свинцовый взгляд говорил сам за себя. Перед нами на коленях стоял тяжкий грешник. Психика этого человека находилась в угнетённом состоянии.
— Встаньте! Он ничем не поможет вам! — стал теребить его.
Но тот не обращал на меня никакого внимания. Священник, посмотрев в его глаза, пришёл в неописуемый ужас. Батюшку Николая начало трясти. Увидев его реакцию, я просто расхохотался.
— Ещё раз говорю вам: он ничем не может вам помочь!
После этих слов батюшка опомнился и тихо проговорил:
— Простите! У меня сегодня много дел. Мне нужно срочно идти, — и взглянул на меня. Наши взгляды встретились — я получил власть заняться этим человеком, а батюшка Николай рванул к себе в кабинет — прозорливо наблюдать, что я буду делать.
— Встаньте! Пошли отсюда. Может, я чем-то смогу помочь вам? — с этими словами помогаю ему подняться.
Вышли за церковную ограду. Говорю незнакомцу: иду домой, если вам по пути, пойдёмте вместе. Спрашиваю, в чём проблема, из-за которой пришлось становиться на колени?
— Я людей убивал.
— Много?
— Шестьдесят четыре человека.
Рассмеялся.
— Киллер?
— Я не киллер. Снайпер, — с обидой в голосе скорректировал меня попутчик.
Взглянул в его глаза. Тяжесть непомерных беззаконий дошла, наконец, и до Творца — человек стал таять, как свечка и разваливаться, как глиняный колосс. Чувствую, пора менять тему.
— Как вас зовут?
— Игорь.
— Ну, а меня Олег.
— И сколько вам лет?
Уже не помню, сколько он сказал тогда. Кажется, сорок восемь или девять. К пятидесяти. Лицо его было чёрным, словно копоть и сажа просвечивали через кожу.
— Дети у вас есть? Жена? Семья?
— Да. Жена и сын.
— И где вы живёте?
Этот вопрос Игорю явно не понравился. Мгновенно возникло отчуждение. Молчит. В глазах загорелись огоньки враждебности.
— Мне нужно это знать, чтобы не гонять вас за тысячи километров от дома. Может, рядом с вами живут люди, которые смогут помочь вам.
Услышав ответ, успокоился.
— В Архангельске.
— Ого! Как далеко! И холодно же там? — удивляюсь.
— Приполярье. Я там никогда и не был.
— Да, холодновато.
— А сюда вас как занесло?
— У меня брат здесь живёт.
Стало понятно, кто насоветовал идти на пасху с такими тяжестями к благочинному.
Всё. Информация собрана. Ясно, кто может помочь несчастному.
— В Одессе пока ещё жив один старчик. Зовут его схиархимандрит Иона. Служит он и иногда принимает в Покровском мужском монастыре. В Одессу приедете, там вам любая старушка в храме скажет, как доехать в монастырь и найти схимника. Вас он не примет. Пасха. На пасху он никого не исповедует. Напишите и передайте ему записку. Там все так делают. Он молится за тех, кто просит его молитв. Напишите своё имя, проблему и просите его помолиться за вас. Не уезжайте сразу. Если у вас есть ещё время, поживите в монастыре дней пять. Господь может всё поправить и тогда он выслушает вас.
— Спасибо.
— Я напишу вам название монастыря и как зовут монаха. Думаю, он сможет помочь вам. Всё, давайте прощаться. И, если вам закажут меня, выстрелите в воздух, пожалуйста. И без контрольного в лоб.
Улыбаюсь, когда говорю ему, но снайпер с разваливающейся психикой только смотрит на меня мёртвыми глазами. Оставляю его стоящем на дороге. Кто знает, как сложится его судьба и моя? Дома до меня доходит — Марковские хорошо знают брата этого человека. Очередная постановка «святого семейства».
И я вспомнил его брата. Очень похожие друг на друга круглолицые мужички с волосами ежиком. Только тот носит очки. Близорук. Решили навести страху на Олега. Но в душе пасха. Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!
Смерть и похороны Патриарха Алексия II
Пятого декабря 2008 года умирает Святейший Патриарх Алексий II. Этот незаурядный человек был гарантом того, что меня здесь не будут убивать хотя бы явно. Теперь его не стало.
В храмах Донбасса, по благословению митрополита Илариона служили заупокойные литургии по новопреставленному. Помню, поругался из-за того, что Марковский отказался читать заказанные имена на литургии о здравии. В конце концов записки взяли и прочитали. Возвращаюсь домой. Мама оставила записку — ушла в магазин. Зашёл на кухню. Поднял крышку кастрюли. Свежий борщ. Увы! Для убиваемых это средство для вызывания рвоты, и только.
Как вдруг слышу ласковый голос матушки Тамары: «Покушайте борщика. Помяните патриарха»! Смотрю, в кухне стало как-то непривычно легко дышать. Куда-то ушло постоянное чувство рвоты и тошноты. Голодному семь лет при полном холодильнике даруют высшую милость — перед тем, как отправить на тот свет вслед патриарху, — право один раз спокойно, как всем, покушать постного борща. Воистину, в Мариуполе бог это Марковский и его матушка!
Сажусь за стол. Последний раз я ел подобное варево восемь месяцев тому. Три половника. Не придут ли в бешенство от такой вольности Марковские? Нет! Терпят, пока я осторожно съедаю маленькую тарелку борща. Ровно через десять минут приходит мама. Не говоря ей ни слова, ложусь на диван вычитывать псалтырь.
Ненависть матушки и батюшки к этому времени приобрели характер ожесточённого упорства. Матушка лгала каждый год, показывая прислуге бутылки шампанского — воры! Он и мать его! Специализируются на шампанском. Лгала так, что уже сама в это непоколебимо уверовала. Восемнадцатого декабря 2008 последний раз занёс двумя ходками (сил уже не было поднять всё сразу) бутылки, скопившиеся за год. Матушка в это время была на втором этаже служебного корпуса. Сделав лицо оскорблённого достоинства, плачущим голосом говорит мне:
— Олег! Мы не можем принять это!
Смотрю на матушку Тамару, а та чуть не плачет.
— Что случилось! Батюшкам надоело каждый год пить одно и тоже? Но маме ничего другого не дают. Она же простая акушерка, принимает роды. И только.
— Да дело не в этом, Олег!
— А в чём же, матушка?
— Оно же краденое!
— Как — краденое? — не понял я.
Наступила гнетущая пауза. Ноги мгновенно стали ватными. Ушат ледяной воды, наконец, вылит на голову того, чьё присутствие в храме давным-давно стало невыносимо для Марковских. От неожиданности, думая, что здесь какое-то недоразумение, продолжаю:
— Маме дают почти каждую смену цветы, конфеты или вино. Вино несём в церковь. Если его дают акушерке по традиции за успешные роды, то как же оно может быть краденым? — отвечаю ей, а самого ужас пробрал.
Но матушка с лицом оскорблённого достоинства отвернулась к окну. Разговор окончен. А я и не думаю забирать его обратно. Ещё чего!
—Матушка! Оно не краденое. Ставьте его на столы. Это я вам точно говорю.
Двенадцатого февраля 2009 года в день памяти Трёх Святителей раба Божьего Олега свезли умирать в отделение нефрологии (тихой почки). Как всегда, без власти мариупольских богов это ответственное дело не обошлось. Года за два до этого однажды остановил возле собора матушку и говорю ей:
— Удивительное дело, но на Трёх Святителей батюшка Николай один причащался. Не было ни детей, ни взрослых, хотя храм был забит народом. Он вышел с чашей. Постоял и занёс её обратно. Когда он открыл царские врата, в храм буквально хлынула такая высокая чистота, что достойных причастится в этот день не нашлось. Даже грудных младенцев. Вот что происходит, матушка, когда в храм приходит реальная, а не вымышленная, святость Трёх Святителей.
Глянул ей в глаза, а они буквально переполнены злобой и жгучей ненавистью. «Ой, лучше бы я ей ничего не говорил!» — подумал, прощаясь с матушкой Тамарой. Тогда мне и голову не могло прийти, что занесут меня в палату для умирающих именно в этот день.
Святой праведный Иоанн Кронштадтский
Но еще раньше, в один из осенних ноябрьских деньков, когда на вечернюю в храм собираются от силы пять-восемь прихожан, я сподобился посещения великого праведника Иоанна Кронштадтского.
Начало службы. Подхожу к подсвечнику Иоанна Кронштадтского. Зинаиды, в прошлом буфетчицы на круизном лайнере, нет и в помине. Взглянул на икону святого, а он говорит, не говоря, человеческим голосом.
— Зины (старушки с подсвечника) сегодня не будет. Ты стой на её подсвечнике.
— А на моём кто будет стоять, батюшка Иоанн? — спрашиваю его.
— На твой подсвечник сегодня не поставят ни одной свечки, — успокоил меня праведник.
— Стой, молись и поставь мне свечку.— добавил батюшка Иоанн.
Служба прошла быстро. Взглянул на икону великого святого. Что он мне дальше прикажет делать? А он будто мои мысли прочитал и говорит:
— Служба кончилась, теперь иди к Татьяне Ивановне, попроси у ней книгу «Моя жизнь во Христе», открой её, не глядя в книгу. Что прочитаешь первым, то твоё.
Мне бы удивиться. Но на душе вдруг стало так тяжело! Много необычного во всём этом. Даже для старца Зосимы Никольского, покровителем которого и был великий Иоанн. И который силой своего благословения вначале поставил меня помогать Зинаиде на подсвечник праведного Иоанна.
Деваться некуда. Отпуст. Благословение. Плетусь по ночному двору к Татьяне Ивановне. Стучусь. Откроет ли? Открыла.
— Татьяна Ивановна! Простите за поздний час. Мама очень хочет почитать «Моя жизнь во Христе», а её ни у кого нет. Или сами читают.
— Ой! Всё вам не дам. Я со вторым томом сейчас работаю. Он мне нужен для занятий, — отвечает учительница.
— Давайте первый. Мама вообще ничего его не читала, кроме проповедей.
Стою, жду. Вновь открывается дверь. Книга у меня в руках. Не глядя в неё, открываю, как придётся. Машинально читаю: «Жизнь человеческая на Земле есть изгнанничество». У меня душа упала в пятки, так нехорошо мне стало. Небесный приговор земному человеку. Благодарю. Обещаю через две недели вернуть. Иду, убитый прочитанным, домой. Эвакуация с подсвечника блаженной неминуема.
На другой день выкладываю всё Вере Николаевне. Та внимательно меня слушает, не перебивая, до конца. Вдруг она молча закрывает от ужаса своё лицо ладонями и начинает плакать. Мне становиться ясно, что ждёт чистильщика подсвечников. Иллюзий больше нет. Сгорели они вместе со свечкой праведному Иоанну.
В последний мой год стояния на подсвечнике, в день памяти Ксении 6 февраля, великой святой с берегов Невы нанесли столько букетов, дорогих и дешёвых, что стоять возле подсвечника стало просто невозможно. Засмеялся: «Выгоняет меня блаженная на все четыре стороны!» Стал по традиции считать, сколько? Вышло шестнадцать букетов. Рекорд. Больше двенадцати никогда не приносили. И вдруг перед глазами встала комната в студенческом общежитии 9 июля 1992 года. Цветы на подоконнике. Всюду. Отпевание счастливого студента.
Через три с небольшим года предсказание соседа Ксении, праведного Иоанна, исполнилось. В больницу с температурой и приступом гнойного пиелонефрита свезли калеку, десять лет не евшего живых овощей и фруктов, шесть с половиной лет не пробовавшего даже ржавой селёдки. Те, кто устроил мне такую диету, были вполне уверены, что из этого отделения меня радостно встретит только морг.
Привезли меня вначале в урологию, но врач-уролог, осмотрев и опросив, отказался принимать труп в отделение.
— Вам до полулитра антибиотиков в капельницах на день придётся ставить. А организм доведён до полного истощения. Мы не в состоянии брать на себя такую ответственность. Вы даже рыбу не можете есть. У нас такой уже лежит с месяц. Начали его лечить, а он ноги потерял. Неподвижен. Договаривайтесь с другим отделением. Всё!
Палата № 21
Мама договорилась рядом, в нефрологии. Тем и этим, что полагается, отдала. И вот уже несутся сестрички. Ищут вены, капельницы ставят. А я знакомлюсь с соседями. Их всего два. Игорь-абхаз 53 лет и Александр, мальчик портной младше двадцати лет. Схема палат для умирающих везде одинакова. Один относительно ходячий пациент для двух лежачих. Лежачие расплачиваются сладким, соками, сыром, фруктами. Лежачих двое. Игорь и я.
Прошло несколько часов и я вспомнил об иконе святителя Луки. Вынул её из-под подушки и стал читать ему молитву. Взглянул на святителя, а он и говорит: «Ничего не ешь с больничной посуды. Заразишься. Не пройдёт и двух недель, как ты выйдешь отсюда своими ногами». Ну, думаю, загнул великий хирург. Гемоглобин из-за невозможности есть полноценную белковую пищу упал до семидесяти девяти. После десяти шагов в глазах появлялись белые мухи и можно было запросто упасть от потери сознания.
А святитель Лука, специалист по гнойной хирургии, оказался прав. Антибиотики за неделю развалили окончательно всю иммунную. На восьмой день в полости рта появились первые язвы на слизистой. Только тогда я вспомнил, что из-за чувства голода не стал ждать маму с судочками постного, пюре на воде и вареной капусты кольраби. Наелся больничной каши с жирной, плохо вымытой миски. Эти язвы никогда бы не появились, если мы с мамой знали, к чему приводит восьмилетний принудительный великий пост в больном, ослабленном теле. Знали, искали бы биодобавки, которые, в конце концов и вытащили меня с того света.
На Иверскую, 25 февраля, в палату вкатили ужас. Из Талаковки. Клиент валялся на каталке в чём мама родила. Лёжа на боку, держал капельницу, которая уходила чёрной трубочкой прямо в зад. Резекция прямой кишки?
— Ты из Талаковки? — спросил меня голый мужик, судорожно схватившись за мою руку.
— Нет-нет, — в ужасе произнёс я.
Времени на раздумье больше не было. Зашёл к лечащему врачу.
— Выписывайте. Клиент созрел.
Но врач серьёзно поглядел на меня.
— Ты сам доедешь домой или я вызову скорую?
— Доеду. Спасибо вам, что лечили и не отказались от меня.
Собравшись в коридоре, свернул все вещи в рулон, оставил их на койке и вышел в коридор. Через час, теряя периодически сознание, доехал домой. Зашёл к соседке и взял ключи от квартиры. Предсказание святителя исполнилось в точности. Начиналась новая жизнь.
С первых чисел марта 2009 года состояние моих язв во рту значительно ухудшилось. Любая еда, даже манная каша, вызывала нестерпимую боль, от которой темнело в глазах. Больше семи глотков еды проглотить уже не получалось. Плюс рвота после восьмого глотка. В туалет ходил по стенке.
На мне была обязанность по общему коридору — закрывать два замка и засовы на общей двери. Сосед мыл прихожую, я крестил и закрывал на ночь дверь. Однажды прямо на ней, от недостатка гемоглобина, потерял сознание. Мне оставалось недолго. Зато матушки не ходили, а летали по церкви. Сбылись «вещие» слова матушки Тамары: «Олег, мы вас выгонять не будем, вы сами отсюда уйдёте». Её счастливый смех до сих пор стоит у меня в ушах.
Но было и другое. Почти все прихожане оказались людьми с любящим сердцем. Кто только не заказывал за меня воскресные литургии, молебны, не подавал по монастырям записки «за болящего Олега». Многие отдавали не просто много, а последние копейки. По субботам и воскресеньям мои ледяные ноги и руки после десяти утра постепенно оттаивали, по ним начинало струиться тепло. Наверное, тех, кто откликнулся на мою беду, было более ста человек. И это не считая священников почти во всех церквях города. Можно сказать, некоторые батюшки стали вынимать за меня частицы после того, как переполошилась прихожане моего храма.
Впереди меня стоит семейная пара, Татьяна и Николай. Жалея, позвонили своему духовнику, монаху из Бахчисарайского монастыря. В один из безрадостных вечеров, когда весь рот зудел от нестерпимой боли, в углу комнаты кто-то появился. «Ба! Да это Татьянин монах из Бахчисарая! — подумал, глядя как человеческая тень молится в углу. — Посмотрим, что он может»? Прошло минут десять. Мне стало легче. Вздохнул. Надолго ли?
В этот момент с монахом началось твориться что-то невероятное. Он внезапно сжался от страха. Да не просто страха. Монаха трясло от чего-то ужасного, никогда им не виденного — какая уж тут молитва!
Поняв, в чём дело, стал озираться по тёмным углам комнаты. В противоположном углу стоял бес. Настоящий! О! Как страшненько стало бедному монашеку. Стоит в углу, трясётся весь.
Уж чего-чего, а такого я не ожидал. Забыв, что мне и говорить-то нельзя, расхохотался, глядя на беса и монаха. «Если ты боишься простого беса, обнажившего оружие против тебя, то что будет с тобой, опытный монах, когда ты увидишь их скопом во всей своей красе»? — продолжал хохотать, уже не замечая кипятка во рту и горле. Повеселила меня в тот день сердобольная Татьяна на славу. Перестав смеяться, поискал глазами монаха, молитвенника за весь мир. Того и след простыл. А бес остался.
Вновь потекли будни, наполненные предсмертной борьбой. Меня причащали раз в неделю, по понедельникам. Но первые две недели духовник дважды приезжал в больницу по воскресеньям, исповедовал и причащал. После первого причащения в больнице, на Сретение, выйдя из туалета, потерял сознание и разбился головой о плитку пола. Минут двадцать пролежал на полу, не приходя в сознание. Под глазами мгновенно стал образовываться огромный отёк. В воскресенье, на заговенье перед масленицей, 22 февраля, батюшка Николай вновь приехал, но мной он был жутко недоволен.
— Вы не всё открываете на исповеди, — сказал мне духовник. — Чем вы ещё согрешили?
От неожиданности я чуть не подавился. У меня и в мыслях не было что-либо скрывать.
— Батюшка! Ничего не скрываю. Может тем, что сидел на холодном сиденье в трамвае. Не было сил стоять, а варежки в очередной раз потерял. Если бы поберёгся, ещё бы ходил в храм.
Затем отвечаю на его вопрос, что со мной. Откуда два чёрных, с кровоподтёком, синяка.
Мой духовник удивлённо поднял на меня свои глаза и произнёс:
— Ну и понаделали.
Больше я его не видел. Он в Великий пост не ездит на причастия. А меня стали окормлять отец Гавриил и отец Николай (Троицкий) из храма Святой Троицы.
Полёт над смертью
Отец Гавриил, зять отца Николая, пошёл по тому же пути.
— Что ты сделал? Говори? — выслушав первый раз мою исповедь, принялся трясти синего от голода и медицинской синьки, уже бывшего чистильщика подсвечников.
В православии так принято. Если человек тяжко заболел, ребёнок свалился с гриппом, старушка ногу поломала, морская свинка на кухне перед телевизором сдохла — пиши пропало! Всё рано или поздно сведётся к одному из трёх вопросов. «Чем ты согрешил»? «Как ты согрешил»? Или «Что ты сделал»? Другого быть не может. Все беды у православных христиан происходят только от их личных грехов. Убил — околел. Украл — разорился. Поперхнулся — грех не исповедал.
Но вместо исповеди «секретных» грехов подаю отцу Гавриилу конверт, поясняя.
— Стройка церкви, которую вы ведёте, нам не безразлична. Мы с мамой решили тоже принять в этом участие, — здесь четыре тысячи гривен, возьмите на кирпичи.
Батюшка стал отказываться. Лекарства, врачи, это нужнее.
— Нет, — говорю. Ни лекарства, ни врачи не помогают. Всё зашло в тупик. Язвы всё глубже и больше. А на стройку возьмите.
Гавриил не смог скрыть своего удивления при виде таких денег в обшарпанной, нищенской квартире.
Сверля меня ледяным взглядом, спросил:
— Откуда деньги?
— Это не наши.
— А чьи?
— Роддомовские. Мамины сотрудники дважды собирали деньги нам на больницу. Мы их не хотим. Пусть они пойдут на церковь. Им будет милостыня.
По глазам вижу, азербайджанец соблазнился и не поверил. Какой там роддом, разве там есть люди, которые могут помочь? Мы люди, они нет. Но деньги кинул небрежно в дипломат.
На следующий день Катерина Григорьевна буквально затаскивает маму в свечной.
— Вера, возьмите деньги Олегу на лекарства. Здесь хорошие деньги, — насильно кладя свёрточек в карман матери.
Как мама не отказывалась, пришлось взять. Приходит домой, плача выкладывает «цену оценённого» по-мариупольски. Восемьсот гривен.
— Мам! Добавь ещё двести, которые Гавриил не захотел брать за соборование. Завтра сходи вечером на всенощную к Гавриилу, отдай ему. Если он не будет брать, при нём положи деньги в ящик для пожертвований.
С этими словами стал внимательно рассматривать купюры. Четыре бумажки по двести гривен. Все старого выпуска, потёртые. Такие ещё и поискать надо. Подобрали так, чтобы не спутать, если вернёт. Было у кого учиться.
— Мам! Найди такую же старую и отдай всё ему.
На другой день мама пошла в больничную церковь отца Гавриила. Отдаёт ему эти купюры. Гавриил мгновенно мертвеет. Они застали его врасплох. Не берёт. Тогда мама молча кладёт деньги Марковских в ящик для пожертвований и уходит. Дома лежачий умирающий сын.
А я сделал единственно правильный вывод. Гавриил всё доносит старшему патрону.
Восемь шагов
То, что священник властью, данной ему Богом, смог уложить меня на ледяной пол в кухне умирать от язв во рту, я не сомневался. За тринадцать лет стояния в храме святителя Николая мимо меня не прошёл ни один ведьмак. Делали все, кому не лень. Показывали свою «силу», «могущество» и «средства» отправки на тот свет. Вот некоторые из них.
Делали на след. То есть тебя внезапно сталкивают с места в храме, а на него встаёт вурдалак «энергетику впитывать». Две-три минуты и его нет, а тебе делается «ещё лучше, чем было».
Подбрасывали куски гроба от самоубийц под подсвечник. Спустя пару дней из-под него начинало смердеть разложившимся трупом. Идешь к отцу Николаю и говоришь, люди возмущаются, такое зловоние в углу стоит. Тот не реагирует. Наконец, после повторных жалоб прихожан смрад внезапно исчезает, как будто его никогда и не было. Или, как Зинаиде, подложили маленький сапожный гвоздик под подсвечник. Никакого смрада, но бабушка вдруг пропала. День, другой, третий... Хорошо, что вовремя догадался поднять подсвечник и сжечь гвоздь. На следующий день моя сменщица приползла в храм.
— Ой, Олег, как мне было плохо, я чуть не издохла, — призналась мне Зинаида.
Заказывали панихиды, сыпали землю с могил и песок под двери квартиры, поливали дверь водой и саками, даже стенки под окнами мазали какой-то черной мастикой и писали непонятные каракули. Когда и это не помогло, вдоль наших окон появилась тоненькая полоска соли, а затем пуки чёрных волос. Встречали и провожали домой. Начинаешь читать «Отче наш», а их как ветром сдувает.
Усиленно предлагали «полечить» в церковном туалете по фотографии. В храме нашлось несколько глупых баб. Все они, до этого совершенно здоровые, сгорели за месяц от таких экзотических онкологических заболеваний, что язык от диагноза можно сломать. Одну из них, Лидию, я помню до сих пор.
Проводили гребешком для волос по руке, касались руками, сжимали кисть руки, внезапно обнимали и крепко прижимались всем телом к тебе, ненаглядному, особенно после таинства причастия, садились на твой стульчик, мазали собственной слюной со спины, засовывали в изгиб локтя бумажную гривну, втыкали иголки, булавки в одежду и ими же кололи...
А ещё есть мои подарки, волосы, сперма, ногти, слизь, моча, кал или просто забытая у «подруги» перчатка или зажигалка. Всё это идёт в дело.
Но чаще всего эти «мастера» и «мастерицы» просто ставили за мою скорую и долгожданную смерть обыкновенные свечки, которые они покупали в церковной лавке.
Список этих манипуляций, которые хорошо известны вселенскому православию, можно продолжать до бесконечности.
Всё это достаточно просто. Кто как может, тот так и делает. Но вот беда, в городе не нашлось ведьмы, чтобы незаметно отправить меня на тот свет. И это до невозможности расстраивало моего батюшку. После сотни-другой неудач местных «профессионалов» вдруг стали появляться гости из других городов.
2006
Первого, кого нашёл духовник, был опытный знахарь и чернокнижник со Львова. В тот день, понедельник, на мой подсвечник пришла Марина, моя ученица. Завидев нас, усатый и бородатый, в хромовых сапогах, ведьмак направился к нам. Знакомиться. Нёс он пургу и околесицу, а затем властно приказал дать ему Богоявленской воды. Отворачиваюсь. Не отстаёт. Нет воды, так дай служебку (служебная просфора, раздаётся после службы). Да фиг тебе, вурдалачина.
Взял тарелку и пошёл выбрасывать огарки. Возвращаюсь, а добрая душа-Марина уже протягивает ему воду. Спустя некоторое время девушка стала лаять по ночам. Львовские гостинцы.
После заезжего мага в один день из меня в буквальном смысле стали вытягивать душу и кинули её на дно адское. Крючок такой специально делается, книга чёрной магии открывается. Он во Львове, ты в Мариуполе, но рука его в метре от меня была. Состояние неописуемое. Едва успел крикнуть матери.
— Беги в храм. Скажи: Олегу плохо. Проси молитв.
Вымолили меня отец Владимир (Кирильченко), раба Божья Наталья и ещё одна бабушка на полах.
На другой день начались разборки. Всё опять упёрлось в отказе священника допустить меня в воскресенье к причастию. Не допустил отец Александр (Новиков). По формальному признаку. Ночью было осквернение (поллюция).
— Вы сказали ему, что вы причащаетесь по благословению духовника в таком случае? — спросил отец Николай.
— Не сообразил. Думал, если он священник, то видит волю Божью и поступает по Его воле. А он просто в сторону свалил.
— Что он вам сказал?
— У него всё просто. Сделал ангельский вид и говорит: Я тебе не запрещаю, но и не благословляю. Делай, что тебе подсказывает твоя совесть. Хочешь — причащайся. Хочешь — готовься к причастию во вторник. Будет литургия. Развернулся и ушёл. После отказа священника прямо допустить к причащению, я не дерзнул идти по вашему благословению. А вас и спросить невозможно было. Вы уехали в Донецк.
— Я скажу ему, — ответил мне Марковский.
— Ему без толку что-либо говорить. Он лет пять как в паутину попал. Ему оттуда не выбраться, — отвечаю.
— В какую паутину, Олег? — удивляется батюшка Николай.
— В Интернет. Паутиной называется. Если в неё попадёшь, то душа твоя ничего не почувствует, когда ближнего своего на тот свет отправляет. Антипод духовному зрению. Человек слепнет от неё. А он по пять, шесть часов торчит в ней каждый день.
Отец Николай вмиг каменеет. Попал в точку. Снова лицо белое как мел.
Про то, что это слова блаженной Матроны Московской, ни слова. Очень редко, когда Матрона не пускала к себе кого-либо на кладбище. А с двумя руководителями паломничества по святым местам 1997 года что-то случилось. В ответ на мою просьбу сходить всем к Матроне, оба встали на дыбы (Агабеков и Новиков).
Нет. Ни в коем случае! Кто она такая? Не канонизирована. Запрещаем идти к ней. А кто пойдёт, того ждать не будем, развернёмся и уедем без самовольных нарушителей церковной дисциплины. Я чуть не заплакал. Но ослушаться не посмел. А были мы в Даниловском монастыре. В двухстах метрах от её могилки.
— Ты с ним не связывайся. Он (Новиков) попал в паутину. Ему оттуда не вырваться.
Я и не связывался. Для этого и приезжал львовский чернокнижник, ища слабое звено в православной обороне и нашёл. Всегда найдётся человек, который не заметит смерти в своих руках. И этот священник тоже целибат.
Прошёл год. Затем другой. Великий пост. Перед отпустом на подсвечнике внезапно появляется прожжённый мужик.
— Выручи. Поиздержался. Жена с детьми на вокзале, денег нет. Уехать не можем.
Молча выгребаю карманы (первая ошибка). На эти три-пять гривен и расстилается дорожка в могилу тому, кто даёт. Ты ему деньги (выручать надо), он тебе проездной до места назначения.
Слушаю, что говорит дальше. От этого волосы становятся дыбом. Упоминает Екатеринбург-Петербург (родина приёмных родителей и заказчиков), Токмак (родина деда и бабки по отцу), Старокрымское кладбище (похоронены отец, бабка, дядья, тётки).
Везде смерть. Говорит властно, как гвозди в гроб забивает. Пришёл конкретно за мной. Через год всё было готово. Осталось только сделать выбор. И я его сделал.
В то утро (2 апреля 2009 года) я впервые понял, что дальше медлить нельзя.
Пишу восемь обыкновенных писем с просьбой о молитве.
Но за каждый адрес лукавый мстил потерей сознания, истериками от нестерпимых болей и буквально беснованием. За три дня лежащий пластом труп с синим лицом и высохшим телом (весил шестьдесят килограмм вместо восьмидесяти пяти) написал восемь писем.
Здесь необходимо пояснить. Надо знать, Кому, Что и Как писать. Я ЗНАЛ. За то, что отстоял на подсвечнике долгих восемь лет, не пропуская ни одной службы. Год — письмо. Восемь писем — восемь лет. Как-то на исповеди Марковский не выдержал и говорит мне.
— За это (послушание на подсвечнике) Бог вас не оставит ни в этой жизни, ни в той.
Спустя три недели после последнего письма, брошенного в почтовый ящик матерью, труп появился на приходе Святой Троицы, куда потопал своими ватными ногами. На смену тени смерти пришла тень жизни.
Марковский прекрасно понимал, что я не захочу попадать в новую ловушку на приходе Гавриила, поэтому приду опять на своё место. Третьего мая, в воскресенье, с успехом доехал до Никольского собора, отсидев службу на стульчике кроткой Марии. Вечером хотел почистить подсвечник и уже собирался на службу, как внезапно открылась рвота, тошнота, тело начало разваливаться от нестерпимых болей.
— Мам! Всё вернулось!
Мать только взглянула на меня и всё поняла.
— Тебе придётся идти в церковь и просить благословения Марковского ходить в храм к Агабекову. Сам я не дойду.
Мама собралась и через час с небольшим вернулась домой.
— Он так обрадовался, что ты его просишь, улыбаясь, благословил. Весь сиял: Да, хорошо, конечно, пусть идёт.
— Утром он ездил к владыке. У того сегодня день рождения. Батюшки нет в храме, нет и бесов — отработал всю службу. Но как только Марковский приехал, первым делом доложили: Олег приходил утром на подсвечник. А, вернулся! Так на тебе бесов, которых с таким трудом выгнали восемь монахов и епископов. Тварь! Сгною тебя вместе с этим подсвечником и твоими епископами.
Так духовник, вновь нагнав на моё место бесов голода, окончательно не только выдавил меня из собора, предварительно изуродовав, но и сбросил с себя ненавистное ярмо духовника. Иуда-компани. Вначале лишили хорошо оплачиваемой работы в колонии, затем сунули в каторжный техникум, за пятьдесят месяцев превратив в едва ходящего калеку, потом принялись добивать на подсвечнике клеветой и травлей.
Впереди у меня нет выбора. Могилу вырыли. Заново. Сверху досок набросали. Стульчик поставили. Садись! Передохни! Тебе рады, гость дорогой! Всё внимание тебе! Забудь, что тебя убивали пятнадцать годков. Здесь только друзья. Набери вес. Жирок нагуляй. Покажи себя. Расслабься. Сценарий своей смерти ты напишешь собственными руками.













Глава IV
Яма. Тотем Святой Троицы
Община азербайджанца
Сюда пришли те, кто не хотел смиряться с отсутствием конфет, ласки и заботы. «Должности» старших в моём храме для них были закрыты. Эти люди представляли пустое место для недоверчивых Марковских. Непробиваемо недоверчивых. Поэтому на них никто и не смотрел. А это очень болезненно. Не им, не их «православным» детям Марковские не оказывали никакого внимания, что утраивало обиду до состояния щёлочи.
Стой и молись, пока молится (за глаза «пока не сдохнешь»). Так тикали годы. А мы всё стоим и стоим, как серые мыши. А им очень хотелось почувствовать себя людьми. Бабушки-прихожанки были ещё в силе, им хотелось просвирнями стать (печь просфору), поварихами, швеями, на полах шваброй поиграться. Момент представился.
Шестнадцатого февраля 2006 года протодиакона Гавриила Атабекова в нашем храме рукоположили в иереи. Как — это отдельная история. И когда новоиспечённый батюшка открыл свой приход, толпа недовольных (25 человек) побежала за ним, кляня про себя «злых» Марковских. Побежали, не получив от Марковского как настоятеля благословения на переход в другой храм, кроме Клавдии, бригадира маляров. А «у Гавриила» их ждал совсем другой приём.
Внимательность! Забота! Сердечность! Теплота! «Восточные сладости из Сумгаита». К ним отнеслись как к родным братьям и сёстрам, а не пыльным чучелам из чулана старых икон (есть и такой у Марковского).
Причём этот «дефицит» раздавался строго по ранжиру. Ранжир напрямую зависел от того, КОГДА ты пришёл на зов отца настоятеля. Когда откликнулось ТВОЁ сердце. И не просто пришёл, а что ты лично сделал, чтобы приход открылся на Благовещение 2006 года. И те первые прихожане, взявшие в руки мастерки, кисти, шпатели стали активом или церковной двадцаткой. Двадцаткой, получавшей от Гавриила самые доверенные поручения.
Очень скоро умело организованное инициативой «опытного» настоятеля, ядро зажило особой жизнью с настоятелем. Общие застолья, общие поездки, общие дела, кумовство, браки между новыми подвижниками Гавриила, личное послушание всех одному — непререкаемому авторитету «батька» настоятеля.
К моему появлению их совместная приходская жизнь длилась аж три года. За это время на приходе успели наштамповать массу традиций, как будто приходская жизнь здесь кипела лет шестьдесят, не меньше, а прихожане прошли тюрьмы, лагеря и ссылки за стояние в вере.
Кто здесь «свой», а кто «чужой» легче всего было определить на освящении воды. Получить Богоявленскую воду на освящении в храме можно было только одним способом: ждать в очереди, когда тебя побрызгают несколько раз разбавленной после освящения водой (та самая капля освящает то самое море). Летом, на освящении мёда и фруктов, еще и с пылью и грязью.
Зато своим и нашим, в том числе и знакомым ментам, благотворителям и просто «активным» подавалась неразбавленная вода (!). Азербайджанец торгует Божьими дарами, укрепляя свой авторитет. Умеет Кавказ показывать, кто друг, а кто нет. Срабатывает безотказно. Купленные вниманием и лаской эти люди за «батюшку Гавриила» порвут любого, как преданные псы.
Как только семье Марковских стало ясно, что я не собираюсь возвращаться на Новосёловку, отец Гавриил провёл с «доверенными лицами» подробный инструктаж. Ласка и любовь вместо травли и клеветы. Сделайте вид, что он наш. Наше кредо — имитация. Растает, обмякнет, начнёт давать информацию и чем больше, тем лучше.
«Любовь к нелюбимому» делали прислуга или женщины, одетые в зелёные переднички или короткие халаты того же цвета. «Зелёненькие» человечки армии Гавриила Агабекова. А я стал купаться в волнах имитации. Имитации церковной общины. Со мной были приветливы только ближние настоятеля. Остальные, зная, что про меня говорят, просто шарахались как от прокажённого. Быть оклеветанным не хотелось никому.
После стольких лет травли язык сам собой развязался. Множество историй из этой книги перекочевало в досье азербайджанца благодаря «Абверу» — «добрым бабушкам» из свечного и кухни. Им было приказано собирать и запоминать всё, что говорил «объект». Информация — бог для тех, кто рыл глубокую яму для обидчика Марковских.
Зосима, дети и его благословение
На приход отца Гавриила я пришёл со множеством благословений, о которых я не собирался забывать и от которых я не собирался отказываться. Именно это и сохранило меня, мою личную жизнь и свободу. В один из приездов в Никольское к батюшке (август 1998 года), тот мне трижды повторил:
— Я на взрослых совсем не смотрю, только на детей. Будь прост, как дети. На детей смотри.
Это же говорилось всем чуть раньше на проповеди. Трижды.
Понимая, что это благословение на будущее, особенно в него не вникал. О нём вспомнил, когда дети сами повалили к моему подсвечнику. Но сущности его не видел. Или не осознавал. Я просто тогда не знал, для чего схимник затеял эту возню с подсвечником. Что у меня больная простата и всё может кончиться урологическим кошмаром, забыл. И моим переселением «на реки Вавилонские» прихода Святой Троицы.
О том, что сценарий-благословение от отца Зосимы попахивал мертвецом и вёл в могилу, понял, когда западня захлопнулась и переиграть что-либо было уже невозможно.
Однажды, на херувимской, услышал голос своего духовника.
— Вы и здесь среди детей.
Похолодел. Он в это время молился в алтаре на Новосёловке и видел всё, что творилось у нас на приходе. В том числе и меня, сидевшего посреди внуков моей приходской знакомой. Неограниченные возможности того, кто умеет пользоваться благодатью, данной при рукоположении.
Дети липли ко мне, а я к ним. В декабре 2009 года отец Николай (Троицкий) понимая, что Гавриил ищет способ отомстить, говорит:
— Не трогай детей.
Благословение отца Зосимы слепило. Я ничего не видел. Прошло полгода и меня стали сажать на пожизненное. И только тогда я решился всё открыть на исповеди отцу Гавриилу. Говорю ему под епитрахилью, что дети вокруг меня далеко не случайность. Отец Зосима никольский благословил трижды. Тот не поверил. Исповедь немедленно разгласил своему тестю. Прошла неделя.
Из Никольского вместе с Марковским в его машине возвращалась прихожанка. Она очень удивилась появлению благочинного в монастыре. Всем были известны его «сдержанные» чувства по отношению к старцу. Не выдержала и спросила. Тот ответил: просто ехал из Донецка, был у владыки, решил свернуть и помолиться в часовне батюшки Зосимы.
Меня ужасом пробрало. Такой не даст покоя и мёртвым. Душу тряс из упокоенного схимника до тех пор, пока тот не подтвердил — да, давал такое благословение в 1998 году. В отместку Зосима тотчас кинул на Марковского старуху с палкой.
А та прилипла как банный лист — довези, Христа ради, до Мариуполя. Именно она, удивляясь неожиданному появлению Марковского в монастыре, нашла меня перед литургией в субботу. И не подозревая о причинах крюка благочинного, выложила «новость». Зосима против Марковского. Для него смерть первая значения не имела, как и смерть вторая.
Спустя некоторое время после предупреждения Троицкого, протоиерей Гавриил как-то странно стал смотреть на то, что малышня общается со мной на приходе. Зависть? Гнев? Как? Я их собрал, а у меня их забирают? Отбивают от рук моих? На моём приходе? Нет ничего страшней этих чувств. Особенно, если зависть коснулась сердца восточного человека. В этом случае возможна только месть неверному.
Был во всём этом и ещё один момент. Наконец-то священник, видя, что я говорю с детьми, а значит, проявляю интерес, нашёл способ уничтожить, если не меня, то моё доброе имя.
Спецоперация «педофил»
Её можно было бы выделить красным, так основательно и тщательно к ней готовилось энное количество людей. После того, как всё это произошло, участники этой мерзости представляются мне следующими:
— Жовтневое РОВД города Мариуполя, проверявшее все детали дела — куратор;
— Предприниматели, близкие к Агабекову;
— Нищенка Ирина-эпилептичка с дочерью и её сожитель со товарищами — исполнители преступления;
— Посредник, который привёл девочку к насильнику в условленное место. Он и сядет вместо преступника;
— «Свидетели» с двух приходов, подавшие свои устные или письменные свидетельства числом больше тридцати Никольского кафедрального собора и прихода Святой Троицы города Мариуполя (актив и приближённые);
—Заказчик. Протоиерей Николай Марковский и его семья;
— Организатор — протоиерей Гавриил (Агабеков).
Остальные выступают в качестве пострадавших, хотя одна из них, Яна, внештатный сотрудник милиции, согласившаяся играть роль «потерпевшей», но насколько простиралась её роль, мне неизвестно.
В январе 2010 года на больничном приходе появились две женщины с детьми. На Новосёловке, в Никольском храме, их не было. По их словам, они перешли с Агробазы (настоятель отец Алексий). Одна, по отцу полячка, пришла в храм с двумя маленькими детьми, Максимом, неполных семи лет и Викой, четырёх лет.
Имела две судимости. Прошла СИЗО. Согласилась на сотрудничество с милицией. Вышла по УДО. Дети родились от разных дядь. Первый имел шесть ходок на зоны. Мама потом её вспомнит. Первого ребёнка она рожала у моей мамы в роддоме № 1. Запомнил это и я. Мать пришла умученная после тех родов до предела. Лица на ней не было. Посмотрел вопросительно.
— Ночью рожала спортсменка. Толку от её спорта никакого. Умучилась рожать за неё. Да ещё муж у ней явный зек. Всё в бутылку лез, душу трепал и трепал под дверью. Наглый. Пёр, как танк, в стерильную операционную. Едва выгнали. «Хочу! Мне надо. Это мой ребёнок». И точка.
Её подруга, Ирина, тоже была с младшим ребёнком, Богданом, одногодком Максима. Полячку звали Яна (Иоанна) Генриховна. Именно она станет лакмусовой бумагой всего, что произойдёт на приходе азербайджанца.
В том году Пасха была необычайно рано, четвёртого апреля. И после пасхальной недели события стали развиваться стремительно. На Фомину неделю мама Агабекова, Любовь Максимовна, властно вытянув руку вперёд, сказала мне:
— Убери её! — показывая на крупную женщину.
Смысл был ясен. Её тело загородило проход детям на запивку после причастия. Подхожу к ней, краем глаза отмечая, что за мной крадётся староста и ктитор храма, Олег Иванович. Прошу вежливо, объясняя, дети идут, вы загораживаете проход. Но та и ухом не ведёт.
Такое возможно только в двух случаях. Первый. Просто неверующая. Пришла поставить свечки и ей надо как можно скорее уйти. Второй. Фрау наняли сыграть непробиваемую дуру, чтобы вывести человека из себя. Скорее второе. Вижу, причастие началось, дети идут, проход закрыт. И тут меня прорвало.
— Засуньте себе их во влагалище.
А даме и это пофиг. Она знала, как вызвать подобную реакцию. Инструктаж пройден. Цель достигнута. Зато Олег Иванович окаменел.
— Пойдём со мной. Это как называется?
— После причастия. Мне причаститься надо.
Прошло пятнадцать минут. На входе стоят настоятель и Олег Иванович.
— Батюшка Гавриил! Он такое сказал прихожанке. Это разнузданное хамство! — демонстративно возмущается богач, владелец аптечной сети «Здрава».
Гавриил делает глаза, полные гнева и ужаса!
— Ты на самом деле позволил такое сказать?
— Конечно, батюшка! Именно это я и сказал.
Оба окаменели. Подонок ещё и полный циник. Ему всё по барабану! Ну, погоди мальчик, проучим.
На меня понеслась волна угроз и упрёков. Не слушая их, перебиваю.
— Хорошо устроились Марковские! Решили меня чужими руками удушить. И не придерёшься. Кругом виновен. Всё! Пустите меня, я после причастия.
Последнее, что можно ещё прочитать в глазах «праведников», море жгучей злобы и ненависти. После службы, придя домой, открыл акафист блаженной Матроне и трижды читаю его.
— Не бойся! Иди вечером в храм. Они тебя не тронут.
Олега Ивановича вечером не было. И Гавриила тоже. Служил Троицкий. А я понял, мне отомстят не столько за эту выходку, сколько за то, что хожу в храм, где меня никто не хочет видеть. Противен до желания убить. Но тогда мне и в голову не могло прийти, на что могут пойти «настоящие практикующие православные христиане».
Через неделю порог храма переступил человек, портрет которого — это всё, чем я располагаю на сегодня, не зная даже имени.
На апрель 2010 года возраст не более тридцати, тридцати одного года. Или общий возрастной предел от 29 до 31 года. Сухощавый. Не капли жира в конституции. Кость тонкая. Мышцы не атрофированы, но мышечная масса не развита, грудная клетка не показывает кубические объёмы. Атлетом не назовёшь. Рост чуть менее 180 или 179–180 сантиметров. Волосы тёмные, но не чёрные. Можно сказать, тёмно-каштановые. Они слегка вьются, образуя волнистые пряди, крупные по размеру.
Залысин, ярко выраженного облысения нет. Черты лица тонкие, правильные. Лицо по форме не круглое, овальное. Шея не короткая, голова посажена правильно. Кожа слегка рябая. Гладкой и чистой её не назовёшь. Это, может быть, оспины или веснушки по весне дают такую картину. Можно сказать, немного проблемная кожа лица, но без угрей. Цвет слегка желтоватый. Цвет кожи курящего человека. То есть белой, как у девицы или розовой, как у диабетика, её не назовёшь.
Глаза не серые, и не голубые, губы не тонкие, рот не маленький. Более точно не смогу сказать, его привели на мгновение, может, глаза карие, то есть тёмные.
Ноздри имеют миндалевидную форму, как будто кто-то в роду был бербером. Такие ноздри характерны для стран Магриба. Они придают хищный облик всему лицу. Пропорции и скелетное строение тела и лица правильное. Был одет в поношенную одежду. Секонд-хенд.
Его привёл Гавриил. Он шёл сзади. Когда этот человек вошёл в храм, было видно, что переступил порог он после уговариваний, без всякого желания. Чувствовалось, что это не его среда и он здесь лишний. Стоял посреди храма как зверь, всеми порами тела и души вылавливая понятную для него информацию.
Проходит минуты две. Входит отец настоятель. Увидев, чем закончилось его уламывание, стал что-то вкрадчиво говорить ему. Поговорив с ним минуту, пошёл к себе. А я спросил Веру Васильевну в свечном.
— Вера Васильевна, кто это?
— А сожитель нищенки Ирины, той, что просит на лестнице.
— Понятно, — и, сверля его глазами, говорю. — Неприятный тип.
— Ну, что тут поделаешь, Господь всех хочет спасти.
— Это правда, — отвечаю ей.
Тот, постояв ещё с минуту, направился к выходу. Экскурсия закончилась. Ему показали меня. Меня как «заказчика». Чтобы в случае провала валить всё на «заказчика» и не спутать его ни с кем другим.
Однажды его Ирина пришла на лестницу вся избитая. Причём весьма своеобразно. Тело было практически без синяков и кровоподтёков. Ужас вызывала голова несчастной женщины. По окружности головы были нанесены уродливые, отчётливо видимые раны. В этом случае криминалисты говорят о наличии характерного почерка побоев или их специфичности. Это заставило меня обратить внимание на голову потерпевшей.
Вдобавок ко всему женщина страдала приступами эпилепсии. Один из них сопровождался непроизвольным мочеиспусканием. Приступ начался перед утренней воскресной службой. Часть этого ужаса и его конец проходил на моих глазах. Поведение больной во время приступа не могло причинить даже тени подобных ран. Поэтому я и спросил Веру Васильевну, кто это так разукрасил несчастную?
— Сожитель, — сквозь зубы процедила свечница.
— Да он моложе её. Я думал, он спит с её дочкой.
— Нет, дочка ни при чём, — мотает головой Вера Васильевна.
Было это задолго до того, что мне готовили и я не имел ни малейшего представления, как всё будет происходить. Но характерные раны на голове были настолько неожиданны, что не запомнить их было невозможно.
Прошёл месяц. Яна перестала скрывать, что полудохлый прихожанин, иногда сажавший к себе на колени Вику, ей нравится. Что очень не понравилось отцу Гавриилу. И он тут же отпустил «комплимент» по поводу плотно сбитой Вики. А у меня «чувство» мамы двух детей просто вызвало ужас. Кругом сотни глаз и всё доносится Марковским. Но свои эмоции оставил только в стихах.
Я надеюсь на лучшее,
Но будет всё, как всегда:
О гробах наша песенка,
Из гробов наша лесенка,
На гробах вся страна!
Май 2010.
В июне малая Вика по приказу мамы выследила, где я живу. Она просто бежала за мной, прячась за деревьями. Не зная, как реагировать на такой «подвиг юного разведчика», вынес ей конфет. Ещё через неделю Яна стала изображать жуткие проблемы со здоровьем. Пришлось вести её домой колоть. Вслед за мной мама пришла в ужас. Она узнала спустя много лет роженицу-спортсменку. Что-то страшное накрывало нас с головой, и мы были бессильны это остановить. Ужас исходил от Яны Генриховны и её семьи.
Особенно по утрам. С лучезарной улыбкой «делаем мужа» она выходила мне навстречу, крепко держа своих детей за руки (чтоб не разбежались). Он ничейный. Отец Гавриил разрешил. Просьбы не «провожать» меня после службы и не «встречать» утром никто не слышал. Вся приходская община пялилась нам вслед. Это называлось «делаем свидетелей блуда негодяя с той церкви».
А в середине июня, идя после литургии, неожиданно обнаружил нищенку Ирину с дочерью на бетонном кольце (сейчас убрано) возле рынка на семнадцатом. Рядом парикмахерская, в которую такая публика ни ногой. Иначе пропивать будет нечего. Парочка блаженно потребляла пивко, не спуская глаз с детского садика. В этот садик водили маленькую Вику.
— Перебазировались? — улыбаясь, спрашиваю.
Те чуть не поперхнулись, изменившись в лице. Реакция на мой вопрос запомнилась. Отметил, что их с месяц нет на приходе. По неизвестным причинам.
Нищие, сидящие возле храмов, никогда не просят милостыню в других местах. Иначе это «дикие» нищие. Они работают по соглашению с церковной администрацией. В обмен наблюдают за остальной шушерой, чтобы те не тащили всё подряд из храма, прежде всего аналойные иконы и ящики для пожертвований. Иногда подметают территорию возле входа, поливают цветы, мусор могут вынести. Свободная пара глаз в таком варианте — подарок судьбы. И это ценится. Поскольку редкость.
В первых числах июля Яна привела меня и протоиерея Николая (Троицкого) в ужас. Она решила запереть на пару суток Максима и Вику одних в доме, а сама рвануть в Кременчуг. Нефтеперегонный завод не выплатил ей за три месяца получку и она решила ехать разбираться сама без юриста. Мы едва-едва уговорили её закинуть в машину детей.
— Яна! Не оставляй детей одних. Ты не представляешь, сколько подлецов живёт в этом городе. А прокатиться малым в кайф! — кричал в лицо обезумевшей бабе.
Она послушалась нас. В первый и последний раз. Двадцать седьмого июля её дочь Вику около полудня избил до потери сознания какой-то мужик и изнасиловал между восьмым и девятым этажом дома №242 по бульвару Шевченко (данные Интернет сайтов).
Это был вторник. В этот день меня понесло в ОВИР. Спрашивал и искал адреса консульства России в Харькове и посольства в Киеве. За год пожирания втихаря селёдки мне стало легче и я вновь решил бежать из города Зеро. Учителю проще всего найти работу через программу переселения соотечественников. Тогда ещё нас не называли презрительно «русскоязычные» или «носители русского языка», не заставляли сдавать платный экзамен по языку.
Но, вернувшись домой во втором часу, свалился от усталости на диван — жутко стреляла нога, думая, что «приключения» на сегодня (поход в ОВИР и на базар) кончились. Через час к нам домой пришла яма, которую напророчила мне блаженная Матрона года за три до переселения на Троицу: «Яму они тебе вырыли»! Видел её наяву. Блаженная скрыла свой выпуклый крест на груди пятью рядами искусственных жемчужных бусин. Тащила её на себе ещё одна блаженная, хорошо мне знакомая.
Звонок. Открывает мама. Стоит белая, как смерть, Яна.
— Можно войти? — и, переступив порог, тихо сказала. — Вика пропала. Её нигде нет. Нигде…
Я похолодел. За дня три до этого она приболела. Температура. Но в понедельник она прибегала в церковь: на Троице поднимали купол. Яна посылала её узнать, когда начнут, хотела снять всё на видео. И вот.
Начинаем её расспрашивать. От услышанного самим делается плохо. Яна уже ничего не может толком сказать. Ей стало хуже, руки ходят ходуном. Даёт мобильный, чтобы набрали номер, но мы живём в каменном веке. Мобильного у нас нет и мы не знаем, куда тыкать, хотя мобильный у ней самый простой и дешёвый — проще не придумаешь. В конце концов, после Богоявленской воды, Яна набирает Сашу, бывшего босса и, забрав маму, едут искать девочку. А я ковыляю в храм. Чтобы с ней не случилось, знаю точно — в храме можно всем вместе вымолить и мёртвого.
Первого, кого я привёл в ужас, был добрейший Троицкий. Именно он объявит после вечерней службы памяти равноапостольного Владимира, что у одной из прихожанок горе — пропали дети. Молебен. Всех присутствующих священник ставит на колени.
И только после всего на лестнице храма появится Агабеков. Лицо его было налито свинцовой тяжестью. В глаза не смотрел. Молча выслушав «ужасы от Яны», вошёл в храм.
Спёкшись от всего, едва выдерживая боль, плетусь домой. Мать приехала через час. Рассказала, что на остановке её и Яну забрал её друг и бывший шеф Александр. Втроём поехали по больницам искать девочку. Нашли в городской больнице №3. Девочка была в шоке, но в половине седьмого пришла в сознание (в это время Троицкий служил молебен), лежит в реанимации. На матери лица нет.
«YES!!! Если бы не мои раскрашенные ужасы, выложенные Троицкому, девочки нам не видать в живых» — только и подумал, выслушав мать.
А дальше закрутилось. Расплата за молебен и поставленных на колени прихожан. Сначала Яну перекосило, что я не проведал изуродованную Вику. Ей было плевать, что я учитель и не только знаю, но и соблюдаю железное правило детской психологии. После такого ужаса ребёнка нельзя травмировать никакими внешними раздражителями. Потрясённая психика за гранью нервного срыва — любые посещения запрещены. Любые, в том числе и священника Гавриила, который приехал на следующий день. «Великий лицедей, — подумал я. — И в кого только? Братья его, Дмитрий и Андрей, совершенно другие».
Ещё через день Яна вслух заявила мне, что это я избил девочку! Нервный срыв. Вывел её на веранду и вцепился в глотку. Нервный срыв-2. Обвинение приходом Святой Троицы состоялось. Дальше началось невообразимое. Диакон Иоанн (Попов) подошёл ко мне перед службой, сияя, произнёс: «Его нашли!»
— Кого? — не понял я.
— Педофила, — отвечает диакон.
— А я-то тут причём? — с удивления подняв глаза на Попова.
На другой день такая же выходка Александра Николаевича, пономаря (педофила якобы задержали в автобусе). Изучали реакцию.
— Сегодня в автобусе задержали педофила! Вы слышали?
И всё в таком же духе. Говорят, издеваясь. Смотрят в глаза. «Попалась тварь, теперь тебе полный ……» Актив ликует. Пасха и миллион в придачу. Такого счастья на лицах десятков православных людей я никогда не видел. Как мы его! Если даже не посадят, так от нашей грязи захлебнётся.
Тридцать первого июля Яна тихим голосом объявила, что после службы ко мне приедет милиция.
— Они просто с тобой побеседуют.
— Донецкие?
— Да, с бригады.
— А почему этим занимается Донецк?
— В июне этого года подобное произошло и у них. С девочкой поступили так же. Поэтому и ищут донецкие, — ответила Яна. — Да и квалификация «преступление против личности ребёнка». Должна расследовать областная бригада.
Прихожу домой. Говорю всё матери, пришедшей с суток. Она белеет. Звоним своим знакомым, спрашиваем, что делать?
— Дверь ни в коем случае не открывать.
— А если придётся?
— Тогда впускать в квартиру только старшего группы. Всех не пускать.
— Я еду к нему, — говорит мама.
Крестит меня трижды крестным знамением. Остаюсь один.
Проходит двадцать минут. Резкий звонок в дверь. Ещё и ещё. Затем соседям. Сосед открыл.
— Здесь живёт инвалид? Ему сорок лет на вид. Не работает.
— Да, здесь, — отвечает он.
Выслушав, начинают колотить в дверь. Дверь, хоть и не хилая, заходила ходуном. Когда раздался звонок, я заседал в туалете минут пять. После всех ужасов 27 июля началась бессонница, больной кишечник развалился полностью. Из туалета я не выходил с того дня, как Яна пришла к нам домой. Мне оставалось недолго. Обезвоживание и конец.
Внезапно стук в дверь прекратился. Было такое чувство, что на правоохранителей напал страх, а может, что и похуже. Они буквально бежали из крошечной прихожей. Даже меня, охваченного паническим ужасом, это удивило. Как и то, что вдруг услышал, встав на колени перед иконой Павла Таганрогского.
— Через пять минут они позвонят. Не вздумай им открыть. Пей моё масло.
Из глаз блаженного исходила такая власть, которой никогда прежде не видел.
Тотчас беру масло с его мощей, крещусь и пью. И ужас куда-то провалился. «Так это просто навели бесов ужаса», — изумлённо подумал, отправляясь в туалет.
И только через два месяца нашлась причина столь немужского поведения следственной бригады. В общей прихожей, на моей стороне, в куче старых газетных вырезок лежала пропавшая в конце апреля икона архистратига Божьего Михаила. Такое внезапное ощущение чего-то жуткого мог сделать только этот, великий и скромный ангел. Навёл страх.
— Мам! Глянь, кто тогда избавил меня от ментов, — показываю ей потёртую, едва живую икону архангела. — Он, зная всё наперёд, упал с дивана в кучу старых газетных статей и спрятался там до поры, до времени.
Мама, глядя на икону, пропавшую из дома в апреле, заплакала.
— Ангел к нам домой вернулся!
Но это будет осенью. Через два часа вернулась мама, поглядев на меня, стала готовить капельницу. Второй день в меня лилась трисоль, глюкоза, витамины и коргликон. На утро появляюсь в церкви. Моя вчерашняя догадка, что весь мой мандраж — следствие бесов, которых кто-то плотно навёл, подтверждается. Ба! Знакомые всё лица!
На лестнице стоят в ряд десять колдунов. Это не случайно. Десятка с десятником во главе. Поравнялся с ними. Все здороваются. Прохожу молча. Самый тяжёлый день моей жизни.
Через шесть дней, как и обещала, Яна пришла с Викой. Повязки только сняли. Неправдоподобно рано. Но страшные, уродливые, где-то уже виденные мною раны на голове были отчётливо видны. Вика тяжело переступила порог и чуть не запнулась. Ориентация в таких случаях всегда будет нарушена.
Я непроизвольно обратил внимание на голову девочки. Жестокие побои были идентичны побоям нищенки Ирины, нанесённые ей сожителем. Но тогда, от потрясения травлей с попыткой допроса, не придал этому значения. Трудно выполнять обязанности следствия, будучи полностью раздавленным. Я вспомню об этом спустя год.
На следующей неделе, перед праздником Смоленской иконы Богородицы, посмотрел на икону Спасителя.
— Побрейся. Вымой голову. Тебя приедут смотреть — небритым не ходи.
И точно. На шестопсалмии перед храмом появляется знакомый микроавтобус следственной бригады. Останавливается. Отрывается дверь. Из машины выходит женщина. На ходу повязывает платок. Вид женщины чуть меньше средних лет с очень короткой стрижкой крашеных волос. Заходит в храм. Находит глазами свечной. Наклоняется к окошку, спрашивает:
— Он здесь?
— Да, — утвердительно кивает Вера Васильевна. — Вон он сидит.
Женщина скользит взглядом по мне несколько секунд. Так же, не торопясь, направляется к выходу. Снова садится в фургон. Её спрашивают:
— Он?
И тут её прорвало. Она кричит в полный голос.
— Это не он! Не он!
Ей не верят, переспрашивают:
— Точно не он?
— Точно! Тот моложе. Совсем не похож. Не он.
Менты враз изменились в лице. Неужели целый приход, больше тридцати показаний — письменных и устных, врёт. На лицах неопределённое выражение пустоты с разочарованием. Картина кинутых ментов — автор Агабеков — неповторима! Машина медленно, делая круг почёта, разворачивается и исчезает.
«Они нашли, наконец, реального свидетеля. В единственном числе. И такой облом. Всё против коллектива озабоченных ревнителей благочестия. Им, прихожанам, священникам, верят, как маме в детстве. А мама лжёт!» — думаю, глядя на церковное действо.
Эталон «практикующих христиан». Одной рукой крестимся, другой убиваем.
На утро в храм приходит Яна. Бросается ко мне.
— Олег! Прости меня Христа ради.
— Бог простит, и я прощаю, — трижды.
Но организм не выдержал. На следующий день вспыхнул гнойный пиелонефрит и отнялась нога. Клевета надёжней рака и гангрены.
На дворе стоял август. В том году жара дошла до аномальных сорока восьми в тени. Горела земля. Горела жизнь. Нужно было искать смысл не то чтобы жить, а существовать, кипя в отчаянной боли. И я его нашёл. Взял ручку и стал писать. Так я вернулся к теме тотемизма.
Заготовок было собрано на несколько глав. Осталось только лежать и писать. Страх убил комплекс неполноценности. Очутившись в метре от тюремного срока, до меня дошло. Если не начну писать книгу, пощады свыше мне не будет.
В день, когда почечная болезнь под воздействием стресса возвратилась ко мне, я послал больше десяти телеграмм с просьбой помолиться о «болящих Олеге и Вере». Текст телеграммы привёл телеграфистку в ужас. Но ужас жизни был ещё страшнее.
За год до этого, осенью 2009 года, блаженная Ксения открыла мне имя святого, молитвы к которому унимали самые жестокие боли в глазу и ушах. Дома оказался пузырёк с елеем священномученика Климента, папы Римского, племянника императора Нервы.
Его масло из Инкерманского мужского монастыря творило чудеса. Очень часто от глотка этого масла жуткий болевой синдром просто таял. Это было невероятно. И я написал в монастырь с просьбой прислать этого масла и икону святого. Ждал-ждал и в итоге ноль. Но это был промыслительный ноль.
Стал искать телефон и мне его дали в епархиальном управлении. Встрепенулся, когда милиция начала ломиться в двери. Дозвонился. Игумен монастыря отнёсся ко мне милостиво. Выложил ему суть дела без криминальных подробностей — межгород прослушивался. Это было в тот день, когда пиелонефрит вернулся в меня окаменевшими ногами и почечной температурой.
А суть дела, объяснил ему, заключалась в следующем. Прихожанина хотел женить духовник, но получив в ответ явное нежелание, стал мстить. Неутешительный итог — человека трясёт неудержимый страх и он, похоже на то, сходит с ума скоростными темпами. Кто-то навёл бесов сумасшествия, чтобы сжить заживо.
Звоню в третий раз. Игумен неожиданно спрашивает меня.
— Ваш духовник небольшого роста? Такой сухонький, живой батюшка? Бородка седая? В летах, под семьдесят? — описывает, как по фотографии, во весь рост Марковского игумен.
— Да, — говорю ему в ответ. — Именно такой.
Мне делается страшно — он и до крымского игумена дотянулся! И когда он только успел! Какую же духовную власть надо иметь, чтобы всё пронюхать. Сколько духов повинуется ему?
— Мы молимся за вас. Не волнуйтесь. Спаси Бог.
Кладу трубку. Звонил я в монастырь всего три раза, а духовник уже проведал, что к чему. Бедный игумен!!! Если это так, то ему не сдобровать.
Месть Марковского
Конечно, игумен маленького и очень строгого монастыря не мог предполагать, что один священник может изуродовать другого священника. И за что? За христианское милосердие. Знаю, что он сказал изумлённому игумену.
— Не помогайте ему, он непорядочный человек!
Всё! Дальше ничего не произошло. Просто конфликт, зревший годами внутри братии, внезапно лопнул жирным гноем. Наместника отстранили от управления монастырём. Владыка Лазарь назначил нового игумена. Но и тот молитвенно помогал мне и маме — на молитву встал весь монастырь. Для нас ничего не изменилось. Никто не отступил от начатого «стояния» за души Олега и Веры. Иначе мы просто не выдержали бы. Инкерманский монастырь против монстра из Мариуполя.
От такого обвинения и совершенно здоровые люди спекаются в один миг, лишаются разума, в петлю лезут. Четырнадцать иноков денно и нощно молились за нас. Низкий мой поклон безропотным монахам! Этого Марковский потерпеть не мог.
Добрейшего игумена выперли вслед за первым — не мешай убивать! Выперли в степь, на холод и нужду в новый женский монастырь. Две монахини, игуменья и изгнанный игумен. Целина духовная. Месть началась.
Первый игумен перешёл (вернулся) домой, в семью. Этого делать было нельзя. Ловушка монаху дом родной. Нет его ничего страшнее. Бесы только этого и ждали. Прошёл год с небольшим. Первый игумен стал сходить с ума от бесов ужаса, которых неудачно изгнал — повелел уйти. От меня те набросились на него. Всё просто. Надо только уметь пользоваться благодатью Божьей! И у вас всегда всё будет ОК — Хоккей!
Когда я позвонил ему домой, у меня уже был мобильный и я не по слухам, а на практике лез на стенки от тотального прослушивания священниками УПЦ МП, беззастенчиво сидящих на номерах телефонов прихожан. Звоню. Телефон не отвечает.
Проходит минуты три-четыре, мне звонят с другого номера. Голос нервный, видно, человек чем-то взбудоражен. Прошу благословения. Благословляет. Слово за слово, становится ясно — батюшку, протянувшего руку помощи в самую тяжёлую минуту, изуродовали по полной. Наступило нервное помешательство. Нападения за нападениями.
Он и представить не мог последствий мести священника-убийцы. Из какой прорвы вытащил, в ту же прорву его самого втащили. И благодать, данная священнику при рукоположении: «Да не приключится тебе никакого зла» не помогла. С того дня невинные страдальцы и их семьи в моём синодике. Теперь мой черёд лезть на стенки за бывших наместников монастыря. «Никогда не бери в долг»! — слова великого отца Зосимы. Два монаха. Два игумена одного монастыря, такие разные, а расплатились собой как один вместо меня.
Допросы на улице «амуров»
После провала операции «свидетель» роль дознавателя правоохранители срочно перепоручили маме потерпевшей, Яне Генриховне. Понимая, что никто из затеявших эту возню не сдастся, готовлюсь к худшему. К этому времени вновь научился ковылять на одной ходячей ноге в церковь. А Яне благотворители прихода пообещали машину в содействии разоблачения донбасского маньяка. Ему за решётку, тебе машина.
Что выбрать? Машину, деньги? Или весьма сомнительные перспективы стать вновь гражданской женой какого-то инвалида?
Нужен ли был ей кто-то? Быт — бедствие. Дом — яма, говаривала моя бабка. Первый «муж» сбежал, написав мелом на железной двери «Будь ты проклята»! Второй умер у неё на руках. Третий, понимая всю искусственность подобного брака, рвёт в сторону, поскольку всё усугубилось полным отсутствием в семье Яны бабушек и дедушек.
За детьми некому было присматривать. Исходя из этого, женщина выбрала второе, не говоря никому ни слова. А раз так, помогай следствию в сборе важной информации. И она стала «помогать».
— Олег! У меня в жилах течёт королевская кровь. Один из польских королей XVI века мой пращур, — как бы между прочим признаётся полька, вновь провожая меня домой.
Отвечаю ей, в душе смеясь над грубым вторжением в «допросы на свежем воздухе» семьи моего духовника. Налицо почерк заказчика голубых кровей без кавычек. Роялистская свирель заиграла.
—Ян! Да в Польше сейчас живёт пять или шесть миллионов потомков королей. Их выбирал Сейм. Заорут: «Вето! Пся крев!» и новый король готов. Штамповали сотнями. Некоторые «короли» и двух недель не царствовали.
Смотрю, ответ вызвал оторопь. Короли ему не интересны. Идём дальше.
— Олег! А как тебе машины? Каким тачкам ты отдаёшь предпочтение? — это в ответ на то, что в 1991 году приёмная мать заставила сдать меня на права.
— Яна, никакие. У меня нет здоровья. Ты же знаешь, не могу долго сидеть, дома только лежачий.
— И что, совсем никакие? — удивляется дама «королевских кровей от марковских».
— Никакие. Может, только по дизайну что-то нравится. Ну, Гамма-Лянча 1976 или открытый Мерс 1972 и всё, пожалуй. Нравится предвосхищение формы, которая через пять лет сойдёт с конвейера, а не машины.
В глазах внештатного, теперь это видно невооружённым глазом, сотрудника РОВД, происходит переваривание информации.
И что только потом не спрашивали меня Яна и Ирина (по очереди) в те длинные осенние вечера после церковных служб. Последняя вообще мне заявила, что созрела для брака и любви — смотрит, что отвечу.
— Бог любит целомудрие, — отвечаю.
А что можно ответить сорокапятилетней бабе, в голове которой ветер телеграфные столбы сшибает.
Вопросы прибывают, как вода в половодье. Аппетит приходит во время еды. Где я бывал? Куда ездил? Когда и с кем? Что делал в России? Как отношусь к маленьким детям? Где там жил? Сотни вопросов и на все «питання» МВД, Марковских, Агабекова приходилось вдумчиво, подробно отвечать. Следствие проводилось прямо на улице. Под фонарями с разноцветной опадающей листвой.
Самые страшные из них, заданные в лоб, помню до сих пор.
— Олег! Вика кое-что вспомнила из того, что он с ней делал.
Делает паузу. Не отрываясь, смотрит прямо в глаза.
— Он насиловал её пальцем в задний проход, положив на крышку мусоропровода.
— Насиловал? — искренне удивлён. — Ты же говорила, экспертиза установила, что он только искалечил ей голову.
— Нет-нет. Изнасилования не было. Просто Вика вспомнила, на мгновение память вернулась к ней. Он ввёл ей палец в задний проход.
Я хотел спросить, какой? Указательный, мизинец или сразу большой? Но ума хватило оставаться за каменной рожей.
Немая сцена. Хоть стой, хоть падай. Выполняет заказ старосты церкви. Тот никак не может мне простить фразочку: «Засуньте себе их во влагалище». Не во влагалище, так хотя бы в задний проход. Пошантажируй негодяя, Яна, — скорее сдохнет.
«Ну и подонок же этот Олег Иванович, кравшийся за мной по пятам в церкви. Решил хоть так отомстить, уличным допросом. Вместо свечки пальцем во влагалище. Придумать такое можно только от безделья, забавляясь добиванием инвалида».
Но Яна, получив очередной аванс от «благотворителей», не отстаёт. Деньги должны быть отработаны.
— Он хотел после всего выкинуть её в мусоропровод. Концы спрятать. Чтоб никто не нашёл.
Яна Генриховна знала, что Интернета у меня нет, пользоваться им не умею, поэтому можно свистеть что угодно. И только сейчас, доделывая книгу, набрал её и моё горе в поисковую строку и неожиданно увидел продолжение проделок моих пастырей. У преступника была «отличительная примета — тёмный налёт на зубах».
Это означает, что его подбирали, искали священники и милиция Мариуполя вместе, исходя из моих зубов. Те стали чёрными после двухмесячного лечения язв во рту медицинской синькой в отделении нефрологии 2009-го года. Уже в первые дни обычный, едва видимый зубной налёт почернел, а дальше я стал пугать всех синими губами и неестественной бухенвальдской худобой умирающего. Язвы во рту появились от сверхвысоких доз антибиотиков и не проходили, причиняя головокружительную боль.
Вновь молча смотрит на меня. Что я скажу?
— И что ему помешало? В наши мусоропроводы можно целого мужика засунуть!
Смотрю, мой дознаватель окаменел! Прошло мгновение и моя реплика отзывается неподдельным интересом Яны.
— Мужика? Каким образом? — переспрашивает доморощенный следователь.
Видимо, задел канву дела, от меня тщательно скрываемую.
— В девяносто втором Невзоров показал такой сюжет в «600 секунд». Я тогда жил у дядьки в России. Третий канал шёл с Питера. Мы его выпуски не пропускали. Такого насмотрелись. Появляется рогатый супруг. Мужик вылетает голый от бабы. Деваться некуда. Так он запросто залез в мусоропровод. Пролетел девять этажей — жить-то хочется. Когда его оттуда извлекли, любовник стонал, ключица была сломана. У страха глаза велики — не туда прыгнешь. Если здоровый мужик влез, то какая проблема пятилетнюю кроху запихать подобным образом?
Смотрю, разочарованию Яны нет предела.
— А, так это Питер. У нас таких мусоропроводов нет и в помине, — не сводя с меня глаз, устало возражает женщина.
— Как это нет? По-моему, если бы это было в моём доме, Вику запросто смогли кинуть в мусоропровод. Он довольно широкий.
Яна ещё больше разочарована.
— Это происходило в общагах-гостинках возле рынка. Ты был там хоть раз?
— Был. Но там так грязно, что всегда вызываешь лифт. Жители весь мусор кидают прямо на лестницы. Идти по гнилью не было никакого желания.
Теперь и я удивлён постоянному вранью полячки. То Вику насиловали в моём подъезде, то в заброшенном садике возле моего дома (садик есть через дорогу, но он смог набрать две группы детей), то на двадцать третьем микрорайоне, то её нашли в подвале соседнего подъезда. Мы слушали с мамой и только диву давались.
Если бы это было так, мой дом гудел бы как потревоженный улей, но кругом тишина. Приказали врать. Врала не только она, но и ближний круг. Врали и следили за реакцией. А реакции не было. Я до июня тринадцатого года не знал даже того, где всё это произошло в реальности. Так и разводили меня все, кому не лень, пока не набрал в Интернете данные преступления.
Чтобы до Яны хоть что-то дошло, почему всё свалилось на одного инвалида, в один из дней принёс «сувенир» — заграничный паспорт с единственной поездкой в Германию. Час после субботней службы втолковывал «следователю», что это значит — лететь во Франкфурт-на-Майне на Воздвиженье 27 сентября с тремя золотыми в кармане (300 дойч марок, взятых в долг).
Что вместо приятного путешествия с тебя рвали душу, требуя отречься от православного крещения в обмен на жену, свидетельницу Иегова. Что хорошо знаю цену на ювелирку и пробы на евро золото не потому, что вор, а потому что жил три недели в ювелирной столице Европы. Где это всё продаётся буквально на каждом шагу и все в семье немецкого дворника знают азы этого дела лучше совковых мастеров. Рудольф-младший, сын Рудольфа-старшего, был зам начальника ювелирного заводика. Профессия семьи.
Время шло. Толку не было никакого. Допросы и проверки, не переставая, параллельно шли и в церкви. Отпечатки пальцев? Пожалуйста! И вот с «удовольствием» беру с витрины свечного ящика Троицкой церкви шведскую крону. Именно крону, а не иконку или ладанку, более соответствующие церковной лавке, привезённую некогда и подаренную Воскобойниковым своему тестю. Что она делает в лавке Агабекова?
Меня ждёт, щедро намазанная специальным фиксажем для проявления отпечатков пальцев. Беру (чтобы больше не приносили меня мучить), аккуратно прижимаю с двух сторон подушечками пальцев (должны быть чёткие отпечатки пальчиков, иначе заново), по ходу дела объясняя:
— Бернадот, король Швеции, страдает скрытым косоглазием и астигматизмом, как и я, пишет работы по агрономии, имеет научную степень, женат на простолюдинке из Бразилии, которую безумно полюбил на Мюнхенской олимпиаде 1972 года. Имеет трёх детей. Просто сына не наследника и двух дочерей, обе не замужем (пусть позлятся Марковские), кронпринцессу Викторию и младшую, красавицу герцогиню Мадлейн.
Ох, как каменеет бухгалтер Наталья и свечница Вера Васильевна, слушая «подрывной компромат» на самого себя. Уж не хочет ли он извести шведского короля? Как он нас всех измучил, никак всей церковью не можем его посадить! Просто горе и всё! ХОТИМ (!) жить без него и всё тут. А раз так, сомкнём ряды, чтобы никто не видел и продолжим сбор ценной информации «по педофилу».
Первая попытка взять с меня ловким образом отпечатки была ещё летом, по горячим следам. Вдруг Валентина (пакует и продаёт просфору) просит у меня книгу священника Вадима с молитвами иконам Богородице «Заступница усердная». Приношу в воскресенье утром перед службой. В конце веранды стоит хмурый (подняли в воскресенье) мент Жовтневого РОВД. Ждёт. Как только Валентина получает книжку, тут же плывёт на веранду и при мне отдаёт её. Его вот-вот посадят, чего скрывать! Батюшка сказал: «Смертник».
И я не скрываю своих знаний по элементарной дактилоскопии. Отпечатки пальцев на дешёвой типографской бумаге почти не видно. Рыхлая фактура. Поэтому будут работать с глянцевой обложкой. Для этого тщательно обрабатываю её 96 % спиртом и отдаю в пакете. Пакет полиэтиленовый. Отпечатки пальцев на нём аховые. Да и беру его краешками пальцев, ногтями.
Работайте в ретро-лаборатории шестидесятых с остаточным финансированием (поэтому главные улики в странах СНГ повсеместно добываются методом электрических пыток — следов не оставляют). Через пять дней зрю по лицу родственницы киевского священника, Валентины — не прошло. Куда им!
Из-за этого материал через месяц подложили уже сами менты, предварительно изучив мои наклонности и интересы. Крона! Вот что заинтересует придурка. Бога ради, прижмусь хоть….., лишь бы успокоились. И точно, отпечатки вышли на славу. Я так старался!
Допросы в церкви набирают обороты. Потешаясь, рассказываю Денису Лебедеву, учителю Закона Божьего, как «стрелял» в живот милиционеру его же пистолетом. Ой! Что тут началось! Поподробнее, пожалуйста!
Хорошо. Даю информацию. У меня дальний сродник, живёт в Москве. Участковый. Зная, что мне нравится его ПМ (Пистолет Макарова), перед входом в квартиру всегда вынимает обойму и ствол проверяет, — полезет в кобуру и начнёт стрелять на поражение.
Тот весь внимание. Вот-вот посадим.
— Так и не убил его.
— Кого-кого? — с придыхом спрашивает Денис.
— Да брата своего. До меня его лет пять вот так же «убивал» его сын, поэтому ничего нового мой братец не увидел в моих противоправных действиях.
Переваривает информацию. На следующий раз спрашиваю его.
— Денис, ты когда-нибудь стрелял из пистолета.
Тот вновь весь внимание. Началось!
— Нет, Олег! А как из него стрелять? — вкрадчиво спрашивает Денис.
Да вот так и так, объясняю ему.
Беги! Стучи! Будь своим! Ты свой! Перед тобой особо опасный преступник, стреляющий из бумажного пистолетика.
Смотрю на него и думаю: «До какого же маразма может дойти продажность приходского стукача-учителя? Грек с русской фамилией. Сидит на месте, которое вначале Гавриил предлагал мне. Отказался. «Духовник не благословил». И всё.
Теперь он пытается моими же руками утопить меня. По-христиански. Сейчас читает лекции в Харьковской духовной семинарии. Почувствовав что-то, смог благополучно избежать мариупольской трагедии. Впрочем, чтобы ему уехать, за него молились и молятся до сих пор.
А допросы возводятся в канон. В ХРАМЕ РАБОТАЕТ МИЛИЦИЯ. Стоит на службах возле меня. Это отставной подполковник милиции того же Жовтневого РОВД. Участковый рынка на 17-м микрорайоне. Как мне объяснил один из немногих, сочувствовавших мне прихожан, из шкуры лез, поэтому дали две звезды вместо одной. На рынке у него лавка мобильных. Не дай Бог купить у такого трубку. IMEI тут же отнесёт в свою родную контору. Без проволочек.
Дядька на пенсии. Но, как сказал Путин, разведчиков на пенсии не бывает. Ментов тоже. Времени у него много. Вот и стоит поближе ко мне, ловит рыбку большую и маленькую.
Однажды все той же осенью беру Вику на руки, заставляю её считать. Ей на следующий год в школу. Счёт хромает. Яна жалуется, не учительница я, посмотри. Объясняю на пальцах: один, два, три, пять… Сколько будет два плюс семь? А если минус? И всё в таком же духе.
О! Мента прорвало. «Педофил» сманивает девочку. Хочет по второму разу. Достаёт блокнотик, ручку и давай описывать происходящее на его глазах «зарождение патологического влечения». Смотрю на него. Строчит, словно Пушкин. Характеристика-опись педофила, проявившего, наконец, преступные намерения по отношению к ребёнку. Лицо непроницаемое. Исполняет долг перед Родиной. «Родина» это хорошие люди типа Агабекова, пострадавшие от неуловимого педофила.
Другие (его вчерашние коллеги) шли ещё дальше. Прошло больше двух месяцев после преступления. Преступник не найден. Бригада уехала в Донецк. Вся инициатива перешла вновь в руки Жовтневого РОВД.
Вначале заставили разыграть Яну «болезнь» прямо на службе. Приступ астмы. Концерт начался в середине службы. Руки холодеют, умираем. Женщины прирождённые актрисы. В итоге все говорят, что Яну нужно срочно проводить домой. Кому? Понятно, кому. Педофилу.
Тащу её на себе. Больше ста килограмм. Куда, сам не знаю. Дома у них никогда не был. Но она говорила, где живёт. Дом прямо на дороге. Дом этот со стонами и воплями проползаем. Говорю.
— Разве это не твой дом?
Молчит. Сегодня рыба я. Понятно. Очередная спецоперация. Тащу дальше. Она, наконец, открывает рот.
— Мы дома.
Заходим в подъезд. На площадке первого этажа картина-панно.
— О! — восклицаю. — Наскальная живопись. Как в дурдоме.
Она идёт дальше. Говорю ей:
— Постой! Эта та самая щель под лестницей, куда Максим запустил детские ключи?
Наклоняюсь. Не видать ни зги. Ни щели, ни ключей. Из-за них она чуть было не ворвалась к нам домой. Повод уважительный — негде переночевать. Спасли святые Гурие, Самон и Авив. Атаку неуёмной Яны отбили именно они.
Смеётся. Неудавшаяся проделка одинокой женщины. Но краем глаза отслеживает мою реакцию на прохождение этажей.
— Ба! Какие дверцы. Мы за ценой не постоим.
«Дверцы» на самом деле хороши. За ними живут моряки загранплавания, на деньги не скупятся. Генриховна на них жалуется. Те считают её бомжихой и прохиндейкой, как и почти все в подъезде. Может, это и в самом деле так?
Чем дальше наверх, тем всё скучнее и здоровее делается мать двоих детей. Ей ясно, как и было совершенно ясно до этого манёвра — в её доме я никогда не был. Но проверка — святое дело.
Может поэтому, а может ещё и от того, что мои рассказы, которые она называет «сказками», действуют на неё как любовные чары, через две недели она выложит финал спецоперации «педофил».
Финал
В пятницу на четыре часа её вызвали с детьми на допрос в Жовтневое РОВД. Прошло девяносто дней. Сроки предварительного следствия закончились, преступник не найден. Из Донецка пришла «вказивка» (указание — украинское) дело срочно довести до конца. Перед её детьми выкладывают фотографии нескольких человек. Дети, объясняет мент, должны показать на этого «дядю», то бишь меня. Он всё равно труп. Как только его запрут, он протянет дней десять. А о том, чтобы всё осталось на нём, позаботятся.
Дальше началось невообразимое. Детского психолога и адвоката выперли за дверь. Детей стали вводить в курс дела. Те в ни какую. «Это не он. Другой дядька уводил Вику. Другой». Это дети.
Летом Яна шантажировала меня тем, что Вика пошла за дядей только потому, что в подъезде её ждал «дядя Олег, который даст тебе конфет». Не знаю, что на самом деле говорил мужик, тащивший её в подъезд или ещё дальше, но в Интернете по этому поводу было «предложил её посмотреть маленьких щенят». Если бы там фигурировало моё имя, уже через сутки из меня вытрясли бы всю душу.
Вырвавшись из кабинета, Максим и Вика принялись бегать по коридору. Залезли на подоконник. Обратно в пыточную ни в какую. Итак пять часов подряд. Дети не захотели лгать. Или Яна сказала им, чтобы дядь и тёть не слушали, а только маму?
Когда всё это началось, Яна позвонила Агабекову, он был в свечном. Смотрю, священник изменился в лице. Яна спрашивает его; лгать, не лгать, взять грех на душу или не брать? Что мне делать, одни мы, я и дети, кого спросить, не знаю? Наконец, выслушав, священник ответил:
— Ты знаешь заповеди? Не знаешь, как поступить? Смотри на заповедь: «Не лжесвидетельствуй». Что она говорит? В любом случае — не лги! Вот что она говорит. На Страшном суде чем ты оправдаешься? Заповедью. Поэтому, не зная, что делать, исполняй заповедь и помогай тебе Бог!
Кладёт трубку, а меня окатывает волной ужаса. Отец Гавриил выходит из свечного белый как снег.
На следующий день Яна всё выкладывает мне. Видя, что меняюсь в лице, раздражается.
— Тебе ничего нельзя сказать, ты от всего трясёшься.
— Ничего себе! Сажают на пожизненное, ни за что, ни про что, а ты говоришь — трясёшься.
Но детям я благодарен. Ни один из них не захотел врать. Они буквально подарили мне свободу. Свободу ради никому не нужной книги «Тотем». Скажи они хотя бы одно слово против меня и подпишись каракулями под ним, век свободы не видать. И книги, в написание которой совсем не верилось.
А допросы на свежем воздухе продолжаются. Однажды сказал Яне то самое, что и Марковскому года три назад, что вызвало у батюшки приступ спонтанной ненависти и очередной контрпропаганды с амвона.
— У нас в храме стоят некоторые, всерьёз полагающие, что Сталин святой!
Тогда я просто похолодел, услышав собственными ушами полное извращение моих слов. Как легко ставят клише «враг народа» священники УПЦ МП. Но и этого Марковскому показалось мало. Мне устроили «тридцать седьмой» год. Отъешь, мальчик! И я отъел. Конвоируемый Яной Генриховной домой с вопросником Марковского в кармане, с августа месяца и до бегства из Мариуполя не расставался с паспортом. Иначе при обычной проверке документов тебя задержат на четыре часа (сейчас три). За это время можно раз пять умереть.
Смотрю ей в глаза.
— Сталина оболгали. Он перед смертью покаялся. Причащал его митрополит Крутицкий и Коломенский Николай. Хозяина за такие фортели придушили подушкой Каганович с женой, а митрополита Николая убрали. Кажется, отравили.
И вообще, говорю ей, Генералиссимус был совсем другой, чем пишут о нём разные пройдохи от истории СССР. Во сне я видел его несколько раз. Причём его, а не призрак сна № 678 правого полушария, воюющего с левым мозжечком. У меня создалось впечатление о нём, как о порядочном человеке.
Он не терзается муками совести, как терзается Николай II, бегая по Смольному, схватившись за голову: «О, бедная моя страна, о бедный мой народ! Что они с ней сделали! Обокрали, обманули, разворовали... — июнь 1995 года». Один спокоен, другой в панике. Один канонизирован, другой считается злодеем. В это трудно поверить, но это так. На том свете масок нет.
Тут Яна остановилась и говорит.
— Я подарю тебе книгу о Сталине.
— Какую?
— Она большая, автора не помню.
На другой день, провожая меня после утренней, протягивает мне небольшую бумажную сумку. Открываю. Книга Эдварда Радзинского «Сталин». Такой увесистый кирпич. Запросто можно убить.
— Ян! Здесь только одна грязь. Он правды не напишет. Он не знает его, не видел его, но пишет о нём. Марковский до сих пор помнит мои слова «Сталин покаялся перед смертью» и самозабвенно мстит. У него аллергия на грузина и меня он готов сожрать только за то, что я знаю настоящего Сталина. Впрочем, не его одного.
— Расскажи.
Яна делает глазки. Ей приказано доносить всё, «что он тебе намелит своим поганым языком». Машу ручкой, ещё минута — от боли просто рухну.
— В следующий раз.
Иду домой. Под домом стоит мать, встречая после допросов на свежем воздухе. За два месяца постарела на десять лет. Господи, помоги нам, чтобы эти допросы кончились.
В декабре эти провожания стали нестерпимыми. Я не знал, чем ответить подследственному Марковских на её внезапное чувство. Блудить после огня, сжигавшего меня годами, не мог. Жениться — воли Божией не было. Осталось молить Бога, чтобы он вновь послал мне одиночество.
Помощь Николая II
Заканчивался рождественский пост. Мы всё ещё оставались в старом храме, который за пять лет до этого открыл отец Гавриил в больничной кухне. В рождественский сочельник из-за многолюдства Вику пришла проситься на руки. Почему-то рука сама потянулась к книге А. Н. Боханова «Сердечные тайны». В ней много фотографий важных дядь и тёть.
— Смотри, Вика. Вот Ники и Вилли. Два братца. Одного убьют, другой сбежит. А вот княжна Мария Мещерская. Гляди, какой у неё длинный нос. А вот…
На этих словах Вика берёт «интересную книжку» и начинает сама трясти прах и кости последних монархов. Она нашла фотографию молодого царя Николая и ткнула, по моему примеру, в живот пальцем. Ох! Тот, того не ожидая, ожил и поглядел на плотно сбитую Вику пронизывающим взглядом. Картина была неповторимая.
Испугавшись, Вика сама сползла с моих коленок и молча пересела на свободный стульчик. Ребёнок пяти лет неожиданно столкнулся с реальной силой и властью всё ещё императора России.
«Вот это огрел!» — развеселился я, глядя на притихшую Вику, совсем забыв, что дней десять подряд просил царя-мученика и его дочь Марию об освобождении от любви Яны. Для этого даже съездил к Марковскому и просил его исповедовать меня.
В тот день его нигде не было и я остался ждать приезда тёмно-синего «Ниссана» батюшки. Но приехав, священник долго не выходил из гаража. Время съедало последние мои силы и, потеряв терпение, вышел ему навстречу. В тот день я был весел и почти здоров после трёх маслособорований. Завидев меня, духовник присел от ужаса. Страх лился из его синих глаз, словно я приехал объявить ему арест за летние проделки. Он даже присел передо мною.
— Батюшка Николай! Как бы мне у вас исповедоваться? — спрашиваю, дивясь такой реакции на моё появление.
— Какая исповедь? Что вы от меня хотите? — священник был почти невменяем.
— Да батюшка Николай, у меня нашлись грехи против вас. Мне их нужно исповедовать.
— А, — опомнился Марковский и внимательно прощупывая меня тёмным, недоверчивым взглядом, добавил уже почти весёлым тоном. — Что это вы днём приходите? Забыли, что исповедь утром? Приходите к половине восьмого, моя череда исповедовать.
— А если позже?
— А позже я на требах. С утра.
И благословив меня, уже совершенно спокойно пошёл на второй этаж служебного корпуса.
Исповедь была тяжёлой, словно я отдавал килограммы свинца. Грехи, точнее, всевозможные подозрения в грехах отца Николая, накопленные за много лет. Но после той мучительной процедуры с меня словно гора свалилась. И отношение ко мне изменилось к лучшему.
На Рождество в храм набилось столько людей, что Яна и дети осталась без стульчиков. Совершенно правильно настоятель приказывал их убирать под замок. Острые края стульев в жуткой давке праздника становились травматическим оружием. Мой стул не трогали. Калека.
Прошло с полчаса и дети Яны «отжали» стул. Опёрся на книжные полки. Так и стоял. Боль стремительно нарастала. Из кишечника нестерпимая, до белого света в глазах, боль потекла по всему телу. Понимая, что сейчас буду орать, пошёл искать себе хоть какой-нибудь стульчик. Но — поезд ушёл с вечера.
— Чего ты мечешься? — остановил меня Олег Иванович.
Белыми губами шепчу: «Стульчик».
— Поздно. Их заперли, — отвечает староста.
Иду в класс. Но, как только нажал ручку, пытаясь войти и посидеть хоть минут десять, Галина Ивановна, бабка иерея Иоанна, выперла меня оттуда. Мол, куда ты прёшь, не видишь, грудные дети, внучка почивает. Иду обратно. Боль отключает тело. Глаза заливает нестерпимый белый свет…
Очнулся на полу. Кто-то из женщин пытается меня поднять. Безуспешно. Молодой рабочий, оказавшийся сзади её, отодвигает хрупкую женщину и одним взмахом крепких рук ставит меня на ноги.
Теперь уже дети Яны сами сбегают с моего стула. А меня прорвало.
— Твои дети вырастут точными убийцами. Вам что сидеть, что людей на тот свет отправлять — всё по фигу.
Дальше пошла ругань. От боли я уже не мог сидеть. Хотелось только причаститься и умереть. И тут до меня дошло. Так это ведь Рождество Христово! Их, Иосифа с Марией, гнали как нелюдей, от дома к дому в Вифлееме, как инвалида-дурачка, из классной комнаты с такими, прямо скажем, озверевшими ликами. Куда вы, здесь дети мои лежат, спят-почивают! Пока не выгнали за город. В антисанитарные условия заброшенной пещеры-хлева. Рождайте Вашего Бога! Нам, верующим, спокойно спать надо!
Сегодня всё, как тогда! Ненависть жителей в Вифлеема ко Христу была такой же, как ближнего круга Гавриила к тому, кто и сейчас стоит у них поперёк горла. Значит, мы во Христе! Католикам и протестантам такое не снилось. Их Рождество мертво: улыбки, подарки, конфеты, забота, ласка, уют. А наше живо — травят, гонят, рвут на части, как тогда, одного за всех!
«Знаю твои дела; ты не холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3: 15–16). И изверг их всех Господь! И создали они цивилизацию, мать-кормилицу — НАТО и Евросоюз. Аминь! Аминь! Радостно гудят на радио «Свобода» баптисты. На хрен нам такое православие!
После службы, едва живой, спускаюсь по лестнице. За мной бежит, одеваясь на ходу, Яна.
— Олег! Прости нас! Мне ведь причащаться!
— Причащайся. Бог простит и я прощаю, только ко мне больше не подходи.
Сзади неё, как бы ненароком крадётся предприниматель и правая рука протоиерея Гавриила Сергей Степанович. Это удивило. Подельники перестали скрывать, на кого стучит и изображает «чувства» Яна Генриховна и её подружка Ирина. Так Николай «кровавый» вырвал меня из рук полячки. Да ещё и опозорил настоятеля вместе с братией, спрятавшей все стулья в храме. Или стойте или падайте, как дурачок-Олег.
— Камера пыток это, а не храм, — сказали старухи, пришедшие в гости к Гавриилу из нашего храма, возвращаясь восвояси.
А я, наконец, получил полную свободу на Рождество Христово 2011 года, уйдя в свою книгу с головой. Не прошло и недели, как недоверие ко Творцу вновь захлестнула меня. Как писать, когда под рукой нет ни одной монографии по первобытной истории?
На следующий день, проходя мимо барахолки, машинально наклонился над оранжевым пятном. Палеолитическая живопись яркой охрой. Читаю. Джеймс Д. Кларк «Доисторическая Африка». Торгуюсь, ворчу. Книга моя.
Это прорыв. Несмотря на жуткие боли, читаю и перечитываю. Не будь её, не было бы и современного археологического глянца, который недалеко ушёл от этой библии древнейшего мира. Великие страницы забытых книг.
Спустя полвека сотни именитых авторов пережевывают те же проблемы падали, стоянок, датировок, техники обивания речной гальки, брекчии, стратиграфии, исходов из Африки и миграции человекообразных обезьян в свете уже не археологических находок, а палеогенетики, палеоботаники и новейших лабораторных экспертиз. Падальщики (гадальщики) археологии.
Яна тоже пыталась помочь. Ещё в октябре принесла две детские энциклопедии и провела допрос по тотемизму. Хорошо, что в нагрузку скачала несколько листов Оксфордского словаря по тотемической проблеме сороковых «Тотемизм изнутри». По ним я без труда объяснил горе-следователю, кто такой Радклифф-Браун (англ. Alfred Reginald Radcliffe-Brown) и что он делал на Мальдивских островах и зачем вообще американские учёные изучали по названиям и эмблемам американских полков тотемическую составляющую психологии XX века. И как эту дискуссию закрыла та же американка в начале шестидесятых. Утёрла нос мужикам.
По её глазам было видно, что она поверила в научность моих тотемических страстей. А меня понесло. Что значит одиночество.
— Яна! Это далеко не всё! Есть ещё русские «химики», воровавшие чужие идеи, начиная с тридцатых. Был такой демиург первобытных верований — Токарев Сергей Александрович. Тот, работая в институте Севера, построил свою карьеру на использовании чужих трудов. Учёные-зеки слали ему свои наблюдения и материалы этнографического характера, а он клепал научные статьи. Тогда это было совершенно безопасно. Они почти все остались там, за Магаданом. Многие даже не состоялись как учёные. Нет ни имён, ни фамилий. А он всё твердил и твердил: «Русские (советские учёные) вот-вот разгадают тайну тотемизма». Это находило отклик в партии и правительстве. Шло противостояние двух систем, капитализма и социализма. Очень хотелось и на этом, сверхсложном и узком пути научного поиска, утереть нос Западу. Но поток зеков оскудел. С конца сороковых он перешёл на другие темы. Врал, врал и получил квартиру в центре Москвы. Видный учёный.
Яна удивлённо посмотрела на меня.
— Откуда ты это знаешь?
— Хлеб моей темы, горький-прегорький. Другого нет.
К этому времени стало ясно, что все мои беды происходят только из-за моего нежелания отступить от разгадки причины появления тотема на свет. Бесам, как изобретателям всяческой неправды, до боли от поротых задниц не хотелось, чтобы истина открылась мне. До неё был ещё год с небольшим.
Весна принесла свои печали. На Пасху из храма настоятель, наконец, выпер на целину роддомовскую батюшку Николая (Троицкого). Открыли новый приход в честь иконы Пречистой «Млекопитательница».
Как я и предполагал, только для того, чтобы бедный Троицкий поскорее дал дуба. Ему отвели место в бывшем абортарии. Тринадцать тысяч шестьсот абортов было произведено в том неприметном двухэтажном здании. И вся эта чаша горя вылилась на одного, не очень здорового, человека. Прошло меньше года, и Троицкий стал загибаться. Развалилась печень и всё закончилось инвалидностью.
Меньше чем за год до этого, благочинный Левого берега протоиерей Леонтий открыл в роддоме молельную комнату. У нас дома вновь замироточила Иверская икона. Мы с мамой поначалу думали, что роддом прибрали филаретовцы, но это был отец Леонтий, тешившийся своими новыми владениями.
— Передайте Устименко, отец Гавриил, что если он не уйдёт оттуда, жить ему год. Куда он полез? Хочет открыть церковь в абортарии? Знаете, сколько там детей порезали на французскую косметику?
Те платили больше десяти настоящих долларов за один трупик. О таком «лице социализма в СССР» в России молчат как рыбы. Эти контракты существуют в архивах Внешэкономторга, но права доступа в путинской России к ним нет. Счастливые семидесятые.
Смотрю, Гавриил окаменел. Потом я очень пожалел об этом. Азербайджанец нашёл, куда отправить умирать несчастного Троицкого. Он так обрадовался «бесценной» информации, что помог ему со столяркой (алтарь) и утварью. Сгинь, но так, чтобы моих рук во всём этом не было видно.
На Троицу в храме появился Новиков. Увидев его, понял — вот те ручки, которыми меня удушат. Однажды на исповеди, догадываясь, кому, куда и почему отправляется моя исповедь, спросил его ненароком.
— А как насчёт тайны исповеди?
— Ну, это смотря что, — ледяным тоном ответил мне протоиерей Александр.
Священники последних времён.
Как только на приходе появился второй священник, Гавриил успокоился — есть кому пахать. А мною плотно занялись.
Во-первых, выжималось всё на исповеди. Но и я знал как «Отче наш» главное правило исповеди — говорить только грехи. Всё! Ломайте голову, пытаясь привязать к конкретным фактам, датам и цифрам слова «солгал дважды», «осудил говорящих в храме», «раздражался во время приступов боли», «пожадничал», «принимал блудные помыслы» и так далее. Нельзя, ни в коем случае, называть конкретные имена и описывать реальные ситуации. Это уже не исповедь, а передача информации заинтересованному лицу.
Такие «откровения» собирателям информации в храме очень не нравятся. Увидев, что много ему не наловить, отец Александр перешёл ко второй части Мерлезонского балета — тарелки для сбора милостыни.
Пора сажать! Клиент созрел! И понеслось. То один мент, то другой, то вот, какая встреча через много лет! Вдруг на всенощной на тарелку кидает двести гривен (обычно это гривна, от силы две) очень маленькая женщина, сотрудница Жовтневого РОВД. Она засветилась лет восемь назад, в самом начале спецоперации «тарелка». Лицо запомнилось. Каменные рожи у всех вас, господа, поэтому отличить мусора в полёте от прихожанина в пролёте особого труда не составит.
Хуже всех держались пэпээсники (сотрудники ППС). Те приходили от меня в неистовство. Сидит тихо, как мышь, придраться не к чему, его б дубьём, да по голове! Как на Майдане. Эх! По их глазам можно было без труда прочитать, что наговорили про меня священники и ближний круг. Презрение с плохо контролируемым бешенством — и вот очередной спасатель батюшки от «разнузданного педофила и вора №1 города Марипуполя» раздражённо хлопает дверью.
Однажды слышал, как Миша-бригадир просит батюшку Александра посодействовать — уж очень хочется ходить по храму с подносом. Пожалуйста! Закатывается истерика в притворе. Месяц ходят все, кому не лень и вот уже Миша спокойно и с достоинством честного человека идёт по храму. Гляжу и думаю: «Ходи! Своим халва-почтение, чужим тюрьма-гонение».
Так и мучился со мной протоиерей Новиков, пока мы с мамой не купили один на двоих мобильный телефон (23 августа 2011 года). С этого дня началась настоящая шпионская игра.
Библиотека
Для чего существует исповедь? Для покаяния. Какого покаяния? А ну-ка, поподробнее.
И война началась. Война за номер мобильного. В конце августа на исповеди спросил батюшку Александра, как по нужде (не было денег) продать свою библиотеку. Нет даже мобильного, а без него как дать объявление в газете?
К этому времени я прочно окопался среди груд журналов в читальном зале городской библиотеки им. Короленко. Елена и Элла (за глаза «Эллочка»), помогали мне, как могли, то и дело спускаясь в подвал книгохранилища за кипами научно-популярных журналов. По ним за двадцать лет проверялось всё опубликованное по древнейшей истории, точнее, отголоски научных открытий.
В один из воскресных дней, одиннадцатого сентября 2011-го года, в дверь читального зала библиотеки вошли двое. Заказ делали шёпотом. Всё стало ясно, когда Эллочка вынесла им газеты объявлений. Одного из них я не видел одиннадцать лет. Постарел-возмужал. Зол как собака. Срочно в воскресенье подняли по тревоге — «тот тип хочет продать БИБЛИОТЕКУ!» — вот за что срок можно пришить. Волосатые руки быстро забирают всё новые и новые порции газет.
— Всё? — спрашивает один из них.
— Да. Это всё. Больше в библиотеке ничего нет, — отвечает Элла. — Мы не выписываем все газеты платных объявлений.
Через час они уйдут. «Как быстро отец Александр сдал мою исповедь ментам. Тогда он всё бросил и пошёл в алтарь звонить в милицию. Ну и подонок. Неужели человек в Мариуполе не имеет право продать свою, купленную на свои деньги, библиотеку?» — думал, краем глаза наблюдая за воскресной работой оперативников.
Но ещё раньше, третьего сентября, на мобильный кто-то позвонил. Гляжу, «без номера». Ого! Как быстро нашли моё объявление. Но самое страшное началось позднее. То ли РОВД, то ли брат Новикова, Олег, включили круглосуточное прослушивание через динамик мобильного. Это даёт возможность слышать всё, о чём говорится в квартире. Однажды я услышал чей-то смех из неработающего, просто лежавшего на книжном шкафу, мобильного. От неожиданности мороз по коже пошёл. Мы с мамой, оказывается, «плывём в эфире».
С каждым месяцем, чем дальше мы осваивали мобильный, тем больше головной боли прибавлялось от простой попытки позвонить, к примеру, родне в Молдову. Как только был набран номер, начался непонятный визг. Через пятнадцать секунд преднамеренное разъединение. Итак пять раз подряд, пока все деньги на телефоне не кончились. Созвониться не удалось.
«Так не бывает, — скажете вы. — Бывает, если ваш телефон с IMEI и номером ввели в чей-то дорогущий, навороченный IF-фон с возможностью контроля за местоположением». А ещё включается услуга «рация» на пять-шесть номеров и тогда чей-то хохот над лохом в твоей трубке неизбежен. Каждый готов принять участие в травле, тем более, что номер звонившего ты никогда не узнаешь. Услуга «Скрыть номер», «Хамелеон». Позвонив по такому номеру, получишь ответ сети «такого номера не существует». И так до бесконечности.
Правда, можно купить новый мобильник. В нём другой IMEI (выпускаются до трёх SIM-карт). Но, почувствовав снижение вашей активности, немедленно начнётся прочёсывание самых часто используемых вами номеров. Пройдёт от силы три недели и к старой прослушке добавится новая. По вновь найденному IMEI определят и два остальных в трубке — они высвечиваются. Купив две новые SIM-карты, лох попадёт под ещё более плотный контроль.
Но и это далеко не всё. Номер точно определённого телефона священник немедленно передаст в милицию. Те составляют списки на прослушивание номеров и подают их в суд раз в месяц. Дальше нужный им номер просто вписывают в судебный список. И к кошмару церковных хакеров добавится официальное ментовское «поставить на номер».
Прошёл год с небольшим и мне стало ясно: Александр Николаевич, пономарь и ведущий приходского сайта www. lampada. in. ua, братья Новиковы (Олег и Александр) занимаются в империи Марковского-Агабекова компьютерным и электронным шпионажем. Олег Новиков в то время работал в компьютерном отделе, обслуживающим магазин «METRO» Мариуполя. Три опытных хакера, не считая студентов! Многовато для одного православного прихода.
Очень скоро даже бабушки-просвирни знали — их прослушивают. Агабеков хотел знать о всех всё. До последней мысли в мозгу.
Персидская сказка красива,
Но жестокостью неотвратима.
Подходил к концу 2011 год. Весной мы переехали в новое здание. Его освятил на Троицу митрополит Иларион. Протоиерею Гавриилу был вручён орден преподобного Лаврентия Черниговского.
Но всё осталось по-прежнему. Службы сокращались. Кафизмы на всенощной или сокращались или не читались вовсе. Часы не вычитывались. Третьего и шестого часа на приходе никто не слышал никогда. Девятый читался перед литургией и иногда первый (утреня). Службы в будние дни велись только общие (если был праздник). Кому-либо из святых — ух, это не для нас — долго. Рыться надо, готовиться. Или читалась часть службы святому.
Агабеков умудрялся в 2009 году служить полиелейную службу утром с семи часов утра и сразу литургию — без ветхозаветных паремий и часов. Получалась трёхчасовая каша. Зато вечером можно было отдохнуть от приходской рутины. «Я жаворонок, а вы»? Приходите утром.
Не читалась и короткая молитва перед исповедью. «Зачем её читать, когда вы одни и те же грехи называете» — раздражался настоятель. Не интересно мне, где информация? Побольше грязи приносите, кайтесь, чёрт вас всех дери!
Но больше всего досталось литургии оглашенных. Её объявили пережитком первых веков христианства и историческим анахронизмом.
— Покажите мне хотя бы одного оглашенного (то есть готовящегося к принятию таинства крещения — автор) в нашем храме? — вопрошал прихожан Агабеков.
— Вы? Нет? Может, вы? А, так значит, вы оглашенный? — поигрывал ситуацией настоятель.
— Отец Гавриил, — обращаюсь к нему. — Это ведь ещё и молитва за весь некрещёный мир.
— Это ошибочное мнение, — ледяным тоном отвечает настоятель.
На Воздвиженье для Агабекова «воздвигали» ящик из под чего-то, покрывали ковриком и вперёд. С него, как с кафедры в кафедральном соборе, на все четыре стороны благословлял крестом. С этого действа убегал, схватившись за голову, строгий Новиков (он и литургию оглашенных служит неукоснительно). В церквях крест просто выносится и кладётся на середине храма.
Бедный Агабеков настолько к 2012 году потерял страх Божий, что умудрялся вместо панихиды включать диктофон. Диктофон проигрывает панихиду, настоятель невозмутимо стоит, не открывая рта. Понятно, деньги за записки брались, но не читались. И так в свою череду. Бабки боялись жаловаться на упитанного и наглого пастыря.
Об этой проделке рассказала мне соседка, рано похоронившая своего единственного сына. Сын имел золотые руки по части радиоэлектроники. Поэтому она и задала мне этот вопрос, от которого я похолодел.
— Олег! Может, мне показалось, но панихида крутится на диктофоне или магнитофоне, имена не читаются. Священник только даёт крест.
— А другой батюшка, такой рыжий?
— Тот читает всё подробно и по нескольку раз имена.
— В семье не без урода, — вздохнул и принялся объяснять всю тонкость поповского беспредела.
Два дома-особняка, полная чаша, дареные машины, подарки и угождения. Изъезжен весь мир вдоль и поперёк. Умер в Париже Савчук, владелец Тяжмаша. Отпевать вылетает протоиерей Агабеков. Что-то где произошло интересное, хоть на краю света, бросается всё (в храме есть второй священник-раб), туда летит или едет важный протоиерей Гавриил. Главное — посмотреть своими глазами. Живу сейчас и без кавычек. А вы?
В начале 2014 Агабеков в очередной раз исчез. А приехав, на исповеди говорит, желая насладится моей немощью, уничижением и болью от услышанного. Мол, ты пишешь книги, а я читаю краденое и езжу на это смотреть.
— Был в лавре преподобного Герасима, что имел льва Иордана. В Иордании.
— Там, наверно, страшно? Вокруг пустыня, — спросил его.
— Нет. Совсем не страшно. Хорошо, — умиротворённо мотает головой Агабеков.
Его бы никогда не понесло туда, на край аравийской пустыни, если бы проворная мать и сын не украли для дотошного азера первый вариант рукописи «Тотема». В книге как раз и описывается смысл появления бессмертной души, данной первому человеку и судьба смертного животного, льва, оболганного вчерашними обезьянами.
Сапиенсы уходят в ад. Животное, не имеющее бессмертной души, промыслом Всевышнего уходит в рай. Это произвело такое впечатление на священника, что он, бросив приход, помчался «львиными тропами» осматривать описанное мной обыкновенное чудо милосердия свыше. А вдруг царь зверей спустится поглядеть на нас, паломников Мариуполя? Так нафоткаемся от души.
— Батюшка, это ваш туристический проспект? — вытаскиваю его из груды хлама, собранного для заключённых Мариупольского СИЗО.
Гавриил кивает, а что?
— Разве можно такое класть в тюремную посылку? Люди белого света не видят, а вы им в издёвку суёте туристический проспект «Весь мир под ключ». Да они проклянут такого. Зачем людей злить.
Тот хмыкает и нехотя (подлянка сорвалась), вытягивает туристический каталог отелей из кучи книг. Спустя неделю я нахожу её на рынке семнадцатого у знакомого книжника Бориса (послали прислугу и кинули ему). Пять гривен. Бери!
Когда Гавриила рукополагали в иереи, меня стошнило. Лет десять-одиннадцать тот тряс душу донецкого владыки и благочинного и вытряс, наконец. Шестнадцатого февраля 2006 года был рукоположен в иереи. Лет за шесть до этого во сне или наяву, утаю, вижу паперть нашего никольского собора.
Поднимаюсь по лестнице. Двери закрыты наглухо. Вдруг одна из створок приоткрывается и на паперть ставят некий монумент из красной меди. Метровой высоты декоративная толстенькая колонна, вся в вычурных завитушках. Эллинистический стиль, Коринфа образец. На ровной поверхности колонны укреплён малюсенький крест. Тоже из красной меди. По форме мальтийский (иоаннитов). Оборачиваюсь, словно знаю, что сзади кто-то есть.
— Чей это крест?
— Гавриила диакона, — отвечает мне невидимый.
В эту секунду двери широко открываются, вхожу внутрь. Крест на колонне в завитушках остаётся на паперти. Меня смех разбирает. Такой крошечный крест на постаменте для римских императоров, не меньше. И только попав в больничный храм, понял, что означали эти завитушки.
Послали меня однажды на кухню кого-то срочно позвать. Дело было перед причастием. Захожу и взглядом упираюсь в обеденный стол. Вроде бы обычные всё блюда. Но как всё это сногсшибательно сервировано, нарезано, уложено, с продуманным изыском — сразу вспомнил ту колонну в вычурном стиле. Стол и колонна выдавали вкусы одного человека — протоиерея Гавриила. Только одного не мог понять. Почему такая редкая медь? Ярко-красная. Где-то я уже её видел, но где?
Спустя лет восемь, роясь у Бориса-книжника в монетах, увидел идеальной сохранности полушку царской чеканки. Точно такая же красная медь. И тут до меня дошло. Видение истинное. Диакон имеет половину благодати от благодати священника (Закон Божий). И тот крест, который бросил демонстративно на паперти собора отец Гавриил, был отлит из меди, которая при последнем царе шла только на полкопейки или полушки.
Ислам не знает креста. Апостол прямо запрещает рукополагать в священники прозелитов. Практика русского православия. Гнаться за отчётностью — сколько перешло из ислама? Двое? Надо больше! Больше! Больше!
Открывать ему это видение тогда не стал. Просто трижды просил ещё протодиакона не добиваться у владыки рукоположения, понимая, что дальше той паперти ему всё равно не уйти. Тот делал непередаваемо скромные глаза, мотал головой, мол, куда там мне, но ел поедом владыку и доел. Его на святителя Игнатия Мариупольского рукоположили.
Как только рукоположение произошло, с нашим мариупольским, очень почтенным муллой, что-то случилось. На центральный рынок были посланы славянки, принявшие ислам. Они ходили по рядам и буквально требовали:
— Принимайте ислам! В исламе люди дружные, в беде не оставят, помогут. Мужчины не пьют, не курят, не сквернословят. Жён берут девственницами, не как сейчас. Семьи дружные, крепкие. Это ислам!
Своими глазами видел, своими ушами слышал — декабрь 2006 года. Как только Гавриил бросил крест диакона на паперти Никольского собора, очень много торговцев с центрального рынка перешло в ислам.
Священник Гавриил. Стал строить храм. Благочинный округа не благословил. Тогда Гавриил поехал к владыке и добился своего. Своего, но не Божьего. Собрал людей, разделив на своих и чужих. Создал лучший в епархии церковный хор. Дух захватывало, когда слушал его распевы при идеальной акустике. Но, чтобы не происходило хорошего и доброго в том храме, я помнил, где теперь отец настоятель — митрофорный и орденоносный протоиерей — на паперти с выброшенным мальтийским крестом.
Спустя два года в новом храме начались искушения — почернели и закоптились когда-то совершенно белые стены. Дешёвые свечи из стеарина бедствие для монохромного покрытия храмов. Временный выход есть — продавать только восковые свечи, но это очень дорого и невыгодно. В итоге однажды в храме установили двухъярусную железную печь-сундук. Ярусы засыпали мокрым песком и в него стали тыкать свечи. Верх «за здравие», низ «за упокой». Соответственно, все подсвечники убрали в подвал.
Православный храм без подсвечников это дико. Зато вся копоть собиралась на потолке железного прямоугольника. Выгодно — после ремонта чисто. Свечи не столько горели, сколько плавились. Идея чудища на входе мне была понятна. Это было сугубо вынужденное решение. Но душа бежала от «крематория», первого среди православных храмов Мариуполя. И только три года спустя, в начале 2016, я увидел изнанку этой затеи.
В Мариуполе двадцать лет мы не смотрели фильмы — нас убивали за мои поиски ключа к разгадке «Тотема», забрав право на обычную жизнь. А в Колобово, куда нас загнали благодетели, фильмы стали спутниками нашего одиночества в России. После нового года нашёл «Гладиатор» (2000 год) и скачал. Очень тяжелый фильм-агония.
Один из атрибутов этого фильма прямоугольная печь-сундук с песочными полками. Главный герой, полководец-язычник, тоскуя в походе по семье, ставит в нём свечки за близких, живых и мёртвых. Не долго думая, Гавриил перенёс шкаф с песочком в нашу православную церковь и одним махом решил все проблемы с копотью «практикующих христиан».
Двадцать восьмого декабря 2011 года в городе Ростове-на-Дону задержали одного из двух, участвовавших в избиении и глумлении над девочкой 27 июля 2010 года. Узнал об этом только в июне 2013 года. Просто набрался смелости и залез в Интернет, вновь испытав ужас трёхлетней давности. Поразило, что в храме никто об этом не говорил. Мучайся, тварь, раз сидишь на нашем приходе. Ненависть навсегда.
Весь 2012 прошёл в том же ключе: слежка, доносы, прослушивание, разглашение тайны исповеди, неожиданно срывающиеся звонки, странные SMS, подлянки в церкви. Но две из них помню и сейчас.
Спецоперация-реабилитация Агабекова «Дети-2»
Летом двенадцатого года на приходе было малолюдно. Все, кто помогал Валентине паковать просфору в пакетики, разъехались на лето, да и она сама. На послушании остался один «педофил», чем и воспользовался приходской актив для реабилитации подмоченной репутации после задержания подельника главного фигуранта дела об избиении девочки.
Совершенно неожиданно для меня к корзине с просфорой стали подходить дети с предложением помочь.
— Помочь? Становитесь.
И вот уже трое, а то и четверо из приходской ребятни крошечными ручонками вяжут, вначале медленно, затем освоившись, проворнее, узелки на кулёчках с просфорой.
К этому времени мне этого хотелось меньше всего. Оценив ситуацию, понял, откуда ветер дует. «Заводилой» процесса стала восьмилетняя Аня. Отец сотрудник МВД. Девочке объяснили — надо помочь папе в поимке опасного преступника. Поэтому всё, что говорит и делает дядя, надо запомнить и рассказать маме и папе после службы.
Так начиналась очередная спецоперация «педофил соблазняет деток в церкви». На чём всё строилось? На надежде того, что я буду идти на контакт с детьми. Общение, объяснения, как и что делать, поощрения, привлечения внимания и, следовательно, реализация преступных намерений в ходе «производственного» процесса.
Но после ада 2010 года молчал как дохлая рыба. Единственно, на чём «прокололся педофил» — «эксплуатируемым» выдавал с корзины по просфоре. Деньги обязательно за них отдавал в кассу. Так прошло семь или восемь служб. Наконец, до «шерлокохомсов» местного отделения МВД дошло — никакого «контакта педофила» с детьми нет и не будет.
Вдруг, откуда не возьмись, появляется никуда не уезжавшая Валентина и куча баб, готовых крутить тонны просфоры. А деток как ветром сдуло. Следующая спецоперация.
Рукопись
На Петра Московского, чудотворца (память 6 сентября), рукопись книги была закончена. Нужно было искать кого-нибудь для набора текста. Поглядел на Господа: «Пошли человека, который не украдёт книгу и не сдаст меня священникам». Послал.
В храме ко мне неплохо относилась луганчанка Наталия. Подошёл к ней, та согласилась. Договорились встретится в воскресенье. Дня за три до этого сестра, живущая во Владимировской области, неожиданно прислала нам с мамой сушёных грибов.
За цену и требования к тексту договорились быстро. Подарил ей грибы и довольный пошёл домой. Через три дня, в среду, дома должны были делать откосы. Утром одноклассница просила меня поднять железный щит на будке сапожника. Как я не отнекивался, позвоночник больной, пришлось поднимать. Спустя полчаса стало сводить ноги. Адская боль от поясницы до макушки. Пришлось ползти в храм ставить свечи и поклоны бить, только ради того, чтобы уколы подействовали. «Как не кстати», — думал, заходя в церковь.
Но в храме на меня внезапно набросился отец Александр, вылетевший из алтаря.
— Что ты тут делаешь? А? В храме нет службы.
— Батюшка, свечи поставить, — от неожиданности растерялся. — Едва живой.
— Я тебя спрашиваю, зачем ты сюда пришёл?
Того всего перекосило.
— В храме не служат. Если ещё раз придёшь в неслужебное время, вызовём милицию.
Выглядело это очень странно. Такое чувство, что в служебном корпусе кипит какая-то подозрительная работа и малейшее подозрение на неё может привести священников на скамью подсудимых. Всё стало проясняться в четверг после звонка Наталии.
— Олег! Эдик (сын) начал набирать первую главу, а там написано, что это ересь. Ой! Нам так страшно, мы такое набирать не будем. Когда я тебе смогу всё вернуть?
И как только я не объяснял ей, что это шутка, повод отказаться был найден. Окончательно всё стало на свои обычные места, когда увидел Сашика в субботу после службы с подносом на входе в храм.
— Куда? — по привычке спросил прихожанина.
— На ксерокс. Сгорел, а денег на новый нет, — как бы извиняясь, пояснил тот.
«Теперь всё ясно. В среду Эдик (в крещении Андрей) принёс информацию. Бесценную, драгоценную, долгожданную. Набираем его книгу! И что эта тварь про нас написала? Стали копировать, а ксерокс едва живой. Четыреста страниц. И новьё сгорит под таким объёмом, а уж старенький подавно.
В это время меня, не кстати, принесло. Уж не пронюхал ли он что про наши подвиги? Запахло жареным. Отсюда такой невротический, жестоко устрашающий приём», — кумекал, поджидая Наталью с рукописью. Наталья не только вернула рукопись (издеваясь, предлагала отдать её мне ночью), но и несчастные грибы, от которых я всё равно отказался, кинув их на помин.
Цинизм, с каким прихожане «по найму» украли и тут же отдали своим шеф-попам рукопись, обычен, зауряден и профессионально отработан до автоматизма на приходах УПЦ МП.
После этих «чудес» пришлось искать наборщика текста заново. Нашёл его в «КомБате». Без всяких проблем распечатана расписка, но администратор Володя Чепыжко, иронично поглядев на меня, сказал:
— Если я захочу продать рукопись, я её всё равно продам, даже при наличии моей подписи.
Кивнул ему, плагиат родился раньше нас, ещё до Большого взрыва.
Потом будет неожиданное столкновение с Денисом-богословом на лестнице городской библиотеки и на его вопрос, что я делаю здесь, ответил:
— Изучаю историю своей болезни, инфекция альфа, вот и журналы.
После такой неискренности колесо поливания грязью закрутилось немедленно. На следующий день в Короленко пришла милиция господина Марковского с приветом.
— Этот (называют мою фамилию, кладут фото) чем здесь занимается? Проходит по делу об изнасиловании пятилетней девочки, может изучать ваши книжные фонды с целью кражи в особо крупных размерах. Прикрывается инвалидностью. Зверь ещё тот. Нам, пожалуйста, все его действия в конце каждой рабочей недели. Что читает, заказывает, интересуется, говорит, с кем идёт на контакты, все заказанные книги и периодику в письменном виде. Нельзя позволить ему совершить новое преступление. И почему в анкетных данных нет его телефона? Плохо работаете.
Светопреставление началось. На следующий день у Елены из отдела периодики глаза увеличены в четыре раза. Она пробегает мимо меня, как-то неопределённо, со всхлипом, смеётся, ошарашено мотает головой и молнией летит дальше. Вот это да! Пе-до-фи-лл!
У остальных каменные лица: «Преступник в библиотеке! Тревога!» Подходят, рассматривают меня подслеповатыми глазами, словно никогда до этого не видели, молча идут дальше. Для меня ничего нового и неожиданного в этом нет. Ужас так ужас, я не против. Готов работать в библиотеке при любом отношении ко мне.
«Информацию» вскоре забыли, а я всё чаще стал наведываться в отдел информатики (компьютерный отдел). Там всем заправляет независимая и гордая Яна. А меня волнуют картинки к книге. Показывают, как скачивать. Всё компьютеры в отделе переведены на фискальный режим (копии на все шаги).
Пройдёт ещё с полгода и я переселюсь в этот отдел, забыв абонемент, где с меня вытрясли номер мобильного, тут же отдав милиции, отдел периодических изданий с добрыми Эллой и Еленой (вскоре после «такого» Елена рассчиталась) и читальный зал.
Весной мне потребовалось править грамматику в книге. На компьютерах стоит WORD. То, что надо. Но Яна и её подруга вовремя пресекают «преступные намерения педофила». Как только я появляюсь в отделе, работа заканчивается, начинается слежка. Женщины не сводят глаз с моей спины. Иногда буравят так, что сидеть невозможно. Очень недовольны — припёрся, теперь работай только на ментов.
После пяти упражнений в WORD мне объявляют — программа лицензионная (скорее всего, семёрка пиратская, что тоже чревато) и платить за неё нечем, поэтому WORD приказал долго жить. Поди к ментам, поплачься, милый!
Но деваться некуда, Интернет в библиотеке очень дешёвый, дважды в неделю приходишь искать материалы к книге. Краем глаза отмечаю, их очень интересует флешка. Что там? Время идёт. Флешка по-прежнему недоступна. Если выхожу, вытаскиваю и забираю с собой.
На Успенье 2013 мама и я едем к Троицкому на маслособорование. На священнике лица нет. Спрашиваю, почему?
— Они (Марковский-Агабеков) снова хотят вернуть меня на Сартану (первый его приход святого Георгия). Что я там забыл? Еле оттуда вышел. Повтор ужаса.
Смотрю, батюшка чуть не плачет. Мне ясно. Мстят за срыв летней спецоперации «уролог+педофил=коммерческое лечение пациентов с улицы».
Летом 2013 неугомонное священство заставило Троицкого привести через меня в урологию «своего» мента под видом пациента. Смысл простой и ясный. Троицкий вручает мне чей-то телефон (прихожанин Павел разболелся, помоги). Я должен был позвонить своему доктору, договориться и привести этого стража правопорядка прямо в отделение. А дальше мент начинает совать меченые деньги ничего не подозревающему врачу или украдкой оставит их после осмотра. Влетает милиция. Преступная организация, эксплуатирующая дорогостоящее импортное оборудование, налицо. Сговор двух и более, лиц это уже что-то.
Но ничего не вышло. Мама проплакала всю ночь и поехала к безотказному и безвозмездному врачу с предупреждением, а Троицкому сказала: вот адрес, надо, пусть чешет сам.
После этого священника за срыв спецоперации начали третировать и угрожать переводом на Сартану. Вижу, дело дрянь. Они из него всю душу вытрясут. Утешая, говорю.
— Батюшка, они от вас отвяжутся и больше не тронут. Обещаю.
Но Троицкий ничему не верит. Девятого октября 2013 года, на Иоанна Богослова, за двадцать минут до закрытия библиотеки делаю вид, что нужно срочно выйти в туалет. Смотрю на флешку. Яна с напарницей не спускает с неё глаз. Выхожу, оставив флешку в компьютере. Действуйте. Копируйте, только Троицкого не трогайте!
Через минуту после моего ухода напарница становиться на шухер, вахтёр библиотеки на входе вторым шухером. Не тороплюсь. Сливаю триста литров мочи. Копируйте. Возвращаюсь, всё скучно, флешка на месте. Честно-честно, мы не пристраивались к твоим файлам-майлам. Глаза довольные. Прошло три дня.
На Покров в храме батюшка Александр неожиданно обнимается и лобзается со мной. Значит, украли всё-таки. А я-то понадеялся на некую, пусть условную, порядочность. Ладно, им не впервой. Но с чего бы этакое проявление «братских чувств?»
И тут до меня дошло. Материалы флешки один к одному совпали с материалами им же раз пять взломанной почты. Это началось с июня, когда посоветовал в библиотеке одному мужику в Twitter, обратится в «Комбат». Яна с напарницей тут же навострили уши. На другой день милиция пришла в компьютерный клуб. И бедный Володя со товарищами стали стучать на ментов. Вся моя почта на Mail. Ru полетела к чертям Марковским.
В июле до них дошло, что я могу открыть Бог весть сколько почтовых ящиков. И меня стали искать по личным данным.
О`КЕЙ, ЗОРРО! Сменим, точнее, отредактируем «фамилию» и зайдём на другую бесплатную почту, отправляя письма в другом интернет-клубе. Это сработало.
Но старые ящики с изменёнными паролями ломали на моих глазах. Достаточно зайти в отдел «Безопасность» и понаставить флажков в каждом секторе защиты. Захожу. Ставлю. А флажки вышибает. Не ставятся! Такое чувство, что в квартире летят электрические пробки. Вновь и вновь. Меня пробрало холодным потом среди июльской жары. Меняю пароль. Больше знаков! Дольше будешь сидеть.
И точно. Новикова нет неделями. Коды ломает. А появляется в храме, глаза злые, лицо каменное после хронического недосыпа.
Через два месяца, на маслособоровании у Троицкого спрашиваю, как дела, травят?
— Нет, — говорит. — Тихо. За Сартану ни слова. Никому не нужен.
— Батюшка, им всё отдано. Всё, что они искали и хотели найти. Теперь пусть читают.
Троицкий вопросительно смотрит на меня.
— Они вразумились? Хоть какую-то пользу это им принесло?
Отвечаю.
— Они на это не способны.
Три кражи за один, с хвостиком, год. Но проблемы были не только в этом. Я забыл, когда нормально причащался в последний раз. После каждого срыва спецопераций причастие в ложечке уменьшалось до такого размера, что глотать было нечего. Своим Гавриил демонстративно впихивал полные ложки с верхом Тела и Крови Христовой. Аксиос! Достойны! Особенно, если это были дети своих и наших.
— Крохе сколько? Два?
Как взрослому. Родители таяли от такого «внимания». В других церквях только Кровь Христову дают малышне, а батюшка Гавриил такой славный, как он любит деток! В следующее воскресенье идём только к Гавриилу. Настоящий батюшка.
Третье чудо святителя Николая
Но несмотря на искушения, на приходе Святой Троицы было легче. Сюда почти не захаживали колдуны. По крайней мере, до октября 2009 не было видно ни одного. Службы были реже и можно было писать по капле в день книгу «о дикарях». Беда, что все свои открытия на приходе озвучивал вслух. А всё доносилось. Нет колдунов? Легче жить? Мы исправим сие недоразумение!
Ведьмак появился в самом конце октября. Даже неопытные прихожане шарахались от него, так демонически он выглядел. Высокого роста, смуглый, длинноволосый, очень здоровый и крепкий (инвалидность ему сделала мать), стоял на лестнице и просил милостыню.
— Подайте инвалиду!
И ему подавалось. Всё, правда, немедленно пропивалось. Звали его Максим. Был он ровно на десять лет меня младше. Когда первый раз его увидел, то и подумать не мог, сколько крови может выпить настоящий мастер, косящий под психически больного инвалида.
Постепенно он освоился на новом для него приходе и стал заниматься привычной практикой чернокнижия. Тырил огарки (заготовки для колдовства), мотал головой, как лошадь, выклянчивая у Бога души, ставил метки на ворота, как бы нечаянно прислонялся к кому-либо. Любил садиться после старушки на стульчик. Прихожанка исчезала на следующий день. Спустя месяц другой она появлялась... на костылях. Домой шла, поскользнулась, сломала ногу. Теперь с палочкой. Меня он невзлюбил. Молчит. Не подаёт. Какой с него прок? Подойдя ближе, шипел: «Молишься. Не молись».
Шло время. Год. Другой. В квартире стало пахнуть чем-то кислым. Год не могли понять, в чём дело. А когда выяснили, то ужаснулись. Газ с как бы нечищеных конфорок шёл больше полутора лет. И в голову такое не могло прийти, плита-то новая, сделанная 19 декабря, на Николу зимнего. Дружковка.
Вызвали мастеров, те выезжали чистить два раза, пока газ не остановился. В квартире перестало пахнуть кислым. Но было поздно. Первую, мучащую до сих пор гадость, Максим сделал через газ и, в это трудно поверить, очень вкусные просфоры, которые пекли у Гавриила на Троице. Просфора как просфора, но технология с «сюрпризом».
Печка батюшки очень дорогая, итальянская. В неё ставят на несколько минут противень, обильно смазанный натуральным воском. Мука у Гавриила была в запрете. Воск при огромной температуре красил просфору в нежно-золотистый, аппетитный цвет. Когда узнал, что настоятель печёт просфору монастырским способом на воске, похолодел. Из больных почек воск не выводится. Он до смерти останется там. Это давным-давно установили американцы. У здоровых и детей по предрасположенности.
Магия соединяет несоединимое — возникают, одна за одной, предпосылки неизлечимых хворей. Природный газ, проникая в помещение, нарушает обмен веществ и, в конечном счёте, вызывает рост раковых клеток, а там и до опухоли рукой подать. Соседи-моряки который год воевали с нами. Каждую ночь ими проверялось моё местонахождение в квартире. Если находили меня в спальне или зале, начинался «массированный обстрел». Из-за этого был вынужден спать на кухне, вдыхая ночью газ.
Кушаем с воском, дышим природным газом, мало двигаемся, много лежим при постоянных стрессах... Уролог нашел много песка в почках. До Максима его не было. Но беда не приходит одна. Осенью 2011 тело стало высыхать, вес падать, а я стал чувствовать, как внутри меня действует какая-то, вытягивающая из меня последние капли здоровья, сила. Эта сила называется рак. Привет, мальчик! Пора и тебе на тот свет. Допрыгался, милый.
В ноябре перестала литься моча, затем с меня вылилось за три дня литров пятнадцать жидкости. Кожа на лице натянулась и я понял, что попал. Стал молиться, просил у Бога милости. Поехал в Никольское на маслособорование. Привёз милостыню. Священники от меня шарахались. Чувствовали, что мне конец. После таинства вдруг стало болеть внизу шеи и до меня дошло — приделали рак горла.
На приходе Святой Троицы была похожая история. Умерла прихожанка, одна из первых пришедшая помогать отцу Гавриилу. Ей сделали так, что рентген показал — все кости в дырочках. Мельчайшие, сквозные дырочки. Опух рот, язык от язв. Есть не могла.
Хотел помочь. Принёс список лекарств, коробки от лечебных паст, русский рициниол, специальные зубные щётки. Но всё вернули. Поздно.
Взял обратно и думаю, куда это всё после больной выкинуть? Домой его нести нельзя. Иду, нет нигде ни урны, ни контейнера. Дошёл до «Хозяюшки». Взглянул на неоновую рекламу. Руки машинально кидают пакет в урну у входа. И тут до меня дошло! Хозяйка района. Её работа. Но вряд ли сподоблюсь увидеть эту особу.
Не один я мыкался по лабиринтам ужаса «Чернокнижника». Одновременно со мной в свечном внезапно заболела Татьяна. Опух зуб мудрости. Стали вырывать, потянули едва заметный росток. Удалили. Инородное тело оказалось отростком раковой опухоли. Когда кинулись, третья степень рака горла. Химия в Мариуполе ничего не дала. Направили на операцию и чистку крови в Донецк.
— Таня, надо собороваться и как можно чаще, — говорю ей в очередной раз, зная, что услышу в ответ.
— Батюшка Гавриил благословил собороваться только раз в году. Одна болезнь — одно соборование.
Выглядело это убийственно. Причащайся сколько и когда захочешь. Но как только дело доходит до соборования — раз в год. Заколдованный круг. Хочешь помочь, но тут же вырастает авторитет батюшки. Раз в год! Послушание! Нет ничего выше его! Перед тем, как ложиться в Донецк, отец Гавриил её соборовал.
— Как хорошо мне стало, нос был забит слизью, а теперь я дышу.
Услышав, чуть не заплакал. Где голова твоя, Танечка? Тогда, после молитвы к Матроне услышал её голос.
— Пусть перед Донецком приедет ко мне в монастырь на пять дней. Уедет здоровой.
Кинулся к Татьяне. Она ни в какую.
— Я решила лечиться.
Татьянина химия обошлась сердобольному предпринимателю в 36 тысяч гривен (4500 долларов), не считая массы других расходов. Проживёт, мучаясь по химиям, до 6 апреля 2014 года. А я, имея благословение Наума из Троицы, искал, где только возможно, попасть на соборование.
Облегчения после двух соборований не наступило. Татьяна уехала на химию в Донецк, а я приготовился загибаться дома. Денег на лечение всё равно не было. В отчаянии припал к иконе Николая Угодника.
— Помоги, утешь, рак горла, высох весь, это точно рак.
— Да, там есть раковые клетки. Приди в мой день (19 декабря) в собор. Поставь мне две свечки.
Лик Святителя сиял непередаваемым торжеством. А я с недоверием поглядел на икону.
— Вечером. Собор, — повторил святой.
Накануне, 18 декабря на службе произошло нечто, привлёкшее моё внимание. Мой стульчик всегда стоял впритык к книжному столу. Над ним полки с иконами, они же и у края стены. Вдруг одна из икон зашевелилась и как бы отошла от стены. А отойдя, упала прямо мне на руки. Увидев ход «ожившей» иконы Николая Угодника, рассмеялся.
— Денискин, святитель Николай ожил!
Тот ошалело поглядел на всё это и аккуратно поставил икону на место. Но как только он уйдёт, всё повторится и я призадумался, к чему бы это?
На следующий день, в праздник святителя остался на Троице. Святитель сказал, чтобы пришёл вечером. Вечером, под покровом тьмы, вошёл в свой храм, из которого выгнали, «не выгоняя», два с половиной года тому. Купил две свечки. На подсвечнике чудотворца стоял молодой человек. Он и дал мне место на большом подсвечнике. Ровно на две свечки.
Ставлю. Молюсь. Стою минут сорок. С надеждой кладу последние поклоны и плетусь домой. Внутри тела метёт раковый вихрь. Словно где-то в центре тела засел упырь и высасывает последние капли здоровья.
Прошёл час. За это время какая-то лёгкость появилась в теле, насос, высасывающий сок жизни, постепенно сбавлял обороты. Ещё через час я почувствовал, что становлюсь здоровым. Всё моё высохшее тело оживало, как весной деревья. Ещё через час я был совершенно здоров.
Почувствовав, что кто-то выключил адскую машину навсегда, упал на колени перед иконой Николая, чудотворца предивного.
— Бог приказал помиловать тебя за твою книгу, — произнёс святитель.
— Рак любой сложности лечится три часа, — были его последние слова.
— Мам! Давай купим ту икону Николы угодника, которая вчера ко мне в церкви пошла, — поднимаясь с колен, говорю матери. — Я здоров. Николай угодник исцелил меня.
— Бога ради, купи, — ответила мне заплаканная мать.
На следующее утро, прихватив двести гривен маминых денег, пошёл за иконой. На двери храма буквально лежала чистенькая неприметная женщина лет шестидесяти трёх или пяти на вид.
— Вам помочь открыть дверь? — говорю ей. А та молчит. И вдруг до меня доходит. В ХРАМ ПРИШЛА САМА ХОЗЯЙКА. Обидели, отняли добычу. Рак горла, газ на кухне, воск в просфоре, — это всё её работа. Максим-волхв только исполнитель. «Свиделись, — подумал, заходя в храм. — Сама хозяйка пришла. Вырвал из её чёрных рук Николай чудотворец».
В храме объяснил всё Вере Васильевне (иначе оболгут: кого-то убил, деньги забрал, за иконой пришёл и на полном серьёзе начнут делиться со всеми «информацией»), купил икону и дойдя до аналоя, увидел — икону Николая угодника ещё не повесили на стену. Прикладываюсь и вдруг слышу: «Не бойся, когда опухоль будет выходить. Иди на соборования. Всё выйдет».
На входе никого нет. Ведьма поняла, что меня больше ей не отдадут. А икона святителя защищала меня.
После очередного соборования у Троицкого вечером, снимая рубашку, увидел ярко-чёрные, с багровым отливом, пятна. Они были на той стороне тела, где болело горло. На правой руке, под кожей, проступили два пятна. Так я и мама своими глазами увидели то, что должно было отправить меня на тот свет. Разложение опухолевой ткани.
Но радости не было. Отказ Татьяны от поездки к Матроне опустошил меня. Она была в метре от спасения. Была.
В её глазах я был только проходимцем, клеветником, которому ни в коем случае нельзя верить.
Когда она умерла, мне специально ничего не сказали. Чтобы причинить хоть какую-то боль. Зная, что я очень любил её. Методика исцеления через многократное соборование приводило священство в бешенство. Санька сказал мне о смерти и похоронах только через три дня. Реакцию донёс. Моя боль вызывала только радость на приходе. Малая пасха.
Тогда я окончательно понял, как дружны и сплочённы между собой служители тьмы. Чтобы Татьяна не послушалась меня и ехала на смерть в Донецк, волхв не отходил от меня ни на шаг.
Утром, когда решалось, поедет ли свечница в онкоцентр или нет, Максим припёрся в церковь с белым солидным свистком. Стоял, стоял, да как начнёт плакать. Упал на колени. Как могут молиться служители сатаны! Свисток зажат в руке. И он в очередной раз победил! Один волхв — «православных» Троицы, живущих по своей воле. Татьяна выбрала врачей вместо блаженной Матроны.
Первый раз я воочию увидел, как ведьмак отправляет на тот свет, когда тот навёл оцепенение на наших приходских священников. Стоял на входе и весь трясся, наводя чары на священников. Сын Валентины, одной из «зелёненьких», умирал рядом в больнице №2. Была суббота, всенощная. Пришли с палаты, дела плохи. А священники не торопятся. Один исповедует, другой служит в алтаре. Когда всё же батюшка Александр вышел с чемоданчиком и Святыми Дарами на груди, было поздно. Парень умер, не дождавшись причащения. Интернет-паутина батюшки Александра в действии.
Свисток привёл меня в бешенство. Тут же достаю канон кресту, читаю. Тот начинает дёргаться. Но помочь мне некому. Если его шатия-братия увидит знак высшего посвящения в магию, зажатый в кулаке бродячего вурдалака, месть за нарушение субординации неизбежна. Можно и с жизнью расстаться. Правда, больше половины из них не знает, что свисток в чёрной магии означает маршальский жезл в руках полководца.
Симбоны в Мали, носящие свистки, так же частенько угрожают «поджарить», «отправить на тот свет», но на то они и симбоны — колдуны-охотники, знатоки охотничьей и вредоносной магии.
То колдуны в законе, а здесь просто проходимец, шестёрка у хозяйки района. Но как же они дружны между собой! Когда видят, дело не идёт, собираются в стаи и добивают одного все вместе. А мы, православные, завидев страшное, прикидываемся простофилями: «Искушение! Попущение! Очищение скорбями. Терпите!» Разводим беспомощно ручками, оглашая на весь храм «Бог терпел и нам велел» и бежим сломя голову от «страшного». Кого угодно, калечь, сатана, только не меня. Чур!
В сентябре 2013 вдруг обнаружил —колдуны, колдуньи, ведьмаки всех рангов и мастей куда-то подевались. Как будто их никогда и не было по церквям и соборам города. Исчезли. И выглядело всё это зловеще.
—Вера, — говорю свечнице в храме. — Мы остались без колдунов. Они куда-то все подевались.
— И слава Богу! Хай все сгинут, — смеётся.
— Вы зря смеётесь, Вера! Эти твари что-то пронюхали, паленым запахло. Они как крысы. Им бесы всё говорят и они заранее уходят.
— Откуда? — никак не может понять меня свечница.
—Из мест, куда приходит война.
— Да ты что, Олег! Бог с тобой. Какая война.
— Простая, — отвечаю ей. — Так было в Сухуми в 1990 году. Сухумские ведьмы вдруг стали размениваться на любые города. Кировоград, например. Через год запахло войной. Но поменяться уже было невозможно. В Сухуми никто не хотел ехать. А в 1992 тысяч шестьдесят в Абхазии погибло. Города Сухуми больше нет. Руины. А все ведьмы при жилье. Поняла?
Глаза Веры Васильевны выдавали смущение, но только не веру сказанному. Не верил и я.
Знамения войны
В октябре 2006 кафедральный собор готовился к приезду ювелирной копии Почаевской иконы Божьей Матери, подаренной лавре Патриархом Алексием II. Был понедельник и я пришёл только ради того, чтобы закатать свой подсвечник машинным маслом. Намечалось очередное столпотворение и от чистой полировки за час варварства «а ну, отойди от меня, ставлю свечку, куда ты прёшь» останется лишь залитый грязный воском остов подсвечника.
Шёл молебен «Всецарице». Служил батюшка Александр. И тут в храм врывается молодой человек, явно бывший не в себе. Начинает орать благим матом.
— Бог я. Я — Бог. Теперь я буду вам говорить, что делать. Без меня никуда. Бог это я. Всем стоять. Стоять!
Смотрю, одержимый на ходу раздевается, обнажая торс. Вскакивает на кафедру митрополита, хватает увесистый стульчик-пуф и в бой. Играясь и размахивая им, добегает до открытого алтаря. Дух перехватило. Попрёт буром в алтарь? Новикову тогда головы не сносить.
Но, добежав до ступеней, ведущих к открытым вратам, неожиданно падает перед алтарём на колени. Кланяется. А батюшка невозмутимо читает акафист Матери Божьей. С десяток прихожанок жмутся к нему. Смотрю, чё дальше? Понимаю только одно, мы влетели. Нас посетил бесноватый. Да ещё какой, гадаринского типа. Ховайся, кто может!
А тот побежал дальше. Бабах! Слышен звон бьющегося стекла. Бегу за ним из своего угла. Первому досталось Лазарю четырёхдневному. Огромная икона лишилась стекла. Вмятина на золотом фоне (она и сейчас заметна). Эх! Заворачивает за угол. Разворачивается. Летит стекло с Мариупольской (Смоленской) иконы, ещё один заход и вдребезги стекло с Почаевской. Тут в дело вмешалась техничка Елена. Досталось и ей.
Смотрю, отец Александр что-то говорит прихожанину, своему тёзке. Тот бесстрашно подходит к нему, крепко берёт за локоть и ведёт к выходу. И тот ему подчиняется. Молебен заканчивается. Батюшка и прихожане уходят. А меня начинает колотить. Хватаю за шею бедную Елену и тащу к входной двери. Вдвоём быстро закрываем наглухо двери и решётки в храме. Меня так трясёт, что я не понимаю, что сделал ей больно.
Остаётся только подвальный выход и я иду на улицу. Надо как можно быстрее сказать в служебном корпусе, чтобы нажали кнопку экстренного вызова. Но Валентина не хочет. Дорого. Придётся отдавать девяносто гривен (почти двадцать долларов). Бегу обратно в храм. А вокруг собора нарезает круги уже совсем голый мужик. Орёт про какую-то девочку, Голландию, «Код да Винчи» Дэна Брауна.
Остальное я узнал от тех, кто остался снаружи. В это время с треб подъехал ничего не подозревавший отец Владимир (Кирильченко) и принялся его унимать.
— А, миротворец, твою…
«Миротворцу» наставили автографы под глазами и, сорвав с него крест, так швырнули, что серебряную цепь отыскали в канаве, а крест нет. Крест привезли батюшке с Афона и потеря его очень расстроила Кирильченко. Спустя год его не стало. Куда крест, туда и священник. В ров преисподней.
Когда по приказу батюшки Николая мы открыли дверь, бесноватый лежал голый у ворот, животом вниз. Руки за спину. Наручники. Он лежал и пел.
— Браслетики надели. Сейчас будем очищать благодатью девочку. Иди сюда, хорошая, мой пенис несёт благодать… Иди сюда, хорошая, мы едем с тобой в Голландию.
Рядом с поверженным «тайфуном» лежала раскрытая дорожная сумка. Майор (тот самый шеф РОВД) объяснял батюшке Николаю.
— С ним спортивная сумка сушёной конопли. Ехал с автовокзала и решил, видно, сюда...
Пройдёт три часа и его снова привезут на приход. Прихожанин, наблюдавший за ним, отметит разительную перемену. Он был абсолютно вменяем.
— Антидот (противоядие). Подобрал врач-нарколог и ввёл. Полчаса и следов от наркоты практически нет.
На меня вновь глядят с подозрением. Не шпион ли? Не из России ли?
— И чего он?
— Его водили по «местам боевой славы», а он всё клялся и божился, что не мог такого даже в мыслях допустить.
— Братцы, отпустите меня, я здесь никогда не был, я ж с Енакиево. Братцы, не мог я такого наделать. Иконы не бил. Не я, это, братцы, не я, — и плачет.
Ещё через час привезут копию Почаевской. Разбитые вдребезги иконы затянут простынями, а я получу нагоняй от Гавриила, что не воспрепятствовал одержимому.
— Батюшка, — говорю ему. — Едва на ногах стою от постоянной рвоты и тошноты. Куда мне.
Гавриил смотрит на меня с нескрываемым презрением. Точно так он будет смотреть через год на гроб и прощание с Кирильченко прихожан у могилы. От руки священника будет тянуть явным тлением.
Всё это для меня было полной неожиданностью и загадкой. При чём тут Енакиево, наручники, конопля и Лазарь четырёхдневный?
И только когда ополченцы не смогли взять Мариуполь, первый раз их связали 13 июня 2014 года и выгнали из города, я понял, что означало это вторжение бесноватого.
Енакиево — родина лишённого звания Президента Украины В. Ф. Януковича. Наркота — непременный атрибут этой «гибридной» войны со стороны первой волны «ополченцев». Наручники на поверженном голом теле — это попытки взять город любой ценой руками голытьбы. «Миротворец» — попытка Петра Порошенко ввести миротворческий контингент в Донбасс в 2015 году.
Таково знамение 2006 года. От кого исходила инициатива этой жуткой войны, перечеркнувшей жизнь миллионам мирных людей? От жителя Енакиево, взлетевшего на самый верх молитвами схиархимандрита Зосимы (Сокур).
Июль 2002 или 2003 года. Со стороны старого городского кладбища, поднимая неимоверные клубы пыли, несётся точка. Приближаясь, она превращается в серого цвета автомобиль.
Когда-то в 1995 году, отходив с месяц-другой в мариупольский собор, подняв голову к Спасу Нерукотворному, спросил, тяготясь возвращением в Мариуполь.
— Господи! Зачем ты привёл меня обратно в эту тюрьму, после десяти лет скитаний? Тут нет ничего моего.
— Стой и смотри.
От такого неожиданного ответа вздрогнул. На что здесь смотреть? На групповую исповедь. Подхалимов — отдельно, остальных — скопом, как скотов перед бойней. Поднял вновь глаза к Спасу.
— Насмотришься!
В тот день было нестерпимое пекло. Сорок шесть. Мозги кипели. Ни тени, только пекло. Ни человека, только блажной Олег, пришедший на вечерню, стоит на перекрёстке перед церковью и ждёт не пойми чего.
Машина всё ближе и ближе. «Волга» серо-стального, матового, цвета. За рулём полковник с общевойсковыми знаками на пагонах. И тут отупение от месячной жары как рукой сняло. На рубашке летней формы ношения значились российские шевроны. Рядом с ним неприметный, невзрачный, безразличный маленький мужичок — Путин Владимир Владимирович. В штатском. Светлая строгая летняя рубашка. Дорогая. Стёкла не тонированные. Видно всё невооруженным глазом.
Узрев, кто пассажир, глянул на номера. Россия. Машина притормозила около меня. Мой взгляд упирается в Президента Российской Федерации. Ну вот, свиделись. Как будто так и должно было быть. Он не смотрит в окно. Взгляд отсутствующий. Безжизненный или, лучше сказать, ничего не выражающий. Впереди главная дорога.
Лицо общевойскового полковника стало напряжённым. Озирается. Тактика проезда по полумиллионному городу написана на лице. Ехать только по второстепенным дорогам. Главными — в крайнем случае.
Мне ясно — лучше один раз увидеть, чем сто раз читать донесения русской разведки. От бумажек к делу, точнее, к беззащитному украинскому телу. Никому и в голову не пришло бы трястись по пыльным украинским дорогам — Путину пришло. И когда он прошёл точку невозврата?
Полковник за рулём сориентировался. Машина пошла вниз, на Кировский. «Всё, уходят через Левый берег, а там Новоазовск — Матвеев Курган или ещё какая-нибудь дыра на границе», — подумал я.
На утро, взвесив все «за» и «против», выкладываю новость ничего не подозревающему Марковскому. Тот побелел, онемел, с минуту думал думу тяжкую, потом засмеялся.
— Ну и Олег! Ну и фантазёр! Ну и повеселил на славу! Нарочно не придумаешь.
А мне после реакции батюшки невольно пришлось задуматься. Был ли этот пыльный русский лимузин на самом деле или это очередные проделки бесов? На приходе, если ты в «бригаде», надо придерживаться одного, проверенного на практике, принципа — не верь глазам своим!
Вот простой пример.
В храм ходили, не пропуская служб Марковского, бывшие баптистки, Нина и её дочь, Маргарита. Марго нравилась многим. Только ножки вот, не идеал. Кривые. Но не для беса. У него свои сети, свои пропасти и свои расчёты.
Была вечерня и я стоял недалеко от Маргариты с матерью. На утро Марго причащаться — день ангела. На ней длинная, закрывающая ноги, юбка. Вдруг приходит мысль-искушение в виде голоса лукавого «Если у Маргариты прямые ноги, возьмёшь её в жёны?»
— Возьму, — отвечаю голосу, потому как знаю, ноги кривые и тут же забываю об этом. Стало смешно. Ноги у Марго точно сабли.
На утро из-за жары пришёл пораньше и сел перед входом в храм. Смотрю, северными воротами в храм идёт Маргарита. Но не в привычных для неё длинных юбках, а коротенькой, открывающей все ноги. О! На это стоит посмотреть! Встаю. Навстречу мне идёт девушка с почти прямыми ногами, а лучше сказать, выпрямленными.
Но какие колючие у ней глаза! Сколько в них злобы! Море-океан и ещё чуть-чуть. Она ровняется со мной и едва-едва кивает мне. Мол, смотри, какая я! Ты плохо обо мне думал. Теперь дело за тобой. Она поднимается по лестнице собора и входит в храм. Посмотрел ей вслед и сел обратно. Мне и не то приходилось слышать и видеть от бесов. Прошло минут пять и я собрался идти на службу.
Как вдруг вижу: теми же самыми воротами в храм идут Маргарита с мамой. Все боковые двери открыты, но дверные решётки этих дверей заперты, чтобы ходили только через главный вход. Удивляюсь увиденному, а они-то откуда? Встаю и иду им навстречу. У Марго обычные глаза девушки и непременная длинная юбка на ней. Мы ровняемся, здороваемся и входим вместе в храм.
Забыв про всё, иду искать первую Маргариту. Из храма она не выходила. Боковые двери заперты с раннего утра.
Только тут меня пробивает холодным потом. Бес принял облик девушки в короткой юбке и сделал мне «ноги».
Два года я просил (выклянчивал, глядя на Спаса Нерукотворного), как делали «Путина в Мариуполе» бесы? Как? Но Бог молчал. Только летом 2004 года Бог смиловался надо мной.
Был ужасный, дышащий раскалённым маревом, день. Всё повторилось. Машина серого цвета, пыль, ложившаяся тяжёлым шлейфом за ней. Всё, как тогда. Но, когда до машины оставалось метров тринадцать, я увидел: вместо машины передвигалось двести бесов, неимоверно плотно сбитых в каре. Между ними не было и молекулы зазора.
Бесы гнали Путина на Мариуполь в 2002! Как они были единомышленны, настроены на роль «машина Путина»! Мгновение я видел выражение их лиц. Оно было безлико-единодушно. Скорее, их можно назвать телесного цвета масками людей, но не людьми. Это было такое усердие, такое старание, что, если бы не скотские копыта обольстителей, скотская кожа и рожи, я бы испытал восторг вместо отвращения и ужаса. На этом видение исчезло, как будто и не было его.
Понимая, кем и как готовятся войны, в том числе и на Украине, решился показать лицо истинных отцов «марсианских хроник» на Земле. Бес — единственный автор того, что происходит сейчас на Украине и происходило в голове Путина в 2002 году. Всё остальное наполнитель для исполнителей.
«Машина Путина» несла в себе страшные аналогии с началом царствования династии полукровок в России. 1725 год. Коронация первой русской императрицы Екатерины Скавронской, вдовы Петра Великого. Время ехать в собор на церемонию, а похотливая бабёнка заартачилась:
— Если кучер не будет полковником, на коронацию не поеду!
Пришлось личного кучера императрицы срочно производить в дворянское звание (полковник по табели о рангах получал потомственное дворянство) и переодевать в полковничий мундир. С той поры в дореволюционной России все кучера царей и цариц были полковниками российской армии.
— Всё, что ты видишь вокруг, будет разрушено, — сказал Господь в ответ на мои слова: «Господи! Этот жёлтый куб «Амстора» (супермаркет) так похож на древнеримский форт». 2006 год. Не поверил.
Говорил Он и то, что граница пройдёт по Волновахе, будут делить каждый метр. Я никак не мог понять, что это такое «битва за Запорожье?» И почему она будет «самой страшной»? Китайцы пойдут последней войной, вся Азия — «жёлтый мир», третья мировая, Путин потеряет контроль за ядерным чемоданчиком, у американцев в очередной раз откажет схема в ядерном щите за 39 центов?
Но то, что война будет между своими, по-югославски, такого невозможно было допустить и в мыслях. Теперь об этом приходиться писать в русской деревне, обложенной метровыми сугробами, бросив свой дом.
Завещание Владимира Чекина (лагерь смерти Майданек, Люблин, Польша)
Этот человек прожил под девяносто лет, до конца своих дней был очень бодр, деятелен, подвижен. Не по возрасту выглядел на лет двадцать пять моложе. Муж старшей сестры моей бабушки, Анастасии, был сыном православного священника, служившего в сороковые-пятидесятые в нищей русской деревне.
В 1979 году он как-то сказал мне:
— Как знать? Может, мы больше с тобой не увидимся. Тебе тринадцать. Вполне взрослый, чтобы это знать. Можешь считать — это моё завещание, чтобы ты всегда помнил об этом.
В начале войны я ушёл добровольцем на фронт. Был шофёром. Возил в основном снаряды и боеприпасы. Попал под бомбёжку, фрицы это любили. Бомбить сверху. Машину перевернуло, меня контузило, потерял сознание. Когда пришёл в себя, кругом немцы, плен. Меня обыскали, в гимнастёрке нашли комсомольский билет. Поскольку я был годен к работе, не расстреляли, а отправили в лагерь смерти Майданек. За комсомольский билет.
Кого там только не было. Весь мир. Белые, чёрные, жёлтые. Кто получал посылки, тем было легче. Мы, русские, ничего не получали. Все, кто был в этом лагере, старались оставаться людьми.
Запомни на всю жизнь — сдавали своих пленных такие же пленные украинцы. За кусок хлеба, пайку, сигарету, бабу на нарах. За просто так, наконец. Никто ни на кого не стучал, только хохлы. Иуды. На них весь лагерь смотрел как на чумных и ненормальных. Тебе жить, может, час, а ты такое творишь.
— Жалко мне вас с матерью. Среди какого народа вы живёте! — лицо дяди Володи стало печальным.
— Дядь Володя! Подарите мне эту тюбетейку, — выслушав его, достаю со шкафа узбекскую, тёмную с узором, тюбетейку.
— А, бери, она никому не нужна, — ответил мне сын священника.
Через пару дней мы с бабкой поехали дальше, а рассказ остался навсегда во мне. Словно кто-то его отпечатал.
Вот такое завещание русского солдата.
Спустя двенадцать лет СССР развалится и на его обломках возникнет новая, независимая Россия. Три года по приказу русских властей (Управление ФСБ по Ивановской области) будет морить голодом русского учителя директор Колобовской средней школы гражданин РФ Федоренко Николай Евгеньевич, 100 % украинец, родился в Харьковской области. Он будет просто «класть под сукно» все мои заявления на аттестацию. Работай за 70 $ в месяц, тебя никто не гонит. На третий год организм не выдержал — три госпитализации и калека на всю жизнь. А украинец Федоренко с успехом будет и дальше, до преклонных лет, работать директором русской школы. И конечно же, не умирая с голоду. Русские в РФ украинцев с российским гражданством не обижают. Это я видел своими собственными глазами.
Спустя двадцать с лишним лет по приказу и желанию актива колобовской церкви Преображения Господня (все русские люди, граждане РФ) ту же роль возьмёт на себя украинка Ольга, родилась на Западе Украины, бывшая монахиня (в постриге Елена). Мать пятерых детей, два замужества после пострижения. Первый муж украинец не отдал ей сына-первенца. Парень вырастет и уйдёт сражаться в АТО. После развода Ольга-Елена уедет в Россию и снова выйдет замуж за русского (гражданка РФ). Будет служить регентом в этом храме.
Из-за невозможности отправить своих русских детей в летний лагерь попросит помощи у просвирни, Фотинии. Женщина не откажет, благо связи в поликлинике есть и будут, девочка отдохнёт по путёвке. Взамен Ольгу-Елену попросят: «Выгони урода, который заставил батюшку служить вечернюю службу по субботам, вон. Но только по уставу, культурно». Что и будет сделано этой исключительно энергичной православной (гражданка РФ). Так с декабря 2015 года мы с мамой будем вновь ездить в Воскресенский собор города Шуи за двадцать километров от посёлка, отдавая последние деньги на поддержание российского автотранспорта.
Будет ещё лейтенант российской полиции Майданник. Он честно и добросовестно выполнит приказ представителя ООО «Вымпел-Телеком» в Ивановской области придавить подателя жалобы. Спонсоры будут довольны.
А я поневоле, в очередной раз оказавшись на ледяной российской улице, вспомню завещание старого русского солдата. «Похоже, украинцы в России первыми поняли, что живут они не на Рублёвском шоссе, а за колючей проволокой Майданека и ведут они себя как в очереди к газовой камере».
Последние спецоперации: «METRO», Марина Селезнёва и «GeorgBioSistem», «измена» Родине и «сотрудничество» с Правым сектором, Интернет
Одна из них шла до последнего дня пребывания в Мариуполе и полем боя стала карточка магазина «METRO». Всё закрутилось в феврале 2012 года. Дома закончился стиральный порошок. Иду за город на Володарское шоссе. В торговом зале наталкиваюсь на протоиерея Александра (Новикова). Сцена «держите вора № 1», дубль первый. Новиков, увидев меня, окаменел. Хватает за руку и говорит:
— Что ты тут делаешь?
— Батюшка! Успокойтесь, — а самого от смеха распирает. — Что в этом предосудительного? Утром, когда нет очередей, зайти в магазин. Ну что в этом такого? Это же просто магазин, — не выдержав, уже смеюсь над ним в открытую.
Тот оторопел.
— Нет, я просто хотел спросить: ты на машине?
— Ну откуда у меня машина, батюшка? Пешком.
Тот вновь возвращается в исходное состояние человека, наконец-то неожиданно разоблачившего вора. Так вот где он промышляет! В нашей с братом заводи! Негодяй!
Смеюсь. Убожество страха и ужаса, сковавшего батюшку, развеселило до невозможности. Он не знает, что делать — вызывать охрану, продолжать опрос преступника? Так ведь ничего и нигде не нарушается. Поход в «METRO» гонимого Олега преступление только в глазах православных пастырей стада Христова и только.
Чтобы привести его в нормальное состояние, говорю:
— А что, я без права захода в «METRO»? Успокойтесь, батюшка. Что можно делать в магазине? Ищу то и то. Хлебцы с волокнами для дисбактериозников. Вот.
Тут же демонстрирую очень классные хлебцы с пищевыми волокнами. Продолжаю.
— Да, а в других магазинах таких нет. Только тут. И стиральный порошок здесь подешевле. Дома всё кончилось, — глазами киваю на его дорогой порошок «Gallon» — была акция.
Только после этого он убирает свою руку.
— Так тебя подвести?
— Нет-нет, всё испачкаю вам. Донесу. Десять пачек — четыре килограмма.
Новиков застыл и не отрываясь взглядом, смотрит, в какую кассу я иду. Нужен номер карточки. Замаячил тотальный контроль за покупками. Мне горько. Сейчас его братец извлечёт мою анкету, а там неизвестный им телефон. Новые уши на старый лад. Такое чувство, что меня кто-то заколдовал. Одни потери и слёзы. А им идёт всё в руки!
И кто поверит, что в одном большом промышленном городе несколько праздных и обеспеченных священников охотятся на больного и задёрганного ими же инвалида.
Прошло два месяца. В другом супермаркете, «Амстор-Фокстрот» за автостанцией, утром нарываюсь на Ирину, подружку Яны. Она с сыном делает «шопинг», ища дешёвые напольные весы.
— Привет! А что ты тут делаешь? — спрашивает Ирина.
— Ищу дешёвую хлебопечку, — отвечаю ей. — Но, по-моему, акций нет. Да и где они, эти хлебопечки?
Оглядываюсь.
— А вон, тот ряд, кажется.
Мы прощаемся. Проходит час-другой. Дома достаю мобильный. SMS. «В «METRO» распродажа. 6 апреля цены снижены на все хлебопечки на 10 %. «METRO».
Смотрю по времени. Час десять после встречи с сексоткой от православия. Донесла прямо в супермаркете.
Последнее, что отследили по карточке матери (свою, от греха подальше, отдал) — покупку дешёвых джинсов за месяц до бегства из Мариуполя. Звоню приятелю, говорю, скидка 50 % на классные джинсы. Тот не торопится.
А утром сталкиваюсь с раздражённым Новиковым. Кому нужна такая «информация» — нищий пять раз ходит с апреля, чтобы не украсть, а дождаться законной распродажи в «METRO». Но бывал я там крайне редко. Чтобы не рвать нервы братьям Новиковым, контролировавших весь мой «шопинг».
Из этого доброго и честного магазина меня выдавили голыми руками священники УПЦ МП. «METRO» стало вотчиной братьев Новиковых. Кого хочу — пущу, кого хочу — выгоню! И не только из него. Дай им Бог здоровья. Лучше лишиться чего-то на Земле, чем потерять всё на страшном суде.
В январе 2014 года в аптеках стали пропадать самые редкие йогуртовые капсулы английской корпорации, открывшей свой заводик в Донецке. Нет. У вас тоже нет? И ладно. Нашёл телефон. Звоню им.
— Здравствуйте! Мне бы сделать заказ, — говорю.
— Конечно. Заказывайте.
— Шесть баночек «Йогуртпостантибиотик» и всё.
Ну как это всё! Пожилая тётенька начала впаривать по палёному телефону всякую всячину, в том числе и «чудо капсулы» от остеохондроза. И баночку крема от него же. Согласился. Боли ужасные. 329 гривен. Выбрал как доставщика Укрпошту. Спросил, когда всё это придёт?
— Максимум через три дня.
Жду. Неделя прошла. Подождал ещё. Звоню. За это время Агабеков, Новиков и Марковские успели всё подготовить. Эта же пожилая женщина мне объясняет.
— Понимаете, у нас всего один шофёр , который развозит заказы, в том числе и на почту. К сожалению, у шофёра умер тесть, а через три дня от потрясений умерла жена, возить на почту заказы стало некому. Подождите. Он придёт в себя от такого горя и выйдет на работу.
Я чуть не сказал подготовленной работнице, что это, вероятно, был последний шофёр в Донецке и теперь весь Донецк ходит пешком (пройдёт год и по своим беззакониям дончане действительно станут ходить пешком).
Посылку прислали аж через месяц с лишним. Милиция ждала, что я поеду сам в Донецк. Тогда можно смело возбуждать уголовное дело по факту изнасилования ребёнка в начале лета 2010 года (первый эпизод нераскрытого дела).
На календаре стояло начало марта. Адрес не совпадал с адресом фирмы. Это настораживало. Звоню в Донецк. Первая, пожилая женщина, услышав мой голос, устыдилась и отказалась врать в наглую, назвав другой телефон. Мол, это отдел заказов, а у вам нужен отдел доставки, звоните туда.
Теперь со мной «общается» уже другая, совершенно бесстыжая работница — той всё равно, кого и как сажать. Весёлая дамочка энергично подтверждает, что отправитель посылки, Марина Селезнёва, работает у них и отправила посылку от себя дома, шофёр-то ведь умер.
— Да, да, она у нас работает, — и не выдержав, начала хохотать прямо по телефону.
Адрес запомнил: город Донецк, улица Университетская, дом № 77, квартира № 29 (номер вымышленной квартиры не успел записать, данные посылки на почте не дали). Мгновение подержали посылку перед глазами.
— Будите забирать?
— Нет. Я подумаю. Адрес какой-то другой, да и цена посылки, — отвечаю.
Услышав и увидев очередную нелепицу в стиле «Города Зеро», представил, как точно так ржали дикими конями выдумщики-батюшки. Почерк бездельников от алтаря ни с чем не спутаешь.
Когда я ввёл код посылки в поисковик Укрпошты, выяснилось, что посылка №8300401248237 отправлена не из Донецка, а с объекта почтовой связи Мариуполя ЦПС № 5 с индексом 87599 в моё почтовое отделение № 47 с индексом 87547 05. 03. 2014 года. Из Мариуполя в Мариуполь.
То есть налицо сговор двух отделений милиции — донецкого и мариупольского. 10 марта кто-то из работников милиции от моего имени сделал отказ от посылки стоимостью в 308 гривен и весом в 320 грамм, напичканную, предположительно, наркотиками. Это десять лет тюрьмы, возьми я посылку.
А Марина Селезнёва просто бренд лекарственных чаёв из Донецка (доктор Селезнёв). Эту идею подсказал моим гонителям владелец аптечной сети в Мариуполе «Здрава», принимавший посильное участие во всех проделках благочестивого благочинного, Олег Иванович.
Не прошло и трёх дней после провала наркокурьерской операции, как на меня свалилась новая напасть — «измена Родине». Тоже приличная статья. Кажется, от восьми и больше. Аппетит духовенству приходит во время евхаристии. Только чьим духом он подогревается?
Будний день. У нас в храме нет службы, значит, есть повод прийти и помолиться в соборе. Нина в свечном тут же делает страшные глаза и в истерическом залпе выкладывает:
— Пятая колонна уже в Анадольском лесу, у людей забор поломали, — выпучив глаза, с криком. — Двадцать танков, всё ржавое, у одного гусеница слетела. Фашисты. Окапываются в лесу.
Смотрю, им опять подавай информацию. Если молча согласишься, человек десять подтвердят, — «всячески противодействует законной киевской власти», а если поддакнешь, сдадут украинским властям как террориста-сепаратиста, «разрушающего целостность Украины».
Но пока во мне живёт уверенность, — Мариуполь не пойдёт по пути Луганска и Донецка. ОК, Нина, начинаем работать.
— Нина, танки русские или Украины? — спрашиваю свечницу провокатора.
Та мямлит, мямлит и ни слова.
— Нина! Чьи танки? — повторяю свой вопрос.
— Пятой колонны, — отвечает «правый сектор» батюшки Николая.
— Ты чего мне мозги лечишь? Какая это «пятая колонна»? Это наша украинская армия (делаю ударение на «наша»). Они обязаны были закопать эти танки в посадках ещё месяц назад. За такие проволочки власть в Киеве надо под трибунал отдавать. До границы с Россией 67 километров.
О, какая информация! Приехал из России, за Россию, а посадить никак не удаётся. Вот это тварь! Смотрю, свечница осеклась, глаза опустила. Донос за очередную подачку состоится при любой погоде.
Жалко её. Это называется «хочу спастись, но долг мешает». Марковский сделал ей за счёт прихода ремонт в квартире, теперь делай то, что прикажут. Особенности православной вербовки.
Вскоре после того «благословленного ремонта» Вася, муж Нины, тяжело заболел. Пока чухались, диагноз ставили, уже умирать пора — рак кишечника. «Помощь» пришла вовремя! «Никогда не бери в долг!» — золотые слова батюшки Зосимы адресованы всем, кто ходит в православные храмы. В церковь — неси! Выносить — ни в коем случае!
На другой день у Новикова и Агабекова мрачный вид. «Измена Родине» сорвалась, посылку не взял. Но как только украинская власть уйдёт и власть без власти окажется у ополченцев, те же бабушки под видом «благочестиво настроенных мирян Московского Патриархата», уже без приставки «Киевская митрополия», попросят новые власти «унять и образумить члена Правого Сектора, Ф. И. О.». На практике это означает расстрел без суда и следствия. Дождаться бы!
А пока от бессильной злобы меня в последний раз на всенощной насильно фотографирует пономарь Троицкого прихода Александр Николаевич Кулик. Фото уходит в Донецк. «ГеоргБиоСистем» не даёт покоя ментам. Нет так нужных для его разрушенного кишечника капсул, значит, как только он появится в магазине при фабрике, его тут же задержат. «Насильник» вновь приехал в Донецк (последний раз ездил туда больным в 1997 году, 1 октября).
Даже право на лекарства забирается всеми возможными способами у меня честным священством. Загибайся! Всё равно ты никогда и ничего не докажешь. Право жить на своей земле рядом с нами у тебя нет!
В апреле подключился к проводному интернету. С января 2014 года не появляюсь в библиотеке. Значит, нашёл где-то другой доступ. Наверное, Новиковы уже ищут по провайдерам беглеца из библиотеки имени Короленко. И они нашли, облазив в апреле всех и вся. В «Вегателеком». И началось.
Был обнаружен (не сразу) номер очередного нового мобильного с двумя SIM-картами. Именно с него и делался заказ на подключение. «Разоблачён» четвёртый мобильник за неполных три года. На него посыпались очень странные звонки. На один из них успел ответить. С их слов, звонили с Киева. Искали конкретного человека по коммерческому объявлению — телефон указан мой. Остальные, как обычно при игре с IF-ном или срывало или «такого номера не существует».
А самый странный был четвёртый неизвестный звонок. Конец мая. В это время я сидел на компьютере и искал всё о Романовых в пятнадцатом веке. Те умудрились передушить половину Великого Новгорода и весь посад. Зашёл на русский исторический сайт. Вдруг раздаётся истерический звонок. Трубка заперта в шкафу. Шкаф за спиной. Звонили угрожающе по одной причине. Романовых не тронь. Очень долго. С дозвоном.
— Мам! Ты глянь, что Новиковы делают. Оккупировали «Вегателеком», перед этим запустив туда с важным видом ментов Марковского. Всё! «Романовы» кончились!
Мама побелела. На следующий день перешёл на сплошную проверку «Тотема» по паутине. И уже через месяц меня встречали с кислыми минами Агабеков и Новиков. Информация не та. Одни биологические и археологические сайты. За это не посадишь, к сожалению.
Звонить вдруг перестали. На все телефоны, кроме маминого. На неё обрушились странные звонки: азера-таксисты (есть и такие «братаны» у Агабекова), какие-то нервно рожающие в Кременёвке дамочки и просто звонки-срывы. И днём и ночью.
Шла настоящая война — правителей со своими народом и Марковских с нами. Мама приходила с роддомовского приёма опустошённая чужими звонками и поисками дядь с документами ДНР. Те бесцеремонно лазили среди полуголых баб в отделениях и искали «своих друзей из «Батькивщины». В один из таких дней два придурка завалили в стерильную операционную. Мама с врачами едва их выперла. А роддом втихаря брал к себе беременных женщин, которым некуда было идти после обстрелов.
Номера телефонов на том мобильнике включил в «чёрный список». В разобранном состоянии он уехал со мной в Страну Закрытых Дверей. Вот он.
+380563779377,
+380507634260,
+380507634436,
+380981173519.
Скорее всего, это были вымышленные номера, подобранные включенной опцией «сокрыть номер». Такие же «чёрные списки» были и на трёх оставленных в Мариуполе включённых мобильных.
Первого июля в семье Агабековых случилось несчастье — умер отец, в крещении Николай. Он прожил совсем немного, чуть более семидесяти лет. По-моему, жизнь его была тяжёлой и во многом скрытой от посторонних глаз. Умел смиряться. Прислуга в церкви за глаза звала его Боник (уменьшительное от азербайджанского имени) и частенько трепала ему нервы, хотя и знала, что тот сердечник. Его супруга, Любовь Максимовна, школьная учительница, носила девичью фамилию. Для Востока это дикость. Восток не знает эмансипации.
На отпевании собрались все Марковские. Благочинный говорил прощальное слово. Он же и крестил всю семью Агабековых, пять человек. И когда батюшка Николай дрожащим голосом упомянул город Талас, где родился его крестник и духовное чадо, неправильно удваивая «л», последние сомнения отпали.
Передо мной в гробу лежал племянник легендарного подонка советской разведки XX века, Агабекова, он же Арутюнов (1895–1937). Сдал Западу всю ближневосточную агентуру ОГПУ (сотни агентов). Кстати, Агабеков-разведчик и Агабеков-священник в чём-то схожи. Но не на всех фото. И не только внешне.
Перс с туркмено-армянскими корнями ненавидел совдепию. Бежал туда с тщательно собранной информацией, объегорив красную гидру, поскольку был великим актёром, как и все восточные люди. В искусстве притворяться добрыми, гостеприимными, щедрыми и радушными, а главное, верными и преданными друзьями, им нет равных на всём Востоке. «Не успеешь оглянуться, как тебя в лужу посадят», — говорил Ю. В. Андропов молодому Л. В Шебаршину. перед отправкой того в Тегеранское посольство.
Георгий (Григорий) Сергеевич Агабеков сделал неожиданно (не было ни малейших подозрений на такой рывок) «ноги» в 1930 году. Жил семь лет во Франции. Написал мемуары первого перебежчика из ОГПУ, то ли армянина, то ли туркмена (из знати Туркменистана, дворянин Российской империи — или это одна из его легенд?) — «OGPU; The Russian Secret Terror». Пропал без вести в Испании.
Его тело так и не нашли (наши сожгли заживо в крематории). Всю родню перебежчика репрессировали. Кого не посадили, отправили в ссылку, горный Киргизстан, река Талас и одноимённый город. Для них это был город Зеро. И в точно таком городе Зеро, родственник предателя и обретёт свой последний покой.
Может, я ошибаюсь и возвожу напраслину на достойных людей. Но Гавриил Агабеков буквально живёт постановкой шпионских войн. Прямо в стенах храма. Быть только священником скучно. Добавим под сутану Актёра и Разведчика — сразу попадёшь в школьный театр Сумгаита. Перехитрить, переиграть, «посадить в лужу», в тюрьму, сломать кому-то жизнь, оставаясь при этом «добрым батюшкой». Что может быть больше этого. Священник-агент с непроницаемым лицом.
Слежка, шпиономания, доносы, взломы электронной почты, прослушивание чужих телефонов, кража информации. Игра с людьми, перед тем, как отправить тех на тот свет или хотя бы кинуть, у него в крови. Он сам даёт повод искать аналогии с перебежчиком. Видимо, они и впрямь родня.
Правда, есть ещё один знаменитый Агабеков — Мамед Садых-Бек Агабеков (1865–1944), дипломат, деятель мусаватистского Азербайджана, полиглот и переводчик, последние годы жизни преподававший восточные языки во Львовском университете. Не думаю, что такого интеллектуала чуралась бы семья Агабековых. Наоборот, всячески превозносили и подчёркивали — мы родственники! Истину о своём происхождении знают только они, а я сделал всего-навсего маленькое предположение.
Последняя спецоперация на территории Украины
«Тотем» перепроверялся и переделывался практически всё военное лето 2014 года. В начале сентября всё было готово. И я решил послать книгу благодетелю, митрополиту Киевскому и Всея Украины Онуфрию (Березовскому). Владыка был один из восьми, кому мама и я написали письмо с просьбой о помощи в апреле 2009 года. Восемь шагов навстречу «Тотему».
Но до этого я распечатал книгу, чтобы отдать её протоиерею Марковскому. Очень хотелось преодолеть цензуру в Издательском Совете РПЦ МП. А для этого благочинный должен был представить книгу митрополиту Илариону (Шукало). Владыка по его представлению должен был решить, давать ей ход в Издательский Совет или не давать (благословение епархиального архиерея). Первые две ступени цензуры в МП возлагают на местную епархию.
Но, выслушав в чём дело, заказчик трёх похищений или просто краж книги, отказался наотрез. Он знал эту «дрянь» уже наизусть. Руки мои опустились. И тогда, под залпы и выстрелы, сотрясавшие окраины города, решил послать «Новой почтой» книгу в Киево-Печерскую лавру. Увы. Два дня был без интернета. Адрес, найденный в церковном календаре, оказался неточным. Курьер позвонил из Киева и попросил уточнений. В лавре более семидесяти корпусов. Я пообещал на следующий день. Но Новиковы опередили, передав своё сообщение в милицию. Книгу арестовали как украденную мной и «взрывоопасную» уже в Киеве.
Теперь уже киевского правоохранителя заставили скрупулёзно исследовать текст на предмет «подрыва общественного порядка» и «растления личности несовершеннолетних». Знаю точно, тот чуть не бился головой об стенку, наталкиваясь на слова типа «стратиграфия», «сенсорная депривация», «теория Милутина Миланковича», «мустье», «ашель» и «аффилиация». Так исчезла последняя надежда найти издателя для книги, которую заставил меня сесть и писать, не взирая на все невозможности, Бог схиархимандрита Зосимы (Сокур).
«Стечение обстоятельств» опустошало душу до последних пределов. Ещё в мае опытный нейрохирург поставил мне диагноз «полное нервное истощение». Многолетние боли обрекли меня на неподвижность. Жуткая слабость стала обычным моим состоянием. В таком виде удрать из империи Марковских было просто невозможно.
Вокруг закрывались магазины, офисы, аптеки. Центр города, бессмысленно выжженный и разграбленный руками «освободителей», выглядел кошмаром в Бангладеш. Тогда, после погромов девятого мая, я и вспомнил «доброго дядюшку из Енакиева» с пуфиком митрополита в руке. Теперь копией разбитых икон в кафедральном Николаевском соборе (2007 год) стали витрины магазинов, разбитых вдребезги на «ночь победы» — более сорока ограблений в центре города (2014 год).
— Они подняли двери домкратом, вырубили кабель топором, а компьютер вырвали с мясом из розеток, — жаловалась мне кассир одной из таких аптек. — Но мы отсюда всё равно не уйдём!
Сайт города 0629. com выложил эти подвиги по горячему пеплу. Его немедленно запретили в России, а сейчас, после нового года, разрешили. Но фотографий сожжённого Мариуполя теперь, по понятным причинам, на сайте города нет. Хороший сайт.
Исчезали люди. Потери в личном составе МВД города только за май и тринадцать дней июня 2014 года составили 58 человек (без прикомандированных). Их убивали по многим причинам, но главная — завладение табельным оружием. Данные точные. Официально менее двадцати.
Невидимая рука направляла и руководила сотнями людей в масках. Когда их ловили или задерживали, то выяснялись общие вкусы: все владельцы телефонов были подключены к русскому «Билайн» и находились в роуминге.
Но меня это мало тревожило. Страшна не война, а целенаправленная слежка во время войны. 25 мая в городе всё-таки прошли выборы Президента Украины. Я сказал маме:
— За ДНР нет смысла голосовать 11 мая. Они выкинули второй пункт референдума «присоединение к России», заранее зная свою цель — убивать и разрушать. Пусть остаются без поддержки людей, которых интересует мир, а не война! Все уже в открытую называют их предателями и наёмниками Москвы, отмывающих нашей кровью спокойное житие Крымского полуострова.
А на украинские выборы, после долгих колебаний, всё-таки решили идти. И что мы там увидели? В совершенно пустой школе сидит избирательная комиссия и трясётся от страха. Охрана — один милиционер, да и тот на улице. Но отступать было поздно. Пусть нас убьют, но за Тигипко всё равно проголосуем. Точно так же сказал и наш сосед по дому.
— Кроме Тигипко, голосовать не за кого.
Мы с мамой согласились и после литургии отправились голосовать. Хотя душу холодило от ужаса «необдуманного шага». Сбоку в холле школы № 52, где всегда вывешиваются фото и биографии кандидатов, стоял сын сексотки Наталии, отдавший мою рукопись ментам в рясах. Он внимательно «ждал-читал» биографии кандидатов в президенты. Как только православный «Павлик Морозов», Эдик-Андрей, увидел меня и маму, поздоровался на ходу и тут же побежал доносить на приход: «Они пришли голосовать за украинского президента!» Топ новость.
После 11 мая, а голосование «за ДНР» проходило всего на четырёх участках города, Новиковы-Агабековы поникли. Работавшие в комиссии прихожане нашего храма донесли — их не было. Сделать нас патриотами ДНР не удалось.
Но после 25 мая отношение ко мне не то, чтобы кардинально, но близко к этому, изменилось. Уважение появилось в глазах Агабекова и Новикова. Не побоялся! Они-то, как настоящие Штирлицы, сидели дома, собирая на прихожан информацию. И это нашло своё отражение в воскресной проповеди настоятеля.
— Отдавайте Богу Богово, а кесарю кесарево. — на весь храм произнёс Агабеков.
Мы с мамой этот долг отдали. Украинцы-пономари и те подали на всенощной пять (!) кусочков хлеба вместо одного. Что значит, люди не знали, что делать в этой ситуации и как поступать!
После Астаны — 29 мая было назначено подписание соглашения о ЕЭП РФ, Казахстана и Беларуси — в Донбассе началась настоящая война. Украине дали понять, что всё могло быть совсем иначе.
Летом город наполнился донецкими мародёрами. Те сажали за руль «отжатых» иномарок своих девиц и ехали отдыхать на Азовское море.
Всё, что происходило в Донбассе, до боли напоминало приднестровский сценарий 1992 года. Только там не было «Градов» и тяжёлой техники — генерал-лейтенанту Лебедю не дал первый президент РФ. Ельцин не Путин. Поэтому и мёртв на сегодня храбрый генерал — погиб, как и С. Фёдоров, разбившись в вертолёте. Семнадцатого июня 1992 года меня занесло на кишинёвский дизель «Одесса—Кишинёв», проходящий через Тирасполь и Бендеры. Четвёртый месяц, как переводы с Украины невозможно было получить в Молдове. Приходилось ездить за копейками домой или Одессу.
Неожиданно остановились на мосту через Днестр. По бокам поезда крались бойцы в масках, автоматы на плече. Тирасполь решил «отжать» у Молдовы город Бендеры. После ряда переговоров и получения гарантий безопасности пассажиров, дизель тронулся.
Картина, которую мы увидели в окна после моста, была точно из американского блокбастера. Сожжённые «Жигули», рядом спиной кверху застывший труп, дымящиеся закусочные перед вокзалом. Трассеры над городом. Снайперы-эстонки с «дружеским приветом». Платила им Москва баснословно много, да ещё и долларами.
Поглядел на характер работы огневых точек. Одну такую стерву охраняло не менее десяти бойцов. К ним не подступиться. Сидят на крышах нескольких бендерских многоэтажек и контролируют всё под собой. Привокзальная площадь вся простреливалась. Двери не открывают. Ждут гарантий от приднестровцев. Наконец, машинист объявляет: «Вся высадка и посадка не должна занимать больше пяти минут». Люди сломя голову бегут к зданию вокзала. Выстрелов нет.
И тут объявляют: «Не закрываются двери в первом вагоне. Закрывать вручную». Все бабы одновременно посмотрели на меня. Один мужик на весь вагон. Молча выхожу на перрон. Мишень. И не только для боевиков.
Меня снял «Месаджер» и показал в вечерних новостях. На утро все знакомые ржали, спрашивая, как я попал в Бендеры. Их это очень потешило. Но впервые в жизни весёлые рожицы беззаботных приятелей вызывали злость.
С трудом вручную закрываю дверь, ещё одну. Вскакиваю в следующий вагон. Поезд трогается.
Прибыли в Кишинёв около часа ночи. Что значит человечность румын — нас ждало больше десяти пустых и закрытых троллейбусов. При нашем появлении вспыхнул свет, двери открылись. Люди кинулись в нутро привычных вагонов. И тут всех как прорвало. Гнетущая тишина взорвалась эмоциями, криками и описаниями кошмаров в Бендерах. Я молчал. Мне не с кем было говорить.
Через день, ещё не до конца размороженный, парился в национальной библиотеке, готовясь к последнему в своей жизни экзамену по философии. День был тёплый, пасмурный и дождливый. В обед вышел в кафе, что на Искре в подвальчике. Кофе, мороженое, клеры. Сижу, торопиться некуда. Мне через три недели навсегда уезжать из Кишинёва. Вдруг слышу вой полицейских сирен. Бросаю всё. Выхожу наверх.
То, что увидел, не поддаётся описанию. Полицейские белые «Фиесты» промелькнули, сзади них медленно ползли перегруженные «Икарусы». Насчитал шестнадцать. В окна глядеть не было сил. Вперемежку с гробами, обхватив их руками, стояли почерневшие от горя люди. Точнее, то, что от них осталось. Мои шапочные знакомые с рынка, попав под бомбёжку в горящем Сараево, описывали мне нечто похожее.
Последней, замыкая кортеж беженцев, ехала белая «Волга». За рулём сидел Президент Молдовы Мирча Снегур. Расстёгнутый ворот несвежей белой рубашки и такое же лицо. Вместо глаз пепел.
Горе медленно уходило на север Молдовы, в пионерские лагеря. Дождь лениво метил город противной тёплой влагой. Та, смешиваясь с пылью, становилась похожей на кровь, лившейся ручьями пару дней назад.
Через двадцать два года съёмки той же самой картины на том же самом месте, как ни в чём не бывало, продолжились полоумным русским продюсером в городе Зеро, прикрываясь георгиевскими ленточками и «приказом Путина о введении войск Российской Федерации в Донбасс». Бойцам, идущим в последний бой, этот «приказ» зачитывали сотни раз, мороча головы (надо же чем-то, кроме наркоты и задранных юбок, поднимать боевой дух в рядах «ополченцев»), но уже к июлю в «приказ Путина» даже семидесятилетние старухи из Славянского дурдома перестали верить.
Двадцать пятого августа 2014 года «ополченцы» смяли КПП «Новоазовск» погранвойск Украины и начали наступление в сторону Новоазовска. Двадцать седьмого в городе началась паника — «Русские идут». К этому времени 90 % жителей города готовы были убивать чем попало мелкие кучки негодяев с кличками «ополченцев». Никто не хотел повторения трагедии Луганска и Донецка. Тем более, что географически Мариуполь на карте является Северным Приазовьем, а не Донбассом. Поэтому «пойдите на фиг» звучало всё чаще и чаще. Люди хотели и хотят сейчас спокойно жить и работать на загруженных заказами предприятиях Рината Ахметова.
Ежемесячные откупные олигарха решили судьбу практически беззащитного города. Батальон «Азов» Коломойского, истрёпанный в боях и семь танков «укропов» не продержались бы и суток. Деньги сделали подозрительно вялым наступление «освободителей» и те закрепились в Широкино. Восточный микрорайон города стали обстреливать с ближних позиций войска ДНР, а мы с мамой решили «драпать».
Но до этого, чтобы отвести от себя все подозрения, на исповеди сказал отцу Александру, что наконец, перепроверил и дописал свою книгу по тотемизму. Его одного (что он там понаписал?) это заинтересовало.
— Ты можешь скинуть свою книгу электронной почтой на этот адрес?
Пишет на кусочке бумаги безликий адрес в Mail. Ru, подаёт мне. Киваю. И в этот же вечер отдаю ему с коротеньким письмом свою последнюю редакцию книги, трижды ими украденную. Другого выхода у меня нет. Теперь, если что-то случиться, им легко отмазаться. Не крали, не брали, вот, он сам нам скинул свою книгу в сентябре 2014 года.
Святее ангелов те, кто связался с Марковским. Он один молитвой и властью над бесами может перевернуть всё вверх дном. Ты окажешься вором и бесноватым, а они кристально чистыми перед всем миром. К этому времени я уже не сомневался — священник из Мариуполя сильнее милосердия Божия. Его одного слышит Бог! А других убивают, выгоняют из дому и ждёт их судьба изгоев по молитвам батюшки-монстра! А может, что и похуже!
Позвонили сестре. Трубку поднял муж. Узнав, в чём дело, Олег сказал: «Бога ради, приезжайте и живите. Дом совершенно пустой»! Только тогда мы и узнали, что мой дядюшка скончался. Ему стало плохо двадцатого. Умер двадцать пятого. Хоронили двадцать седьмого. Его последние дни полностью совпали с датами наступления на Мариуполь.
Девятнадцать лет я промучился в Украине и, наконец, полюбил её такой, какая она есть. Но и в Россию, ту, которую видел и в которой жил в первой половине девяностых, мне хотелось вернуться. Я русский и никогда не смогу стать украинцем или поляком. Таким меня воспитала русская мать и русская бабка. Даже стих написал однажды в 2000 году.
Я хочу домой в Россию,
В сердце Господа храня.
Занесло меня в трясину.
Только Бог спасёт меня!
За много лет до этого Господь сказал мне: «Придёт день, Я подниму тебя и выведу отсюда». Тогда, будучи полностью расслабленным и лежачим, не поверил Ему. Святитель Алексий Московский, Матрона Московская, блаженный Алексий Жарковский (Ивановский святой), преподобный Сергий Радонежский говорили мне одно — когда Бог выведет тебя из этого ада, зайди к нам. Но я не верил.
Десятого сентября, не выписываясь из квартиры, не выключая мобильные (оставив их дома), мама не рассчиталась на работе, кормившей нас, бросив дом на попечение святых икон, зайдя на час в храм и покрутив в последний раз просфору, сели в «дополнительный» поезд «Мариуполь—Харьков» и уехали.
Харьков злился и раздражался при виде беженцев. Именно в этом городе мы с мамой увидели, как на практике выплёскивается человеческое горе и растекается потоками, ручейками по «временно не оккупированным территориям Украины». Нам предложили помощь в секторе беженцев, но узнав, что мы едем в Россию, извинились — сами с усами. На том огромном харьковском вокзале мы получили единственную льготу для тех, кому ничего не светит. Наш багаж по паспорту приняли бесплатно: Мариуполь в зоне АТО, поезд в десять вечера, надо искать, где притулиться до вечера.
Выйдя на красивую зелёную привокзальную площадь, стали искать телефоны внучки маминой благодетельницы: она выучилась и жила в Харькове. Через час Анна, которую я помнил совсем крохой, забрала нас в папин «Форд» и привезла к себе домой. Она не изменилась. И что поразило, сохранила свою удивительно детскую и немного загадочную улыбку. Улыбка Анны стоит половины Харькова. А может и больше.
Мы ехали по городу. Везде билборды с Тигипко. «Поздно. Впереди пропасть. Как жалко город. Неужто и его ждёт судьба высокомерного Донецка и упрямого Луганска. Разрушат и пойдут «освобождать» дальше»? — глядя на красоту парков и застроек, с тоской размышлял о злой судьбе-индейке.
Приехали. Район бывших общежитий. Нам оставили ключи. Анне на фирму — приезжают туристы. Прощаемся до вечера. Ногу к этому времени начинает рвать на части. Падаю на диван. Закрываю глаза. Рядом кто-то тихо скулит. Анина собака. Доходит с трудом — занял её место. Двигаюсь. Псина ложится прямо на больную ногу.
День прошёл с закрытыми глазами и акафистом преподобному Серафиму Саровскому. Нога, согретая умной и доброй собакой, перестала ныть. Сходил в магазин. Скоро уезжать. Вернулась Анна. Прощаемся. Вновь её необыкновенная застенчивая улыбка. Теперь едем сами. И так стыдно. Свалились ей на голову.
Доехав, упали у привокзального фонтана. Теперь в сумерках к воде добавилась музыка и подсветка. Вставать не хочется. Очарование игры воды, света и музыки завораживает. Холодает. Сентябрь. А в России что? Целый день одна и та же мысль нарезает тугую резьбу — «Неужто это всё разрушат «ополченцы»? Красоту, не Москвой созданную и живущую независимо от её воли».
В поезде прямо на перроне начала работать таможня. Вслед за ними в купе входит пограничный контроль. Таможенник, которого мы спрашивали о декларациях, узнав нас с мамой, не выдержав, выдал на прощание:
— Может, ваши родственники, которые вас принимают и хорошие люди, но русские сволочи! — и не дождавшись нашей реакции, вышел из купе.
Маме тут же стало плохо. Отсюда нас точно не выпустят! Пора капать корвалдин и валерьянку. Мне и самому не верится, что мы не только вырвались из плена Марковских, доехали до Харькова, но и в часе езды от России. Страх, что Марковские что-то пронюхали, давит на подсознание. Поезд незаметно поплыл вдоль перрона. Через час в купе вошли русские пограничники и таможенники.
Спустя много лет Бог исполнил своё обещание. «Я подниму тебя и выведу отсюда!» На утро мы были в Москве.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
В Мариуполь 1995 года я приехал с двумя благословениями Патриарха, а уезжал в 2014 с твёрдым убеждением, что протоиерей Николай (Марковский) является внуком так называемой Анастасии Шуйской и её последнего сожителя в тобольском заключении, «гражданина» Николая Александровича Романова.
Это убеждение подкреплялось не только поведением семьи Марковских, сходством протоиерея Николая Марковского с последним императором, но и осязаемой мистикой в реальном времени (1995–2013).
Декабрь 1995 года. Наяву видел дочь Николая II, Татьяну. Она появилась в поликлинике с больничной картой в руке. Мы стояли минут десять вдвоём в предбаннике, ожидая приёма к врачу. Лицо дочери царя, одежда, длинная плисовая юбка старомодного фасона, а главное, обувь начала прошлого века, виденная мною в шуйских музеях, сказали мне всё. Увидев, что я понял, кто передо мной, просила взглядом: «Не выдавайте меня»! Что я и исполнил, не сказав никому ни слова. Как известно, Ольга и Татьяна, были сёстрами милосердия.
Июль-август 2012 года. Её сестра, Мария Николаевна, появляется в библиотеке им. Короленко в Мариуполе. Она пришла что-то узнать у дежурного библиографа. Видел ее минут десять. Красивая девушка в летнем, с открытыми плечами, платье до пят.
Июнь 1996 года. Около собора святителя Николая на Новосёловке видел наяву царя, одетого в одежду мастера телефонной службы. Рядом был открыт телефонный люк, откуда он и вылез. Сидел на пеньке и курил папиросы «Salve». Пристальный взгляд его голубых недоверчивых глаз трудно забыть.
В 2012 году в день памяти царственных мучеников 17 июля в храм Святой Троицы под конец службы пришли шесть молодых женщин крестить детей. У всех на руках были девочки, только у одной мальчик. Служба ещё шла, но они выстроились в ряд перед царскими вратами. Такое в храме вряд ли произойдёт случайно.
Мы уже уходили после службы, как в притвор торопливо вошла ещё одна молодая женщина лет двадцати пяти. Она принесла девочку. Их стало семь. В день расстрела царской семьи протоиерей Гавриил (Агабеков) крестил семь детей. Шесть девочек и одного мальчика. Бог собрал Духом Святым под одним куполом храма всех внебрачных детей Николая II. Я только не мог понять одного, что означало опоздание седьмой женщины. Догадался через год.
В июле 2013 из вентиляции на кухне полетел песок, мусор, за ним мелкие камешки. «Строители ломают вентиляционные проходы», — подумал и забыл. Но через день на стол прилетел камень. А летом мы вентиляционные решётки снимаем, иначе от жары нечем дышать. Пришлось ставить их обратно. С каждым днём возня слышалась всё отчётливей, особенно под утро. «Только крысы нам не хватало. Она и решётки перегрызёт»! — поглядывал с опаской на вентиляцию.
Семнадцатого июля пришёл из церкви, сел за стол и всё вспоминал «пришествие» семи женщин на прошлогодний день памяти царственных мучеников. Как вдруг мои размышления прервал песок, шум и в проёме вентиляции что-то появилось. «Точно крыса, ну и день»! — пришлось лезть на стол. За тоненькой решеткой кто-то затаился. «Ну хватит! Пусть мать эту крысу и вытаскивает», — крещусь и решаю звать маму. Она пришла с ночной. Объясняю, в чём дело. Велит мне откручивать решётку. За ней оказался голубь.
— Вынимай его сама. Он наверняка мёртв.
— Живой! Шевелится, — радуется мама и держит в руках серо-белого голубя.
Живо открываю окно, приподнимаю москитную сетку, мама через неё пропихивает голубя и кладёт его на подоконник. Пока думали, чем его покормить, того и след простыл.
Оказалось, из-за жары голуби нередко засыпают на вентиляции и падают вниз. Выбраться оттуда невозможно. Перемычки стоят на каждом этаже. Единственный выход — пятиться задом вниз по диагонально проложенным вентиляционным каналам. Но из-за вытяжек движение такого большого голубя по вентиляции смахивало на чудо. За девять суток голубь добрался до нас, с девятого на первый, пугая шорохами и песком.
Голубь ответил на вопрос — кто и как мог спастись? Не кто, а что. Гены, а не живые люди. Совокупиться с прислугой могли только отец или его сын неполных четырнадцати лет. Но кандидатура сына царя, Алексея, вызвала у меня сомнение по одной причине. Подросток лежал пластом из-за кровяного мешка (гематомы) на ноге с января 1918 года. Через девять месяцев (девять этажей) у расстрелянного и сожжённого «гражданина Романова» родилась дочка.
Мне оставалось только бежать от старшего внука «комнатной» девушки Анастасии Егоровны Шиловой и написать об этом где-нибудь в лесной глуши, подальше от мариупольских Романовых, книгу.




















Глава V
Враг народа в Стране Закрытых Дверей

Поезд несётся по подмосковной России. Солнечно, по одежде видно, день обещает быть тёплым. Поражает тупое, убожественное граффити на стенах кооперативных гаражей и заборах предприятий. Пронеслись сотни километров, а набор красок, извилин в мозгах и буквенный запас жителей Среднерусской равнины практически одинаков. «Наскальная живопись» детей зомби-ящика.
Метро, вокзалы, Курский и Ярославский, похожи на станции осаждённого города. Всюду СТРАХ, понаставивший рамки металлоискателей, видеокамер и странного вида сооружения, заглатывающие вещи и сумки бегущих к эскалатору москвичей и «гостей столицы». Взмокнув от четырёх сумок и пакета, начинаю тихо крыть матом всю эту ……. систему.
Наконец, добрались до вокзала. Сели передохнуть. Русских денег нет. Иду менять пятьдесят евро. Цены на плацкарт в поезде огромные. Многие отказываются от постельного белья. Дорого даже для русских. Всё время, как в нацистском лагере смерти, вещает громкоговоритель. Смысл точно такой, как в церкви-государстве Марковского — «нам приказано следить за вами, а нам за вами». Без перерыва и интервалов. Спустя час у нас с мамой начинает «сносить крыши» от распухших, после вентиляции, мозгов.
— Пойдём отсюда, — говорю матери. — Найду, где подешевле сдать багаж и поедем к Матроне.
«Подешевле» рядом. Одно место-ящик 250 рублей. А если в подвале или на улице в камерах хранения ручной клади — 500. Тут мы и вспомнили харьковский вокзал — бесплатно и в любом количестве. Там мы были беженцами, а здесь?
Вздохнув, сели завтракать прямо на сиденьях Ярославского вокзала. Кофе тоже рядом. Цена вызвала смех — 100 рублей (39 гривен). Самая дешёвая булочка-микроб — 50. Хорошо, в бутылке осталась вода. Доехать до Матроны, взять её воды. Дай Бог, бесплатно. Поглядываю краем глаза на это «кафе». Вот он, воплощённый смысл валить тысячами русских, мешавших переделу собственности в начале девяностых. Пара лохов с умным видом пьют дешёвую кофейную бурду с умопомрачительными по цене «бутербродами».
У Матроны очередь. Но не катастрофическая. Пятница. Александра Невского. Вдруг к нам подходит просить милостыню девушка-подросток. Подать нечего, взамен предлагаю.
— Милостыню не подадим, а за кого молиться, скажите, заберём в синодик.
Она называет себя и маму «со чадами». Раз «со чадами», значит не профессиональная побирушка, а попавшая в беду семья послала просить подаяние в безопасном месте, у святой Матроны. Записываю в блокнот.
Вот мы и у Матроны. Её слова исполнились. Господь из того ада нас вывел, но что дальше? Не дай Боже, попасть в новый ад! Просим, молимся, берём свечи и масло. Оно гонит бесов при напастях, превращаясь в огонь.
— Мам! Святитель Алексий приказал, как только появимся в Москве, заехать к нему. Поехали. Это одна станция с пересадкой.
Но мама не хочет. День изумительный. Благодать Матроны настолько притягательна и ощутима, что уходить не хочется до слёз. Нехотя отрываемся от изящной скамейки. Матрона, помоги нам! Помоги!
У собора, где почивают мощи святителя Алексия, мать упёрлась. Никуда не пойду. Иди туда сам. Оставил её на солнцепёке. Искушение.
В Ялоховском кафедральном теперь три Алексия почивают. Московский святитель из рода Пястов, патриарх Алексий (граф Ридигер), праведный Алексий (Мечев). Последний сказал: «Ищи человека, который тебе поможет».
Вышел на улицу. Матери от бесов жары стало плохо. Начинаем ругаться. Наконец, нехотя заходит в собор. А выходя, скажет.
— Какая я дура! Нашло: думаю, служба, чего идти с вещами, под ногами путаться. Как там хорошо!
Время к вечеру. Надо ехать на вокзал. Захожу в магазин. Гляжу на цены: сыр по две тысячи, колбаса по тысячи двести и так далее. Очереди нет. Это в пять-семь раз дороже, чем в Украине. Покупаю белый батон и творожные батончики. При виде моей покупки кассир презрительно кривится. Нищета! Передо мной парень купил три одинаковых бутылки дешёвого красного вина «из Евро-поппы»! Цена раз в пять превышает номинальную страны производителя.
— Три триста восемьдесят один рубль, — почтительно озвучивает девица на кассе.
МЫ ПИЛИ, ПЬЁМ И БУДЕМ ПИТЬ! Направляясь к выходу, провожаю глазами начальный процесс становления личности (по Бехтереву) русского человека.
В метро спускаемся в час пик. Подземные переходы переполнены до отказа бурлящей массой людей. Идёшь рядом с ними, а человека не чувствуешь. Оказавшись внутри движущегося монолита, внезапно осознаёшь — ты на кладбище — душа больно ранится о рваный камень умерших душ. Камнепад нарастает. Состояние приближается к шоковому.
В восьмидесятые по этим же переходам рядами шли весёлые, здоровые, приветливые и уверенные в себе жители столицы. В девяностые подуставшие, раздражённые, больные, с разочарованием в потухших глазах жители мегаполиса. Теперь только банковские карточки. Москва и москвичи.
Выползаем из подземных переходов едва живые. А на вокзале вдруг доходит. Лежачий инвалид с двумя тяжеленными сумками целый день бегает по Москве в часы пик. И хоть бы хны! Вот чудо из чудес! Ещё не верится, что из «ямы» мы вышли.
В поезде началась свара из-за пустяка. Не хватает места для багажа. Духота необычайная. Жалею, что взяли бельё. В вагоне тридцать пять. Мужичок, полезший в бутылку, начинает допрос. Кто мы, откуда, почему, зачем едем в «его» Иваново? Видимо, моё раздражение включило «СХЕМУ ВЫЧИСЛЕНИЯ ТЕРРОРИСТОВ». Молчим, как рыбы. Но тот, почуяв «вражий дух», не отстаёт. Так он и терзал нас с мамой, превратившись в бешеную собаку, пока та не взмолилась.
— Сын-инвалид, у него нестерпимые боли в ноге и позвоночнике. Что вы от нас хотите? Ему надо лечь!
После этого в вагоне воцарилась тишина. Утром мы приехали в «город невест». Возникшая не весть откуда попутчица уговорила взять такси. Ехать-то до автостанции через весь город. Первое, что бросилось в глаза, — охранник отеля забивал резиновой дубиной подвыпившего мужика. Тот молча, с пониманием (Образец для подражания не пьёт) корчился на тротуаре. Шесть утра в Иваново.
— Ну и нравы у вас здесь, — прокомментировал увиденное.
— Вот, да вот, во рту тавот, — оправдывалась наша шустрая попутчица.
Через три часа мы приехали в Колобово. Открыв дверь нашего приюта, мы попали в царство мух и залитых кошачьей мочой «Шуйских известий». После похорон в квартире «по завещанию» дядюшки остался доживать старый рыжий кот с прескверным характером. Наскоро поев, отправляюсь в школу.
Колобово стало другим. Третий этаж моей общаги снесли (чтобы беженец из Мариуполя не претендовал на койку-место), обклеили утеплителем, покрасили и открыли «Магнит». Людей в посёлке стало заметно меньше. Магазинов больше. Но одна мечта идиота образца девяноста третьего года всё же сбылась — средняя школа в России перешла на шестидневку. Суббота рабочий день.
В холле никого. Иду мимо, — язык не поворачивается сказать — «столовки». Запах эпохи «Закладка пустых гарниров и супов на воде» сменился на «home fragrance» — сдержанно мажорно-обжорным вариантом аппетитных блюд среднестатистического российского школьника.
Вот и «класс историй от Олега Стакановича». Кабинет с прохладным климатом, выходящий на север, с лужами на полу, вечно остающихся от спущенных Боковым батарей.
Уроки кончились. Открываю дверь. Моя ученица давным-давно пережила и забыла голодные девяностые. Вся в делах. Не здороваясь, закрываю ноутбук на учительском столе.
— Ну, что это такое, хоть поздоровался бы. — с ворчливо-наигранной интонацией, перенятой ещё в девичестве от своего школьного приятеля, отпарировала та, которую я сознательно и целенаправленно готовил три года на своё место.
— Потом. Найди миграционную службу в Иваново. Мне в понедельник к ним ехать, не знаю, как они работают.
Ученица молча встаёт. За школьный ноутбук сажусь я. В класс тут же заглядывает техничка. Работа у ней такая — делать тук-тук.
Через двадцать минут, выяснив в чём дело, звонит ещё одному моему ученику. Полиция может им гордиться и он готов везти меня прямо сейчас, в не приёмный день, к начальнику объединённой миграционной службы города Шуи. По ходу дела мне объясняют, что все всё (родня его приятеля из Лугандонии) получили. Статус беженца, корочку, единовременную сумму, ежемесячные выплаты.
С ними было проще. Выехали через пограничный пропуск ЛНР, без вещей, в одних спортивных трусах, вымазав рожу гарью соседского дома. Дальше лагерь для беженцев (Сергеево). СТРУЯ. ЧЁРНЫЙ ХОД (СВЯТАЯ СВЯТЫХ РОССИИ). 100 % поражение цели. После Сергеева погода поменялась.
Лимит официальной возможности получить статус беженца давно исчерпан и забыт — 500 на область. Таких, как я и моя мама больше, чем может переварить бюджет обложенной санкциями страны.
Сцена. Учитель и ученица спустя девятнадцать лет. Её черёд показывать, чему она учит своих учеников? Вряд ли ей удастся хотя бы удивить тащившего за волосы из колобовской глубинки четырёх учеников. Седьмые уроки по ставке «0». Правда, один урок в неделю школа оплачивала.
После Кишинёва год диктовки на уровне аспиранта МГУ для меня ничего не значил — предлагали уехать во Фрайбург-ам-Брайсглау — румынская община брала на себя переезд в университет. В итоге сельские дети поступили. Иваново, Нижний Новгород. Трое из четверых.
Один мальчик просто передумал поступать. За что и поплатился в новой, русской армии. Пришёл оттуда полным калекой с отбитой печенью. Другой мальчик, бросив истфак, уже после армии перейдёт на психологию, защитится и предстанет перед умирающий калекой из Мариуполя кандидатом психологических наук. С едва заметной сократовской лысиной. Ивановский весельчак на реальных 13600. Лаборант в его забегаловке получает 5600. Берут даже на четверть ставки. Трудоустройство.
На этом мои раздумья закончились. Приехал офицер, готовый «помочь хорошему человеку». Надо ехать — начальник межрайонного УФМС ещё на службе. «Представлю вас. Познакомитесь. Они все хорошие люди! Помогут! Какие проблемы! За двадцать минут всё утрясёте», — ласковым голосом уговаривал начавший рано седеть офицер полиции. Ещё несколько минут они уламывали меня вдвоём. Но я отказался. Наотрез. Эмоций с их стороны не последовало.
В субботу, убедившись с вечера, что в местной церкви не служат всенощной, поехали в Шую. Девятнадцать лет назад, убегая от неадекватного уролога с медикаментами «Оля-Лена», я оставил этот городок с развалившимся сталинским мостом, вонью от квашеной капусты и тухлой рыбы в привокзальном магазине, пылью-грязью на вздыбленных улочках и убогими перспективами на будущее.
Теперь тот забытый смрад и удушье по привычке производят дешёвые шуйские пирожки в новом здании автостанции.
Мост не просто починили, а сделали его пешеходным, с газонами и цветами, построив сбоку транспортный новый «бридж». Это точно был бридж для новых, пусть маленьких, но всё равно, Хозяев жизни.
По нему, хотя не было восьми утра, да ещё в воскресенье, пёрло немереное количество иномарок. Новых, купленных официально в России. В них ехали хозяева жизни новой России. Той, которою построили без меня, после меня и всех тех, кто стал дешёвым костным цементом для храма Христа Спасителя и остался за кадром чёрно-белого кино: «Подъём цен на русскую нефть в начале двухтысячных».
На мосту нас ждало новое неприятное открытие. Всё перила сплошь были увешаны навесными замками. Ключи молодожёны выкидывали в Тезу. Мол, так «союз нерушимый» крепче будет. Сотни — крашеные, именные, сердечком, с камешками, узорами и росписью. Но большая часть откровенно ржавая. Выставки брачных достижений в девяностых на грязном шуйском мосту не было и быть не могло. Второй день в России, а сколько открытий.
Дом перед мостом, сталинскую пятиэтажку, откуда по ночам забирало НКВД, евро отштукатурили. Но как от него веяло холодом, так и веет сейчас. Мёртвый гигант на отшибе. Хоть там и живут сейчас живые мертвецы, а всё равно как-то не по себе. Пока дошли до Воскресенского собора, насчитали две открытые церкви — Ильи пророка перед мостом (кинотеатр «Безбожник») и Покровскую церковь. Колокольня, вторая по величине в России, опять в лесах и ободрана, как в девяносто пятом.
Служил епископ. Не видел его девятнадцать лет. Четырнадцатое — новолетие. На отпусте подошёл к нему. Он узнал меня. Сказал, хорошо, что уехали оттуда. Спросил, смогу ли работать. Подумав, ответил, что смогу. Но, вернувшись в Колобово, пожалел. Действие обезболивающих заканчивалось, тело возвращалось к разрушенному состоянию.
После службы пешком плелись обратно. Автобусы дорогое удовольствие.
— Мам! Глянь. В конторе НКВД, где нашу бабку сажали, ничего нет. Смотри, смотри. Рядом офис или люди живут. А в тех окнах только пыль смерти. Временная мерзость запустения.
— Молчи Бога ради. На нас и так смотрят как на зверей.
Второй этаж купеческого дома, где семьдесят лет назад выполняли план по посадке, как был пустым в девяносто втором, таким и остался в 2014 году. Или просто берегут для нового тридцать седьмого? Из окон тогдашнего НКВД, а затем КГБ выглядывал ужас тысяч разбитых судеб, в том числе и нашей.
В Колобово всё изменилось. За это время треть посёлка вымерла. Было три сто, осталось две тысячи. Что-что, а умереть в России легче, чем плюнуть. Теперь это только сельское поселение, с обидой говорили соседи моего дяди. На месте старой школы, разрушенной в 1994 году, торчала бело-красная телебашня. Ещё одна маячила на другом конце посёлка. Без них в посёлке показывает только девятый канал. При Ельцине и то три работало.
Особой радости наше появление ни у кого не вызвало. Помня, что это посёлок, по старой памяти пытался здороваться, но на меня смотрели как на пустое место. Чужой. Мы с мамой это чувствовали. Эти двое приехали с Украины. Значит, враги. Ведь украинцы со своим майданом и не желанием впрягаться в евразийское пространство — 100 % враги. И те вопросы, которые на нас посыпались через дней десять, только подтверждали эту простую истину.
Утром в понедельник мы поехали в шуйскую миграционную службу и вошли в неё через официальные двери, в которые льётся со всех сторон бывшего СССР человеческое горе.
Как мы и думали, «беженцев» никому не дают. Предлагают заполнять анкеты на «временное убежище». Это тоже неплохая штука. Даёт право на работу, как гражданину РФ, правда, с явными ограничениями. Плюс страховка. Плюс бесплатное оформление документов и возня с нами. Плюс бесплатное прохождение медкомиссии. Даже фото на бланки и то бесплатно, с жаром перечисляет нам «плюсы» первого кидания по-русски майор внутренней службы Гаранина Светлана Евгеньевна.
— Подробнее вам всё объяснит Ольга Вячеславовна Краснова. Она у нас этими делами занимается.
Идём к ней. Ещё раз нам объясняют, что оснований для получения статуса беженцев у нас нет.
— У вас есть на руках справки от украинской милиции, что вас преследовала определённая группа лиц?
— Нет, — говорю ей. — Вся милиция в городе куплена семьёй Марковских. Да и против себя ни одно государство свидетельствовать не будет. Никто ничего не возбуждал, все, узнав, в чём дело, только отворачивались. Даже если бы мы с мамой подали на них заявление, нас попросту бы убрали. У этого непростого священника безукоризненный послужной список. В городе сотнями исчезают люди, поэтому, воспользовавшись паникой и бомбёжкой города, сели на чудом поданный «экспериментальный» поезд и выехали из того ада.
«И попали в другой», — думаю, глядя на симпатичную женщину-офицера миграционной службы.
— Я даю вам анкеты на временное убежище, сначала внимательно прочтите и не торопясь, сверяясь по документам, заполните их. В среду приедете в не приёмное время. С вами долго работать.
— Неужели нет возможности учесть, что я должен был получить русское гражданство? — пытаясь ухватиться хоть за соломинку, спрашиваю её. — Я работал три года учителем в сельской местности, два года армии и, что, совсем ничего?
— Работали? Где?
— В Колобово.
— У вас есть документы, подтверждающие это?
— Да, есть. Военный билет, трудовая книжка.
— Нет. Нам нужен только ваш паспорт с указанием прописки в Колобово.
—Паспорт был ещё советский. Когда менял на украинский, его забрали.
— Значит, вы ничем не можете подтвердить факт своего пребывания в России.
— Как это так? А трудовая, военный билет, у меня и больничная карта осталась, в ней указана моя прописка: «Колобово, 1-я Фабричная».
— Это не прямые документы, они лишь косвенно подтверждают факт вашей прописки. Вы могли ездить на работу в Колобово из любого другого населённого пункта. Из Шуи, Вичуги (Пекина), например. Нужен паспорт.
«Ну и казуистика, абсурд какой-то», — и уже совсем опустошённый, спрашиваю офицера:
— Неужели нет программы, в которой нам с мамой могли бы помочь?
— Есть программа помощи соотечественникам, но в Иваново что-то не пошло. Область бедная, нет денег. Но распечатку вам дам. Там указаны области, где она работает. Попытайтесь через другую область.
С этими словами она даёт несколько листочков бумаги и мы понимаем, нам на выход. Заходим в фотографию напротив. На фото остаются наши мытарства по УФМС России. Они только начинаются, а мы уже никакие. «Вы ошиблись, вам не в эту дверь».
Дома открыл листы анкет «лиц, претендующих на получение временного убежища на территории Российской Федерации». Вор ты или не вор, врёшь ты или не врёшь — смысл всех, без исключения, вопросов анкеты. Вопросы по смыслу повторяются трижды, каждый раз меняя своё лицо и место заполнения.
Отдохнув, полтора суток в положении лёжа заполняю анкеты на маму и себя. В среду мучения в Шуе начинаются заново. Вначале идём к Гараниной. Прошу её снизойти и дать нам возможность подать на «беженцев». Та ни в какую. Делает вид, что звонит в Иваново. Нервничает. Кому-то говорит о нас, кладёт трубку на грудь (чтобы не было слышно смеха над лохами, вздумавшими в нашей России играть по-честному).
— Я звонила начальству, вы не проходите на беженцев. Хотите, трубку дам? Вот! Возьмите! — Гаранина удивлённо округляет свои глаза. — Документы подадите, вам будет отказ. Уверяю вас. А дальше я с вами работать не буду. Понимаете меня? Девяносто дней и уезжайте в Украину. Всё.
Нам с мамой делается страшно. Не успели приехать, уже гонят. Русские русских. Это безопасно. У «соотечественников» с гражданством Украины нет и никогда не будет никаких прав, кроме «права принудительной депортации».
Внимательно изучив реакцию на её слова, спрашивает:
— Что будем делать? Или делаем временное убежище на год или девяносто дней и обратно?
Это точно как в том анекдоте «про чукчу». Приехал начальник от Хрущёва к чукчам, спрашивает:
— Кукурузу будем сажать или сеять?
Чукчи испуганно:
— Сеять! Сеять! Зачем сажать. Будем сеять.
Что делать «чукче» по имени Олег?
— Хорошо. Делаем временное.
— Вот, идите к Ольге Вячеславовне.
Проверка обоих «шедевров» заняла больше часа.
— Написано грамотно, — с каким-то неосознанным сожалением подводит итог всему Татьяна Александровна. — Но это не всё. Сейчас сделаю вам распечатку на медкомиссию. Вы должны её пройти в ЦРБ. Знаете, где?
Отвечаю, нет. Объясняет. И по ходу дела набирает меня в анкете «Станиславовичем». Спохватывается, где-то исправила, где-то забыла. Эти ошибки, когда от усталости, а когда и сознательно вводимые в документ, на сегодня определяют одну из масок УФМС.
Жду, когда проверят документы мамы. Наконец, нас снова собирают вместе.
— Погодите, это не всё. Ещё отпечатки пальчиков.
Мы замираем от неожиданности. Это уж точно, тюрьма тюрьмой. Зрелище крайне натуралистичное и неприятное. Обе руки мажут чёрной краской, похожей на мазут и поехали. Больше двадцати отпечатков руки, ладони, подушечек. Всё, что можно подвести под понятие «отпечатки пальцев руки» идёт в дело. Следом за мной мажут грязью маму, уроженку города Шуи. Родина-мать.
После такой процедуры на маме лица нет. Она ехала на Родину, а приехала в спецприёмник для уголовников, где потенциальный уголовник — акушерка высшей квалификации, спасшая тысячи жизней новорожденным и роженицам.
— Ну, вот и всё. Салфеточки берите, сколько вам нужно. Воды и мыла предложить не могу, а салфетки пожалуйста. Да, и зайдите к начальнику.
Гаранина вновь предлагает присесть, смотрит мою анкету. Найдя нужный ней лист, демонстративно рвёт его перед моими глазами.
— Вы порвали лист анкеты, —говорю ей. Но начальство не реагирует.
— Не забудьте, вам ещё медкомиссию проходить. А ответа ждать две недели, — подводит итог проигранной войне за статус беженцев начальник УФМС города Шуи майор Гаранина С. Е, которую, не расслышав, зову Гагариной.
Только после этого нас отпускают. Убитые Марковскими, войной и растоптанные в УФМС, едва живые плетёмся на автостанцию. Жить после всего как-то не хочется.
На утро едем опять в Шую. На душе кошки скребут. Поездки очень дорогие. Но пенсионеры ездят часто и свободно. У них льгота. В пределах области шесть рублей за прогон. Спасибо Путину В. В. Вот все и катаются. Маме приходиться платить, как и мне. Изгои «страны У». Плетёмся в больницу. Она такая же, как и при моём первом житии в России. Рядом построили новую поликлинику. В ней нас ждало первое знакомство с системой здравоохранения России спустя девятнадцать лет.
Пришли. Идём в регистратуру. Суём в окошко свои бумаги. Ни с ними, ни с нами не знают, что делать. Кидают по кабинетам, в кабинетах кидают дальше. Ещё через полчаса мать начинает плакать.
— Что это за страна! Они приходят на работу, как в первый раз и не знают, что им делать. За что им деньги платят? — слёзы на глазах.
— Ма! Оставь их, это русские! Им можно всё. Грабить, насиловать, убивать…
На меня начинают оглядываться. Не террорист ли? Люди, которых мы спрашивали, беззаботно посылали нас кто, куда хотел. Наверно, после конопли с домашних подоконников. Вокруг нас плавали существа, спящие с открытыми глазами. Услышав такие странные слова, многие удивлённо поднимали брови и начинали недовольно просыпаться: «Чё это ему не спится»?
Наконец, всё выяснилось. Послали в инфекционный кабинет. Первый день, как местный инфекционист с отпуска выходит на работу. Только из-за этого нас кидали — перестала действовать временная схема. Но и тут выгнали прямо с порога. Оказывается, мы имеем право зайти в него только с улицы. То бишь, подразумевается, мы заразны. Идём на улицу прямо в бахилах. С третьей попытки, как собак с поводка, запускают на поверку.
Поликлиника, коридоры, кабинеты — всё очень чисто. Везде следы недавнего ремонта. Бахилы бесплатно. Бери, сколько влезет. В Украине всё наоборот. Чисто не всегда. Бахилы платно и с каждым днём всё дороже. Штукатурка местами может иметь свойство падать на голову. Но порядка и профессионализма раз в пять больше. И нервотрёпки меньше. Страна воюет, не до придумывания схем по уничтожению мухи Цеце лекарством АЦЦ.
Если это прочитает житель России, поводок натянется, раздастся бешеный визг: «Вон! Вон! Убирайтесь туда, откуда приехали! Вас сюда никто не звал». И очень скоро мы эти вопли десятки раз (!!!) услышим в реальном времени. Нас и правда, никто сюда не звал. Зовут только тех, из кого можно что-то выжать и затем выкинуть. А из нас уже всё выжали.
Время было около полдесятого. Пожалев, на скорую руку выписали заборы крови и флюорографию. За счёт России. И пошли мы на сдачу. Кровь уже не брали. Только до девяти. Мама стала плакать — живём в Колобово. Узнав, что мы беженцы, сказали: «Подождите».
Через пять минут всё переиграли. Кровь взяли. Много. Чтобы узнать всё про нас, да и вообще, откуда у нас кровь? Осталась флюорография. Там очередь. Выбрались из неё, опять к инфекционисту. Тут пытка и началась.
— Где ваши прививки? Кори и чумы, холеры и паротита, менингита и плеврита. Где?
Очень хотелось ей ответить в рифму (самая безобидная — в Караганде), но тогда депортация стала бы реальной и незамедлительной.
За полчаса крика, стонов и ругани пришли к следующему. Маме по возрасту нужно для полного счастья сделать только одну прививку. А мне привезти свой военный билет, где «всё написано».
На этом наши мучения не кончились, хотя обходить врачей не потребовалось. Врач-инфекционист с моих слов скупо прописала пару болячек в обходной лист. Остался главврач. Спустились вниз. Нет. Поднялись наверх. Нет. Спрашиваем людей. Отвечают: кому он нужен, те ходят за ним изо дня в день, но, чаще всего, без толку. Ждём. Вычитал четыре акафиста. Нет. Спустились к старшей. Мама опять стала плакать. Ему звонят. Говорит, иду. Прошёл час. Мать уже трясёт и она от физической боли стала плакать и кричать навзрыд. Снова к старшей. Та вновь звонит. Всё, говорят, сейчас точно придёт. Завидев его, мать говорит:
— Одного вас ждём три часа! У нас сил уже нет, падаем. Нам ещё в Колобово ехать.
— Да я один и за главного и за поликлинику. Все в отпусках. На меня одного свалили.
Молча хватает бумаги и забежав к старшей, чиркает подписи.
— Печать там и там поставите. Отдадите всё в регистратуру.
— А страховки? — кричит мама.
— Да всё в регистратуре, — и мигом бежать.
Врач врал. До страховок было ещё далеко. Но в больничном сервисе России враньё привычное состояние. Врачи вынуждены врать. Враньё успокаивает пациента.
В милицию мы уже не успеваем. Отдают бумаги (посылают они). Это значит, на другой день надо опять ехать в Шую. Но и это не всё. Присланные анализы придётся везти в милицию самим, уже в Иваново, на Октябрьскую.
На другой день кошмары повторяются. Купить SIM-card для мобильного в России можно только по паспорту. Парень в торговом центре, изучив наши украинские паспорта, кинул их обратно.
— Покажите мне русскую регистрацию. Нет регистрации, нет SIM-card.
С этими словами мы вновь на улице. А как же все, приехавшие в Россию, по своим паспортам покупают их? Ужасы русской действительности с каждым часом всё новыми и новыми «приветствиями» сыпались на нас. USB-порты во всех забегаловках, где есть ксерокс, властями приказано закрыть, то есть с флешки не распечатают — запрещено. Боятся цветных революций. Интернет-кафе нет. Закрыты вместе с интернет-клубами. Причины те же. На стене одного здания осталась вывеска о предоставлении такой услуги в прошлом.
Как узнать, где, что, какие потребуются документы, расписание автобусов, — неизвестно? Спрашивать у русских что-либо бесполезно, — шарахаются в разные стороны. Ксерокс стоит баснословно дорого (один лист) и качество отвратительное. Деньги выжимают, вытягивают, вытрясают любыми способами. Процветает видимость услуг.
И только через неделю девочка в beeline по прописке украинских паспортов продала нам русскую SIM-card. Две недели мучений только из-за какой-то сим-карты. Полиция кричит — дайте телефон, а доказать законность твоего права купить по украинскому паспорту сим-карту в перепуганной и запуганной властями стране, невозможно.
После двух недель душераздирающих походов в Шую мы упали мёртвыми. «Психотерапевтом», помогающим нам прийти в себя, стал выздоравливающий рыжий котяра. Поев, кот без апелляций прыгал на мой живот. Такой симбиоз успокаивал. Едва живой абориген мурчал, урчал и беззаботно засыпал, кладя свою лишайную морду прямо на грудь, по ходу дела выпуская острейшие ногти.
Свалившись в дремучем лесу бумаг, растущего со скоростью бамбука, мы ещё не понимали, что это придумано для стирания (сдерживания) с лица земли тех, кто вздумал что-то просить у русских властей. Как римляне к третьему веку отгородились трояновым валом от варваров, так и власть предержащих отгородилась от попавших в беду и обезумевших от горя людей горой им только ведомых законов, инструкций и постановлений.
Запуганные Гараниной, целую неделю просидели дома. В посёлке глядят как на врагов. Я, памятуя девяностые, попытался снова здороваться со всеми, но получилось то, что и в первый раз.
Колобово живёт Сплетнями с большой буквы. Нам уже назначили миллионные выплаты и досрочно присвоили статус беженцев. Этому верят безоговорочно. В ходу вечно живая легенда «Обирают нашу Родину, несчастную Россию, все, кому не лень. Оккупанты»! И так до скрипа зубов.
По русским каналам без конца озвучиваются суммы выплат беженцам, их детям, пособия, льготы и гарантии. Статус беженца дают единицам, а СМИ выдают его толпам! Всюду царит ненависть к обобранным войной людям — там всего лишились и здесь «богачи от патриот пропаганды».
На третий день до меня дошло: надо писать жалобу. Кому? А тому, кто в России хозяин, начальник, власть и господин. Президенту. Писать легко: www.Kremlin.letters.ru. Опасаясь, и не без оснований, что старые ящики все под контролем мариупольского МВД, завёл где-то новый ящик.
Моя ученица, жалея меня, пускала пару раз в неделю в интернет. Но до этого было написано от руки обычное письмо на имя Президента РФ, ул. Ильинка, 23. В нём была описана ситуация, возникшая в Тобольске и почему я имею к ней отношение, чуть не погибнув в Мариуполе. Ответ за № А26-20-98308871 от 24 сентября подписал Главный советник департамента письменных обращений граждан и организаций Р. Хакимов. Он переадресовал мои каракули в МИД. Как известно, в этом МИД тонут и не такие вопли. Болото на Болотной площади. Ответа нет до сих пор. Формального ответа.
На нет и суда нет. Пишем новое письмо, уже в электронном виде. 22-го сентября 2014 года за № А26-01-97792671 на него ответил Начальник департамента информационного и программно-технического обеспечения Е. Зыбкин от той же Ильинки, 23. Если первый чиновник Путина отправил всё подальше в МИД, то второй отправил всё назад, в управление УФМС России по Ивановской области.
С изумлением аборигена день за днём читал и сравнивал «отписки-катапульты» московского чиновного воинства по выбрасыванию двух моих писем-жалоб по конкретному вопросу — почему мне и моей родительнице не дано право подать свои документы на получение статуса беженца?
Жители Великой России не переставали нас удивлять. Когда-то, опасаясь, что моя ученица бросит университет, доставшийся ей неестественно лёгкой ценой, умирая от язвенной слабости, переписал набело свою дипломную и послал ей в Колобово. Она хотела всё бросить и уйти на фабрику. Но посылка с дипломной подействовала. Она передумала. Правда, её научный руководитель ничего не смог понять в археологическом тотемизме и, пожалев сельскую девицу, предложил её более простую и понятную тему. Так русская студентка усилиями двух людей получила диплом.
Приехав, похвастался своей книгой, родившейся из мук дипломной — большим мне и хвастаться было нечем. Первую главу она прочитала. Чужие книги никому не нужны и дальше этого дело не пошло. А книга осталась в школьном компьютере. Понимая, что все мои «исследования» отнюдь не совершенство, попросил сбросить книгу однокласснику-психологу. Седьмая глава «Необходимость встречи», объяснил ей, главная в книге. Это сплошная психология. Пусть он проверит её как профессиональный психолог, как когда-то я проверял ваши контрольные? Она согласилась и сбросила ему.
Прошло недели три. Утром Николай Евгеньевич, директор школы, а ныне пенсионер, живущий над моим дядькой, поинтересовался.
— Ночью-то спать вам не дал. В одиннадцать пришли ко мне, тот и тот. Хорошо поддатые, смеются. Да, Сергей-то хвастался, уже начал писать докторскую. Во как! Недавно ещё кандидатскую защищал и уже на доктора. Голова!
— Николай Евгеньевич! Он говорил что-то о морской психологии, экстремальных ситуациях на воде, зоопсихологии? Корабельной психологии, наконец? Люди и животные на корабле в дрейфе?
Смотрю, шеф каменеет. Мол, откуда мне известны такие вещи? А я, зная своего ленивого и доброго ученика, понял — моя книга отправилась в плавание по грязным волнам плагиата. Вот и будет очередная «докторская». «Докторскую» в России уписывают все, от кошек до ивановских фрэйдов!
О своём, не очень приятном, открытии ей решил пока ничего не говорить. На дворе уже шлёпал октябрь, когда ученица, выслушав вопли и стоны обиженного русского учителя, приехавшего в Россию здоровым, а выехавшего умирать домой разбитой и списанной на утилизацию школьной партой, язвительно сказала.
— Вон приехали с Луганской области. Им тоже везде отказ. Они, не долго думая, написали Карпову, начальнику УФМС по Ивановской области. Их записали на приём и всё выдали. И ты запишись на приём.
Поразмыслив, понял: она права. Другого пути после отказа ехать с полицейским улаживать свои дела у меня нет. А вдруг и нам отвалят Вот Такой Статус Беженца?
Знал бы я тогда, что русские мастера подставлять друг друга и выдумывать сказки о добрых начальниках и плести всяческие оправдания Тотальной Системе Уничтожения Прав, которых никто и никогда не видел. Ни за что бы не ввязался в тяжбу бумагомарания. За почти сто лет геноцида у оставшихся в живых вработалась некая былинно-сказочная, успокаивающая нервы, версия, что вот, где-то, кому-то, что-то официально, помимо единственно верной Системы Чёрных Ходов, отвалилось от той самой ватрушки. Сказку о добром начальнике пересказывают, как отрыжку от успокоительного, а верят только те, кто не пожил в путинской России, такие, как я и мама.
Но чудо случилось. На Покров. Один из телефонов УФМС в Иваново после часового штурма откликнулся. Марина Сергеевна Лукина выслушав, ответила мне.
— Все ваши жалобы прошли регистрацию (ГЗ-103 и КЗ-114). И если хотите, могу записать вас на приём к заместителю Карпова на 21 октября, пять часов вечера. Зовут его Максименко Павел Александрович.
Поблагодарив её, положил трубку. Жалобы с такими непонятными шифрами были на майора внутренней службы Гаранину Светлану Евгеньевну, которую я по ошибке записал «Гагариной».
Во всей этой битве за статус беженца эпизод с заместителем начальника УФМС по Ивановской области Максименко был единственно светлым пятном. Только на том приёме мы и узнали, что живём «не по-людски», без регистрации. Что шансы получить что-то равны нулю (мы это и так давным-давно поняли), и для того, чтобы что-то получить, надо идти каждый раз в новую дверь с набором новых бумаг. И так до бесконечности, пока не упадёшь.
— Если вы хотите получить гражданство, нужно пройти комиссию по признанию вас «носителем русского языка». Но до этого вам нужно найти документы в архиве, подтверждающие, что кто-то из вас родился на территории РФ. Соберёте все справки и приедете сюда, в Иваново, на Почтовую. Я позвоню Гараниной, она вам поможет.
— Не нужно. Мы её и так боимся.
— Не нужно её бояться. Она добрая и отзывчивая женщина, — сказал как тот офицер, Павел Александрович на прощание.
29 октября мне разрешили подать ходатайство о возможности признания меня беженцем на территории РФ. Допрос (опрос) проводила Варвара Александровна Павлова, начальница Гараниной. Длился он около четырёх часов. В самом начале меня допросили по поводу отказа. Выслушав меня, эта женщина ответила:
— У вас было полное право подавать заявление на статус беженца. Просто в случае отказа через три месяца вам даётся возможность получить временное убежище. Никаких депортаций по этому поводу не предусмотрено. Она должна была всё вам объяснить, — с этими словами Павлова виртуозно извлекла из моего дела бумагу.
— Вот. Прочтите это, — и не давая в руки, подержала её перед моими глазами.
Читаю. «Отказ Кот О. С., гражданина Украины, от возможности подать в Ивановское УФМС на статус беженца». Текст набран на компьютере, подпись перенесена с другого листа и представляла из себя ксерокопию моей подписи. Называется «добровольный отказ» служебным подлогом.
На мою маму точно так набрали отказ и перенесли ксерокопию подписи (программка Photoshop имеется у многих сотрудников отдела). Срок за него не маленький. И такие подложные клепают тысячами. Никого это не волнует. Следуют устным инструкциям свыше, наработанному опыту, а не действующему законодательству. Прочитал и не проронил ни слова. Всё впереди. Эта бумажка должна лежать в деле до поры до времени и ждать своего звёздного часа.
Разобравшись с одним вопросом жалобы, офицер стала искать бумагу, порванную в клочья Гараниной. И она нашла недостающий лист. Очень удивилась, что его не было в деле. Найдя, скопировала и приказала заполнить.
«Хорошо работает эта Варвара Александровна. Выгородила свою подчинённую. Но подлог она мне показала. За него и снимут вас обоих, если гром небесный когда-то грянет», — глядя на манипуляции ивановской феи, думал я.
Допрос в своей сути, хоть и занял три часа, свёлся к одному: было ли на самом деле реальное, фактическое преследование украинскими властями лица, просящего у России убежища.
— Варвара Александровна! Меня не преследовало украинское государство, оно не трогает своих граждан. Меня преследовала в течение четырнадцати лет группа священников города Мариуполя. Они подчинили своему влиянию и контролю руководство Жовтневого РОВД и чужими руками, используя разглашение тайны исповеди, добивали одного человека. Это, фактически, государство в государстве. Сейчас областная милиция вся в Мариуполе. И она пляшет под их дудку. Три священника найдут меня из-под земли в любой точке Украины руками коррумпированной милиции. Такова коррупционная составляющая в моём деле. Я оказался бессилен против них. Нам пришлось из-за угрозы для жизни бежать от этих людей, воспользовавшись наступлением ополченцев.
В конце допроса Павлова сказала:
— Я ещё вызову вас раз или два, и только после этого всё уйдёт в Москву. Решать будут они. После десятого приедете и отдадите свои документы. Взамен получите временное свидетельство на три месяца другого образца.
Прошло некоторое время, я почувствовал, все изменилось к худшему. Мама ещё искала по сельсоветам справку о рождении, ездила в Семейкино, занесённое в конце октября снегом, в Филино, в Шуйский архив, а вокруг меня изменилась сама атмосфера. Она стала враждебной. Строгий выговор нашёл майора Гаранину. Я на веки вечные стал её заклятым врагом, а в кабинете № 1 УФМС города Шуи появились почётные грамоты и благодарности офицера внутренней службы Гараниной С. Е. Нам ещё помогали в Шуйском УФМС с регистрацией, помня просьбу Максименко просто помочь, а эта враждебность тяжёлым шлейфом заполняла все ниши пространства беженцев из Мариуполя.
20 ноября прошли комиссию на статус «носителя русского языка». Дальше нужно было заполнять очередные каверзные анкеты на отказ от украинского гражданства, но поглядев, что сокращённый вариант нам не разрешают проходить, всё бросили и стали ждать «ответа из Москвы».
Мы провинились. Это хуже, чем быть врагом народа в тридцать седьмом. Поэтому нас ждал прокат по полной программе. Сначала уплата сборов и прохождение платной медкомиссии на временное проживание. Через полгода уже вид на жительство. Снова плати и собирай бумаги. А там, гляди, пройдёт год, полтора, замаячит гражданство. Это было издевательство. И мы стали ждать ответа на беженца. Но ещё в ноябре Мария Вячеславовна Машина, встав из-за своего стола, выложила.
— Вас в списке беженцев нет. Вы никогда этот статус не получите. Вот если бы вы привезли кадры видео, как вас убивали украинские власти, тогда, да!
Очень захотелось ей ответить: «Привези я такое видео с Украины, тут же рассмеялись и сказали бы с видом знатоков: «Да это на киностудии «Мосфильм» в 1992 снимали. Свободен». Но я смолчал. Мы решили ждать.
10 февраля 2015 года поехал за ответом в Иваново. Мне вынесли бумажку за подписью неизвестно кого (подделали подпись Максименко) и тут же потребовали её отдать.
— Она вам не нужна? Отдайте её!
— Погодите! А разве у вас нет своего варианта? Так зачем вам два?
— Вы расписались? Вот здесь! Верните мне её!
Молоденькая девица, с ошибками набравшая мне этот опус под диктовку Варвары Александровны, без перехода перешла к угрозам.
— Если вы будете жаловаться, у вас месяц, свой паспорт забираете и в три дня на Украину. Будите забирать своё прежнее свидетельство о временном убежище, тогда вам здесь до 22 сентября (о его продлении речи уже нет — враг обнаружен и в положенный срок должен быть выдворен за пределы России).
— Всё понял. Вынесите мне моё старое свидетельство.
С этими словами она ушла и через пару минут, проинформировав о своём очковтирательстве Варвару Александровну, принесла документ. Подделку с пересказом угроз от 17 сентября майора Гараниной аккуратно положил на дно своей потёртой сумки. Пригодится. Мария Вячеславовна была права. Они просто обманули идиота, посмевшего без связей и длинной руки жаловаться на представителей всемогущественного аппарата государственного унижения не понятно кого понаехавших.
Может, мне и пошли бы навстречу, если ситуация, в которой я оказался, исходила от раскольников. Филаретовцев, автокефальной церкви или униатов, например. Но не даром же меня несколько раз переспрашивала Павлова, в чьей юрисдикции находятся мои обидчики? И выяснила. Пока это однозначно Московский Патриархат. А то, что это граждане Украины, а не России, сделала вид, факт, к делу не относящийся. Но существо вопроса заключалось именно в этом и Павлова его проигнорировала.
С могущественной организацией, возглавляемой Святейшим Патриархом Кириллом, никто в России связаться не посмеет. Себе дороже. Да и на что это будет похоже? Российское УФМС предоставляет убежище гражданину Украины, пострадавшего от священников-мажоров УПЦ МП. То есть от «своих» же пастырей. Такого посмешища в УФМС Иваново допустить не могли. Дискредитация православного священства недопустима.
Всё вернулось к старому положению дел. Вновь у нас две одинаковые книжечки голубого цвета вместо украинских паспортов. Свидетельства о предоставлении временного убежища на территории Российской Федерации. Моё: ВУ № 0033519, личное дело № 112400001949 и мамы: ВУ № 0033513, личное дело № 112400001950.
К этому времени мы уже не могли без ужаса смотреть на повседневную жизнь в стране, которая когда-то могла смеяться и шутить, не боясь за лишнее слово. Окаменела, как в сказках Пушкина. Молчат люди, боясь потерять работу, семью, жизнь. В посёлке стала обыденной ситуация, когда, завидев меня в магазине, колобовский житель замирает, как вкопанный, ловя каждое слово. И он не уйдёт, пока не услышит всё и до конца. Повод банальный. Прошёл слух, что я поливаю грязью всех и вся, русских, русское, самое святое, что может быть — Родину-мать!
Людям обидно до слёз, что они не могут и слова произнести — опция «стукелла-омерзелла» отключению не подлежит. А этот говорит, смеётся, он живой! Так бей его ногой! Вот и отомстили, поливая за глаза грязью осмелившегося быть живым в стране мертвецов.
Они забыли, когда говорили свободно, не боясь, в последний раз: сосед стучит на соседа, жена на мужа, сексотят дети, начиная с подростковых групп в детских садиках. Следят друг за другом, лгут в глаза и от такой жизни, которую они сами позволили создать властям, приходят в бессильное бешенство.
В 1994 году на большой перемене ко мне подошёл упитанный колобовский отличник. Прилежный, аккуратный мальчик.
— Олег Степанович! У меня к вам деловое предложение.
Смотрю на него с интересом.
— Олег Степанович! Давайте я вам буду доносить всё, что услышу про вас и про всех. Кто, что говорит. Взамен я не учу ничего, а вы мне просто ставите «пять» или предупреждаете заранее, когда будите вызывать к доске.
Не ожидая такой гнусности, прихожу в бешенство.
— А ну, вали отсюда, тварь.
— Вы что, с ума сошли? Все учителя пользуются моими услугами, довольны, один вы остались. Приходится вашу историю каждый день учить.
Не выдержав, выталкиваю упирающегося сексота-медалиста в коридор. Торгаш, оказавшись за дверью, обиженно что-то бурчит и бежит вниз, на обед.
Психология русских обывателей позволяет властям баснословно наживаться узаконенной фальсификацией, которая называется «национальный продукт». Ещё Пётр Великий понаделал в Петергофе десятки камней-шутих. Встанешь на такую «растяжку XVIII века» и тебя в XXI-м обдаст ледяной водой. Они и сейчас подстерегают любого, едва тот зайдёт в магазин. Вот уж где не до шуток. Русским бесстыдно умудряются продавать железные банки, на которых может быть написано всё, что угодно. Но, открыв крышку, люди обнаруживают мутную жижу вместо томатного соуса или просто воду.
Самая наглая серия из трёх банок консервов оказалась сварганенной в Великом Новгороде. ООО «Рыбный двор» произвёл «Сом в томате», «Лещ в томате» и «Бычки в томате»: две крошечных скибочки было залито бурой кислючей жижей. Это точно был сом, затем лещ, а после бычок (особенно мелко-дохлый). Но 60 % банки занимали не они, а наполнитель, который не захотел есть даже томатнозависимый кот Рыжий.
А этот кот ставил томат выше парной говядинки, которой его баловала моя сестра. Он буквально давился рыбными консервами. Но только не отравой от «Рыбного двора». В холодильнике от покойного Геннадия осталось банок восемь консервов. Три «Рыбного двора», остальные от Мамонова до Екатеринбурга. Съедобной оказалась только банка шпротов «Морские котики» из Калининградской области, от них не свело резью в животе и из глаз не брызнули слёзы. Кот, не любящий консервы в масле, сожрал почти всю банку.
В России главное привычка. Со временем любой делается безучастным к тому, что в банках с фасолью или горохом ровно половина — вода. Фасоль жесткая, горох деревянный, икра минтая (Сестрорецк) с грязью и тряпками (но раз на раз не приходится), конфеты «Бабаевские» с пережжённым фундуком (а бывает и ничего). Пензенский филиал «Невского кондитера» регулярно сбагривает мармелад по «акции». На радостях купили три пачки — скулы свело от лимонной кислоты. Поэтому и акция, не пропадать же добру. Всё? Нет. Не отстают и казахи. Те привезли на продажу соевые батончики с сырым нежареным арахисом. Грязь и песок. Ешьте, мы ещё и не тем накормим вас по Амосову: два грамма грязи в день укрепляет ваш иммунитет. Азия Европе.
Прошло четыре месяца после «добровольного вхождения Крыма в состав России». Покупаю знакомые до боли консервы «Бычки в томате», «Аквамарин», Севастополь. Обычно все украинские консервы похожи друг на друга — мало масла, томата, специй (иногда в банки «забывают» положить соль), но всегда порядком рыбы. Банку набивают так, что она глухая. Такую обычно и беру.
Наклоняюсь в самый низ прилавка, ищу привычные банки по-украински. А их и след простыл. Как быстро русское начальство научило не выделяться качеством новый субъект федерации. В банках «Аквамарина» плескалась одна жижа. С трудом отыскал апрельскую банку (остальные август 2014). Рыба набита ещё по-человечески. Видно, было не до переучивания «зелёными человечками». А жижу лопайте сами.
Колбаса сырокопчёная (Черкизово) без соли, специй и чеснока. Её можно есть, но и только. Сыр, от четыреста и выше, рублей. Назвать это месиво сыром может только нелюдь, купившая вся и всех на выходе контроля в России. Это отечественный, российский товаропроизводитель. За критику отечественных товаров есть статья, которая удесятеряет качество продукции — «Клевета». Дорого и страшно. Кондитерские рулеты на вид привлекательны. Но во рту остаётся привкус плохо перемешанного с ванилью маргарина. Не можем. Но хотим. Поэтому и продадим. И продают.
Одно горе прошло. Вот идёт новое горе. Называется оно Великий пост. В первый же день поста колобовский «Магнит» поднял в два раза цены на маринованные корнишоны. Было 64,50, стало 109 рублей. Поститесь, братия, на здоровье. Следом до 100, а кое-где до 129, потом до 150 рублей выросли цены на бананы, не говоря уже о яблоках по 112 рублей. Додумались поднять цену даже на постные баранки.
Импортозамещение
Прошёл год. В «Главмаге» города Шуи акция — полукопчёная колбаса по 369 рублей. Снимаю с крючка, читаю: «Состав: шкура животных...». Мне делается плохо. Вешаю «акцию» обратно. Через два месяца я и мама отравились сардельками «Волжские» Приволжского мясокомбината, да так, что едва живыми остались. Больше «колбасы России» мы с мамой не покупаем.
Начался Великий пост 2016. Какой пост без пирожков из постного теста: кубанская мука, ваниль, вода, дрожжи, сахар да горчичное масло. Проблема в начинке. И вдруг осенило — надо искать повидло. Захожу в «Тройку», есть клубничное повидло. Беру банку (89 рублей), приношу домой, читаю: сделано 15 февраля 2016 года. Состав: именно клубничное пюре, сахар, патока — не придерёшься, всё сделано по ГОСТу.
Читаю дальше. «Изготовитель: ООО «Оригинал С» (пропущена одна буква «С») Московская область, город Павловский Посад (кстати, родина Штирлица Вячеслава Васильевича). И тут до меня доходит. Всё, что в гипермаркетах Москвы не смогли продать «состоятельным» москвичам, валят в котлы и из парниковой, импортной или импортно-парниковой клубники с гнилью, слизью (начальная стадия разложения) варят аппетитное, с ароматом настоящей клубники (это правда) повидло для постных пирожков.
Потом мне попалось ещё одно повидло, абрикосовое, за 65 рублей. ООО «Производственная Компания Мега-Соус» той же Московской области, Люберецкого района, рп. Октябрьский, ул. Дорожная, 10. Сварили его 13 декабря 2015 года. Собрали на прилавках московских супермаркетов и в бой. Желудки русских не то ещё переваривали.
Вместо творога в Колобово уже год привозят палехский «творожный продукт» на пальмовом масле стоимостью 120 рублей за кило. Настоящий творог стоит на рынке города Шуи всего 250 рублей. Берут мало и редко. Зато монастырь продаёт настоящий сыр по ГОСТу за 600 рублей килограмм. Купили. Беру в рот, жую. Это точно настоящий качественный твёрдый сыр. Но каким голодом веет от него.
Монахи и послушники, которые делали его, остались за бортом. Им постная каша и хлеб изо дня в день. А как хочется кусок сыра съесть. Пережевать, проглотить, горьким пивком запить. Эх! Засыпают голодными, а перед глазами стоит сыр, который они делали с Иисусовой молитвой. Больше мы тот сыр не покупали. Его невозможно есть. Во рту остаётся отчётливое чувство голода, терзающее голодных людей — монахов местного монастыря.
От такой еды через два года я и мама стали гипертониками. В продуктах одна соль, ешь один хлеб. Итог: давление 170 у мамы вместо 130, у меня 130 вместо 110.
Интернет дополняет мою горечь от «импортозамещения». Сегодня сожгли 20 тонн качественного мяса, вчера 16 тонн норвежской селёдки. Завтра будет повтор прошлого месяца — сожгут 9 тонн голландского и немецкого сыра.
Наверное, это делается для того, чтобы кал у всех жителей РФ выходил единообразный и удобный для утилизации. На эту мысль наводит туалетная бумага «Неженка-100». Из толщины рулонов в сентябре 2016 года на руки, на пол сыпалась наждачная крошка нулевого размера. Местами бумага для русского ануса была просто чёрно-серой. Ей запросто можно шкурить по металлу. Туалетная наждачная бумага производится для всей страны в городе Самара ООО «СВБК», ул. Самарская д. 38/73-10 e-mail: svbk-12@yandex.ru сайт: www.svbk.ru — срок годности не ограничен. Ну, это и понятно, наждачное покрытие предохраняет «Неженку-100» от любых повреждений!
Безумная Русь ищет врагов, а её дочери-старухи в сёлах едят суррогаты и получают пенсию 6200 (;100 $). Больше года под нож экскаваторов отправляются сотни тонн продуктов, тысячи тонн овощей и фруктов. Полуголодный народ, никогда не евший хороших продуктов на фоне безумной твёрдости кагэбэшников — последних красных командиров Кремля.
С кем только за эти полгода мне не приходилось говорить и какие только стоны не вырывались из глоток обманутых русских людей. В Шуе на том самом месте, что и двадцать и сто лет тому, стоит районная библиотека. Библиотечные фонды выглядят жалким хламом.
— Что так? — спросил их.
— Пять тысяч рублей дают библиотеке на закупку новых книг.
— В месяц? — спрашиваю.
— Что вы! На год. И получив, не знаем, куда и деть.
О том, как всё же пополняются библиотечные фонды, догадался совершенно случайно. В вестибюле библиотеки стоит просторный шкаф. В нём сотни книг, принесённых теми, кому они не нужны. Порывшись, нашёл и себе книжку. Надпись на шкафу гласила, возвращать не обязательно. Прочитал, передай другому. Сзади шкафа стояло пять или шесть набитых битком картонных ящиков. Оттуда, время от времени выуживают книги получше и поинтереснее и вводятся в библиотечные фонды.
Моя Короленко, где писался «Тотем», выглядит шикарно по сравнению с шуйским оазисом знаний. Потому и вывел меня Бог в Мариуполь, чтобы книга была написана. Ни в Шуе, ни в Иваново библиотечных фондов, равных мариупольским, нет. Поэтому и хочется сжечь освободителям мой город, превратив его в голодную шуйскую попрошайку. Сволочи! Мы сожжём вас ради «Русского Мира»! И они, как никогда, близки к цели.
В Колобово библиотеки нет. Закрыта. В голодные ельцинские библиотека была. И школьная работала на полную ставку. Сейчас полставки и туда какого-то беженца ни за что не пустят.
Стонами проводила меня и общественная приёмная областной прокуратуры.
— Раньше мы могли защитить человека, вмешаться в ситуацию, помочь правом прокурора защитить конституционные права граждан. А теперь прокурор на общих основаниях сам идёт в суд. И его иск по защите ущемлённых прав рассмотрят в последнюю очередь. Прокуратуру лишили всех прав и из действующей превратили в наблюдательный орган. Лишили нас рук. Помочь людям мы фактически не можем.
— Ну, вы живёте в такой стране, где всё в один момент может измениться, — решив подбодрить расстроенную женщину, сказал ей на прощанье.
Прокурор мгновенно подняла на меня глаза. Веры в то, что такое будет возможно, в её глазах не было.
В девяностыё русские точно так же жаловались мне. Но чаще всего стон из груди русских раздавался по другому поводу — как плохо, что в России нет царя — Борис (народ прозвал его «поросёнком») попивает. Это я слышал в московском метро в девяносто первом, — заплакал пьяный гармонист на проводах в армию, девяносто третьем в пригородной ивановской электричке и девяносто четвёртом от загорского предпринимателя. Теперь о царе ни звука. В России есть хозяин. Но стонов с каждым днём всё больше и больше.
По утрам в Колобово, как и двадцать лет назад, тротуар возле пятиэтажек частенько в крови. Рядом валяется чья-то перевёрнутая квашеная капуста. Ребятки пускают кровь за отказ прикурить. Полиция через дорогу. Работающий пункт. Принимает по приёмным дням участковый. Целый майор. Есть у него штат осведомителей (старшие по сбору информации в посёлке). Они, не стесняясь своего стукачества, приходят к началу приёма и дают подробную информацию, в том числе и на беженцев, проживающих в Колобово.
Сейчас все сила брошены на одного меня — враг не дремлет. Информацию помогает собирать весь посёлок. Соседка может, получив уточняющее задание, торчать под дверями квартиры час, делая вид, что только достала из почтового ящика газету. Стучат. Долгу верны. А пока кровь русских в России дешевле всего. Она так и будет литься на землю, полицай всё так же будет получать свои полицейские.
Из ста преступлений, происходящих в Колобово, до процедуры заявления доходит треть.
В октябре, как назло, вылетела пломба на переднем зубе, нерв не удалён. Кинулись получать страховки, никто ничего не знает. Наконец, в подвале торгового центра нам объяснили, чего ксерить и что принести. Через две недели получили временные страховки, а ещё через десять дней постоянные. Утром встал в половине пятого и поехал в шуйскую стоматологию занимать очередь.
Картина, которую я узрел, была столпотворением несчастных людей, желающих по страховке бесплатно полечить зубки. При мне талонов к Солнышковой уже не было, отдали на ура два талона к Мухиной. Раздаётся приговор.
— Талонов на лечение больше нет, только на удаление.
Очередь из тридцати с лишним человек замерла. Комментарии отключены. Когда подошла моя общая очередь, спросил в регистратуре, что делать?
— Могу записать вас на платное лечение, хоть сейчас, хоть на завтра. Записывать?
— Спасибо, я подумаю.
Выхожу на тёмную улицу. Время без пяти семь утра. Опустошённый иду в собор, там служба. Решаю ехать на утро заново, может повезёт.
Не повезло. Была пятница. Людей набилось ещё больше. У меня слёзы из глаз посыпались. Зачем несчастных людей обманывать и дразнить «бесплатной страховкой»? Это нелюди какие-то напридумывали «социальные гарантии», «льготы» и «страховки». Фикция и полный облом. А ещё и дразнят: «Вам полагается бесплатная страховка!»
Всё кругом сокращено до минимума, зато патрулирование военными истребителями трижды в день по расписанию над «важным военным объектом Колобово». Топливный бак МИГ-31 это семнадцать тонн авиабензина (керосина). Умножьте на три, добавьте обслуживание самолёта, оплату сотням людей в военной форме и получится моя картина «приплыли» в ОБУЗ «Шуйская стоматологическая поликлиника», улица Генерала Белова, 107.
Во вторник, записавшись по телефону, еду в ту же шуйскую стоматологию на платный приём. На душе скребут кошки. Сколько же с меня сдерут? Это с обладателя страхового полиса.
Прошло двадцать лет и я узнал врача, так же платно ставившей мне две пломбы в сентябре девяносто четвёртого. Тогда тридцать четыре тысячи мне одалживало половина Колобова, люди сидели без денег. Ей было едва за сорок. Красивая женщина с золотыми ручками. Мистика. Через двадцать лет попасть в кресло к тому же самому врачу и с тем же самым зубом. В Мариуполе у меня остался свой врач, хороший врач. Но она перевелась в городскую стоматологию. Понимая, куда я еду, пытался её найти, но не успел. И теперь очень пожалел об этом.
Вначале осмотр. То, что мой врач считает зубным образованием или налётом, здесь пишется как кариес. Насчитала пять дырок и нагнала страху. Посылает на снимок. Глубокая пломба, передний зуб. Рядом киста (нагнетание страха продолжается). Кстати, выросшая благодаря рукам этого же врача. За два снимка с меня содрали сто рублей, и как бы извиняясь, сказали что после третьего уже деньги брать не будут.
Все остальные, сидевшие в коридоре, шли на снимок бесплатно. Удаление. За это страховая медицина деньги не берёт. Нужен только полис. Делается это сознательно — надо же как-то кормить ораву протезистов. Но и это были только цветочки. Дали наркоз. Удалять совершенно здоровый и не болящий нерв.
Наркоз, в отличие от украинской стоматологии, не французский, а просто лидокаин. После него челюсть весила килограмм тридцать ещё часов семь. А о французском здесь никто и не заикается. Дорого. Хотя мой врач умудрялась одной дозой обезболивать человек пять, не меньше, по ходу дела объясняя мне, что и как она собирается делать. Здесь всё молча. Разворотив зуб и удалив совершенно здоровый нерв, едва удивившись по этому поводу, Солнышкова переходит к самому главному — цене. Пишет на бумажке и молча тыкает мне в глаза. 1872 рубля. Молча киваю. В ответ врач произносит.
— Оплатите в кассу и принесите мне чек.
Встаю с развороченной челюстью и иду «успокаивать финансовые сомнения» шуйского врача. Только после этого начинается настоящая возня с моим зубом.
На этом сравнения закончились. Я попал в технологии XXI века. Прогревание, крошечные салфетки, какие-то неизвестные мне наполнители, заполнители вычищенной дыры. Затем что-то завязывалось в зубе, прижигалось микроскопической зажигалкой, закладывалось лекарство, слои паст, образующих пломбу за 1872 рубля и, наконец, Солнышкова перешла к главному — нанесению слоя искусственной эмали с тыльной стороны зуба.
Домой я приехал в семь вечера. Поход к стоматологу с дорогой обошёлся в 2300 рублей. Это за тысячу гривен. За этот же зуб с меня от силы бы взяли в Мариуполе гривен триста. Без удаления здорового нерва и нанесения никому не нужной эмали.
Солнышкова дважды удаляла нервы из моих зубов. Прошло четыре месяца и зуб стал желтеть. Оба зуба стали как два брата-близнеца. Киста, боль при надавливании, трещинки — работа лучшего шуйского стоматолога. И закончится всё это такой же кистой, если не хуже. Любой шаг в российском здравоохранении может вызвать непоправимые последствия, равно как и критика в его адрес.
Но это были только цветочки — наступала пора гриппа. Ещё в сентябре инфекционист предложила нам сделать прививку — эпидемия не за горами. Бесплатно. Отказались. Потом мы очень жалели об этом. Самое дешёвое может дать такие осложнения на печень, что потом превратишься в развалину. А может и ничего — ни гриппа, ни печалей. Но до мора по-русски я познакомился ещё с одним явлением русской действительности, которое и подарило нам грипп на двоих.
В начале октября меня с утра понесло в «Магнит», намечались какие-то акции. Уже направляюсь к кассе, как вдруг меня просит неприметная на вид женщина за сорок в очках.
— Вон оттуда сверху, подайте мне пожалуйста, памперсы. Высоко, не достану.
Этими штучками меня не раз «угощали» в мариупольских универмагах. Сними, подай, дальше ты внезапно превращаешься в лежачий труп. У нас дома сотрудницы «Ночного дозора» прикидывались глухонемыми. Тыкали пальцем в спину. Подай журнал «Отдохни». Подал. Три дня «отдыхал». Контактное колдовство для лохов в чистом виде.
— Вон у прилавка стоит мальчик, он здесь работает, его обязанность, попросите, он вам снимет.
Та замерла, переваривая информацию. Остановился, мне стало интересно, на какой стадии застряло её колдовство и что она будет делать? После моих слов «серая птичка» мгновенно потеряла интерес к памперсам и, как ни в чём не бывало, направилась к кассе.
Прошло дней десять. Из этого же магазина возвращаюсь домой. Внезапно мочевой пузырь стало рвать на части. А укромного места, как назло, нет и в помине. Дошёл до развилки. Ещё метров сто и фабричная стена. Но напал невообразимый ложный стыд. Вдруг кто-то увидит, потом по посёлку всё разнесут. Прошло ещё пару минут и по ногам потекло.
— Ну и тварь! Приделала всё-таки памперс.
Домой пришёл весь мокрый. Рассказал матери. Та в ужасе. Дома и то так не могли сделать. Сделала какая-то колобовская ведьма. И тут до меня дошло. Двадцать лет назад в этих краях не было никого, кто мог бы сносно колдовать. Теперь есть.
Народ загнали в угол, отобрав право быть живым. Это и стало побудительной причиной для многих искать власть над властью властей предержащих. Взять её из лап бесов в свои руки, упиться всемогуществом, скрутить обидчика в бараний рог. Тотальный контроль и слежка породили появление целого класса таких людей в российской глубинке. Чем больше прав и свобод забирало у своих граждан государство, тем больше людей обращались к колдовству. Это стало одной из форм скрытого протеста и сопротивления режиму в России. Ведь статей в уголовном кодексе России за практику чёрной магии нет и не будет никогда.
При Ельцине такие книги только покупали. Интересная экзотика, жуть: Аксёнов, Джуна, Папюс. Полистали. Бросили. При Путине забытые фолианты открыли, вызвали беса, дали приказ. Исполнил. Ещё и ещё. За пятнадцать лет оккультизм породил армию адептов, готовых сжить со света любого.
Выводы я сделал. В посёлке нет служб даже по субботам вечером. В церкви служат раз в неделю. Будя. Собираются, попив чая, к девяти. Выходят в двенадцать. Это, конечно, ужас.
Отсюда сила местной ведьмы. Нет защиты. Священник что-то лопочет о ежедневном чтении псалтыри, мол, помогают и псалмы № 26, № 90. Ему невдомёк, что вычитать можно и весь псалтырь за день, а благодать церковной службы всё равно она не заменит.
О таком можно рассказать только соседке, Нине Фёдоровне. Та загорелась, спрашивает, как выглядела эта женщина. Вновь и вновь объясняю ей. Но предупреждаю.
— Не ищите её. Она непременно отомстит вам.
А сам думаю: «Бумеранг вернётся ко мне клеветой и всеобщей ненавистью, да и её же». Но та пропускает всё мимо ушей. Прошло больше месяца и под новый год Нина Фёдоровна выложила.
— Эта женщина работает в детском садике на кухне. Поэтому и ходит во время работы в «Магнит». Ей рядом.
Особого значения её словам не придал. Чаще всего бес подставляет вместо своего адепта совершенно невинных людей. Прошло недели две. Где-то в середине января шёл вниз в «Магнит». Вдруг около пятиэтажек потянуло невообразимой, отталкивающей вонью. Несло из детского садика. Это был запах борща, но сваренный из испорченных продуктов. Колдунья варила отраву маленьким беззащитным детям, причём внутри садика ничем не пахло. Тогда, учуяв ту невообразимую вонь, понял — соседка отыскала настоящую ведьму. Вернулся домой. И мама варила борщ, но он пах борщом, а не отравой.
На Рождество сестра приказала накрыть «символичный» стол и пригласить нескольких соседок. Продукты привезла на Петра Московского. Деваться было некуда и восьмого накрыли стол. Мне очень хотелось, чтобы пришла Нина Фёдоровна. Иду за ней. Но ей хочется взять с собой мужа, Геннадия. А мне вдруг стало не по себе.
Всё произошло мгновенно. Я звоню, мне открывают дверь, смотрю на них, всё понимаю, но когда хотел открыть рот, вдруг увидел ангела. Он закрывал собой супруга Нины Фёдоровны. Мотаю ей головой — без Геннадия. Куда его, раз стоит дух, да ещё с мечом. Нина Фёдоровна спустилась и я ей всё рассказал. Трудно сказать, удивилась ли она? Удивился я.
Рождество Христово прикрыло собой колдовские дни, сатурналии, сопровождавшиеся массовыми совокуплениями и колдовством. Патрицианки спали с рабами, рабы командовали домом, правда, одну ночь. Дни эти нечистые. Случиться может всё. Поэтому рисковать не стал. Спустись её муж в квартиру, где в конце августа умер его тёзка, Геннадий, с ним произошло бы подобное. Такой принцип в колдовстве называется перенос или, попросту говоря, переноска. Одно место за столом, напротив Нины Фёдоровны осталось свободным, а Геннадий живым.
Как колдунья узнала о нашем разговоре и моих действиях на Рождество, мне неведомо. Но узнав, решила отомстить. С мужем, Геннадием, сорвалось, осталось искать новую кандидатуру на выход.
Прошёл месяц. На Трифона, четырнадцатого февраля, ушла на ночь глядя, сестра Нины Фёдоровны, Наталья. Ушла, оставив мусорное ведро на крыльце. Прошёл день, ещё один. Начали шевелиться. Милиция, объявления по автобусам, внук бегал по сугробам. Ноль. Человек исчез.
А нам было не до чего. Я днём за днём заполнял анкеты за себя и за маму, под названием Приложение № 9 к Положению о порядке рассмотрения вопросов гражданства Российской Федерации (в редакции Указа Президента РФ от 06. 08. 2014 № 551) под названием Заявление «Прошу выдать мне уведомление о возможности приёма меня в гражданство Российской Федерации». Ахинея на пяти листах с двадцатью шестью позициями, которые требуется подробно, кратко и исчерпывающе заполнить микроскопическими буквами.
Приехал вначале в горисполком. Там подсказали, по средам у них юристы бесплатно принимают. Юрист, мальчик двадцати трёх лет, сделал мне распечатку последней редакции Закона РФ «О гражданстве», статья № 14 «Упрощенный порядок принятия гражданства РФ» и сказал: «Они обманывают вас. Вы оба имеете право подачи по упрощённому порядку».
Занял очередь в УФМС (всем этим занимается Машина Марина Вячеславовна), а дальше пошло-поехало. Гаранина, увидев меня в окно своего рабочего кабинета и подождав, пока я не уйду, вылетела на улицу, схватила несчастный листок и ледяным голосом приказала.
— Больше списков не будет. Живая очередь.
Список разорвала, а я через два часа нарвался на людей, которые ругались между собой и по новой занимали очереди в три разных кабинета. Когда Машина увидела распечатку «Консультант-плюс» в моей руке, глаза её недобро сверкнули.
— Откуда это у вас? Вы что, к платному юристу ходили (проверка: откуда у него деньги)?
— Да нет. По средам в исполкоме на Советской юристы принимают бесплатно.
Казалось бы, что в этом вопросе? И только спустя два месяца всё вылезло наружу. Придя в исполком на бесплатный приём к юристу, мы с мамой попали в ледяную воду. Завидев мою рожу, все стали разбегаться, первым отзывчивый парень. Приёма нет. Прождав с полчаса, попёрли буром.
Оставшиеся в кабинете отворачиваются. Перехожу на повышенный тон. Юристы отвечают тем же. Мы так и ничего не узнали по нашему вопросу. Машина донесла Гараниной. Гаранина позвонила на Советскую. Что она говорила, догадаться не трудно. Россия только для граждан России, вам ясно? Нацистов с Украины не обслуживать. Консультации кончились, так и не начавшись.
Заполнил и распечатал в двух экземплярах Приложение № 9. Отдаю Марии Вячеславовне. Та принялась проверять, летая карандашиком по тексту. Через час стало ясно — враг народа написал заново историю своих бедствий. Считает себя безосновательно беженцем, бросает тень на безукоризненную работу шуйского УФМС. Идите и пишите всё заново. Через неделю пытка повторилась. С точно таким же убитым результатом. Не там написал, не тем порядком, не указал дату выдачи, не та прописка. Заново.
Мне ещё невдомёк, что под видом помощи УФМС (за что я очень благодарен) идёт тотальная проверка документов и личности предъявителя этих документов. Законный владелец или шпион (террорист, тракторист) с документами на имя владельца? Вот что предстоит выяснить во время приёма офицеру УФМС.
Непростая задача. Поэтому на помощь сотрудникам МВД приходит опыт кадрового разведчика — Президента России Путина В. В. Именно Его рекомендации, как проверять предъявляемые документы, как под видом беседы с заявителем проводить детальный, по молекулам, допрос (не вражеский ли агент по подготовке Майдана затесался в ряды мигрантов) и легли в основу поведения тысяч офицеров миграционной службы. Какие мы, такие и они. Иллюзий на счёт украинских соседей у России нет.
Проверяется всё! И прежде всего, ответная реакция подателя на действия офицера УФМС — проверку и сверку данных анкеты с предъявляемыми документами. Каждый раз вопросы, по казалось бы, дважды, трижды пройденной и заполненной графе, высвечивают какую-нибудь неточность или вообще данные, указанные в графе, оказываются необязательными. Поэтому подлежат вычёркиванию, а значит, удалению. Заново.
Как бы случайно, Машина находит повод придраться к написанному, а после третьего раза уже и у меня глаза на лоб лезут: «Вы же сами это и заполняли»! Постепенно проверка зашла в тупик. Ошибка за ошибкой. Тогда я прошу Марию Вячеславовну.
— Вы говорили, можно набрать текст на компьютере, давайте я так и сделаю.
— А чего ж вы раньше не сказали, сколько времени заняли. На одного посетителя полагается полчаса. Скачайте в Интернете и заполняйте.
— У меня есть ноутбук, но я без Интернета. Пускали в школу, где я работал, теперь нет — враг народа. В посёлке, кроме школы, нет доступа к Интернету.
Машина взвивается.
— Что значит «враг народа»? Я двадцать лет проработала в школе и если сейчас приду в свою школу, меня тоже никто не пустит дальше входных дверей.
Молча подаю флешку.
— Скачайте мне, если можете.
— Нам нельзя пользоваться чужими флешками. Мы не имеем права передавать документы посетителям.
Потом опомнившись, поглядела на меня и говорит:
— Ладно. Сейчас позвоню Анне Михайловне в фотографию рядом, она скинет вам на флешку.
Опустошённый двумя убитыми неделями, да и кошелёк стал легче на семьсот рублей, иду в фотографию. Но как только анкета стала споро набираться на компьютере (никакого допроса не было, вам показалось), события стали принимать зловещий оборот.
Двадцать пятого февраля, на Иверскую и святителя Алексия Московского, пожалев Нину Фёдоровну, купил большую свечку на канон Андрея Критского и поставил святителю. Свеча горела, а у меня внезапно появилось желание пойти осмотреть место, где жила сестра Нины Фёдоровны. После службы говорю ей об этом.
— Хорошо, идём.
Нина Фёдоровна прекрасно понимала, что прожив три года в Колобово, не знал его совершенно. Поэтому экскурсия сопровождалась подробным описанием улиц, домов, тех, кто живёт или жил в тех домах. Я отрешённо слушал её. Мне было не понятно, зачем святитель потащил меня в тот глухой угол посёлка и что из этого может выйти. Не спеша добрались до ближайшей улицы, ведущий к дому сестры. Вдруг что-то меня остановило. Я встал как вкопанный и уставился в снег на дороге. Под ним что-то чернело. Наклонившись, увидел то, ради чего меня и понесло «на экскурсию». Рядом друг с другом лежали три толстых пучка иссиня-черных конских волос.
— Колдовство, — выдавил из себя.
— Да что же это такое? — жалобно запричитала Нина Фёдоровна. — Да тут же дети мои каждое утро ходят в школу. Что это такое? У нас нет в Колобово чёрных лошадей и никогда не было. Последняя лошадь издохла лет шесть назад и она была рыжей.
Отойдя на метр, как сомнамбула, сел возле куска льда. Рядом с ним, на отшибе дороги, лежали под снегом ещё два точно таких конских пука. Всего пять. Называется это число входом в астрал. Показываю всё Нине Фёдоровне.
— Пойдёмте, посмотрим дом, — предложил расстроенной попутчице.
Но в доме, — на участке, в сарае, на чердаке ничего найдено не было. Её понесло из дому, только куда? Всё это время меня тянуло жутко в лес. До него километр с лишком. Тянуло страшно. В лесу болото, может туда её и занесло, рассуждал я сам в себе. На обратном пути смотрели заброшенный колодец. Последние силы покидали меня.
— Домой. Смотреть больше нечего.
На что надеясь моя коллега, так это на четырнадцать сорокоустов, заказанных по монастырям. Я слушал и диву давался наивности сельских жителей. Можно заказывать их в сто монастырей хоть год, ничего не сдвинется. Здесь нужна помощь свыше. И она пришла.
Через день машину газовщиков почему-то понесло в сторону от дороги, проверить магистраль. Рядом с газопроводом лежал вроде как мусор. Присмотревшись, мужики с ужасом обнаружили лежащую женщину в халате. Было 27 февраля. От момента ухода из дома до обнаружения пропавшей сестры прошло ровно тринадцать дней. Аркан. Число смерти. «Ей бы лежать до апреля, а нас святитель Алексий во всё это втравил, не к добру живыми людьми, поставившими ему свечку, трупы выкапывать из снега», — всё больше убеждался я.
Как только женщина отыскалась, нам с мамой стало плохо. Внезапно жесточайший грипп свалил нас с ног. И начался он весьма странно. Приступом кашля длиною в пять суток без перерыва. Алькор. Колдовство переходит к нам. Он кончился в четверг вечером после чтения двух канонов кресту. После такого сумасшедшего кашля мы превратились в лежачих калек. Лекарств в Колобово не было.
Грипп начинался у меня дважды. Оба раза меня спасали пластинки амизона, которым в Украине весьма часто лечат простуду и грипп. Поднялась температура. Кинулись за амизоном. Колобовская аптека отказалась его заказывать. Украинский препарат. Мама поехала в Шую. Нашла аптеку подешевле. Те заказ приняли. Поехала на другой день забирать лекарство.
— А у нас машина поломалась. Приходите завтра после двух.
Теперь это точно смахивало на месть колобовской ведьмы. Температура под сорок, в аптеках ничего нет, идёт третий день, как мы за любые деньги пытаемся купить лекарство, а оно недостижимо. Звоним батюшке.
— Отец Сергий! Помолитесь, чтобы аптека починила машину и привезла заказанное лекарство.
Батюшка помолился. Лекарство привезли, но толку от него после пропуска четырёх дней не было никакого. Я начал тихо умирать под непрекращающийся дикий кашель мамы.
Бумаги шуйского УФМС остались лежать заполненными в компьютере. В понедельник вызвали колобовскую скорую. Приехала через пять минут. Фельдшер послушала лёгкие, измерила давление и температуру — тридцать восемь в восемь утра и приказала, забрав больничную карту, явиться к своему врачу.
Вместо меня за кодтерпином (таблетки по рецепту от кашля с кодеином) пошла мама. Главврач Разумова Светлана Леонидовна, молодая энергичная женщина, месяца три обещала дать мне бесплатное направление на УЗИ (мочекаменная болезнь), но каждый раз просто врала и не торопилась «осчастливить» нас с мамой УЗИ по страховке.
УЗИ прилагалось только к диспансерному учёту (диспансеризация). Остальным приказано сучить ножками. А я в неё не попадал по возрасту. В конце концов маму записали на март, а затем втихаря выкинули на апрель. Чужая. Своих и наших нет возможности осмотреть на «халяву», — УЗИ приезжает раз в месяц, а тут какие-то «беженцы». Ещё до гриппа, узнав об этом, устроил жуткий хай: почему мою мать с марта выкинули на апрель? Старшая медсестра тут же намекнула на вызов милиции.
— Вызывайте! Мне только этого и надо. Сын Галины Ивановны так от.....ит, что мои мучения, наконец, кончатся.
Смотрю, Галина Фёдоровна испугалась.
— Да упокойтесь! Всё будет хорошо, придёте в марте, я вам с мамой тихонько выпишу направления, никто не узнает. Утром, перед всеми, пройдёте УЗИ. Договорились?
Но не в марте, ни в апреле, ни я, ни мама УЗИ не пройдём. В марте будет страшное столпотворение «своих», а в апреле врач из Шуи в назначенный день просто не приедет.
Теперь моей маме пришлось самой идти к главврачу колобовской поликлиники. Вернулась от неё через три часа.
— Тупик! Какая твердолобость. Нет, это выписывают только наркоманам, вы что, наркоманы? У меня права на такой рецепт нет. Пусть пьёт то, что и все. Я ей говорю, у тебя дисбактериоз, была язва, ты диспансерный, а она всё равно своё — пусть пьёт, все пьют. Ничего с ним не будет. Я это всем выписываю, никто ещё не умер. И назначает кислоту вместо лекарств.
Мама потрясена. Завеса театра «страховой медицины» приоткрылась, а за ней дорога на погост. Она ещё не знает или просто забыла, что после третьего акта вступает в силу принцип изоляции тяжело больных. Их запирают в отдельной палате и начинают с утра до вечера лить глюкозу вместо лекарств. Пока те не дадут дуба. Финал.
Впервые этот метод «лечения» я увидел своими глазами зимой 1994–95 года. Попав в поселковую терапию, как-то незаметно для себя стал общаться с украинцем, жившим бобылём на окраине Колобова. В Николаеве у него осталась жена. Она звала его обратно в Украину. Но тот ни в какую. А дом на кого?
После моей выписки ему стало хуже и весной, вновь попав в отделение, увидел конец никому не нужного человека. Он страшно задыхался и его начали лечить подобным образом. Три дня из закрытой палаты доносились страшные крики и проклятия. На четвёртый день «пациент» приказал долго жить.
Точно так убивали и моего приёмного деда, Шевченко Ивана Андреевича, ветерана ВОВ, в 1979 году. Его убили после отъезда моей матери, которая подняла крик при виде капельниц с водой. Те испугались, начали колоть лекарства, деду стало лучше, он поднялся. Но как только мать уехала, его убили подобным же образом. Дней пять лили одну глюкозу при закрытых дверях, не пуская в палату никого. Не успела мама вернуться в Жданов, пришла телеграмма, выезжайте, Иван Андреевич приказал долго жить.
Правда, в Украине я и не такое видал. Но жизнь человека так легко не весит на весах украинского менталитета. Да, и в Украине убивают, но не конвейером, который устраивает всех. Тяжело больных, наоборот, стараются вернуть в привычные для них психологические условия, то есть домой. Чаще всего в Украине умирают дома. В России наоборот.
Зато с началом войны даже священники РПЦ МП кидают в глаза прихожанам.
— За двадцать пять лет в Украине было сделано тридцать миллионов абортов. Все слышали? Поэтому Бог посетил эту страну. Поняли? — выдал в ноябре священник колобовского храма.
Целый народ за глаза превратили в нелюдей пропагандой для русских.
— Мам! Не слушай их, они все потеряли разум. Оправдывают ополченцев, растоптавших мирную жизнь в Донбассе. Потакая убийцам, зомбируют временно остающихся в живых.
Через неделю приполз к Разумовой сам. Та профессионально послушала меня и вновь назначила на пять дней тоже самое, неделей раньше принесённое мамой с её приёма.
— Амосин (амоксициллин) три таблетки в день, три раза в день отхаркивающее — АЦЦ и эуфиллин по полтаблетки два раза в день. Всё пить пять дней. Через пять дней на приём.
После первого приёма трёх видов лекарств после еды меня стало сильно мутить. Через четыре часа всё вылетело поносом с пеной. Больше лекарства-убийцы я не пил. На утро от кишечной слабости не смог встать с кровати. Меня спас амизон, не разрушающий слизистую и лук. Такова страховая медицина в русской глубинке. Если ты не умрёшь сам, тебе помогут умереть другие!
Внимательно рассмотрев немецкий АЦЦ, понял: в Россию гонят отраву, запрещённую для продажи в Германии. От одного пакетика началась жуткая изжога. А я их выпил два. Пришлось пить нольпазу.
Может, отношение ко мне было бы другим, если бы я с ходу не выложил, придя на приём к Разумовой, чем жутко болел, живя в Колобово. Что предложил лечить меня от пиелонефрита и простатита главный уролог района (икона стиля) своеобразно, пытаясь изгнать хворь и дурь при помощи двух медсестёр (этот рассказ в России вызывает только недоверие и ярость).
Что спустя пятнадцать лет вылечил меня украинский уролог и от того и от этого, меняя раз пять микротерапию антибиотиками. И этот недостижимый для колобовского главврача результат привёл патриотку водяных капельниц в бешенство. Не смогла она скрыть своего удивления и от увиденной пачки профессионально выполненных УЗИ моим врачом-урологом. Несопоставимое реальное отношение к больным натолкнулось на украинские страшилки, показываемые по российскому ТВ.
Она тут же назначила мне анализ мочи на бактериальный посев, проверить, не врождённый ли у меня сифилис вперемежку с раком мозгов. Обидел Светлану Леонидовну и тем, что наивно парировал её назначение от камней в почках — фитолизин мне назначали в девяносто пятом, с ним я и приехал домой.
— Это я уже проходил в 1995 году. Толку от него никакого.
— Напрасно так думаете. Он хорошо растворяет минеральные отложения в почках.
В итоге стерилизованную мамой банку с крышкой просто выкинули. Не там поставил. С этого и закрутился жуткий скандал. Местные светила от души посмеялись над моей матерью, — понаехали грязнули и выдали новую банку с бумажкой вместо крышки. Чем кончилась эпопея на бактериальные посевы, мне стало известно через два месяца.
В больничную карту молча вложили результат: «роста бактерий не обнаружено». И всё. Хламидий, вызывающих простатит, в моей крови шесть единиц вместо сорока по норме. Итог лечения в Мариуполе.
Мы с мамой и не клянчили бы бесплатное УЗИ за счёт страховки, если бы на нас не свалилась новая беда. Кто-то снял две мамины пенсии с её международной банковской карточки. Фактически, ситуация вновь заставила вспомнить слова моей ученицы: «Ты о русских плохо говоришь». Пришлось идти в милицию (полицию) на Советскую, 11.
В отличие от мариупольской милиции, с нас оперативно взяли показания, заподозрили меня в этих кражах, затем добросовестно пытались нам помочь. Банк ответил отказом и распечатку не дал. Потребовали доверенность, заверенную нотариусом. Офицера Интерпола в Мариуполь местная милиция Марковских не пустила. Россия — страна-агрессор. Только причём тут Интерпол? Стали звонить сами и просить родню что-то выяснить. Узнали только то, что денежки украинской пенсионерки сняты в России. Дважды.
В конце концов, благодаря молитвам одного жалостливого монаха, мы выкарабкались из фазы колдовства «дружно вымираем от гриппа» и приехали в УФМС. На календаре было 17 марта 2015 года. Ещё одна чистка мозгов «диверсантов» посредством путинской анкеты. В четверг, 19 марта, благодаря двум или трём правкам в ноутбуке анкеты «условно приняли» в распечатанном виде. Тут-то мы с мамой и подорвались.
— Что дальше? — не подозревая о подвохе после почти двухмесячных мучений и проверок, спрашиваю госпожу Машину.
— Ещё раз проверю все ваши анкеты и отправлю в Иваново.
— А там чего? — безмятежно вопрошаю офицера.
— Срок рассмотрения ваших анкет три месяца. Если всё будет в норме, вызову сюда.
Ох! Как оно взорвалось! И в каком чувствительном местечке. Это трудно выразить словами.
— А здесь что мы с вами делали? Разве это не была проверка всех документов?
— Да нет, что вы! Это я просто помогала вам заполнить анкету для уведомления. Анкеты будут проверять в отделе областного УФМС. Так что будьте на связи. Вы мне можете понадобится. Тогда, если что, я вас вызову. Хорошо? До свидания.
— Но почему так долго? — не унимаюсь я.
— Потому, что в этом отделе всего два сотрудника. Анкет ворох.
— Понятно, — вздохнул я. — Спасибо за помощь. До свидания.
Облом был полный. Никто и не думает тебе сказать, что лучше. Наоборот, тебя однозначно втягивают в операцию «заполни анкету и съезди с «гарантией» в посольство.
В миграционной достаётся всем, кто не имеет возможности (или не захотел марать свою совесть) пройти в мир благожелательности с Чёрного Хода. С кем только не говорил, в ответ слышал одни ужасы сопротивляющейся людям системы:
• узбек (жена гражданка РФ) 17 лет прожил в России и так и не получил гражданства РФ, хотя от своего давно отказался;
• русская старушка уехала из Украины, мучилась с бумагами два года, получила гражданство России — умерла через две недели после «счастливого» момента;
• женщина из Юрьевца потеряла свой паспорт в девяностых и не подозревала, что теперь живёт в России без гражданства, когда кинулась, ей выдали справку «временно проживающей на территории РФ» (14 лет справки меняют друг друга вместо паспорта) и так до бесконечности.
Другие посетители УФМС проходили и проходят эту процедуру № 9 к приложению № 6 ещё дольше, вылетая месяц за месяцем от Машиной с выпученными глазами. Работают, им некогда сидеть под дверьми. Так проходят годы.
Может, горечи было бы меньше, если бы не отношение ко мне в украинском паспортном столе, больше похожее на сказку. Вернувшись в Украину, в милицию пришёл только в августе 1995 года. Вторник. Приёмный день. Меня спросили, почему я так долго собирался? Ответил, приехал больным и голодным (и это правда) из Ивановской области, теперь под капельницами дома. Никаких штрафов, регистраций, протоколов, как это делается в России. Заикнулся о гражданстве (мать заставляла идти работать в таможню). Ответили, что пять лет от момента заявления.
— Какие пять лет, капитан? Родился здесь, поступил в ВУЗ, срочная армия, доучился, три года работы в сельской глубинке без надбавок и по нулевой категории. Десять лет. Вернулся домой, к матери, в свою квартиру.
— Придёте в четверг, — сказал капитан Белоцерковский.
— Зачем? — удивляюсь.
— За гражданством, — ответил офицер. — Второй кабинет. С девяти до двенадцати в четверг.
Встаю из стола, как громом поражённый. В Россию я приехал счастливым и здоровым, одетым и обутым, а через три года меня выкинули вон голодным и больным инвалидом, а здесь, в Мариуполе за полчаса (!) дали украинское гражданство. Без допросов, даже без заявления. Ничего не писал. И главное, без слёз, льющихся реками вавилонскими в русском УФМС. Чудо!
Когда сказал об этом в шуйском УФМС, те окаменели. Людям не дают права написать заявление о приёме в российское гражданство, заставляя ходить по мытарствам никому не нужных анкет. Годами. В ноябре 2014 года в областном УФМС на Ташкентской весёлая девица-офицер выдала нам шутливую реплику на прощание.
— Не верьте, гражданство в России нельзя получить за три месяца. Путин и Медведев занимаются политической рекламой.
Запоздалые декабрьские новости Мариуполя дошли до меня лишь в апреле. На семидесятипятилетний юбилей протоиерея Николая Марковского наградили Патриаршим наперсным крестом. Эту награду впервые стали давать «за исключительные заслуги перед церковью» в 1947 году. Марковский в этом списке идет под № 12. За шестьдесят семь лет двенадцать награждённых. Митрополит Онуфрий наградил благочинного орденом апостола Андрея Первозванного (помним — внук Николая II — Романов-Марковский)!
Сбылось моё шутливое «предсказание» начала 2008 года. На отпусте батюшка давал крест. Грудь украшали два креста с украшениями (так называемые наградные кресты с алмазами). Подхожу к нему с грязной тарелкой для свечей, в засаленной курточке и стоптанных башмаках. И вдруг на меня наехало. Смеясь, оборванец спрашивает пастыря.
— Батюшка? А третий где? — показываю глазами на пустое место в самом центре груди.
Самое интересное, что по-настоящему прозорливый священник нисколько не удивился моему насмешливому вопросу.
— Третий крест может дать только Патриарх.
Это было сказано таким тоном, что сомневаться не приходилось — пустое место на персях батюшки появилось не случайно. Просто Бог открыл тогда — будет и третий крест. Наверное, среди живущих священников протоиерей Николай Марковский единственный в Московской Патриархии, имеющий за заслуги перед церковью три наградных креста, не считая двух десятков орденов и медалей. Четвёртый будет только на могиле.
Тридцать первого марта 2015 года меня понесло договариваться о помощи в ООО «Шуйскую типографию» — я наивно думал, что книгу почти написал. Девушке в крайней боковой двери (своё имя не назвала) сразу стало интересно: речь шла о книге, которую написал укроп в её стране. Что же там такого может быть? Тем более, что я просил её о помощи ещё осенью.
Но кончилось всё плачевно. Она отказалась делать что-либо на моём ноутбуке. Видя, что флешку с книгой мне отдавать совсем не хочется, стала ласково уламывать упёртого лоха.
— Не бойтесь, я только посмотрю и скажу, смогу ли вам чем-нибудь помочь?
Поколебавшись мгновение, даю ей флешку. Дальше, конечно, ничего хорошего у ней не вышло. Word 2007 столкнулся с Word 2013 профессионал плюс и понеслось. Вставки документов вызвали проблемы. Флешку она вынула и отдала, сказав, что сейчас времени у неё нет. Сканировать много, сейчас придёт заказчик, придите завтра. Взяла мой телефон.
Дома, работая с флешкой, обнаружил, — девица сняла копию с книги, затем удалила её. Но удивляться не было сил. Опустошение стало обычным состоянием души. Начало и конец месяца совпали по масти. Тридцатого апреля в магазине электроники «ДНС НН плюс» города Шуи, ул. Вокзальная, 2 на мою просьбу убрать антивирусник Касперского и брандмауэр Агнитум Про 9.1 парень Вася попытался произвести «оптимизацию системы» ноутбука. Поскольку производители программ не заинтересованы в уничтожении их брандмауэров и антивирусников, то пришлось производить переустановку заново.
Всё, что производят русские в области защиты, мастер Вася охарактеризовал одним ёмким словом: «Говно»! И объяснил, почему. К этому времени я и сам это понял. Касперский — миф, которым портят жизнь и нервы русские спецслужбы, сканируя содержимое компов и айфонов ничего не подозревающих пользователей после того, как ненужная программа остаётся на компьютере.
Дальше настал мой черёд. Вася попросил меня «погулять» полтора часика. Мокрого от дождя поставили в известность, что теперь всё будет «по-новому и как я захочу». Не сразу, но дошло — Word Professional 2013 plus and Excel Professional 2013 plus у меня «спионерили», как ласково называет это действие Президент РФ. Никто и не подумал перекинуть программы на свободный и пустой диск, зачем? Стоит эта лицензионная программа 9 тысяч русских рублей (весь Office 29 тысяч), лежит плохо. Значит, моё.
— Уничтожено. Я же предупредил вас, — устало отпарировал мой робкий вопрос Вася, как же я буду работать с текстами.
— В Интернете скачаете Open Office. Печатайте на нём.
— Спасибо, — большего и ждать нечего. Пора топать на станцию.
На другой день я с изумлением осматривал «по-новому» свои владения. Из 76 нужных мне программ осталось 40. Остальное безжалостно выкинули или присвоили. Книга зависла в воздухе, её можно было только прокручивать через «Документы» и только. Боль подступала медленно и через день я был как не свой — у меня отняли руки. Оставалось только крыть матом и бросаться на всех подряд.
Пришлось звонить сестре и просить помочь. Через неделю она привезла старый, снятый с домашнего компьютера Word 2007 — деревянную историю сказок от папы Карла Майкрософт офис 2007. И только загрузив пакет совместимости, я вновь вернулся в мир ужасов «Тотема» и «Выжатого лимона».
Первого мая мы поехали на могилки приёмных родителей мамы. От России скоро останется только кладбище, красивое Ильинское кладбище с разрушенной колокольней, исчезнувшими двумя церквями и зияющими глазницами пустых окон дома священника.
Русские люди догнивают на погостах, их место и право жить незаметно занимают миллионы украинцев, казахов, узбеков, азеров, скупивших вся и всё, армян и иже с ними китайцев, вьетнамцев, филиппинцев. У этих людей есть все права и возможности называться россиянами, у моей русской мамы и миллионов русских, оказавшимися за пределами России, нет.
Может, только поэтому на обратном пути нас покусала собака, выбежавшая из владений колобовского господина Малафеева. У людей праздник, у нас и подобным нам четвероногим тварям, крест изгнания и скитания по чужим углам.
Хозяин жарил шашлыки. А их никогда много не бывает. Собакам не досталось ничего. Вылетев в открытую калитку, та, что побольше, вцепилась мне в коленку. Если бы не два акафиста, которые я прочитал перед дорогой, пришлось бы ехать в Шую к дежурному хирургу. Спасли грубые джинсы, надетые на спортивки. Зубы псины прошлись по ткани, разодрав её под углом и прокусили коленку. Настал черёд мамы, но она истошно заорала. От неожиданности собака присела и гавкнув, побежала домой. За ней следом и её щенок.
Мы спросили у мужика возле сараев, чья собака. Тот ответил и добавил.
— Её давно пора убить.
— Да ну, — опустошённо возражаю. — Просто её не кормят, а сами шашлыки жарят. Довели до того, что порвала мне штанину.
Но заявление в милицию (майору Ефремову А. А.) всё же написал. Пришёл в опорный пункт. Дверь заперта. На другой приёмный день история повторилась. Сунул заявление в почтовую щель.
Время шло, рана затянулась, штанину (за 1 тысячу рублей) мама зашила, заявление забылось. «Наверное, сделал вид, что собаки никого в Колобово не кусают», — с горечью констатировал факт молчания со стороны властей.
Второго мая меня понесло на фабричную проходную проверить разовую банковскую карточку. Неожиданно позвонили из собеса и предложили маме как пенсионерке единократную денежную помощь. Но с одним условием: получатель не должен быть владельцем недвижимости на территории России. Месяц ломали голову, где и как доказать, что мы не являемся «владельцами недвижимости в России», пока не осенило сходить к юристам в горисполком. Те отправили в кадастровую палату. Двести рублей за справку, двести проезд плюс тридцать пять в банк за комиссию. После моря слёз разобрало любопытство, есть там что-то или нет.
Увы! Я забыл, где потерялся. А потерялся я в Колобово, где все банкоматы слегка заминированы. Не так сунешь карточку — век тебе её не видать!
— Вот дятел! Мудак! — орали в сердцах дамы-ткачихи, уходя ни с чем от враз вышедшего из строя банкомата. Карточка застряла, перекрыв поток кислорода, а я, предчувствуя грандиозную грызню, поплёлся домой.
В тот день меня чуть удар не хватил. Мать спохватилась, когда было уже поздно. Скандал едва не отправил меня в могилу.
Во вторник или среду мама отправилась в банк на Васильевскую забирать карточку. Тут-то всё и прояснилось. Весь выпуск оказался повреждённым. Начались массовые взломы одноразовых карточек. Их стали срочно отзывать. Выписали новую. Тот же результат. Блокируется и сразу выходит из строя. Послали на Победу, там открылся новый филиал Сбербанка. Ещё одна испорченная карточка. Мама в слёзы.
Идя пешком на Победу, зашла в Главмаг купить два огурца первый раз за год. И потеряла единственную бумажку, оставшуюся от пенсии — 500 рублей. Точнее, не потеряла, а выронила зажатую денежку — мешал пакет огурцов. Её тут же незаметно кто-то поднял. Какая удача! И сунул себе в карман, с безразличным видом наблюдая, как дойдя до кассы, начала плакать и метаться пожилая женщина, ища единственные бывшие у неё деньги.
Приехав домой, мама рассказала.
— Я кричу, плачу, спрашиваю у всех, не видели ли вы на полу, в овощах 500 рублей. Потеряла, не на чем домой доехать. Но от меня все молча отворачиваются. Все молчат и делают вид, что меня не слышат и это их не касается. С каменным выражением лица, поняв, в чём дело, тут же отходят от облапошенной дуры. Мол, как мы её, раз и в дамки. Было ваше, стало наше. Знай наших! У нас, шуйских, не заваляется!
Маму убило не столько равнодушие к чужому горю, где его нет, а само поведение этих людей. Они смотрели на такую же русскую, как и они, молча, без эмоций и слов, разглядывая, как доходит в ужасе несчастная женщина.
Так же молча стояла и смотрела в сламе под Найроби прямая генетическая родня шуян, кенийцы, равнодушно наблюдая, как корчится в предсмертной агонии молодая женщина и её младенец. Они умерли у всех на виду. К ним никто не подошёл. Об этом, не долго думая, написал мариупольский пастор Геннадий Мохненко. Протестантский пастор. Православный священник пройдёт, как и его род-народ, мимо молча. У нас таких огород.
Я тут же вспомнил вождя-сапиенса культуры граветт, найденного всего ничего от Шуи, в Сунгири Владимировской области. Его похоронили с берцовой костью неандертальца, набитой до отказа красной охрой 27600 лет тому. Жестокость и равнодушие сапиенса, создавшего культуру европейского позднего палеолита. Потомки цивилизованнее. Завидев зрелище, они сходятся, как кенийцы в трущобах, стоят и молча смотрят «шоу» до конца. Ведь бесплатно, где такое ещё увидишь!
Не выдержав, я открыл свой рот и проклял их всех. Потомков тех, кто ценой благополучия своей шкуры выталкивал доносами на смерть коренных жителей Шуи.
Тридцатые годы. Старшие сёстры моей бабки после смерти родителей от скоротечной чахотки продали добротный дом на Мельничной. Ботанический сад вместо огорода. Дубовый сруб. Цель — устроить жизнь. И устроили. В Коврове.
Трёх младших бросили на улице. Их разобрали ближние родственники. Первой пропала Мария. Её забрали ночью. Больше её никто не видел. Вторым, оставив получку на столе, утонул в Тезе Михаил.
В 1946 году лучшая подруга моей бабушки, секретарь сельсовета, Руфима Цепова, сдала НКВД мою многострадальную бабку. Не со зла, зачем. Просто выполняла месячный план по посадке. Больше в свой родной город уроженка города Шуи с вековыми корнями не вернётся. Она умрёт в городе Зеро (Мариуполе) 28 сентября 1994 года.
А мы в очередной раз удивились, каких совершенных форм достигла проверка иностранцев. Позвонили. Даём помощь. Приезжайте. Нужна только справка об отсутствии или наличии собственности. Получив справку, о нас забыли. Никакой помощи. Эта проверка по-русски обошлась нам всего в тысячу рублей и пару лет жизни.
В этой «обычной истории», как поёт Киркоров, был ещё один момент. Выйдя из последнего банка на Победе, мама шла к остановке и плакала навзрыд. Деньги потеряла, пятьдесят рублей, снятых с потерянной банковской карты, потратила на автобус. Денег на проезд до Колобово не хватает. Нужно 44 рубля.
Русские пенсионеры суют водителю карточку, за всё про всё с неё снимают шесть рублей и порядок. Дошла до остановки, стоит, ревёт, просит Николая Угодничка довезти домой. К остановке подходят две женщины. Одна из них повернулась к маме и спрашивает, что случилось? Та отвечает, потеряла все деньги, живёт в Колобово, доехать не на что. Женщина, изменившись в лице, молча вынимает из кошелька 50 рублей и протягивает маме. Подходит автобус, мама кричит.
— Скажите, как вас звать?
— Надежда.
Святитель Николай угодник. Бесчисленны твои чудеса!
Волнистый попугайчик
В мае, ни с того, ни с сего в Колобово приехала выездная УЗИ и рентген-кабинет. Людей было совсем ничего, болеть некогда, все на полях и огородах. Воодушевлённый таким посещением, пришёл к главврачу и на удивление, без проблем, получил направление на УЗИ. Война за право на халяву посмотреть всё время нывшие и коловшие почки шла с ноября 2014 года. И вот, мечта идиота стала реальностью.
Насторожило внезапное исчезновение опытного врача. Она не приехала в апреле. Вместо женщины Шуя прислала молодого человека, от диагнозов которого ужасалась и падала в обморок половина города и его окрестностей. В регистратуре ЦРБ мне откровенно сказали, что к нему людей нет, «он не очень».
Раз нет, то «кабину ужасов» сделали выездной и отправили на гастроли по району. 26 мая 2015 года под руками врача Ельникова моя левая почка «заговорила». Проведя один раз по бедру (асу больше не нужно) он вопросительно поглядел на меня.
— А вам ничего не говорили про левую почку?
— Нет, ничего.
— Когда вы последний раз проходили УЗИ?
— Ровно год назад или чуть больше, — отвечаю ему.
— У вашей почки волнистые контуры. Она вся перекручена. Внутри кисты. Много кист.
Слушаю. Начинаю плыть от ужаса. Это описание так называемых диффузий. Они, как правило, необратимы и приводят к усыханию органа.
— Повернитесь на правый бок. Вдохните. Не дышите. Здесь ничего нет, ровные контуры, здоровая правая почка.
— А камни, песок. Год назад всё было очень плохо.
— Ну уж камень-то я увидел бы. Ничего нет, — и добавил. — Вам необходимо через два месяца обязательно пройти повторное УЗИ. Посмотреть на этот процесс в динамике.
— Спасибо.
Направляюсь к выходу.
Дома делимся впечатлениями — маму направили на УЗИ как диспансерную.
— Я на него как поглядела, так сразу всё поняла: он мне говорит: вечно у женщин рёбра мешают, почку не видать.
— А камень в правой почке, пятнадцать миллиметров, есть? — перебиваю.
— Ничего не нашёл, ни в правой, ни в левой. Этот мальчик копия нашей роддомовской узистки. Засунула пациентке датчик в анальное отверстие и говорит: у вас опухоль, размеры такие и такие-то, неоперабельный рак. Размеры очень большие (женщина три дня не ходила в туалет). Та умирать. Сбежался весь роддом. Зав отделением быстро всё поняла, вывела её в коридор и говорит: Елена Васильевна, вы куда датчик ввели? Вместо влагалища завели его в анальное отверстие. Так и здесь: у тебя почка диффузная, у того сердце атрофировалось, у третьего вся печень сгнила, у следующего поджелудочная размером с лошадь, у женщин рёбра мешают. От него почти все выходили белые как смерть, ни живы, ни мертвы. В прострации.
Не выдержав, расхохотался. Так вот почему внезапно дали направление. Разумова просто устроила мне подлянку. Хорошего специалиста тебе во веки не видать, а плохого — пожалуйста. Ну и мстительность.
Отсмеявшись, говорю:
— Он просто волнистый попугайчик. Чирикает и ладно.
После обеда пришла Галина Михайловна. Спрашивает:
— УЗИ-то прошли? Как он вам?
— Не знаем, что и сказать. Он такое поставил, что только помирать.
— А мне-то что наговорил. Я вышла и не знаю, что делать. Закрылась у себя и думаю? Как же это так? Откуда это всё у меня? Никто и никогда ничего подобного не находил. А потом думаю, да провались оно всё пропадом. И забыла обо всём.
— Галина Михайловна! Мы его назвали волнистый попугайчик. Помахал цветными крылышками и улетел. А ты сиди и думай, растёт оно там или не растёт.
Но на этом чудеса от шуйских светил не закончились.
Шуя. Дурдом. До востребования. (Театральная, 21)
На 28 мая в ответ на мою слёзную просьбу мне выдали талончик к неврологу. ОК, Зорро! Надежда избавиться от зажатых нервов в пояснице, нестерпимых болей то в глазу, то в ушах, то в коленках, умирает последней. Прихожу вспотевший с летней жары. Ледяной коридор. Очередь. Жду с час. Переохлаждение при остеохондрозе это гарантированная боль вплоть до грелок, перцовых пластырей и обезболивающих.
Наконец, подошёл и мой черёд. Вхожу. Здороваюсь. Женщина врач без эмоций. Объясняю, как могу, в чём дело. Показываю МРТ сосудов головного мозга, выписку из больничной карты, жалуюсь на постоянную боль в глазу. Посмотрев на меня через призму очков, спрашивает, где, кроме этого, боль?
— В пояснице, шейных позвонках.
Она встаёт из-за стола и находит в папке медсестры листок с гимнастикой.
— Это делать, когда нет боли.
— А что делать с постоянной болью в глазу? Ухогорлонос мне сразу сказала причину боли — зажимает глазной нерв, если уши — ушной.
Врач только улыбнулась краешком губ.
— В Иваново при областной психиатрической больнице есть маленькое отделение, там лечат с вашим диагнозом.
Показывает на заключение нейрохирурга.
— Выписать вам направление?
Отказываюсь. Чувствую, что ещё не созрел для дурдома. Врачу говорю:
— У меня билирубин 37 вместо 1–18 по норме. После химии весь развалишься.
— Как хотите, — ледяным тоном отвечает мне невролог. — Но на вашем месте я воспользовалась бы этой возможностью. Давайте я вас осмотрю.
После осмотра говорю ей.
— Мой лечащий врач очень удивился диагнозу, выставленному нейрохирургом на консультации (о том, что врач отпетый взяточник, ни слова). Прочитав, она сказала, что считает причиной постоянных болей в глазу и ушах опухоль в затылочной части и только.
Такой ответ очень не понравился ледяной даме.
— Если не хотите ехать в Иваново, я могу выписать вам направление на консультацию в Шую. Может, они помогут вам?
Молчу. Ясно, лечить меня эта дама не намерена, заявив, что остеохондроз не лечится и что боли возникают у меня по причине асимметрического болевого синдрома.
— Ну что, я убедила вас? Выписать направление? — улыбнулась краешком губ невролог.
Плюнув на всё, раздавлено соглашаюсь: выписывайте.
— Знаете, куда идти? Театральная, 21. Это рядом с кинотеатром «Родина».
— Да, знаю. Справку, что не состою на учёте, когда-то брал там.
Подаёт направление. Прощаюсь.
29 мая нечистая понесла меня узнать, если такое отделение в Иваново и могут ли они в принципе найти источник этих болей?
Шуйская психиатрия с незапамятных времён располагается в неказистом дореволюционном здании в два этажа с остатками советской белой штукатурки и чугунным крыльцом. Забора нет, вход свободный в регистратуру поликлиники на втором этаже. Запах специфический.
К моему удивлению, в дурдом шли люди, совершенно нормальные на вид. Заходили и выходили, делая оживление на лестнице этой скорбной юдоли. В регистратуре, прочитав направление, ответили, что мой врач только что ушёл домой, отработав приём.
— Ой, это завтра с утра мне придётся ехать?
— Хотите, зайдите в шестой кабинет к Журавлёву, он ещё ведёт приём.
— Хорошо, согласен.
Через десять минут я на приёме. Вид пожилого человека, сухопарого и подвижного, расположил меня начать разговор.
Через пять минут мне стало ясно, что врач-невролог, отправившая меня искать «отделение с вашей болезнью», не существует в природе. Она просто избавилась от потенциального претендента на русскую пенсию (а вдруг он тут останется), поскольку остеохондроз рано или поздно заканчивается инвалидностью. А инвалидность инвалиду за просто так никто и не подумает дать. Уж не псих ли он? Так туда его я и отправлю!
Мне бы проявить решительность и сразу уйти после этого, но было уже поздно. Врач, оказавшись во власти профессионального азарта, предложил.
— Давайте я положу вас на пару недель к себе в палату.
— Зачем? — удивляюсь.
— Нервы подлечим. Гимнастику будите делать, — неискренне добавил Валентин Борисович.
Отказываюсь.
— Так вы отказываетесь? Пишите своей рукой отказ от лечения в отделении.
Железным тоном обращается к сестре.
— Дайте форму отказа от лечения.
Дальше меня буквально силой принудили писать отказ от того, чего и не должно было быть в природе. Направление, данное мне в Колобово, гласило о «консультации». Ну и ну — баранки гну! Не успел оглянуться, как уже вяжут по рукам и ногам, запихивая насильно в отделение.
— Написали? Дата, подпись. Вот здесь. Теперь я с вами побеседую.
С этими словами врач раскрывает огромный двойной лист установленной формы и «беседа», без моего малейшего желания и согласия на то, потекла.
— Как вы себя оцениваете? Занижено? Завышено?
— Никак, — отвечаю не задумываясь.
— Как это — никак? — оторопел психиатр.
— Да так — никак.
— И что, вам неинтересно, что о вас думают люди и как они вас оценивают?
— Неинтересно. Всё равно.
— Мы первый раз с таким отношением сталкиваемся, — обращается врач к пожилой медсестре, делая круглые глаза.
Медсестра улыбается. Мы и не то ещё слышали.
— Так, где вы родились и когда?
Отвечаю.
— Кто ваши родители?
Ответ.
— Живы ли они на данный момент?
— Мама жива, мы вместе приехали. Отец умер в 1977 году.
Журавлёв тотчас вгрызся в раннюю смерть отца. Не суицид ли? Не алкоголик-наркоман, клеем дышащий? А может, на зоне прикончили. Так тут и до выявленного диагноза рукой подать. Предрасположенность — дочь психиатрии.
— Отчего он умер?
— Причина смерти —лёгочное кровотечение.
И началось. Почему? Отчего? Как произошло? Кто был рядом? Через десять минут, поняв, что мне было всего 11 лет и здесь диагноз не зарыт, «беседа» продолжилась.
— Образование?
— Высшее.
— Как это высшее? — не поверил Журавлёв, с сомнением поглядев на косоглазого «шизика».
— Высшее. Педагогический университет в Кишинёве. 1992 год.
Он ещё с большим сомнением поглядел на меня.
— На вид вы простой рабочий, а не интеллигент.
Улыбнулся. Сказать нечего.
— Так. Поступили в институт и что дальше, учились?
— Год. Потом армия.
Журавлёв смотрит недоверчиво.
— Какая армия?
— Советская. Брали всех. Афган.
— Как всех? А военная кафедра?
— И близко не было. Это же пединститут.
— Что-то я вас совсем не понимаю. И что, вы служили в армии?
— Да. Два года.
— А потом?
— Доучивался ещё четыре года.
— А в Шую-то вы как попали?
— Искал работу, в Колобово было место учителя.
— Я вообще ничего не могу понять, как вы с Кишинёва попали именно сюда?
— Тётка и дядька жили здесь. Мама моя с Семейкино. Мы позвонили, сказали: ищем работу. Всё.
Я вполне понимаю этого врача. С точки зрения любого нормального человека, ехать в голодную ельцинскую Россию мог только человек не в своём уме. А в Шую, тем более. И это очень вдохновило Валентина Борисовича — диагноз почти созрел.
— Так. Работали в Колобово. А почему уехали?
— Разболелся, — сую ему под нос выписку госпитализаций из своей карточки. Хорошо, что всё было с собой.
Тот недоверчиво читает: язва, пиелонефрит, простатит.
— Почему вы заболели? Чем это было вызвано?
— Морили голодом. Не давали сдать на категорию. Получал копейки. Не хватало на хлеб.
Тут Журавлёв просто взвился. Что за бред несёт его пациент?
— Какой голод? Вы что говорите?
— Неужели вы всё забыли? Девяностые — сплошная нищета. Люди по полгода не получали честно заработанные копейки.
— Забыл, — подавлено произнёс врач.
— Так. Что было дальше.
— Лечился с год. Позже устроился на работу.
— Куда?
— В колонию строго режима. Учителем в школу при ней.
Допрашивающий растерялся. «Если это так, то вы не мой пациент», — говорили глаза врача. Мой ответ сказал ему самое главное — на учёте я не состоял. По крайней мере, в своём городе. Выявлять болезнь было не из чего. Пожалев не в меру ретивого психиатра, решил не говорить о таможне, где с психами тоже напряжонка и ещё пару подобных фактов биографии.
— Работали в колонии...
— С год.
— А потом?
— Потом в торговом техникуме. Преподавал коммерческое право.
Если бы у врача были очки, они от удивления вслед за глазами уперлись в потолок.
— Как? Вас взяли с дипломом историка?
— Вторая профессия — правовед. Поэтому и взяли. Никто не шёл. Платили копейки.
— Как вторая? Диплом-то один.
— Готовили по двум специальностям.
Смотрю, тот и впрямь ничего не понимает или просто проверяет абстрактно-логическое мышление (умение абстрагировать и делать логические умозаключения в процессе неожиданно длительного для пациента целенаправленного диалога со стороны врача), навыки речи (психомоторику в действии), эмоциональное состояние в процессе постановки неприятных для опрашиваемого блоков вопросов и так далее. Название метода диагностики психических расстройств: «Тестирование в процессе беседы для выставления первичного диагноза». На это уходит от тридцати минут до нескольких часов плюс консультация психолога.
Ну зачем психиатру две профессии пациента для выставления одного диагноза? Хватит и одной. Правда, способ сделать тебя психом русский врач отыскал безошибочный.
Легче простого по советским биографиям выставлять диагнозы вроде «вялотекущая шизофрения с предрасположенностью к эпилепсии», «слабо выраженная психопатия при устойчивом астеническом состоянии» — страна с 1917 года продолжает жить по правилам бехтеревского дурдома. Вывесок много (МГУ, КГБ, МВД, Спецклеймонтаж, Сосиска трест, Райсобес, морг и так до бесконечности) — ДУРДОМ (по понятию) один.
Оправившись, Журавлёв спрашивает.
— Почему вы ушли?
Он весь превратился во внимание. Не проворонить бы маниакально навязчивые депрессивные состояния, вызывающие тягу к перемене мест. Неуживчивость, асоциальное состояние психики и поведения в коллективе налицо. Надо же, год проработал и побежал!
— Ушёл, да и всё.
Журавлёв не отступает. Ещё мгновение и диагноз будет поставлен.
— Так, почему вы ушли? — в интонации появляются стальные нотки.
Объяснять, что заставил уйти духовник и иже с ним, не стал. Мне откровенно игры разума в жёлтом доме стали надоедать.
— Работа рядом с домом. Колония за городом. Далеко ехать.
— Хорошо. Работали в техникуме. Дальше что?
— Восемь уроков в день и по субботам. Нервные перегрузки, недосыпание. Через год открылись старые болячки.
— И что?
— Работал больным, дисбактериоз не вылечили. Боли. Вздутие. С каждым годом всё хуже и хуже. В итоге рассчитался.
— И? Не работали?
— Нет. Не работал.
— Чем же вы занимались?
— Лежал. Боли (о том, что восемь лет стоял на подсвечниках — день в день — ни слова, иначе ты точно выйдешь с Театральной «невменяемым в депрессивном или суггестивном состоянии»).
Русская психиатрия не доверяет верующим (по устоявшейся традиции именно они являлись самыми неизлечимыми пациентами).
— Хорошо. А сюда как вы попали? С Украины.
— Документы перед вами. Дали временное убежище на год.
— А тут вы что делаете?
— Ничего не делаю. Лежу. Боли.
Вопросы ещё сыпались и сыпались. Врач всё ещё удивлялся и удивлялся (идеальный повод задать новый вопрос). Но, в конце концов, ему пришлось перейти к направлению невролога и причине этого направления: диагноз, выставленный вследствие не дачи взятки нейрохирургу в Мариуполе.
— Так, какого характера у вас боли?
— Переохлаждение — боль, мокрые ноги — боль, сквозняк — боль, несёшь тяжёлое — боль, долго сидишь в одном положении — боль, нервы вдобавок — боль.
После пяти или шести вопросов в этом направлении врачу спрашивать было не о чём и он предложил сеанс иглотерапии по ушным раковинам.
Соглашаюсь. Во-первых, это интересно, во-вторых, бесплатно.
— Три ответа на укол: глухо, тупо, остро. Других вариантов ответа нет. Готовы?
— Да.
Врач действовал очень быстро. Я едва успевал комментировать прикосновение иголки.
Вдруг он бросает это занятие и властно приказывает.
— Смотреть на меня.
— Отвечать! — властно заорал Журавлёв. — Какие наркотики вы применяли вчера?
Взгляд врача напоминал выпученные до предела зенки Кашпировского или, проще говоря, ведьмака-гипнотизёра. Он буквально впился в меня взглядом после установки на гипноз.
Испугавшись бесноватого психотерапевта, отвечаю — душа ушла в пятки.
— Вчера пил анальгин и клеил обезболивающий пластырь, перцовый, — уточняю, а сам в ужасе: «Пришёл на консультацию, а попал в лапы гипнолога, применяющего без согласия больного запрещённые методы гипноза. Ну и страна! Невролог не хочет признать факт разрушенного позвоночника и отправляет измученного болями мужика в дурдом, а в дурдоме всё, как при Брежневе — гипноз, иголки и колёса — назад в СССР»!
Самое интересное, что медсестра прекрасно знала об этих методах Журавлёва и перед заключительной стадией допроса отпросилась «выйти по делам». Выворачивание мозгов не любит свидетелей. Огласка в этом деле никому не нужна. А шуйский монстр убедился, что гипнозу я не поддаюсь. Но всё равно, на душе остался шрам.
Через десять минут объявляется результат по всем органам. С изумлением слышу «почки здоровы»...
— Доктор, минутку. Вот, посмотрите, — с этими словами достаю приговор «волнистого попугайчика».
— Прочтите: «волнистые почки», «диффузия в почках», — почка сморщена. Кисты.
Смотрю, что он скажет. Журавлёв пробежал глазами выводы узиста. Помолчав, сказал.
— Почки здоровы. Болезней в ней нет. Этот метод не ошибается.
Что ему сказать? Слушаю дальше.
— Геморрой.
— У меня его нет.
— Простатит.
— Залечен.
— Показывает простатит.
— Не жалуюсь пока.
Мне делается смешно. Из огня да в полымя. И так по всему моему многострадальному телу проехались игрой в «испорченный телефон». Единственно, куда точно попал Валентин Борисович — желудок, пищевод и больной позвоночник.
— У вас должны быть сильные боли в желудке и выше (не двенадцатиперстная кишка).
— Это правда. От изжоги криком кричу. Особенно к ночи.
— Вот видите. Этот метод никогда не ошибается.
Доктор доволен. Проверил китайским детектором лжи весь мой рассказ о болячках. В целом пурга, записанная психиатром, подтвердилась методом иглоукалывания. Дальше он пробежал глазами в моей карточке назначения невролога в Мариуполе (местный врач выписала только направление к психиатру, мол, туда тебе и дорога). Посыпались вопросы.
— Нейробион. Что это такое?
— Витамины В1, В6, В12 в одной ампуле.
— А лирика, адаптол.
— Снимают неврологические боли, в том числе и после операций.
— Странно. Я никогда не слышал о таких лекарствах.
Слава Богу, написал отказ от «лечения» остеохондроза русской психотропкой. За две недели развалится вся печень и ты точно станешь «петрушкой в ступоре — Театральная, 21».
Журавлёв продолжает читать мою украинскую карточку.
— А вот это лекарство мы применяем. Правда, нашим аналогом.
— Нейрохирург мне сказала, что если боли будут очень сильными, сразу выпить только одну таблетку в виде эксперимента. Проверить, будет ли она действовать в направлении снятии болей.
— И вы пробовали?
— Нет. Я пришёл после консультации к своему врачу. Она, посмотрев на диагноз и назначение, была очень разочарована. Поэтому я и остался на анальгине, витаминах и ревмотоксикане.
В конце концов, после двух часов допроса («беседы») был сделан заключительный диагноз.
— Если бы не ваш шейный остеохондроз, я бы признал вас трудоспособным.
Стоило только ради этого тратить русский стольник на «экскурсию по Канатчиковой даче».
Через неделю появляюсь у невролога. Прошу выписать мне направление к хирургу. Говорю ей.
— Был на Театральной (врач весь внимание), приехал поздно, принимал один Журавлёв. Приём длился около трёх часов. Мне было странно, что он увидел признаки своих пациентов в том, что я приехал работать учителем в Россию.
— Я с вами полностью согласна. Там есть врачи получше.
Мне стало холодно. Слава Богу, не попал в их руки. С той «консультации» я бы не вышел. Поставили бы «острый психоз» и на профилактику для много говорящих, по желанию колобовской больницы.
— Он ничего, кроме остеохондроза, не нашёл. В карточке ничего не написал. Проверил меня иголками. Ничего, кроме гастрита.
— Вы попали не к тому врачу. Это далеко не лучший врач.
Глаза невролога недобро сверкнули.
— Вы не могли бы выписать мне направление к хирургу?
— Я вам ничего не выпишу. По вашему диагнозу вам нужно обращаться к психиатру.
— Вы этот диагноз не ставили. Он выставлен под бомбёжками. Тогда его можно было поставить каждому второму. Да ещё восемь лет нам не давали спать соседи. Били по ночам в потолок. Поэтому полное нервное истощение.
В ответ тишина. Сорвалось. Видимо, Разумова, узнав, что я взял талончик, попросила меня «полечить, где надо». Увы! Сговор врачей обычное явление в больничной среде и доказать его практически невозможно.
Врач, смягчившись, говорит.
— Если соберётесь к хирургу, позвоните сначала в регистратуру. Там очереди. И только он может дать направление к ортопеду.
— А вы не могли бы назначить мне лечение?
— Вы не мой пациент. У вас нет стадии обострения.
Прощаемся. Выхожу на улицу. С души как камень свалился. Бог меня точно упас. В какой ужас можно было вляпаться в один миг. Так здесь погибают тысячами. Не то сказал, не тому и вот, все уже знают — «он того, там лежал». В России это приговор навеки. После пусть говорит, что хочет. Вслед будет раздаваться только хохот сапиенсов. У нас Свобода Слова. Но только после Театральной, 21.
Сегодняшняя Россия и русские непредсказуемы. Тридцать первого октября 2015 года. Канун Хэллоуина в городе-герое Шуя. Звонок. Ба! Кому бы не пропасть. Журавлёв Валентин Борисович! Слегка под шефе. Субботнее дежурство в отделении. Делать не фиг.
После экскурсии на Театральную прошло ровно пять месяцев и вот, на тебе! Без всяких прелюдий и вступлений зовёт ложиться прямо сейчас в отделение.
— Зачем? Остеохондроз не один психиатр в мире ещё не вылечил. Неврология и психиатрия разные направления медицины.
Журавлёв не отстаёт.
— Не разные, а родственные. Мы вас подлечим.
Вторжение напролом к нам в дом длилось девять минут. По телефону с записью и прослушиванием. Выслушав все мои доводы, врач был очень разочарован. Валентин Борисович доставал один пряник за другим. Операция «лечим остеохондроз в дурдоме» закончилась на очень жалостливой ноте.
— Вы ещё молоды, а у вас такие проблемы, вы не работаете, как вы будите жить дальше, пожалейте себя, а мы вам готовы помочь.
Вежливо утешаю психиатра и говорю:
— Если вам так жалко меня, помогите мне лечь в неврологию. Я Вам в ноги поклонюсь.
В ответ тишина. Всё. Больше мне ничего не нужно. Заказ может исходить от кого угодно. Положить в отделение и сделать «счастливым навсегда» приходило в голову очень многим. А может, он просто добрый и отзывчивый человек? Как Гаранина, например.
Скоро год, как мы в России. Но вопрос, с которым я приехал в Россию — загадка Анастасии Шуйской — не сдвинулся с места. Звоню Евгению Сергеевичу Ставровскому. Начинаю издалёка.
— Евгений Сергеевич! Вы меня помните? Я звонил вам по поводу шуйских мучеников.
— Как же, помню.
— Я не послушался вас и написал запрос в ФСБ, на Жиделева. По Анастасии.
— И что, ответили?
— Да, в письменной форме. Искали две недели и ничего по ней не нашли. Как будто её никогда не существовало. Но они точно искали. Это не отписка.
— Я так и думал, — ответил Евгений Сергеевич.
Тут я переключил всё его внимание на моих прадедов, — очень хочется найти место на кладбище, где они лежат, но те умерли задолго до войны. Как их искать?
Вопрос специально отвёл подальше от Анастасии. Схема поиска одинакова. Значит, применима и к ней.
Слушаю его внимательно.
— А кладбищенские книги? Найти место по фамилии ничего не стоит. Есть ли у смотрителей кладбищ такие документы по местам. Где, кто лежит?
— Нет. Они в советское время не велись.
— Выходит, мне остаётся только ЗАГС? Я звонил в архивы. Ноль. У них таких книг нет. И в коммунальное предприятие. Ничего.
— В Загсе вам скажут только дату смерти. И то, если вы докажете, что являетесь прямым родственником.
Мы говорим ещё несколько минут. В ответ на мой вопрос, есть ли смысл просто идти едва живому человеку на кладбище и искать в секторе старых могил свою родню, Ставровский говорит с сожалением.
— Недавно был на Вознесенском кладбище. Там от дореволюционных памятников осталось пара, тройка. Всё сносят, никого не спрашивая. Тысячи новых подселений.
— А мученица Анастасия? Как вы нашли её на Троицком кладбище?
— Мы не смогли найти место захоронения. Троицкое кладбище указано в архивных данных.
— А родственников мученицы?
— Не нашли.
— Только мученика Авксентия?
— Да. Его родственников мы нашли.
Прощаемся. Мне придётся идти в Шуйский ЗАГС. На утро 8 июня 2015 года я там. Общая очередь. Но вот освободилась одна из сотрудниц и пригласила к себе в кабинет.
Объясняю, кто я и в чём дело. Следом на стол кладу все документы по мученице.
— Мы не сможем вам помочь. В соответствии с федеральным законодательством информации предоставляется только прямым родственникам, органам власти, судам, прокуратуре, заинтересованным лицам.
— У меня написана книга по мученице Анастасии (Шиловой), следовательно, я заинтересованное лицо.
Этот аргумент остаётся без внимания, равно как и то, что в ФСБ не посмотрели на букву — искали, но не нашли. Эта справка очень удивила молодую женщину, но та продолжала стоять на своём.
Понимая, что она не права, возражения переместились в область даты смерти. Она неизвестна и мне приходится просить искать справку за полвека.
— Это нереально. Никто за такой труд не возьмётся. Найти без даты, хотя бы приблизительной, невозможно. Интервал поиска от силы пять-десять лет.
— Если я принесу ходатайство прокуратуры, вы возьмётесь за поиски?
— В интервале полувека? Однозначно — нет.
Опустошённый чередой неудач, выхожу на Васильевскую. Через сорок минут автобус везёт меня в посёлок. Мимо плывут шуйские фабрики, новые и старые. Унылые корпуса, бетонные заборы, колючая проволока, подъездные пути. Солнце бьёт в глаза, заливаемые едким потом. Безнадёжность. И тут меня как ледяным током прошибло.
Эти люди, сёстры убитой, Мария Павлова, Клавдия Уткина, никогда не работали на шуйских соковыжималках после 1922 года. Духа их там не было. Может, у них и были какие-то иллюзии на счёт морального падения их сестры в Тобольске, но после мгновенной смерти, как это бывает при полном отсутствии покаяния, нет. Смерть младшей в день отречения её последнего сожителя поразила их как громом небесным. Поразила и подняла с насиженных мест.
Её опознали старшие сёстры, Мария (05. 02. 1887) и Клавдия (20. 05. 1884). Они же и похоронили убиенную на Троицком кладбище. Похоронили и решили бежать от страха за судьбу трёхлетней дочери покойного императора. Поэтому и нет могил, следов проживания, дат смерти. Никого, ничего, нигде.
В семье Уткиных, где мученица Анастасия была младшей (1892), были ещё дети: Фёдор (?), Анна (02. 09. 1885), Пётр (17. 05. 1889) — выяснил Ставровский Е. С. И, по всей видимости, в отличие от сестёр, Марии и Клавдии, в Шуе они не проживали. Но где?
XX век в истории России — век трудовых миграций. Мой преподаватель в университете, профессор Кустрябова, клепала одну монографию за другой по этой бездонной теме. Основные потоки вели из глухих деревень в сёла, из сёл в города, а квалифицированные горожане часто мигрировали в поисках лучшей доли на юг (Одесса, Херсон, Донбасс и дальше, Ростов-на-Дону, Закавказье, Средняя Азия, Сибирь). Востребованность, заработки выше, солнца больше, продукты дешевле. Это основные побудительные мотивы.
Именно на Донбасс, где обосновался кто-то из Уткиных, и отправились две семьи, забрав с собой малолетнюю дочь Николая II. В город ужасов без кавычек — Шую они никогда не вернутся. Да и с чем возвращаться? С драгоценными побрякушками, подаренными простой ткачихе императором. Если подобные вещи найдут в бедной семье — расстрел после допросов и пыток. Могила женщины, с которой жил «Ники» в Тобольске, постепенно пришла в запустение и забылась через пару десятков лет.
Только поэтому в церковных источниках значится: «достоверных сведений о девице Анастасии в настоящее время не имеется». До поры, до времени — попытка реанимации иной династии Кобыл не за горами.
Но уже на следующий день об озарении в рейсовом автобусе пришлось забыть. С Интернетом по модему от Билайн (Иваново) начало твориться что-то неладное. Заплатив сто рублей от недостающей до минимального пакета суммы, внезапно получил сообщение: «на вашем счету осталось тридцать рублей. Отказаться от автоподключения скорости — наберите номер команды». И всё. С приветом. Сергей Есенин.
Двенадцатого Интернет был отключён с отрицательным показателем счёта. Кинулся читать сообщения оператора. Выяснилось, все отчёты об оплате Интернета оператор предусмотрительно удалил — платежей как бы и не было. Пришлось, кроя матом родных братьев из ООО «ДНС НН плюс», Вокзальная, 2 ехать на Советскую в офис ОАО «Вымпел-коммуникации № 8» по городу Шуя, он же «Билайн».
Право издавать вопли у меня есть по Договору об оказании услуг связи «Билайн» раздел № 7 «Ответственность сторон», а именно 7.1. «Оператор несёт ответственность перед Абонентом за неисполнение или ненадлежащее исполнение договорных обязательств, ...».
Всё, чем смогла помочь мне симпатичная девочка, позвонила в контору Иванова и задала им всего один вопрос: «Где деньги, Зин»?
— Деньги, — ответили ей. — Ушли на автоматическое подключение услуги «Автопродление скорости» — шесть раз за сутки, после того, как 100 (сто) рублей по их короткому сообщению было 8 июня перечислено на их счёт. Стоимость услуги подключения 15 рублей. 15 на 6 равно 80.
Восемьдесят рублей без всякой на то причины украли (списали) операцией, которая никак не укладывалась у меня в голове. К чему автоподключение скорости, когда стоимость дня просмотра 6 рублей?
Молодые люди приходят работать под вывеску «Билайн», осваиваются и начинают чистить лохов. А если клиент запищит, начнётся шантаж: «Он заходил на украинские сайты! Смотрите — регулярно слушал «Свободу», смотрел два раза голых баб, и даже (о, ужас!) изучал биографию самого В. В. Путина в Википедии. Есть подозрение — он из «Правого сектора».
Положив для голодных русских ребят ещё пятьдесят рублей (зарплаты унизительно низкие), поплёлся на автостанцию.
Через три дня, восемнадцатого июня, приходит письмо от шуйской районной администрации за № 1878 от 16. 06. 2015. Это был ответ на «собачий вопрос» в Колобово. А в нём описание «хождения за три моря» русской бюрократической машины. Сколько в ней ненужных, пустых оборотов, оправдывающих пожирание чиновными сидельцами последних нефтедолларов.
«Уважаемый Олег Степанович!
Администрация Шуйского муниципального района сообщает Вам, что материал проверки МО МВД России «Шуйский», зарегистрированный в КУСП № 4836 от 12. 05. 2015 г.. по факту укуса Вас собакой, принадлежащей гр. Малафееву Александру Андреевичу, проживающему по адресу: п. Колобово, ул. (следует адрес) направлен в Администрацию Колобовского городского поселения для принятия решения по существу.
Глава администрации Шуйского муниципального района С. А. Бабанов»
Хоть стой, хоть падай. Всё, что я просил в своём заявлении — починить калитку и забор гр. Малафеевым А. А. и только. Но забор как стоял убитый, так и стоит, собака как бегала по округе, так и бегает. Майор регистрирует, Шуя изучает, Колобово решает судьбу собаки, покусавшую «кота Ваську» мариупольского. Бумаги — палач России.
Не выдержав, рассмеялся. Россия пролагает тысячи стратегических направлений своего движения вперёд, но все дороги «Третьего Рима» кончаются Театральной, 21.
Несколько дней я жил спокойно, дописывая последние страницы «Монстрологии», пока мне в голову не ударило подключиться к учётной записи Майкрософт по новой — нужен был удобный переводчик больших кусков текста.
Дальше по проверенной схеме выключения пароля и входа без него в систему. Но, в самый неподходящий момент пришла соседка: очень нужен стол на завтра — день рождения дочки. Внимание рассеялось, и вместо одной позиции, вбил данные в другую. Ужас от Майкрософта последовал незамедлительно — Виндовс 8.1 создал виртуальную «рабочую группу» и отдал ей без пароля и логина права администратора — войти в компьютер стало невозможно без нервотрёпки между двумя одинаковыми пользователями. Вход в компьютер оказался заперт.
Грабёж состоялся и я остался нищим просителем у всемогущего чудовища. Оставался единственный выход — не выключать ноутбук, что неудобно до нервов и матов в окружающее пространство.
Промучившись с пару дней, так и не смог отключить невидимого «второго пользователя», реально не дававшего войти в систему. Доведённый до ступора, поехал в Шую, к Васе, который оказался управляющим «ДНС НН плюс» на Вокзальной, 2. Увы, Вася, единственный, кто точно знал логин и пароль первой локальной учётной записи, отбыл по делам и я, помня, что компьютерщики есть и в шуйском университете, поехал туда.
Все мои просьбы помочь отклика не находили. Правда, «белый босс» из кабинета № 309, выслушав мою слёзную просьбу, сказал, что на Свердлова есть мастерская «Шуя-консультант» и там мне обязательно помогут.
Начался ливень. Проклиная всё и вся, шлёпая больными ногами по шуйской грязи, наконец, нашёл дверь крошечной забегаловки.
Приёмная, если можно так выразиться, отделялась от мастерской хлипкой перегородкой. В ответ на мою просьбу женщины перестали стучать по клаве и вызвали приёмщика, кудрявого смугловатого дядьку в очках.
— Слушаю вас, — заведя меня в свой закуток, сказал приёмщик.
При этом он всё время пытался, помимо моей воли, пожать мне руку. Это очень смахивало на ритуал чернокнижника, через рукопожатие отдающего тебя бесам. Поняв в чём дело, он, к моему удивлению, потребовал не ноутбук, а адаптер для него.
— Где адаптер? — как будто зная, что она принесена вместе со злополучным ящиком. — Он мне будет нужен.
И, торопя меня, повторил.
— Адаптер, адаптер давайте. Он мне потребуется.
И только, получив в руки адаптер от ноутбука, мастер по имени Володя успокоился и принялся вертеть ноутбук.
Через пару минут последовал отказ.
— Взломать, стереть учётную запись Майкрософт нереально. Вот если бы знать пароль первой учётной записи, тогда легко перейти на неё.
— Да я и ездил за этим к парню, переустанавливавшего мне компьютер. Его нет. Не знаю, что теперь. Компьютер не выключаю, нельзя, приходится оставлять в «спящем режиме».
— Да, пока батарея не сядет, — с этими словами приёмщик отдал ноутбук.
Странные слова шуйского мастера стали понятны мне только в Колобово, зарядки в сумке не было. Я ещё вспоминал, обыскивая квартиру, не оставил ли я её у вернувшегося из Иваново Васи, но понял, что нет. Тот, только глянув на меня, виновато опустил глаза — стыдно. И тут же ответил, что помогать ему некогда, много дел (то есть надо понимать, у тебя украсть больше нечего, поэтому ты мне не интересен).
В тот день, тринадцатого июля, того не желая, встретился с первым и вторым компьютерным вором. Первый «приватизировал» программное обеспечение, второй адаптер.
Звоню в «Шую-консультант». Время за пять и трубку берёт приёмщик. Ответ крысы.
— Поищите дома. У меня вашей зарядки нет. Всё.
Понимаю и я, что это «всё». Ситуация отдаёт ужасом, нельзя включить компьютер, подзарядить нечем. Никак не могу понять, зачем ему адаптер? Ведь это мелочь, фигня. Стоит ли он таких усилий с пассами чёрной магии в придачу?
И всё равно, на душе странно: такое чувство, что он точно знал о моём приходе, выскочил так, как будто заказал у беса зарядку именно от Acer и вот она сама шла ему в руки. Обычный сервис чёрной магии. Сегодня тебе по пустякам служат бесы, завтра ты отдашь им своё Воскресение.
Всё стало потихоньку становиться на «свои» места с утра следующего дня. Простив от души шуйского воришку — мелочь, пустяки, отправился снова в ДНС за зарядкой. Меня подвели к стенду и тут я увидел картину «Система Закрытых Дверей на практике в городе -герое Шуя» собственными зенками.
На полке были только «универсальные» зарядки на все случаи жизни. Парень-консультант, взяв самую дорогую за две двести, принялся ломать штырём входное отверстие ноутбука.
— Что вы делаете? — кричу ему.
— Как что? Подбираю вам зарядку, — невозмутимо отвечает мальчик.
— Неужели нет зарядки только для Acer? — в ужасе от увиденного спрашиваю его.
— Нет. Под заказ.
— У вас можно заказать для моей модели?
— Нет, мы этим не занимаемся. Это в Иваново.
— Где именно? Помогите, — прошу в ответ. Через три минуты у меня адрес и телефон.
— Там будет ещё дороже и не сразу, — предупреждает меня продавец.
Приехав домой, звоню в Иваново. Отвечают:
— Две шестьсот минимум и ждать от вашей заявки, которую вы сами лично привезёте с предоплатой три недели. Устраивает?
Говорю «да», кладу трубку. Теперь всё окончательно прояснилось. При таком «сервисе» не то что колдовать будешь, а скоро и на большую дорогу выйдешь, если твоя карма-марма работать приёмщиком в «Шуя-консультант».
Взорвавшись, кричу:
— Это не правители, а..... какие-то. Мамаша, глянь, до чего он свой народ довели. Купить ничего невозможно, в магазинах только дерьмо КНР с пятикратной наценкой, а работать надо каждый день.
Снова звоню на «поле чудес в стране дураков». Узнаю следующее. Зовут этого вурдалака Владимир Вячеславович Иванов, он приёмщик. Спрашиваю юридический адрес.
— 155912, Свердлова, 53, офис один.
Как тяжело в России прощать что-то кому-то. Казалось бы, Бог с ним, пойду куплю. Не тут-то было. Через три недели после заявки и до трёх двести с дорогой туда и обратно. Ждать три недели нереально. Батарея накроется раньше, а вместе с ней и возможность войти в компьютер. Это переустановка. Ещё тысяча.
В отчаянии звоню снова. Предупреждаю в последний раз. Был в милиции, они берутся, Если утром зарядки не будет, заявление набирает силу.
— Я жду до утра.
— Вы напрасно это делаете, — были его последние слова.
На утро звоню. Просто интересно, что он скажет.
Приёмщик Иванов сменил тактику — теперь он сам перешёл в наступление.
— Минутку! А вас как звать? Представьтесь пожалуйста!
— Зачем?
— Как зачем, если вы ещё сюда раз позвоните, вызовём милицию. Вам ясно?
Кладу молча трубку и иду в МИКС. Молодой человек, услышав о моих злоключениях, только и сказал.
— Откуда у вас такие редкостные программы на ноутбуке? Я их ни у кого не видел.
— В магазине подарили при покупке Acer.
Только после его слов стало окончательно ясно, какой голод в России. Своего ничего нет. Чтобы купить «дешёвый Китай», необходима международная банковская карточка, Интернет и хорошее знание английского. Иначе заказа не сделать. У остальных (99 %) только пара рук, приученная бесстыдно красть и кулаки как оправдательный документ на все случаи жизни.
Продавец-консультант быстро и без проволочек подбирает зарядку за 1260, проверяет с осторожностью хирурга и выключает ноутбук.
— Знаете, когда я вам говорил, что выключать его нельзя, у меня было такое чувство, что вы его всё равно обязательно выключите.
— Простите, я по инерции. Ведь обычно всё выключается, а не остаётся в спящем режиме.
— И что теперь? — спрашиваю продавца.
— Если не подберёте код, переустановка.
— И сколько у вас?
— Тысяча.
Молча выхожу на улицу. Мне ясно — бесам встало поперёк горла то, что я делал каждый день на компьютере.
Три дня, с тринадцатого по пятнадцатое июля, мотаясь в Шую с не выключенным ноутбуком, с утра шёл в Воскресенский собор. Мне нужно было понять, что делать, куда идти и почему, собственно это всё произошло, да ещё при участии шуйского приёмщика-мага.
Пелена спала в одно мгновение. Надо мной просто довлеет благословение Патриарха Алексия II на дорасследование убийства царской семьи. И только. Стало ясно, это всё закрутилось для того, чтобы я понял: необходимо поставить в известность Патриарха Кирилла об этом и что из этого вышло спустя двадцать с лишним лет. Без малейшей надежды на его реакцию в любом виде.
Восемнадцатого июля заказное письмо с CD-диском на имя Патриарха и его секретаря отправилось в Москву. Принимая конверт, пожилая женщина за кассой, прочитав адресат, рассмеялась.
— Думаете, эти письма кто-то читает? Он во вторник будет служить в Иваново. Отдали бы ему там.
Тут рассмеялся я.
— ФСБ-шники разорвут на части. Его берегут от народа. Не подойти. Алексий в начале девяностых ходил без охраны. А сейчас всё наоборот.
В воскресенье кошмар на компьютере кончился во мгновение ока. Оказалось, Вася и в самом деле создал учётную запись без пароля. Два мановения руки и ноутбук стал таким, как был до учётной записи Майкрософт. Восемь дней ужаса и украденной зарядки только для того, чтобы я, наконец, решился поставить обо всём в известность Патриарха.
Время шло и через неделю мне пришёл первый, а затем и второй ответ из следственного отдела по городу Шуя СУ СК России по Ивановской области (БЖ 0004943 и АЖ 0011190). Моё заявление по «Билайн» следственный комитет отфутболил в ту же шуйскую полицию, усмотрев в действиях «Билайн» признаки преступления ст. 159 неизвестно какого кодекса.
Но ещё раньше закрытые наглухо двери конторы монстра телекоммуникаций на Советской сказали мне больше, чем две «телеги» Следственного Комитета. Шарашку по ремонту всего подряд без уплаты налогов прикрыли и начали рыть под «Билайн», чего тот никогда и никому не прощает.
На сайте «личного кабинета» внезапно появилась морда затемнения — все показатели ушли под текст вежливого абсурда. Смысл был в конце объявления — «отказаться от услуги интернета» — жмите тут. И только это «предложение» работало.
В ответ на все мои просьбы убрать затемнение, сказать, сколько осталось на счётчике, раздавалось: «Простите, произошёл сбой на линии». Мне и в голову тогда не могло прийти, что месть Билайн — это навсегда. Подключение через модем стали целенаправленно использоваться для вывода из строя жёсткого диска ноутбука.
В понедельник, 24 августа, до Колобова доехал лейтенант полиции города Шуи снимать первичные показания. Молоденький лейтенант был удивлён, увидев «морду» от лидера телекоммуникаций России и Украины. Сняв на мобильный «месть коту Леопольду», заодно и мой паспорт, выслушал мои объяснения и сказал, что ему потребуется ксерокопия договора, значит, мне придётся ехать в Шую. Как потом я узнал, фамилия его была Майданник. От слова «майдан».
За месяц, прошедший после передачи заявления в МВД, все проблемы, возникшие вследствие заявления «укра», были улажены и забыты. Осталось только устроить взбучку негодяю. Двадцать пятого августа мы поехали в УФМС продлить на год наши голубенькие книжки. После пошли к Дмитрию Дмитриевичу Майданнику и отъели по полной программе. Начало размазывания гада-заявителя по тарелке выглядело так.
Звоним. На месте следователя нет. Вместо этого он называет адрес якобы «Билайн» и предлагает пройти в офис. «Офис» на соседней улице. Плетемся из последних сил и попадаем в обезьянник. СИЗО города Шуи во всём его великолепии. Ищем первый кабинет. Но там неуловимого мстителя нет. Капитан с трудом снимает копию с моего договора. Всё. Его пожелания выполнены и едем на автостанцию, удивляясь, зачем он гонял нас «на экскурсию». Уже купив билеты на автобус, звоним ему. В ответ слышим.
— Как уезжаете! Куда? Нам надо ещё побеседовать.
— О чём? — от души удивляюсь, не подозревая подвоха.
— Как о чём? — выходит из себя лейтенант. — Будем конкретизировать детали.
— Какие? Мы уже купили билеты на автобус, их не сдать обратно.
Перспектива плестись по жаре обратно в милицию приводит нас в ужас. Реальный русский ужас — документы у нас отобраны для продления. Идти без них к разъярённому офицеру смерти подобно. Нас просто поместят в тот обезьянник, из которого мы только что вышли «до полного установления личности».
Я ещё что-то пытаюсь объяснить ему, но, поняв, в чём дело, трубку берёт мама. За минуту литёхе объяснили всё и по полной. Краем уха слышу ответ внезапно остывшего следователя.
— Мне всё ясно. Хорошо. До свидания.
Уже в автобусе вспомнил свои лекции по коммерческому праву. «Любая уважающая себя фирма, ОАО, ЛТД и так далее, имеет на своем балансе закамуфлированный счёт с никому и ничего не говорящем названием. Он предназначен для урегулирования спорных моментов, возникающих в процессе осуществления предпринимательской деятельности».
Холодный от ужаса, понимаю: едва успел вылететь живым из-под катка асфальтоукладчика «Билайн ЛТД компани». Каток медленно ползёт дальше. На хруст чужих костей в российской глубинке давным-давно никто не обращает внимания. Он ассоциируется с хрустом квашенной капусты.
На Донбассе всё шло к первому, реальному перемирию, а нам пришлось продлевать на год временное убежище. Со слезами на глазах — так хотелось вернуться в Мариуполь. Но, понимая, что если я появлюсь в своём городе, тут же попаду в сети очередной спецоперации Марковских «Возвращение завербованного шпиона-диверсанта на вражескую территорию».
Не зная, как поступить, двадцать четвёртого апреля послал заявление на имя министра МВД Украины Арсена Авакова. Двадцать восьмого мая врач обнаружил изменения в левой, абсолютно здоровой почке. Она сморщилась, став меньше размером, плюс кисты. Обезличенная месть всегда гримируется под случайное совпадение.
В июле получил отказ в возбуждении уголовного дела (от 23. 06. 2015. за № К-172).
Понимая, что всё в одном заявлении не напишешь, написал второе. Уже в городское управление МВД. Увы! Снова отказ. Ничего порочащего почтенных пастырей и предпринимателей не найдено (И/11010 от 06. 08. 2015 года).
Через несколько дней отправил копию заявления и материалы книги Святейшему. Возвращаясь в Колобово, на перекрёстке переходил дорогу (зелёный свет). Секунду спустя за моей спиной на повороте выскакивает иномарка. Скорость запредельная. Машину выбросило на встречную полосу. Она пролетела в нескольких сантиметрах от меня. На переходе был один.
Быть мне под колёсами, но с утра пошёл в собор на литургию и отсидел до отпуста, взяв не одно благословение. На обратном пути снова зашёл в церковь и заказал литургии. Больше миловать было не за что.
Видя, что дело дрянь, решил снова просить статус беженца, а маме право подать на гражданство РФ. Собрал кучу бумаг. Военкомат выдал справку, что мой дед воевал, а ЗАГС, что тот состоял в гражданстве России. Всё тщетно. На общих основаниях.
Об осенней авантюре УФМС, по которой мы сдавали экзамен на «носителей русского языка» и заполняли кучу анкет на право получения Уведомления о возможности вступления в гражданство России, ни слова. Год пропал.
Всё это мы узнали на приёме у Максименко.
— Подавайте на РВП (разрешение на временное проживание — даётся на полгода), а затем Вид на жительство. По-другому не получится.
Но еще раньше из Интернета узнал, что в мариупольской милиции новое начальство. Матвейчук С. А. Написал третье заявление.
Меня обдало ужасом, когда я увидел ответ (от 23. О9. 2015. За № К-298). Как и первый, датирован тем же числом. Был положен в конверт с точно такой же картинкой, как и первая отписка. Стало ясно, что большего ждать нечего. Возвращайся домой, чтоб тебя черти съели.
Все три ответа были схожи в одном — они старательно выгораживали Агабекова. Никто и не думал искать и допрашивать нищенку Ирину, её дочку, подельника. Никто не думал снимать жёсткие диски на компьютерах братьев Новиковых. Зачем. Дадим всем время слинять и уничтожить малейшие следы в деле (до сотни фотографий). Время — деньги. Все улики, мыслимые и немыслимые, уничтожены.
«Ваш конфликт с Марковским Н. Т. и предпринимателями тоже ничем не подтверждается». Да и как можно заподозрить священника-азербайджанца, будущего благочинного, настоятеля самого большого собора города. Никак!
В октябре мы решили послушаться Максименко. «РВП» так «РВП». С чего начинаются мучения всех иностранцев без льгот в России? С получения «Разрешение на временное проживание».
Самое муторное заключается в прохождении медкомиссии. Изначально все считаются заразными тварями, которые инфицированы:
1) сифилисом;
2) СПИД;
3) туберкулёзом;
4) алкоголь и наркозависимы.
Да в розыске лет пять. Поэтому «представляют опасность для окружающих, граждан РФ».
Следовательно, им необходимо пройти медкомиссию в Иваново. Единого центра нет. Приходится бегать по всему городу. По записи и строго определённым часам. На это уходит неделя и ещё пару дней, чтобы забрать все результаты и получить на руки один общий лист по трём центрам и сертификат СПИД.
Первый раз едем в четверг, пятнадцатого октября. В направлении указано — начинать поход с наркологического диспансера. У нас преимущество. С «беженцев», по негласному указанию, денег не берут. Это по две с чем-то во всех четырёх поликлиниках. На двоих (без дороги) выходит около двадцати тысяч.
В начале занимаем очередь. Рано. Очереди нет. Чернявый кавказец предлагает нам пройти всё без беганья по врачам за тысячу с носа. Отказываемся. Тот прилип намертво. Снова и снова просим не беспокоится. Но ивановская «мафия» бессмертна. Смотрю, запоминает лицо.
Интересна степень коррупции в этой процедуре отцеживания последних копеек у «иностранцев». Наконец, приходят врач и сестра. Требуют сдать мочу. Это ещё сто сорок с носа. С нас не берут. Лакмус показывает — всё нормально. Наркоты в моче нет. Говорят, чтобы шли на второй этаж. Пока выстраивается очередь, смотрю на таблички. Заместитель главврача армянка, гражданка РФ или жена армянина. Вот и цепочка появилась. Лишняя копейка не помешает.
Выносят результаты. Вместо направления выдают четыре сшитых листа. Первый заполнен.
— Нгуен И.
Чёрнявый подскакивает и забирает бумаги вьетнамца. Врач лыбится. Мочу азиат не сдал. Наркомочу. Он заплатил за все анализы, которые, по негласной схеме, не делаются. Деньги идут в карман тех, кто потом по учтённой схеме положит их себе в карман. Реактивы, плёнка, шприцы, ферменты, лакмус оплачены бюджетными деньгами. Были вашими, стали нашими. Деньги сами плывут в руки. Их так много, что ни СК, ни полиция, ни Сам Самыч ничего не найдут. Всем хватит!
Но есть и другая, официально-нейтральная или коммерческая версия. Пройти всё за один день. Понятно, за деньги. Схема аналогична. Тысяча за собирание анализов мигрантов. Дальше кожно-венерологический диспансер.
Там нам не рады. Говорят: война закончилась, домой (мол, убирайтесь твари, всё равно деньги не платите). Объявляют, ответы в понедельник, на втором этаже. Строго с девяти до десяти. Уф! Два остальных анализа по записи в понедельник. И ответ. Едем домой.
Через год отношение к нам сильно изменится. В УФМС нам просто предложат пройти оформление вида на жительство и так несколько раз. В итоге 26 сентября 2016 года мы поедем с мамой в Иваново проходить медицинскую комиссию.
Первое, что мы увидели в наркологическом диспансере, море черноты и ни одного русского. Попытались занять очередь, но край ответил смотрящий с ворохом документов.
— За мной.
Это означает, что после всех, кто вздумает сегодня пройти тест на наркотики в моче. То есть, если ты не хочешь отдавать тысячу и все документы кавказцу, зайдёшь, когда вся эта орава из сорока человек сдаст свою мочу.
В тубдиспансере было еще страшней — смотрящих оказалось три и все они готовы были разорвать тебя за то, что не платишь и мешаешь «людям честно работать». Народу набралось ещё больше и все они покорно отдавали тысячу всемогущему армянину. В итоге, после долгого сидения, русская старуха, моя мама, выклянчила у главного смотрящего право зайти в кабинет и взять направление на рентген, который не работал с пятницы. Бросив тубдиспансер, поехали сдавать кровь на СПИД и сифилис ещё по двум адресам. А приехав, увидели едва живых таджиков, которым было «твёрдо обещано пройти все анализы за один день». Увидев в кабинете флюорографии дырки на моих руках, очень удивились:
— Уже прошёл?
— Да, всё и за один день (не заплатив ни копейки).
В понедельник снова встаём в половину пятого. Автобус в шесть. К этому времени я умудрился послать свою книгу и материалы по живым родственникам Николая II в Следственный Комитет РФ. Второго октября. Пусть знают, где много генного материала от самого внука императора России. Видимо, они немедленно поставили об этом в известность Святейшего (конечно, негласно). Но это к слову.
Время семь двадцать пять. Идем на регулируемый переход перекрёстка улиц Лежнёвская-Диановых. Зелёный свет. Пора переходить широченную дорогу.
Мы уже вступили на «зебру». Как краем глаза отмечаю — пятнадцать метров от нас машина. Несётся на бешеной скорости. Мама ничего не видит. Бежит навстречу смерти. Молча выхватываю её и рывком ставлю на бордюр. Прошло меньше секунды и на том месте, где должны были быть мы — легковушка.
Авто равняется с нами. С водителем происходит мгновенная перемена. Он несся словно под гипнозом и вдруг, очнувшись, видит — под колёсами никого.
На скорости (105, не меньше) выворачивает руль, раздаётся громкий и одновременно глухой звук удара. Двое пешеходов (мужчина и женщина) на зебре мгновенно взлетают вверх. Перед нашими глазами на высоте (два метра с половиной, это точно) два тела. Они падают в трёх метрах от столкновения.
Одно тело легло под бордюр. Смотрю: признаков жизни в нём нет. Второе попало под колёса всё той же машины. Сумки, пакеты повторно в воздухе, под колёсами. Тело волочится машиной. Страшный балласт гасит сумасшедшую скорость.
Машина по инерции резко разворачивается и врезается в столб на переходе, напоследок переехав тело мужчины. Разбивается стекло подсветки. Невидимый палач снимает свои руки с гонщика ивановских проспектов. Через несколько секунд к водителю подходит девушка и что-то с укором выговаривает ему.
Схватив мать под руку, тащу её на переход. Мы бежим, регистраторы машин снимают нас и часть трагедии. Вечером всё выложат в Интернет. Третья жертва прыгает на одной ноге возле разбитой машины — у женщины бампером раздроблена стопа. Нас хорошо видно. Мою сумку с цветными картинками, маму в синем плаще и платке.
Стоим на противоположной стороне улицы возле остановки. Отчаянно завизжала женщина. Собирается кучка. Большинство смотрит на трупы абсолютно спокойно. Никто ничего не говорит. Вообще не издают ни звука. Царит безмолвие. Смерть пришла на улицу Иваново, забрала двоих и ушла в Мариуполь. Мама плачет. От ужаса российской вседозволенности. Ей жалко беззащитных людей.
Подходит троллейбус. Едем в противотуберкулёзный диспансер имени Стоюнина. Проходит минуты три и к месту катастрофы мчится пожарная (МЧС). «Как это так? А скорая? Полиция? Они-то где? — и вдруг доходит. — Гонки кончились. Едут смыть кровь. Чтобы поменьше пялились, недовольство проявляли».
— Ну и твари, — говорю матери. — Они едут скорее смыть следы. Как будто ничего и не было.
В больнице нам ответила медсестра на приёме:
— А как вы хотите, на улице сейчас очень серьёзно.
Государство позволило новым хозяевам играть жизнями полностью беззащитных людей. И те к этому давно привыкли. «Инсургент», «Сумерки» и «Голодные игры» снимают кровавый урожай на улицах областных городов России. От двадцати до сорока трупов и до двух тысяч травмированных за год в каждом.
Хлопаем дверью и бежим дальше. Улицы и пешеходные переходы превратились в съёмочные площадки фильмов ужасов. В воздухе разлита смерть. Мама всё время плачет и стонет.
Днём, идя вдоль парка Степанова к наркодиспансеру, перепрыгивая свинцово-серые лужи, впервые за двадцать лет войны священника с беззащитным инвалидом, осознал — Марковский проиграл. Бог не позволил убить или искалечить нас. Книга вновь перевесила чашу смерти. Кроме меня, её некому дописывать.
Но спустя три месяца история повторится. Воистину, патологическая злоба у моего духовника. На Серафима Саровского, 15 января 2016 года вышел из дома купить хлеба. На обратном пути вижу. Ниже колобовской школы навстречу мне на хорошей скорости спускается легковушка. Daewoo Lanos седан тёмного бутылочного цвета. Дорога узкая. Кругом сугробы. Прошла поворот. Вдруг на прямой её без каких-либо видимых причин стало заносить и выбросило в снег. Машина потеряла управление и стала крутиться вокруг своей оси. До меня метров пять. Ещё чуть-чуть и я труп.
От ужаса пячусь в сугроб. Машина замерла. Выхожу навстречу и крещу её крестом. Через пару секунд мажор пришёл в себя, заводит мотор и бежать. Разворачивается так, чтобы не было видно номера и несётся в строну клуба. Всё как 19 октября в Иваново. Решил поиграть бампером, имитируя занос. Один удар и смерть.
Но всё началось на секунду раньше, чем хотел этого водитель. Манёвр сложный. Нужно вовремя отпустить руль и жать на газ. Получается бумеранг на скользкой дороге. Пришлось срочно ретироваться, чтобы не было видно лица. Вторая попытка убрать за неполных три месяца. Руками ведьмы и колобовского подонка. И всё это из-за трёх заявлений в украинское МВД и два письма — (Патриарху и в СК РФ).
Домой приехали к вечеру. Трясёмся по-прежнему. Включаю Интернет и узнаю, из какого дерьма благочинный лепил убийцу.
Ничего нового в этой схеме для меня нет. Точно так он тряс силою своего духа моих человечных соседей на втором этаже. Главе, Александру, вдруг опротивела тесная квартира — четверо взрослых людей в крошечной двушке. Они легко находят обмен и въезжают в трёхкомнатную на Левом берегу.
— Широкино видим, — через год с радостью заявили мне бывшие соседи.
Теперь там война. Вместо добродушных и простых рабочих в квартиру вселилась семья моряка. Олег и Вика с дочерью. Им в квартире было неуютно.
Ещё бы! Первый владелец, Ювеналий, полковник Гулага, всю жизнь прослужил начальником лагерей. Спустя тридцать лет он будет умирать от голода в этой квартире. На счёте в сберегательном банке СССР у полковника накопились сотни тысяч советских рублей.
— Есть хочу! Кушать! Кушать! — кричал, умирая от голода парализованный старик.
Приёмный сын приезжал раз в три дня, открывал дверь и привозил груду котлет, отбивных и пирожков, бросая их в холодильник. Готовило завтраки, обеды и ужины хозяину лагерных бараков кафе «Северное сияние». От одного названия волосы поднялись дыбом. Перед глазами встали десятки тысяч голодных зеков Заполярья. Его зеков.
Ключи от квартиры сын польского коммуниста никому не давал. О сиделке речи не шло. Дорого. В итоге при полном холодильнике полковник НКВД умер от голода.
Прожив года три, семья Олега поменялась на трёхкомнатную, что за «Тысячей мелочей». В квартиру после роскошного ремонта вселилась семейная пара, Нелли и Сергей. На смену одним морякам пришли другие.
За пять лет прозорливый духовник нашёл силой своих молитв матроса со взрывным характером, женатого на злопамятной и красивой женщине. Двадцать пятого ноября 2005 года две семьи со второго этажа объединили свои усилия по выдавливанию на тот свет соседей с первого.
Ровно через десять лет протоиерей Николай Марковский точно так найдёт для нас убийцу в Иваново.
Парню за рулём «Киа Сид» всего двадцать один год, он 1994 года рождения. Именно в этот год священник Николай предал меня сатане во измождение плоти, пытаясь таким Макаром втащить в Мариуполь. С цифрой «21» я столкнулся в 2009 году, после смерти Патриарха Алексия. Палата для умирающих в отделении нефрологии была под № 21. Но из неё я вышел своими ногами.
За год с небольшим этот юный мажор умудрился 27 раз нарушить правила дорожного движения. Почти все «превышение скорости». И этот набор цифр не случаен. Воздвижение всегда приходится на двадцать седьмое число. В этот день в 1991 году мне пришлось лететь в Германию. Короткое счастье кишинёвского студента закончилось Воздвижением 1991 года.
Двадцать восьмое нарушение пришлось на день апостола Фомы. Двадцать восьмого сентября 1994 года умерла моя бабка. Её день смерти выскочил на счётчике смерти ивановского оболтуса. Как объяснил виновник ДТП, он просто торопился на работу в «MacDonald».
Никто и не думал привлекать его к ответственности. После каждого нарушения права оставались в кармане. Что значит «он нужен». Тот стал искать орудие убийства еще в 2012 году, когда парень только сдал на права.
Летом того года ко мне, щедро улыбаясь, подходит прихожанин, отец Коли и Ильи. Смотрю, какое задание на этот раз поручил ему Марковский.
— Олег, вы не читали Юрасова? У вас нет его книг? Так хочется что-то почитать. Кинулись, ни у кого нет.
Отвечаю:
— Разве вас не было в храме, когда батюшка Владимир (Марковский) дважды зачитывал индекс запрещённых Издательским Советом книг. Его книги запрещены. Если не верите, спросите у батюшки.
Тот окаменел. Вот тва-рю-ка! Не придерёшься.
— А потом, когда я жил в Ивановской области, никто к нему не ездил. Монастырь женский. Полно хорошеньких девиц. Зачем смущать неопытных монахинь?
Вопрос в лоб.
— Так вы никогда не видели архимандрита Амвросия (Юрасова)?
— Нет. Тогда о нём мало кто и знал. Москвичи разве. Все ездили в лавру преподобного Сергия, к Науму. Дурные слухи доходили о молоденьких красотках — на ночь глядя из монастыря, к четырём обратно. Знаете, как-то не по себе от такого.
Услышав грязь, папаша отстаёт от меня. А неожиданный интерес Марковского к личности монаха и писателя Амвросия (Юрасова) очень удивил, а потому запомнился. К чему бы это?
Нам и в голову не могло прийти в 2012 году, что лежачий инвалид поднимется и доедет до Шуи. Священник Николай уже тогда это знал. Точно и наверняка. Сила молитв и прозорливость «маститого батюшки». Только тратится она не на добрые дела и исцеления — «терпите, это ваш крест», а на месть чужими руками.
Пострадавших оказалось не трое, а четверо. «Двое в крайне тяжёлом состоянии». Но вот нахожу единственный неотредактированный отзыв. «Я не поняла сначала. Утром с работы топала. Машину развернуло на сто восемьдесят градусов и она за пешеходным переходом. Видела только одно — человека, которого накрывали пакетом или дождевиком. Один человек оказался у остановки. А это примерно 10–15 метров от пешеходного. Жуть» (городской портал «Ivanovocat.ru»).
Все остальные свистят по нотам «Единой России». Писать о частых смертях в катастрофах категорически запрещено. Тем более связывать эти факты с чёрными месами сатанистов-мажоров.
Иначе всем станет ясно — русские оставляют в сотни раз больше трупов, чем исламские террористы. Пишут: «двое, трое... семеро пострадавших находятся в крайне тяжёлом состоянии». Читай: трупы. И только спустя двадцать дней нашёлся ещё один отзыв в Интернете.
«Мария Блинова 20 дней назад 14: 39. Моя подруга ОСИНИНА НАДЯ попала в серьёзное ДТП, на данный момент состояние тяжёлое: находится в коме, травма головного мозга, множественные переломы... Нужны средства на лечение, реабилитацию. Друзья!!! НЕ ОСТАВАЙТЕСЬ РАВНОДУШНЫМИ, ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ С КАЖДЫМ!!! КТО, ЕСЛИ НЕ МЫ... Родители Нади пенсионеры, папа инвалид 1 группы, поэтому находятся в тяжелом материальном положении... Средства можно перечислить на Яндекс-деньги 410013620995029, перечисление можно осуществить через терминал, любых салонах сотовой связи, почтовым переводом. Любая сумма будет шагом к её восстановлению!!!! Ей всего 26 лет»! (http://newsbox24.tv/novosti/proishestviya).
Фактически её нет. Отключат аппарат искусственного дыхания. Клиническая смерть. Официальная пресса изобразила горе Надежды Осининой по-другому: «женщина 1989 года рождения, с переломом стопы доставлена в 7-ю городскую больницу». И всё. (Новости ; Город 19 Октябрь 2015 0). На улицах русских городов убивают. Тем, кто убивает, в лучшем случае, дают год.
Елена
Похожая история произошла и у нас в храме на Новосёловке. Одна из двух приёмных дочерей прихожанки Ирины утром, спеша на занятия в училище, попала под колёса на пешеходном переходе. Умерла мгновенно. Перелом тазовых костей. Бампер легковой машины разворотил детородную область.
Восемнадцать лет. Невеста. Была вместе с сестрой, Марией. Та под удар страшной силы не попала. Выросла. Вышла замуж. Родила дочку.
Предыстория. За год до смерти Елены после литургии ко мне подходит Ирина, просит:
— Помолись за мою непутёвую старшую. От рук отбилась. Гульки пошли. Грубит, хамит, в церковь идти не хочет. Не знаю, что и делать.
— Как звать?
— Елена.
— А вы какой результат ждёте? Сами понимаете, «помолись» это что-то неопределённое.
— А по мне, так пусть лучше она совсем уйдёт. Лучше смерть, чем в грязи валяться.
Вижу, нашла коса на камень. Очень сильной веры была эта простая женщина.
— Ирина! Если ничего не поможет, скажите всё батюшке Николаю.
Прошло месяца три–четыре.
На отпусте Ирина ловит батюшку Николая. На глазах слёзы, одной рукой держит Елену. Невзрачная девица опустила глаза в пол. Жалобы. Упрёки. Просит молитв. Батюшка обращается к ней, взывает пощадить мать. Девушка грубит и священнику. Вижу, отец Николай побелел. Не к добру терзать пастыря. Всё оказалось тщетным. Зимой её не стало.
Годом раньше в автомобильной катастрофе погиб владелец строительной фирмы, строивший собор на Новосёловке. Отказали тормоза. Работницы храма рассказывали ужасы о «скоростном строительстве» в начале девяностых.
Между слоями кирпича строители валили мусор и щебень вперемежку с бетоном. Зимой с потолка лились ручьи, капала влага. Росписи на потолке темнели и приходили в негодность. Из-за видимости крыши в храме стоял холод зимой и убийственная жара летом. Деньги ему община заплатила немалые. Прошло больше десяти лет и вдруг объявление в газетах «погиб на скользкой трассе».
В четверг, трясясь от страха, поехал забирать итоги в «город убийц» Иваново. Результаты проверили, велят нести на третий этаж. А там огорошили. Документы для УФМС вынесут только после двух.
И вновь «сервис». Называют фамилию, заходит мужик. Его долго нет. А выходит с пачкой обходных. Не меньше двадцати заказов. Мы ждём. Люди маленькие.
На следующий день заполняю анкеты и собираю документы. В УФМС Гаранина неожиданно пообещала привезти паспорта. Они забраны год назад. Мне говорят, достаточно копий внутренних паспортов. Но в Украине будут неприятности.
Во вторник едем с мамой. Делаем фото — 320 рублей. Ксерокс, покупаем папки, конверты, платим пошлину — 3200. Остальным приходится платить по полной и еще сдать экзамен на знание языка, истории, конституции. Ещё около пяти тысяч с носа.
На приёме нас ожидает первый облом. Копий паспортов нет. Не привезла Гаранина. Спрашиваю Краснову, нужно ли переводить и заверять загранпаспорта у нотариуса? Очень дорого. Отвечает: нет. Но почему-то вполголоса.
Вновь приходится ехать в Иваново. Женщина в двадцатом кабинете заверяет сама мне копии всех паспортов.
— Чего вы сразу не подали на РВП? Год пропал.
— Хотели по-быстрому, через отказ в посольстве, но ничего не вышло.
— Если бы подали сразу, ваша мама сейчас получала русскую пенсию.
— Никто ничего не говорил. В Шуе усиленно предлагали нам подать на уведомление.
— Чего вы их слушали, приехали бы сюда. Вам бы всё рассказали.
Свинью подложили год назад. Узнаю только сейчас. Стало очень обидно. Жалобу написал я, а трясут мою многострадальную мать. Сделали всё от них возможное, чтобы русская женщина никогда не получала пенсию в России. Я и не подозреваю, чем всё это закончится.
Футбол в третьем кабинете
Утром в пятницу, собрав бумаги, иду по новой к Красновой. Но на её месте сидит Дмитрий Николаевич. Здороваюсь. Напротив, как бы без дела, сидит Ольга Вячеславовна. Оборачиваюсь к ней.
— Я ухожу в отпуск, ваши дела передаются Дмитрию Николаевичу. Киваю. Кладу папки на стол.
— Что у вас? РВП?
Сотрудник начинает проверять анкету мамы.
— Так, смотрите! Это вы заполняли анкету?
— Да.
— Здесь только ваш паспорт, а не свидетельство.
— Пусть просто допишет, — говорит Ольга Вячеславовна.
— Он писал всё подряд. Места нет. — поднимает на меня глаза Дмитрий Николаевич.
— У вас копии паспортов есть?
Киваю. Выкладываю копии с печатями УФМС. Он берёт в руки заверенные копии внутренних паспортов.
— Эти подойдут. Но тогда у вас будет стоять отметка во внутреннем паспорте. Вам это нужно? Говорили вам, что у вас могут возникнуть неприятности в Украине?
— Да, говорили.
—У вас же на руках заграничные паспорта. Сходите к нотариусу и сделайте заверенный перевод.
— Нет у нас ничего на руках.
— Как это нет? А где они?
— Нам Гаранина приказала сдать все паспорта. Увезла в Иваново.
— А как же другие их имеют? — не отстаёт службист.
— Вы шутите? Мы законопослушные граждане. Отдали всё ей. А то ещё подумают, что мы террористы. Доказывай потом, что ты не выезжал за пределы РФ.
От моей тирады Дмитрию Николаевичу стало нехорошо. Он встрепенулся и грозно осадил наглого эмигранта:
— Я что, по-вашему, на шутника похож?
В тесном кабинете наступила гнетущая пауза. Попытка показать вышестоящему начальству как «правильно ставить вопрос» при работе с подозрительными лицами завалилась на инструкции сотрудникам УФМС.
Мне стало не по себе. Человек перед майором Гараниной выслуживается, на очередное звание идёт по нашим костям, а я ему мешаю.
Этими хитростями или ментовскими штучками буквально бомбила меня Машина. У неё хорошо получается. Вроде деловая беседа, а на самом деле жестокий допрос, после которого у несведущих посетителей, как правило, возникают всевозможные неприятности. Вплоть до депортации.
Эта карусель провокационных вопросов отличает офицеров УФМС России от всех остальных миграционных служб мира.
Присутствующим понятно, что паспорта забираются все. И внутренние, и внешние. Но лишний раз показать «посетителю» власть контроля УФМС над бесправным изгоем не помешает.
— Вам придётся переписать анкеты заново, — с этими словами офицер подаёт четыре чистых бланка анкет (целый день писанины).
— А нельзя попросить у ваших соседей в фотографии сбросить на флешку? — в надежде на скорое заполнение спрашиваю Дмитрия Николаевича.
— Что вы себе позволяете? Это государственные документы. Мы к ним никакого отношения не имеем. Им просто повезло с местом, чем они и пользуются.
Взгляд офицера выражает праведное негодование. На контакты, порочащие честь офицера УФМС, в отделе никто и никогда не пойдёт.
Облом за обломом. В Иваново ездил даром. Стало ясно, что Гаранина приказала Красновой соврать. Пускай побегает! Придётся ехать всё в тот же двадцатый кабинет на Октябрьской.
Электронный перевод в Интернете с дорогой обошёлся нам в две тысячи и неделю времени.
Вновь приём в шуйском УФМС. Выкладываю свою писанину с учётом заграничных паспортов. Первыми кладу на стол анкеты мамы.
Проходит минута и глаза у Дмитрия Николаевича лезут на лоб.
— Зачем вы полностью переписали данные свидетельства о браке? Я говорил вам об этом? Это что такое? — с этими словами протягивает лист анкеты.
Читаю.
— Дзун-Хемчикский район Тувинской АССР.
— Достаньте оригинал, я проверю.
Разделка под орех начинается. После Тувы, где я был зачат и прожил три месяца в утробе моей матери, под нож критики попала графа «вероисповедание».
— Зачем вы указываете патриархат. Вы что, имеете к нему какое-то отношение? — глаза офицера выражают явное презрение.
Для него я только кляузник. Смешной недоумок из забытых девяностых.
— И что означает «РПЦ»?
— Русская Православная Церковь. Православие одно, но больших юрисдикций пятнадцать, а всего пятьдесят.
— Зачем вы пишете то, чего нет в документах. Что это за нелепица «РСФСР СССР»? Дома нахожу эту «нелепицу» в документах.
Порка продолжается.
— Ваша мама работала на пенсии?
— Да. Мы бежали, она была в отпуске. Уволили через два месяца.
— Сколько ей полных лет?
— Семьдесят пять.
— Скажите, ваша мама планирует получать русскую пенсию?
Такие странные слова в наш адрес раздаются впервые.
— Она получает украинскую пенсию. Три пятьсот русскими.
— Получает? Дело в том, что у вас в графе девятнадцать написано: «пенсия по старости, Украина». Вы планируете получать русскую пенсию?
Не зная, что ответить, говорю:
— Ей никто и никогда не даст русскую пенсию.
Дмитрий Николаевич встрепенулся.
— По закону при получении вида на жительство в России пенсионерка получает русскую пенсию.
Тут я не выдержал. Обида захлестнула меня мутным потоком. Мы уже «получили» статус беженца, русское гражданство, материальную помощь, которую я просил для мамы.
— Нам от вас ничего не надо. В посёлке полно мусорных баков, в них остаётся еда.
— Вы себя хорошо чувствуете?
— Да.
Уже дома, проанализировав его слова, понял — В УФМС России нет добрых дядь и тёть, есть хорошо отлаженная система сбора информации о «неблагонадёжных иностранцах». Этот пункт допроса появился после того, как я сказал на Октябрьской, что нам ничего не говорили о пенсии при получении вида на жительство.
Смотрю, офицер белеет в праведном гневе. Их, сук с Украины, «кормят-поят, условия создают», а он плюют на Родину-мать.
— Так вы отказываетесь? — вскочив с места, навис над бумагами нищих откормленный исполнитель желаний Гараниной.
— Она никогда не получит здесь ничего, — повторяю ему.
Дождавшись требуемого ответа, он берет какой-то лист из дела мамы и стрелой летит к начальству. Совещаются минуты две. Возвращается без него. Сурово произносит:
— Вы никогда не получите русскую пенсию.
История повторилась. Если в сентябре 2014 рвались мои бумаги, то теперь мамы. Рвётся правда, подкладывается ложь. Всё! Цель достигнута. Гаранина чиста как херувим. «Они сами отказались. На них никто не оказывал малейшего давления. Сами, понимаете, мы же не можем насильно заставлять брать русские пенсии. Клянусь вам честью офицера УФМС»! — вновь округлит свои глаза Светлана Евгеньевна.
Допрос плавно перешёл на мои бесперспективные бумаги. Дмитрий Николаевич корректно уточнял, проверял ксерокопии, находил ошибки, неточности. Пользовался для помощи служебным ксероксом и в конце победного возвращения государству маминой «русской пенсии» заявил.
— Вы не указали основания для получения РВП.
— Нам разрешили на Ташкентской. Письмо показал Ольге Вячеславовне.
— Я не Ольга Вячеславовна. Привезите документ, который даёт вам право на оформление РВП.
— Хорошо, —прощаюсь, выхожу на чёрную улицу.
Мне жалко до слёз свою несчастную мать.
В сорок пятом от голода на её голове застыл колтун. Волосы слиплись. Врач сказал, что это от недостатка хлеба. Волосы сбрили и выкинули. Бескрайний Бухенвальд русских деревень вроде Семейкино.
Маленькой девочкой четырёх лет моя мама забиралась на табурет и слушала сталинскую тарелку. Хор пел песни.
— Тамарка! — кричала мама в слезах своей приёмной сестре. — Они наелись шоколадных конфет и поют, им весело, а мы голодные тут сидим!
Шоколадных конфет этот несчастный ребёнок никогда не видел. О них рассказывали старшие, евшие их перед войной, показывая младшей красивые обёртки с запахом ванили.
Выйдя из УФМС, заглянул в электротовары, да и забыл, зачем шёл. Из выпуска новостей на меня глядел Президент России после года проклятий миллионов жителей Донбасса. Остатки здоровья, чтение вместо общения, усталость, ответы и приветы неизвестно кому. Длинный стол. Камера фиксирует его вельмож и небожителей.
Я вспомнил Дмитрия Николаевича. Злую, бессмысленную тираду по поводу Дзун-Хемчикского района Тувинской АССР РСФСР и увидел Смерть.
Первым рядом с Путиным сидел рослый и крепкий тувинец, внук шамана и министр обороны РФ. С непроницаемым забралом вместо лица. Десять генерал-лейтенантов Лебедей в одном.
Этот человек во главе русского пирога, тёзка Ленина, своей жизнью, внешностью, образованием и даже возрастом прихода во власть повторил биографию первого красного командира Кремля, Владимира Ильича Ленина (Ульянова). Вошёл в Кремль баловнем судьбы, не ударив и пальцем для этого. Моя Тыва открыла ему двери власти, Тыва Шойгу и закроет их.
А наши мучения продолжились. В начале февраля после всех потрясений маме поставили диагноз аритмия и предынфарктное состояние. В конце февраля, после долгих раздумий, решил обратиться к Вербицкому, которого видел всего один раз в жизни в Белом доме 1993 года и попросить помощь. Написал письмо и отправил электронной почтой в одну из его фирм-аудиторов. На скрепке приложил книгу-рукопись «Тотем».
Девятого марта капитан Виноградов, начальник электронного отдела шуйского РОВД (отдел прослушивания) поставил «на номер» просителя генерала и нувориша. Мобильник в этом случае будет показывать «пропущенный вызов». Ровно через три недели похожий звонок повторился. На практике это означает, что разговоры по номеру интересов для российской полиции не представляют, а прослушка продолжилась сотрудником отдела. Незаконно, без решения суда. Всё как в Мариуполе. Телефонное право, апогей беззакония и коррупции абсолютно тождественны для России и Украины.
Когда-то Вербицкий, человек системы, предложил мне «три года крови». Теперь система надела на меня электронные наручники.
— Ну и подонок же этот Вербицкий! — узнав про «пропущенные вызовы», сказала моя мама.
«Систему не переделать, — ответил ей. — Страна спит, народ закодирован, пройдёт год-другой, нацгвардия откроет огонь по детям (уничтожение американских агентов), а мы, русские с украинскими паспортами, здесь только враги и нежелательные элементы».
********************************************************
В.В.С. неожиданно для всех приехал поздравить именинника раньше назначенного. Брат успел шепнуть.
— Развлекай гостя. Стол мы накроем сами.
— Владимир Владимирович! Приказали Вас развлекать.
— Пойдём, старина, на кухню.
— Да там жарко. Духовка, гренки, сэндвичи. Ужас на шести квадратах.
— Ничего, не будем им мешать.
Дородный В.В.С. садится на табуретку возле окна. На улице +30о. Время пить «Херши-кола». О чём я и говорю высокому гостю.
— Эти твари продали всё американцам. Рекламу оплатили на год вперёд. Ваших боссов купили с потрохами, Владимир Владимирович.
— Ну, студент, пока это просто манёвры.
— Манёвры? А запах гнили в метро? А мафия? Им всё можно. Это тоже манёвры?
В.В.С. молчит.
— Ты же знаешь, мы не можем предлагать. У нас нет права инициативы. Хватит двух суток, чтобы ребятки приземлились на нары. Нужен только приказ. На них всё открыто и собрано.
Ровно через двадцать лет я прочту эту же фразу в московских «Аргументах недели» в Донецке. Она подавалась как ОТКРОВЕНИЕ № 1 — лохам кинули обглоданную кость. Тогда, в 1991 году, коллеги кремлёвского офицера пониже влиянием и рангом молчали как рыбы.
Слово за слово, и вот уже московская кухня начинает использоваться по своему прямому назначению. Готовить москвичи всё равно не умеют, не любят и не хотят.
— Владимир Владимирович! — не выдержав, подвожу полковника к главному. — «Ё.Б.Н.» никудышный президент. Нужно искать человека ему на смену. Сейчас и немедленно. Он должен быть найден, подготовлен за пять лет и пройти на выборах 1996 года. Иначе эту страну ждёт крах. Если эта пьянь останется на второй срок, банкротство неизбежно уже в 1997 году. Это неудачный президент.
В.В.С. от неожиданности замер. Его как паралич разбил.
Ещё был СССР, съезды КПСС, Горбачёв, звёзды и Ленин на банкнотах, а собеседник кремлёвского гостя этими категориями не мыслил. Не мыслил, поскольку эти понятия остались только на бумаге, реального наполнения властью они не несли.
Это и привело В.В.С. в смятение и полное замешательство. Я сказал прямо в глаза то, что все они боялись произнести вслух. Останется Россия, СССР не будет. А значит, и его место в Кремле займёт кто-то другой. Пережив состояние краха в 1989 году, решил просто ему помочь.
— Ищите этого человека в своём управлении. Можно и во внешней разведке КГБ. Главное условие: это должен быть способный, грамотный офицер КГБ не старше сорока пяти и не моложе сорока (плюс минус год). Он должен обладать следующими качествами:
• высшее юридическое образование (обычный евро-минимум политика);
• обязательное свободное владение одним из европейских языков (быстрое адаптирование к требованиям общения);
• семьянин, женатый первым браком (начальный этап проверки психики);
• наличие полной семьи — двое детей оптимальный вариант — пол и возраст значения не имеют (средний этап проверки психики);
• стабильное отсутствие вредных привычек (завершающий этап проверки психики, «анти-Ельцин» в пьющей стране);
• здоровье;
• спортсмен со стажем — желательно мастер спорта (создаём спортивную общность — поддержка миллионов);
• интеллект — умение принимать молниеносные решения;
• язык должен быть подвешен лучше, чем у Горбачёва, он должен уметь говорить (риторика — хлеб политика);
• и, наконец, последнее требование — этот человек должен уметь молчать даже тогда, когда говорит без остановки.
На В.В.С. лица не было. Наконец, он произнёс.
— Мы думали об этом, но не так отчётливо. Старина, ты просто поразил меня. У тебя те же мысли, что и у нас. Мне и в голову не могло прийти, чем занимается историк на каникулах.
В выпуклых глазах чекиста сиял восторг. Неожиданно тот получил ответ на вопрос, которым года три болело ЦК, Совет Министров и Лубянка. Преемственность власти. И где? На московской кухне!
Довольный, я рассмеялся, но тут же дёрнулся к плите. Из неё повалил густой дым. Вторая партия гренок была запорота.
— Светка убьет меня, опять гренки сжёг, придётся всё заново кромсать.
Но нас уже звали к столу. В этот вечер В.В.С. был необычно весёлый и оживлённый. Гренки будущего президента России пришлись ему по душе. Забыв про осторожность, Владимир Владимирович выложил последнюю подтверждённую новость — Ридигеру дали генерала. Бартер в натуре. Хоть плач, хоть смейся.
Провожал до метро своего гостя один. У В.В.С. за душой не было ничего, кроме полуторки в центре Москвы и домика матери в Подмосковье. Да и ту ему дал Совет Министров СССР вопреки жадности его конторы. Брат прямо из-за стола ушёл на ночное дежурство, дама принялась за посуду. Очень скоро я забуду о московском дне рождения. Вспомню, когда на носу будут вторые президентские выборы 1996 года.
Кандидата с московской кухни там не было. Соперником Ельцина ожидаемо стал Зюганов. И проиграл. Впереди был крах. «Они не нашли его, или не успели подготовить, или прибили. Кому нужен лишний рот. Своим бабла не хватает, а тут какой-то офицер, — думал, глядя на пьяного танцующего Ельцина. — Борису море по колено».
Человек, найденный в глубинах бывшего пятого управления, появится в конце правления «первого Президента России». Питерский выдвиженец станет стремительно расти, занимая одну должность за другой. Пока всем не станет ясно — это приемник вчерашнего тарана.
Все эти годы мне было невдомёк, что Россия — страна воров и я люблю не Отечество с большой буквы, а воровскую малину. Тем же поздним вечером В.В.С. выдаст конторе краденый рецепт за свой собственный. И станет первым из русских в этой бесконечной череде. Искусство шпионажа, прежде всего, искусство облапошивания тех, кто меньше всего об этом думает.
Двадцатого августа 1991 года, в разгар путча, подполковник КГБ Путин В. В. неожиданно для всех подаст рапорт об отставке. Инструкции натурализации по-московски застали счастливчика врасплох. Рецепт, озвученный на московской кухне, нашёл внука сталинского повара. Далее цитата.
«Новая версия Путина» обескураживает. За 15 лет мы успели привыкнуть к его исполинским размерам, привыкли, что его широченная спина загораживает солнце. Между тем эта метаморфоза случилась с Путиным уже в президентском кресле. И то не сразу. А в своей «базовой комплектации» это довольно заурядный клерк, волею случая оказавшийся там, где ему не место (подчёркнуто автором). Попробуйте непредвзято взглянуть на его интеллектуальный уровень, кругозор, политический опыт. Вам не кажется, что Путин, каким мы его знаем, не мог, например, самостоятельно вести игру вокруг Сирии? Это просто не его уровень. Зато бывшему главе МИД, который прославился разворотом над Атлантикой и крепкой мужской дружбой с Саддамом Хусейном, это как раз по плечу». Владимир Голышев — публицист и драматург.
Рукопись начата в январе 2012 года, закончена 25 октября 2016 года.