Часть вторая. агония. глава пятая. пятна на солнце

                АГОНИЯ
                ГЛАВА ПЯТАЯ

Сорокин остановился, так как ему показалось, что в воздухе стоит запах дыма. Шла война, и этот запах был характерен для боевых действий: горела техника, леса.
- Гамов, возьми кого-нибудь и посмотри, что там впереди.
- А что случилось, товарищ капитан? – спросил удивленно тот. – Вроде бы все нормально, тихо.
- Мне кажется, что с той стороны потянуло дымом. Сходи, посмотри.
Тот пожал плечами и, взяв одного из бойцов, направился в сторону, указанную ему капитаном. Пройдя метров триста, они вышли к небольшой деревне. Над одним из строений поднимался едва заметный дымок.
«Ну и нюх у нашего капитана, – восхищенно подумал Гамов. – Как он мог почувствовать запах дыма на таком большом расстоянии?»
У одного из домов стоял черный «Опель-адмирал», около которого прохаживался немецкий солдат с автоматом.
- Иди, передай капитану, что впереди небольшая деревня, в ней немцы. Сколько их, пока сказать не могу.
Боец пригнулся и быстро исчез за деревьями. Прошло несколько минут, и к  Гамову подполз Сорокин. Он приложил к глазам бинокль и стал внимательно рассматривать территорию деревни, стараясь определить, в каких домах остановились немцы и сколько их.
- Кроме этой немецкой машины, немцев в деревне что-то не видно, – произнес Александр.
- Я тоже не видел. Похоже, в деревне людей нет или все они попрятались по домам.
Сорокин отложил бинокль в сторону и повернулся к Гамову.
- Есть два варианта: пройти мимо деревни и идти дальше и второй захватить в плен немца и так же идти дальше. Как ты смотришь на то, чтобы я принял второй вариант? Они разбили нашу армию, но не победили нас, и, пока еще жив  кто-то из нас, он должен уничтожать этих гитлеровцев везде, где только встретит их. Правильно я мыслю, Гамов, или нет?
- Вы командир, и ваше дело думать и принимать решения. Как прикажете, так и будет.
- Тогда зови сюда остальных бойцов, постараемся взять этого немца в плен.
Они разошлись в разные стороны и, скрываясь за постройками, стали продвигаться к дому, около которого стоял автомобиль. Водитель сидел на завалинке и, прикрыв лицо пилоткой, дремал. Солнышко разморило  его, и он, иногда вздрагивая от вырывающегося изо рта храпа, испуганно смотрел на открытое окно. Он так и умер во сне, не издав  ни малейшего звука. Гамов вытер о его мундир финский нож и махнул Сорокину рукой. Александр поднялся с земли и, отряхнув приставшую к форме сухую траву, направился к избе. Второй немецкий солдат валялся на земле с перерезанным горлом. В горнице сидел грузный мужчина в белой рубашке. За его спиной висел китель с витыми погонами. Увидев вошедших в дом русских солдат, он бросился к портупее, которая лежала на кровати. Но Гамов хлестким ударом в челюсть отбросил немца в угол комнаты.
- Руки подними! – тихо произнес Гамов и направил на немца свою винтовку. – По-русски не понимаешь, что ли?
Немец послушно поднял руки. Из разбитой губы сочилась кровь, которая стекала по подбородку и капала на белую рубашку, образуя на ней яркие пятна. Из соседней комнаты вышел старик с большой окладистой бородой. В руках он держал две небольшие глиняные крынки.
- Кто вы такие? – строго спросил он Сорокина. – Вламываетесь в дом, словно бандиты?
- Мы бойцы Красной Армии. Это с какого времени мы стали для тебя дед, бандитами? – спросил его Александр, доставая из офицерской кобуры пистолет.
- А я почем знаю, кто вы? Сейчас вас в такой форме сотни бегают по лесу.
Сорокин промолчал. Он стволом пистолета показал старику на табурет. В этот момент в дом ворвался один из  бойцов.
- Товарищ капитан, немцы! – выкрикнул он. – Нужно уходить.
- Уходим! – громко произнес Сорокин и, схватив со стола портфель, направился к выходу. Толкая немца стволом винтовки в спину, Гамов заставил его следовать за ними. Они побежали к лесу огородами. Высокая трава, предательски цепляясь за ноги, не давала им возможности ускорить движение. Сзади послышались  крики немцев и раздались автоматные очереди.

***
Мария Воронова и генерал Власов долго стояли на опушке леса, не решаясь войти в деревню. Они не ели больше суток, и голод, как зверей, гнал их в места проживания людей.
- Андрей, – обратилась Мария к генералу, - а вдруг в деревне немцы?
Он промолчал, так как не знал, что ей ответить. О последствиях возможного плена он сейчас не думал. Голод полностью притупил чувство самосохранения.  Генерал посмотрел на нее.
- У тебя есть другие варианты? Вот и у меня - их нет. Какая разница от чего умереть: от голода или от пули. Я смерти не боюсь, я военный. Идет война, и на фронте гибнут и умирают тысячи людей.
- Я боюсь, Андрей, за тебя. Я - рядовая, что с меня взять, а ты - генерал.
Он усмехнулся.
- Пойдем, не бойся. Если остановят, то я - сельский учитель, а ты - моя жена. Мы из деревни Мясной Бор.  Немцы тоже люди, и они, я думаю, не станут нас расстреливать из-за того, что мы пришли в деревню  просить  кусок хлеба. Вот. возьми мои часы, может быть. ты сможешь их обменять на продукты.
Они вышли на дорогу и не торопясь, направились в деревню. Остановившись около одного из домов, Власов постучал в калитку. Во дворе  залаяла собака.
«Похоже,  в деревне немцев нет»,  – сделал он вывод, вслушиваясь в злобный лай собаки.
Немцы, как правило, устраивали охоту на всех деревенских собак, входя в населенный пункт.
- Кого там нелегкая несет? – послышалось за воротами. – Шляются здесь разные…
- Хозяин! Переночевать не пустишь? – обратился к нему Власов. – Устали мы с женой.
Хозяин дома открыл калитку и сердитым взглядом посмотрел на пару, что стояла перед ним. Он окинул оценивающим взглядом высокого худощавого мужчину в больших роговых очках и стоявшую рядом с ним женщину в юбке защитного цвета.
- Кто такие? – грозно спросил  он их.
- Беженцы мы, – произнес Власов. -  Я учитель, а это моя жена Мария. Дом наш разрушен, вот и ходим по деревням в надежде где-нибудь осесть.
Хозяин дома усмехнулся: эти двое не могут быть беженцами, так как на учителе были добротные кожаные сапоги, пошитые на заказ.
«Наверняка партизаны, – посчитал он. – Нужно послать сына к старосте, пусть предупредит его».
- Проходите, – пригласил мужчина гостей и, прежде чем  закрыть за ними калитку,  вышел за ворота и посмотрел на улицу: она была пуста. С началом войны редко кто из жителей выходил из дома без надобности.  Гости проследовали за ним в дом. Они вошли в комнату и остановились у порога. Заметив в красном углу икону Спасителя, Власов перекрестился, чем вызвал невольное  удивление у Марии. Глядя на него, она тоже наложила на себя крест.
- Проходите, не стойте у порога, – произнес хозяин дома. – Садитесь, сейчас будем ужинать.
Он вышел из дома и, подозвав  сына, попросил его сбегать к старосте  и предупредить о том, что к ним пришли двое партизан – мужчина и женщина. Хозяин вернулся в дом и, достав из печи чугунок с картошкой, поставил его на стол. Заметив голодный взгляд гостей, он достал каравай и нарезал несколько крупных кусков черного хлеба. Гости быстро все съели, чем вызвали у хозяина дома недовольство.
- Вы и поесть, – произнес он. – Таких прожорливых гостей, как вы, не прокормишь.
- Простите нас, Христа ради, – произнесла Воронова. - Вы не обменяете  хлеб на эти часы? – обратилась к хозяину Мария и протянула их ему.
- Хм… - хмыкнул хозяин и, повертев их, вернул их обратно женщине. – А зачем они мне? Мы всю жизнь жили без них и сейчас проживем.
Неожиданно дверь резко распахнулась, и в помещение вошли трое мужчин с белыми повязками.
- Кто такие будете? – спросил один из мужчин. – Партизаны?
- Какие мы партизаны? Мы - беженцы. Я учитель, а это моя баба, Мария, – ответил Власов. - Дом наш сгорел, вот мы и скитаемся в поисках еды и крова.
Мужчины громко рассмеялись. Один из них подошел к столу и взял в руки наручные часы. Он повернул их и громко прочитал гравировку на крышке.
-  А.А. Власову от друзей.
- Дорогие? – обратился он к гостю.
- Не дороже денег, – ответил генерал.
Все снова громко засмеялись.
- Дерзишь, а это нехорошо, гражданин учитель. Мы здесь почитаем Бога и не почитаем дерзость. Так что, давай дядя, иди в сарай, завтра утром разберемся, какой из тебя учитель.
Их вывели из дома и, втолкнув внутрь сарая, закрыли за ними дверь. Поставив около двери часового, полицаи разошлись по домам.

***
Сорокин, толкая в спину тучного немца, который еле шевелил  короткими ногами, бежал по лесу.
- Быстрей! Быстрей, гад! Если не побежишь, застрелю прямо здесь!
Офицер, словно понял, о чем ему говорит этот русский, и ускорил бег. Впереди них, петляя, как заяц, бежал Гамов. Судя по стрельбе, которая доносилась сзади, немцы не только не прекратили преследовать их, но и привлекли к этой операции дополнительные силы. Двое бойцов, бежавшие первыми,  выскочили на большую поляну. Сделав несколько шагов, они исчезли в пламени взрыва. Тела погибших разбросало в разные стороны, вызвав еще один подрыв противопехотной мины. Над головой Сорокина просвистел ее осколок и впился в толстый березовый ствол. Когда дым  рассеялся, Александр подошел к немцу, который лежал лицом вниз.
- Давай, вставай, фашист! – произнес Александр и схватил немца за рубашку.
Грудь офицера была вся в крови. Из кустов показался  Гамов.
- Жив, товарищ капитан? – спросил он. – А я-то подумал, что вас, как и его…
- Как видишь, Гамов. Жалко, что погиб немец, наверное, многое мог рассказать. Портфель у тебя?
- Так точно, – ответил боец.
- Тогда уходим, минут через пятнадцать тут будут  немцы.
Они бросились бежать, стараясь придерживаться кромки поляны.  Они выскочили из леса и оказались на дороге. Недолго раздумывая, они быстро перебежали ее и спрятались в кустах. Сорокин повалился на землю и стал жадно хватать ртом воздух. После ранения в ногу он так быстро еще не бегал. Гимнастерка на Гамове была темной от пота.
- Повезло, – еле произнес Александр.
На дороге показалась немецкая колонна из пяти грузовиков, набитых до отказа солдатами. По команде офицеров  они быстро выстроились в цепь и направились в ту сторону, откуда только что ушли Сорокин и Гамов.
- Что скажешь, Гамов? – спросил Сорокин.
- Кажется, оторвались, товарищ капитан, – произнес тот. - Я уж подумал, что нам с вами, кранты.  Видать, мы большую шишку  захватили, если немцы нагнали столько людей, чтобы отловить нас.
- Дайка сюда портфель, хочу посмотреть, что в нем, – приказал Александр бойцу.
Портфель был закрыт на замок. и Александр, достав из ножен финку, быстро  открыл его. В портфеле лежало несколько тонких  папок и карта, испещренная множеством различных значков и цифр. Судя по тому, что в каждом правом верхнем углу стоял знак, можно было судить, что похищенные ими документы имели гриф секретности.
- Ну, что там, товарищ капитан? – спросил его Гамов. – Стоило ради этого рисковать?
- Ты знаешь, я не силен в немецком языке, но мне кажется, что мы с тобой захватили документы особой важности. и поэтому мы  должны доставить их к нашим как можно быстрее.
- Тогда пошли, товарищ капитан, чего мы сидим, – произнес Гамов и быстро вскочил на ноги. Сунув документы обратно в портфель, поднялся и Сорокин.  Где-то на востоке гремело, и трудно было понять: гром или канонада.
- Как ты считаешь, до фронта далеко? – спросил Александр, шагая следом за ним по лесу.
- Судя по звуку, километров шесть, а может быть. и больше. Лес искажает звуки.
По пути им то и дело попадались разбитые повозки, пустые ящики. Все это валялось в беспорядке, и можно было сделать безошибочный вывод, что все это добро было оставлено в результате быстрого отхода войск.
- Похоже, так быстро бежали…- тихо произнес Гамов, переводя  взгляд с одного предмета на другой.
Выросший в деревне, он привык уважительно относиться к любой вещи, независимо от ее размеров и назначения, ведь все они были сделаны руками человека.
- Не трогай здесь ничего, – предупредил его Сорокин. – Тут могут находиться мины или еще какие-нибудь сюрпризы.
- Какие мины, капитан? Они так торопились, что об этом и не думали.
Гамов нагнулся и поднял с земли обойму, в которой находились патроны. Протерев   тряпочкой, он сунул ее в свой патронташ.

***
- Андрей! Ты что молчишь?  Они нас не убьют?  – спросила Мария Власова, когда за ними закрылась дверь сарая.
Генерал промолчал. Похоже, он был в шоке. Ему не верилось, что он попал в плен. В том, что его передадут немцам эти люди, он не сомневался.
- Андрей, не молчи. Скажи что-нибудь!
- Отстань, мне сейчас не до тебя, – впервые за все время их знакомства,  грубо ответил он  ей. – Откуда я могу это знать? Не приставай, мне нужно немного подумать.
Он взял охапку старой прошлогодней соломы и бросил ее на землю. Он сел на нее и уперся спиной стену сарая. Женщина молча присела рядом  и прижалась к его  худому плечу. Сейчас, глядя на его растерянное лицо, на безвольно опущенные плечи, она невольно подумала, любила ли она вообще этого человека или нет. Раньше она об этом почему-то не думала, ей  просто было приятно окружать этого человека вниманием, дарить ему тепло, получая взамен от него многое, чего не хватало тогда женщинам. Она знала себе цену, ведь этот человек был у нее не первым мужчиной. Его положение в иерархической системе Красной Армии было довольно высоким. Центральные газеты Советского Союза называли его соколом Сталина, спасителем России. Все это заставляло ее бороться за его расположение. Она тоже делала все, чтобы  однажды почувствовать свою значимость. Из двух женщин, окружавших его вниманием и лаской, он почему-то выбрал ее, забыв на время войны свою вторую супругу. Она посмотрела на него и коснулась его руки. Ладонь Власова была потной и холодной.
«Волнуется – решила она. – По всей вероятности, переживает, что так просто угодил в плен. Глупо было не улететь отсюда, когда за ним прислал самолет сам Сталин. «Полководец не может бросить войска, сражающиеся в окружении», тогда произнес он, отказываясь от самолета. Красиво, благородно,  но очень глупо. Сейчас, наверное, жалеет».
- Андрей!  Может, стоит попробовать выбраться из этого сарая?
- Оставь, Мария, это судьба, – обреченно произнес он. – Противиться ей значит, противиться Богу.
Она не удивилась его ответу. За все время их отношений он неоднократно вспоминал о Боге, очевидно, сказывалось детство, проведенное в семье культового работника. За стенкой сарая послышались шаги часового. Чтобы не заснуть на посту, он решил немного размять ноги.
- Вы не выпустите меня в туалет? – неожиданно обратилась она к часовому.
- Что, приспичило? – смеясь, поинтересовался у нее часовой. – Сарай большой, места много, сходи там.
- Но я в сарае не одна, здесь мужчина.
- Это не мужчина, а твой муж. Так что, валяй прямо там, он тебя простит.
Часовой громко рассмеялся над своей шуткой. Мария не ответила и снова села рядом с генералом. Она нежно погладила его по голове, так как хорошо понимала, что это последняя ночь, когда они рядом друг с другом. Власов сидел безучастный ко всему, погруженный в свои мысли. Он почему-то вспомнил приказ Ставки верховного главнокомандующего Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 года, с пометкой «Без публикации», подлежащий прочтению во все ротах, эскадронах, эскадрильях, командах и штабах:
« Мы не можем скрывать  того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам. Командующий 28-ой армии генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения и части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен, предпочел дезертировать к врагу.
Генерал-лейтенант Понеделин, командующий 12-ой армии, попав в окружение, имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало подавляющее большинство частей армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление перед Родиной, как нарушитель военной присяги.
Командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, оказавшись в окружении немецко-фашистских войск, вместо того чтобы выполнить свой долг перед Родиной, организовать вверенные ему части для стойкого отпора противнику и выхода из окружения, дезертировал с поля боя и сдался в плен врагу. В результате этого части 13-го стрелкового корпуса были разбиты, а некоторые из них без серьезного сопротивления сдались в плен.
Следует отметить, что при всех указанных выше фактах сдачи в плен врагу, члены военных советов армии, командиры, политработники, особоотдельщики, находившиеся в окружении, проявили недопустимую растерянность, позорную трусость и не попытались даже помешать перетрусившим Качаловым, Понеделиным, Кирилловым и другим сдаться в плен врагу.
Эти позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии, стойко и самоотверженно защищающей от подлых захватчиков свою Советскую Родину, имеются неустойчивые, малодушные элементы. И  эти трусливые элементы имеются не только среди красноармейцев, но и среди начальствующего состава. Как известно, некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образец смелости, стойкости и любви к Родине, а, наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, а при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя.
Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся ему в плен, или малодушных начальников, которые при первой заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл? Нет, нельзя!
Если дать волю этим трусам и дезертирам, они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать…».
Приказываю:
1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам. Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, потребовать от вышестоящего начальника, если часть находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и, если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи…»

Приказ подписали: Председатель ГКО И.В.Сталин
  Заместитель ГКО Молотов, Маршалы Советского Союза С. Буденный, К.Ворошилов, С.Тимошенко, Б.Шапошников и генерал армии К.Жуков.
Власов посмотрел на Марию: та, прижавшись к нему, спала. На улице пошел дождь. Крупные капли дробно застучали по крыше сарая. Он невольно позавидовал ей: она, оказавшись в подобной ситуации, могла спокойно заснуть.
«Что меня ждет? – спросил он себя. – Смерть в фашистском концлагере? Но и в  случае моего перехода через линию фронта меня тоже ожидает смерть. Ведь Сталин не пощадил Павлова, хотя его вины так никто и не доказал».
Он нежно погладил Марию по голове. Она во сне улыбнулась и еще крепче прижалась сильным телом к нему.
«Хотел ли я угодить в плен? – задал он себе вопрос. – Наверное, нет. Кто хочет своего пленения? Я просто хотел затеряться среди этих лесов и болот, пересидеть смутное время. Однако не вышло, видно, Бог этого не пожелал».
Он закрыл глаза и стал слушать, как стучит по крыше дождь. Он не заметил, как задремал под его шум. 

***
Капитана вермахта Пауля Хорста разбудил телефонный звонок. Он открыл глаза и посмотрел на ходики, которые тихо тикали на противоположной стене. Часы показывали начало четвертого утра, в комнате уже было светло. Вылезать из теплой постели ему не хотелось, но назойливый телефонный звонок заставил его окончательно проснуться. Он протянул руку и снял трубку: звонил помощник дежурного  по комендатуре унтер-офицер Мозе.
- Господин капитан, ночью наш патруль наткнулся на группу русских военных. В процессе перестрелки двое русских были убиты, одному удалось скрыться.
- Почему ты мне об этом сообщаешь ночью, Мозе? Вы стреляете и убиваете этих русских круглыми сутками. Ты мог дождаться и утра, чтобы сообщить мне об этом, – произнес капитан недовольным голосом.
Комендатура, которую возглавлял капитан Хорст, вот уже вторую неделю зачищала свой район от разрозненных групп русских солдат, которые пытались пробиться к фронту.
- Дело в том, господин капитан, что на одном из убитых русских шинель с петлицами генерал-лейтенанта Красной Армии.
Это было не совсем рядовое происшествие: русский в шинели генерал-лейтенанта - это было уже кое-что, о чем он непременно утром доложит своему командиру, полковнику Вернеру Штаутбергу.
- Хорошо, Мозе.  Найдите на всякий случай  переводчика, подготовьте машину, я выезжаю.
Хорст быстро оделся и направился в комендатуру. Мозе разбудил дежурного водителя и  приказал ему ехать в деревню, где произошла стычка немецкого патруля с группой русских. Капитан был зол и не скрывал этого. Он плюхнулся на заднее сиденье «Хорха» и посмотрел на унтер-офицера так, что тот невольно пожалел, что разбудил капитана. Весь вчерашний день Хорст провел на ногах, рыская по лесу в поисках русской группы, которая захватила в плен полковника инженерных войск с секретными документами. Только к вечеру одной из поисковых групп удалось обнаружить тела русских и полковника, которые по всей вероятности, подорвались на минном поле. И вот снова русская группа.
Проселочная дорога, по которой двигался автомобиль, была разбита тяжелой техникой. Машину трясло так, что Хорсту иногда казалось, что она не переживет подобных нагрузок и развалится прямо на ходу. Из-за макушек деревьев показалось солнце, и лес моментально ожил, запели птицы.  По низине пополз белый плотный туман. Капитан передернул затвор автомата и положил его себе на колени. Там, где он родился и вырос, не было таких дремучих и непроходимых лесов. Глядя на вековые ели и сосны, стоявшие вдоль дороги, капитан невольно испытывал чувство страха. За каждым  стволом ему чудился красноармеец, который целился в него из винтовки. Среди белесого тумана мелькнули две человеческие фигуры и рука офицера автоматически сжала холодную сталь автомата. Один из них выскочил на дорогу и поднял руку. Он был одет в форму немецкого солдата.
- Стой, – услышал офицер сквозь шум двигателя.
Машина, вильнув в сторону, остановилась у обочины. К ней подошел человек, в котором он узнал фельдфебеля.
- Господин капитан, разрешите проводить вас.
- Хорошо, – произнес Хорст и вышел в услужливо распахнутую дверь автомашины. Около дома, в котором находилась пост, капитан увидел группу солдат, которые с интересом рассматривали трупы русских убитых патрулем.
Капитан молча направился к ним. При виде офицера солдаты быстро разошлись в разные стороны. Хорст подошел к телам и стал их внимательно осматривать. Его внимание привлекло тело худощавого офицера средних лет: на нем поверх белой нательной рубахи была надета генеральская шинель. На лице, заросшем рыжеватой щетиной, были большие роговые очки. От взгляда капитана не ускользнуло и то, что убитый русский был одет в хромовые сапоги индивидуального пошива.
«Неужели это командующий 2-ой армии Власов? – подумал он. – Шинель генерал-лейтенанта, худощавый, высокий, роговые очки…»
Он достал из полевой сумки портрет Власова, вырезанный из советской газеты, и сравнил убитого с портретом командарма.
«Похож, очень похож, – подумал он. – Кроме Власова, в русской действующей армии не было генерал-лейтенантов».
-  Фельдфебель! Погрузите труп в машину и отправьте в город. Пусть гестапо и Абвер решат, кого убили ваши солдаты этой ночью.
- Есть, господин капитан, – четко произнес тот.
Капитан посмотрел на свои влажные от выпавшей росы сапоги и направился к  автомашине.

***
Александр проснулся от лая собак. Он открыл глаза и посмотрел по сторонам, стараясь определить с какой стороны он доносится. Рядом с ним, на подстилке из лапника, спал Гамов.
- Проснись! Слышишь лай? – расталкивая его, произнес Сорокин. – Вставай! Нужно уходить!
Из кустов на поляну вышел немец. Он остановился в нерешительности и стал осматриваться по сторонам. Вслед за ним появились еще двое немцев, в руках одного из них был поводок, с которого, хрипя от возбуждения, рвалась овчарка черного цвета. Александр швырнул в них гранату и прижался к земле. Взрыв разметал преследователей в разные стороны. Собака, потеряв одну из лап, каталась по земле, жалобно скуля. Немцы ударили из автоматов. Пули засвистели над ними, сбивая ветки. Подняв голову, Сорокин увидел, как несколько немцев пытаются обойти их слева. Александр нажал на спуск: длинная автоматная очередь срезала двух из них, остальные залегли и открыли огонь.
- Уходим! – выкрикнул Сорокин и, вскочив с земли, бросился в глубь леса.
Немцы явно опоздали с огнем, и ему удалось пробежать метров тридцать, прежде чем они открыли по нему огонь. Сорокин вставил в автомат новый магазин с патронами и, передернув затвор, дал очередь в немецких солдат, которые показались среди деревьев.
- Не стрелять! – послышалась немецкая команда. – Брать живыми!
Немцы шли цепью, одна за другой. Сколько вообще их было, Сорокин не знал. Подняв автомат, Александр поймал на мушку офицера, который что-то кричал солдатам и размахивал пистолетом. Короткая очередь разорвала тишину леса. Офицер взмахнул руками и повалился в высокую траву. Гитлеровцы залегли, не решаясь двигаться вперед. Воспользовавшись этим. Сорокин и Гамов вскочили на ноги и снова бросились бежать. Ветки кустарника больно хлестали их по лицу, царапали и разрывали кожу.  Единственная надежда, которая согревала их, это возможность оторваться от наседавших на них немецких солдат. Впереди показалась гладь лесного озера. Вдруг бежавший впереди Гамов споткнулся и, ломая кусты, полетел куда-то вниз. Это было столь неожиданно, что Александр остановился.  Раздвинув кусты, он увидел товарища, который лежал лицом вниз на берегу озера.  Никто из них не предполагал, что спуск к озеру будет таким крутым и коварным.  Кругом, насколько хватало глаз, расстилался берег, заросший камышом. Александр быстро спустился вниз и встал на колени над неподвижно лежащим Гамовым. Он повернул его лицом вверх.
- Все, отбегался я, товарищ капитан. Похоже, поломался я немного. Вместе нам не уйти. Берите документы и уходите, – прошептал он и тихо застонал.
- Ты что? Я не брошу тебя Гамов!
Александр хотел поднять его на руки, но Гамов громко застонал.
- Уходите, – прошептал он и закрыл глаза.
Сзади послышались автоматные очереди. Сорокин поднялся с колен и, достав документы из валявшегося рядом портфеля, сунул их под гимнастерку.
-  Оставь мне гранату, свою я, видимо потерял, – произнес Гамов.
Сорокин положил ему на грудь гранату и устремился в сторону спасительных камышей. Он вошел в воду и, раздвигая его руками, направился к противоположному берегу. Вода в озере была довольно холодной: похоже, где-то били подземные источники.  Иногда вода доходила ему до плеч, заставляла его плыть. Он передвигался от одних зарослей камыша к другим. На берегу раздалось несколько винтовочных выстрелов, которые моментально потонули в автоматной трескотне.
- Сдавайтесь! – донесся чей-то голос на ломаном русском языке, заглушенный взрывом гранаты.
Немцы не полезли в камыши и открыли по нему огонь из пулеметов и автоматов. Пули стали выкашивать его вокруг Сорокина. Ему пришлось несколько раз уходить с головой под воду, от ложившихся вокруг него пуль. Наконец, стрельба прекратилась, и немцы, по команде офицеров, стали подниматься наверх, а вскоре и совсем исчезли в зелени леса.
Сорокин выбрался из воды и, сняв с себя разбитые сапоги, вылил из них воду. Вокруг было тихо. Он развесил портянки на ветках куста и достал документы. Он бережно разложил их на земле, чтобы  просушить.  В кустах что-то зашевелилось. Александр успел схватить в руки автомат и направил его туда.
- Брось оружие и подними руки, если хочешь остаться в живых, – услышал он голос.
- Кто вы? – спросил он, все так же сжимая в руках оружие.
- Мы русские.
- Я тоже не немец – ответил он.
Из кустов вышел красноармеец, держа в руках винтовку. Сорокин понял, что, помимо него, в там находится еще несколько человек, которые готовы открыть по нему огонь любую секунду.
- Кто ты такой? – спросил его красноармеец.
- Я, капитан НКВД, из особого отдела 362 дивизии.
Солдат с недоверием посмотрел на него.
- Тогда положи автомат и одевайся. Мы из 58-ой армии, слышал о такой?
Сорокин положил на землю автомат, который тут же поднял боец и передал товарищу, вышедшему из кустов. Александр кое-как натянул на ноги сырые сапоги и, собрав с земли документы, направился вслед за солдатом. Минут через сорок он оказался в штабе стрелковой бригады.

***
Пауль Хорст глядел в окно «Хорха» и размышлял о предстоящем докладе командиру дивизии. То, что именно его люди уничтожили ночью генерала Власова, будет особо отмечено в докладе. На возможный вопрос, нельзя ли было захватить его живым, придется ответить, что все происходило ночью, и часовые не могли знать, кто на них нарвался. Впрочем, о какой темноте может идти речь, ведь стоят белые ночи. Этот момент необходимо хорошенько обдумать.
Неожиданно на дорогу выскочил мужчина преклонных лет и стал размахивать руками. На левом рукаве его старого пиджака была белая повязка полицая.
- Что ему нужно? – спросил Хорст переводчика.
Тот вышел из машины и подошел к полицаю. Они переговорили между собой, и он направился обратно к «Хорху».
- Господин капитан! Это староста местной деревни. Говорит, что вчера вечером у них были задержаны мужчина и женщина: они меняли вещи на продукты питания. Мужчина хотел обменять свои наручные часы на картошку. Вот посмотрите, что это за часы: на крышке написано, что они принадлежат генералу Андрею Андреевичу Власову.
Переводчик протянул часы немецкому офицеру. Тот взял их в руки и стал с интересом рассматривать.
- Господин капитан, что ему ответить? Староста просит вас заехать в деревню и посмотреть на этих русских.
Капитан задумался. Ему не хотелось туда ехать, так как он был уверен,  что уже видел убитого солдатами генерала Власова.
- Мне что, делать больше нечего? – ответил он переводчику. - Или он считает, что я никогда не видел пленных русских солдат? Пусть повесят или расстреляют.
- Он очень просит вас посмотреть на этого русского, – снова произнес переводчик, что говорит ему человек с белой повязкой.
Машина тронулась. Староста схватился рукой за дверцу машины и побежал рядом с ней.
- Ну хорошо, поехали, – произнес капитан. -  Посмотрим, кого они задержали.
Машина развернулась и двинулась по заросшей  травой дороге. Вскоре среди деревьев показалась деревня, рядом с которой раскинулось лесное озеро. Автомобиль остановился около дома старосты.
- Глеб! – громко крикнул староста часовому.  – Выводи пленных: господин офицер хочет посмотреть на них.
Глеб, высокий и здоровый парень, с ярким румянцем на щеках, перебросил винтовку с плеча на  плечо и широко распахнул ворота сарая.
- Эй! Краснозадые, выходите! – громко скомандовал он.
Из сарая, щурясь от яркого утреннего солнца, вышел высокий худощавый мужчина в больших роговых очках. Он остановился посреди двора и с интересом посмотрел на стоявшего перед ним немецкого офицера. Рядом с ним встала  женщина в зеленой армейской юбке и сапогах.
- Кто вы такие? – спросил Власова офицер. – Что вас занесло в эти края?
Мужчина сделал шаг вперед.
- Я, генерал-лейтенант Красной Армии, командующий 2-ой ударной армии Андрей Андреевич Власов. А это - медсестра. Зовут ее Мария.
Генерал обратил внимание на лицо немецкого офицера: на нем отчетливо читалось удивление. Он растеряно посмотрел на Власова, не зная как вести себя с высокопоставленным военнопленным. Еще полчаса назад он считал, что этот человек мертв, и вдруг оказался живым и сдался не кому-то, а лично ему, капитану вермахта Паулю Хорсту.
- Проводите господина генерала в машину, – приказал он переводчику.
- А что делать с медичкой? – поинтересовался у него переводчик, но капитан уже не слышал его. Он до сих пор никак не мог поверить в свою удачу.

***
Сорокин сидел на стуле в небольшом кабинете следователя    НКВД. Мужчина, в звании лейтенанта, ходил по кабинету из угла в угол, заставляя его поворачивать голову то в одну, то в другую сторону. Наконец, он остановился и сел за стол. Взяв в руки перочинный нож, он стал тщательно оттачивать карандаши, которые складывал в стоявший на столе стакан. Закончив это делать, он посмотрел на Александра, который все это время внимательно наблюдал за ним.
- Итак, гражданин Сорокин, у меня по-прежнему все тот же вопрос в ваш адрес. Вы, как сотрудник особого отдела, располагали сведениями о намерении генерала Власова сдаться в плен немцам? Насколько я понял из материалов предыдущих допросов, вы изначально входили в группу генерала, а затем вдруг решили пробиваться один? С чем это связано.
- Я уже отвечал на этот вопрос.  Вначале в нашу группу входили офицеры штаба, особого отдела, связи и другие офицеры и бойцы. Однако после того как наш отряд напоролся на немцев, генерал Власов решил разбить отряд на мелкие группы, которым, как он считал, будет значительно легче пробиться через линию фронта.
- Да, да, я это уже читал. Скажите, почему вы не последовали за генералом, а решили двигаться самостоятельной группой? У вас возникли какие-то разногласия с ним?
Следователь сидел за столом и постукивал по нему тупым концом карандаша. Сорокин отметил про себя, что у него начинают сдавать нервы: шел третий день непрерывных, круглосуточных допросов.
- Гражданин лейтенант, я очень устал и хочу спать. Я - сотрудник особого отдела 362-ой стрелковой дивизии. Прошу вас проверить это, и тогда все встанет на свои места. То, что наша дивизия в составе армии попала в окружение, я не виноват. Я не сдался немцам, я сделал все, чтобы пробиться к своим. 
Офицер усмехнулся.
- Странный вы человек, Сорокин -  прибыли из окружения в расположение наших частей с какими-то сомнительными документами и теперь считаете, что мы должны носить вас на руках? А как бы вы поступили на моем месте? Вы бы поверили такому человеку?
«Он в чем-то прав, – успокаивал себя Александр. – Я бы тоже не поверил. Но я же не предатель, и эти чертовы документы, мне не вручили где-то в Абвере, мы их захватили, потеряв в той операции трех бойцов».
 Лейтенант словно прочитал его мысли.
- Вы знакомы с приказом Ставки № 270 от 16 августа 1941 года? – спросил он Сорокина.
- Почему вы меня об этом спрашиваете?  Да, знаком, и что из этого?
- А, то, что вы должны были арестовать генерала Власова, когда он предложил пробиваться из окружения мелкими группами. Скажу вам больше,  командование фронтом направляло к месту выхода в эфир танковую группу для вывода из окружения штаба армии и лично генерала Власова, но они, понеся потери, не нашли вас в условном месте.
- Это вопрос, или вы уже решили, что я – предатель, и вы готовы отдать меня под трибунал? – спросил Сорокин офицера. – Если вы мне не верите, то к чему все эти вопросы, ответы.
- Не вставайте в позу, Сорокин. Была бы моя воля, вы давно уже лежали бы в овраге за этим домом.
Он вскочил из-за стола и схватил Александра за подбородок. Их глаза  встретились. Следователь отвел взгляд. Вытерев руки носовым платком, он снова сел за стол.  Лейтенант был человеком без комплексов и сейчас, сидя за столом и глядя на капитана, чувствовал себя полноценным хозяином его жизни: только от него  зависела жизнь этого человека. Он с первых минут допроса сделал для себя вывод, что Сорокин – предатель, и поэтому он просто наслаждался своим господствующим положением. Он взял остро отточенный карандаш и пододвинул к себе лист желтоватой бумаги.
- Почему вы выполнили преступный приказ генерала Власова?
- Я не понимаю этого вопроса, лейтенант? – сказал Александр. – Интересно, чтобы вы предприняли на моем месте?
- Я никогда не буду на вашем месте, Сорокин! Я - командир Красной Армии, а не армии предателей! И еще, для вас я не лейтенант, а гражданин начальник. Вот прочитайте и распишитесь, – произнес он и протянул Сорокину лист бумаги.
Александр взял его в руки и быстро прочитал: это было постановление об аресте.
- Я не понял, гражданин начальник, – делая ударение на последние два слова, произнес он. – Что это значит? Я прорывался сюда не для того, чтобы вы меня арестовывали.
- А для чего? Чтобы подрывать армию изнутри? Ничего, скоро все поймете. Увести арестованного! – крикнул он конвоиру и стал убирать со стола разложенные на нем бумаги.

***
21 июля 1942 года Народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия доложил товарищу Сталину об итогах вывода 2-ой ударной армии из немецкого окружения. В конце своего доклада Нарком сообщил Главнокомандующему, что 14-ого июля германское радиовещание в сводке верховного командования передало, что во время зачистки недавнего Волховского котла обнаружен в своем убежище и взят в плен командующий 2-ой ударной армии генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов.
- Погоди, Лаврентий, – остановил его Сталин. – Что значит в своем убежище? Если оно было, то почему мы его не нашли? Нам же были известны все их командные и запасные пункты? Выходит, мы плохо искали или здесь что-то не так?
Нарком стоял и молчал. Он уже пожалел, что произнес слово «убежище».
- Ты, почему молчишь, Лаврентий? Ведь ты сам тогда докладывал, что когда мы их проверяли, все они были пусты? Ты думаешь, что я этого не помню? Тогда получается, что немцы взяли его в плен не в убежище, а где-то в другом месте. Может, я не прав, тогда поправь меня, Лаврентий? Может, он и не собирался добровольно сдаваться немцам?
На лбу Лаврентия Павловича выступила испарина. Он лихорадочно думал, что ответить вождю. Врать было смертельно опасно.
- Я с вами согласен, товарищ Сталин, – тихо ответил он. – Может, Власов и не собирался им сдаваться, однако, насколько мне известно, он и не пытался пробиться к своим. Те, кто хотел это сделать, товарищ Сталин, пробились.
- Откуда тебе это известно? Выходит, ты считаешь, что он просто не хотел пробиваться, а решил затеряться среди лесов и топей, так получается?
Нарком снова замялся под взглядом желто-зеленых глаз Сталина: они смотрели на него с явным недоверием. Лаврентий Павлович набрал в легкие воздух и произнес:
- Я не исключаю этого варианта, товарищ главнокомандующий. Думаю, что он просто смалодушничал, испугался ответственности, боялся, что его обвинят, как и генерала Павлова, в потере управления армией, за свою растерянность и за многое другое.
- Расшифруйте последнее слово, я не люблю, когда люди говорят загадками.
Берия раскрыл красную папку и вытащил из нее письменные доклады командующих Волховским фронтом генералов Мерецкова и Василевского.
Он зачитал отдельные выдержки, из которых следовало, что Власов находился  в  подавленном психологическом состоянии  еще в апреле месяце, то есть с момента назначения его командующим 2-ой ударной армии. По всей вероятности, это объяснялось довольно просто: Власов великолепно понимал, что его назначение в погибающую в котле армию может окончательно сломать его восходящую карьеру и изменить отношение Сталина к нему.
Сталин молча выслушал.
- Хорошо. Кто еще из высших командиров 2-ой ударной армии попал в плен? – поинтересовался  Сталин.
Берия откашлялся и одернул прекрасно сшитый мундир.
- В плену оказался командующий ВВС 2-ой ударной армии генерал-майор Белешов, командир 46-ой стрелковой дивизии полковник Черный. Неизвестна судьба начальника особого отдела армии, начальника штаба армии Виноградова, дивизионного комиссара Зуева, заместителя командующего армии Алферова. Могу отметить, что отдельные воинские части полным составом сдались врагу.
По лицу Сталина пробежала тень, это говорило о том, что он недоволен полученной информацией.
- Какие у нас потери? – спросил он Лаврентия.
Тот замялся, не зная, что ему сказать о потерях, однако промолчать было нельзя.
- Из окружения вышли чуть больше тринадцати тысяч человек из сорока тысяч, которых мы имели на 1 июня 1942 года. Остальные - или погибли, или угодили в плен.
Сталин сломал папиросу и набил табаком трубку. Делал он это медленно, анализируя полученную информацию.  Раскурив ее, он встал из-за стола. Он подошел к окну и, слегка отодвинув в сторону штору, посмотрел в него.
- Сейчас многие генералы и офицеры попытаются обвинить Ставку в гибели армии, – словно рассуждая сам с собой, произнес он. – Будут говорить, что армия погибла из-за нерешительности главнокомандующего. Может, они и правы, Лаврентий? Но мы делали все, чтобы спасти армию от уничтожения, но отдельные высшие командиры почему-то больше боятся нас, чем немцев, и поэтому сражаются с оглядкой на Москву.
Он сделал паузу и затянулся дымом. Берия смотрел на него, стараясь предугадать, что дальше скажет вождь. Тот отошел от окна и сел за стол.
- Нужно не допустить, чтобы в армии и народе об этом пошли какие-то искаженные разговоры. Армия должна верить своему главнокомандующему, как и народ - своему вождю. Думаю, что ты меня хорошо понял, товарищ Берия. Партия большевиков не может ошибаться, все происходит там  внизу:  ошибаются конкретные люди, которым доверяла партия. Надеюсь, ты меня понял, Лаврентий?
- Я все понял, товарищ Сталин, – ответил Лаврентий Берия и, развернувшись, покинул кабинет вождя.
Вскоре вышло постановление Центрального комитета партии.
О РАБОТЕ ТОВАРИЩА ВОРОШИЛОВА
                Постановление ЦК ВКП(б) (1942 год)
Война с Финляндией в 1939-1940 годах вскрыла большое неблагополучие и отсталость в руководстве народным комиссариатом обороны. В ходе этой войны выяснилась неподготовленность народного комиссариата обороны к обеспечению успешного развития военных операций. В Красной Армии отсутствовали минометы и автоматы, не было правильного учета самолетов и танков, не оказалось нужной зимней одежды для войск, войска не имели продовольственных концентратов. Вскрылась большая запущенность в работе таких важных управлений народного комиссариата обороны, как ГАУ (Главное артиллерийское управление), Управление боевой подготовки. Управление военно-воздушных сил, низкий уровень организации дела в военных учебных заведениях и др. Все это отразилось на затяжке войны и привело к излишним жертвам.
Товарищ Ворошилов, будучи в то время народным комиссаром обороны, вынужден был признать на Пленуме ЦК ВКП(б) в конце марта 1940 года обнаружившуюся несостоятельность своего руководства.
1. Учтя положение дел в народном комиссариате обороны, и видя, что товарищу Ворошилову трудно охватить такие большие вопросы, как народный комиссариат обороны, ЦК ВКП (б) счел необходимым освободить товарища Ворошилова от поста наркома обороны
2. В начале войны с Германией товарищ Ворошилов был назначен главнокомандующим Северо-Западного направления, имеющего своей главной задачей защиту Ленинграда. Как выяснилось потом, товарищ Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда. Ввиду всего этого Государственный Комитет Обороны отозвал товарища Ворошилова из Ленинграда и дал ему работу по новым воинским формированиям в тылу.
 3. Ввиду просьбы товарища Ворошилова он был командирован в феврале месяце (1942 год) на Волховский фронт в качестве представителя Ставки для помощи командованию фронта и пробыл там около месяца. Однако пребывание товарища Ворошилова на Волховском фронте не дало желаемых результатов.
 Желая еще раз дать возможность товарищу Ворошилову использовать свой опыт на фронтовой работе, ЦК ВКП(б) предложил товарищу Ворошилову взять на себя непосредственное командование Волховским фронтом. Но товарищ Ворошилов отнесся к этому предложению отрицательно и не захотел взять на себя ответственность за Волховский фронт, несмотря на то, что этот фронт имеет сейчас решающее значение для обороны Ленинграда, сославшись на то, что Волховский фронт является трудным фронтом и он не хочет провалиться на этом деле.
ЦК признал, что товарищ Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте, и направил его на тыловую военную работу.



***
Сорокин прочитал постановление ЦК ВКП (б) в газете «Правда» и отложил ее в сторону. Он был освобожден из-под ареста два дня назад и сейчас ждал нового назначения на фронт. Несмотря на то что он великолепно понимал, что идет война, что для проверки достоверности данных им показаний необходимо было лишить его свободы, обида по-прежнему выжигала душу. Прочитав Постановление, он сразу все понял: партия и Ставка верховного главнокомандующего умело сняли с себя какую-либо ответственность за гибель армии, переложив ее на генерала Власова. Именно из-за его нерешительности, малодушия и трусости якобы и погибла армия, а он, испугавшись ответственности перед партией и народом, предпочел сдаться в плен немцам. Размышляя над превратностями жизни, Александр не услышал, как открылась дверь, и в комнату вошел боец.
- Товарищ капитан, вас вызывают в штаб, – произнес он, вытянувшись в струнку.
Сорокин встал из-за стола и, поправив гимнастерку, направился к двери. Он шел по коридору, то и дело, отдавая честь попадавшимся ему навстречу офицерам. Его выгоревшая, поношенная гимнастерка с медалью и орденом на груди явно не вписывалась в новое шерстяное обмундирование офицеров штаба. Открыв дверь, он приложил руку к пилотке и доложил о своем прибытии. Полковник Астахов, начальник особого отдела фронта, посмотрел на него и невольно улыбнулся: на ногах капитана были старые стоптанные сапоги, тщательно начищенные ваксой, но все равно выглядевшие неухоженными.
- Здравствуй, Сорокин, – произнес он, не выходя из-за стола. – Знаком с твоими приключениями. Могу сказать лишь одно – молодец! Как мне доложили сегодня, документы, которые ты доставил из-за линии фронта, оказались чрезвычайно важными. Хочу поздравить тебя, ты представлен к Ордену Красной Звезды.
Александр, разглядывая внешность начальника особого отдела фронта, не мог не отметить про себя, что за все  время их общения, тот ни разу не посмотрел ему в глаза. Его глаза жили как бы отдельно от него, и поэтому было трудно понять, насколько он  искренен в своих поздравлениях.
- Спасибо, товарищ полковник.
– Капитан! Ты отзываешься в распоряжение Наркомата внутренних дел СССР. Насколько я знаю, ты уже проходил там службу. Получи в соседнем кабинете проездные документы и езжай в Москву.
- Есть получить документы, товарищ полковник, – по уставу произнес Сорокин и, повернувшись, вышел из кабинета.
В канцелярии, куда он вошел, было пусто. Он немного потоптался у порога и собрался уже выйти из комнаты, когда услышал женский голос.
- Капитан Сорокин? Подождите секунду, я сейчас.
Вскоре из соседней комнаты вышла женщина лет тридцати, одетая в военную форму.
- Вы за проездными документами?
- Так точно, – ответил он и посмотрел восхищенным взглядом на красивое лицо женщины.
«Наверняка спит с полковником или с генералом, – почему-то подумал он. – Уж больно держится независимо при звании сержанта».
- Вот здесь распишитесь, – произнесла она и ткнула своим красивым пальцем в журнале.
Сорокин обмакнул перо ручки в чернильницу и расписался.
- Вот, возьмите, здесь все – проездные документы, продуктовый аттестат, короче, все необходимые документы. Вы – счастливчик, капитан, еще несколько дней назад вы были в расстрельных списках, а сегодня -  направляетесь в Москву.
- Я бы многое отдал, товарищ сержант, чтобы вот, так как вы, сидеть тут и завидовать людям из расстрельного списка.
Он взял документы и вышел из кабинета. Багажа у него не было, и он сразу же направился к машинам, стоявшим у штаба.
- Кто едет на вокзал? – спросил он первого попавшегося ему на встречу водителя.
- Вон тот, по-моему, – произнес боец и указал на стоявшую в стороне полуторку.
Через полчаса он уже трясся в машине по разбитой дороге. То, что произошло потом, Александр помнил плохо. Немецкий истребитель зашел на грузовик сзади: пулеметная очередь, и машина вспыхнула ярким факелом. Он успел выбраться из нее раньше, чем стали рваться ящики с боеприпасами, которые в ней находились.