Париж - Санкт-Петербург

         Софье Сергеевне Сафроновой – с любовью.               
               ПАРИЖ – САНКТ - ПЕТЕРБУРГ

                (ОСЛЕПЛЕНИЕ КРАСОТОЙ)

Очерк
Суетность принижает значимость
Веяние времени: картины в рамах и без – на помойке. Нет, моя находка только собиралась туда. Но теперь, заняв достойное место в моём доме, заставляла разглядывать её пристрастно, присматриваться к надписи по–французски и неразборчивой подписи живописца с Монмартра. Нет, нет, господа, непременно, с Монмартра. Мне лестно думать, что покупка совершена именно там.   
На меня призывно смотрели сразу несколько визитных карточек европейского города:  Эйфелева башня – всеми своими опорами, уровнями и ажурностью инженерной мысли. Сена - неширока, глубока. Рвущиеся ввысь крылатые кони – мои друзья в золотом обличье возле моста Александра Третьего небезразлично следили за мной , мечущейся с неотложными делами по комнате. И я поняла: не отвертеться. Пора. К тому же, я принципиально против ситуации из анекдота:     - Опять хочу в Париж! - Что, уже была?
-Нет, уже хотела.
Итак, Париж? Значит, Париж.
          Наши предки – дворяне-бояре не мыслили воспитания своих отпрысков без французского уклона. Офранцузить потомков считалось, как дыхание, необходимостью. Времена минули. Но в генетической памяти поколений этот высокий франко-российский мотив остался. Осталась и связующая нить приязни и доброжелательства.                *           *            *
Любите ли Вы творчество господина Эрнеста так, как любила его я, зачитав до дыр? «Праздник, который всегда с тобой» был последней жемчужиной в копилке моих впечатлений о художнике необычайного литературного слога. Чтобы окончательно утвердиться в своей привязанности, я посетила дом-музей Хемингуэя в Гаване. Получив ответы на дополнительные вопросы. Было время, когда интерес к писателю находился на пике необычайного. Как в своё время к творчеству господина Эриха Марии Ремарка. В народе же, ночами стоявшего в очередях за подписными изданиями, созрело двустишие. Наскоро «причесав» его ради эстетики письма, могу предложить смешливому читателю:    Вчера читал Хемингуя,
Не понял вовсе…ничего.
С рожденья живя в Санкт-Петербурге и будучи избалована архитектурными изысками чудо - города, мне захотелось увидеть европейское поселение мирового масштаба. Т;к восхитившего писателя, что он разразился отдельной книгой.
            Созданный бароном Османом, Париж был превращён его трудами в туристическую Мекку. И никто, невзирая на оттопыренные карманы и пальцы, не смеет покуситься на единожды обретённое. Весь мир желает проинспектировать этот труд, лично присутствуя на бульварах, в музеях, театрах, замках. Коренных жителей в Париже – 2 миллиона; ежегодных туристов – 25. Город пренебрегает понятием «сезонное блюдо». Париж – всегда Париж. Круглогодично. Это вам, господа, не северная Африка, которую пользуют, в лучшем случае, по октябрь.
Аэропорт «Руасси Шарль де Голль» был гостеприимен, багаж вручил лично каждому и препроводил в разные гостиницы. Нам с Мариной досталась «Alexandrine Opera» 2* в центре и на правом берегу Сены (со звёздностью во Франции оч-чень напряжённо). Наш №24 в отеле был столь незначителен в двух измерениях, что свободно передвигаться вдвоём одновременно не было никакой возможности. Но это, к счастью, было неважно.
В шаговой доступности – «Grande Opera», от каменных ступеней которой ежеутренне начинались наши турнабеги: по 12 – 14 часов до полного изнеможения все 7 дней, господа. Иной день и не обедамши – некогда. Да и не за тем прибыли. Немощным и ленивым великий город не покорится. «Париж экскурсионный» (название нашего тура) – для скорых на ногу, гипертрофированно любознательных, готовых на всё ради неизведанных эмоций. И с лёгкостью превозмогающих природную бережливость.
 
*             *              *

С рук на руки нас принял гид по Парижу и предместьям российский гражданин господин Сергей, знающий всё обо всём и даже больше. Обзорная экскурсия началась немедленно после чемоданных забот. За несколько часов парижский гид визуально подружил нас со всеми достопримечательностями города. Побывали и в предместьях с современной архитектурой. Париж до краёв  насыщен своей красотой. Он полон собой, своей историей, выгодно отличается от предместий с современным недомыслием из стекла и бетона. Пригороды примыкают к городу так плотно, что являются его продолжением. В городке Дефанс построен первый небоскрёб (если честно, -  нагромождение из стекла и бетона) в честь господина Нобеле. Да, да, того самого.
Ничего не утаив, без устали выгружая и загружая обратно, господин Сергей доброжелательно потчевал нас своим интеллектуальным богатством. На литературном русском. Изобильно и не ленясь. Демонстрируя любовь к профессии. И на этом поводке мы следовали за ним, не отставая и заинтересованно. Когда тебя везут по незнакомому городу, указывая, куда кидать взгляд, всё ясно – понятно. И остаются в памяти интересные детали. Оказывается, улицу с именем моего родного города переименовывали четырежды. Правда, в последний раз французы впали в глубокую задумчивость: а надо ли? И, не утратив терпения и уважения к России, дали-таки улице новое имя – улица Санкт-Петербурга. А господину Дюма было предостаточно незначительной территории для всевозможных перемещений действующих лиц в романе «Три мушкетёра». Буквально, одного парижского квартала.
В результате же всех этих впечатлений, телодвижений и сообщений в голове образовалась та-ка-я «каша»! И никакие записи не помогли.
* * * После ужина в кафе препожалуйте на прогулку по Большим Бульварам. Они действительно БОЛЬШИЕ, господа. Летний вечер ещё не вступил в свои права. Я смотрела на здания противоположной стороны самого широкого в мире проспекта и не могла понять: чего мне в этой картинке нехватает? Что же… не так? Нет, с мансардами всё в порядке, это -  изобретение Парижа , оно -  вне всякой конкуренции. Решётки настоящих и ложных балкончиков изящны, неповторимы в рисунке. Сравнивая, глазеть хотелось долго. Так и не определив для себя, чего же нехватает оку на фасадах прекрасных зданий, уже валясь с ног, добрели до «Alexandrine».
День второй.
Утро вечера мудренее. Сегодня я пойму, что же не так и чего нехватает. А сейчас мы с Мариной, следуя скорым шагом к ступеням «Grande Opera», пытаемся разобраться в улицах и проспектах со вчерашнего дня знакомого города. Мы подошли к театру с затылочной части, отметив, что её поношенность пытаются реанимировать, одев в леса и огородив синим забором. С изнанки театр остался  неглиже на всё время нашего пребывания в Париже.
Руководитель группы и гид Ольга Андреевна Смирнова (французским -  свободное владение, знание города, как свои пять пальцев) вручила каждому схему метро и план Парижа. И предложила спуститься под землю, дабы купить блок проездных билетов.
Быть необразованным вообще, а по Парижу, в частности, - драматично. Мне было рекомендовано, господа, стать немедленно самостоятельной в чужом городе. От неожиданности все известные процессы в моём теле приостановили свою деятельность. Страх потеряться среди неведомых улиц и площадей, языков не ведая, сковал сначала члены, а затем и органы. Я не хожу в лес одна, опасаясь заблудиться, зайдя за соседнее дерево. Не брожу отрешённо по незнакомым городам и весям – только с группой. Мой топографический дебилизм ( ну и названьице! ) всегда при мне – так отпущено природой. Однако, спасение пришло. Меня прислонили к себе до конца путешествия две Марины + одна Настя. И теперь сам чёрт мне был не брат. Господа, знакомьтесь с чужими столицами заранее. Не одна я с таким «подарком» судьбы, как выяснилось позже.
Вглядевшись в схему парижского метро, мы обнаружили 14 линий, которые ошарашили и впечатлили нас на всю оставшуюся. Немедленно вспомнили метро нашей северной столицы, пять линий которого ясны, как Божий день. Однажды, будучи в свободном плаванье по незнакомому городу, мы вчетвером не могли выйти из метро в нужной точке целый час. А французы перстами тыкали в разные стороны, желая нам помочь. Линия же №7 надёжно пряталась от нас за схемами и указателями на французском языке. Город, принимающий разноязыкие зарубежные племена в огромном количестве, вполне мог бы продублировать тексты указателей и на английском, и на русском. У нас это уже делается. Из уважения и коммерции для.
Париж начался на острове Ситэ. Средневековый Notre Dame de Paris  появился именно там. Сколько слышали, читали, мечтали! Мохнатая гусеница – очередь в собор, извиваясь, двигалась довольно быстро ко входу. Мы примкнули к ней, чтобы осязать глазами. Извне собор грандиозен, импозантен, давлеет над всем островом. Notrе Dame признан шедевром мировой архитектуры ( заложен в 1163 году, имя первого архитектора не сохранено) . Войдите внутрь спокойно, без суеты – суета принижает значимость. Середина собора отделена от пути следования толпы – идёт служба. Не повышайте голос: здесь молчанье – золото. Возле стен – место для коммерции: свечи, иконы, изделия из драгоценных металлов. Обойдя собор с тыла, опять убедились, что он – исполин и сделан на века. За звонкие евро можно подняться на смотровую площадку сооружения сбоку. Медленность движения по винтовой лестнице и высота, бывало, приводили к обморокам. Я остановила мысль о подъёме до следующего раза.
Жизнь собора в разные столетья не была однообразной. Произведение ранней готики, собор под своими сводами, за своими могучими стенами мог защитить-укрыть от врагов. Под сводчатым потолком собора проводились собрания-заседания, поэты читали стихи, ставились театральные представления-мистерии. Однажды Notre Dame был приговорён к высшей мере. Но после романа Виктора Гюго сносить его передумали, отремонтировали, собирая сведения в архивах об архитектурных деталях. Мне лично кажется, что наряду с импозантной завершённостью, готический средневековый стиль несёт в себе агрессию. Тем не менее, стреляющие в небо многочисленные шпили, башенки, рельефы красоту умножают, ибо она – совершенна.
***
     «…     Распростёр колоннаду,                В мир покоя нездешний
    Как объятие рук.   По аллее колонн
    Распрямит, если надо   Ты заходишь как грешник,
    Жизни погнутый круг.                А уходишь прощён. » Владимир Филиппов


Как утверждают гиды, мир богат нотрдамами. Вот и мы, российские, преуспели. Казанский собор Андрея Никифоровича Воронихина есть изумление Невского проспекта. Выйдем из метро к каналу Грибоедова да на теневую сторону Невского к призывно раскинутым объятьям колоннады.
Она очерчивает полуовал. А венчает собор огромный купол. Эта сияющая архитектурная деталь существует в неоднократном повторе и в Париже. Сотрясать воздух словесами в конце прошлого века было принято на казанском пятачке. Пред собором – скверик. У граждан – в востребованном почёте. Площадь и сквер у собора пользовали для митингов различные партии, движения, объединения. Пришлись впору установленные перед Казанским памятники М.И.Кутузову и М.Б.Барклаю-де-Толли. Ещё моя бабушка сказывала, как острословы городского фольклёра оценили работы скульпторов Орловского и Гальберга: Барклай-де-Толли и Кутузов
В двенадцатом году морозили французов.
А нынче благородный росс
Самих поставил против Казанского собора
Без шапок на мороз.
Строительство собора окончено накануне Отечественной войны 1812 года. Он создан во имя Казанский иконы Божией Матери. С 16-ого века и по сей день, возлюбленная российским народом, она помогает и в военное, и в мирное время. Во соборе в очередь поклониться ей, пошептать свою просьбу встала и я. Никто никого не торопит, претензий за долгое стояние перед реликвией не высказывает: атмосфера храма способствует взаимоуважению. Которого так, господа хорошие, нехватает нам и в улицах, и на кухнях. Возможно, и поэтому след от слезы на святом лике  не исчезает. *    *   *
В Латинском квартале Парижа всего много. В 13-ом веке Людовик Святой открыл школу для студентов – теологов, медиков, филологов, юристов. В дальнейшем, некоторые факультеты были вынесены в другие города. К примеру, факультет филологии. Чтобы студенты «не мутили воду» революционными идеями.
Озабоченный славой полководца, господин Наполеон не только водил полки в авантюрные и бессмысленные походы. Но и ревностно соблюдал чистоту французской речи. Мы, россияне, тоже можем похвастать аналогией. Студенты же Сорбонны, на тот момент единственного  учебного заведения Высшей пробы, говорили на жутком латинском сленге. Волевым решением учебные заведения были закрыты. Чистопородный французский - спасён. Сейчас высшее образование – не только Сорбонна.
Уютный дворик  Musee de Cluny примечателен подлинными старинными водостоками. Эти архитектурные детали дошли до нас в обличьях химер. Они отбрасыва
ют дождевую воду, не давая ей стекать по стене. Кстати, Notre Dame обустроен такими же конструкциями.
Пройдя от музея к бульвару Сен-Мишель, познакомились со средневековыми развалинами галло - римских терм – древнейшими сооружениями Парижа. Являющимися предтечами современных общественных бань. Ограждённые решёткой и расположенные значительно ниже уровня тротуара. Из-за последующих культурных наслоений этот уровень с годами стал выше значительно. Термы, уже только отдалённо похожие на изначальные сооружения, но исторически значимые, ответственно сохранил город для нынешних и для грядущих поколений. Следуя далее, на фасаде одного из зданий по светло-бежевому полю крупными латинскими буквами обозначено: SORBONNA.
Идучи к бульвару, знакомимся с выставленными на улице ценами. Против каждого из многочисленных ресторанчиков – меню с подробным пояснением относительно цен за весь комплексный обед и за каждое блюдо в отдельности: E10,12,15,17 – на любой кошелёк. По российской привычке немедля произведя нехитрые арифметические действия, пришла к выводу: у нас-то дешевле. По случаю мизерных зарплат и нищенских пенсий. Уровень жизни французов высок. Господа путешественники, вы приехали увидеть и восхититься? Мы вам в этом поспособствуем. Но… платите в кассу!
Встреча у фонтана на Сен-Мишель состоялась. Служащий ориентиром, фонтан – место отдыха и свиданий интересен в оформлении. Тут тебе крылатые львы, источающие водяные струи, с телами  змей вместо задних лап. И ниспадающие потоки по вертикали.
***
Трамвайчик, бороздящий Сену, вёз нас на прогулку, минуя множество мостов. Сопровождавший дождичек российского происхождения от работы устал и прогулку испортил не слишком. Проплывавшие мимо здания пытались ответить на мой вопрос « чего нехватает?». А неширокая Сена напомнила мне другое путешествие. По рекам и каналам Санкт-Петербурга в пригожий выходной я прокатила мою внучку. «А где море, бабушка?» - спросила Ира, следуя к набережной канала Грибоедова. «Невы державное теченье» вполне внятно ответило на её молоденький вопрос. Широта и глубина городской реки, похожей на море, заворожили. Свежий ветер плотной струёй бил в лицо, трепал волосы.
«  …       Невесомая, как облака,
Шевеля поплавками счастливо,
Проскользнёт под мостами река,
Убегая в объятья залива».
Адриан Протопопов
По берегу поспешали строения из того минувшего, когда зодчие были озадачены индивидуальными проектами, способными воспеть и облагородить. Отставая, мосты поражали бесконечностью пролётов, являя « оград узор чугунный». И я, наконец, разобралась, чего мне недостаёт в фасадах зданий французской столицы: цветовой гаммы. Сооружённые из известняка, ракушечника и песчаника, они представляют собой ( за некоторым исключением) моноцветный ряд, тем не менее, изящной архитектуры. Множество деталей: балкончики, решётки, барельефы, колонны, скульптуры, башенки, мансарды, исполненные инженерной мысли и талантливыми руками, явились необходимым звеном целого, получившего имя Париж.
***

Не потому, что каждый кулик..,
                А справедливости ради.
            Я мысленно возвращаюсь в Санкт-Петербург. Где  затерзанный революционными
идеями  и потребительским отношением к истории современных нуворишей, старый город едва остался в живых. Всевозможные приватизации, уплотнительные застройки, распродажи бесстыдно смотрели в лицо старине из-за купленных всё разрешающих подписей и печатей. Не уважая высокое архитектурное мышление зодчих прошлого и вписывая нечто невписываемое в уже созданное, уродовали чистые линии безукоризненного лица.  И … всё-таки! Чтобы суетность не принизила значимости, господа, оторвите изнеженные филейные части тела от мягкой мебели, взор – от бездарных телепередач. Включите свой собственный мозг. Неспешно влейтесь в проспекты родной Северной Пальмиры и поверните голову направо, а потом -  налево… Что?.. Ну, ладно, сначала налево, а уж затем -  направо. Вы живёте в городе Петра Великого. И куда бы вы ни посмотрели, везде в старинной его части – архитектурная мысль высочайшего полёта. В разнообразной цветовой гамме, завещанной предками.
«Драмы множества жизней, дворцовые тайны
  Прячут стены твоих разноликих домов»
                Ирина Богородицкая
Заметьте же это, наконец, господа. Вам не надо спешить. Ваши обзорные экскурсии не ограничены семью днями, - только продолжительностью жизни. Итак! Район Невского проспекта пресыщен блистательной вечно молодой стариной. В тот полдень мы с Ирой ехали к Спасу-На-Крови. Изгиб канала Грибоедова приоткрывал панораму не вдруг, - постепенно. И вот архитектурное детище господина Альфреда Парланда (конец 19-ого века) предстало взору целиком во всём своём индивидуальном обличье. Унаследовав генетически обусловленное обострённое чувство прекрасного, моя внучка закричала: «Бабушка, что это?» Её потрясение было столь велико, что переступив порог легендарного храма, экскурсовода уже не покидала, внимательно выслушав всё, что было подано.
День  третий
Утро третьего дня приобрело запах французского парфюма, как только мы переступили порог Parfumer Fabrik «Фрагонар». Ароматы витали в воздухе, создавая атмосферу праздника. Не ленясь и профессионально менеджер заведения прочитала познавательную лекцию живым русским языком. Поскольку от роду-то – россиянка. Её заинтересованному рассказу внимали пристрастно, коль скоро желали обогатиться не только обновлённым кругозором. Иные цифры поразили. Я и не предполагала, что один литр розового масла, собираемого, буквально, по капле, требует девятьсот килограммов лепестков. Что стопроцентного парфюма для мужчин нет в природе (какой только лапшой не пользует наши уши торговля!). Парфюм (духи) содержит двадцатипроцентную концентрацию масла, туалетная вода – двенадцати, а одеколон – четырёх. И вот настал торжественный момент приобретения ароматов. В фабричной упаковке парфюм сохраняет свои свойства восемь лет. Дегустировали до полного забвения себя, водя носами по пробным полоскам. Удержаться от соблазна «купить» нет никакой возможности, поскольку в окружающей атмосфере заявил о своих правах господин ажиотаж: если не сейчас, то когда? Посещение Parfumer Fabrik – разовое. И только с группой и с гидом.
***
На Монмартр можно подняться по ступеням (поскольку высоко, их много – 237). А можно и на фуникулёре, поскольку оплачено. На церковь Сакре – Кер, вознесённую на холм, сначала смотришь с нижних ступеней лестницы,  ведущей ко входу. А потому кажется, что неприступное светлое облако сооружения парит над тобой в туманном утре Монмартра. Пред собором – скульптуры: справа – Жанна д’ Арк, слева – Людовик XII-ый. Их кони горделивой осанкой не пренебрегли – статус седоков обязывает. Затуманенное солнце, наскоро выпив влагу, представило с высоты холма панораму дивной красоты. Холм, будучи самым высоким местом Парижа, ( 127 метров),со ступеней базилики открывает солнечный вид города и его окрестностей. Видно отчётливо и далеко. Кажется, всюду рукой подать. На небольшой площади Тертр ( pl. du Tertre ) в былые времена кипела жизнь: это здесь художники писали свои «моментальные» картины, чтобы тут же их продать заказчикам. На Монмартре жили или снимали жильё Виктор Гюго, Жорж Санд, Тулуз-Лотрек, Винсент Ван-Гог, Пабло Пикассо, Дега, Модильяни, Огюст Ренуар, Рауль Дюфи. Теперь они проживают в Лувре, Орсэ, Оранжери и других, уважающих себя, галереях. Это здесь, на Монмартре, есть одно местечко ( площадь Пигаль, у фонтана ), где можно было купить натурщиц. К одобрению Эдуарда Мане, частого посетителя. Без традиций – никуда: местные увеселительные заведения, « Мулен Руж» в том числе, и по сей день в работе. Тулуз-Лотрек, в своё время, проводил там вечера, делая наброски с танцовщиц и публики. Одним словом, богема никогда не была стеснена в действиях и поступках. Придя на площадь Тертр, я не ощутила атмосферы тех времён: потребности потреблять искусство в большом количестве. Да и художников-то раз-два да и обчёлся. Их произведения не вызвали у меня острого интереса. Свои ювелирные причуды охотно продемонстрировал здесь же на площади небольшой магазинчик, серебряные изыски которого предстали в полном объёме. Париж находится на широте Сочи, и на спуске с Монмартра виноградник весело и многообещающе зеленел листами и гроздьями будущего урожая.
***
Посреди всей этой изысканной античности – сумбур современной архитектурной беспощадности с уклоном « от футур» из бетона, стекла, резких геометрических форм и линий. Это – Центр Помпиду. За рубежом не принято называть президентов, отслуживших своей стране, бывшими. Потому Жорж Помпиду – навсегда президент Франции. Это он был инициатором строительства культурного Центра в сто тысяч квадратных метров по проекту англичан Ренцо Пьяно и Ричарда Роджерса. Ради освобождения полезной площади все системы обеспечения, окрашенные в различные цвета, выведены наружу: лифты, эскалаторы, трубопроводы. Мне не понравился этот хаос. Сооружение – незваный гость ( parasitos – греч.), застрявший в «античном пиру». И это есть моя личная кочка зрения. На фоне хаоса – умное с улыбкой мудрости лицо выдающегося руководителя государства Франция гасит негативное впечатление.
День  четвёртый
По залам «сумасшедшего» дома с именем Версаль мечутся толпы экскурсантов. Они постоянно испытывают чувство не только локтя и колена, но и всех прочих частей потных тел, измученных вложенными в Париж средствами: НА – ДА! УПЛО – ЧЕ – НА! Ажиотаж- то и осудить невозможно: в глазах – неподдельный интерес: охватить всё и сразу. Мы и так знали, но приятно услышать ещё раз, что пороки прошлых королей ничем не отличались от пороков королей нынешних. Те же: страх, жадность, зависть, любовная страсть. И Бога не боялись, и ничто человеческое не было им чуждо. Не упуская из виду зонтик – опознавательный знак (он же – ориентир) нашего гида господина Сергея, мы обследовали и дворец и парк.  Тщательно подстриженные кусты самшита (не будем забывать – широта Сочи) формируют  украшения геометрической формы, сопровождаемые цветущей геранью, петуньей, маргаритками. Приобретённый геометрический колорит усилен вазами, статуями, мраморными бюстами и балюстрадами. Идея оформления парка понравилась, ибо нашлись желающие подражать в разных концах света. На территорию Версальского дворца невозможно пройти, минуя затейливую чугунную решётку. Людовик ХIV – король-Солнце наблюдает суету экскурсантов, сидя на коне перед входом во дворец.
***
Не миновали и Фонтенбло – старейшую загородную резиденцию французских королей. Сейчас – национальный музей. Красота не может утомить. Субтропический парк угостил нас ароматами растений в субтропическом воздухе. А усилили впечатление от увиденного в живописном пруду  немыслимые безразмерные карпы, похожие на свинок. Готовые заглотить и нас вместе с хлебом. Рядом с карпами – лебеди в большом количестве. Негостеприимно шипели при моём приближении.
        День  пятый
Сегодня – свободный день, он же – день музеев. Для самостоятельного посещения любых (их – очень много)  музеев Парижа предусмотрена музейная карта: предъявитель сего проходит свободно, не озадачиваясь приобретением билета. Левое крыло Дворца Правосудия – музей Сен-Шапель (Sainte Chapelle) – Святая Капелла. Войти в музей вот так сразу прямо с улицы и глазеть по сторонам? Не так резво, господа. Проверка ручной клади и её владельцев на предмет присутствия недозволенного и взрывоопасного обязательна и обсуждению-то не подлежит. Встаньте, пожалуйста, в очередь и наберитесь терпения. Досмотр добросовестный. И только здесь, во Дворце Правосудия. В восторженном молчании взирали на витражи ХIII-ого века в одном из совершенных памятников архитектуры в готическом стиле. Витражное искусство для украшения храмов использовалось в Европе весьма широко. Именитые художники работали в этой области. Марк Шагал – в их числе. Это искусство представлено почти в каждом храме из тех, что я посетила в Германии, Швейцарии.
***
Музей Орсэ. ( Le Musee d’ Orsay). Знакомясь с экспонатами музея, мы обратили внимание на странность внутренней конструкции сооружения: немыслимые просторы, высота сводов 40 метров. Внешне – каменный фасад + купола. Припомнилось слово «эклектика». А всё потому, что популярное ныне здание предназначалось для железнодорожного вокзала. Архитектор Ге Оленти создал пятиуровневый музей, где выставляются картины и российских художников: В. Серова, Л. Пастернака (отца).
***
Огюст Роден. Национальный музей. Здесь не только экспозиция подаренных государству коллекций, но и мастерская, и приёмная. Но самая любимая мною работа «Мыслитель» - недалеко от входа в музей под открытым небом меж  роз и фантастически подстриженных кустов. Бродя по залам среди работ Моне, Ван Гога,  Ренуара, услышали русскую речь и подошли спросить дорогу в Собор Инвалидов. «Это просто и недалеко. Но привет от меня Наполеону не передавайте», - сказал незнакомец. Нам было интересно взглянуть на воплощённую в камне степень почёта полководцу девятнадцатого века, бездарно губившего огромную армию в авантюрных походах. В бескрайних российских снегах, - в том числе. Тайно бежавшего, спасая себя и бросив в чужой стране верных долгу солдат. Они оставили нам на веки вечные французские словечки. Cher ami, говорили крестьянам голодные и едва одетые суровой зимой французы, умоляя о хлебе. Идите, идите, шерамыжники, мы вас не звали. Самим есть нечего. Для французской армии на русской земле не нашлось ничего: ни хлеба, ни фуража. Замороженные трупы лошадей валялись по дорогам непокорной страны – шваль ( по-французски – лошадь). «Шерочка с машерочкой» говорят в том случае, когда на танцах нехватает мужчин, и женщины развлекают себя сами. Россия не осталась в долгу. Полюбившееся «быстро» вернулось к нам, погостив на берегах Сены, уже грассируя. «Бистро» (привычно ударяясь о последний слог по-французски) написано на вывесках  питерских кафе. Степень же почёта французскому императору лично у меня вызвала недоумение. В связи с выше изложенным, чрезмерная пышность надгробия вызвала двойственное чувство. С одной стороны – блистательное архитектурное решение господина Висконти – шедевр в порфире. Он был доставлен из Карелии глыбами до двухсот тонн. Везли эти тонны целый год. Ей-богу, на это стоит взглянуть, господа… С другой стороны – за что же уж так-то уж, господа французы? С почётом-то – перебор. Но это есть моя личная «кочка» зрения.
А что же с нашим-то талантливым славянином,  полководцем-победителем, с господином Кутузовым? Дело воинское произойдя до тонкостей, армию вражескую сгубил, страну Россию от нашествия спас. Князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов внезапно умер в 1813-ом году в Бунцлау. Его прах хранит Казанский собор в западном приделе под скромной мраморной плитой. Над ней – герб, далее – из красного мрамора памятная плита скромных  размеров с именем и датами начала и конца жизни. Справа – ключи от взятых крепостей и вражеские штандарты. И каждый прихожанин считает своим долгом подойти, спокойно постоять рядом и поклониться праху выдающегося полководца великой России.
***
Триумфальная Арка на площади Карусель (Place du Carrousel) в Париже была возведена в честь побед Наполеона. Торжественный въезд императора во дворец Тюильри должен был начинаться отсюда. Императору пышное сооружение пригодилось лишь раз – для траурной процессии с его катафалком. Издали и вблизи Триумфальная Арка – сооружение основательное. В правой опоре лифт работать отказался. Именно к нашему появлению. Но мы дружно подумали: « Вы хотите поставить нас в тупик своими вопросами, а мы поставим вас в тупик своими ответами»*. Мы в Париже – элемент чужеродный, экскурсанты. Здесь – не навечно. А потому «упёрлись рогом» и… поднялись пешком. По крутой винтовой лестнице, между прочим. Но, когда я достигла смотровой площадки, коленочки-то подогнулись. Иностранные подданные моё в меру молодое тело
подхватили и удержали в вертикальной позиции: все люди – братья.
 
  *М.М. Жванецкий



  ***
Среди себе подобных человеческая особь, ненаделённая чувством юмора, – элемент антисоциальный (шутка). И наоборот. Счастливые обладатели этого удивительного отпущенного Господом Богом свойства – скорострельного и всегда неожиданного, вызывают симпатию и расположение. Войдя в вагон метро, мы стали внимательно изучать маршрут, рассуждая вслух. Русская речь привлекла внимание двух молодых мужчин, которые тут же признались, что они – армяне, живут здесь. И подсказали, на какой остановке выйти.
   - Спасибо за помощь. А то мы уже приготовились блуждать в метро целый час, как это было позавчера.
  - Так мы вам всё испортили?
Мимолётная встреча с остроумными людьми ( ну, везде – наши!) подарила нам смешливое настроение на весь оставшийся день.
***
Холм Шайо. Придя сюда ещё раз, вспомнили, как в день первый на площади Троко-де- Ро меж дворцов Шайо представители арабской диаспоры  устроили протестную акцию с музыкой, танцами и человеком у микрофона. Который сводил на нет титанические  усилия господина Сергея: перекричать не представилось возможным. Сегодня же мы, послеобеденные и отдохнувшие от «perpetuum   mobile» по парижским музеям, спустились с холма Шайо прямиком к опорам Эйфелевой Башни в длинную зигзагообразную очередь. Мы были готовы заплатить за все уровни сразу, но лифт поднимать толпу на третий уровень отказался. Я готова была пойти пешком – не пустили. Но и со второго уровня раскинувшийся под нами город с чёткими линиями Сены, отсюда – крохотными её прогулочными трамвайчиками, Елисейскими Полями, Большими Бульварами, куполами соборов там, вдали был прекрасен и очертания его лица – молоды. Смеркалось. И вот оно  - чудо чудное, диво дивное. Эйфелева Башня вспыхнула и заиграла , потаёнными на дневном свету, огнями (проводов употреблены фантастические километры; красят башню вручную ежегодно). В протяжном вопле восторга была благодарность судьбе за оказанную милость; властям – за уважение и любовь к вверенному городу; себе самим – за то, что всё задуманное свершили.
  - Девочки, вы, наконец, поняли: мы – в Париже?! – сказала одна из нас.
И смеялись от счастья и полноты чувств.
  День  шестой
Поездка по замкам Луары – мероприятие дополнительное. Небесплатное и на весь день. Вместе с обедом. Протяжённость пути – 250 километров. Всего каких-нибудь 164 еврика вынь да полож.
После Второй Мировой сохранилось 198 замков. Нам предстояло побывать в трёх из них. Приближаясь к цели путешествия, миновали атомные электростанции (совсем рядом с Парижем). В стране их сорок пять. Каждая -  под строгим надзором. Но теперь, в связи с природными катаклизмами, японского синдрома опасаются все страны. Франция – в том числе.
Прежде, чем впасть в Атлантический океан, река Луара преодолевает 1012 километров. И на её пути «каменная симфония» (по мнению одних), «каменный мешок» (по мнению других) – замок Шамбор. Грандиозен, импозантен. Чтобы осязать его взглядом снизу доверху, надо отступить вглубь парка. Крепость хранит воспоминание о мегаталантливом человеке: учёном, конструкторе, живописце, изобретателе. Леонардо да Винчи приписывают проекты дворца Роморантан и отдельных частей замка Шамбор. Замок построен по принципу всех прочих средневековых крепостей. Это, прежде всего, защита от врагов. Башни ( донжон – фр.) обязательны для наблюдения за местностью. В средней башне в случае опасности вместе с хозяином замка укрывалось всё окрестное население. Чтобы во время нападения воды хватило всем, на территории замка рыли колодец. На случай крайней опасности существовали подземные ходы. Через них спасались бегством. Прихожу к убеждению, что жизнь человечества в любые века не была усыпана лепестками роз. Замки и Шенонсон, и Амбуаз (родовое гнездо Карла VIII) хороши не только сами по себе. Прилегающие территории обустроены и обихожены в лучших дизайнерских традициях. И к приёму гостей готовы всегда. Замок Амбуаз стал последней обителью Великого Леонардо. Он умер 2 мая 1519 года. Согласно его пожеланию, похоронен здесь, в замке Амбуаз.
В повесть о замках Луары включена глава относительно дегустации вин. На винодельне, расположенной невдалеке от замка.  Возле автобуса нас встретил безразмерный грозного вида пёс из тех, кому доверяют присматривать за малыми детьми. Ньюфаундленд достиг уже того преклонного возраста, когда снизошедшая мудрость подсказывает простые решения: взимать мзду с каждого прибывшего.  Хоть чем-нибудь, но угостить обязаны. Хозяин меня кормит, конечно,но когда ещё и вы… жизнь становится вкусней. И не такой уж это смертный грех – чревоугодие-то. Не опасайтесь, я и смолоду был безопасен, а с годами просто забыл, что можно рычать-лаять-кусать. За всё признателен вам, господа. Услышав душой трогательный монолог, лично я – уважила.
Видимо, вина были хороши и одобрены многими – коммерция шла своим чередом. Лично я – не уважила: люблю ликёры. А сухие-полусухие с бесчисленными орденами и медалями по фасаду – не для меня. Подозреваю, что мой вкус – несовершенен. Скажу больше, извращён.
Следуя в Париж, транспорт широким потоком спешил расстаться с дневными обязанностями. И не было ему успокоения.
День  седьмой
  Утро седьмого дня, начавшись на ступенях Grande Opera, воодушевлено посещением Лувра. Американский архитектор китайского происхождения  Ео Минг Лей решил проблему единого центрального входа с современных архитектурных позиций. Поскольку не только архитектура, но и само мышление подверглось трансформации на современный лад. Посреди классики возникшая стеклянная пирамида никоим образом не вписывается в эту самую классику. Господа, следуйте в Париж и убедитесь в правоте моих слов.
Растиражированная в фотопродукции и всевозможной пластике, Венера Милосская поразить своей безупречностью уже не могла. Но публика, тем не менее, замирала, стоя несколько ниже и в удалении. И каждый, взирая, был горд тем, что довелось-таки: -  Вот и я здесь, у Ваших ног, Несравненная. Сознание, что смотреть на Совершенство в подлиннике дано многим, но не каждому, превращало поход в музей в праздник. Конечно, не единой этой скульптурой славен Лувр. Не только ради неё, бесцен
ной, мы истязали себя в бегах с раннего утра до позднего вечера. Лувр – бескраен. Его коллекция скульптур, картин, археологических находок по величине – первая в мире. А
чтобы суета не принизила значимости, надобно бы пожить в Париже. Чтобы взглянуть спокойно и никуда не спеша на «Одалиску», Энгра; «Свободу», Делакруа; на «Амура и Психею», Антонио Кановы; «Мадонну в гроте», Великого Леонардо; на «Портрет Христа», Антонеллы да Мессины. Создаст же человеческий гений, думаешь ты, безмолвно и недвижимо созерцая недостижимое. И благодаря творцов за искусство, не
имеющее возраста, способное возвысить душу до экстаза, понуждая её парить над землёй.
Заодно отвечая на вопрос, для чего нужны музеи?
***
«Дворцовой площади уют,
Дворцов доверчивые тайны,
Иду я к вам и в дни печальны,
Века мне ваши свет несут...»
Владимир Думский
Осенняя Дворцовая площадь пустынна. И потому более торжественна в своём молчаливом ожидании. Хранимая величественными мифическими титанами
(скульптор А. И. Теребенев), держащими на каменных руках небо, и Колесницей Победы
над Аркой Главного штаба, Александровская колонна (Александрийский столп) и грандиозна, и легка. Воздвигнутая в честь Александра I – победителя Наполеона в войне
1812 – 1814 годов, она есть ажурность инженерной мысли и её полёт. Колонна не врыта в землю, не укреплена фундаментально. Точный расчёт проекта Огюста Монферрана и собственный вес удерживают гранитную стелу  в центре  исторической площади. Попытки ретивых любителей экстрима (соцветие «здесь был Вася» пышно распускается в
исторически значимых местах) взобраться на колонну, как можно выше,  чтобы
себя показать и на других посмотреть, пресекает ограда, украшенная по периметру орлами.
                « Когда на сердце тяжесть и холодно в груди,
     К ступеням Эрмитажа ты в сумерках приди,
                Где без питья и хлеба, забытые в веках
                Атланты держат небо на каменных руках.»
Александр Городницкий
             
          Подписанная властями города антинародная и маразматическая идея – каток на Дворцовой обрела-таки своё воплощение. Несмотря на протесты общественности, руководства Эрмитажа, служителей Культуры два года тому питерцы вышли на платный
искусственный лёд. В результате неуёмных амбиций господ-устроителей, желавших прославиться любым способом, несколько орлов, украшавших ограду, снялись с веками насиженных мест и удалились восвояси. Неведомо куда. Святотатство не может кончиться хорошо. Неведомо также, оттянулись ли карманы хозяев катка ещё пуще, но город понёс реальные моральные и материальные убытки. Ответил ли кто-либо за этот «плевок в лицо», тож неведомо. Но предположить можно: у нас виноватых не бывает.  На всё на это в ужасе взирали, замерев и задержав дыхание, Ангел с высоты Александрийско
го столпа; Атланты, едва не обронившие небо; и кони вместе с седоками над Аркой Главного штаба. Ну, в каких парижах, господа, возможны такие «реверансы»?
А, тем временем, хранитель бесчисленных сокровищ «мировой культуры, возраст которых превышает многие тысячелетия»*, живёт своей привычной жизнью, слу
жа одной идее – сохранению и демонстрации сокровищ классической красоты. «Для всего
мира Эрмитаж остаётся эталоном абсолютной истины и недосягаемого совершенства»*.
    Если сделать несколько шагов влево и повернуться к колонне спиной, то там
вдали поблескивает позолотой знакомый до боли огромный купол Исаакиевского собора. Он напомнит о школьном походе в музей к маятнику Фуко в далёких пятидесятых прошлого века. Мы поднялись, конечно, на смотровую площадку, чтобы взглянуть на утренний распластанный под нами город с разных позиций:
«Всё -  фантастично, всё – на грани…
  Домов, дворцов, монастырей
  Размыты контуры в тумане…

  Пейзаж расплывчатый и бледный.
  Туман, как белая канва:
   Ещё не вышита Нева,
   Ещё не вышит Всадник Медный»
Надежда  Ораевская

  Рождая всевозможные слухи, Исаакий Огюста Монферрана строился бесконечно долго – 40 лет. Установленный на сваях (их – 10762) из-за ненадёжности петербургской почвы, собор-исполин – огромный, массивный, высокий рождал легенды. Одна из них в том, что он продолжает оседать в грунт и ныне. Может кому и не по вкусу
пришёлся Исаакий Великолепный. Я же, отойдя вглубь площади и окинув глазом воплощённую монферранову мечту, восхищённо взираю на это чудо.
 * Н. А. Синдаловский, « Петербург»

Непрофессионально не ощущая диспропорций, низко кланяюсь чуду-чудному, диву-дивному Исаакиевскому собору за то, что в годы блокадных обстрелов со
хранил-сберёг в своих подвалах музейные сокровища. Коль скоро городу вывезти все накопленные веками богатства в глубь страны не представилось возможным.
   
  *  *  *      
                Держи-лови, лови-держи,
Держите ваши багажи.
(Стихословье от народа)
Извечная неизлечимая язва больших и малых городов – уличные воры-карманники. Где бы мы ни были: на пешеходных ли экскурсиях по городу, в музеях ли, в Версале и Фонтенбло, в наземном ли транспорте или в метро гиды предупреждали: будьте бдительны. Ещё моя мама мне говорила: задний карман – чужой карман. Один из наших на минутку переложил портмоне в задний карман брюк и… лишился пятисот евро. Неплохо, да? Если учесть текущий курс европейской валюты и скорёхонько перемножить. В вагоне метро Марина поймала за руку мерзавку, вернув себе, тем самым, кошелёк.   
  Господа, не расслабляйтесь. Крадут-то ваши честно заработанные. И помните: вы – объект постоянного внимания, поскольку иноземца видно невооружённым глазом. Просто на лбу написано: иноземец. Исходя из выше изложенного, у Парижа и Санкт-Петербурга – общее заболевание.

ЭПИЛОГ
Глубокоуважаемый господин Хемингуэй! Оппонируя Вам, я понимала сложность задачи. Желая увидеть Париж Вашими глазами, не учла некоторых нюансов. Мы приехали в европейский город из разных культур, пристрастий и впечатлений. Вы – из «одноэтажной Америки», я – из города Петра Великого, над которым трудились именитые зодчие не одного поколения. Ваш восторг, Ваше потрясение от увиденного в Париже понимаю и принимаю. Париж проник в мою память музейным дорогим экспонатом, который нельзя продать – только передать по наследству. Сейчас одно из его многочисленных достоинств – ухоженность. Каждое здание, проспект, площадь, улица – любимы и хранимы. Озабоченность парижан нынешних о процветании города не имеет конечной точки. Известные всем достопримечательности Парижа сияют позолотой уважения и любви. Однако, сожалею и весьма, что в веке ушедшем насыщенность и скоротечность Вашей жизни не позволили побывать в городе, где я родилась.
«Мне же выпало счастье родиться
  В этом городе светлых ночей».
Ирина Богородицкая
И, восхитившись Северной Пальмирой под сенью ангельского крыла, душой услышав «тяжелозвонкое скаканье» Медного Всадника, к изумлению своему вдруг постичь, что не Парижем единым славен подлунный мир. От этакой-то благодати петрова детища голова закружится, господин Эрнест. Зодчие с неординарным архитектурным мышлением воздвигли на Неве шедевр не ниже, чем поселение на Сене. В иную книгу невозможно вместить всю повесть о беспощадной красоте, созданной поколениями. В небольшой очерк – тем более. Всё, о чём я упомянула в нём, лишь символы моего города. И только при многократных свиданиях возможно насытиться им, достойным восхищения и любви.
Случись несбыточное, и фонтаны Петергофа отсалютуют только в Вашу честь, мистер. Случись невероятное, и, однажды, пригожей белой ночью мосты Невы взмахнут крылами, приветствуя Вас, а
Великий Пётр, в знак уваженья,
Подаст Вам царственную длань.
Случись невозможное, и мы, Ваши потомки, с радостью отдадимся чтению ещё одной оды необычайного литературного слога о граде на брегах Невы, который всегда в Вашем сердце.
                Ваш оппонент – единомыш               
ленник – автор.
*   *   *
Милостивый государь бесценный Александр Сергеевич!
Дерзнула обеспокоить Вас своими эмоциями, коль скоро с наслаждением (уж в который раз) перечитала «Медного всадника» - душа просит. Ода Великому городу, коею Вы изволили удостоить весь читающий мир, - нежна. И с младых ногтей затверживается наизусть. А рифмы совершенство живёт в памяти до конца дней. Mersi bien. Волею судеб, этим летом, любопытствуя, оказалась в Париже. Этот город изящен и хорош собой, как… Натали, будучи убрана в однотонные одежды из зело дорогих тканей разнообразных фасонов: то – с рюшами, то – с кружевом, лентами, а то – и с воланами.
Mon cher, французские пииты, касательно знаменитого города, оды свои сказывают зело несловоохотливо. Перелистав страницы книг французов, подивилась их од скупому стихословью. Вот пример. Шарль Бодлер: 
«…А в мешанине стен и кровель городских
      То церкви узнавать, то колоколен шпили.»
***
«Дрожа от холода,заря влачит свой длинный
Зелёно-красный плащ над Сеною пустынной,
И труженик Париж, подняв рабочий люд,
Зевнул, протёр глаза и принялся за труд.»

Гийом Аполлинер (поэт Франции с русскими  корнями)
«Бог мой, удача какая:    «Как прекрасен Париж мой в конце сентября.
  Уехать из мрачного края                Виноградники ночи, во мраке горя,
  В Париж,      Город залили светом…»   
  Прекрасный Париж.
  Что был безусловно
  Самим Амуром основан.
  Бог мой, удача какая
  Уехать из мрачного края
  В Париж.»

Мои же современники – российские пииты –«племя младое, незнакомое», озабоченные желанием преуспеть, славят воспетый Вами  город пристрастно, зело велеречиво и с любовию. Разделяя Ваш, cher ami, восторг. И скорбя о судьбе современного Санкт-Петербурга. Вот «пример невинных упражнений»:
«Здесь нехватает небу синевы «Нева спешит к поднятию моста!
Реки надмирной здесь белёса млечность           Зажгли огни Ростральные колонны.
И взгляд свинцовый медленной Невы          Раскинув крылья, мрачные грифоны 
Сквозь горизонт уходит в бесконечность… Несут луну в объятия креста»
Сергей Новиков
Здесь Медный Всадник скачет сквозь века ***
И бег прервать не делает попыток…     Лекарь
Сжимает время медная рука… «Ты – верный лекарь, город мой;
Шлифуют вечность медные копыта… Тоски не излечить аптекой;
Когда не хочется домой,
Здесь искрой Божьей зажжены Любовь Иду к тебе, мой город-лекарь!
И Вера в дни великих испытаний.
Здесь духом укрепляется любой,   Когда мрачнеет в голове, 
От поисков уставший и метаний…   Когда в груди кипит досада,
  Я в гости прихожу к Неве, 
  Гуляю по аллеям сада.
Великий град Великого Петра!
Мир суетный ты потрясаешь снова    Любуюсь тонкою иглой 
Шедеврами и кисти, и пера,    Адмиралтейского фасада,
И музыки, и золотого слова…    Когда покажется игрой
   Вся жизнь и ничего не надо.
Культуры и традиций колыбель,
Ты не утратил царственной осанки –    Когда не хочется домой,
Открыт душой и помыслами бел,    Когда пройдёшь все круги ада,
Нет ни в лице лукавства, ни в изнанке.    Ты, город-лекарь, вновь со мной - 
    И утешенье и награда»
Ты Богом на особицу любим… Марина Ермошкина
В тебе хранит историю Россия…
И духом твёрд, и непоколебим ***
Ты – гражданин Вселенной и Мессия.

В свинце застывшем медленной Невы    «… Мне этот город – талисман
Реки надмирной отразилась млечность…      Со мной и в радости, и в горе…
Здесь нехватает глазу синевы,      У нас с ним чувственный роман,
Но стала осязаемою вечность»      Где голоса совпали в хоре».
Наталья Шитикова Юрий Пейсахович

***
                Осень в Летнем саду

«Осень в кафтан багряный Вересня увертюрой
Летний одела сад, С вечностью говорят.
Выплеснув из карманов Полуприкрыв зеницы
Солнечный листопад. Мудрые до утра,
За витражом ограды Дремлет хохлатой птицей
Средь позабытых снов Домик царя Петра
Смотрит усталым взглядом Посеребрённой бязью
В книгу судеб Крылов. Стелется Карпин пруд,
Мраморные фигуры Где золотою  вязью 
Под перезвон дождя  Листья венки плетут.
Олег Зорин
Стиха слагая совершенство, имея примером, Ваш, mon cher, немеркнущий дар, мои современники льстят себя надеждой, что город, постигший празднества и невзгоды, сохранит сквозь время своё торжественное лицо. И будет достоин песен пиитов грядущих поколений.
Ваше Величие mon ami Александр – Свет – Сергеевич, благодарю судьбу за то, что пиит Пушкин – сын России.   
С глубочайшим почтением и совершен
ною преданностию есмь автор.
***
Увидеть Париж и умереть?.. Да ни за что! Жить и любить, и хранить то, что даровано Создателем – свою малую родину с именем Санкт-Петербург:
«Весь в позолоченной оправе Мостов гирлянды над Невою,
Из шпилей, куполов, дворцов             В белёсой дымке шпилей блеск –
Как в дорогой старинной раме Там в вечном споре с ветром волны
Пейзаж туманный – город снов… Ведут сердитый переплеск…

Каналы в кружеве чугунном, Великих зодчих вдохновенье, 
Оград причудливый узор, Окаменевшее в веках –
А в проводов оркестре струнном Мой город! Ты – стихотворенье
Балтийский ветер-дирижёр! В трёхстах возвышенных строках!»
Ирина Богородицкая
Вливаясь в улицы и проспекты града Петрова, мы – потомки ПОЭТА всех времён и народов, сквозь века сначала слышим его солирующие ноты:
«Люблю тебя, Петра творенье…»
«Красуйся, град Петра…»



P. S. Искренне благодарю: талантливых поэтов Российского Межрегионального Союза Писателей за вдохновенное творчество и поэта Дмитрия Киршина, собравшего мудрые строки воедино.


Р. Р. S. Чтобы увидеть и постичь, кто есть что, где и с кем, обратитесь в турфирму «Атлас». Турменеджеры  - профессионалы: не подведут и не наградят проблемами.

                Н. О. СУВОРОВА