Лазоревые росы Глава 4. Пересуды

 

     (фото из интернета)




     Чуть свет Ольга собралась в поле.  Радуясь утренней прохладе,  она  шла  по проселку мимо  соседских изб,  иногда кивая женщинам,  тоже спешащим на работу. Отношения у нее со всеми были хорошими, ровными,  даже радушными, но дружбу она  ни с кем не водила, только  здоровалась, иногда могла и поболтать  о том, о сём  с соседками,  но никого не выделяла.  По гостям не ходила и к себе не приглашала.  Почти все бабы  были замужними, с целым выводком детей, и Ольга старалась  ни с кем не сближаться, тем более, что почти все мужики откровенно на нее заглядывались.  Бабой она была  красивой,  ладной и   одинокой,  что особенно  возбуждало    к ней  их интерес.   Чуть не каждый норовил   ущипнуть  ее  за  аппетитные выпуклые части  тела,   а то и   невзначай  прижаться, что вызывало недовольство и косые  взгляды их  жен. Этого Ольге было не надо. Она была человеком спокойным,  неконфликтным и не собиралась ни с кем  ссориться, а тем более  заводить с кем-нибудь из соседских  мужиков  шашни.   Поэтому и жила особняком,  на приставания отвечала шутками, а на откровенное хамство давала  достойный отпор.   Бабы ее за это уважали, а мужики  побаивались. Но, как говорится,  чем  предмет  желаний  недоступней, тем  более привлекателен.  Неженатых мужиков в деревне было только двое,  но и с ними она старалась вести себя  дружелюбно, но отстраненно.  Слухи по деревне ходили разные. Одни   болтали, что она вдова, другие, что недотрога. Многие жалели  –  ни мужа, ни детей…    В деревне, мол,  без мужика  трудно, да и детишек бы давно пора заиметь, не в девках же оставаться.  И конечно замечали, что баба она непростая и себе на уме. 

    Ворошили сено.  Погода  стояла жаркая,  безветренная,  на небе ни облачка. За день так  наворочаешься, что к вечеру  каждая косточка болит.  И хоть  она уже привыкла  к    крестьянскому труду, но все ж  ей было тяжеловато. Иной раз жалела, что не стала  учительницей, хотя могла  работать   в соседней  деревне, где была  начальная школа.  Не хотела, чтобы  люди знали, что она образованная. Знали, что грамотная,  и достаточно. А то пойдут разговоры, что да как…  Нет, лучше уж в поле спину гнуть, чем  не знать, как ответить на вопросы, которые ей вполне могли задать.  Хорошо уже то, что о ней никто ничего толком не знал,  а она ни с кем откровенничать не собиралась. 

    К полудню  солнце особенно распалилось,  все уже обливались потом, ворочая  туда-сюда небольшие стожки сена, чтобы лучше просушилось. Бабы снимали платки и протирали лицо,   пили   и  умывались  водой  из большого бака,  стоявшего на  краю поля,   вздыхали и  с нетерпением ждали  обеденного перерыва.  Всем давно уже  хотелось есть и  хоть сколько-нибудь  отдохнуть  в  тени.   

   После обеда  женщины  сидели, привалившись спиной к большому стогу сена, который давал  и тень,  и относительное удобство.  Мужики   обедали отдельно, усевшись  у небольшого лесочка,  и, видно,  решили  закрепить   обед горячительным, что очень беспокоило  их жен, которые то и дело поглядывали в их сторону, пытаясь рассмотреть, что они  там делают и не сильно ли  перепьются.   Ольга  сидела  чуть поодаль от всех,  стараясь не слушать  разговоров и пересудов женщин, которые, несмотря на усталость,  болтали  без умолку. Обсудив все дела и пожаловавшись  друг другу на мужей,  они ненадолго замолчали, но вскоре  снова оживились. На этот раз обсуждали Ольгу, ничуть не стесняясь того, что она   слышала каждое их слово.  Видимо, Евдокия – бойкая деревенская молодуха,  решила  таким образом  вовлечь  ее  в разговор:

-  Бабы! Чего  видела-то сегодня ночью!  Ни за что не поверите! – и хохотнула, поглядывая в сторону Ольги, чтобы дать понять подругам,  что речь пойдет о ней. 
- Да что ж ночью увидишь! – зевнув,  проговорила  одна из баб, но все же с любопытством посмотрела на Евдокию. – Ночью спать надо, а не на улицу глядеть.
- Да вышла по нужде, гляжу, а по дороге Ольга наша идет, да не одна!
Ольга даже не шелохнулась.
- С кем же? –  оживились бабы.
- С мужчиной!  - и хихикнула. – Не зря говорят, в тихом омуте, черти водятся!
- Оль, что за мужик-то? –  спросила  одна из женщин,  обращаясь к Ольге.
- Ой! Ну что вы  встрепенулись все! – улыбнулась Ольга,  и даже не повернула к ним головы. – Брат это мой, из Москвы приехал навестить.  На дорогу ходила встречать.
- Ага, брат! То-то он к тебе по ночам шастает!  Не первый раз уж видела, - захохотала  Евдокия.
- Тебе, Дунька, только бы языком чесать, да за другими подглядывать! – сказала ей Ольга. – Говорю же, брат. В Москве он живет.  А ко мне после работы приезжает, потому и ночью.
- Вот, значит, как по нужде ходила! – загоготали бабы.  – Ночами теперь наблюдение ведешь, кто к  кому  ходит!
- Женатый? – с искрой в глазах спросила Евдокия.
-  Женат. И дочка имеется. Олечка.
- Жаль! Хорош мужик-то! – разочарованно вздохнув, проговорила Евдокия.  – В твою честь что ль назвали?
- Да. Брат меня очень любит.  Скучает, - объяснила Ольга.  – Да и названы по святкам. В июле мы обе рождены.
- А ты,  Дуняшка,  вон лучше Ванькой займись! – засмеялась одна из  баб. – Он уж все глаза проглядел. Хороший парень. Непьющий!
- А  вот Ольга пусть им и займется, - отмахнулась Евдокия. – А мне он не люб.
- Мне его тоже не надо, - повернувшись, наконец, к соседкам, сказала Ольга.
- А кого ждешь-то? Уж скоро тридцать стукнет! Неужто замуж не хочешь? – спросила Евдокия.
- Это мое дело, Дуня.  Я без  любви замуж не пойду. Лучше одной жить.
- Ты на себя-то посмотри! – засмеялись бабы. – Тебе,  Дунька,   самой уж замуж пора.  Вот и не спится по ночам. С мужиком-то в кровати, небось,  не захочется по ночам на двор глазеть!
- Дуры вы, бабы! Мой  Матвей на войне голову сложил. Ему и верна буду.
- Так вы ж еще не венчаны были! Кому верность хранить собралась?
- Не суйте нос в чужие дела! Коли встречу такого,  что сердце зайдется, так и  выйду за него. А нет, так в девках и останусь.
- Так где ж тут такого найдешь? – захохотали бабы. – Тут только два неженатых. А они тебе не хороши.
- Ниче! Дождусь я своего  счастья. А вы бабы за своими мужиками  глядите лучше. Вона, спят уж все. Надрались! Теперь за них сено на телегу кидать придется!
Бабы подхватив подолы  с криками понеслись к своим благоверным. А Ольга и Евдокия остались сидеть  у стога.
- Была нужда  за таким мужем приглядывать! – зевнула Евдокия. -  Лучше уж никакого! А брат у тебя  хорош! Красивый и есть в нем что-то такое, чего в других нет. Благородство что ль!
- И это ночью углядела? – улыбнувшись,  отозвалась Ольга. – Обычный он. Как все. Городской просто.  И крепко накрепко женат!
- Эх, Ольга! Время-то послевоенное! Мужиков хороших мало! Хоть иногда  счастливой-то  побыть! Да ребеночка родить! Не от наших же пропойц! Вот от такого бы, как твой братец,   родила бы!
- И не думай даже! Не из таких он! – отрезала Ольга.
- А это мы еще поглядим! – Евдокия встала,  кокетливо поправила  платок и пошла работать.
- Вот  бедовая девка! От нее всего ждать можно! – Ольга смахнула  травинку, прилипшую к губам,   и тоже пошла в поле.

     Вечером Ольга не застала брата дома. На столе стоял готовый ужин – картофель, сваренный в мундире,  горячий хлеб и крынка молока. 
Выйдя во двор,  она  огляделась  и  заметила, что забор  стоит ровно, корова  подоена и жует сено  в хлеву. Видно забрал  у пастуха их  Маняшу.  Корова была у Ольги хорошая, молока давала много,  и ласковая,  как собака. Любила она ее и холила. А больше-то и любить некого было. Брат, он всегда в городе, племянницу она и видела-то всего несколько раз. Да и нежности особенной к девочке не имела. Предрассудки отца  принесли свои плоды. Не  считала она ее  своей родней. Вот если бы мальчишка родился, там  видно было бы. Хотя… Какая разница?  От простолюдинки и мальчик был бы чем-то вроде  бастарда, хотя брак был законным. Венчались Михаил и Дарья  в церкви, все чин по чину. Жалела только девчонку. Слабенькая, говорят, была. Вот и померла рано.  И племянница, видать, в нее здоровьишком пошла.  Иногда мучила ее совесть, что  не любит она девочку. Ведь дитя,  оно ни в чем неповинное. Привез бы сюда, подкормила бы ее, молочком парным отпоила. Глядишь и щечки порозовели бы и здоровье поправилось. Воздух,  простор и  парное молоко еще не те чудеса делают.  Но все же что-то претило ей попросить брата привезти  девочку  на лето к ней.
Ольга поужинала и легла. Она догадывалась, что брат пошел в имение. Пусть походит один по  родному дому. Зачем ему мешать?  У каждого из них остались свои воспоминания и приятные, и не очень.  Самой ей вспоминались  те годы,  когда отец еще не женился. Хорошие, счастливые были времена. Иногда приезжала Ирина с мужем, и они собирались за большим   столом, во главе которого  всегда сидел отец.   Вспоминала  Михаила,  веселого и ничем еще не обремененного, всегда любящего и нежного,  особенно  к ней. Ирина была немного высокомерной, но все же частенько смеялась над шутками брата.  Еще они очень любили пить чай в беседке возле  речки.  А потом все дружно садились в лодки и плавали  по реке.  С ними почтительно здоровались деревенские, снимая шапки, и кланяясь. Все их любили.  Тогда.  А потом… Все куда-то ушло. Все переменилось. Какая странная штука жизнь…

   Ольга услышала, как слегка хлопнула дверь. Михаил вернулся, подумала она, и погрузилась в сон.


http://www.proza.ru/2017/04/28/2248