Осложнение

Что ты видишь? Я не про крошки на столе. Видишь ли ты то, что смог увидеть Семен Маркович? Нет? Да ладно, присмотрись…


Осложнение

- У вас необыкновенный набор инструментов. Просто восхитительный.
- Спасибо, инструменты старые, по правде надо бы поменять. Но рука не поднимается. Это же Австрия, начало двадцатого века.
- Бархат какой. И медные крепления… Фантастика. Никогда такого не видел. Ну да ладно, что вы можете сказать про нарушения?
- У вас все в порядке. Вот насколько может быть в порядке, в том числе по возрастной группе, настолько и в норме. Даже лучше. Не вижу я никаких нарушений. А вот склеру надо подлечить – покапайте дексаметазон. Снимет воспаление. Постарайтесь читать меньше, с компьютером там… Лучше с бумаги читать. И вот вам моя визитка, перезвоните через недельку.
- Спасибо. Ну и хорошо, что нарушений нет. А вы уверены? Я же рассказывал, что после гриппа…
- Нет, нет. Я вас уверяю, норма.
- Спасибо. До свиданья. И – перезвоню. После майских.
И Семен Маркович вышел из кабинета участкового офтальмолога. К доктору он пошел из-за каких-то неявных и странных нарушений зрения после гриппа. Переболел тяжело, еще и один дома – жена ушла, детей не было. Скучный быт шестидесятилетнего холостяка. После ухода жены Семен Маркович стал больше гулять вечерами в парке и стал читать классику в мягком переплете. Книги покупал у метро на развале – старая серия «Классики и современники» с двумя жирненькими буквами «К» и «С» на переплете. Он как раз читал Чехова когда заболел. Чехов ему нравился, он сочувствовал героям, маленьким людям, лишенных героизма и пафоса. Зачастую  и лишенных  воли к победе, и сил для борьбы с обстоятельствами. Чехов четко описывал «как нельзя» поступать. И Семен Маркович читал, читал, читал…

Семен Маркович обрадовался солнечным дням, которые совпали с улучшением самочувствия после гриппа, и взялся снова за Чехова. Читать было неудобно. Что-то случилось с буквами. Нет, буквы были на месте, только они как-то изменились. Чуточку. Стали менее четкими, менее черными. Он порылся в ящиках стенки и нашел очки жены со сломанной дужкой. Вещи жены он не выбрасывал не из-за того, что ждал ее возвращения. Просто ему не хотелось рыться в этих никому не нужных тряпочках, коробочках и пакетиках. Не хотел и все. Он покрутил очки в пальцах, протер футболкой стекла и выдернул торчащий крашенный волосок из петельки в целой дужке.

Взял книгу и стал присматриваться. Буквы как буквы. Только вот они стали как бы чуть бархатистее по краям, не было у букв четких абрисов. Это по краям. А вот в центре буквы, там где перепоночки, творилось что-то непонятное. Буквы были нарисованы из тонких-тонких полосок. Вернее, пластинок. Ну вот если поставить стопку картонок с небольшими промежутками между ними, то под углом будет стопка казаться сплошной, а вот если глянуть точно в торец – то увидишь такой заборчик полосатый, а за ним будет виден стол и книжки на столе. Семен Маркович видел эти тонкие полоски, вот только не мог понять что это такое с его книгой. Да и не только с Чеховым. Со всеми почти. В журналах и газетах этого не наблюдалось. А вот в книгах…

На обратном пути из поликлиники Семен Маркович заглянул в канцелярский магазин и купил увеличительное стекло, лупу, не круглую, а квадратную с прозрачной ручкой и тремя линзами разной силы. Дома выпил чай и пошел проверять линзы.

Томик был раскрыт на «Доме с мезонином». Семен Маркович поднес лупу к странице. Через слабую линзу ничего нового не увидел – бархатинки по краю букв стали просто четче видны. Через среднюю линзу никаких толком новых явлений не было замечено. И он навел самую сильную линзу на буквы в первом абзаце. Буквы явно были сложены из каких-то пластинок. Семен Маркович встряхнул книгу в надежде, что эти пластинки просто осыплются с букв. Но нет. Ничего не изменилось. Хотя, когда он снова развернул книгу и посмотрел через линзу на название, он заметил что-то. Какое-то изменение цвета букв. Слово «дом» неуловимо отличалось от буквы «с». Может чуть зеленее стал низ слова. В черном цвете проступали мелкие штришки зеленого цвета. И они становились светло серыми выше к верхнему краю. Но рассмотреть было просто невозможно. Слабые линзы, надо бы другую лупу купить.

Ночью кто-то тихо плакал в доме, лилась вода и тонко тявкала собака. Утром Семен Маркович, благо была суббота, пошел искать новое увеличительное стекло. В магазине для рукоделья были такие же как он купил за день до того. Идя мимо соседнего переулка он увидел небольшой развал с гаечными ключами, книгами, резинками и прочей мелочевкой. Стояла там и небольшая картонная коробка с какими-то проволочками, смотанными жгутами, и в углу коробки отсвечивала голубым небом линза в медной оправе. Очень мощная линза. Он спросил продавца о ней, и тот протянул ему увесистый цилиндр с резьбой по краю и чудесными чуть переливающимися синим стеклами. «Осветленная военная оптика» - кроме этого продавец ничего не сказал про линзу.  Семен Маркович купил ее за сотку и пошел домой.

Открытая книга ждала на столе. Семен Маркович раздвинул шире шторы и гардины. Наклонился с линзой в руке сначала к поверхности стола. На полировке под увеличением было видно не то что мелкие царапинки, а можно было рассмотреть пузырек воздуха в толще лака на столешнице. Он пододвинул книгу и начал рассматривать название. Края букв расползались тонкими нитями, как щупальца медузы в кинофмльме, буква явно имела бОльший объем, чем просто отпечаток краски. Она была выпуклой и тянулась черными щупальцами во все стороны. Казалось, что эти щупальца немного шевелятся. Казалось, конечно. А вот тонкие полоски на теле буквы и впрямь напоминали забор. Знаете, сейчас такие делают из досок – чуть все под углом, и вроде бы как есть зазор между досками, и даже что-то видно в щелочку, но…  Семен Маркович наклонился чуть ниже и увидел, как зеленоватые полоски в нижней части слова «дом» чуть шевельнулись. Он чуть ни выронил линзу. Еще раз всмотрелся и увидел нечто совершенно удивительное и невозможное. Отложил линзу, встал, прошелся по комнате, снова склонился над книгой. Нет! Этого не может быть! Сквозь полоски явно был виден сад. Деревья. И невдалеке был виден дом. С маленькими окнами, печными трубами, черепицей. Над домом плыли облака. Семен Маркович снова отложил линзу, оделся и вышел на улицу. Зашел в круглосуточный, купил молочку, хлеб и сахар. Вернулся домой, поставил чайник на огонь. Несколько раз глянул на стол с книгой и линзой. Неторопливо выпил чай и съел бутерброд с колбасой, вымыл руки. Книга ждала, чуть шевеля открытыми страницами на легком сквозняке. Семен Маркович взял линзу и снова начал ловить в фокусе изображение буквы. Да, несомненно, дом стоял в саду. Там было лето. И по саду кто-то шел по тропинке. Быть этого не может! Просто не может… И тем не менее, там было лето. Он пошел на кухню и накапал корвалол в остывший чай. Лето за тонкими полосками невесть откуда взялось в глубине страницы.

Смеркалось. И Семен Маркович включил свет в комнате. При это ярком электрическом свете было очень трудно рассматривать и сад и дом. Он устал. Лег подремать и проснулся среди ночи в кромешной темноте. Наощупь нашел линзу и книгу, попытался рассмотреть что-то на странице, но кроме блеклого зеленого огонька где-то там в неведомой глубине ничего не рассмотрел. Включил свет и снова ничего не увидел сквозь полоски. Начал читать текст и не заметил как уснул. Во сне он видел странно и старомодно одетых мужчин и женщин, сидевших в просторных комнатах, он бродил по дому, смотрел на сад из окон, выходил в поле сквозь сад, и дорога проходила через аллею из высоких елей. И постоянно видел то тут то там худенькую девушку в синей юбке и светлой блузке, которая, как ему казалось, следила за ним. В какой-то момент сна он увидел эту девочку, нагруженную непомерным количеством чемоданов, коробок и свертков, уходящую по выкошенному полю. Девочка ступала на землю и проваливалась почти по колено в твердую землю по огромным весом чьих-то вещей. Он проснулся. В окно ярко светило солнце и горел свет в комнате.

Семен Маркович выпил кофе и взялся за линзу. Просветы между полосок стали как бы немного шире. И там, с той неимоверной стороны, было очень ярко и бело. Сад был засыпан снегом, снежные шапки лежали на деревьях и над белой крышей дом вился дымок из трубы. Туда пришла зима. Ведь все уже ушли… Пока Семен Маркович читал, все уже случилось. И нет уже никакой возможности начать читать снова. Буквы становились прежними темными штемпельными отпечатками на бугристой бумаге с торчащими ворсинками. Он перелистнул страницы, да, текст стал просто текстом. Только последняя строка чуть отличалась от предыдущих. На страницу капнула слеза, и Семен Маркович дрожащим голосом прочитал вслух:
- Мисюсь, где ты?