гл. 21 Попытка

                Глава 21
                Попытка
         
            
    -   Ты  понимаешь, насколько опасным становиться, то, что ты делаешь? 
    Задавая этот вопрос Воста Кирик почувствовал,  как из него против воли лезет Тиоракис. 
    Острихс скорее нервно,  чем безразлично пожал плечами:
    -  Никакой особой опасности не вижу...  Что ты на меня давишь, в конце-концов?!  Вон, и  Репта туда же понесло...
    -  И понятно, что понесло! Он, между прочим,  за тебя, может быть,  больше всех боится.  И другие, кстати, тоже беспокоятся... Может быть,  кроме Нониа  только...  Этот ни черта не видит, только восторгается... одни метафоры на уме... 
    -  А что особенного  произошло?  По-моему все, как всегда. Вы с Рептом какую-то ненужную панику разводите по поводу всех этих глупостей, которые пресса вбрасывает. На то она и пресса.  Не хватало еще, чтобы я  под неё подстраивался!
    -  О, Господи! Ты же у нас не от мира сего! Ты ведь про ту же прессу, и что они там несут,  только с наших слов знаешь...
  -  Мне и этого больше,  чем достаточно.  Я от них никак не завишу,  не собираюсь на них  ориентироваться, и следить за тем,  что они там сочиняют,  тоже не вижу необходимости.  Я свободен! И от них тоже. Ты же знаешь - это мой принцип...
  -  Да знаю, я все  про твои принципы!  Только сейчас мне не до философских дискуссий. В другой раз - с удовольствием.  Сейчас дело о твоей безопасности. Ты же опять на грабли наступишь!
  -  Это, на  какие же?
  - Да, на те самые! Ты же мне сам рассказывал, из-за чего тебе пришлось из страны бежать...
  - Ну! Ты, Воста, скажешь... Там другое дело было. Там, видишь  ли, мне натуральный бандит попался, убийца... Я ему дорогу перешел.
  -  А-а-ага! - только, что не взревел  в ответ Тиоракис, -  А  здесь ты  с выводком новорожденных ягнят имеешь дело! 
  - Слушай Воста,  -  как-то неожиданно спокойно  продолжил разговор Острихс,  -  если тебе  так уж хочется,  давай  обсудим эту тему. Но мне кажется, что ты противоречишь сам себе...
    Тиракис  вопросительно  поднял правую бровь, но промолчал.
    - Ты ведь неоднократно интересовался,  почему мне так  поперек горла Объединенное Отечество, и почему я  упорно подыгрываю только оппозиционным силам? Так? 
    Тиоракис кивнул.

  -  При этом, ты же  высказывался в том смысле, что в  этой партии и в руководстве страны, по твоему мнению,  процент порядочных людей ничуть не меньше, чем  среди оппозиционеров. Так?
    Тиоракис кивнул.   
    
  - Далее. Ты, уже как юрист, утверждал,  что  в стране худо-бедно поддерживается режим законности, более или менее соблюдаются права и свободы. Так?
    Тиоракис кивнул.

-  А сейчас ты  ни с того ни с сего  пытаешься внушить мне, что  все эти "порядочные"  люди,  суть  такие же бандиты, как и папаша Дрио,  а законы  ничуть не лучше "понятий"!

    Тиоракису  впору было закричать: "Ну,   а что я мог тебе еще говорить, когда у меня задание такое:  как-то подсадить тебя, чудака растакого,  на тот же поезд,  на котором еду сам! И что мне говорить тебе сейчас, когда я вижу, что ты, чудак разэтакий,  вместо того, чтобы усесться  в вагон первого класса,  прешь с вилами на паровоз!  Мне  сейчас тебя хотя бы с  путей успеть столкнуть!"
 
    Острихс между тем продолжал:
- Самое забавное, что я не чувствую никакой  особенной неприязни ни к Объединенному Отечеству, ни к нынешнему правительству ни к тому же Президенту...   Я, кстати,  совершенно не склонен считать их бандитской шайкой, и именно поэтому не вижу для себя никакой опасности. Я, конечно, понимаю,  что своими поступками, наверное, задеваю их  человеческие интересы, но  предполагаю, что они будут действовать в рамках закона,  а с этой стороны я чист...

    Тиоракис схватился за голову, в том числе  буквально, а потом заговорил, пытаясь соорудить из правды, полуправды и неизбежной лжи подобие отрезвляющего состава для неисправимого идеалиста,  который находился перед ним.   
    -  Да!  Я тебя  действительно и вполне сознательно хотел, как  это сказать...  помирить  с властью...
    -  А я ни с кем не ссорился! И даже такой цели не имел... -  быстро отреагировал Острихс.
- Да погоди ты! Дай договорить! У-ф-ф-ф... - Торакис отдувался как от физической нагрузки, настолько нелегко было на ходу выдумывать мотивации нелогичных поступков Восты Кирика, -  Это ты так думаешь - "не ссорился".  А со стороны все выглядит так,  будто ты ведешь целенаправленную компанию против партии власти.  Я вначале тоже был в этом уверен,  и только недавно, когда узнал тебя получше, понял, что это не так.  Знаешь,  если человек занимает определенную политическую позицию,  то он  её в себе не удержит, обязательно  будет высказываться и нести по  кочкам  тех, кого считает своими противниками. У-ф-ф-ф...  Ну вот! А у тебя ничего подобного!  Для тебя все  вроде как безразличны...  Никаких симпатий или антипатий ни к кому, никакой позиции, одним словом... Ну, ведь так?

    Теперь уже кивнул Острихс.

- Так!  - подтвердил собственный тезис Тиоракис, -  Если  ему... тебе то есть...,  думаю,  все равно,  зачем он гусей дразнит?  Я-то в отличие от тебя,  не считаю, что если наступить на все любимые мозоли  ребятам из Объединенного Отечества и Президенту,  то они только поморщатся и смиренно будут ждать,   когда им ноги  по развилку  ампутируют.  Кстати и Репт того же мнения. Он у нас молчун, но как ты сам тут сказал, тоже высказываться начал.  Я уж об Альгеме не говорю! Она в  этом деле - не промах.  Правда,  когда я ей предложил на тебя повлиять,  она у виска пальцем покрутила. То ли имела ввиду,  что я сумасшедший, то ли  -  что ты. Я так и не понял... Короче, решил я по собственной инициативе малость приукрасить для тебя лицо нашей власти, наивно полагая,  что, возможно, удастся,  подкорректировать... уравновесить что ли... твою непонятную  игру. Игра-то  с огнем!   Это  было просто желание более или менее трезвомыслящего человека уберечь тебя от грядущих неприятностей...

    -  Действительно, наивно... -  тихо ответил Острихс, -   Я стараюсь не допускать,  чтобы мною манипулировали.
    - А в политику,  безо всякого плана, без  прикрытия, без союзников, без цели даже, лезть не наивно?  -  воззвал  Тиоракис к рациональному началу "Чужого",  - Руку в машину просто так засовывать,  только из чистого желания посмотреть, что выйдет,  не наивно?
    -  То,  что я делаю,  к политике  отношения не имеет... Во всяком случае,  прямого,   -  спокойно возразил Острихс.
-   Да как же это, "не имеет отношения"?! А чем это еще можно назвать?! - взвился Тиоракис,  - Ты ведь,  не ребенок, чтобы не понимать этого?!

    Острихс оставался на удивление спокойным. Он даже улыбался.

    -  Может быть,  для других это политика. Со стороны это, возможно,  выглядит как политика.  Но для меня это эксперимент.  В рамках моей философской концепции.
    - Какой еще эксперимент?!  Ты мне раньше ничего такого не говорил...
    - Ну, в конце-концов,  могу я что-нибудь оставить про себя? 
    - Нет,  правда, что за  эксперимент?   
-  Закончу - доложу! Устраивает?

    Тиоракис почувствовал в голосе Острихса неожиданную сталь и  даже оттенок чего-то похожего на неприязнь. Он понял, что давить в этом направлении  далее нельзя, под риском немедленного разрыва.

    - Ну,  хорошо, извини... Я знаю, что ты этого не любишь.  А отложить этот... эксперимент... на некоторое время, скажем, до окончания выборов, нельзя?
    -  Нет, Воста, нельзя. Он как раз с выборами и окончится.
    -  Ну,  ведь эти выборы не последние?
-   А тогда,  зачем откладывать? Разве что-нибудь измениться?  Люди успеют стать совершеннее? Нравы смягчаться?

    "Я успею слинять из этого дела!  - хотелось заорать Тиоракису ,  - И тебя гробить будут хотя бы не моими руками!",  - в слух же он произнес:

    - Ладно! Думал я,  что обойдусь без  этого но придется сказать...
-  Ну? Что еще?  -  Острихс явно давал понять,  что  не желает продолжать разговор на эту тему.

    "Что еще, что еще!" - раздраженно  и про себя передразнил  "Чужого" Тиоракис,  -  "Должностное преступление буду  сейчас, совершать,   вот "что еще"!   
    
                * * *

     Это  вариант приберегался им на крайний случай.  Такой шаг не  был санкционирован руководством  и,  поэтому,  выглядел бы серьезным проступком в глазах начальства, несмотря на все объяснения,  заготовленные Тиоракисом на тот случай, если придется  оправдываться.

    Получив возможность постоянного и достаточно доверительного общения с "Чужим", Тиоракис вскоре убедился,  что повлиять на этого человека,  с целью перенастроить его на сотрудничество с правящим политическим блоком не удастся.
 
    Самое удивительное, что Острихс,  по-видимому, действительно  не имел никаких особенных личных или более общего порядка претензий  к тем, кого с удивительным упорством помогал проваливать на выборах, и не строил никаких иллюзий насчет других, которым помогал выигрывать.  Для того, чтобы выбрать методику  переубеждения Тиоракису  необходимо было понимать, в чем собственно состоит позиция  объекта на который он собирался влиять,  на какие клапаны следует давить, какие  тезисы разрушать...  А здесь - ситуация идиотская, как будто ломишься а открытую  дверь:  "Послушай, Острихс, ну, объясни мне, наконец,  в чем твое принципиальное расхождение с Объединенным Отечеством?  -  "Собственно, ни в чем. Нормальные ребята. Люди,  как люди" -  "Ладно. Чем лучше националисты,  которым ты помог последний раз?"  -  "Лучше? Ну,  это вряд ли!"  - "А  радикальные  демократы?"  - "Я тебе уже не раз говорил, что они мне все на одно лицо. Для меня безразлично,  кто будет стоять у власти. Любое государство давит свободу личности"  -  "Так почему же,  кто угодно,  кроме  Объединенного Отечества?"  - "Сам не знаю. Балуюсь, наверное. Шутка свободного философа!" 

    Ну и как тут влиять? В чем переубеждать?

    Тиаракис, разумеется,  подозревал, что не до такой уж степени он влез в душу к "Чужому", чтобы  у того для него не осталось никаких закрытых тем.  Как у всякого человека, что-то такое должно было существовать и у  Острихса,  куда он не пускал  никого. 
   
    Но вот с тем парадоксом, что  "Чужой" буквально варясь в политической каше, сам политикой не занимался,  наверно, следовало согласиться.  Если понимать под этим термином "совокупность средств и методов, посредством которых  индивид или группа индивидов добиваются реализации своих личных или групповых интересов в социуме", то  поведение Острихса выглядело совершенно бессмысленным: интерес не просматривается,  ближайшие и перспективные цели  не видны,  методики не ощущается... 

  Это особенно ясно стало Тиоракису , когда однажды он явился свидетелем того, как  "Чужой" на практике делает выбор  между "женихами" -   так  среди спутников Острихса  именовались соискатели его поддержки  на каких-нибудь очередных выборах. 
  "Женихов" в тот раз было  двое. 

    - Воста! Монетка есть? - спросил Острихс.
    - Четвертак устроит?  - ответил,  Тиоракис извлекая из портмоне никелевый кругляшёк.
  - Все равно… Так,  орел -  "Труд и Справедливость", решка "Клерикал-консерваторы". Бросай!
    Выпала решка.
    Это что -  можно назвать политикой?!

    А вот теперь оказывается, что он какой-то эксперимент проводит! Чудик ненормальный!  Приставил револьвер к виску и щелкает! Выстрелит или не выстрелит? Обязательно выстрелит! И заряженный патрон уже на подходе!  И этот патрон - я! 

    Тиоракис постоянно помнил, как некоторое время  назад калькулировал на пустынной морской набережной зимнего курорта сложный баланс из чувства служебного долга,  из собственной симпатии к Острихсу,  из интересов  Родины с поправкой на процент содержания в них  узких интересов власть предержащих, из внушенных с детства  понятий о порядочности,  из осознания самых разных  возможных последствий всей этой истории для его личного благополучия,  из желания послать все к черту,  и так далее...  Помнил, с ужасом убеждаясь, что "мягкий  вариант" воздействия на "Чужого",  который позволил бы накормить волков при сохранении овец,  явно  проваливается, а время  до перехода к жесткому варианту"  о котором недвусмысленно говорил Мамуля,  сокращается как подожженный пламяпроводный  шнур.

    Поняв,  что полюбовно  убрать  "Чужого" с пути,  по которому катила машина власти,  не удастся,  Тиоракис  решил прибегнуть к  промежуточному варианту, а именно: каким-то образом заставить упрямца отойти в сторону хотя бы на оставшийся до парламентских выборов период. Расчет был прост -  степень  опасности "Чужого" для Объединенного Отечества  в чисто тактическом плане снизится,   и можно будет убедить руководство повозиться с "объектом" еще какое-то время,  не прибегая к  крутым мерам. А дальше... "А дальше,  может  ишак сдохнет,  может эмир,  а может и я"  - перефразировал  Тиоракис себе в утешение старый анекдот.

  Для реализации этого своего плана, который уже выбивался из канвы, намеченной руководством,  Тиоракис решил использовать чувство самосохранения, которое, несомненно, было присуще  Острихсу. О том красноречиво говорила хотя бы история с его бегством из страны, после  контакта с папашей Дрио.

    С этой целью Тиоракис  устами Восты Кирика,  стал постоянно твердить  Острихсу,  что уровень политического напряжения вокруг него, достиг опасного уровня,  что у него наверняка появилось много врагов,  которые способны  на очень серьезные шаги. О том же он побеседовал с Рептом  и здесь, судя по всему,  нашел полное понимание. Немногословный "администратор" даже  отважился на  соответствующий разговор с  Острихсом, но никакого результата, также как и Тиоракис, не достиг.  Чужой упорно не желал видеть опасности.  Видимо он относился к тем натурам, которым, чтобы испугаться, нужна более реальная угроза, чем  даже очень убедительные логические построения.

    И вот тут  Тиоракис решился на поступок, который, без большой натяжки,  сам для себя определил как   должностное преступление.

                * * *

    - Все-так выслушай меня. Это очень серьезно.
     Острихс молчал.
-  Две недели назад я ездил домой. Помнишь?

    Это была  полуправда: он действительно побывал дома, однако, прежде всего, чтобы встретиться с Мамулей. Тиоракис докладывал ход разработки "Чужого",  пытаясь успокоить нетерпение своего руководителя, подгоняемого еще более высоким начальством, которое, в свою очередь,  нахлестывали уже с самого верха. 

    Дальше пошло необходимое вранье.
-  Я там встретился со своим товарищем, еще по университету. Совершенно случайно... на рыбном рынке, представляешь? Ну, обрадовались, завернули в кафе посидеть... Мы ведь вместе юридический факультет заканчивали.  Я-то  пошёл в цивилисты, а его на следствие тогда понесло.  Короче,  сейчас он гэберовец, насколько я понял. Я не знаю что у него там за история... то ли с начальством разлад,   то ли с совестью,  не такая уж  редкость это сейчас... сам знаешь. Вот, Майфет наш,  тоже  свое таможенное управление с какой-то стати бросил да к тебе прибился... Бывает,  словом... Так вот,   трепались мы долго...  Понятное дело -  сто лет не виделись:  "Как ты? -  А как ты?"  - и все такое прочее. Ну,  наконец, дошел я до того места, когда с тобой познакомился... Рассказал,  как мы мотаемся по стране... ну,  и вообще,  как... Ведь не секрет же?  И вот с этого места его как-будто подменили: стух как-то, отвечает невпопад... Ну, а когда из кафе вышли... я собственно прощаться,  собирался... И вот тут он попросил себя проводить. Я так и понял, что неспроста... Видно по нему было, одним словом... Когда проходили через парк,  он остановился и говорит: "Сам не знаю,  зачем я это делаю, но имей ввиду;   в окружение твоего Острихса внедрен агент. И не просто стукач, а специалист, по моим сведениям. Откуда у меня такая информация, не твоего  ума дела. Я и так предельно рискую.   Кто именно,  мне не известно, но задача его - подготовить основания для  изъятия Острихся из игры. Под  этим подразумевается обвинение в каком-нибудь преступлении, связанном с экстремизмом,   и арест. А дальше может быть все что угодно, вплоть до физического устранения, в зависимости от того,  как он себя поведет"
 
   Вот это последнее, сказанное от имени  придуманного "университетского товарища"   было уже самой чистой правдой.