Марина

Цикл

У моря, коль живёшь, – о море и пиши,
с ним связаны твои и бденья и виденья;
ведь этот окоём – есть мир твоей души,
а зеркало его – твои произведенья.

Здесь ты познал не зря все 9 славных муз,
10-ую открыл, с ней жил, как будто  не жил*,
когда ты попадал вдруг в хоровод медуз
и блюз подводных сфер пьянил тебя  и нежил.

И ты парил средь них, как гордый альбатрос,
ты невесомым был, ты стал морской водою,
недаром ты всегда у моря жил и рос,
и море познавал всей жизнью и судьбою.

У моря, коль живёшь, – пиши, пиши о нём,
тасуй слова в строке прилежно и умело,
чтоб полночью глухой и ясноликим днём,
оно в твоей строке плескалось и гремело.

Я так себе твержу  уже в который раз,
так я слова в строке перебираю рьяно,
чтоб море в ней опять явилось без прикрас,
как скальный мыс из пелены тумана.

Чтоб можно было в ней заплыть за горизонт
и обомлеть, узрев парящие там виды:
подмяв и вспенив гладь, через Эвксинский Понт
плывёт-спешит «Арго» в Тавриду из Колхиды.

И, может быть, дельфин, с Орфеем на спине,
пересекая напрямик планету,
плывёт издалека, чтобы, подплыв ко мне,
мне песни  передать, как  эстафету…

* 10-ая муза – муза Невесомости, открытая дайвингистам и подводным охотникам.

ПЛАВАЛ Я СРЕДИ АКТИНИЙ И  МЕДУЗ

Как блоха в медвежьей шкуре, я бродил
в заморочках Аю-Дага… Страсть вела.
Юность щедро тратит все избытки сил
на, казалось бы, ненужные дела.

Можжевельник, дуб, сумах, шиповник, тёрн,
валуны, обрывы, осыпи камней.
Лапу скальную Медведь к волне простёр,
переполз на дикий пляжик я по ней.

Ах, какая здесь хрустальная вода!
Ах, какой здесь чаек реющий полёт!
Гладь морская, как парча или слюда,
в бликах солнца переливчато плывёт.

Плавал я среди актиний и медуз,
с горбылями в грот вплывал я, словно в зал;
Аю-Даг – это Парнас! – все 9 муз
здесь живут, об этом Пушкин ещё знал.

О красотах первозданных можно век
говорить и рваться к ним ценой любой,
так устроен в мире этом человек,
и особенно, когда он молодой.

Юность тем и дорога нам, что лиха,
всё, что было в ней, уже всегда со мной,
как блоха медвежьей шкурой, как блоха,
брёл назад по Аю-Дагу я домой

ВОТ И Я СТОЮ У КРАЕШКА ВОДЫ

Как туманна эта мартовская даль.
Как сегодня бездуховен этот быт!
Справедливым удаётся быть всегда ль,
если мир несправедливостью набит?

Но цветёт уже, робея, алыча,
о конце уже не думаю пути,
даже старость, что глядит из-за плеча,
постеснялась нынче ближе подойти.

А над бухтой чайки белые парят,
их полёт постичь пытается душа;
я пишу стихи который день подряд,
словно кто-то мне диктует их, спеша.

Эта мартовская даль зовёт, манит,
мыса призрачен и странен силуэт,
всех притягивает море, как магнит,
кто у моря проживает с детских лет.

Вот и я стою у краешка воды,
знаю кровное родство своё я с ней;
бездуховный быт растает, словно льды –
это с каждым днём становится ясней…

Я ВСПОМНЮ МОЙ ЗАПЛЫВ

                Андрею Савельеву

Прозрачная вода – сквозь воду гальку видно,
в такой я и мечтал сегодня понырять:
вдруг сингиля спугнул, мне это так обидно,
когда ещё сюда вернётся он опять?..

Подводные дела – ну это ли не сказка? –
такое не увидишь и в кино:
подогнана к лицу, со знаньем дела, маска,
подводное ружьё пристреляно давно.

Медузы, словно снег, – кружатся хлопья плавно,
торпеда лобана – за ним косяк большой,
люблю скользить у дна, быть может, я не прав, но
я чувствую родство души с морской душой.

И снова я в нырке – парю над скальным рифом,
кукан пока что пуст, нож, в ножнах, на боку,
и вот плывёт горбыль изысканною рифмой,
плывёт на выстрел мой, верней – в мою строку.

Поэзию вдохнул впервые я не здесь ли,
не здесь ли обожгла меня её струя,
и если я грущу, не пишется мне если,
я вспомню мой заплыв, и вновь в порядке я…