Москва - Нью Йорк

МОСКВА — НЬЮ-ЙОРК

1

Лидия Петровна неожиданно стала богатой.
Двоюродная тётка по папиной линии из Москвы оставила ей квартиру по завещанию. За всю жизнь Лида встречалась с тёткой три раза. Первый раз — когда она, будучи пионеркой, приезжала с родителями погостить в Москву. Второй раз — когда болел отец и ему нужна была помощь московских специалистов. И третий раз — последний — когда Лида чуть не вышла замуж за американского инженера в 1987 году.
Инженер приезжал на Лидочкин завод налаживать конвейер. Oн хорошо говорил по-русски, при виде Лидочки улыбался, вечерами звонил ей на домашний телефон, интересовался русской литературой, приглашал на ужин в ресторан и через три месяца сделал ей предложение. Подарил колечко. Лидочка колечко взяла, но в душе мучилась неопределённостью. С одной стороны, американец ей нравился, был обходительным, вежливым и «богатым», a с другой, не было в нём напористости, русской мужицкой хватки, от которой замирало молодое Лидочкино тело и потели ладони. Как, например, у Гриши из монтажного отдела. Тот мимо не проходил, чтобы не прихватить её, не зажать в тёмном узком коридоре между цехами, не обслюнявить ей шею и вырез в кофточке. А ведь женатый был. Лидочке нравилось. Она поджидала его после обеденного перерыва, задерживалась в заводской столовой, обменивалась с ним взглядом. «У-у, кобелю-юка», — сладко тянула слова. Но вечерами с ним не встречалась. Лёжа в одинокой постели, вспоминала, как он её обнимает в тёмной складской подсобке, как пахнет от него дешёвыми крепкими сигаретами, потом и мазутом. Как oн ловко запускает руку в бюстгальтер, сжимает ей грудь, а другой быстро расстёгивает три пуговки на блузке и обслюнявив шею, припадает к соску. Лидочка, прижавшись спиной к холодной бетонной стене, напрягалась как струна, пока тёплая волна не накатывала на крестец и сладкой судорогой не передёргивала её.
— Сладкая, — мял её Гриша, шептал, — приходи вечером в гаражи, я тебя всю оближу.
— Женатый ты. — Она отталкивает его вялой, мягкой рукой. — Угомонись.
Быстро застёгивала блузку и на непослушных ногах первой выходила из подсобки.
Американец рук не распускал. Он был всегда в чистом рабочем комбинезоне и пахло от него незнакомым, непривычным, как казалось Лидочке, дорогим одеколоном. Вечерами после свиданий он провожал её до квартиры, мялся на пороге, но в гости не напрашивался, а Лидочка не приглашала.
Через три месяца после предложения Лида собралась в Москву, чтобы подать заявление в американское посольство. Поезд «Пермь — Москва» задержался на их станции на пару минут, подобрал несколько пассажиров и, подняв чёрную угольную пыль и белый свежий снег, протяжно загудел, нарушая зимнюю тишину бескрайней Средней полосы. Лидочка заняла верхнюю полку в плацкартном вагоне. Она лежала и смотрела в потрескавшийся потолок и думала о Грише. За окном под равномерный стук колёс пролетали чёрные трафареты леса и одиноких станций. Огни фонарей на мгновение освещали снежные заносы, ровные, без единой зацепки для глаз поля и засыпанные по самые крыши, утонувшие в зиме деревни. Иногда им попадался встречный поезд, и Лидочка успевала рассмотреть незнакомые лица в жёлтых вагонных рамах. Мысли о Грише грели её. Вспоминая его, она прикасалась к груди и закрывала глаза. Непонятная глухая тоска охватывала её и хотелось плакать. Она отмахивалась от воспоминаний, начинала строить планы с американцем, мечтать о семье, о новой жизни, но, как Лидочка ни старалась, как красочно и замечательно она не разрисовывала для себя будущее, в нём непременно всплывали Гриша и его горячее дыхание. «Сладкая». Лидочкины щёки начинали гореть. «Сладкая девочка», — знакомый голос будил её и убаюкивал под стук колёс.
Москва встретила Лиду снегопадом. Обедневшие витрины магазинов, душное и мокрое, как предбанник в общественной бане, метро, тёмные, безликие толпы бегущих по своим делам людей, — всё это произвело на Лидочку неприятное впечатление. Детские, праздничные воспоминания столицы, никак не вязались с нынешней, мрачной, заляпанной грязным снегом Москвой. Поселилась Лида у тётки. Спала на раскладном диване. Каждое утро обещала себе поехать в посольство, но всякий раз находились важные дела: то кухню надо покрасить, то шторы новые подшить, то поехать с тёткой на кладбище. А ночью, уткнувшись в подушку и оставшись наедине с собой, она лежала с открытыми глазами, смотрела в серый квадрат окна и думала о Грише.
По возвращении в Камск Лида вернула колечко американцу. Сама себе удивлялась — зачем так долго держала? Чего ждала от бесполезной безделушки?
Встречи с Гришей перешли из подсобки в Лидочкину квартиру.
— Сладкая. — Гриша ласково гладил шершавой ладонью по голой спине. — Сладкая девочка. — Целовал в ложбинку между грудей.
Лидочка задыхалась в его объятиях. Сладкая любовь четыре года — то раз в неделю, то раз в два дня. Да она и не считала, сколько.
В марте 1991 года завод в Камске остановился. Американец прислал письмо и фотографию. Он широко улыбался на фоне кирпичного дома с черепичной крышей и чистыми окнами в белых рамах. В окнах ярко, по-летнему отражались солнце и кусочек голубого неба. Американец писал, что любовь к России с годами становится всё крепче и если Лида свободна и хочет приехать, он оплатит ей дорогу.
Гриша «бомбил» на привокзальной площади, иногда ездил в Турцию за вещами и торговал в палатке на рынке. Одним словом — крутился. Заходить стал редко и часто выпивший, а осенью того же года так и совсем пропал. Спросить о нём было не у кого. Лидочка сходила на рынок и расспросила таксистов на стоянке у вокзала. Кто-то сказал, что в поезде «Москва — Пермь» была перестрелка, погибло трое камских. Был ли Гриша среди погибших, Лидочке узнать не удалось.


2

Лидия Петровна получила в наследство квартиру в Москве. Тёткина квартира была просторная, в престижном, старом районе и рядом с метро. Сквер перед домом пышно зеленел кустами сирени и старыми липами. Агент по недвижимости распахнул окно — и в квартиру ворвался летний вечер.
— Хорошая квартира. Не жалко продавать? Сейчас прописку делают за неделю — и вы москвичка.
— Поздно мне в москвички записываться, — отмахнулась от агента Лидия Петровна. — Два год до пенсии. А там поглядим, что будет.
Квартира продалась быстро и по хорошей цене. Адвокат перевёл деньги на банковский счёт. Впервые в руках Лиды появились деньги. Не крошечная заводская зарплата, не замусоленные купюры с рынка, а настоящие, американские доллары. Двести пятьдесят тысяч и два ноля после запятой.
Лидия Петровна написала американцу. Тридцать лет прошло. Выцветшая фотография по-прежнему стояла за стеклом на книжной полке. «Тридцать лет. Умер поди уже. Или давно женат», — гадала Лидия Петровна. Отнесла письмо на почту и отправила заказным. Он ответил.


3

Самолёт, следующий рейсом «Москва — Нью-Йорк», сделал круг над Гудзоном и пошёл на посадку. Лидия Петровна прижалась к окну. Ровные кубики кварталов Манхэттена поплыли в сторону, показалась синяя гладь океана, затем чёрные крыши каких-то построек — и самолёт коснулся взлётной полосы. Сердце стукнуло и замерло в груди. К горлу подкатила липкая волна страха или какого-то тревожного предчувствия. Самолёт остановился, и пассажиры начали спешно покидать салон. Лидия Петровна не торопилась. Она не спеша подкрасила губы, поправила лёгкий шёлковый шарфик на шее. Тридцать лет. Узнает ли он её? Наконец взяла сумку и последней покинула самолёт.
Аэропорт Кеннеди гудел повседневной жизнью. Крутились карусели с багажом, длинные очереди всасывались в узкие проходы между пограничными будками и выплёвывали людей на другую сторону аэропорта, в Америку. Лидия Петровна подхватила чемодан и направилась в сторону к встречающим. Разноцветная группа людей с цветами, воздушными шариками, с белыми листочками бумаги, на которых были написаны имена, прильнула к стеклянным дверям. Автоматические двери открывались перед пассажирами. Лидия Петровна на секунду задержалась перед выходом, набрала полную грудь воздуха, выдохнула и шагнула судьбе навстречу.
Американца в толпе не было. Она обвела зал взглядом. Беспокойное предчувствие снова подкатило к горлу и холодным комком сжалось в животе. Она достала письмо из сумочки. Американец писал, что у него сейчас идут важные испытания на заводе, если вдруг ему не удастся её встретить, она должна взять такси и поехать по адресу. Адрес был написал печатными буквами. Консьержка в доме передаст ей ключи. Лидия Петровна ещё раз окинула глазами зал, пробежалась взглядом по толпе, не нашла знакомого лица и пошла в сторону указателя «Taxi».
Июльский Нью-Йорк пыхнул в лицо влажным жаром. Люди узкой вереницей выстроились в очередь. Чёрная полная женщина в униформе ловко распределяла пассажиров по машинам. Не успела Лидия Петровна сообразить, что сказать, как женщина в униформе раскрыла перед ней дверцу пассажирского сидения и подтолкнула её в такси:
— Please, Madame .
Шофёр тем временем загрузил чемодан.
Лидия Петровна уселась и едва успела убрать ногу, как женщина захлопнула дверь и дала таксисту отмашку.
— Куда едем? — не оборачиваясь, спросил таксист. По-русски.
Лидия Петровна смутилась от неожиданности и с облегчением вздохнула. Она достала письмо, разгладила рукой листок и протянула его водителю. Мужчина обернулся. Их глаза встретились. Сердце Лидии Петровны гулко лопнуло и зазвенело осколками в голове: «Сладкая… сладкая… сладкая...»
— Гриша?! — выдохнула Лидия Петровна.
— Лидочка… — прошептал водитель.