Цикл Детские комплексы

- У тебя никогда не было такого ощущения, что ты горишь?

Его голос звучал спокойно, но она знала что эта тревога уже давно и прочно укоренилась в его воображении.

- Тебе звонили?

- Нет, но я еще жду.

Они сидели на балконе лестничного пролёта между этажами и сознательно мёрзли. Домой идти не хотелось, впрочем, как всегда, зимой, когда ночь становилась настолько длинной, что физически ощущалось, как она пожирает едва начавшийся день. Собираясь по вечерам и расходясь ближе к полуночи, они думали что обманывают эту бесконечную темноту. Крадут время у времени. Было гордо от этой мысли и холодно, очень холодно. Они сидели, прижавшись друг к другу, ощущая поясницей мерзлый бетон. Сегодня они были одни, видимо, мороз только их не смог напугать и остановить.

- Расскажи мне про неё.

- У меня только сны.

- Ну хоть сон, ко мне она не приходит.

Он отвернулся. Закурил, стараясь отпускать смесь дыма и пара в противоположную сторону. Но ветер упрямо приносил все обратно, обжигая обветренные губы. Однажды он видел во сне бабушку, сказал сестре, и с тех пор она требовала от него этих рассказов. Сны давно не приходили, но расстраивать её не хотелось, она всегда так мечтательно слушала. А он придумывал на ходу невероятное за невероятным, списывая все на банальное, ну и приснится же такое. Она верила, или ему хотелось, чтобы верила. Иногда он сам погружался в свои фантазии и, казалось, по-настоящему проживал своё враньё. Иногда было совестно, жгло, но он сразу вспоминал, что она даже плакала, так легко у него получалось её растрогать. Правду говорить не стоило.

- Она была добрая, - начал он, беря её за руку.

- Во сне? - недоверчиво переспросила она.

- Ну да, потому что я помню обрывками, но она меня погладила по голове и сказала: "Присмотри за Женей, ты сильный".

- А ещё, ещё что-то про меня сказала?

- Да, только не помню что было между, но я очутился как бы в квартире уже, а она там на кухне, что-то готовила и пела, и так тихо-тихо. Я даже не понял сначала, что она поёт. Я просто подошёл, а она говорит: «Пеку пирожки для Женечки, ты её накорми, накорми», - и тут, ты же знаешь, я проснулся.
Она сжала его руку.

- Все?

- Все

- Значит, она и там обо мне заботится? А я и не помню её совсем.

- Ты же маленькая была.

- Ну мне же два года было, некоторые в этом возрасте многое помнят, Жук говорил.

- Да врет он, не слушай.

В этот момент он представил хитрую ухмылку Жука, сочиняющего все свои истории радо того, чтобы подкатить к Женьке, и свой прямой кулак летящий, чтобы стереть эти полунамеки и внести ясность в отношении его сестры.

- Да ладно, он же помнит.

- Да не помнит, врет, а ты и веришь как дура.

- Сам ты...

Она выдернула руку. Но почувствовав холод, резко убрала ее в карман.

- Конечно, тебе то семь было, - то ли с обидой, то ли с завистью сказала она.

- Да я не понял тогда ничего, ты же знаешь.

- Знаю, ты говорил, - она сильнее прижалась к нему, дрожа от холода.

- Думаешь позвонят?

- Не знаю, было бы круто.

- Да, мы бы тогда уехали отсюда, - мечтательно сказала она.

- А вдруг она на юге живёт, там тепло и ягоды прямо с деревьев можно есть. Было видно как она живо представила себе эту картину.

- Посмотрим, может и уедем.

Это был их не первый разговор о родителях, о маме и бабушке. Мама умерла, он знал точно, Женька не помнит, маленькая была, а отец напился и избил кого-то до увечий. Его посадили. А он в свои семь, как-то сразу вырос. Бабушка Женьку жалела, решила, что не надо ей ни про маму ни про отца знать, сказала, что они уехали. А когда она сама через два года умерла и их тетка троюродная бездетная взяла, та про отца сказала коротко - сидит. Сестра стала расспрашивать, а он припугнул её Детским домом, она поверила и больше про отца не пытала. Тетку он попросил Жене про маму не говорить, вот и сочинял теперь историю что ищет её, шлёт запросы, ждет звонка. Придумывал про бабушку, и как мог, защищал её. Он не знал, чем это кончится, не планировал. Думал, что наврет потом что-нибудь про то что не нашли, а ответ он сжёг от обиды и злости. Она поверит, так же как верит его снам, потому что единственное, что у них осталось от прошлого это его истории и её вера.
Пора было возвращаться в чужое. Зубы уже откровенно стучали и пальцы не согревались дыханием.

- Пойдём, холодно, - он встал и протянул ей руку.

- Пойдём, - задумчиво сказала она.

- Опять будет орать, что поздно.

- Ну и пусть. Бабушка бы не орала. Она бы поняла, что мы семья.