Станция Холод. 00-04

                Знаете это чувство,
когда просыпаешься и вдруг понимаешь, что ты больше ничего не хочешь? Когда смотришь вокруг и думаешь, что это не то и не так, как должно было быть? И что всё это: эти здания, эта погода, этот город – всё это такое бессмысленное и пустое, и так хочется просто закрыться в себе и пролежать весь день в одинокой кровати, разглядывая потолок и думая о несчастии своего бытия. Не знаете?
                А я знаю.
                Вот смотришь
на мир под этим углом – всё кажется слишком красивым, милым, таким наигранным и далеким от тебя. Хочется обернуться, взять голову в руки и немного поплакать, но, естественно, чтобы никто не увидел твоих слёз. И однажды тебе просто будет наплевать. На то, кем ты есть и кем ты хотел бы быть. На то, какая погода за одном. Однажды ты не скажешь: «Наконец-то выглянуло солнце! Хочу на улицу!», и даже не выронишь такого привычного хмурого вздоха, увидев, что снова льют дожди, награждая тебя только серым небом и облачками, плывущими вдаль.
                Но пока я здесь.
И я знаю, что я могу сделать всё, что захочу, будь то самые большие высоты или самые неприступные дали. И во мне всегда, вне зависимости от погоды и настроения, живет человек, полный надежд и веры, человек, который знает, что после долгих дождей я смогу увидеть своё большое солнце.
                И в этот день
я увидела своё солнце. Своё единственное и неповторимоё солнце.
                Помнишь меня? Наверно. Возможно.
                Ведь ты – это лучик солнца в моём темном царстве, да?


      Дома быстро надоедает, хотя я отчаянно пытаюсь найти себе занятие как можно поинтересней, но всё кажется не тем. К чему я только не возьмусь: будь то готовка или бессмысленное сочинение глупых стихов без рифмы и смысла – мне совершенно ничего не удается, и я только и могу, что метаться из стороны в сторону, не найдя себе приюта.
      Бывают такие дни, когда всё абсолютно валится из рук, и ты просто хочешь прилечь в кроватку и не вылазить, дабы сделать лучше и себе, и окружающим. Но если бы я просто легла спать, то это была бы не я, да?
      Я накидываю ветровку, зная, что погода на улице немножко прохладная после ночного дождя. Как-то странно даже – я привыкла к тому, что солнце ослепляет моё лицо, пусть и не радуя теплотой, а сейчас всё как-то так грустно и слишком непривычно. Другой бы на моём месте наверняка укрылся пледом, согревая свои отмерзшие конечности, взял теплый кофе и любимую книгу, вдыхая запах пожелтевших страниц. Но поздно. Выхожу на улицу со знанием, что я должна что-то сделать.
      Снова одна, да?
      Ветер развевает мои волосы, и мне кажется, что это мой собственный мини-ураган прошёлся по всему городу, забирая с собой недовольные возгласы и ругательства. Я же пытаюсь не обращать внимания, отчаянно защищаюсь, но с бедными волосами совладать не получается, и они то и дело летят мне в лицо, отчего мне хочется побыстрей забежать в какую-то забегаловку и хотя бы на некоторое время забыть о буре, бушующей снаружи. Но так было бы неинтересно, да?
      Именно поэтому я продолжаю идти, и, кажется, не ошибаюсь, потому что настроение во время прогулки у меня значительно улучшается, и даже порывам ветра не в силах изменить это. Я меняю свою вечную грусть на безвозмездную радость, которая делает мир ярче, а простых людей – красивыми и необычными.
      – Снова ты, – слышу насмешливый голос и осматриваюсь, думая, что этот голос уж точно является мне знаком. Всё тело пробирает мурашками, гусиничками и прочим, а мысленно корю себя за то, что натыкаюсь на одни и те же грабли.
      – Ты наконец мне скажешь, кто ты? – недовольно выдыхаю и заглядываю в лицо, полное бледности, а та ничего не говорит, лишь мрачно улыбаясь не очень-то доброй улыбочкой.
      – Берлин… почему одна? – натянуто спрашивает. – Неужто не было никого, кто бы хотел скоротать с тобой минуты этой бренной жизни?
      Почему меня так сильно нервирует то, что она знает моё имя хотя бы, а я до сих пор пребываю в неведении того, что со мной происходит? Когда я наконец-то смогу хоть немного удивить её? Слишком много всего навалилось на мою голову, хочется хоть немножко отдохнуть без лишних препирательств и насмешек.
      – То-то ты, посмотрю, душа огромной компании, – язвлю, тут же думая, что лучше уйти – наш разговор и так перейдет в какое-то глупое задирание друг друга, хотя, уверена, что ни мне, ни ей это не пойдет на пользу.
      Оборачиваюсь и уже собираюсь удалиться, как слышу недовольный возглас:
      – Стой! – девушка подходит ближе, и я вглядываюсь в такое холодное лицо, скованное в её льдах и падениях. – Ты ведь хочешь знать? Да? – снова вопрос, а у меня складывается впечатление, что я больше ничего не хочу: хватает мне приключений на этот день. Месяц. А может, год. Неважно. Я хочу отдохнуть от загадок, прошлого, людей. Хотя бы немножко.
      – Мне от тебя ничего не надо… так что можешь идти. Я не держу, вроде, – делаю ещё шаг вперед и думаю, что это конец, и она наконец ушла. Не скажу, что чувствую облегчение, но и хуже тоже уже быть не может.
      – Беги, Берлин. Ты же любишь бежать всё время, да?
      Её слова звенят в ушах, назойливым звуком проникая в самые далекие закоулки мятежной души. Я разворачиваюсь и вижу перед собой ту же девушку, только на её лице нет никакого намека на улыбку или издевательства – всё прониклось холодом, сыростью и осенней стужей.
      – Ты меня не знаешь, ясно? Не знаешь! Что бы ты себе там не придумала, что бы ты не говорила… ты меня совершенно не знаешь. И никогда не узнаешь. Смирись и дай мне дышать снова, а то ты только и делаешь, что сдавливаешь горло.
      Девушка немного поникает и смотрит с небольшим сочувствием, но ничего между нами не меняется. Я продолжаю чувствовать жар её злости и непринятия, что дает покоя.
      – Я хочу помочь, Берлин. Не понимаешь? Я тебе зла не желаю. Это ты думаешь, что все хотят сделать тебе что-то плохое, но, поверь, часто и ты делаешь людей несчастными. Не знала? Знали ли, что мы все не святые и что делаем ошибки? Наверно, нет, раз так яро бежишь от правды, да?
      Немного воздуха.
      Дай мне немного воздуха.
      – Прежде чем других судить, сначала оглянись вокруг себя. Думаю, то, что ты увидишь, будет хуже любого ночного кошмара, – кареглазая закидывает свои волосы назад и разворачивается, попутно говоря: – Иди за мной.
      И в голове сражение. Настоящее сражение, и все эти противоречия моментально надоедают, а я, потеряв остатки гордости и хоть какого-то достоинства, направилась за ней. Меня тревожил только один вопрос: «Откуда она меня знает?», и из-за этого я не могла трезво оценить ту ситуацию, в которой нахожусь. Меня всё время останавливали сомнения, и я только и делала, что спорила с собой, не оставляя места на действительно нужные вещи.
      Мы с ней больше не говорили. Да что там, она даже ни разу не обернулась посмотреть, иду ли я за ней, или, возможно, мне уже надоели игры, которыми она привыкла орудовать. Мой мозг твердил, отчаянно просил развернуться и уйти от незнакомки подальше, туда, где она уж точно не сможет меня найти, но, к сожалению, сердце было иного мнения: ему не терпелось наконец-то узнать, что же скрывает девушка и что ей известно.
      В один момент какой-то клапан в голове щелкает, и у меня снова получается трезво оценить ситуацию. Мерное дыхание. Рука на пульсе.
      – Так и будешь молчать? – не выдерживаю, останавливаясь на несколько секунд. – Я так не могу. Либо ты всё рассказываешь, либо я уйду.
      Девушка прекращает идти, услышав мой голос, но не спешит оборачиваться, как будто видя что-то впереди себя. Это порядком утомляет: все эти загадки, секреты и прочая ерунда, которая, вопреки всем предубеждениям, не делает нашу жизнь ярче, а наоборот порождает ложь и головную боль.
      – Иногда лучше просто помолчать, – загадочно отвечает, всё ещё не награждая меня своим взглядом.
      Только сейчас я замечаю, что мы находимся на какой-то поляне, которую ранее я никогда не видела. Кареглазая немного потупляет свой взор и оборачивается, притом даже не глядя на меня, а просто осматривается вокруг, пытаясь восстановить в своей памяти какие-то образы. А я всё ещё стою, не в силах ничего вымолвить, отчасти не понимая, как мы могли оказаться так далеко от центра города – эта местность больше напоминает окраину, и я не могу понять, зачем мы сюда пришли.
      Тщательно пытаюсь вспомнить все детали, как и куда мы шли, как отсюда выбраться, но у меня такое чувство, будто всё это время я была в прострации. Хотя одно радует – природа. Воздух здесь чистый и сладкий, а атмосфера вдохновляет на романтику, и я даже отвлекаюсь на несколько минут от собеседницы, радуясь тому, что она привела меня сюда. Тут всё другое. Другие нравы, взгляды, другая любовь. Это – место, где существует счастье.
      – Знаешь что? Я тебя не заставляла, и уж тем более не просила со мной идти. Если хочешь – вперёд, можешь вернуться. Я тебя с собой не держу, ясно? И все эти твои вопросы – задавай их себе, а лучше просто молчи. От тебя больше пользы, когда ты держишь рот на замке.
      Опешив от такого обращения, я тотчас хотела развернуться и пойти домой, но какой в этом толк, раз я и так не знаю, где мы находимся.
      – Тогда что мы будем делать? – выдыхаю, а нервы находятся на пределе – эта ситуация выводит лучше любого раздражителя.
      – Людей убивать, – ненавязчиво произносит девушка, садясь на прохладную траву и вынимая какие-то вещи из своего портфеля, сразу же пряча их под кофту.
      – Ха-ха, – выдаю я, едва оправившись от секундного шока, – как смешно. А если серьёзно?
      Она улыбается безумной улыбкой, и я мгновенно жалею, что пришла сюда, но убегать поздно. Затем немного копошится в вещах, всё ещё улыбаясь, и от нетерпения у меня подгибаются ноги.
      – Я серьёзно. Хочешь верь, хочешь нет. Мне все равно. Нам осталось лишь немножко подождать – и можно выходить на охоту.
      По коже пробежался холодок, именуемый мурашками, и я уверена, что гримаса на моем лице стоила аплодисментов и восхищенных отзывов.
      А кареглазая вроде и не замечает моего удивления. Она продолжает делать своё дело, ещё раз показывая, что ей глубоко все равно на то, присутствую я здесь или нет. Была я хоть немного бы смелее, уже бы давно убежала и избегала бы всякой встречи с ею, но, увы, во мне ещё сияет надежда, что всё, что она сказала, – ложь.
      – Вот как ты думаешь, сколько стоит человеческая жизнь? – немного заминаясь, говорит она, окончательно управившись со всем тем, что ранее тревожило её буйную головку, и наконец её взор остановился на мне – растрепанной, удивленной и готовой броситься в бега.
      – Бесценна, – моментально отвечаю, ни на секунду не сомневаясь в своём ответе, хотя вся ситуация будоражит моё сознание, и я чувствую, что чем дальше, тем хуже.
      – А ты уверена в этом? Так отвечают все. Все. Мне кажется, что я одна такая неправильная, раз думаю иначе, – несуразная усмешка красит её лицо, придавая ему хоть какой-то чувственности, которая скрывала тьму в её душе. – Знаешь, чтобы сделать операцию, вы должны заплатить. И чтобы достать лекарства, чтобы выжить, – всему есть цена. Чем же тогда жизнь бесценна? Ничем. Всему мир нашел свою цену. Вот как думаешь, сколько стоишь ты?
      Внутри всё похолодело, а ноги подкосились, и я подумала, что надо бежать. Бежать дальше и дальше.
      – Это глупости. Я не хочу об этом говорить, – тут же дала задний ход я, не понимая, во что может обернуться этот бессмысленный разговор.
      – Во сколько бы тебя оценили? Я думаю, ты многого стоишь, да? – продолжала говорить о своём, не обращая внимания на мои протесты. – Ты ведь всегда была другой, Берлин. И, я уверена, что после всего, что ты прошла, и после всего, что тебе придется пройти, ты до сих пор не знаешь, кто ты. И мне бы не хотелось…
      В жилах холодеет кровь.
      – Ах, думаю, ты догадалась, что я буду делать, – ещё одна улыбка, светящиеся карие глаза, – ты знаешь, что моя мишень – это ты.
      Вдох-выдох.
      – Я убью тебя быстро. Ты даже ничего не почувствуешь, Берлин. Обещаю.
      И только сейчас я вижу блестящий нож, которым она умело орудует в своей руке. Ноги меня не держат, хотя я так хочу убежать, а вместо этого падаю, позорно падаю, не в силах что-то сказать. Рот раскрывается в немом крике, а я понимаю – это конец, конец, конец, а в голове одно: не о таком конце я мечтала.
      – Это не больно, – наконец продолжает она, теребя в руках тот же нож, – знаешь, мне однажды говорили, что умирать – это словно засыпаешь. Подумай о своем любимом сне, и, возможно, совсем скоро он тебе приснится.
      Дышать трудно, а говорить – ещё трудней, как бы я ни пыталась. Боже, самой себе я кажусь размазней: даже под страхом смерти, я не могу взять и убежать.
      Я хочу жить.
      Я хочу жить.
      Я ТАК СИЛЬНО ХОЧУ ЖИТЬ.
      Последний вздох кажется мне первым, и я поднимаюсь, срываюсь с места, бегу. Я бегу так сильно и так быстро, что каждое мгновение является вечностью, и единственное, что я слышу, – моё дыхание, дыхание, и только из-за него я понимаю, что я ещё жива. Я ЖИВА. Я хочу жить… я хочу жить… внутри что-то рвалось на части, а я вспоминала, вспоминала каждый миг, который мне судилось прожить. Я хотела, хотела большего, зная, что я ещё так много всего не сделала, так много не изведала того, что мне бы хотелось изведать, так много ещё дорог мне нужно пройти.
      Повторяю это, как мантру, и бегу, бегу, не чувствуя боли в ногах, в голове только огромное желание жить и нож, блестящий нож, вертящийся в руках моего собственного палача.
      Я ещё никогда не чувствовала в себе такой страсти, такой улыбки на устах, такого желания, откровенного желания, которое разрывало моё грудную клетку. И это всё можно почувствовать только под дулом смерти, когда кажется, что это – всё. Что ты больше никогда не увидишь мир, не вцепишься в него руками и ни разу не обнимешь человека, который хоть и чужой, но такой знакомый. Ты не сможешь больше погулять под дождём, не волнуясь о том, что завтра будешь лежать под несколькими одеялами с температурой, ни разу ты больше не заглянешь в глаза – любые глаза, лишь бы в них ты увидела новое море, заглатывающее тебя в свои глубины.
      Тоните, пока есть в чём. Тони, растворяйся, живи, пока есть гавань, которая сможет тебя спасти в самую сильную бурю. Тони, тони в чем бы то ни было, будь то море, река или всего лишь лужа. Проживай всё с концами, чувствуй каждый глоток воздуха, соленого моря, которое попадает в легкие. Пока есть в чем тонуть, утони до конца. Не надо спасаться. Просто живи.
      Тони, потому что я не смогла.
      И я чувствую, как кто-то обхватывает меня руками, и от неожиданности я падаю на землю, царапая колени и чувствуя, как слёзы с новой волной начинают течь из глаз, – видимо, от шока я даже не заметила, что плачу.
      – От смерти не убежишь, дорогая Берлин…
      Кровь. Она разрезает мою глотку, и я из последних сил качаю головой, чувствуя, что они покидают меня.
      – Давай, давай! Сделай это! Убей меня! – кричу я и чувствую ещё один небольшой порез, но довольно глубокий, и я понимаю, что это начало моего конца.
      Я уже ничего перед собой не вижу. Весь мир стал для меня чужим, и я чужой для него. Я лишь помню свои всхлипы и метание руками, помню последнюю надежду, которая не покинула меня. Не смогла.
      – Впоминай меня, – шепчу, откидывая голову, – я буду твоим самым большим ночным кошмаром.
      И всё. Я не ощущаю ударов. И вот теперь я понимаю, что больше ничего не чувствую.
      Возможно, я уже умерла?
      Чьи-то руки уже не держат меня, и я падаю на холодную землю. Боясь раскрыть глаза, я лишь жду чего-либо – какого-то знака, который скажет мне, что я всё ещё жива. Кровь на руках, лице, кровь повсюду. Кровь, кровь, кровь. Её слишком много.
      Я кричу. Кричу во всю глотку, бью кулаками и рыдаю, рыдаю, потому что больше не могу терпеть. Я не хочу. Пожалуйста, кто-нибудь, спасите.
      Я не хочу умирать.
      Пробуждение наступает только тогда, когда я слышу чужой всхлип. Наверно, только тогда я снова дышу, понимая, что я жива. Раскрываю глаза и вбираю воздух, задыхаясь снова и снова.
      Девушка с темно-карими глазами. Мой бледный палач, моя милая убийца. В неверии откидывает нож и плачет, плачет, вздрагивая своим телом, глядя на меня, задыхаясь, стирая кровь на своих руках слезами, и всё время шепчет только одну фразу:
      – Господи, что я наделала… не умирай, прошу… только не умирай…

***

      Всё тело ноет так, будто не принадлежит мне, во рту чувствовался вкус крови, голова раскололась на две части, но сейчас меня почему-то волновало не это.
      Холод. Холод, пробирающийся под кожу, путешествующий по моему телу. Я хотела подняться с холодной земли – тщетно. Руки не слушались. Коснулась к своей шее, которая была чем-то обмотана, и почувствовала ткань – вероятно, ею мне остановили кровотечения.
      Девушки и след простыл, а я всё ещё лежала на холодной земле. Уже был вечер – в небе виднелись звезды, хотя ещё не было темной ночи, что было мне на руку, так как ещё была надежда на то, что я смогу подняться и пойти хоть куда-то, невзирая на сумасшедшую боль, которая не утихла со временем.
      Я всё ещё жива. Я жива.
      Пытаюсь подняться, и я делаю это, прикладывая огромных усилий. Иду в сторону той поляны, глупо надеясь, что смогу там увидеть хоть кого-то и попросить помощи, – да, это в моём духе, надеяться даже тогда, когда исчезает последняя надежда.
      Уже вдали я вижу приближающегося человека, и всё внутри начинает бурлит, рвется наружу.
      – Пожалуйста… помогите… пожалуйста, – выдыхаю и продолжаю говорить это, понимая, что вряд ли он меня расслышал. – Пожалуйста… пожалуйста.
      Закрываю глаза, понимая, что в горле начинает першить, и из последних сил выкрикиваю просьбу о помощи, всё-таки веря, что он меня услышал. Жду ещё несколько мгновений и чувствую, как меня обхватывают сильные руки, приподнимая над землей, и несут в неведомом мне направлении. В любом другом случае я бы стала яро вырываться, просить поставить на землю и больше никогда не трогать меня, но сейчас осознанию, что это мой единственный выход, моё единственное спасение.
      – Спаси меня от вечного холода…
      И, знаешь, я об этом не жалею. Есть только одна вещь, о которой я жалела всю свою оставшуюся жизнь.
      Говорят, что всё начинается со взгляда, да? Что за вздор? Какой взгляд может заставить человека полюбить кого-то? Да вообще, нельзя проникнуться даже симпатией, взглянув в чьи-то глаза. И голову потерять от такого, по сути, невозможно. Это просто обычный взгляд, который, возможно, ничего не будет значить для вас обоих. Не верьте тому, что пишут в книгах. Это ложь, наглое вранье. Ещё одна попытка затуманить ваш разум. Такого не бывает. Не бывает. Не может… нет…
      Это было моей единственной ошибкой.
      Как во сне открываю свои глаза и смотрю в незнакомое лицо. Совершенно обычное лицо. И лишь потом заглядываю в те глаза, которые ещё долго будут преследовать меня во снах. Это было что-то теплое, что-то с привкусом лета и любимой книги. Что-то вроде черного чая с ложкой сахара… его глаза – это сплетение наших судеб, навеки поросших в коре крепкого дуба.
      Не придавайте большого значение таким взглядам, ладно? Считайте, что это всего лишь ваше воображение рисует образы, которые ему бы хотелось воплотить в реальность. Это всего лишь мгновенный порыв, который рано или поздно развеется под наплывом других обстоятельств. Это всего лишь мелочь, которая рано или поздно покинет вашу голову навсегда.
      Не придавайте большого значения таким взглядам, ладно?
      Потому что я не смогла.