Затворник 3. 8 Хозяйка бабьего царства

После ужина Сотьер простился за всех с хозяйкой и еще раз поблагодарил ее. Матьянторцы отправились к своей стоянке у окраины села. Кувалда со всеми не пошла, а опять пропала куда-то с названной сестрой.
У лагеря уже были разбиты те же шатры, что утром стояли на водопадах. Местные собрали их и перевезли сюда - для гостей, что не хотели снова спать под открытым небом. Впрочем, таких было немного. Костров никто не зажигал: тепло было без огня, а для света принесли с площади несколько фонарей. Еще селяне раздали бенахам подстилки, и войлочные валики под голову. А все их вещи попросили сложить в кучу, чтобы назавтра женщины могли забрать и выстирать хорошенько.
-   Вот это здесь почет так почет гостям! – радовался Хвост.
-   Да! Насчет этого у них без дураков! Все как положено! – согласился Валтоэр.
-   Скажи, Валтоэр! – спросил его Хвостворту – А кто здесь – кувалдина сестра?
-   А ты не видел, что ли? -  спросил старшина – Та, с которой она за столом сидела.
-   Так это она – царица и хозяйка тут?
-   Ну да.
-   А та, постарше – кто? – спросил Хвост.
-   И она тоже царица. – сказал Валтоэр.
-   Что, две их, что ли? – удивился дубравец.
-   А небо их знает. Их и двое, и одна. Так они говорят, и поди их пойми! Сам Кормахэ расспросишь, если она, конечно, вернется сегодня.
Кормахэ вернулась затемно, когда над краем гор повисла луна, а Хвост уже отходил ко сну. Еще издалека Хвостворту услышал, как она окликает и спрашивает его, разыскивая среди лагеря.
-   Ты вот, что: - сказала Кормахэ земляку – Сестра велела тебя позвать. Пойдешь сейчас к хозяйке.
-   Зачем? – встревожился Хвост. Несмотря на все блаженство этой страны, у него из головы не выветрились его прошедшие невзгоды и страхи. Ему сразу вспомнился тот допрос ночью, в разгромленном турьянском лагере, и как живые, уставились на него глаза измученного пленника.
-   Не знаю. – сказала Кувалда - Велела тебя привести для какого-то дела. Но ты не бойся: Я-то уже знаю, что ты никакой не злодей и не колдун, а она – тем более поймет. Плохого не сделает! Пойдем, провожу до ее дому.
-   Слушай еще вот, что: – сказала Кувалда, словно предупреждая, когда вдвоем они вышли из становища и приближались к освещенной теми же светильниками слободе – На девок здешних даже не смотри.
-   Да я, как бы, и не думал… - ответил удивленный Хвостворту
-   А сестрица сказала, что думал. – спокойно возразила Кувалда – Так или иначе, ты знать должен: у них здесь нравы с виду – проще некуда, но насчет всяких валанданий в долине очень строго. А мы здесь – гости. Наши все знают, и ты должен знать. Ясно?
-   Как день ясно! – поспешил согласиться Хвостворту – Второй раз не повторяй!
-   То-то!
-   Твоя сестра, что ли, все знает, кто что в долине думает? – спросил парень.
-   Знает. Все или не все – это только гадать можно. – ответила Кувалда.
-   И тут, значит, колдовство. Они тут, смотрю, колдуют, как дышат!
-   Да так примерно и есть. Царице, ей тут про все известно, и все в ее власти!
-   Ты мне скажи только! – спросил Хвост – Твоя сестра здесь царица, или та, вторая, что старше? Чтобы я не ляпнул чего-нибудь не того сдуру.
-  И та, и другая. Обе они вместе, и каждая по одной – и есть Царица. Понял?
-  Нет. – признался парень.
-  Тогда просто не болтай лишнего, и все. Называй обеих «Госпожа», а что спросят – отвечай по совести, врать все равно бесполезно. Вот и все.
Пройдя через село, Кувалда привела Хвоста на ту же площадь, где вечером проходило пиршество. С одной стороны на нее выходили ворота широкого двора с большим домом. Имение окружала каменная ограда не выше пояса, а сами ворота не имели створок. Запираться и ограждаться в долине было незачем, тем более – Царице.
-   Ступай туда. В двери входи, не стуча. – сказала Кувалда – Ничего там не бойся, тут все – к добру.
Даже с таким напутствием, Хвост вошел во двор с некоторым опасением.
Перед ним был дом с низкой каменной кладкой стен, но с высокой четырехскатной крышей, и с обширными пристройками. Без стука он отворил небольшую деревянную дверь и вошел.
Без всяких сеней и прихожих, Хвост сразу попал в просторный зал, наверное, на половину всего дома. Высокий полый свод крыши был прямо над головой. Пол из гладко обструганных досок. На каменных стенах кругом светильники. В разные стороны из зала вели несколько дверей. У стены напротив входа – высокое сидение с подлокотниками.
Сама старшая царица встречала гостя. Она сидела, выпрямив спину, расправив плечи и чуть приподняв подбородок – кажется, ее стать была неизменна, как сами горы вокруг. Чуть позади стояли в ожидании слуги.
-   Здравствуй, Хвостворту. – сказала хозяйка мнущемуся в дверях парню.
-   Здравствуй... госпожа! – мигом вспомнил Хвост наставления Кувалды. – Благодарность тебе, и поклон за все добро…
Он поклонился Царице в пояс, и несмело шагнул вперед.
-   Проходи смелее. – сказала Царица – И не бойся меня. Кто ты такой, и откуда – я знаю, и допрашивать тебя не буду. Наоборот, я хочу тебе помочь.
-   Благодарю… - сказал Хвост. И еще раз, теперь уже не так низко, поклонился, хотя и не знал, какую помощь ему хотят предложить.
-   После отблагодаришь. Сейчас взгляни на меня!
Хвост, посмотрел на хозяйку пристальнее, встретился на миг с ней взглядом, и обомлел…
Его как приковало к полу: ни шагнуть, ни двинуть рукой он не мог, мог лишь стоять, пяля глаза вперед себя. А перед ним женщина поднялась со своего сидения, и словно выросла до самой крыши, возвысилась над ним, и приказала:
-    Откройся!
Хвост не мог выполнить ее приказа никоем образом. Даже подумать не мог, что ему следовало открыть, так был напуган. Меж тем творилось странное: Сияние из фонарей на стенах меркло, свет в зале угасал, из углов наползала тень. Сама же царица, начинала сиять изнутри – но не таким бледно-синюшным мерцанием, как призрак турьянского шамана в лесу. В Царице пылало солнце – маленькое, но слепящее и горячее, все сильнее и сильнее…
-   Откройся! – повторила хозяйка. Веки ее опустились, но и сквозь них Хвост чувствовал неотвратимый пронзающий колдовской взгляд, шарящий сквозь кожу и мясо. Он стоял перед чародейкой прозрачный как чистый лед, а она просматривала его нутро пядь за пядью.
И снова появилось прежнее, из того мутного сна, ощущение: будто он наполнен внутри водой, в которой бьется крупная живая рыбина, тыкается носом в стенки, сотрясает их, шарит по нутру незрячей башкой, на запах и на ощупь пытаясь отыскать себе темную норку где-то в глубине утробы, и спастись от губительного света, от всевидящего взгляда Царицы.
-   Откройся! – снова приказала Царица.
«Потерпи! Потерпи, герой, и ничего не бойся!» - попросил другой голос, мягкий и нежный, словно говорила девушка.
Тварь в утробе Хвоста расходилась не на шутку, Как тогда, ночью, ему казалось, что вот-вот он лопнет, вдоль и поперек, и бурлящая в нем жижа разольется по полу!
-   ПОКАЖИСЬ, Я ПРИКАЗЫВАЮ!
Как спица пронзила Хвостворту от макушки до пят - Царица разглядела в мутной темной хляби бьющуюся тварь! И Хвост, через взор волшебницы, посмотрел внутрь себя, и ужаснулся: Не рыба трепыхалась и билась, схваченная колодовским взором, будто пойманная на крючок, нет! Страшная, безобразная тварь постепенно становилась Хвосту все виднее, и от этого все безобразнее! От страха дубравец закричал сквозь стиснутые зубы, и вопль его был такой же перепуганный и жалостливый, какой Хвостворту сам слышал в своем видении прошлой ночью.
«Все хорошо! Все хорошо, потерпи только!» - уговаривал ласковый голосок.
Мерзкий гад, словно уродливый младенец, сморщенный, скрюченный, нерожденный но уже старый и дряхлый, мертвый от зачатия, но сосущий живые соки. С беззубым дряблым ртом, с пустыми стеклянными глазами. С тоненькой жидкой бороденкой и прядкой седых волос на макушке. Тварь тянуло куда-то вниз, будто выталкивало прочь, но она билась, не желая покидать свое жилище! Что-то связывало ее с Хвостом, как пуповина связывает плод с матерью, и тварь цеплялось за эту связь изо всех сил!
-    Убирайся! – приказала Царица. Глаза ее открылись снова, и сплошной поток света нахлынул из них на Хвостворту. Он видел теперь только эти слепящие белые глаза – и еще то внутри себя, что видела в нем хозяйка.
Кто-то подошел к Хвосту, стянул с него штаны, и посадил задом в подставленный то ли ушат, то ли другое судно. И тогда он увидел: под ним открылась нора в бездонную темную пропасть. Хвоста тащила туда неимоверная тяга, но пока он глядел в белые царицины глаза, то не двигался с места. Незримая пуповина внутри натянулась как струна. Тварь бешено билась на ее конце. Другой конец держался будто где-то в глотке, в корне языка, и казалось, еще чуть-чуть, и либо разорвет Хвосту горло в клочки, либо удавит, либо утянет за собой во мрак…
«Небо… Вот и смерть…» - только и сумел он подумать.
«Нет! Нет! Не тебе смерть!» - успокаивала его невидимая девушка.
-   Убирайся! Убирайся вон!
Треснуло что-то в глотке, как оборвался конец натянутой уды. Дыхание у Хвоста перехватило на миг, а потом вся клокочущая в нем тухлая вода разом скатилась в самый низ живота, и хлынула потоком наружу, ударила в судно струей крови, слизи и черно-зеленого гноя! И не одна рыбина, а целый косяк скользких, бьющихся гадин вырывались из несчастного человека и шлепались в лохань, барахтаясь, разбрызгивая вокруг капли зловонной жижи.
Слуги подхватили Хвостворту под руки, и подняли от судна. Такая слабость скосила его, словно сколько было сил, все вышло вон вместе с грязным потоком. Мог он разве что открыть глаза, но и этого не решался, боясь заглянуть в лохань, и снова увидеть то самое.
-   Унесите. Деточка, усыпи его до завтра – услышал он голос старшей Царицы.
«Спи, все хорошо!»
И Хвост мигом провалился в такой глубокий сон, как будто совсем пропал из этого мира. Ничего более не было кругом.

Кто-то ходил за дверью и стучал о пол чем-то тяжелым. Хвостворту пробудился от этого шума. Не открывая глаз, он пошамкал ртом и перевернулся на другой бок. Пуховое одеяло натянул на себя до макушки.
За дверью стукнуло о косяк, заплескалась вода.
-   Да тише вы там! – крикнул Хвост, сдернув с головы одеяло…
И тут он вскочил как ужаленный!
-   А…
Он лежал на тюфяке, расстеленном по полу маленькой комнатки. Живой! Живой, кажется! Хвост пощупал себя, залез машинально рукой за пояс сзади – там все цело, только кожа взмокла от холодного пота…
Точно живой… Но ведь умер вчера!
Или все почудилось? Опять приснилось какая-то дуромань? Но почему тогда не в лагере, не с Кувалдой и остальными? И где он вообще очутился?
В комнатушке у трех стен такие же постели, в четвертой стене, напротив ложа Хвостворту – дверь. Два больших окна, обтянутых чем-то вроде пузыря, только прозрачнее – сквозь них, хоть и немного расплывчато, видно, как снаружи слегка шевелятся от ветра зеленые ветки с кистями белых цветов. Свет за окном неяркий, словно на дворе пасмурно. Стены каменные, пол – дощатый, и от него, как наверное везде в долине, идет тепло…
«Да где я!» -   подумал Хвост.
Одна постель была расправлена и вскомкана, словно с нее только что кто-то поднялся. На второй, укутанный войлочным одеялом до голых плеч, лежал незнакомый человек, с коротко постриженными бородой и волосами.
-   Ну здравствуй, добрый человек! – сказал он.
-   А! – откликнулся Хвостворту – Ты кто?
-   Я-то? Я матьянторец. Ты по дороге сюда санки помогал тащить, а я в них лежал раненный. Я тебя помню.
-   Понятно… А мы где?
-   Мы на царицыном дворе. Она мне грудь лечит, что турьянцы прокололи. Теперь вот и тебя подлечила. – усмехнулся он.
-   А меня… Со мной она что…
-   Что она с тобой сделала?
-   Ну да, да! Что со мной сделала?
-   Вчера вечером тебя принесли, ты спал. Сказали, Царица из тебя турьянскую мару доставала.
-   Чего? – воскликнул Хвост.
-   Да ты не бойся. – сказал ему сосед, приподнявшись и поправив под собой подушку в белой наволочке – Если что и было, то все позади. Здешняя хозяйка, она свое дело знает! Меня вот позавчера привезли – на последнем издыхании, света белого уже не видел! А сейчас, видишь – ничего, разговариваю! А таких как ты, она как орешки щелкает! Раз – и все, нету мары!
-   В нужнике я видал такое «раз и все»! – пробормотал Хвостворту.
Однако он был цел, и вспоминая вчерашний вечер, а особенно – ту тварь внутри себя, Хвост подумал, что если теперь ее не стало, то это, пожалуй, хорошо.
Отойдя чуть-чуть от первого испуга, Хвостворту почувствовал, что очень даже сильно хочет на двор. Одежда, в которой он пришел к Царице, лежала тут же, сложенная стопкой. Натянув штаны и рубаху, Хвост выглянул за дверь.
Здесь женщина, лет под сорок, мыла пол тряпкой и водой из большого ушата. «Все у них по-волшебному, а полы сами не моются!» - подумал Хвост.
Поломойка показала дубравцу, как пройти к управляющему царициного двора, а управляющий, невысокий дедушка с пышной седой шевелюрой вокруг лысины, передал ему хозяйкин приказ - оставаться на дворе до следующего утра.
-   А что мне делать-то? – спросил дубравец.
-   Сейчас пошлю на кухню, позавтракаешь. – сказал ключник - А потом делай что хочешь, только со двор не уходи, и на царицыну половину не суйся.
-   Царицу-то мне бы увидеть, хоть поблагодарить ее…
-   Нечего – сказал старик – Что ты от нее сейчас хочешь, она и так знает. Надо будет – сама позовет. А так ее не надо беспокоить.
-   Что ж, понятно… Послушай, а куда здесь по нужде можно сходить?
-   Вон, туда – за амбар и налево.
Сходив наконец, куда ему было нужно, Хвостворту вернулся на задний двор, и сел за столом под живым навесом из хмеля. Скоро принесли еду, но Хвост голода не чувствовал. Съев пару ломтей хлеба и выпив молока, он пошел осмотреться
Имение Царицы было огромное. Но побродив по нему, Хвост не нашел ничего, чем он бы мог заняться. Вернувшись в свою комнатку, он потрепался немного с раненным, но и тот вскоре уснул. Хвост лег было тоже, но сон к нему не шел. Было даже странно: впервые за много месяцев он мог есть и спать сколько угодно, но ни того, ни другого не хотелось…
Хвост отправился прогуляться еще. Все двери и ворота кругом были открыты, и сторожей нигде не было в помине. Иди куда угодно, никто не помешал бы, кажется, и убраться со двора совсем. Но Хвостворту уже понял, что если Царица что-то здесь приказывает, то лучше не испытывать судьбу, переча ей без дела. Хвост заглянул в яблоневый сад, побродил там немного, и на самом его краю, вблизи хозяйкиной половины, натолкнулся на купальни. Три открытые ванны – такие же, как у матьянторского лагеря, обложенные камнем, стояли за небольшой оградкой, еще над одной была надстроена беседка. В одной из купален Хвост увидел бывших турьянских рабов – все шестеро сидели кучкой, не разговаривая, и не шевелясь. Их успели постричь и побрить, кажется, они даже немного поправились в щеках. Но взгляд у всех оставался таким же безучастным. Ни одного обрывка мысли нельзя было угадать на шести лицах. По зеркальной воде не пробегал ни один всплеск, только поднимался чуть заметный пар. В цветущем кругом саду стояла тишина. Над купальней сидела на скамеечке пожилая полная нянька, поминутно она вздрагивала ото сна, но тут же ее голова снова начинала медленно склоняться к груди.
Недолго думая, и не обращая внимания на женщину, Хвост разделся и влез в свободную купальню.
«Ничего, погуляем еще! – подумал он, вальяжно развалившись – Живой, и слава Небу! А что напугался вчера – так это в первый раз, что ли! Был бы толк!»
Так Хвост сидел, разомлевший и расслабленный, и то думал о своем, то балдел просто так. Тишина убаюкивала. Вдруг Хвостворту увидел на тропе, что вела к царициной половине, две женские фигурки. Впереди шла та самая светлая девушка – кувалдина названная сестра, за ней – молодая служанка.
-   Здравствуй, Хвостворту! – крикнула молодая царица еще издалека. Нянька взвизгнула, вздрогнув со сна.
-   Здравствуй, госпожа… - сказал Хвост.
-   Я тебе не помешаю, надеюсь? – спросила девушка.
-   Нет! Как же… - Хвост осекся на полуслове. Царица развязала пояс, подняла руки вверх, и служанка ловко, чуть не одним движением, стянула с нее белое платье.
Хвостворту поспешил отвернуться в сторону. «Вот же ж ты! Говорила Кувалда про то, какие они с виду простые в этом смысле! У них, наверное, в порядке вещей бабам перед мужиками голыми ходить, а тут – сама Царица!»
Девушка негромко рассмеялась:
-   Что ты, распереживался прямо! Не видел никогда, что ли! Ну повернись, теперь уже можно!
Хвост повернулся к Царице. Та сидела по плечи в воде соседней купальни. Между оградками их ванн было не больше половины обхвата.
-   Как ты себя чувствуешь? – спросила девушка, улыбаясь. Голос ее, нежный и звонкий, Хвост сразу узнал.
-   Хорошо… - пробурчал смущенный Хвостворту – Хорошо, твоими стараниями, госпожа, и твоей… госпожи…
-   Я-то здесь причем! – сказала девушка – я, можно сказать, ничего и не делала.
-   Ну как…
Хвост первый раз посмотрел на молодую царицу прямо – и больше не мог оторвать от нее взгляд. Но не так, как вчера, когда был обездвижен чарами хозяйки, а совсем иначе. Сейчас он просто хотел смотреть и смотреть на это лицо. Вечером он не разглядел ее толком – полутьма ли помешала, стояла ли она всегда слишком далеко, или просто не приглядывался. Теперь же он глазам своим не верил, что бывают под небесами такие прекрасные девушки!
-   Что «ну как»? – переспросила Царица, лукаво улыбнувшись.
-   Я говорю: как же, ничего не делала. Я ж слышал, как ты говорила мне потерпеть, и потом – госпожа сказала «Усыпи его…»
-   Деточка. – подсказала Царица.
-   Да, так она сказала. Я и уснул.
-   Ну, это легко. Это все равно, что ничего.
Хвост сидел, и в молчаливом восторге не мог сказать и слова, а только смотрел на молодую госпожу. Кожа на лице царицы была гладкая, без единого изъяна, светлая, но ни капли не бледная. Серые глаза, кажется, не большие, но взгляд их – ласковый и умный. Голос девушки, мягкий, ровный и чуть-чуть строгий, струилась будто ручей…
-   Ты на мне правда дыру проглядишь! – вдруг сказала она, и снова засмеялась, увидев как смутившийся парень опустил глаза – Прости, и не стесняйся больше. Если хочешь – так смотри, сколько влезет. Ну так что, как ты?
-   Хорошо. – ответил Хвост – Вчера страшно было, а теперь вроде ничего. – И усмехнулся – Даже там все цело, я думал – разорвет!
-   Где «там»? – поинтересовалась девушка.
-   Ну, там… откуда оно вышло…
-   А! Так там ничего и не могло разорвать. Оттуда ничего и не выходило.
-   Как? – удивился Хвост, даже отвлекся от любования красотой Царицы, и был этому немножко рад – Как? Что не было ничего?
-   Было.  – сказала Царица – Только не здесь, а на той стороне.
-   Что-то не понимаю…
-   Ну как тебе объяснить! В тебе мара сидела - дух, созданный колдуном. Понимаешь?
-   Это вроде понятно. Ну и что?
-   Такой дух, которым шаманы человека заклинают, человеческими глазами увидеть нельзя. Ты его почувствовал и увидел, когда Госпожа тебе его показала. И исторгла его из тебя, как некую гадость. А как ты себе представляешь выход чего-то мерзкого из тебя, так оно тебе и привиделось.
-   Что, у всех так? – спросил Хвост.
-   У большинства так. Некоторых рвет. У женщин, бывает, как месячные… Но только на той стороне, а так, из тела, обычно ничего не выходит. Бывает, правда, что и в самом деле человека так вывернет в призрачном мире, что и в нашем его… стошнит, например. Но это редко. После тебя, кажется, в ушате совсем ничего не осталось.
-   Небо! – вздохнул Хвост – А это… эта мара…
-   Не вернется ли? Нет, никак. Она так устроена. Может жить только прикрепленная к тому, в ком шаман ее зародил своим колдовством. Видел ведь у него, как будто пуповина была. А оборвалась – мара улетела в призрачный мир, и тут же распалась.
-   А если бы она во мне осталась, тогда что?
-   Об этом и не думай. Зачем! Просто знай себе ясно, что ее больше нет, и все.
-   Как ты говоришь это все! – удивлялся Хвостворту таким словам прекрасного создания – Словно тебе все это нипочем! Часто, значит, такие как я, вам встречаются?
-   Да. Матьянторцы к нам почти каждый год приходят, иногда даже не один раз. И всегда с ними или турьянские рабы, или кому-то из воинов шаман успеет подсадить мару, а человек и не заметит. Сначала, когда маленькая была, так я их боялась, как другие девочки мышей боятся, а теперь – привыкла. За день до тебя госпожа сразу из шестерых изгоняла мар.
-   Это из них-то? – кивнул Хвост на сидевших в соседней купальне рабов.
-   Да. Так ведь и ты слышал.
-   Слышал. – подтвердил парень – Теперь понимаю, что я за сон видел там, ночью возле водопада! А кричали, значит, они – пленники?
-   Да. Их отчищать намного тяжелее, и Госпоже, и им самим…
-   Скажи, госпожа! Ты вот сказала, что боялась духов, когда маленькая была. А когда это было? Правда, что ты тысячу лет живешь?
Девушка рассмеялась:
-   Я что, на такую старуху похожу?
-   Не-е-е-ет! – поспешил отговориться Хвостворту - Я не про это! Мне Кувалда сказала, что ее названной сестре тысячу лет, а ведь ты ее названная сестра!
-   То, что мне тысячу лет, это и правда, и не правда.
-   Не понимаю, как это?
-   Как тебе сказать, ЦАРИЦА – это не только мы с госпожой. Есть в нас такая сила, начала которой мы сами не знаем. Она к нам не приходит, мы только с годами учимся ею владеть. Просто нам видно все, и известно все в долине. Все – даже до того, как каждая травинка в лесу растет… Чтобы что-то увидеть в нашей стране, нам приглядываться не надо – достаточно лишь подумать. Нам словно дух всего живого и неживого в стране виден и подвластен. Кем, и почему так заведено – мы не знаем. Но только с этой силой вместе, мы – Царица. Мы с ней одно целое, и через нее – со всей нашей землей, так же, как все на свете – одно целое. Разница в том, что обычно это единство от глаз скрыто, а для нас, в долине – привычно и просто. Понимаешь?
-   Не знаю даже. – усмехнулся Хвост – Трудно тебя понять!
-   Мне от роду семнадцать ваших лет, будет через шесть месяцев. А госпоже – шестой десяток. Но и она, и я, и те хозяйки долины, что после нас будут – все мы Царица, душа самой страны нас соединяет воедино. И раз мы едины со всеми, кто жил много веков до нас, то и нам – столько же веков, правильно?
-   Ну, так, наверное. – предположил Хвостворту.
-   А раз так - засмеялась девушка – то скажи, права была Кувалдушка, или нет? Сколько лет мне?
-   Не знаю! – засмеялся в ответ Хвост.
-   А если уж совсем в точности говорить, то настоящая Царица – это сама наша земля. – призналась девушка - Она сама себе хозяйка, мы просто сильнее других с ней связанны. Изменить что-то мы не в силах, нам лишь доверено хранить древний порядок. Даже преемницу себе хозяйка не выбирает. Госпожа мне говорит: придет время - сама увидишь, кого взять на смену.
-   Так ты, значит, будущая госпожа и хозяйка? – спросил Хвост.
-   Выходит так.
-   Ну а злыдень? – спросил Хвостворту. – Он такой как вы, то есть, тоже одно со всем светом?
-   Сначала скажи мне: как узнал, что это «злыдень» как ты говоришь? Ведь ты их даже не видел никогда!
-   Не знаю… - растерялся Хвост – Сначала говорили, что он из ратайской земли, что злой колдун. А кто еще у нас там может быть злой колдун? Был затворник Ясноок, но его убили… Потом, как его увидел, то вспомнилось почему-то.
-   Угадал, значит? Верно угадал! А то, что они со всем светом едины, как прочие люди – вот это уже не правильно.
-   Особенные они, что ли? – спросил Хвостворту.
-   Еще какие. – сердито сказала молодая Царица – Этот Ясноок был страшный человек. Он на этот свет очень темную силу впустил, какой раньше не бывало на земле. Даже до нас это донеслось, хоть он про нашу страну, наверное, и не знал. И про слуг его мы тоже слышали, но какие они - не знали.
-   А теперь знаете?
-   Да. Теперь знаем.
-   Кто ж они такие? – спросил Хвостворту.
-   Они то самое, что ты на болоте увидел: Облик человеческий, а внутри одна сплошная грязь. Не люди, не звери, даже не духи с той стороны. Они – что-то совсем чужое. И они враждебны всему на этом свете.
-   Так кто они все-таки?
-   Я сказала, что знаю, КАКИЕ они, а не КТО они такие, и ОТКУДА. И чего он у турьянцев объявился?! – как бы с досадой спросила она.
-   А турьянцы вам не угрожают?
-   Нет! – воскликнула девушка – Они долину стороной обходят, вместе со своими шаманами! Чуют, гадюки болотные, что мы не по их гнилым зубам!
-   А если бы их злыдень перевел через болото? – спросил Хвостворту – Как тогда?
-   Если бы болото перешли, тогда бы еще не то увидели! – сказала Царица, и в ее голоске раздалась недетская, недевичья суровость – Они сами не знают, что бы с ними было! Госпожа их предупредила и не пустила дальше, только ради нашего давнего мира с турьянцами! Они ведь тоже, ты сам слышал, кричали что идут не на долину, а только отомстить за своих товарищей. А были бы они нам явными врагами – тогда бы узнали, кто такая Царица! Видел у нас – Верхняя Речка, стекает в озеро?
-   Да. Речку видел.
-   Так вот, по ней с гор бежит талая вода. А есть еще речка Нижняя, что течет в болота под землей. По ней мы с госпожой выпускаем понемногу подземные токи, горячую грязь из-под самых корней гор, чтобы они не вырвались силой, и не залили бы нашу землю. Знаешь, какая мощь огромная в этой земле? Какая у Царицы здесь власть - знаешь? Если госпожа захочет, то всех их кипящим камнем зальет с головой, так что и костей на холодец не останется! Она бы на поприще от долины все выжгла, так что Озеро бы с паром ушло, если бы они нам были опасны! На каждого болотника одела бы по каменной шапке с целый дом!
И Хвосту показалось, что перед ним в купальне действительно сидит не юная беззаботная девушка, а хозяйка целого края, могущественная и строгая. А к тем, кто посмеет угрожать ее народу – к тем и жестокая.
«Турьянцев она люто ненавидит, даром что из себя такая девчонка миленькая!» - подумал Хвостворту.
-   А за что их любить? – словно услышала его мысли молодая царица – Ты сам видел, что они с людьми делают! За что вот, скажи!
-   Почему тогда у вас с ними мир? – спросил Хвостворту – Вместе с матьянторцами вы бы их в два счета раздавили!
-   Нам с ними делить нечего. – сказала девушка – Нам в своей земле хорошо, других мы не ищем. К тому же наша власть не далеко отсюда заканчивается. Болотники к нам тоже не могут пройти, или похитить у нас людей. Зачем нам с ними воевать?
-   Но матьянторцев все-таки вы впускаете?
-   Рабство нам ненавистно. – сказала Царица – Рабов, попавших к нам, мы освобождаем. Поэтому и матьянторцев впускаем, и то иногда, при крайней необходимости. И как гости, они под нашей защитой.
-   А с ратайской стороны к вам приходят? – спросил Хвост.
-   Нет. За перевалом, на восходном склоне гор, нашей власти нет. Там под землей живут гномы, очень опасные. Ратаи про них знают, поэтому в горы редко отваживаются подниматься.
О гномах, живших в пещерах и провалах Хребта, Хвостворту слышал уж не раз. Горцы очень их боялись, и долины, где появлялись гномы, считали проклятыми, и избегали туда приходить. Дубравские разведчики, если решались пойти осмотреть такие места, всегда находили их пустынными, а бывало и сами пропадали без следа.
-   А кто к перевалу подходит,  - говорила Царица - того мы с госпожой дальше не пропускаем. С бенахской стороны тоже к нам никто не пройдет - в болоте увязнет, заблудится в тумане, или еще что-нибудь, но не дойдет до долины. А если кто-то дойдет - то ничего тут не увидит, одни голые камни!
-   Точно! - догадался Хвост - Я сам ваши облака из-под земли увидел только когда Госпожа с нами заговорила, хотя они до самого неба, и за сто поприщ их должно быть видно!
-   Так и с любым другим бы было. Нельзя, чтобы кто-то лишние знали про нашу страну.
-   Это верно! – засмеялся Хвост – Если про такую благословенную землю пройдет слух, так столько людей сюда кинутся, что по самые горы набьется народу! Ну а Кувалда?  спросил он. – Она ведь ратайка. Она не из-за Хребта здесь появилась?
-   Нет, из-за Хребта она бы не смогла прийти. – сказала Царица – Она к нам с турьянской стороны пришла.
-   Как это?
-   Она тоже была в рабстве. Поэтому и не вернулась в ратайскую землю. Не помнит она, откуда и кто сама такая.
-   Во-о-он оно как! – протянул Хвост
-   Она появилась у нашей границы, одна-одинешенька - сказала Царица - просто брела по болоту, сама не своя, как все турьянские рабы, такая же грязная и полуживая. Наверное, матьянторцы разбили где-то рядом турьянский отряд, а она убежала. Я ее заметила издалека, и уговорила госпожу пропустить к нам. Мне было тогда лет пять всего. Я как увидела ее, помню, вся расплакалась… Побежала просить госпожу, чтобы ее впустила. Госпожа и сжалилась ради меня… А то бы она померла, не дойдя до Гор. Она жила у турьянцев в плену, и наверное, долго – совсем лишилась и памяти, и рассудка. Мы с госпожой ее долго выхаживали, чтобы Кувалдушка снова заговорила и человеком стала.
-   А вы с госпожой можете память вернуть тем, кто там побывал? – спросил Хвост.
Молодая царица вздохнула:
-   Можно было бы попытаться. Но не было бы это к худшему. Я как-то раз, уже намного позднее, лет в четырнадцать, спросила госпожу о том же. Она посмотрела, и сказала, чтоб я сама попробовала…
-   И что?
-   Я тогда в душу Кувалдушке заглянула. Я посмотрела, и сама от страха, как будто отшатнулась - такая там черная бездонная пропасть клубится! Видимо сестричка такое пережила в плену, чего ей самой лучше не помнить! Очень у нее тяжело на сердце. На всю жизнь израненная душа! И исцелиться тут сложно. Вот если бы ее полюбил кто-то, родила бы деток…
Два года она у нас побыла в первый раз – мы с ней очень привязались друг к другу! Кувалдушка мне из леса и мед носила, и ягоды, и орехи – наберет, и сама не притронется, а только мне несет! Когда я разболелась, то поила меня с ложки. А когда выздоровела, то сестренка меня вот в этой купальне вымыла первый раз, и за пазухой домой отнесла, как щенка! Я куда она, туда и я – и в лес, и в горы, и к озеру за ней впервые спустилась! А устану там, она меня на руках домой относила! Верхом ездить меня учила тоже она. Потом вот ушла с отрядом Сотьера, и стала бывать у нас уже изредка… Они нам иногда приводят турьянских пленников. Мы их излечиваем насколько удается, и потом отпускаем назад с матьянторцами. Так и Кувалдочка с ними ушла. А через два года – вернулась, уже вся в оружии, как витязь.
То-то они удивились, когда сестренка по-ратайски с ними заговорила на болотах! Здесь ведь, когда мы ее излечивали, она говорила по-своему, и никто этого не замечал. И Сотьер тоже не заметил, когда ее забирал. А когда они из долины уже вышли – только тогда поняли, что она ратайского рода! Пришлось ей опять учиться говорить, теперь уже по-бенахски! Но она быстро всему выучилась, она способная! Оружием владеть она тоже сразу научилась – да так, что мужчинам многим до нее далеко! И еще она очень добрая, только турьянцев ненавидит за то, что они калечат людей.
-   Это я уже знаю, как она их ненавидит! – подтвердил Хвост – Она когда увидела, что я турьянского раба бил, так у нее лицо сделалось…
-   А ты зачем раба бил?! – воскликнула Царица.
-   Это нечаянно получилось. Я сам от турьянцев в лесу прятался, а он наскочил на меня, и давай драться. А я ведь не знал, что там у них, да как, и избил его. А Кувалда увидела – так рассвирепела, я думал - на куски меня разорвет!
-   Ты что, не видел, какой он из себя? Какой жалкий? – пытала девушка.
-   Так когда рассматривать-то было! Когда на тебя из кустов невесть кто вылетает, валит на землю, и начинает лупить со всего маху – тут ведь не до рассмотра! А насчет того, что жалкий – так у меня самого был вид такой, что жалеть впору! Я и сейчас-то…
-   И увидела она, что ты раба бьешь, и что? – спросил Царица, уже не строго, а с обычным любопытством, как бы предчувствуя историю.
-   О-о-о! чуть на клочки меня не разорвала! Я от нее по лесу бежал, как зайчик! А она за мной бежит, машет топором! – рассказывал Хвост с жаром, размахивая руками – Орет: «Убью, гадюка болотная! Убью-у-у-у-у!»
-   Так и кричала? – залилась Царица смехом, не царственным, не величественным, а обыкновенным, веселым девичьим смехом – Так и кричала «Убью»?
-   Ну или вроде того! – улыбнулся в ответ Хвост.
-   Смешной ты! - сказала Царица. И вдруг добавила: - И красивый.
-   Что… - оглянулся на нее Хвост.
-   Красивый, я говорю.
-   Да что там, какой из меня сейчас красавец, кожа да кости…
«А уж ты какая красивая. Я таких отродясь не видел» - подумал Хвостворту про себя.
-    Прямо-таки никогда не видел! – рассмеялась девушка. Ее щеки, красные от жара, вспыхнули еще сильнее - Ну благодарю на добром слове!
Зарделась, опустила глаза, Царица… Даже взяла руками кончики мокрых волос, и стала их теребить. Ни дать ни взять была – девушка, даже не на выданье, а которой еще год-другой играть с подругами где-нибудь на берегу реки, тихим вечером…
-   И думаешь ты тоже красиво… - сказала она
-   Чего? – не понял Хвост.
-   Я про то, что ты сейчас представил: спокойная речка, ветерок плакучую иву шевелит, девушки на лугу играют и смеются, солнце заходит… хорошо… Это там, в той стране, откуда ты?
-   Да. Там хорошо. Не так, как у вас, конечно. Там, в сравнении с вашей долиной, очень тяжело и страшно жить…Там если младенец умер, то над ним мать иногда и не плачет.
-   Почему? – удивилась Царица
-   Там люди к этому привычные. И взрослые, даже те, что крепкие телом, умирают от болезней – иногда целыми деревнями. При мне не было такого, а старики рассказывали... Там страшным трудом каждый кусок хлеба дается: град посевы бьет, дождь гноит, мороз душит, солнце сушит. От этого голод часто, особенно весной. Вот и сейчас, может быть, у нас голодают люди… На войну оттуда неволей угоняют. И это сейчас, а в Позорные Годы такое было, что вспоминаешь, и волосы дыбом встают!
-   Да, я знаю. – сказала девушка – В матьянторской земле так же, нам люди оттуда много рассказывали. Но все равно, не могу представить, как вы там живете!
-   Испокон так живем. Я и не знал, что по другому можно, пока не попал к вам. – сказал Хвостворту вслух
«Пока не попал к тебе» - прозвучало у него в голове.
Чего в парне было больше сейчас? Любования ее красотой, удивления ее способностям, благодарности за спасение, трепета перед ее властью? Или в глазах Хвоста эта девушка отчего-то так слилась со всей благодатностью здешнего края, что сама стала благодатью?
-   Хочешь у нас остаться? – спросила Царица.
-   Хочу. – ответил Хвост. – Еще как хочу…
-   Так оставайся. Я госпожу уговорю. Останешься?
«Да! Да!» - Кричало все внутри, и это «да» звенело, подкатывая к языку, к губам, чтобы быть сказано вслух…
-   Нет, не могу. – пробормотал Хвостворту - Дома жена, сыновей двое. Как они там…
Хвост опустил голову. Все его тяжкие приключения, голод, холод, и немочь лесных скитаний, близость смерти, от которой он чудом ускользнул много раз, белый призрак шамана, и черная бесформенная дрянь в облике ратайского колдуна, даже страх из страхов - мерзкое чудовище, свившее гнездо в его собственном нутре – все это растаяло как дурной сон, как забывается страшная сказка. Но и этот светлый и чистый край, и сама прекрасная царица, тоже  были для него сказкой, тоже сном, хотя и самым прекрасным. Неизбежно надо было возвращаться от сказки к былям, просыпаться от самых чудесных грез…
-   Ты правильно рассудил. – сказала, вздохнув, девушка – Делай, как нужно.
Лицо ее сделалось грустным. Отчего? Прочла ли она, по одной Царице ведомым знакам, новые страшные сны, которые суждено увидеть Хвосту? Сам ли тяжкий его выбор растрогал девушку? Или еще что-то…
Они сидели в купальнях еще долго, говорили то обо всякой чепухе, то о вещах важных и серьезных. Когда уже почти стемнело, то Царица кликнула служанок, оделась, и ушла, не сказав на прощание ни слова. Так было заведено у хозяйки края – в своей стране она как будто присутствовала везде, и была с каждым человеком, даже если сам он ее не видел. Поэтому и не в ее обычае было говорить «до свидания» тому, кто не покидал долины. А на следующее утро Хвост ушел с царицыного двора в лагерь Сотьера.

Бенахи отдыхали в долине еще семь дней. Отсыпались, отъедались и отмокали в купальнях. Большинство больных и сбивших ноги за это время вернулись с царициного двора, там остались лишь пяток тяжелораненых. Чтобы совсем поправиться и прийти в силы, им нужен был еще не один месяц, и Царица сказала Сотьеру, что не отпустит раненных раньше. Дороги до матьянторской страны они могли не выдержать. Решили, что хозяйка сперва поставит их на как следует ноги. Потом, вместе с бывшими пленниками турьянцев, пристроит к какой-нибудь работе до случая, когда порубежники в следующий раз придут в долину. Тогда они должны будут уйти со своими. Про то, чтобы позволить кому-то остаться, речи не было. Отряд засобирался в путь, и Хвост решил, что ему тоже пора отправляться своей дорогой.
Задерживаться дольше Сотьера и его людей Хвостворту не хотел. На самом деле больше всего он хотел остаться, и надеялся, что молодая Царица предложит ему снова, при том понимал, что для нее это его сокрытое желание – тоже не тайна… Но поэтому и решил уйти не позже отряда – чтобы и самому не искушаться нарушить первое решение, и Царица не заподозрила в нем слабости. Мнением ее он стал дорожить.
Также он решил не отправляться в дорогу в один день с матьянторцами. Путь их лежал в разные стороны: у Кувалды и остальных – по болотам в свою страну, у Хвостворту – за Хребет. Молодая Царица – думал он – если пойдет кого-то провожать, то уж скорее свою названную сестру, а если он уйдет в другой день, то может быть…
-   Ухожу я, к себе, за Горы. – сказал вечером Хвост Кувалде – Ты бы сестру попросила, может соберет мне на дорогу что-нибудь.
-   Попрошу, что ж. – ответила Кормахэ – А когда собираешься?
-   Вы послезавтра пойдете, я слышал. Так мне бы завтра утром. Одежда теплая у меня есть, мне бы еды какой-нибудь.
-   Одежду турьянскую оставь. – сказала Кувалда – Будет тебе и одежда, и припасы на дорогу, все будет. Обещаю. Ложись спать, и не беспокойся!
Все сталось, как она пообещала. Утром, еще до рассвета, Хвост и Кувалда пошли по дороге через селение. У ворот царициного двора их уже ждали. Слуга держал под уздцы двух лошадей – тех же невысоких крепких коньков. На одного было навьючено четыре переметные сумы, пара перед седлом, и пара позади. На третьем коне сидела сама молодая царица.
-   Здравствуй, Хвостворту! – сказала она, улыбнувшись – Долго же вас ждать пришлось!
-   Здравствуй, госпожа! – ответил Хвост.
-   Ты никак удивлен? – спросила девушка.
-   Конечно! Мне Кувалда сказала, что ты мне поможешь в дорогу собраться, но я не надеялся, что сама выйдешь провожать.
-   Ну, надеялся-не надеялся, - сказала Царица – но ведь хотел.
-   Да. – признался Хвостворту.
-   Так поехали!
Втроем они тронулись по дороге из села, вверх по склону, навстречу течению реки и восходящему солнцу. Хвост заметил, что Царица поводьев совсем не касается. Конь ее сам шел, куда было нужно наезднице. Красавица сидела, свесив обе ноги с одной стороны, и придерживаясь руками за переднюю луку седла. Кувалда в своей мужской одежде, и ехала по-мужски, как ей было привычно.
Всю дорогу Хвост сказал лишь несколько слов. Он глядел по сторонам, как бы любуясь напоследок красотами волшебной страны, на Царицу же и глаз почти не смел поднять. И сама молодая хозяйка, хоть и говорила в пути с Кувалдой, но тоже немного, и почти не смеялась, а если улыбка и показывалась на ее лице, то словно напряженная, будто не от веселья, а от желания как-то развеять грусть.
Уже далеко за полдень они закончили подъем и достигли гребня перевала. Позади, на закате, была видна вся долина, с ее полями, садами и рощами, ярко-зеленая с крапинами цветов множества оттенков. Впереди дорога вилась вниз. Она терялась под широким сплошным пологом соснового леса, простертого на всю низину и склоны гор вокруг, до самых белоснежных вершин. С востока веял холодный ветер.
Самое время было для обеда, но Хвост подумал, что сейчас ему кусок в горло не полезет, и Царица, видимо, поняла его мысли. О привале никто не обмолвился.
-   Вот, и приехали. – сказала Царица. - Здесь пора прощаться.
Кувалда и Хвост спешились.
-   Здесь в теплое оденься. – сказала Кормахэ – В сумках все найдешь. Дальше тоже царицыны владения, и ее власть там действует, но там уже не так тепло. Поедешь отсюда вниз, все по дороге и по дороге, до первого селения. Там о тебе уже знают, и примут на ночлег. На рассвете езжай дальше, будешь подниматься к следующему перевалу. Тот перевал будет высокий, много выше этого – самый стан Хребта. Поднимешься к вечеру, там и ночуй, до утра спускаться не думай – там уже чужая земля, и там по ночам гномы из-под земли выползают. Попадешься им в темноте – пропадешь. На нашей стороне перевала пережди ночь, и с утра спускайся вниз, да поскорее, но смотри ноги коня береги: выйдешь к реке, скачи вдоль нее, вниз по течению. Чем дальше до темноты успеешь ускакать, тем лучше.
-   Постой, а конь-то… - удивился Хвостворту.
-   Конь – мой подарок. – сказала молодая царица. Доброй дороги тебе.
Кувалда подошла к Хвосту, и взяла его костлявые плечи своими ручищами:
-   Ну прощай, земляк! Нам до вечера надо вернуться, а то мне утром уходить с отрядом. Прости уж, что не до конца тебя провожаю…
-   Да что ты, сестра! Какая там обида! Да если бы не ты, я бы в этих болотах постылых валялся бы с разрубленной головой, или еще хуже – у северян на ошейнике бы гулял как теленок! Я и отблагодарить-то тебя не могу! Только и остается – Небеса за тебя просить!
Хвост с Кувалдой обнялись по-мужски, как обнимаются на прощание боевые товарищи.
-   И ты, светлая госпожа! – сказал Хвост, земно поклонившись Царице – И перед тобой я в вечном долгу! Тебе мой поклон за все, и старшей госпоже передай мою благодарность! Жаль, что лично не могу ей поклониться в ноги!
-   Она и так все знает. – ответила девушка, улыбнувшись, но взгляд ее был грустным – Ей другой благодарности не нужно, кроме как видеть людей в здравии и свободными от всякой нечисти. И мне… - она вдруг запнулась – Мне тоже…
Царица опустила глаза, и как прежде, не тронув уздечки, поворотила коня прочь. Но потом вдруг чуть обернулась на дубравца.
-   Прощай. Доброго пути тебе!
-   Прощай, светлая госпожа… - почти одними губами прошептал Хвостворту ей вслед.

А дальше уже все просто. Перейдя долину и большой перевал, Хвостворту добрался до ратайского селения в красногорском краю, где тоже, как и в Чолонбаре, люди добывали из-под земли железо. Оттуда Хвост спустился вдоль реки Плотвы в Дубравскую Землю, и прискакал в Горюченское Городище. У ворот городка он застал Колючку, как раз снова стоявшего на страже. Так Хвостворту сначала узнал о смерти отца, а затем -  услышал, с кем и куда уехали братья, и без малейшего сомнения узнал злыдня в странном проезжем. Хвост на минуту заскочил домой, едва успев переброситься с женой парой слов, да взглянуть на сыновей, которых прежде видел только в люльке. После Хвост помчался в Новую Дубраву. Там он едва успел показаться у ворот и назвать имя горюченца Пилы, как ему все вокруг наперебой стали рассказывать о недавней поножовщине на постоялом дворе. Да рассказывали так противоречиво и сбивчиво, что ни пса бы Хвосту не понять, не посоветуй ему Жадина идти в детинец, прямиком к боярину Орлану. Хвостворту так и сделал – доехал до Орлана, и уже от него, а больше того – от раненного Вепря, Хвост и узнал всю историю в точности и в подробностях.
Услышав такой рассказ, Хвост сначала немного, так сказать, оторопел, но взял себя в руки, и решил спешить вслед за Пилой. Благо, Орлан успокоил его, пообещав позаботиться о жене и сыновьях. Помог ему Орлан (в какой раз уже!) и с дорогой – пополнил истраченные запасы и даже дал проводника. Хвост поспешил, что было силы, и почти (оказалось) нагнал Пилу в Волоке-Бываловом, что на границе Дубравской страны. Но тут он замешкался – проводник его дороги дальше не знал. Несколько дней Хвост проторчал в Волоке, в ожидании скорого попутчика по Каяло-Брежицка, но не дождался, плюнул, и поехал наугад. «Каяло-Брежицк не иголка в стоге сена! Как-нибудь доеду!» - думал он. И ведь доехал! Хотя и проплутал немало, но доехал. Даже сумел несколько проследить путь молниевой дружины, даже у чернореченских стражников, слуг боярина Выдры, справлялся у ворот городка. У той самой березовой рощи, где впервые Пила «бегал» за Клинком, он слышал пение белолесиц, даже свернул бы на них поглядеть, если бы так не торопился. Возле Перекрестка Хвост узнал о встрече брата и спутников с дружиной князя Смирнонрава. В конце концов он добрался до закатных ворот Каяло-Брежицка, назвал по имени Пилу и товарищей, и стража едва ли не под руки доставла его на Струг. Такая вот история.