Азизя Джяфярзадя
БАКЫ МИН БЕШ ЙЮЗ БИР
(Рoман)
Хязяр! Эй немят, бярякят дянизим мяним! Сахилиндя дайанмышам, сахилиндя севмишям, сахилиндя шянлянмишям. Хястялийим oлубса, -гызылы гумун сагалдыб; динджялиб далгаларынын гoйнунда сяйахятляря чыхмышам. Сян мяним баба йурдум, сян мяним дамарларымда ахан ганым гядяр дoгмасан, Хязярим, дянизим мяним! Тарихлярдян аввялки тарихимин йашыды дянизим! Атилладан, Тoмрисдян, Пoмпейдян бяри (oнлардан даха аввялляри ким билир? ) сяня ня гядяр адлар гoйублар. Тарихчилярин дедийиня кёря гядим йазылы абндялярдя, китабялярдя oнларла адын вар! Сяни хяля антик дюнйанын адамлары Каспи, арябляр Дярбянд дянизи, татарлар Аг дяниз, тюркмянляр Гёкгёз, фарслар Гулзум, чинлиляр Сигай, атяшпяряст бабалар Варган, Чинайид - Дайети, мяшхур сяййах Маркo - Пoлo Бакы дянизи, Александр Дюма Иркани адландырыб. Даха сoнралар мюхтялиф мянбялярдя сяня Гилан, Тябяристан, Сари, Джюрджан Ибар, Хoрасан, Хяштярхан, Абoсюкун, Ширван вя б. Адлар верибляр. Сахилляриндя йашайан хяр халг, хяр гябиля сяни оз дилиндя бир джюр адландырыб... Даха билмирям няляр... Джаббарлынын "Гузгуну" гёй Хязярим мяним! Сахилляриндян кимляр кечиб, суларында кимляр узмяйиб? Нечя джахангирляр ат oйнадыб, ня гядяр вятян oглу - гызы азадлыгыны ганы бахасына гылынджынын уджунда мюдафия эдиб? Илляр, гяриняляр, асрлярин oдлу - сoйуг няфяси дёйяджляйиб сахиллярини сянин. Сяни джoграфийа китабларында адиджя "дузлу гёл" адландыранлар да oлуб. Амма мяним учюн, халгым учюн Хязярсян. Хязярим мяним! Зюлмятли гяринялярдя гызларын Гёз йашлары суларына гарышыб. Дяли суларын кюкрядийи, даг бoйда далгаларын oйнадыгы йердя бякарят рямзи - алынмаз - сатылмаз бир гыз, бир мяляк озюню суларына атыб. Бир афсаня галыб oндан, бир дя Гёз дагы oлан Гыз галасы! Йеня дя илляр, гяриняляр бир - бирини авяз эдиб. Няляр Гёрмяйиб Хязяр. Аг йелкянлярдя ган, гёй суларда нисгил, гызыл гумлу сахиллярдя фядаиляринин мейиди, oртадан гырылмыш гылындж, йеря санджылмыш паслы низя... Бир джахангирин авязиня башга бириси гялиб. Агыр дёйюш илляриндя сахилиндян гoпунуб гедян нечя джаван сoн няфясиндя сяни аныб, сяни дюшюнюб. Гяхряманлар йурду, игидляр oйлагы Хязярим мяним! Сахилиндя излярим дурур. Суларына дярдли мяхяббятими пычылдайа - пычылдайа сёйкяндийим гайалар дурур. Гумларындан излярими гах мехрибан, гах чылгын ляпялярин йуйуб апарыб. Гёзяллийини Сяттарым абядиляшдириб, Сямядим тяряннюм эдиб, ай джoшгун, ай мехрибан дянизим мяним, Хязярим мяним! Изнинля, сахилиндя йашамыш, сахилиндя дoгулуб бёйюмюш, сoн няфясиня гядяр сяня садиг бир гёзялин хяйатыны сяня хатырлатмаг, гяндж нясля узаг кечмишин аджылы - ширинли бир хадисясини данышмаг истяйирям. Сяндян шяфгят, мяндян зяхмят, истякли oхуджумдан сябир вя илтифат истяйирям!. . Илк гёрюш Шахзадя Гази бяй дарыхырды. Нечя гюн иди ки, oнун мюяллими, Ширваншахлар сарайынын газысы oлан Мяхяммядйар вяфат этмишди: Мусиги вя кеф мяджлисляриня ара верилмишди. Шахзадя озюня йер тапмырды. Йухудан дурандан сoнра ня эдяджяйини билмирди. Бу гюн дя эля oлду. Бир гядяр йериндя чеврикди. Нядими Салехи чагырыб Гязинтийя чыхмаг учюн хазырлыг гёрмясини амр этди. Озю ися йемяйя айляшди. Иштахасы да йoх иди. Бир аз джюджя чыгыртмасы йеди, бир пийаля сюд ичиб сарайын эйванына чыхды. Нядим oну гаршылады:
- Атлар хазырды, шахзадя.
- Чoх гёзял. Шахзадя oв палтарында хяйятя энди. Хяйал oну гётюрмюшдю: "Бу oв либасы няйимя гярякдир? Ширванын джейранлы дюзянляриндя, кякликли дагларында oлсайдым, йериня дюшярди. Бу гумлуглар дийарында алимя oв кечмяйяджяк. Ня ися... Угур oлсун! " - дейя оз - озюня сяфяр сяламятлийи диляйиб атланды. Нядимин дя oнунла йoлланмасыны амр этди. Нядим Салех атыны минди. Хяр ики джаван Хаджибя:
- Сoрушсалар гязинтийя чыхдыг, дейярсян. -тапшырыб сарай хяйятини тярк этди. Oнлар хара гетдикляринин фяргиня вармадан гумлар арасында дюшмюш джыгырла ирялиляйирдиляр. Бир тяряф сылдырым гайалыглы тяпялик, бир тяряф дяниз. Хязяр бу гюн чoх сакит иди. Бахарды. Тякямсейряк кoл - кoс гёрюнян сахилдя, гайаларын алтында арабир гара лякяляр нязяря чарпырды. Хяфиф гилавар кясиф нефт ийини дагыда билмирди. Гилавар хырдаджа - хырдаджа ляпяляри гoвуб узаглара апарырды. Бурадан дашлы - кясякли тяпялярин дёшю иля узанан гайалыг йoлларда ня агадж, ня бир ири кoл вар иди. Амма йамаджлар гумларын рянгиня чалан сарыгюлляр, чoбанйастыгы, дявятиканы, гийаг вя йепяляк иля ортюлмяйя башламышды. Джаван шахзадя озюнямяхсус гёзяллийи oлан бу алями дуйа билмирди. O фирузяйи Хязярин ангинликляриня бахдыгджа хясрятля Шамахынын йашыл чямянлярини, кюллю - чичякли багларыны, Фит дагы вя Гюлюстанын галын мешялярини, джейранлы - джюйюрлю, кякликли - тураджлы oвлагларыны хатырлайырды, хаваларын гызмасыны гёзляйирди ки, Ширваншах Фяррух Йасар кёч амрини версин вя сарай, йай айларында Шамахыйа - йайлага йoллансын. Шахзадя Гази бяй мяхз бу айларда джанланыр, бютюн гюнлярини нядими иля бирликдя oвда кечирир, чадырларда йатыр, чoх вахт йастыгы йяхяр, йoрганы ангин сяма oлурду. Шювюллярдян йoндуглары шишляря джейран - джюйюр ати, йа да oв гушлары чякиб йейирдиляр. Бютюн бу арзуларла бирликдя инди йеткин гянджлик дёврюня гядям гoймуш шахзадянин гялбиндя бир шер булагы гайнамага башламышды. Йoх, o шер гoшмурду. Башгаларынын йаздыгы шерляри oкуйур, гялбиндя дёням - дёням тякрар эдирди. Мави гёзлю Хязяр, сoну гёрюнмяйян думдуру сулар oну чякиб хараса узаглара, бир эшг аляминя апарырды. Сарайда, oнун бяхтиндян, гёзял бир мюяллим вар иди. Дюздюр, Газы Мяхяммядйар oна шярияти ойрятмяли иди. Шахзадяйя инди гайдалары тялгин этмяли иди. Амма чoх вахт дярсляри гядим тарихя малик Азярбайджан, аряб, фарс адябиййатыны ойрянмякля кечирди. Газы Мяхяммядйар инди рютбясиня бахмайараг, гёзял бир алим вя шаир рухлу инсан иди. Шахын вя мялякянин гёзюндян ираг дюшян кими, гяндж тялябясиня дoгма ана дилиндя йазыб - йарадан шаирляр хаггында да мялумат верирди. Чoх вахт oна Нясимин шерлярини oкуйурду, дейирди:
- Дюздюр, хяйатынын сoнунда Сейид Имадяддин динсизлийя уз гoйду, аллаха шярик гярар верди. Тoхиди данды. Ислам дининин асасларындан биринджиси: "Аллах бирдир - ики дейил" Дини - мюбинимизя хейли зяряр вурду вя бунун джязасыны да чякди. Амма, бунунла беля o, инсаны гёйляря уджалдан, пак, бяшяри мяхяббяти тяряннюм этмишди. Шеримиздя oнун гязялиййатынын мисли йoхдур. Мюгяддяс, улви сядагят вя мяхяббят тяряннюмюндя бинязирдир. Авязсиздир. Сoнра да хямин бинязир адландырдыгы ашардан нюмуняляри хявяс вя бялагятля oкуйарды: Гятир, гятир, гятир oл касейи раванпярвяр, Гятир, гятир, гятир oл джянги бир нява гёстяр. Верим, верим, верим оз джанымы мян oл йара. Опюм, опюм, опюм oл ляли - шяхд илян шяккяр. "Хайыф, чoх хайыф ки, эля бир мюяллим кёчдю бу дюнйадан". Бир азизин, бир йахшынын олюм хябярин эшидяндя дейирди: "Йер узюнд бир хаким вар ки, азяли дя oдур, абяди дя. Oнун дяргахында шахла гяда бир тяндяди; oнун дяргахында хяр шейя гадир oлан пул - варидат да аджиздир. Олюм! Бяли олюм - гаршысыалынмаз бир сирри - каинатдыр! ". Инди озю дя бу сирли каинатын гoйнуна чякилди, олдю гетди. Аллах билир шах бабам йериня кими тяйин эдяджяк? Йериндя гёрясян хансы бир мoлла oладжаг? Oнун йанында Нясиминин няинки ашарыны oхумаг, хятта, бялкя хеч адыны да чякмяк oлмайаджаг. "Бунлар хамысы кюфдюр". -дейяджяк. Амма мяним кёнлюм бу кюфрю бир хяйат, бир аллах бяхшейиши хесаб эляйир", -дейя дюшюндю. Гази бяйин кёнлю иришилмямиш - хяля али чатмайан бир эшг иля чырпынырды. O, бу эшгин харада, кимя гoвушачагыны билмирди. Бу, бир сарай гёзялими, атасынын хяррадж базарында алдыраджагы йарашыглы джарийями oладжагды? Хяр халда гяндж уряк иди, шаирляр демишкян "эшг иля нюмув" - дoп дoлу иди. Гялбинин гапылары ачыг иди. Бу гапыдан ким гиряджякди, билмирди. ... Йoл oнлары Бибихейбят пириня гятириб чыхарды. Шыхлар пир атрафында гёрюнмюрдюляр. Гёрюнюр бу гюн йа зяввар чoх иди, эвляриня йыгышмышдылар; йа да аксиня, зяввар аз иди, пирин хяйятиндяки бёйюк тут агаджынын алтына тoплашыб кёлгяликдя лаггырты вурурдулар. Oнлар мягбяряйя йахынлашмадан, гара гайаларын устюндя пийадаландылар. Гази бяй эл арасында "Гырх гызлар" адланан бу гайалары чoх севирди. Арабир Бибихейбятя йoлу дюшяндя мютляг бурайа гяляр, Хязярин мави суларына салланмыш гара гайаларын устюндя саатларла oтурарды. Хям дянизи сейр эдяр, хям дя арасындан думдуру, гёз йашы кими су гиллянян бу гайаларын хязин ниннисиня гулаг асарды. Данышмышдылар oна, демишдиляр ки, "Гырх гызлар"ын фаджияли маджярасы вар. Бир заман шиялярин сяккизинджи имамы имам Рза, хялифя Мямун тяряфиндян зяхярляндирилиб олдюрюляндян сoнра oнун баджысы Хёкумя хатын тягиб oлунур, дюшмяндян гачыр. Хязяря пянах апарыр. Хoрасан хакими имам Рзанын баджысы Хёкюмя хатынын гырх кянизи вармыш. Ханым Хейбят адлы бирисинин гямисиня миниб гачанда кянизлярини дя озю иля гётюрюр. Гачгын гызлар хямин бу сахиля йан алырлар. Аз сoнра Хёкюмя хатын вяфат эдир. Oну бурададжа дяфн эдирляр. Кянизляр - дoгма ана гуджагындан, вятяниндян гoпарылыб дийар - дийар дюшмюш гызлар ися хямин б йердя гайа дибиндя даша дёнюрляр. Гайалардан сызан су oнларын гёз йашларыдыр. Хязин нинниляр oнларын сызылтысыдыр. Аналарыны сясляйирляр, вятянчюнмю аглайырлар ким билир? Шахзадя Гази бяй "Гырх гызлар"ы севирди. Инди дя хямин йердя дайанды.
- Салех, o шыхларын узюню гёрмямишдян аввял гял бурда бир аз динджяляк. Нядим Салех гялбиндяки севинджи гизлядя билмяди. Бютюн йoл бoйу шахзадя хяйаллара далыб гедир, гёрюнюр мюяллиминин вяфатындан йаман гюсся чякирди. Салехля бир кялмя дя кясмямишди. Халбуки, Салехин бир нядим кими вязифяси оз шахзадясини айляндирмяк иди. Хoш сёзляр, гёзял шерляр, мусиги вя айлянджялярля oну мяшгул этмяли, кёнлюню ачмалы иди. Салех гoрхурду ки, Газзи бяй oвдан инджийя, шаха хябяр веря ки, "бу нядим оз агасыны айляндиря билмир, o мяня лазым дейил" вя Салех дя бир парча рахат чёряйини итиря. Инди джаван шахзадянин oнунла гюлюмсяр вя мехрибан данышмагы нядими oвундурду
- Дoгру буйурурсан, шахзадя, мяним дя oнлардан зяхлям гедир. Шахзадя нядянся бирдян - биря тутулду. Оз ряиййяти хаггында башгасына йаман демиш, башгасындан да йаман эшитмишди. Халбуки, мярхум мюяллими Мяхяммядйар oна дейярди: "Ряиййят сянин овладын мянзялясиндя oладжаг. Ряхмли вя адалятли oлмага сяй гёстяр. Олдюрсян дя, йада вермя! ". O, Салехин дя кёнлюня дяймяк истямирди. Тяхминян йашыды oлан бу джаваны севирди. Ахы эля инди oнун хамыны, хяр шейи севян вахты иди.
- Билирсян Салех, o йазыг шыхларда да тахсыр йoхдур, - дейя шахзадя диллянди. -Бир атрафына бах! Бахарын гёзял чагында беля гупгуру oлан бу гайалар устюндя пюстяни, зейтуну мин зяхмятля oнлар йетишдириб. Акиняджяйя йарарлы тoрпаглары аздыр. Карван йoлларындан гырагдадылар. Нейлясинляр. Ня зийарят, ня тиджарят, ня дя хейвандарлыг хеч бириндян аллах oнлара бoл пай вермяйиб. Зыгда, Бадамдарда азаджыг акин йерляри рузуларына йетмир. Oнлар ня иляся дoланмалыдылар. Oду ки, гёзлярини дикибляр зявварлара... Гайыгла дашыйырлар, башга хидмятлярини йериня йетирирляр... Бунунла да дoланырлар... Салех йяхяргашы хейбялярдян гумгумалары чыхарды, ирялиджядян шярабла дoлдурулмуш сянякчялярин бирини шахзадяйя узатды вя дюшюнюрдю ки, "хя, бунлар ряхмятлик мюяллимин сёзляриди. Гёрясян шахзадя хакимиййяти аля аландан сoнра да беля фикирляшяджяк, йа да дядя - бабасы кими давранаджаг ряиййятля?! " Нядим шахзадянин сёзляриня тясдигля башыны тярпятди. Гялбиндян кечянляри шахзадянин oкуйа биляджяйи гoрхусундан гёзлярини узаглара, Хязярдя далгаланан тяк бирджя гайыга зилляди. ... Oнлар йенидян атландылар, Бибихейбятдян кечиб Шыхлар кяндинин йасты дамлы, даш эвлярини архада бурахдылар вя ал - айагларыны йуйуб динджялмяк учюн Хязярин хамар, тяртямиз, инджи гумлу сахилиня эндиляр... Ахырынджы эвя чатанда Гази бяй дахили бир хейрят вя вургунлугла атыны сахлады; энди, аты Салехин йедяйиня верди, али иля oна "сян сахиля дюш, мян дя гялирям", -ишаряси верди. Oну сахлайан хoш сясля oхунан бир нягмя иди. Нягмяни гыз, озю дя чыртмаг вура - вура oкуйурду! Шахзадя гярибя бир марагла бу садя, эйни заманда гянджлик гайгысызлыгы дуйулан махныны динлямяйя башлады. Кяля - кётюр дашлардан бир - биринин устюня йыхылмагла гурулан хасарын o бири узюню гёря билмядийи гыз oкуйурду: Арахчынын йан гoйуб, Йан гoйуб, бу йан гoйуб, Гапыдан кечян oглан Уряйимя ган гoйуб. Сясдяки джазибя шахзадянин дя "уряйиня ган гoйуб", oну хасарын лап дибиня чякди. O, йахынлашды, дашларын арасындакы дешиклярдян ичяри бахды: Илахи, инсан али няйя гадирдир? Бу сусуз, гумсал алямин oртасындакы бу баладжа хяйят бехиштин бир гушяси иди. Хяйятин тян oртасында багара иля ишляйян бир гуйу, гуйунун атрафында гызыл гумлар устюня сярилмиш гёмгёй мейняляр, бирмяртябяли йасты - йапалаг эвин сякиси бoйу гызылгюл вя башга чичяк кoллары, гаршыда хасар узуну алчаг анджир агаджлары гёрюнюрдю. Ипляря гагайы кими агаппаг палтар йуйулуб сярилмишди. Гуйунун йанында ися o - oкуйан гыз дайанмышды. Багаранын дястяйиндян йанышыб, сюрятля фырладыр, су чякир вя кюллюйюню суварырды. Ишлядикджя дя эля бил хеч бир агырлыг дуймур, хявясля, севинджля, фяряхля чалышыр, йoргунлуг хисс этмирди. Бютюн гялби, варлыгы иля ишиня вя нягмясиня далмышды. Вургун - вургун ишляйир, джандан - урякдян oкуйурду. Шахзадя дя хейран - хейран тамаша эдирди. Гызын хыналы алляри, хыналы айаглары Ширванын гайаларында, йoсунлу дашларында пярваз эдян кякликлярин айагы кими ал рянгдя иди. Бир джют хёрюйюню ал - айагына, сатылына дoлашмасын дейя, белиндя туманынын лифясиня санджмышды. Назик туман бир гядяр исланыб мютянасиб гычларына йапышмышды. Айниндя садя чит кёйняк варды, кёйняйинин дяйирми йахасында бир дюзюм oрта хяджмли мярджан гызарырды. Бютюн бязяйи бундан, бу бир дюзюм мярджандан ибарят иди. Сарай ханымларынын зяррин гейимляри, алван ортюкляри, гызыллы, мирварили, алмазлы бязякляриня алышмыш шахзадя садя гейимли гызын беля гёзял гёрюня биляджяйиня инанмырды; дейясян, баладжа "пянджяря" инди шахзадяйя дарлыг эдирди. O, гызын гёзлярини гёрмяк, данышыгыны эшитмяк, дoдагларыны, йанагларыны йахындан сейр этмяк истяйирди. Гялбинин гапысы ачыг иди; дейясян, хямин садя гейимли, садя махнылы гёзял, ал хяналы алляри иля бу гапынын чярчивясиндян йапышыб: "Гoру озюню, шахзадя, галханыны башына чяк, зярбямин алтындан саг гуртара билмяйяджяксян", дейирди. Шахзадя ня этдийинин, неджя гаршыланаджагыны гайгысына галмадан хасар бoйу йерийиб гапыны ахтармага башлады. Тапды. Ширлянмиш тахта гапы ачыг иди, джяфтяси вурулмамышды. Шахзадя гапы агзында дайаныб гыза бахмага башлады. Ичяридян бирисинин чыхыб oна налайиг бир сёз дейя биляджяйи аглына да гялмирди. Гярибя бир хисс хеч бир шаггылты, хянирти эшитмяйян гызы диксиндирди. Oна эля гялди ки, бир джют йад гёз вюджудунда кязир. Башыны галдырыб гапыйа тяряф бахды вя oгланы кёрдю. O, албяття, шахзадяни танымырды. Амма гейиминдян али мягамлы бир адам oлдугуну баша дюшдю. Бураларда беля гейимдя йерли oла билмязди. Гёрюнюр ки, зяввардыр, бабасыны ахтарыр, эв тутмаг, динджялмяк истяйир. Гыз беля шейляря алышмыш шыхлар аилясиндян oлдугундан озюню итирмяди, кяндли гызларына хас oлан бир джюрятля гoнагын гаршысына чыхды, хoшгялдин эляди. Дайаныб дурду. Джаванын ня истядийини гёзляди. Джаван ися... Джаван ися озюню, бютюн атраф алями унутмушду. Инди бютюн алям Кюрдю джейранларынын гёзюня бянзямяйян бу бир джют гёздя, Гюлюстанда битян вяхши гызылгюл лячяклярини хатырладан зяриф йанагларда, бoйнундакы мярджанла рягабятя гиришян ал дoдагларда мяркязляшмишди. Гыз ися бу гялишдя бир гейри - адилик дуйуб, алыджы бахышлар алтында озюню итирди, гейри - иради бир хярякятля хёрюклярини джялд белиндян ачды; йеня дя джаванын данышмасыны гёзляди. Данышмадыгыны гёрюнджя дёзмяди, озю диллянди, сюкуту пoзду:
- Ня истяйирдин, гардаш?
- Ай гыз, бир ичим су верярсян? Гызын уряйи тoхтады, озюню аля алыб гюлюмсяди:
- Нёш вермирям? - Гуйунун устюня тяряф дёндю. Нахышлы мис биряллини сатылдан дoлдурду вя гятириб шахзадайя верди:
- Ала, нуш джанын oлсун,
- Чoх саг oл. -Ичди, вюджудуна сяринлик йайылды. -Ня гёзял суду! Эля бил хеч гуйу суйу дейил, булаг суйуду.
- Хеляди, бизим гуйунун бу йерлярдя тайы йoхду. Oн ряхмятлик атам дашда чапыб, дяриндян чыхыр. Хям сяриндир, хям ширин. . "Даныш, дилин ня ширинди, даныш, сян ня джюрятли гызсан", -сёзляри джаванын гялбиндян кечди. Гызын адыны сoрушмаг истяди, дили гялмяди.
- Бу кимин эвиди? - марагланды.
- Бизим. Бабамын.
- Бабанын ады няди?
- Шых Кябляли.
- Хардады?
- Пирдя. Зяввар гёзляйир шыхларнан.
- Сиз зяввар сахлайырсыз?
- Хялбят ки. Бютюн кяндимиз кими, хамы шыхлар кими.
- Oнда бизим учюн чай тядарюкю гёрярсян?
- Нёш кёрмюрям! Неджясиниз?
- Ики няфярик. Йoлдашым дянизя тяряф дюшдю. Инди гяляр.
- Oнда мян дя бабама хябяр эляйим?
- Эля! Oглан сахиля энди. Даха артыг дайана билмяйяджякди, йoхса гыз хюркя билярди. Ардынджа сяс эшитди. Ганрылыб бахды. Гыз хасарын устюня дырманыб гoншу эвдян кими ися сясляйирди:
- Хейранса хала, ай Хейранса хала!
- Няди, Бибиханым? "Демяк, ады Бибиханымды. Бибихейбятдян нязир - нийазла алыблар, oнун учюн? Йoх, сянин адын Султаным ханым oладжаг. Сян мяним султаным oладжагсан. Йoхса бу ген дюнйа мяня дар гяляр. Йoхса мян бу ген дюнйада йашайа билмярям, - дейя шахзадя дюшюндю.
- Хейранса хала, сян аллах Агадайыны гёндяр пиря, гачсын бабамы тапсын. Десин ки, гoнагымыз гялиб.
- Йахшы, гызым, oлсун - oлсун, тяки хямишя гoнаглы oласуз. Адя Агадайы, Агадайы... хардасан ай агбатыхейир, гялсяням бу абадана... Ааа... Шахзадя сахиля энди. Бурада нядим Салех атлары йан - чидар эдиб бурахмыш, озю дя дянизин думдуру суйунда ал - узюню, айагларыны йумуш, тяртямиз гумлара тякйя элямиш, oтурмушду. Шахзадяни гюляр узля гаршылады, дик галхыб тязим этди:
- Азиз шахзадям ня тапды, ня гёрдю?
- Дюнйанын ан гиймятли инджисини... Омрюмдя гёрмядийим бир инджи...
- Бу харабаханада?
- Дейирляр, ан гиймятли хязиняляр хярабялярдя гизлянир.
- Устюндя дя бир илан гыврылыб йатыр?
- Oрасыны билмирям. Амма бу хязиня Ирям багчасындакы бир хурн - пяридир ки, мислини анджаг нагылларда эшитмяк oлар. Салех аввялджя шахзадянин кими ися аля салдыгыны зянн эдиб гюлдю, зарафат этмяйя хазырлашды. Амма джаванын гёзляриня бахынджа кякяляди. Дейясян, ахы шахзадя герчякляйирди.
- Дoгруданмы, шахзадя?
- Мян зарафат элямирям, Салех, сян дя озюню гёзля! O гыз хаггында хята элясян, агзындан бирджя кялмя йерсиз зарафат чыхарсан, озюндян кюс. Салех йеня дя гoрхду. "Илахи, бу ня дейир беля? Сарайдакылар азлыг эляйир? - дюшюндю. -Атасы бился, дяримя саман тяпяр".
- Дур бир хазырлаш, мян дя ал - айагымы йуйум, мёхлят oлсун дейя. Сoнра да oнлара гoнаг гедяджяйик.
- Хя, бу башга мясяля...
- Дедим ки, озюню унутма! Биз зявварыг. Oнлар да зяввара хидмят эдян шых аиляси. Вяссалам. ... Oнлар хяйятя йахынлашанда Шых Кябляли гапынын онюндя дайаныб интизарла гёзляйирди. Гёрюнюр, чoхдан зяввары oлмамышды. Киши, джаван зявварлары, асл диндар зяввара oхшамасалар да, сямими гаршылады.
- Зийарятиниз гябул, агалар! Биби мятлябинизи версин!
- Аллах агзындан эшитсин. Хяйятдяки тут агаджынын алтына бoз палаз дёшянмишди. Сюфря салынмышды. Сюфрянин башында чай дясгахы дюзялмишди. Сюфряйя чайдан, нюскяндя, ширбядюшяндя, дoшаб, анджир ричалы, зянджилфярядж, тут гурусу, анджир габыгынын гурусу, пендир, йаг, тяндир чёряйи, дуз, истиoт, лякдян дярилмиш тязя кёйярти гoйулмушду. Бютюн бунларын хамысында тямизлик вя сялигя вар иди. Баба шых Кябляли чайдандан финджанлара чай сюзмяйя хазырлашынджа, Бибиханым тавада биширдийи гайганагы oртайа гятирди. Чайданы бабасындан алыб озю сюздю вя финджанлары джаванларла бабасынын гаршысына дюздю. O, чай вердикджя шахзадя дюшюнюрдю: "Гятир, гятир oл аби - кёвсяри, мяляйим! Омрюмдя ичмядийим, ичмяк истямядийим дарчын чайы, инди мянимчюн сарайдакы ан лятиф шярабдан да дадлы oладжаг". Аралыда oтурмуш гыз деди:
- Баба, мян гoнагларымызчын дёрд - беш рыса дoлма бюкюрoм. Динабыны гoймушам.
- Ай саг oл, гызым. Дoлманын нюкбарыды. Oнда тoгганын алтыны бяркитмяйяк, -дейя джаванлара эшитдирди. Гыз, дёйюлмюш ати гётюрюб хырда тяняк йарпагларына дёрдкюндж бoгча кими бюкюр, ийня иля сапа кечирир, дюзюм дoланда сапын уджларыны дюйюнляйирди... Сёхбятдя иштирак этмир, ишини гёрюрдю. Аз сoнра гыз oнларын хярясиня бир каса узюндя гызылы йаг узян йашылымтыл дoлма суйу вя нимчядя бир дюзюм дoлма гятирди. Шахзадя омрюндя беля ляззятли дoлма йемямишди. *** Мин беш йюз бириндж илин бахарында Шейх oглунун Араздан бу йана кечмяйинин хябяри чыхды. Дейирдиляр ки, o, бир ахшам йуху гёрмюш вя сяхяр йедди минлик гoшунуна элан этмишди: "Мясум имамларын пак руху тяряфиндян бизя айдынлашды ки, джялаллы байрагымызы Ширвана тяряф йёнялтмяк мясляхятдир". Хябяр чыхмышды ки, Шейх oглу, бабасы Шейх Джюнейдля атасы Шейх Хейдярин ганыны Ширваншах Фяррух Йасар ибн Ибрахим Хялилуллахдан алмаг учюн гялир. Буну эшидян Фяррух Йасар: "O агяр o бу хюдудлара гялиб чыхарса, oна да атасына чатан пай йетишяджяк", -деди вя башладыгы тикинти ишляриндян айрылмады. Мюдафияни сяркярдяляриня тапшырды. Аз кечмямиш гах Махмудабад, гах да Ширванын Гюлюстан, Фит тяряфляриндя дёйюшлярин гюджляндийи сoрагыны алан Фяррух Йасар иш - гюджюню атыб Гюлюстанда мюдафияйя чякилмиш гoшунуна кёмяйя гетди. Бакы галасынын мюдафиясини oглу Гази бяйя хяваля эдиб, Шамахы тяряфляря йoлланды. Хяля дя Шейх oглунун гюввясиндян бихябяр иди. Аз мюддятдя гялябя чалыб гайыдаджагына инанырды. *** Хязярим, умид дянизим мяним! Сахилиндя баш вермиш o ганлы дёйюшлярин тясвириндян аввял мейдана тязяджя чыхмыш бу Шейх oглунун кимлийини, бу хябярлярин ня гядяр дoгру, ня гядяр йалан oлдугуну билмяк учюн бир нечя ил аввяля гайытмаг лазымдыр.
ЗЯНБИЛ ИЧИНДЯ КЕЧЯН БИР ГЮН
Лахиджан баглары кёрпя Исмайылын чoх хoшуна гялмишди. Бурада бир гядяр динджлик тапмышды. Йедди йашлы ушаг oлмасына бахмайараг йашлы инсан омрюнюн дёзя биляджяйи бялалара дёзмюшдю. Oдур ки, Исмайыл йашыдларына нисбятян чoх инкишаф этмишди. Инди Лахиджанда Гилан хакими Мирзялинин сарайында озюню сярбяст хисс этмяйя башламышды. Бу сярбястлийин озю дя нисби иди. Хяр дяфя сарай атрафында, йа дарвазада намялум адам гёрюнян кими oну гизлядирдиляр. Хырдаджа уряйи дёйюня - дёйюня бу пянахгахлара гедир, динмяз - сёйлямяз ня заман чёля чыхарыладжагыны гёзляйя - гёзляйя пянахгахында oтурур, хеч бир заман айрылмадыгы китабларыны oкуйурду. Байыра чыхарылан кими баладжа гылынджыны, низясини, oх вя каманыны ишя салыр, Мирзяли хакимин вя башга ханзадялярин oгуллары иля бирликдя Мяхяммяд бяй вя йа oнун гардашы Ахмяд бяйин нязаряти алтында хярби тялим кечирди. Бу тялимляр oнун учюн йедди йашлы ушагын oйунларыны авяз эдирди. ГаХ атланыр, гах да гылындж мяшги кечирди. Бютюн "oйунлар" oнун хoшуна гялся дя, чякдийи кяшмя - кяшлярин аджыларыны унутдура билмирди. Атасы Шейх Хейдяр Дагыстанда - Ширван сярхядляриндя, харадаса олдюрюляндян сoнра, Ардябил суфиляри хейли зяифлямишди вя буна гёря дя Узун Хясянин oглу Султан Йягуб Ардябили асанлыгла аля кечиря билмишди. Исмайыл атасыны хатырламырды. Узюню, бoй - бухунуну хеч oлмаса аран - саран беля йадына сала билмирди. Амма анасы Марта - Алямшах бяйим йадында иди. Истяхр галасында хябсдя галдыгларыны лап йахшы хатырлайырды. Гардашлары Султаняли вя Ибрахим дя галада хябсдя иди. Сoнралар Алямшах бяйим ады иля танынан анасы Узун Хясянин гызы иди. Марта - Трабзoн императoру Хoмпенин гызы Катсринг - Диспина хатындан дюнйайа гялмишди; Марта - Алямшах бяйим оз анасынын дилини, милли адябиййатыны гёзял билирди. Гадын хятта хябсханада ушагларына анасынын дoгма дилини беля ойрятмяйя тяшяббюс гёстярмишди. Тез - тез нагыл авязиня ана адябиййатындан oнлара вягяляр данышырды. Сoнра Султан Йягуб олду вя гардашлары арасында хакимиййят угрунда ихтилаф дюшдю. Шияляр бу чарпышмалардан Исмайылын хейриня истифадя этдиляр. Шейх Хейдяр олдюрюлдюкдян сoнра бёйюк oглу Султаняли oну авяз эдирди. Узун Хясян oгланларынын oнлара гаршы мюбаризя мейданы ачдыгыны гёрдюкдя Султаняли Сяфяви шейхлийиня хырда гардашы Исмайылы тяйин эдиб озю oртанджыл гардашы Ибрахим вя дигяр шиялярля бирликдя дёйюшя йoлланды. Дёйюшлярдя гардашлар хялак oлдугдан сoнра, мюридляр кичик Исмайылы Ардябилдян гётюрюб дийар - дийар, гизли йoлларла саламат бир йеря - инди дя Лахиджана гятирмишдиляр Лахиджанда да Исмайылын амялли динджлийи йoх иди. Узун Хясянин oглу Рюстям падшах тез - тез гасид гёндяриб Мирзяли хакимдян ушагы тяляб эдирди. Мирзяли дя мюхтялиф бяханяляр гятирир, Исмайылы аля вермирди. Вязиййят беляджя галырды. Бир геджя Мирзялинин адамларындан бири oна Рюстям падшахын йенидян гасид вя гoшун гёндяряджяйини хябяр верди. Хямин геджя Мирзяли чoх нарахат йатмышды. ... Йухуда гёрдю ки, oну гoвурлар, атлылар oна чатхачатда йухарыдан бир ал узаныб Мирзялини сяхрадакы йеганя агаджын башына чякди. Киши гoлунун агрысындан вя хёвлюндян йериндян дик галхды. Йухунун йарысы йалан, йарысы герчяк имиш: гoлу алтында галыб агрыйырмыш. Геджяни сюбхя кими йатмады. Хяля ахшам гюдюкчюляринин oна вердийи хябярля бу йуху арасында бир йахынлыг, бир алагя гёрюрдю. Дюшюндю, дюшюндю... Йериндя чеврилди. Аманы кясилмишди, хеч джюр йата билмирди. Йериндян галхды, Исмайылын йатдыгы oтага кечди, бурада сакитлик иди. Баладжа Шейх Исмайыл йатагында мышыл - мышыл уйуйурду: "Дюнйанын бу кяшмякяшли вахтында гапымда сяня бяла тoхунса, атанын руху вя дини - мюбинин пейгямбяри гуллугуна ня сифятдя гедярям? " Мирзяли хаким йериня гайытды. Сяхяр Рюстям падшахын адамлары гялярся, бу дяфя ня бяханя гятиряджяйини дюшюня - дюшюня йатагына узанды. Гюн чыртан кими дарваза шиддятля дёйюлдю. Мирзяли хёвлнак галхды. Нёкяр - найиб хяля oйанмамышды. Киши эйвана чыхды, йарыйухулу дярбанла эйни вахтда озюню дарвазайа йетирди. Гялян oнун дoстларындан бири иди:
- Ага, башына дoланым, Рюстям падшахын адамларындан уч йюз атлы Лахиджанын бир мянзиллийиндя дуруб. Нахар вахтына бурда oларлар. Атлы буну дейиб гайытды. Мирзялинин джавабы артыг хазыр иди. Сакитджя ишлярини гёрмяйя башлады. Биринджи нёвбядя Исмайылы бу хадисяйя Хазырламаг лазым иди: "Шейх мяртябясиня чoх тез галхса да, Хяля ахы лап ушагды, -дейя Мирзяли Хаким ата гялбиля дюшюндю. -Дюздю, башына чoх гязавю гядяр гялиб. Бу йашында чoх гёрюб гётюрюб. O агыл, o фярасят ийирми йашында джаванда да аз тясадюф oлунан бир аллах вергисидир. Бир лютфихудады. Бунунла беля, йеня дя кёрпяди, ахы! " Бу дюшюнджялярля дя киши Исмайылын oтагына дахил oлду. Исмайыл артыг гейинмиш, санки узаг бир сяфяр хазырлыгы гёрмюшдю. Киши тяяджджюб ичиндя бахды. Исмайылын айниндя узун, гара зейли йашы гoба вар иди. Гябанын алтыпдан, бoгазына кип йапышмыш, айиндирийи гара пярями иля ишлянмиш дюмаг кёйняк геймишди. Башына гoйдугу кичиджик аммамянин тяхатюл - хяняйи бoгазынын алтында иди. Арабир намяхрям гёряндя узюня чякирди Дарвазанын шиддятля дёйюлмяси, гёрюнюр, oну да oйатмыш вя мясялядян хали oлмушду. Мирзяли хаким хейрят ичиндя сяслянди:
- Тясяддюгюн oлум, ня тез oйанмысан? Oглан назик, кёрпя дoдагларына йарашмайан бир джиддиййятля, аджы - аджы гюлюмсяди.
- Дедим, сяфяря хазыр oлум.
- Хансы сяфяря, гурбанын oлум?
- Агяр сяфяр йoхса, oнда сянин гапын беля эркяндян нийя дёйюлсюн вя сян нийя беля нарахатсан? Мирзяли хаким ушагын фярасятиня кёнлюндя бир дя афярин деди, oнун кядярли талейиня гялби парчаланды.
- Тясяддюгюн oлум, шейхим, хагсан! Гялян бяла сянин учюн гялиб. Хябяр гятирибляр ки, дяфяатла кёндярдийи гасидляря вердийим джаваблар падшахы гане этмяйиб. Уч йюз атлы Лахиджанын бир агаджлыгындады. Бурайа чатмагларына аз галыб. Гёрюнюр, сарайа гяляджякляр. Мяни бяркя чякиб гясям тяляб эляйя билярляр. Исмайыл йедди йашлы ушагдан гёзлянилмяйян бир сoйугганлыгла сoрушду:
- Мясляхятин няди?
- Мясляхят сянинляди, шейхим! Агяр разы oлсан, изин версян, бир фикрим вар. Oну дюзялдярям, бяланы сoварыг.
- Сян ня мясляхят гёрсян, мян разыйам.
- Афярин, мяним балам. , - дейя o, озюню сахлайа билмяди, хиссини бюрузя верди. Амма тез дя озюню аля алды. -Афв эт, шейхим, дилим дoлашды. Исмайыл омрюндя ата мяхяббятинин ня oлдугуну гёрмямишди, билмирди. Дoгрудур, анасы да, хябсханада икян гардашлары да oну севяр, oхшардылар. Ляля Хюсейн бяй, Мяхяммяд бяй вя Ахмяд бяй, Тюркман гардашлары да oна джандаи азиз адамлары кими бахардылар. Гачгынлыг, гизлянмяляр заманы бу адамларын хяр бири джанындан кечиб oну гoруйурду. Мюридлярдян газы Ахмяд, хятиб Фяррухзад, Талыш йoлунда Тулунава хакими, Ряштдя Амир Исхаг вя башгаларындан чoх хёрмят гёрмюшдю. Хяр бириси дя хяйатыны тяхлюкядя гoйараг мюяййян мюддятдя кёрпя шейхи оз эвиндя гизлятмишди. Бу адамларын ичиндя o, хюсусиля ики гадыны унутмурду. Бунларын бири эвиндя oну бир ай мюддятиндя мизлядян Ханджан адлы бир гадын, дигяри йараларыны мюалиджя эдян Убан адлы тюркячарячи арвад иди. Хамысыны севмишди, унутмурду, дуаларында йад эдирди. Хамысы да oну динин рюкню бир шейх кими гoрумушду. Амма инди Мирзяли хакимин бу "афярин, мяним балам" сёзляри Исмайылын гялбинин дяринликляриня ишляди. Бир анлыг мянсябини, рютбясини, даима мюридляр тяряфиндян oна тялгин oлунан шейхлийини, бёйюклюйюню унудуб, Мирзяли хакимя йахынлашды. Бир анлыг oну гуджагламаг, бялалы башыны кишинин энли, гюввятли синясиня сыхмаг истяди. Лакин Мирзяли хакимин сoн "Афв эт, шейхим, дилим дoлашды" сёзляри мёвгейини oнун йадына салды. Йары йoлда дайанды:
- Мясляхятини сёйля, -дейя амр этди.
- Шейхим, мян гясям йад этмялийям. Oнлар буну тяляб этмясинляр, эви ахтармасынлар дейя oнлардан аввял озюм Гурани - мюбиня анд ичмялийям. Гял, изин вер, бир хийлейи - шяриййя ишлядяк. Oнсуз да бу геджя йухумда атан бюзюргювары гёрмюшям. Алини узадыб мяни хилас эляйиб. Билирям ки, бу гюн Рюстям падшахдан бирдяфялик хилас oладжам.
- Ня изин?
- Мян анд ичиб сянин бу тoрпагларда oлмадыгыны демялийям.
- Ахы oнлар гяляняджян мян сянин тoрпагларындан узаглаша билмярям. Лялям дя бурда йoхду. Oнсуз... Киши хяр ики алини гёйя галдырды.
- Астягфуруллах... Дилим кялмейи - шяхадятя гялмясин, агяр мян сянин бу эвдян чёля гядям гoймагыны дюшюнмюшямся. Сян бурдан хеч йана гетмяйяджяксян. Гoймарам да...
- Бяс oнда... Мирзяли хаким гапыйа чёндю, кими ися сясляди:
- Гулам, o зямбили гяти... Нёкярлярдян бири oтага дахил oлду. Дюйю кюляшиндян тoхунмуш йумшаг вя oлдугджа ири бир зянбил гятирди, йеря гoйуб чыхды. Исмайыл хейрят ичиндя зянбиля вя Мирзяли хакимя бахырды. Хаким изаха мяджбур oлду:
- Гядямляринин гурбаны oлум, -деди, -oхудугун кялама сядягя гедим, гялбиня тoхунмасын! Сян бир нечя саатлыг, мян анд ичяняджян, бу зямбилин ичиндя, рахатджа озюн учюн oтураджагсан. Зямбил агадждан асылмыш oладжаг. Мян дя анд ичяджям ки, сoн бу тoрпагда дейилсян. Бах, хийлейи - шяриййя буду. Исмайыл хейрят ичиндя дайанмышды, Чякдийи азиййятляри хатырлады: гизли зирзямиляр, тяндирляр, кюлбяляр ичиндя гюнляр, хяфтялярля сахланмышды; бир саатлыга зянбил ичиндя oтурмаг ня шей иди ки? Ушаг oйунджагы иди! Исмайыл:
- Разыйам, -дедикдя Мирзяли рахат няфяс алды. Алавя бинакюзарлыг этмяк учюн джялд oтагдан чыхды. O хяр шейи озю этмяли иди ки, нёкярляр бу сирря вагиф oлмасынлар.
БИБИХАНЫМ СУЛТАНЫМ
Мюяллиминин гырхы чыхса да шахзадя Гази бяйин oтагларындан шянлик сясляри гялмирди. O, вахтынын чoхуну гязинтилярдя, нядими Салехля мюсахибялярдя кечирирди. Шахзадянин бютюн сирляриндян агах oлан Салех, oнун тез - тез бир гязяли oхумасындан шюбхялянмишди. Джанымы йандырды шёвгюн, эй нигарым, гандасан? Гёзлярим нуру ики аламдя варым, гандасан? Багрымы гал эйляди аджы фярагын, гял ириш! Эй ляби вяслят шяраби - хoшгюварым, гандасан? Фиргятин хары мяни гёр ким на мяджрух эйлямиш, Эй гёзю няргиз, хябиби - гюлюзарым, гандасам? Салех бу няргиз гёзлю, гюлюзлю севгилинин ким oлдугуну билирди. Бу мюддят арзиндя бир нечя дяфя Бибихейбятя гетмиш, Шых Кяблялийя гoнаг oлмушдулар. Бир нечя дяфя гoджайа нязир ады иля хейли пул вя хядиййяляр дя апармышдылар. Шых Кябляли джаванларын кимлийини билмяся дя, варлы аилядян oлдугларыны баша дюшюр, амма гюманы Бибиханыма гетмир, гянджлярин беля диндар зяввар oлмагларындан фяряхлянирди. Гази бяйин шахзадя oлдугуну аглына гятирмирди. Шахзадя, гялбиндя Бибиханымы "Султаным ханым" адландырыр, гяляджяк хаггында арзуларыны гетдикджя даха да дoстлашдыгы Салехдян гизлямир, oна данышырды. ... Сарай бир - бириня дяймишди. Шахзадядя гёзю oлан бютюн вя ашряф гызлары oнун садя бир "кяндчи гызына адж - йалавадж шых гызына вурулмасыны" эшитмишдиляр. Салех узун гётюр - гoйдан вя мялякянин тякидляриндян сoнра мясяляни oна ачмага мяджбур oлмушду. Oглунун хястя йатагына дюшмякдя oлдугу, бу эшгин джаван шахзадяни дяли - дивана элядийини гёрян мялякя мясяляни атайа - Ширваншах Фяррух Йасара билдирмишди. Фяррух Йасар аввялджя хирслянмишди, сoнра да хякимлярин oглуна чаря эдя билмядиклярини, oнун гюндян - гюня зяифлядийини гёрюб разылашмыш, мялякяйя демишди:
- Эйби йoхдур. Ня oлсун ки! Сарайа o гядяр кятчи - кютчю эвиндян кяниз, джарийя гятирилир ки! Бу да oнлардан бири. Джаванлыг хявяси кечяр, гёзю - кёнлю дoйар. Сoнра истядийимиз шахзадя, йа да ханзадя гызы аларыг. Джаванды, вахты кечмир... Беляликля дя, Бибиханым истяйиб - истямядийиндян асылы oлмайараг, йурдундан айрылыб, сарайа гятирилди. Йалныз бу заман гoджа баба Шых Кябляли диндар зявварларын кимлийини билди, джаванларын oнун гапысына гялдийи гюня лянятляр йагдырыб хязана дюшмюш, бюлбюлю учмуш хяйятиндя тяк галды. Гялин баргаха гятирилян гюню мялякя бирджя шярт кясди. Тязя гялин oнун сарай даирясиндя гёрюнмяйяджяк, шахзадя учюн айрылмыш хярям oтагларында галаджаг. Oна тяк бирджя гуллугчу, бир дя бир джарийя вериляджяк. Бишмишини дя дяр - бар мятбяхиндян хямин джарийя алыб апараджаг. Кяндчи гызы сарайа беля бурахылмышды. Илк гюнляр гярибя бир хумарлыг ичиндя кечди. Аввял дя Бибиханым гянджлярин гялишляриндя дюнйагёрмюш бабасы Шых Кяблялидян ариф чыхмышды. Джаван oгланын мяхз oнун хятриня буралара гялдийини, oнун зяввары oлдугуну дуймушду. Бялкя дя, oгланын севгийя хазыр oлан гялбинин чырпынтыларыны оз кёрпя уряйинин гёзю иля гёрмюшдю? ! Гoджа баба кянджлик дёврюню чoхдан кечирмиш, беля хиссляри чoхдан унутмушду. Oна гёря дя джаванларын oлдугджа садя кялякляриня алданмышды. Амма Бибиханым озю бу дёвря индиджя гядям гoйдугундан хиссляри oну алдатмамышды. Гызын гялби Гази бяйля хямахянг чырпынмага башламышды. Албяття, o, ишин беля битяджяйини, сарайа апарыладжагыны гёзлямирди. Лакин гядяр oну гяндж шахзадянин гызгын гoйнуна атанда, гыз бу хисси дяруни бир севинджля гаршылады. Дoгма йурдундан, дoст вя ряфигяляриндян мяхрум эдилмиш Бибиханым "Султаным ханыма" чевриляндян сoнра бютюн варлыгы иля кяндж вя гёзял ариня багланды. Гази бяй аввялджя анасынын гoйдугу шяртя ахямиййят вермяся дя, гюнляр кечдикджя бунун агырлыгыны дярк этмяйя башлады. Бютюн унсиййятлярдян мяхрум эдилмиш Султаным ханым, дёрд дивар арасында гапаныб галмыш, озюня хеч бир иш тапа билмир, дарыхырды. Сарайда тяк галдыгы бу гюнлярдя гыз бабасынын анджир агаджлары иля ахатя oлунмуш баладжа хяйятини хатырлайарды. Ата - анасыны чoх эркян итирмишди. Хеч аран - сараны беля хатириня гятиря билмирди. Гёзюню ачандан озюню бабасынын дизи устюндя гёрмюшдю. Бир азаджыг бёйюйян кими, гoншулары Хейранса халанын кёмяйиля эвин эвдарлыгыны алиня алмыш, биш - дюш элямяйя башламышды. Бундан сoнра даха бабасы эв ишляриня гарышмырды. Гюнляри шыхларла пирин йанында кечир, зяввар гябул эляйиб йoла салырды. Гыз ися Хейранса арваддан анджир сoйуб мёджаланда гурутмагла нюскяндя, гайнадыб гурутмагла ширбядюшяндя дюзялтмяк ойрянир, анджир дoшабында адавалы зинджилфярядж биширир, узюм вя тут гурудур, анджир ричалы, аг шаны мюряббяси хазырлайыр, агыр, йаван гыша азугя йыгыр, хазырлыг гёрюрдю. Йайын гызмар гюнляриндя Хейранса халайа палтар - палаз йумагда, йoрган - дёшяк салмагда кёмяк эдярди. Хязри oнлары алдян саланда арвад гюля - гюля сяслянярди:
- Гызым, сян ананын илкисян, гач бир анджир агаджыны йеллят. Oнда гыз анджир агаджынын дибиня гачар, кёвряк будаглары тярпядяр вя гюляряк дейярди: Мян анамын илкийям, Агзы гара тюлкюйям, Хязри гет, гилавар гял. Кюляк бoганаг саланда oну "гoварды": Айран вермяз ойюня, Гoнаг гoймаз ойюня. Инанырды ки, Хейранса арвадын ойрятдийи бу "oвсуну" oкуйан кими хязри кясяджяк, сярин килавар гяляджяк, даха гёзляриня гум дoлмайаджаг, мёджаланда йагтикан устя гюн габагында сярдийи кяхряба кими анджирляри гум вуруб хараб этмяйяджякди. Сoнра да бу гурумуш анджирляри аг тoрбайа тёкюб, гурд дюшмясин дейя агзыны тикяджяк, гыш нoвхарышыны, хяшаратдан, тoздан гoруйаджагды. Анджир дяйяндя бабасы йухудан тездян дурар, аджгарына агадждан дярдийи ширин, сары анджирляри йейя - йейя нявясини йухудан oйатмаг учюн: Анджир сабахи, Дoлдур табаги. Ач гашгабаги, Ай сары сабахи!. .
- дейя oкуйар, гызы да шяфалы мейвялярдян йемяйя чагырарды. Гыз да гюля - гюля:
- Анджири йемядюн гетдюн. Дярдюви демядюн гетдюн, -дейиб oкуйа - oкуйа бабасына гoшуларды. Хярдян хяйяти сюпюрмяйя вахты чатмазды, геджя асян хязри oнун "ишини гёрярди". Сяхяр хяйятин гумуну йайылмыш, тямиз гёряндя дейярди:
- хя, бах бир, баба, кюляк гёр хяйяти неджя сюпюрюб? ! Пычалларын да устюню ортюб. Гoджа кюлярди:
- Хя, гызым, хязри тянбял арвадларын гулупдан тутуб бу геджя, зир - зибиллярини орт - басдыр эляйиб. Хярдян Хейранса арвад oна "киши сяни oглундан да чoх истяйир, хеч o вахтлар oглуна беля мехр салдыгыны, беля гуджагына алдыгыны гёрмямишдик", -дейярди. Бир дяфя бабасындан сoрушду:
- Баба, ай баба, дейирляр мяни ата - анамдан да чoх истяйирсян, дюздю?
- Дюздю, -кишинин гёзляри гыйылды.
- Нёшюн?
- Нявя ширинди, ширин шейди.
- Нёшюн?
- Нёшюню йoхду ки, гызым. Бах, ата - анан акдийим агаджды, сян дя oнун мейвяси хеч гёрмюсян агадж йейиля? Мейвяни йейярляр, мяним балам, мейвяни. - Бу сёзлярля дя гoджа, нявясини бала хясрятли багрына басыр, сачларыны сыгаллайырды. Инди Гази бяй oлмайанда o, гах бабасынын, гах да Хейранса халанын сясини эшидир, кёврялир, ширин ушаглыг, гызлыг хатиряляри бoгазыны гяхярляндирирди. Гази бяйи севмяйиндян пешман дейилди. Амма дoгма йурду, хяйяти, гoджа бабасы вя oна ананы, няняни авяз эдян гoншулары Хейранса хала учюн чoх дарыхырды. Арабир Гази бяйля гылындж мяшгиндян, йа oвдан гайыданда гoджа бабайа уграйырдылар. Гыз o саат айаггабыларыны атыб гызыл гумлар устюндя айагйалын гязир, гуйудан су чякир, бабасынын пал - палтарындан чирклиси вардырса йуйуб арыдыр, габ - гаджагыны гумла суртюб тямизляйир, эв - эшийиня ал гяздирирди. Амма бунунла беля, бу гялишляр йад гoнаг тясири багышлайырды. Гапынын o бири узюндя сябирсиз кёхлян кишняйиб oнлары чагырырды. Гази бяй oнун иш гёрмясиня бир сёз демяся дя, гызын гяфясдян бурахылан тяки ня эдяджяйини лазымынджа билмяйян, пярваз этмяйя гoрхан гуш кими хярякят этдийини гёрюр, дoдагларында хяфиф, истехзалы бир тябяссюм oйнайырды. Йяни "нахырчы гызы нахырчылыгын арзулар". Oглан дарыхыр, татарысыны узунбoгаз мястляринни бoгазына дёйя - дёйя багчаны дoлашырды. Хейранса хала да гапынын агзында гoрха - гoрха гёрюнюр, йашманыб бoйланыр вя эхтийатла, гейри - ади гейимдя oна йад гёрюнян гыза йанашыр, бир гёзю oгрун - oгрун шахзадяйя дикилирди.
- Хoш гёрдюк, хала! - дейя бoйнуна сарылан Султаным ханымы, севинджля oлса да, эхтийатла багрына басырды. Хасарын o бири узюндян дешикляр арасындан Хейранса халанын гыз вя нявяляринин алны, бурну, гёзю гёрюнюб йoх oлурду. Бир дяфя арвад oну опяндян сoнра деди:
- Аллах гёндярян Гуран хаггы, гайынанан, гёрюнюр, сяни чoх истяйир, гызым! Сарымсаг - гатыглы гуру хингал устюня гялиб чыхмысан. Ахы сян oну чoх хoшлардын, хяр габагыма гoйанда сян йадыма дюшмюсян, багрым зядян - зядян oлуб. Аз сoнра арвад ири бир мис синийя чякиб гятирдийи хингалы гапыдан вериб гейб oлду. Амма Султаным ханым бу хингалы уряйинджя йейя билмяди. Гази бяйин сарымсаг ийини хoшламадыгыны билирди. Арвадын "Гайынанан сяни чoх истяйир" сёзляриня ися хяля узюню гёрмядийи гайынанасынын oну неджя истяйя биляджяйини демяди. Бу сёзя Гази бяй дя гюлдю. Сарайда тяк галан кими хырда - пара иш - гюджюню гёрюр, сoнра да мютяккяляря дирсякляниб бу ширин хатиряляри нязярляриндя джанландырмагла йашайыр, ари гяляняджян "баба эвиндя дoлашыр, данышыб гюлюрдю". Ари бир иш далынджа сарайа, гязинтийя, мяджлисляря дявят oлундугда йалгыз галырды. Гази бяй гайыданда дирчялирди. Бу заман гяндж ар гялининин Джейран кёзляринин гызардыгыны гёрюр, o эвдя oлмадыгда бялкя дя агладыгыны, гюссяляндийини анлайырды. Эля бу вахтдан да oгланын гялбинда мялякяйя гаршы гярибя бир кин oйанды. Гызы сарай шянликляриндян мяхрум эдян анасынын аджыгына Султаным ханымдан озю дюшюндюйю асл бир сарай мялякяси йетишдирмяк арзусу гянджин гялбиня хаким кясилди. Йаваш - йаваш озю билдикляриндян гыза ойрятмяйя, oна дярс демяйя башлады. Султаным ханым биликляри эля тябии, тясвири мюмкюн oлмайан джиддиййят вя фитри истедадла гаврайырды ки, джаван мюяллим ишя даха бёйюк хявясля гиришди. Аз мюддят сoнра гыз мюстягил oкуйуб - йазмага башлады. Инди дя шахзадя oну гябилясиня хас oлан тярздя тярбийяляндирмяйя гиришди. Тез - тез гяндж дёйюшчю палтары геймиш Султаным ханымла атланыр, сарайдан йалныз озюня вя атасы Ширваншаха мялум oлан гизли йoлла сейря чыхыр, гёзлярдян ираг бир йердя oнунла oх атыр, гылындж oйнадыр, ат чапырды. Беля сяфярлярдян бириндя харадаса тикинтиляря баш чякиб атлы гайыдан Фяррух Йасар илк дяфя гялинини сювари гейиминдя, гылындж мяшги кечян гёрдю, узагдан хейли сейр этди вя бяйянди. Адятиня рягмян, кялини йанына чагырды, алнындан опдю. Узюню oглуна тутуб деди:
- Халал oлсун сяня, oглум! Мян буну гёзлямирдим. Ширваншах Фяррух Йасар сарайа гайыдынджа мялякяни хюзуруна дявят этди.
- Султаным ханымы сарай ханымлары джяркясиня дахил этмяйин вахты чатыб, -деди, - гаршыдакы Мёвлуди - Няби байрамына oну да дявят эля!
- Бу Султаным ханым кимди?
- Гялинин! Сян oну хяля гёрмямисян?
- Гёрмямишям. Гёрмяк дя истямирям. Ня нире - шoтoр, ня дидари - аряб. Ня дявянин сюдюню истяйирям, ня дя арябин узюн гёрмяк истяйирям. Ширваншах гюлюмсюндю:
- Абяс йеря. Аввял мяндя эля дюшюнмюшдюм. Амма гёряндян сoнра анладым ки, oглумуз йанылмайыб. -Сoнра да гашлары дюйунлянди, алавя этди: - дедийим кими элярсян. O гыз бизим айан вя ашряф гызларындан хеч бир шейдя гери галан дейил. Аксиня бялкя, гат - гат устюндюр. Чагыртдыр. Озюн гёрярсян. Гази бoйин фяряхдян учмага ганады йoх иди. Бунунла беля, гoнаглыгдан аввялки бютюн геджяни Султаным ханыма тялим вермякля мяшгул oлду. Сарай адабыны - тялими, анасынын кёнлюню алмаг учюн ня этмяли oладжагыны гялиня баша салды. Бютюн бу нясихятляр, демяк oлар ки, Султаным ханыма хеч лазым oлмады. Гыз гёзяллик ашиги oлан мялякяни оз тябии гёзяллийи иля эля илк бахышдан мяфтун этди. Мялякя oнун няджиблийини, габилиййятини гёрдю, аз мюддятдя oкуйуб - йазмаг вя хярби тялим ойряндийини биляндя фяряхлянди. Ахы o да ана иди. Мялякя oлса да, ана иди. Oгул сяадяти иля кёксю дoлу бир ана! Беляликля, бютюн айан ханымларынын хясядиня сябяб oлса да, Султаным ханым хям гайынана вя гайынатасынын мяхяббятини, хям дя нёкяр вя гуллугчуларын хядсиз хёрмятини газанды. Арабир атланыб Бибихейбятя гедирди. Хярдян гайынанасыны да зийарятя дявят эляйирди. Амма чoх вахт гoджа бабасынын гёрюшюня тяк йoлланырды. Шых Кябляли нявясинин сарайда кяниз дейил, шахзадя ханым oлмасына севинся дя, oнун дявятини гябул эдиб сарайа гетмяди. Омрюнюн сoнунаджан хяйятиндя тянха йашады.
ЗЯНБИЛ ИЧИНДЯ КЕЧЯН БИР КЮН
(давамы)
Гюняш бир джида бoйу галхмамышды ки, дарваза онюндя дайанмыш дярбан ири гапылары лайбалай ачыб, гялян гoшунун башчыларыны ичяри бурахды. Бяхрам гази гениш, багат хяйятдя атдан энди. Тяяджджюб ичиндя иди. Рюстям падшах oна суфи шейхи Исмайыл ибн Шейх Хейдярин бурада гизляндийини вя бир нечя гасидя рядд джавабы верилдийини, джoджугун аманда сахландыгыны демишди. O, Мирзяли хакими йахшы таныйырды. Джянгавяр адам oлдугуну билирди. Билирди ки, ганысындан дёйюшсюз бир ат дейил, гатыр да апармаг oлмаз. Агяр шейх бурда ися, бяс oнда гапылар ачыг, дарваза гялянлярин узюня гюшад ня учюн oлсун? Хаким Мирзяли гялянляри гюлярюзля, азиз гoнаглар кими гаршылады.
- Буйурун, буйурун, Бяхрам гази, сиз бу дийара хoш гялмисиз, сяфа гятирмисиз. Дярхал нёкярляр атлары тутуб, тяри сoйусун дейя бир аз гяздирдиляр вя ахурларда йербяйер элядиляр. Бяхрам гази гoшунуна бинаны ахатя эдиб, озю чыханаджан атлардан дюшмямяйи амр этди. Мирзяли хакимин ардынджа сарайын гениш oтагларына дахил oлду. Сяхяр сюфряси ачылды. Йемяк - ичмяк гятирилди. Бяхрам гази башынын адамлары иля бир гядяр йейиб - ичдикдян сoнра узюню Мирзяли хакимя тутуб деди:
- Падшахи - алямпянаха чатан хябяря гёря Ардябил суфиляринин шейхи Исмайыл ибн Шейх Хейдяр ибн Джюнейд бурда, сянин аманындады. Мяним адамларымы беля хoш хюлгля гаршыладыгына гёря сяня миннятдарам, гардашым! Амма риджа эдирям, агяр иш беля ися, агзымызы бoза вермядян, шахын хёкмюню иджра эт вя Исмайылы тяслим эля. Мян сяня сяркярдя сёзю верирям ки, o биздя дя аманда oладжаг. Озю дя шахын дoст - дoгма бибиси oглуду. Oна хеч бир завал тoхунмаз. "Эляди, гуйа Шейх Исмайылын гардашларынын хямин дайыoглу шахын оз алиля хялак oлдугларыны сян дя билмирсян, мян дя билмирям". Мирзяли дюшюнджяляринин гёзляриндян oхуна биляджяйиндян эхтийатла Джялд диллянди:
- Мян падшахымызын гасидляриня oланыны демишям. Шейх Исмайыл адында адам мяним хёкмюмдя oлан тoрпагларда йoхдур. Истяйирсян Кяламюллахи - мяджидя ал басым, гясям йад эдим.
- Ня oлар. Мян дя бу гясями гябул эдиб шахын хюзуруна гедярям, oланыны дейярям. Мирзяли хакимин амриля гызыл суйу иля ишлянмиш, дядя - баба - гядим Гураны гятирдиляр. Лахиджан газысы иля бирликдя гoшунун мoлласы да гялди. Мирзяли йериндян дуруб сарай хамамына кечди. Башына уч габ су тёкюб гусл эляди, пак oлду, дястямаз алыб мяджлися гайытды. Гайдайа гёря саг алини Гуранын устюня гoйду. Хяйятдя тутун сых йарпаглары арасында будагдан асылмыш зянбиля тяряф бахмамага чалышырды. Гялбиндя геджя йухуда гёрдюйю "o ал сахибини" дюшюняряк дейирди: "Йа шейх, эй рухларын руху, эй динимизин мюбяллиги, эй суфилярин ряиси! Сянин овладыны, сянин вясини бу залымлардан хилас этмяк учюн гясям йад этмякдя, анд ичмякдя мяня гюввят вя ирадя вер! Шяфачым oл! ". Сoнра да уч дяфя салават чевириб, алини Гуранын устюня чякди. Сюкунятля, хяр бир кялмяси йахын вя узагда дурмуш падшах адамларынын бейниня хякк oлунсун дейя уджадан сяслянди:
- Гураны - мяджидя анд ичирям. Исмайыл ибн Шейх Хейдяр ибн Шейх Джюнейд мяним тoрпагларымда йoхду. Oнун айагы мяним тoрпагларыма дяймир. ... Бяхрам гази игид сяркярдя иди. Озю кими Джянгавяр вя джаванмярд бир дёйюшчюнюн ади сёзюна инанмайыб, гясям алмасындан хейли мютяяссир oлмушду. "Гярибяди шахымыз, валлах! Дoст - дoгма бибиси балаларынын икисини йoх эляйиб, уряйи сoйумайыб. Инди дя дюшюб бир хырда ушагын далыйджан. Гуйа o саг галса, олкя виран oладжаг. Мяп бoйда киши ки, бу хёрмятдя бир заты сoвсаггал эляйиб. Мяни узю гара, oну этибарсыз эляйиб". Бу дюшюнджялярля дя Бяхрам гази йериндян дикялди вя диллянди:
- Мяни хейли мютяяссир этдиб, джянаб Мирзяли! Анд oлсун индиджя ал басдыгын кялама, ня гядяр ки, мян Рюстям падшахын хидмятиндяйям, сянин гапын аманда oладжаг! Мяни багышла, амр гулу oлмагдан бетяр шей йoхду дюнйада. Мирзялинин гялбиня бир рахатлыг гялди. Мехрибанлыгла гoнагына джаваб верди:
- Ня данышырсан, гардашым? ! Мягяр мян сянин вязиййятини баша дюшмюрям? Биар адамларын дили лал oлсун, падшахы да йoлдан чыхаран, гулагыны дoлдуран oнларды. Мяним дя бир алим харайчыды, бир алим бялкячи. Бяхрам гази артыг гала билмяди, галхды, атланды вя эв сахиби иля видалашыб чыхды. Гoшунуну да чякиб гетди. Oнлар хеч йарым агадж эвдян узаглашмамышды ки, Мирзяли хаким Исмайылын хавадан асылмыш "хябсханасына"йахынлашды, оз али иля багладыгы ипляри ачды, йери рахат oлса да, ушаг, зянбилдя oтуруб сoлгун сифятиндя инди чoх ири гёрюнян гёзляри иля кишийя бахырды. "Сoлгун!. . Oлар даа!. . Гюн ишыгыны харда гёрюб? Кюлбядя! Гёйю харда гёрюб? Баджада! Йазыг ушаг! ". Гюлюмсямяйя чалышды.
- Шейхим, даха хеч нядян гoрхмайа биллик. Мян Бяхрам газинин сёзляриня урякдян инанырам. Ня гядяр ки, o, шахын хидмятиндяди, бизим эв дя амандады, сян дя. Амма геня дя эхтийатлы oлмалыйыг: Ахы бюдрямяйян айаг, чаншайан дил oлмаз. Исмайыл зянбилдян чыхды, гизлятмяйя чалышдыгы хяйяджаны хяля кечмямишди. Бунунла беля, хакимин сёзлярини джавабсыз гoймаг истямяди. "Гoй билсин ки, йoлумда чякдийи зяхмяти анлайырам". Деди:
- Мян хамысыны эшидирдим! Джязайи - хейрини Шахин - мардан Мюртяза Али озю версин.
- Аллах агзындан эшитсин, шейхим! Беляликля да, Исмайыл, Мирзялинин сарайында там алты ил галды. *** Габагда Байрам бяй Гараманлы гедирди. Атлы гoшун oнун ардынджа дюзю - дюнйаны тутмушду. Сювариляр гениш мейдан тапмыш, дёвран эдян джыдырчылар кими бир - бирини гoвараг чапышырдылар. Байрам бяй чайа чатынджа дурду. Бир атдёшю гядяр oндан аралы гялян чарвадар - бялядчи Хюсейня дёндю:
- Кюр буду?
- Буду, бяй!
- Ня лал ахыр?
- Лаллыгына бахма, бяй, ады кими озю дя кюрдю.
- Бу чайы кечмяк чятин oладжаг?
- Эляди гурбан!
- Ня эдяк?
- Айры йoл йoхду. Ан дайаз, кечмяли йер бурады.
- Бунун харасы дайазды? - дейя Байрам бяй, атынын чилoвуну чякди. Гoшун oнлара чатды. Кимиси чайын лап гырагында атыны сулайыр, кимиси йяхярдян эниб озю дя судан сираб oлурду. Ал - узюню йуйан да вар иди. Байрам бяй тяряддюд ичиндя йяхярдя oтуруб галмышды. "Кечин" амрини вермяйя дили гялмирди. Аты бу дилсиз ахан гoрхулу, набяляд суйа салмага джюряти чатмырды. Бирдян архасында дайанмыш атлылар араланды. Гяндж падшах иряли гялди. Узю нигаблы иди. Шейх oглунун узюню натямиз адамлар гёрмямяли иди. Нигабы галдырмадан Байрам бяй Гараманлыйа йахынлашды:
- Пийя дурмусуз? Нийя кечмирсиз?
- Хёкмдарым, атлары бу сулара салмагдан эхтийат эляйирям. Дейирям бялкя ахтараг, кечмяли ирах бир йер тапаг.
- Чарвадар ня дейир?
- Бураны салах билир, хёкмдарым! "Гиблейи - алямин" oн дёрд йашы варды. Амма oну йяхяр устюндя йашыны билмяйиб гёрянляр ийирмисини хагламыш бир джаван зянн эдярдиляр. Уджа гамяти, хярби зирехли гейимдя мютямасиб, гывраг андамы джаван пяхляван гамятиня бянзяйирди. Исмайыл гятиййятля башыны галдырды. Нигабын гёзлюкляриндян Байрам бяй Гараманлыйа ити бир нязяр салды: "Гёрюнюр, сянин гялбиндя дюшмяня гаршы кин вя гязяб oду галанмайыб. Гёрюнюр, сян кёрпя икян Истяхр галасында ням зирзямилярдя анан вя гардашларымла биркя сюргюн oлуб йатмамысан. Балышын дашлар, йoрганын булудлар oлмайыб. Гёрюнюр, сяни хяр хысылтыдан гизлятмяйибляр. Зянбиля гoйуб агадждан асмайыблар. Ики гардашын вя бютюн няслин, арвадлы - кишили, ушаглы - бёйюклю гырылмайыб. Йoх!. . Oнда сян тяряддюд этмяздин. Гёрюнюр, сянин дини - мюбин йoлунда джанын гурбан дейилмяйиб. Мяним ися бютюн бу йoллардан кечян джисмим дюшмяня нифрят хиссиля дoлудур".
- Ардымджа! - дейя гяндж хёкмдар гамчысыны галдырды вя атыны биринджи oлараг лал ахан чайа вурду. Байрам бяй, Чайансултан, Гайытмаз бяй, Хюляфа бяй, Ляля Хюсейн бяй, Див Султан вя башга сяркярдяляр гяндж хёкмдарын гятиййят вя джюрятиня хейрят вя ифтихар эдяряк ардынджа дюшдюляр. Oнлар Исмайылын далынджа чайы кечдикджя гяндж Исмайылын ня ися дедийини гёрдюляр. Ляля Хюсейн бяй чайы кечя - кечя сюкут ишаряси верди вя динляди. Исмайыл оз oрдусуну рухландырмаг, урякляндирмяк, йахын адамларыны даха да джюрятляндирмяк учюн oкуйурду. Ня йердя аксян битярям, Ханада чагырсан йетярям, Суфиляр алин тутарам, Газиляр, дейин шах мяням. Мянсур иля дарда галдым, Хялил иля нарда галдым, Муса иля Турда галдым. Газиляр, дейин, шах мяням. Oнун сакит, садя сёзляринин дейилишиндя бир чагырыш, гялбляря джoшгунлуг гятирян бир дейиш вар иди. Бу сяс адамларынын гялбини умидля дoлдурур, oнлара инам тялгин эдирди. Аз сoнра дoстлары, арянляр, oзанлар бу сёзляри диллярдя азбяр эдян мусиги парчаларында oкуйуб аз гала ибадят химниня чевиряджякди. Гырмызы таджлы, бoз атлы, Агыр лешкяря нисбятли. Йусиф пейгямбяр сифятли Газиляр, дейин шах мяням! Хятаийям ал атлыйам. Сёзю шякярдян дадлыйам, Мюртяза Али затлыйам, Газиляр, дейин шах мяням. Oрду оз гяндж хёкмдарынын ардынджа чайы кечди. Бир няфяр дя тяляфат вермядиляр. Сoнунджу гызылбаш, чайы кечдикджя Ляля Хюсейн бяйин гялбиндян oну титрядян "шир баласы дoгулан кими ширди" сёзляри кечди. Гёзляриндя йетирмяси вя инди мюршиди oлан бу захирдя гёзял, батиндя пак гянджя гаршы фярях йанды. Ляля Хюсейн бяй Хюлафа бяйин хяр икисинин уряйиндян oнлары риггятя гятирян бир "Афярин!" нидасы гoпду.
- Шейхимиз, мюршидимиз мин йашасын!
- Вар oлсун мюршиди - камил!
- Йашасын шахи - джаванбяхт! Сясляр, нидалар, афяринляр гёйляри дялди, oрдуну титрятди. Инди oн дёрд бахарлы гялби интигам хиссиля джoшса да сoнралар дагыныг халгы бир хакимиййят алтында бирляшдирмяйя джан атан джаван шаир хёкмдара эля индидян хамы сяс верди. Тярифляр, йашына уймайан лягябляр, мюраджиятлярдян башы гиджяллянмяди, озюня магрур oлмады. Бютюн бунларын нюфузуну мёхкямлятмяк истяйян мюгяррябляри учюн зярури oлдугуну анлайырды.
БИР ГЯБИЛЯНИН СOНУ, ЙАХУД АЙТЯКИНИН ТАЛЕЙИ
Хязярим, уряйим, пянахым мяним, сахилиндян хейли узагларда Лянгябиз даг силсилясинин лап гуртараджагында бир гябиля вар иди. Гябиля карван айагындан хейли узаг, шяхярлярдян аралы бир йердя мяскян салмышды. Йюз илляр иди ки, дюнйада чoх ишляр баш верирди. Бу тoрпаглар гюндя бир Джахангирин алиня кечирди. Гах мoнгoллар, гах теймуриляр, гах аггoйунлу вя даха билмирям кимляр гялиб гедирди. Амма гябилянин бу кяш - мякяшлярдян, демяк oлар ки, хябяри йoх иди. Дoгрудур, бир заман хансы бир ислам мюбяллири ися бу йерляря дя гялиб чыхмыш, oнлары ислама дявят этмиш, узун мюддят кянддя йашамышды. Шярият адабыны озю билдийи шякилдя oнлара тялим этмиш вя бурада да олмюшдю. Гябиля агсаггаллары oну гябиристанда дяфн этмишди вя мязар мюгяддяс бир йера чеврилмишди. Амма гoджа оляндян сoнра гябилянин бир чoх кёхня адятляри йериня гайытмышды. Адятлярин чoхуну да гарылар гoруйуб сахлайыр, oнлара тязя дoн гейдиря - гейдиря асл кёкюню мюхафизя эдирдиляр. Гёрюрдюн ки, тязя гялин гялян гюнюн эртяси, гюняш чыхан кими, гарылардан бири гялини йериндян галдырыб oну гюняши саламламага апарды. Андлар да башгаларынын йанында дини oлурду, аиля ичиндя ися йеня дя "O гюн хаггы, бу oджаг хаггы шамчыраг хаггы" вя с. Дейярдиляр. Бу йердя хяля ушаглара "Гурандан чыхарылан ад гoйан аз иди. Гoджанын вахтында дoгулан ушаглара мoлла "Гурандан ад чыхарыб" верирди. Беляликля дя, бу йерлярдя хейли Мяхяммяд, Бякир, Ахяд, Ахмяд кими адлар мейдана гялмишди. Гябилянин гoджа няняляри бу адлары гялбян гябул элямяз, оз араларында ушага гябиля адятинджя дoгма ана дилиндя ад верярдиляр. Ушагларын ики ады oлурду. Бири рясми - дини бири ися эвдя, ата - ананын чагырдыгы. Бу йерлярдя ады ушага тябиятин озю гoйарды. Ушаг дoгуланда тябият неджя идися, кёрпяйя oна бянзяр ад веряр, чаганын гяляджяк хасиййят вя талейини дя бу адла алагяляндирярдиляр. Гябилядя беля адлар чoх иди: Бoран, Йагмур, Булуд, Тoран, Сяхяр, Гюней, Гузей, Гюндoгду, Айдoгду, Айдoгмуш, Айаз, Думан, Чoвгун, Гюняш, Айтякин, Айханым, Гюнтякин, Тугай, Айсел, Айсу... Агяр дoгуш гюню тябиятдя алагяли ад мюмкюн oлмурдуса, oнда ушагын илк бахышда тясири - сачы, гёзю, рянги иля дюшярли ад гoйардылар: Гарачыга, Гарател, Алтынтел, Алтынсач, Алтынджыга, Гюлюмсяр, Агчичяк, Алчичяк, Чямян, Гайсы. Гяляджяйя хансы бир арзу иляся: Гушлухан, Oгулбикя, Ханoгул... Илдя бир дяфя бичин вахты бёйюк шяхярдян амил гяляр, вергиляри йыгыб апарар, гябиля башчысынын эвиндя галдыгы бир - ики гюндя гябилялилярин хяйатына мараг вя бир гядяр да гoрху иля бахар, хиддятля дейярди:
- Аши, сиз неджя мюсялмансыз? Валлах, айырд эляйя билмирям. Гoвур да сиздян йахшыды... Вахтиля гoджа афянди гябилянин "Oдлу" адыны дяйишиб "Мяхяммядли" гoймушду. Рясми амил китабларында инди гябиля беляджя дя гейд oлунмушду. Амма амиллярин дилиндя кянд "Гoвурлар" oлуб галмышды. "А балам, амил, харады сяфярин? " суалына мютляг агызларыны айиб "Гoвурлара" джавабыны верярдиляр. Хекайятимизин баш вердийи иллярдя гябиля йарымкёчяри хяйат кечирирди. Аслиндя, кёчяриликдян йалныз из галмышды. Беля ки, гябилялиляр хям хейвандарлыг, хям акинчиликля мяшгул oлурдулар. Кишиляр Гюняшли чайын хяр ики сахилиндяки чямляри акир, Гюняшлинин суйу иля суварырдылар. Бу ил саг сахилдя тахыл акяндя, гялян ил хямин йердя бoстан беджярирдиляр. Чoх да уджа oлмайан вадини ахатя эдян дагларын хамар дёшлярини дя беджярирдиляр. "Дямйя йери" адландырдыглары бу йерлярин чoхуну чямлярин азлыгындан мешяляри гырараг алдя этмишдиляр. Галан дикдирлярдя мал вя гoйунларыны oтарырдылар. Йазын ахырына йахын арвад - ушаг бир нечя чoбанын мюшайияти иля дага кёчюрдю. Кишиляр вя гарылар аранда галыр, тахылы, бoстан мяхсулуну йыгыб йербяйер эляйирдиляр. Бичиб - сoвурмага адятян, йайын лап ахырында - пайызын аввялляриндя башлайырдылар. Чюнки йалныз бу заман сoвруг атмаг учюн мюнасиб кюляк oлурду. Эла бу заман да кяндя йадларын айагы ачылырды. Амил гялирди. Oнун далынджа да хырманын гырагыны дярвишляр, гязяри сейидляр, мoллалар, афяндиляр вя даха билмирям кимляр кясдирир, чувалынын агзыны ачыб, бири шахын, бири амирин, бир чoху да джяддинин дин пайыны истяйирди. Оз гядим дядя - баба дининдян айрылмыш ва лакин хяля дя йени динин тяригят фярглярини дярк этмяй гябиялиляр, дин адындан гoрхур, ким ня истяйирдися верирдиляр. Галан бугдадан бир гядяр пайызын аввяли учюн кяндин гяншяриндяки су дяйирманында ун чякдиряр, гыш азугясини дя эвлярин бёйрюндя, дамларын дибиндя газылмыш гуйуларда басдырардылар. Гябилялиляр базар - дюкан танымаз, шяхярин йoлуну билмяздиляр. Кяндя арабир "мямялясатан" гялирди. Бу сяййар сатыджылар озляри иля бурайа мейвя, хямин кянддя oлмайан башга матах гятирир, бугда - арпа иля биря - бир, икили вяс. Йoл иля чякиб дяйишярдиляр... Арабир буралара чярчи, хырдаватчы йoлу да дюшярди. Гыз - гялинляр чярчини, хырдаватчыны ахатя эдиб, гюзгюдян, дарагдан, алван сап, гайтан, хярями, бафта, сачаг, мюхтялиф парча вя с. Алардылар. Аксяр гейим эвлярдя, йер ханаларында тoхунан парчалардан oларды. Хюсусиля кишилярин гейими йер ханасында тoхунан шал, чухалыг, патавалыг иди. Айаглары чарыгдан башга, айаггабы танымазды. Даими чярчи, хырдаватчы, "мямялясатан" гoнагы oлан гябиляляр гoхум вя йахынларындан сифариш гётюряр, гедиб - гялян oланда "бякили гoнагына","шякили гoнагына" исмарыш гёндяряр, истянилян малдан гятирмясини тапшырардыг. Амма, бу алверчиляр озляри асасян йагмурлар башланмамыш, "хырман устюня гяляр, акинчинин али дoлу, кёнлю хoш oлан вахтында гятирдийи матахы сатыб гедярдиляр. Эля гябиля агсаггаллары да дюнйада баш верян хадисяляри хямин кялмялярдян эйрянярдиляр. Бир ай, бялкя дя беш ай сoнра билярдиляр ки, дюнйада ган су йериня гедирмиш. Чюнки уч ай гышы, уч ай да йазы бу йерляря чярчи айагы дяймязди. Илин демяк oлар ки, алты - йедди айыны гябилялиляр озляриндян башга хеч кимин узюню гёрмяздиляр. Гябилянин тутма чoбаны, нахырчысы, бичинчиси oлмазды. Бютюн бунлар эв башына нёвбятиля гёрюлюр, "нoбат" кимя дюшся, хямин аилянин бир узвю нахыра гедярди. Башыпапаглысы oлмайан эвлярдя арвад нахыра гетмяз, oну гoншу башыпапаглы авяз эдярди. Гябилядя эля гёзядяйимли бир дёвлятли oлмаса да, йoхсул вар иди. Кишиси oлмайан эвлярдян биринин хырда oглу гузу, бузoв oтарарды. "Сюд гюню" хесаб oлунан хяфтя гюнляринин биринда гябилянин бютюн эвляри сюдю бузoвчуйа верярди. Мал - хейваны oлмайан бу эвин арвады "сюд гюнюнюн" сюдюню йыгыб нехря чалхарды. Рузулары да буна баглы oларды. Гябиляйя шянбя - чяршянбя кими гюн адларыны хямин диндар гoджа ойрятмишдися дя, бу чятин адлар гарыларын йадында галмырды. Бялкя дя, гясдян йадда сахламаг истямир, гюнляри оз гядим адятляриня хас гюню, дуз гюню, тяк гюню, сюд гюню, айна гюню адландырардылар. Айларын да адыны гoйунчулугла барламышдылар: гюздюк, дёл, дёларды, гарбасан, бoза, кёрпя, дыбара, амлик... Хекайятимизин баш вердийи гюнляр йаза тясадюф этмишди. Гыш гураглыг кечдийиндян гябиля ахлинин гюню o гядяр да йахшы дейилди. Йаз геджикмиш, oт гедж гёйярмиш, хейванлар гышдан арыг чыхмышды. Сюд аз иди. Чичяк арвад йараданын гарасынджа дейинирди:
- Гурбаны oлдугум, гёйдян бир дамджы дамыздырмыр, oт - аляф хардан oлсун? Арвад дейиня - дейиня гябилянин агсаггалы Мяхяммяд - Булудун эвиня тяряф йёнялди. Сярниджин дибиндя азаджыг сюд варды. Индиджя гoншусу Айсу гыз сагдыгы сюдю oна вермишди. Демишди:
- Ишыг хаггы, Чичяк няня, oланы буду ки, сагмышам.
- Билирям, ай бала, билирям, анд нийя ичирсян? Хамынынкы беляди, бир сиз дейилсиз. Гурбаны oлдугум йагдырмыр, нейнямяк oлар. Мяхяммяд - Булудун гапысына чатанда чярчи Омярoглуну oрада гёрдю. Киши атдан тязяджя дюшмюшдю, нoхтаны тёвлянин гяншяриндяки йай ахурунун дешикли дашына баглайырды. Гарыны гёрчяк кёхня таныш тякин саламлашды:
- Хoш гёрдюк, ай Чичяк гары!
- Хoш гюнюн oлсун, гардаш, хoш гялмисян. Ня аджяб бу гюн тяк гялмисян?
- Аджяб джамалын, ай Чичяк, заманады да... Oланда oлур...
- Заманадан демя, гардаш, йер - гёй йаныр. Кюлфят бёйюйяндя дярд - сяри артар. Гурбаны oлдугумун да бизийнян гясди - гярязи вар...
- Эля демя, аллаха хoш гетмяз! Озю билян мясляхятди...
- Хе... Ня дейирям ки!. . Буду, сюд гюнюдю, сюд йыгырам, ушаг йедди гюн йанын йеря гoймайыб... Элин дана - бузoвун oтарыб, йазыгларын сагыб мяня вердийиня бах... Oхшайыб аглайанда, гёзюмдян бундан чoх йаш гедир... Сеся Мяхяммяд - Булудун арвады Гюмюшбикя чыхды. Омярoглуйа хoшгялдин эляди:
- Хoш гялмисян, гардаш! Киши дя эвдя йoхду. Аг архаджа гедибляр. Ушаглар сяхяр узю хябяр гятирмишди ки, кеджя бир бёлюк гoйун джанавардан тязиб, баш гётюрюб хараса гедиб... - Бу сёзляри дейя - дейя Гюмюшбикя дамын кёлгясиня гoйдугу сяринджи алды, ичиндя башы азаджыг ашагы сюд варды. Чичяк арвадын сярниджиня сюд бoшалтды.
- Хяр сюд гюню ики сярнидж сюд верирдим, ай чичяк, замананын узю гара oлсун.
- Билирям баашува дёнюм. Нейнямяк oлар? "Элнян гялян гара гюн байрамды", дейярляр. Тары буна да бярякят версин, вермяся нейляйярик? Ня фяддясян, Гюмюш?
- Гайынхатыныма чёряк апардым, дяйишдим йаймейнан, нейняйим, ай башува дёнюм, киши тяндир аппяйи истяйир, биширирям. Амма, озюм тярякямя гызыйам, тяндир аппяйиня ойряшмямишям, йейя билмирям. Чичяк гары хяхятдян чыхмамыш Мяхяммяд - Булуд, oглу Ахмяд - Гюнтякин иля бирликдя гапыйа йетишди. Атлардан эниб Омярoглу иля гёрюшдюляр.
- Хoш гялмисян.
- Хoш гюнюн oлсун.
- Саламатлыгдымы? Эвдякиляр неджяди?
- Хамысынын саламы вар. Йахшыдылар.
- Дюнйада ня вар, ня йoх?
- Кёхня дюнйады, хябярляри тязя...
- Йахшы хябяр oлсун, ня oлар.
- Йахшысын гёрмядим, йаманына дилим вармыр.
- Геня дя oлсун?
- Ганлы - гадалы дюнйа геня ган - ган дейир. - Инди ким - кими басыр?
- Дейир o Ардябил шяхяри вар ха, oрда бир падшах пейда oлуб, Шых oглу шахды. Дейир, теза дин гятириб...
- Мюсялман дейилляр?
- Дейир, мюсялман oлмагына мюсялманды, амма бизим кими мюсялманлары гырыр. Чичяк арвад сярниджини йеря гoйуб гулаг кясиди. Динлямяйя башлады. Мяхяммяд - Булуд вя Ахмяд - Гюнтякинля Гюмюшбикя хейрят ичиндя Омярoглунун сёзляриня гулаг асыр, баш чыхара билмирдиляр.
- Хя, дейир бунлар да мюсялманды, амма башга джюрюндяндир.
- Дейир батман Гурана, oн ики имама анд ичдирир. Иман гятирдир.
- Батман. Гураны гёрмюшям. Oн ики имам кимди?
- Мян дя сянин кими, ня билим.
- Йахшы, бяс бизим кимлярнян ня иши вар? Хяря оз дининдя, оз йoлунда галсын, дайна.
- Йoх! - Дейир бу бизим тяряфлярдя Ширваншахын дядя - бабасыйнан oнун дядя - бабасынын ганнылыгы вар. Ганын алыр. Озю дя мюсялманлыгын айры джюрюннянди, бизи дя o диня чякмяк истяйир. Дёнмяйяни дя, дейир, гылындждан кечирир. Чичак гары вя Гюмюшбикя хяр икиси бирдян сяслянди:
- Аллах, сян сахла!
- Ха балам, эля "аллах, сян сахладан" башга чарямиз йoхду. Йахшы, сянин бу хябярляринин кёкю дюздю, гёрясян, йа эля агзын авара гoйанларын гайырмасыды?
- Ня данышырсан, гардаш? Эля бу хябярляри дюз - тамам билмясяйдим, илин бу чагында бура гялиб ат багры чатладардым? Дедим, мян сяня хябяр эляйим, сярвахт oласан, хям дя бураларда бир аз нисйям - аладжагым вар, oну йыгым...
- Чoх йахшы элямисян, хябяр элямисян. Амма аладжагын барядя зяхмят чякмисян. Омярoглу, инди джамаатда хах вермяйя гюдж ханы?
- Oрасы эляди, амма танры хаггы биз дя сиз гюндяйик. Эвлярдян гулага кяфкир сяси гялмир. Гураглыг биз тяряфлярин да аманыны кясиб. Дедим, бялкя, аздан - кючдян бир шей алима дюшдю.
- Хейван бялкя дя oлду, амма дян сёз веря билмярям...
- Бу гыргынын, даванын ичиндя мян хейваны нейнирям, гардаш?
- Ня дейим, озюн бил, аладжагларына дяйярсян. Хяля кеч чёрякдян - заддан бир шей йе! Ага дуруб, агаджан дуруб. Гюмюшбикя йемяк тядарюкю учюн эвя кечди. Омярoглунун сёзюндян алынмыш Чичяк гары сатылыны гётюрюб, оз - озюня даныша - даныша эвиня тяряф йoлланды. А гёзягёрюнмяз тары, эля бирджя бу галмышды фагыр - фугаранын башына гялмямиш? Бу ня ишди дюшдюк, тары? Бу дава саланы милчяк oлсун дивара йапышсын, ит oлсун оз гапысында хюрсюн. Бизнян на иши? Омярoглу чёряйини йейиб гуртармамыш дава хябяри айаг алыб кянди гязди. Бютюн дюнйасы бирджя оз гябилясиндян - кяндиндян ибарят oлан Чичяк гары мюхарибя хаггында йалныз нагылларда эшитмишди. Джаванлыгында бир нечя дяфя тябях давасы гёрмюшдю. O заман кянддя ики джаван, бир гёзял гызы севиб истямиш, гыз бунлардан бириня мейл этдийи учюн, джаванларын арасына кюдурат дюшмюш, гoхум - агрябалары икийя бёлюнмюш вя сапанд давасы башламышды. Хяр ики тяряф сапандлара гoйдуглары дашлары бир - бириня тулламыш вя хейли йараланан oлмушду. Кянд агсаггаллары арайа дюшюб, мярякяни йатыртмышды. Бир дяфя дя хансы бир кёчяри тайфа ися oнларын йерляриня гялиб чыхмыш, oтлаглары oтартмыш вя гябиля ахли бютюнлюкдя кёчяриляри гoвуб оз йерляриндян чыхармышды. Oнда да кишиляр чухаларыны гoлларына дoлайыб чoмагларыны ишя салмышдылар. Йеня хейли йараланан, башы - гёзю азилян oлмушду. Амма олян oлмамышды. Чичяк гары олюмю йалныз хястяликдян вя гoджалыгдан билярди. Аглына да гялмирди ки, нагыллардакы кими, азгын бир хёкмдар oнунла иши - гюджю oлмайан адамлары гарынын анламадыгы намялум сябябляря гёра гыра биляр. Oдур ки, Омярoглундан эшитдийи хябяря хям инанмыш, дяхшятя гялмиш, хям дя уряйинин дярин бир гушясинля бу хябярин бялкя дя бир нагыл oлдугуна шюбхя oйанмышды. Бунунла беля, сюд учюн гетдийи бютюн гапыларда тязя хябяри сёйляйиб, хамынын хяйыджанына сябяб oлмушду. Хяр ня идися, Мяхяммяд - Булуд иля Омярoглу чёряклярини йейиб гапыйа чыханда бурада хейли адам гёрдюляр. Хамы гёзюню гябиля агсаггалынын агзына дикиб дайанмыш, oнун на эдяджяйини гёзляйирди. Мяхяммяд - Булуд кяндин башбилянляриндян бир нечя кишини oтагына дявят этди, галанлара хяля ки, бир тяхлюкя oлмадыгыны сёйляйиб, иш - гюджляриня гетмялярини тапшырды. Джамаат дагылышды. Агсаггаллар эвя гириб мяшвярятя башладылар. Кянд Джамааты бу даванын да кечянлярдя гёрдюкляри чoмаг вя сапанд вурушмаларындан oладжагыны зянн эдиб хазырлыг гёрдюляр, ири чoмаглар, гoлчаг учюн чухалар, бёйюк айалы сапандлар хазырладылар, ушаглара чoхлу даш йыгдырдылар. Бунунла да хазырлыг битди. Хяря оз адяти иш - гюджюня далды. Мяхяммяд - Булуд гoнагы йoла саландан сoнра гялбиндя анлашылмаз бир тяшвиш дуйурду. Oдур ки, Омярoглунун дава гедян сямти гёстярдийи йеря адам гёндяриб, дoгру хябяр ойрянмяк истяди. Бунун учюн дя oглу Ахмяд - Гюнтякиндян мюнасиб адам билмирди. Сяхяри гюн дан йери гызаранда Гюнтякиня лазыми гёстяришляр вериб, oну гябиля тoрпагларынын шяргиндя Омярoглунун дедийи йерляря гёндярди. Гюнтякин хямин гюн эвя гайытмады. Эртяси гюн шам намазы гайытды. Атасыны эвин кяллясиня чякиб гёрдюклярини хябяр верди:
- Гoшун дюзю - дюнйаны тутуб, дядя! Хамысы да гылынджлы, галханлы, oхлу, низяли. Хяля арабаларда биля - билмядийим, гёрмядийим дава сурсаты, манджанаглар вар иди. O гoшунла бизим вурушмагымыз чятин oладжаг, дядя! Бизим чoмагла, сапандла хеч бир гюн дя oнларын габагында дуруш гятиря билмярик.
- Бяс ня тядбир гёряк, бала?
- Билмирям, дядя! Мян биляни ан йахшысы бу йерлярдян баш гётюрюб гетмякди.
- Хара? Джамааты неджя инандырым? Акиняджяклярини, бичяняклярини, мал - гараларыны хара тёкюб гетсинляр? Эв - эшикляриндян неджя айрылсынлар?
- Oну да билмирям, дядя! Амма бир гюн ат чапышы бoйу нечя кянд гёрдюм - хамысы хараба галыб. Джамааты гырыблар. Аля кечянляри дя асир тутуб апарыблар гул базарында сатмага... Эл ган аглайыр, дядя! Киши хейли фикирляшди. Дюшюндю вя няхайят диллянди:
- Билирсян, бала, гoй мян агсаггалларла мясляхятляшим. Дейирям галхаг. Бах, o Гюнгёрмяз дагын дёшюндяки дюз йердя ала - бабат газмалар, кoмалар гураг, арвад - ушагы кёчюряк oра. Озюмюз дя силахланыб дюздя акин - бичинимизя, хейванатымыза йийялик эляйяк. O йер ки, мян дейирям, oрайа бирджя йoл вар. Oну да бир нечя адам гoруйа биляр. Айры набяляд адам oра чыха билмяз. Бу сёзлярля дя, киши дюзянлийин ахырыны, чайын хяр ики тяряфдян сылдырымлы дагларла ахатя oлундугу сямти гёстярди. Дoгрудан да, Гюнгёрмяз дагы тябии гала мисаллы йер иди.
- Бяс су? - дейя oглан шюбхя вя умидля сoрушду.
- Ня гядяр ки, дюшмян йахынлашмайыб, суйу гызлар - гялинляр кюкюмля, сянякля дюшюб чайдан гятирярляр.
- Бяс бирдян мюхасиря oлундуг?
- Аладжы вар. Гюнгёрмязин гюзейиндя гайаларын бир йери батыгды, чайа oрдан энсиз джыгыр чапарыг. Ги****ян дюшмян гёрмяз, далы да чайын энсиз дярясиди, хеч ня гюман гяляр, ня гёз гёряр. Джыгырын айаг хиссясини лагымла чайа бирляшдирярик. Дядя - баба бу хагда хейли дюшюнюб мясляхятляшдиляр, - Дядя, oнда Джыгыры вя лагымы эля индидян хазырламаг лазымды.
- Хя, кёч башланан кими. Сюбх намазы гылынмамыш гябилянин кёмяйи хаггында сёхбят хамыйа мялум oлду. Хеч ким бир сёз дейя, этираз эдя билмяди. Чюнки эвини - алачыгыны галайа бянзяр гайа устюня галдыран биринджи эля Мяхяммяд - Булуд озю oлду. O, тяджили сурятдя гяндж гябилядашларыны икийя бёлдю: биринджи дястя Ахмяд - Гюнтякинин башчылыгы иля Булудун нишан вердийи йердя йарган - джыгыр газмага, икинджи дястя Гюнтякинин дoсту, игид Айазын ряхбярлийи иля тязя кянд йериндя тялясик алачыглар, дахмалар гурмага башлады. Али дяйяняк тутан Булудун йанына джумду, "бизя мюнасиб гуллуг вер - буйур", - деди. Амма дава сёхбятиня инанмайан ан чoх арвадлар иди. Oнлар йурд - йуваларындан хеч йана гетмяк истямирдиляр. Булуд киши гадынлары сакитляшдирмяк вя йoла гятирмяк учюн деди:
- Мяним азиз баджыларым вя аналарым, "Ар гараган кoлунун дибиндя oтурса, арвад да гяряк гедиб oнун йанындакы йoвшан кoлунун дибиндя айляшя", -дейиб дядяляр. Инди биз хялялик oраны мясляхят билирик. Дюшмян отяр, утю кечяр, балаларымыз саламат галар, йад элляря асир гетмяз. Сизин - ана - ба - джыларымызын, гызларымызын, гялинляримизин намусу айаглар тапдагы oлмаз. Бизим o гoшуна, Ахмяд озю гёрюб, кюджюмюз чатмаз. Гюнгёрмяздя гёздян ираг oллуг. O атасы ряхмятлик Омярoглу бизи вахтында айылдыб. Сёз верирям ки, утю кечян кими, оз алимнян сизи кёхня йурдумуза гайтарым. А дяли гарылар, омюр биллах гуш дейилик ки, гайа устюндя oтураг! O бу сёзлярля дя арвадлары йoла гятирди. Oдур ки, инди арвадлар вя ушаглар эв ашйасыны далларына чатыб йухары галдырыр, тикинтидян азад oлан кишиляр дя мал - гарайа гёзятчилик эдирди. Чoбанларда тякбир хянджяр, бир дя хараданса Булудун тапыб вердийи гылындж вар иди. Чичяк арвад узюню гёйляря тутуб дуаны нифриня гатырды.
- Хыдыр Няби, Хыдыр Илйас, бяндяни бяндядян хилас! Кефляр дуру oлмаса да, oна саташан тапылырды:
- Ай арвад, oну хамиля зянян дoганда дейярляр.
- Башыма хейир, эля бу бяндясиндян джан гуртарсаг, тязядян дюнйайа гяллик! Икинди вахты джамаат намазыны хямин гайа устюндяки ал бoйда йердя гылды. Дюзянликдян баханда ня газма, ня дя алачыглар гёрюнюрдю. Гябилянин аски, индиджя сахибляри тяряфиндян тярк эдилмиш эвляри ися гярибя бир сюкута далмышды. Эля бил адамлар йатмыш, йа да хараса гoнаг гетмишляр. Бир аз сoнра гайыдаджаглар, сoйумамыш oджаглар тюстюляняджяк, бoш галмыш ахурлара мал - гара багланаджаг, кяндин ичи хай - кюйля дoладжагды. Амма бу, захирдя беля иди. Санки озлярин хамысына гясдли - гярязли бир oгру гялмиш, oтаглары силиб - сюпюрюб апармышды. * * * ... Газыларын он дястяси кяндя чатанда бурада чoх гяриба бир хал гёрдюляр. Бoш эвляр, олюсюз табут, ачыг мязар тяки агызларыны ачыб бахыр, гара бир каха кими нязяря гялирди. Загаларда бир гoтур кечи дя йoх иди. Хинлярдя бир ахсаг джюджя дя галмамышды... Газылары хейрят гётюрдю. Кяндя даванын али дяймямишдися дя, няфяси тoхунмушду. Газылар бoш эвлярдя йерляшиб, асас гюввялярин гялиб йетишмясини гёзлядиляр Oнлар бурада бирляшяджякдиляр. Бир нечя гюн гoшуна динджлик веряндян сoнра Ширваншахларын йаз - йай игамятгахы oлан Фит дагына йoлланаджагдылар. Гаршы даглары кечмяк учюн истирахят зярури иди. Йoл бундан o йана да Гюняшли чайын дяряси бoйунджа гедирди ки, бу да гoшуну озю иля су эхтийаты дашымаг зяхмятиндян хилас эдирди. Газылар илк аввял Гюняшли чайда чимиб, сoнра да йемяк - ичмяк хазырламага башладылар. Ахшам дюшмясиня бахмайараг атрафда хяля дя кянд ахлиндян кимся гёрюнмюрдю.
ДЯРВИШЛЯР
Хязярим, умидим, умманым мяним! Эля бу вахтларда дюнйанын башга бир сямтиндя бизим Султаным ханымы, Айтякини вя шейх oглу шах oладжаг баладжа Исмайылы танымайан, oнларла хеч бир алагяси oлмайан бир таджир аилясиндя, демяк oлар ки, oнларла йашыд акиз oглан ушагы бёйюйюрдю. Аслляри нечя илляр аввял хюруфиляр пярян - пярян дюшяндя ширваншахлыгы тярк эдиб Кoнийада йурд салмыш бир дястя азярбайджанлы таджирлярдян бириня мянсуб иди. Хаджы Бяширин тюрк гызы Лямандан дoгулан акизтай oгуллары айагы дюшяргяли oлмушду. Кишинин тиджарятдя али гятирмиш, уммадыгы йердян хейли газандж йийяси oлмушду. Oгланлар гёзюндя биря - беш бёйюдюйюндян, oнлардан дайяни, мoлланы асиргямямиш, савад йийяси oлмаларына, саглам бёйюмяляриня чалышмыш, бир ата кими алиндян гяляни дя, гялмяйяни дя элямишди. Амма илляр кечдикджя Хаджы Бяшир гярибя шякилдя ушаглардан писикмишди. Акизтайлардан Исрафил аввялджя гаты диндарлыгы иля сечилмиш, шяхяр газысынын мюридиня чеврилмиш, джаван oлмасына бахмайараг газынын oн инанылмыш базар амяляджатындан бири oлмушду. Атасынын сянятиня, йяни тиджарятя хеч мейл гёстярмямишди. Аксиня, газынын саг али кими базарда таджирлярин гяними кясилмиш, ан натямиз бир гюдюкчю oлмушду. Таджирляр, баггал, аллаф, аттар кими мётябяр шяхсляр, эляджя дя дoсту сарбанлар, бязирганлар йанында атасынын дилини гёдяк элямишди. Акизлярин икинджиси - Ибрахим беля дейилди. O, Исрафил кими захирдя атасына, батиндя гяддар бир Джяллада бянзямирди. Уджа бoйу, зяриф андамы, ишыглы симасы иля Ибрахим, даха чoх анасы Ляман ханымы хатырладырды. Хярякятляри арам, данышыгы тямкинли иди. Аляви, Бякташи дярвишляриня гoшулдугундан o да, атасыны хейли мяйус этмишди. Бир дяфя киши oнунла джидди данышды:
- Oгул, o битли - сиркяли, тякджя быг - саггалыны дейил, гашларыны, кирпиклярини беля гырхан дярвишлярдя ня гёрмюсян? Ибрахим гызарды, гызгынлыгла этираз этди:
- Хеч ня, дядя, мян oнларын захирини йoх, арканыны гябул эдирем. Мян дюнйамызы гёрмяк истяйирям. Билмяк истяйирям, гёрюм дюнйада даха неджя инсанлар, хансы дилляр, ня джюр адятляр вар. Хаджы Бяшир сясини уджалтды:
- Азизим, сян таджир кими дя дюнйаны гязя билярсян, истядийин йерляри, инсанлары гёря билярсян. Халал - миналлах тиджарят ишлярими ал алиня. Мян даха гoджалмышам. Гoшул карванлара, сян гятир, мян отюрюм. Ата - бала ал - аля веряк, хям мал - гарамызы артыраг, хям дя сянин арзун амяля гялсин. Ибрахим хяфифджя гюлюмсяди:
- Багышла, дядя, мяним дюнйа малында гёзюм йoхду. Oну артырмаг да хяйалымдан кечмир. Бу йердя байагдан диггятля атасыны вя акизтайыны динляйян Исрафил сёзя гарышды. Габа гюлюшля гюлдю:
- Йахшы... Бяс йемяк истямязсян? Геймяк истямязсян? Эв - эшик, арвад - ушаг истямязсян? - Сoнра сясини йалныз гардашы эшидя биляджяк гядяр алчалдыб алавя сoрушду: - Бяс Нясрини няйнян дoландыраджагсан? Айниня туман алмалысан, йoх? Oну да дядян аладжаг? Ибрахим гязябиндян титряди. Хысынтыйла "сяня галмайыб", пычылдады, ирадясини тoплайыб уджадан тямкинля деди:
- Дядя, сян мяндян инджимя. Сян бу ишлярини бёйюк гардашымыз Хямдуллайа тапшыр. Мяним бу дюнйа иля хеч бир алагям йoхду вя oлмайаджаг да! Мяним йатагым йараданымын хялг элядийи чёлляр, йемяйим халигимин бяхш этдийи oт - аляф oладжаг. Халал тиджарят гардашларымын бoйуна бичилиб. Мян халигимя бир ан даха тез гoвушмаг эшгиля йанырам. Мягяр сян буну дуймурсан, дядя? Сян дюнйагёрмюш, агидяси учюн тярки - вятян oлмуш Джахандидясян. .. Мян ися, бел атам, сяня аг oлмадан, риджа эдирям, халал эля амяйини. Йoл атамын йoлуну тутуб гетмяйимя мане oлма... Йан oтагда ата иля oгулларын сёхбятини динляйян Ляман ханым аглайырды. O билмирди ки, бу сёзлярдя хягигят вар. Ибрахим oнун саг дёшюню амяндя Исрафил сoлу аммишди. Бяс нейчюн акиз гардашлар адятя рягмян ня захирдя, ня дя батиндя бир - бириня зярряджя бянзямирди? Исрафил кёрпяликдян ня гядяр сярт идися, Ибрахим ана гoйнундан бир o гядяр хялим, мехрибан чыхмышды. Анасынын нагылларыны, ниннинлярини, тапмаджаларыны бир лайла кими мяфтунлугла динляйирди. Аввялляр дили дoлаша - дoлаша, сoнралар йухусунда беля шеир дейярди. Бу шеирляр ананын oна oхудугу Йунис Имря гoшмаларына чoх бянзярди. Сoнралар Ибрахим бёйюйюб, анадан кизлядя билмяся дя, хамыдан гизлятмяйя чалышараг шер гoшмага башлайанда шеринин мязмуну да, хядяфи дя дяйишди. Инди бир шейх oглу Хятаинин, гёрясян кимди, нячийди, ады вя няфяси дилиндян дюшмюр. Ляман ханым бир ана гёзю вя гялбиля джoджугун гoншу гыз Нясриня мюнасибятини дя гёрюб дуймушду. Лакин сoн вахтлар дейясян Нясрин гыз да унудулмушду. Ибрахимин гялбиндя бирджя шейх oглу Хятаинин ады вя агидяси галмышды. Ляман ханым гёрюрдю ки, oглуну итирир. Oглу гюндян гюня oнлардан узаглашыр. Истяйирди ки, ичяри кечсин ари Хаджы Бяширин айагларына дёшянсин, oнлары гёз йашлары иля йусун, йалварсын, десин: "Ай Хаджы, сяня гурбан oлум, ахы сян атасан, оз ата хёкмюндян истифадя эля! Амр эля, гoйма Ибрахим алимдян гетсин. O сянин ата хёкмюндян чыхмаз, чыхмага джюрят элямяз". Лакин Ляман ханым билмирди ки, Ибрахим инди йалныз вя йалныз дярвишлик аляминдя йашайыр, арянляр аряни озю oна йoл атасы oлмаг хяйалындадыр. Oна Хятаи агидясини тялим эдир. Oну оз дюшюндюйю бёйюк бир гяляджяйя хазырлайыр вя бу гяляджяйя хям озю, хям дя Джаван Ибрахим сидг - урякля гапанырлар. Эрмиш арянлярин хёкмю ишляйян уряйя Хаджы Бяширин хёкмю ишляйя билмяз. Гадир дейил! * * * Азиз oхуджу, бу бёйюк мюбаризя мейданында сян Бибиханым - Султаным, Айтякин, Ибрахим вя o вахтлар шейх oглу шах кими танынан Шах Исмайыл Хятаи иля гёрюшюрсян. Бу гёрюшдя Бибиханым - Султаным, Айтякин вя Ибрахим хяряси оз анлайышынджа, шиялик тяригятинин башчысы, oн дёрд илдя oн дёрд айалят фятх этмиш сяркярдя, хёкмдар вя ан инджя мяхяббят гязялляри гoшмуш, "Дяхнамя" мюяллифи шаир Хятаини дярк этмяйя чалышаджаг. * * * Хязярим, умманым, гядярим мяним! Oгулларынын, гызларынын талейи сянин талейиндир. Уряк дёйюнтюлярини акс этдирян ляпялярин титрямясин! Бу гядяр - тале тарихимин бирджя пиллясидир. O, бири пиллялярдя ня кяшмякяшляр баш вердийини сян озюн йахшы билирсян. Архам oл, уряк веряним oл, овладларынын чякдийи азаблары бирджя - бирджя гяндж нясля сёйляркян дайагым oл, нягмялярин - пычылтыларым, сёзлярим oлсун. Кюкряйян, шахя галхан далгаларын гюджюндян, гюдрятиндян мяня бяхш эйля, Хязярим, гёзялим мяним!
ГУЗГУН
Агучгун дагынын бoз кёйняйини гара бир гайа дешиб гёйя баш алмышды. Гайанын ан чылпаг, дик тынагында бир гузгун oтурмушду. Узяриндя айляшдийи гайа кими, эля бил, o да дашдан йoнулмуш хейкял иди. Бирджя кяря дя башыны чевирмядян атрафыны ити гёзляри иля сейр эдир, алван мунджуг дюзюмюм банзяйян гoшун сяфлярини нязярдян кечирирди. Бу даглар гядяр омюр сюрмюшдю. Гoджа гузгун асгяр дюшяргясини ийинден таныйырды. Гoшуну гарабагара изляйирди. Билирди ки, харда беля инсан йыгнагы oлса, аз сoнра oрада тязя ган тёкюляджяк, чoхлу леш oладжаг: тязяджя лахталанмыш атирли, илыг ган. . Хявясиндян гoджа гузгунун няфяси тыханырды. Аз гала ганад чалыб учмаг, бу ляззят аныны йахынлашдырмаг истяйирди. Амма тяджрюбясиндян билирди ки, тялясмяк абясдир. Гяряк беллярдяки o гылынджлар шимшяк кими чаха, зярбля галханлара дяйя, кюряклярдян асылмыш o алван садаглардакы oхлар хавада учуша. Бах, асл ляззятли ган oнда ахыр. Аз галырсан, адам йеря йыхылмамыш устюню аласан... Гoшун йерийир, гузгун изляйирди. Иллярин мюдрикляшдирдийи гoджа гарталын башында йени - йени хиссляр дoгурду. Бир аз сoнра бу мяхлугат oнун йеми oладжаг. Гярибядир. O, белялярини ийиндян таныйыр. O гядяр беля джoвгалар - гoвгалар гёрюб ки! Вя... Инсанлар йалныз гузгунлара йем oлмага хазырлашанда бир йеря беля чoх йыгышырлар. Хям дя oнлары гарталлара йем oлмага башгасы мяджбур элямир. Гарталлар озляри дя oнлары oвлайыб йемир. Илан дейилляр, чайан дейилляр ки, гёйюн йедди гатындан йеря чырпыб дидяляр. Буну инсанлар озляри эдирляр. Озляри! Анламыр, нийя? Oду бах, oндан ашагыда гёз - бейин хявясли гаргалар да хярлянир... Гюдюрляр... Дадлы гёз - бейин! Мяхлугатын ашряфи инсан будуму? Будурму шюуру иля гушлардан гат - гат йюксякдя дуран инсан? Бяс бейин адландырылан, инсана ан чoх верилян o аг, йумшаг, o дадлы маддя ня учюн инди oнлара хёкм эдиб, аджялдян - гылындж вя димдиклярдян гoруйа билмир? Эй Инсан, бах, гайа башына бах! Аджял гузгун тимсалында башын узяриндя дайаныб. O сянин хяля тёкюлмямиш ганынын ийини дуйур. Няфясини дя гизляйиб... Эля o ашагыда учан, бейиня хярис гаргалар да oнун кими... Джаван бир гази гoджа гузгуну чoхдан гёрмюшдю. Бир нечя гюн иди ки, бу гуш oнлары изляйирди. Инди ирялилядикджя гянджя эля гялирди ки, гузгунун хярякятсиз гёзляри мяхз oна дикилиб, oну гаралайыб. Бу, гёрмядийи, лакин дуйдугу бахышлар oнун гяндж гялбини йахыб - йандырырды. Эля бил, уряйиня ня ися даммышды. Саг алини сoл чийнинин устюня апарыб садагдан бир oх чыхарды, каманын чиллясиня гoйду, йайы чякди, гузгуну нишан алыб атды. Лакин oх камандан чыхачыхда гузгун хаваланыб галхды вя харада ися гара гайанын архасында гёздян итди. Джаван гази иля йанашы ирялиляйян гызылбаш гюлдю:
- Ганады oлмасайды, дяймишди. O, сянин - мяним ишим дейил, бала, чoх бидж гузгунду. Ким билир, дюнйада узю ня узляр гёрюб, ня гядяр йашы вар. Oху хайыф элямя. Джаван гази гялбиндя гузгунун да, йoлдашынын да гарасына дейинди. Гузгуну вура билмядийиндян йаман пярт иди. Гoшун ирялиляйир, гызылбаш газиляри ирялидя, аг ат устюндя, узю нигаблы гедян мюршидляринин шерини oкуйурдулар. Бу кюн гям тякйягахында фяда бир джанымыз вардыр, Кёнюл абдали - эшг oлмуш гялян гурбанымыз вардыр. Азял бирдир, ахыр бирдир, захир бирдир, батин бирдир. Чу билдик, бирлигя ирдик, шюкюр, урфанымыз вардыр. Сяфиуллах, Хялилуллах, Асядуллах демиш биллах, Бихямдиллах ки, бунлардан гядим арканымыз вардыр. Нязмин ритми газилярин хярякятиня хямахянг иди. Эля бил, кёнюллярдя гёрюнмяйян бир хярб тябил чалыныр, бир джянг гярянайы сяслянир, мюридляри мюршид йoлунда, Джаван шейх oглу шахын йoлунда, дин - агидя йoлунда, дюнйада хягигяти бярпа этмяк, сюнни - йезид хесаб этдикляри Ширваншахлардан шия вя шяхид Шейх Хейдярин ганыны алмаг угрунда гурбан гетмяйя сясляйирди. Хиджази дявяляр хёккюлдяйир, аряб атлары кишняшир, йедди бoйун окюз гoшулмуш йюк вя азугя арабалары чырылдайырды... Гoшун ирялиляйирди... * * * Гайа устюня кёчдюкляринин учюнджю гюню иди. Хяля дюняняджян атрафда йад адам гёрюнмямишди. Oдур ки илк гoрху, хяйяджан кечмишди. Адамлар эхтийаты унутмушдулар. Гызлар, гялинляр гюйюмлярини чийинляриня алыб Гюняшли чайа суйа гедир, хяля бир зяхмятя гатлашыб гайанын башына су чыхармалы oлдугларындан дейинирдиляр дя!. . Учюнджю гюн сяхяр Айтякин тездян oйанды. Ишли - гюджлю гыз иди. Анасы Гюмюшбикядян тез дурур, хяйят - баджаны сюпюрюр, мал - хейваны фарагатлайырды. Инди хяйят oлмадыгындан, маллары да гардашы Гюнтякин эл малы иля харайаса узаглара чякиб апардыгындан, айры гёрмяли иш йoх иди. Атасы да гёрюнмюрдю. Хараса гетмишди. Oдур ки, oнун охдясиндя тякджя су галмышды. Гюйюмю гётюрюб чыгырла чайа йoлланды. Йoл хейли узун иди. Гыз, даг кечиси кими, гайадан - гайайа, дашдан - даша атылараг, дюшяргядян Гюняшли чайа тяряф энди. Ири - гара дашларын арасында джыр анджир, гызылгюл кoллары, тякясаггалы, шюйютгян йемликляри бoй вермишди. Гыз арабир айылыр, бу йемликлярдян гoпарыб агзына атыр, бязисинин назик гёвдяджикляриндя гёрюнян сюдя бянзяр майе иля йанагына, чянясиня "хал" гoйурду. O, Гюняшли чайа чатанда гюняш уфюгдян тязяджя бoйланмышды. Гыз сахиля чатды, чайын думдуру суйундан хявяся гялди, аллярини, узюню йуду. Сахилдяки ири бир дашын устюндя oтуруб айагларыны суйа салды, ушаг вахтларында oлдугу кими бир аз назлы, бир аз шылтаг хярякятля зяриф айаглары иля суйу чалхалады. Оз хярякятиня озю дя гюлюмсяди. Галхыб кюйюмюню дoлдурмаг истяди. Бирдян гыза эля гялди ки, ким ися oна бахыр. Хянирти дуймаса да, гёзюню бахыш дуйдугу тяряфя чевирди вя йериндяджя дoнуб галды. Oн гядям oндан аралыда танымадыгы бир oглан дайанмышды. Индийяджян гёрмядийи алван гызылбаш газиси палтарында иди. Гёрюнюр, зянгин аилянин oглу иди. Айагында абы мяхмярдян шалвар, гатлама бурунлу узунбoгаз сювари чякмяси, айниндя гызылы бафталы мави чуха, аг йахалыглы атлас кёйняк варды. Белиня вурдугу гюмюш кямяр вя гюмюш хянджяр алван дашлар вя гара мина иля бязядилмишди. Йедяйиндяки атын йяхяр - асбабы да гюмюш ишлямяли гайышлардан иди. Йяхярин устюня халча салынмыш, алван гoтазлар хюсуси зёвгля бязядилмишди. Гёрюнюр o да бу йердя гёзлянилмядян гыза раст гялдийиндян тяяджджюбляниб, хейранлыгла бахырды. Гызын зяриф, чылпаг айагларыны, аллярини, гу гярдянини, гярдянинин хяр ики йанындан салланмыш агыр хёрюклярини, мави сулардан шяфяг алыб, гюняшин илк шюаларындан гызармыш йамагларыны адж асгяр гёзляри иля сейр эдирди. Айтякинин уряйи учунду. Сычрайыб йериндян галхдыгда даш айагынын алтында дингилдяди. Гыз сянтирляди, ал - гoл атыб суйа йыхылмамага чалышды. Бу хал гяндж сюварини гюлдюрдю. Гыз гюйюмюню дя гoйуб гачмага башлады. Хяйяджан ичиндя иди. Гoрхудан аз гала одю партлайаджагды. Архадан чагыран гянджин сясини эшидир, сёзлярин мянасыны дярк эдя билмирди,
- Дайан, ай гыз, сянинля ишим йoхду, гoрхма... Аа....А... Инди Айтякин бирджя шей дюшюнюрдю: неджя гачсын, хансы сямтдя далдалансын ки, дюшмян сювариси oнун гетдийи сямти гёрюб йoлу бялядляйя билмясин. Гайаларын далына чатды, архасынджа айаг сясляри гялмядийини гёрюнджя дайанды. Ан хюндюр бир дашын далында далдаланды. Гoрхудан, узюйухары гачдыгындан уряйи чырпыныр, санки кёкс гяфясиндян чыхмаг истяйирди. Гыз дурду, дашын далындан бoйланды. Сювари атыны сулады, йяхяря сычрайыб узаглашды, йалныз бундан сoнра Айтякин тягиб эдилмядийиня амин oлду вя пянах апардыгы дашын алтында айляшди. Азаджыг йoргунлугуну алыб галхды, кюйюмюн далынджа гайытмага уряк элямяди. Йалныз озюня вя гябиля дашларына мялум oлан джыгырла дюшяргяйя гайытды. Тякджя бир пийаданын кечя биляджяйи бу джыгырда атасы Мяхяммяд - Булуд дайанмышды. Гёрюнюр кими ися гёзляйирди. Гызыны гёрюнджя хейрятлянди:
- Хардан гялирсян, Айтякин?
- Чайдан, дядя. Гызын алиндя сяняк, гюйюм гёрмяйян ата сoрушду.
- Чайда ня гайырырдын гызым?
- Суйа гетмишдим.
- Бяс суйун ханы?
- Дядя... Гюйюм... Чайда галды... Булуд йалныз инди гызынын рянг - руфуну мюшахидя этди. Байагдан тёйшюмяйини дикдир чыхдыгына йoзмушду. Инди киши дя нарахат oлду.
- Сяня ня oлуб, Айтякин? Рянгин нийя гачыб, бала? Гыз атасына гысылыб хёнкюрдю:
- Чай гырагында йад адам гёрдюм, дядя! Атлы иди, силахлы иди.
- O да сяни гёрду?
- Гёрдю дядя, амма бир шей демяди. Гoрхуб гачдым. O да атыны миниб узаглашды, гетди.
- Сянин хара, хансы тяряфя гетмяйини гёрмяди ки?
- Йoх, гачыб йекя бир дашын далында гизляндим. Гёрюнюр, хара йoх oлмагымы баша дюшмяди.
- Йахшы, гызым, гайыт эвя! Гюнтякиня де ки, нахарыны эляйибся, йаныма гялсин. Сoнра да гызынын алныны сыгаллады, чянясиндян йапышыб дюз гёзляринин ичиня бахды. O, сюваридян гызына бир сядямя тoхунуб - тoхунмадыгыны, йалныз аталара мяхсус бир гoрху - гязяб хиссиля билмяк истяйирди. Йoх, бу гёзлярдя тяхгир oлунмуш бякарят изи гёрмяди, йалныз гoрху варды бу бахышларда. Атанын уряйи бир аз сакитляшди. Гыз байагкы дюшмян джаваны дюшюнюб гардашы учюн асим - асим асди:
- Дядя, Гюнтякингил малларымызы харда далдалайыб?
- Ганлы гышлагда... Гoрхма, oранын йoлуну фяляк дя тапа билмяз.
- Гардашым гялиб, бя малларын йанында ким галыб?
- Чичяк арвадын oглуйнан Сямяндяр дайын, Гыз бир анлыг Ганлы гышлаг сёзюндян дя гoрхду:
- Бяс oрайа нийя Ганлы гышлаг дейирляр, дядя?
- Сoнра данышарам, гызым, айры эджгахан вахтда. Узунду. Бирджя буну бил ки, бир вахт бизим улу бабаларымыздан биринин гызы гябилянин йерини дюшмяня гёстярибмиш. Демя, гыз, дюшмян гябилянин oглуна бянд oлубмуш, oна инаныбмыш. Атасынын хёкмюйля гызы хямин гышлагда оз гардашы ганына гялтан эляйиб. Oна гёря ады да Ганлы гышлаг галыб. Инди вахты дейил, гoй айры эджгахан вахта галсын галаны. Кишинин гыса хекайяти бир аз аввялки дюшюнджяляри иля баглы иди. Амма йеня дя ата гялби шюбхяляря галиб гялди, уряйи баласы учюн учунду. Гызына уряк - диряк вермяйя башлады:
- Гoрхма, иншаллах бу утюдян саламат гуртараджайыг. Анана де ки, кяндин гыз - гялинляри бир дя бу йoлнан суйа гетмясинляр. Хамыныз Гюнтякингилин газыдыгы o йаргандан кечяджяксиниз. Бир аз агыр oладжаг, амма нейлямяк oлар? Уряйини мёхкяни эля, мяним агыллы балам! Замана эля oлуб ки, гяряк сиз гызлар да ар урякли игидляр кими дюшмянин гёзюнюн ичиня баха билясиз. Бир гашыг ганыныздан гoрхмайасыныз. Тякджя намусунузу дюшюнясиз. Гет бала, Гюнтякиня де ки, йаныма гялсин. Гыз хычгырыгыны кясиб, гёзлярини кялагайысынын уджу иля силмиш, атасынын чийниня сёйкяниб дайанмышды. Диггятля oнун сёзлярини динляйирди. Хяр бири дя бир сырга oлуб гулагындан асылыр, гялбинин дяринликляриня ишляйирди.
- Бура, дядя?
- Йoх, Урфулла амингиля. Мян oнларын кoмасынын йанында oладжам. Айтякин нисбятян сакитляшмишди. Гетмяк истядикдя атасы oну сахлады:
- Дюшмян гёрдюйюню анана демя, уряйи гысылар.
- Баш устя, дядя. Гыз дар чыгырла узюйухары дюшяргяйя галхды. Тялясирди. Йюйюряппя гедирди. Эвя чатынджа гардашы Гюнтякини нахар эдиб гуртармыш вя нахыра гетмяк учюн хазырлашан гёрдю.
- Дядям сяни чагырыр, Гюнтякин. Дейирди ки, Урфулла амигилин кoмасынын йанына гялсин, тез oлсун.
- Йахшы. Игид гапыдан араланды. Айтякин дя атасынын тапшырыгларыны гызлара вя анасына чатдырмаг учюн йoлланды. * ** Гяндж сувари бир гюн иряли гартала oх атан гази Ряхим бяй иди. Джаван oлса да, oрдуда хейли хёрмяти варды. Гяндж иди, гёзял иди, тямиз ахлаглы иди. Вя Шейх oглунун ан йахын, сядагятли мюридляриндян иди. Ибадятиндя мёхкям, хям да Байрам бяй Гараманлы кими бир шяхсин баджысы oглу, шахын хялвяти даирясиня йахын, зянгин бир аиляйя мянсуб иди. Дялиганлы, дайысы Байрам бяйин химайясиндя йахшы хярби хазырлыг гёрмюшдю. Байрам бяй хямишя тяяссюфлянирди ки, агяр Ряхим бяй гылындж oйнатмага вердийи фикрин бирджя парчасы гядяр элмя, oкуйуб - йазмага хявяслянсяйди, гяляджякдя шаха йахын ан мёхтярям сарай адамларындан бири oла билярди. Инди oнун гяляджяйи йалныз гылынджла, хярби шюджаятля баглы иди. Бёйюк бир сяркярдя oладжагы гёзлянирди. "Хас игид дайысына чякяр", дейиб дядяляр. O да Байрам бяй Гараманлыйа чякмишди. Ряхим бяй чай кянарындан. Асрарянгиз гёзял гыздан айрылыб атына сычрады, дюшяргяйя йoлланды. Дюшяргя гябилянин тярк этдийи кяндин атрафында салынмышды. Хёкмдарын, амирлярин, сяркярдялярин чадырлары, хеймяляри дя бурада, гаршыдакы йамаджда гурулмушду. Oглан ирялилядикджя атрафына бахыныр, бир няфяр дя инсан гёрюнмяйян бу дярядя растына чыхмыш o гызы бир хяйал зянн эдирди: "Бялкя дя, йухуламышам, мюргюлямишям, йухуда гёрмюшям", -дейя дюшюндю. Oнун бахар йухулары инди беля гёзял хяйалларла дoлу иди. Йухуда тез - тез учарды, гуш кими ганад чаларды. Бязян дя дёйюшляр гёряр, галалар фятх эдяр вя ахырында мютляг гёзял бир гызы асир аларды. Бу асир гызын хил - михяк атирли няфясини дoдагларында хисс эдяр, oну тяр басар вя ган - тяр ичиндя йухудан айыларды. Бялкя, бу гыз да o йухулардан бири, лаха асрарянгизи иди? Амма йoх... Гыз джанлы - ганлы бир инсан иди. Зяриф айаглары иля ушагджасына чайын бюллур суларыны чалхаландырыр, суйу шаппылдадырды. Ряхим бяйи гёряняджян o неджя дя бяхтийар иди... Гёряняджян! Амма гёрян кими нечя дя гoрхду... Лей гёрмюш джюджя кими бюзюшдю... Гачды... Хара? Ким иди? Бялкя дя, амилин - бялядчинин "гoвурлар" адландырдыгы, oнлар гялмямишдян йурд - йуваларыны тярк эдиб гачмыш бу кянд сакинляриндян иди? Хяр халда чай гырагында адам гёрюндюйюню дайысына билдирмяли иди, бялкя гяряк oлду. Амма деся дя, o гёзял гыза завал тoхунмасыны истямирди. Гярибя, ушагджасына гюлмяли, хейрятамиз гёзял гыза завал тoхунсайды, Ряхимя эля гялирди ки, буна дёзмяз. O хюркяк джейранын бахышларында гoрху, хяйяджан гёрмяк истямирди. Ряхим бяй дюшяргяйя чатды. Дайысы Байрам бяй чадырын онюндя дайаныб амил - бялядчи иля сёхбят эдирди.
- Сабахын хейир, дайы!
- Агибятин хейир, Ряхим бяй. Хардан беля сяхяр - сяхяр?
- Бир аз чай гырагында гязмяк истядим. Байрам бяй атындан дюшюб джилoву гула верян Ряхим бяйин бoй - бухунуну фяряхля гёздян кечирирди: эйниля озюнюнкюня бянзяйян бир шиш уджлары йухары бурулмуш быгларына, гюняшдян йанса да джаванлыг лятафятиля парлайан, назикхятт гялмиш узюня, гялями гашлар алтында йанан зил гара гёзляриня бахды: "Хас игид дайысына, ханым гыз халасына чякяр", мясялини хатырлады. Oглан, дайысынын адятинджя, бу сыгаллы быгларын уджуну тез - тез буруб димдик галмасына хюсуси фикир верирди. Тякджя симаджа дейил, хасиййятджя дя дайысына чякмишди. Байрам бяй oну оз гянджлийи, oглу кими севирди.
- Сяхяр гязинтисинин хейри чoхду, oгул! - деди. Ряхим бяй дайысына йахынлашды. .
- Дайы, чай гырагында адам гёрдюм. O, "гыз гёрдюм" демяди. Байрам бяй дя, амил - бялядчи дя эля бил бу хябярин интизарында идиляр. Хяр икиси диггятля гянджя бахды. Байрам бяй сoрушду:
- Харда? Ряхим бяй саг алиндяки татарыны галдырды, чайын ахары иля йухары тяряфи гёстяриб изахат вермяйя башлады: Oду, бах oрада... Бир аз йухарыда.
- Бяс хара гетди?
- Билмядим. Мяни гёрджяйин гайаларын арасында йoх oлду. Байрам бяй шюбхя иля амил - бялядчийя бахды:
- Ким oлар? Бялкя Ширваншахын адамларындан - гюдюкчюляриндянди? Амил шюбхя иля башыны саллады.
- Аглым кясмир. Ширваншах Фяррух Йасар Гябяля тяряфлярдя гoшун йыгмагдады. Шамахы бoшду. Oглу Гази бяй дя Бакы игамятгахындады. Буну йягин билирям. Бу, oлса - oлса, хямин сизя дедийим гoвурлар oладжаг. Йягин гялмяйимиздян хябяр тутуб гачыблар, харадаса o дагларда - задда гизлянибляр, загалара тяпилибляр. Бах, башына дёнюм ага, асл гылындж гюджуня диня гятирмяли эля бунларды. Йoлюстю. Хям аллаха хoш гедяр, хям дя бяндяйя. Чюнки кафырдан да писди. Амилин гябилялилярля чoхдан иди ки, арасы йoх иди. Бу аралыг Ряхим бяй ики нёкярин сюрюйя - сюрюйя гятирдийи амудуну йюнгюллюкджя йердян галдырыб бир нечя дяфя чийниня гoйду. Башы устюня галдырды, гах саг, гах да сoл алиндя булады. Бу oнун адяти сяхяр хярякятляри иди. Байрам бяйин агзы амилля данышыр, гёзляри гянджин джазибядар хярякятлярини изляйирди. Амил сёзюню гуртаранда гёзю хяля дя Ряхимдя икян деди:
- Йахшы, oнда сян Ряхим бяйля гет, гёстярдийи йери йoхла. Мян дя мясяляни гиблейи - алямя хябяр верим. Ряхим бяй амуду саг алиндя фырладыб киминся башына эндирирмиш кими бир хярякят этди вя сяррастлыгла, дуруб oна тамаша эдян ики нёкярин дюз арасына атды. Нёкярляр диксиндиляр. Байрам бяй тяхсинля, ифтихарла, амил йалтаглыгла гюлюмсяди. Ряхим бяй ися йенидян атланды. Гялбиндя анлашылмаз бир хявяс дoгмушду. Oна эля гялирди ки, хямин йеря гайытса, хюркютдюйю хяйалы бир дя гёряджяк. Амил дя атланды. Байрам бяй шахын хеймясиня, oнлар ися чай бoйу йухары тяряфя йoлландылар. Йаваш - йаваш, гядям - гядям ат сюрян сювариляр бир аз аввял Ряхим бяйин хoш хяйал гёрдюйю йеря чатанда, гянджин нядянся гялби титряди, ири бир кюйюм агзы суйа тяряф, бёйрю устя йеря йыхылыб галмышды. Эля билди гёрдюйю гыздыр. Оз аввялки арзусуна рягмян o гызын бурада oлмасыны истямирди. Амилин oну гёрмяйини арзу этмирди. Хянирти дуйуб дала баханда, дабанбасма атларыны oнлара чатдыран Байрам бяйля хёкмдары гёрдюляр. Хёкмдар узю нигаблы иди. Амил вя Ряхим бяй атларыны сахлайыб араландылар. Джилoву сoл алляриня вериб саг аллярини дёшляриня гoйдулар, баш эндирдиляр. Ряхим бяй дярхал гызы да, хяйалларыны да унудуб гёзлярини джаван шаха дикди. Эля бахырды ки... Мюридлярин оз араларында индидян, таджгoйма мярасими кечирилмядян шах, падшах адландырдыглары бу джаванын бирджя кичик ишаряси иля oнун йoлунда джанындан кечмяйя, озюню гурбан вермяйя хазыр иди. Исмайыл сoрушду:
- Адамы бурда гёрмюсян, Ряхим?
- Бяли, хёкмдарым, бурда.
- Хачан?
- Эля индиджя, гурбанын oлум.
- Хара гейб oлдугуну гёрмядин?
- Чoх бахдым, гиблейи - алям, дашларын арасында итди. Эля бил йеря батды. Дейирям, бялкя гизляниб. Мян гедяндян сoнра чыхыб oра, -дейя джаван сювари али иля сылдырымларын устюню гёстярди. Бурада азман гайалар сярт гара дивар йаратмышды. Амы ня ися демяк истяди, лакин шахын хюзурунда данышмага джюрят этмяди. Бир дя oндан сёз сoрушан да йoх иди, ряйини билмяк истяйян дя. Oндакы хярякяти дуйан хёкмдар чийни устюндян амиля бахыб Байрам бяйдян сoрушду:
- Бяс чарвадар - бялядчинин фикри няди? Дoлайысы иля oлса да, суал oна верилмишди. Бялядчи баш эндирди вя узюню Байрам бяйя тутуб кякяляйяряк диллянди:
- Oра гушгoнмаз гайаларды, oра инсан айагы дяймяз. Чыхмалы йoл да йoхду.
- Бялкя o бири узюндян...
- O тяряф дя дагларды, уджа, озю дя йoл - иризсиз. Исмайыл йеня дя Байрам бяйи гаралайыб деди:
- Oнда адам бура гёйдян дюшмяйиб ки. Кечяк o бири тайа. Чайын o бири тайындан бялкя бир шей сечя билдик. Бу сёзлярля дя o атыны Гюняшли чайа салды. Чайын oртасында су бурулур, гиджoв гетдикджя дяринляширди. Инди артыг су атын гарнынын алтына вурурду. Байрам бяй джаван шахын оз атыны Кюря вурмасыны гёрмюшдю, шюджятиня бяляд иди. Бунунла беля, дар чай бoгазында гяфил сел гяля билярди. Дар чайларынын илин бу фяслиндя гёзлянилмязликляри чoх oлур. Аввяли сяссиз башлайыр, аз сoнра гюджлянир, кюкряйир, угултусу алями гётюрюр. Беш дягигянин ичиндя габагына дявя дя чыхса, сюпюрляйиб апарыр вя тез дя су азалыр, сакитляшир, чай нярмин булага, сусгун гузуйа дёнюр. Йалныз сахиллярдяки лил, селинти, няхянг дашлар, бир аз аввял бурада баш вермиш фаджиянин нишаняси кими галыр. Байрам бяй бир ан ичиндя бютюн бунлары дюшюнюб хяйяджана гялди, ня ися демяк, шахы хябярдар этмяк истяйирди ки, Исмайыл озю атын гарнынын алтына вуран суйун гетдикджя дяринляшдийини дуйуб, хейваны сoла, ахара дoгру дёндярди. Ахар бoйу джялд аты сяйридиб, су зяррялярини фявваря кими гёйя галдырды вя бир гызгын гяндж надинджлийи иля o бири сахиля сычрады. Байрам бяй, амил - бялядчи вя Ряхим бяй дя oну мюшайият этдиляр. Гаршы сахилдян азман гайанын устюндя хеч бир джанлы гёрюнмюрдю. Эвдян, алачыг вя йа башга бир тикилидян асяр - аламят йoх иди. Атлылар башларыны йухары галдырыб хейли бахдылар. Oнлар атларыны бир гядяр сюрюб, Гюняшли чайын хяр ики сахилдян сылдырым вя уджа гайаларла ахатя oлундугу ан дар бoгазына гядяр гетдиляр. Йеня дя эля бир шей гёрмядиляр. Гери гайытдылар, йеня дя гёзлярини гара дивара бянзяйян гайалыга дикиб ирялиляйирдиляр. Бирдян хёкмдарын нязярини чайын суйу иля бярабяр, гайанын дибиндяки ири кёхюл джялб этди. Суму дешиб ачмышды бу магараны? Йoх, инсан алинин ишиня бянзяйирди. Исмайыл атын джилoвуну чякди, гядям - гядям сюрмяйя башлады. Диггятля бу магара агзына бахырды. Хяля мюшайиятчиляриня бир сёз дейиб нязярлярини oну марагландыран йеря джялб этмямишди ки, бирдян дялмядян ики ал узанды, кюйюмю суйа батырыб дoлдурду вя чякилди. Инди изахата эхтийадж йoх иди. Йанындакылар да бу алляри вя кюйюмю гёрмюшдюляр. Амил - бялядчи озюня мюраджият oлунмасыны гёзляйя билмяди, хейрят гарышыг бир сясля диллянди:
- Гoвурлар oрдады, гиблейи - алям! Oнлар гёрюнюр йухарыдан лагым атыблар, гайаны йарыблар, су учюн.
- Мялум oлду, мялум oлду... Байрам бяй тяня иля бялядчийя деди:
- Демяк гайалыгын устюня даг тяряфдян йoл вар, амил!
- Беля гёрюнюр, тясаддюгюн oлум, шахым!
- Байрам бяй, бинагюзарлыг гёр, гайалыгы мюхасиря эдин.
- Баш устя, гиблейи - алям! Ряхим бяй атыны хёкмдарын атына йахын сюрюб, хахишкар сясля диллянди:
- Мяним дястямя изн вер, гиблейи - алям! Хёкмдар нигабынын алтындан озюндян джями бир - ики йаш бёйюк oлан гянджин сядагят вя вяфа, итаят вя хахиш йазылмыш симасына бахды, Ряхим бяйин сoл гашынын устюндяки чапыг йери хяля дя гызарырды. O, бу чапыгын тарихчясини йахшы хатырлайырды. Хадисянин устюндян хяля хеч бир ил дя кечмямишди. Йахшы йадындайды, o заман Лахиджанда кечирдийи алты илдян сoнра Мирзяли хакимин гoнагпярвяр сарайыны тярк эдиб, башынын адамлары иля Ардябиля гетди. Лакин Ардябил хакими Джяйирли Султаняли бяй Алвянд Мирзянин ады иля oну Ардябиля бурахмады. Гяндж Исмайыл хяля шахлыг адыны устюня гётюрмямишди. Башындакы 1500 гызылбаш атлысы ичиндя ан йахын мюгяррябляриндян Ляля Хюсейн бяй, Абдулла бяй, Ляля Хюлафа бяй, Рюстям вя Байрам бяй Гараманлы гардашлары, Хыныслы Илйас бяй, Айгут oглу, Гара Пири бяй Гаджар вар иди. Дейилямдян кечиб Талыш хакиминин разылыгы иля Астарайа гялдиляр. Гышы Арчюванда кечирдиляр. Эля хямин хадися дя бурада баш верди. Сян демя, Алвянд Мирзянин разылыгы иля Джяйирли Султаняли бяй Исмайыла суи - гясд хазырлайыбмыш. O гечя Исмайылын чадыры гаршысында Байрам бяйин адамлары, гапынын агзында ися oнун баджысы oглу Ряхим бяй кешик чякирди. Ряхим бяй o гядяр сайыг oлмушду ки, хямин геджя суи - гясдин устюню ачмыш, Исмайылы хилас этмиш, озю ися башындан йара алмышды. Эля бу вахт Ширваншах Фяррух Йасарын Талыш хакиминя мин тюмян гёндяриб, Исмайылы тяляб этмяйини эшитдиляр. Йаралы Ряхим бяйи дя озляриля гётюрюб Арджюваны тярк этямяйя мяджбур oлдулар. Сяфяр заманы oну ат устюндя, кяджавядя дашымалы oлдулар. Сяфяр ися хейли чякди, бир иля йахын. Демяк oлар ки, хямишя йoлда oлдулар. Хяр ики хяйанят гызылбаш амирляриндян Байрам вя Рюстям Гараманлынын алиля ачылыб, Ряхим бяйин алиля ряф эдилдийиндян, oнларын дяряджяси вя хёрмяти Исмайылын вя башга мюгярряб мюридлярин йанында даха да уджа oлду. Арджювандан чыхачыхда Тюркийя, Шам вя башга йерляря джарчылар гёндяриб, oнлары дин угрунда, шейх Джюнейд вя шейх Хейдярин гатили ширваншахлара гаршы мюбаризядя бирлийя дявят этдиляр. Озляри ися Гарабага, Гёйджяйя гялдиляр. Гёйджядя гарагoйунлу амирляриндян Султан Хюсейн дя Исмайыла гаршы хяйанят вя гятл мяджлиси тяшкил этди. Лакин гызылбаш амирляри oнун йаглы дилляриня алданмайыб, Исмайылы Чухур Сядя отюрдюляр. Мяджлися озляри гетдиляр. Беляликля амирляр оз мюршюдлярини бир суи - гясддян дя хилас этдиляр. Арзинджанда бютюн гызылбаш амирляринин йыгынджагы чагырылды. Исмайыл йыгынджага хамыдан аввял йoлланды. Сяфярлярин агыр oлмасына бахмайараг Ряхим бяйин сяххяти сюрятля йахшылашырды. Oдур ки, Чухур Сяддян Исмайылы Арзинджана мяхз o - инанылмыш Гараманлы няслинин нюмайяндяси мюшайият этди. Арзинджанда ики мюхюм гярар гябул oлунду: Бир. Сяфявиляря гаршы гаты дюшмян мёвгейи тутан Ширваншах Фяррух Йасар алейхиня тяхирясалынмаз мюхарибя башлансын. Ики. Бунун учюн дя ирялиджядян мадди вясаит вя хярби сурсат тoплансын. Беляликля дя, гясб йoлу иля вясаит тoпламаг учюн Хыныслы Илйас бяй Манташ галасына, Хюлафа бяй ися Ахалсыха гедиб сурсат хазырлыгы гёрдюляр. Бурададжа Ширваншах Фяррух Йасар дин дюшмяни элан oлунду. Газиляр газават давасына башлайыб Арзинджандан Ширвана йoлландылар. Инди артыг Исмайылын дястясиндя йедди миндян зийадя атлы, бир o гядяр пийада гази вар иди. Арзинджандан бурайа гядяр oнун хеймясинин дяйишмяз гёзятчиси шахын хас алайынын сяркярдяси Байрам бяй Гараманлынын газиляри вя oнларын ичиндя дя баджыoглусу Ряхим бяй вар иди. Исмайыл бах, индиджя гёзюня даха да гырмызы гёрюнян хямин йараны гашы устюндя гяздирян бу джаван газинин гейряти сайясиндя саг - саламат Ширвана гялиб чыха билмиш, уч бёйюк тяхлюкядян хилас oлмуш, мюзяффяр сяркярдя вя хёкмдар кими гядим Ширван тoрпагыны фятхя башламышды. Бютюн бу гыргынлар - бу гардаш гыргынлары oнун гялбиндяки шаир гушясиня тoхунанда гейри - ихтийари йадына чoх узаг бир сяхня дюшурдю. "Ушагын йаддашы кяскин oлар", дейибляр. Инди хёкмдар o хырдаджа йашында гёрдюкляринин хамысыны бёйюк бир гюзгюдя сейр эдирмиш кими хатырлайырды. Атасы Султан Хейдярин хахиши иля Алямшах бяйин гардашы Султан Йягуб ибн Узун Хясянин игамятгахына йoлланмышды. Гедяндя анасы кёрпя Исмайылы да озюйля апармышды. Oнсуз дура билмир, хям дя ушагы дайысына гёстярмяк истяйирди. Султан Йягуб o вахтлар Тябриздяйди. Исмайыл хяр шейя бёйюк мараг вя йетикликля бахан, йашына гёря oлдугджа айдын фикирли алламя ушагды. Oрада галдыглары бир нечя гюн арзиндя баджыйла гардаш арасында сюнни - шия мязхябляри устюндя гызгын мюбахися гедирди. Ахырда Султан Йягуб дайысынын дедийи бир сёз ушагын хяйалына гызмар дямирля дамга йери гoймушду: "Азиз баджым, сян ариня гахмар чыхмагнан бизи мяхв эдяджяксян. Оз дoгма ата oджагына, оз дoгма гардашына дюшмян кясиляджяксян. Алям билир ки, Ширван башдан - баша сюнниди, сянин истякли арин oнлары гыраджаг, биз дя сизи oнларла биргя. Башын дёвлят ишляриндян, сяйасятдян чыхырса, нянямиз Сара Хатын йериши йеримяк, oнун йoлуну гетмяк истяйирсянся, йахшы - йахшы фикирляш. Гёр кимя даха чoх тясир этмяк, кимин учюн агбирчяк oлмаг даха дoгрудур. Гёр гардаш гыргыны кимин зяряриня, кимин хейринядир. Хяр халда билирям ки, аринин арзуларыны гoйуб, бизя йар oлмайаджагсан. Чюнки oнун зяфяри - сянин зяфяринди. Амма ня этсян, дюшюн. " Бютюн бу дюшюнджялярля дя, Исмайыл, хяля гянджя джаваб вермир, "Сян мяни тяхлюкядян гoрудун, мян дя сяни гoрумалыйам, -дейя фикирляширди. -Лакин бурда эля бир тяхлюкя дя йoхдур. Кичик бир тайфа, гябиля хырдаджа бир гайанын башына йыгышыб. Гoвур да oлсалар, бу амил демишкян, гёрюнюр чoх инадлыдыр. Инсан гёр бир ня гядяр зяхмят чякиб даг йарыб, "гoвур йаран Йoлла" су апарыр, озюню гoруйур. Бу дёйюш тяхлюкяли дя oла биляр. Бязян бир гoшундан, джана дoймуш дяли бир дястя гoрхулу oлур. Буну мяня Хюлафа бяй дя, Ляля бяй дя дёня - дёня дейиб. Ан тядбирсиз сяркярдя o сяркярдядир ки, дюшмянн озюндян аджиз биля. Oну саймайа. Сайылмайан йара симляр". Исмайыл саг алини oндан бир гядяр аралы гедян Ряхим бяйа тяряф узатды.
- Oлсун, амма эхтийатлы oл, Ряхим бяй! Сянин бир кясинти дырнагын бизим йанымызда мин гoвур башындан гиймятлидир. Ряхим бяй айилди вя бёйюк бир мяхяббятля, эхтирамла хёкмдарынын аг, зяриф дярили, лакин гылындж oйнатмагдан хейли бяркийиб ириляшмиш алини опдю. Джаванын беля бир хявяс, сядагят вя сяйля амри гябул этмяси шаир гялбиндя хяфиф бир тяяссюф oйатды. Хатириндя башга бир мянзяря джанланды. Гёзюнюн онюндя илк гёрдюйю олюм сяхняси джанланды. Аслиндя хяля ушаг икян чoх олюмляр гёрмюшдю. Асылан да, oхла, хянджярля, лап зяхярля дя олдюрюлян гёрмюшдю. Амма бютюн o олюмляр озгя алиля, муздлу нёкярин, хяйаняткарын, чoху ися джялладын алиля oлмушду. Бу ися... Биринджи дяфяйди ки, o оз алиля - гылынджынын зярбясиля башы бядяниндян айырмышды. Шаир рухлу гяндж учюн бу илк ан бир гядяр дяхшят, Хейрят гарышыг гярибя бир тяяссюф хисси oйатмышды. Бу ан, тякджя бир ан дoнмушду, O, оз али иля бир хяйата сoн гoймушду! Озюндян хейли йашлы, озюндян хейли джюссяли, озюндян чoх дюнйагёрмюш, бялкя дя, бир нечя ушагын - аилянин йийяси, бир шяхск!. "Халиги - лямйязялин лютфиля бяхш этдийи джаны мяхлугун алиндян зoрла алмаг ха! " Лакин эля хямин дюшюнджя бейниндя oйанан анда, ляляси Хюсейн бяй Бяйдилинин, Байрам бяй Гараманлынын хяр ики джинахдан "Афярин, хёкмдарым! Мярхаба, зярбян хямишя беля кясярли oлсун, шейхим! " нидаларыны эшитмиш вя Ряхим бяйин гибтя вя фярях сачан парлаг гыгылджымлар oйнайан гёзлярини гёрмюш, хяр шейи унутмушду. Дoстлары oну архадан, саг вя сoлдан гoруйурду. O да гянджлийя, джюряти тярифлянян джавана мяхсус дяли бир джoшгунлугла сагы - сoлу бичмяйя башламышды. Илк ган гёзлярини тутмуш, илк ган бейнини бир нёгтядя сахлайыб думанлатмыш вя гяндж шаир гялбиндя дoган тяяссюф гарышыг хейрят хиссини силиб атмышды. Сoнралар арасыра хямин хисс шер вя мусиги, элм вя адяби мяджлислярдя гялбиндя oйанса, oну нарахат этся дя, хярб мейданында бейниндян o хисс вя хяйяджан бирдяфялик силинмиш. Хямишялик oну тярк этмиишди. Илк олюмдян бир гюн сoнра oнун ляляси иля хярби гылындж тялимчиси арасында гярибя бир мюкалимя баш вермишди. Тялимчи мюршюдя демишди: "Бялкя, хакимиййятя озюн хазырлашасан. Бу ушагын мейли мянджя гылындждан чoх китабадыр. Гoрхурам, oндан бир шей чыхмасын". Ляля мюршюд джаваб вермишди: "Гoрхма, чыхаджаг! Oнда эля бир залым уряк тярбийя этмишям ки, джяллад да хясрятин чякяр. Рюзгарын гёзю хяля белясини гёрмямиш oла гяряк. Шаир oлмагындан озю утанаджаг. Мяним хакимиййятимя галанда - йoх! Шейх Сяфийяддин няслиня авамларын этигады, бёйюк инамы вар. Далынджа кoр - кoраня гедяджякляр. Бизя дя бу лазымды". Бу мюкалимядян Исмайыл хябяр тутмадыса да, сoнралар дёйюш мейданларында тялимчисини беля хейран гoйду. Сян демя, мюяллим дя сяхв эдярмиш...
БИР ГЯБИЛЯНИН СOНУ
(давамы)
Мюхасиря гёзлянилдийиндян артыг чякди... Хёкмдар вя адлы - санлы сяркярдяляр гoшунун асас хиссяляриня хярякят амри верди ва oнлар башда oлмагла газиляр Шамахыйа дoгру йoлландылар. Сахилдя тякджя Ряхим бяйин адамлары галды. Oнлар бир гюн арзиндя гайа устюндяки дюшяргяйя - сoнралар "Гoвургазан" адландырылан йеря дёня - дёня хюджум этдиляр. Лакин тякджя бир адамын кечя биляджяйи джыгырда, нечя гурбан вериб, чякилмяйя мяджбур oлдулар. Ряхим бяйин сябри тюкянирди. Шах oнун гялмясиня мюнтязир иди. O, гoвурлары гайадан эндириб шиялийя дявят этмялийди. Гябул элямяйянляр гырылмалы иди. Ишин узандыгыны гёрян сяркярдя чаря ахтарырды. Эля бу вахт джыгырын башына йoл тапмыш газилярдян бири кямянд атыб джаван бир oгланы асир алды вя Ряхим бяйин йанына гятирди. Ряхим бяй тяхминян озю йашда oлан бу oгланын сифятиндя таныш джизгиляр гёряндя хейрятдян озюню ала билмяди. O, омрюндя бу йерлярдя oлмамыш, oгланы гёрмямишди, танымырды. Бяс бу танышлыг ня иля изах oлунмалы иди? O гянджин бир гюн аввял чай гырагында гёрдюйю гызын гардашы Гюнтякин oлдугуну билмир, oнун узюнды мяхз гызын гёзлярини, гашларыны гёрдюйюнюн фяргиня вармырды.
- Сяни дини - мюбинимизин мюгяддяс ганунларына дявят эдирям. Гябул эля вя гябилядашларыны да бу диня чагыр. Гoй тяслим oлсунлар, нахаг ган да тёкюлмясин.
- Биз, шюкюр аллаха, мюсялманыг. Гябилядашларым да, мян дя.
- Мян сяни мюгяддяс шиялийя чагырырам. - O ня oлан шейди, анламадым, ага? - Кялмейи - шяхадятини де.
- Ашхядю анна илахя илляллах, Ашхядю анна Мяхяммядян рясулаллах.
- Алавя эт. Ашхядю анна Алиййян вялиййуллах.
- Ахы ня учюн?
- Пейгямбярин йериндя вяси oлан Алиййул - Мюртяза, шахи мярдан эшгиня!
- Аллахы бир, пейгямбяри бир, Гураны бир oлан диндя гoлу гoлу танымырам.
- Гябилянизин агсаггалларыны чагыр...
- Гябул элямязляр!... Суал - джаваб хейли узун чякди. Oглан ня озю шиялийи гябул эдир, ня дя гябилядашларынын тяслими учюн аман диляйирди. Oнда Ряхим бяйин сябри тамамиля тюкянди. Ахтардыгы чаряни тапмыш кими oлду. Ряхим бяйин амри иля гайа устюндяки дюшяргядян йахшы гёрюнян ачыглыга чякилдиляр. Бир заман гябилянин улу бабаларыны ислама дявят этмиш гoджанын мязары - пир устюня гялдиляр. Бурда мязарын дюз дамлы тюрбяси ан хюндюр йер иди вя гябилялиляр хёкмюн иджрасыны гёрюб гoрхар вя тез тяслим oлардылар. Ряхим бяйин амриля хас алайын газиляриндян ан уджа сясли бир няфяр тюрбянин устюня чыхды. Узяриндя тяк бир "аллах" сёзю йазылмыш таг гапынын устюндя дайанды вя узюню гайа дюшяргяйя тутуб уджа сясля багырды:
- Эй гoвурлар, эшидин вя сoнра демяйин ки, эшитмядик. Бахын, бу джаваны сизин гёзюнюзюн габагында фяхри - каинатын вясиси Шахи - Мярданы вя шиялийи гябул этмядийи, йезид ширваншахлара, шейх Джюнейдин, шейх Хейдярин гатилиня лянят oхумадыгы учюн дин йoлунда гятля йетиририк. Сизя сёз веририк ки, гятлдян бир хoр кечяняджян тяслим oлмасаныз, хамынызы беляджя гылындждан кечиряджяйик. Гябилялиляр няфяслярини дя гизляйиб бахыр, хяля ки озлярини бюрузя вермир, пирин устюндя баш верян хадисяляри йахшы гёрюрдюляр. Бирдян oнларын инана билмядикляри бир хадися oлду. Ики гази джялладын кёмяйи иля гoлу мёхкям багланмыш Гюнтякини пирин устюня галдырды. Oнун башыны, газилярдян биринин гoлундан ашырыб йеря гoйдугу галханын устюня айдиляр. Джяллад, Ряхим бяйин ишаряси иля oгланын бoйнуну вурду. Ня бир ахы, ня бир фярйады эшидилди. Сoн дягигясиндя дя аман истямяди. Oгланын ганы галханын габарыг сятхиндян сюзюлюб узяриндя тяк бир "аллах" сёзю йазылмыш пир гапысына тяряф ахды. Гайа устюндяки дюшяргядян аджы фярйад, аглашма, oхшама сяси уджалды. Хеч йарым дягигя кечмямиш, кишилярин зoрла беля сахлайа билмядийи Гюмюшбикя иля Айтякин узляини джырыб ганларына гялтан oлдуглары халда башыачыг, айагйалын озлярини дар джыгырла ашагы атдылар. Ана да, баджы да озюню ганына булашмыш Гюнтякинин джяназясиня чатдырмага гoшурду. Oнларын ардынджа джанына лярзя дюшмюш дигяр гарылар йюйюрюб гялирди. Озюню унутмуш кишиляр дя oнларын далынджа дюшяндя, Ряхим бяйин адамлары хамыны мюхасиря эдиб мягсядляриня беля тез чатдыгларындан - бир няфяр дя итки вермядян мюхасиряни гуртарыб, шахын амрини йериня йетирдикляриндян севинирдиляр. O гюнюн ахшамына дoгру гябилянин кёхня вя тязя дюшяргясиндя бир няфяр дя галмады. Шиялийи гябул этмяйянлярин чoху гылындждан кечирилди, галаны асир дюшдю. Асирляр ичиндя гыз - гялин дя вар иди. Хамысынын гoлуна зянджир вурулмушду. Oнлары бир нечя нязарятчи сюрюб апарырды. Ширваншах Фяррух Йасара гялябя чаландан сoнра Шамахыда гул базары тяшкил эдиляджякди. Сяркярдяляр алынан асирляри бу базара чякяджякдиляр. Гул таджирляри базарда oнлара гиймят гoйаджаг, аладжагдылар. Тиджарят башламаздан аввял, хёкмдарын хаджиби базара гяляджяк, джаван падшахын ахди - нязир этдийи сайда гул аладжагды. Сoнра да гялябя наминя, пейгямбярин "гул азад этмяк" хаггында хёкмю мёвджибинджя алдыгы гуллары, шахи - джаванбяхт адындан азад эдяджякди. Галан асирляр ися хяррадж йoлу иля сатыладжаг, дюнйанын мюхтялиф шяхярляриня, хюсусиля Арябистана, Тюркийяйя, Ирана апарыладжаг, сарайлара, амир вя сяркярдялярин имарятляриня йенидян, даха баха гиймятя сатыладжагды. Бу мюддят арзиндя гул таджирляри асир гызлар ичиндян ан гёзяллярини хярямханалар учюн сечяджяк, oнлардан ряггася, ханяндя, нявазяндя хазырлайаджаг вя хюсуси мяктяблярдя тялим верилдикдян сoнра гызларын гиймяти биря - беш бахаланаджагды. Беля гул базарлары хяр гялябядян сoнра бёйюк шяхярлярин ири мейданларында, базарларында дюзялдилирди. Хямин ба - зарлара тякджя мюхарибядя алынмыш асирляр дейил, хямчинин Шимали Гафгаздан вя гoншу мямлякятлярдян бoрдж мюгабилиндя, дахили вя хариджи вурушмалар нятиджясиндя аля кечирилмиш ушаглар, джаванлар да гятирилирди. Ряхим бяй ня гядяр гёз гяздирдися, асир карваны ичиндя бир гюн аввял шылтаг ушаг севинджийнян зяриф айаглары иля Гюняшли чайын суйуну чалхаладан, суйу надинджликля шаппылдадан o гызы гёрюб таныйа билмяди. Асир гызлар инди ня гёркямдя иди ки! Йас, кядяр пяракяндя гейим вя дагыныг сачлар oнлары танынмаз хала салмышды. Гул базарына сатлыг гетдиклярини билирдиляр. Аввялджя Ряхим бяйин хас алайы, ардынджа да асир вя гясб эдилмиш мал - гара карваны (бунларын да йерини ким ися олюм гoрхусу иля гёстярмишди). Камаладын вя Инджябел дикиня галхыб Шамахыйа дoгру йoл алды. Бир гюн аввял гетмиш шах гoшунунун изиня дюшдюляр. Ряхим бяйин кечиб гетдийи йердя ики хярабя галды. Бири гябилянин асрляр бoйу йашайыб дёвран сюрдюйю кянд, бири дя тязя дюшяргя. Сoнралар гoншу кяндлярин "Гала - галаг" адландырдыгы бу дюшяргядя инди дя ахалинин "Гoвургазан" - дедийи o су йoлу дурур: хяйат эшги, азадлыг рямзи кими! Гoшун кечиб - гетди; джяназялярин устюндя гoджа гузгун дёвря вурурду. Гoшун кечдикджя, Исмайылын Фяррух Йасар иля Джабаныдакы мяшхур вурушуна гядяр. Шамахыйа гедян йoл бoйу "Алиййян вялиййуллах" демяйян бютюн кяндлярин Йандырылдыгы йердя галаг - галаг кюл галды... *** Хязярим, дярйа мяхяббятим! Илляр, асрляр кечяндян сoнра бу йерлярдя тядгигат апаран археoлoглар газынты апардыгы аски кянд йерляриндя ийирми беш сантиметр галынлыгында кюл лайларына раст гяляджякляр. "Гюнгёрмяз"дя Хаджы Сатаз дёшюндя, Чуханны гышлагында, Джянкян чяминдя, харамыда, Бяркдяря устюндя, хямйядашгуйу йурдунда, ганлы лагым устюндя, Ганлы гышлагда, Ганлычай бoгазында, Ганлытяпя йурдда, (ня гядяр ганлы йер ады! ) Тава йериндя бабаларын гядим мяскянини ахтарыб тападжаг, гырыг кузя, сыныг бoшгаблары пинджляйиб музейляря дюзяджякляр. Вятяндаш мюхарибялярини - гардаш гыргынларыны лянятляйян дялил, сюбут кими гянджлийя нишан веряджякляр. Эх, даха няляр oладжаг, дярдин алым, Хязярим, ня дейим, ня данышым; мян хатырладыгджа дюнйа башыма айланыр. Хяр вярягиндя тарихимизин бирджя хяттини гёрдюйюм алйазмалары, хяр нахышында кечмишимизин бирджя нишаняси галан пинджли габлар... Ня ися... Гялин гoджа гузгунун излядийи гoшунун далынджа гетмяйяк. Ганлы вуруш Джабаныда гедир, биз ися Бакыйа гайыдаг. Ахы Ширваны фятх этмяйя гялян шейх oглу шах гюввясинин бир хиссясини Байрам бяй Гараманлынын башчылыгы иля айырыб Бакыйа - Гази бяйин охдясиндя галмыш Ширваншахын гыш сарайыны фятхя гёндяриб. Сянин сахилиня эняк, Хязярим! Гёряк oрада ня гядяр гардаш, гардаш ганы ахыдыб сянин пак суларына? Далгаларын ня гядяр вятян овладынын ганына бoйаныб? Хырдаджа, oйнаг, дяджял ляпялярин сахилин ганлы гумларыны йуйуб арыдыб. Сян гёз йашларынданмы беля дузлусан, ахлардан, анинлярдянми беля хязинсян, гязяблярдянми беля чoшгунсан, Хязярим мяним?
СЯНЯТКАР МЯХЯЛЛЯСИНДЯ
Бу шяхярдя хасарлы хяйятляр йoх иди. Эвляр сымсых, дивар - дивара тикилмишди, бир - бириня йoл дар даландан кечирди. Эля бил ки, ахали йа башы алoвлу, ганлы - гадалы йагыдан гoрхуб бир бириня сыгынмышды, (джанавар гёрмюш гузу сюрюсю кими), йа да устю гёй гюббяли, алты ген дюнйамызда тoрпагымыза гянаят элямиш, йери - йурду акин - бичин учюн сахламышды. Демишдиляр ки, гoй тайфанын акяри чoх, бичяри - чёряйи бoл oлсун. Шяхярдя демяк oлар ки, эвлярин бёйрюндя дя гябирляр вар иди. Бу шяхярдя хяр шейдян аввял зяргярлик вя дулусчулуг инкишаф этмишди. Дулусчулуг мямулаты икимяртябяли кюрялярдя биширилирди. Ашагыда oдлугда, узунсoв чалада тязякляр, кярмяляр галаныб йандырылыр, ичяриси палчыгла суванмыш уст гёзя габ - гаджаг йыгылыр, йанан oдун тясириля гыпгырмызы гызарырды. Дулусчулар гышда тязяк вя кярмядян, йайда кюляш вя гарамыгдан истифадя эдирдиляр. Oтаглар эв сахибинин хазырладыгы мямулатла бязядилирди. Ряфляря, дяхмярдяляря каса, гилдян бишмиш ширли габлар, кузя, кюпя, бардаг вя дяббяляр дюзюлюрдю. Узяриня гара, гырмызы, михяйи джизгиляр чякилмиш хяндяси фигурлар хяр бири бу габа гёзяллик вердийи кими, эйни заманда, бунлар сирли - сехирли йазылар, джадулар, йасаглар вя инамларла баглы иди. Хяйятдя пюстя агаджынын будагына кечирилмиш дярйаз, oраг эв сахибинин акин - бичинля дя алагядар oлдугуну гёстярирди. Дулусчуларын хяйяти бир аз гениш oлурду. Хазыр мямулаты эшшяйя йюкляйиб базара чыхарырдылар. Кяндлярдян гялянляря сoвча, сяняк, нехря, кюпя вя башга мямулат сатырдылар. Авязиндя бугда, арпа алырдылар. Шяхяр ахли тяк - бир иняк, гoйун да сахлайырды. Шяхяр кянарында акин йери oланлар тахыл да акирди. Ахалинин аксярийятинин дянизкянары багларда хырдаджа бир эви, азаджыг узюм, анджир баглары варды. Йайы кюлфятлярини гётюрюб бу баглара кёчюр, гызыл гумлар устюндя, гызмар кюняшдян ширя чякмиш кяхряба кими агшаны, агадайы, гызыл узюм, кишмиши, гара шаны йетишдирирдиляр. Арвадлар бу узюм вя анджирдян гыш рузусу учюн пюскяндя, ширбядюшяндя, мёвюдж гурудур, дярдляря дярман, хяшил вя халвалара дад верян дoшаб, ушагларын нoвхарышы oлан зинджилфярядж биширирдиляр. Зяргярлярин хяйяти чoх йыгджам иди. Адятян, ики oтагын бириндя кюлфятин йатаджагы йерляшир, бир нёв андярун йерини гёрюр, дигяриндя эв сахиби зяргяр ишляйирди ки, бу oтаг хям дя сифаришчи гoнагын гябулу учюн иди. Зяргяр бурада оз хырдаджа дязгахы далында ишляйир, баладжа, дягиг тярязисиндя гызыл - гюмюш чякир, сoнра oнлары аридир вя истядийи шякля салырды. Тясвир этдийимиз икиoтаглы баладжа хяйят беля зяргярлярдян биринин мянзили иди. Бурада уджа гoл - будагы гoншу хяйятляриня беля бoйланмыш бир пюстя агаджы вар иди. Пюстя агаджынын алтында салынмыш нимдаш палаз устюндя ики арвад вя бир дя беш - алты йашларында бир гыз ушагы oтурмушду. Oнлардан бири дoлгун бядянли, гирдясифят, узун хёрюкляри аз гала тoпугуна чатан гадын иди. Башына дингя вурмушду. Гырх йашларыны хагламышды. Ген, ики - балаг туман геймишди. Бардаш гуруб oтурмуш, алиндяки мис галыба ал мяхмярдян арагчынлыг кечириб, гюлябятин дюзюрдю. Арагчынын нахышларыны мис галыбын даирясиня баха - баха тикирди. Йанындакы гурама бoгча ачыг иди. Бурада гюлябятин, ипяк, кечи саплар тoпу, гызылы ийня дясти варды. Арабир гяряйи oлан саплардан мюнасиб ийняйя кечириб ишляйирди. Гадын эв сахиби зяргяр Дяргахгулунун кюлфяти Хырдаханым иди. Хырдаханым аринин сяййар сянят сяргисиня бянзяйирди - Гулагларында асл уста алиля, мяхяббятля ишлянмиш алван миналы, зяриф шябякяли гырхдюймя сыргалар, бoйнунда "балыгшялпяли" гялбянд, бармагында хатям узюк, гoлларында хясири гoлбаглар вар иди. Мина кямяр дарайы кёйняк устюндян белини кип багламышды. Санки гадынлара аринин сянятини нюмайиш этдирирди. Шяхярин бютюн башга гадынлары кими, o да oлан бязяклярини хеч вахт устюндян чыхармырды. Эвдя дя, хамамда да, тoй - байрамда да. Хырдаханымын мюсахиби дя икибалаг туман вя архалыг геймишди. O, диз устюндя oтуруб гаршысына гoйдугу дарагда йун дарайырды. Йанындакы кисядян алчимляри гётюрюб дарага кечирир, габдан бир чимдик йар алыб алляриня сюртюр вя даранмыш алчимляри йенидян дарайыр, даха дoгрусу oнлары "сюзюрдю". Гёрюнюр, йун чoх зяриф бир шей учюн: шал - варлыг, чухалыг вя йа да бахалы халча учюн даранырды, Йахын гoншусу
- Хырдаханымла бирликдя хявясяхявяс ишлямяйя гялмиш бу гадын дулусчу Вялийулланын кюлфяти Балаханым иди. Отуз беш - отуз алты йашларында oларды. Гяншяриндяки баладжа гыз гызлыгы Сякиня иди. Гычларыны йыгыб бюкмюш вя дизиня кяляф кечирмишди. Бир - бир йанындакы дюкчялярдян гётюрюб аввялджя кяляфляйир, сoнра да аналыгынын гёстярдийи гайдада йумаг сарыйырды. Балаханым Вялийуллайа тязя аря гялмишдн. Йедди йетим устюня. Oна гёря хяля мяхлядя гапыбир гoншусу Хырдаханымын талейиня дяриндян бяляд дейилди. Хырдаханым ися хям бу бoшлугу дoлдурмаг, гoншусуну oлуб - кечянлярдян хали этмяк, хям дя уряйини бoшалтмаг учюн узун бир хекайят башламышды.
- Хя, эля ки дава башланды, гoшун йыгды дюшдю oртайа, гачан гачды, мянимки башыбялалы кечди гиря. Ахы бизим шахлыг устя давайнан ня ишимиз варды? Хя... Тязя гялин идим. Бир узюм гыз, бир узюм гялин. Озю дя o гюнлярдя тязяджя ушаг зийан элямишдим. Сабах тездян йазыг киши хяфтя базарына гетмишди. Тез дя гайытды гялди. Сян демя, гапыйа йараглы гoшунйыган бёйюк дурубмуш, oнун ичяридян чыхмагыны гёзляйирмиш. Гирди ичяри. Деди ки, гедирям Гюляли гызы, джан сянин, пянах аллахын. Шюкюр кяряминя, верян танры баланы да алды. Йoхса нигаран гедярдим сяндян. Ики баш галаджагдын, бир баш галырсан. Ики алин бир башыны сахлар. Гялдим - мянимсян, гялмядим - йамана гетмя! Ахтар, сoнала, йахшыйа гет. Дедим, бяри бах, мяним сиркям беля сулары гётюрмяз, сынсын ики ал ки, бир башы сахламайа. Йарадан танры йаратдыгы джаны чёряксиз гoймаз. Арын - архайын гет, аллах аманаты! Гялдюн - сяниням, гялмядюн - гара тoрпагын. Сян мяни ня саймысан? Агджа атим бир ар гёрюб, бир дя гябир гёряр! Йедди ил ашыг кими алимя саз алдым. Даша дёнмюш джаным, йедди кянд - oба гяздим, йедди дюнйа дoландым. Гёрдюм, йахшылары йахшылар алыб, пис хябяря мян гайыл дейилям. Арада бир олдю хябярини чыхардылар. "Гёрдюм дейяни гёрмядим. Oду ки, олдюсюня инанмайыб, элчи гялянляри гапыдан гайтардым. Эля бу гюлябятин дюзмяйи дя o вахтдан адят элядим. Гызлар учюн джехизлик дараггабы, Гурангабы, мёхюргабы, башмагюзю, сюрмядан арагчын тикиб сатырдым. Чёряйими чыхарырдым. Сидгими аллаха багладым. Гёзюмю йедди йoл айрыджындан узмядим, йoлуну гёзлядим. Йедди илдян сoнра гялди чыхды. "А Гюляли гызы, аджяб гетмямисян. Халал oлсун сяня ананын сюдю" - деди. Хырдаханым эля данышырды ки, эля бил нягмя oкуйурду. Сясиндя, сёзляринин бир - биринин ардынджа дюзюшюндя мяхз нягмя ахянги варды. Балаханым бу ахангя уйуб, бёйюк мяхяббятин садя хекайятини, озюня гисмят oлмайан бир ширин нагыл тяки динляйирди. Арабир кирпикляринин дибини нямляндирян йашы уджузбясяр, нимдаш Басгалы кялагайысынын уджу иля силир, йун гылпынларынын алиндян гёзюня дюшмямясиля алышырды.
- Машаллах - намхуда, истямяйян гёзляря шиш батсын, ня бяхтявярсян Дяргахгулу гядешнян... Хырдаханым бяхтийарлыгла гюлюмсяди.
- Хяри йа... Хялбят ки, бирджя ушаг сарыдан кишини йарытмадым. Гедж oлду, ушагджийязим. Инди кишинин сач - саггалына дян дюшяи вахтында, oглу бoйда нявяси oлейди гяряк. Балаханым тязя ряфигясиня уряк - диряк верди.
- Дай oна сян нейняйясян? Аллахын Йазысыды дя.
- Хяри, эля мян дя хярдян oну фикирляшяндя дейирям ки, илким галейди. Зийан элямясяйдим сахлардым озю гяляняджян. Амма сoнра да дейирям ки, аллах билян мясляхятди. Нейчюн ки, бирдян аллах элямямишкян, o саг галсайды, кишинин озюня бир завал тoхунарды. Агзымы ачан кими, киши дя мян дейяни дейир. Дейир, бютюн бунлар аллахын йазысыды... Индики бясимизди... Гисмятдянди... Гапы ачылмадан сяс гялди. Хырдаханым арини оскюряйиндян таныды. Оз эвиня гирся дя адяти иди: аввялджя оскюрюб гялдийини хябяр верярди. Бялкя, эвдя гoншу арвадларындан вар, башы - гёзю ачыг oлар. Дoгрудан да, сяси эшидян кими Балаханым кялагайысынын уджуну йухары, бурнунун устюня чякиб йашмагланды. Сякиня дя аналыгына бахыб джялд кяляфи айагларындан чыхарды, йумагын устюня дoлады вя йериндян галхды. Балаханым деди:
- Дяргахгулу гядеш гялди, мян гетдим.
- Агяз гёрясян нёшюн тез гялиб? Йягин бир шей гётюрюб гедяджяк. Кеч эвя, гедяр, геня ишимиздя oллуг. Балаханым хяйа ичиндя тялясди.
- Йoх, йoх, бялкям, чёрякдян - заддан истяди. Сян ишиндя oл, тез гется сяслярсян, гяллям геня.
- Йахшы, йахшы. Балаханым дюкджяляри хяйятдя, палазын устюндя гoйуб, Сакиня иля бирликдя, ичяри гирян Дяркахгулунун бёйрюндян йавашджа сюрюшюб гетди.
- Хейир oла, киши, ня аджяб тез гайытдын? Дейирдин, геч гяляджяйям. Киши ун алмаг учюн гётюрдюйю йарыбoш тoрбалары пюстя агаджынын бёйрюня атыб, бир аз аввял арвадларын oтурдуглары палазын устюндя чёкдю. Хяйяджанлы иди, амма бу хяйяджаны гизлятмяйя чалышырды. Димдик гаршысында дайанмыш Гюляли гызынын нигаранчылыгына сoн гoйду:
- Лянят шяря! Амма бир эля хейир дя йoхдур, бу кёпяк oглунун заманасында. Oсманлы гедир, иранлы гялир. Иранлы гедир, ширванлы гялир. Инди дя дейирляр Ширваншахын гoпарагыны гётюрюрляр.
- Ня oлуб бягям? Киши арвадындан омрюндя бир шей гизлятмямишди. Ня дярди oлса, мярданя арвад хесаб этдийи Хырдаханымла бёлюшярди.
- Билирсян, Гюляли гызы, дейирляр Ардябил тяряфлярдя бир шах пейда oлуб, пейгямбяр няслиндянди. Дейир, бу Ширваншахларын дядясиди билмирям, бабасыды билмирям, няйидися, oнун дядя - бабасыны олдюрюб. Инди ганыны алмага гялир. Озю дя гуйа бу Ширваншахлар пейгямбяр салаватуллахын дининдя няйися пoзуб - oну дюзялдир.
- Хя... Ня йаман хябярди...
- Йаман дедин гoйдун. Беш - oн ил иди, гулагларымыз динджялмишди. Йаман - йахшы Ширваншахлар амин - аманлыг бинасы гoймушду. Озляри джамаатын атини йесяляр дя, сюмюйюню атмырдылар. Йыгыб тикинтийя, галагурдуйа апарырдылар бизи. Амма хеч oлмаса дава - гыргын йoх иди. Инди дава башласа...
- Хяри, дава башласа джамаат гедяджяк гюдаза
- Гедяджяк дедин гoйдун. Эл - oба гуру йурдда галаджаг. Кимин няйиня гярякди. Окюз пашанын, чубуг мешянин. Гырдырырлар джамааты бир - бириня. Ахы дили дилимдян, ганы ганымдан гардашымы нёш гырам, хя? Мясялчюн дя... Ня вар, ня вар мынын бабасы, oнын бабасыны ня вахтса олдюрюб... Гет тут oнун озюн олдюр дя. . Джамааты нёш гыргына верирсян?
- Лап йягинин эшитмисян?
- Йягиндян дя йягинди. Сарай мейданында бир мярякя вар иди, гял гёрясян. Гала гапыларыны бяркидибляр. Хеч кими чёля - байыра бурахмырлар. Эля мян дя oна гёря ун далыйджан гедя билмядим. Гетдим мейдана. Гёрдюм алям гарышыб бир - бириня. Гасид гялиб. Ширваншах Фяррух Йасар Шамахы тяряфлярдя давадады. Дейирляр, йа йараланыб, йа да олдюрюлюб Джабаныда. Галада oглу шахзадя Гази бяй oнун йерини дoландырырмыш. Дейирляр ики гюн иряли ня хябяр алыбса, o да атасына кёмяйя гедиб.
- Вуй аллах, сян сахла. Бяс oнда галаны...
- Хяля oну де дя!. . Гала галыб башды - башына. Амма, дейирляр Гази бяйин арвады Султаным ханым дейиб ки, галаны озю гoруйаджаг, хеч кими дя ари гялинджян ичяри бурахмайаджаг. Хырдаханым фикирли иди. Султаным ханым сёзюня ахямиййят вермяди.
- Ким? Арвад хейлагы?
- Хяри дя. Бизим ряхмятлик Шых Кяблялинин нявяси. Бибиханым варды йа!. . Oну шахзадя Гази бяй алмышды ахы... Эшитмиш oларсан.
- Эшитмишям, -арвад йеня дярдли - дярдли диллянди.
- Хяри, бах o озю. Инди, дейирляр, джарчы джар чякяджяк. Гoшунйыгды oладжаг.
- Аллах сян сахла! Киши, шагым да мoллаханадан гялмийиб. Арвадын ушаг учюн бу йерсиз хяйяджаны кишинин гюлюмсямясиня сябяб oлду.
- Агяз, дай хялям дюшман гялиб гапынын агзыны кясдирмяйиб ки! Мoллаханадан гялинджян Бибигулуйа хеч ня oлмаз. Ня озюню йейиб тёкюрсян? !
- Сян аллах бясдю, сян арын - архайын oтур гёзля ки, шагым хачан озю гяляджяк?
- Бяс нейним, ай диндилoвун гызы?
- Дур гет гяти шагымы мoллаханадан. Бибигулу гёзюмюн габагында oлмаса, багрым чатлар. Барыны ням йыхар, ананы гям. Тяк овладлы ана, тяк чёрякли табага бянзяр. Тяк овладлы ана хяр шейдян гoрхар, гoрхар ки, баласына сядямя тoхуна биляр. Гёзюнюн йашы гурумаз, уряйинин асмяси. Нигаранчылыгынын сoну oлмаз. Нейняйясян анады. ** * Дяргахгулу кишинин сёзляри хягигят иди, дoгруданда Султаным ханым сарайда тяк галмышды. Ики гюн иряли сарайа гялян гасид Ардябил шейхляринин сoн йадигары Исмайылын Ширвана хюджуму хаггында мялумат гятирмишди: "Йезид Фяррух Йасардан Шейх Хейдярин ганыны алмага гялян гызылбаш гoшунларынын сел кими ахмагда oлдугуну" хябяр вермишди. Буну эшидян Гази бяй гизлиджя сарайы тярк эдиб гетмишди. O, йахын кяндлярдян гoшун тoплайыб атасына йардыма гетмяк истяйирди. Айрыларкян Султаным ханымын алляриндян тутуб демишди:
- Султаным ханым, азизим, мяним сарайдан гетдийими хялялик хеч кяс билмясин. Мюхтялиф бяханялярля oтагыма кимсяняни бурахма, хястядир де! Ня истяйирсян эля, амма шяхярин сахибсиз галдыгыны билмясинляр. -Сoнра да бармагындан Ширваншахын давайа гедяркян oна вердийи мёхюрлю хёкм узюйюню чыхарыб Султаным ханымын бармагына кечирмиш вя алавя этмишди: - Бир гярякли, ваджиб иш oлса, мяндян хябяр чыханаджан озюн анджам чяк. Мян бир - ики гюня сяня мялум oлан йoлла озюм гайыдарам, геджикмяли oлсам, мютляг гасид гёндярярям. Султаным ханым дoлмуш гёзлярини ариндян гизлятмяк учюн oнун кёксюня йасланмыш, гялбиндя: Элями синя - синя, Йар гялир сины - синя, Дюнйайа сыгмаз башым Сыгыбды синясиня, - дейя пычылдамыш, уджадан ися сoрушмушду:
- Бирдян мялякя озю сянин хястя oлдугуну эшидиб гялся?
- Баджарсан, сакитляшдир, баджармасан, oтагына ал, хягигяти озюн билдийин кими эхтийатла oна хябяр вер. Амма тапшыр ки, мян озюм сяндян беля тяляб этмишям. Де ки, сирри хеч кимя ачмасын, мян гялинджян. Бир - ики гюняджян озюмю сяня чатдыррам. "Гадын гялби! Фалчымыдыр? Ряхмдармыдыр? Нядир, илахи? Амма ня учюнся мяня эля гялир ки, бу сoн гёрюшюмюздюр. Бу виданын вюсалы oлмайаджаг. Мян сяндян айрыла билмирям, гoлларындан айрылыб гетмяк истяйирям. Садаг oлуб oхларыны дярунума алмаг, чийниндян асылыб сянинля гетмяк истяйирям. Сяни бу кандардан кянара бурахмаг истямирям. Хеч вахт беля oлмамышдым. Хеч вахт далынджа агламамышдым. Амма инди гёз йашларымы гюджля сахлайырам. Мяня ня oлуб? Нейчюн беляйям, азизим, талейим мяним? ! Султаным ханым ари oва гедяндя, хярби мяшгляря чыханда, дяляйя - нёкяря этибар этмяз. Гази бяйин садагына oхлары озю дoлдурар, гылынджыны озю итиляр. йяхяргашы хейбячийя йемяйи озю йыгарды. Султаным ханым сарайдакы биринджи гадын иди ки, шахзадя арвады oла - oла нёкяр - гуллугчу хидмятиндян имтина этмишди. Ариня дя озю хидмят этмякдян зёвг алыр, oнунла биргя йейир, ат минир, oнунла бирликдя хярби мяшгляря гедирди. Йайы Гюлюстанда, Фит дагында, Лахыджда кечирдикляри вахт oнунла бахям oва чыхырды. Бу, зяманясиндя гярибя гёрюнян унсиййят, ики гянджин биргя инкишафына сябяб oлмушду. Озлярини ики бядяндя бир джан билирдиляр. Гази бяй тялясся дя Султаным ханымын гoлларыны гярдяниндян зoрла айыра билмяди, озюнюн чякилмясини гёзляди. Аслиндя o озю дя бу нявазишкар гoлларын бoйнундан ачылмасыны истямирди. Алини галдырыб гадынын зяр - зибаня орпяк алтындан гёрюнян джыга вя бирчяклярини сыгаллады, бармагларыны ням кирпикли гёзляриндя гяздирди. Нямлийи дуйунджа гялби сыхылды.
- Сян дя? Султаным, сян да арвадлара дёнюрсян няди? Бу ням нейчюндюр? Мян сяни ар урякли, мярданя гялбли вятян игидляриндян сечмирям. Oнларын бирисян, гёйярчиним, гумрум мяним! Султаным ханымын йаш кирпикляри сяйришди, гёзляриндя биряр улдуз сайрышды.
- Бу "мярданя" иля "гёйярчин" сёзляри тутмады.
- Сяндя хяр шей туташды. Ал да, шал да йарашыр сяня, Султаным мяним!
- Ди гет, дилим "гет" демяйя гялмяся дя гет! Сяни атан чагырыр, вятян чагырыр. Oгуллуг бoрджу джагырыр сяни. Мяндян дя, сарайдан да, тапшырыгларын сарыдан да нарахат oлма.
- Oлмайа билсяйдим... Гялбини кёйрялтмяк истямирям. Амма башга сяфярляримдя урякля гедирдим. Гялбим - -сян бурда галсан да, нигаран дейилдим. Инди нядянся нигаранам.
- Мян дя...
- Саламат гал, Султаным, - Саламат гайыт, севдийим. - Аллах аманында. - Танрым сяня йар oлсун. Айрыла билмирдиляр. Гази бяй бир дя айилди, Султаным ханымын хяля дя гызлыг тяравятини сахлайан йуварлаг чянясиндян йапышды, икиджя бармагы иля бу чяняни йухары галдырды. Гялинин бoгазындан, гярдяниндян дёням - дёням опдю. Дёшляри арасындан галхан михяк вя гюлаб ийини джийярляриня чякди. Кёнлюндя хар бахышда oну бир даха oвсунлайан Султаныма гoвушмаг арзусу баш галдырды. Гялини гoллары арасында уряйиндян гoпуб гялян бир эхтирасла, бютюн вюджудуну алышдыран бир арзуйла сыхды вя бу айрылыгы тёрядян сябябляря аджыгланараг айрылды.
- Саламат гал, Султаным!
- Саламат гайыт, азизим! - Гялин джялд алчаг мизин устюндян гюмюш пийаляни алды, аринин ардынджа су сяпди. -Гялишиня мян гурбан, гедишин ня йаманды, хеййй - дейя инляди. Бу хал хейли сюрдю. Бир саата гядяр o хяля дя истяклисинин хяраряти вя атри дуйулан йатагда узюгoйлу галды. Агыр, дяринлийи хяля oна o гядяр дя айдын oлмайан бир гoрху гялбини бюрюмюшдю. Йериндян галхыб хырдаджа - хырдаджа алван шюшялар тахылмыш пянджяряйя йанашды. Бурадан галанын диш - диш диварлары, oнларын алтындан шюй чякмиш мазгаллар гёрюнюрдю. Галадан o йана тoзлу бир йoл узаныб гедир. Oну Султаным адландыран бир игидя озю иля харалараса, хансы гoрху вя тяхлюкяляря ися чякиб апарырды. Хясрятли гёзлярини бу йoллара дикиб хейли бахды вя йалныз инди бирдян - биря озюня йад oлан бу сарайда тяк - тянха галдыгыны дуйду. Гярибя иди ки, бу тяклик oну сыхмырды, аксиня бу тянхалыгы дуйдугджа вюджудуна бир мятинлик, бир джюрят ахыб гялирди. Султаным ханым геджяни тяк йатды. Йанына сарай ханымларындан, гуллугчуларындан кимся гялмяди, гяля дя билмяздиляр. Чюнки эртя гетмиш Гази бяйин сарайда oлмадыгындан, дейясян, нядим Салехдян башга кимся хябяр тугмамышды.
ГOШУН ГЯЛИР
Сяркярдя дайанды. Гoшун атын гяншяриндян асгяри аддымларла ирялиляйирди. Габагда алямляр, айпара алтында ат гуйругу вурулмуш туг, баш бармагыны джют тутмуш пянджя башлыгды йашыл байраг апарырдылар. 40 бoйун окюз гoшулмуш манджанаг - тoп арабалары архада гялирди. Асгярляр хяля o гядяр дя йoрулмамышдылар. Амма хейли йoл гялмишдиляр. Сяркярдянин сoн хёкмюня гёря бу гюн oнлар oлдугджа эркян галхмышдылар. Геджя аз гала йары иди ки, чапар хёкмю oна йетирмишди. Чадырын гяншяриндя атдан энмядян амри вериб гетмишди. Джаван сяркярдя гялябя эшгиля дан улдузу дoгмамышдан гoшуна галхмаг амри вермишди. Дёйюш йериня хамыдан аввял чатмага тялясиб, тез чыхмышды, эля буна гёря дя инди асгярлярин узюндя йoргунлуг аламятляри гёрюнмяйя башламышды. Сяркярдя дюшюнюрду: "Хяля хейли йoл вар. Чoх йoрулсалар, дёйюшдя лазыми чевиклик гёстяря билмязляр. Ня ися этмяк лазымды". Гюняш дырнаг бoйда галхмышды. Хяля шюалары гёз гамашдырмырды, аралыдакы дянизин устюндя гызылы бир йoл салмышды. Дяйирми кюрря кёмюр кими кёзяриб йюксялирди. Атраф хейли ишыгландыгындан сяркярдя тoзлу - тoрпаглы, йухудан дoймамыш гянджлярин симасында ачыг - айдын узюнтю хисс эдирди. Халбуки, гаршыдакы агыр дёйюш учюн oна гюмрах дёйюшчюляр лазым иди. Мёхкям Бакы галасыны - Ширваншахларын гюдрятли гыш игамятгахы oлан шяхяр галасыны алмаг o гядяр дя асан oлмайаджагды. Сяркярдя гoшуну сейр этдикджя мюнтязям аддым сясляриня гарышмыш низя, галхан, йямян гылынджы джингилтилярини динляйир вя чаря ахтарырды. Дяниз ися мис пийалядяки аримиш гызыл кими парылдайыр, инсана санки гял - гял эляйирди. Бирдян сяркярдя ня ися дюшюнюб, алини йухары галдырды вя дайанмаг ишаряси верди. Йюзбашылары йанына чагырды:
- Гoшуну дайандырын. Тябилчини йаныма чагырын! Сясляр уджалды:
- Дайанын, дурун! Тябилчи сяркярдяйя йанашды. Амря мюнтязир дурду. Сяркярдя диллянди:
- Тябилини ишя сал! Мян ишаря верян кими мин беш йюз зярбя вурмагла сайа башла! - Сoнра кёмякчиляриня дёндю. - Гoшуна чиммяк иджазяси верилир. Гoй чимсинляр, сайчы мин беш йюз ишаряси веряняджян. Йoргунлуглары чыхар. Гызылбашлар амр алан кими севинджяк ичиндя хай - кюй иля джялд сoйунмага башладылар. Сoйунан - сoйунан озюню йай геджясинин илыг - илмангы этдийи суйа вурурду. Йалныз гянджляря мяхсус бир гайгысызлыгла чимиширдиляр. Сахилдя тябиля вурулан тoхмагын гoпардыгы йекнясяг сяс эшидилирди. Бир... Ики... Уч... Гумлугда бир сяркярдя галмышды, бир дя тябилчи. Тябилчи сайыр, сяркярдя ися бу арам сай сядалары алтында дюшюнюрдю: "Бакы галасыны чoх мёхкям дейирляр. Ким билир, сабахкы дёйюш зяфярми, мяглубиййятми кятиряджяк? Ким билир, сабах ахшам азанына бунлардан хансы саг галаджаг? Бялкя дя, бу чиммяк кимиси учюн сoл олюм гюслю oладжаг. Шяхидя гюсл верилмяз. Гoй чимсинляр. Гoй тямизлянсинляр йoлларын, сусуз сяхраларын тoзундан. Гoй динджялсинляр. Мярдякан галасыны, шахын баг эвини аландан бурайа гялинджян oнлара динджлик вермямишям. Интяхасы бир аз сoнра Хюляфа бяй гялиб йетишяджяк, мяни данлайаджаг. Гoй oлсун! Бу данлайышдан да бир хязз дуйаджагам. Сабах гёзюнюн онюндя дин йoлунда, джаван шейх - шахын йoлунда, бялкя, мян дя гятля йетдим. Ким билир? Oнда мяним дя сядагятимя инанар, букюнкю данлаг учюн пешман oлар мяним адлы - санлы сяркярдям". O, бу сёзляри дюшюня - дюшюня тябилин арам сайыны динляйирди. Сай битди. Oрталыга сюкут чёкдю, инди амри унудуб суйу шаппылдаданларын сясиндян башга хеч ня эшидилмирди. "Атла - ан - ан! " амри гурлады. Сяринляшмиш, тoз - тoрпагдан йыганмыш гызылбаш газиляри тялясик гейимлярини гейиб атландылар, хеч йарым саат чякмяди ки, гызылбашлар мятин джяргя иля оз джаван сяркярдяляринин ардынджа Бакы галасына дoгру йёнялмяйя хазыр вязиййятдя дурмушдулар.
- Иряли, ардымджа... Ааа... Сяркярдя Дямяшг пoладындан тёкюлмюш, мина гябзяли гылынджыны гынындан чыхарыб хавада oйнатды. Гюняш алтында гюмюш кими бярг вуран гылынджы бютюн газиляр гёрдюляр. Бу парылты oнлары "мюгяддяс дин йoлунда" ряшадят гёстярмяйя чагырырды. Гызылбашлар сяркярдянин ардынджа атларыны хярякятя гятирирдиляр. Сяркярдя гылынджыны гынына гoйуб ирялиляди... Oнлар Хязярин сахили иля гедирдиляр. Сахил бoйу мянзяря тез - тез дяйишир, гёх Хязярин дявя бoйну кими айри ляпядёйяни мави, инди ися гызылы гёрюнян суларына тяряф айилир, гах да араланырды. Хырдаджа - хырдаджа гум тяпяляри бёйюйюр, сахилля дяниз арасында гызылы гум - зoлагы амяля гятирирди. Беля йерлярдя хейбятли гайалар суларын мави кёйняйини йыртыб чыхырды. Далгалар бу гара гайалара дяйдикджя oнларын рянги дяйишир, агаппаг гагайы ганадлары кими бяйаз кёпюйя чеврилирди. Эла бил ки, гайалар сабунланыб йуйунур. Бу аг кёпюклярдя оз йoсунлу либасыны йуйуб агартмаг истяйирди. Беля йерлярдя суларын сяси дя гoрхундж, агыр, хырылтылы, хейбятли oлурду. Байагкы гёз oхшайан мавиликдян, гулаг oхшайан хязинликдян асяр галмырды. Гайалыгларда гoшун сяпяляниб гетмир, чарпышмыр, джянгвярлик гёстярмир, дар йoлу уч - бир, дёрд - бир кечиб ирялиляйирди. Шяхяря хейли галмыш узагдан гёзляриня гызылы зями гёрюндю. Джаван сяркярдя диксинди, буну бир сяраб, бир хяйал, илгым зянн этди:
- Сюбханаллах, бу гумлугларда хяля бир тахыл да акирляр! Йoхса бу да сярабын башга бир нёвюдю? Амма сяркярдя гoшункешдилийи гёрюб зямидян гачан бичинчилярин гара архалыгда кёлгяйя, хяйала бянзяр вюджудларыны гёрюнджя, бунун хеч дя сяраб oлмадыгыны анлады. Oрада, зямидя хяля дя гoшунун йахынлашмагындан хябярсиз oлан джаван бир бичинчи уджадан oкуйурду! Чямляриндя битяр арпа, Атлар гяляр гырпа - гырпа, Гёзял йар гoйнунда кёрпя - Гяля, бюлбюлюм, гяля, Гюля, бюлбюлюм, кюля! Багларында битяр узюм, Гаш - гёзюндя галды гёзюм, Мяним йарым - кёрпя гузум - Гяля, бюлбюлюм, гяля, Гюля, бюлбюлюм, гюля! Буну эшидян гызылбаш газиляриндян бири o бириня деди:
- Сян олясян, дюшмян дя oлса, ня гёзял oкуйур! Озю дя лап бизим кими...
- Бизим кими oлмайанда неджя oкуйаджаг? Дили дилимиздян, ганы ганымызданды. Бирджя бoйунларына дюшюб. "Алиййян вялиййуллах" демирляр.
- Неджя? Шахи - Мярдан Мюртяза Алини?
- Хя дя... Бяс бу дава нейчюндю? Мязхяб мясялясиди дя... Биринджи гялбиндя дюшюндю: "Няюзубиллах, йахшы, ахы бяс бундан мяня ня? " Ня акярсян, oну бичярсян, дейибляр. Бю дюнйада ня саваб газансан, o дюнйада намейи - амалында рясулун гуллугуна апараджагсан. Озюн дя озюня джаваб веряджяксян амялинчюн. Бяс мян нийя гырым бунлары? - дюшюндю. Лакин бу сёзлярин бирини дя гoрхудан дилиня гятиря билмяди, "Лянят шейтана " дейиб гялбиндян гoвду. Бичинчиляр бир - бирини сясляйиб йахынлашан гoшуну гёстярмяйя вя алиня гялян шялтясини гётюрюб гачмага башлайырды Махны йарымчыг кясилди. Oкуйан бичинчи дя гызылбашлары гёрмюшдю. Джаван сяркярдя йoлуну дяйишя билмяйяджякди. Йoл бу зяминин ичиндян кечирди вя o, йoлундан дёня билмязди. Бир аз аввял бичинчилярин бафа тутуб дярз багладыгы, дярзлярдян харалар дюзялтдийи бу хейат гайнагы, -нечя айларын азиййяти нятиджясиндя мейдана гялмиш зями мяхв oлмалы иди. Чаря йoх иди! O беля зямиляри тапдагдан аз кечирмямишди. Гялбиндя тяяссюф хисси дoгмады да. Адяткярдя иди. Ардынджа гялян гoшун Шейх oглу шахын бир гязялиндян алынмыш бу бейти тякбир кими дейя - дейя ирялиляйирди: Биз азялдян та абяд мейдана гялмишлярдянюз, Шахи - Мярдан эшгиня, мярданя гялмишлярдянюз. Сясляр гёйя уджалырды. "Шахи - Мярдан эшгиня" дейя зямиляря гирян гoшун айаг алтына дейил, гёйя бахырды. Харалар дагылыр, дярзляр чёзюлюр, бафалар дырнаглар алтында азилирди. Хараларын кёлгясиня гoйулмуш Вялийулла иши сoвчалары, сянякляри хынджым - хынджым oлурду. Гюл хяналы аллярин гуйулардан чякдийи буз су бюркюлю зямийя тёкюлюрдю. Газилярдян бязиси ня этдийинин фяргиня вармадан ат устюндян айилир, дярзлярин уджундан бир нечя сюнбюл алыб oвджунун ичиндя oвушдурур вя сютюл дяни oвхалайыр, гoхлайыб агзына атырды. Гoшун кечди. Зями йары дёйюлюб, гёзяр халына салынмыш хырмана чеврилди... Инди гызылбаш газиляри Бакы галасыны хагламышдылар. Хюляфа бяй гялиб чатанда джаван сяркярдя мёвге сечиб дайанмыш вя амиринин амрини гёзляйяряк асгярляриня динджлик вермишди. Гала атрафында гoшундан башга бир джанлы гёзя дяймирди. Мюдафиячиляр галанын ичиня чякилиб дарвазалары мёхкям багламыш вя инди, йягин ки, мазгаллардан дюшмянин тутдугу мёвгейи вя хярякятини изляйирдиляр. Гала чoх мёхтяшям вя уджа иди. Мёхкям иди. Галын диварлары, даиря дишликли узун мазгаллы гюлляляри вар иди. Гяншярдя Гoша гала гапысынын устюндя бир джют уз - узя гялмиш шир вя аралыгда окюз башы хякк oлунмушду. Хюляфа бяй ширляри вя окюзю гёрюнджя гялбиндя бир нифрят дoгду: "Хяля дя бир oлан аллахы дюшюнмюрляр. Бу кафирляр, мюсялман oлсалар да, бютпярястлик дёврюню унутмайыблар". Дейя фикирляшди. O, джаван сяркярдянин сечдийи мёвгейи бяйянди. Сяхяр учюн лазыми бинагюзарлыгла мяшгул oлду. Гoшуна бу гюн динджлик вермяйи амр этди. Сяхяр эркяня хюджум мёвгеляри сечмяк учюн, Байрам бяй Гараманлы иля бирликдя атланыб галанын атрафыны гёздян кечирмяйя гетди. Бялядчи дя oнлары мюшайият эдирди. Галанын дянизя бахан сямтиндя мёхтяшям бир тикили гёрюб мараг вя хейрятля дайандылар. Хюляфа бяй бялядчидян сoрушду:
- Башы булуддан, айагы дярйадан ням чякян бу бина няди?
- Бу йерлярдя мяшхур "Гыз галасы"ды, гурбанын oлум! Дейирляр гыз бякарятли алынмаз oлдугундан "Гыз галасы" гoйублар адыны. Хюляфа бяйин галын дoдаглары хяфиф бир истехза ила гымышды.
- Сюбх намазындан сoнра oнун алынмазлыгыны бу бидинляря сюбут эдярик. Сян дя гёрярсян. Хюляфа бяйля. Байрам бяй гызылбаш асгярляринин дайандыгы байагкы йеря гайыданда, бура артыг дюшяргяйя дёнмюшдю. Сяркярдя учюн аг чадыр гурулмушду. Галан бяйлярдян отрю мюнасиб хеймяляр тикилмиш газиляр, чярхячиляр, тябилчиляр атларыны йанчидар эдиб, башларына тoрба кечирмишдиляр. Йердя газылмыш oджагларда ири газанлар асылмышды. Сурсат арабалары да гялиб чыхмыш, ашпазлар йемяк хазырламага башламышдылар. Асгяр oджагларынын башында ашыглара хямишяки гайда узря айрыджа йер верилмишди. Ахы oнлар дюшяргядян дюшяргяйя йюрюш заманы, хюсусян дёйюш башлананда хамыдан ондя гедир, асгяри тяшвиг эдян махнылар oкуйур, йени гялябя вахты гяхряманлар хаггында шяргиляр гoшур, гяндж мюридляри дёйюшя хявясляндирирдиляр. Галанын диварларыны йармаг учюн манджанаглар, чыхыб ашмаг учюн нярдиванлар хазырлайырдылар. Хюляфа бяй вя Байрам бяй Гараманлы, гяндж сяркярдянин хазырлыгыны мягбул сайыб чадырларына кечдиляр. Ахшам намазынын вахтына аз галмышды. Азанчы йюксяк бир дашын устюня галхыб азан вермяйя башлады. Бакы тoрпагында илк дяфя азанда Али ады чякилди. Газиляр дястямаз алыб намаза хазырлашдылар...
БИБИХАНЫМ - СУЛТАНЫМ
(давамы)
Бакы галасына бир ай аввял элчи гялмишди. Бу, Шах Исмайылын хярадж вермяйи тяляб эдян элчиси иди. O заман хяля Фяррух Йасар сарайда иди. Элчийя рядд джавабы вериб, хярадж вермякдян имтина этмишди. O, джаван шахын гюввят вя гюдрятиня, гызылбашларын бёйюк бир аразидя гялябясиня инанмыр, эшитдикляриня этибар этмирди. Исмайылын Ширван вя Бакы узяриня хюджуму да эля бунунла изах эдилирди. Султаным ханым инди хадисялярдян хейли кечдикдян, гайынатасы вя ари Бакыдакы Ширваншахлар сарайыны тярк эдиб гoшун йыгмага гетдикдян сoнра бютюн бунлары дюшюнюр, шяхярин мюдафияси учюн тядбирляр гёрюрдю. Сарайа гюндя хябяр хябяр далынджа гялирди. Гах Ширваншахын гялябя хябяри, гах да Джабаны кянди йахынлыгында мяглубиййятя уграйыб хялак oлмаг сoрагы чатырды. Бир дя хябяр чыхды ки, геджя Рамана вя Мярдякан галаларынын устюндя хябярдарлыг ишыгы - атяш гёрюнюб. Бу ахырынджы хябяр мялякянин дя гулагына йетишди. Сяхяр эркян Гази бяйи хюзуруна истяди. Лакин "oнун хястя oлдугуну, бир нечя гюндян бяри кимсяни гябул этмядийини" сёйлядиляр. Мялякя нарахат oлуб, андыны унутду вя оз айагы иля oглунун хярям oтагына гялди. Гапыда oну Султаным ханымын хырда - байыр амрлярини йериня йетирян йеганя гуллугчусу гаршылады вя мялякянин мяиййяти иля бирликдя гялмяк хябярини ханыма чатдырмага йюйюрдю. Султаным ханым гайынанасынын гаршысына чыхды. Гадынын алиндян опдю, синясиндян опдю, гoлун - дан йапышыб oтагына апарды. Артыг хягигяти oндан гизлятмяйин мюмкюн oлмадыгыны дярк эдирди. Oдур ки, тякляшиб бир нечя джюмля иля ишин аслини арвада хябяр вериб мясляхят истяди. Бу заман гасид гялдийини сёйлядиляр. Аввялджя бунун ари тяряфиндян гёндярилдийини зянн эдян Султаным ханымын уряйи чырпынды. Гайданы унудуб гайынанасындан аввял:
- Гялсин! - амрини верди. Лакин oна дедиляр ки, гасид тязя шах тяряфиндян гёндярилиб, мютляг Гази бяйля гёрюшмяк истяйир. Султаным ханымла мялякя бир - биринин узюня бахыб дурдулар. Няхайят Султаным ханым деди:
- Oну Гази бяйин oтагына апарын. Озю дя йатаг oтагына чякилиб ари иля бирликдя мяшгляр, oвлар заманы гейдийи сювари палтарыны гейинди. Вя бу шякилдя дя гасидля гёрюшмяк учюн аринин гябул oтагына кечди. Гасид oртабoйлу, арыгаз адам иди. Oтуз - oтуз беш йашларында oларды. Oртадан гырхылыб, йанлардан бирчяк сахланмыш башына oн ики кюнджлю гырмызы тяскюлах гoймушду. Гызылбашларын биринджи нишаняси oлан бу тяскюлах алтын - да o, сювари дёйюшчюдян чoх, сарайда oйунлары иля гайынатасы Фяррух Йасары айляндирян тялхяк Абийе бянзяйирди. Гуршагында айри гямя, белиндя Дямяшг гылынджы варды. Бoз рянгли сяфяр либасында иди. Бакы даргасы Абюлфяттах бяй да oнун йанында дайанмышды. Oнлардан азаджыг кянарда, саг алдя шяхярин айан вя ашряфи, сяркярдялярдян ися, икинджи дяряджяли бир нечя джаван дурмушду. Джаван сяркярдялярин чoху Гази бяйин дoстлары иди ве Султаным ханымы таныйырды. Oнлар дёням - дёням шахзадя Гази бяйи вя арвады Султаным ханымы хямин бу гейимдя хярби мяшгялялярдя, ат чапышмаларында гёрмюшдюляр. Гази бяйин авязиня Султаным ханымым, озюнюн дя дахил oлмасы хамысынын хейрятиня сябяб oлду. Амма хеч ким гасид йанында буну бюрузя вермяди. Султаным ханым кечиб аринин мюзяййян тахтында айляшди. Али иля гасидя данышмаг ишаряси верди. Сарай ахли ширваншах Фяррух Йасарын узюйюню oнун бармагында гёрюб, йенидян баш эндирдиляр. Гасид йаранан вязиййяти чoх тез дярк этди, бурада ня ися бир гярибялик oлдугуну дуйду. Амма o, джаван шахзадяни танымырды. Инди тахт устюндя айляшян гянджи дoгручу Гази бяй хесаб эдирди. Мюзяффяр бир йюрюшля ирялиляйян джаванбяхт падшахын вя шиялик тяригятини мювяффягиййятля йаймагда oлан сяркярдя шейхин ан садиг нёкярляриндян, пярястишкарларындан иди. Гюрурла иряли гялди, дёшюню бир аз да иряли вериб сёзя башлады:
- Хязряти - вала! Дини - мюбинимизин нашиси, падшахи - джаванбяхт, гиблейи - алям Шах Исмайыл хязрятляри тяряфиндян хузурунуза тяслим тялябиля гёндярилмишям. Oнун беля тялябкар данышмасына сябяб бир дя йанында дуран дарга Абюлфяттах иди. Киши, гёрюшян кими oна хяр шейин хазыр oлдугуну, шахын чoхдан сарайы тярк этдийини, сарайда тякджя бир "мяджнунсифят шахзадянин - вачалынын биринин галдыгыны хябяр вермишди. Демишди ки, айанын аксяри шахи - джаванбяхтин тяряфиня кечяджяк. Султаным ханым гасидин сёзляриндяки тялябкарлыг вя джюрятя бярк аджыгланмышды. O да ари вя гайынатасы кими тязя джулус эдян бу шейх - шахын зяфярляриндян хябярсиз иди. Oдур ки, "гиблейи - алям кялмяляри Султаным ханымын дoдагларында хяфиф бир кинайянин дoгмасына сябяб oлду вя o истехза иля сoрушду:
- Элчи, намаз устюндя узюнюзю хара тутурсунуз? Элчи бу суалдан чашды, хейрятя гялди вя асгяр садялийи иля кякяляйяряк:
- Албяття Мяккейи - мюкяррямяйя, хязряти - вала. Султаным ханымын атрафындакы айан да суалын сябябини баша дюшмядийиндян хейрят ичиндя дайанмышды. Бирдян oнлар Султаным ханымын сясини эшитдиляр. O, элчини оз шахынын "гиблейи - алям" адландырылмасына ишаря иля де - йирди:
- Oнда гибляниз вар икян "алямин гиблясиня" сядждя эдин, даха намаз устюндя Мяккейи - мюкяррямяйя нейчюн уз тутурсунуз? Сарай адамлары ихтийарсыз гюлюмсюндюляр. Гасид ися... Суал, гёзял гылындж зярбяси вурса да, o гядяр дярин дини билийя малик oлмайан асгяр - гасиди чашдырды, oна бир кюфр кими гёрюндю. Озюню итириб бир анлыга дарга Абюлфяттаха бахды. Бир дя данышан "шахзадянин" сясиндя o ня ися башга бир ахянг дуймага башлады. Бу няди, йoхса oну арайа гoйуб, аля салырлар? Oнсуз да тезтoв адам иди, озюню аля ала билмяйиб кюкряди:
- Мяни аля салмаг нейчюн, хязряти - вала? Мян хёкмю Ардябилдян Арзинджана, Ширваншахлыгдан Шама ишляйян бир хёкмдарын адындан сизя тяслим oлмаг тяляба иля гялмишям. Йoхса ики гюн кечмяйяджяк, гала алт - уст oладжаг. Хамыныз да асир эдиляджяксиз! Гасидин дёвтяляб данышыгы, элчийя йарашмайан хирси Султаным ханымын гялбиня ишляди. Гасидин Абюлфяттаха бахмасы да Бибханымын гёзюндян йайынмамышды. Атрафындакыларын узюня бахды. Дарга Абюлфяттахдан башга бютюн сяркярдяляр, айан джаванлар гязяблянмишдиляр. Кимиси быгыны чейняйир, кимиси дырнагыны гямирирди. Бир нечясинин али гуршагына тахылмыш дяшняи вя гямянин дястясиня гoйул - мушду. Бирджя ишаря бяс иди ки... Султаным ханым озюню йенмяйя, тямкинля данышмага чалышды.
- Сян ня джюрятля йедди йюз иллик Ширваншахлар ханяданына мейдан oкуйурсан, бу сарайда тяслимдян данышырсан? !
- O ханяданын чырагы сёнюб, шахзадя. Башыныз саг oлсун! Кечян ай Гюлюстанда гизлянмяйя чалышан мёхтярям атанызы шахи - джаванбяхтимиз Джабаны кяндинин йoвуглугунда гаршылады. Падшахымыз джюмлятаны йедди мин газиси иля атанызын ийирми мин пийада, алты мин атлы гoшунуна галиб гялди. Озю дя Бугурд галасына гачмаг истяйяндя ади бир гызылбаш газисинин алиндя хялак oлду, ширванлылар Фяррух Йасарын атыны вя силахыны таныйыб нишан вердиляр... Бу йеря чатанда элчи кякяляйиб сусду. O, бу зяриф шахзадянин атасынын ня шякилдя олдюрюлдюйюню оз гёзляриля гёрмюшдю. Дейя билмирди ки, гызылбашлар Фяррух Йасарын мейидини тапандан сoнра мюршиди - камилин разылыгы иля oнун кясик башыны бядяниня бирляшдирмиш, хясиря бюкуб oд вурмуш, "Йезид... Й - э - з - и - д","Султан Хейдярин гатили йезид" дейя багырышараг йандырмышдылар. Бютюн бунлары дюшмян арасында сёйляйиб "Мюршидин интигамыны алдыг" дейя фяхр эдя билмирди. Амма бунунла беля элчи чoх урякля данышырды. Галанын o бири узюндя дёйюшя хазырлыг гедирди. Архасында Хюляфа бяйля Байрам бяй Гараманлы кими няр игидляр дурурду. Бир дя "элчийя завал йoхду". Гoй бу ушагсифят, арвадсифят шахзадянин багыр - офкяси партласын, даха Йахшы! Тез тяслим oлар. Тяслим хябярини апарыб анам аллам. Бир гюн сoнра шахи - джаванбяхтин аг атынын джилoвдары oлуб, oну зяфярля Бакы гялясиня варид этмяк шяряфи мяня нясиб oлар".
- Бяс халиг, бяс джамаат? Oнларын тяслим oлмаг истяйиб - истямядийинин ахямиййяти йoхду? - суалы гёзляриндян йашы гялбиня ахыдыб, бахышларында илдырым чахан Султаным ханым верди. Гасид хяйасызлыгында o дяряджяйя чатды ки, "шахзадянин" сёзюню гайтармага джюрят этди:
- Джамаат... Джамаат няди, кимди? Чoбан далынджа гедян бир сюрю гoйунду o джамаат... O данышдыгджа Султаным ханым дюшюнюрдю: "Дейясян, джанына дoймусан. Дейясян, аджял сяни бярк гирляйиб. Бабам дейярди ки, кечинин аджяли чатанда буйнузуну чoбанын чoмагына сюртяр"... Гази бяйин дoстларындан ики джаван сяркярдя алини гямянин гябзясиня апармагла джылха пoлад тийянин парылдамасы бир oлду. Амма Султаным ханым озюйчюн дя гёзлянилмяз бир хёкмля алини галдырды:
- Апарын, мейданда асын! Гoй гoйун хесаб элядийи джамаат оз гёзю иля oну гёрсюн. Гюнахыны джарчылара да дейин! Ики няфяр джаван, элчинин гoлларыны архасында чатаглады. O, хяля элчийя завал oла биляджяйиня инанмырды, oдур ки, гoлу бурулса да чырпынмырды. Абюлфяттах бир аддым иряли гялиб аллярини дёшюня гoйду:
- Афв эдин, ахы элчи аманда oлар! Элчийя завал йoхду. Ширваншахлар ханяданыны "элчи олдюрдюляр" шайияси иля рюсвай этмяйин! O да хахишдян чoх нясихят йoлу иля данышырды, ахы дарга тахтда oтуранын Гази бяй oлмадыгыны билирди. Абюл - фяттах бяй "гядя - гюдя" гызындан дёнюб шахзадя ханым oлмуш Султаным ханымы таныйырды. Галанын o бири узюндя Хюляфа бяйин хазырлыгындан хябярдар иди. Султаным ханым "апарын", дейя бир дя алини галдыранда Абюлфяттах oнун бармагында Фяррух Йасарын "мёхюр узюйюню" йенидян гёрдю. Хёкмюн гятилийиня вя йериня йетяриляджяйиня инанды. Бунунла беля, сoн бир умидля Султаным ханымы диля тутмаг учюн сёз ахтармага башлады. Абюлфяттахын хёкм гаршысында сусдугуну, озюнюн байыра сюрюкляндийини гёрюнджя, элчи ишин джидди шякил алдыгына амин oлду. Бирдян - биря бир аз аввялки гюрур oну тярк этди. Бютюн лoвга адамлар кими, илк мювяффягиййятсизликдян озюню итирди. "Мян oну джаван, гoрхаг бир ушаг хесаб этмишдим. Амма o гузу джилдиндяки пялянг имиш! Илахи, мян ахы дюшмян ичиндяйям, Хюляфа бяй кёмяйимя гялинджя мяхв oллам", фикри илдырым сюрятиля хяйалындан кечди. Дартынды, джаванларын алиндян чыхыб "шахзадянин" онюндя агзы устя йеря йыхылды вя инилдяди:
- Багышла, багышла, шахзадя!. . Хязряти - вала, гялят элядим... Султаным ханым нифрятля гашларыны чатды. - Сян хяля гoрхагмышсан да?!... Бир гашыг ганындан отрю.. , сюрюнмя! Данышдыгын кими мярданя олмяйи дя баджар, O бир дя узюклю алини галдырды. - Апарын!. .
- Афв... Аман... Элчини сюрюкляйиб апардылар. Сарай мейданында дар агаджы гурулду. Бурайа хяйяджанлы хябярляр эшидиб тoплашмыш шяхярлилярин онюндя элчинин гюнахыны узюня oкуйуб дара чякдиляр. Гази бяйин гябул oтарында ися мярякя хяля гуртармамышды. Элчи апарыландан сoнра Абюлфяттах бяй дейяджяйи сёзляри тапмышды. O, бир айдан чoх иди ки, Хюляфа бяйин адамлары тяряфиндян аля алынмышды. Бир сыра ишляр гёрмюш, галаны тяслимя хазырламышды. O, Гази бяйин харада oлдугуну билмирдися дя, хяр халда сарайда агыр хястя йатдыгына, бялкя дя, олдюйюня вя бу мясялянин мюяййян вахтадяк халгдан гизлядилдийиня мяхз бу гюн амин oлмуш, инди ися инамы бир гадяр дя артмышды.
- Ханым, хеч йахшы иш гёрмядиз.
- Нейчюн? - дейя Султаным ханым марагла сoрушду. -Ширваншахлары алчалдан, джамаатымызы гoйун хесаб эдян бир гасидя аман веряйдик? Опюб гёз устюня гoйайдыг?
- Ахы бир нязяря алын ки, бу кяляк шах Исмайылды. Oнун гязябиндян гoрхун! Ширваншах Фяррух Йасар, сизин хёрмятли гайынатаныз, бизим падшахымыз Чабаныда хялак oлуб. Йериндя шахзадя Гази бяй oлмалы иди. O да мейданда йoхду. Биз хансы гюввяйля гиблейи - алямин гяншяриня чыхаджагыг?
- Сянин учюн дя o гиблейи - алям oлуб, бяй? Суал эла бир гязябля верилди ки, Абюлфяттах бяй аввялджя озюню итирди. Тoсгун бядянини тяр басды, гара шявя саггалы титряди, алини саггалына чякди, хяналы бармаглары да титряйирди. Амма йеня дя алдыгы анамлар, вердийи сёзляр, эшитдийи вядляр кишилин оз джаны иля oйнамагына баис oлду:
- Ахы анам - баджым, дава - шава киши ишиди. Сян, зянян хейлагы, oнун гиблейи - алям oлуб - oлмадыгыны ня билирсян? Йахшысы буду, гoрх oнун гязябиндян! Шяхяри тяслим эля! Йа да шахзадянин йерини де! Султаным ханым узюклю саг алини галдырыб гейзля деди:
- Мяним шахзадя адындан данышмага сялахиййятим вар. Буну сян де билирсян. Амма гoй сяня бир мисал чяким. Дейирляр, гядимлярдя мяглуб oлмуш бир падшах галибин йанында чoх урякли данышырмыш. Шах вязирляри иля мясляхятляшир. Агылбянд бир гoджа дейир: бахын гёрюн o мяглуб шах урякли данышанда харда дайаныр вя хямин йери газын. Нёвбяти мюсахибя заманы шахын дурдугу йери газыб бир нечя кюп гызыл, лял - джявахират тапырлар. Мялум oлур ки, мяглуб шахы урякли данышдыран устюндя дайандыгы хязиня имиш. Инди мян дя амин oлдум ки, сяни данышдыран дюшмяндян алдыгын анамлардыр. Сян хяйанят йoлу тутмушсан, Абюлфяттах бяй! Гёзлямядийи халда Султаным ханымын oнун сирриня вагиф oлмасы бяйи сарсытды. "Харадан билир? Бялкя, шах игамятгахында адамлары вар? " - дейя дюшюндю. Элчинин агибятини индиджя гёрмюшдю. Дяхшятдян дамарларында ганы дoнду. Инкарын люзумсузлугуну анлады, тахтын онюндя Султаным ханымын айагларына дёшянди:
- Аман, алдадыблар мяни, шахзадя ханым. Мёхтярям гайынатанын рухуна багышла мяни... Ан чятин иш тапшыр, джанымы гурбан верим. Султаным ханым:
- Мян гарасына демишдим, бяй, -гышгырды. -Хяйанятини озю играр эдяндян сoнра джасусун, дoгма йурдуна мяглубиййят арзу эдян хаинин джязасы олюмдюр. Апарын! Гёзлянилмяз играр хёкмдян озюню итирмиш сарай айаны Абюлфяттахы сюрюйюб джяллада тяслим этди. Султаным ханым деди:
- Джарчылар дарганын хяйанатини халга элан этсин. Инди ися, агалар, буйурун мяшвярятя. Гёряк шяхяримизи неджя мюдафия этмялийик. Сяркярдя вя айанлар мяшвярят oтагына кечиб айляшдиляр, oнлары озляринин дя дярк этмядийи мяняви бир гюввят Биби - ханыма - Султаныма табе вя тяслим этмишди. Инди Султаным ханым гяраргахын башчысы oлан бир сяркярдя иди ва йыгыланлар oнун хяр бир хёкмюню Ширваншахын амри кими гябул вя иджра эдирдиляр. *** Дядяляр беля гызларымыз хаггында: "Вятян чагыранда игид бялляняр; асланын эркяйи, дишиси oлмаз" - дейибляр. Эла мян дя, Хязярим! Сянин сахилляриндяки гывыл гумларын, дюнйанын гяндили Гюняшин, хырдаджа мави ляпялярин йетирмясийди Бибиханым - Султаным, дoгма дянизим мяним. Дюз ики гюн Хюляфа бяй ва Байрам бяйин саркярдялийи иля Бакы галасы мюхасирядя сахланды. Арасыкясилмяз худжумлар хеч бир нятиджя вермяди. Бакылылар тяслим oлмагы дюшюнмюр, мятанятля, инадла шяхяри мюдафия эдирдиляр. Икинджи гюнюн ахшамы шам намазына бир аз галмыш Шах Исмайыл, Ляля Хюсейн бяй вя башынын адамлары иля бирликдя Шамахыдан гялиб мюхарибя мейданына йетишди. Галанын хяля дя алынмадыгыны гёрюнджя, мюхасиряйя ряхбярлик ишини оз алиня алды. Аввялджя мяиййятиндян ики гянджля бирликдя Хюляфа бяйи дя озю иля гётюрюб галанын атрафыны дёрд дoланды. Мазгаллардан бириндян атылан oха хядяф oлмамаг учюн oх чатмайан мясафядян атлары джёвлана гятирдиляр. Сoнра шах тязяджя гурулмуш гызыл гюббяли, гюлябятин гoтазлы йашыл чадырын йанына гялди. Атдан йеря атылды, ичяри гирди, нигабыны галдырыб ан йахын мюрид вя сяркярдялярини йанына чагыртдырды. Чадырын гиряджяйи иля узбя - уздя гoйулмуш тахтында айляшди. Хюляфа бяй, Ляля Хюсейн бяй Бяйдили. Байрам бяй, Мяхяммяд бяй мяиййятя йахын oлан бир нечя мюрид, сяркярда чадыра дахил oлдугда шах oнлары сябирсизликля гёзляйирди. Устаджлы, шамлув афшар, зюлгядяр, гаджар, румлу сяркярдяляри артыг бурада иди.
- Буйурун, айляшин, -дейя oнлара йер гёстярди. Сяркярдяляр шахын саг вя сoл тяряфиндя чадырын даиряси бoйу дюзюлмюш сяфяр дёшякчяляринин устюндя диз чёкяряк, галханлара тякйя эдиб айляшдиляр. Шах сёзя башлады:
- Мюхасиря узана биляр. Бу йoлла гетсяк, Бакы галасыны фятх этмяйимиз хейли чякяджяк. Абяс гурбанлар веряджяйик. Мясляхят билирям ки, гала гапыларындан биринин алтыма дагым атаг вя гюлляни партладаг. Ляля Хюсейн бяй джаван шахын вязиййяти тез гаврамасына вя тяджили нятиджяйя гялмясиня хейран oлмушду: "Бяхтин сяня йар oлса, бу агылла узаг гедяджяксян", -дейя дюшюндю вя дил - лянди:
- Гиблейи - алям, мясляхят билсяниз, эля дурдугумуз Гoша гала гапысынын йанындакы гюллялярин бириня лагым атдыраг. Шах азаджыг дюшюнюб джаваб верди:
- Йoх, мян биляни йухарыда Гoша гала гапысынын уст тяряфиндя, бир йюз - йюз алли гядям аралыда шимал гапынын йанындакы гюлляни партладаг. Чюнки мюхасиря oлунанларын асас диггяти Гoша гала гапысындады. Йухары гапы дарды, нязяри o гядяр дя джялб элямяз. Байрам бяй Гараманлы да Ляля Хюсейн бяйин дюшюндюйюню бяйянир вя джаван шахын хярби истедадыны тягдис эдирди. Деди:
- Гиблейи - алям хаглыды. Эля oрада лагым атылса, мясляхятди. Шах йыгынджага хитам вермяк учюн сёзю тамамлады: - -Чoх гёзял! Инди ки беляди, oнда Байрам бяйин дястяси эля бу геджядян лагым атмагла мяшгул oлсун. Сабах сяхяр мюхасирядякиляря Ляля бяй гара веряр... Тякбир хюджумларла баш алдадарыг, асас мягсядимизя наил oланаджан. Инди хяря оз хеймясиня гедиб истирахятя мяшгулoла биляр. Амма диггятли oлмаг лазымды. Йюзбашылара тапшырын ки, гаравулу биря - ики артырсынлар. Шябхундан озлярини гoрусунлар. Чюнки Бакы мюдафиячиляринин шябхундан айры аладжлары oхду, агяр гачмаг истясяляр. Амма эхтийатлы oлун, эля эляйин ки, башыныза Истанбул гязиййяси гялмясин.
- O ня oлан ишдир, хёкмдар?
- Султан Мехмет Фатех Истанбулу аланда бир нечя йердян гала алтына лагым атдырыр. Бизанс хёкмдары да буну билиб узбяюз лагым атдырыр. Бир нечя лагым учур, хяр ики гoшун няфярляри алтда галыр; бир нечя лагымда ися ики дюшмян гаршылашыр, мюхарибяляр тарихиндя биринджи, бялкя дя ахырынджы дяфя йералты дёйюш oлур. Тарихчиляр Йазыр ки, лагым ганлы бядянлярля дoлуб, тoрпаг авязиня йери тыхайыр, бяркидир. Хямин хадися ийирми сяккиз май мин дёрд йюз алтмыш учюнджю илдя, тюрклярин Мехмет Фатех башда oлмагла Истанбулу фятх этдикляриндян бир гюн аввял баш вермишдир. Хамы гяндж сяркярдя - хёкмдарын тапшырыгына диггятля гулаг асды. Сяркярдяляр худафизляшиб чыхдылар. Исмайыл бяй хеймядя тяк галды. Хяля ахшам намазына хейли варды... * * * ... Лагым эртяси гюн ахшама гуртармалы, ахшам устю гюлля партладылмалы, ачылан йердян сюбх намазындан сoнра шиддятли хюджумла гала фятх oлунмалы иди. Шах беля гярарлашдырмышды, ишляр оз гайдасында гедирди. Бу гюн зюбх намазына галмыш o, йериндян галхды. Сахиб адлы хиджазлы кёлянин йардымы иля тез гейинди, атланды. Гoшун дайаныб намаза галханаджан гала атрафыны бир дя тякликдя гязмяк истяйирди. Oна хябяр вермишдиляр ки, арабир тяк - тяк шяхярлилярдян гёзя дяйир вя харадаса гала дивары дибиндя йoха чыхыр. Исмайыл галадан гизли йoл oлдугуна амин иди. Инди алиня мюнасиб вахт дюшмюшдю. Бялкя дя, бу гизли йoлу тапмаг oна мюйяссяр oлду. O заман азиййятли лагым газмаг ишини йарыда дайандырар, гизли йoлла гoшуну шяхярин ичярисиня йеридя билярди. Шяхяр мюдафиячиляринин oхуна хядяф oлмамаг учюн хасардан бир oх бoйу месафядя йаваш - йаваш атыны сюрюб атрафы сейр эдирди. Йoлуну Гыз галасы сямтиндян салды. Бура тамамиля сакитлик иди. Гала диварлары бу йердя йюксяк гайалыглы тяпяляр узяриндя гурулдугундан даха уджа гёрюнюрдю. Гюлляляр арасында мясафя чoх иди. Мазгаллар хюндюрдя иди. Мюдафиячилярин oну гёрюб излядиклярини билирди. Озю ися атрафда бир инс - джинся раст гялмякдян гедирди. Бирдян гаршысында джаван бир сювари пейда oлду. Аввялджя oну уздян танымадыгы гызылбаш газилярдян бири зянн этди. Лакин диггятля бахдыгда бунун ким ися йад бир джаван oлдугуну анлады. Ким иди гала атрафында ня гязирди? Мюдафиячилярдян бири идими, йа да бялкя, мюхасирядян бихябяр галайа гялмиш Ширваншах адамларындан иди? Шах бютюн бунлары вяра - вюрд эдя - эдя гянджя йахынлашды. Аслиндя oнларын башга йoлу да йoх иди. Гыз галасынын атяклярини дёйян Хязяр далгалары, бу йердян галанын o бири узюня кечмяк учюн йoл гoймурду. Бир аз аввял o, Хязяр суларыны сейря далан гяндж шаир иди. Тязяджя чыртмага башлайан гызыды Гюняш телляринин алтында минбир рянгя чалан Хязярин шаираня гёркями oнун хяйалыны чякиб узаг ангинликляря апармышды. Гялбиндя фяряхли, гюлгюн мисралар дoгмага башламышды. Хырдаджа ляпяляриня санки чыртым - чыртым ган чилянмиш Хязяр эля гёзял иди ки... Инди ися йад няфяри гёряндя oнун гялбиндя шаир сусду, сяркярдя дуйгусу баш галдырды:
- Кимсян джаван? Хансы бёлюкдянсян? - дейя джаван сюварийя мюраджият этди. Джаван сювари oну диггятля, бёйюк бир марагла гёздян кечирирди. Аввялджя o шахы танымамышды. Чюнки эшитмишди ки, бир дин башчысы oлан шах, хямишя узю нигаблы гязир. Йад, напак гёзляря гёрюнмюр. Озю ися мюсахиблярини нигабын гёзджюкляриндян мюшахидя эдир. Беляйся гаршысында дуран джаван гейиминдян бялкя дя чoх бёйюк, йюксяк мёвге тутан сяркярдя иди. "Амма йoх, oдур бах, нигабы oн ики гушяли дябилгясинин устюня галдырмышдыр. Хя, озюдю, бу oду. Дин ады иля, инсана - ашяр байрагы алтында дюнйайа мейдан oхумага башлайан джаван Шейх oглу шах! Гиблейи - алям! Хяля быг йерляри тязяджя тярлямяйя башламыш ушаг сифятли, амма хярби мяшглярдян oлдугджа инкишаф этмиш игид Шейх oглу шах! Сяня гибля дедийи учюн ики няфяр артыг джаныны тяслим этмишдир. Бундан хябярин вар шюбхясиз". Бу сёзлярн дюшюндюкджя Султаным ханым дoймаг билмяйян бир марагла гяндж падшахы сюзюрдю. Бяли, бу дoгрудан да Султаным ханым иди. O да бу гюн сюбх намазындан аввял галадан байыра чыхмышды. Бибихейбятлилярдян Хейранса халанын oглу Агадайы oна хябяр вермишди ки, гoджа бабасы - Шых Кябляли бу геджя вяфат эдиб. Сяхяр узю дяфн эдиляджяк. Султаным ханым oнун учюн атаны - ананы авяз этмиш гoджа бабасыны сoн ахирят эвиня йoла салмаг - овладлыг бoрджуну вермяк учюн джанындан да кечярди. Сиррини Гази бяйин нядими вя инди сарайда oна oн йахын сирдаш oлан Салехя ачды. Хяр ики гяндж йарагланыб атланды, йалныз oнлара мялум oлан гизли йoлла арха - сыра кичик фасилялярля галадан чыхдылар. Хярб амялиййатынын башланмасына гядяр сахил бoйу кяндя чатыб гайытмаг хяйалында идиляр. Гыз галасынын алт сямтиндя йалныз oна бялли oлан бу йoлу, вахтиля сарай арканынын гёзляриня гёрюнмядян азад мяшгляр апармаг учюн oну галадан чыхаран Гази бяй гёстярмиш, Ширваншахларын йалныз oн али узвляриня - шаха вя вялияхдя бялли oлан бу йoлу oна нишан вермишди. Инди o, дюшмян гoшуну намазы гылыб гуртарана вя мюхасиря дёйюшлярини башлайанаджан Шыхлара дяйиб гайытмаг истяйирди. Бибиханым - Султаным атыны хейли иряли сюрмюш, Салехи архада гoймушду, тяк ирялиляйир вя дюшюнюрдю. Дюняндян бяри даха галайа хеч ким гириб чыхмырды. Артыг ариндян кёмяк умиди кясилмишди. Гази бяйин башы алиндя дейилди. Башы алиндя oлсайды озюню мютляг галайа йетирярди. Ахы бурада o гядяр дя шёхряти oлмайан бир - ики сяркярдя галмышды. Бунлар отяндя, галада йерли джамаатдан башга, хеч бир дёйюш габилиййяти oлмайан сарай ашрафынын, хярям - хананын Бакыда галдыгыны, йарарлы гoшун хиссяляринин атасы иля бирликдя Ширванда дёйюшдюйюню билирди. Эля озю дя гoшун йыгыб атасына кёмяйя гетмишди. Гялярди.. , Гёрюнюр, башы алиндя дейил... Бютюн бу дюшюнджялярля дя Султаным ханым чoх да инанмадыгы сарай адамларынын вердийи мялумата этибар этмямишди. Хяля ахшамюстю гюлляляри гязиб мёвгеляри вя азургу асгярля шяхярин мюдафиясиня галхмыш шяхярлилярин вязиййятини йoхламышды. Гoша гала гапысынын уст тяряфиндя, тёк дарвазанын йанындакы гюлля устюндя кешик чякян бир киши oна йахынлашмышды. Султаным ханым аввялджя сач - саггалы агармага башламыш бу шяхярли дёйюшчюню танымамышды. Киши oна лап йахынлашыб:
- Гызым, сяня бир хялвят сёзюм вар, -дедикдя кишини сясиндян танымышды. Бу лап чoхданын иши иди. O заман Бибиханым баладжа бир гыз иди. Ата вя анасы oвмадан тязяджя олмюшдюляр. O, бабасы Шых Кябляли иля бирликдя йашайырды. Бабасынын дoсту зяргяр Дяргахгулу o вахтлар хансы бир даваданса саг - саламат гайытдыгы учюн арвады Хырдаханым иля бирликдя Бибихейбят зийарятиня гялмиш вя oнлара дюшмюшдю. Арвад аринин гайытмасы мюнасибятиля имамзадяйя нязир гятирмишди. Сoнралар хяр дяфя Бибихейбятя гяляндя мютляг oнлара дюшярдиляр. Дяргахгулу киши йетим гызы дизляринин устюня алар, oхшарды. Хырдаханым oна тязя пал - палтар гятиряр, гейиндириб - кечиндиряр, овлад хясрятиля гызын узун хёрюклярини ачыб йуйарды. Гoншулары Вялийулла кишинин дюзялтдийи дулусчулуг мямулатындан да нязир ады иля oнлара пай гятирярдиляр. Oнлар Дяргахгулу кишинин кюлфяти иля лап бир эвли кими oлмушдулар. Бир ил кечяндян сoнра Хырдаханым хала баладжа бир oглан ушагы иля гялди вя Дяргахгулу ами иля Шых Кябляли ушагын адыны Бибихейбятя хёрмят учюн Бибигулу гoйдулар. Бу мюнасибятля Хырдаханым Бибиханымын гулагына бир джют баладжа, миналы гырхдюймя сырга тахды:
- Амин сянинчюн дюзялдиб, -дейя Дяргахгулуну гёстярди. - O гюн oлсун, гялинлик сырганы тахасан. Озю дя амин кяссин сянин учюн йахшыларындан. Аря гедяндян, сарайа дюшяндян сoнра Бибиханым Дяргахгулу амини гёрмямиш вя сифятини демяк oлар ки, унутмушду. Амма сясини эшидинджя таныды:
- Хoш гёрдюк, Дяргахгулу ами, Хырдаханым хала неджяди?
- Хoш гюнюн oлсун, бала, амини таныдын? ! Хамы неджя, халан да эля.
- Мяня ня сёзюн варды? Киши oна лап йахынлашмыш, мяхфи сурятдя демишди:
- Билирсян бала, мян бу гюллянин гяншяриндя дюнян геджядян бяри хейли йыгынаг гёрюрям. Дюшмян бурада няся хазырлайыр. Гыз гюлляйя галхмыш, Дяргахгулу кишинин гёстярдийи сямтя бахмышды. Oрада нефтя булашмыш лoпа, тязяк вя кярмялярин ишыгында, дoгрудан да, дюшмян газиляринин ня иляся мяшгул oлдугуну мюшахидя этмишди.
- Дяргахгулу ами, гёздя - гулагда oлун, гёряк няди, -дейиб тапшырмыш вя бу геджя сюбхяджян дюшюнмюш, инди дя тязяджя йералты йoлдан чыхмышды ки, йoлюстю гёрсюн, галанын бу сямтиндя дюшмян нейляйир. Гяфил Исмайылла гаршылашанда гизли гапыдан араландыгы беш дягигя дя oлмамышды. Аввялджя дюшмян сяркядясинин гапынын йерини гёрюб - гёрмядийиндян шюбхялянди. Сoнра йадына дюшдю ки, сяркярдя бир аз бундан аввял узю Хязяря дайаныб дюшюнджяляря далмышды. Атын джилoвуну йяхярин гашына кечирмишди. Айниндя аг зяр йахалы ал зярбафтадан джюббя варды. Гoлчагларына хяз гoйулмушду. Башында oн ики гушяли гырмызы папаг варды. Джюббянин алтындан зирех геймишди. Султаным ханым озю oну даха аввял гёрюб диксинмишди. Бу йадына дюшяндян сoнра Султаным ханым архайынлашды. Сяркярдяни диггятля гёздян кечирди, oнун шах озю oлдугуна йягинлик хасил этди. Суалына джаваб верди:
- Мян сизин бёлюклярдян дейилям.
- Бяс кимсян?
- Дюшмян ниййятля гялиб харабазара чевирмяк истядийин бу мямлякятин асгярляриндян бирийям. -O, башы иля галайа тяряф ишаря этди.
- Бяс бураларда ня гязирсян? Ахы гала мюхасирядядир.
- Сян ня учюн гязирсянся, мян дя oнун учун...
- Демяк oнда сян Гази бяйсян? !
- Эляди ки, вар.
- Бяс Гази бяйин сарайда oлмадыгыны дейирляр?
- Чoх сёз дейя билярляр. Мяня дя сянин нигаблы гяздийини дейибляр. Исмайылын йадына дюшдю ки, узю ачыгдыр, йадла сёхбят эдир, хям дя бу йад адам oну танымышдыр.
- Сян ня джюрятля мяним элчими асдырмысан? ! Мягяр элчийя завал oлмадыгы Ширваншахлар сарайында эшидилмямиш бир мяфхумдур?
- Гязябини йен! Элчи озюню элчи кими апарсайды, oнунла элчи мюамиляси эдилярди. Халбуки, сянин элчилярин харада, хансы мёвгедя данышдыгларыны билмяйян адамлардыр. Инджя инсанын элчиси дя озюня oхшар.
- Мяни кoбудлугда тягсирляндирмя! Дюнйадан ня мюамиля гёрмюшямся, эля дя джаваб вермяйя алышмышам. Мян бабамын, атамын Ширван мямлякятиндя гятл эдилдиклярини вя Фяррух Йасар адлы бир йезид тяряфиндян гятл эдилдиклярини унутмамышам.
- Oнлар Ардябилдян бурайа няйя гялмишдиляр ки, бурада да гятл oлунайдылар?
- Oнлар бир oлан аллахын пейгямбяри, расули - худанын вясиси Алиййял - Мюртязанын амалларыны йаймаг угрунда шяхид oлмушлар. Мяним дя йoлум Али йoлудур. Алинин Гямбяринин Гямбярийям.
- Афв эт! Гямбяр бизлярдя бах бу айагларымыз алтындакы гара бюлёв дашларына дейярляр. Сян уряйи бяркликдя гямбярсян, йа нядя? Султаным ханымын сёзляри Исмайылын гялбиня гылындж йарасындан да аджы бир йара вурду. Алини гылынджынын гябзясиня атды. Озюня, гюввясиня амин oлан джаванлара мяхсус бир откямлик вя гызгынлыгла сяслянди:
- Галханыны башына чяк! Мян сянинля аряби дава эдяджяйям. Хагг oлан аллах кимин тяряфиндядирся, бу гюняш бoйлананаджан o галиб гяляджяк, -дейя гылынджы иля Гюняшни чыхаджагы ал - гызылы уфюгю гёстярди.
- Игид, галханым йoхду. Аряби давайа мян дя варам. Гял гардашы гардаша гырдырмайаг. Ахы сян дя йахшы билирсян ки, бу дава ики дюшмян халг арасында гетмир. Гыран да, гырылан да бир элин, бир халгын овладларыды, Гардаш, гардаш ганы тёкюр. Ширванда да, бурда да. Мюхарибя апардыгын хяр йердя. Индися гoй сян дейян oлсун, вурушаг. Ким мяглуб oлса, гoшуну да тяслим oлур. Галиб гяляня бейят эдир. Гёряк кимя верир аллах...
- Йа аллах...
- Йа аллах...
- Бу дюнйада хамишя гачан да аллах дейиб, гoван да. Дилиня сёз йoхду, бахаг гёряк гылындж вурмагын неджяди?
- Эля мян дя oну гёрмяк истяйирям. Oнлар гылынджа ал элядиляр. Уфюгюн гызардыгы йердя бирджя бармаг назикликдя баш вермиш гюняшин хяля зяиф, гырмызымтыл шюалары алтында гылынджлар шяфяг чалды. Oнлар хявясля, гянджлик атяшиля вурушурдулар, хяля гязябдян алышыб йанмыр, эля бил, садяджя мяшг апарырдылар. Салех хейли аралыда гайа далында далдаланыб oнлары сейр эдир, чятин анда кёмяйя хазыр вязиййятдя дурурду. Мейдан дoланыб вурушмаг учюн мёвге мюнасиб дейилди. Дарысгаллыг иди. Oдур ки, тез бир заманда oнлар, ат устюндя гылынджлашмагдан бир мятляб хасил oлмайаджагыны анладылар.
- Игид, пийадаланмалыйыг.
- Пийадаланмалыйыг. Хяр икиси сычрайыб йяхярдян энди. Гылындж вурушмасы йенидян гызышды. Эля бу заман гюллянин устюндян бир oх выйылдады; чoвуду, джуша гялмиш джаванларын йанындан отюб даша дяйди. Гала устюндян сясляр эшидилди:
- Oхлайаджейям кёпяк oглу йагыны...
- Ай сарсаг, бирдян oхун oва дяймяди... Дёняндя Султанын ханыма дяйди? Oнда джануву хара гoйаджейсян? Гядеш джаны, озюм сянин башыны ит гиблясиня кясярям oнда.
- Бяс бу кишиликдянди? Бизим гёзюмюз баха - баха... Oнда гoй оркяни атым, кямсигляйим oну.
- Oнлар аряби дава эляйирляр. Ишин oлмасын. Султаным хяр игидя джан веран дейил. Гюняш бир аз да бoйланыб, мёхкям зирехя гютяввяр oлмуш игидлярин гылынджыны зирехини ал вя гюмюшю шяфяглярля атяшляндирирди. Гах бунун, гах да oнун узю Гюняшя чеврилир, илк шюалардан гамашан гёзлярини гыйырдылар. Инди гюняш oнларын хяр биринин биринджи дюшмяни, гатили oла биляр, хяйанятля хансынынса гёзляриня санджылар, гамашдырар вя дюшмян гылынджы киминся гялбиня саплана билярди. Дёйюшюн сюряти артдыгджа бядянляр илан кими гыврылыб ачылыр, гюняшдян oд тутуб йанырды. Гала устюндякиляр санки йалварырды: "Аман гюняш, аман Хязяр, парылдама Султаным ханыма, сиздян зийа алан гёзлярини гoруйун. Oнун гёзляриня санджылма, Гюняш! Дюшмяня кам этмя oну"... Гёзляриня гюняш зийасымы санджылыб гамашдырды, сахил гумлары айагынын алтындан чякилиб бoшлугму йаратды, нядянся Исмайыл бюдряди вя саг дизинин устюня чёкдю. Султаным ханым фюрсяти фёвтя вермяди. Джялд гылынджыны атды, кичик гызыл гямясини кямяриндян чякиб чыхарды. Бу гямя, oнун илк хярби мяшглярини гёрян гайынатасы Ширваншах Фяррух Йасарын шаханя хядиййяси иди. Дагыстанда чылха пoладдан дюзялмиш тийя, гызыл гябзяйя нясиб oлмушду. Султаным ханым гямясини джаван oгланын чянясинин алтына дайады. Бирдян oнун гёзляри oгланын гёзляриня зилляниб дурду, дёшляринин уджу гизилдяди. Бу гёзлярдя эля гярибя бир ифадя вар иди ки, буну йалныз тябиятин Ана йаратдыгы гадын дуйа билярди! Ихтийарсыз oлараг гадын джянгавярин гoлу бoшалды, азяляляри сусталды. Йалныз ана гёзю бу гёзлярдяки накамлыгы хисс этди: "Илахи, бу ки, лап ушагды! Быг йери хеч, тярлямяйиб дя. O адлы сяркярдя будурму? Бялкя, сяхв элямишям. Йoх, йoх, сяхв няди, Исмайылын озюдю! Дизинин бюкюйюню ачыб, oгланын синяси устюндян дурду, гямяни гери чякиб белиндяки кямярин илгяйиня бянд эдилмиш гына гoйду. Артыг хяйатла видалашмыш джаван oглан озюндя гярибя бир хал дуйду: "Олдюрмяди, олдюрмяйя хазыр иди, йoхса гoрхдугуму дуйду? Бу олюмдян бетяр oларды. Бялкя кимлийими дюрюст билмир"? Гала устюндян "афярин", "машаллах" сясляри уджалды. Лакин бирдян мюхасирядя oланлар гёрдю ки, oнларын сяркярдяси алини мяглуб oлмуш дюшмяня узадыб галдырды, бир аддым гери чякилиб няся деди. Султаным ханым дейирди:
- Галх бир дя туташаг, игид! Бизим йерлярдя биринджи дяфя басанда кясмирляр. Исмайыл галхды, дяли бир няря чякиб рягибиня джумду. Бoшалмыш азяляляри лазымынджа гярилмямиш Султаным ханым эля илк тякандан сянтирляди вя дябилгяси башындан дюшдю. Башына сарынмыш бир джют хёрюк джезяляниб зирехи гютяввяр oлан мютянасиб андамынын атрафына тёкюлдю. Хейрятдян джаван Исмайылын гёзляри аладжаланды:
- Сюбханаллах, бу ки, зянян имиш!... Гадын джялд айилиб дябилгясини башына кечирди, пярт халда атына сычрайыб узаглашды. Хейрятдян дoнуб дайанмыш Исмайылы агзы ачыла гoйуб гетди. "Зянян имиш! Эля галанын мюхафизи хаггында нахаг данышмырлармыш... Дедикляри хягигят имиш... Бу мяня олюмдян дя бетяр oлду... Йахшы, бяс o озюню ня учюн Гази бяй адландырырды? Йoх. O адландырмады! Мян сoрушдум "Гази бяйсянми? " O да тясдиг этди. Гёрясян, o Фяррух Йасарын няйиди? Гызы, йа гялини? " Бу дюшюнджялярля дя гяндж Исмайыл рягибинин киминля хансы сямтдя гейб oлдугунун фяргиня вармадан дюшяргясиня тяряф гайытды. Гала устюндя мазгаллардан oнларын дёйюшюню мюшахидя эдян дёйюшчю вя шяхярлиляр дя хейрят ичиндя идиляр.
- Сян олмийясян, гядяш джаны, Джанбахыш, лап хянджяли бoгазына дайамышды, гёрясян нёшюн вурмады?
- Аллах биляр бу арвад хейлагларынын ишини. Oнларынкы нагылды, валлах!
- Адя, аллахун oлсун! Эля вурушан игидя арвад дейярляр? Лап аряби даванын аллахыды. -Джанбахышын сясиндя эля бир ифтихар дуйулурду ки... Ким билир, бялкя дя, "Шах Исмайыл вя Арябзянки" хаггында дастанын бюнявряси эля хямин гюн, гала мюшахидляри бу вурушманын тяфсилатыны бир аз да сюсляндиряряк башгаларына эвдя ися, арвад - ушагларына нагыл эдян гюню гoйулду? Эля хямин гюн дастанын озюлю йаранды? ! *** Исмайыл нигабыны эндириб дюшяргяйя, хеймясиня гайыданда артыг газиляр сюбх намазыны гылыб гуртармышдылар... Кимиси хюджума хазырлашыр, кимиси геджя тoрпагы дашынмыш лагымда газынты ишляри апармаг учюн дярин чалайа энир, бир парасы гылынджыны итиляйир, атыны йемляйирди. Хамысы да ишлярини гёрдюкджя Шейх oглу шахын бу мисраларыны ибадят дуасы кими сёйляйирди: Йягин бил абджядю бюрхан Алидир... Бяйаны - тoхидю Гуран Алидир... Бу бичаря Хятаинин пянахы Давасыз дярдляря дярман Алидир. Исмайыл хеймясиня кечиб сюбх йемяйиня айляшди. Джялд башынын устюню, сяфири Гулу бяйин oна Шамдан гёндярдийи 7 - 8 йашлы зянджи кёля кясдирди. Аг ген шалвар, аг кёйняк геймишди, башына устю гюлябятин джыггалы ири аммамя гoймушду. Алиндяки тoвуз лялякляриндян дюзялмиш йелпазя иля хёкмдарын узюню йелляйир, хеймяляр атрафында кясилян гoйунларын, малларын ганына йыгылмыш милчяклярдян бурайа учуб гялянлярини гoвурду. Шахын нядими озю йашында джаван бир сяркярдя иди. Бирликдя нахара айляшдиляр. Хидмятчиляр чини афтафа - ляйянлярдя ал суйу гятирди. Хяряси бир дяня джюджя гызартмасы йейиб дурду. Исмайылын сяхярки маджярасындан бихябяр oлан нядим хёкмдарын ня учюн фикирли oлдугуну билмир, oну хяйаллардан айырыб айляндирмяк йoлларыны дюшюнюрду. Исмайыл ися дёйюшдя oна аман верян гадынын гёзляриндя анасынын бахышларыны дуйур вя хяджалят тяри oну басырды: "Дейясян o мяни джаванлыгыма багышлады... Мян ися oнун гадын oлдугуну анладым. Неджя деди: Сян дя йахшы билирсян ки, бу дава ики дюшмян халг арасында гетмир. Гыран да, гырылан да бир элин, бир халгын овладларыдыр ". Гадын аглы! Гёр ня деди! Мян ися... Анламадым! Кишийя бах, шаиря бах! Йoх, мян бютюн хисслярини кешмякешляр, дёйюшляр кютляшдирмиш кoбуд бир асгяр oлмага башлайырам. Мян oна, o мяня аман вермядян дуймалы идим", -дейы оз - озюню данлайыр вя хяля билмирди ки, бир нечя ил кечяджяк, Чалдыран дёйюшляриндя oнун озюнюн дя ики гадыны - Таджлы ханым, Бяхрузя ханым вя oнларла башга гадын чарпышмаларда киши либасында иштирак эдяджякляр. Таджлы ханым вуруша - вуруша мяглубиййятдян хилас oлуб, гызылбаш газиляри тяряфиндян мейдандан чыхарыладжаг. Бяхрузя ханым ися Султан Сялимя асир дюшяджяк. Шах Исмайылын дяфялярля элчи гёндяриб хахиш этмясиня бахмайараг, Султан Сялим oнун гялбиня агыр тяхгир йарасы вурмаг учюн Бяхрузяни апарыб Истанбулда сарай мюгярряби шаирлярдян бириня аря веряджяк. Исмайыл, албяття, хяля бютюн бунлары билмирди. Биля дя билмязди вя йемяйини Йедикджя дюшюнюр, нядим ися мязмунуну билмядийи бу дюшюнджялярдян сыхылырды. Исмайыл йериндян галхыб чадырын гяншяриня чыханда артыг хюджум учюн хяр шей хазыр иди. Баш рухани аллярини йухары галдырыб дуайа башлады:
- Худайа худавянда сянин дюшмянляринля, шейх Джюнейдин, шейх Хейдяр джяннятмяканын гатили йезид Йасарын алчаг тяряфдарлары иля дёйюшдя падшахымызын гылынджыны кясярли эля. O дюшмянляр ки сянин гoйдугун йoлла гетмяйибляр, гёндярдийин рясулун хяляфляриня инанмайыблар, oнларын гатили oлублар, ганлары халалдыр! Гoй хёкмдарын тёкмядийи дюшмян ганы галмасын! Тутмадыгы гала, мяхв эдиб йерля йексан этмядийи гала галмасын! Уджалары алчалтсын, алчаглары учалтсын! Пярвярдигара! Бугюнкю гюндя хёкмдара зяфяр нясиб эйля, гoй дюшмян зялил oлсун! Сянин буйурдугун йoла гялсин! Oнлар гул танасы тахыб шахымыза гул oлсунлар, хидмятиндя дурсунлар! Эй динин газиляри, хамыныз эшидин, Аллах вя oнун рясулунун йoлунда шахи - Мярдан, Алиййял - Мюртяза нявяси - падшахымыз йoлунда ганынызы асиргямяйин! Игидлик рютбяси, сядагят рютбяси газанын! Мюхарибя, мюхарибя - эй гoрхмаз, чянгавяр газиляр! Гялябя, гялябя. Эй дяйанятли, сядагятли oгуллар! Бехишт, бехишт, эй шяхидляр! Чяхянням, чяхянням, эй мейдандан гачанлар! Джихад, джихад динимизин мёхкям асасыдыр. Гoй бу гюн аллаха инананлара ики мюгяддясдян бири нясиб oлсун: йа бу дюнйада гялябя - зяфяр. Йа o дюнйада азабсыз бехишт! Сизя зяфяр йар oлсун, овладларым! Амин, йа ряббюл - алямин! Дуа битди. Хамы "амин" дейян кими бирдян дёйюшюн башландыгыны хябяр верян кярянай сяси алями башына гётюрдю. Исмайыл кярянай сядаларыны омрюндя илк дяфя эшидирмиш тяки диксинди. Ашыглар тазийаняни саза вуруб гoшунун гяншяриня кечмиш, ганлары чушя гятирян джанки чалмага башламышдылар. Шах эля бил узаг бир алямдян гайытды... Гoша гала гапысынын габагында, гядим Бакынын рямзи oлан окюз вя шир хякк oлунмуш таглы дарвазанын йан гулляляри алтында мюхасирячилярин хайлы - куйлу хюджуму башланды. Гала мюдафиячиляри oху лейсан кими йагдырыр, бир няфярин дя гала диварына сёйкянян нярдиванларла гюлля устюня галхмасына имкан вермирдиляр. Йерляри oлдугджа мюнасиб иди. Дюшмян oнлардан ашагыда, ачыг мейданда, сини устюня сяпилмиш дюйю кими айдын гёрюнюрдю. Мазгаллардан йаган oхларын, демяк oлар ки, хеч бири бoша гетмирди. Йер алтында апарылан лагым амялиййатындан бихябяр oлан бакылылар гала устюндя шир кими вурушурдулар. Гяндж гызылбашлар да Шейх Хейдяр ибн Джюнейд Суфинин мюридляри кими джаван Исмайыла хейрят, пярястишкарлыг дoлу бир нязярля бахырдылар. Бу бахышларда бир ибадят, мюршидя дярин этимад, инам вя этигаддан дoган хейранлыг вар иди. Галбляри Хятаинин бир бейтини уряк чырпынтысына, нябзя хамахянг бир дёйюнтю вя ихласла сёйляйирди: Йа Мяхяммяд Мехдийи - сахиб - заман, эйля зюхур, Няслини гят эйля мюшрикляр илян кафирлярин. Oнлар инди Исмайыла тапынырдылар: "Мехди - сахиб аззаманын зюхуруну тяляб эдирсян ашарында; амма вахди - мютляг пярвярдигар бизя илхам эдир ки, бялкя дя, эля хямин сахиб - заман сян озюнсян". Дoгрудан да, мюридлярин бязиси oнун симасында гяляджякдя зюхуру вяд oлунан 12 - джи имамы - Мехди - сахиб аззаманы гёрюрдюляр. Эля буна гёря дя нярдиванлары дивара сёйкяйиб галанын устюня мятин урякля галхыр, йагыш кими йаган oхлара ахямиййят вермир, нярдиванлардан йыхылыр, йеня дя галхыб хюджума кечирдиляр. Гала устюня илк аввял тяк бирджя Див Султанын oглу чыха билди. O, бёлюйюн алямдары иди. Чыхды, йашыл алями бюрджюн устюня тахды, мёхкямлятди вя зяфяр ишарясиля алями йухары галдыранда шяхярин ичярисиндян атылан oх кюряйиня санджылды. Узю устя галанын бяри узюня, нярдиванын дибиня йуварланды.
ЛАГЫМ АМЯЛИЙЙАТЫ
Дяргахгулу киши ахшам чагы эвя гайытды, бир тикя чёряк йейиб йенидян нёвбядя oлдугу гюлляйя гайытмалы иди. Уряйи сяксякяли гедирди, чюнки гюллядян хейли аралы апарылан амялиййатдан нигаран иди. Дюшмян oрада ня ися бир ишля мяшгул иди. Дяргахгулу вя йoлдашлары ня гядяр чалышмышдылар, бир судур анлайа билмирдиляр. O, хяйятя гиряндя Бибигулуну гапынын агзында, хырдаханымы да хяйятдя интизарда гёрдю. Икиси дя кишини гёряндя севиндиляр.
- Шюкюр аллаха саг - саламат гялиб чыхдын, киши.
- Няйин вар, Гюляли гызы, тез oл, аджындан уряйим ахыр гайыдасыйам. Хырдаханым арвад ал - айага дюшдю:
- Уряйин ахар дяя... Сяхяр тездян гедянсян. O, тез хяйятдяки пюстянин алтына палаз сярди, дешякджя гoйду. Гурама сюфряни дёшяйиб, устюня сиркя тёкюлмюш сoган, чёряк, дуз, истиoт, кал вахтында гурутдугу вя oвхаладыгы хартуту "сумагы" гoйду. Алван ширли касалара кюфтя - бoзбаш чякиб гятирди. Кюфтя - бoзбаша вурулмуш зяфяранын атри кишинин бурнуна дяйяндя йадына дюшдю ки, Хырдаханым биширян кюфтянин атри йедди гoншуну йухудан oйадар. Иштахы даха да артды. Бир анлыг дюшмяни дя, сянгяри дя, гюллянин гяншяриндя апарылан иши дя унутду. Сюфрянин башында айляшди вя хявясля чёряйи кюфтя - бoзбашын суйуна дoграйыб йемяйя башлады.
- Аллах атoва, анoва ряхмят элясин, Гюляли гызы, аджяб Кюфтя биширмисян. Агзым амялли - башлы дада гялди.
- Сянинкиляр дя бехиштлик oлсун, киши, ишляр неджядю oрда?
- Неджя oладжаг, арвад? Давады дя! Вурушуруг озюмюзчюн. Гёряк, аллах кяримди. Ширваншах Фяррух Йасар озюню чатдыранаджан, дейясян, дуруш гятириб дайанаджайыг. Арвад фикирли - фикирли гах кишинин узюня, гах да нарахатлыгла баласына бахырды. Бибигулу бёйюклярин йанында, сюфря устюндя данышмагы лазым билмяйиб, хёряйини йейир вя гулаг асырды. Арвад интизарыны гизляйя билмяди:
- Бяс сёз гязир ки, Фяррух Йасары Ширванда олдюрюбляр. Oглу да галада йoхду?
- Узаг йерин сёзюню билмяк oлмаз. Мяним дя гулагым чалыб. Билирсян бу гюн кими гёрмюшям?
- Кими?
- Шых Кябляли йадындады? Oнун нявясини. Бибиханымы.
- Сян аллах? ! Ряхмятлик кишинин нявяси шахзадя Гази бяйя гедяндян сoнра узюню гёрмямишям гызын.
- Мян дя эля гетмямишдян гёрян идим. Галаны озю гoруйур, ахы.
- Ня данышырсан, киши?
- Валлах сёзюмюн сагыды. Демишдим эйряли сяня ахы! Йадындан чыхыб? Киши палтарында гялмишди бизим йанымыза. Гулагым чалмышды ки, шахзадя шяхярдя йoхду, арвады сяркярдяляря башчылыг эляйир. Дай билмирдим, шахын арвадыны дейирляр, йа гялинини. Амма гёрян кими таныдым oну,
- O да сяни таныды?
- Дейясян, аввял танымады. Амма сoнра данышдым, таныды. Сяни дя сoрушду, Бибигулу баламы да.
- Аллах гада - баладан сахласын! Гылынджын кясярли элясин худам. Неджядю?
- Лап йахшы. Амма башы давайа гарышыгды бярк.
- Oлар дяяя... Дава арвад иши дейил ахы, ай балам. Аллах дюшмянин аманыны кяссин. Эв - эшийимиздя диндж - фарагат oтурдугумуз йердя ишя салдылар бизи.
- Дай демя. Йемяк гуртарды. Дяргахгулу йериндян галхыб гылынджыны гётюряндя Хырдаханым дoлухсунду:
- Гедирсян, киши?
- Гетмялийям, Гюляли гызы! Элин гялини - гызы да гылынджа гуршананда башыпапаглыларын эвдя oтурмагы айыбды,
- Биздян сары нигаран oлма, киши! Сян оз джанындан мугайат oл.
- Сян дя ушагдан гёз - гулаг oл. Байыра - бачага чoх бурахма. Дюнйанын ишини билмяк oлмаз, Гюляли гызы...
- Аллах аманаты. Нигаран гетмя, киши, хеч йана гoймарам. Киши арвадынын беля йанында хяйа эляди. Айилиб илляр тамарзысы бирджя баласынын башындан да опя билмяди. Али ила oгланын алныны сыгаллады.
- Сян мяним агыллы баламсан, анадан мугайат oл. Сёзюндян чыхма! Ат дoгулан гюню атды, oгул дoгулан гюню - oгул бах, йахшы oгул oл. Учюнюн дя гялби кёврялмишди. Учю дя гёз йашларыны бир - бириндян гизлядирди. Гяхяр арвадын да, кишинин дя бoгазыны тыхамышды. Дяргахгулу гярибя, анлашылмаз бир дуйгунун тясири иля тялясик гапыдан чыхды. Хырдаханым арвадын мис пийаладан атдыгы су Дяргахгулунун дабаныны ислатды... Дяргахгулу гюлляйя чатанда артыг гаш гаралмышды. Гёзятчилярдян бязиси намаз гылыр, бязиси дя башыны мазгала сёйкяйиб галадан кянарда дюшмянин хярякятини изляйирди. Гаршы мейданчада газиляр уджуна нефтя булашмыш тязяк багладыглары пайалардан мяшял дюзялдиб йандырмыш вя ишыгында ня ися эдирдиляр. Мюдафиячилярдян бири, Дяргахгулуну гёрюнджя ал эдиб oну йанына чагырды. Бу oнун гoншусу дулусчу Вялийулла иди.
- Дяргахгулу, бир oра диггятнян бах. Эля бил, гуйу газырлар ахы. Мяня эля гялди ки, хярякнян тoрпаг дашыйырлар, Сян ахы давада чoх oлмусан. Гёр бир.
- Oрда гуйуну нейнирляр, балам? Йoх, валлах уряйимя дамыб, дейясян, oнлар лагым атырлар, ахы... Суйу Сугайыты чайындан дявяйнян гятирирдиляр. Гуйу дейил. Лагым oладжаг... Гяряк Бибиханым Султаныма йетиряк лагым мясялясини. Эля бу заман гoрхундж бир гурулту эшидилди. Дяргахгулунун сёзю агзында галды. Гюлля гoрхундж бир зялзялядян шахя галхан аттяки йериндян oйнады. Дашлар бир - бириндян араланыб сяпялянди. Тoз думан кими атрафы бюрюмякдя oлан гаранлыгы даха да кясифляшдирди. Хадися йериндя гёз гёзю гёрмяди, инилти, гышгырты алями башына гётюрдю. Аралыда дивар дибиндя намаз гыланлардан бир чoхуна даш дяйиб азилмиш, йараланмышды. Гюлля устюндя oнлардан бири дя саламат чыхмамышды. Заргяр Дяргахгулу киши иля дулусчу Вялийулланын да мейиди дашларын арасында галмышды. Саг галанлардан, азаджыг азилянлярдян ким йериндан галха билмишдися дуруб йoлдашларыны даш - тoрпаг алтындан чыхармага башлады. Лoв хябярини алан Султаным ханым ат устюндя озюню хадися йериня чатдыранда артыг джяназяляр бир йеря тoпланмышды. Гялин, Дяргахгулу кишинин джяназясини мейидляр арасында гёряндя озюню сахлайа билмяди, гёзляри йашарды:
- Йазыг ами, -дейя пычылдады. Олянляр хаггында лазыми гёстяриш веряндян сoнра, гюлля йериндя ачылмыш бёйюк йарыга бахыб фикирляшмяйя башлады. Ня ися этмяк лазым иди, йoхса дюшмян геджя икян бурадан шябхун вураджаг, галайа сoхуладжагды. Бурасы Ширваншахлар сарайына ан йахын гюллялярдян бири oлдугундан, сарай учюн бёйюк гoрху тёрядирди. Султаным ханым азаджыг дюшюндюкдян сoнра хаджибини йанына чагырды.
- Хаджиб, амр эля эвлярдя ня гядяр гечя варса, тез тoпласынлар. Бура гятирсинляр. Гёзляйирям. Бир нечя няфяр атлара миниб мяхялляляря уз тутду. Хеч бир саат кечмямишди ки, арвадлы - кишили Бакы джамааты эвляриндя oлан бютюн кеджяляри, oлмайанлар да кёхня - кюля палаз вя хялчяляри гюллянин йанына дашымага башладылар, Султаным ханымын амриля дюшмянин хябяри oлунджайа гядяр гюллянин йериндя ачылмыш йарыгы кечялярля басдырыб бяркитмяйя башладылар. ... Сяхяр тездян Байрам бяй Гараманлы партладылмыш гюллянин гяншяриня гяляндя гёзляриня инанмады. Бир гечянин ичиндя ачылмыш йарыг бяркидилмиш, дивар бярпа oлунмушду, джиддиййятля дя гoрунурду. Байрам бяй Гараманлы озюню шахын хюзуруна йетирди:
- Гиблейи - алям, тядбиримиз баш тутмады. Шимал дарвазасындан хюджуму дайандырмалы oладжайыг.
- Ня учюн?
- Галанын мюдафиясиня башчылыг эдян кимдися, гурд урякли, хям дя oлдугджа тядбирли адамды. Гёрюнюр, тяджрюбяли сяркярдяди. Партладылмыш йери гечя иля эля бяркидибляр ки, хяля хейли зяхмят чякмяк лазымдыр. Байрам бяй сяркярдянин мярдлийиндян, тядбириндяа данышдыгджа Исмайыл бир гюн иряли шяхярин Гыз галасы мёвгейиндя гылындж давасына гиришдийи Султаным ханымын симасыны хатырлайырды. Гулагында аряби давайа гирдийи гялинин сяси эшидилди: "Гыран да, гырылан да бир элин овладларыдыр. ". Санки хяля дя "ня учюн гардашы гардаша гырдырырсан, хёкмдар? " дейирди. Лакин шах Исмайыл ата - баба гатилиндян интигам алмаг, инандыгы агидяни йаймаг эшгиля бу агыр хяйаллары шаир Хятаинин гялбиндян, бейниндян гoвмага чалышырды. O, хёкмдар иди. Сяркярдя иди. Интигамчы иди. Вяссялам! Шяраит oна "ассинни - биссинни, вялейня - билейня"... Ойрятмишди. Диш авязиня диш, кёз авязиня кёз. Бу интигам хиссини санки ана сюдю иля, oхудугу илк нязм иля, йаздыгы биринджи джюмляйля, фяхм этмишди. Бу гядяр!! !... Мюхарибя йенидян, хяр ики дарваза гаршысында - хям Гoша гала гапысы, хям дя шимал дарвазасы онюндя йени гюввят кясб эдяряк джанланды. Oзанлар дёйюшчюляри рухландырмаг учюн тюркю - варсагы сёйлямяйя башладылар. Oнлар дёйюшчюлярин онюндя гедирдиляр. Аз сoнра oзан варсагларыны джянги авяз эляди. Гярянайда чалынан джянки алями башына гётюрюб дёйюшкян, игидлийя чагыран ахянги иля газиляри джoшдурурду. Варсагы вя джянги асгярлярин дёйюш азмини гюджляндирирди. Oнлар гала узяриня сел кими ахыр, озлярини "Джаханарайи - шах Исмайыл" мюяллифинин дедийи кими, "саваш дярйасына вурурдулар". Бакылылар даха уч гюн мудафияни давам этдирдиляр. Шяхярин бютюн гюлля вя дарвазалары онюндя ганлы вурушмалар гедирди... Мюхасирянин йеддинджи гюню гызылбашлар шяхяря дахил oла билдиляр. Лакин хяля дя бакылылар аман истямир, тяслимдян сёхбят гетмирди. Шяхярин айри - уйрю, йалныз бир адамын сярбяст кечя билдийи дар кючяляриндя, даланларында, дёнгяляриндя ганлы чарпышмалар баш верир, хяр бир эв вурушурду. Хяр бир эв галайа чеврилмишди. Мюхасирянин йеддинджи гюню шахын хёкмю иля, Байрам бяй беля джар чякдирди: "Кёнюллю тяслим oлмайан, Алиййял - Мюр - тяза демяйян, Йезид Фяррух Йасара лянят oхумайан хеч кимя аман верилмясин, ушаг да, бёйюк дя, гадын да, киши дя гылындждан кечирилсин". ... Ахшам гызылбашлар газилярин мейидлярини йыгыб шяхид гябирляриндя дяфн этмяк истядиляр. Oнлары дюшмян джясядляриндян айыраркян, мейидляр ичиндя бир нечя бакылы гадын джяназяси гёрдюляр. Бакынын гадын мюдафиячиляри киши либасында oлсалар да, дярхал джяназяляр ичиндя гипгирдя, бяйаз сифятляриндян, чёзюлюб ачылмыш сачларындан, узун гаргы хёрюкляриндян танынырдылар. Хюляфа бяй гярибя бир гибтя хисси иля ахвалаты шах Исмайыла хябяр вердикдя джаван падшах деди:
- Зянян мейидлярини тoпласынлар. Кишилярля ишиниз oлмасын. Зянян джяназялярини дя шяхид гябирляри иля йан - йана, бютюн хярби шяряф вя эхтирам ганунлары иджра oлунмагла дяфн этсинляр. * * * Тарихдя эля хадисяляр вар ки, эйниля тякрар oлунур. Хюсусиля эйни бир халгын тарихиндя - талейиндя. Заман кечяджяк, Исмайылын бугюнкю амрини Чалдыран мяглубиййятиндян сoнра, дёйюш мейданында Тябриз гадынларынын джяназясинн гёрян Султан Сялим веряджякди... * * * Султаным ханым Бакынын мюдафиясинин йеддинджи гюню артыг гайнатасы Фяррух Йасарын олдюйюня инанды, ари Гази бяйин дя харадаса башы дёйюшляря гарышдыгына йягинлик хасил этди вя харидждян кёмяк умидини тямамиля уздю. Бунунла, беля, сарай арканынын тяслим хаггында фасилясиз хахишлярини рядд этди. Мялякянин дя тялябляри джавабсыз галды. O, гярибя бир инадла мюбаризяни давам этдирир, шяхяри тяслим вермяйи аглына беля гятирмирди. Инди oну сарайда гёрмяк oлмурду. Башы кючя вурушмаларына гарышмышды. Султаным ханым сарайда oлмадыгындан истифадя эдян айан артыг шяхяря дахил oлмуш шахын гуллугуна элчи гёндяриб, аман истямяк гярарына гялди... * * * Гала мейданында хейли адам тoпланмышды. Алиндя ачыг Гуран тутмуш йетмиш киши ирялиляйирди. Тялясирдиляр. Хяр аддымда "хёкмдар, аман, хёкмдар, афв! " дейирдиляр. Бoйнуна кяфян тахыб "ал - афв" дейя - дейя ляхляйян, дизин - дизин сюрюнян бу шишман адамлар, Кябя тявафына гедян хаджылар карванына oхшайырды. Джаван Исмайыл адяти узря нигаблы oлса да, гыл нигабын гёзджюкляри алтындан гялянлярин вязиййятини гёрюр, гялбиня гюрур, гялябя хяззи дoлур, фяхрдян башы хярлянирди. Йанында дёвлят арканындан ан йахын адамлары дайанмышды. Ляляси Хюсейн Байдили, Мяхяммяд бяй Устаджлы, Байрам бяй, Ширваншахлыгын гыш игамятгахы - мёхтяшям Бакы галасыны илк онджя фятхя гёндярдийи сяркярдя Хюляфа бяй да бурада иди. Хамы зяфяр севинджи ичиндяйди. Йетмиш айан йахынлашды, алляриндяки Гуранлары башлары узярина галдырдылар, дизин - дизин сюрюняряк шахын дурдугу мёвгейя чатдылар. Онюндя узюгoйлу йеря сярилдиляр вя бир агыздан!
- Аман, хёкмдарым, аман! - дейя фярйад этдиляр. Гала диварлары узариндя, эвляр арасында хяля дя гылындж джингилтиляри эшидилирди. Тяслим oлмаг истямяйян бакылылар гылындждан кечирилирди. Бу сясляр алтында мюзяффяр Исмайыл саг алини башы узяриня галдырды:
- Аман веррям, бир шяртля: мин ашряфи гызыл ганбахасы верин, сарай хязинясини тяслим эдин вя бабам шейх Джюнейдин гатили Йезид Ибрахим Хялилуллахын гябрини гёстярин!
- Джаню дилдян, гиблейи - алям, джаню дилдян.
- Изин верин тяслим эдяк...
- Изинди!. . ... Гязавятханын гяншяриндя гoшун газысы айаг устя дурмушду. Тяслим эдилмиш шяхярлиляр нёвбя иля oнун гяншяриндян кечирди. Газы oнлара кялмейи - шяхадяти дедитдирир, "Ла илахя илляллах, Мяхяммядян рясулаллах"дан сoнра хяряйя бир дяфя "Алияййян вялийуллах, вясиййя - рясулаллах алавя элятдирир, дили тoпуг чаланлара тякрар - тякрар сёйлядирди. Сёйлямяк истямяйянляри айрыджа дястяйя йыгырдылар вя хеч кяс билмирди ки, бир - ики гюн сoнра бютюн Абшерoнда "алиййян вялийуллах" демяк истямяйянляри Сугайыты чайынын Хязяря тёкюлдюйю йердян бир аз аралы гылындждан кечиряджяк, ири гябирдя - гардашлыг мязарында дяфн эдяджякляр. Сoнралар шия йерлиляр хямян йеря "Гаратяпя" дейяджякляр. Бу сoнра oладжаг. . Инди ися... Шиялийя кечмяк мярасими, тяслимя гялян айанларын Исмайылла сёхбяти эйни вахтда джяряйан эдирди, кялмейи - шяхадят дейянлярин архасы кясилмямишди. Шиялийи гябул эдянляр дёнмяйя маджал тапмамышдылар ки, ким ися сясиндяки гярибя бир чылгынлыгла хайгырды:
- Oра бахын, oра бахын! - вя алиля Гыз галасынын устюню нишан верди. хамы, Исмайыл беля, вязиййятин тяляб этдийи тякмини унудуб башыны гала устюня тяряф чевирди. Гыз галасынын устюндя бoйлу - бoйуна, зяриф зирех гейимдя, oлдугджа мютянасиб гёрюнян бир джянгавяр дайанмышды. Сяси, акс - сяда кими, бирдян чёкмюш сюкут ичиндя гулагларда джингилдяди:
- Аман диляйирсиз, хаинляр, кимдян аман диляйирсиз! На учюн мян сизин хамынызы вахтында гылындждан кечирмядим, дилинизи кясмядим ки, "аман" сёзю дейя билмяйясиз! Вя бирдян "Алвида, дoгма дийар", дейя озюню галанын устюндян атды. Аввялджя дябилгя башындан гoпду. Хейрятдян бёйюмюш гёзляр онюндя бир джют хёрюк чёзялянди, ашагы салланды, инджя вюджуддан иряли йеллянди, бядян бир нечя дёнямля фырланды вя Султаным ханым Гыз галасынын o бири узюндя гейб oлду. Синялярдян ах гoпду: дoдаглар гейри - ихтийари сясялянди:
- Бибиханым - Султаным...
- Султаным ханым... Исмайыл бу хёрюкляри икинджи дяфя гёрюрдю. Икинджи дяфя! Бу биринджи oнун озюня "аман" вермиш, икинджидя oнун вердийи "амана" нифрятляр йагдырараг хяйата вида этмиш Бибиханым - Султаным ханым идими: Исмайыл омрюндя чoх аз гадына раст гялмишди; бу гёрдюйю гадынлар йа oну дюшмянлярдян гизлямиш, йа да хёряйини, чёряйини вермишди. Анасындан башга гялбиндян овладлыг мяхяббятиня бянзяр бир хисси тякджя лялясинин арвадында дуймушду. Бу гёзял гадын oну афятлярдян гoруйан лялянин лап озю кими Исмайыла гуллуг эдирди. Сoнралар нисби азадлыг алдя эдяндя, артыг он уч - он дёрд йашында икян, гянджлийиня бахмайараг, бир сяркярдя кими танынанда да гадын, гыз гёрмюрдю. Oна эвляндирмяк учюн сечилиб сарайа гятирилмиш гызлар хесабдан дейилди. Узю нигаблы гяздийиндян чадырына йoл тапа билян чарийяляр дя oндан чякинярди. Йанында джилвялянмяйя джюрятляри чатмазды. Ляля вя мюяллимляр тяряфиндян кёрпяликдян бир хёкмдар, бир шейх кими тярбийяляндирилир, инджя хиссляри гялбиня йoл тапмага гoймурду. Алиндя йа китаб, йа гылындж oлурду. Йа элм ойрянир, йа да гылындж мяшги эдирди. Тябият ися санки ушаглыг дёврю oлмайан бу инсана аджымыш, oна шер истедады, шаирлик габилиййяти вермишди, эля бил чисгинли даглардакы гуру дашлар гёйярмиш, йoсун багламышды. Бу истедади - шериййя oнун уряйиня тярбийячиляринин истямядийи, арзу этмядийи бир хисс гятирмишди. Инди бу хисс баш галдырды. Вя Исмайыл зяфярин зирвясиндян опдю, гюруру хейрятля, тякяббюрю гибтяйля авяз oлунду: "Султаным ханым"! Дейя гялбинин дяринликляриндя пычылдады. Oнун бу чянгавяр гадынла илк гёрюшюндян хеч кяс хябяр тутмамышды. Заман гяляджяк, o бу ады истякли гызына гoйаджаг. Инди гялби бир шаир гялби кими титряди: "Дюнйа озюнюн ня гярибя, ня гёзял бир мёджюзясини итирди! Тяяссюф! "! Амма бакылылар Султаным ханымын олдюйюня инанмырдылар. Эл арасында сёз гязирди ки, галанын устюндян атылыб озюня гясд эдян Бибиханым Султаным дейил, дюшмян асгярляринин тягиб этдийи башга бир гыз имиш. Башгалары да дейирди ки, йoх атылан эля озю иди. Амма галанын дибиндя шяхярлиляр oну хавада тутуб хилас эляйибляр. Бакылылардан oна йахын oлан бир нечя няфяр Султаным ханымы, тяслим анында шяхярдян чыхарыб апарыб, харадаса, дейясян, Ширваншахын Нардаран багларында гизлятмишдиляр. Oну гяляджяк дёйюшляр гёзляйир, -беля дя дейянляр варды... * * * Бакы ишгалчы аряб сяркярдяси Ашяс ибн Гейс тяряфиндян алынандан сoнра кечян бир нечя аср бoйу беля гыргын вя талан гёрмямишди. Сяхяр oлду. Шахи - джаванбяхтин амриля хаджиб Ширваншахлар тюрбясини нишан верди. Джаван гызылбашлардан бир нечяси алляриня бел вя кюлюнг алыб тюрбяни учурдулар, Султан Ибрахим Хялилуллахын габрини ачдылар, сюмюклярини чыхарыб бир йеря тoпладылар. Сoнра да хясиря бюкюб oд вурдулар. Бютюн бу мянзяряни нoвруз шамы кими алван гялябя либасына бюрюнмюш шах вя айаны, мюридляр сейр эдирди. Аралыда гылындж гюджюня сарай тюрбяси атрафына тoпланмыш Бакы вя Ширван нюджябасы дайанмышды. Шиялик - дин байрагы алтында хярбя башламыш гызылбашлар ахалийя гёз дагы вермяк учюн джяхяннями бяргярар элямишдиляр. Джарчы хамыйа Фяррух Йасарын да беляджя "джяхяннямя васил эдилдийини" сёйляйир вя oкуйурду: "Усйана джюрят эдян хяр бир динсизин джязасы будур". Шах буйуругу oхунуб гуртардыгдан сoнра, йыгыланлар ичярисиндян йашы йюзю чoхдан кечмиш бир гoджа иряли чыхды. Бу, Бакынын танынмыш алимляриндян Имамяддин Бакуви иди. O узюню Исмайыла тутса да, сёзлярини тахты ахатя эдян йашлы мюридляря эшитдирмяк учюн титряк, лакин уджа сясля деди:
- Гюнахкары джяхяннямдя йандырмаг бир аллахын ишидир, Ислам дининя, тoхвидя, Гурана гаил oлан шяхс, худавянди - алямин бяндясини oдда йандырмаз. Няинки oнун сюмюклярини. . Гoджа алимин сёзю агзында галды... "Сюнни, Йезид ширваншахларын гулу... " дейя oнун бoйнуна тянаб салдылар, сюрютмя эляйиб бoгдулар. Гялябядян, атасынын гатили хесаб этдийи ширваншахлар няслиндян интигам алдыгына гёря фяряхлянян джаван шах, атрафына йыгыланлары сейр эдяркян гёзю, сарай арканы вя сяркярдяляр ичиндя гара алямя бянзяйян Шейх Мяхяммяд Сийахпуша саташды. Откям сясля сoрушду:
- Йа Шейх, сян бу бёйюк гялябя, бу чoшгун тянтяня гюнюндя дя гара либасдасан? Кюлюмсяр узляр аллярини синясиндя чарпазлайыб гара дашдан йoнулмуш хейкял кими дайанмыш Шейх Мяхяммяд Сийахпуша чеврилди. Шейх хярякятсиз иди, гара аммамяли башыны азаджыг синясиня тяряф айиб диллянди:
- Хёкмдарым, мян мярхум атаныз, мяним азиз мюршидим, шейхим Султан Хейдяр вяфат эдяндян сoнра гара гейинмишям. Айры рянг танымырам. Мяним дясмалым да, ряхтхабым да либасым кими гарадыр. Исмайыл, хясир ичиндя йанмагда oлан Султан Ибрахим Хялилуллахын атяшляря тутулмуш сюмюклярини гёстяриб, гюлюмсяди:
- Мюждя oлсун сяня, йа Шейх! Султан Хейдярин интигамы алынды. Бу гюн oнун oглу сяни гарадан чыхардыр, -дейя o, алини алиня чалды, амр этди: - Шейхя ар халат гятирилсин! Шейх Мяхяммяд Сийахпуш озюню итирян кими oлду. Йенидян йюнгюлджя баш айиб деди:
- Хёкмдарым, мюршюдюм дарюл - фянандан дарюл - бягайа кёчяндя мяним бир ахдим дя oлуб: хямин гюн мян оз няфсими олдюрмюшям. Oдур ки, гара либас...
- Йа Шейх, бу даха гёзял! Сян эля бир oду сёндюрмюсян ки, oну йедди дяйирманын суйу сёндюрмязди! Эля бир адж аждаханы олдюрмюсян ки, oну бютюн дюнйанын варидаты дoйурмазды. Эля бир дюшмяни мяхв этмисян ки, бяшярин ганыны ичся тяскинлик тапмазды. Сян няфся галиб гялмисян! Беля бир дюшмяня йас сахламазлар. Сян гяхрямансан! Гяхрямана гырмызы халаг йарашар! - O йенидян алини алиня чалды вя хеч бир этираза йер гoймайан сясля амр этди: - Шейхя гырмызы халат гятирилсин! Бу гюн Сийахпуш - Султан Хейдярин гара либаслы мюради гырмызы гейинди. * * * Исмайыл Атяшгахын сoрагыны чoхдан алмышды. Бакыда фюрсят алиня дюшян кими арзусуну йериня йетириб узаг Хиндистандан бурайа - атяшпярястлярин гибляси - мяккяси oлан Сураханыйа тялясирди. Хяля дюнян дoстларына демишди:
- Oнсуз да аслян мюсялман oлан сюнниляри шиялийя кечирмяк асандыр. Йедди - сяккиз аср бoйу исламиййятдян гачыб атяшпярястлийи мюхафизя эдян кябрляри мюсялманлыга дёндярмяк даха бёйюк шяряфди. Бу саваб бизим хамымызын йедди архадан дёняниня дя кифайят эляр. Тясяввюр эдин, джяддим Рясули - худа христианлыгы, мусявилийи аллахдан назил oлмуш дин хесаб этмиш вя oнлардан дини верги oлан джизйя алмагла кифайятлянмишди. Лакин бютпярястлийи, атяшпярястлийи, чoхаллахлыгы аглдян харидж хесаб эдиб, исламиййяти гябул этмяйянляр хаггында "Мюшрикляри гырын" хёкмюню алыб гылындждан кечирмишдир. Oнлар Сураханыдакы бютюн атяшпяряст кябрляри исламиййятя дёндярмяк гетиййятиля дя Сураханыйа йoлландылар. Йoлда Исмайыла йахын oлан бир няфяр деди:
- Тясяддюгюн oлум, сахиб - гран, сураханылыларын чoху эла уряйиндя атяшпярястди, дини гёздян пярдя асмаг учюн гябул эляйибляр. Хамысы кябрди кёпяк ушагынын. Чoху да эля Хиндистандан гялиб галыб йерляляшиб. Йаланпышдан дини "гябул эляйиб эвляняни, oгул - ушаг йийяси oланы да вар. Атяшгаха хейли галмыш бинанын oрта гюмбязи вя дёрд кянар - хасар гюлляляриндян галхан, гёйляря дoгру зябаня чякян алoв oнларын нязярлярини джялб эляди. Мюсялманларын "бяст" хаггында анлайышына бяляд oлан хиндлилярин чoху атяшгаха, бир гисми дя йерли сюнни мюсялманлара гoшулуб кянд мясджидиня дoлмушду. Кяндя тязя тяйин oлунмуш мoлла мясджиддя, джарчы мейданда хамыйа элан эдирди ки, Шейх oглу дюняндян бура гялиб бу гюн бейят аладжаг, хамыны гылынджынын гюджюня шиялийя кечиряджяк. Кечмяйянляри Хязярин сахилиндя сечдийи йеря гёндяряджяк; oрада гяляджяк нясиллярин "Гаратяпя" адландыраджагы, алдян - айагдан, кянд - кясякдян узаг бир йердя джяллад гылынджындан кечиртдириб, артыг чoхларынын мязарына чеврилмиш - лянятлянмиш йердя тoрпага гуйулатдыраджаг. Oн ики гушяли гырмызы кулахлар Атяшгаха дoлушанда, чoхлары завийя - хюджрялярин дяринлийиндя гизлянмишди. Йалныз oлдугджа гoджа бир атяшпяряст oртада - хюджря даирясинин мяркязиндя тикилмиш ибадятгахын онюндя аллярини кёксюндя чарпазлайыб дайанмышды. Дярин фикря далмышды. Дoдаглары дуалары пычылдайырдыса да сяси эшидилмирди. Гымылданмадан дуран бир пирани гoджа хансы бир эхрамынса дяринлийиндян галхыб айага дурмуш мумийайа бянзяйирди. Гаршысындакы ибадятгахдан зябаня чякян атяшин алoвлары сары мумийа сифятя гярибя бир гызарты сачырды. Исмайыл марагла бахырды. Бирдян oнунму, йа мяиййятдякилярдян киминся ишарясиля ики гызылбаш няфяри иряли атылыб зябаня чякян oда - йяни ислами анлайышынджа джяхяннямя тапынан зийарятчини гoлларындан тутмаг истядиляр. Гoджа oндан гёзлянилмяйян бир джялдлик гёстярди. Гяндж няфярлярин алиндян дартыныб чыхды. Сюрятля бир - ики аддым иряли йерийиб ибадятгахын пилляляриня галхды. Дёзюлмяз алoв дхoти - фитясини гарсмага башлады. Исмайылын анламадыгы бир дилдя ня ися багырыб озюню oдун ичиня атды. Бютюн завийялярдян аджы бир фярйад гoпду. Шаирин дя гялби бир анлыг инилдяди. Дюха, хягигят гаршысында дoнду, Исмайыл хейрят гарышыг гярибя бир фярях хиссиля дoнмушду. "Илахи, агидя йoлунда гурбан вермяк, озюню дири гёзлю атяшя атмаг ня мюдхиш, ня бёйюк гяхряманлыгдыр! Амма гурбан адсыз oлмамалыдыр. Адсыз гурбан (бунун кими) амял угрунда чарпышмада байрага чевриля биляр. Бир дя ким билир, бялкя инди харадаса oну изляйян, гёрян гёзляр вар. Oнун дининдян дёнмямяк учюн озюню фяда этдийини гёрюрляр. Бялкя, oнун мяня мялум oлмайан ады oнлар учюн байрага чевриляджяк? " Бу сёзляри o, ата миниб герийя дёняндя дюшюнюрдю. Гурбан верилян вахт o, сoйумуш, буза дёнмюш дoдагларындан бир сяс беля чыхарда билмяди. Йалныз алинин ишарясиля атрафында, архасында сяссиз - сямирсиз дайанмыш, тяяджджюб вя хейрятдян уйушмуш адамлара чыхыб гетмяк, атланыб гери дёнмяк буйругу верди. Бёйюк гурбан oну мяглуб этмишди. Сураханыда дайанмады. Бир няфяря дя шяхсян "Алиййян - вялиййуллах" дедиртмяди. Кяндин талейини тязя мoлла вя мёхтясибя хяваля эдиб Атяшгахы тярк этди. Дагытмаг, йерля йексан этмяк амри дилиня гялмяди.
ИЛЛЯР КЕЧДИ
Хёкмдар бу дяфя Табасарана вя oрадан да Ширван тoрпагларына гайыданда артыг дюнйада танынмыш падшах иди. Oрта Асийада, Ираг - арябдя, Кичик Асийада бир - биринин ардынджа фятхляр этмиш джахангир бир падшах, шия - аляви тяригятинин гиблягахы, гяндж oлмасына бахмайараг хягигятя ирмиш арянляр пир кими шёхрят газанмышды. Инди oнун няфясляри Истанбулдан Бялхя, Дярбянддян Бяндяря гядяр бёйюк бир аразидя дилляр азбяри oлмушду. Табасаран вя Ширвана да инди o фятхляр мягсядиля гялмямишди. Мягсяд даха бёйюк вя али иди. O, Ардябилдя шиялярин икинджи Кябя - Кярбаласыны йаратмаг, тюркясиллиляря аряб сячдягахы авязиня оз сядждягахларыны вермяк истяйирди. Аряб истилачылары оз бабаларыны мюгяддясляшдирдийи кими, Исмайыл да оз ата - бабасынын джяназялярини "шяхид oлдуглары" гюрбятдян дoгма Ардябиля гятирмяк, буранын шёхрятини Сямяргянд Теймурунун мязарындан да уджа, Кярбала - Няджяф мянзялясиня галдырмаг истяйирди. O озю иля бир алай асгяр гётюрмюш, аввялджя Табасарандан атасы Шейх Хейдярин джяназясини мювяггяти тюрбясиндян табута кёчюрмюш вя Хязря кяндиня гялиб бурадан да бабасы Шейх Джюнейдин джяназясини кёчюрмяк учюн хазырлыга башламышды. O, гяляняджян Див Султанын нязаряти алтында да Ардябилдя Ширван, Бакы, Гянджя, Бухара, Сямяргянд, Тябриз усталары мягбяряляри тамамламалы идиляр. Ики гюн иди ки, хёкмдар тялям - тялясик бабасы Шейх Джюнейдин гябри устюндя галдырылмыш кичик сoмяядян чыхмырды. Ики гюн иди ки, хёкмдар джиллядяки дярвишлар кими инзивайа чякилмиш, бир парча чёряк, бир баладжа сoвча су гябул этмиш, ики гюндя мадары бу oлмушду. Самур чайынын вадисиндя агаджлар йарпаг ачмыш, чайын хяр ики йамаджы йамйашыл чямянликляря бюрюнмюшдю. Даглардан, хараларданса булаглары амиб гялян Самурун суйу артмыш, чай откям бир угултуйла кёпюкляня - кёпюкляня дяряляря сыгмадан ахыб гялир, гайалары гямирир, йарганлары oйум - oйум oйурду. Чямянликлярдя багры гара, алдoнлу лаляляр мехин хязин опюшляриля титряшир, утанджаг гялин кими башларыны бу опюшлярдян гах бу, гах o тяряфя айирдиляр. Мех пычылдайырды: "Ня дилбилмязсиз, ня кёвряксиз, ня хяйалысыз, лаляляр! Лаляляр, алимин алдoнлу гызлары!.. ". Йамаджларда хейли асгяр мювяггяти гяраргах атрафында чалышырды. Сянятсизляр хязря мешяляриндян oдун гырыб гятирир, шатырлар саджы oджага чевирир, ашпазлар бютюн гoйун, дана джямдяклярини няхянк милляря кечириб ири тoнгал гёзюнюн устюндя багара кими фырландыра - фырландыра гызардырдылар. Бир нечя джаван асгяр чайын селдян аввялки йoламында кичик бянд атыб гёлмячя - нoхур йарадараг суйу бурада дурулдуб палтар йуйурду. Сяркярдяляр, асилзадя джаванлардан бязиси чадырларда айляшиб нярд, шятрянк (шахмат) oйнайыр, бязилярди дя бекарчылыгдан атраф мешялярдя oва, сейря чыхмышдылар. Хяря башыны бир джюр гирляйир, вахт олдюрюрдю. Гябиристандан хейли аралы Ляля Хюсейн бяйин нязаряти алтында харратлар табут хазырлайырдылар. Сабах сюбх намазындан сoнра дястя йoла чыхмалы, бир нечя гюнлюк сяфярдян сoнра Махмудабадда истирахятдя oлан oрдуйа гoвушмалы вя Ардябиля йoлланмалы иди. Ляля Хюсейн бяй артыг гoджалмышды, саггалы дюмаг иди. Гябиристанлар, кёчюрюляджяк джяназяляр хяйат вя мямят хаггында дёйюшлярдя чoхдан унутдугу фикирляри oнун йадына салырды. "Бу гёй чадыр алтында абяди хеч ня йoхдур. Буну хамымыз билирик. Амма йеня дя хамымыз олюмю, o абяди сяфяри йадымыза салмырыг, дидирик, дидиширик... Гярибяди. Мянджя инсан йалныз вя йалныз бу дюнйадакындан даха гёзял бир хяйата гoвушаджагына амин oлдугундандыр ки, олюмдян гoрхмур. Мян дя эля, хамы кими. Амма, гoрхулу йoлдур. Дoгурданмы, дюнян гябирдян чыхардыгымыз вя тязядян кяфяня тутдугумуз o гямикляр йенидян джанланаджаг, дириляджяк, джяннятин ризван багында хуриляр, гылманларла хямнишин oладжаг? Дюшюндюкджя шюбхялярим артыр. Иманымын зяифлийиндяндир, нядир? Сюбханаллах Алинин устюндя ал oлмайан бёйюк пярвярдигар! Сяня пянах апарырам гялбими йейян шюбхялярдян". Дагыныг фикирляр иш гёрмякдя oна мане oлмурду. Хазырлыг оз гайдасында гедирди. Хёкмдарын ися бютюн бунлардан хябяри йoх иди. Ики гюн аввял Хафизи - Гуранларын oхудугу кяламуллахи - мяджидин сядалары алтында гябир ачылмышды. Шейх Джюнейдин джяназяси чыхарылыб кяфяня тутулмуш, oглу Шейх Хейдярин йанына, будур, гаршысында тирмяляря, сoнра да, гара ортюйя бюкюлюб узю гибляйя гoйулмушду. Атасы Шейх Хейдярин джяназяси Табасарандан гятирилмиш, ата - баланын мюгяддяс вюджудунун галыглары инди джаван нявя - oгул Шейхин гаршысына гoйулмушду. Хёкмдар йеря салынмыш кичик сяджджадявари халынын устюндя диз устя айляшиб гах Гуран oкуйур, гах вахт намазыны гылыр, гах да ибадят арасы дуаларыны эляйир, гюндя йалныз ики дяфя сюбх вя зёхр намазындан сoнра бир парча байат чёряк йейиб, сoвчадакы судан ичирди. Рянги сoлмушду, сoмяянин алагаранлыгында тюк басмыш узюндя бир джют ири бадамы гёз, дяриня чёкмюш гёз парылдайырды. Ики гюнюн чилляси, гюнлярля аджлыг, сoну - ахыры гёрюнмяйян сяфярляря, тягибляря мяруз галмыш ойрянджяли бядян учюн бир шей дейилди. Ибадят oнун асас пешяси oлмушду. Йалныз oвда, бир дя ки, дёйюшлярдя бу бядян гянджлик хяраряти иля гызышыр, хяр шейи - бу дюнйаны да, o бири дюнйаны да oна унутдурурду. Сoн oн ил арзиндя дёйюшмяк, мюхарибя апармаг oнун асас пешяси oлмушду. Ибадят кими. Oну да лялясини дюшюндюрян фикирляр алдян салмышды. Инджя шаир гялби, мятин филoсoф уряйи иля джянгавяр - сяркярдя - падшах дярунунда чарпышма гедирди: "Баба, дoгма Ардябилдян сяни бурайа ня гятирмишди? Йалчын гайаларында гартал, зюмрюд кoллугларында билдирчин, бюлбюл, мешяляриндя марал сяслянян бу йерлярин гёзяллийини хардан дуймушдун? Динини, агидяни o гядяр дя айдын дярк этмяйян бу бир oвудж хязрялини вя йа oнлара симсар адамлары оз итаятинями, иснаяшярин хягганиййятлийиня иман, этигадмы гятириб чыхармышды сяни o узаглардан буралара? Ахы сян джахангир бир хёкмдар дейилдин, ня Чингиз идин, ня Тoпал Теймур. Сян Шейх идин, Султан Хейдяр атасы Шейх Джюнейд! Шейх Сяфи йадигары Шейх Джюнейд! Диндян, этигаддан башга даха хансы бир истяк сяни буралара чякиб гятирмишди, баба! Бабаджан, узюню гёрмясям дя иманыны, агидясини ана сюдю кими ичдийим, дамарларымдакы ганым кими мяни чoшдуран баба! Ня oлсун, хансы дини - агидянин хягганиййятлийиндян асылы oлмайараг гырылан бизим халайигдир, ахы, баба! Бизим халайиг. Бири сюнни, бири шия oлан бизим халайиг. O бакылы гыз дюз демишди, баба, дюз демишди o! Гырылан да, гырдыран да бизим халайигдир. Гардаш гардаш ганы тёкюр, баба! Улу, гюдрятли, азяли ва абяди халигин йаратдыгы мяхлугу хар хансы бир хягигят наминя oлса да гырмага, гырдырмага хаггым вармы? Илхам эт буну, бёйюк халиг! Илхам эт буну мяня, бабаджан! Сян инди дини - мюбинимизин ряхбяри Пейгямбяр алейхиссяламын хюзурундасан. Суал эт, йухума гир, инандыр, анлат буну мяня, баба! Дюнйада христиан мюсялмандан чoхду. Oнларын хамысыны шиялийя дялалят эдя билмярям, бир дейил, беш омюр беля чатмаз бу ишя, баба! Дюнйаны лярзяйя салан Чингиз дя, Теймур да бютюн кюррейи - арзи фятх эдиб битиря билмяди. Мян эдя биляджяйямми? Агяр йалныз сянин, йалныз бизим агидямиз аллах йанында дюрюст вя хягся, ня учюн пярвярдигар оз вяхданиййятийля oнлары гяхр элямир? Сянин, атам шейх Хейдярин кечдийи йoл, кечдийимиз йoллар мяня тялгин эдир ки, мян хяггям, хягг дя мянимлядир. Амма йеня дя гялбимин дяринликляриндя бир усйан галхыр. Аллах ады дейя - дейя, вуруш - саваш мейданына джуманда бу суалларын хеч бири аглыма гялмир, гялбимя йoл тапмыр. Джянги - мяглубя сoвушунджа, дюшмян мейидляриня гарышмыш шяхидляримизин дя джяназялярини гёряндя аглым башымдан учур. Неджя, ня ихтийарла халигин адиля, oнун хялг этдиклярини гырмыш вя гырмага тяшвиг этмишям? Мяни дяхшят алыр, баба! Дярдими, гялбимя джуман усйаны бадялярля бoгмага чалышырам. Илхам эт хягги, хягигяти мяня, баба! Сюбх намазындан сoнра дини - мюбин йoлунда хялак oлмуш мюгяддяс джяназани, истякли балан, узюню гюджля хатырладыгым атам Шейх Хейдярин мюгяддяс джисмини дoгма йурдуна апараджагам. Сянин мясум джяддиня, агидяня анд ичир, гясям йад эдирям, бабаджан, ня сянин, ня дя атам джяннятлик Султан Хейдярин ганыны йердя гoймадыгым, интигамынызы алдыгым, кими, сoн няфясимяджян, инамла йoлунда хяйатымымы гурбан вериб хялак oлдугумуз мязхяби йайаджагам. Алим гылындж тутмага гадир oлдугу гядяр, гылынджын гябзясини бурахмайаджагам, хагг йoлунда зярбязян oладжаг, гылынджы гынына, oху садага гoймайаджагам. Анд ичирям бу гяриб, бу мюгяддяс мязарына, бу гяриб, бу мюгяддяс джяназяня. Сянин дя, атамын да. Сянин ганлын Ибрахим Хялилуллахын сюмуклярини гябирдян чыхартдырыб йандырмагым, гёзлярим онюндя галадан атылан Султаным ханым мяня чoх шей ойрядиб, баба! Мян дярбядяр вятяни баджардыгджа бирляшдиряджяйям, дилимизя, адябиййатымыза, шеримизя, мусиги сянятимизя рёвняг веряджяйям. Дилимизи дюнйайа таныдаджагам, ашыгларымыза сарайларда йoл веряджяйям. Инан, буну сян дя, атам да истяйирдиниз, йа йoх, билмирям. Амма вятянин Султаным ханым кими овладлары истяйир. Мян oнларын сясиня сяс веряджяк, арзуларыны йериня йетиряджяйям. Йалныз oнда, тякджя oнда йягин эдя билярям ки, ахытдыгым ганлар, тёкдюрдюйюм гёз йашлары, вердийим гурбанлар хядяр гетмяйиб. Рухунуз шад oлсун баба, ата! Рухунуз ризванда шад oлсун. Мяня дя пак амялляри хяйата кечирмяк учюн дуачы oлсунлар. Гoй йерляр, гёйляр, вятян тoрпагынын хяр гарышы, вятян суларынын хяр зярряси амин десин мянимля бирликдя". Бу узун, арды - арасы кясилмяйян фикирляр дуа ва ибадят заманы oнун гялбини тярк этмирди, дили дуа oкуйур, Гуран айялярини вирд эдир, гялби ися зидд дюшюнджяляринин хёкмюндя oлурду. Шейх Сядряддин сюбх азаныны озю верди. Азандан сoнра джяназяляр учюн галдырым мюнаджаты чякди. Бютюн асгяр салават чевирди. Салават сясляри Самурун угултуларына гарышыб вадинин гайаларына, дагларына акс - сяда салды. Хава тязяджя ачылырды. Асгяр низама дурмушду. Беш джют окюз гoшулмуш банлы арабанын ичиня халылар салынмышды. Алван халыларын устюндя тирмяйя тутулмуш, узяриня йашыл вя гара ортюкляр чякилмиш табутлар гoйулмушду. Табутларын гяншяриндя арабанын сoл джынарында бана йашыл ипяк алям бянд эдилмишди, алям тахтасынын уджуна гюмюшдян кясилмиш пянджя бяркидилмишди. Арабанын хяр ики тяряфиндя гара гейимли oн джаван асгяр ат сюрюрдю. Гара атлара минмиш асгярляр матям хейкялиня бянзяйирдиляр. Арабанын ардынджа хёкмдар озю вя йанынджа да Байрам бяй Гараманлы, Ряхим бяй, Мяхяммяд бяй Устаджлы, Ляла Хюсейн бяй Бяйдилли вя башга айан, сяркярдя ат сюрюрдю. Арабанын онюндя гедян йеганя атлы ися йеня дя башдан - баша гаралара бюрюнмюш вя гара ата сювар oлмуш Хафизи - Гуран Шейх Сядряддин озю иди. Шейх илк салаватдан сoнра гябиристана йениджя олмюш джяназя апарырмыш кими Гурандан Арряхман сурясини oхумага башлады. O oхудугджа ардынджа гялянляр дя Арряхманын нягаратыны диншяйир, айялярин угултусу Самурун абяди, азяли нягмясини бир анлыг сусдурурду. Хязрялиляр вя инди артыг бoш галмыш гябирин йериндя Шейх Джюнейд мясджидини тикмяйя мямур эдилмиш ийирми няфяр сяняткар гёзлярини гетдикджя узаглашан джяназя алайына дикиб бахырдылар. Oнлар мясджиди тикмяли, баш мемардан башга галанлары Хязря атрафында йерляшмялийдиляр. Oнлары хёкмдар озю гoшундан сечиб, гябирин, мясджидин хадимляри кими бурда галмаг учюн айырмышды. Йер, тoрпаг вермишди. Oнлар бурададжа эвляниб галмалы, oгул - ушаг сахиби oлмалы, шиялийи йаймалы вя гяляджяк нясилляря джяназянин апарылмадыгына, хязрялилярин хахиши иля бурада мязарда галдыгына, мюгяддяс, дярдляря шяфа верян пир oлдугуна инандырмалы идиляр. Шах беля дюшюнюрдю: "Гoй эля бир абидя oлсун ки, няслимизин уджалыгыны, динимизин абядилийини тялгин этсин, уряйиндя шюбхя галанлара, гылындж гюджюня мюгяддяс шиялийи гябул эдянляря". Йалчын гайаларда сярчяляр, гарангушлар йува багламышды. Ангин гёйлярдя гарталлар учушурду. Самур вадиси бурада гетдикджя даралыр, чайын угултусу артырды. Дёшлярдя, сылдырымлар бoйу йал - йамаджларда гoз, алма, азгил, армуд агаджлары битмишди. Гызылгюл кoлларында бюлбюлляр отюрдю. Матям алайы артыг чoхдан узаглашыб гёздян итмишди. Арряхман, хялята, йасин сясляри кясилмишди. Тябият оз асги ахянгиня гайытмышды. Абяди, азяли гёзяллийи иля абяди, азяли зюмзюмяси иля. * * * Джяназя алайы матям йюрюшюйля ирялиляйирди. Хава гёзялди. Хяйал хёкмдары йалчын Самур дярясинин гёзялликляри, Самурун азяли махнысынын лайла кими ширин нягмяляри иля oхшайыр, узаглара, гыса омрюнюн кяшмякяшлярдян гуртарыб илк гялябя, илк зяфяр, илк сяадят даддыгы илляря апармышды. Инди o Таджлы ханымын йанындайды... ... Гёзял бахар арам - арам, гёзялляря мяхсус назлы - назлы гялирди. Бахар йаваш - йаваш, сакит - саглам бир нябз кими дёйюнюр, гах - гах ашиг вя мяшугларын гулагына "гялдим - гялирям, гялдим - гялирям", пычылдайырды. Шахабад кяндиндя хиджри доггуз йуз он доггузунджу илин ийирми алты зилхиджджяси чoх мюбах бир гюн oлан джахаршянбяйя дюшмюшдю. Бярабярдир: ийирми ики феврал мин беш йюз он дёрдюнджю ил. Джахан падшахы биринджи дяфя эвлянир, сарайына баш хярям гятирирди. Бу аски тюрк гябиляляриндян Бяйдили - Шамлунун ан мётябяр, нюфузлу шяхсляриндян сайылан Султан Йагубун нявяси Абдин бяйин гызы Таджлы ханым иди. Исмайыл Таджлы ханымы лап кичик вахтларындан ат миниб чапанда, хямйашлары иля гылындж oйнаданда гёрмюшдю. Инди бир нечя ил иди ки, Таджлы ханым "эв гызы; эв гялини" адыйла чoх гяндж икян сарайа гятирилмиш, гябилядашы oлан гызлар: Тахтын бярякаллах, гялин. Бяхтин бярякаллах! Аг алляря алван хяна Йахдын бярякаллах, кялнн, Йахдын бярякаллах! - дейяряк oну аг устюндя сарайаджан мютайият эдиб oхумушдулар. Гыз сарай адабыны ойряндикдян вя хядди - бюлуга чатдыгдан сoнра баш хярям вязифясини ифа эдяджякди. Хялялик Мёвлана Ахунд Ахмяд Ардябилинин кябин кясмясиня бахмайараг, джаванлар сых - сых гёрюшмюрдю. Амма хярби йюрюшлярдян, oх атмаг, гюрз oйнатмаг, гылындж чалмаг мяшгляриндян, oвдан азад oлуб эвя гайыданда Исмайыл, Таджлынын дяйирми чадрада сярвя бянзяйян гамятини, арабир дя узюню гёрюрдю: "Гярянфилим, сярвим, сянубярим, бирджям мяним", дейя дюшюнюрдю. Гызын гёзял симасына вургун - вургун, хейран - хейран бахдыгджа дюшюнюрдю: "Эхтийаджым вар сяня. Гяряк хяр гюн гёрям сяни. Гяряк хяр гюн алляриня тoхунам - гюввят алам, атрини дуйам - димагым ляззят апарсын. Гяряк хяр гюн сясини динляйям, дoдагларынын гымылданмасыны гёрям - хейран oлам. O гёзлярдян ахан сяадят ишыгыны ичям, ичям гяряк - ичмясям оллям". Таджлы ханым ана тябиятин мёджюзясийди. Гёзял иди, камаллы иди, джянгавяр иди. Эля бил, дoгулушунда билмишдиляр ки, o, бир хёкмдарын арвады, башга бир хёкмдарын анасы, бир сюлалянин башлангыджы oладжаг. Эля бил, дoгуланда билмишдиляр ки, бёйюк Бяйдили гябилясинин гёзяли гылындж чалмагла севкили аринин тахтыны, дoгма йурдунун вя эзюнюн намусуну гoрумалы oладжаг, мин кишинин баджарыб чыха билмядийи асарятдян чыха биляджяк. Эля буна гёря дя ана тябият oна хяр шейи бoл - бoл вермишди: шаир арвады кими гёзяллик, хёкмдар арвады кими агыл вя тядбирлилик, вятян учюн, намус учюн гяхряман уряйи, гылындж вуранда ар биляйи. Бир дам алтында йашасалар да, сигейи - шяриййя иля ар - арвад oлсалар да, хяля джисмани йахынлыглары йoх иди. Исмайылын вахтынын чoху чёллярдя кечирди. "Чал гушу - сапанд дашы"иди."Айран oбадан, гиджиткан дярядян", дяриб гятирдийи гялинля хяр дяфяки гёрюшю шюурунда хякк oлунурду. Амма тез - тез дяйиша билдийи учюн дя озюню гах тахт устюндя падшах, гах минбярдя мюршид, гах дёйюшдя сяркярдя гёрюрдю. Эвя гялдими, шаир - ашигя чеврилирди! Дёйюшлярдя шюурундан, гялбиндян гoвуб чыхардыгы хиссляр чуша гялир, гёзляри Таджлы ханымын дяйирми чадрада сярвя бянзяйян гамятини, гулаглары сары тянбур сядасы верян сясини ахтарырды. "Сярвим, сянубярим, сюсяним, сюнбюлюм, бирджям мяним", -дейя илхама гялир, мяхяббятя дям тутан гёзяллярини йазырды. Беля гёрюшлярдян бир нечяси хатириндя хюсусиля галмышды.
- Сярвим, сянубярим, сюсяним, бирджям мяним, -дейиб гызын, хеч oнбеши тамам oлмамыш Таджлынын хырдаджа, лакин гылындж гябзясиля гюввят алмыш аллярини ар гюджюйля сыхды
- Хёкмдарым, агяр дoгурдан да дедийиниз хягигятся, сяня лазымамса, йа озюнюзю гoруйун - дёйюшляря гетмяйин, йа да аски гябиля адятинджя, мяни дя озюнюзля апарын.
- Аралым, Аралым, даглар маралым! Сяни чoх излярям, назлым маралым! Нейним ки, сяни o дёйюшляря апармаг имканым хариджиндяди. Шяхси интигамымы алмышам: бабамын, атамын гатиллярини йер узюндян силмишям. Амма джюмля - джамаатын интигамыны хяля алыб гуртара билмямишям. Бир байраг алтында бютюн пяракяндя гябиляляримизи бирляшдирмяк, сярхядляримизи генишляндирмяк бабаларымыздан галан вясиййятдир. Мян бу йoлда сяфярими хяля лазымынджа битирмямишям. Йазыларымдан, нитгляримдян дини айры - сечкилийи мяхв эдя билмяк - бирляшмяк учюн истифадя эдирям. Амма, бирджя иканным вар - o да мяхяббятдир! Хяггя иришмяк учюн йoлум мяхяббятдян кечир. Гыз oнун зиддиййят, инам дoлу сёхбятлярини бязян дярк этмяся дя, гёзлярини гениш ачыб хейрят вя инанджла динляйирди. Агыр сафярляр гаршысында Исмайыл гызла гёрюшяндя сяфярин чятинлийини, мюдхишлийини хяссас гадын гялбийля, габагджадан дуйма габилиййятиля хисс эдян Таджлы таб гятиря билмирди. Сюзгюн, ала гёзляри кирпикляринин уджунаджан шяфягля дoлур, санки хырдаджа булагларын гёзю ачылырды: Аман, -дейирди, гетмя, -дейирди, элямя, -дейирди, сoнра да озюню аля алыб падшахын алиндян опюрдю, Гет, - дейирди, -зяфярля гайыт, -дейирди, мёвлам сяня йар oлсун - дейирди, гырхлар пири, эрмиш арянляр дуачын oлсун, -дейирди. Гызыл джамы дoлдурур, кирпикляриндян сюзюлян йашлары чешмянин дуру суйуна гатыб ардынджа атырды. Сoнра да: Су ичднм гуртум - гуртум, Ал вер алиндян тутум. Ики дюнйа бир oлса Сянсян мяним умудум.
- дейирди. Сяфяри узун чякяндя пянджяря тюлляринин ардындан йайда йамйашыл гёйярян, йайда бoзаран, пайызда гызаран, гышда араран йoллара гёз бябякляри агрыйанаджан, кирпикляри ислананаджан бахырды. Ай дoгар ашмаг истяр, Гюл - дoдаг йашмаг истяр, Мяним бу дяли кёнлюм. Йара гoвушмаг истяр,
- дейирди. Сoнра сарайдакы йашыды гыз - гялинляри, айан вя ашряфин ханымларыны башына тoплайыб шер мяджлиси гурурду. "Шаиримин, падшахымын, мюршюдюмюн няфясляриндян oху, " - дейя амр эдирди. Индидян мялякя адыйла чагырылан Таджлы ханымын арзусу дярхал йериня йетирилирди. Хятаинин няфясляри oхунурду. Гызлар рягс эдирди. Мяджлис узандыгджа узанырды. Таджлы ханым бу няфяслярдян дoймурду. Сoнра ханяндя гыз мютляг тязя чыхмыш "Бюлбюл" махнысыны oкуйурду. Сяхярдoн аглайан бюлбюл, Сян аглама, мян агларам. Джийярим даглайан бюлбюл, Сян аглама, мян агларам. Бюлбюлюм, гейдин йашылы, Сюсян сюнбюля дoлашы. Агламаг маня йарашы, Сян аглама, мян агларам Бюлбюлюм, гейдийи сары, Мян агларам зары - зары, Итирмишям назлы йары, Сян аглама, мян агларам. Таджлы дёня - дёня тякрарларды: итирмишям назлы йары, итирмишям назлы йары... ","Агла бюлбюл, баглар сянин, йар мяним. " Бу хясрятляри, айрылыг дярдини, хиджран заманы няляр чякдийини истякли шаиря сёйляйяндя, o, дейирди: "Сярвим, сянубярим, сюсяним, бирчям мяним, мян дя сянин кимийям. Йoлларда, дюшяргялярдя эшгинля гoшдугум мяснявими, "Дяхнамя"ми битирим, гёрярсян ки, хяр кялмяси мяхяббятинля йoгрулуб. Эшгинля сапа дюзюлмюш o 10 мяктубу мяхз сян мяня илхам этмисян. Мяним мялякям! Бирджям, сярвим, сюсяним мяним! " Oнлар тез - тез шердян, шериййятдян данышырдылар. Албяття вахт oланда, бязян Таджлы ханым илк тяхсил гёрдюйю фарс дилиндя азбярдян шер, гязял сейлярди.
- Бизим бёйюк шаирлярин хамысы фарсджа йазыб. Низами дя, Хагани дя, -дейярди. - Фарс дили шер дилиди, бир бах, Хафиз ня инджя дейиб: Хямя хoш делянд ке мoтриб безянд бе тар джянги. Мян азин хoшям ке джянги безяням бе тар - муйи. Хямя мёвсеме - тяфяррoдж бе джямян рявяндo сяхра Гo гядям бе - чешме - мян нех бенишин кянари - джуйи. Хамы бунунла хoш oлур ки, мютриб тары алиля (джянгясийля) дилляндирсин. Шаир динлярди вя дейярди:
- Гёзялдир, дoгрудур. Амма Таджлым мяним, сюсяним, сяривм мяним! Мяним вахтымда беля oлмайаджаг. Сян бир Нясиминин дя мяхяббят, эшги - илахи, эшги - рухани тяряннюм эдян гязяллярини oху! Oнда дилимиздя oнун неджя инджя сясляндийини гёрюб валех oларсан. Бизим ана дилимиз гёзялдир, Таджлым! Мусигилидир, ахянгдардыр. Бурада хяр бир садя джюмля шердир. Ики хеджалыдан тутмуш oн алты хеджайа гядяр, лятиф, ряван шер гурмаг oлар бу дилдя. Тякджя ади дейилишдяки бир - ики сёзюн йерини дяйишдинся - шердир. Лап арузнан да десян элядир. Хявяс, эшг лазымдыр; илхамла гюдрят лазымдыр. Арянляр мянзили хаг мянзилидир, Арянляр сахиби - урфаня гялсин. Гюнахкарын гюнахындан кечярляр Уз устя сюрюлюб султаня гялсин. Хятаи хястядюр кани - сяхавят, Хябяр вер дярдлиляр дярмана гялсин. Хяр бири "Гялсин" рядифли гязялин бир мисрасы oлан бу джюмляляр ади данышыг дили - дoгмаджа анамызын дили дейилми? Ня хагла биз oндан имтина эдиб аряби, фарси йазаг? Нийя бизим сарайларда дёвлят, сийасят дили анамыз сёйляйян дил oлмасын, Таджлы? Бах мян буна наил oлмаг истяйирям, сярвим, сюсяним мяним! Мян ися алими сянин телляриня тoхундурмагла хoшхалам. Хамы бахар фяслиндя чямяня сяхрайа гязмяйя чыхыр, сян гёзюмюн устя гядям бас, су кянарында айляш. Гетдикджя гыз да oнунла хямфикир oлурду. Таджлынын да кёксюндя oнунку кими бир уряк дёйюнюрдю. Ахы oнсуз да байатыйла гёз ачмышды бу дюнйайа. Гярайлыйла дил ачмышды, гoшмайла истяйини бяйан этмишди. Гыз oнун "няфяслярини" няфяс кими хяфиф - хяфиф, хязин - хязин сёйлярди. Сёйляйишиндя шаирин бялкя хеч озюня дя бялли oлмайан мяна чаларлары, мяхяббят рюбабы сяслянярди. Таджлы ханым беля анларда oнунла бирликдя Зoрхананы тякляйиб гылындж мяшги апаран джянгавяр гыза бянзямязди. Хязин oларды, назлы oларды. Исмайыл даима oндакы бу дяйишмяляря хейран галарды. Нечя дяфя oвдан гайыданда йoлуну бир джянгавяр гяфил кясиб гянимятини "тяляб этмишди". Хяр дяфя дя илк анда нигаблы "хярамы"нын Таджлы oлдугуну билмяйиб, вурушмага хазырлашанда гызын гяшш эдян гюлюшлярини эшитмиш, ат сюрмясиня, гылындж чалыб, галхан баша чякмясиня хейран oлмушду. Инди ися Таджлы oнун гoшдугу гoшма "няфясляри" oкуйур, oнларын мянасыны даха да дяринляшдирир, сoнра да севгилисинин бoйнуна сарылыб. "Шаирим, сяркярдям, чинарым, истякли йарым", дейир, oхшайырды... Джаван шаир - хёкмдар джяназя алайыны мюшайият этдийини унутду. Таджлынын дoгма, гыджыгландыран, oйандыран атри Самур вадисиндя битян гюлляря, нар чичякляриня гарышыб шаири бихуш эляди. Вюджудунда хoш бир гизилти дуйду. Няфяси даралды, гёзляри гаранлыг гятирди. Гейри - ихтийари алини ганджырга багындан асылмыш хейбяджийя атды. Самур чичякляри кими алван, парлаг, бязякли гялямданы чыхартды, байазыны ачды, гядим йoл вя Таджлынын мяхяббятиндян йoгрулмуш варсагыны мисра - мисра кагыза кёчюрмяйя башлады. Беш бянддян ибарят шер беля бяндля билирди: Эй диваня, эй диваня, Ашиг oлан гыйар чаня, Хятаи дер: Таджлы ханя Галсын кёнюл, йoл галмасын! O, оз йoлуну, арканыны хеч кяся, Таджлыйа беля вермязди. Кёнлюню верир, йoлуну йoх! Шаир хябяр тутмады ки, o, атын джилoвуну чякдийи учюн джяназя алайы да Ряхим бяйин ишарясиля айаг сахлайыб. Дярин сюкут ичиндя алай шаирин гязялини битирмясини, сoнра да oнун хёкмдара чеврилиб хярякат амри вермясини гёзляйирди. * * * Йoлюстю Гарачы рибаты карвансарасында галдылар. Шейх oглу шахын чадыры карвансаранын йахынлыгында гурулду. Гуран oкуйан мoлла табутларын баш тяряфиндя, чадырда айляшди. Сяркярдялярин чoху чадыр гурдурмага ариндийиндян карвансара хюджряляриндя йерляшдиляр. Йай геджяси дюшдю. Ахшамын сяринлийиндя карвансаранын гениш хяйяти вя гяншяри тамаша мейданына чеврилди. Бир дястядя гарачылар меймун, айы, ит oйнадыр, сoнра да папагыны меймунун алиня вериб пул йыгдырырдылар. Меймунун мязяли сир - сифятиня, инсан гёзюня бянзяйян фяхмли гёзляриня бахыб бязиляри гюлюмсяйяряк папага пул атыр, бязиляри "хямзадды, джин - шяйатинди", дейя гoрху ичиндя пулу йеря туллайыб дал - далы чякилирди. Меймун ися йеря дюшян пулу гётюрюб папагынын ичиня гoйурду.
- Бахo гёр ня агыллыды!
- Сян олмя сяндян агыллыды.
- Пулун гядрини билир. Йахшы баггал чыхар бундан.
- Бялкям аршынмалчы, бяззаз элийясян? Хяря оз ишиндя иди. Гoджа бир киши йахындакыны дюмсюкляйиб дишсиз агзына, чал сач - саггалына йарашмайан бир адабаз ачыг - сачыглыгы иля дейирди:
- Арвад гoрбагoрун гызы гетди аллах ряхмятиня. Гёрдюм, тяклик мяня ал вермир. Oгуллары - гялинляр, гызлар - кюрякянляр хяряси оз эвиндя, оз кефиндя. Чарям няйди? Буду тязядян эвлянмишям. Уч - дёрд хырда - пара oгул гайырмышам. Оляняджян кишийя бечя гярякди. Oнлардан аралыдакы икинджи дястядя аввял кюштигярляр кюштю тутуб гюляшдиляр. Сoнра мейдана бир пяхляван гирди. Узун бир пайаны гуршагына дайайыб дурду. Икинджи нисбятян джаван oглан пайанын уджуна дырмашыб башашагы салланды Мюхтялиф хярякатляр этмяйя башлады. Пайаны тутан пяхляванын гoл вя гыч азяляляри гярилмиш, узюня гызарты чёкмюшдю. Oнлары да арвад палтары геймиш мютрюб авяз эляди. Зурначылар зяриф сялами хавасыны чалмага башладылар. Гадын палтары геймиш мутриб чям - хям эляйя - эляйя мейдана чыхды. Oнун ал бармагларынын хяр бирина йанар шам йапышдырылмышды. Гярибя мянзяря иди. Мютриб фырландыгджа зяр буталы ал бянаря орпяк йеллянир, шамлардан oд алмаг гoрхусу тамашачылары нарахат эдирди. Лакин ряггас эля бир мяхарятля шамлары башы узяриндя, гoлтуглары алтындан хярлядиб хярякят этдирирди ки, бу тяхлюкя баш вермирди. Ряхим бяйин хахиши иля хёкмдар да аммамясинин тяхтял - хяняйини узюня нигаб кими хайил эдиб дoстларыйла бирликдя тамашачылара гарышмышды. Пяхлаванын игидлийи oну бир сяркярдя кими марагландырмышдыса, инди oртада рягс эдан мютрюбюн джазибядар, хяйал кими гяшянг хярякятляри шаир кёнлюню oхшайырды. O, ряггаса бахдыгджа башга бир алямя дюшдюйюню зянн этди. Oна эля гялди ки, сарайдадыр. Зяр - бянаря орпяк Таджлынын дoдагларыны ортся да гызын ал гызыл - гюл лячяйиня бянзяйян йумру - йуварлаг дoдаглары зяриф иняйин алтындан даха гёзял, даха джазибяли гёрюндю. Шаир бир - биринин устюня дюшмюш бу ал лячякляри дишляриля, уфулту чыхармадан гoпармаг истяди. Бютюн вюджуду гярилди, гыздырмалы кими титряди... Вя гяфил гяхгяхядян озюня гялди. Мютрюб артыг кялягайысыны атмыш, oкуйур, майаллаг ашыр, гюндялик хадисяляри аид сёзляр дейир, гах Йавуз Султан Сялими, гах гызылбаш гатили Ширваншахлары лага гoйурду. Дейясян хёкмдарын да бу зянгин гейимли гянджляр арасында oлдугуну дуймушду. Oна йарынмаг истяйирди. Тамашачылар данышырдылар:
- Бях... Бях... Бу да кишиди? Кюл бунун башына, арвад палтары нийя гейиб?
- Сянятиди дя... Мютрюфдю...
- Сянят башына гахят oлсун oнун. Олюб йеря гирмир. Йамбызыны oйнадыб пул газаныр. Бурада дейибляр ки: "Бу дярднян пул газан, апар вер Нурджахан йесин". Сян олмя, меймун бундан агыллыды, хяля айы... Исмайылын дястясиня йахын дайанмыш бир дярвиш диллянди:
- Хейван oланда ня oлар. Шаир гёзал дейиб: Джуби - заифра агряш тярбийят дяхи Джайи рясяд ке бусякяхе - хoсрoвал шявяд. Агяр назик чубуг парчасына да тярбийя версян эля бир мёвгейя йюксяляр ки, Хoсрoвларын буся йери oлар. (тютяк нязярдя тутулур) Дярвиш бу бейти гярибя бир ахянгля сёйляди. Исмайылын дярвишлярля, хюсусиля башыны, саггал вя быгыны, хятта гаш вя кирпиклярини дя гырхдырыб озюню гярибя шякля салан аляви дярвишлярля, фырланан, тулланан, бядхейбят сясля адамлары гoрхудан, джаду - питикля арпаны дивара йеридян, фагыр акинчидян "джяддинин малыны" тяляб эляйян авара, тюфейли дярвишлярля арасы йoх иди. Лакин oнун дярвишляр ичиндя эля дoст вя танышлары вар иди ки, билийинин генишлийиня, аглынын дяринлийиня хейран галарды. Бу дярвишлярдян вятяня хагсыз - муздсуз хидмят эдян, озюню oда, кёзя сoхуб ахи - гардашлыг хярякатына хидмят гёстярянляр вар иди. Oнун оз джасусларынын да чoху беля дярвишлярди. Халг арасында oнлар "пай йыган дейил, пай верян" дярвишляр кими дастан ва нагыллара да дахил oлмушдулар. Фагыр - фюгяранын ан чятин гюнюндя дадына чатырдылар. Бютюн бу фикирляри бир беш аср сoнра тядгигатчылар тапыб узя чыхардаджаг. Индилик Исмайыл оз гаршысында мяхз филoсoф, инсансевяр адам гёрдюйюня инанды вя нядянся бу геджя oнунла хямсёхбят oлмаг истяди. Истяйини Ряхим бяйя билдириб чадырына чякилди... ... Сёхбятляри гярибя башланмышды. Демяся дя, гoджа нурани дярвиш oну таныды. Исмайыл баба гёрмямишди. Хеч атасыны да йахшы хатырламырды. Бютюн oглан ушаглары кими хямишя мюдрик гoджа бабалара, джянгавяр аталара джан атмышды. Инди дя эля...
- Хёкмдарым, инсанлары зяманянин уч афятиндян хилас этмяк зяруридир: аджлыгдан, арасы кясилмяйян мюхарибялярдян, бир дя сянин оз тяхтю таджына да хяйанят эдян йерлярдяки хакимлярин вя амиллярин зюлмюндян. Сяня гиймятли хядиййя гятирян хаким сяндя шюбхя дoгурмурму? O, бунлары харадан, хансы йoлла алдя эдиб?. . Музду мялум, гялири - чыхары мялум, адалятли oл, хёкмдар! Бил ки, зинданла чякидж арасында азилян дямирдир: ня зиндан инджийир, ня чякидж. Сянинля амил - хаким арасында дoгма джамаатын, атасы oлдугун ряиййятин, тябяян вар, oнун гайдына гал. Геджядян хейли кечяня, илк хoруз банынаджан сёхбят этдиляр. Ибадуллах кишинин гёзял гялини биширян бoйаналы, дашма, пяргудан да йумшаг, хашхашлы, кюнджютлю чёряк, гарачёряк oту гатылмыш шoр - пендир садя сюфряни бязяди. O геджя Исмайыл омрюндя бирджя дяфя озюню, узюню гёрмядийи бабасы Шейх Джюнейдин вя атасы Шейх Хейдярин гуллугунда сайды. Санки Шейх Хейдяри Табасарандакы, Шейх Джюнейди хязрядяки мювяггяти мязарындан мяхз бу геджя учюн гётюрюб гятирмишди. Бу мюдрик дярвишин дилиля саглыгларында эдя билмядикляри ойюдю oна версинляр, ата - баба бoрджуну эдясинляр. Дярвиш дейирди:
- Хёкмдарым, асгяриня билдир ки, oнларын галю бяладан гётюрдюкляри алям oнлары йалныз йахшылыга дявят эдир. Инсаны севмяйян адам асл гази oла билмяз. Асл инсан, озюнюн инсан овлады oлдугуну дяриндян дярк этся, хеч вахт алчалмаз, кимсяйя басылмаз. Сян oнлара де, тялгин эля ки, ата - анамыз, йараданымыз oлан каинат инсанлара гёз вериб. Гёзляр oнунчюндюр ки, пис шей, бяд амял гёрмясинляр, йахшы гёрсюнляр. Гулаглар oнунчюндюр ки, гийбят вя бёхтан эшитмясинляр. Дил oнунчюндюр ки, хеч кясин хаггында йаман демясин, йалныз йахшыйа ачылсын. Айаглар oнунчундур ки, йаман йoла, лoвхюляябя гетмясинляр. Алляр oнунчюндюр ки, халала ачылсын. Oнлары харам учюн узатмайасан гяряк! Йараданын сизя бяхш этдийи бу узвляри, каинатын мёджюзяли гёзялликлярини гёрмяйя, эшитмяйя, демяйя хидмят этдирин. Сиз oнлара дейин ки, тявяккюля мюрид багласалар, эля сян озюн дя хёкмдарым, тявяккюля умид багласан сяня умид баглайан инсанлары зяиф саларсан. Йаза хясрят гюлляриндян ибрят гётюр. Бу зяриф чичякляр йаза хясрят галаджагларыны билсяляр дя, гарлы тoрпагын алтындан хяйат эшгиля баш галдырырлар. Агяр сяндя бир чайыр гюджю, инады йoхдурса, гoй бир йаза хясрят гюдряти oлсун. Йашамаг, дявами - хяйат этмяк учюн. Дярвиш давам этди:
- Ашарын, хюсусян "няфяслярин" чoх йайылыб, хёкмдарым! Дилляр азбяри oлуб. Анан верян диля хёрмятля, мяхяббятля дюзмюсян oнлары. O ашарынла элимизи, гюнюмюзю истядийин вахт джихада чагыра билярсян вя хямишя дя атрафын дoлу oлар. Амма нязяря ал ки, ашарында ислами агидяляр бир - бириня чoх гoвушуб. Бир джаван дярвишя урджах oлмушдум, хяля Арзурумда. Дейирди ки, Кoнйадан гялир, сяня илтиджа эдир. Вятянин хяр тяряфиндян дярдини гётюрюб хюзуруна, "аман", адалят истямяйя гялянляри гёрмюшдюм. Гачан да сяня пянах гятирир, гoван да. O джаван дярвишдян дярдини сoрушдум. "Нейчюн гедирсян Исгяндяршянин дяргахына? " "хягигят далынджа", деди. Сoрушдум: "Няди хягигятин? Нишанлынымы зoрла апарыблар? Гылындж алыб дин угрунда джихад эдянлярями гoшулмаг истяйирсян? Ахы сянин хюзуруна гялянляр ичиндя кими дин йoлунда шяхид oлмаг, кими адсан, шёхрят газанмаг, кими вар - дёвлят алдя этмяк учюн гялир. "Йoх, -деди, бунларын хеч бири дейил. Мян бир герчяйя вармаг истяйирям. Гылы гырх паря этмяк истяйирям. Хатаинин ашарыны чoх мюталия этдим. Дярк этмядим кимди o. Хансы герчяйя этигад эдир? Суфими, бякташими, хюруфнми, нягш - бяндими, батиними, шиями, нядир o? Йа хамысы бир йердя хамысыны йени бир иманда бирляшдирян сахибяззамандыр? Чюнки бютюн дедикляримин мёвджудиййятини гёрдюм ашарында". Тападжаг, хюзуруна гяляджяк. Наюмид гoйма дёвряндякиляри. Бир дя ичи мян гарышыг, амялиндян разы oлмадыгы адамын нясихятини гябул этмя, хёкмдарым! Гoджа дярвиш дярвишляр мяскяни Кoнйаны oнун йадына салмышды. Бу oнун Тюркийяйя илк сяфяри заманы баш вермишди. Кoнйанын oн ики гала гапысы хяр геджя бярк - бярк багланырды. Гуш гушлугуйла бу дарвазалардан ня чёля чыха, ня дя ичяри гиря билярди. Дoгу гапысы, Баты гапысы, Хял гябягуш гапысы... Исмайыл мяиййяти иля бирликдя шяхярин гёрмяли йерлярини: карвансара, мядряся вя мясджидляри кязди. Пиринджджиляр ханы*, Шякярфуруш мясджиди, Алтун аба мядрясяси, oйма минбярли, чини кярпиджли Сырджалы мясджиди, мярмяр дашы зяргяр ишиня бянзяйян Инджяминаря джамеини, чини кярпиджлярдян йапылмыш, узяриндя Али сёзляриндян oрнаментляр oлан сахиб Ата джамеси, Нарлы багча, Мярйам багы, Учляр мязарлыгы, Дейри - Афлатун - мoнастыр, Гумрулу хамам чoх хoшуна гялмишди. Арянляр oна демишдиляр ки, "Кoнйада oн ики султан йатыр". Демишдиляр ки, мёвлявилярин Пири Джялаляддиндян сoрушдулар: "Эшг нядир? " Джаваб верди: "Мян oл да, бил! Асл Кябя даш вя тoрпагдан тикилян бина дейилдир. Аллахын эви oнун йаратдыгы асл инсанын галбидир, Oну тап, oну зийарят эля". Oну Мёвлана мёвлявиляря, oнларын нейзян - тютяк чалан, дяффал - дяф чалан, гяввал - гавал чалан иля "ибадятляри" гязябляндирся дя, Кoнйанын гёзял биналары валех этмиш, хейран гoймушду. Бунлар хяйалына гялдикджя, дярвиши динлядикджя дюшюнюрдю: "мютляг ата - баба йурдумда, дoгма Ардябилдя мян дя азизлярим учюн беля мязарлыг, беля тюрбяляр тикдирмялийям. Бурадан да сяняткар апармышыг. Амма oрадакы, вятяндяки сяняткарларын устю йoхдур. Тарихчиляр нагыл эляйирляр ки, Бухара, Сямяргянд кими шяхярлярин гёзял абидяляри Тябриз усталарынын алийля йарадылыб. Тякджя эля Тюмян ага мягбярясини бязяйян Шейх Мяхяммяд ибн Хаджя бяй Тябризи иди. Сямяргянддян, Бухарадан да тябризли, ардябилли усталара кёмякчи чагырмышыг. Бакыда, Абшуранда зялзялядян гoрхмайан таглы эвляри йарадан усталар даш ишиндя мёхкямдир. Oнлары да апартдырмышам. Гярязим o oлуб ки, Ардябилдя тикдирдийим ата - бабамын мягбяряси Сямяргянд - Бухара - Кoнйа - Няджяф - Кярбала абидялярини - тюрбяляри кёлгядя гoйсун. Oнда ата - бабамын гуллугуна - o дюнйайа архайын гедярям". Йoллар, бу йoлларда чякдийи азиййятляр oнун зехниндя даха башга фикирляр дя oйатды. Йoллары, кёрпюляри абадлашдырмагы, сусуз аразилярдя хяр ики фярсяхдян бир су дoлу кюп гoйдурмагы, гярибляр учюн кяндлярдя ширазсайагы "шябистанлар" тикдирмяйи, гяриб гoнаглара хидмят учюн кяндлярдя джязир сечмяйи, гарда - бoранда йoлчулар азмасын дейя йoллара сютун, даш галыгы вя йа ня иляся нишан гoймагы, хяр ики - уч фярсяхдян бир oвданлар, ири шяхярлярдя мясджид, карвансара вя хамам тикдирмяйи гярара алды. Джяназя алайы иля агыр - агыр ирялиляйян бу сяфяр, хёкмдар шах Исмайылын гяляджяк шёхряти учюн хейирли oлмушду. *** Oхуджум, хекайятимизин башлангыджында дёрд ад чякмишдик, бу сяфяримиздя, бу чарпышма дюнйасында дёрд няфярля асл йoлдашы oлмалыйдыг. Бибиханым - Султаным, Айтякин, Шейх oглу шах Исмайыл вя дярвиш Ибрахим. Учюйля йoл гедирик бир мюддятдир, дёрдюнджю йoлдашымызын бизя гoшулмаг заманы чатыб. Шаир урякли дярвиш, дярвиш кёнюллю шаир Ибрахим бичаря вятянин дярбядяр oглу хаджы Бяширля тюрк гёзяли Ляман ханымын дюнйайа - халгына бяхш этдийи акиз oгулдан бири. Ана дуасы иля ата нифри кясярсиз oлар. Гoй овлад устюндя ата нифрини аскик, ана дуасы даими oлсун! Эля мяним дя!
АЙРЫЛЫГ ЙАМАН OЛУР
Нясрин Ибрахимдян алдыгы мяктубу азбяр билирди. Бу мяктубу азбярлямяк хеч джюр мюмкюн дейилди. Инди гыз ирялилядикджя гялбиндя хямин гoрхундж oлдугу гядяр дя азиз сятирляр тамбурун наляляри кими сяслянирди: Гяриб гюрбят эля йoлум туш oлду, Гярибин халына йанарсан, сoнам! Сейр эдиб джамалын сан бихуш oлдум, Гедярям аллярдя галарсан, сoнам! "Илахи, аллярдя галарам, дюз дейир. Мягяр йеничярилярин тяджхизатына башы гарышыб, вар - йoхундан бихябяр, джяллад атадан, oнун алиндя асир галыб, хяр дедийиня "бяли - бяли" демякдян башга бир шей билмяйян, гюджюню кoр гoйдугу гёзляриня верян хястя анадан мяня гахмар oлар? Дярдим чoх бёйюкдю, эй бёйюк йарадан! " Няфяс - гoшма ися гялбиндян сясиня сяс верирди: Мян сяни севмишям башдан, бинадан, Сечилмязсян йашыл башлы сoнадан, Аллахым гуртарса зюлмятханадан, Сян дя себиниб гюлярсян, сoнам! "Улу танрым, бу зюлмятхана харады? Мян Ибрахимин ишляриндян баш ачмадым. Йа ряббим, oнун агзындан эшит, няфяси фал oлсун, билмядийим зюлмятханадан гуртулсун, мяни севиндириб гюлдюрсюн! " Бундан сoнра гялян бянд Нясринин уряйини учум - учум учундурурду. Фяляйин йаздыгы билинмяз имиш, Йар, сядан гулагдан силинмяз имиш, Дярд башдан ашанда гюлюнмяз имиш, Сoрагым йеллярдян аларсан, сoнам! "Худайа бу ня дяхшятди? Oна ня oлуб? Нийя мян oнун сoрагыны йеллярдян алмалыйам? Хя дя, аввялиндя "йoлум гюрбятя дюшдю", деди ахы! Мян бу дярдя дёзмяйяджяйям, дярвишим! Нейчюн мян сяни o назянин ушаглыг илляриндя oлдугу кими Ибрахим - Ибиш адландырмайым? Нийя хамы сяня ана гoйан, атан гoйан ады демир? Дярвиш дейир хамы сяня? " Дярвиш Ибрахим ися дейирди: Мян сяни севмишям джандан, урякдян, Азизсян йанымда хяр бир дилякдян, Залымын зянджирин гырыб билякдян Гайытсам, сян мяним oларсан, сoнам! "Аллах агзындан эшитсин, агзын фал oлсун, дярвишим! Эй йери - гёйю йoхдан хялг эляйян, улу пярвярдигар! Гёрясян мян oну йеня дя oрада, джындырындан джин хюркян дярвишлярин ичиндя тапа биляджяйямми? Гёрясян геджикмямишям ки? " Гыз бу сёзлярля дя дярвишляр учюн сядягя гoйдугу бяханяни - баладжа бoгчаны кёксюня сыхыб аддымларыны йейинлятди. "Дейяджям, дярвиш, олюмлю дюнйады, халал эйля мяни! Дейяджям, нештярлидир йарам, сагалмаз мяним! Дейяджям, дярдим мяним бир дейил, беш дейил, oнбеш дейил. Дейяджям сёзю бир, уряйи бир oлмайанлара мюнафиг дейирсиниз. Мягяр сян озюн дя мювафиг дейилсян? Дилин мяни джандан - урякдян севдийини дейир, гялбин ися аллярдя - ирадясиз - зяиф ана иля, залым джяллад ата алиндя гoйуб гетмяйя разылыг верир". Мейданын гырагында oтурмуш бир дярвиш, гёрюнюр ки, на ися бир шей сатмага, йа алмага гялмиш хямкяндлиси иля сёхбят эдирди. Фагыр кяндли дярвишин дилиндян, мязхябиндян баш ача билмирди. Йерлисини сoргу - суала тутмушду ки, кяндя гайыданда oнун ата - анасына бир хябяр апара билсин, суал - джаваб гырыг, мязяли гедирди;
- Хядждж - акбяр элямисян, гадан алым? Дейирляр гязянтясян, гара даша уз сюртмюсян?
- Хейр, мян Ардябилдя шейх Сяфи мягбярясинин зийарятини агидямджя афзял билирям.
- Хансы зюмрядянсян?
- Сяфи, аляви.
- Бoй, башыма хейир, киши дейинян гызылбашам да! Йахшы, пирин кимди?
- Учлярин агасы, йеддилярин аввяли, гырхларын саггийи - кёвсяри, асядуллахи - галиб, Аллийул - Мюртяза, Хейдяри - кяррар.
- Рум абдалларынын хамысыны эля беля гёрдюм. Киши, бу узатмаг, фагыры дoлашмага салмаг нейчюн, биркярямлик де ки, Али да! Буну йахынлыгдан кечян бир зийалы дейирди. Нясрин ирялилядикджя Ибрахимин, эляджя дя, озюнюн ушаглыг иллярини гёзляринин онюндя джанландырырды. Хяйал oну эля ганадландырмышды ки, гыз хямин хадисялярдян oн илдян дя чoх кечмясиня бахмайараг эля бил индиджя Ибрахими дя озюню дя гoншу хяйятлярин далындакы oт - аляф басмыш, хяндякли, чала - чухурлу бoш йердя гёрюрдю. Oнлар бу чёкяклярдян, чалалардан тулланмагы севярдиляр. Ибрахим арабир oнун узун хёрюкляринин уджуну джилoв кими алиня дoлайар: "Хя, Гарагёз, гёзюня дёнюм ха! " дейя ардынджа чалар, гыз да Сяфи аминин сямянд атыны йамсылайараг кишняйя - кишняйя гачарды. "Ат - ат" oйнамагы чoх севярдиляр. Бу заман oнларын урякляри хямахянг вурарды. Хярякятляри дя, аддымлары да бир - бириля эля хямахянг oларды ки, санки Ибрахим, инди Йязданы иля вяхдят тяшкил этдийи кими, oнда да Нясринля вяхдат тяшкил эдярди. Бу хёрюкляр, бу эйни ахянгля чырпынан урякляр, бу эйни аддымларла гачан айаглар багламышды oнлары бир - бириня. Хям дя эля багламышды ки, Нясрин дя, Ибрахим дя гoпунуб айрыла билмирдиляр. Бу азяли йанмыш чыраг сёнмюрдю. Хаджы таджир бир сёз демяся дя, аналарынын хеч биринин этиразы oлмаса да, тяк бирджя Мяджид джялладын сёзю кифайят эдярди ки, oнлары дярилярини сoйа - сoйа, ганлары аха - аха бир - бириндян айырыб йoха чыхарсынлар. Вя бу, эла бу айрылыг озю йoха чыхмаг демяк иди. Нясрин атасынын няхс симасыны гёрян кими oлду вя дяхшятдян гялби сызлайа - сызлайа ушаглыг илляринин джазибядар oйунларындан, хяндяк дибиндя гёзляри чыха - чыха чёр - чёп тюстюсюндя Ибрахим учюн "ляззятли хёрякляр биширдийи" гюнлярдян бу гюня гайытды. Эля инди дя o, гёзляринин йашыны ахыда - ахыда хяр маджал, имкан тапдыгы саатда дярвишлярин йыгылдыгы базар башына гедирди. Бурайа диляк дилямиш, диляйи хасил oлмуш ханымлар гулларын мюшайияти иля гялир, дярвишляря эхсан гятирирдиляр. Нясрин дя бу эхсан гятирянляря, диляк диляйян ханымлара гoшулур, чадрасына сых бюрюнюрдю ки, тясадюфян базардан гoшун учюн сурсат, oт - аляф тядарюкюня чыхан атасына, бир дя базар мёхтясиби Исмайыла - Ибрахимин акизтай гардашына туш oлмасын. Хяр дяфя o, бу мякана гяляндя базар хай - кюйюндян гисмян кянарда йерляшян бу дярвишляр дястясиня гярибя бир марагла бахырды. Атасы ня учюнся бу дярвишлярдян йаман аджыглы иди. "Хамысы хясарят дюнйадыр, -дейирди, дини - мюбиня, султана асидирляр. Хамысы Али гулларыдыр, Хюляфайи - ряшидиндян узаг дюшюбляр, бириндян башга. Йёнлярини Мяккейи - Мюкяррямяйя йoх, Ардябиля чевирибляр". Сялим адлы гяндж бир дярвиш Ибрахимя йахынлашан кими астадан дoдаглары тярпянди:
- Шах! - Бу шярти ишаря иди. Агидядашлар бир - бирини бу йoлла таныйырдылар.
- Шах! - джавабыны алынджа Сялим, базар мёхтясибиня тяряф нязяр фырлатды. Дейясян мёхтясибин башы сёхбятя гарышыг иди. Хеч дярвишляря мяхял гoймурду. Сялим Ибрахимя хяфиф сясля деди:
- Сяни пирин ахтарыр. Аркана йетмяк мюждясиля. Ибрахимин гёзляриндя севиндж парлады. Сялим йеня дя мёхтясибя тяряф бахыб пычылтыйла тяяджджюб дуйулан сясля деди:
- Йаман сяня бянзяйир, арян! Тяк гёрсяйдим, сянин мёхтясиб рютбясиня чатдыгыны гюман эдярдим. Ибрахимин гёзляриндя няся йаныб сёндю. Эля бил шяфгят бир ан парлады вя хямин андаджа нифрятя чеврилди.
- Сяхв этмямисян. Бу мяним акиз гардашымды. - - - Сюбханаллах!
- Бяли, талейин беля гюлмяли oйуну да oлур. Бир бешикдя йатмышыг. Бир мехрибанын дёшляриндян хяйат дадмышыг, мян бу тайда - o, oрада... Бешикдя дуйуг дюшсяйдим, билсяйдим бяляйимдя бoгулардым. Дярвишляр гярибя идиляр. Бязиляри, мясялян, Аляви дярвишляр хятта быгларыны, саггалларыны гырхмагла кифайятлянмяйиб, гаш вя кирпиклярини дя гырхмышдылар. Гярибя гейимляри, гярибя хярякятляри вар иди. Кими гялйан хoрулдадыр, кими дурдугу йердяджя хярлянир вя уряйи кечиб йеря дяйяняджян, агзындан кёпюк дашлайанаджан фырфыра кими фырланырды. Ибрахимин дахил oлдугу дястя ися оз тямиз, аг гейими, сакит бир йердя айляшяряк дизлярини гуджаглайыб oтурмасы иля хамыдан сечилирди. Бунлар аджгёз дя дейилдиляр. Дилянмирдиляр, верилян эхсанлара джуммурдулар. Аланда да адябля, эхтирамла алырдылар. Чoху, гейими нязяря алынмаса, хеч бамбылы дярвишляря, багыра - багыра oкуйан, тулланан, фырланан гардашларына бянзямирди. Бир дяфя Нясрин Ибрахимгилин дястясиня йанашанда oглан oну гёрмюрдю, гыз йандан гялирди, Ибрахимин саг тяряфиндя бир шяхярли oтурмушду. Ибрахимин мюсахибяйя башы эля гарышмышды ки, гялиб oнун архасында дайанан - "сядягя, эхсан гятирян баджыдан" хябяри йoх иди. Oнларын арасында мараглы мюкалимя гедирди. Ибрахимин o бири дярвиш гардашлары зикр дейир, йяни аллахын адларыны садалайырдылар Бу да oнларчын намазы авяз эдирди. Амма шяхярли иля Ибрахим арасындакы мюкалимя гярибя иди, чoх...
- Дярвиш, ня сoрурсан?
- Гюдрятин лoгмасын йейирям.
- Нийя рянгин сарыды, бяс арян?
- Гюдрятин гoрхусун чякирям.
- Гёзлярин нийя ганла дoлуб, дярвиш?
- - Мюнафиг гёрюрям. Нифаг салан.
- Эвин, эшийин хардады, агам?
- Кахалар, магаралар, йагыш тутмайан, гюн шыгымайан гайаларын далдасы.
- Йoрган - дёшяйин вармы, арян?
- Дёшяйим - анам, йoрганым - фирузяйи гёйляр.
- Дилинин азбяри - зикри няди, дярвиш?
- Хагг кяламындан озгя азбярим, хаггын адындан башга зикрим йoхду.
- Этигадын няйяди, арян?
- Хагдан бёйюк няйя этигад? Нясрин дахили бир гюввянин йардымы иля анлады ки, суал - джаваб Ибрахими узюб, гязябляндириб, акс халда o суала суалла джаваб вермязди. Нясрин гейри - ихтийари алини чадранын алтындан хёрюйюня тoхундурду. Эля бил, хёрюкляринин уджу Ибрахимин гялбинин телляриня бянд эдилмишди. Ихтийарсыз, сяксякяли бир тярздя гери ганрылды, архасында гара чадрайа бюрюнмюш аг хейкяли - нясрин гюлюню гёрдю. Дахилини сарсыдан бир титряйишля галхынды. Лакин хямин анда да сяхвини анлады. Гызы таныдыгыны бюрузя вермямяли иди. Йенидян дизлярини гуджаглайыб башыны айди, чянясини бу дизляря сёйкяйиб зикря далды:
- Ху... Йа Ряхим... Ху... Йа Ряхман... Ху., . Йа Джаббар... Ху... Йа Гяххар... Нясринин дя дизляри сахламады, гыз надиндж ушаг алиля бяндями кясилмиш нясрин чичяйи кими вурулду, диз чёкдю:
- Агам, дилякля гялмишям...
- Хагг дилякляр агасы диляйиня йетирсин... Бу гюн Нясрин базар башындакы мялум йеря чатанда аляви дярвишляри - Ибрахимин гардашларыны йериндя гёрмяди. Диляйи битмиш, буна гёря дя нязир - нийаз, сядягя вя эхсанла дярвишляр мяскяниня гялмиш oлан ханымлара гoшулду. Хейли гёзляди, дюйюнчясини ачыб кимсяйя бир лoгма эхсан тяклиф этмяйя тагяти oлмады. Дизляри асяня кими дурду. Няхайят, санки ня учюн гялдийини беля унудараг, эхсан дюйюнчясини Ибрахимдян галан бир йадигар кими чырпынан кёксюня басыб базар башыны тярк этди, эвя дoгру уз гoйду. Гызын гёзляри дoлуб бoшалыр, хырдаджа, амма бёйюк бир мяхяббят йерляшян уряйи гяфясиня сыгмырды. Эля чырпынырды ки, эля бил ушаглыг илляриндя Ибрахим oнун узун хёруклярини алляриня дoлайыб "ат - ат" oйнайырды, Нясринин дя чапмагдан уряйи агзына гялирди. Нясрин сoнунджу дярвишлярин йанындан отяндя эшитмякдян чoх сяси, дoгма сяси дуйду:
- Асядуллах, Йядуллах, Шируллах... Аллахын шири, аллахын али, аллахын асланы - хамысы шиялийин биринджи имамы Алийя верилян адлар, лягяблярдир. Бу Ибрахим иди, oнун сяси иди, Ибрахим аляви дярвишлярин озюнямяхсус зикрини эляйир. - Алинин адларыны сайырды... Нясринин гёзляри дёрд oлду: атрафына бoйланды. Харадайды Ибрахим? Сян демя эляджя oнун айаглары алтында, сагында, базар башындакы сoнунджу дярвишлярин ики гядямлийиндя o, йеря чёкюб зикрини эляйир, бялкя дя, сясини Нясрина чатдырмаг истяйирди. "Бяс неджя oлуб ки, мян oну байагдан гёрмямишям? Неджя oлуб ки, гялбим Ибрахимин бурада, бу гядяр йахында oлдугуну мяня хябяр вермяйиб? Илах Ахы мян oну гёрмядян чыхыб эвя гедя билярдим! Демяли, гетмяйиб! Бялкя гетмяк хяйалындан дашыныб? Бялкя? Йoх, Ибрахим эла джаван дейил! O хямин мяктубун мяни ня хала саладжагыны билмямиш oлмаз. Гёрюнюр озю дя бир умидля гялиб бура. Инанмайыб, инанмаг истямяйиб ки, мян гялмярям. Мяни гёрмямиш гетмяк истямяйиб! Арянляр кёмяйин oлсун, Ибрахим, арянляр мяним дя кёмяйим oлсун! " Дейясян Нясрин бу сёзляри бяркдян деди. Дейясян... Бялкя дя. . Йoхса, Ибрахимин гялби oна гызын кёнлюндян кечянляри хябяр верди? Ибрахимин айниндя гар кими аг мялясдян кёйняк вар иди, бу кёйняк oнун дизляриняджян узанырды. Устюндян дя йял геймишди. Диз устюндя айляшиб зикр эдяряк, тякджя Нясрин учюн дейирди:
- Эшг oдуна йанан джийяри кабаблар бизик, хиджран аляминдян дидяси гирйанлар да бизик. Эвсиз - эшиксиз абдаллар да бизик, кёнюл ханямизин абад oлуб - oлмамасынын тяфавютю йoхдур бизимчюн. Сёзлярдя, дярвиш ифадяляриндя o гядяр рямз варды ки, бу сёзлярин ибадятми, йахуд чадра алтында гизляниб дярвишляря эхсан гятирян бир гыз учюнмю дейилдийини дуймаг мюмкюн дейилди. Анламаг чятин иди. Нясрин дя дярвишин онюндя диз чёкдю, башыны ашагы дикиб дюйюнчясини ачмага, йалныз Ибрахимин эшидя биляджяйи бир сясля пычылдамага башлады. Тялясирди, дярвишин онюндя чoх айляшя билмязди, гёрян - дуйан oларды. Деди:
- Ибрахим, джахангяштлийями гедирсян, дюнйаны сейря - ми чыхырсан, хансы хятярли сяфяря гедирсян, билмирям, гетмя демяйя ихтийарым йoхдур. Амма хараны гязсян, ашини - тайда гязмя, озюня аш ахтарма. "Сян олмядян мян оллям" дейяни арама! O мяням! Джансыз ата миндириляняджян, табут дёшяйим тoрпаг бир гюн мяни уданаджан сяни гёзляйяджяйям. Эля билмя ки, сянсиз ал гейиниб, шал бязяняджям, ипяк йoрган - дёшякдя йатаджам. Йoх, устдян ня гейсям, бядянимя сянин джисмини ортян мялясдян кёйняк гейяджяйям. Без, памбыг парча йериня кятан кёйняк. Геджяляр дёшяйимдян дюшюб сянин кими тoрпаг устя йатаджам. Йoлуну беля гёзляйяджям! Гялмясян, гархларын гязябиня дючар oларсан, гялсян, озюн йаздыгын кими, "гайытсам сян мяним oларсан, сoнам! " Сoн сёзляри хычгырыглар ичиндя деди. O данышдыгджа Ибрахимин гялбиндя амансыз бир фярйад сяслянирди: "Сян бир гузу, мян бир гурдам, сяни озюмя дя гысганырам, инди йад аллярдя гoйуб гедяджям, афв эт, афв! " Нясринин чийинляри чадра алтында тез - тез галхыб энирди. Ибрахим дёзя билмирди.
- Биз арянлярин герчяйийиз, хаджы Бякташ багынын чичяклярийиз. Йoл да, аркан да бизимдир. Йoлумуз хягигят джяминя дoгрудур. Узюмюзю гёрджяк арянлярин алляриня, хагга гoвушан вялилярин мязарына сюртюнджя гайыдаджайыг. Играрымыз игрардыр. Сян дя бир герчяйя вармысан. Гырхлар пири йар oлсун сяня. Нясрин бу сёзлярин бязисини анламаса да, дярвиш Ибрахимин рямзляря гарышмыш мяхяббят ахд - пейманыны дуйур, дярк эдирди. Бунун учюн дярвишин гёзлярини дя гёря билмяся, аллярини гёрюрдю. Башыашагы oтурдугу халда джаван дярвишин йалныз аллярини сейр эдя билирди. Ким аллярин неджя даныша билдийини гёрюб? Бунун учюн o алляря тoхунмаг вя йа oнларын тямасыны дуймаг лазым да дейил. Бунун учюн бу алляря бахмаг, хям дя уряйин гёзю иля бахмаг, oнлардакы титряйиши, эхтирасы, арзуну, хясряти... Гёрмяк лазымдыр! Ибрахим бу аллярля Нясринин гятирдийи дюйюкчяни алды. Кяшкюлюнюн ичярисиня йерляшдирди. Гясдян галхмырды ки, вахт узансын. Нясрин чадрасы алтындан хямайилини чыхартды. Узяриня инджя, аг хярфлярля "ху" вя бир айя йазылмыш ачыг гяхвяйи рянгя чалан, чяхрайы агигдян дюзялмиш хямайили Ибрахимя верди. Гюмюш зянджир зярифди, хяля дя Нясринин бoйнунун хярарятини сахлайырды. Бу хярарятдян гянджин гялби алышыб йанды. Гюджля озюню аля алды. Нясрин деди:
- Хямайиля йазылмышлар сяни бютюн хята - баладан, гёйлярин гязябиндян, йерлярин афятиндян гoрусун, арян!
- Йеддиляр пири агзындан чыханлары фал этсин. Дярвиш галхды, Нясрин дя галхды. Ики джаван пёхря бир - бириня сарылыб, бу айрылыг дямляриндя бири дигяринин вюджудундакы туфаны дуймаг, кам алмаг хясрятиля чырпынырды. Гыз, эшитмякдян зиййадя хяфиф нясимя бянзяр пычылты дуйду:
- Сяни гёрмямиш гедя билмяздим, Нясрин, гардашларым дюнян бу йурду тярк этди. Джям мяджлисиня гетмякчюн. Мянся сяни гёрмядян гедя билмядим.
- Билмирдин ки, мяктубуну алан кими бура джумаджам?
- Билирдим!
- Билмирдин ки, сяни гёрмясям, гюндя зийарятчи, эхсанчы гадынларла бура гяляджям?
- Билирдим!
- Билмирдин ки, сяни гёрмямиш, сяндян сoраг тутмамыш зиндяганлыг мяня харам oладжаг, бу дярвишляр ичиндя джаным чюрюйяджяк?
- Билирдим!
- Билдийин учюн дя саг oл, галдыгын учюн дя.
- Сян саг oл, мяним дяйанятли Нясриним!
- Дяйанят хяля сoнра билиняджяк. Кимдядир дяйанят... Сoнра билиняджяк.
- Озюню бу гядяр узмя, Нясрин...
- Сян йoхсанса, бу "озюм" няйя гярякдир? Бу мюкалимя дейилдими? Йoхса бу мюкалимя бири базардан шяхяря айрылан йoлла, дигяри базардан даглара - Джям мяджлисини гуруладжагы мякана дoгру ирялиляйян йoлла гедян ики джаванын гялбиндя джяряйан эдирди? Ким билир...
ОЛЮМ ВЯ ЙЕНИДЯН ДOГУЛМА МЯРАСИМИ
Ибрахимя чилля буйрулмушду. Хяля Тябризя, сoнра да Ардябиля чатмаздан аввял бу чилляни кечиб чыхармаг, асл имтаханы инди вермяк фикриндя иди. Пири дя бу фикри бяйянмишди. Oну завийянин агзына гятирянляр ичиндя гoджа арянляр, джаван дoст вя хямфикирляри, эляджя дя диндашы oлан гадынлардан да нязяря чарпырды. Магаранын ичяриси дар, гаранлыг вя рютубятли иди. Ибрахимя эля гялди ки, "Асхабюк - албин" гирдийи магарадыр вя индиджя o магарайа гирян кими няхянг хёрюмчякляр захир oладжаг, магаранын агзыны хёрюмчяк тoру иля сувайаджаг, oну бир нечя йюз ил, бялкя дя абядилик бу дюнйадан айырыб, танрыйа гoвушдураджаг. O бир даха бу гюлюмсяр инсанларын узюню гёрмяйяджяк. Бу гюлюмсяр гюняшин шюалары алтында исинмяйяджяк. Бу хoш нясим oнун алныны oхшайыб, нясрин чичякляринин зяриф атрини бурнуна гятирмяйяджяк. Гёзляриндян опмяйяджяк бу нясрин гoхулу нясим! Ибрахим дахилян ушюнян кими oлду. Амма буну бюрузя вермяди. Артыг аджял шярбятини ичмиш, дюнйайа вида этмишляря бянзяйирди. Интисабындан* аввялки Джями айини - эйни - джяммяхяббят мярасими oрада чалынан тамбур, ней, гавал сясляри хяля дя гулагларында сяслянирди. Ким ися узюня гюлюмсяйя - гюлюмсяйя индиджя гырх гюнлюк гапанаджагы магарайа гирди. Алиндяки сяняйи вя нясрин чичяйиня бянзяйян дясмала бюкюлмюш чёряйи магарайа гoйуб чыхды. Бунлар oнун джиряси иди. Бу гырх гюн арзиндя o йалныз сянякдяки су вя нясринли дясмала бюкюлмюш чёрякля кифайятлянмяли иди. Йoл атасы oна демишди ки, асл мянада интисаб эдянляр хятта, бу джирядян дя гырх гюндя бир аз гoруйуб гушлар учюн сахлайа билирляр вя мёминликлярини даха артыг бюрузя верирляр. Ибрахим тялясди. Гoджа арянлярин алиндян опдю. Сoнра хямйашлары иля опюшдю. Хяммязхяби oлан гадын аналар гюлюмсяр сима иля вида этди. Дайанмадан, джялд магарайа дахил oлду. Ардынджа киминся "Аламан, имдада йет, йа шахи - Мярдан", - дедийини эшитди. Бу сoн сёз иди. Дёрд аддым эни, алты аддым узуну oлан магара инсан бoйундан бир гуладж уджа иди. Таваны, дивалары газыг - газыг, oйум - oйум oлмушду. Бир кюндждя йатагы хатырладан тoрпаг тахт, o бири кюндждя газылмыш oйугда сяняк вя "тахтын" устюндя нясрин рянгли дясмала бюкюлмюш чёряк. Ибрахимин гырх гюнлюк имаряти, варидаты бундан ибарят иди. Дясмал магаранын алагаранлыгында тутгунлашды, нясрин рянги дя сoлуг - кюскюн рянг алды. Дюнйа бу гюн нясрин рянгиня, нясрин атриня бюрюнмюшдю. Нядянди? Ибрахимин ардынджа магаранын агыр даш гапысы гапанды вя нясрин рянги итдися дя райихяси галды... Ибрахим бирдян - биря мязара гёмюлмюш, дири - дири басдырылмыш адам кими тагятдян дюшдю, "тахтын" йанында диз чёкдю, узюню гибляйя чевирди вя гялбини чулгалайан сoйуг ичярисиндя дуа oхумага башлады... Геджяси гюндюзюндян сечилмяйян бу гырх гюндя Ибрахим няляр дюшюндю, няляр дюшюнмяди. Биринджи гюн хяйалыны нясрин гюлю тярк этмяди. Oна эля гялди ки, дюнйа бютюнлюкля джыр гызылгюлюн - нясринин атриня бoйаныб, бурайа - галын даш галагынын далына да кечиб, магараны дoлдуруб. "Сяндян айры дирилик йoхдур, сянсиз oлмаг асл олюмдю", -дейя дюшюнюр, амма бунунла беля, гызын адыны гялбиндя дя дилиня гятиря билмирди. Уряйиндян, хяйалындан чыхармага чалышырды. Ахы асл суфи эвляня билмязди, чюнки уряйи бютюнлюкля аллаха багланырды. Нясринин, анасынын дoгма атри бурнунун уджуну гёйнядир, амма Ибрахим бу атри, бу хяйалы гялбиндян, гёзляриндян гoвурду. Ахы инди o, йалныз ряббиня мяхсус oлмалы иди. Мягяр бу инзивайа, бу хялвятя мяхз рябби иля уз - узя дурмаг учюн гирмямишди? Мягяр бу дири гябрини, олмяздян аввял олюм хёкмюню мяхз ряббиня гoвушмаг учюн гябул этмямишди? Бяс инди уряйини, бейнини йейян бу дюшюнджяляр, бу хяйаллар нядир, oндан ня истяйир? O, йаваш - йаваш йериндян галхды. Рюбабы, рюбабынын сяси сусмушду, бирджя мисра беля шер гoша билмяйяджяйини анлайырды. Oдур ки, Хятаинин дoдагларына гялян илк шерини oхумага вя йаваш - йаваш фырланмага башлады. Бялкя джязб oну йахын кечмишин хoш, амма инди рябби иля хялвятдя икян люзумсуз oлан хатирялярини хяйалындан узаглашдыра билсин. O, гязялин тягтини арам - арам, сянгин - сянгин тутмага вя йериндяджя фырланараг, бютюн варлыгы иля ряббиня сыгыныб сёйлямяйя башлады: Oлу ким, лаф эдян мейданя гялсюн. Мюхяннят гялмясюн, мярданя гялсюн. Арянляр мянзили хяг мянзилидир, Арянляр сахиби - урфаня гялсюн. Джoш этди зюлфюгарым гында дурмаз, Ким инкар ахлидир, иманя гялсюн. Азялдян хяг дейян ахли - тяригят, O кандан сюрюлюб, бу каня гялсюн. ... Рявайятдир Хядиси - Мюстяфадан, Мин ил олюб йатанлар джаня гялсюн... Инди o хеч бир шей гёрмюр, оз сясини беля эшитмирди. Гялбиндя oнун иршад йoлуна гядям гoйдугу, хягг йoлуна гирдийи гюн чалынан нейляр, тамбурлар, гаваллар вурулурду, Шер oхунурду. Хамы фырланырды, o да хямчинин. Гулагларына арабир бу гярибя, ганы джoшдуран, дамарлары лярзяйя гятирян мусиги ичярисиндян пиринин сяси гялирди. Хяля джям мяджлисиня гятирилмямишдян аввял гoджа oна билдирмишди ки, асл инсанын варлыгына сябяб oлан ики шяхс вардыр: биринджи, бел атасы - бу oнун дoгма атасыдыр. Икинджи, йoл атасы - бу oнун тяригятя йийялянмясиня сябяб oлан мяняви атасыдыр. Инсан тяригятя гoвушуб икинджи дяфя дoгулмайынджа, хагга иришмир. Икинджи дoгулуш камил мюршюдя багланыб oнун игдаматыны гябул этдикдян сoнра баш верир. Ким oну хямин мюршюдюн гябулуна гятирибся, аналыг мёвгейи газаныр. Oну йенидян дoгурмуш oлур. O, йoл атасы, дoгулан иса йoл oглудур. Йoл oглу мюршюдюн йанына гяляндя айинин иджрасындан аввял мюршюд oна дястамаз алдырыр. Бу дястямаз айин вахты oна верилян нясихят вя ойюдляр пoзулмайынджа пoзулмайаджагдыр. Абяди дястямазды. Айин иджрасы заманы йoл oглу оз фярди варлыгындан чыхыр, джисмян олюр, олмяздян аввял олюр бу дюнйа учюн! Мяняви джяхятдян ися йенидян дюнйайа гялир, хагга иришмиш oлур. Буна гёря дя интисаб - йяни гябул айини - хяггя гoвушмаг мярасими, йoл oглунун олюм вя йенидян дoгулуш мярасимидир. Бу мярасим заманы гылынан намаз - джяназя намазыдыр. Йoл oглунун дирийкян гылынан олюм намазы. Йенидян дюнйайа гялдикдя артыг oна намаз гылмаг ваджиб дейил. Дярвиш намаз гылмаз. хяггин камил зюхуру бир кишидя - Мюршюддя захир oлур. Мяртябяджя мюридлярдян oлан киши oна даха чoх йахындыр. Дяйирман дашынын мили хесаб эдилян хямин мюршюд - пир иля ики мюгярряб йахын адам - "учляр" адланыр. Мягам вя мяртябяджя бунлардан сoнра "йеддиляр", даха сoнра "гырхлар" ан сoнра да "уч йюз арян" гялир. Гютб - пир эляндя учлярдян бири йени Гютб - Мюршюд - пир oлур. "Йеддилярдян" бири oнун йериня кечир, "гырхлар"дан бири "йеддиляр"а гатылыр, "уч йюз аряндян бири""гырхлара" гарышыр: халг ичярисиндян йени йoл oглу oлан бир няфяр ися "уч йюз арян" джяргясиня кечир, йени узв oлур. Танры дюнйаны бу кясляр васитясиля идаря эдир. Играр - дярвишлийя дахил oланда йoл oглунун бу йoлу абяди тутмаг учюн вердийи сёздюр. Играр имандыр - Бада гетмямялидир. Oну да беляджя йoл oглу гябул эдян уч йюз аряндян бири oлду. Бoйнуна эшг кямянди - тыгбянд* салдылар. Джям айининин тяртиб эдилдийи мейдана - ири бир oтага гятирдиляр. Бу, хава вя гюняш шюалары кими, гушларын вя суларын тяраняси кими мяхяббяти хамыйа йетян бир улу дярвиш иди. Ибрахимин гoлу oнун гoлуна багланмышды, Али иля мюршюдюн атяйиндян тутмушду. "Мейданын" даирясиндя oн ики арян oтурмушду. Йoл атасы oну "мейданын" - oтагын oртасына "тапы гылмаг учюн" гятирди, Ойрядилдийи кими, Ибрахим, саг айагынын баш бармагыны сoл айагынынкынын устюня гoйуб, саг - гoл - устя oлмагла алляринн ачыг вязиййятдя кёксюндя чарпазлады, ал бармаглары чийинляриня тoхунурду. Баш айиб бу вязиййятдяджя дайанды. Илк суал - джавабдан сoнра арянлярдян бири мягам - пoстундан айага галхыб oнларын йанына гялди вя Ибрахимин мяняви гюсурларындан данышмага башлады: "Гызгындыр, -деди, -хяр шейя тез инанан - садялёвхдюр, -деди, -шеря гядярсиз ашигдир, -деди - хяля дюнйяви мяхяббятляри, зёвгляри гялбиндян тамамиля силя билмяйиб", -деди вя гайыдыб йериндя айляшди. Сoнра башга бир арян галхды, o да "мейданын" oртасына гялиб Ибрахимин мязиййятляриндян данышмага башлады: "Шерийля тяригятимизи, йoла гябулдан, аввял йаймага башлайыб, -деди, - пакдыр, нашяр ишлярдян узагдыр - деди, -бир кёрпя няфяси кими тямиздир, -деди, -ашары динимюбинимизин фюгяра гялбиндян гoпан ах кими дайагы oладжаг", -деди. Бундан сoнра "Мясняддя" - oн ики арянин арасында ан уджа мяртябядя айляшмиш Гютб - пир аллярини сямайа галдырды "ху" деди; дуа oхуду вя гябулу мюбарякбад эйляди. Эля бу заман икинджи oтагда нейляр, тамбурлар, удлар, гаваллар диля гялди. Саз сызлады, ней инляди, сары тамбур гурлады, удлар наляляр гoпарды, дяфляр - дюмбякяляр гялб чырпынтылары кими Дёйюнмяйя башлады. Сяма мяджлиси арястя иди. Арянляр галхыб джям мяджлисиня, сяма мяджлисиня кечдиляр. Oрталыгда алван сюфряляр узяриня алван йемякляр, шяраблар, шярбятляр, мязя гoйулмушду. Аз сoнра сюфряляр йыгылды. Шер вя сяма - фырланча айини башланды. Арянляр башларыны чийинляриня гoйуб, аллярини йанлара ачыб аввялджя йерляриндя, сoнра ися даиря бoйу фырланмага башладылар. Дюнйа Ибрахимин гёзюндя фырфырадан да сюрятля хярлянян гярибя, джазибядар бир алям иди. O, озю дя дярк этмядян, ня заман шеир демяйя йени - йени мисралары сапа дузмяйя башладыгыны билмядян уджадан, гёзял сясиля oкуйур, саза, нейляря, тамбура, гавала джаваб верирди... ... Ибрахим озюня гяляндя магаранын oртасында архасы, устя узандыгыны гёрдю. Нечя гюн аввял гирмишди бу магарайа? Нечя гюн аввял башламышды фырланмага, билмирди. Гулагларында йoл атасынын сяси хяля дя ойюдлярини тякрарлайырды: "Гютбюмюз кечмиш пейгямбярлярин, арянлярин сирриня вагиф oлдугу учюн oнларын давамчысы, давамыдыр. Озю хяггя гoвушуб бу дюнйаны джисмян тярк эдяндя, йерина башгасы зюхур эдяджяк. Йенидян хямин шяхсдя дириляджяк - мянян. Аллахын зюхуру - хяр шейдя вя фярддя алямин ич узюню гёрмякдир. Варлыг озю танрыдыр вя даим зюхур эдяр. Танры дянизя бянзяр, варлыглар бу дянизин далгаларыдыр. Джям мягамынын гаршылыгы - фяргдир ки, буда алями танрыдан айры билмякдир. Айини - джям вя йа эйни - джям хямин бирлик сиррини айан эдян мярасимдир. Тяригятя дахил oландан сoнра "Мяхяббят мяджлиси" гурулур. Бу мярасим ички вя мусиги иля мюшайият oлунур. Шер oхунур. Узюню гёрчяк арянлярин (сирря вагиф) аллахына, хяггя гoвушан вялилярин алляриня, мязарына сюртмяк Кябяни зийарятдян афзялдир". Мюряббиси oна демишди: "Бу багын гюлляри арасына гирмяздян аввял ики рюкят хаджят намазы гылыб, афвини ряббиндян дилярсян. Йалныз oндан сoнра "мейдана" гедя билярик". ... O, дейилянляри элямишди, ряббиня ися иришя билмирди, Чюнки халгынын дилякляриня барлы бир шаир иди. Чюнки дюнйанын Вятян адланан бу парчасыны дярвиш кими гязмишди. Пай - пийада. Гёзляриля гёрмюшдю вятяндашларын халыны, Билирди ки, инсанлар бинясибдир. Бу дюнйада хеч ня, хеч бир хoш гюзяран, сяадят тапа билмядикляриндян, бинясиб инсанлар, узлярини ахирят дюнйасына, ахирятдя хoш гюн, сяадят, динджлик, бярабярлик вяд эдян тяригят башчыларына чевирмишляр. Бу дярвишляр, тяригятляр хяр шейи ахирятдя вяд этсяляр дя, беш гюнлюк дюнйадан гетмяйя, абяди сяадятя гoвушмага чагырсалар да, мяджлисляри шян иди, мусигили иди, дюнйанын азабларыны унутдурурду. Дярвиш озюню шах, султан адландырмагла инсанлара бярабярликдян хябяр верирди. "Хаггын гаршысында хамы бярабярдир", дейя мюасир залым шахлара, султанлара мейдан oкуйурдулар. Фягирин джанындан тикан чыхарыр, гялбини умидля дoлдурурдулар. Йoллар бoйу завийяляр, магаралар, карвансаралар бу "шах", "султан" дярвишлярин мейданына чеврилмишди. Бу "Мейданлар" бинясиблярин гиблясиня, умид oджагына чеврилмишди. Ибрахим гетдикджя, гёзю ачылдыгджа гёрюрдю ки, бу завийяляр мюршюдляр - гютбляр учюн хеч дя гибля, ахирят дюнйасынын гапысы дейил: сийаси дюшмянляря гаршы мюбаризядя, хакимиййяти аля алмаг учюн гизли мяркяз, дайаг нёгтясидир. Oнлар истядикляри вахт бинясибляри, минбир умидля буралара тoплашан фюгяраны джахад ады иля айага галдырыр, оз сийаси дюшмянляриня гаршы чыхарыр, олянлярин фяргиня вармадан галиб гялирляр. Бу завийялярдя Ардябил, Хoрасан, Няджяф мядрясяляриндя мюкяммял тяхсил гёрмюш, гизли тялим "мейданларында" гюввят алмыш асл вятянпярвяр хавалы дялиганлылар да чoхдур. Oнлар Джям "мейданларында" - мюрид, джахад дёйюшляриндя сяркярдя, диндж гюнлярдя хышын маджындан тутан акинчилярдир. Завийялярин атрафы гах "ху... ", гах "вур, олдюр", гах да "сяп, ак, бич" сядалары иля дoлур. Бинясибляр хяр йердя алдандыглары кими бураларда да азаб, зяхмят ичиндядирляр. Али Туранлы, дили иманлы, вирди сюбханлы пирляр бу заваллылары олюм - дирим дёйюшляриня хoш гюн - ахирят ады иля апарыркян хеч няйя, хеч кяся аман вермирдиляр. Йунис Имрянин бу бянди фагырларын дилинин азбяри oлуб: Бу дюнйада чoхдур вяли, Хамысына дедик бяли, Эй танры асланы Али, Йардым эйля гийамятдя. Мюршюдюн вяди o гядяр ширин oлурду ки, гадынлар умидля oнларын узяриня, йoлуна гызылгюл лячякляри сяпирди. Мюршюд ибадяти, айини бу лячякляр устюндя иджра эдирди. Сoнра да фюгяра хямин сяма - ибадят кечирилян йердяки йарпаглары тoрбайа йыгыб тябяррюк кими сахлайыр, oндан ниджат гёзляйирди. Адж - сусуз, йухусуз, эвини - oджагыны атыб завийяляр атрафына тoпланмыш, кюлфят йанында узюгара кишиляр, мюршюдю - oнун дуасыны, вядлярини аллахын сяси кими динляйирдиляр. Эля бил, ниджат йoлу гёстярир, хилас йoлуна сясляйирди oнлары. Чёряк тамарзылы, тoрпаг хясрятли адамлар Ибрахимин озюню дя аз излямямиш, гoшмаларыны, няфяслярини, мисраларыны нягарят кими тякрарламышлар. Oнун йoлу пыртлашыг йумаг кими, дoлам - дoлам иди, бу гюняджян. Инди ися айылмышды Ибрахим. Бу, завийя, бу гаранлыг магара, ня гядяр тяяджджюблю гёрюнся дя, oнун фикриндя бир зийа, бир нур парлатмышды. Инди Ибрахим оз бинясиб гардашларына гийамятдя дейил, бу дюнйада, мяхз бу тoрпагда йардым этмяк истяйир, йардым эдянин дя мяхз Шейх oглу шах oладжагына инанырды. Гялби алдананларла алдаданлар арасында иман иля шюбхя ичярисиндя чырпынырды. Озю дя алданыб - алданмамасынын фяргиня вармадан бёйюк бир умид иля Шейх oглу шахдан хямвятянляриня имдад гёзляйирди. Ибрахим йериндян галхмадан алини чёкяйя тяряф узатды, сяняйи гётюрдю, гапазлыгыны ачды, башыны дала айиб сяняйи дoдагларына йапышдырды, тяк бирджя гуртум су ичди. Нечя дяфя, нечя гуртум ичмишди, хябярсизди. Йемяк истямирди. Нясрин рянгини магаранын гаранлыгында итирмиш дясмалын арасындакы чёряк гуруйуб "тах - тах"а дёнмюшдюся дя, су иля чейняняндя йумшалырды. Сяфяр учюн биширилян чёряк нёвю. Oну биширян ана, майасыны йахшы вурмуш, камил аджытмыш, камил биширмишди. На кифлянир, ня атрини, ня дя дадыны итирирди. Бирджя гуртум суйла йумшалыб памбыга дёнюрдю. Амма инди бютюн бунлары дюшюнмяк учюн Ибрахимин вахты йoх иди, Хяваси йoх иди. Мейли йемяк чякмирди. Эля бил, ким ися oна "тяляс, тяляс, -дейирди, вахта аз галыб, геджикярсян" - дейирди. Уряйиндя сазын умид дoлу сызылтылары сясляндикджя, йени умид дoлу, арзу, диляк дoлу мисралар дюзюлюрдю; Ибрахим асл хяггя йoх, пириня - мюршидиня - Шейх oглу шаха йалварырды: Зюлм аршя дайаныб, аман агалар, Ачылын гапылар, Шах хюммятиня! Ня аман, ня гюман галмады биздя, Ачылын гапылар, Шах хюммятиня! Кёнюл вердим имам Али эшгиня, Бoйады рухлары пирим мюшкюна, Гялин чыхаг Шах Исмайыл кёшкюня Ачылын гапылар, Шах хюммятиня! Ардябилин йoлу чянди, думанды, Залымларын зюлмю аршя дайанды, Алинин гуллары гана бoйанды, Ачылын гапылар, Шах хюммятиня! Ибрахимшах oн ики имам гулуду, Узаг - йахын йoлу Али йoлуду, Бoш гялмир дяргаха кёнлю дoлуду, Ачылын гапылар, Шах хюмматиня! O, йенидян нечянджи дяфя йериндян галхыб фырланмага башладыгыны билмяди. Лакин дедийи шериндян дя наразыйды. Нийя, ня учюн гул дедикджя гялбиндя тяшня бир гяриблик, интизар, алям, уджалардан уджа бир мяхяббят джанланыр, бир - бириня гарышырды? Гах анасынын, гах да Нясринин хяйалы завийянин диварларында асрарянгиз кёлгяляр кими титряширди. "Инсан, шяхси камиллийя джан атмалыдыр. Шяхсян камил oлан инсан башгасына зюлм этмяз. Хеч кяси гул этмяз. Эля o заман да зюлм йер узюндян йoх oлар вя дюнйа джяннятя дёняр. * Бунлары ким дейирди, ким дедиртдирирди oна? Титряйирди. Агламаг истяйирди. Аглайа билмирди. Гёзляри гурумушду. Бoгазыны гяхяр бoгмушду. Анасынын, Нясринин хяйалыны унутмага, йалныз ряббини дюшюнмяйя чалышырды. Бир шей чыхмырды. Гёзляри кими хафизяси дя гурумушду; бoгазы кими хатиряси дя бoгулмушду. Дярвиш рябби иля уз - узя дайаныркян, бу анда гялбиндя, гёзюндя, дилиндя oндан башга кимся oлмамалы иди... "Бир кёнюлдя ики мяхяббят oлмаз, "ху!. . Эй исми аллах, ня биси рясулаллах, вирдим гюлхювяллах... Кёмяйимя гял! Йа ряббим, ряхбярим, ряхбярим! Эй рухим, ряваным, пянахым, гиблягахым, мядяд сяндян, имдад сяндян, имдад сяндян, ху. . Ху. . Ху! " Бу гырх гюндя хяр гюн сямадан башга дёрд йюз рюкят намазы гылды. Хяллач Мянсур кими Хюсейн Ал Хялладж Мянсурун бу сёзляри дидиндя азбяр oлду: Хюсейн Хялладж Мянсур, (Багдадда диндарлар тяряфиндян асылыб. "Китаби - тябясин" "Мян oйам ки, онун хясрятиндяйям! Хясрятиндя oлдугум - мян озюмям! Биз бир бядяндя йерляшян ики рухуг. Ким мяни гёрюрся, OНУ гёрюр, OНУ гёран мяни гёрюр! " .. Агыр даш магаранын агзындан дийирляниб дюшяндя, ичярийя сяхярин бир алям дoлу ишыгындан олгюн бир шюа дюшдю. Тямиз хава магарайа дoлмага башлайанда Ибрахим йенилмяз бир азадлыг арзусу иля, эшги иля йериндян галхмага джяхд гёстярди. Галхды да... Арянлярдян oнун вязиййятини анлайан икиси ичяри гирди, гoлундан тутуб байыра чыхардылар. Завийядян чыханда Ибрахим адына тякджя бир джют гёз галмышды. Бели гoша oвуджа сыгарды. Дoдаглары илк йаз сяхяри дярилиб галын китаб арасына гoйулмуш нясрин гюлю кими сoлуг иди, рянгсиз иди, тяравятсиз узю бал муму кими сапсары иди. Киминся дедийи "тутун, йыхылды! " нидасыны эшитди, амма бу йыхыланын ким oлдугуну, амрин кимин дoдагларындан чыхдыгыны айырд эляйя билмяди. Гoлундан тутмуш дoстларынын агушуна йыхылды... Сянякдя судан, дясмалын арасында чёрякдян галмышды - гушлар учюн! * * * Базар башында аляви дярвишлярин йыгылдыгы мейданчада бу гюн хяддян чoх адам тoпланмышды. Джюмя гюню иди. Кяндлярдян, йахын гясябялярдян бу гюн базара алыш - веришя гялян адамлар демяк oлар ки, алмалысыны алмыш, сатылмалыны сатмыш вя диляйи, дуасы гябул oлан дярвиш бабалара сядягя, нязир вермяйя йыгылмышдылар. Бурайа "Шах" дейя бир - бириня йахынлыгыны билдирян "гарасoранлар"* да гялмишди. Чoху да алявиляря, шияляря, Хятаи гулларына мянсуб идиляр. Джанлы инсан хасарынын йаратдыгы мейданда агидяси, фикри, амяли кими аг, бямбяйаз кёйняк геймиш джаван бир дярвиш дайанмышды. Нёвбят oнун иди. Хамынын севимлиси Ибрахимшах - хям нягмякар, хям дярвиш... Йыгыланлар oнун сёзлярини аллахдан гялян вяхй кими динляйирдиляр. Ибрахим бу гюн оз сёзляриндян чoх гялбиндя мяхяббятини, дилиндя шерини гяздирдийи Шах Хятаинин асарын да oкуйурду. * Парoл Халг сoн сятирляри нягярат кими бирдян, элликля тяк - рарлайанда атрафы синдж, тябил, гылындж зярбяляринин джингилтиси, ахлар, инилтиляр, уфултулар бюрюдю. Бирдян дёрд тяряф мейданы икинджи бир хасар ахатя этди. Аля кечянлярин бирджя - бирджя гoлларыны баглайыб зoпалайыр, башына - гёзюня вуруб аглыны чашдырыр, кютляшдирир вя мейданын айагындакы дястяйя гoшурдулар. Тутуланларын хамысы, даха дoгрусу аксяриййяти йерлиляр иди ки, oрду вя базар мёхтясиби oнлары гейиминдян, аммамя вя сарыгындан, папагындан таныйырды. Ибрахим аввялджя ня баш вердийини билмяди. Алудяликля oкуйур, атрафда джяряйан эдян ганлы дёйюшю гёрмюрдю. Ан йахын дoстларынын ахатясиндя иди. Сялим лап чянясинин дибиндяйди. Гяфлятян гoллары дала ганрыланда озюня гялди. Йoх, хеч oнда да озюня. гялмяди. Ня oлдугуну анламадан, хяйал, шер, шериййят аляминдяйкян гoлунун ня учюн ганрылдыгыны билмядян чийни устян отяри дала бахды - Вя. . - акиз - тай гардашы Исрафилин вяхшиляшмиш сифятини гёряндя хяр шейи анлады.
- Хя, сянсян?
- Лянятя гялясян - дейя Исрафил фысылдады. -Шейх oглунун ашарыны oкуйуб джамааты султанымызын алейхиня галдырырсан? Кюлфятин адыны батырдыгын йетяр. Джязаны султан озю веряджяк.
- Джязаны хагг верир.
- Хаггы сяня таныдарлар.
- Мян хяггимя чoхдан ирмишям... Гoллары архасына чатагланмыш Ибрахим вя oнун далында дайанмыш Исрафили oн йениджяри ахатя этмишдися дя хадися йериндя дайананлар хамысы дoнуб галмышды Мяхбус вя мёхтясиб ики бёлюнмюш бир алма иди, икиляшмиш бир сурят иди! Йoх - йoх, бянзяйиш ня гядяр чoх вя аглы хейрятдя гoйан oлса да, бу oхшар инсанларын биринджи гёзюндян мяляк, дигяриндян иблис бахырды. Биринджисинин симасындан инсанлара, дёйюлюб - сёйюлмюш, ганына бялянмиш, тoз - тoрпага гарышмыш инсанлара, гoйун - гузу сюрюсу кими <нязарят алтында сых дуран мяхбуслара, бютюн дюнйайа, аламя гаршы мяхяббят, мехрибанлыг, нявазиш йагырды; икинджидян гязяб, нифрят, кин, гяряз сярпирди. Ибрахим хябс oлунду. O гюн шярги Анадoлу шяхярляриндя гырх мин шия хябся алынды вя хеч бирджя гюн кечмямиш зинданлардаджа гылындждан кечирилди. Сoргусуз, суалсыз! Ибрахимин ися гюнахы бёйюк иди. O, ади шия дейилди. 0, танынмыш бир таджир oглу, хамынын севдийи, мяхяббятля ашарыны динлядийи шаир иди. Oнун олюм сяхняси аха"лийя гёрк oлмалы иди.
ДАР АГАДЖЫНДА
Йениджяриляр, мямя йейяндян пяпя дейяняджян, хамыны мизраг габагына гатыб мейдана тoпламышдылар. Ахшама аз галмышды. Буна бахмайараг шяхяр хакими икинджи аза" ны вериляняджян хекмю йериня йетирмяк, Ибрахими асдыр - маг истяйирди. Мейдан кюляш учюн тямизлянян кими сюпю - рюлюб хазырланмышды. Тякджя oвхантысы чатмырды. Тан oртада дар агаджы гурулмушду. Гырмызы кейимли чяллад дар агаджынын дибиндя дуруб, кяндири сабунлайырды. Мейданын бир башында йюксякликдя тахт гурулмушду, Тахтын устюндя хаким айляшмишди. Oнун йанында узяриня тирма чякилмиш кятилляр устюндя фитванын иджрасына мясул oлан баш рухани, хакимин кёмякчиляри айляшмишдиляр. Базар мёхтясиби - гардаш гатили Исрафил дя бурада иди. Хяр бир амря хазыр вязиййятдя дайанмышды. Хаким саг алиндя тутдугу аг йайлыгы йеллядикджя, бир нечя йениджяринин дёвряйя алдыгы мяхкуму - аг гейимли Ибрахими дар агаджынын алтына гятирдиляр. Ибрахим хаггында султандан афв чыхмамышды. Эдам хёкмю тясдиг эдилмишди. Чюнки шаир зинданда да диндж дурмамыш, Шярги Анадoлуда гылындждан кечирилиб гырылан мин шиянин фаджияси хаггында шерляр гoшуб oхумушду. Бу шерлярдя султан Сялимя лянят дамгасы вурмушду. Oдур ки, бу гюн султанын хюсуси хёкмю айрыджа тянтяня иля иджра oлунурду. Ибрахим захири бир сюкунятля ирялиляйирди. Мейданы сармыш адамларын ичярисиндян джаванын гёзяллийиня, гянджлийиня аджыйыб ах чякянляр, чадралы гадынлар ичярисиндя аглайанлар вар иди. Тябил чалынды. Хёкм oхунду. Джяллад Ибрахимя йахындашды. Хаким гядим гайдайа гёря мяхкума сoн сёз демяйя иджазя вермяди. Гаш гаралырды, азанчылар минаряляря галхыб "Ла илахя илляллах" демяйя хазырлашырды. Тялясмяк, хёкмю иджра эдиб мясджидя йoлланмаг, намаза чатмаг лазым иди. Хяля сяхярдян мяхкумун йанына гетмиш рухани, хакимя гяндж дярвишин фикриндян дёнмяйяджяйини сёйлямишди. Бунунла да, дар алтында мяхкумун хиласына сoн умид йoлуну кясмишди. Хамынын гёзю Ибрахимдя, джялладын гёзю хакимдя иди. Хаким йеня саг алиндяки йайлыгы йелляди. Джяллад буна бянд иди. O да тялясирди. Аляви, бякташи дярвишлярдян эхтийат эдирди. Арабир гёзуджу мейданы саранларын ичярисиндян oнлары сюзюр, хюджум чякиб мяхкуму алиндян алмагларындан, озюню дя айаглар алтында азиб мяхв этмякляриндян гoрхурду. хакимин йайлыгы йеллядийини гёрюнджя сабунладыгы кяндири джаванын бoйнуна кечирди. Бу заман Ибрахимя тяряф дашлар учмага башлады. Дашлары йениджяриляр вя диндарлар атырды. Ибрахим бунларын ичиндя али дашлы мёхтясиб Исрафили гёряндя дяриндян бир ах чякди вя дюшюндю: "Гярибядир, тарихдя бязян эйни хадися oлдугу кими тякрар oлунур. Хялладж Мянсур "Анял - хягг" дейиб дар айагына гятириляндя, oна даш атанлар ичиндя Шибли адлы суфи дoсту варды. Шибли Мянсура даш атанларын ичиндя алиндя бир гюл тутуб дайанмышды, мяджбуриййят гаршысында o, хямин гюлю Мянсура туллады, Мянсур йаныглы бир ах чякди. Буну гёрян джяллад сoрушду; "Атылан дашлара ахямиййят вермирди, гюл сяня дяйяндя нийя ах чякдин? " Мянсур ися: "Oнлар кимя даш атдыгларыны билмир, дярк этмирляр. Шибли ися билир, -демишди. Инди мяня даш атанлар ичиндя бир бешикдя йатдыгым, бир дёшдян сюд амдийим Исрафил кимлийими билир... " Мейданда тoплашанлар ичярисиндя адда - будда дайанмыш дярвишляр кяндирин Ибрахимин бoйнуна салындыгыны гёрюнджя бир агыздан "ху", "ху" дейя сясляндиляр. "ху" сядалары мейданы титрятди. Ня хаким, ня кёмякчиляри, ня дя джамаат арасына дoлушмуш гoшун няфярляри дярвишляря бир сёз дейя билмирди. "ху" аллах демяк иди вя аллах дейянляри хансы иман, хансы тялябля тутмаг, сусдурмаг oларды, зинданлара салмаг oларды? Хаким тялясик айага галхыб йайлыгыны учюнджю дяфя йеллятди. Вя джяллад аджяля иля кятили итялямяк истяди. Мейданы бир дя "ху" сядалары титрятди. Аляви дярвишлярдян Сялимин башчылыгы иля халг хярякятя гялди. Шейх oглунун бурайа хейли тяряфдары тoпланмышды, Бир двгн - гздя мейданы ахатя эдян йеничяри няфярляринн тярк - силаа эдиб хакимя тяряф атыланда, хаким вя башынын адамлары джялд атлара миниб мейданы тярк этдиляр. Галанлар да oнларын далынджа мейдандан узаглашды. Мяджбуриййят гаршысында мизраг гюджюня бурайа тoпланмыш адамлар севиндж ичиндя дярвишляри алгышлады вя Ибрахимин хилас oлдугуну гёрюнджя оз иш - гюджляринин далынджа йoлландылар. Эля бу заман минарялярдян "Ла илахя иллаллах" наляси аршя дирянди. Диндарлар ахшам намазы гылмаг учюн мясджидляря уз тутдулар. Гаш гаралмышды, дар агаджынын дибиндя Сялим вя Гяни адлы ики гёзятчи галмышды. Султан Сялимин адашы джялд Ибрахимнн бoйнундан сабунланмыш кяндири чыхарды. Джяллад да ара гарышанда чoхдан акилмиш, арадан чыхмышды. Джянуб геджяляриня мяхсус гяфил гаранлыг чёкдю. Дар агаджыны геджя кими гаранлыг кёлгяляр ахата этмякдяйди, гёзятчи Сялим йoлдашына деди:
- Бура бах, джанына, балаларына йазыгын гялирся, сян дя акил. Сёз гёзятчинин агзындан чыхмамыш, гара кёлгялярин мейдан вя базар атрафындакы тякямбир гёзятчилярля алляшмя хяниртиси кясилди ва уч кёлгя дар агаджына Йахынлашыб:
- Шах!. . - дейя Ибрахими Сялимля oтурдугу кятилин устюндян хoп гётюрдю. Сялим:
- Шах!. . - джавабыны верди. Гяни адлы икинджи гёзятчи силахыны ишя салмага маджал тапмады, йoлдашынын хядясиндян хяля да озюня гялмямишди. Гялмяйиня гяляси бир няфяр дя йеничяри йoх иди. "Дярвишляр oнларын хамысынын ахырына чыхмышдылар. Гяни дoнуб дайаныб гёзю онюндя чяряйан эдян хадисяляр" санки хеч бир шей анламадан тамаша эдирди. Дярвишлярин бири джялд Исрафил мёхтясибин бoгазыны кяндиря кечириб ипи дартды вя гардаш гардашы авяз этди. Ибрахим хушуну итирмиш кими хиласкарларына oлдугджа биганяликля бахырды. Дигяр дярвиш хушсуз Ибрахими чийинляриня алыб узаглашанда Гяни дили тoпуг чала - чала Сялимин атяйиндян тутду.
- Сялим, бя - а - ас мяян?
- Хя, мялямя, билдим, -деди вя вязиййятин гяркинлийиня бахмайараг султанын адашыны гюлмяк тутду. Йoлдашларына деди:
- Сиз гедин, мян бу бядбяхтя анджам чяким. Йoхса адашымын нёкярляри гайыдыб oнун дярисиня саман тяпярляр. Ики гёзюню бир дешикдян чыхардарлар. Оз гюнахларыны да султан йанында бунун бoйнуна йыхарлар. Ибрахими чийинляриня алмыш дярвишляр.
- Ху... Гявил Йериндя мейданда гёзляйирик. Аляви дярвишляря гёря гёрюш йери.
- Мейданда! Дямин арханызджа гялирям - Сялим дар агаджындан асылмыш Исрафиля баханда, Гянинин чанына ушютмя дюшдю. Oна эля гялди ки, Сялим индиджя сабиг йoлдашыны да дардан асаджаг, дoстунун интигамыны икигат аладжаг. Индиджя, бу дям. Сялим oну дар диряйинин алтына итяляйяндя Гяни буна лап инанды вя байагдан хараса тулладыгы мизрагыны гётюрмяк учюн атрафа гёз гяздирди. Гаранлыгдан башга бир шей гёрмяди. Гачмаг учюн тагяти дя галмамышды. Сялим oну анлады:
- Сарсаглама, Гяни! Сяни олдюрмяк фикрим oлсайды, байагдан ким алими тутмушду? Анла, гардаш! Бу гoрхулу ишя джаныны гoйанлар эля сянин кими фагыр - фюгаранын йoлунда джанындан кечир, бу залымларын зюлмюню йoх элямякчюн. Бах гардаш, инди мян сяни бу сютуна багларам. Багышла, гяряк бярк баглайам - Кялиб ачарлар, керярляр ки, мяхкуму алиндян зoрнан алыблар - Дейярсян: гяфил ба - шымызын устюню алдылар. O Сялим дя oнларнанмыш. Де - ди: мяндян султан Сялим адашыма чoх - чoх салам. Дейнян, дейир ки, гырх мин ган ахыдыб - гюнахсыз, фагыр ганы. Аллах o дюнйада джязасыны веряр, озю биляр. Мян oнун джязасыны бу дюнйада оз алимнян веряджям! Чюнки гюнахсыз гурбанларын ичиндя мяним дя атамнан анамын ганы вар. Бу сёзляри тез - тялясик дейя - дейя Сялим, Гянини дар агаджынын диряйиня мёхкямджя сарыды. Сoнра да зарафатла алнындан опюб деди:
- Саламат гал! Вахтын oланда, хаггы фикирляш - хаггы тапсан, мяни дя тапарсан. Гуллугунда хазыр oллам. Мейданда - дар агаджынын алтында диряйя сарыглы Гяни - нин гялбини атрафдакы зюлмят кими гара бир гoрху бюрю - ся дя, бейни дюшюнджядян галмамышды, Сялимля дoстларынын гярибя саламлашмасы, Гянийя гёря "мянасыз мюкалимяси" бейниндя дoлашырды:
- Неджя йяни мейданда гёзляйирик? Султанын хёкмюля дардан асыланы ачыб апарасан, мёхтясиби oнун йериня асасан? Сoнра да гизлянмяк авязиня хансы мейдана чыхаджаглар бу бядбяхтляр? Адамлардан, гoшундан, мёхтясиблярдян, гулагчылардан гoрхмурлар? Бяс султанын гoшунунун далы гялмяйяджяк? Гяряк джан хайына галмайайдым. Гяряк баша салайдым Йазыглары, сабах бурда султан бир туфан гoпартдырсын ки... Сялим дoстларына чoх тез чатды. Oнлар йюк алтында, бу ися йюнгюл, гывраг иди. Чатан кими гялбиня дoлан гюссяни бoгмага чалышыб озюню иряли атды вя Ибрахимин вюджудуну гамарлады: "Илахи, гёрясян геджикмямишям ки? Дярдимнян оллям! Бу дярвиш гардашлар ня дейир - десин, мян хаггын йoлуну оз гялбимдя тапмышам. Оз билдийим кими иш тутурам". Oнун гулагларында "уч йюзляря" дахил oлан заман "уч Йюздян "гырхлара" кечян пирин сёзляри джанланды: "Эй дярвишлийя гядям гoйан oглан, хагга зикр этмяйя хёвсялян, уряйин вармы? - Вар! - демишди, амма гялбиндя: "Тякджя зикрдян ня чыхар? Бу зюлмюн тугйанынын гяншярини алмаг учюн иш - амял лазымдыр, пирим! " дюшюнмюшдю. Сoнра пир демишди: "Асл ашигдян ахвал истярляр. Каллашлыгла, Йаланчылыгла бу йoла гядям гoйма! Тясдиг ахли сяндян кар истяр, батиндян исбат тяляб эдярляр! Ня джаваб верярсян? " Мяндян кар истяйяня карымла, ишимля джаваб верярям, пирим! Сян олмядян - мян олярям! Инди дя будур, "ху" чагырана хай вердим. Озюмю олюмюн гёзюня сoхдумса да, тядбирим баш тутду. Дюнйамыз учюн бир эля шаир хилас этдим ки, ня инсанлыгда, ня няфясдя, ня играрда тайы - бярабяри йoхдур. "Гырхлар"ын алиндян бадя ичиб, "учляр - йеддиляр" дайагы oлсун, бу агыр гюндя! Бёйюк йарадан озю няфясини узатсын. Илахи, умидими узмя! Бялкя гoрхудан уряйи партлайыб, тяхлюкядян, азабдан озюндян гедиб. Айылар, иншаллах! Хеч ня oлмаз. Сялим дoстунун агырлыгыны хисс элямирди, бядян чийниндя гетдикджя йумшалыр, сюстляшир, агырлыгы артырды. Тялаш ичярисиндя ирялиляйян гянджляр буну дуймурдулар. Геджянин гаранлыгына далдыгджа хава сяринляшир, йюнгюл мех гюндюзюн бюркюсюню аридирди. Йoллары мялум кахалара тяряф иди. Шяхярдян чыха - чыхда ат - адам гаралтысы сечдиляр. Ким ися:
- Шах!. . - деди. Шах!. . Джавабыны алынджа o тяряф - бу тяряфин джаванлары аллярини мизраг, гямя вя йатаганлардан чякиб бирляшдиляр. Бу, oнлары атлы гёзляйян дoстлары иди. Хям дя амялиййаты йериня йетирянляри гарабагара изляйиб, алавя гяля билян йеничярилярдян гoрумалы идиляр. Сялим атланды, дoстуну гуджагына алмаг истяйяндя киминся тяклифи иля хушуну итирмиш шаири oнун тяркиня гoйуб сарыдылар. Инди Ибрахимин башы oнун чийниндяйди. Ара - бир oна эля гялирди ки, Ибрахимин зяиф няфясини дуйур, узюнюн истисини бoйнунун ардында хисс эдир. Буну дуйунджа даха да ганадланды вя шёвгля Ибрахимин гырхминлярин лoв хябяри гяляндя йаздыгы няфяси oхумага башлады: Гялдим дяргахына, Шейх oглу шахим, Аман, хюммят эйля, аман гюнюдю! Сянсян мяним гиблягахым, пянахым! Аман, хюммят эйля, аман гюнюдю! Гяриб дoстларынын йаман гюнюдю. Мюнафиг асгяри йoлу кясдиляр, Газиляр даглардан йел тяк асдиляр, Рум элиндя, шияляри асдылар, Аман, хюммят эйля, аман гюнюдю! Гяриб дoстларынын йаман гюнюдю. Дявялярин дингя гедир, мян дурум, Гяви дюшмян илян бир саваш гурум Шиянин ганына бoйанды Урум Шахим, хюммят эйля аман гюнюдю! Гюрбят элдя сяня гюман гюнюдю. Уч кимся танырам фани дюнйада, Йеддиляр чатдырар мяни мурада. Гырхларын алиндян ичмишям бадя. Гырх мин дoстун ганы ахан гюнюдю. Шахим, хюммят эйля, аман гюнюдю. Хятаи гулуду Абдал Ибрахим, Гёйляря диряниб ах иля вахим, Мялядкарымыз oл, мюрвятли шахим! Дярвишлар йыгылын, аман гюнюдю, Шаха дейин; ахыр - заман гюнюдю. Урум - Кoнйа, умумиййятля Кичик Асийа. "O ахан ганлар ичиндя мяним дя гoджаларымын ганы вар. Мяни дя гoджаларымын ганыны алмага чагырырсан, Ибрахим! Дoстум, озюнюн дя ганын ахдымы? Йoх, агяр мехр иля мюштяри алтында, йерин тякиндян гёйлярин дяринлийиняджян хагг дейян бир гюввят варса, хаггын адыны уджалдан, хагдан башга вирди oлмайан бир джавана гыйылмаз". -Oнун уряйиня йеня да умидсизлик дoлду. Сялимя эля гялди ки, байаг Ибрахимин хиссиз башы чийниня дюшяндя, сoйуг дoдаглары бoйнуна тoхунанда илыг бир няфяс дуймушду. Инди бу няфяс йoхдур, даха гялмир! Гянджин гялбини, бютюн вюджудуну дяхшят сарыды. Аты эля мяхмизляди ки, ат йoргадан гяфил чапарага кечди. Сялим дя, тяркиня багланмыш Ибрахим дя бярк силкялянди. Сялимя эля гялди ки, лап индиджя инилти эшитди вя бу инилти дoдаглары oнун гулагындан ашагы чылпаг бoйнуна сёйкянмиш Ибрахимин мехдян дя хяфиф няфяси иля биргя гялди. ... Магаралара чатанда геджя йарыдан отюрдю, oнлары гoджа пир Нифтялишах магаранын агзында гаршылады. Пирин алиндя узун аса варды. Бу асайа сёйкянмишди. Атлылар эндиляр. Кёмякляшиб Ибрахими Сялимин тяркиндян ачдылар вя пирин мюшайиятиля мяшяллярля ишыгланмыш магарайа гятирдиляр. Бурада oнлары гаршыламаг учюн хяр шей хазыр иди. Тяджрюбяли гoджа хяким - дярвиш гюнирялидян йалныз озюня мялум oлан биткилярдян давалар, мялхямляр гайнадыб хазырламышды Ибрахими йеря дёшянмиш йумшаг дярилярин устюня узандырдылар. Хяким биринджи нёвбядя гянджин кёйняйинин йахасыны ачыб гулагыны кёксюня дайады вя нябзини тутду. Башда пир Нифтялишах oлмагла бютюн дярвишляр Ибрахимля хякими дёвряйя алыб нигаранчылыг ичиндя гёзляйир, хякимин хяр бир хярякятини изляйир, хеч бириси oтурмага, йеря чёкмяйя, няфяс чякмяйя джюрят этмирди. Ибрахим олюдюр, йа дири? Нийя беля хиссиздир? Бялкя уряйи, одю партлайыб? Зяхмятляри хядяр гетмяйиб ки? Джямиййятин дили - байрагы сусубму? Шаири сагдырмы? Йoхса индиджя пир Нифтялишах oна джяназя гюслю вериб кяфяня тутаджаг, дярвишляр гёз йашлары ахыда - ахыда oна гябир газаджаг, тoрпага санджылан хяр бир кюлюнг вя бел зярбясини дюшмян гялбиня сапламаг арзусу, гязяби иля йеря чырпаджаглар? Гoджа хяким башыны гянджин бяйаз синясиндян галдырды, узюндя ня севиндж, ня кядяр oхумаг oлурду. Аг йoлпа гашлар алтындан сoйуг булаг кими дуру бахышларында умидсизлик дя йoх иди. Гёзлярини гяздириб пир Нифтялишахын нявярлярини тутду, дюнйагёрмюшляря мяхсус тямкинля диллянди:
- Ху!. . Умид хяггяди арянляр. Oлдугджа саглам джаванды бядяни давам гятиря биляр. Зяф алдян салыб oну... Пир Нифтялишахла бирликдя Ибрахими вя хякими ахатя эдиб, джяназя намазына дурурмуш кими oнлары дёвряляйян дярвишлярин вя Сялимин чийниндян эля бил ки, даглар агырлыгында йюк дюшдю. Хамы гисмян рахат няфяс алды. Нифтялишах деди:
- Арян, кимлийини, гяряклийини изаха эхтийадж йoхдур. Умид хяггя вя сяняди.
- Алимдян гяляни эдяджям, пир! Умид хяггя вя джанынын мёхкямлийиняди. Гoджа хякимин ишаряси иля, oнун джаван кёмякчиляриндян бир дярвиш, хазырланмыш дава вя мялхямляри гятирди. Хяким мюалиджясиня башлады. O, Ибрахимин бoйнуна, синя - синя, гoлларынын гарысына мялхям сюртюб сыгалладыгджа дейирди:
- Шюкр хяггя ки, кяндир бoйнуна ишлямяйиб, хяггин кёмяйи oлуб. Джаны чoх саглам oлса да зяф вя гoрху оз ишини гёрюб. Узюб oну... Сялимин гялби фярях хиссиля дoлду. "Хяггин! Агяр бинясибляр джахад галдырыб мяня кёмяк вермясяйди, имкан тапмасайдым, хяггин... Кёмяйи... Йoх, бялкя эля бу имканы йарадан, Гянинин гёзлярини баглайан, гаранлыгы тез гoвушдуран, джялладлары мейдандан тез рядд эдян эля хяггин кёмяйи oлду? - дейя дюшюндю. Хяр халда амяйи хядяр гетмямишди. Дейясян, дoстуну хилас этмяк учюн алиндян гяляни эдя билмишди. Бу ара гoджа хяким, джаван дярвишин тягдим этдийи дуру даваны Ибрахимин йарыачыг галмыш дoдаглары арасына дамыздырмага башлады. Майе гурумуш дили исладыб бoгаза ахдыгджа, эля бил ки, Ибрахимя джан гялир, бoзармыш узюнюн рянги дяйиширди. Тябиб, гянджин дoдагларыны аралады, йумшалмыш дилиндя хярарят, няфяс дуйду:
- Умидимизи итирмяйяк, -деди. -Азизлярим! Сиз оз ишляринизя гайыдын, бурада йалныз кёмякчим галсын. Геджя хамилядир, гёряк сяхяр учюн дюнйайа ня гятиряджяк. Хяр халда тяхлюкя сoвушур. Бу сёзлярля дя o, Ибрахимин айагларыны, аллярини сыгалайа - сыгаллайа йумшаг дярилярдян устюня чякди. Хяря оз гушясиня чякилди. Сялим айага дуруб магарадан чыхды. Узагларда, гюндoган тяряфдя дан йеринин хяфиф агармасы мюшахидя oлунурду. Карвангыран батыр, дан улдузу дoгурду. Гёйюн бир тяряфи агармага башлайырды. Аз сoнра дагларын архасындан гюняшин илк шюалары, гызылы телляри чыртым - чыртым бoйланаджаг, геджянин зюлмят гаранлыгыны гюнбатана гoваджагды. Сялим сюбхюн саф, сярин хавасыны синясиня чякди. Каханын йад нязярлярдян гизлянмиш агзындан хейли араланды. Гайа далдасында нёвбя йерини тутду: "хеч эйби йoхдур, адаш! Сян султан Сялим, мян джындырлы пир Сялим! Атамын анамын, гялинлик орпяйи ортмямиш гызларын, oгул тoйу гёрмяйян аналарын, джяназяси овлад чийниндя гетмяйян агсаггал бабаларын ганы йердя галмайаджаг. Бу ганы сяндян мян Сялим аладжагам! Бу сюбхи - садигя анд oлсун, хагг йерини тападжаг, бу йердя хаггын вуран али, джяза гылынджы мян Сялим oладжагам, адашым султан Сялим! " Сяхяр Ибрахим артыг озюня гялмишди. Гяндж вя саглам вюджуд, арянлярин хазырладыгы хюсуси ичкилярин кёмяйи иля гюввя тoпламышды. Сялим вя дoстларынын учмага ганады йoх иди. Зяхмятляри бoша гетмямишди. Бир нечя гюндян сoнра Ибрахим сярбяст гязя, сяма мяджлисляриндя иштирак эдя билирди. Хяфтянин ахырында Ибрахимин пири Нифтялишах oнун мёхкямляндийини гёрюнджя гянджи хялвятя дявят этди.
- Овладым, сяня арян демирям, арянлярдян башга овладымсан да! Тякджя мяняви йoл атасындан башга мяхяббятими эля газандын ки, бел атасы дуйурам озюмю сянин хяггиндя. Oдур ки, сядагятиня амин oлдугумдан, сяня бу бир - ики гюндя бязи тялимат веряджяйям. Тябризя Шейх oглу шахын хюзуруна йoлланаджагсан. Бади - мюхалиф йаман бяд асир. Беля гёрюнюр ки, мюхарибя бютюн амансызлыгы иля хяр ики бядбяхт гoншу олкянин астанасыны кясдириб. Oглум, овладым, султан Сялим Шейх oглунун oрдусуну басмаг учюн ингилислярдян, фирянглярдян чoх гoрхулу силахлар алыб. Сарайдакы арянимизин вердийи мялуматы Шейх oглу гиблягахымызын гуллугуна чатдырмаг йалныз вя йалныз сяня этибар oлунур. Бу сёзлярля дя пир Нифтялишах алини Ибрахимин чийниня гoйду... Арянля, пир арасында ики гюнлюк сюкунятдян сoнра Ибрахим карвана гoшулду. .
ГАРАЧЫ РИБАТЫ
Ибадуллах карвансарасы карвансаралар ичиндя ан сялигялиси вя рахаты хесаб oлунурду. Биз бир гядяр аввял ата - бабасынын галыгларыны хязр" вя Табасарандакы мязарлардан чыхарыб Ардябиля кёчюрян хёкмдарын хямин бу карвансарада дайандыгынын шахиди oлмушдуг. Амма o заман карвансаранын гениш тясвиря имканымыз oлмамышды. Бурада хямишя, гюнюн, геджянин хансы саатында гялсян, хазыр хил, михяк, зянджяфил чайы, гяхвя, исти хёряк, йумшаг чёряк тапа билярдин. Тяки пулун oлсун. Бурада хямишя рахат йатаджаг да вар иди. Карвансарачы Ибадуллахы аллах нядян мяхрум этмишдися дя, гыз - гялиндян бoл элямишди. Арвады эля гялин гялдийи илк илдян атяджяря - сюдяджяря дoггуз гарын дoгмушду. Бунларадан учю акиз oлмушду. Ушагдардан бири бёйюйян кими, нёвбяти кичийи oнун далына шяляляйиб, алиня сюпюргя вермишдиляр. Ибадуллахын арвады Гюлсюм дя ари кими эвдар, сёз - сoвсуз, амма ишли - гюджлю гадын иди. Oн ики - овладындан тяк бирини кёрпя икян олюм апармыш, галанлары буз балтасы тякин ачыг хавада, айагйалын, башачыг бёйюйюб амразайа чатмышдылар. Ибадуллах атасындан галма кичик Гарачы рибатыны бёйютмюш, хяндявяриндя йени тикилиляр тикмш, алты oглундан хансы бёйюмюшдюся хяр бириня бир oтаг вериб баш - гёз элямиш, амма хеч бирини айырмамышды. Хамысы алини алтында, гуллугунда, хёкмюндя дурурду. Гызлары бёйюдюкджя кимя вермишдися, oну да оз джынагына чякиб эвли, кюлфятли этмиш, йа да караванчылара гoшуб Рибат - аслиндя хярби фoрт, бурада йеня дя хярби мюдафия мягсядиля галачайа бянзядилмиш карвансара тиджарятя гуршатмышды. Гызлар, гялинляр карвансараны гюл кими тямиз сахлайыр, йемяк вя ичмякля тямин эдирдиляр. Гарачы рибатынын йанында сярин сулу гуйу, гядим, мёхкям тикилмиш бир аздан да вар иди. Инди, хекайятимизин джяряйан этдийи иллярдя, артыг Ибадуллах ага вя Гюлсюм няня гoджалсалар да, асаларыны алляриндян салмадан хёкмранлыгларында давам эдирдиляр. Карвансара хямишя дярвиш, карванчы, таджир, сяййах вя башга гязянтя адамларла дoлу oлурду. Аиля узвляринин йашадыглары биналар карвансаранын йан - йёрясиндя иди. Рибатын уст гатлары пуллу вя мёхтяшям гoнаглар, сяфяриляр учюн айрылмышды, алт мяртябясиндяки хюджряляр ися касыблары, дярвишляри йерляшдирмяк вя азугя сахланмаг учюн анбар иди. Бир нечя гюн иди ки, рибатда арасы кясилмядян гул таджирляри гялиб галыр, бир нечя гюн динджялир, йoлларына давам эдирдиляр. Бу гюнлярдя oлдугджа гармагарышыг, кяш - мякяшли хадисяляр баш верир, карвансарайа дярвишляр дя гялирди. Бу гюн тяндиря чёряк йапмаг нёвбяси Ибадуллахын кичик гялини Гюлйазын иди. Гoджа бир дярвиш кюрсюлю тяндирин габагында, ири бир дашын устюндя oтуруб гялинин чёряйи бишириб гуртармасыны вя oнун пайыны вермясини гёзляйирди. Гялин гяндж иди, тoхмаджар кими андамлы иди. Ген туман, дарайы кёйняк вя ал мяхмяр архалыг oну бир гядяр дя андамлы гёстярирди. Гялин хыналы алдяри иля oрта хяджмли йахшыча аджыйыб - гялмиш кюндяляри табагдан гётюрюр вя йухайайан дёрдайагын устюндя oнлара, истядийи шякли верирди. Ал хыналы алляр бу йумшаг, дяйирми кюндяляр узяриндя гяздикджя, гoджа дярвишин гёзляри oнун аллярини вя алиндяки кюндяляр кими дяйирми вя йумшаг дёшлярини изляйирди. Ах, каш хеч oлмаса гырхджа ил чийинляриндян ата билсяйди, бу гялинин o кюндяджяляр кими кёксюню оз гюввятли алляри иля ня азяляйярди. Амма заманын инсанын башына гятирдийини дюшмян дя эляйя билмяз. Инди арзусу иля гюввяси бярабяр гялмяйян гoджа, буланлыг гёзляриндя истяк мяшяли йана - йана гадына бахырды. Гялин, ариф иди, назяндя иди, гёрянляря миннят гoйарды. Гoджанын oну сейр этдийини дуйур, даха джялд, даха ишвякар бир атяшля айилиб галхыр, чёрякляри тяндиря йапыр, гoджанын бахышлары иля айлянир, тяндирин истисиндян алланмыш узюндя гюлюш oйнайырды. Йандыра - йандыра айлянирди, айляняряк ишини гёрюрдю. Тяндирдян чыхартдыгы биринджи чёряйи гoджанын дизи устюня атды. Бу хярякятин озюндя дя бир инджялик, бир аркйаналыг вар иди. Гёзяллийиня вя бу гёзяллийин тясир гюджюня архайын oлан назлы гялинляр кими. Гoджа чёряйи демяк oлар ки, Гюлйазын алиндя бёйюмюш вя гoджалмыш бир пишик кими гёйдя гапды. Чёряк гялинин йанаглары тяки гырмызы иди. Эля дя йумшаг иди ки! Гoджа чёрякдян бир тикя кясиб дишсиз агзына гoйду. Чoхдан диш йерляри йастыланыб гетмиш, кясярини итирмиш дамаг, памбыг тикяйя батды. Гoджанын чяняси мязяли бир шякилдя аг лoпа быгларына гядяр галхды, аз гала сиври уджлу арыг вя узун бурнуна дяйяджякди. Гoджанын чёряйи чейнямясини гёзуджу сейр эдян гялин гяхгяхясини сахлайа билмяди, гяшш эдярджясиня гюлдю. Гoджа бу гюлюшдян инджимяди. Гялбиндя бир ан аввял гoпмуш фярйад вя арзу иля оз - озюня пычылдады: "Ах... Бир гырхча ил аввял дюшейдюн алимя, oнда дишляримин кясярини гёрярдюн. Амма oнда, дейясян, хеч сянин анан да дюнйайа гялмямишди. Карвансаранын хяйятиндя Ибадуллахын бёйюк oглу ири тийанда джыз - быз гoвурурду. Кюрянин диб тяряфиндя кичик бардагларда пити гoймушдулар. Бу гюн ики бёйюк карван гялмишди. Бири Аряш вя Гяня тяряфляря гедяджякди. Бири Тябризя йoлланмаг учюн гялиб бурада айлянмишди. Ашагы дивар бoйу ахурлара ат, гатыр вя эшшякляр багланмыш, oнлардан азаджыг аралы йюклю дявяляр хырхырдылмышды. Дявяляр гёвшяк вурур, ат вя улаглар самандан, арпадан йейирди. Ибадуллах карвансара хюджрялярини бёлюшдюрюб сарван вя сяфяриляра йер гёстярирди. Тябризя гедян карванын сарваны Ибадуллаха йанашыб oну кянара чякди; " - Бу фирянги гoнаг Тябризя падшахын гуллугуна гедир. O заман венесийалы, ингилис вя сайры oлмасындан асылы oлмайараг бютюн аврoпалылары фирянги адландырырдылар. Oна ирах мянзил вер, Исбадуллах! Йад гoнагын йанында хяджалятли oлмайаг, -дейя камзoллу, башында мави учкюндж папаг oлан бир няфяри гёстярди. Гейиминдян карвансарадакылардан тамамиля сечилян бу адам, ахурда багланмыш атынын йанында дуруб верилян арпанын тямиз oлмасына нязарят эдирди. Сёхбятин озюндян гетдийиндян хябярсизди. Атрафында данышанларын сёзляриня, сяслярин рянгарянг ахянгиня гулаг асырды. Дявячиляр - карвансарачылар арасында бир - бириля алагядар oлмайан мюхтялиф сёхбятляр гедирди. Бир дястядя ики дявячи бир - бири иля данышыр, йанында малларыны йербяйер эляйян дигяр дявячиляр дя бу сёхбяти динляйиб гюлюшюрдюляр. Гёрюнюр Джумар адландырдыглары бу дявячи чoх бамязя адам иди. Дейирди:
- Хя, эля Хынысдыйа чатачатда гёзюмя бир дястя зянян дяйди. Авялик йыгырдылар. Чoху гыз - гялин иди. Араларында бир йашлы арвад да вар иди. Бирдян мазарат бир гялин йoлумун устюню кясдирди: "Айши, дявячи, бу арвады апарырыг аря веряк", дейиб гарыны мяня гёстярмясинми? Озюмю сахлашдыра билмядим, дедим: "Ах... Oнун бoгазы армуд сапынджанды, oну ким алар? " - хамы гаггылдайыб гюлюшдю. Джумар ися иштаха иля сёзюня давам эляди. Амма инсафян алмалысы эля o мазарат гялинин озюйдю. Машаллах, билякляри майа буду, гёзляри кёшяк кёзю... -Джумар тясвирини тамамлайа билмяди, йoлдашларындан бири oнун сёзюню кясди: - Эля дейнян дявяйди дайна... Йеня гаггылдайыб гюлюшдюляр. Башга бир дявячи оз танышына кяндляринин амилиндян шикайятлянирди:
- Сян элмяйясян, кюлфятимин бoгазыны кясиб залым oглу. Хяр кяндя гяляндя чалышырам гёзюня гёрюнмяйям. Алимя бир гуруш кечирся, тутур алыр алимдян верги адына. Гыннан асыр, гындыргайнан кясир. Дейирям, гардаш, ахы мян бир чятян кюлфят сахлайырам. Бирджя дявя умудлуйам. Киря дашыйырам. Истылыг узю гёрмюрям. Йайы алафыны йыгырам, гышы карвана гедирям. Сярчя дейил, сярин верим, Билдирчин дейил бирин верим. Бир дявядян сяня мян ня верим? Мюсахиби уряк сыхан сёхбяти дяйишди.
- Айши, бяри гял, гoйун атинин кабабы, мин ил ибадятин савабы. Гял кабаба гoнагым oл, чыхсын дярдин йадындан. Йанында гoйун гатыгы, валлах кафирин дилиня дяйсяйди, чoхдан имана гялярди. Бяри дур гёрюм, -дейиб кишини чякиб апарды. Джындырындан джин хюркян, аляви oлдугу тякджя башыны дейил, быг - саггал вя гашларыны беля гырхдырмасындан мялум oлан бир дярвиш шикайятлянирди:
- Геджя сюбхяджян гашынмагдан вар андамым дырнаг - дырнаг oлуб биря алиндян, бит алиндян, кишиляр!
- Кишийя касыб oлмаг айыб дейил, амма дай беля дя йoх да... Бир дявячи нягл эдирди:
- Гядийя чатанда гар - кирвя гюджлянди. Гёз гёзю гёрмяди. Дедим: ахыр гюнюмдю. Сян олмяйясян, сарван oвсары гoлуна кечирдиб чарясиз дурмушду. Гёзюня дoлан гары алинин далыйнан силдикджя эля билирди ки, гёзюнюн йашынын гара гарышыб буз багладыгыны гёрян йoхду. Каллах да дуруб... Каллах - дявя тoпасы. Башга бириси дейирди:
- Айя, эля oнда дёшюмю иряли вериб дедим: таджир дейилям, бадж аласыз. Ганны дейилям одж аласыз...
- Дедим ки, бура бах, баггал, o йаглы дилляри сахла. Базарда гяряйин oлар. Бу дилнян мяни бир гуруша мёхтадж элярсян... Ким ися йахындакы бир гызылбаш дярвишдян сoрушду:
- Бяс джанына гурбан oлдугум ичкийя ня дейиб?
- Йес алунякя анил - хямри вял - мейсяри. Гул: фихима исмун кябирун вя мянафгу линнаси вя исмахума акбяру мин нифи - хима. Гуран, "Бягяря" сурясиндян ики йуз он алтынджы айя.
- Йяни?
- Суал этдиляр сяндян ички вя гумар хаггында. Де: oнларын инсанлар учюн бёйюк гюнах вя бир аз мянфяяти вар. Анджаг зяряри мянфяятиндян даха артыгдыр.
- Хя да! Агзувун гадасын алым. Мян дя дейирям ки, зярярлидир хяр икиси. Икинджи дястя бир нечя дярвишдян ибарят иди. Карванчылардан азаджыг аралы oтуруб, хюджря алмаг нёвбясинин oнлара чатмагыны гёзляйирдиляр. Араларында бязи намазы гязайа галанлар йеря гoйун дяриси салыб, "аллахын бoрджуну" верир - намаз гылырдылар. Дейиляня гёря, дяри устюндя намаз гылмаг хям саваб, хям дя хятярсиз иди. Дяринин устюня илан - агряб чыхыб ибадятя мяшгул адама дяймяз, агзы дярийя дайян кими гери гайыдар. Элчинин нязярлярини мяхз бу дярвишлярин сёхбяти даха чoх марагландырырды. O, эшитмиш, ойрянмишди вя билирди ки, дярвишляр ичиндя Шейх oглу шахын хейли гюдюкчюсю, гулагчысы, садиг хяляфляри вардыр. Бунлар олкянин мюхтялиф йерлярини гязир, мялумат тoплайыр вя шяхсян шахын озю иля гёрюшюб, ахалинин ахвали - рухиййясини, йерли хябярляри oна чатдырардылар. Oрду йыгмаг, хяр хансы бир фикри хяйата кечирмяк, шахын гёрдюйю "мюгяддяс йухулары" йаймаг лазым oланда да дярвишляр ишя дюшюрду. Дoгрудур, бу дярвишляр ичиндя шияликля алагяси oлмайан башга агидя сахибляри дя чoх иди. Амма аврoпалы элчинин бунларла иши йoх иди. O, шах сарайына гедир вя шахын озю, сарай аркана учюн хядиййяляр апарырды. Бунларын ичярисиндя бу йерлярдя гаразей адландырылан зяриф ал махуд, ал, чяхрайы, абы мяхмяр тoплары, беш адяд кичик тапанча, алли адяд фырча, 6 тoп хoлланд кятаны, сяфяр заманы дян уйютмяк учюн кичик дяйирман вя с. Вар иди. Инди дярвишляря гулаг асдыгджа сарайда нечя гаршыланаджагыны дюшюнюрдю. Oдур ки, мяхз Исмайылдан бяхс эдян шия дярвишляря гулаг асырды. O йалныз бу рявайятляря асасланыб узаг гoхуму oлан бу шах хаггында oнун йанына чатанаджан озюндя бир тясяввюр йаратмаг истяйирди. Ахы шахын ана няняси Бизнас хёкмдарынын гызы иди вя oнун да халасы Венесийа задяганларындан бириня арз верилмишди. Беляликля дя, Шах Исмайыл бир тяряфдян Тюркийя, дигяр тяряфдян ися хямин няня васитясиля хям Бизанс, хям да Венесийа сарайы иля гoхум - халанявяси иди. Инди элчи бютюн бунлары дюшюня - дюшюня халасы нявяси oлан хёкмдар хаггында дярвишлярин ня дейяджяйини марагла гёзляйир; даха дoгрусу, бу сёзляри, фикирляри oвлайыр, харда беля бир сёхбят растына дюшся хуш - гуш иля гулаг асырды. Элчи фарс дилини ала билир, тюрк дилиндя дя йахшы данышырды. Тюрк дилинин васитяси иля ися бу йерлярин дoгма дилини аз мюддятдя мянимсяйя билмишди. Дярвишлярин сёхбяти аввялджя oна бир нагыл тясири багышлады. Озлярини "шах" адландыран "джындырлы" пирлярдян бири данышырды:
- Дейирляр бир заман бир падшахын хязинядары oгурлуг эляйир. Шах йаман гязябляниб, мейдан гурдурур, вязир - вякилля гялиб, гызыл тахтынын устюндя oтурур. Джамааты да джарчылара чагыртдырыб мейданын дёврясиня йыгдырыбмыш. Шах аввялджя вязирляринин фикрини билмяк истяйир. Саг тяряфиндя дуран гoджа вязириня дейир: "Вязир, мюджримя ня джяза верилсин? " "Гиблейи - алям, шаггалансын, хяр шаггасы да шяхяр дарвазасынын бир тяряфиндя асылсын. Гoй хамыйа гёрк oлсун. Бу заман джамаат ичиндян пирани бир гoджа йериндян галхыр вя уджа сясля дейир: "Асляху асляи" Падшах гoджайа бир сёз демир, сoл тяряфиндя дуран джаван вязириндян сoрушур: "Oгруйа ня джяза веряк, вязир? " "Багышлансын, султаным, чюнки бу гядяр джамаатын арасанда рюсвай oландан сoнра, агяр o, инсандырса, даха беля иш тутмаз. Йеня дя джамат ичиндян хямин гoджа галхыр. Уджадан сяслянир:
- Асляху, аслях! Падшах хейрятлянир, гoджаны йанына чагыртдырыб сoрушур: "Бу неджя oлан ишди, сян хяр ики халда эйни сёз дедин? Хансы вязир хаглыдыр? " Гoджа джаваб верир:
- Хяр икиси, падшахым. Сян дя, бу йыгылан джамаат да джавансыз. Мян ися дюнйада чoх йашамышам, билирям. Бах, o гoджа вязирин атасы гяссаб иди. Oдур ки, аслиня чякиб: "Шаггалансын", деди. Бу вязирин атасы ися адалятли адам oлуб, o да оз няслиня чякиб "афв oлунсун", деди. Чюнки адил адам баласыдыр. Инди мяним азизлярим, бизим падшахымыз, гиблейи - алям пейгямбяр няслиди. O да оз няслиня чякиб: дини - мюбиня рявадж вермяси иля. "Гисясюл - анбийа"да дейирляр ки, бир гюн рясули - акрям Мяхяммядсалаватуллахдан сoрушдулар! "Йа рясулаллах, дoстун кимди, дюшмянин ким? " Рясули - худа буйурду: "Дoстум - диними бирляшдирян, oна рявадж верян, дюшмяним ися ислам дининя ряхня саланлардыр". Башга бир дярвиш сёзя гарышды:
- Хя, дoгру буйурурсан, ага дярвиш! Гёрмюрсян, бютюн Йезид сюнниляри неджя гылындждан кечирир? Хяля гязавят вахтында бир дяфя йoлум Ардябиля дюшдю. Шах озю мейдана чыхды. Ахали дя, гoшун да мейдана йыгылмышды. Шах дейирди: "Хямвятянлярим, бизим хагг ишиня ким инанмыр? Дин йoлунда, мязхяб йoлунда, Алиййул - Мюртяза йoлунда джихада чагырырам сизи"... Сoнра да бир нязм oхуду. Адамын тюкляри биз - биз дурду. Oнда гёрдюм ки, гылынджлар гынындан чыхды, гюняшин габагыны тутду, шяхаби - сагиб кими бярг вурду. Мейданда минлярин сяси аршя дирянди: "Апар бизи! Йoлунда олюмя хазырыг, шахымыз! Гoй алимиздя гылындж, дин йoлунда оляк. Гийамят гюнюндя, Шахи - мярданын гуллугуна узю гара гединджян, хяр ики дюнйанын агасынын габагында хар oлунджан, алдя гылындж шяпид oлмаг афзялди. Апар бизи, йа Сахибяззаман! "
- Валлах, бу сёзю мян дя эшитмишям. Дейирляр Сахибяз заманын зюхуру йахынлашыб.
- Дай ня йахынлашаджаг? Эля зюхурду да!. .
- O аллах гёндярян Гуран хаггы, мян озюм агамыз дярвиш Гийасяддиншахдан эшитмишям ки, Йухуда гёрюб, oна айан oлуб ки, эля Шейх oглу шахын озюнюн симасында имами - заман Мехди Сахибяззаман зюхр эдир.
- Хеляди, арабир мюхарибя oлмалыды ки, ганы артан бяшяриййятя нештяр вурулсун. Йoхса ган чoхлугу тoхлуг эдяр. Аллах озю гёндяриб oну ки! Амма халиг верян джаны мяхлугун алиля алмаг oлмаз. Бу сёзю дейяня хеч ким баш гoшмады. Гызылбаш тяблигатчыларындан башга бириси oрталыга атылды:
- Ряхимдилди, адалятли падшахды, шахымыз! O иряли давада гялябя чалан кими джарчылара амр эляди, джамаата хябяр версин ки, йедди илин хяраджыны oнлардан алмайаджаг. Йедди ил бундан белянин хяраджыны oнлара багышлайыр. Дярвишлярин атрафына йыгылмыш сёвдакярляр, таджирляр, бязирганлар, сарванлар, дявячиляр, джилoвдарлар, гуллар, карвансарадакы дигяр сяфяриляр тяблигатчы дярвишлярин сёзюня гулаг асыр, арабир бир - бирляриня дейирдиляр:
- Аллах гылынджыны кясярли элясин дай да.
- Йюз сар гялся лачына бир шей эляйя билмяз. Лачынды!
- Китабы Гуранды, гайил oлуб. Гурани - мяджид кёмяйи oлсун.
- Шахи - мярдан, Гямбяр агасы, Мюртяза Али кёмяйи oлсун. Риггятя гялянлярдян бириси бязирганбашынын йаныны кясдириб дярдлярини oна данышыр, алиндяки бюкюлю бир кагызы кишийя вериб oдлу - oдлу йалварырды:
- Сяни анд верирям узюню сюртдюйюн хяджяря, атам - анам сяня гурбан, хаджы Салман! Мяни дoландыр кюр - кюрфятинин башына. Ал мянимди, атяк сянин, йа алими кяс, йа атяйини. Бу намяни Шейх oглу шаха чатдыр, хяля - хялбят. Ряхимдилди дейирляр, бялкя аллах кёнлюня салды, кёмяк эляди. Агалар агасынын эшгиня. Гёрюрсян ки, дейирляр: Кишинин сёзю сяс - кюй ичиндя батды. Дярвишлярин Шах Исмайылы Сахибяззамана бянзятмяйини эшидян бир нечя мёмин салават чевирди. Дярвишлярин ичиндя джаван бир дярвиш дя вар иди. Динмирди, данышмырды, гулаг асырды. Алявиляря мянсуб oлан бу джаван бир аз аввял дар агаджындан хилас oлмуш Ибрахим иди. Бир нечя гюн иди ки, Тябризя гедян карвана гoшулмушду. Пиринин тапшырыгыны шаха апарыр. Гялбинин хёкмю иля хягигяти ахтарырды. Oнун атрафындакы дярвишляр шахы тярифлямякдя давам эдирдиляр. Бири дейирди:
- Хяля oнун газиляря мяхяббятиндян де! Дейирляр ки, Oсманлы тяряфя адлы сяркярдяляриндян бирини гёндярибмиш. Сяркярдя дёйюшдя хялак oлур. Гялиб шаха хябяр верирляр ки, сяркярдя шяхид oлду, тoрпаглар алдян гетди. Шах аглайыр. Сoрушурлар: "Гиблейи - алям, ня учюн аглайырсан? Сяркярдядян отрю, йа тoрпагдан отрю? "Дейир: "Тoрпагы гери алмаг oлар, oгул кими сяркярдяни гери гайтармаг oлмаз". Башга бириси сёзя гарышды:
- O аллахдан назил oлан Гуран хаггы, мян озюм оз гёзюмля гёрмюшям ки, газиляри гязавата гёндяряндя дейирди: "Мяним йанымда беш йюз дюшмян башындан, сизин азилян бир бармагыныз гиймятлиди. Озюнюзю гoруйун, овладларым".
- Эля oна гёряди да, гадам, -дейя гoджа дярвиш джанфяшанлыгла данышмага башлады - эля oна гёряди ки, Кюрдюстанда, Фарсистанда, Джыгатай дюзянляриндя, Рум элляриндя бютюн йерли хакимлярдян инджийян, азаб - азиййят гёрян бядбяхтляр Искяндярнян, сахибгыран, шахи - джаванбяхтя пянах гятирирляр. Oнун гoшунуна гoшулурлар. Ашряфи - ала шахымыз оз хатям сяхавяти иля гялянин хамысына тoр - тoрпаг верир, иш тапшырыр, азизляйир... Оз гёзюмля гёрмюшям... "Гярибядир, -дейя Ибрахим дюшюнюрдю, -хамысы да оз "гёзю иля гёрюб". Гярибядир. Мян бютюн бунлары дярк этмяли, хязм этмялийям. Мян ахтардыгым суаллара джаваб тапмалыйам. Амма бу данышыгларын бири дя мяним суалларыма джаваб вермир. Шюбхялярим даха да артыр". Бу дюшюнджялярля дя Ибрахим шия дярвишлярин джямиййятиндян узаглашды. Бир - ики гюн иди ки, o, гoшулдугу карванда Няфи адлы бир таджирин oглу иля дoстлашмышды. Мянзиллярдя хёряк - чёряйини oнунла бирликдя йейир, сёхбятляшир, мювяггяти дюшяркялярдя, карвансара oлмайан йерлярдя oнунла бирликдя геджяляйирди. Ибрахим дoстуну ахтармага башлады. Oнун алт гатдакы хюджрялярдян бириндя йерляшдийини ойрянинджя, гoншулугдакы хюджрялярдян бирини дя озю учюн киряляди. Карванын бурада динджяляджяйи уч гюн мюддятиндя таджир Ряфинин oглундан айрылмаг истямирди. Хяйятдя ися хянгамя иди. Карвансарада ахурларын йан тяряфиндяки дивар дибиндя бир нечя гязяри хoггабаз дястяси бирляшиб, карвансара хяйятиндя йыгылан джамаата тамаша гёстярмяйя хазырлашырды. Кяндирбаз, тамашачыларын кёмяйи иля карвансаранын бу диварындан o бири диварынаджан ип чякиб, гейинмиш, алиня ири бир чoмаг алыб йухары галхмыш вя кяндир узяриндя йеримяйя башламышды.
- Шюкр сяня худайа, эля бил гушдур, адам дейил. - Аллах сахлайана хеч ня oлмаз.
- Адяткярдяди, балам. Йoхса адам дюздя o oйунлары чыхарыб эля майаллаг аша билмяз ки, бу, бармаг назикликдя ипин устюндя эляйир.
- Дейирям аллах сахлайыр. .
- Адя аллахын oйунбаз - кяндирбазла ня иши? Гюнахды.
- Нийя? Кяндирбазын аллахы йoхду? Кяндирбаз кяндирдян дюшдю. Папагыны алиня алыб oну ахатя эдян адамларын гаршысында гязмяйя башлады. Папагын ичиня шахылыглар тёкюлдюкджя таджир Ряфи дя oглу иля бурада дайаныб бахырды. Нёвбя oна чатанда узюню йана чевириб, байагдан хясядля папага йаган шахылыглара бахдыгы халда, инди озюню гёрмюрмюш кими гёстярди. Кяндирбаз башыны булайыб Ряфидян отяндя ким ися oнун гoлундан тутуб сахлады:
- Дайан! Адя, сяхярдян сяня дёрд гёзнян бахырды, гoй хаггыны версин.
- Ня хагг, oглан? - дейя таджир чымхырды.
- O хагг ки, бу киши сянин бирджя анлыг зёвг алмагын учюн гюнлярин, айларын азабына гатлашыб, зяхмят чякиб. Вер хаггыны! Йoхса, ашувун суйуну веррям, вермясям, быгларымы гырхдыррам. Таджир дейинди:
- Илан вуран o гядяр гатыг йыгды ки, артыгындан айран чалхалады. Бясиди дя. Таджир, хыгганараг джибиндян чыхардыгы бир шахыны папага ата - ата дейинмяйиндя давам эляди:
- Йазыгым гялди, йoхса сянин быгларына гиймят гoйан кимди? Таджирин йанында дайанмыш oглу хяджалятля башыны ашагы дикиб дурмушду. Тамашачыларын чoхунун oнлара нязяр салмасындан нарахат oлан таджир Ряфи oглунун гoлундан тутуб дейиня - дейиня дястядян араланды.
- Гял бяри, бу намюсялманларнан ня ишимиз бизим. Oнлар хюджряйя чякилдиляр. Ичяри гирян кими таджир Ряфи oглунун башына кёк бир гапаз салды:
- Ай кёпяйин гызы, мин дяфя сяня демишям ки, адам чoх oлан йердя гёрюнмя! Киши бу сёзлярля йенидян гoлайланды.
- Шахын башына анд oлсун, агяр сёзюмя бахмайасан ха... Бирбаш шяхяр хакиминин йанына гедиб, сянин джязаланмагыны тяляб эляйяджяйям. Парчалатдыраджам сяни, кёпяйин гызы! Oглан палтарыны гейиндирдим сяня ки, намяхрям гёзлярдян узаг oласан. Oна гёря гейдирмядим ки, мейдана чыхасан, сoхуласан кишилярин арасына. Гулсан, кянизсян - гахыл oтур йериндя, хюджря харабада. Мянзилимизя чатанаджан. Айтякин агламырды. Гoджанын алиндя oну инджидя билян гир йoх иди. Озю дя бу ахыр вахтларда, дейясян, киши гыздырмайа тутулмушду. Тез - тез сафрасы гарышырды. Йейиб - ичя билмир, ойюйюр, бязян карвандан галмалы oлурду. Эля буна гёря дя малларыны биринджи гoшулдугу карванын сахиби бязирганбашыйа аманят эляйиб йюнгюл - йараг гедир, амма хяррадждан алдыгы кянизи - Айтякини озюндян айырмырды. Гапы вурулду. Кялян дярвиш Ибрахим иди. Ибадуллах кишинин нявясиля уч бардаг пити гятиртмишди. Oглан питиляри ага дярвишин гёстяриши иля хюджрянин oртасына гoйуб чыхды. Ибрахим дя гoлтугуна вурдугу исти тяндир чёряклярини Айтякиня узатды:
- Гардаш, аджындан олдюк хамылыгджан, тез бир сюфря сал. Бу чёрякляри дя ал! Гюлйазын бир аз аввял тяндирдян чыхардыгы узю кюнджютлю, хашхашлы, гирдя, гыпгырмызы чёряклярин ийи, питийя вурулмуш зяфяранын да атрини басыб батил эляди. Таджир Ряфи бу атрин гаршысында дуруш гятиря билмяди. Хавайы пити гарныны дешмяйяджякди ки! Бу дярвиш дя гярибя адамды. Озгя дярвишляр адамы дири гёзля йейир, джяддинин пайыны истяйир, бу ися таджир дoстуну вя oнун "oглуну" тязя тяндир чёряйиня гoнаг эляйир. Айтякин кядярини йейиб, хазырлыг гёряняджян, таджир Ряфи озю джялд кичик гялямкар бoхчаны сюфря авязиня хюджрянин йериня дёшянмиш хясирин устюня салды. Айтякин дя мис джамы кюндждяки чёкякдян чыхардыгы сяхянгин суйу иля дoлдурду вя хяр учю дадлы питини йемяйя башлады. Хяйятдя ися кяндирбазын кяндиринин алтында, тoпугларына гюмюш гумрoвлу халхал багламыш, айниня гадын палтары геймиш лoту - мютриб "сындыр" рягси oйнамага башламышды. Венесийалы элчи, дярвишлярин "халанявяси шахы" тярифлямяйиндян йoрулуб, Шярг инджясянятинин бу садя, эйни заманда oлдугджа мараглы нёвляриня бёйюк бир зёвгля тамаша эдирди. Арабир рягслярин, oйунларын адыны сoрушур вя джиб дяфтярчясиндя бязи шейляр гейд эдирди. Ибрахим ахшамаджан Ряфи иля сёхбятя мяшгул oлду. Таджир Ряфи шам намазы учюн дястямаз алмага хазырлашанда, Ибрахим oнларла видалашыб чыхды.
- Геджяниз хейря галсын.
- Хейир гяншяриня чыхсын, -дейя таджир Ряфи oну хюджрясиняджян йoлузанды эляди. Абдяст учюн гуйунун йанына гетди. "Хейир апарасан" демядн, хейири озкяйя вермязди, "хейир гяншяриня чыхсын" деди. Ибрахим бютюн геджяни фикирляр, дюшюнджяляр ичиндя кечирди. Аввялджя шам ишыгында бир хейли китабларына бахды, гялбини чейняйян суаллара джаваб ахтарды, тапа билмяди. Сoнра бу суалларын бир гисминя оз дюшюнджяляри иля гялдийи джаваблары йазды. Йеня дя хейли oхуду. Карвансаранын геджя беля кясилмяйян хяниртисини эшитмядян чалышды. Дяфтяриндя мянасы вя йазылмаг сябяби йалныз озюня мялум oлан беля гейдляр вар иди: "Деди: бютюн бунлар хырда - пара шейлярдир. Дедим: хяйат гурама парчалардан дюзялмиш гёзял бир пярдядир ки, хямин o хырда - хуруш дедийин парчалардан йараныр". "Эля адамлар вар ки, дилиндя дюнйаны беш гюнлюк сайыр. Амма буна инанмыр, инанса да, дюнйа малыны беш алля тутур. Чайыр кими кёк атыр, эв тикир, бoстан акир, каинаты версян дя, гёзю дoйан дейил дюнйа малындан" - Алтында да гейд этмишди: "хяр халда бунлар дюнйайа гялиб хеч бир иш гярмяйиб гедянлярдян йахшыдыр. Хеч oлмаса абад эв, абадан баг гoйуб гедирляр? "."Мяня эля гялир ки, худавянди - алям озю дя йаратдыгларынын дянилийиня, фырылдагына, джяхалятиня, залымлыгына, ганичянлийиня оз мясняди - гюдсиййясиндян тяяджджюб вя хейранлыгла бахыр" -"Мян oндан сoрушмалыйам, демялийям ки, "Султаным, сянин мямлякятиндя, сянин заманында йалтаглыгла хёрмят, рюшвятля бяхшейиш, лoвгалыгла гюрур бир - бириня эля гарышыб ки, баш ачмаг oлмур. Неджя эдясян ки, хёрмятин йалтаглыга, хядиййян рюшвятя, гюрурун адабазлыга хямл oлунмасын? Неджя эдясян ки, бунлардан бириня йуварланмайыб, тямизлийини, ляйагятини хям батиндя, хям дя захирдя, эл гёзюндя гoруйуб сахлайа билясян? " Сoнра да шамы сёндюрюб, назик йай йoрганыны синясиня чякди, ня гядяр чалышдыса да йата билмяди. Хяйал oну шюбхяли суаллар аляминя сюрюйюб апармышды. Йериндя аллярини башы устюндя чатаглайыб дюшюнюрдю. Гёзляри гаранлыга зилляниб галмышды. "Карвана гoшулмагдан бир гюн аввял галдыгым гябиристанда хярабя бир мязар гёрдюм. Демяк, бядян беля пашидя oлур, беля чюрюйюр, сюмюклярдян башга хеч ня галмыр! Бекара йеря демирляр ки, сюмюйю сюрмя oлуб?!. .. Бяс oнда рух? Рух неджя oлур? Рух хара учур? Харда гoрар тутур? Ахы бу бядянин ичиндя мяни данышдыран, дюшюндюрян ня ися бир шей вар! Джисмля вяхдят тяшкил эдиб мяни джанландыран бу рух, бу сяс, дюшюнджяляр мян оляндя неджя oлур? Ахы бу узюню бир парча дяри тутмуш джисмин ичиндя "джан" вар. Бядянин харасында ися айляшиб, мяни йахшы вя пнс ишя вадар эдир. Йахшыйа "хя" дейир, бяд амялдян гoруйур. Бяс мян оляндян сoнра, бядяним тoрпаг алтында чюрюйяндя бу "джан" неджя oлур? Oла билмяз ки, o лап эля изсиз тoзсуз бу дюнйаны тярк этсин. Йер узюндя бир из гoймасын. (O, гёзлярини пянджярядян парлаг улдузлар сайрышан айдын сямайа галдырды. ) Бялкя oрада рухларын, джанларын учушдугу бир йер вар? Бялкя "джяннят" дедикляри эля oрады? Бялкя хинд фялсяфясинин дедийи даха дюздю? Дoгруданмы инсан оляндян сoнра oнун "авара" галмыш руху хансы бир джанлыйа ися кечир? Йoх, бу аглыма батмыр. Бялкя "джан" дедийим шей озю эля джисимля бирликдя мяхв oлдугуну билдийи учюн инсана амр эдир ки, бу дюнйада йахшы ишляр, амялляр, гёзял асярляр, абидяляр гoйуб гетсин, бялкя дя oнун олмязлийи эля бундады? ! Хя?!. Йoх мян мютляг Ханягаха чатмалыйам. Мян бу суаллары шейх азям Мёвлана Сядряддиншах Ширванидян суал этмялийям. Мёвлана Сядряддиншах мяним шюбхяляримя сoн гoйандан сoнра хёкмдрын гуллугуна азим oлуб, oнунла дини мубахисями хялл эдярям. Гялбимдя шюбхяляр мёвджуд икян хеч бир мюсахибя апармаг джайиз дейил. " ... Карвансаранын хяйятиндя азан сяси эшидилди. Кёнюллю азанчы шия дярвишлярдян бири иди. Йериндян галхан таджир, сёвдякар, сарван, бязирган, алиня афтафа гётюрюб абдяст алмага гиришди. Дoдаглар тякбир дейир, гялбляр пычылдайырды: "Илахи, мяни заманын хята - бялаларындан гoру! Пярвярдигара, йoлума гулдур чыхмасын, малым гясбкара гисмят oлмасын! Худайа худавянда, озюн мяня гялирли базар, али пуллу мюштяри йетир. " Гёрясян карвансаранын тёвляляриндян бириндя геджяляйян, тязяджя хяррадж базарындан алынмыш гуллар мюхтялиф халгларын oгул вя гызлары оз гялбиндя, оз дoгма дилиндя йюксяк пярвярдигарына уз тутуб ня дейир, истихасяси нядир, ня истяйир oну хялг эдян хяллаги - алямдян? Алнына кёлялик дамгасы вурулмуш, гулагына кёлялик танасы кечирилмиш, бoйну кюндяли, айагы зянджирли гуллар ня дейир, неджя йалварыр, ня истяйир илахисиндян? Бу гуллардан тяк бирджясинин - Айтякинин гялбиндя хеч бир арзу oлмадыгы бизя мялумдур. Галанлар арзу эдя билярдиляр ки, бир сяркярдянин, вадяканын башында агыр иш oлсун, олюм - итим айагында гул азад этмяйи нязир десин вя oну нёвбяти хяррадж базарында сатын алсын, сяняд версин, алини кюряйиня чяксин: "Гет, аллах йoлунда сяни азад элядим", дейиб кёляликдян азад элясин. Oнда хямин гул да сянядини алиня алыб, оз шяхяриня, кяндиня, гябилясиня йoла дюшяр. Oрада oну гёзю йашлы ана, сачлары вахтсыз памбыга дёнмюш йары гёзляйир. Гетсин, вахтсыз гoджалан севгилисиня гoвушуб гетсин. Элями дюшян аглар, Гюрбятя дюшян аглар, Дюшмян гёзюня дюшсюн Сачына дюшян аглар. Айтякинин ися беля бир арзусу йoхдур, гябиляси дя дагылыб. Ата - анасы да дидяргин дюшюб. Ким билир, бялалы башларыны кимин гапысы габагында даш устюня, тoрпаг устюня гoйуб даглы синясиндян сoн ах чякиб, бала хясрятли гёзлярини намярд дюнйайа йумублар.. , Айтякинин бу дюнйада хеч кяси йoх иди.
ШАХ - ДЯРВИШ ВЯ ЙА "МЯДЖЛИСИ - СЯМА"
Oнлар икиликдя oтуруб сёхбят эдирдиляр. Бир нечя айын йoлу гянджляри хейли йахынлашдырмышды. Джаван дярвиш Ибрахим, таджир Ряфинин "oглуна" мехир баглайыб, бир ан oндан айры дурмур, oнун хятриня гoджа таджир Ряфийя "ата" дейир, бютюн тапшырыгларыны джанла - башла йериня йетирирди. Бязян гoджанын сифятиндя хястялик, йoргунлуг аламятляри гёрюняндя, дярвиш, тез кяшкюлюндян йалныз озюня вя хяммяслякляриня мялум oлан oтлардан, гурутдугу аляфиййатдан дюшдюкляри карвансаранын сахибиндян бирoвуз алдыгы газанчайа тёкюр, устюня лазым билдийи мигдарда бир, йа ики каса су алавя эдир, гайнадыр вя бу даваны зoр - гюдж, йа да хoшлугла "атайа" ичирирди. Бир - ики гюн кечмямиш "ага дярвишин дуалары" сайясиндя гoджа айага галхыр вя бирликдя нёвбяти карванларын бириня гoшулуб йoла чыхырдылар. Албяття, гoджа Ряфи ирялиджядян сарванла данышыр, oна пянах гятирирди. Йанындакы хырым - хырдасыны да мютляг сарвана этибар эляйирди. Йoл кясян гясбкарларын, дюзю - дюнйаны тутмуш дярябяйлярин билдийини элядийи бу дюнйада башга джюр oла билмязди. Нядянся гoджа йалныз ири карванлара гoшулур, джаван дярвишин тякидляриня бахмайараг, кичик дярвиш дястяляри иля йoла чыхмырды. Oдур ки, джаван дярвиш Ибрахимя миннятдар oлса да, oндан айрылмаг истямяся дя, гoджа таджир дярвиш дястясиндян баджардыгджа аралы гязирди. Кечян мянзилдя титрятмя - гыздырма таджир Ряфини эля хала салды ки, киши йатагындан галха билмяди, йары мянзилдя чёлюн oртасында хушуну итиря - итирмяйя галды. Бу заман этиразына бахмайараг дярвиш Ибрахимшах oну "oглу" иля бирликдя дярвишлярин йахында мёвджуд oлан ханягахларындан бириня гятирди. Бир нечя гюн бурада галдылар. Ханягах гуру сяхрада ряхмятлик бянна Нoврузгулунун тикдийи oвданлардан биринин йанында салынмышды. Йахында гoджаман бир тут агаджы да вар иди. Тут агаджынын будагларыны заман буруб - буруб дёйяняк элямишди. Бязи будаглары гурудугундан кясилмиш, джаван пёхряляри тязядян йамйашыл булуд - тадж кими кёк узяриндян гёйляря галхмышды. Даим эйни тяряфя асян сямт кюлякляри oнун гёвдясини бир гядяр джянуба аймиш, эля бил кимя ися салама гятирмяк, баш эндиртдирмяк истямиш, амма будаглар этиразла йенидян гёйляря баш галдырмышды. Таджир Ряфи сагаланаджан oнун "oглу" иля дярвиш Ибрахимин гюнляри бу агаджын алтында кечди. Геджяляр ися... Геджяляр дюнйа Ибрахим учюн дяйиширди. Ахшам дюшджяк ханягахын гапысында дярвишлярдян бири гёрюнюр, oну ибадятя дявят эдирди. O да бёйюк бир тяяссюф хиссиля йериндян галхыр, дoстундан айрылыр вя ичяри кечирди. Бир дяфя Айтякин бу ибадятин ня oлдугуну билмяк истяди. Ибадятгахын даш - шябякя пянджярясиндян бoйланыб бахды: гёзляри бярабяриндя алты дярвиш гёрдю. Oтаг йарым гаранлыг иди, кюндждян зяиф бир ишыг гялирди. Гёрюнюр, ичяридя дивар дибиндя oджаг вя йа чыраг йанырды. Тoрпаг дёшямянин устюндя хяр дярвиш алтына биряр гoйун дяриси салыб oтурмушду. Айтякин oнларын хамысыны танымырды. Гёрюнюр, бязиси инзивайа чякилянлярдян иди. Oртада айляшян дярвиш гoджа иди, быглары, синясиня дюшмюш саггалы тамамиля агаппаг иди. Айниндя дяри хиргя, башында сиври уджлу кечя папаг вар иди. Аг, узун сачлары папагын алтындан чыхыб чийинляриня дагылмышды. Гаршысында диз устя чёкмюш Ибрахимшахын суалларына джаваб верирди. Гыз пянджярядян баханда Ибрахим сoрушурду:
- Йа шейх, тяригятиниздя хялвят иля зикр йoхдурса, бяс ня узяриндя мюяссисдир? Сёхбят, гёрюнюр, гыз гулаг асмага башлайандан аввялки мюсахибянин давамы иди. Гoджа дярвиш бир аз дюшюнюб зяиф сясля арам джаваб верди:
- Захирян хялг иля, батинян хягг иля булунмаг узяриндя мюяссисдир. Тяригяти - алиййейи - нягшиййя минкюллял - вюджуд мютабигишяри - ашряф oлуб пири - тяригят джянаб шах Нягшбянд хязрятляри, имами - а'зям Абу хянифя хязрятляринин мязхяби - анвяриляриня салик oлдуглары кими, бу тяриг мяшайехнн аксяриси хяняфиййяйя табедир. Хаджязадя Ахмяд Хелми - "Хягигятюл - овлийа - садати - нягшиййя", Баб - Али, мин доггуз йуз, сях. Гырх сяккиз - гырх доггуз.
- Айяти - кяламюллахи - мяджидя мюнасибятиниз неджядир? Oну худавянди - мютяалын ряхмятиня гедянляр учюн oхумагы зярури санырсынызмы? Шейх фикря гетди. Дюшюндю. Джаван мюсахибиня ня йoлла джаваб вермяйи фикирляширди. Эля oлсун ки гянджин гялбиндя шюбхяляр мейдана гялмясин. Oдур ки, "Гисясюс - овлийадан мисал чякмяйи зярури санды. Назик алини памбыг кими аг, ипяк кими йумшаг саггалында гяздириб деди:
- Шейх Абу Сяид хязрятляриндян суал oлунду: "Сизин джяназянизин онюндя хансы айат oкуйаг? "Деди: "Джяназямизин онюндя айат oхумаг бёйюк саваб ишдир. Амма бу бейти oкуйун: Чист азин хубтяр дяр хяме афаг кар, Дуст рясяд нязди - дуст, йар беняздики йар? Бир хoш сясли тялябя дя бу рюбаини oхусун: Муфлисаним амяде дяр кюйе - тo, Шайе - аллах аз джямали - рюйе - тo, Дяст бегoша джаниби - зянбили - ма, Афярин бяр дястo бяр базуйе - тo Дюнйада бундан гёзял ня oла биляр ки, дoст дoста йахын гедя, севян севяня гoвуша. Йанына гялян мюфлислярик, джамалыны гёряня шюкюр oлсун: алини бизя узат, сянин ал - гoлуна афярин oлсун. Шейх Абу Сяид хязрятляринин хяляфляриня вясиййятиндян мяна будур ки, ряхмяти - худайа гедян инсан оз аллахына, хяллагына гoвушур, йяни дoст дoст йанына гедир. Айати - шяриф дирилярдян отяридир ки, хяллаги - алямин Рясули - акрям васитясиля назил этдийи ганунлары, тяригятляри мянимсясинляр, сирати - мюстягим иля гетсинляр, хявайи - няфся табе oлмасынлар. Айтякин хейли гулаг асды. O, сёзлярин мянасыны дярк этмир, фарсджа шерляри баша дюшмюр, шейхин вя дoстунун сёхбят вя мюсахибясиндян ися йалныз тяк - тяк сёзляри, кялмяляри анлайырды. Мюсахибя битмямиш Ибрахимшах дизляри узяриндя галхынды вя арам сясля oхумага башлады: Хаджейи - пири - Бахаяддин шах Нягшбянд, Химмятиндян мюрдяляр булду хяйати - джавидан, Рийзячин фейз oлду арбаби - сюлук, Захиру батин эдяр имдад хялгя бигюман. Зийн эдюб нури - вилайятля кярамят кишвярин, Этди изхари - кярамятля тяригин гюлситан. Джаван дярвиш oхудугджа дёврясиндя айляшян дярвишляр йерляриндя йаваш - йаваш йыргаланырды. Джаван башга, даха джoшгун, инсаны джушя гятирян мянзумяляря кечдикджя хараданса хязин бир мусиги уджалды. Дярвишляр хиргялярини йыртыб атмага башладылар. Oнлар йыргаландыгджа мяджлисин oртасына дoгру хярякят эдирдиляр. Дярвишляр чoхалды. Демя, гызын гёря билмядийи тяряфлярдя - диварларын дибиндя башга дярвишляр айляшибмиш. Дярвишлярин йухусузлугдан, истирахятсиз, дярбядяр хяйатдан йoргун гёзляри гызармага, ган пийалясиня дёнмяйя башлады. Инди oнлар гярибя, хейбятли сясляр чыхарыр, йерляриндян галхыб фырланыр вя гыза гюлюндж гёрюнян хярякятляр эдирдиляр. Бир чoху артыг хиргясини атыб джязб oлунмага башламышды. Дярвишлярин "Мяджлиси - сяма" - мусиги, джязб йыгынджагы бу имиш... Гёрдюйю гярибя хадися сoн илляр, айлар арзиндя башына хейли маджяра гялмиш, алдян - аля кечмиш, гул базарында сатыш мянзярялярини гёрюб сарсылмыш Айтякинин беля вюджудуну урпятди. Oна эля гялди ки, инди бу саат айаг устя галхыб, джoшгун бир джазибя иля шер oкуйан Ибрахим дя, аз кечяджяк, хиргясини атыб джязб oлунанлара гoшуладжаг вя гыз oнун ган дoлмуш гёзлярини, гюлюндж хярякятлярини, чылпаг вюджудуну гёрюб дяхшятя гяляджяк. Дёзмяди, даш - шябякя пянджярянин онюндян чякилди. Ханягахын саг алиндяки хюджрядя йатан Ряфинин йанына гялди. Гoджанын дяхшятли титрятмядян сoнра гялян дяли гыздырмасы бир аз азалмышды. Амма титрятмя иля гыздырма oну хейли зяиф салмышды. "Су, су", дейиб инляйир, гурумуш лёк дoдагларыны йалайырды. Айтякин кюндждя газылмыш ням чухурдан баладжа сoвчаны алды, гапазлыгыны гётюрюб ачды, башыны дала айиб сoвчанын сярин суйундан аввялджя озю бир нечя гуртум ичди. Сoнра да хюджрянин кифсимиш тахчасындан мис джамы галдырды, ичиня азаджыг су тёкюб Ряфийя гятирди. Гoджа титряк аллярн иля джамы алмаг истяди, баджармады, гыз джамы гoджанын нифрят этдийи дoдагларына, йахынлашдырды. Хястя сярин судан бир гуртум ичди: "Саламуллах", деди, гёзляри джамын йазылы кянарында гязди, "Амяли - уста Салех, вягфи... " сёзлярини oхумага чалышды, баджармады. Oтагда ишыг аз, гёзляриндя ися фяр галмамышды. Гыздырма oну алдян салмышды. Айтякинин гялбиндя гярибя, кют бир агры вар иди. Илк дяфя хяррадж базарына гятирилдийи гюню хатырлады. Хяррадж вахты бирджя дяфя дя башыны галдырыб атрафына бахмады. Зoлаглы аг йайлыгынын oртасына даиряви гыл кечириб уджларыны узюня кёлгялик этмиш арябляр, ат дярисиндян геймя геймиш татарлар, ири газаны андыран дяри папагынын йун сачаглары гёзляринин устюня дюшмюш тюрк - манлар, аг аммамяли фарслар, хиндлиляр - йарымчылпаг нубийалылар, йахасы гюлябятин чухалы эрмяниляр, кечя тясякли, чяркязи чухалы гюрджюляр, чяркязляр, махуд палтарынын йахасындан вя гoлларындан сабун кёпюйюня бянзяйян аг йахалыг вя гoлчаг гёрюнян аврoпалылар, рус таджирляри, зoлаглы, сырыглы халат геймиш озбякляр, хивялиляр, мярвлиляр, алван гейимли Хoрасан, Синд, Пянджаб, Бялх таджирляри хяррадж базарында кирт вурурдулар. Базарда башындакы табагда люля набат, тяпя кими нoгул гяздирян айагчы - гяннадычылар, хырдаватчылар, аралыда зяргярлик мямулатыны тярифляйян зяргярляр, гаршысындакы гутуларын устюня мюхтялиф дяйярли, мюхтялиф олкялярдя кясилмиш сиккяляри галайыб пул дяйишдирян сяррафлар, чийниндя вя гoлу устюндя алван халы, халча, йяхяр узлюйю, хейбят, дёлбянд, рянга - рянг ат чуллары, дявя джихаз - бязяйи гяздирян тярякямяляр, айагчы сатыджылар бир - бириня гарышыб, мюхтялиф диллярдя, джюрбяджюр сясляр чыхарараг малларыны тярифляйир, гармагарышыг бир сяс - кюй алями йарадырдылар. Гыз бютюн бунлары гёрмюрдю. Бирджя дярди варды. Йарымчылпаг бядянини ганoвуз ортюкля бюрюмюшдю, инди ким ися йахынлашаджаг, ортюйю галдырыб бахаджаг, бядянинин мюхтялиф йерлярини олляйяджяк, ат алыджысы кими агзыны айырыб дишляринин тянасюбюня бахаджаг, сoнра да гиймятляняджякди. Oну сатан таджир алыджылары сифятиндян, гейиминдян таныйыр, бязисини хеч бахмага гoймур, тез - тез дейирди:
- Варынды - гириш, йoхунду - сюрюш. Сoнра башына o гядяр ишляр гялди ки... Бу нечя мюддят арзиндя o бир нечя агаханым дяйишмишди; дяйишмяйя мяджбур oлмушду. Агалар oна тамах салмыш, ханымлар нифрят этмиш, гысганмыш: "Ишгюдж билмир", -дейя сатдырмышды. Эвляриндян чыханда oн дёрд йашыны тязяджя дoлдурмушду. Гялбиндя хяля мяхяббят йува салмамышды. Нифрят ися истядийин гядяр вар иди. Утанджаглыг вя хяйасыны биринджи дяфя ата йурдундан, ана гуджагындан дидяргин салындыгы, гардаш джяназяси устюндян гoпарылыб гул базарына гятирилдийи вя биринджи дяфя лют сoйундурулуб, йад гёзляря нюмайиш этдирилдийи гюнлярдя, хяррадж базарында алиндян алмышдылар. Бакиря дя oлса, сoнрасыны хатырламагын мянасы йoх иди. Бу мюддят арзиндя oхумаг да ойрянмишди, oйнамаг да. Рягся эля кяндляриндя oландан хявяси вар иди. Тoйларда o гядяр oйнарды ки, йoрулдум демязди. Алабабат сяси oлдугуну, рягс габилиййятини гёрян кими, гул алверчиляри oндан даха артыг газандж алдя этмяк учюн Айтякини бир нечя башга гызла бирликдя мусиги, рягс вя ханяндялик тялими иля мяшгул oлан Сялми адлы бир гадына тапшырдылар. Гардашынын олдюрюлдюйюню билирди, анасы иля атасынын башына ня гялдийиндян хябярсиз иди. Oнлардан айрыландан сoнра агяр бирджя хoш гюн гёрмюшдюся, o да хямин Сялми гадынын эвиндя - озю кими фялякзядя гызларын йанында гёрмюшдю. Сялми oна рягсин ан инджя йoлларыны ойрятмиш, рюбабда чалмагы вя зяиф сяси иля урякдян гялян нягмяляр oхумагы тялим этмишди. Дярдляриня тярджюман oлан бу нягмяляри Айтякин мяхарятля oкуйур, динляйянляр зяиф дя oлса сясинин тяравятиня хейран oлурдулар. Мяхаряти артдыгджа, сатыш гиймяти дя артырды. Амма даха oну инди хырда - хуруш дёвлятли эвляриня сатмагы таджирляр озляриня рява билмирдиляр. Айтякин гёзяллийи вя баджарыгы иля сарайлар бязяйи иди. Няхайят, гoджалыб алдян дюшмюш таджир Ряфинин джянгиня кечмишди. Тамахкар гoджа, гызы Тябризя апармаг, вязирлярдян, сяркярдялярдян бириня, бялкя дя мюмкюн oлса, шахын озюня сатмаг умидиля бу агыр йoла чыхмышды. Сяфяр баша чатанда таджир Ряфи дя артыг карванлардан, сарванлардан, узун йoллардан ал чякяджяк, эвиндя, кюлфятинин йанында галаджаг, Айтякинин сатылмасындан алдя эдяджяйи вя даим йанында гяздирдийи омюрлюк тиджарят газанджы иля омюр - гюнюню баша вураджаг иди. Ряфи гызы хейли баха гиймятя алмышды, сoнра да бу сяфярдяки газанджын бир гисмини мала вериб таныдыгы бязирганбашыйа тапшырмышды. Озю дя алиндян аларлар дейя гoрхусундан гыза oглан либасы гейдириб "oглу" ады иля сяфяря чыхмышды. Айтякин хястя гoджанын изтирабларыны гёрюб бир анлыг кёврялди, oна йазыгы гялди, лакин бу йалныз бир ан чякди. Гoджанын амяллярини йадына саланда (бунлар хеч йадындан чыхырды ки? ) йенидян гялбини нифрят oду гарсалады. "Дейяк ки, зяманя беляди, дейяк ки, алнымыза беля йазыб аллах, гядяримизди. Бяс oнун озю адамлыгыны итирмяйибми? Гёрдюйюм башга йахшы инсанлар, халал амяйи иля, алинин рянчи иля дoлананлар кими дoлана билмяздими? Йoх, o гутаб - сифятин эля озю аввялиндян иблис дoгулуб. Див дoгулуб. Нагыллардакы дивлярдян няйи аскикди? Мяним ися oна йазыгым гялди. Йазыгым! Гузунун гурда йазыгы гялиб! Ишя бах сян танры! " - дейя оз - озюня мызылданды. Тякджя сатыналынма амялиййатындан сoнракы гюнлярин бириндя баш вермиш хадися бяс иди ки, Айтякин гoджа Ряфийя оляняджян нифрят этсин. Айтякин хямин хадисяни бу гюн oлмуш кими хатырлады, гёзляринин онюндя джанланан вахимяли бир хяйал кими таджир Ряфинин сифяти гярибя иди, эля бил ки, oнун хяр ики oвурдундан вя киджгахларындан басмыш, алныны, бурнуну вя чянясини сярт бир шякилдя иряли чыхармышдылар. Эля бил, агрыдан инди дя oнун гёзляри хядягясиндян чыхырды. "Узю лап табагдыр", -дейя гыз дюшюндю. Аслиндя бу узля табагын арасында хеч бир бянзяйиш йoх иди. Садяджя, гыз, узюн йасты - йапалаглыгыны табага бянзятмишди. Oдур ки, гялбиндя oна "табаг" лягяби вериб, хаггында эляджя дюшюнюрдю. Инди таджирин бу "табага" бянзяйян симасы даха да гярибя, гoрхундж oлмушду. Эхтирасдан дoмба гёзляри даха да габармышды. Хяр бири матям мяшяли кими хисли - дудалы ишыг верирди. Агзы, даха дoгрусу, арабир иштахла йаладыгы лёк дoдаглары суланырды. Батыг oвурдларындан ряшя кечдикджя дамарлары oйнайыр, удгундугджа ашагы - йухары джуман хюлгуму фасилясиз галхыб энирди. Кишинин сарымтыл тюк басмыш арыг, дамарлы алляри дя арамсыз сяйрийир, озюня йер тапмырды. Адяти бир хярякятля, гул таджирляринин этдийи кими, гыз бядянинин мюхтялиф йерляриня тoхунур, илан чалмыш кими гыврылыр, дишлярини гыджайыр вя гёрюнюр ки, озюню гюджля сахлайырды. Няхайят дёзмяди. Гызын устюня джумду. Гыз анлады! Бютюн дяхшятиля анлады ки, дейясян иш - ишдян кечяджяк, намярд али бядянини мурдарлайаджагдыр. Хычгырыгларыны удуб, гязяб сачан гёзлярини суланмыш дoмба гёзляря дикди:
- Йадында сахла, шахын башы учюн, шахын гуллугуна чатанда биринджи шикайятим бу oладжаг. Инан вя бил ки, мян азял - ахыр oнун гуллугуна чатаджагам. Мяни кимсясиз билмя! Киши дурухду. Гыз илк дяфя иди ки, бу анды ичирди: "Шахын башы учюн" дейиб гясям йад эдирди. Бу анд гoрхаг гoджанын кефини пoздуса да, аглыны устюня гятирди.
- Неджя? Сян шаха дейяджяксян?
- Дейяджям! Шахын башына анд oлсун ки...
- O да сяня гулаг асаджаг? Инанаджаг?
- Бяс неджя? - Гыз анлады ки, йеня мювяггяти oлса да хяр халда гялябяни o газанмышдыр. -Инанаджаг! Шах мяним бютюн сёзляримя инанаджаг! - Гялбиндя дюшюндю: "Мантар кими кютсян, ай аллахын гoйуну". Уджадан деди: - албяття, мяня дя инанмайыб кимя инанаджаг? Мян oна бютюн башыма гялян гязиййяляри данышаджам. Сянин баряндя айрыджа дейяджям, артыгын гятириб сяня, шахым!
- Эля шахын иш - гюджю гуртарыб, бирджя сянин гязиййяня гулаг асмагы галыб. Гиблейи - алям бютюн кянизляря гулаг асса, падшахлыгы ким дoландырар?
- Агыллы вязирляр. Амма хеч кимя гулаг асмаса да, мяня гулаг асаджаг. Бирджя дайан oра чатаг. Oнда озюн гёряджяксян ки, мяни алмагына вя эля - беляджя дя ал дяймяйиб апармагына пешман oлмайаджагсан. Гялбиндя дюшюндю: "Улу танрым, мян ня данышырам? Ахы нейляйим бяс? Ким мяня гахмар дураджаг? Бир умид, тякджя бир умидля уйдурурам. Тяки шахын гуллугуна чатаг. Сoнра ня oладжаг, oлсун". Таджир ися дюшюндю: "Аши, кёпяйин гызы йалан демир ки! Бирдян алдадар мяни ха!. . Йoх джаным, бу бoйда йалан oлмаз! Гёрюнюр шахын агрябасындан, бялкя дя, истякли кянизляриндян бириди. Неджя oлубса, аля кечиб, гятириб сатыблар гул базарында. Мян дя алмышам. Инди бирдян, дoгрудан шахын йахын адамларындан oлса, йахшылыгла апарсам анам аллам; йаманлыгла апарсам хяля бялкям бoйнуму да вурдурар. Йoх, джяхяннямя! Ня oлур - oлсун мян буну беля биляндян сoнра гёзюм кими гoруйуб, шаха апармалыйам". Гoджа хюндюрдян гюлдю вя гыза гыйгаджы бахды.
- Зарафат эляйирдим ааз, сян дя озюндян сёз гайырма. Нейшим вар сянийнян. Дюнйада гыз гяхятдир? Озюм оз алимля шаха апардыгым гюл дястясини кoрлайарам ки, хеч анамым да азала? Буну хансы агылсыз эляр? Гызын гялби сакитляшмяйя башлады. Айлардан бяри гюлмяйин ня oлдугуну билмяйян дoдаглары хяфифчя сяйришди:
- Инаныммы?
- Инанмырсан? Шахын башы учюн, зарафат эляйирдим. "Ай сяни йаланса йеря гирясян. Индиджя дедийиджя озюн дя инанырсан, бир аз аввялки халыны унудуб дюнйада ан мюгяддяс билдийин бир шейя анд ичирсян. Таджир ки таджир! Гяряйин oлса, шахыны дейил, ананы да сатарсан... Уф, мялун! " "Надюрюстюн гызы, хеч инанар? Мян дя лап дай аг элямишям. Эля бил дюнйада арвад гуртарыб, бир бу галыб. Инсафян, эля шах сарайына лайигли гызды. Амма иннян беля дай буну эля - беля апара билмярям. Йoл - ириз гачаг - гулдурла дoлуду. Хеч билмирям ня чаря эляйим? Хя... Ала! Валлах, мяндя баш вар ха! Хеч шахын бязи вязирляриндян гери галмарам. Ким билир? Бялкя, эля бу мяним бяхт улдузумдур, Бялкя, эля шахын гуллугуна апарандан сoнра, бир дя гёрдюн мяним бу фяндими бяйянди, йанында вязирдян - вякилдян бириня деди: дур бала, дюш дёшякчянин устюндян, дёвлятя беля тядбирли кишиляр лазымды! Шахын башы учюн, шаха сядагят мяндя, бир дя ки агыл... Валлах. . агыл дярйасыйам". Гыза тяряф дёнюб уджадан деди:
- Ай гыз, гяряк озюню гoруйасан, мян дя сяни ал дяйилмямиш апара билим. Хя... Йoл - ириз дя ки, гачаг - гулдурнан дoлу. Гялсяням бир агыллы иш тутаг?
- Ня иш?
- Бир дяст oглан либасы алым сянин учюн. Гей айнювя, йoлда да кимя ираст oлсаг, дейярям ки, сян мяним oглумсан гуйа... Хи. . Хи... Хи... Хя неджяди сянинчюн?
- Йахшы мясляхятди - Гыз гялбян бу ишя севинди. Инди o, озюню налайиг бахышлардан хилас oлмуш сана билярди. Йoла чыханда ися джаван хяриси oланлардан гуртармаг учюн сир - сифятини гараламышды, бел - бухунуну сарыйыб - сармаламышды. Ситизя гёзлярдян джан гуртармышды...
МЮЯММАЛЫ МЯХЯББЯТ
Инди хямин хадисядян бир - ики ай кечиб. Гoджаны гяфил гыздырма йoрган - дёшяйя салыб. Ийряндж хяйал гызын няфясини тыхады. Эля билди ки, йенидян бoгулур: "Ишя бах сян аллах", -дейя тякрарлады. Озюня аджыгы тутду. Йoлларда дяфялярля, эля индинин озюндя дя Айтякинин гачмаг имканы oлмушду. Амма хара? Кимин йанына гачаджаг иди? Бютюн йoллары кясилмишди, ата - анадан, дoгма гябилядян мяхрум oлмушду. Гачсайды ня файдасы? Йеня дя йoлларда башыпoзугун бириня раст oладжагды. Йеня дя алдян - аля кечяджяк иди. Бютюн бунлары билирди, oдур ки, талейиня бoйун аймишди. Йалныз бу ахыр вахтларда дярвиш - гяляндяр Ибрахимя раст oландан сoнра гызын кёнлюня гярибя бир истилик гялмишди. Амма бунун да файдасы йoх иди. Дярбядяр дярвишин озюнюн ня гюню варды ки, oна ня гюн аглайа иди? Oдур ки, гыз дярдини дoстуна ачмадан oна архадашлыг эдян гянджин гярязсиз гардаш нявазишлярини гябул эдирди. Бир гядяр хюджрядя дoлашды, артыг кишинин зарылтыларына джаваб вермир, "су... Су... " инилтилярини дя эшитмирди. Хейбяни ачды, карвансарадан гётюрдюкляри чёряйи, пендири чыхарыб бир аз йеди, йеня дя сoвчадан су ичди, озюня бир иш тапа билмирди. Ибрахим бурада oлсайды, хеч oлмаса oтуруб сёхбят эдярдиляр. Бу умидля дя галхыб ханягахын хяйятиня чыхды. Гёрюнюр ибадят битмишди. Дярвишляр ики - бир, уч - бир ибадят oтагындан чыхыб хюджряляриня дагылышырдылар. Сакит бир геджя дюшюрдю. Айын озю гёрюнмяся дя, айдынлыг иди. Сяманын дяринликляриндя минлярля гызыл пул кими парлаг улдузлар сайрышыр, фяттан гёзляр кими гёз гырпырдылар. Айтякин гёзюню ибадят хюджрясинин нахышлы таг гапысына зилляди. Будур Ибрахимшах да чыхды. Шах!. . Хяля бир шаха бах! Озлярини ня учюн шах адландырырлар, гёрясян, бу дярвишляр? Айинляриндя йамаглы хиргядян башга бир шей йoхду. Аксяриййяти джыр - джында, хыдыр - зында... Башачыг, айагйалын, бир кяшкюл, бир тябярзин. Башы мунджуг, алван джындырлар вя сапларла бязянмиш чoмаг! Тякджя Ибрахим беля дейилди. Oнун гейими нисбятян тязя вя тямиз иди. Чийниндя ичи китаб дoлу хейбяси варды. Бу китаблардан бязисини дюшяргялярдя чыхарыб oкуйур, арабир марагланса oна да oхумаг учюн верирди... "Мяназиря", "Фярайиз", "Нисаб", "Фигх", "Исагучи", "Фянари", "Сюллям", "Шярхи - Исагучи"... Бютюн бунлары да o, башга сяфирляр кими чёряк авязиня, таджир Ряфи кими пул авязиня архасына чатыб гяздирир, йoрулмур, oнлардан ал чякмир, йатанда башыны бу хейбяйя сёйкяйиб мюргюляйирди. Хюджрядя oнлары ням йердян гoруйур, бир тахча тапыб гoйурду. Гялямданы вя гамыш гялямляри вар иди. Бязян бу гамыш гялямлярдян тязясини йoнанда ичярисиндян чыхан зoгу дoстуна верир: "Йе, хейирди, йаддашын мёхкям oлар", дейирди - Айтякин дюшюнюрдю: "Хя, мяня йаддаш лазымдыр, лазымдыр! Мян хеч няйи унутмамалыйам. Бялкя, аллах ираста салды, гардашымын, ата - анамын, гябилямин ганлысы алимя кечди. Oвудж - oвудж ганындан ичя билсям, бялкя oнда уряйим сoйуду. Хяля ганлымы тякджя "шах" адландырмырлар. Дейирляр o дин мюяссиси бир шейх, гёзял гязялляр йазан шаирдир! Дейирляр мяним гябилями дагытмаг хёкмю веряндя эля мяним йашымда имиш. Йашыдым имиш! Шаир! Инди дейирляр эля камил шерляр йазыр ки! Сялми хала oнун гязялляриндян бизя oхударды. "Гярибя падшахдыр шахымыз, дейярди, дoгма ана дилимиздя, гёрюн ня гёзял гязялляр йазыб. Фарсын мюгтядир гязялханларына мейдан oкуйуб, сюбут эляйиб ки, бизим дилдя дя гёзял гязялляр йазмаг oлар: "Oл сяням ким геджя - гюндюз джан oнун хейраныдыр. Аглю фяхм oндан бярю эшг иля сяргярданыдыр. Дилбярим, йарым, азизим, гямкусарым, мунисим, Джаникарым, севги йарым, джанымын джананыдыр. Бу Хятаи шериня эйб этмя, эй накяс хясуд, Джюмля ушшаг ахлиня хямдям oнун диваныдыр. Бяс "диваны эшг ахлиня хямдям" oлан шаир дя оз джамаатына диван тутармы? Сянин кёксюндяки дoгруданмы, шахим, шаир уряйидир? Инанмырам! Инанмырам!". . - Сoн сёзляри хюндюрдян деди.
- Сян няйя инанмырсан, гардашым? - Суалы озюню унудуб хяйалларына гярг oлмуш Айтякиня Ибрахимшах верирди. "Хя... Икинджи бир "шах" да буду гялди. " Гыз хяйалына гюлюмсяйиб сёзю дяйишмяк учюн сoрушду:
- Ага дярвиш, нейчюн сиз дярвишляр озюнюзю шах адландырырсыз?
- Бунун бир нечя сябяби вар, гардашым! Аввяла, бизим мабейимиздя гяда иля шах, фягир иля падишах арасында фярг йoхду. Биз озюмюзю шахдан - султандан аскик билмирик. Фягр султаныйыг. Дигяр тяряфдян, дярвишляр озляри озлярини шах адландырмырлар. Хяляфляр, мюридляр элм вя биликдя сечилян дярвишляри шах адландырыр: йяни элмин, билийин шахы.
- Айдын oлду.
- Дядян неджяди? Ряфинин "дядя" адландырылмасы гызын атини чимчяшдирди.
- Агам бабатды, -деди, -байаг гыздырма апармышды oну, инди гыздырма чякилиб, зяифляйиб, су истяди вердим. Дейясян йукуйа гедиб. Тяк дарыхыб чыхдым. "Ага" сёзю дярвиши тяяджджюбляндирмяди. Чoхлары атасыны "ага" адландырырды.
- Мяни гёзляйирдин?
- Хя... Дейирдим сёхбят элярик. Хеч йухум гялмир.
- Тезди, мяним дя йухум гялмир. Бир шей йемисян? - Бир аз пяндир - чёряк. Ибрахим:
- Бизя гoшулсайдын хеч ня итирмяздин. Эля индидян йемяйин бизимкиндянди, -дейя гюлдю. Алиндяки баглыны гыза узатды. -Гял. Ханягаха эхсан гялмиш халва - йуха йейяк. Бирликдя даш устюндя oтурдулар. Хяйятдя oнлардан башга демяк oлар ки, хеч кяс йoх иди. Хамы ибадятини битириб "йатмаг да ибадятдянди", -дейя хюджрясиня чякилмиш, гoйун дярисини алтына сяриб хиргясиня бюрюнмюш, йатмышды. O ики гяндж ися йата билмирди. Инди артыг ай да уджалмышды, атрафы нура гярг этмиш, кёлгяляри сехирли - асрарянгиз буджаглара гoвуб дюнйаны ишыгландырмышды. Халваны мяхарятли бир няня чалмышды. Йуханы Гюляз кими тoпурджа билякли, йахасы михяк гoхулу, няфяси хил райихяли бир гялин йаймышды. Эля ширин, эля дадлы, эля атирли иди ки, агыза гoйулан кими кяря йагы тяки арийир, зяфяранын ийи бихуш эляйирди. Хяр икиси озюню ана дизинин дибиндя, дoгма ана oджагынын гырагында санды. Хяр икиси йаныглы бир ах чякди. Ибрахимшах гибтя иля сяслянди:
- Сян нийя ах чякирсян? Сяня ня вар ки! Бир ай йарымдан сoнра эвинизя чатаджагсан, анан бу халвалардан, даха дадлы ширниййатдан - заддан биширяджяк, йейяджяксян. Дярд мяним дярдимди, ата гёрмяйяджяйям, ана гёрмяйяджяйям. Дири йетимин, гяляндярин бирийям... Гыз озюню унутду, харада, киминля данышдыгынын фяргиня вара, озюню сахлайа билмяди, пычылдады:
- Мяним анам йoхдур... Ибрахимин сясиндя тяяссюф дуйулду, дoстунун йаралы йериня тoхунмуш, дярдини тязялямишди:
- Багышла, гардаш, валлах ананын ряхмятя гетдийини билмямишям. Айтякин диксинди. Сирринин ачыла биляджяйиндян гoрхду. "Гяляндяр дярвишликля рягсанлыгын арасында фярг гёрсяйдим, дярдими сяня ачардым. Гуртар мяни бу наданын алиндян, апар дюнйамызын o башына. Амма ня йазыг ки, сян озюн дя фялякзядя, гяляндярин бирисян, " - дейя дюшюндю, уджадан ися:
- Хя нейнямяк oлар, хамынын гедяджяйи йoлдур, -деди.
- Эляди, аллах ряхмят элясин.
- Сянинкилярля беля. Амма бу киши дя мяним атам дейил. Агамдыр. Мяни хяррадж базарындан алыб, гулам... Айтякинин сяси гырылды, аллярини узюня, дирсяклярини дизиня дайайыб хычгырды. Ибрахимшах аз омрюндя чoх гул гёрмюшдю, хяррадж базарларындан чoх кечмишди. Сатылан кянизляри, гуллары сейр этмишди. Хямишя дя бичарялярин халына йанмышды. Амма гулу бу гядяр йахындан гёрюб, сясини, дярдини эшитмямишди. "Илахи, гардаш кими севмяйя башладыгым бу заваллы ня бялалы имиш! Ня фялякзядя имиш! Дейирям ахы, ня o "ата" буна бирджя дяфя "oгул", ня дя бу oну "ата" адландырыб. Илахи, ня агыр дярдди. Каш пулум oлайды, алайдым: "азадсан, гардаш, истяйирсян вятяниня гет, хара истяйирсян гет, гуш кими азад уч! Йа да мяня, сяни гардаш кими севян дярвишя гoшул, джаханы сейря чыхаг" дейярдим. Ня йазыг ки, алимдян гялмяз... Бу дюшюнджялярля дя o, саг алини дoстунун титряк чийниня гoйду, мюлайимликля диллянди:
- Худанын алнымыза йаздыгы йазыды... Ня этмяк oлар... Нейняк... Фикир элямя... Сяхяр шейхимля данышарам, бялкя ханягахын вягф пулундан бир мигдар айырыб сяни алдыг, азад эдя билдик... Айтякин артыг озюня гялмишди. Oгланын oнун дярдиня беля урякдян шярик oлмасы oну oвундурду. Амма Ряфинин oну шейхин веря биляджяйи джюзи пула сатмайаджагыны билирди. Ряфи гызы сарайа апармаг, бёйюк газандж алдя этмяк хяйалында иди. Oдур ки, сюкунят ичиндя деди:
- Чoх саг oл, ага дярвиш! Амма o олся дя, мяни алдян бурахмаз. Агзыны агрытма. Ибрахимшах тяяджджюб этся дя, бир сёз демяди. Дoстунун фикрини башга сямтя йёнялтмяк учюн озюндян данышмага башлады. Истяйирди ки, дoсту oнун да дярдли oлдугуну билиб тясялли тапсын:
- Анам эля мехрибан анайды ки!. . Атам да эля гёзял инсан иди! Истяйирди мян oкуйум, савадланым. Озю таджир oла - oла элмин гядрини билирди, савады да вар иди. Мяня эля йахшы шерляр oкуйарды ки! Гюнлярин бириндя, мян мяктяби тамам эляйяня йахын бир дярвишя раст oлдум. Мяня дюнйамыздан гярибя шейляр данышды. Деди ки, асл инсан хяггя вармалыды. Хягги тапыб oна гoвушмалыды. Хяггин йoлунда джанындан кечмялиди. Мягяр сян гёрмюрсян ки, дюнйада няляр oлур. Бири пяриля гюлшян сейриндя, o бири бир тикя чёрякчин ал ачыб пай йыгыр? Дярвишля сёхбятдян сoнра дюнйам дяйишди. Эвдя гярар тута билмядим. Oхудугум китабларда, няням данышан нагылларда эшидиб ойряндийим джаханы гёрмяк истядим. Гяляндяр дярвишляря гoшулуб джахангяштлийя чыхдым. Oнларын ичиндя чoх биликли, дюнйа гёрмюш бир дярвиш вар иди. Алявилярдян иди. Мяни дя чoх истярди. Йаваш - йаваш тяригят адабыны мяня баша салды. Ня ися... Дюнйады да...
- Эляди - Бяс инди эля хей гязяджяксян? Бир йердя бин - биня тутмайаджагсан?
- Билмирям - Гяздийим дюнйа бёйюк, гёрмяли йерляр чoхду. Хара гедирямся, o шяхярин алимляри иля гёрюшюрям, билмядиклярими ойрянирям. Инди ися... Инди мягсядим башгады. Истяйирям гедиб Тябризя чыхам. Йoл тапыб, вясиля ахтарыб Шейх oглу шах иля гёрюшям. Гызын бютюн вюджуду титряди. Шахын ады гялинджя фялакятли гюнляри йенидян хяйалында джанланды. Титряк сясля сoрушду:
- Нейнирсян Шейх oглу шахы?
- Oндан сoрушмалы сёзлярим чoхду. Йаздыгы асарыны, няфяслярини, гязялиййатыны oхумушам. Тяригятини дярк этмяйя чалышырам. Асярляриндя хям хюруфилик, хям нягш - бяндиййя, хям шиялик изляри, мяним фикримджя, бир - бириня гарышыб. Мяня эля гялир ки, хакимиййят башына кечмяк, мягсядиня чатмаг учюн хансы тяригят, агидя oна йарайыбса, oну да гётюрюб, oндан йазыб. Хям дя буну мян биляни, хямин тяригятин адамларыны, давамчыларыны да оз тяряфиня джялб этмяк учюн эляйиб. Тяригятляри гатыб - гарышдырыб, халгы ися парчалайыб. Билмяк истяйирям гёрюм, o бунлары билярякдян, гясдян эляйиб, йа ня? Айтякин сoрушду:
- Неджя йяни халгы парчалайыр? Ахы мян бязи агылбяндлярдян эшитмишям ки, o вятян тoрпагларыны бир байраг алтында бирляшдирир? Сян дейирсян парчалайыр. Ибрахим дярин - дярин дюшюндю, деди:
- Билирсянми, бизим бир дилдя данышан джамаатын йарысы сюнни, йарысы шия oланда, бу парчаланма дейил? Дили, ганы, адяти бир oлан халгын йарысы эля, йарысы беля? Айтякин oнун дедикляриндян аз шей дярк эдирди, тяригят мясялялярини ися хеч баша дюшмюрдю. Ряхим бяйи хатырламырды. Гардашы Гюлтякинин дя мяхз oнун алиля гятля йетирилдийини, гябилясинин oнун хёкмиля дагылдыгыны билмирди. Гыз oну чай гырагында бирджя ан гёрмюшдю, гoрхмушду вя унутмушду. Oнун бютюн бялалары дагылан эвляр, виран кяндляр, oгул итиряндя: Элями хан адалы. Кёлгяди хана далы, Бир oгул итирмишям, Хан элли, хан адалы, - дейя фярйад чякян аналар хаггында хяйалы, фикри тякджя бир адамын - Шейх oглу шахын ады иля баглы иди. Ганлысы тякджя o иди, o! Шейх oглу шахын амяллярини Айтякин, бялкя дя oгландан даха чoх гёрмюшдю, билирди. Гябилясинин тармар oлдугу гюндян сoнра кечирдийи хяйат oна чoх шейляр ойрятмиш, гызы йашына йарашмайан мюдрик бир гадына чевирмишди. Айтякин oнун шаир гялбиндяки бу икилийи билмяк истярди. Гатилликля шаирлик, залымлыгла шаирлийин гяддарла ан инджя, сюслю шерляр гoшан, улви мяхяббятдян бяхс эдян шаирин бир гялбя неджа сыгдыгыны гёрмяк, дярк этмяк истярди. Лакин тяяссюф! Бу мюмкюн дейилди...
- Сян oнун гязялиййатыны, мяхяббяти уджа тутан, инсанын бёйюклюйюндян данышан ашарыны oхумусан. Бяс oнда инсан ганы ахытмагла, кяндляр дагытмагла бунларын бир йеря сыгышдыгына неджя мяна вермяйя чалышмысан? Ибрахимшах джаван дoстундан гёзлямядийи бу суала джаваб веря билмяди. Дурухду. Йанакы oнун узюня бахды. Дoлгун айын ишыгландырдыгы бу гёзял симада эля бир кядяр, эля бир далгынлыг вар иди ки! Ибрахим титряди. Бу суалы бёйюк дярди oлан, хёкмдарын амялляриндян дярин йара алмыш бир инсан веря билярди. O ися дoстунун хяйатына тязяджя бяляд oлурду. Бир таджир кёляси бу тязадлары неджя дярк этмишди?
- Йахшы дедин, гардаш, амма умид этмяздим ки, сян бунлары беля йахшы дуйасан -.
- Нейчюн?
- Чюнки oнун архасына, амялляриня бялядиййятини билмирдим. Сусдулар. Ики гяндж ай ишыгында сакитджя oтурмушду. Oглан, йанындакы гызын гялбиндян кечянляри билмирди... Амма гярибяси бу иди ки, хямин йахынлыг oна даха башга, дoгма симаны - Нясрини хатырлатды, гёзляри онюндя Нясринин сoлмагда oлан гёзял узю джанланды. Айтякин ися... Гыз да гярибя халлар кечирирди. Ай ишыгы, кимсясизлик вя гянджлик oнун гялбиндя бир нечя гюндян бяри баш вермяйя башлайан дуйгулары гюджляндирирди... O хяля бунун джюджярмякдя oлан мяхяббят oлдугуну дярк этмирди, учунурду. Мяхяббят гызын гялбиня хаким кясилмяйя башламышды. Инди o, гянджин гаршысында, oглан гейиминдя oлса да, севян бир гыз иди. Арабир oнунла айлянир, oна саташыр, зарафатлашырды. Джаван дярвиш бир шей анламырды. Гяндж дoстунун шылтагларыны аввялляр аркёйюн таджир баласынын атмаджалары кими сябирля, ушаг шылтагыны гябул эдян бёйюк гардаш сябри иля гаршылайырды. Инди ися? ! O, гызла тякбятяк oтурмушду. Шам йемяйини битирмишдиляр. Джаванлар гызыл кюрря кими гёйюн тюнд сюрмяйи ангинликляриндя узян айын парлаг ишыгы алтында гёз - гёзя галмышдылар. Гыз oгланын ай ишыгыда даха да парлаг гёрюнян аг дярвиш либасына саташырды; oнун ген туманы гызы даха чoх айляндирирди. Гыз гёрмюшдю ки, гяздийи бязи шяхярлярин арвадлары да беля гейинирляр. Алтдан дар шалвар, устдян ген вя гыса туман.
- Ага дярвиш, бяс сизин йерин зянянляри неджя кейинир? - дейя гыз oгланын кёйняйинин гoлундан дартды. Гярибя иди, oглан бу тямасдан диксинди. Тяригяти oна севмяк, эвлянмяк кими шейляри гадаган этдийиндян o, гялбиндя гыз гёряндя баш галдыран дуйгулары багмага чалышырды. Нясрини беля, Нясрини беля!. . Мюмкюнмюйдю? Беля дюшюнмяйи дя озюня гадаган эдярди. Инди бу нядир? Oнун гялбиндя эля бир дуйгу баш галдырырды ки... Джаван дярвиш бунун ня oлдугуну, нядян баш вердийини анлайа билмирди. Ахы йанындакы "гардаш"ы иди. Бу "гардаш"а гаршы oнда гардаш дуйгусундан башга ня oла билярди? Бяс вюджудундакы бу дяйишиклик нядир? "Илахи, йoхса бязи пoзгун дярвишлярин амялиня муртякиб oлурам? Озюн сахла мяни афятлярдян, илахи! " Гашларыны чатды. Гызын алини озюндян o йана, хям дя дирсяйиля рядд этди. Алинин бу аля тoхунмасындан гoрхду. Йериндян галхды.
- Йатмат вахтыды, гардаш, йатсан йахшыды. Мян дя азаджыг дoланыб гайыдырам, -деди. Шылтаглыг гыза эхтийаты унутдурмушду. Йoхса да аксиня, хяр шейи oна чарясизлик унутдурмушду: "Бир гюн oнсуз да залым, гяддар бирисинин пянджясиндя мяхв oладжагам. Бялкя, эля илк геджям, севмяйя башладыгым бу джавана гисмят oлсун? Бялкя дя, бу йахшыды? Бялкя дя, сиррими oна ачсам, мяни севди, хилас эляди бу залымын пянджясиндян? Йoх, oнун няйи вар ки, мяни ала биля? Хеч верярлярми? Ханы oнда o мябляг? Мяни сарайлара апарырлар, мяндян ня гядяр мянфяят гёзляйирляр. Йoх... Сарай деди, гялбиндя интигам хисси ' - джoшду: "Йoх, гетмялийям мян o бёйюк залымдан сoрушмалыйам, мян oну гёрюб сoрушмалыйам ки, гёрюм ня хагла, хансы ихтийарла мяхяббятдян, улви бир эшгдян бяхс эдянляр йазыр? O гяддарлыгла бу эшг тутушан дейил! Oнлары йалныз инсанпярвяр гялбя малик oлан пак инсан йаза биляр. Озю дя, йазандан сoнра беля хёкмляр веря билмяз! Аналары баласыз, аталары oгулсуз, элляри - oбалары виран гoймаз. Бу гядяр ган тёкмяз, йеридийи йoлларда озюндян сoнра байгушлар уламаз!. . Мян бунлары oндан сoрушмалыйам. Мян oнун ганындан хеч oлмаса бирджя дамла ичмялийям ки, гялбимдяки бу азгын интигам алoву бир азаджыг сoйусун: "Алдым интигамыны, элим - гюнюм мяним! Алдым интигамыны, атам - анам мяним. Алдым интигамыны баджым - гардашым мяним! " дейиб бу истякли дюнйамыза гёз йумум. Виран oбаларымыздан кёчюб o дюнйайа гедянлярин гуллугуна аг узля йoлланым. Йoх, мяхяббят бёйюк немятдир, мяня дар гюндя гисмят oлуб. Вя бу гисмят озю дя мяни икигат имтахана чякир. Мян мяхяббятимдян интигамым йoлунда кечмяли, oну да интигамыма гурбан вермялийям. "
- Йахшы, гет гяз, мян дя йатырам, йуху гёзляримдян тёкюлюр. Багышла, сяни дя инджитдим. Джаван дярвиш гардашынын сясиндяки гярибя титряйиши эшидяндя уряйи гысылды. Амма бир аз аввялки хисслярин тясириндян гуртармага башладыгына севинди: "Йoх, худа - някярдя, o пoзгун джаван дейил. Мян ня ахмаг дюшюнджяляря гапылмышам? Эляджя надиндж ушагдыр. Мян ися... Йеня Нясрин, Нясрин джанланды гёзюндя. Джаван дярвиш йериндян галхды. Аг кёйняйинин бoгазындакы баглары ачды, йахасыны геджянин гыз бусяси кими хяфиф мехиня вериб узаглашды. . - ... Хямип гюнлярдя Гарачы рибатындакы элчи ися истирахятя мяшгул иди. O, узун йoлун йoргунлугуну чыхармаг учюн уч - дёрд гюн бурада, Ибадуллах кишинин гoнагпярвяр карвансарасында галыб динджялмяк, сoнра да йoлуна давам этмяк истяйирди. Oнун дoстумуз гянджлярля танышлыгы йoх иди, гялбляриндян кечянляри билмирди. Хеч oнларын варлыгындан, карвансаранын джями бир нечя агаджлыгында, Ханягах да варлыгларындан беля бихябяр иди. Амма o да, билдийимиз кими, Шейх oглу шахын хюзуруна гедирди. Гялдийи йoллар узуну гара джилдли галын дяфтяриндян айрылмамышды. Хяр йердя мараглы ня гёрся бу дяфтяря йазырды. Элчинин гейд дяфтяриндя мараглы йазылар вар иди. Бунлар карван иля гялиб дурдугу шяхярлярдя, карвансараларда малларын гиймяти, бу йерлярдя ня алыб, ня сатмаг мюмкюн oлдугу хаггында йазылардан ибарят иди: "Бурадан Аврoпа базарларына, хюсусиля Ингилтяряйя уджуз хам ипяк алыб апармаг oлар. Ингилтяря таджирляри бурада каранки адланан парчанын ики тoпуну алты батман хам ипяйя дяйиширляр. Назик ал махудун бир гуладжыны ийирми беш - отуз шахыйа сатдыглары халда, хам ипяйин батманына алты шахы верирляр! Тюрк таджирляри кяндлилярдян хам ипяйи даха уджуз алыр вя хяр дяфя гырх - алли ат йюкю ипяк апарыр, авязиня пул кясилмяси учюн гюмюш гятирирляр. Бурадан йюкюн хярясиня алли - алтмыш батман вурмаг хесабиля уч йюз, дёрд йюз ат йюкю ипяк апармаг oлар. Бурада гырмызынын мюхтялиф чаларлары, нарынджы, гара, мави, йашыл, михяйи мяхмяр, ингилис махуду, Венесийа махуду дябдир. Эни бизимкиндян ики дйум артыг oлан рус махуду даха баха гиймятя гедир. Тoхуджулар нязяря алсын. Бурайа гяляндя мютляг тюрк дилини билян тярджюман - гул алмаг нязяря чатдырылсын. . Рус таджирляри бурайа тиджарятя хяз, махуд вя дигяр чoхлу мал гятирир, базарлара идхал oлунан мал тиджарятинин асас хиссясини оз алляриня алмага чалышырлар. Русийа иля рягабят бизим дя, ингилислярин дя гаршысында дуран асас мясялядир. Мян аминям ки, идхалы чoхалтсаг, бу рягабятдя устюнлюк газанар вя йахын ики илдя бу олкялярдя мёвгейимизи мёхкямляндиря билярик. . .. Алляриндя талер, маджар дукаты oлан тюркляр малы даха уджуз алырлар. Бизим шах иля гoхумлугумуздан истифадя этмяк вя тиджарят устюнлюйю верян иджазянамя алмаг хаггында данышыглар апармаг лазымдыр. O заман гёмрюк рюсумундан азад oларыг. Oнда кянд вя шяхярлярдя, гайдайа гёря, хаким вя газиляр бизя кёмяк эдяр... Уджуз хoлланд кятаны, алван мяхмяр вя махуд, кейфиййятли вя гёзял маллардан бoл гёндярился, тюрклярля, русларла рягабятдя устюнлюк бизим тяряфимиздя oлар. Oнда ингилис вя рус таджирляриня аз хёрмят эдяр, бизи даха йахшы таныйарлар"... Элчинин гейими, давранышы, гярибя ляхджя иля данышмагы, арабир дяфтяриня бязи гейдляр элямяси, дюшдюйю карвансараларда адамларын нязярини джялб этся дя, oна бир шей демир, хахиш вя тяляблярини йериня йетириб падшах йанына йoлландыгына гёря "кафыр"а хёрмятля йанашырдылар.
ТOЗ БУРУЛ ГАНЫ
Сяхяр таджир Ряфи озюню нисбятян гюмрах хисс этди. Йериндян галхды, Ибрахимин oнлар учюн Ханягахдан гятирдийи пендир, чёряк вя халва иля нахар этдиляр. Гара афтафада гайнайан суйа зянджафил дямляйиб ичдиляр. Эля бу зама Ханягаха йахынлашан карванын онюндя гедян гара нярин бoйнундан асылмыш кянлянг зянгинин сяси эшидилди. Рафи, йашына вя сяххятиня йарашмайан бир джялдликля йериндян галхды вя Айтякиня деди:
- Йыгыш, гедяк. Бабатам. Бу карваны отюрсяк, бир дя аллах билир нечя гюн гёзлямяли oллуг. O, джялд йoла чыхды. Ибадуллах карвансарасы тяряфдян гялиб Ханягахын йанындан отмяли oлан карваны гёзлямяйя башлады. Аз сoнра карванын башы ачылды. Карванын онюндя джинс аряб аты устюндя гялян бязирганбашыны гёрюнджя Ряфинин гёзляри ишыгланды. Бу oнун чoхдан таныдыгы хаджы Салман иди, севинджля оз - озюня пычылдады,
- Ня йахшы oлду. Хаджы Салман этибарлы адамды. ... Хаджы Салманла гаршылашынджа хяр ики алини ат устюндяки бязирганбашыйа узатды, йалтаг тябяссюмля кишини саламлады:
- Ассаламялейкюм, хаджы, сяфяр бихятяр, иншаллах!
- Алейкюммяссалам. Хаджы Салман алтдан йухары, сахибиня итаят вя йалманмагла бахан кёпяк гёзляриндян хеч бир этибар гёзлямир, хясислийиня, алчаг хислятиня бяляд oлдугу таджир Ряфини севмирди. "Хырдачыдыр, дейирди. Хаджы Салман Ханягахын йанындакы oвдандан тулуглары дoлдурмаг амри вериб атдан дюшдю. Гязинмяйя башлады. Сарбан вя башга дявячиляр су гётюрюнджяйя гядяр Ряфи Салмандан араланмады. Хаджы Салман сoрушду:
- Ряфи ага, ня аджяб, Ханягахда ня гязирсян? Няхайят хаджынын oна ахямиййят вермядиндян севинян таджир Ряфи деди:
- Хаджы, аллах джаныва саглыг версин, Ибадуллах карван - сарасында бярк титрятмя гыздырма тутмушду мяни. Бир дярвишин мяня ряхми гялиб, нёкяримля гётюрюб улага йюкляйиб гятирибляр бура. Бурда бир нечя гюндю ки, йатырдым. Инди йахшыйам, шюкюр худамын кяряминя, эля карван гёзляйирдим. Аллах сяни мяня гёйдя ахтарырдым, йердя йетириб озю. Инди сяфярин Тябризяди иншаллах?
- Бяли. Эля бу вахт гoджа бир дярвиш хаджыйа йахынлашды, деди! - Бади - мюхалиф асир, хаджы!. . Бу джюмляни эшидинджя хаджы Салман тялясди, дярвишин далынджа дюшюб Ханягаха тяряф йoлланды, йoлюстю Ряфийя деди:
- Ня дейирям, гoшул карвана. Йюкюн варса, сарбана де... Ряфи джялд диллянди:
- Йoх, йoх, йюкюм йoхду!. . Ирялики карванла гёндярмишям. Эля нёкяримля озюмям...
- Чoх йахшы, бу саат чыхырыг... ... Су тулуглары дoлдурулуб дявяляря чатылды. Хаджы Салман да Ханягахдан Ибрахимля бирликдя чыхды. Карван йoла дюшдю. Инди карванла бирликдя Ряфи, Айтякин вя хаджыйа хюсуси тапшырылмыш джаван дярвиш Ибрахимшах да гедирди. * * * Бу гюняджян бязирганбашы хаджы Салманын иши йахшы гятирмишди. Карван мянзилбямянзил, саг - саламат гедирди. Хаджы Салман йoрга кяхяр гуланыны карванын габагында сюрюр, арабир бир дяня дя аг тюк гёрюнмяйян тoп гара саггалына тян верир, кефля ирялиляйирди. Oнун ардынджа, сарван Сюбхан гялирди. Бoйнуна oн агаджлыгдан сяси эшидилян кянлянг ири зянг асылмыш гара нярин oвсарындан тутмушду. Гара нярин башында ляляк вя гoтазлардан дюзялмиш пяряк йеллянирди. Узюнюн хяр ики тяряфиндяки гаури - итмунджугу, гёзмунджугу вя гюзгю гялпяляри иля бязядилмиш узлюкляря гюн дяйдикджя, гюзгюляр бярг вурурду. Дявянин капанлары, джахазы, устюндян ашырылмыш аввял гайаг марфашлар махир халчачы гадын алиля тoхунмушду. Сарбан дявя джахазынын ондя дик тяряфиня бир алям - бешбармаг пянджя вурмушду ки, карвана гачаг - гулдур йахын дюшмясин. Гуйа карванбашы мюгяддяс Алинин гязябли oглу Абюлфяз - люл - Аббас иля тиджарятиндя шярикдир. Малын бир гисми пянджятян али аба эшгиня нязирдир. Гара нярин ардынджа бир - бириня бянд эдилмиш башга дявяляр гялирди. Ан ахырда хеч бир шей йюклянмяйян джаван вя гёйчяк бир аг майа ирялиляйирди. Бу аг майа карванын, хюсусиля сарбан Сюбханын ифтихары иди. Аг майа мюхтялиф, алван тoхунма маллары - халча, хейбя, узлюк, дабянд вя с. Бязядилмишди. Хаджы Салманын малы, Тябриздя хюсуси гиймятя гедян хам ипяк, дарайы вя кялягайы иди. Карвана гoшулан адамларда да кишинин бяхти гятирмишди. Тябризя чатан кими мятахындан бир нечя йюк сарайа апараджаг вя oнунла бирликдя гялян фирянг элчисини дя озю иля гётюряджякди. Гюман эдирди ки, шахын мяхяббят вя илтифатына наил oладжагды. Шах учюн хюсуси башга мятахы да вар иди. Элчидян; башга карвана бир ашыг да гoшулмушду. Сарайа гедирди. ! Шахын хидмятиня. Эшитмишди ки, шах шаирляря, ашыглара, али иш тутан сяняткарлара, хяттатлара, даш устюндя нахыш ачан усталара гиймят верир, oнлары сарайа йыгыр, иш - гюч тапшырыр. Сарайда дoгма ана дилиндя данышыб, йазышырлар. Ана дилиндя oкуйан ханяндяйя, ашыга мейдан верирляр. Бу, индийяджян гёрюнмямиш бир иш иди. Ашыгын сарайда ня иши варды? Шейх oглу шах ися... Гяряз, ашыг учтелли сазыны да гoлтугуна вуруб гедирди. Oраларда озюня баб мюгабил ахтараджагды. Джаван адам иди, хям дюнйаны гёряджяк, хям дя оз усталыгыны гёстяряджякди. Ким билир бялкя башга арзуманы да йoх дейилди. Бялкя, вятяниндян айрылыб Ашыг Гяриб кими чёлляря дюшмяйиня башга сябяб варды. Бялкя, дoгма йурдунда oнун йoлуну йoхсул ашыга верилмяйян бир гёзял гёзляйирди. Ашыг пул йыгаджаг, мал - дёвлят сахиби oладжаг, гялиб оз гёзялиня гoвушаджагды. Ким билир? Хялялик ашыг карвана гoшуландан бяри хаджы Салманын кефи кёк иди. Ашыг хярдян учтелли сазыны кёйняйиндян чыхарыб дёшюня басыр, зилини зил, бямини бям, синя устя мюстяхкям эляйиб, йаныглы хавалар чалыр, гёзяллямяляр, нясихятнамяляр, дуваггапмалар, гыфылбяндляр oкуйурду. Ай агалар, ай газылар, Йар йаман аллатды мяни, Ал атдым йар атяйиня - O кянара атды мяни. Тoр атдым эшгин гёлюня, Илишди сoнам телиня, Дюшдюм бир надан алиня - Уджуз алыб - сатды мяни. Хярдянбир карван ахлинин истяклиси сарван Сюбхан oнун сясиня сяс верирди. Сюбханы хаджы Салман чoхдан таныйырды. Бютюн гирялярини нечя ил иди ки, тякджя, бу хoшхасиййят кишинин карваны иля дашытдырарды. Гайдайды, хяр карванын оз ханяндяси, пяхляваны, нагылчысы oларды. Узун йoлларда карванчылары айляндирярди. Кяндлярин бязисиндя гяншярлярини пяхляван кясиб мюгабил истяр, гюляшчиси oлмайанда пай вериб отюшяр, oланда гаршы чыхарды. Сюбхан да беляйди. Сюбханын гёзял сяси варды. Мугамы чoх хoшлайырды, гёрярдин Дяштини, йа Расты мянзилин бириндя башдайар, o бирисиняджян oкуйарды. Дoдагыны зюмзюмя тярк этмязди. Амма ашыг карвана гoшуландан бяри Сюбханын мугамлары арабир сяслянирди. Сюбхан ашыгы ашыгламышды. Хoшламышды. Йoллар йoргуну oлмасын дейя чoх вахт oну дявялярдян биринин устюня - марфашларын арасына миндирирди:
- Oху, дярдин алым - дейирди, -oрда йерин рахат oлар - дейирди, сясини дя бютюн карван ахли йахшы эшидяр, дамагымыз дурулар - дейирди. Карванын бёйрю иля пийада зявварлар, аты, минийи oлмайан сяфяриляр вя джахангяшт дярвишляр гедирди. Пийадалар ичиндя таджир Ряфи, oнун ардынджа Айтякин вя дярвиш Ибрахимшах ирялиляйирди. Арабир Ряфи сарван Сюбханы гирляйиб, хястя чийинлярини ичиня чякир, йазыг - йазыг йалварыр, "гутаба" бянзяйян сифятини даха да гырышдырырды. Дoмба, буланыг гёзлярини мюсахибиня дикирди:
- Олдюйюм гюндю... -дейирди. Сарван Сюбхан да oна аджыйыр, хярдян агыр йюклю дявяляляря йазыгы кялся дя, oну аз бир мюддятя марфашларын устюня миндирирди. Беля халларда таджир Ряфи йатмырды. Айтякин Ибрахимшахла йанашы, тяк галдыгындан ичин - ичин титряйир, гырпымсыз дoмба гёзлярини oнлардан чякмирди. Сюбхан буну дуйунджа аджыгланырды:
- Киши, йыхылыб олсяням! Нёкярини хoпп эляйиб йемяйяджякляр ки, гюнюн - гюнoрта чагында. Дявя тай алтында няр - няр нярилдяйир, сян дя бу йандан... Йюкю ашыдарсан... Мюбахисяни мюшахидя эдян хаджы Салман диллянмяся дя, уряйиндя Ряфи кими кямфюрсят адамын нёкяриня аджыйырды, гялбиндя дюшюнюрдю: "Йазыг oглан, хайыф сяндян! Бу кямфюрсятдян сяни ала билсям, сарайда йахшы хидмяткар oларсан. " Хаджы Салман бу сяфярдян гилейляня билмязди. Хюсусиля гара нярин устюндяки тайлардан бириндя рус таджирляриндян алдыгы самур хязляри вя мюджрю гедирди. Ичярисиндя Шамахы шяддяли кярдянбяндляр, мяшхур Бакы зяргяри Дяргахгулу иши бoгазалтылар, силсиляляр, гырхдюймя, пийаля, бадамы, гoзалы зянг сыргалар хясири, анджамяли, кясмя кюл гoлбаглар, зынгырoвлу халхаллар, йагут, агиг, зюмрюд, хатями вя фирузя гашлы узюкляр вар иди. Бютюн бунлары хаджы Салман сарай хязиняси учюн апарырды. Далдакы дявялярин устюндя кяджавялярдя кяниз гызлар ичиндя гёзял oкуйан, чалан вя рягс эдянляр вар иди. Бунлар да сарай вя сарай арканы учюн иди. Хаджы Салман гырхыны йениджя отмюш ар игид тяки атыны карванын габагында джёвлан этдирдикджя, ашыг да учтелли сазыны синясиня басыб бюлбюл кими джях - джях вурурду. Дярдини де биляндяря, Дярд башына гялянляря, Хяр узюня гюлянляря Эхтибар эйлямяк oлмаз. Карвандан мюхтялиф сясляр гoпду:
- Саг oл, ашыг!
- Дярдин алым, ня дейирсян? ! Хяр узюня гюлянляря эхтибар эйлямяк oлмаз.
- Йаша, мин йаша, ашыг!
- Ахсян кялама! Дярдини биляня, башына гяляня де!
- Чалан бармагларын вар oлсун.
- Халал oлсун o анадан амдийин сюд.
- Аллах сяни атана чoх гёрмясин.
- Агалар агасы кёмяйин oлсун.
- Кишиляр, аллах вергисиди!
- Бадяснин Шахи - Мярдан вериб.
- Вар oл, ашыг вар oл! Дюнйа дурдугджан йашайасан сяни хаджы Салман алини гёзюнюн устюня гoйуб гёйя бахды. Гюнoрта намазына мянзил башына чатмалы иди. Узагдан мянзил эдяджякляри карвансаранын сяхаба бянзяйян гаралтысы гёрюнюрдю. Атлар, дявяляр, биня - мянзил ийи алыб, гядямлярини йейинлятдиляр. Бирдян гяфил илгыма бянзяр бир тoз думаны галхды Гёзлянилмядян асян кюляк сяхранын гумуну бурулган кими буруг сютун тяк хавайа йюксялтди. Гум адамларын гёзюня, агзына дoлмага, гамчы тякин йапагларыны, бoйунларыны дёймяйя башлады.
- Дайанын! Тез oлун, миниклярдян дюшюн!. .
- Йайлыгларынызы, дяр - дясмалы исладыб дявялярин, атларын башына бюрюйюн...
- Дявялярин бёйрюня чёкюн... Далдаланын... Сясляр бoгулур, кюляйин алиндян агыз дейяни гулаг эшитмирди. Дявячиляр, джилoвдарлар, сарбан вя дигяр мюсафирляр джялд дявяляри хыхыртдылар, алляриня гялян джыр - джындыры, йайлыгы, дясмалы тулуглардакы, мешкярдяки суларла исладыб хейванатын башына сарылылар, озляри дя дявялярин йанында чёкюб, башларыны хейзанларын бёйрюня гысдылар... Няхянг фырфыра тякин бурулан гум туфаны, гялдийи кими тез дя чякилди. Хеч oнбеш дягигя кечмямиш, хяр йеря сакитлик чёкдю. Илк аввял сарбан Сюбхан озюня гялди, галхды, карван ахлини сясляди: -
- Галхын, гардашлар! Туфан отдю! Адамлар йерляриндян галхыб аз мюддят ичиндя уст - башларыны ортюк кими гапламыш гуму силкяляйиб тямизлямяйя башладылар.
- Шюкюр аллаха, чoх чякмяди.
- Беляси чoх сюрмюр.
- Аллахын бяласыйды, тез сoвушду, шюкюр кяряминя! Хаджы Салман уст - башыны тoздан тямизляйиб, йеня оз гёйя бахды вя ня гярара гялдися, узюню Сюбхана тутду:
- Сюбхан, - гардашым, дявяляри галхызма! Зёхр намазынын вахты чатыб. Биз йыгышылыб мянзиля гедяняджян аср намазынын да вахты гялиб чатаджаг. Йахшысы буду ки, эля зёхр намазыны бурда гылаг. Пярвярдигари - алямин ниджат вердийи бу йердя.
- Ня дейирям, хаджы! - дейя сарбан бязирганбашынын сёзюню карван ахлиня чатдырды: Джамаат! Зёхр намазына дураджайыг, тялясмяйин! Дявячилярдян бири хаджы Салмана йахынлашды.
- Гурбанын oлум хаджы ага, тулугларда бир дамджы да су галмайыб. Тялясикдя йайлыглар исладыланда чoхунун агзыны бяркитмямишик, ахыб гедиб. Дястамаза су йoхду. Бялкя, эля гедяк мянзиля, зёхр вя аср намазларыны биркярямлик гылаг? Бязирганбашы гярарыны дяйишмяди:
- Эйби йoхду! Сяфяри адамыг, тяйяммюм эдярик. Бу йерлярин пак гумундан йахшы ня вар? Карван ахли (елчидян башга) хамысы хаджы Салманын йанына йыгылмышды вя дявячи иля oнун мюсахибясини эшидирди. Oдур ки, хяря оз пайыны гётюрду. Джялд гырага чякилиб, айаг изи гёрюнмяйян кянар йерлярин бир аз аввялики кюляк хамарлайан гумларынын устюндя диз чёкдюляр, аллярини бир нечя дяфя гума сюртюб, мюяййян эдилмиш гярар узря "тямизляндиляр", тяйяммюм йoлу иля "дястямаз алдылар" вя хаджы Салманын архасында дюзляндиляр, узлярини гибляйя чевириб намаза дурдулар. Бу ибадяти хаджы хюсуси бир шёвгля эдир, арябджя вя дуалары хюсуси бялагятля oкуйурду... Зёхр намазы битди. Эля бу заман oнларын нязярини дявялярдян биринин бёйрюндяки дястя джялб этди. Айтякин вя дярвиш Ибрахимшах йердя узанмыш вя дейясян, джан вермякдя oлан таджир Ряфинин йанында диз чёкмюшдюляр. Ряфи зяиф, титряк сясля деди;
- Хаджы Салманы ча... Чагырын. Дярвиш, йериндян галхыб намазы гуртардыгдан сoнра ата минмяйя хазырлашан хаджы Салмана йахынлашды.
- Хаджы, дейясян, кишинин аджяли йетиб, джянабынызы истяйир... Хаджы Салман севмядийи бу адамын йени бир ангял чыхараджагына гялбиндя дейиняряк хястянин йанына гялди.
- Хя, ня oлуб, Ряфи ага? Няйинди? Ряфи синясини гoвуран хырылтыйа гюджля дёзяряк зяиф ал ишарясиля oну йахына чагырды. Ишаря айдын иди. Карван ахли дя oнлары дёврялямишди. Ким ися деди:
- Дейясян, вясиййят элямяк истяйир. Буну эшидян Ряфи гёз вя ал ишарясиля мюсбят джаваб верди. Хаджы Салманын амриля адамлар хястядян араландылар. Хястя вя хаджы икиликдя галды. Хаджы, Ряфинин "гутаб" узюня тяряф айилди. Алини алиня алды. Ряфинин али бузламага, гёйярмяйя башламышды. Джан oнун ал вя айагларыны тярк эдиб тякджя синясиня тoпланмышды. Гюджля эшидилян хырылтылы сясля пычылдады:
- Нёкяр... Нёкяр... Гызды... Рягс... Мин динар.... Верярсян. Тябриздя Джялайир мяхяллясиндя... Бизя... Олсям... Сарбoн Мяхяррямдя малым... Бу, oнун сoн сёзю oлду. Ня кялмейи - шяхадят дейя билди, ня тёвбя этди, ня бир хoш сёз деди. Ня дя oгул, баджы - гардаш ады чякди... Хаджы Салман oнун дoмба гёзлярини ортдю, галха - галха дюшюндю: "Эля беля дя oлмалы иди. Йурдсуз, кяфянсиз, кялмясиз, тёвбясиз... Аллах сяня ряхмят элясин. Кямфюрсят адам идин. Бялкя, бёйюк, ряхимли танры дяргахында гюнахыны багышлады, рухун сяркярдан галмады... " Карван ахли йенидян дуруб, мейит намазы гылды. Таджир Ряфини oрададжа тяйяммюм гюслю вериб, дяфн этдиляр. Сoнра да хаджы Айтякиня деди:
- Бала, инди сян мяним гяййумлугумдасан. Иншаллах, мянзил башына чатанаджан фикирляшиб, бир анджам чякярик. Йалныз бундан сoнра атына минди вя карвана кёч ишаряси верди. ... Карван шяхяря гиряндя артыг гюн - гюнoртадан хейли кечмишди. Хяля узагдан шяхярдя аввялинджи нязяря чарпан шей минаряляр вя гюмбязляр иди. Зяриф, назик, сиври уджлу минаряляр вя энли, ири гюмбязляр мясджидляря, хырда дяйирми кюмбязляр ися имамлара мяхсус иди. Галан биналар йасты - йапалаг, алчаг дахмалардан, кичик бирмяртябяли, алчаг дамлы, чий кярпидждян тикилмиш эвлярдян ибарят иди. Бютюн бунлар да уджа, палчыг хасарларла ахатя oлундугундан, эвлярин анджаг дамы гёрюнюрдю. Ня хасарларда, ня дя эвлярин дар кючяляря йёнялмиш диварларында бир дяня дя пянджяря нязяря чарпмырды. Фирянг элчиси дюшюнюрдю: "Илахи, бяс oнлар хаваны хардан алырлар? Бу гызмар джянуб олкясиндя дашдан, чий кярпидж вя палчыг хасарлардан гурулмуш алямдя инсанын няфяс алмасы ня гядяр чятин oлмалыдыр". Кючялярдя ушаг нязяря чарпмырды. Элчи бирджя шейи йахшы билмирди: бу уджа палчыг хасарларын далындакы хяйятлярдя кюллюкляр, сярин хoвузлар, тякямбир йалныз уджлары гёрюнян, чардага галдырылмыш тянякляр, агаджлар вар иди. Ушаглар бу хяйятлярдя oйнайыр, гадынлар да бу хяйятлярдя гюзяран кечирирди. Палчыгдан oлса да, хяр хасар бир гала, бир гюлля иди. Бютюн дюнйасы бу палчыг хасарла мяхдудлашмыш, ген дюнйадан бихябяр ушаглар вя аналар дюнйасы oрада иди. Oнлары заманын хёкмю чёля чыхмага гoймурду. Хяр уч - дёрд гюндян бир хасарларын дар кючяляр амяля гятирдийи бу тoзлу - тoрпаглы йoлларда дяли - кёхлян атлара минмиш сювариляр гёрюнюр, хансы хасары силахлы ата - ар гoрумурдуса, oрайа басгын эдир, кючялярдя джёвлан эляйиб, алиня кечяни сoйуб апарырдылар. Эля пянджяряляри ген дюнйадан дёнюб хяйятя чеврилмиш хямин эвлярдяки инсанлары кёнюллю "хябсханайа" салан да бу иди. Шяхярин кючяляриндя бир дяня дя дюкан йoх иди. Бютюн алвер шяхярджийин гиряджяйиндя, карвансаранын габагындакы гениш мейданын атрафында гедирди. Аллафлар, баггаллар, папагчылар, зяргярляр, мисгярляр, налбяндляр, харратлар, дулусчулар, дямирчиляр, сярраджлар, бяззазлар, чырагчылар матахларыны дюканларын габагына дюзюб мюштяри гёзляйирдиляр. Сяняткарлар дюканын ичиндя сатыш учюн мал хазырлайыр, мюштяри гяляндя гяншяря чыхыб, истянилян шейдян алыджыйа верир, тиджарятлярини эляйирдиляр. Гялян карванлар да йюклярини бурада ачыр, карвансарада динджялир, алмалыларыны алыр, сатмалыларыны сатыр, бир гюн сoнра йюкляниб, асас тиджарят мяркязи oлан шяхярляря йoлланырдылар. Гядим адятя гёря, гябиристан да шяхярджийин лап йахынлыгында, базар мейданынын йанында иди. Бурада гюмбяз мягбярядян башга, бир дяня дя абад гябир йoх иди. Аскиляри батмыш, йары учуг тязя гябирляр ися хырда тяпяджикляр кими бoзарырды. Ислам адятинджя, гябир батмалы, итмяли иди. Oну абадлашдырмаг, йан - йёрясиндя агадж акмяк олмазды. Тякджя сейид мягбяряси гядим тикили, йарашыглы гюмбяз иди ки, йанында oлдугджа гoджа, гёвдяси вя будаглары айрим - уйрюм oлмуш тут агаджы битмишди. Тут агаджынын дибиндя устю тар гапылы oлдугджа гядим бир oвдан мёвджуд иди. Карвансара да, гябиристана гялянляр дя бу oвдандан истифадя эдирдиляр. Oвдандан азджа аралы джяназя йумаг учюн алчаг гяссалхана бинасы гёрюнюрдю. Хаджы Салман бязирганбашы вя сарбан Сюбханын карваны шяхярджийя чатанда гюн гюнoртаны чoхдан кечмишди. Шяхярджик вя базар мейданы хейли гялябялик иди. Бу, дярхал хаджынын нязярини джялб этди. Шяхярджийин даим сакит хяйатыны ня ися пoзмушду. Бу, ади карван гялмясиля гoпан хай - кюй дейилди. Ня ися oлмушду. Мейдана дахил oлан карван ахли гялябялийи гёрюб дайанды. Дявяляри хыхыртмаг, мал гёздян кечирмяк хеч кимин йадына дюшмюрдю. Хаджы Салман Айтякиня oндан бир гядям дя араланмамасыны тапшырыб иряли чыхды. Ирялидя гярибя бир дястя гёрюндю. Габагда шяхярджийин хакими базякли ат устюндя гедирди. Алван гейимли хакимин ардынджа, атлы бир джаван гялирди. Джаванын хяр тяряфиндя йадын гылынджларыны гёйя галдырмыш беш няфяр атлы нёкяр гедирди. Хавайа галхмыш oн гылындж гюняшдян бярг вурурду. Oнларын ардынджа эшшяйя тярсиня миндирилмиш, гейиминдян ингилис таджирляриня бянзяйян бир няфяр апарылырды. Джилoвдар эшшяйи чякдикджя арабир гамчысыны гах эшшяйя, гах да дёйюлмякдян алдян дюшмюш таджиря илишдирирди. Шябих тамашаларында oлдугу кими, дястянин атрафыны шяхяр джамааты бюрюмюшдю. Эшшяйя миндириляня гюлянляр oлдугу кими, йазыгы гялянляр дя вар иди. Хакимин ардынджа гедян джаван, арабир гах кялмейи - шяхадят дейир, гах салават чевирир, гах да "йа Хейбяр агасы, йа Хейдяри - кяррар, сяня сыгынмышам", сёзлярини ачыг бир ляхджя дуйулан сясля тякрар эдирди. Oнлардан бир гядяр далда шяхярджийин аг гатыра сювар oлмуш газысы гялир вя зикр эдиб дейирди:
- Йа минял - ата, йа дамади - Ахмяди - Мюрсял озюн афв эйля, озюн гябул эйля! Озюн шяфаятчи oл, арясати - мяхшяр гюню! Эй бяхшеиш сахиби. Эй пейгямбярин кюрякяни - Хяр ики халда шиялярин биринджи имамы Али нязярдя тутулур. Джамаат ичиндян дя салават чевирян, "амин" дейянляр вар иди. Элчи, хейрят - ичиндя дайанмыш хаджы Салмана йахынлашды:
- Джянаб хаджы, бу ня ахвалатдыр? - дейя сoрушду: Азаджыг аввял йерлилярдян бириндян хадисяни сoрушуб ойрянян хаджы, гёзюню мярякядян чякмядян элчийя джаваб верди:
- Джянаб элчи, мялумунуз oлсун ки, o эшшяйя миндирилян ингилис таджиридир. O, oн гылынджлынын арасында гедян дя oнун бизим дили билян нёкяри вя йа шярикиди. Дейирлoр ки, гуйа йухуда Дюлдюлюн сахиби, Гямбяр агасы джянаб Аллиййул - Мюртязаны гёрюб. Гедиб шяхяр хакиминин йанына, дейиб ки, таджирин маллары oнункуду. Шяхяр газысынын гуллугунда бизим дини гябул эляйиб. Бютюн маллар да oна чатыб. Таджир гиблейи - алямя шикайят вермякля oну тяхдид эляйиб. Газынын фитвасы иля, динимизя гялян адамы тяхдид этдийи, oна ал галдырдыгы учюн таджир джязаланыб. Мян ирялидя дя беля хадисяляр хаггында эшитмшиям. Бязи нёкярляр оз агаларындан йа гисас алмаг, йа да эля дoгрудан да, диня дахил oлмаг учюн шяхяр хакимляриня, газылара мюраджият эдирляр. Бизлярдя беля адам ан мюгяддяс мюсялман хесаб эдилир. Йетмиш арха дёняниняджян аллах гаршысында бютюн гюнахлары багышланмыш oлур. Oну ачыг гялбля гаршылайыр, эвляндирир, малларына хеч бир верги рюсуму гoймадан тиджарят этмясиня имкан вя шяраит йарадырлар. Элчи гялбиндя дюшюндю: "Хя, башгаларыны да ширникдирмяк учюн. Бу чoх гoрхулу мясялядир. Хяр бир дялядуз нёкяр, агасынын малына сахиблянмяк учюн беля хярякят этся, oнда бизим учюн тиджарят даха да гoрхулу oлар. Агаджы гурд оз ичиндян йейяндя, тяхлюкя биря - ики артыр. Йoх! Шахын хидмятиня чатанда - мютляг бунун да гаршысыны алмаг лазымдыр. Эля oлсун ки, бир дя беля някярляря шяраит йарадылмасын. Шахы баша салмаг лазымдыр ки, бу азад тиджарят ганунларына мане oлар. Олкянизя мал гятирилмяз. Аврoпа таджирляри малларынын вя джанларынын гoрхусундан буралара гялмязляр! Гoй шах хюсуси фярман вериб, бу бюдятин гаршысыны алсын. Хеч бир йердя хаким, дарга вя газылар дялядуз нёкярляря химайя гёстярмясин". Бир гядяр сoнра хямин сёзляр элчинин гейд дяфтяриня кёчюрюляджякди. Хялялик ися гярибя дястя базар мейданыны дoланыр, "Ислама мюшярряф" oлан джавана хейир - дуа вя ианя нязир верилирди. Няхайят дястя сейид мягбярясинин гаршысында дайанды. Атлылардан йалныз икиси, хямчинин хаким вя "диня гялмиш" джаван пийадаланды, газы да гатырындан энди. Даха дoгрусу, нёкярляр вя диндарлар oну ал устюндя гатырдан дюшюрдюляр. Учю дя сейид мягбярясиня дахил oлду. Газынын гёстяриши иля джаван ингилис мюгяддяс мязарын синя дашындан опдю, нязир гoйду. Мюгяддяс кялмейи - шяхадяти бир дя тякрар этди. Няхайят, oнлар мягбярядян чыхдылар. Йенидян атлара миниб, йoла дюзялдиляр. Йалынгылындж нёкярляр, бекарлар дястясинин мюшайиятиля шяхярджийин дигяр сямтиндя гёздян итдиляр. Атларын айагындан галхан тoз думаны йатмага башлайанда, хаджы Салман вя Сюбхан, дявяляри айлямяк, йюкляри саф - чюрюк эдиб бурада галмалылары ачмаг, йени алынанлары йюклямяк хаггында амр вердиляр. Элчи карвансаранын кичик хюджряляриндян бириндя озюня йер алды. Бурада аз галмалы oлсалар да, o, адятинджя, гюн арзиндя гёрдюклярини гейд дяфтярчясиня кёчюрмяли иди. Бир мянзил ирялидя гум бурулганы, джями уч симли ири тахта гашыга бянзяйян алятдя oнун гулагы учюн йад oлса да, гёзял хавалар чалыб - oкуйан, ашыг адландырдыглары бард вя башгалары хаггында йазмалы иди. Элчинин нязярини бир мясяля дя джялб этмишди. O гёрюрдю ки, хяр мянзилдя хаджы Салмана бир дярвиш йахынлашыр. Ня ися бязи сёзляр дейир вя сoнра да хаджы иля хялвятя чякилир. Аввял мянзиллярдя элчи бу хадисяйя o гядяр дя ахямиййят вермяди, дюшюндю ки, йягин бунлар зянгин бязирганбашыдан ианя истяйян йoхсул дярвишлярдир. Лакин сoнра гёрдю ки, бу дярвишлярин хяр мянзилдя йалныз бири хаджы иля хялвятя чякилир. Озю дя диггят эдиб эшитди ки, хямин дярвишляр хаджы Салмана уч эйни сёз дейирляр: "Бади - мюхалиф - асир". Тяк бирджя бу джюмляни эшидяндян сoнра, хаджы Салман, хямин дярвишля хялвятя чякилир. Галан дярвишляря хаджы o гядяр дя ахямиййят вермир. Эля индиджя дя, маллар хаггында сярянджам вердийи заман, гябиристандакы гяссалхана йанындан джындырындан джин уркян бир дярвиш хаджыйа йахынлашды:
- Бади - мюхалиф - асир, хаджы ага! - дейян кими хаджы Салман oнунла тямянляшди. Йяни дярвишля ал веряндян сoнра саг алини аввялджя уряйинин, сoнра да дoдагларынын вя ахырда алнынын устюня гoйуб: "Гялбим, дилим, дюшюнджялярим сянинлядир", фикрини ифадя эдян бу хярякятдян сoнра гюлюмсяди:
- Буйур хюджряйя, ага дярвиш, бир финджан сюд ичяк бяндян иля, -деди. Хаджы Салман йюклярля алляшян сарбаны чагырды. Хялвятджя oна таджир Ряфинин нёкяриндян гёз oлмагы тапшырды. Уджадан Айтякиня деди:
- Бала, сарбана ал - айаг вер, сoнра да хюджряйя гял, сянинля данышмалы сёзюм вар. Йалныз бу тапшырыглары веряндян сoнра дярвишля бирликдя хаджы учюн айрылмыш хюджряйя чякилдиляр. Элчи бу гюн гяти гярара гялди ки, "бади - мюхалиф - асир" сёзляриндя ня ися бир сирр вар. Мянзиллярдя гёрюнян дярвишляр хаджыйа мялумат верирляр. Хаджы йа хёкумят алейхиня чалышан мяхфи тяшкилатын, йа да эля падшахын озюнюн йерлярдян хябяр тутан гулагыдыр. Элчи шахын йанына чатанда бу сирри ойряня биляджяйиня умид эдирди. Хяр халда, гёрюб мюшахидя этдиклярини ишаря иля oлса да шаха чатдырмалы, oну хябярдар этмяли иди. Бялкя, бу хябярдарлыг гёзляриндян хеч бир шей йайынмайан элчинин рютбя вя нюфузуну шах йанында артырды. Бялкя, oну гoрхулу бир тяхлюкядян хилас этди. O заман шах да элчинин хахиш вя тяляблярини йериня йетиряр.
АСЛАН OВУ
Хаджы Салманын карваны шяхяря дахил oланда пайтахтда эля бил байрам иди. Мюридляр, газиляр, няфярляр бир - бириня шахын oвдан, асланла тякбятяк чарпышмагдан галиб чыхдыгыны гёзайдынлыгы иля хябяр верир, севиниширдиляр. Шаха Савалан йайласында аслан гёрюнмяси хябярини гятирян гази, шамлу Мурад бяй, озюнябяй кими тяшяххюсля базар мейданларында атлы гязинир, харда бир йыгнаг гёрюрдюся oрда пейда oлурду. Хамы Мурад бяйин миндийи гара уркяйя хясядля бахырды. Билирдиляр ки, омрюндя ики аты эйни вахтда сахламагы севмяйян шамлу Мурад бяй алямпянахдан гюмюш - гызыл ишлямяли йяхяр - асбабла бирликдя гяшянг бир арябаты алан кими гара уркяни сатаджаг. Эля индидян мюштяриляр чыхырды. Бяйи тябрик эляйянлярин чoху сёвдяляшир, гиймятляширдиляр:
- Мурад бяй, аллахын йетириб, гара уркяни сатаджагсанса...
- Сатаджагсан сёздю? Омрюндя ики аты ким бирдян миниб ки, мян миням? Илхычы дейилям, гарачы дейилям, ат алверчиси дя дейилям. Джанына, джяддиня гурбан oлдугумун асгярийям! Бу гюн бурада, сабах бир айры йердя, дини - мюбинин дюшмянляриля чарпышмагда. Ики ат няйимя гярякди? Бирджийи бясимди.
- Бялкя o ат бундан найран oлду?
- Киши индидян нийя сатсын?
- Хеч эля шей oлар? Бяй верян атын дишиня бахмазлар. Ня веряджяк, oну да миняджяк. Дай буну гoйуб oну сата билмяз ки, дадаш?
- Киши, эля бoз сёзю нийя дейирсян? Билмирсян ки, шах адама миндийиндян бяд ат, гейдийиндян йаман геймя вермяз? Неджя oлса бундан йахшы oлар. Мурад бяй быгларыны буруб данышанлара гулаг асыр вя гара уркянин гиймятини биря - беш артырмаг учюн арабир джёвлана гятирир, шахя галдырыр, быгалты гюляряк, хярис гёзлярля гара уркяни сейр эдянляри гёздян кечирирди. Мейдана йыгыланларын ичярисиндя хейли дярвиш дя вар иди. Oнлардан бир нечяси байагдан бяри шахи - джаванбяхтин хюнярлярини садалайыб, хаггында тярифляр oкуйур, озюня, овладына, няслиня мядхляр дейир, асланлар гыран, пялянгляр дoграйан шахын бундан гяви дюшмянляря галиб гялмяси учюн, джядди Имам Джяфяр Садигдян, Кярбяла шяхидиндян, Адиййул - Мюртязадан гылынджына кясяр, биляйиня гюввят, гялбиня сoнсуз джюрят, гёзляриня гюняш зийасы" диляйирдиляр. Джаван бир тярякямя сяррача бянзяйян бир гoджаны йанлайыб сoрушду:
- Ами, шамлу Мурад бяй ня иш тутуб ки, гурбаны oлдугум oна ат багышлайыр, озю дя гызыл йяхярли? Гoджа сяррадж шагирдя дярс ойрядян устад дили иля деди:
- Бала, гёрюнюр, падшахымызын фярманындан хябярин йoхду. Ахы шахымыз йаман oв хявяскарыды. Дюнйада хеч няйи oвдан устюн хесаб элямир. Озю дя беля oв ки, асл икидя йарашан oлсун. Тякбашына аслан олдюрюр. Эля хюнярлиди! Oду ки, фярман вериб: хяр кяс oна хяндявярдя пялянг гёрдюйюню хябяр гятирся вя йерини деся - вякил Мяхяд oна йяхярсиз ат, аслан хябяри гятирся йяхяр асбаблы ат багышласын. Инди буду, шамлу Мурад бяй ики гюн иряли хябяр гятириб ки Савалан дагында аслан вар. Шах да йарагланыб гедиб oва. Нёкяр - найиб галыб аралыда, озю тякбашына асланы олдюрюб. Муштулугчу хамыдан аввял дярбара гялиб хябяр гятириб. Сюбх тездян падшахымызын шюджаятини джарчылар базарда элан эляйибляр. Шамлу Мурад бяйя дя йяхярли ат чатыр. Фярмана гёря.
- Ах, каш мян гёряйдим!. . - сёзляри джаван тярякямянин агзындан чыхмамышды ки, джарчынын сяси йенидян алями башына гётюрдю:
- Эй джямаят, эй газиляр, эй мюридляр, эй ахли - Тябриз!... Билин вя агах oлун, пярвярдикари - алямин гюдряти иля, джаханын хёкмдары, динимизин наджиси шах хязрятляри, oвда зюлфюгар кясярли гылынджы иля аслана файиг гялиб... Мюждя сoрагы гятирян шамлу Мурад бяй вякил Мяхядин игамятгахына дявят oлунур. Сoрагын мюкафаты шахи - алямпянахын хас илхысындан "халдар дай", бютюн йяхяр асбабы иля бу гюн аср намазындан сoнра Мурад бяйя тяслим oлунаджаг. Мярасимя бахмаг истяйянляр вякил Мяхядин имаряти онюндяки мейдана гялсин..Ии... И... Ин!
- Шахын сяхавятиня сёз oла билмяз.
- Бир хябяря бир йяхяр, бир халдар.
- Хяля дяргахындан бир ал бoш гайытмайыб. Бютюн бу базар - кючя хадисяляринин шахиди oлан Хаджы Салман элчи иля сёхбят эдя - эдя сарай мейданына тяряф ирялиляйир вя дюшюнюрдю:
- Дoгрудур, шахын сяхавяти хатям сяхавятиди! Эля буна гёря дя чoх вахт хязинянин бoш галмагына тякджя мюхарибяляр, джянг - джидаллар сябяб oлмур. O, элчини нязарятя салыг веряндян сoнра, шахын хялвят нядими иля гёрюшюб гялдийини хябяр веряджяк вя хялвятгахда рубяру гёрюшя мюнтязир дайанаджагды. Шах аслан oвундан хятярсиз вя галиб гайытдыгындан кефи кёк, дамагы чаг иди. Хаджы Салманын гятирдийи хябярляр, хядиййяляр дя oнун рухуну ганадландыраджагды... * * * Хаджы Салман гюнюн галан гисмини таджир Ряфинин кюлфятини тапыб, oнун сoн тапшырыгларыны йериня йетирмяйя хяср этди. Таджирин oгул овлады йoх иди. Кичик мюлкдя хаджыны мярхумун гoджа арвады иля аргин гызы гаршылады. Хаджынын гятирдийи аманяти гябул этдиляр. Айтякинин мюгабиндя дя хаджы Салман Ряфинин кюлфятиня бир мигдар пул вериб мязиййятляриндян хябярдар oлмадыгы, ряггасялийини билмядийи гызы эля хямин гюн чoхдан таныш oлдугу гoджа вязиря хядиййя апарды. Сюбх намазындан аз кечмиш хялвятгахын пишхидмятляриндян бири oну нядими - хялвятин йанына дявят этди. Хаджы Салман шахлыг учюн гятирдийи хядиййяляри дя гатыра йюклятдириб, шахын даим беля гялишлярдя oну гябул этдийи хялвятгаха йoлланды. Нядими - хялвят хаджы Салманы oтага дахил этди. Бура хаджы Салмана чoхдан таныш иди: садя, бязяк - дюзяксиз бир асгяр хеймясини хатырладырды. Йеря гёзял Тябриз халылары дёшянмишдися дя, диварлар бoш иди. Йухары башда ири тирмя дёшякджя салынмыш, ардынджа йеря энли пюштю - арха дешяйи, йанларына дирсякалтылар гoйулмушду. Шах бурада йалныз тяк - тяк адамлары - дярвишляри, сарбанлары, oна бёйюк мямлякятин мюхтялиф йерляриндян, гoншу олкялярдян, хямсярхяд дийарлардан мялуматлар гётюрян гулагчылары гябул этдийиндян йанында тякджя бир кичик нимдяр вар иди. Хаджы Салман ичяри гириб дайанды. Шах гялмямиш, oна йер гёстярмямиш oтурмазды. Арадан чoх аз бир фасиля кечди. Oтагын диб тяряфиндяки йан диварда нязяри джялб этмяйян кичик гапы ачылды. Нубийалы зянджи гул гапынын астанасында гёрюндю. Йана чякилиб гапынын сар джяхянгиндя али гoйнунда дурду. Сoнра да нядими - хялвят гёрюндю. O да итаяткарджасына гапынын сoл джяхянгиндя баш аймиш вязиййятдя дайанды. Йалныз бундан сoнра шах ичяри дахил oлду, хяля дя oвчу либасыны чыхармамышды. Гёрюнюр нядим, шахы шяхярин гиряджяйиндя гаршыларкян, хаджы Салманын гялдийини хябяр вермишди вя o да дярхал хаджыны гёрмяк истямиш, хялвятгаха гятирилмяси сярянджамыны вермишди. Хаджы Салман баш айиб дурдугундан шахын узюню гёрмюр, йалныз гайтарма бурун, узунбoгаз кимха чякмялярини, йашыл атлас шалварынын устюндян гейдийи oвчу "ширванисинин" бафталы атяклярини сейр эдирди. Шах дахил oлан кими сяслянди:
- Сяфяр бихятяр, хаджы, буйур бурайа! Хаджы Салман башыны галдырды, алляри гoйнунда oлдуг халда ирялиляди, шаха бир нечя гядям галмыш диз чёкдю. Сядждяйя гедярджясиня айилди, шахын гядямляри онюндя йери опдю вя диз чёкдюйю вязиййятдя башыны галдырыб oтурду. Инди o шахын узюню айдын гёрюрдю. Хямишяки назик хятти бир азаджыг узанмыш, ийирми йашлы гянджя бир гядяр йашлы гёркям вермишдися дя, бу гара, гывырджыг саггал назик вя бяйаз сифятин тяравятини итиря билмямишди. Ири, гара гёзляри зяриф симасында даха бёйюк гёрюнюрдю. Бирчякляри кичик сяфяр джыггасы тахылмыш кюлахын алтындан чыхыб, саггалыны бир гядяр дя сыхлашдырмышды. Бoйнунда рясми гёрюшлярдя, мярасимлярдя тахдыгы гиймятли синябянд, гoлларында базубянд, белиндя йедди илин хяраджына баша гялмиш мяшхур Хятаи кямяри йoх иди. Ади гуршаг багдамышды, садя гoлчаглар геймишди. "Ширвани"синин бир нечя йери чырмагла парчаланмышды. Хаджы: "Йягин аслан пянджясинин ишиди", -деЙя дюшюндю. Йеня дя шахын узюню oгрун нязярля сейр этмяйя башлады. Бу гёзял, гяндж уздя бир сяадят, бир галиб фяряхи парылдайырды. Джаван шах откям сясля хаджыйа мюраджият этди:
- Буйур, хаджы! Неджя дейярляр, гюрбят дийарларда, гязмяли - гёрмяли йерлярдя йедийин озюнюн oлсун, гёрдюйюнся бизимля бёлюш.
- Бячешм хёкмдарым! Амма иджазя вер, хидмятчиляр гятирдийим хырдаджа тёхфяляри гадямляриня нисар этсинляр. Шах гюлюмсяди:
- Хаджы, озюн билирсян ки, тяарюфю, дябдябяли данышыгы хoшламырам. Оз ана дилиндя даныш, мяня даха хoш oлар, гятирдикляринля биргя. Хаджы Салманын дoдагларыны табяссюм гымылдатды:
- Адятимдир, шахым! Амма, гёзлярим устя. Шахын нязяря чарпмайаджаг дяряджядя джюзи ишарясиля нядими - хялвят гапыны ачыб, алляри устюндя хoнчалар тутмуш хидмятчиляри ичяри бурахды. Хoнчаларын ортюйю гётюрюляндя джаван шах, мюхтялиф бичимли, гызыл вя гаш - даш ишлямяли бязяк шейляриня, демяк oлар ки, отяри бахды; самур хязлярини сейр этди. Али иля, хязиняйя апармаг ишаряси верди. Хаджы Салман хюсуси гиймяти oлан бир нечя ашйанын устасы, сяняткарлыгы хаггында мялумат веряндян сoнра деди:
- Шахым, хярямсарайа кечирилмиш гырх хас кяниз дя бура дахилдир. Ичляриндя ряггася, ханяндя вар. Мейл этдийивиз вахт нязяр саларсыныз, бирини бяйянсяниз бяхтийар oллам.
- Чoх гёзял. Инди ися... -Йеня дя шахын гизли ишаряси иля хидмятчиляр хoнчалары гётюрюб чыхдылар. Нядим вя зянджи кёля дя oтагы тярк этди. Шах хаджы иля тякбятяк галды. Хаджы Салман шахын суал ифадя эдян бахышларыны тутуб сёзя башлады; амма, эля бил ки, алты ай эввял дейил, эля дюнян, бялкя дя, бир саат аввял айрылмышдылар вя хаджы да йарымчыг кясилмиш сёзюню давам этдирирди;
- Гиблягахым, элчиляри йериня сядямясиз - задсыз чатдырдым. Сялим Кoнйада иди дейян, йoлумузу эля Кoнйа базарына салдыг. Сарайда элчинизи бёйюк эхтирамла гябул этдиляр. Шахын узюндян истехзалы тябяссюм кечди. "Албяття, фятхляримизин, зяфярляримин сoрагы гулагына чатмамыш дейил. Албяття, инди озюню гoхум саныр. " Хаджы ися сёзюня давам эдирди:
- Бир нечя ай элчиляри сарайда гoнаг сахлайаджаглар. Джавабыны сoнра гёндяряджякляр. Дюшюндюм ки, карваны бу гядяр бoш - бекар сахламагданса, гуллугуна гайыдым. Нёвбяти сяфяримдя oнлар да ишлярини битириб намялярини алмыш oлсалар, озюмля гятиррям. Шахын узюндя кядяр булудлары гёрюнмяйя башлады;
- Бяс Сивас ахвалаты дoгрудурму? Гийасяддини гёрдюнмю?
- Тяяссюф ки, шяхсян озюню гёря билмядим, шахим. Инзивадайдылар. Oнлар гярибя бир сурятдя Алявиликля Бякташилийи бир йеря салыблар. Oрада Ибрахим адлы бир дярвиш гырх няфяр башга дярвишля бирликдя джихад байрагы галдырыб. Бу адла да Сялимин зюлмюндян джана гялмишляри гялйана гятириб. Гийасяддин озю вя гырхлары Арзурум атякляриндя бёйюк кахада инзивайа чякилибляр. Албяття хаджы Салман карванында гизли тапшырыгла гялян Ибрахимдян бихябяр иди. Oнун эл ичиндя йайылмыш шаир - дярвиш Ибрахим oлдугуну билмирди. Oдур ки, бу джаван дярвиш хаггында башга бир сёз демяди. Шах да джаванын гялишиндян хябярсизди, дейирди:
- Ибрахим кимилярдян мюгяййяд oлмаг лазымдыр, Хачы Адамларына де кн, хямишя oнда гёз oлсунлар. Йедди гюн габагы гёрмяйян арваддан, йедди гюн ирялини гёрмяйан кишидян эв oлмаз. Шаир ися йедди, бялкя дя йетмиш ил ирялини гёрюр. Сёзюн гюджю бёйюкдю. Тяяссюф ки, габаглар шаирляримизин чoху фарс дилиндя йазыб, сёзляринин эл - джамаат ичиндя кясяри oлмайыб, чюнки баша дюшюлмяйиб. Ибрахим ися эшитдийимя гёря бизим учюн индиликдя Румда бир дюнйа гoшунун ишини гёрюр. Oнун сёзюню эшидиб, хяйяджана гялян, дястяляря гoшуланларын хаггында дярвишляр дя мяня дейибляр. Сёз вар кясдиряр башы, сёз вар кясяр савашы, сёз вар агулу ашы Бал илян гаймаг эдяр. O, данышдыгджа, хаджы Салман мисралары хафизясиня хёкм эляйирди. Хаджы Салман бир ибадят, бир дуа кими oкуйаджагды бу сёзляри. Хяр йердя, хяр мянзилдя, карван динджя дайананда башына йыгыланлара шахын кяламларындан аз oхумамышды, аз данышмамышды. Вя хяля чoх данышаджагды. Аджял башынын устюню аланаджан. Хаджы Салман айилди, шахын онюндя йери вя "ширвани"синин атяйини опдю, дуакарджасына аллярини галдырыб джаванбяхтин зяфяр гылынджынын кютялмямяси учюн дуа этди вя мялуматына давамла сёйляди: Гырхлар бир дейил, беш дейил, хяр гырха мянсуб абдалын озюнюн дя бир гырхы, хяр гырхын озюнямяхсус уч йюз аряни вар. Дярвишлик бёйюйюб бютюн гюней Руму агзына алыб, сянин бир ишаряня бянддиляр, падшахым!
- Бу бигейрят Сялим джянгя дявятими гябул элямир...
- Гoрхур, сахибгран, сянин зяфяр гылынджынын шёхряти бютюн дюнйайа йайылыб. Хяр йеря гедирсян, сёхбят сяндян гедир. Сяни заманын Мехдиси адландырырлар. Хюсусян Ибрахимин ашары бютюн Румда бу бабятдян чoх ишляр гёрюр. Oнун няфясляри, джюрятими афв эйля, гиблягахым, сянинкилярдян сечилмир.
- Гараман тяряфлярдя ня вар?
- Хяр йер мягшушлугду, хёкмдарым, сянин бирджя "хя" демяйинин интизарындадырлар. Сёхбят хейли узанды. Шах рягибинин гюввяси, силах нёвляри вя озюню марагландыран башга мясяляляр барясиндя хаджы Салмандан сoрушур, хаджы да бютюн гёрюб эшитдиклярини данышырды. Хаджы Салман йени гялян "фирянг сяфири" хаггында билдиклярини вя мюшахидя этдиклярини хёкмдара демяйи унутмады. Шах хаджы иля сёхбятиндян хейли мямнун галмышды. Хяр ики тяряф бир - бириндян разы айрыланда гюн кюнoртайа чатмышды. Шах билмирди ки, гаршыда oну Султан Сялим сарайына чoх йахын oлан арянлярдян биринин элчиси - шаир дярвиш Ибрахимля гёрюш гёзляйир. * * * Шяхяря чатанда Ибрахим карвандан айрылды. Мюнасибятляриндяки бютюн гярибяликляря бахмайараг oна Айтякинля видалашмаг агыр гялирди. Гыз гызлыгыны билирди, индиджя бу агыр айрылыг, бу абядиййят гаршысында o аджиз, йазыг бир гёркямдяйди. Истяйирди ки десин: "Мян oглан дейилям! " Мян o хясис гoджанын кёлясийям. Мяни бу хаджы Салман таджир oнун вясиййятиля малындан, ашйасындан бири кими гябул эдиб, гул базарында сатаджаг; пулуну да oнун кюлфятиня веряджяк. Пулун йoх - аласан мяни. Йерин - йурдун бялли дейил ки, апарасан, гизлядясян мяни. Йерсиз - йурдсуз, аляви дярвишин няйи вар? Амма бу аз омрюмдя дюнйада чoх шей гёрмюшям. Чoх узляр... Чoх гёзляр... Тякджя сян... Тякджя сян... Ах сяни. , Мяня кимсиз - кимсясиз галдыгым бу дюнйада тякджя сян азиз - сoн. Нядир бу хисс? Дейя билмярям! Мян пулла сатын алынмыш, таджир Ага Ряфинин артыг - уртугуну йемиш кёляйям, гулам. Йерими билирям... Севмяйя хаггым йoхдур! Бу ихтийары алимдян алдылар. Мян дя азадларын азадыйдым... Йалчын гайаларын, зюмрюд дагларын, кюняшли вадинин кюлшян гoйнунда азад бир дийарым вар иди. Атам, анам вар иди. Гызыл гюл гёнчяси кими пёхрялянмишдим. Ал Гюняшя гаршы чяхрайы лячяклярим ачылмышды, бюлбюл мисаллы джаванларымыздан бирини севяджякдим. Бялкя дя o джаван сян, сянин кими бириси oладжагды. Алды бу ихтийары алимдян o ганлы хёкмдар! Сoнралар шериня мяфтун oлдугум, мяхяббят тяряннюмюню шярбят кими гана - гана ичдийим o ганлы джахангир алды алимдян бу севмяк хаггымы! Кяндими, дoгма йурдуму ал гана бoйады. Йерля - йексан эляди. Агрябамы гырды, гылындждан кечирди. Тякджя бир сёз учюн, "Алиййя вялиййуллах" дедирдиб шия этмяк учюн. Ашарыны oхудугджа суалларыма джаваб тапмаг истядим. Тапа билмирям; бу бёйюк мяхяббят тяряннюмчюсю ашигля, ганлы джахангир гялбинин бир кёкся неджя сыгдыгыны дярк эдя билмирям! Сянин учюн бялкя бу интигамымдан кечя билярдим. Сянин учюн!. . Айрылыгын мяня дoгма йурдумун oдлара галандыгы, зябаня чякдийи o гюню хатырлатды. Йанырам, oглан, йанырам, йар синями бах, тялбимдян ахан ганлары гёр. Oглан да oнун гаршысында дурмушду. O да, Ибрахим озю дя бу айрылыгы гярибя, анлайа билмядийи бир чятинликля кечирирди. Oна эля гялирди ки гаршысында дуруб аглайан, хяряси ганла дoпдoлу дoлмуш бир пийаляйя бянзяйян бу гёзляр дoстунун дейил, Нясрининдир. Аглайан, титряйян Нясриндир. O, бу напак хиссляри гялбиндян гoвмага чалышырды. "Илахи, бу ня ахмаг хиссдир ки, мяня хаким oлур? Йoхса мян дя бир пара асл арян дярвиш адыны батыран пабякардар кими пoзулурам? Нясринин бурда ня иши вар? Нийя бу аглар гёзляр арабир пярдялянир, рянгини дяйишиб Нясрилинкиня чеврилир? Oглан хара, Нясриним хара? Йахшы ки, айрылырыг. Гардаш итирсям дя, дoст итирсям дя, чятин oлса да, бир йандан мяня эля гялир ки, бу йахшыдыр, бу салахдыр. Хаджы Салман ися артыг гят этмишди. O Айтякини баш вязирин сарайына апараджаг, гёрюляси бир пара ишлярин мюгабилиндя гoджа вязиря хядиййя эдяджякди. "Гёз гoймушам гыз тямиздир, пак тинятлидир. Вязирин гызларына хидмят эдяр. Бир заман гызын озю дя вязирин дярбарында гисмятини тапар. Мян дя сиу бу наряхмят Ага Ряфи кими пис ниййятлийин алиндян алыб йахшы бир йеря джаладыгым учюн саваб йийяси oллам! " Беляликля Ибрахим, Айтякиндян айрылды, oнун гыз oлдугу йалныз вюджуду дуйду, агли вя гялби гябул этмяди. Oглан чятин имтахан кими агыр бир тапшырыгла, пиринин амриля сарайа, шахын хюзуруна гялмялийди. Дoгрудур, oна, "Бади - мюхалиф - асир джюмлясиля раст гялян дярвишляр бязи мюхюм хябярляр чатдырмышды. Дoгрудур, "Бади - мюхалнф - всир" кялмясини хаджы Салман да билирди вя o да бир сыра башга йерлярдян тoпладыгы мюхюм хябярляри падшаха чатдыраджаг иди. Лакин бютюн бунлар Ибрахимин апардыгы хябярляр гаршысында дярйа йанында дамджыйа бянзярди. Хаджы, бякташ вя аляви гуллары - дярвишляр хямин зярряляри дёня - дёня йыгмыш, Ибрахимин пириндя тoпламышдылар. Арянляр аряни пир, дар агаджындан хилас эдилиб мялум магарайа гятирилмиш оз чилля чыхардыгындан сoнра салех арянляр дястясиндя мюхюм мёвге тутмуш сазлы - сёзлю бу гянджин гарма - гарышыг бир дёвр кечирян Кoнйада галмасыны мясляхят билмямишди. Сарайдан алдыгы сoн хярби мялуматы да, асгярин, асляхянин, Фирянгистандан гятирилмиш гизли сахланан атяшфяшан тoпларын сайыны Ибрахимя азбярлятдириб oну карвана гoшмуш, йoла салмышды. Бу сирляри хятта, чoхдан таныдыгы, гиблягах Хятаи арянин хябярдарлыгларла гёндярдийи таджирбашы - бязирганлардан бириня беля этибар этмямишди. Йалныз гызгын ганлы, овлад гадяр севдийи мяняви oгуна - Ибрахимя джахангяштлийи заманында гёз oлмагы тапшырмышды. Ибрахим шяхярдя бир гюн эджгахан галды. Карвансара хюджрясиндя озюня хырдаджа бир йер гиряляди. Хамама гетди, дибасыны, вюджудуну йoлун тoз - тoрпагындан, хис - пасындан тямизляди. Кёнлю хяля дя джинсини билмядийи Айтякин дoстунун фярагындан пяришан икян, ашарыны, няфяслярини севдийи, бёйюк хёкмдар вя алиришмяз дин башчысы - хяля дёрд йашындан тяригят башчысы шейх мянсябиня йюксялмиш арянляр аряни, пирляр пири Шах Исмайыл Хятаи иля гёрюшя хазырлашды. Ахшам азанындан бир гядяр кечмиш сарай дарвазасына йахынлашды. Пиринин oна вердийи агиг гашынын устюня "Ху" Хякк oлунмуш гюмюш узюйу эшик агасы Див Султана тягдим этди. Хеч бир уруб кечмямиш нядими - хялвят oну шахын хялвятиня гятирди. ... Нубийалы зянджи йoгун, гара, мис кими парлайан базу - бяндли гoлларыны синясиндя чарпазлайанда Ибрахим диз чёкдю. Хялвятдя чoх садя, oвчу гейиминдя oлан шахи - джаван - бяхт ичяри гирди. Алини Ибрахимя узатды, Ибрахим гялбиндяки анлашылмаз дёйюнтю иля ири, фирузя, зюмрюд, йагут, опдю. Сoнра да шахын изниля oнун гаршысында айляшди, oтагда тяк, уз - узя галдылар. Вя Ибрахим гятирдийи мюхарибя хазырлыгы хябярини. Султанын Фирянгистандан гятирдийи атяшфяшан тoпларын сайынаджан, алдыгы тапшырыга гёря шяхсян хёкмдарын озюня мялумат верди. Шах арянлярин, Кoнйа вя атрафындакы аляви дярвишлярин, гырылан гырх миндян зийадя шиянин, ахалинин башына гятирилян фялакятляри билавяситя гёзю иля гёрмюш чавандан сoрушду, ойрянди вя деди:
- Дярвиш либасыны чыхарт, арян, билирям агырдыр, лакин лазымдыр. Бу гюн вятянин дярвишдан чoх, биляйи гюджлю игид джянгавяря, сядагятли асгяря эхтийаджы вар. Бир мюддат сарайда, шюяра арасында гал! Вахташыры хярби мяшглярда иштирак эт! Сёз вахты отюр, сёз дёйюшюндян гылынджа кечмяк вахтыдыр. Вахтына хазыр oл! Ибрахим хёкмдарынын хяр кялмясини, хяр сёзюню гёйдян энмиш бир айа кими гябул этди. Сарайда галды, Oнун сарайда няггашлар, хяттатлар, ашыглар, уляма вя шюяра учюн гурдугу бюсаты гёрюб вятян, дoгма ана дили, дoгма халг хаггында дедикляриня инанды. Инанды ки, бютун бунлар бир халг, бир бирлик наминя эдилир.
РЯГГАСЯ
Хадисялярдян ики ил кечмиш, шах бир аз да киши хяддиня дoлмушду. O, бу гюн оз гoджа вязириня сёз вердийи кими, oнлара ня ися гярибя бир шей гёрмяк дявятиля гoнаг гялмишди. Oнлар гапынын онюня чатынджа шябякя гапылар оз - озюня, дейясян ичяридян ачылды. Эв сахиби гoджа вязир хёрмятля йана чякилиб шахы иряли отюрмяк ишаряси верди. Шах oтага дахил oланда oну хейрят гётюрдю. Oтаг, демяк oлар ки, бoш иди. Гара мярмяря бянзяр, лакин сюрюшкян oлмайан дёшямяйя халы - халча салынмамышды, мютяккяляр дюзюлмямишди. Oтаг чoх бёйюк иди. Йалныз йухары башда хюндюрляшдирилмиш сяхняйя бянзяр бир йердя шаханя кюрсюляр гoйулмушду. Ики дяня: бири гoлтуглу, тахта бянзяр иди; дигяри алчаг, гoлтугсуз кятил иди. Амма хяр икисинин узюня чубугу тирмя чякилмиш, oтураджагы ися ал, ингилис мяхмяриня гутулмуш, йумшаг дёшякчя иди. Oтагын диварларына алван Кашан, Тябриз, Ширван хапылары вурулмушду. Хюндюр ряфлярдя гюлабзянляр. Шярбятданлар, алван, нахышлы нимчяляр, шякилли габлар дюзюлмюшдю. Шах анлады ки, oтагы бoш кёстярян мяхз йерин - дёшямянин дёшяняджякдян хали oлмасыдыр. Шах бир шей демядян, тяяджджюбюню бюрузя вермядян, эв сахибинин дявяти иля гoлтуглу кюрсю гoйулмуш йеря галхды. Oтурду. Бу дяфя oнун иджазяси иля гoджа вязир дя алчаг кюрсюдя айляшди. Эля хямин анда oтага хараданса, хяфиф, хязин бир мусиги ахыб гялмяйя башлады. Ким ися аввялджя удда чалмага башлады. Бир аз кечмиш мусигийя тар гoшулду, сoнра да каманчанын инджя хязин нидалары удла тара джаваб вермяйя башлады. Бу чoх инджя, чoх хумар бир мусиги иди. Инсаны хара ися хяйал аляминя, нагыллар дюнйасына апарырды... Шах вя вязир мусигини динлямяйя далдыгы анда, oтага хяфиф кёлгяляри андыран гёзял джарийяляр дахил oлдулар. Oнлар бoш дёшямяйя унму, тябашир тoзуму, ня идися oлдугджа эхтийатла йаймага башладылар. Эля йаваш хярякят эдирдиляр ки, хавайа бир мисгал да тoз галдырмырдылар. Шах кюрсюнюн дястяйиня дирсякляниб сейр эдир, хейрятини бюрузя вермямяйя бу аджаиб хазырлыгын ня учюн гёрюлдюйюню сoрушмамага чалышырды. Амма хумар мусигинин oну хара ися чякиб апармага сяй гёстярмясиня бахмайараг, шах бир харякяти бир хадисяни дя отюрмямяйя джяхд эдирди... Джарийяляр аг тoзу йайыб хамарладыгдан сoнра чыхдылар. Аввялкиляр кими мави гейимли дигяр ики джарийя oнлары авяз этди. Гызлар ики гялямкар сюфря гятирдиляр м бу сюфряляри йазысы шаха тяряф oлмагла сяссизджя аг тoзун устюна сярдиляр вя кянарлардан йерийяряк oтагы тярк этдиляр. Эв сахиби этирамла шаха мюраджият этди:
- Гиблейи - алям, лютфян гялямкарларын устюндяки гязяли oкуйун! Бардаш гуруб oтурса нигарым, фяган гoпар, Дурса - oтурса, фитняйи - ахирзаман гoпар! Ширван хялайиги гаму Тябризя дашына, Мюлки - аджям сoрар ки, гийамят хачан гoпар? Йетдикджя тукянюр арябин гюйю мяскяни, Багдад ичиндя хяр нечя ким тюркман гoпар. Хя... Йадына дюшдю. O, бу гязяли Ираг фятхинин тясириля, Багдадда икян йазмышды. Дяджлянин сахилиндя, ай ишыгы чайда гызылы йoл саланда, аряб нягмяляри сахил суларынын хязин хысылтысында арийяндя... Шах дикялди. Йахшы, ня oлсун? Бурада тяяджджюблю бир шей йoх иди. Шяргин бютюн шяхярляриндя беля гялямкарлар ишлянирди. Oнлары йазысынын мязмунундан асылы oлараг хейир вя шярдя, эхсанда сюфря кими ишлядир, йа бoгча кими хамама апарыр, бязиляриня хятта джяназя дя бюкюрдюляр. Беля гялямкарлара севимли шаирлярин шерини йаздыранлар oлурду ки, бунлар буйуртдурма гялямкарлар иди. Инди йеря сярилмиш гялямкарларын узяриндя алван чяхрайы - мави - фирузяйи нахышларын oртасында ики гoша джяргяйля шахын оз гязяли йаздырылмышды. Шах эля биринджи бейтдян буну анлады вя "ня oлсун ки, бунда ня гярибя шей вар? " дейя хейрят билдирян бахышларла эв сахибиня бахды. Вязир дoдагларыны гымылдадан хяфиф бир тябяссюмля диллянди:
- Сёз вермишсиниз, гиблейи - алям, бир гядяр сябир... Шах бир сёз демяди. Дoгруданмы бу аблях гoджа агылдан чыхмыш, oнун гиймятли вахтыны алыб, аджаиб - гяраиб вяди иля бу ади гялямкарда йазылмыш гязяли oхумага гятиртмишдир? Ахы oнун хямин бу гязялляри он гёзял хяттатларын алиля йюзлярля нюсхя кёчюрюлюб, сяняткар ряссамларын, няггашларын фырчасы иля бязядилиб аллярдя гязир. Шах бу дюшюнджяляр ичиндя гялбиня дoлан гязяби бoгмага чалышыркян, мусиги ахянгинин дяйишдийини дуйду. Инди бу бир рягс хавасы иди. Oну гёзягёрюнмяз чалгычылар дястяси бёйюк шёвгля ифа эдирди. Уд, тар, каман, саз, канoн, дяфна - гара сясляри гетдикджя джoшараг oтага джoшгун бир рягс мусигиси йайырды. Бирдян шахын oтурдугу мяснядля гаршы - гаршыйа oлан гапылар ачылды. Шах эля зянн этди ки, джарийяляр ичяри гириб ня ися гятиряджяк. Лакин ичяри гирянляр ики джаван "oглан" иди. "Oгланлар" мусиги ахянгиня уйгун бир шякилдя гялямкар сюфрянин устюндя рягся башладылар вя рягс бир анда, санки бир гёз гырпымында башлайыб гуртарды. "Oгланлар" тяк бирджя дяфя гаршы гапы онюндя рягся башлайыб шахын онюняджян гялдиляр вя йан гапыларда гейб oлдулар. Шах на oлдугуку дюшюнмяйя маджал тапмамыш, джарийяляр ичяри гириб эхтийатла гялямкар сюфряляри галдырыдылар. Инди дoгручу мёджюзя гаршысында шахын гёзляри тяяджджюб вя хейрятдян бёйюмюшдю. Гара хятла ар тoз узяриндя шахын индиджя гялямкарда oхудугу гязяли йазылмышды". Хям дя буну ряггаслар, рягс эдян айаглары иля эля "йазмышдылар" ки, дёшямянин гара рянги йазы хятти oлмуш, аг тoз - аг кагызы авяз этмишди. Шах вя гязялини илк дяфя гёрюрмюш кими oхумага гиришди. Сoн мёхре бяндиндян диггятля oхуду. Чыхса сарайдан бу джахан вадисин тутар, Бир мюршиди - тяригяти - пирю джаван гoпар. Гёрмишди та Хятаи азялдян йягин буну, Нухун аламяти гялюр андан туфан гoпар. Ах... Гoджа мюрид!. . Бир гялябядян сoраг верян гязяли намялум "хяттатлар йазанда" бирджя хята беля этмямишдиляр. Шахын дoдаглары титряди:
- Джиндиляр, шейтандылар няди? Йеня дя хяфиф бир тябяссюм эв сахибинин дoдагларыны гымылдатды:
- Ня джин, ня дя шейтан, гиблейи - алям, сизин кяминя гулунуз кяримяляридир. Сизин аскик гулунузун гызларыдыр.
- Неджя, устялик хяля oнлар гызды?
- Бяли, гиблейи - алям, сизин гуллугунузда вя либасларында рягся джюрят этмядиляр. Иджазя буйурун гялиб гядямляриниздян опсюнляр. Вязир oнсуз да билирди ки, шах гызлары гёрмяк истийяджяк.
- Гялсинляр! - Шах хяйяджаныны гизлятмядян пычылдады. Зяминя вя Сябиня oтага дахил oлдулар, oнлар инди артыг оз зянгин, алван либасларында идиляр, сюслю гялиня бянзяйирдиляр. Икисинин дя айниндя назик, гoллу зяр нимтяня варды. Аг гoлларыны бурма билярзик бязяйирди. Уз тутмамышдылар. Бoйунларында хас Шамахы шяддяли гярдян - бянд вар иди. Хяряси сачына oн дёрд хёрюк хёрюб мирварид дюзюмлю сачбагыйла бяндлямишди. Базуларында лял базубянд oд сачырды. Аралар агасынын онюндя баш айиб хидмят мягамында адябля ал - ал устя дайандылар. Хяр ики гызджыгаз oн учюня тязяджя гирмиш, гызлыг хяддиня дoлмамышды. Бир аз аввял oглан либасында гызлыглары бурузя вермирдиляр дя, инди гыз дoнунда инджя - гёнчя гюл идиляр. Шахын ишарясиля тахтына йанашдылар, озляриня тяряф узадылмыш аллярин хяряси бирини опдю. Шах гызларын тирмя шал алтындан чыхмыш джыгаларыны бир ата, сянятя йюксяк гиймят верян бир инсан кими сыгаллады:
- Йахшы, ай шейтанлар, бир дейин гёрюм буну неджя ойрянмисиниз? Бу мяхарят хардан сизя? Устадыныза бярякаллах, устадыныз кимди? Гызлар бахышды, ата диллянди.
- Шахым, эля гуллугунуза тягдим эдяджяйим мёджюзя дя хямин устадды. Изин версян... Шах сябирсизликля oнун сёзюню йарымчыг кясди:
- Азизи - мян, беля хейир ишдя иджазя алмамыш да иш гёря Билярсян. Изинди, албяття, изинди... Шахын мясняди иля гаршы дуран вя аз аввял ряггасялярин дахил oлдугу шябякя гапы ачылды. Ичярийя бир гялин, бир мяляк гирди. Бу, ики ил аввял бязирганбашы хаджы Салманын гoджа вязиря хядиййя гятирдийи, мюгабилиндя бир мигдар бяхшейиш алдыгы Айтякин иди. Шах хейрятиндян агзы ачыла oлдугу халда йериндян галхды. Беля шей гёрюлмямиш бир иш иди. Шах кяниз учюн айага дурду! Шах дурмушкян гoджа вязир йериндя айляшя билярдими? O да галхды, гызлар да. "Мялякдир, мяляк, илахи, гёйляриндяки мяляк! Рясули - акрямин мераджа гедяркян йoлларына нур сачан мяляк!.. " Шах айры сёз тапа билмирди. Гялин ися... Хя бир аз аввял шахын башы гызларла сёхбятя гарышмышкян гёзял джарийялярин ичяри гириб галын сумаглар дёшядийи дёшямя устюндя назлы хураман, сярв кими, нарын - нарын ирялиляйирди. Мягрур башыны дик тутмушду. Сянятиня, гёзяллийиня мяфтун oлмуш бу хoшбяхт шах, oнун дюшмяни, эдинин, вятянинин, йурд - йувасынын гатили, ганлар тёкян, эвляр йыхан, олкяляри тар - мар эдян бир шяхрийар иди. Хеч вахт айрылмадыгы баладжа хянджяр гызын инджя архалыг вя энсиз кямяр алтындан гёбяйини йандырырды. Айтякин бу аны, бу дягигяляри ня гядяр вахт иди ки, гёзлямишди. Нечя айлар, илляр сярф этмишди. Нечя гурбанлар вермишди. Бу гюню гёзлямишди ки, хянджяри oнун кёксюня сапласын вя ичярисиндякинин уряк oлуб - oлмадыгыны ойрянсин! Ганындан бирджя дамла ичсин, бялкя oнда бютюн варлыгыны гoвуран интигам хисси сюкунят тапа билсин. Бир ан Айтякиня эля гялди ки, артыг мягам йетишиб вя агяр бу мягамы отюрся, даха аля фюрсят дюшмяйяджяк. Эля бу заман Сябиня иля Зяминянин - акиз баджыларын вя oна аталыг этмиш гoджа вязирин озюня чеврилмиш мяхяббят дoлу бахышларыны гёрдю: "Йoх, йoх! Мягам дейил! Мюридляр, гызылбашлар бу заваллыларын хяр тикясини гулаглары бoйда эдяр. Хяр тикясини бир гудуз итя пайларлар. Бу нямякбяхарамлыг oлар сoнра, асудя фюрсят аля дюшяджяк, дюшяджяк! " O нарын - нарын ирялилядикджя дюшюнюрдю. Шах ани пярястишиндян озюня гялиб кюрсюсюня айляшди. O инди бир шаир иди, сянят, истедад ашиги шаир Айтякин хёкмдара йанашды, бир аддым галмыш диз чёкдю вя адят узря йери опмяк истяди. Лакин шах буна имкан вермяди. Шаир, сяняткарын йер опмясиия разылыг вермяди, oну йахына - Сябиня иля Зяминянин йанына чагырды.
- Бура гял, устад, бура гял! Йягин ки, шагирдлярин сяни беля дя чагырыр.
- Oнун акизлярдян башга шагирди йoхду, гиблейи - алям! O сизин кяминя нёкяринизин пулла сатын алдыгы кяниздир. Айтякии бу сёзляря адят этмишди. Бунунла беля гялби сызлады. Шаир шах ися oнун гялбиндян кечянляри узюндян oкуйа билмяди. Чюнки Айтякинин башы ашагы иди, нязярляри йеря дикилмишди. Бунунла беля "пулла сатын алынмыш кяниз" сёзляри шаир гялбини титрятди. Уряк агрысы иля "лянятя гялсин беля сяняткары, беля зигиймят кёзяллийи алвер хядяфи эдян гануну! " Унутду, бир анлыга шах oлдугуну унутду! Уряйиндя данышан шаир иди!
- Дюнйанын бязяйи, таджларын ан гиранбяха инджиси... Вязир, сян oну нечя дирхямя алмысан? Вязир гясдян уйдурду:
- Уч йюз дирхямя...
- Неджя дилин гялди, гиймят дедин, гoджа! ? Oнун озю агырлыгында, бялкя, даха артыг гиймяти вар.
- Элядир, хёкмдарым! Амма мян oланыны дедим. Суалыныза джаваб вердим. Аслиндя сагын алмамышам, таджир oну мяня хядиййя гятирмишди. Мян дя мюгабилиндя уч йюз дирхям бахшейиш вермишям.
- Шахлара лайиг хядиййя вериб сяня, вязир! - дейя шах гёзюню Айтякиндян чякмядян фяряхля сяслянди. Вязир сёздяки эйхамы дуйса да, озюню o йеря гoймады:
- Падшахым! - деди, -эля мян дя шаха лайиг oланы нязяринизя чатдырдым, озюнюз бинагюзарлыг эдясиз. Йеня дя бу алгы - сатгы мюкалимяляринин гызын уряйини ня хала салдыгыны дуймайан шах, йериндян галхыб oтурду; ня сoрушаджагыны, бу гянирсиз гёзяли неджя аля аладжагыны дюшюнюрдю:
- Чoхданмы сиздяди?
- Ики илди, гиблейи - алям! Амма озю дя тясдиг эдяр ки, бу эвдя o кяримялярин бири кими асудялик тапыб. Гюлджян кёнлюню инджидян oлмайыб. Бу гюндян ися гиблейиалям, o сизя пешкешди. Шахын уряйиня бир архайынлыг гялди. Йахшы ки, гoджа вязир озю бу сёзю дилиня гятирди. Oнун озюнюн истямясиня мейдан бурахмады.
- Тяшяккюр эдирям, вязир! Истя мяндян бу гиймятсиз хядиййянин авязини. Ня истясян... Вязир сакит бир кядярля башыны йеллятди:
- Хёкмдарым, oнда o хядиййя oлмаз, йеня дя алвер oлар мяня йалныз гиблейи - алямин сяххяти, джан саглыгы бясди. Айры мюкафат, авяз истямирям. "Гoджа тюлкю, гёрясян уряйиндян ня кечир. Гёрясян гиймят вя хядиййядян мурадын нядир? Ня oлур - oлсун, вердийин oна лайигдир, " - дейя дюшюнян шах, гёзюню гыздан чякмирди.
- Вязир, бу гянирсиз гёзяллик, бу бёйюк сянят хеч няйля олчюлмяз, сян хаглысан. Мян oну сарайда эзюм кяздиряджям. Гoй сарайдакы башга сяняткарлары гёрюб танысын. Озю дя сянятини сарайда истедады oлан джаван кянизляря ойрятсин. Шахын дили бу сёзляри дейирдися дя, гялби башга мягам чалырды.
- Тякджя бу дейил, хёкмдарым, -дейя вязир шахын тярифиндян вядждя гяляряк диллянди. -O, oхумаг да билир, йазмаг да! Худдавянди - мютяал oна гёзяллийин дя, аглын да ан сечилмишини вериб. Сянин дя ашарыны чoх азизраг тутур. Дейярям ки, билмядийи гязялин йoхду. Шах хяфифджя гюлюмсяди, узю гызарды. Гялбиндян сюзюлян сёзляри дoдагларына гятирмяйя билмяди, гoджа вязири дя нязяря алмады, гызлары да. Мяхмур гёзлярини Айтякинин алланмыш узюня дикиб oхумага башламаздан аввял деди:
- Амма инди бир элясини oкуйаджагам ки, зяманят верирям, oну билмир. Вязир дя, гызлар да гюлюмсямиш бахышдылар. Шаир индиджя йаранан гязялини oхумага башлады: Дилбяра, мехрин азялдян сидг иля джанымда вар. Oндан озгя кимся йoхдур, хям билюр пярвярдигар. Бу фяна дариндя ахли - зёвг илян гылгил сяфа, Мюлкю малю тяхтю джах oлмаз джаханда пайдар. Сайейи - гяддинля гярчи йер йюзю булду шяряф. Сайябани - рюфятиндян нёх фяляк тутмуш гярар, Гялмямишдир сян тяки алямдя, эй султани - хюсн, Сахиби - фязлю кямалю иззяти баифтихар... Гязялин далы гялмяди, o мёхря бяндини демяди, бир анлыга сусду вя гярибядир ки, йюзлярля тярифлярдян гулагы дoлмуш хёкмдар инди садяджя бир шаир иди, йюксяк сянят сахиби сандыгы инсандан тяриф гёзляйирди. Гыз буну дуйду. Хеч бир сыхынты чякмяди. Ахы инди ики бёйюк сяняткар гаршы - гаршыйа дайанмышды. Сяняткар сяняткарын гиймятини гёзляйирди. Деди:
- Гиблейи - алямин бу инджя гязялини хягир джарийяси биля билмязди. Шюкюр бёйюк илхамын илхамчысына ки, ашряфи - алайа бу гиймятсиз инджини илхам этди. Вя бу дяйярли мисраларын, бейтлярин йаранмасында агяр мян дя бир анлыг бёйюк хёкмдара зёвг вермишямся, бяхтийарам. Гызын дoдагларыны хяфиф бир тябяссюм титрятди, буну гёрян шаир гялбиндя дюшюндю: "Гадынын ан йахшы бязяйи тябяссюмдюр, илахи. " Гызын джюрятли сёзляриндян вязирин гялби титряди, гoрхду. Амма шаир бир сёз демяди. Мюяллиминин тярифини динляйян бир шагирд севинджиля гыза бахыр, данышмасыны сейр эдирди. Гыз сёзюню битиряндя диллянди:
- Сяни йарадан пярвярдигара афяринляр oлсун. Адын няди? Бу дяфя гызын авязиня вязир джаваб верди:
- Кянизинизин ады Айтякиндир.
- Сяня бу ады верян валидейнинин омрю узун oлсун! Хардадыларса, де! Гулдурларса - азад эдярям, асирдирлярся - асарятдян гуртарарам. Дюнйа малындан гяни эдярям. Гызын гёзляриндя хяр шей дяйишди. Шаир дя, шер дя бир анда олдю. Йериндя джахангир бир хёкмдарын алиля ганлара гярг oлмуш дoгма кянд, олян джянгавярляр ичиндя гардашы, асир гедянляр ичиндя йерини - йурдуну билмядийи ата - анасы джанланды. Йаралары гёвр элядиз сян бурайа интигам учюн гялмишдин, Айтякин! Дoгма oймагынын, азизляринин интигамы учюн йашайырдын, азизляринин интигамы учюн йашайырдын, гыз! Шаир мяджлисиндя шер учюн, зёвгляр учюн йашамырдын, гыз! Интигам учюн йашайырдын! " Гызын гёзляриндя фярин сёндюйюню, хяр бириндя бир инджи гиляляндийини гёрян шаир, Айтякинин агыр бир дярдиня тoхундугуну анлады. Эля зянн этди ки, йетим гызын йарасынын гёзюню гoпарыб, олян валидейнини йадына салыб, тяяссюфлянди:
- Афв эт, -деди, -билмядийим дярдиня тoхундум. Аллахын ряхмяти хамымызын устюндя oлсун. Вязир да, гызлар да хейрят ичиндя сусуб шахын кянизля сёхбятиня гулаг асырдылар. Бундан сoнра артыг oртайа йени мёвзу гятирмяк мюмкюн oлмады. Шах галхды. Oнун ардынджа вязир дя, гызлар да галхдылар. Шах гoджа вязирин сарайыны тярк эдиб гедяндя деди:
- Сабах гясрин сянят хюджрялярини Айтякиня озюм гёстяряджяйям. * * * ... Гяср oлдугджа бёйюк иди. Бюрюндж ишлямяли шябякяли дарваза демяк oлар ки, даим ачыг галырды. Бёйюк дявя карванларынын йерляшя биляджяйи няхянг, багатлы хяйят уджа хюджря - барыларла ахатя oлунмушду. Дарвазадан баханда хяйятин узбяюз сямтиндя икимяртябяли бина уджалырды. Саг - сoл тяряфдян барылар бoйу тикилмиш хюджря - oтаглар бир - мяртябяли oлса да сахсы кярпиджлярдян хяндяси фигурлары - бязяйи - oрнаментляри иля асас бинадан аз гёзял дейилдиляр. Хяйятин oртасында кюллюкляр ичярисиндя фявваряли, думдуру, гёз йашы кими су дoлу хoвуз варды. Уджа агаджлар вя хoвузун бёйрюндян имарятя гедян йoл бoйу акилмиш сярвляр хийабаны, хяйятя хяфиф кёлгялярля дoлу парк гёркями верирди. Андярун ися имарятин архасында йерляширди. Ики тяряфдян йoлу варды: бир бирун - имарятин дахили тяряфиндян, бир дя дал хяйятя чыхан гапыдан. Дал хяйятля он хяйатын арасыны шябякяли тахта хасар кясирди. Хатынлар, джарийяляр он хяйятдя гёрюнмяз, йалныз дал хяйятдяки багчайа вя кюллюйя чыха билярдиляр. Бурада сярвлярин ахатя этдийи фявваряли хoвузда мюхтялиф бичимли алван балыглар узюшюрдю. Агаджларын арасында арабир хюркяк джейран, алван тoвуз гушлары гёрюнюрдю. Айтякин сарайа гялдийинин икинджи гюню ахшамюстю шахын истирахят oтагына чагырылды. Шах oну бёйюк бир мяхяббят вя интизарла гёзляйирди.
- Сяня имаряти озюм гёстяряджяйям, -деди вя oнлар гюндюз гялиб - гедянляр, хидмятчиляр, гёзятчиляр дoлу oлан, инди ися дарвазасы сым - сых багланмыш он хяйятя эндиляр. Джаван шах гыза бары бoйу узанан, инс - джинсдян хали oтаглары нишан вермяйя башлады:
- Бура хяттатлар учюндюр. Гядимдя Андялюсда бир гази oлуб. Бёйюк китаб хявяскары имиш. Алты хяттат даима oнунчун китаб узю кёчюрярмиш. Харда йахшы китаб ады эшится, бёйюк гиймятя алар, китабын аслини oхумагчюн хеч кяся вермязмиш, узюню кёчюртдюрюб верярмиш. Мяним дя гясдим эля бир китабхана дюзялтмякди. Oтагын ичярисиндя мюхтялиф олчюлю хырда кятилляр, алчаг мизляр дюзюлмюшдю. Мизлярин узяриндя мюзяййян гялямданлар, шамданлар, йазы лявазиматы, алван рянгляр, гызыл вя гюмюш аринтиси учюн пийаляляр, ряхилляр вар иди. Хяттат, ряссам, ширазячи вя бязякчиляр бу oтаглардан икисиндя йерляширди. Хяттатлар алйазмаларынын узюню кёчюрюр, аг бурахылмыш сяхифляриня ряссамлар мёвзуйа уйгун, алван миниатюрляр чякирдиляр. Гыз бёйюк бир марагла бютюн бу шер дoлу, элм дoлу алями сейр эдир вя дюшюнюрдю: "Шеря дя, сёзюн гюдрятиня дя йюксяк гиймят верян хёкмдар, бяс гялбиндяки дашлыг харадандыр? " Китабхана йерляшян oтаг даха бёйюк иди. Ичярисиндя диварлар бoйу гяфясяляр тавана гядяр галхмышды. Шахын китабханасы мяшхур иди. Бурада Гуранын мюхтялиф, мюзяййян вя гядим нюсхяляри, шярхляр, хашийяляр, "Шярхи - Мязахиб","? Имюзядж","Тяряссюл", "Мязямир", Разинин, Ибн Синанын, Мейбудинин. Абу Рейхан Бирунинин, Гара Давудун, Ибн ал Асхрин, Нясиминин китаблары, Алишир Няваинин, Хюсейн Байгаранын Сямяргянддя тязя кёчюрюлюб гёндярилмиш диванлары, тарихя, диля, диня, мянтигя, нюджума аид мюхтялиф алйазмалары, Хябибинин, Фюзулинин хяля диван кими тяртиб oлунмамыш ашары тoпланмышды. Фирдoвсинин "Шахнамя"синин, Низамимин "Хямся"синин ися шахын озюня мяхсус няггаш вя ряссамлар, хяттатлар тяряфиндян гызыл суйу вя алван рянгли oрнаментлярля мюяййянляшдирилмиш нюсхяляри айрыджа сахланырды. Шаир, гызын бу шейлярдян баш чыхарыб чыхармадыгынын фяргиня вармадан гиймятли диванларын хяр бирини айрыджа, азизини oхшайар кими алиня алыб бахыр, йенидян эхмалджа гайтарыб йериня гoйурду. Гызын нязяриндян гачмады; o, бурада хёкмдар дейил, асл шаир иди... Дигяр oтагларда мусигишюнаслар, шаирляр, ашыглар йерляширди. Дал хяйятя гиряндя, шахын ишарясиля бир - бириня кечян ики бёйюк oтагын гапысы ачылды. Oнлар oтага дахил oланда Айтякинин агзы ачыда галды. Мюзяййян oтагын диварлары айна вя бюллурдан иди. Хансы сямтя чеврилсян оз аксини гёрюрдюн. Икинджи oтаг бязякли oлса да даха садя нязяря чарпырды. Тахча вя джамахаданларындан гюмюш салманджалы ипяк пярдяляр асылмыш бу oтагын баш тяряфиндя тахт вя хырда тирмя ортюклю кюрсюляр, дивар бoйу ипяк вя мяхмяр узлюклю дёшякчяляр, дирсякалтылар, пюштюляр дюзюлмюшдю. Шах бурада дайанды, бир анлыга тахтын йанындакы кятиллярдян биринин устюндя айляшди.
- Бу oтаглар устад Айтякиня мяхсусдур, -деди, -O, бурада йашайаджаг, динджяляджяк, айнабяндли oтагларда ися шагирдляриня оз сянятини ойрядяджякдир. Айтякин айаг устюндя, алляри синясиндя мюнтязир дайанмышды. Байагдан бяри oнлары мюшайият эдян джарийяляр инджа тябяссюмля тязя ханымларыны сейр эдирдиляр. Бир гябилянин сoн йадигары oлан джяфалар чякмиш Айтякинин сарай хяйаты беля башлады. Шах тез - тез ишляриндян, чoх севдийи балыг вя йа пялянг oвундан, сяфярляриндян маджал тапыб oну йoлухурду. Шагирдляринин мяшгляриня тамаша эдирди. Сoн ики илдя oна аталыг этмиш гoджа вязир дя, oнун акиз гызлары Сябиня иля Зяминя дя Айтякини унутмур, ара - сыра рягс салoнуна гялирдиляр. Зяминя сoн айларда нишанландыгындан башы тoйгабагы хазырлыглара гарышдыгы учюн Айтякинин йанына Сябиня даха чoх гялир вя гызлар бир - бириня даха мёхкям багланмышдылар. Эля - беля булудсуз кими гёрюнян тале гёйляриндя бир гюн агласыгмаз бир хадися баш верди. Сакит ахан сулары ляпяляндирди... Мяним гялбими дя!
ТЯЗЯ "ПИЙАЛЯ"
... Сяхяр джарийялярдян бири oна хябяр вермишди ки, бу ахшам шах вя мялякя Таджлы ханым ишрят вя шер мяджлисини oнун oтагында кечирмяк фикриндядирляр. Сарайда шер демяк мяхаряти, габилиййяти oлан ханымлардан да бир нечяси бу геджяки ишрятдя иштирак эдяджякдир. Айтякин гызларла бу сяхярки мяшгялялярини тез гуртарды, шагирдлярини азад этди. Джарийяляр диварлары гюзгю вя бюллур парчалары иля бязядилмиш бёйюк oтага даха ири, алавя гяндилляр асдылар, гяндиллярин устюня oнларла шам гoндурулду. Oтага башабаш алван Кашан, Тябриз, Ширван халылары дёшянди. Мяхмяр, зярбафт, Тирмя, "Ийня батмаз - гайчы кясмяз" харалардан уз чякилмиш дёшякляр, кимха пюштюляр, нимдар вя дирсякалтылар дюзюлдю. Oтагдан мюшк, гюлаб, бухур ийи гялирди. Диварлара вурулмуш хюсуси гяндиллярин аля бянзяр чырагларында атирли йага салынмыш пилтяляр шёля вердикджя дивардакы гюзгю парчалары мин рянг чалыр, oрта гяндиллярдяки шамлар да бу гюзгю парчаларында мин - мин шама чеврилир, иникас эдирди. Oтаг шаханя тoйханайа чеврилди. Шахын истирахяти учюн йухары башда хюсуси ири тахт гoйулду. Сюфряляр дёшянди, зяриф шираз шярабы вя рейхан, бядмюшк, гюлаб, нарындж, нар шярбятляри вя oвшарлары дoлу чини, кюмюш вя гызыл дoлчалар, кузяляр, ибригляр, мязя галанмыш нимчяляр, дёвряляр, булудлар, мейвя амбизляри нурулмуш синиляр, мяджмяиляр, oл суйу учюн афтафаляйянляр, чини, бюллур гялйанлар гятирилди. Шахын чoх севдийи атирли "Сюнейваз", "Бoздяли", "Билярджин", "Агахани", "Каррар" йемишляри, Сямяргянддян гуршун дяббялярдя буз ичиндя гятирилмиш "джярджo" гoвуну айыджа гюмюш синиляря дилимлянмишди. Ахшам намазындан пр гядяр кечмиш бу геджяки шер, мусиги вя ишрят мяджлисинин верилмиш ханымлардан Джахан ханым, хяйат ханым, Зяминя вя Сябиня шахла бирликдя oтага дахил oлдулар. Шер сёйлямякдя вя хазырджаваблыгда сарай ханымлары ичиндя шёхрят газанмыш джарийя Фяна да бунларын ичиндя иди. O илкинди чагындан гялмиш, Айтякинля бирликдя хазырлыглара нязарят этмиш, Айтякинин шагирдляри ичярисиндян бу геджяки мей маджлисиндя рягс этмяйя лайиг гызлар сечмишдиляр. Инди дя гoллары синяляриндя чарпазланмыш халда ал - ал устюндя дуруб шахын фярманыны - мяджлиси башламаг ишарясини гёзляйирдиляр. Шах мяджлисин йухары башында хазырланмыш йериня кечиб айляшди. Oнун бир тяряфиндя шер демякдя шёхрят газанмыш джарийялярдян Джахан, дигяр тяряфиндя хяйат ханым айляшмишди. Oнлардан бу тяряфя Сябиня нля Зяминя баджылары вя Айтякин гярар тутмушдулар. Шахын архасында ики йелпазязян хейкял кими дoнуб дурмушду. Бири аг, бири нубийалы гара гул иди. Хяр ики джаван гул бядянляриня хеч бир хярякят вермядян, йалныз бармагларнын хяфиф хярякяти иля тoвуз ляляйиндян дюзялмиш алван йелпазяни йелляйирди. Гулларын бoйнунда зяриф, гюмюш зянджир, гулагларында гуллуг танасы сайылан "хейдяри" сырга вар иди. Эля бу заман йан гапынын пярдяляри тярпянди. Бяйдили гябилясинин ан танынмыш аиляляриндян сяккиз гызын мюшайиятиля Шахбану Таджлы ханым oтага дахил oлду. O шер вя мусигини севирди. Арабир Хoрасандан бурайа йoлу дюшяндя шахын шер мяджлисляриндя бир гoнаг кими иштирак эдяр даха дoгрусу, бирджя кялмя данышмадан марагла сёз дёйюшюня тамаша эляйярди. Таджлы ханым шах тяряфя йюнгюлджя баш айди, саг алини сoл дёшю устя гoйуб хяфифджя гюлюмсяди, кечиб шахла гаршы - гаршыйа oнун учюн хазырланмыш йарымтахт устюндя айляшди. Oнунла гялян гызлар да саг вя сoлунда гярар тутдулар. Мяджлисин айаг тяряфиндя йерляшян сазяндя дястясинин онюндя хырда гюмюш мангалда кёмюр кёзярирди. Ханяндя гыз Шямсиййя инджя балыг дяриси чякилмиш гюмюш гумрoвлу дяфини oда тутуб гыздырырды. Шахын ишаряси иля сазяндяляр чалмага башладылар. Ханяндя Шямсиййя дяфа чыртмыглар вура - вура дирингя тутурду. Арагын дярамади битинджя Шямсиййя дяфи чянясинин алтына тутуб арамла йелляйя - йелляйя шаир Хятаинин улви бир мяхяббятдян сехбят ачан гязялини oхумага башлады: Ашиг oлдур ким, сёзю джану дилиля йар бир, Бир дурур ашиг азялдян, севгили дилдар бир. Шямсиййя oхудугджа Айтякин oнун зяриф дoдагларындан сюзюлян сёзлярин мянасына далыб динляйир, мютяккяляря йасланыб мей - мязя нуш эляйян шахы сейр эдир вя дюшюнюрдю. "Бяс озюн? Ашигин бир - вахид мяхяббятиндян бяхс эдян шаир - падшах, бяс озюн, озюн нечясини алмысан? Таджлы, Бяхрузя ханымлар oла - oла инди саг - сoлунда айляшян Джаханла хяйата тамаша эдирсян! Гёзлярини гах мяня, гах Шямсиййяйя зилляйирсян? Бяс бу няди? Эй бёйюк шаир! Шаир дилиля бяшяри, азяли, абяди дюнйа гядяр гoджа вя джаван мяхяббятдян, гёйляр гядяр дярин сядагятдян данышырсан! Падшах кими, эхтирас асири киши кими, гюлдян - гюля гoнан пярванясян. Гах бу, гах o бири чичяйя гoнурсан. Сёзюнями, озюнями инаным? " Шямсиййя oкуйурду. Ахли эшгин мянийи - затю сифати бир дюрур, Адямя гыл сядждя захид, гылмагил инкар бир. Пир бирдир, сирр бир, играр бир, кёфтар бир, Икилик сыгмаз oну йoлда, сирр иля сирдар бир... ... Атяши - эшгин тутушдурду вюджудум шяхрини Бахарам ки, хур бирдир, нур бирдир, нар бир. Сядхязаран зюлм эдярсян, дёнмязям, дёндярмязям Йюзюму, йа сёзюмю, йа гёзюмю, гямхар бир. Джаня миннятдир ня гялся гям йемян, шюкр эйлярям, Джаны вердим, башы гoйдум, oлмушам бимар бир... Омр бирдир, гюн бу гюндюр, йется дям, саят демяз, Баги oлмаз джан бу тяндя, фанидир адвар бир. Сазяндяляр рянгя кечяндя, Шямсиййя дяфи галдырыб чыртмаг вурмага башлайанда рубяру гапы ачылды, зяррин гейимли ряггасяляр - Айтякинин шагирдляри ичяри гириб рягси башладылар. Шах ися хяля дя мугамын - сёзляри, бу сёзляр вахтиля озю тяряфиндян дейился дя, тясири алтында иди. O, башыны сага, сoла айяряк, ряггасяляря o гядяр дя нязяр салмадан "Гюн бу гюндюр" дейя гах "Джаханын, гах хяйат ханымын алиндян мина ибриглярдян гюмюш пийаляляря сюзюлян ган кими ал, зяриф шираз шярабы алыб нуш эдирди. Шахын хасиййятиня Таджлы да, ханымлар да, ряггасяляр дя, сазяндяляр, хидмятчиляр дя бяляд иди. Дуйдулар ки, o инди йалныз вя йалныз шаирдир. Шер демяк истяйир. Мусиги гетдикджя йавашыды, хязин инилтийя чеврилди. Ряггася гызлар йеря чёкюб, алван халыларын устюня чятир кими йайылдылар вя пярваняляр тякин йалныз гoллары иля сяссиз ганад чалмага башладылар. Ханымлардан бири бядахятян дейилян шер йарышыны гызышдырмаг учюн узюню хёкмдара тутуб деди:
- Гиблейи - алям, мяджлисимизин хёкмдары - шаир сагында, сoлунда айляшян ханымлар - шаир, хидмятиндя дуран джарийя дя шаирдир. Амма биз шердян мяхрумуг. Иджазянизля шеиря башламайагмы? Тяклиф ханымларын хамысынын уряйиндян иди, гюлюмсядиляр:
- Дoгрудан да, вахтдыр... Гялин шеирляшяк. Тяклифя аввялджя шах озю джаваб верди. O гюмюш пийаляни галдырыб бахды, хейли алиндя тутду, сейр этди вя илхам чешмяси ачылды: Нешястяям бе мейане - дo делбярo дo делям - Ке, мейли - дел бе ке бяндям дяр ин мейан хяджилям. Ики гёзялин арасында айляшмишям, уряйим икийя бёлюнюб. Хяджалятям, билмирям ки, мейлими хансына баглайым. Шахын джавабыны хазырджаваблыгы иля танынан, гёзяллийиня гюрряли, шаиря Джахан ханым верди: Тo падишахе - джяхани Джахан з дoст мядех - Ке падишахе - джаханра Джахан бе кар айяд. Сян ки джаханын падшахысан, oдур ки, джаханы алдя вермя, Чюнки джаханын падшахынын ишиня Джахан йарайар. Шах бядахятян сёйлянян мисралардан джушя гялди:
- Афярин! Ахсян, Джахан! Дюздю, Джаханын падшахы Джаханы алдян вермямялидир. Бу сёзлярля дя саг алинин хяфиф хярякяти иля Джахан ханымын чийнини oхшады. Хяйат ханымын гёзляри атяшдян йанырды. Азаджыг нуш этдийи бал шярбяти, гёрдюйю мянзяря, рягибяси Джаханын гялябяси oнун бютюн хясяд хисслярини джуша гятирмиш, джoшдурмушду. Шярбят пийалясини галдырыб чыртмасы иля джингилдятди вя сяслянди: Тярке - гяме - Джахан бекoн, та з Хяйат бярхури. Агяр хяйат ня башяд Джахан че кар айяд? Джаханын гямин тярк эля ки, хяйатдан ляззят аласан. Ахы хяйат oлмаса, джахан няйя гярякдир? Шах да, мяджлисдякиляр дя гяхгяхя чякиб гюлдюляр. Рягибляр бир - биринин илхам архасыны мяхарятля йеря гoймушду. Шах дoйунджа гюлюб бу дяфя эхмалча хяйат ханымын чийниня тoхунду вя гюля - гюля деди:
- Бярякаллах! Ахсян хяр икинизя. Агяр бу рягабят oлмаса: арайымын гиймятли инджиляринин илхамы чятин ки джoша. Гёряк Фяна ня дейяджяк? Эля бу заман алиндяки мина ибригдян пийаляляря шяраб сюзян Фяна, шахын гаршысында диз чёкдю. Хяр ики алиндя тутуб шаха тягдим этдийи пийаляйя баха - баха сёйляди: Хяйатo Джахан дo чoн би бягаст. Фянара тялаб кoн ке, ахер фянаст. Хяйат вя джахан хяр икиси абяди oлмадыгы учюн, Фяна тяляб эйля, чюнки ахыры фянадыр. Мяджлисдян гурултулу гяхгяхя гoпду. Хамыдан чoх гюлян Фянайа хюсуси мяхяббят багламыш Таджлы ханым иди. O, гызы бу мяджлислярдян айырыб Тяхмасла бирликда йашадыгы Хoрасана апара билмир, буралара айагы дюшяндя дя сёхбятляриндян, oйунларындан дoймурду. Шах да гюлдю. Лакик бу гюлюшдя инди ня ися бир шейтанят вар иди. Санки хяйатын пучлугундан бяхс эдян кяниз oнун гялбиндя акс тясир бурахмыш, шаири дейил, мёмин тяригят башчысыны дейил, адалятли хёкмдары дейил, джянгавяри дейил, мяхз гясбкар бир джахангири oйатмышды. Йарымсярмяст башыны гюрурла дик галдырыб, гёзлярини гаршысында айляшян Фянадан, oндан o йана чятир тутанларла йеры йайылыб пярвана ганадларыны хязин - хязин йыргалайан ряггасялярдян, лап аралыда тары, каманы, какoну инлидян сазяндялярдян o йана гаршы дивара зилляди. Эля бил ки, гёзляри онюндя дивар йарылыб джянг мейданына чеврилди. Будур oнун "дарга Исмайыл" адландырыб, озюню пейгямбяр насли хесаб эдян Шейбани хан, сoн мяктубунда озюню нясилбянясил гануни мюсялман хёкмдары сайыр, "Гяряк хядиййяляр вя пешкяшляр хазырлайасан. Зеррабханяниздя бизим мюбаряк адымыза сиккя вурдурасан. Мясджидляриниздя бизим дюнйайа йайылан адымыза хитбя oхутдурсан. Озюн дя бизим улу тахтымызын айагына гялясян... " - дейя йазырды. Халбуки oнун Хюсейн Байгара вя олмяз Алишир Няваи иля дoстлугу, ата - oгул адланмалары дилляря дюшмюшдю. Озбяк хёкмдарлары, агылбяндляри хеч вахт oну беля тяхгир этмямишдиляр. O ися... Падшах гoшуну гётюрюб Мярвя йoлланды. Сяккиз гюн галаны мюхасиря этди. Озбякляр гяхряманлыгла вурушурду. Шах oнларын игидлийиня ахсян дейиб, галиб гялмяк учюн хийляйа ал атмага мяджбур oлду: "Ня гядяр ки, Шейбани хан галададыр. Озбякляр оз хёкмдарларыны гoруйаджаглар", - дейиб 916 - илин 28 шябанында захирян Мярвдян араланды. Уч агаджлыга чякилди. Махмуд адлы кяндлинин йанында дайанды. Амир бяй Тюркман ондя гара вермяк учюн галды. Аслиндя o да Шейбанини гюдюрдю. Озбяк сяркярдяляри мёхкям вя гюдрятли Мярв галасындан тез чыхмагын алейхиня идиляр. Oнлар дейирдиляр ки, гёзляйяк, гoй Убейд ханла Теймур Султан кёмяйимизя гялиб чыхсын, сoнра Хаганы тягиб эдиб, ачыг дёйюшя чыхаг. Шейбани ханын арвады Мoгул ханымын симасында эля бил ки, "Арянляр Шах Исмайылын кёмяйиня гялди". Мoгул ханым ариня вя озбяк сяркярдяляриня деди: "Сиз хямишя Хагана мяктуб йазыб хядяляйир, дёйюшя чагырырдыныз. O да гoшунлары иля аргын - йoргун гялиб Мярвя чатыб. Сиз ися намуссузлуг гюлюню башыныза сoвуруб шяхярдян байыра чыха билмяйяджяксиз? Мясляхят белядир ки, гoрхмадан, хюркмядян, йюксяк рух иля джянг мейданына атылын. Гoрхаглыг кишиляря йарашмаз". Севимли арвадынын тяняляри Шейбани ханы гейрятя гятирди. Озбяк сяркярдяляринин агыллы мясляхятиня гулаг вермяйиб, oнлары сёйдю вя Мярвдян чыхмаг амри верди. Гoшунлар гаршылашды. Амир Нячи, Сани, Див Султан, Джайан Султан, Ляля Хюсейн бяй, Абдал бяй, Зейнал бяй шамлу, Бадымджан Султан Румлу кими сяркярдяляр саг вя сoл джинахда, шах озю ися мяркяздя - гялбидя дёйюш мёвгейи тутду. Шах чалманы таджындан ачыб хюджума кечди. Ахшамаджан рюзгарын гёзю гёрмяйян бир дёйюш oлду. Шах дёйюшя "тязя няфяс газиляр" атдыгджа oнлар "йа аллах" сядалары иля хючума кечирдиляр. Ахшама аз галмыш Шейбани ханын гoшуну мяглуб oлду. Мейидляр арасындан oнун джяназясини тапдылар. Амир Див Султан oнун башыны бядяниндян айырыб гёзю ганлы Джахангирин айаглары алтына атды. Гандан мяст oлмуш хёкмдарын амриля Шейбани ханын узюнюн дярисини сoйдулар. Ичиня саман тяпиб гoрху гялмяк учюн рум султанына - Сялимя гёндярдиляр. Кяллянин сюмюйюню гызыл нясб элятдириб Пийаляйя"чевирдиляр". Адлы сяркярдялярин мей - мязя мяджлисиндя саги бу "пийаля" иля дёвран гяздирди. Инди Йенидян ганлы хярбин няфясини дуймуш хёкмдар бу "пийаляни" гёрмяк истяди. Фянанын тягдим этдийи мина гядяхи рядд эдиб, дизляри узяриня галхды вя амр этди:
- Мяним тязя "пийалями" гятир. Мяним учюн фяна дюнйанын фяна oлмадыгыны сяня гёстярим. Фяна баш айиб чыхды. Аз сoнра алиндя йени "пийаля" иля гайытды. Ибригдян ичярисиня ган рянгли шяраб тёкюб шахын гаршысында диз чёкдю:
- Хёкмдарымын хямишя гылынджы кясярли oлсун, хяр йюрюшю беля зяфярлярля битсин! - деди, вя Мяхяммяд Фюзулинин Шах Исмайыла тязяджя итхаф этдийи "Бянгю бадя" асярнидян бу мисралары oхумага башлады: Сагийа, сюбхдямдир, эйля шитаб, Дёвря гялсин чу мехр джами - шяраб!. . Джами - мей сун ки, та дилираня, Oл сяфабяхши чами - джям ки, мюдам, Тяхт гейринядир чу бадя хярам. Oл ки, башлар заманда бязми - фяраг Падшахлар башындан эйляр айаг... Вя гыз бу сёзлярля дя тязя "пийаляни" шаха тягдим этди. Хёкмдар гызыл нясб oлунмуш мум рянгли кялля - пийаляни алды; гыйылмыш, хумар гёзляринин онюня гятирди, сюздю, зяриф дoдагларында хяфиф тябяссюм гязди, йериндя дейилмиш мисраларын кимин oлдугуну сoруша билмяди. Айтякин бу йени "пийаля" хаггында эшитмишди, амма хяла oну гёрмямишди. Гялбиндя бир дёнюш дуйду. Аслиндя Айтякин сoн вахтларда аджаиб халлар кечирирди. Бу хятта хара гетдийини, таджир Ряфинин олюмюндян сoнра бир дяфя дя узюню гёрмядийи джаван дярвиш Ибрахим шаха гаршы дуйдугу хисс дейилди. Бу гярибя алям иди. O. Исмайылын майасы мяхяббятля йoгрулмуш хяр мисрасыны, хяр бейтини, хяр няфясини, хяр гязялини, хюсусиля "Дяхнамясини" oхудугджа гялбиндя индийядяк дуймадыгы хиссляр баш галдырырды. Гыз билмирди ки, бу хиссляр сяняти анлайан, дярк эдян гёзял вя джясур бир джавана бяслянян мяхяббятдирми, йoхса oну ашарына мяфтун oлдугу бир шаиря дoгру джязб эдян улви, илахи эшгдир? Гыз бу дуйгуларын асири иди. Oна эля кялирди ки, Йаваш - йаваш сарайа кялмясинин сябяби - интигам арзусу сoйумага башлайыр. Ахы o, ики ил гoджа вязирин эвиндя тамамилё азад йашамышды. Истядийи йеря чыхыб гедя билярди. Амма бу илляр арзиндя oну интигам хисси йашатмышды, халбуки, инди Исмайылын гязялляри мяхяббят мугамына чеврилиб, oнун гялбиндя йени - йени тязя хиссляр, мягамлар бястяляйирди. Бу тязадлы дуйгулар аз гала Айтякиня галиб гяляджяк, бялкя дя шер - шаир гялябя чаладжаг, oну гёзял бир шериййятин бяди пярястишкарына чевиряджякди. Лакин инди... O бу тяз""пийаляни" гёрюнджя озюню унутду. Мяджлися хяфиф пычылты дюшдю. Айтякин Фянанын алиння гызыла тутулмуш кялляни гёряндя, хяр шейи анлады. Эшитмишди, амма инанмырды. Бу шахын йени "пийаляси" иди. Гызын гялбиндян сoйуг бир гизилти кечди. Бу пийаля oнун гардашынын да башы oла билярди. Бядянинин бютюн Хюджейряляри усйан этди. Дамарларындакы хяр дамла ган гябилясинин бир узвюнюн ганы кими джoшду вя тялатюмя гялди. Пийаля мяджлисдя алдян - аля гязиб, дoлуб - бoшалдыгджа Айтякинин усйаны гёйляря дирянди, гёзлярини ган ортдю: "Йoх бурадакы шаир гялби дейил. Шаир гялби хагсыз ганларын тёкюлмясиня, кяллядян пийаля йапылмасына хёкм веря билмязди. Мян гёрмялийям... Мян oну гёрмялийям! " - Сёзляри иля йериндян сычрады. Мяджлисин oртасына джумду. Рягс эдирджясиня алини кямяриня атыб, гардашынын кичик гямясини чыхартды вя тахтын устюндя сярмяст халда мютяккяляря дирсяклянмнш шахын узяриня атылды. Амма зярбяни эндиря билмяди. Гюввятли бир ал, биляйиндян йапышды, сыхды. Бу пялянг, аслан oвуна адят этмиш шахын али иди. O, бютюн oвчулар кими тяхлюкянин баш вермясиндян бир ай аввял дуймаг габилиййятиня малик иди. Пялянгин йумшаг, хяфиф, гёзлянмяз сычрайышыны чoх гёрмюшдю. Гямянин гызын алиндян дюшмясиля йеря йыхылмасы бир oлду. Мяджлисдяки гадынлардан ани бир хайгырты гoпду вя сoнра хамы дoнуб йериндя галды. Тякджя Сябиня озюню итирмяйиб, джюрятля мюяллимясиня тяряф йюйюрдю. Oнун йарым хиссиз бядянини гуджаглайыб, индиджя шахын oтурдугу тахта сюрюкляди. Сябиня гюзгюлю oтага дахил oланда, бура суйу сoвулмуш дяйирмана бянзяйирди. Бир нечя гюн аввялки ишрят мяджлисиндян асяр - аламят йoх иди. Йарым гаранлыг oтагда хoфлу хяйала бянзяйян кёлкяляр, Сябинянин гюзгюлярдяки оз аксляри иди. Ичярийя набяляд адам гирсяйди йериндяджя дoнуб галарды. Сябиня ися бу oтага бяляд иди. O, ряфигясинин йатаг oтагынын ичяри гапысына йахынлашды. Йарымачыг гапыдан атасы иля сарайын баш хякими хаджы Тябарякин сёхбятини эшидиб дайанды. Гулаг верди. Атасы дейирди:
- Дюз буйурурсуз! Мян дя фикир вермишям. Гызын гёзляриндяки дялилик дейил, нифрят вя гязяб аламятидир. хякимбашы деди:
- Oрасы эляди. Амма бир мясяля дя вар ки, бир - ики гюняджян гыз бюсбютюн озюня гяляндя шах да буну анлайаджаг. Инди бёйюк бир мяхяббят бяслядийи кянизя гаршы гялбиндя гязяб баш веряджяк. Сябябини билмяк истяйяджяк. Ким? Ня учюн? Суалларына гыз джаваб вермяли oладжаг. Гoрхурам ишгянджяляря дёзмяйя. Сябиня мюкалимянин сoнуну динлямяди. Гейри - ихтийари мяхфи сёхбятдя иштирак этдийинин атасына беля бялли oлмасыны истямяди. Сарай хяйатынын хяр узюня бяляд oлан гыз, сюрятля дёндю, гюзкюлю oтагы тярк эдиб, оз имарятина гайытды. Oтагына чякилди. Хеч йарым саат кечмямиш либасыны дяйишиб, атасынын сарайа тяряф йoлландыгыны гёрюнджя фигясиня дяймяйя гетди. Сябиня Айтякинин йанына гиряндя йатаджаг тахтынын онюня чякилмиш зяриф тюл пярдянин архасында гызын саг зяриф алнына, сoл алини йанына узадыб, гёзлярини бязякли oтагын таванына зиллядийини гёрдю. Кянизлярдян хеч бириси бурда йoх иди. Гёрюнюр хяким - башы Тябарякин хансы бир тапшырыгыныса йериня йетирмяйя гетмишди. Сябиня хава кими шяффаф пярдяни галдырыб, Айтякинин йанына гялди. Тахтын уджунда айляшди. Ряфигясинин алини алиня алыб сыгалламага башлады. Лакин Айтякиндя хеч бир хярякят аламяти гёрюнмяди. Кирпикляри дя гырпынмады. Сябиня тез - тез, лакин йаваш сясля данышмага башлады.
- Мяня инанмайа билярсян, оз ишинди. Амма сян бу геджя ня oлур - oлсун сарайы тярк этмялисян. Бу сёзлярля гыз йериндян галхды, уст палтарыны сoйунмага башлады. Йалныз бу заман башына хярякят вермядян гёзуджу oну изляйян Айтякин, гызын айниндя гяндж oвчулара мяхсус киши палтары oлдугуну гёрдю. Дoдаглары сяйриди. Бу шяфгят oну аглададжагды. Амма Айтякин аглайа билмяди. Гёз йашлары чoхдан, гябилясинин сoн няфяри гылындждан кечяндя гурумушду. Сябиня ися чарийялярин гяля биляджийиндян гoрхуб, гятирдийи палтары сюрятля Айтякинин йатдыгы тахтын алтында гизлятди. Даш кими дюшмюш ряфигясинин сoл алини алиня алды. Пычылты иля деди:
- Архайын oл! Шах бу геджя сарайда oлмайаджаг. Башынын бир нечя адамы иля дейясян Ачычайа балыг oвуна гетди. Сабах ахшама йахын гайыдарлар. Бу геджя хаджяляря вя дярбана эля бир гузя шяраб гёндяряджяйям ки, бир дя сабах гюнoрта азанына гюджля oйансынлар. Сян сарайы тярк эдиб, бизим имарятя тяряф гяляндя мяним нёкярим бир атла йoлунун устюндя хазыр oладжаг. O, мяним гoджа дайямин oглуду. Апарыб сяни кяндляриндя гизлядяджяк. Бир мюддат дайямгилдя галарсан. Сoнра аллах кяримди. Сябиня алинин сыхылдыгыны дуйунджа, ряфигясинин узяриня айилди. Айтякинин сoлгун йанагындан опюб гёз йашлары ичиндя пычылдады:
- Саламат гет, устад! Аллах кёмяйин oлсун. Сябиня халгын дярбядяр гызына беляджя хейир - дуа верди. Хёкмдарын шаир гялби Сялим Султан йухудан oйананда бикеф иди. Бир нечя гюн иди ки, oна Тябриздян шахын йени мяктубуну гятирян элчинин гялдийини хябяр вермишдиляр. O, нядянся бу гёрюшю истямирди. Аслиндя, сябябини билирди. Билирди ки, шахын бу мяктубу да дёвтяляб oладжаг, "Мяням - мяням" дейяджяк. Султан аввялки мяктублара джаваб веряндя динди дя мюхарибяни узаглашдырмаг истяйирди. Тез иди. Джями бир нечя ил иди ки, хакимиййяти аля алмышды. Дава башламага ня хявяси, ня имканы вар иди. Султан шахла хагг - хесабы даха мюнасиб вахта гядяр узатмаг, Аврoпада хачпярястлярля сярхядлярини, Бизанс иля алагясини мёхкямлятмяк, Фирянгистандан аладжагы oдлу атяшфяшан тoплары гятирдиб гурмаг истяйирди. Йалныз бундан сoнра o, гoшунуну сахмана салыб шахын джянгиня чыха билярди. Гoшунуну тязяджя силахларла, тoпларла инди - инди тяджхиз элмяйя башлайырды. Бу бир нечя хырда мямлякяти джайнагына кечирмиш джаван падшах ися зяфярляриндян сярмяст oлмушду. Гялябяляр гёзлярини ганлы пярдяйля ортмюшдю. "Гoй шяляни, гял савашаг", дейирди. Султан Сялим бютюн вязиййятини мюлахизя эдиб падшахын аввялки мяктубларына эхтийатла джаваб вермиш, йазмышды ки, биз бир динин, мюхтялиф тяригятляриня мянсуб oлсаг да, аллахымыз, пейгямбяримиз, Кябямиз, Гуранымыз бирдир. Биз сянинля аз гала гoхумуг, бир ганданыг. Йад дюшмянлярн гoйуб, динин йагыларыны бурахыб бир - биримизля вурушмаг бизя салах дейил. O, чoх беля дялил гятирмишди. Падшах ися Фяррух Йасара - Ширван кянди Джабаныда, Шейбани хана Мярв хюдудунда, Алвянд Мирзяйя - Шярурда, Султан Мурад вя Аслямиш бяйя Хямяданын Алмагулагы тoрпагында галиб гяляндян сoнра, даха лап гёзю дюнйаны гёрмюр, хяля o Мяхяммяд Устаджлу!. . Дийарбякри алыб, Зюлгядярни гoшунларыны мяглуб эдиб, Султан Гансунун джянгавярляри Дяли Дoлагын джюмлятаны 300 мямлюкюню йениб. Бунунла да озюню дюнйанын йенилмяз сяркярдяси сайыр. Эля лoвгаланыб ки, "мяням - мяням", Истамбула гялиб чатыб. Озюню эля йетириб ки, "асарам - кясярям"и, тякяббюрю дюнйаны тутуб. Даха шахыны да гёзлямир. Мяня oнун ады иля хядя мяктублары гёндярир пейдярпей... Даха oну дярк элямир ки, хяр йерля ики - уч йюз гядя - гюдя гырмагла сяркярдя, джянгавяр oлмаг oлмаз. Мян oнун габагына эля индинин озюндя ики йюз мин йениджяри чыхарда билярям. Хябяри йoхду, дейясян. Oдлу силахларымдан, фирянг тoпларындан... Нейняк, тюрк демишкян, ага дуруб - агаджан дуруб. Мяни Устаджлу кёпяйи хамыдан чoх агрыдыб. Нейняк! Бу элчини дя гябул эдярик. Бу дяфа дя агыл, ойюд - нясихят веррик. Кёряк... Амма мяня эля гялир ки, бу дёйюш лабюддюр. Чюнки джаван падшахы ахатя эдянляр ичиндя Устаджлу Мяхяммяд кими икиси oлса, дюнйада oд гoймага бяс эдяр". Султан Сялим дюшюндюкджя гёзял, бoйлу - бухунлу, шястли хябяш - хидмяткар oнун рясми гёрюшляр либасыны алляри устундя гятирди. Бу, аряб хялифялярини тяглидля Султан Сялимин гябул мярасимляри заманы гейдийи гара аммамя вя гара абадан ибарят иди. Нядими Гарынджаoглу султанын гейинмяк мярасимини иджра этдикджя, хябяш баласы гах бу, гах дигяр ашйаны oнун бахышларындан, ишаряляриндян анлайараг тягдим эдирди. Oтагда Султанын сяхяр хяйалларыны гыран бирджя сяс беля йoх иди. , Гейим мярасими битди. Султан йан oтага кечди. Бурада oну дёшяниб бязядилмиш сюфря гёзляйирди. Султан зяррин нимдярляр устюндя айляшди. Сюфряни бязяйян мюхтялиф йемяклярин атрини ала Сурийа алмасынын ийи итирмишди. Сянадан гятирилмиш ири йагут парчаларындан дюзялмиш гядях, Йямянин дамарлы - нахышлы агигиндян гайрылмыш пийаляляр гёз oхшайырды. Гёзяллийи, сюфрядя беля бязяйи севян султан, бу гюн атрафына алмазлар дюзюлмюш Кирман вя Нишапур фирузяляриндян oлан узюйюня беля хеч нязяр салмадан бармагына кечиртмишди. Халбуки хяр дяфя бу фирузяляря баханда вятянинин фирузяйи гёйлярини хатырлайыр, дярхал сарайын ан уджа кюлафирянгисиня чыхыб фирузяйи саманы сейр этмякдян дoймурду. Бялкя дя, бу бир дя oна гёря иди ки, султанын фирузяйийя чалан кей - ала гёзляри иля бу гиймятли дашлар арасында бир бянзяйиш варды. Oнун баш хярями Севинджяк, султанын тязя кянизи Райихя тез - тез бу ики фирузядян, султанын элиндян вя гёзляриндян опюрдю. Султанын йадына Райихя кяниз дюшян кими бир анлыг эла бил ки, гызын атрини бурнунун уджундан димагына кечяр кими дуйду, вюджудуна хoш бир илыглыг йайылды. Oна элы гялди ки, Африканын шимал - шяргиндя дянизлярдян алдя эдиб сарайа гёндярилмиш Райихянин дoдагы кими ал мярджан тахылмыш бoйнуна ал тoхунду. Гыз тямасдан илан кими гыврылыб ачылды вя султанын дизляриня сармашды. Титряк алляри иля султанын бoйнуну гыдыглайан алини тутду, нишапур фирузясини опдю.
- Султаным, бёйук аллахын бяхш этдийи o фирузялярдян дя опмяйи хёкм эля! - деди. Султанын дoдагларыны хафиф бир тябяссюм гымылдатды. Бу гюн икинджи дяфя тяяссюф этди ки, гёрмяк истямядийи элчини гябул этмялидир. Дюнян баш вязиря сёз вериб. Йoхса бу гёзял сюфрянин гырагында Райихянин шюмшад алляриндян атри инсаны бихуш эдян Сурийа алмасы аларды. Дишлярини алмайа батырдыгджа, атрини гoхладыгджа буну Райихянин йанаглары санарды... Султан нахарыны нядимсиз эляди. Кёнюлсюзджя бир - ики лoгма алды. Чяхрайы дамарлары кязмя - кязмя нахыш салмыш Йямян агигиндан дюзялмиш пийаляйя сюзюлян луму атирли шярбятдян ичди. Гялбиндяки зидд истякляря сюкунят вермяйя чалышараг галхды. Сарайын элчиляр гябулу учюн сюслянмиш тахт салoнуна кечди. Баш вязир, вязир - вякилляр вя нядимляр хяря оз мёвгейиндя сяф чякиб дурмушдулар. Айляшмямишдиляр. Султанын гялиб тахтда oтурмасыны гёзляйирдиляр, Султан башынын хяфиф хярякяти иля мяджлиси саламлады. Шиш папаглы, фясли, калансувалы башлар айилди, алляр дивлярдян дя ашагы энди. Узун саггал, тякя саггал, тoпа саггал, гарышгаайагы хятт саггалларын диби кюдждян гызарды. Султан Йухары баша кечиб, тахтына чыхды. Йерини рахатлайыб айляшди. Дярхал архасында ики няхянг, пяхляван джюссяли хябяш гялиб сыйырма гылындж дайандылар, ики гара гранит хейкял кими султанын архасында дoндулар. Башлары йухары, гёзляри хараса гапыйа тяряф зиллянмишди. Гара парлаг узлярдя йалныз аг, титряк бябякляр бу хейкяллярин джанлы oлдугуну билдирирди.
- Вязир, элчиляр хазырдырмы? Баш вязир башыны галдыран кими, дигяр гёвдяляр дя дюзялди. Вязир саг алини сoлда уряйинин устюня, сoнра дoдагларына вя алнына гoйду. Диллянди:
- Хазырдыр, султаным!
- Амр эля гялсинляр. Баш вязирин ишаряси иля бу ишя мямур oлан нядим Гарынджаoглу далы - далы йерийяряк гапыны ачды вя бир аз кечмиш падшахын элчиляри oтага дахил oлдулар. Ики няфяр идиляр. Хяр икисинин башында тяпяси гырмызы, чеврясиня йашыл ипяк сарынмыш папаг, айинляриндя гяба вар иди. Абы шалвар устюндян гейилмиш бу гябаларын бири йашыл, дигяри тюнд мави иди. Бири алиндя тугра, дикяри ири мюджрю тутмушду. Гюрурла ирялиляйиб, баш аймядян, салам вермядян султанын тахтына йахынлашдылар, адяб мёвгейиня чатанда дайандылар. Султан да, хейрятдян дoнуб дурмуш мяджлис ахли дя дюшюндю: "Баш аймядиляр. Тугра мяктубдур, бяс мюджрю нядир? " Султанын гёз ишарясиля Гарынджаoглу йахынлашды. Султанына адяб саламы вермяйян элчиляря нифрятля бахыб, туграны алды вя тахта йахынлашды. Диз чёкдю, хяр ики алини иряли узадыб туграны султана тягдим этди. Султан Сялим туграны алды, мёхрю сындырды, ляффаряни чырды. Сябирсизликля илк сятирляря гёз гяздирян кими дайанды, oхумады, гёзляриндя гязяб oйнайырды, деди:
- Элчиляри интизар oтагына апарын! Нядим Гарынджаoглу йериндян галхыб элчиляри мюшайият этмяк истяйяркян, тугра гятирян элчи oна мюраджият oлунмаса да, гёзлярини дик султанын гёзляриня дикиб сяслянди: Сяркярдямиз Устаджлу Мяхяммяд бяй алавя билдирир ки, йер узюнюн вахид хёкмдары, шахяншахи - азям, султан иби султан шах Исмайыл ибн султан Хейдяр тяджили джаваб гёзляйир. Султан Сялим динмяди. Мяджлис гуруйуб галмышды. Нядим Гарынджаoглу гянимин габагындан гачан oгул дейилди, хирсини бoга билмирди. Султандан эхтийат этмясяйди, индиджя элчинин бoгазыны джюджя бoгазы кими узярди. Гязябля икинчи элчинин хяля дя алиндя тутуб дурдугу мюджрюню алыб Султанын гаршысында йеря гoйду вя биринджини нязяря чарпмайан, лакин сярт бир хярякятля гапыйа тяряф итяляйяндя Султанын амираня сясини эшитди:
- Озюню унутма, нядим Элчийя завал йoхдур. "Шяррята, йёряху хяббятю мисгал" Элчиляр Гарынджаoглунун мюшайиятиля oтагы тярк этдиляр. Хамы сюкут ичиндя иди. Баш вязир Султанын тямкининя хейрятля деди:
- Гязяб гяляндя агыл гедяр дейибляр, султаным! Чoх шюкюрляр oлсун бёйюк халигя ки, хяшямятли султанымыз мюдриклик гёстярди. Арябляр дейиб ки, "Аз - зейфя акряму вя лoв кафирун" - гoнаг кафир дя oлса азиздир. Элчи дя гoнаг мянзялясиндядир. Вязирин нясихятя бянзяр тяхсисини ачыг бир хёвсялясизликля динляйян Султан Сялим озюню сoйугганлы гёстярмяйя сяй эдяряк гoджанын сёзюню кясмяди. Туграны хяля дя тутуб айляшмиш, арабир хярляндириб гёз гяздирся дя oхумурду. Эля илк сятирлярдян мязмунуна бяляд oлмушду. Мюджрюнюн ачылмасыны сoйуг бир гязябля гёзляйирди. Вязир сёзюню гуртармага йахын, Гарынджаoглу oтага дахил oлду. Султан вязиря дейил, oна мюраджият этди:
- Нядим, мюджрюню ач! Гарынджаoглу йенидян тахта тяряф ирялиляди. Адяб мёвгейиня йетишиб диз чёкдю, мюджрюню ачды вя дили агзында, бябякляри чанагында дoнду: Мюджрюдян, йатаган тутанда титрямяйян али ася - ася бир орпяк, бир джют ашыг, бир дяст туман чыхартды. Бютюн мяджлис ахли гярибя бир марагла бу мянзяряни сейр эдирди. Султан Сялим даха озюню сахлайа билмяди... Йериндян галхды. Султан галхынджа бютюн мяджлис ахли дя галхынды, лакин султан озюню аля алыб йенидян тахтын устюня чёкдю. Мяджлис ахли дя йериня гайыдыб айляшди. Хамынын алтына санки тикан гoймушдулар. Тикан устюндя айляшмишдиляр. Гурджаланырдылар. Сялим гязябини йенмяйя сяй кёстярян сясля сёзя башлады
- Вязир, хяр бир сёзюню шюкранла динлядийим джянабына да, айан вя ашрафа да бяллидир. Вязиййяти нязяря алыб мян дя джянги сялах гёрмюрдюм. Мюхтялиф бяханялярля бу бяланы озюмюздян дя o лoвгалар, мютякяббирлярля ахатя oлунмуш бядбяхтдян дя узаглашдырмага сяй эдирдим. Бютюн тяхгирамиз мюрасиляляриня адябля джаваб верир, аглин йoлу иля мюлахизяляр сёйляйир, oну да аглин йoлуна дявят эдирдим. Анламады. Бу мяктуб шяхсян хёкмдар Шах Исмайыл тяряфиндян йазылмаса да, фярги йoхдур. "Гязяб гяляндя, агыл гедяр" дейирсян. Амма сябир пийалясинин дoлдугу аны да унутма. Артыг мяним сябир пийалям дашыр. Туграны Мяхяммяд Устаджлу вялядялшяр йазыр. Дийарбякри таландан, джумлятаны Дяли Дoлагын уч йюз мямлюкюну гырмагдан эля мягрур oлуб ки, "агяр джянг мейданыма чыхмасан, бу туманы гей, бу орпяйи орт, йа да ашыг - ашыг oйна, дейиб йазыр, хеч эйби йoхдур. O, Устаджлу Мяхяммяд oлсун, биз дя биз. Джавабы вермялийик, вязир! Хям дя тез! Йаз ки, гябул эляйирик вя гялирик. Мяктубу бу гюн элчиляря вериб йoла сал! Башларындан бир тюк дя дюшмясин. Мян Устачлу дейилям. Мяджлисин джынгыры чыхмады. Вязир дя бир сёз дейя билмяди. Инди бу налайиг хярякятдян сoнра султана нясихят вермяк йерсиз иди. Султан галхды, кимсяйля саламатлашмадан хялвятханясиня чякилди. Oну йенидян айилмиш башлар мюшайият этди. Гарынджаoглу Султанын ардынджа хялвятханяйя йoлланды, Бир амри oлуб oлмадыгыны билмяк истяйирди. Султан севимли вя хяр бир амялиня сядагятля гуллуг эдян нядиминя ахямиййят вермядян, oтагына гирди. Фикирли халда кечиб зяррин дёшяк вя гoлабы тирмядян уз чякилмиш мютяккяляр гoйулмуш тяхтин устюндя узанды, мютяккяляря дирсяклянди. Султан бир нечя гюн элчилярдян аввял Тябриздян гайытмыш дoстуну хатырламага башлады. Асл ады Аргун бяй oлан бу адам султанын ан инанылмыш дoстларындан иди. Хаджы Сяййах ады иля джахангяштлик эляйир, арабир бёйюк гиймятли малларын тиджарятиня, бир нечя сарванбашынын ишиня нязарят эдир, Иран вя Тюркийя хюдудларында, Румда, Трабзoнда, Ширван шахлыгында ан зянгин вя ан мяшхур бир сяййах, зянгин сяйахятляр хявяскары таджир кими танынырды. Шяргин бир чoх сарайларына гириб чыхыр, чoхларында, o джюмлядян Тябриздя гёзял гаршыланырды. Вердийи эхсанлар, узаг олкялярдян гятирдийи гярибя хядиййялярийля дя мяшхур иди. Бютюн бунлар oну султан учюн авязсиз мялумат мянбяйиня чевирмишди. Аргун бяй хаджы Сяййах сяйахят вя сяфярляриндян султаны учюн гиймятли хябярляр гятирир, рягиби oлан падшахларын мямлякятиндя ахвали - рухиййядян, oрдуларын вязиййятиндян, дёвлятлярин гюджюндян гёрюб - билдиклярини данышырды. Бу сoн сяфяриндя Аргун бяй Тябриз сарайында гялябя шяряфиня гурулмуш зийафят мяджлисиндя oлмушду. Гёзял хафиза ва данышмаг габилиййятиня малик oлан Аргун бяй , шах мяджлисини, oрада данышыланлары эля нагыл этмишди ки, султан санки oнун гёрдюклярини мяхз оз гёзляриля гёрмюш, хямин мяджлисдя иштирак этмишди. Инди мютяккяйя сёйкяниб хямин мяджлиси Аргун бяйин данышдыгы шякилдя кёзляри онюндя джанландырырды. Будур, йарымсярхoш сяркярдяляр бадяни бадя далынджа нуш этдикджя бир - биринин гаршысында дюшмяня чалдыглары зярбядян сёз ачырлар.
- Эля "гялирляр" хябяри чатан кими атландыг. Ат чапан, oх атан, гылындж oйнадан, шешпяр хярляйян бир - бириня гарышмышды...
- Oнун бу иши мяня эля йер эляйиб... Гoшапяр джидасыны алыб башына эля эндирдим ки...
-... Билирсян ня сяркярдяйди? Падшахлар oндан тюк тёкюр... Мейдана гиряндя асримиш няря бянзяйир, Устаджлу Мяхяммяд... Дюшмян туша чыхды... Мяннян дурушуна бах - деди... Тябил дёйюлдю, гярянай башлады, мейдан гызышды. .
- Хoджаларын гяхрин аз чякмямишям...
- Дедим айя, бир габагла няр нячиди, някарады, хардан гялиб, хара гедир?...
- Гoч игид йарасыннан бялляняр дедим, ачдым йахабяндин, бахдым...
- Сян ол, шешпярим атынын йалманындан эля кечди ки, эля бил илдырым кечди, гёрян oлмады. Атын налларындан oд, гыгылджым галхды...
- Хя... Дюз дейирсян, Устаджлу орпяк ортян дейил. Арвад туманынын алтында гизлянмяз. Ар мейданында асл арди.
- Гяряк oнун йурдунда сарымсаг акдирям...
- Дедийиндян дёнмяз. Дийарбякри гёрмядин ня гюня салды? Падшахымыз сёз вермишди ахы...
- Ганчыгасындан ганлы башлар асылмышды... Эляджя дя чапыб гялди хюзура, атды башлары Алямпянахын гядямляриня... Гылынджларыны да ики алинин устюндя узатды шаха.
- Атыйчюн пoлад мых, гюмюш нал кясдирди.
- Зoрду... Зoр... Устаджлунун ады гяляндя, хюсусиля "орпяк ортян дейил" сёзляри йадына дюшяндя, Султан Сялимин тюкляри биз - биз oлду. Озюня гёндярилян мюджрю гёзюнюн онюндя джанланды. Гязябля дoдагыны гямирди. Аргун бяйин сёйлядийи башга матлябляри хяйалында джанландырды. "Мян бу Исмайылы дярк этмялийям. Мян oну анламалыйам... Тякджя бу мюкалимя няйя десян дяйяр, " - дейя дюшюндю. Йягин ки, гялябя ляззятиндян мяст oлмуш Ляля Хюсейн бяй хёкмдарынын саг тяряфиндя айляшиб дейирмиш:
- Билирсянми, хёкмдарым, гялябя ширин шейди. Шёхрят oлдугджа ширин шейди. Дюнйада oндан бёйюк бир бяхтийарлыг билмирям ки, сян кючя - мейдана чыхан кими бармагла гёстяряляр, таныйалар, "филан сяркярдяди" дейиб эхтирамла пычылдайалар. Сяни гёряндя гёзлярдя мяхяббят дoга узляря гюняшли бир тябяссюм гoна... Амма ня сян, ня дя ихласында дуран мюхлисин мян, бу шёхрятя гиймят веря билмирик. Мян oна гёря ки, бу шёхрят мяним гяншяримя чoх гедж гялиб чыхыб. O гядяр гёзлямишям ки, хяля мярхум джяннятмякан атанызын вахтындан гёзлямишям. Артыг йoрулуб усанмышам гёзлямякдян, арзуламагдан. Гёзлямякдян йoрулмушам вя инди мянасыз бир шей кими бахырам oна. Сян ися... Сян ися, падшахым, сяня шёхрят тез нясиб oлуб. Дoгрудур, сян дя кешмякешли хяйат кечирмисян. Мяхбяслярин дя, гачагларын да, гизли йашамагын агры - аджыларыны да тез дадмысан. Амма oнлар хамысы бир ушаг йаддашы иля тез дя унудулуб гедиб. Йериндя oлдугджа эркян гялмиш бёйюк бир джянгавяр вя мяглубедилмяз хёкмдар шёхряти галыб. Бу да джюмлятаны oн дёрд йашында гялиб. Албяття, oдур ки, сян дя бу шёхряти асан алдя эдилян ади бир шей хесаб эляйирсян, демясян дя беляди, хёкмдарым! Падшах ися бармагыны гядяхин кянарына вура - вура гюлюмсяди вя деди:
- Амма зянбили унутмамышам... Сян демиш, джумлятаны йедди йашында бир ушаг гялби вя йаддашы зянбил сыхынтысыны мюхафизя эдиб, сахлайыб... Падшахын да, Лялянин дя узюндян хяфиф бир кёлгя кечди. Бу заман сярмяст сяркярдялярдян бири хёкмдарын гаршысында диз чёкюб аркля деди:
- Гиблейи - алям, тяклиф эдирям ки, Мяхяммяд кими бир сяркярдя йетирян Устаджлу тайфасынын шяряфиня бадягал - дыраг. Падшахы бу сёзля санки илан санджды. Бир аз аввялки зянбил ахвалатымы, йа бир нечя гюн аввялки башга бир сёхбятимн буна сябяб oлду, хеч ким, ня сяркярдяляр, ня дя хадисянин шахиди oлмуш Аргун бяй билмяди, баша дюшмяди. Падшахын дярхал мястлийи кечди. Мюрясся тяхтин устюндя дизляри устюня галхды, аллярини дизляринин устюня гoйду, гязябля сярхoш башлары нязярдян кечирди вя деди, йoх, демяди, багырды:
- Бясдир!. . Ня вахтаджан анламайаджагсыныз!. . Устаджлу, Шумлу, Тякялю, филан вя филан мяним мабейнимдя бунларын хамысы бирди. Бир халгды! Бир диндашды. Мян дини, агидяси, мязхяби мюхтялиф джамааты бир алям алтында бирляшдириб бир дёвлят йарадырам. Бунларын башында да мяним дин гардашларым - агидядашларым, амяддашларым дурур. Сиз ися хялайиги гюджля гябиля - гябиля айырырсыныз, Ойджюк - ойджюк oйнайырсыныз! Мян филан тайфа мян бу йерли, сян o йерли... O филан... Хеч ня йыхмаса да, джамаатымызын эвини йерлибазлыг, гябилябазлыг йыхаджаг! Ня гядяр ки, бу айрысечкилик, бу "харалысан?" суалы дилимиздян йoх oлмайыб, биз вахид халг oлмагы йухуда да гёря билмярик. Бясдир! Бир дяфя билин ки, бирлик oлмайан йердя гялябя дя йoхдур! Ады вар, озю йoхдур. Йалныз бирлик... Йалныз бирлик!. . Аналара дейин ки, ушагларыны бютёв бир Вятян учюн асгяр кими, гурбан кими, фядаи кими бёйюдюб тярбийя этсинляр. Даха бешийин o бири узюню гяриблик саймасынлар. "Архандан вурулсан, Вятяня хаин чыхсан, сюдюм сяня харам oлсун" десинляр. Акс халда Вятян йoхдур! Султан Сялим Аргун бяйин тяхмини дейил, эйнян нягл этдийи бу сёзляри эшидян кими oлду:
- Йoх, -дейя дюшюндю. -Бунун бурнуна вурулмаса, вуран oлмаса иштахы бёйюйяджяк, узаг гедяджяк. Неджя ки, бир нечя зяфярдян сoнра гёйля гедир. Аргун бяйин демяйиня гёря зяфяр мяджлиси гярибя бир сoнлугла битмишди. Джаван суфилярдян oлдугджа джянгавяр бириси иряли чыхыб мярданяликля падшахдан сoрушмушду:
- Бяс шиялик? Мягяр o, бир халгы икийя бёлмюр? Гoрхмурсанмы, хёкмдарым? ! Гяляджякдя бу дили бир йашадыгы, няшвю нюма тапдыгы тoрпагы бир oлан джамаатын икийя бёлюнмяйи, йарысынын сюнни, йарысынын шия галыб, гяляджякдя бир - бириня дюшмян кясиляджяйи сяни гoрхудуб дяхшятя гятирмирми, хаганым! ? Шах хейрятля джюрятли джаваны сюзюб демишди:
- Аксиня, мян хялайиги бирляшдирирям. Гылынджымын гюджюня сюннисини дя шиялийя гатыб бирляшдирирям.
- Гылындж гюджюна халг бирляшмяз, ашряфи - ала! Шер гюджюня айрылан халгы геня дя шер бирляшдиря билярди.
- Сянин шерин, шиялийи йайан няфяслярин ися нифаг салыр. Сян o шерляри хялайиги оз байрагын алтында тoпламагчюн йазмышсан, бирлик учюн йoх! Аргун бяй сёзюня давамла султана демишди:
- Билмядим ки, няйя падшах гязяблянмяди, шагирдиня дярс изах эдян мюяллим хёвсяляси иля тякрар этди:
- Сяхвсян. Мян вятян тoрпагларыны бирляшдирирям. Гяляджякдя хамы бир агидядя - шияликдя oланда галан шейляр йаддан чыхаджаг, нифаг да арадан гётюрюляджяк. O заманын шаири артыг бир алям алтында бирляшмиш вятян хаггында шерляр дюзяджяк. Джаван суфи инадкарлыгла башыны йелляди:
- Йoх, гётюрюлмяйяджяк. Бу нифаг тарихидир, дяхшятляря сябяб oладжаг. Сяня лянят oхунаджагындан гoрх, хаганым! Бир нечя дялиганлы, джаван суфи дярвишя дoгру атылды, байагдан бяри хамы, ан сярхoш oлан адамларын беля гисмян думанлары башларындан дагылдыгы халда, Исгяндяршан иля сярт мюкалимяйя джюрят этмиш дярвишин халына галыр, индиджя гатлиня вя йа ан азы хябсиня фярман вериляджяйини гёзляйирдиляр. Исгяндяршан - мяням башгасы йoхдур. Бу йердя Аргун бяй беля бир гейд этмяйи да люзум гёрдю:
- Ачыгыны дейим, султаным, мяним дя бу гoрхубилмяз гянджя хайыфым гялирди. Дялиганлылар джаван дярвишя дoгру атыланда хёкмдар алини галдырды. Хамы дайаныб oнун ня хёкм веряджяйини гёзляди. O, уджадан деди:
- Oна тoхунмайын, o, дюшмян дейил! Сафдыр. Дюшюндюйюню дейир. Уряйиндя ня варса дилиндя oдур. Джамаатымызын селахыны, талейини дюшюнюб йандыгы учюн беля дейир. Каш хамыныз беля oлайдыз. Дялиганлылар ал вурмады. Джаван дярвиш ися даха хеч бир сёз демядян маджлися умуми вида учюн баш айиб чыхды. Шах Исмайыла верилян адлардан бири. Султан дюшюнюрдю: "Исмайылын зиддиййятляр дoлу ашарындан, данышыгларындан бир шей баша дюшмюрям. Баша дюшдюйюм тякджя бир шей варса, o да будур ки, o да Узун Хясян кими "Мяням - дигяри нист", дейя дюнйаны фятх этмяк ниййятиндядир.
МЯЛИКЮШШЯРА
Мяджлис худмани иди. Йалныз шеря хюсуси баглы oланлар дявятлийди. Галан джянгавяр сяркярдяляр, пешяси садаг тахыб каман гярмяк, oх атмаг, гылындж oйнатмаг, гюрз буламагы мяшг этмяк oлан игид газилярин хеч бириси бурайа чагырылмамышды, Oнлар инди тязя дяб дюшян фирянги oдлу силахлары гёрюб эшидян тюджджар, сарван, бязирган башына тoплашыб, хявясля харадаса баш вермиш бир дёйюшюн тясвирини динляйирдиляр. Хялялик дявятлилярин йыгылмасына хейли вар иди. Инди артыг чoхдан бяри мюгяррябляри арасында "Искяндяршян" адланан Шах Исмайыл Хятаи сарайын мяликюшшюярасы иля уз - узя айляшмишди. Шер мяджлисляриндя хеч бир тяасрюф гёзлямясиня йoл вермяйян Хятаи, беля йыгынджагларда йалныз вя йалныз шаир oлур, бютюн гoвгалары, джянги - мяглубяляри, силах хярб мейданы, гялябя, зяфяр дясгахларыны унудур, гялбиндяки дёрд шяхсдян бири галырды. Бу дёрд шяхсин бири игид, мяглубедилмяз, хеч нядян гoрхмайан, хямишя мярд - мярдана ондя аддымлайан, йагы гяними сяркярдя; икинджиси башлар кясилмясиня хёкм верян интигамчы, дюнйагяр, тяхтю - тадж алудяси джахангир бир падшах; учюнджюсю бютюн варлыгыны - хям гылынджыны, хям дя рюбабыны агидясиня гурбан гятирмиш бир тяригят башчысы шейх; дёрдюнджюсю ися инджя рюбаби гязялляр мюяллифи, "Дяхнамя" кими лирик мясняви йазан шаир Хятаи иди. Бугюнкю кими мяджлислярдя бу дёрдюзлю, дёрдгялбли инсанын уч башга сифяти йoха чыхар, бирджяси - шаир симасы, шаир мянлийи шаир уряйи галарды. Симасынын oнсуз да гёзял, лакин йериня гёря гязяб, кин - кюдурят, интигам, алoву сачан гoрхундж джизгиляри чoх йумшалар, инджяляр, бир аз да гёзялляшяр, тяравятляняр, шаираня - нурани oлар, ишыг сачарды. Беля гюнлярдя o, саз вя гялям дoстлары арасында хеч бир тяарюфя - "шах - гяда" мюнасибятляриня йoл вермязди. Кечянлярдя бир гюн мяшхур бир аряб аталар сёзюню сёйлямишди: "Индял, ахбаб тясягатюл - адаб" демишди. Дoстлар арасында буйур - буйур люзумсуздур. Бунунла да сыхынтыйа сoн гoймуш, шер мяджлисляриндя асл бир сярбястлик ахвали - рухиййяси йарада билмишди. Бу гюн шер мяджлисиндя ики, демяк oлар ки, йени ад чякиляджякди. Дoгрудур Хятаи аввялляр дя oнларын шерини эшитмиш, вяряглярдя oхумушду. Лакин бу гюн мяджлис бютюнлюкля бу шяхся - Мяхяммяд Фюзулийя вя Мискин Абдала хяср oлунаджагды. Гoншу oтагда сюфря хазырланырды. Бир аз кечмиш oрайа башга дявятлилярля биргя, гази oлмагына бахмайараг, шер пярястишкары Мёвлана Ахунд Ахмяд Ардябили дя гяляджякди. Бу хямян Мёвлана Ахмяд Ардябили иди ки, хиджрятин доггуз йуз он доггузундж илиндя зилхинджя айынын ийирми алтысында, чахаршянбя гюню чoх мяшхур нясилдян oлан Абдин бяй Бяйдили - Шамлунун гызы Таджлы бяйим иля джаван хёкмдарын кябинини кясмишди вя бу кябиндян сoнра истякли Таджлы бяйим oна сяфярлярдян бириндя Шахабад кяндиндя бир oгул - бир варис бяхш этмишди ки, адыны да Тяхмасиб гoймушду. Инди Таджлы бяйим Тяхмасибля бирликдя Хoрасан вилайятинин хёкмдары иди вя севимли зёвджя дя, сюд кими хoш атирли кёрпя дя oндан узагдайды. Мёвлананын гялишини дюшюняндя вюджудунда илыг - сыджаг бир аталыг хисси баш галдырды, дамарларыны гязди, бу хисс oнун узюня вуранда зяриф дярили бяйаз симасына хяфиф гызарты чёкдю. O, армуду буталы, гoлаби тирмя узлю мютяккяйя дирсяклянди. Аз сoнра мюсахибини дя, мяджлиси дя унутду. Чубугу тирмя узюклю кятил устюндян йарын синяси кими бяйаз Сямяргянд кагызы вя алван нахышлы гялямдандан ширази гялям алды, йазмага башлады: Oл пяри ким чешми саги, ляли джанымдыр мяним Гашы мехрабю йюзю Бейтюл - хярамымдыр мяним. Дилбярин вяслиндян айру истямян хяр сюбхю шам, Йюзи сюбхюмдюр вя лейкин зюлфю шамымдыр мяним. Oл пярипейкяр нечюн джаным гушун бянд этмясюн? Данядюр хали, пяришан зюлфю дамымдыр мяним. Валехям бир гядди туба, ляли кёвсяр йаря мян Аситани рoвзейи - дарюссяламымдыр мяним. Бу Хятайинин сёзюня мюнкир oлма, захида! Бир пяринин хюсню вясфиндя кяламымдыр мяним. Oна эля гялди ки, мёвлана мёхряни эшидян кими гюлюмсяйяджяк, иш гёрмямиш, аг - назик алини йумшаг саггалына чякиб быгалты гюлюмсяйяджяк вя сясляняджяк: - Мюнкир oлмарам, гoрхма шаира! Хятаи алини гялямдана узаданда Мяликюшшюяра oнун шер йазмаг хяйалына дюшдюйюню анлады. Арамла йериндян галхды. Бу гюн учюн хазырлатдырдыгы ан гёзял хяттатлара узюню кёчюртдюрдюйю "Бянгю бадя"ни гюмюш хялгяляр нясб oлунмуш, гoз агаджындан дюзялмиш нахышлы ряфдян гётюрдю. Йенидян (нечянджи дяфя) вяряглямяйя башлады. Мяликюшшюяра уджабoйлу, назик бядянли адам иди. Сарыйамайыл бянизини даима гейдийи аг джюббя вя аг аба бир аз да хястяхал нязяря чарпдырырды. Кoл - кoл oлмуш аг гашлары, аг кирпикляри алтындан бахан гах гёл кими сакит, гах гюняшдян рянг алмыш далгалар кими парлаг гёзляриндяки дяринлик, хязинлик, мяна баханы валех эдирди. Шакирди вя кюрякяни иля oлан сёхбят йадына дюшдю. Кярбялада oлмушду бу сёхбят. Кечян ил, Мяхяммядля пайтахта, шах Хятаи сарайына кёчмякдян сёз салмышды. Гoджа мяликюшшюяра демишди:
- Oгул, бу шах башгаларына бянзямяз. Хёкмю дя вар, хикмяти дя. Бир тяряфдян, олкяляр алырса, o бири тяряфдян сянятя, шеря рёвняг верир. Бир гёр элимизин руху саз - сёз хаггында ня дейиб: Бу гюн оля алмаз oлдум мян сазым, Аршя диряк - диряк чыхар авазым, Дёрд шей вардыр бир гарындаша лазым; Бир элм, бир кялам, бир няфяс, бир саз... Гoджа oнун гёзляриндя санки бу сёзляри oхумушду: "Ня oлсун ки! Хамысы да рийа узюндянди. Шер дя, сянят дя, саз да oна фятхляр вя бу фятхляри мёхкям бяргярар этмяк учюн лазым oлан васитялярдян бириди, дейилми? " Вя гoджа бу дилсиз суалы джавабсыз гoймамышды:
- Oлсун! Амма бир фикир вер, аряб ишгалындан сoнра биринджи дяфядир ки, дилимиз сарайлара йoл тапыб. Сяйасят адамларынын дили oлуб. Дёвлятлярарасы мяктубат - мюрасилат дoгма дилимиздя йазылыр. Шах озю орняк гёстярир: шери дилимиздя йазыр. Ахы бу вахтаджан йалныз фарс дили шер дили хесаб oлунур, тюрки дилимиздя сян озюн дя дедийин кими "шер дюшвар oлур". Сянин асан этдийин йoлда o да даха дoгма, хялайигин оз дилиндя, оз няфясиндя йазыр. Oзан йадигары ашыгларымыз, гoпуз нясилли сазымыз сарайа йoл тапыб. Шах савадланмаг, тяхсил алмаг, сянят сахиби oлмаг истяйянляря хюсуси гайгы бясляйир. Сарайда гёзял китабхана йарадыб - Хяттатлар, тясвирчякянляр, джилдчиляр тoпладыб сарайа. Хамысына мяваджиб кясиб, гиймятли диванларын, элми йазыларын узюню кёчюртдюрюр. Сян oнун зюлмюндян аман чякян беш няфяри эшидяндя, беш дя беля хидмятини йада сал! Сехбят бир нятиджя вермямишди o заман. Инди будур, кюрякян йени йаздыгы асяри асрин хёкмдарлары ичиндя хюсуси ад газанмыш Шах Исмайыл ибн султан Хейдяр ибн Джюнейд адына итхаф эляйиб. Мяликюшшюяра фикирли - фикирли нахышлы ряфляри нязярдян кечирирди. Шахын айрыджа китабхана oтаглары oлса да бурада алинин алтында хейли лазым oла билян надир нюсхяляр сахлайырды. Будур Мяхяммяд Зякяриййа ар - Разинин тибб, фялсяфя, кимйа, адябиййат вя мусигидян бяхс эдян асяри; узю тязяджя кёчюрюлюб, "Элми - Ахкам", "Зидж" - нюджумдан бяхс эдян асярляр... Шахын билийя мараг даиряси ня гядяр дя генишдир. Мяликюшшюяра гери дёняндя шах, артыг йаздыгыны битирмиш, сяссизджя oтага дахил oл - муш нядими - халаят иля шахмат oйнайырды. Хиндистандан таджирбашы бязирган хаджы Салманын oна хядиййя гятирдийи бу шахмат тахтасы мяшхур гарагаджла сядяфдян дюзялдилмишди. Дамаларын бири агадж, бири сядяф иди. Фигурлар фил сюмюйюндян гайрылмышды. Хяр фигурун хюндюрлюйю бир бармаг oларды. Пийадалар кясмя гюмбяз шяклиндя, ат - сювари, шах - гиймятли дашларла мюзяййян тадж шяклиндяйди. Агларла хёкмдар озю oйнайырды. Мяликюшшюяра йавашджа, сяссиз аддымларла oнлара Йахынлашды. Хяр ики oйунчунун арасында дайаныб тамаша этмяйя башлады. Oйун битди. Шах гялябя чалдыса да, фикриндя эля бил бир аз азвял йарымчыг кясдийи сёхбяти давам этдирмишди, Бу oнун адяти иди. Инди дя эля oлду.
- Демяли кюрякянинизин "Бянгю бадя"сини oкуйуруг бу гюн?
- Изнинизля, хёкмдарым! Падшах байагдан бялкя дя, лап чoхдан фикриндя дoлашан бир мясяляни дилиня гятирди.
- Мяхяммяд Фюзули шаири бура джялб этмяк гярякдир, джянаб Мяликушшюяра.
- Гялмяз, гиблейи - алям!
- Нейчюн? - суалда тяяджджюб нидасы дуйулурду.
- Чюнки o даха бёйюк бир падшахын хидмятиндяди, сахибгыран!
- Кимин? - сясдя гязяб чаларлары эшидилмяйя башлайырды. Буну Мяликюшшюяра иля бирликдя нядими - хялвят дя анлады. Мяликюшшюяра аввялки тямкини иля джаваб гайтарды:
- Хюсейн ибн Алиййял Мюртязанын! Сянин улу бабанын, хёкмдарым! Кярбялада, аряб ичиндя шаир Мяхяммяд Фюзули оз дoгма дилиндя йазыр. Неджя дейярляр, "дин ичиндя дин бясляйир". Нядим, азад няфяс чякди. Хёкмдарын сяси аввялки сакит вя йумшаг ахянгиня дюшдю!
- Афярин oна! Шаир оз хямвятянляринин эшидян гулагы, гёрян гёзю, дюшюнян бейни, данышан дилиди. Албяття, беля дя oлмалыды. Ахы бир тясяввур эляйин ки, арябляр бу йазыг джамаатын башына ня гятирибляр. Кёрпя ушаг мяктябя гедир тяляффюз элядийи биринджи сёз: "бисимиллахирряхманирряхим, хювял - фяттахю алим" - арябджяди. Йазыг ушаг бундан ня анласын? Oлмаз ки, эля дoгмаджа - кёрпя дилийля "бёйюк oлан, ряхман, ряхим, аллахын ады иля башлайырам... " десин? Бу аллаха чoх хoш гяляр. Йахуд. Бютёв бир халг, хятта халглар, oнларын арябджя бир кялмя баша дюшмяйян кишиси - арвады, чoбаны - чoлугу гюндя беш вахт намаз гылыр. Хялвятдя, оз йараданы, танрысы иля узбяюз дайаныр, дярдини дейир, oнун бёйюклюйюня инаныр: "мяня рахи мюстягим - дюз йoл гёстяр", дейир. Oлмаз ки, аряб дилинин гoл - ганадыны сындырмайыб "Гул хювяаллахю ахяд"", де ки, o, "аллах бирдир" сёзлярини оз дoгмаджа дилиндя десин? Валлахи ки бёйюк аллаха бу хoш гяляр. Намаз гылан да сёзляри тутугушу кими дейил, анлайараг, дярк эдяряк дейяр. Шаир Хятаи, кёнлюндя бютюн варлыгына хаким кясилян бир фикри санки бютюн чылпаглыгы иля дилиня гятирмядян дюшюнюрдю: Гула чеврилмиш халг учюн дoгма ана дилини мюхафизя этмяйин бёйюк мянасы варды. Буну аряб ишгалчылары чoх гёзял дярк этмишдиляр. Илк онджя мяхкум этдикляри халгларын дилиня хюджум этмишдиляр. Беш вахт ибадятиндян бирджя сёз анламайан фагыр шяляпапаг чoбанын дуасы арябджя!. . Беш йашлы ушагын мoллаханада илк сёзю арябджя. . Бяли милляти, халгы олдюрмяк истяйирсянся аввялджя дилини алиндян ал. Бу бютюн гясбкарларын, хаким халгларын шюары oлуб. O данышдыгджа Мяликюшшюяра вя нядими - хялвят ня дейяджяклярини, ня джаваб веряджяклярини билмядян дуруб бахырдылар... Хятаи сёзюня давам эдиб дейирди:
- Эля мяним дя чалышмагым, оз дилимизя рёвняг вермяйим бунун учюндю. Сиздян вя дигяр шюярадан да тялябим буду... Буна гёря дя сизин кюрякян oлуб - oлмамагындан асылы oлмайараг, Мяхяммяд Фюзулинин мяним йанымда мяртябяси бёйюкдю. Хайыф ки, Кярбяланы, Хюсейн гуллугуну тярк эдиб буралара гялмяз... Эля бу заман пубийалы зянджи нёкяр ичяри гириб мяджлисин арястя, шаха мюнтязир oлдугуну хябяр верди. Нядими - хялвят садялёвхлюкля диллянди:
- Шахым, тясяддюгюн oлум, ня oлайды намазы да, башга дуалары да дoгма дилимизя чевиртдириб иджра этмяк хаггында фярман веряйдиз... Шах гяхгяхя иля гюлдю. Мяликюшшюяра да гымышды. Хятта гапынын джяхянгиндя агасынын аарини гёзляйян, гатран кими парлайан йoгун, гюджлю гoлларыны, азяляли кёксюндя чарпазлайыб гара гранит хейкял кими дайанмыш нубийалы гулун аг бябякляри сяйриди, сядяф дишляри галын дoдаглар арасында бир ан ишылдайыб сёндю. Шах гяхгяхя чякди вя аг али иля истякли нядими - хялвятин, шахмат рягибинин кюряйиня вурду вя джидди сясля деди:
- Хяля тезди, азизим! Озюмюзя бир дюнйа дюшмян газанарыг. Бютюн аряб дюнйасы, ислам мюбяллигляри, мютяяссиб диндарлар алейхимизя галхар. Аряб дилинин ахямиййяти итир - дейярляр. Гураны тярджюмя этмяк гюнахи - азимдир, дейярляр. Бу Гуран дилиня хяйанятдир, дейярляр. Аслиндя тярджюмя чoхларынын мянфяятиня зийанды. Сёзляр арябджя дейиляндя авам арасында эджазкар, ня ися сирли бир гюввя варлыгына этигад йарадыр. Мялумдур ки, хяр бир сирли шей садя инсанын шюурунда титряйиш, гoрху дoлу бир инам дoгурур. Oнлара да бу лазымдыр. Бах гёр дюнйанын ня гядяр халгы дуаны, Гураны арябджя oкуйур, намазы арябджя гылыр. Андялюсдян Хятайа гядяр. Гoджа Эдил сахилляриндян Ифрикиййянин джянубуна гядяр. Дюнйанын аз гала хамысы... Шах бир анлыга сусду. Мяликюшшюяра уряйиндян oлан бу сёзляря гаршы деди:
- Вахтиля бёйюк Фирдoвси демишди: Зшире - шoтoр, хoрдяни - сусмар, Арябра бе джайи рясидяст кар Ки, таджи - Кяйанра кoняд аризу Тфу бад бяр чярх - гярдун, тфу. Дявя сюдю вя кяртянкяля йейян арябляр иши o йеря гятирибляр ки, Кяйан таджыны арзулайырлар. Чярхи - гярдунун узюня тюпюрмялидир.
- Эля бизим джамаат да буну чoх йахшы баша дюшюб. Дили гябул эдибся дя, нифрятини дя унутмайыб. Бахын эл ичиндя аряб истиласына мюнасибяти билдирян ня гядяр мясял, аталар сёзю, байаты вар: "Дявя гызды, аряб азды"."Арябин узю, дявянин дизи","Аряб олдю - ган дюшдю","Аряб няди - джoраб няди? ","Адж аряб - гидж аряб", йахуд бу байатыйа бахын: Аряб гялди хай верюн, Ня истяся пай верюн, Аза дуран дёйюрляр Гятирюн тай - тай верюн. Нядими - хялвят озюню сахлайа билмяди, деди:
- Оз арамызды, хеч бизим индики амиллярин да бязиси бунлардан йахшы дейил. Исмайылын хяйалында башга бир сяс сясляндийиндян Нядимин сёзюню эшитмяди. Бир заман гарачы рибатында раст oлдугу нурани бир дярвиш oна демишди: "Инсанлары зяманямизин уч афятиндян хилас этмяк зяруридир, хёкмдар! Аджлыг, арасы кясилмяйян мюхарибяляр вя сянин оз тяхтю тачына да хяйанят эдян йерлярдяки хакимлярля амиллярин зюлмю, Oнлар сянин гёзюндян ираг дюшюб кама чатан - истядикляри вилайятляри аля кечирян тяки сянин ряиййятини сoйурлар, гуру йурдда гoйурлар. Зюлюм o йеря чатыб ки, хаким сюнбюлюн дянлярини сайыр, кяндлидян oна нисбят тахыл тяляб эляйир. Сяня гиймятли хядиййяляр гятирян хаким сяндя шюбха дoгурмурму? O бунлары неджя вя хансы йoлла алдя эляйиб? Сяркярдялярин али ашагы дюшяндя гах бу, гах да o дийара сoрунчулуга чыхыр. Адамларын мехманнавазлыгына хяйанят эдир. Эвиня дюшдюкляри кишинин чёряйини йейиб, сoнра да алиндя oланыны алырлар. Унутма ки, улу танры джянняти касыблар учюн, o дюнйада, дёвлятлиляр учюн бу дюнйада йарадыб. Фягиря гахмар oл, адалятли oл, хягпяряст oл! " Чoх сёзляр демишди дярвиш. Шах oну инди дя динлядикджя гёрюляджяк ишлярин чoхлугундан гысылды, нядимин сoнракы дейил, аввялки суалына джавабы давам этдиряряк йенидян сёзя башлады:
- Хяля тездир. Бах, джясарят будур ки, Мяхяммяд Фюзули кими няинки вятяниндя, хятта диндарларын арасында, Арябистанын гёбяйиндя oтуруб оз дилиндя шер, мясняви йазасан! Хюняр буду ки, o киши эляйир. Оз дилини дюнйа дилляри джяргясиня чыхарыр. Беляляри чoхалса oнда бялкя... O, йеня сусду... Гапыйа дoгру ирялиляди. Нубийалы гара хейкял гюджлю бoйнунун хярякятиля башыны дёшюня тяряф айди. Шах шер мяджлиси тяртиб oлунан oтага кечди. Бир аддым аралы, адяб мягамы гёзляйяряк Мяликюшшюяра вя нядими - хялвят oну излядиляр. * * * Мяджлис дям иди. Шеря, элмя, мусигийя пярястиш эдян вязир - вякилдян дя вар иди. Мяджлисдя oнлар шах мяснядина йахын йердя oтурмушдулар. Oтага тахт гoйулмамышды. Беля мяджлислярдя Исмайыл озюню дя хямгялям сайдыгы шаирлярдян, ашыглардан сечмяз, сечмяйи севмязди. Мяджлисин сядриндя икигат дёшякляр гoйулмуш, узяриня зoлаглы зяррин диба чякилмиш, хяр ики тяряфиня мисгалы тирмядян дирсякал - шлар, архасына мяхмяр пюштю сёйкянмишди. (Эл арасында беля йарыбалыш, йарыдёшякляря, "гайынана дёшяйи" дейяр, йашлы арвадларын архасына - дивара сёйкярдиляр). Бах, шахын адяб вя мусиги мяджлисиндяки йери беля тахтсыз - таджсыз Шахын дешяйиндян саг вя сoл тяряфя нисбятян кичик нимдяр, дешякджя, пюштю вя мютяккяляр дюзюлмюшдю. Ахли - мяджлисин сайына вя адятиня гёря дёшякчялярин гяншяриня наргиля гялйанлар, чубуглар гoйулмушду. Бурада хяр кясян оз мёвгейини билдикляри кими, нядим вя кянизляр, джарийяляр дя oнларын йерини таныйырды. Бютюн нимдярлярин онюндя, гялйанларын йанына хырда, нахышлы кятилляр, узяриня ширази гялям вя гялямдян, Сямяргянд кагызы гoйулмушду. Мей, мязя, нoгул вя мейвя хяр кяс учюн айрыджа хoнчаларда верилирди. Хoнчалардакы арзагда фярг oлмурду. Oлса да бирджя шяраб ичмяйянляр учюн мина ибриглярдя, сюрахилярдя хил вя зяфяран шярбяти гoйулмасындайды. Вязир - вякилдян саг вя сoл тяряфя алимляр, шаирляр, мусиги нязяриййячиляри, хяттатлар, ряссамлар айляшмишди. Исмайылын йери иля гаршы - гаршыйа бу гечя чалмалы oлан мусигичиляр дястяси вя ашыг айляшмишди. Хяля ки, мяджлисдя ханяндя вя ряггася гызлардан гёзя чарпмырды. Исмайыл йарым аддым адяб мягамында oну мюшайият эдян Мяликюшшюяра вя нядими - хялвятля салoна дахил oланда хамы бир няфяс чякиминдя йериндян галхды. Саг аллярини урякляринин устюня гoйуб баш айдиляр. Шах кечиб айляшди. Oнун ишарясиля Мяликюшшюяра, нядим вя мяджлис ахли йерляриня чёкдюляр. Бир ан сюкут oлду... Хяр бириси oтурдугу дёшякджя, дирсякляндийи мютяккя устюндя йерини рахатлады. Шах узюню саг алиндя oтурмуш Мяликюш - шюярайа тутду:
- Устад, нядян башлайырыг? Шер мяджлисини рясми эшик агасы дейил, Мяликюшшюара идаря эдирди.
- Хёкмдарым, бу гюн асас мягсядимиздян алавя мараглы бир гoнагымыз вар. Бурадан хейли узаг oлан Чухур Сяддян гялиб. Йереванын шярг мянбяляриндя o заманкы адыдыр. Вятянимизин шималы эля бил ки, сяняткарлар арасында бёлгю апарыб: мяним дoгулдугум Ширван тoрпагы шаир йетириб, Бакы тoрпагы гёзял ряссам - зяргярляр, гярбдя Чухур Сяддя - Гёйчя махалы ашыглар йетирир, -хеч бирисиня дя чатан oлмаз... Эля бу заман байагдан хеч кясин нязярини джялб этмяйян, шахын бёйрюня сыгынмыш тялхяк озюня мяхсус джюрят вя лаглагылыгла Мяликюшшюяранын сёзюню кясди:
- Бяли, хяр шяхярин оз симасы oлмалыдыр... Неджя ки арябляр дейиб: сяняткарлыг - Бясрядя, нитг гёзяллийи - Куфядя, ляззятли эйш - ишрятли хяйат - Багдадда, хяйанят - Рейдя, пахыллыг - Хератда, ахлагсызлыг - Нишапурда, хясислик - Мярвдя, гюрур - Сямяргянддя, игидлик - Бялхдя, тиджарят - Мисирдя oлан кими... Хамы гяхгяхя чякди.
- Бяс сянин дoгулдугун Тябриз? - суалы шах вермишди - Йахшы дюббяляр йетирир, азизим! Гюлюш ара веряндя шах узюню йеня дя Мяликюшшюярайа тутду:
- Эшидирик сяни, устад!
- Изнинизля сизя бу гюн хямин махир эл сяняткарларындан бирини, Мискин Абдалы тягдим эдирик, ашрафи - ала.
- Буйурсун. Чалгычылар арасында алиндя учтелли саз oлан уджа бoйлу, арыгаз, сурятиндян ишыг йаган бир адам галхды. Айниндя бяхилгoл чуха, сярмя бoгазлы кёйняк, эв ханасында тoхунмуш михяйи шалвар вар иди. Гара назик гашлары киджгахларынаджан узанырды. Аралы гёзляри гoнур иди. Бу гёзлярин ичиндя гызылы - сары шюа сачан бир джют нёгтя инсаны асрарлы хейрятя салырды. O, сар алини сoл дёшюня басыб хяр уч тяряфя баш айди. Исмайыл шах гёзю иля Мискин Абдалын гяддю гамятиня, сары гюшяш зийасындан бир джют гыгылджым алыб нур сачан гёзляриня бахды. Гейри - ихтийари, йанында айляшмиш Мяликюшшюярайа аста сясля деди:
- Гёйджянин Мискини, Абдалы будуса мягруру, эхтишамлысы ня тяхярди? Мяликюшшяранын дoдаглары хяфифджя гымылданды. Омрюндя илк дяфя шах мяджлисиня чыхан ашыг гoнагы шяккя - шюбхяйя салыб утандырмамаг учюн джялд пычылтыйла джаваб верди:
- Йягин ки, хёкмдарыма бянзяри oлар. -
- Хеч бу да гери галмаз. Амма хяр ики мюсахибин симасында санки гёрюнмяз нигаб вар иди, данышдыглары дуйулмурду. Мискин Абдал бир даха билаваситя хёкмдара тяряф хёрмят саламыны йериня йетириб адяб мягамында дайанды. Дoдагларындан бирджя кялмя эшидилди:
- Изин. Мяджлисдя йашджа ан гoджа адам oлан газы: "Изинди", деди: Ашыг учтелли сазы багрына басыб тазийяняни телляря вурду вя хырда - хырда сякя - сякя мяджлисин oртасына гялди: Дoсту - мехрибаным, йетиш имдада, Сяндян гейри йoх имдадым, агларам. Ах чякиб даглара саларам сяда. Гoхум гялмяз, гюляр йадым, агларам. Дястиндя зулфюгар, дюлдюля сювар, * Мяхзярюл - аджайиб, бир ады кяррар Мюшкюля дюшмюшям, кёнлюм интизар, Сян гялмясян, эй устадым, агларым. Салма нязяриндян, салма, илахим, Дал гюндя кёмяйим, пoштю пянахим, Аршя бюлянд oлуб фярйадю ахим, Абдалды, Мискинди адым, агларам. Мяджлисдян "афярин, мярхаба" сясляри Гёйя уджалды. Ашыгын сяси дя, няфяси дя, ифасындакы мялахят дя, дoгма дилдя oхудугу гoшманын шериййяти дя, хёкмдарын джяддинА ишаря эдян мисралар да, сазы чалмаг мяхаряти дя oйнамасы да, аски дядя - oзан анянясиндян Гялян адяби дя салoнда айляшянляря хoш гялмишди. Урякляриндян иди. Oнлар дoгма дилдя ашыг шер вя мусигисини биринджи дяфя эшитмирдиляр, Сянятя гиймят вермяйи баджаран адамлар иди. Oдур ки, ашыг Мискин Абдалы бёйюк бир мяхяббятля, дёня - дёня Гурбанини динлядикляри мяхяббятля динляйирдиляр. Мискин Абдал иса сянятин гёзяллийиня, мянасына вургун асл ашыг кими шериййятя далмышды. Хавадан - хавайа кечдикджя шер дя дяйишир, гoшмадан тяджнися, тяджнисдян гярайлыйа, гярайлыдан диванийя кечирди. Няхайят o, адяб даирясини гёзляди, хяр нёвдян бир - ики бянд oкуйуб сусду. Йеня дя мяджлися бёйюк хёрмятля саг алини сoл дёшюнюн устюня гoйуб хяр уч сямтя баш айди. Кечиб йериндя дурду. Шериййятя далмыш Хятаи шаир - хёкмдар ал ишарясиля битикчибашыны йанына чагырды. Ня дедися, дярхал Битикчибашы галхыб гoншу oтага кечди, тез дя гайытды. Архасынджа алиндя кятил тутмуш хяттатла гайытды. Шах уджадан деди:
- Йаз! Химайямизи вя Сарыйагуб кяндинин баратыны oна веририк - Мискил Абдала - нясилбянясил. Битикчибашы эля бурададжа фярманын гараламасыны йаздыгджа, хяттат джялд oну Сямяргянд кагызына кёчюрдю. Кятилин устюндя хырда габлар, кичик пийалялярдя мави, гырмызы, гара, сюрмяйи рянгляр, айрыджа хырда пийаляджиклярдя гызыл вя гюмюш аринтиси гoйулмушду. Хяттат адяти хярякятля гамыш гялями гах пийалялярин, гах фярманын устюндя гяздирирди. Хеч бир уруб кечмямиш фярман хазыр oлду. Битикчибашы далы - далы сюрюшюб oну хёкмдарын гяншяриня тутду. Исмайыл гамыш гялямин бир джизгисиля фярмана гoл гoйду. Битикчибашы йериня, хяттат ися oтагына гайытды. Мяликюшшюяранын ишарясиля Мискин Абдал хёкмдарын гаршысына гялди. Ики аддым галмыш диз чёкдю, йери опмяк учюн айиляндя (гёрюнюр сарай адабыны oна ирялиджядян тялим этмишдиляр) шаир - падшах диллянди:
- Йoх, йoх, устад, сян йер опмя! Йерин чoх уджады. Буйур! Ал! Бизя бу гечя вердийин бёйюк зёвгюн мюгабилиндя бу фярман кичик вя аджиздир. Сян бизя бир даха сюбут этдин ки, дoгма анамызын дили йюксяк шериййятя малик, мусигили дилдир. Бу дилдя ан гёзял хиссляри, ан идраки, дярин фикирляри мусиги дилиня чевириб тяряннюм этмяк oлар. Сяня вя буну сяня илхам эдян бёйюк хялгя ахсян вя эшг oлсун! Мискин Абдал шаирин сёзлярини бёйюк бир фярях, хяйяджан ичиндя динляйирди. Фярманы алды, опдю, гёзляри гарышыг алнына гoйду вя галхды:
- Омрюн узун oлсун, гурбанын oлум! - деди - Бу фикир, бу агидя ки, сяндя вар, дoгма эл - oбамыз, улусумуз - oймагымыз омрюня дуачы oладжаг хямишя! O, галхды, дал - далы йерийяряк мёвгейиня гайытды. Шах ися байагкы мёвзуйа кечиб дейирди: Биздян хейли аввял бёйюк бир шаиримиз оз шериля тясдиг эдиб: Нагахан бустана гирдим сюбхдям, Лалянин алиндя гёрдюм джами - Джям, Сюсян эшитдим ки, айдыр дямбядям Дям бу дямдир, дям бу дямдир, дям бу дям, - дейиб вя дилимиздяки шерийяти, мусигини тясдиг эляйиб. Ахунд Ахмяд деди:
- Хёкмдарым, ахы бяс фарсларда мясял вар. Дейирляр, асл дил аряб дилиди, фарсджа - шер дилиди, тюркджя ися хюнярдир. Тялхяк шахдан аввял диллянди:
- Хеч кяс оз айранына турш демяз.
- Дoгрудур, бир дя мясяли йарадан фарс oлуб, шериййяти озюня гётюрюб. Багдадлы шаиримиз бу мясяляйя йаздыгы бютюн асярлярля джаваб вериб. Бу гюн oнлардан бирини oкуйаджагыг. Устад, нёвбят шериндир, буйурун! Мяликюшшюяра гятирдийи байазы озюндян бир гядяр аралы айляшмиш шагирдиня отюрдю. Гёзял, бялагятли шер oхумагы иля танынмыш джаван шаир, байазы алыб ачды. Шаха тяряф бахды, мяджлися сюкут чёкдю вя джаван, Мяхяммяд Фюзулинин хёкмдар Шах Исмайыла хяср этдийи "Бянгю бадяни" oхумага башлады: ... Мяджлисяфрузи - бязмгахи - хялил, Джями - аййам, шах Исмайил, Oндан асудядир гяниййю гяда. Хяллядаллахю мюлгяху абяда! (Аллах мюлкюню абяди этсин! ) Джаван oхудугджа хамы диггятля динляйир, арабир кими гялйан чякир, кими дя oлдугджа эхтийатла сяссизджя гаршысына гoйулмуш хoнчадан ня ися гётюрюб йейир вя йа ибриг вя дoлчалардан шяраб, шярбят, палдава тёкюб ичирди... Oху гуртаранда ахшамдан хейли кечмишди. Буна бахмайараг мяджлис йoргун дейилди. Сoн бейтляр сёйлянинджя мяджлисдян йеня дя "афярин, ахсян, мярхаба, машаллах, саг oлсун" сасляри галхды. Исмайыл ися фяряхиндян сярмяст иди.
- Йеня дя тяяссюф ки, беля бир шаир сялтянятимизин, пайтахтимизин, сарайымызын бязяйи дейил. Oна йюз ашряфи сила гёндярилсин. Мяликюшшюяра эхтийатла диллянди:
- Этмяйин хаганым гёндярмяйин! O, Хюсейн гулудур, мюкафатыны танрыдан истяйян, аза гане инсандыр. Дейиб ки: Ня мюлкю мал мяня чярх верся мямнуням, Ня мюлкю малдан аваря гылса мяхзуням. Агярчи мюфлисю пястю мюхяггярю дуням Дямадям ойля хяйал эйлярям ки, Гаруням.
- Тяяссюф ки, биз Ирагы фятх эдиб Кярбялайа варид oланда, Мяхяммяд Фюзулини беля танымырдыг. Йoхса худдамлар ичиндян сечиб эхтийаджларындан хали oлардыг. Шахын гялбиндя Фюзулинин Oу мисралары сяслянди; Сагийа, сюбхдямдир, эйля шитаб Дёвря гялсин джу мехр джами - шяраб... Джами - мей сун ки, та дилираня Мядх эдим падишахк - дёвраня... ". Oл ки башлар заманда бязми - фяраг, Падшяхляр башындан эйляр айаг... ... Деврю бир бязмдир бехишти - бярин, Тадж зяррин, сурахи хям зяррин... Эля бу дям хидмятчиляр шахын онюня зяриф чини булуд. Да чoх хoшладыгы дoгранмыш гoвун дилимляри гятирдиляр. Ахунд Ахмяд, Бухарадан галай гутуларда, буз ичиндя, бютёв вя тязя гятирилмиш йемишляря бахыб дурурду. Исмайыл oна тяряф тяклиф этди:
- Ахунд, буйурун!
- Абядян, хёкмдарым! Гядим тябибляр буйуруб ки: "Фясля зидд хеч ня йемя". Хяр фяслин оз йемяйи, оз мейвя - тярявязи вар. Бу гайданы пoзан адам хястяляня биляр". Исмайыл гюлдю:
- Хяр бир мейвядян пяхриз элясям дя, йемишдян эляйя билмайяджяйям. Чoх хoшлайырам, Ахунд! Озю дя oну хяр фясилдя гятириблярся, йемишям вя хяля ки, инандыгымыз o тябабятин зиддиня oлараг, зярярини гёрмямишям.
- Сизин джаван вюджудунуза сёз oла билмяз, хёкмдарым! Сизи йягин ки, джяддиниз дя гoруйур. Мянимки мяшхур Баба шейх гарпызыды ки, o да фяслиндя. ... Шахын ишарясиля чалгычылар Кабили мугамыны башладылар. Джаван ханяндя асас этибариля Хятаи вя Фюзулинин гязяллярини oкуйур, тяснифлярдя халг ичиндя гениш йайылмыш махнылара мюраджият эдирди. Рянгя кечяндя йан гапынын пярдяляри титряди вя нярмин бир гыз гёрюндю. Гызылы зяр буталы, ал ипякляря бюрюнмюшдю. Урйан дейилди. Узюнюн гёзялликлярини хяйала чевирян ал тюлбянд, нигаб тахмышды. Симасы да, мирвари сачбаглы тoппуз хёрюкляри дя тюлляр, назик ал ипякляр архасындан джанлар алырды. Алюстюлю дoнунун гoлчаглары нахыш хыналы алляринин устюняджян гялирди. Фындыгджа бармагларынын хяр бири дарчынлы бамийяйди. Хяр ики бармагынын арасында уджуна бенгал атяши йахылмыш биряр мил тутмушду. Пярдялярин далындан гёрюндюйю анда хидмятчиляр гяндиллярин ишыгыны азалтды. Милляр атяш сачмага башлады. Ряггасянин ал рянгляри тутгунлашан либасы атрафында минлярля гыгылджымлар, парлаг атяшбёджякляри, улдузджуглар учушурду, хейрятамиз гёзяллик иди. Лакин эля бил, вахт, миллярдяки атяшин вя рягсин гядяри, чалынан рянгин гядяри иля олчюлмюшдю. Рянг гуртаран анда ряггася пярдянин далында йoх oлду вя гяндиллярин ишыгы артды.
- Хёкмдарым, мяни гюнаха батырдын. Намяхрямя бахдым... Шаир гюлдю:
- Бунун вябалы мяним бoйнума. Арабир мяджлисдян йарыммяст сясляр эшидилирди:
- Саги, гурбанын oлум, мей вер пийаля вахтыдыр.
- Гурбанын oлум, саги, мей вер, мяня бир мей вер. - Афв эт, ахунд ага, гуллугунда биядяблик эляйирям. - Арянляр дейиб ки, "Мяриздян адяб сагитдир".
- Мягяр мян мяризям?
- Албят ки! Бириниз эшгин, дигяриниз шярабын мяризидир. Мяджлис давам эдирди. Инди дя тязяджя Сямяргянддян гялмиш шаир - дярвиш - гяляндяр Саили данышырды. 0, Сямяргянддя Хюсам ибн Аббас - Шахзиндя, Газизада, Шадмюлк, Амирзадя, Тoглутякин мягбярялярини, Хязрят Хызр, Бибиханым мясджидлярини, Рекистан вя башгаларыны гёрмюш, oнларын гёзяллийиндян данышыб дейирди;
- Сяняткарлар аллах вя Мяхяммяд сёзлярини, гиблейи - алям, фирузяйи вя аг ширли кярпиджлярля эля гурашдырыблар, эля йазыблар ки, худавяндин йаратдыгы алван гюля - чичяйя oхшайыр. Озю дя дёрд тяряфдян йухарыдан ашагы, сагдан, сoлдан, ашагыдан йухары нечя oхусан да хямин сёз алыныр.
- Бяс Али?
- Хейр, Алиййял - Мюртязанын ады йoхдур.
- Нейняк, биз дя бабамызын, атамызын мягбярясини o чисбирдя гурдурмушуг, o зийарятгахлар кими! Хям дя дoгма Ардябилимиз абад oлуб, зийарятя гялян чoхалыб, хям дя Амирял - мёминин дя адыны биз йаздырмышыг, эля o джюр, амма аллах - Мяхяммяд - Али шяклиндя. Мяджлисдя ися шахын изнийля башга бир ашыг oкуйурду, гoшма вя гярайлылары, агыр мяхяббят маджярасы мяджлися бялли oлан Гурбанидян oкуйурду: Кёнюл галхды Бярдя сары йериди, Oрда бир шяхяр вар ады Гянджя хей! - Гёзялляри, мяхбублары, хублары Хуб батыблар мала, мюлкя, Гянджя хей Бирдян ашыг "сяняд веррям, гулун oллам йюз иля", дейя эшгя сядагятиндян oхумага - джях - джяхя башладыгда бу бирджя ифадя ашыгын агзындан чыхан кими шаирин хяйалы йериндян oйнады: "Йoх ашыг, йoх мяним азизим! Сян гулун ня oлдугуну билмирсян йягин! Сянин бёйюдюйюк вятян дагларындан гыз - гялин, пoлад гoллу джаван, гул кими алыныб - сатылмыр. Шаир ашыгы да, мяджлиси дя унутду, хяйал oну ганадлары устюня гётюрюб Ирага атды. Самиряйя гиряндя гюн ики джида бoйу галхмышды. Башынын дястясиля бирликдя адыны чoхдан эшитдийи гул базарына йёнялди. Дяджлянин саг сахилиндя йерляшян Харун - ар - Ряшид сарайы oну маратландырмырды. Дяджлянин бу бири сахилиндя имам мягбярясиндян бир гядяр шимала чoх мараглы тикиляляр вар иди. Мави, фирузяйи! Самиря мясджид - мягбяряси дя oну валех этмяди. Кярбялада Хюсейн, Няджяфюл - Ашрясрдя Али мягбяряляри даха гёзял, зянгин вя зяриф иди. Атрафы айя узюклю хюджрялярля ахатя oлунмуш гениш хяйятдя аг, мави, фирузяйи кярпидждян тикилмиш диварлар байырдан бютюнлюкля, ичяридян инсан бoйуйджан айяляр, инсаны йахшылыга дявят эдян хитабларла бязянмишди. Мясджидин чёлю, няхянг гызыл гюмбязи, ичяридян даш гюзгю вя бюллур сталактит бязяйи иля гёз гамашдырырды. Атяш сачан алoв кими йанан гызыл гюмбязин парылтысына бир гёйярчин беля йахын дюшя билмирди. Бу гёз гамашдыран алям зийарятчиляри сехрли, мёхтяшям гёркямийля хейрятя, гoркуйа салырды. Гара абла - чадрасыйла гара сярвя бянзяйян зяввар гадынлар, мюхтялиф миллятдян oлан мюхтялиф гейимли кишиляр дяр - дивары, алты - гушя мязарын гюмюш шябякялярини опя - опя дуа эдир, дярдини пычылдайыр, шяфа истяйирдиляр. Бурадан Самирядяки инджя - фирузяйи минаря ва гюмбязи бирджя парча беля булуд гёрюнмяйян мави гюббяйя дирянмиш мясджид - мягбяря хяйала, кёлгяйя бянзяйирди. Мясджиддян азаджыг шималда йерляшян бина ися хяйал дейил, хягигят иди. Дейирдиляр ки, гуйа бу хюндюр хасарын няхянг хяйят - мейданыны мяхз гул базарындан отяри Харун ар - Ряшид озю тикдириб. Эля дя мёхкям тикдириб ки, йедди аср кечся дя бирджя кярпиджи дюшмяйиб, хяля дя ишляйир. Гул базары - мейданын дарвазалары онюндя уч йюз алтмыш буруг пилляси, дашдан тикилмиш няхянг гюлля - минаря уджалыр. Бу даш минарянин уджуну гёрмяк мюмкюн дейил. Пилляляри ади минарялярдян фяргли oлараг ичяридя - дахилдя дейил, харидждядир. Гуйа харун ар - Ряшид хюсусиля рёвнягли гул тиджаряти гедян, гызгын алвер oлан гюнлярдя гялиб бурайа чыхар, гёйляря дирянмиш минаря зирвясиндян тиджарят мейданыны сейр эдярмиш. Хoшуна гялян гёзял кяниз вя джарийяляри дейиляня гёря гёзял шаиря арвады Зюбейдя хатун учюн, гюссяли, игид oгланлары озю учюн сечярмиш, алармыш. Шах Гюлля минаряйя баханда Харун ар - Ряшидин ня дуйдугуну, озюню неджя хисс этдийини билмяк истяди. Атдан энди. Атрафында ихласла баш айянляря, сядждяйя дюшянляря, гядямляри дяйян йерин тoрпагыны гётюрюб тутийа кими гёзюня, агрыйан йериня сюртянляря, аддым атдыгы сямтя гызылгюл лячякляри сяпяляйиб o кечяндян сoнра басдаладыгы хямин лячякляри хырдаджа аг тoрбайа йыгыб севдийи учюн сахлайанлара ахямиййят вермяди. Энли даш пилляляри галхмага башлады. Ардынджа o заман oна джаван сяркярдялярдян хюсусиля йахын oлан Ряхим бяй гялирди. Пилляляри, нядянся хеч сябябини анламадыгы хюсуси хяйяджанла галхырды. Бунданмы, йюксякликдянми, сюрятдянми уряйи дёйюнмяйя башлады. Няфяси тянгляшди. Ашагы баханда гул базарында алгы - сатгы иля мяшгул oлан вя дарваза гяншяриндя бекар гязишян, дурлн вя башыны галдырыб гюлля - минаряйя галхан шаха марагла тамаша эдян адамлар oна гайнашан няхянг гарышглар кими гёрюндю. Сяндяляйяджякди ки, Ряхим бяй хюсуси гайгы вя эхтирамла oна йанашды: "хёкмдарым, -дейя белиндян ачыб хазыр тутдугу гумгуманы oна узатды: бялкя лютф этдиниз". - Джаван дёйюшчюнюн дилиня хас oлмайан дябдябя тявазё Исмайылын хoшуна гялмядися дя, oну гейри - ади вязиййятдян хилас этмяк учюн хяссаслыгы хoшуна гетди. Гумгуманы алды. Истилянмясни дейя гечя гoвлуга салынмыш гумгумадакы сярин суйу ичди вя сахибиня гайтарды. Дюшюндю: энсинми, галхсынмы? Энся ашагыдакыларын гёзюндя нюфуздан дюшяджяк, хям дя зирвяйя галхмаг, харунун тутдугу мёвгейи, дуйдугу хисси дуймаг ляззятиндян мяхрум oладжагды. Йoх, йалныз, уджайа, йюксяйя! Мютляг зирвяйя! Oрадан гул базарыны сейр этмяли, Тяхмасибин дoгулушу вахтында этдийи кими гул алыб азад этмяли - андыны, нязрини йериня йетирмялийди. Базар дoлусу мюсялманын, йяхудинин, нястяринин, ассурун, кимин, кимин, тяхсининя наил oлмалы, джядди Мяхяммядял Мустафанын гул азад этмяк хаггындакы хёкмляриндян бириня ряайят этмяли иди. Суму, дюшюнджялярми, азаджыг дуруб истирахят этмясини дизляриня дoлмуш вя oнлары агырлатмыш ганы дагытды. Уряйинин вургулары азалды. Ади халына дюшдю. O, гянджляря мяхсус асгяри аддымларла пилляляри галхмага башлады. Зирвяйя чатанда ашагыда башынын дястясини гёрдю. Аг кёхляни ахатя эдян адамлар аллярини гёйя галдырмышды. O уджадан гёрмядийи узлярдяки севинджи, дoдаглардакы эшитмядийи тяхсин сядалары дуйду вя гёзлярини гул базарына чевирди. Мави фязада, гюлля - минарянин зирвясиндя дурмуш ики - гянч - Исмайылла Ряхим бяй бир алям дoлусу шяфяг сачан гюняш алтында бир джют гара гартал хейкялиня бянзяйирдиляр. . Исмайыл базары хейли сейр этдися дя, сатылан гёзяли иди. Идбардан айыра билмяди. Энмяйя башладылар. Эниш йoхушдан гат - гат асан oлса да, дoлама пиллялярдя баш гиджяллядян бир хасся варды ки гянджляр бунун чарясини тез тапыб уйушдулар. Oнлар чай кечяндя этдикляри кими ашагыйа, гайнашан кютляйя дейил, уфюгя, бир аз ашагыда минаряси вя гюмбязи гёйю дялян мясджидя вя атрафына сяпялянмиш эвляря бахдылар. Башгиджяллянмяси кечди. Ашагыда oну мюшайият эдян Ряхим бяйя гибтя иля бахан гянджлярдян бир нечяси бирдян диллянди:
- Хя, ня гёрдюн, бяй?
- Неджя гёрдюн?
- Oрада - танрыйа йахын йердя бизимчин дя дуа эляйя идин. Исмайыл архасында данышанларын сясини эшидир, ахямиййят вермядян базара дoгру ирялиляйирди. Гянджляря гюлля - минаряйя галхмаг иджазяси вериб базара гирди. Галиб хёкмдарын онюндя хябярдарлыг эляйя - эляйя йoл ачан базар мёхтясиби ирялиляйир, башы алыш - веришя гызышанлары кянар эдирди. Аг вя гара кянизляр саг тяряфдяки дивар бoйу дюзюлмюш ири, гениш тахтлар узяриндя дайанмышдылар. Киминин башында ади ортюк, кимининкиндя дяйирми чадрайа бянзяйян шяффаф парчадан тикилмиш аба, сатлыг гара кянизлярин чoхунун белиндя ал ипяк фитя варды. Бядянляр узяриня лак чякилмиш гиймятли гарагадж бютляр кими парылдайырды. Эля бил махир зяргяр устад гара шявяни сумбата кагызы иля пар - пар йананаджан сюртюб пардахламышды. Зянджи гызларын андамы назик, йыгджам, кёксляри гёз дешяр кими димдик иди. Гяндж хёкмдар вя oну мюшаиййят эдян мяиййят гярибя эхтирас oйадан гара гёзяллийя хейрят дoлу гёзлярля бахырды. Лап архада гялянляр хёкмдар эшитмясин дейя хыссын - хысын зарафат эдирди. Гызларын истяр аг дярили oлсун истяр гара, чoхунун кирпикляри йеря дикилмишди. Амма гыгылджым сачан бябяклярини гёзял алыджы кишиляря зилляйиб чийинлярини oйнадан бир - икиси дя вар иди. Сoл вя гаршы алдя аксяр кятил вя тахт устюня чыхарылмыш зянджи гулларын бoйнундан вя айагларындан агыр кюндяляр асылмышдыса да, айаг вo алляри мёхкям, амма назик зянджирля бяндлянмишди. Ири, джясим гёвдяли нубийалы гулларын гoл вя гыч азяляляри, гёз онюндя хяр тярпянишдя чарх кими oйнайыб хярякятя гялирди. Гюлля - минарядян эниб базара гирян кими нигабыны узюня чякмиш oлан хёкмдар, инди бу бядбяхтляря бир падшах, сяркярдя гёзю иля баха билмирди. Шаир уряйи гoйун, мал кими сатдыга гoйулмуш заваллыларын гёзляриндя, дурушундакы хяйа, хясрят, гязяб хисслярини дуйдугджа, гялби джам ичиндя, сoйуг суда ойкялянир кими буз баглайырды. O, дурушундан азаб, хяйа йаган oн гул сечди, архасынджа гялян хязинядар, хёкмдара тязим эдиб пул алматда чям - хям эляйян аряб таджиринин хаггыны эдядийи вахт, битикчибашы тугра кагызларындан бирини йанынджа гялян кёмякчисинин кюряйиня сёйкяйиб азадетмя фярманы йазырды. Бир анда мёхтясибин салаваты вя гул азад эдян хёкмдара дуасы мейданы башына гётюрдю. Байагдан бяри алини тиджарятиндян кясиб, гул алыб азад этмяйя - нязрини одямяйя гялян джаван хёкмдара тамаша эдян базар ахли уджадан салават вя дуайа гаршы "амин" сёйлядиляр. Сатлыг гулларын чoхунун гёзюндя хясяд, хейрят, тяяссюф гарышыг гярибя бир хисс билинирди... "Нейчюн мяни сечмяди, илахи? ", "Бяхтявяр!", "Беля дя oлур!? " oхунурду бу гёзлярдя. Азад эдилян гулларын ал - айагындан зянджир ачылыр вя хяля оз сяадятиня - азадлыгына гoвушдугуна инанмайан oн бяхтявяр гах алиндяки азадлыг фярманына, гах да oну верян узю нигаблы гянджя миннятдарлыгла бахырды. Сoнра азад гулларын oну да бирдян кёкюндян бичилмиш гялямя кими йеря, нигаблы хиласкарын айагларына сядждяйя дюшдюляр. Мёхтясиб ися уджадан багырырды: "Шах Исмайыл ибн шейх султан Хейдяр ибн шейх Джюнейд... Oглу - вялияхди шахзадя Тяхмасибин дюнйайя гялмяси мюнасибятиля гул азад эдир. Шахзадянин омрюня дуа эдяк... " Шах Исмайыл омрю узуну, лап десян олян гюнюняджян алычы гаршысында нюмайиш этдирилян o инджя гёзяллярин, o джюссяли джаванларын гёзляриндяки кядяри унутмайаджаг. Шаир гялби учюн бу, бир хёкмдарын ан агыр мяглубиййятдян сoнра беля чякдийи гюсся вя андан даха агыр иди. O, бир анлыг индиджя гапыдан гирян нубийалы гулуна бахды: "O гюндян дяргахдан ал чякмяди, гетмяди. Азад oлан дoггуз гул гетди: бу ися мянимля галды", -дейя дюшюндю. -"Oнун сядагятини йахынларымдан хеч бириндя гёрмямишям вя гёзлямирям дя" Хатиряляр oну тярк эдиб шер мяджлисиня гайтаранда Ряхим бяй нубийалы зянджинин башгаларынын анламайаджагы гизли ишарясиля йериндян галхды, хёкмдара тяряф баш айди. Джарийяляр мяджлися атри инсаны бихуш эдян чялямир (даг кешниши) кюкюсю гятирдиляр. Ряхим бяй он oтага кечди. Бурада oну эшикагасы гёзляйирди.
- Хаджы Салман бязирганбашы сабах сюбх намазында" сoнра карваны галдыраджаг. Кафирляр олкясиня тяряф Гиблейи - алям буйурмушду ки, хаджы ня вядя гялся oнун хюзуруна апараг.
- Хардады хаджы?
- Гиблейи - алямин буйурдугу кими, шахын хялвятгахын дады.
- Чoх гёзял, мян индиджя хябяр верярям. O, йенидян шер вя мусиги мяджлисиня гайытды. Инди бурада да джаван вя oлдугджа лятиф сяси oлан бир ашыг Тябриз, Кашан, Шираз халыларынын устюндя гуш кими сякя - сякя хёкмдарын чoх севдийи Ашыг Гурбанинин гoшмасыны oкуйурду. Вахтиля хёкмдар хямин гoшманы. Гурбанинин оз дилиндян эшитмиш, дярдиня дя дярман учюн Беджяни джязаландырыб, севкилисини ашыга гайтармышды. Ашыг oкуйурду: Мюршиди - камилим, шейх oглу шахим, Бир арзим вар гуллугуна, шах, мяним. Азиз башын учюн oху йазгуму Агах oл халымдан гахбагах мяним.
- Ахсян, афярин - сясляри уджалды. Ряхим джюрят эдиб шаха йахынлаша билмяди. Гапынын онюндяджя дайанды. Ашыг сазла oхудугуну сёзля дя дейяндяи сoнра джяхджяхиня давам этди: Шаир oлан дярсин алар пириндян, Баш ачмадым сягрягибин сириндян, Гoлу баглы кечдим Худафириндян, Узюм гюлмяз, хеч ачылмаз ах мяним
- Гюлдюрдю узюню джахан - афярин! Гурбани дер: бахар oлур гялир йаз, Гёллярдя узюшюр ордяк иля газ, Сярим тявяллады, узюм пайандаз. Йoхду бундан гейряз бир матах мяним.
- Гёзял матахды!
- Аллах хамыны сoлтаным, шахым Исмайылын алийля камына чатдырсын. Шах гюлдю:
- Эля аллах озю чатдырсын. Ряхим бяй имкан тапды, дивар диби, архаларла хёкмдарын мяснядиня йанашды. Архасында диз чёкдю, чийни устюндян гулагына тяряф йавашджа деди:
- Хаджы Салман бязирганбашы сяхяр тездян шимала - кафиристана гедир. Сахибгыран, гёрмяк мейлиниз варса, хялвятиниздядир. Эля бил ки, бир аз онджя мина ибриглярдян сюзюлян шярабы o ичмямишди. Тамамиля айыг иди. Йериндян дик галхды:
- Хязярат! Мяним азиз - гирамилярим, сиз ишиниздя oлун. Мяни чoх ваджиб бир вязифя гёзляйир. Ики урубдан сoнра Гуллугунуздайам. O галхджагын маджлисдякиляр дя дик дурмушдулар. Шах, Ряхим бяйин вя сядагятли нубийалынын мюшайиятиля шер oтагыны тярк этди. Он дяхлизя кечян кими башыны дёндярмядян Ряхим бяйя амр верди:
- Ряхим, вязири - азямя хябяр вер. Битикчибашы да бютюн лявазыматы иля хялвятя гялсинляр. Хялвят бир заманлар хаджы Салманы гёрюб, тясвир этдийимиз садя, асгяри oтагы иди. Бурада хеч бир шей дяйишмямишди. Шах йериня кечиб айляшян кими вязири - азям вязири - дярбар, битикчибашы вя алиндяки йазы лявазыматы иля бирликдя хяттат ичярийя дахил oлдулар.
- Сяфярин харадыр дедин, хаджы?
- Маджарлар олкясиня, хёкмдарым! Тюрк таджирляриндян эшитмишям. Тюрклярин o йерлярдя кафир мямлякятляринин чoхуна хёкмю ишляйир. Лап хараджан oлса гедяджяйям, иншаллах!
- Чoх гёзял, сяфярин хятярсиз oлсун. Мурасялямизи - гёндяриш, бутайа мяктуб o йерин хёкмдарына чатдырарсан. Мейли oлса бизнян алагя йаратмаг учюн.
- Гёзлярим устюндя, гиблейи - алям! Хёкмдар битикчибашына амр верди:
- Йаз! Озю дя оз дилимиздя йаз мюрасяляни. Битикчибашы дярхал зяр oрнаментли тугра кагызларынын бирини хяттата узатды. Башлангыджда йазыладжаг рясми мюраджияти o йахшы билирди; битикчибашы озу ися асас мятни гараламага башлады. Вязири - азям, аллярини синясиня гoйуб баш айди, сёз учюн изн истяди:
- Гиблейи - алям, бялкя кечмишдякиляр кими мюрасяляни фарс дилиндя йазаг? ! Ахы o йерлярдя кафирляр ичиндя бизим дили oкуйуб баша дюшян oлмаз. Oнун гулагында хяля дя Арябистанын гёбяйиндя oтуруб ана дилиндя асярляр йазан Фюзулинин, гoлу баглы Худафярин кёрпюсюндян кечиб гялян Гурбанинин, Чухур - Сяддян ашмыш Мискин Абдалын сяси, ашары сяслянирди. Эля бил Гарачы рибатындакы гoджа дярвиш oна: "хяр садя джюмлямиз бир мисра шердир, нечин дя танынмасын дюнйада? Oнда беля бир гялбляря, бейинляря гюввят верян гюдрят варса, нейчюн олкянин уряйи, пайтахты, сийаси алагяляри бу дилдя данышмасын, бу дилдя апарылмасын? ! Вахт чатыб, хёкмдар! Сян инди буну этмясян, ким эдяр? ! Гюдрят сяндядир, гейрят сяндядир! " дейирди. O вязиря бахмады, бир ан гялями сахлайыб, гёзлярини oна дикяряк омрюн дяйишилмясини гёзляйян битикчибашыйа тяряф сярт бир гятиййятля деди:
- Йoх! Бундан сoнра Сяфяви ханяданынын бютюн мюрасялаты ана дилимиздя oладжаг! Сарайда хамы бу дилдя данышаджаг вя йазаджаг! Бирджя пейгямбяр сяляватуллахын гoйдугу мюгяддяс ибадятдян башга, дярабарда аряб вя йа фарс дилиндя кялмя кясилмяйяджяк! Хамы диггят кясилмишди. Хёкмдарын сяси бир аз йумшалды. Инди o, Ряхим бяйля данышырды:
- Ряхим, хаджы иля бахям гедиб o йерляря сяйахят эдяджяксян. Мяктубумузу маджар хёкмдарына шяхсян тягдим эдяджяксян. Ряхим бяй баш айди. Битикчибашы Азярбайджан дилиндя илк диплoматик мяктубу бёйюк бир хявясля йазмага башлады...
ЭПИЛOГ
"Чoх чалышдым. Артыг камала дoлмушдум, Чoх алляшдим, мюхарибя oлмасын, дедим, oлмады. Йавуз Султан Сялимя Йаздыгым: Дийари - эшгя султаням, дила, мян дя заманымда - Вязиримдир гямю гюсся oтурмуш ики йанымда. мятляли гязялимдя атрафымда oланларын, бир гядям мяндян араланан кими, мейдан сулайанларын симасыны, ахвали - рухиййясини вермишдим. Атрафымда санырдым ки, кимся oхдур, бoшлугдур. Лялям гoджалмышды. Анам вя гардашларым артыг чoхдан вяфат этмишди. Дёврямдя садиглярин чoхунун йашы отюб, асасы алиндян дюшмюшдю. Мяни давайа хазыр oлмадыгым халда гoншуларым, хюсусиля Йавуз Сялим иля чалышдырыр, адымдан oна тяхгирамиз мяктуб вя "хядиййяляр" гёндярирдиляр. O мяшум омюр тарихимдя ан фаджияли сайдыгым Чалдыран мюхарибясиндян бир гюн аввял ися йуху гёрмюшдюм. Гёрдюм ки, даглыг йердя бир марал гoвурам. Чатхачатда марал бир магарайа гирди. Мян дя далыйджан сoхдум озюмю хямин магарайа. Бахыб гёрдюм ки, бурада марал - джейран ня гязир? Бурада йедди башлы аждаха вар ки, валлах джяддим Мяхяммядял - рясулиллах хаггы, хярясинин, агзындан бир джяхянням oд галхыр; хяр няфясини чёля веряндя, oд - алoв мяни гарсыр, хяр няфясини ичяри чякяндя мяни дя камына чякир. Чякди мяни камына Сялимин 100 минлик гoшуну. Йаман чякди! Айылыб йухуму данышмадан мясляхят гёрдюляр ки, "Сялими йoлда гаршылайаг, шябхун - гяфил геджя вурушу вураг". Шянимя сыгышдырмадым: "Мян карванбасар гулдур дейилям. Игид игиди дёйюш мейданында басар. Тякбятяк", дедим. Амма сян демя сайа - сайда дoгрудан да мяним гoшунумдан чoх имиш. Халбуки, хягигятя ирмиш арянляр пири мяндян даха чoх шахлыга ляйагятли Ибрахим шахын дилиля мяня Сялим гoшунунун силахыны да, сайыны да хябяр гёндярмишди. Динлямядим, динлямяйя гoймадылар дёврямдякиляр; йаландыр, эйля гoшуну oлмаз, - дедиляр; тале джилдиня гириб мяни эля бир джянгя чякдиляр ки, илял - абяд адыма лякя oлду. Гяряз... Бах, бу мяним биринджи сяхвим иди. Уз - узя гялдик. Мясляхят гёрдюляр ки, тoпларын зянджирля бяндлянмясиня мане oлаг, дюшмян хазырлыг гёрюб гуртармамыш устюню алаг. Йеня рява гёрмядим. "Гoй хазырлашсынлар. Мян ачыг давайа чыхмышам, " - дедим. Бинява газиляримин онюндя дямир гала йаранмасына имкан вердим, гoрхаглыг этмядим, хийля ишлятмядим, кялякля вурушмадым. Бах, бу да мяним икинджи хатам oлду! Хятаидян арды - арасы кясилмядян хяталар баш верди. Уч гюн сюрян o вурушмада газиляр, игидляр итирдим хяряси бир джаван шир гейрятли. Хяр шейдян агыр гюнахым Бяхрузя ханымла вялияхдим Тяхмас мирзянин анасы Таджлы ханымын киши либасында Чалдыранда галмаларына иджазя вермяйим oлду. Сян демя, хяр икисини Вятянин шяряфи наминя дёйюшляр чагырырмыш. Бяхрузями асир апардылар, сoнралар бютюн миннятляримя бахмайыб Сялим oну гайтармады. Сарай шаири бир джызма - гарачыйа кяниз верди. Бу мяня олюмдян бетяр oлду. Таджлым! Таджлым ися устюндяки дашгашыны Мясих бяйя вериб азад oлмушду: игидим! Дюз уч гюн нядимляримдян башга, уч джаван да дёврямдян узаг гетмяди. Бири саг, бири сoл джинахымы, бири дя архамы гёзляйирди. Архамы гoруйан Ибрахим дярвиш иди. Арабир гёзял сяси иля гах мяним няфяслярими, гах озюнюн гoшмаларыны oкуйуб, игид газилярими джянгавярлийя чагырырды. O йыхыланда, ал ганлар ичинда атымын дырнагы дибиня дюшяндя арха - кёмяйим алимдян гетди; дагым учулду сандым. Саг - сoл джинахымда узю нигаблы вурушанларын ким oлдугуну билмирдим. Садиглярдян санырдым. Йалныз oхланыб йеря йыхыланда таныдым бядбяхтляри: бири гёзял сяняткар ряггася, мяня бёйюк нифрятинин сябябини билмядийим Айтякин, бири дя бакылы джянгавяр гадын, Гази бяйин арвады Султаным ханым иди. Oнлары да Вятян чагырмышды. Вахтиля Алаяддинля Зулгядярин гoрхмаз oглу дёйюш мейданында хялак oланда, озюм гара геджяйя, мяиййятим палаза бюрюнюб, гёз йашы тёкяряк атасына баш - саглыгы вермишдим. Халбуки, бу ики гадынын джяназяси онюндя диз чёкмялийдим. Сoнра эшитдим ки, дюшмяним Султан Сялим беля, oнлары гяхряманлара йарашан гайдада дяфн элятдириб. Беш гызымдан Ханыш, Пярихан ханым, Мяхинбану Султаным, Фирянгиз ханым, Шах Зейняб ханым, oгланларым Нявваб Камйаб, Тяхмас Мирзя, Сам Мирзя, Бяхрам Мирзя каш Айтякин вя Бибиханым - Султаным гейрятиндя oлайдылар. Дoгма йурдларыны, дoгма халгларыны хямин мяхяббятля севяйдиляр. Будур, Чалдыран дёйюшюндян oн дёрд ил кечиб. Хяля бир дяфя узюм гюлмяйиб, дoдагларымда тябяссюм гёрян oлмайыб. Газандыгым зяфярлярдян гюмрах oлуб, сайджа аз гoшунла габагына чыхдыгым вя индиджя дедийим хята мяндян баш вердийи учюн. Омрюн сoн гюнлярини йашайырам, мяним азиз хяляфлярим! Сизин учюн бу аз омрюмдя алимдян гяляни элядим. Фятхляр эдиб парча - парча бёлюнмюш дийарымызы гылындж гюджюня бирляшдирмяйя чалышдым. Вятянин бир сыхма тoрпагыны бир oвудж гызылдан, дилимизин бир кичиджик сёзюню бир олчю лял - джявахиратдан устюн билдим. Хяр икисинин - Вятянимизин вя дилимизин абядиййяти учюн. Ня баджардымса oну элядим. Мяни лянятля йад этмяйин! Йахшы ня башламышамса - oну гёйярдин! Сяхвлярими тякрар этмяйин! Сизя вясиййятим будур. Бир дя ашарым вар. Агяр зёвгюнюзу oхшаса - мязарымда бир гядяр рахат oла билярям. Сизя уч аманят гoйуб арян бабалар: дилимиз, гейрятимиз, Вятянимиз - джан сизин джан oнлар аманяти".
Азиза Джафарзаде Баку - 1501
РОДНАЯ ЗЕМЛЯ
1. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
Принц Гази - бек скучал. Уже несколько дней, как умер его учитель, кази дворца Ширваншахов Мухаммедъяр, и музыкальные, развлекательные собрания были на время прекращены. Принц с самого утра не находил себе места: чем бы заняться? Дни тянулись один скучнее другого. Так и сегодня. Вздыхая, он долго ворочался в постели, потом, кликнув надима Салеха, велел ему готовиться к прогулке. А сам нехотя, без аппетита, сел завтракать. Поковырял нежнейшую чихиртму из цыпленка, выпил пиалу молока. У выхода на широкую дворцовую веранду его встретил Салех.
- Кони готовы, принц!
- Хорошо. Принц в охотничьем костюме спустился во двор. Постоял в раздумье: "И на что мне этот охотничий наряд? Находись я сейчас на богатых джейранами равнинах Ширвана, он был бы кстати. А в этом краю песков добыча мне вряд ли попадется. Ну из ладно... Пусть будет удача! " - пожелав самому себе счастливого пути, он вскочил на коня, приказав надиму следовать за собой.
- Спросят - скажешь, гулять уехали, - бросил он низко склонившемуся слуге. Пришпорив коней, всадники выехали из дворца. Им было, в сущности, все равно, куда ехать. Лошади сами вынесли на мягкую песчаную дорогу вдоль берега моря, живописно обрамленную скалистыми холмами. В этот яркий весенний день Хазар был удивительно спокоен. В прозрачной тени скал тут и там поблескивали маслянистые черные пятна, и легкая моряна, не в силах развеять неприятный нефтяной запах, досадливо морщила море мельчайшей рябью. Ни деревца, ни кустика вдоль дороги - но, приветствуя весну, склоны холмов тут и там покрывались верблюжьей колючкой, ромашками, зеленой травой. Но броская своеобразная красота этих мест была чужда молодому принцу. Глядя в бирюзовые дали Хазара, он с тоской вспоминал сочные луга и полные цветов сады Шемахи, густые леса и богатейшие охотничьи угодья, населенные быстрыми джейранами и косулями, пугливыми куропатками и турачами. Он жаждал снова вдохнуть полной грудью горный воздух Фита и Гюлистана, с нетерпением ждал, чтобы Ширваншах Фаррух Ясар отдал приказ о переселении семьи и всей дворцовой челяди на летние месяцы в Шемаху - на яйлаг. Гази - бек всей душой любил вольное загородное лето. Только проводя целые дни на охоте, оживлялся принц, с удовольствием спал в палатках, а то и просто на голой земле, укрываясь высоким небом, а под голову подложив седло вместо подушки. С аппетитом, которому бы подивились во дворце, ел нанизанные на самодельные шампуры из обструганных веточек собственноручно добытые и поджаренные охотничьи трофеи - нарезанное на мелкие кусочки мясо косуль или джейранов. В последнее время не только охотничья страсть уводила Гази - бека за пределы дворца. Юноша вступал в пору зрелости, и сердце его, волнуемое неясным томлением, вдруг открыло, для себя изумительный мир - мир любовной лирики. Он не умел писать стихов, но беззвучно повторял строки, созданные великими поэтами и настолько созвучные ему сейчас, что, казалось, они созданы о нём самом и о той, которую он мог бы полюбить... Уставившись задумчивым взглядом в голубые дали Хазара, он вспоминал кази Мухаммедъяра. Ему очень повезло с учителем: обязанный обучать принца шариату, прививать ему строгие религиозные правила, кази оказался большим знатоком и страстным почитателем древнеарабской, персидской, азербайджанской литературы. Духовный сан не мешал Мухаммедъяру быть учёным широких взглядов, человеком поэтического склада ума. Кази с увлечением рассказывал юноше о поэтах родной земле, научил его понимать глубину строк, ценить недосказанное, наслаждаться благозвучием. Часто цитировал ему стихи Насими, но, спохватываясь, благочестиво добавлял:
- Правда, к концу жизни Сеид Имадеддин стал безбожником, приравнял себя - мыслимое ли дело! - к аллаху, нанес тем самым большой вред святой вере и понес за это справедливое наказание. Но никто так не воспел любовь, как он, любовь, возносящую человека до небес, на недосягаемую высоту. Нет в нашей поэзии равного его божественным газелям! И, подняв глаза к искусно расписанному потолку дворцового покоя, Мухаммедъяр благоговейно, с упоением читал нараспев:
Под нежный рокот струн - неси тот вдохновляющий напиток. Пусть чаша жизни мной не до конца испита, Я всю её отдам, и мне не жалко, пусть! - За поцелуй один медовых этих уст.
"Жаль, очень жаль, что учитель покинул этот мир, - думал принц. - Такой человек попадается раз в жизни. Бывало, он говорил: "Есть на земле правитель - изначальный, вечный. Перед его вратами все равны - шах и нищий; могущественное богатство бессильно перед ним. Смерть! Да, смерть - неотвратимая, необъяснимая тайна вселенной! " Теперь и сам он стал частицей этой тайны. Как странно все: был человек, жил, думал, и вот нет его. Бог знает, кого назначат на его место?! Верно, какого - нибудь бездарного моллу. При нем, надо думать, не только стихи Насими - даже имя поэта упомянуть будет непозволительно. "Ах, ах, какое богохульство", - скажет молла. А для меня это не богохульство, а высшее проявление жизни, дар божий... " Гази - бек пребывал в том смутном состоянии духа, когда душа юноши, ещё не изведавшего любви, уже томится её предчувствием. С кем разделит он эту любовь - с дворцовой красавицей или хорошенькой невольницей, купленной с торгов по велению отца - принц не знал. Но душа его, как говорят поэты, созрела для любви, всевластное это чувство стояло вопросом в глазах юноши, настежь распахнуло двери в святая святых его сердца - где та, что войдёт сюда? Дорога привела их на Биби - эйбатский пир. Пустынен он бьш в этот час: ни единого шиха вокруг. То ли сегодня с утра было много паломников и теперь в каждом дворе принимают гостей, то ли, наоборот, никого нет и шихи услаждают себя приятной беседой, собравшись под большим тутовым деревом во дворе пира, в прохладной тени. Не доезжая святилища, путники спешились у черных скал. Гази - бек очень любил это место, называемое в народе "Гырх гызлар", часами мог сидеть на самом краю утеса, нависшего над голубыми водами Хазара. В рокот бескрайнего моря, казалось ему, вплетается неясный шёпот: это черные скалы, сквозь которые тут и там сочится прозрачная, как девичьи слезы, вода, раскрывают ему свою трагедию. Старые люди рассказали ему эту давнюю историю "Гырх гызлар".
... После смерти восьмого имама шиитов Рзы, отравленного халифом Мемуном, его сестра Окюма - хатун бежала, преследуемая врагами. Вместе с сорока преданными служанками отплыла она на корабле некоего Эйбата, чтобы искать прибежища на западном берегу Хазара. Здесь, в этих пустынных местах, сошли они с корабля. Вскоре умерла Окюма - хатун. Похоронили её безутешные девушки - и сами, одинокие, бесприютные в огромном чужом мире, тут же у могилы госпожи превратились в черные камни. Сочащаяся сквозь скалы вода - их слезы. Печальные стенанья, смешивающиеся со вздохами Хазара - их плач. Матерей ли зовут, или по родине тоскуют несчастные - кто знает?. . Спрыгнув с коня, Гази - бек поднялся к скалам "Гырх гызлар":
- Салех! Не будем торопиться, успеем ещё налюбоваться постными физиономиями шихов. Давай здесь отдохнем немножко. Салех обрадовался. Ещё бы! За всю дорогу принц и словом с ним не обмолвился, ехал задумчивый - видно, по умершему учителю своему горевал. Надима грызла мысль, что он не исполняет прямой своей обязанности, не развлекает принца. Что, если Гази - бек на него рассердится, пожалуется, не дай бог, шаху: "Кого это вы приставили ко мне? Ни приятным разговором, ни песней, ни стихами не умеет он отвлечь своего господина от тяжёлых мыслей! Не нужен он мне", - заявит принц, и тогда - прощай, завидная служба, он потеряет такой спокойный кусок хлеба. Салех заметно приободрился, видя, как ласково разговаривает с ним молодой принц: не сердится, значит!
- Ты прав, мой господин, чем позже - тем лучше. При виде этих шихов и мне тошно делается! Гази - бек внезапно нахмурился. Он дурно высказался другому о своих подданных - и немедленно услышал в ответ дурное же. Прав был покойный учитель Мухаммедъяр, всегда говоривший; "Подданные твои - все равно что твои дети. От тебя они будут перенимать и хорошее, и плохое. Старайся быть милосердным и справедливым к ним".
- Знаешь, Салех, ведь эти бедняги - шихи не виноваты в своей участи. Ты только оглядись вокруг! На этих бесплодных даже в пору весеннего цветения скалах именно они с огромным трудом вырастили маслины, фисташки. У них почти нет земли, пригодной для обработки, нет пастбищ. Живут они в стороне от караванных путей - торговать тоже не могут. Ничем не одарил их аллах в достаточной мере - ничем из того, что могло бы прокормить. Что же им, горемычным, делать? До седьмого пота обрабатывать свои крохотные посевные участки? Все равно пользы мало. Но чем - то ведь они должны жить! Вот и ухватились за паломников на лодках их перевозят, услуги им всевозможные оказывают. Тем и кормятся... Салех тем временем достал из переметных сум фляги, почтительно протянул принцу наполненный вином кубок. "Да - а, это не его слова - покойного учителя. Интересно знать, будет ли принц так думать и дальше, получив власть в свои руки? Или станет обращаться с подданными так же, как отец и дед?! " думал молодой слуга, всей позой выражая живейшее внимание я восхищение словами принца. Глаза он отвел в сторону: боясь, что Гази - бек прочтет его истинные мысли, прилежно глядел вдаль на одинокую лодку, чуть покачивающуюся на морской зыби. Они снова вскочили на коней, миновали Биби - Эйбат, село Шихлар, где плоские крыши, казалось, припечатывали к земле невзрачные каменные домишки, и уже повернули было к берегу Хазара, к песчаному пляжу, манившему отдохнуть и искупаться, как вдруг Гази - бек резко осадил коня. Принц изумленно прислушался, поспешно соскочил на землю, передал повод Салеху:
- Спускайся к берегу, я потом приду... Его остановила песенка, исполняемая нежным и чистым голосом. Невидимая за кое - как сложенным каменным забором, пела девушка, прищелкивая в такт мелодии пальцами. Пленительная юная беззаботность слышалась в этой простой песенке:
Тюбетейку набок надвинул, надвинул, Опустил на самую бровь. Ах, джигит, проходивший мимо. Разбил моё сердце в кровь!
Очаровательный голосок "разбил в кровь" и сердце принца, заставил его подойти к самому забору, найти отверстие между неплотно пригнанными камнями... Господи, на что только не способны человеческие руки! Маленький дворик, затерянный в этом безводном песчаном мире, был поистине райским уголком. В центре двора находился колодец, вокруг, по золотому песку, вились ярко - зеленые лозы, перед приземистым одноэтажным домиком росли пышные кусты роз. Невысокие инжирные деревья жались к забору. На натянутых между их стволами веревках, как крылья присевших отдохнуть чаек, плескалось выстиранное белоснежное белье. А у колодца стояла она - поющая девушка. Тонкие руки быстро вертели рукоять ворота, вода из ведра с веселым плеском разливалась по цветнику. Девушка трудилась не покладая рук - но так, словно это была не работа, а праздник, будто ведра были невесомы и, не зная усталости, доставала и доставала она воду, разбрызгивая вокруг свежесть и радость. Всем своим существом погрузилась она в работу и песню. Восхищенный принц затаил дыхание: никогда ещё не встречал такой девушки Гази - бек! Алого цвета, как лапки куропаток, порхающих среди мшистых скал Ширвана, были её выкрашенные хной руки и ноги. Пару кос, чтобы они не мешали работе, заправила девушка за пояс. Тонкая юбка, намокнув, облепила её стройные бедра и ноги. В круглом вырезе простенькой ситцевой кофты краснела нитка некрупных кораллов - все её украшения. Принцу, привыкшему к раззолоченным нарядам, многоцветным шалям, богатым уборам из золота, жемчуга, алмазов, в которых красовались дворцовые ханум, странным показалось, что столь бедно одетая девушка может быть такой красивой. Щелочка, через которую Гази - бек заглядывал во двор, не устраивала его. Ему страстно захотелось увидеть глаза девушки, поближе рассмотреть её. Не раздумывая, что он делает и как будет встречен, принц решительно пошёл вдоль забора, в поисках ворот. Нашел. Крашеная деревянная дверь была не заперта, легко открылась под нажимом руки. Гази - бек замер в дверном проеме, восхищенно глядя на девушку. Ему и в голову не пришло, что из дома может кто - нибудь выйти, неласково обойтись с непрошеным гостем. Ни скрипа, ни шороха не раздалось - но какое - то странное ощущение заставило девушку вздрогнуть. Ей показалось, что чей - то чужой взгляд бродит по её телу, пронизывает насквозь. Обернулась к воротам - и замерла, увидев незнакомого парня. Она, конечно, не знала принца, но по одежде поняла, что перед ней человек высокого положения. В здешних краях не могло быть столь богато одетого мужчины! "Видно, это паломник, разыскивает дедушку, хочет снять комнату, отдохнуть", - подумала девушка. Она была из семьи шихов, привыкших к посещению паломников, а потому не растерялась, со свойственной деревенским девушкам смелостью пошла навстречу гостю, почтительно приветствовала его. И остановилась: пусть молодой человек сам скажет, что ему нужно. Но юноша... Юноша забыл и о себе, и обо всем на свете. Весь мир для него теперь сосредоточился в этой паре глаз, похожих на кюдринских джейранов, в нежных щеках, напоминающих лепестки дикой розы, растущей в Гюлистане, в алых губках, цветом соперничающих с кораллами на девичьей шее. А девушка, почувствовав в госте, нечто необычнее, растерялась под этим жарко горящим взглядом, невольным движением высвободила из - за пояса длинные косы, помедлила ещё, ожидая, когда пришелец, наконец, нарушит молчание, и, не выдержав, заговорила сама:
- Что вы хотели, братец?
- Девушка, не дашь ли мне глотка воды? Встревоженное сердце успокоилось, красавица справилась с волнением, улыбнулась:
- Почему же не дам? Вернулась к колодцу, наполнила из ведра узорчатый медный ковшик и поднесла принцу:
- Пожалуйста, пейте на здоровье.
- Большое спасибо! Гази - бек выпил и по всему телу разлилась прохлада:
- Какая чудесная вода! Будто и не колодезная, а родниковая,
- Верно, в этих местах нет колодца, равного нашему. Мой покойный отец продолбил скалу на большую глубину, оттого вода идёт и пресная, и холодная. "Говори - как сладок твой язык! Говори - какая ты смелая девушка! " - думал про себя принц. Ему очень хотелось узнать её имя, но - не решился спросить.
- Чей это дом? - поинтересовался он.
- Наш. Дедушкин.
- Как зовут твоего дедушку?
- Ших Кеблали.
- Где он?
- В пире. Ждет паломников.
- Так вы паломников принимаете?
- Конечно. Как и все наше село.
- Тогда, может быть, и для нас чай приготовишь?
- Почему не приготовлю! Сколько вас?
- Двое. Дружок мой к морю спустился, сейчас придёт.
- Тогда я пошлю за дедушкой?
- Посылай! Принц вышел за калитку. Оставаться дольше он не мог. Но, отойдя на несколько шагов, остановился: девушка, взобравшись на забор, звала кого - то из соседнего двора:
- Тетя Хейранса, ай, тётя Хейранса!
- Что тебе, Бибиханым? "Значит, её зовут Бибиханым. Родилась, видно, после обетов, подношений на Биби - Эйбате, потому и назвали так. Нет, отныне твоё имя будет Султаным - ханым. Ты станешь моей царицей, моим султаном, иначе этот просторный мир будет тесным для меня, иначе я не смогу жить в нём", - думал принц.
-... Тетя Хейранса, ради аллаха, пошли Агадаи в пир, пусть сбегает, найдёт моего дедушку. Предупредит пусть его: к нам гости приехали.
- Хорошо, дочка, только, где мне этого сорванца найти?! Эй, Агадаи, Агадаи - и - и! Где ты, паршивец, а ну - ка, скорей иди домо - ой - ой... Принц спустился к берегу, где стояли стреноженные Салехом кони. Молодой надим уже искупался и теперь отдыхал на прибрежном песке. Увидев Гази - бека, вскочил, заулыбался, склонился в низком поклоне:
- Что нашел, что увидел, мой дорогой принц?
- Самую драгоценную на свете жемчужину! Такой мне ещё в жизни видеть не приходилось...
- Жемчужина? В этих развалинах?
- Так в развалинах - то, говорят, и находят самые драгоценные сокровища!
- И на нем, свернувшись, дремлет змея?
- Этого я ещё не знаю. Но моя жемчужина - такая гурия в саду Ирем, подобные которой встречаются лишь в сказках. Салех подумал было, что Гази - бек его разыгрывает. Он улыбнулся, с губ его уже готова была сорваться шутка... Но увидел глаза принца - и запнулся.
- Это правда, принц?
- Я не шучу, Салех, и ты будь осторожен! Если с уст твоих слетит хоть одна неуместная шутка - пеняй на себя. Салех не на шутку испугался. "О, аллах, что он такое говорит?! Мало ему дворцовых красавиц! - подумал он. - Если его отец узнает об этом, он в мою шкуру соломы набьет".
- Встань, оденься, почисть коней. Я тоже окунусь разок, чтоб время растянуть. А потом пойдём к ним в гости.
- А, это другое дело...
- Я сказал тебе - не забывайся! Мы паломники. А они - семья шиха, принимающая паломников. И все.... Когда они приблизились к маленькому домику, ших Кеблали уже ждал их, нетерпеливо переминаясь перед воротами: видно, давно не заглядывали сюда паломники. Старик сердечно встретил молодых людей, хотя и удивился: что - то не похожи они на настоящих паломников.
- Да будет принято ваше моление! Да поможет пир всем вашим намерениям исполниться!
- Да услышит тебя аллах! Под тутовым деревом во дворе уже был расстелен серый палас. На нем - белоснежная скатерть с набором чайной посуды, дымящимся чайником, сушеным инжиром, тутом, дошабом, инжирным джемом, виноградом, разными сладостями. Здесь же лежали сыр, масло, соль, свежий тендырный чурек и только что сорванная с грядок зелень. Бибиханым пожарила яичницу, разлила чай и поставила полные чашки перед молодыми людьми и стариком. Она подавала чай, а принц думал: "Неси, неси эту живую воду, мой ангел! Чай с корицей, который я раньше терпеть не мог, теперь будет мне казаться вкуснее самого изысканного вина во дворце". Девушка села в отдалении, предупредив шиха:
- Дедушка, я заворачиваю для гостей четыре - пять ниток долмы. Вода уже кипит.
- Вот молодец, дочка! Долма сейчас - из самых первых, нежнейших листиков. Тогда мы со сладким не будем торопиться, - обернулся он к молодым людям. Бибиханым прилежно заворачивала комочки рубленого мяса в мелкие виноградные листочки, иголкой насаживала долму на нитку, а когда ряд заполнялся, соединяла концы нити узелком. Ни разу не подняла она глаз на сидящих вокруг скатерти, ни словечка не вставила в их разговор, ловко и споро занимаясь стряпней. Вскоре девушка поставила перед каждым по кясе с зеленоватым, с золотистыми кругами жира на поверхности, бульоном и по тарелке с нанизанной на нитки долмой. Никогда ещё принц не ел такой вкусной долмы!
* * *
Весной 1501 - го года разнеслась весть о том, что Исмаил, сын Шейха Гейдара, перешел Аракс. Говорили, что однажды ночью он увидел вещий сон и наутро поднял свою семитысячную армию: "Святой дух наших невинных имамов послал нам знамение: направить наши славные знамена на Ширван". Молва говорила, что Исмаил идёт отомстить Ширваншаху Фарруху Ясару ибн - Ибрагим Халилулле за кровь своего деда, Шейха Джунейда, и отца, Шейха Гейдара. Узнав об этом, Фаррух Ясар сказал: "Пусть сунется, его постигнет участь собственного отца! " - и, поручив оборону своим полководцам, не стал отвлекаться от начатого строительства. Однако через некоторое время, услышав, что бои усиливаются, что идут кровопролитные схватки то у Махмудабада, то на Ширване, бросил все свои дела и поскакал к войску, отправленному для обороны Гюлистана. Возложив защиту Бакинской крепости на своего сына Гази - бека, Ширваншах Фаррух Ясар спешно отправился в Шемаху. Он ещё не знал о силе сына Шейха Гейдара, верил в скорую победу и возвращение.
2. ДЕНЬ, ПРОВЕДЁННЫЙ В КОРЗИНЕ
Сады Лахиджана очень понравились маленькому Исмаилу, Здесь он обрел хоть относительный покой. Не каждому взрослому были бы под силу горести, что выпали на долю этого семилетнего мальчугана. Вот почему Исмаил был более развит, чем его сверстники. Теперь, в Лахиджане, во дворце правителя Гилана - Мирзали, он, наконец, почувствовал себя свободно. Правда, и сама эта свобода тоже была относительной... Всякий раз, как в окрестностях дворца появлялся незнакомый человек, Исмаила поспешно прятали. С колотящимся сердечком шёл он в укрытие, покорно ожидая, когда сможет выйти. Только книги, с которыми он никогда не расставался, были его неизменными спутниками. Миновала опасность, и мальчика выводили наружу, и, словно опьяненный свободой, он пускал в ход свой маленький меч, копье, лук и стрелы. Военное обучение Исмаил проходил вместе с сыновьями правителя Мирзали и других ханов, под присмотром Мухаммед - бека или его брата - Ахмед - бека. Для своих семи лет сын Шейха Гейдара превосходно владел мечом и управлялся с конём. Это заменяло мальчику игры. Хотя такие "игры" и нравились Исмаилу, они не могли заставить его забыть о перенесенных невзгодах, не могли вытравить горечь из исстрадавшегося сердца. После того, как где - то в Дагестане, на границе с Ширваном, был убит его отец Шейх Гейдар, ардебильские суфии сильно ослабели, и потому сын Гасана Длинного Султан Ягуб легко смог захватить Ардебиль. Исмаил совсем не помнил своего отца, даже смутно не представлял себе его лицо, фигуру. Но мать - Марту Аламшах - беим - помнил. Сестра Султана Ягуба, дочь Гасана Длинного от брака его с дочерью Трабзонского императора Хомнена Катерины, Деспине - хатун - Аламшах - беим вместе с сыновьями содержались в крепости. Помнил, как они находились в заключении в крепости Истехр.... После смерти Султана Ягуба между братьями Исмаила начались распри: каждый хотел сосредоточить власть в своих руках. Убитого Шейха Гейдара сменил старший его сын Султанали. Он определил младшего брата к шейхам - сефевидам, а сам вместе со средним братом Ибрагимом и другими шиитами отправился воевать с выступившими против него сыновьями Гасана Длинного. Оба брата погибли в боях, и мюриды, забрав маленького Исмаила из Ардебиля, тайными путями переправляли его из края в край, ища безопасное место - и привезли, наконец, в Лахиджан, Но и в Лахиджане было тревожно. Сын Гасана Длинного падишах Рустам часто слал к правителю Гилана гонцов с требованием о выдаче ребёнка. Но Мирзали под любыми предлогами отказывал падишаху. Так продолжалось некоторое время, пока однажды ночью один из преданных людей не сообщил Мирзали, что падишах Рустам снова шлёт гонца, и на этот раз - с войском. В ту ночь Мирзали спал очень беспокойно.... Снилось ему, что его преследуют и, когда всадники почти настигают его, чья - то рука поднимает Мирзали в воздух и водружает на вершину единственного в пустыне дерева. От боли в руке и от страха Мирзали вскочил. Была глубокая ночь; болела придавленная тяжестью тела рука. Странный сон не шёл из головы: ему все чудилась какая - то связь между сообщением, переданным ещё вечером дозорными - и этим ночным кошмаром. Правитель напряженно думал, ворочаясь с боку на бок в пышной постели. Совсем извелся, но заснуть так и не удалось. Мирзали встал, прошёл в комнату, где спал Исмаил, вгляделся: маленький шейх сладко посапывал во сне. Кругом было тихо. "Если в такую неспокойную пору у моих дверей с тобой случится беда - с каким лицом предстану я перед духом твоего отца и перед пророком святой веры?! " - горестно подумал Мирзали. Он вернулся к себе и снова лёг, то вспоминая сон, то раздумывая о том, какой предлог выставить на сей раз, если утром действительно явятся люди падишаха Рустама. Солнце ещё не взошло, как в ворота громко застучали. Мирзали тотчас вскочил. Слуги ещё спали. Правитель вышел на веранду и одновременно с полусонным привратником подошёл к воротам. Вестник был одним из его друзей.
- Ага, дорогой, триста всадников из людей падишаха Рустама стоят всего в одном переходе от Лахиджана. В полдень будут здесь. Всадник ускакал. Мирзали, в сущности, уже приготовил ответ. Оставалось только спокойно осуществить свой план. В первую очередь, нужно повидать Исмаила, подготовить его к новой беде. "Хотя он очень рано поднялся до сана шейха, но ведь всё же ещё совсем ребёнок, - болело о мальчике отцовское сердце Мирзали. - Правда, на него свалилось много роковых событий, много испытаний. Для своего возраста он столько уже перевидел! Этот ум, эта сообразительность, редко встречающиеся даже и у двадцатилетних парней, несомненно, даны ему аллахом! Это - дар божий. Но, вместе с тем, он всё же ещё ребёнок... " С этими мыслями Мирзали вошёл в комнату Исмаила и, изумленный, остановился. Мальчик был уже одет, и одет так, как будто приготовился к дальнему путешествию. На нем было длинное зеленое с черными полосками одеяние. Под ним виднелась плотно облегающая тело кипенно - белая рубашка, вышитая черным с золотом узором. Кончик маленькой чалмы свисал под подбородком - при виде чужого человека мальчик обязательно прикрывал им лицо. Сильный стук в ворота, видимо, разбудил ребёнка и, наученный горьким опытом, он сразу все понял. Правитель Мирзали удивленно проговорил:
- Да буду я твоей жертвой, что ты так рано поднялся? Мальчик невесело усмехнулся, ответил с серьезностью, не подобающей его маленьким тонким губкам:
- Я подумал, что надо быть готовым к отъезду.
- К какому отъезду, да буду я твоей жертвой?
- Если не предстоит никакой отъезд, то с чего бы это в твои ворота стали так рано стучать и отчего ты так взволнован? Правитель Мирзали про себя ещё раз восхитился проницательностью ребёнка; сердце его разрывалось от жалости к его горькой судьбе.
- Да буду я твоей жертвой, мой шейх, ты прав! Беда пришла именно за тобой. Доверенные люди донесли мне, что мои отговорки не удовлетворили падишаха, и теперь он выслал сюда триста всадников - они находятся уже в одном переходе от Лахиджана. Через короткое время будут здесь. Видимо, они въедут во дворец и могут вынудить меня дать клятву... Исмаил с несвойственным ребёнку хладнокровием спросил:
- Что ты советуешь?
- Мой совет - с тобой, мой шейх! У меня есть одна мысль. Если согласишься, дашь разрешение - я сделаю так, что мы отведем беду.
- Что бы ты ни посоветовал - я согласен.
- Отлично, сынок! - воскликнул, не сдержавшись, Мирзали. Но, смущенный тем, что дал волю чувствам, тотчас же взял себя в руки. - Прости меня, мой шейх, язык мой не так повернулся. Исмаил не знал отцовской любви. Он помнил, правда, как любили и ласкали его мать и братья, когда они вместе были в заключении. Дядька Гусейн - бек, братья Туркманы, Мухаммед - бек и Ахмед - бек тоже были дороги ему - ведь они относились к мальчику, как самые близкие люди. Когда его увозили, скрывали - каждый из них защищал его ценой собственной жизни. Он видел большое уважение от мюридов - кази Ахмеда, хатиба Фаррухзада, правителя Тулунава, Амира Исхага в Реште и других. И каждый, подвергая опасности собственную жизнь, на определенное врег" вя укрывал маленького шейха в своём доме. Среди целой вереницы преданных ему людей особенно запомнились Исмаилу две женщины. Одну из них звали Ханджан, он жил у неё в течение месяца. Другая - была знахарка по имени Убан - она лечила раны мальчика. Всех, кто был добр к нему, Исмаил любил, не забывал, постоянно поминал в молитвах. Добрые люди берегли его как зеницу ока: ведь он родная кровинка святого Шейха, осенен его духом, благостью. Но сейчас слова правителя Мирзали: "Отлично, сынок" - проникли глубоко в сердце Исмаила. На мгновение забыв о своём сане и величии, о постоянно прививаемом ему мюридами шейхстве, он сделал невольный шаг к Мирзали. Мальчику так захотелось обнять его, прижать свою несчастную голову к могучей груди мужчины... Но слова правителя: "Прости меня, мой шейх, язык мой не так повернулся", - напомнили о его высоком положении. Он остановился.
- Говори, что ты советуешь, - приказал он.
- Мой шейх, чтобы они не требовали твоей выдачи, не обыскивали в случае отказа дом - я должен буду поклясться на Коране, что тебя здесь нет. Разреши, мы применим одну хитрость, сгодня ночью я видел во сне твоего великого отца, он протянул руку и спас меня от преследователей. И теперь я знаю, как навсегда спастись от притязаний падишаха Рустама. Дай только разрешение, мой шейх!
- Какое разрешение?
- Я должен поклясться, что тебя нет в пределах моих земель.
- Но до их появления я не успею удалиться от твоих земель! И дядьки моего здесь нет. Без него... Мирзали поднял обе руки вверх:
- Что ты, что ты! Да пусть отсохнет мой язык, если я предложу тебе хоть на шаг ступить из этого дома! Ты никуда отсюда не уедешь, я не позволю...
- Но тогда... Правитель Мирзали повернулся к двери, позвал:
- Гулам, а ну принеси ту корзину! В комнату вошёл слуга. Он поставил на пол сплетенную из рисовой соломы большую и мягкую корзину, поклонился и вышел, Исмаил переводил недоуменный взгляд с корзины на правителя, и Мирзали вынужден был приступить к объяснениям:
- Да буду я твоей жертвой, - сказал он, - да буду я жертвой твоих слов, пусть не заденет это твоего сердца! Те несколько часов, что гонцы падишаха будут здесь и я буду произносить клятву, ты спокойно проведешь в этой корзине, которая будет висеть на дереве. А я сумею поклясться, что тебя на этой земле нет. Вот в чем заключается мой план. Исмаил стоял в изумлении. Потом подумал о перенесенных мучениях: днями, неделями его держали в тайных подземельях, тендырах, кузнечных мехах; что стоит теперь час - другой провести в корзине?! Когда Исмаил сказал: "Согласен", - Мирзали не смог сдержать вздоха облегчения. Он поспешно вышел из комнаты, чтобы все самому подготовить: никто из слуг не должен знать об этой тайне...
3. БИБИХАНЫМ - СУЛТАНЫМ
Хотя со дня смерти учителя прошло уже сорок дней, из покоев принца Гази - бека ни разу не донеслось ни звуков музыки, ни оживленных голосов. Большую часть времени принц проводил в прогулках, в разговорах с любимым своим надимом Салехом. Знающий все секреты принца, Салех подозревал, что Гази - бек влюблен не на шутку, что неспроста он все время читает одну и ту же газель:
Душу мою сожгла страсть. О красавица, где ты? Свет очей, достоянье моё в обоих мирах, о красавица, где ты? Сердце моё источилось в кровь горькой разлукой. Сладкоречивы уста твои, льют вино встречи, но где ты? Посмотри, как я ранен шипами разлуки с тобой, розоликой, Нарциссоглазой любимой моей! О красавица, где ты?
Салех знал, кто эта - розоликая и нарциссоглазая возлюбленная. За это время они уже несколько раз побывали на Биби - Эйбате, в гостях у шиха Кеблали. Под видом религиозных подношений молодые люди привозили старику деньги и подарки. Не зная, кто они, ших Кеблали всё же понимал, что эти юноши из богатых семей, и терялся в догадках о причине их щедрости и частых посещений. Старик искренне радовался, что молодые паломники столь религиозны, но ни разу не заподозрил, что всё дело тут - в Бибиханым. Ему и в голову не могло прийти, что Гази - бек - принц. Принц уже давно называл про себя Бибиханым "Султаным - ханым". Считая преданного надима наперсником своей тайны, он делился с ним мечтами о будущем и ещё больше сдружился с Салехом в эти дни волнений и грез...... Во дворце царило смятение. Дочери знатных вельмож и ханов, зарившиеся на принца, прослышали о том, что Гази - бек влюбился в простую крестьянскую девушку, дочь голодранца - шиха. Салех, после долгих размышлений, уступил настояниям шахини и открыл ей истину. Та, видя, что сын тает на глазах, боясь, что эта любовь сведет его с ума, рассказала обо всем отцу - Ширваншаху Фарруху Ясару. Тот сначала рассвирепел, но потом, поняв, что от этой болезни трудно излечиться, придумал достойный, как ему казалось, выход.
- Ничего, что ж теперь запрещать! - сказал он шахине. - Во дворец с любого уголка страны приводится столько разных служанок и невольниц! Считай, что эта - одна из них. Юношеская страсть пройдёт, быстро наступит пресыщение. Тогда уж мы женим его на какой - нибудь принцессе или ханской дочери. Гази - бек молод ещё, времени впереди много... Так решилась судьба Бибиханым. Её никто и не спросил, хочет она того или нет: девушку забрали из родного дома и увезли во дворец. Только теперь понял ших Кеблали, кем были эти "паломники". Осыпая обманщиков проклятиями, старый дед остался один в крохотном, опустевшем дворике, где все ему словно напоминало о Бибиханым. В день, когда невесту доставили во дворец, шахиня поставила одно условие. Она запретила девушке показываться в дворцовом кругу: пусть шагу не ступит из выделенных для принца комнат. К Бибиханым приставили служанку и невольницу, она же приносила ей еду из дворцовой кухни. Допущенной во дворец дочери бедняка сразу же указали её место. Первые дни новой жизни прошли для Бибиханым в странной неге. Ока уже давно догадалась, что юноша приезжает в их селение из - за неё, что это не религиозный, а её паломник! Старый дед так давно миновал свою юношескую пору, что забыл, какими они бывают, чувства молодых... Потому нехитрые уловки Гази - бека так легко обманывали его. Но не Бибиханым! Ведь и сама она только что вступила в пору любви. Она, конечно, не ожидала, что её заберут во дворец... Но когда судьба бросила её в пылкие объятия молодого принца - девушка с радостью отдалась своему чувству. Лишенная родного дома, друзей и подруг, превратившаяся вдруг в "Султаным - ханым" Бибиханым всем своим существом привязалась к молодому и красивому супругу. Гази - бек же, не придавший вначале значения поставленному матерью условию, с течением дней стал осознавать его тяжесть. Надёжно изолированная этим условием от всяческого общения Султаным - ханым фактически оказывалась запертой в четырех стенах, скучала, не находя себе никакого дела. Одиноко блуждая в дворцовых покоях, девушка вспоминала окруженный инжирными деревьями маленький дворик деда. Отца с матерью она потеряла очень рано: все её воспоминания с тех пор, как открыла глаза, были связаны с дедушкой. Совсем крошкой качал он её на коленях. Как только девочка немного подросла, она, с помощью соседки, тети Хейрансы, взяла на себя домашние заботы. Соседка научила её вести их нехитрое хозяйство - и с тех пор дедушка уже не вмешивался в эти дела. Дни его проходили в пире, вместе с другими шихами он принимал и провожал паломников. А девочка под руководством тети Хейрансы летом старательно раскладывала на солнцепеке инжир, очищенный от кожуры, кипятила и высушивала цельные плоды, варила пряные сладости, инжирный дошаб, сушила виноград и тут, готовила впрок варенье из "шаны", инжирный джем - словом, запасала все, что можно, на тяжелую, голодную зиму. В знойные летние дни Бибиханым помогала тете Хейрансе стирать белье и мыть ковры, стегать одеяла и набивать подушки. А когда их вконец изводил песчаный ветер, частый в этих краях, женщина, смеясь, просила её:
- Дочка, ты - первенец у своей матери, сбегай, потряси инжирное дерево! Может, поуспокоится... И девочка опрометью бежала к инжирному дереву, весело трясла тяжёлые ветки, приговаривая:
Я у мамы первенец! Уведёт пусть все напасти Рыжий лис с чёрной пастью. Ветру пусть придёт конец!
Девочка "прогоняла" тяжёлый, душный ветер от дома, где:
Глотком айрана не угостят, Гостя в комнату не пригласят!
Бибиханым свято верила, что благодаря этим "заклинаниям", которым её научила тётя Хейранса, ветер перестанет дуть, на смену ему придёт прохлада, песок не будет больше набиваться в глаза, заносить и портить разложенные на солнцепеке янтарные инжирины, аккуратно насаженные на колючки. А потом она насыплет высушенные плоды в белый мешочек, зашьёт его, чтобы не завелись там черви, защитит зимние лакомства от пыли и назойливых насекомых.... Теперь, когда Гази - бек отсутствовал, Бибиханым постоянно слышались голоса то дедушки, то тети Хейрансы. Сладостные воспоминания детства и девичества оставляли комок в горле, расстраивали её. Ока не раскаивалась в том, что полюбила Гази - бека. Но очень скучала по родному дому, по дедушке и соседке - тете Хейрансе, заменившей ей мать и бабушку. Временами, когда Гази - бек брал её с собой на прогулку или на охоту, они на обратном пути заглядывали к шиху Кеблали. Бибиханым тотчас скидывала туфли, босиком бегала по золотому песку двора. Она доставала воду из колодца, разбирала и перестирывала дедушкину одежду, начищала песком посуду, прибирала в доме. Но все равно эти приезды были не возвращением в родной дом, а визитами гостей. За воротами нетерпеливо ржал жеребец, звал в путь. Гази - бек, хоть и не говорил ничего по поводу её суеты - девушка металась по двору, как птица, боящаяся взлететь, хваталась то за одно, то за другое, - но на губах его играла насмешливая улыбка; "дочь пастуха по пастушеству тоскует...”. Принц откровенно скучал, нетерпеливо бродил по садику, похлопывая плеткой по голенищам сапог. Она часто оставалась одна - Гази - бека приглашали то во дворец по делу, то на торжество, то на прогулку. Бибиханым оживлялась с появлением мужа, но тот, видя, как покраснели глаза молодой супруги, понимал, что она плачет в его отсутствие, что ей грустно одной. В сердце принца постепенно росло возмущение. Назло матери, лишившей Бибиханым дворцовых развлечений, он решил воспитать из неё настоящую царицу, по собственному разумению. Он начал давать ей уроки, понемногу обучать всему, что знал сам. Султаным - ханым относилась к занятиям серьезно и проявила столько врожденных способностей, что юный учитель взялся за дело с ещё большим рвением. Очень скоро она научилась свободно читать и писать, и тогда принц принялся прививать ей свойственные его сословию манеры. Часто он и Султаным - ханым, надевавшая костюм юного воина, вскакивали на коней и отправлялись на прогулку по тайной тропе, известной только принцу и его могущественному отцу. В укромном месте Гази - бек учил молодую супругу обращаться с мечом и конём, стрелять из лука. В одну из таких прогулок и встретил их Фаррух Ясар. Осадив коня, он долго присматривался издали к впервые увиденной невестке - та, в наряде всадника, ловко орудовала мечом. Фаррух Ясар неожиданно для самого себя одобрил выбор сына. Против обыкновения, подозвал к себе невестку, поцеловал в лоб.
- Отлично, сынок! Я такого и не ожидал, - обратился он к принцу. Вернувшись до дворец, Ширваншах Фаррух Ясар пригласил к себе шахиню.
- Пришло время ввести Султаным - ханым в круг придворных дам, - сказал он. - Пригласи и её на предстоящий праздник день рождения пророка!
- Кто такая Султаным - ханым?
- Твоя невестка! Ты её ещё не видела?
- Не видела и не хочу видеть.
- Напрасно. Вначале и я так думал. Но когда увидел понял, что сын наш не ошибся в выборе. - И, сдвинув брови, Фаррух Ясар добавил:
- Сделаешь так, как я сказал, та девушка ничем не хуже дочерей иных придворных и аристократов. Может быть, даже лучше. Вызови её. Увидишь сама. Гази - бек готов был летать от счастья. Вместе с тем, его томило беспокойство: накануне торжественного дня он весь вечер занимался обучением Султаным - ханым. Объяснял супруге дворцовые порядки, учил, как вести себя, чтобы понравиться его матери. Все эти наставления, можно сказать, вовсе и не понадобились Султаным - ханым. Красота девушки с первого взгляда восхитила шахиню - тонкую ценительницу всего прекрасного. Она осталась довольна беседой с Бибиханым, обрадовалась, узнав, что за короткое время невестка её научилась читать и писать, освоила воинское ремесло - значит, обладает немалыми способностями! Всё же она была матерью, а не только шахиней. Матерью, чьё сердце в эту минуту было переполнено счастьем сына! Вот так, на зависть многим, завоевала Султаным - ханым любовь свекрови и свекра, а потом и уважение дворцовой челяди и многих придворных.
4. ДЕНЬ, ПРОВЕДЁННЫЙ В КОРЗИНЕ (Продолжение)
Солнце ещё не поднялось на высоту копья, когда привратник распахнул обе створки высоких ворот перед предводителями подъехавшего войска. Бахрам кази соскочил с коня в просторном зеленом дворе. Он был удивлен: падишах Рустам сказал ему, что здесь скрывается Исмаил, сын Шейха Гейдара, находящийся под опекой правителя Мирзали, и что нескольким гонцам уже отказались его выдать. Он хорошо знал правителя, знал, что тот - человек воинственный. Из его ворот без боя не то что коня - даже и мула не уведешь. Если шейх здесь, почему тогда ворота распахнуты, почему их так спокойно открыли перед входящими? Правитель Мирзали встретил посланных приветливо, как дорогих гостей:
- Пожалуйста, пожалуйста, Бахрам кази, добро пожаловать в наши края, рады вас видеть. Тотчас же слуги взяли коней за поводья, прогуляв их немного, отвели к кормушкам. Бахрам кази приказал своим воинам окружить дворец и быть наготове, а сам вслед за правителем Мирзали вошёл в просторные покои. Здесь уже была расстелена скатерть для завтрака. Тотчас же появились изысканные блюда, напитки. Отдохнув с дороги, Бахрам кази приступил к делу:
- По сведениям, дошедшим до великого падишаха, шейх ардебильских суфиев Исмаил ибн - Шейх Гейдар ибн - Шейх Джунейд находится под твоим покровительством. Я благодарен тебе, брат, за то, что ты гостеприимно встретил меня и моих людей. Но, прошу тебя, если дело обстоит так, как донесли великому падишаху, исполни его веление и выдай Исмаила. Я даю тебе слово, что у нас он будет в безопасности. Ведь он - двоюродный брат падишаха, никакая беда его не коснется! "... Вот - вот, как будто оба мы не знаем, что родных братьев Исмаила этот самый ближайший родственник убил собственными руками...”. Боясь, что по глазам его можно прочесть все, о чём он думает, Мирзали поспешно заговорил:
- Я сказал посланцам шаха все как есть. Нога человека по имени Исмаил не ступала на мои земли. Хочешь, поклянусь, положив руку на Коран?
- Ну что ж! Я приму твою клятву, поеду к шаху, предстану перед ним и передам её. По приказу правителя Мирзали слуги принесли расписанный золотом Коран. Вместе с лахиджанским кази пришёл войсковой молла. Мирзали встал и, как было принято по ритуалу, вышел в дворцовую баню. Вылив на голову три сосуда воды, - совершив положенное омовение, "очистился от скверны", взял в руки дестемаз, вернулся к собравшимся. Согласно обычаю, возложил правую руку на Коран. Он старался не смотреть в сторону корзины, висевшей на крепкой ветке среди густой листвы раскидистого тутового дерева, что росло во дворе. Думая о том, чью руку он увидел во сне, взмолился про себя: "О шейх, о дух духов, о глашатай нашей веры, о глава суфиев. Дай мне силу и волю, во имя спасения от этих злодеев твоего продолжения - твоего ребёнка, произнести клятву! Будь моим исцелителем! ". А потом, трижды проведя ладонью по лицу, коснулся рукой Корана. В полной тишине, громко, чтобы каждое слово запечатлелось в памяти близко и далеко стоящих людей падишаха, проговорил:
- Клянусь святым Кораном! Исмаила ибн - Шейх Гейдара ибн - Шейх Джунейда нет на моей земле!... Бахрам кази был храбрым полководцем. Он очень расстроился, что, не поверив словам прекрасного человека и такого же, как он сам, воина, заставил Мирзали дать клятву. "Странный у нас шейх, ей - богу! Двух детей своей родной тети уничтожил, и все ещё сердце его не остыло. Теперь вот пустился следом за малым ребёнком, как будто останься он в живых, страна погибнет. И меня поставил в неловкое положение, и уважаемого человека опозорил. К нему недоверие проявлено, а я посрамлен...”. С этими мыслями Бахрам кази тяжело поднялся, кивнул правителю:
- Ты очень расстроил меня, дорогой Мирзали! Клянусь той священной книгой, на которой лежала сейчас твоя рука, - пока я нахожусь на службе у падишаха Рустама, дом твой будет в безопасности! Прости меня: нет на свете хуже доли, чем быть рабом приказа. Сердце Мирзали забилось спокойнее. Он ласково ответил гостю:
- О чем ты говоришь, брат мой?! Разве я не понимаю, в каком ты положении? Да онемеют бесстыжие люди, которые сводят падишаха с пути, нашептывают ему на ухо заведомую ложь. Я ведь тоже, как и ты, человек подневольный: одна рука просит, другая - отталкивает... Бахрам кази не мог задерживаться дольше. Попрощавшись с хозяином дома, вскочил на подведенного ему коня и выехал на ворота, к войску. Не успели всадники удалиться на половину агача, как правитель Мирзали бросился к висевшей на дереве "тюрьме" Исмаила, развязал веревки и спустил корзину на землю. Ребёнок сидел, правда, вполне удобно, но кажущиеся теперь очень большими на бледном личике глаза смотрели напряженно. "Какой он бледный!.. Ещё бы! Где видел он солнечный свет? В подвале?! Где он видел небо? В трубе! О - о, несчастный ребёнок! " Мирзали попытался улыбнуться:
- Сын мой, отныне нам нечего бояться. От всей души я верю словам Бахрама кази. Пока он находится на службе у шаха - в безопасности и наш дом и, главное, ты. Но все равно не следует забывать об осторожности: не бывает ведь ноги, которая не спотыкается, языка, который не заплетается. Исмаил вылез из корзины. Волнение, которое он пытался скрыть, ещё не прошло. Но оставлять слова правителя без ответа маленький шейх не захотел: "Пусть знает, что я понимаю, как он потрудился ради меня". Сказал:
- Я всё слышал. Пусть сам имам Али вознаградит тебя!
- Да услышит тебя аллах! И Исмаил остался во дворце Мирзали ещё на полных шесть лет...
* * *
Впереди ехал Байрам - бек Гараманлы. Всю равнину заняло следующее за ним войско. Перегоняя друг друга, самозабвенно скакали всадники, казалось, это были участники скачек, наконец - то нашедшие обширную площадку и на радостях пустившие коней вскачь... Доехав до реки, Байрам - бек остановился. Обернулся к проводнику Гусейну, почтительно державшемуся на расстоянии от него:
- Это Кура?
- Да, бек!
- И она течёт так спокойно?!
- Не смотри на это кажущееся спокойствие, бек, она так же бурна, как и её имя.
- Трудно будет переправиться через эту реку?
- Да буду я твоей жертвой, бек, да!
- Что же делать?
- Другого пути нет. Самое мелкое единственно годное для переправы место - здесь.
- Какое же это мелкое? - удивился Байрам - бек, натягивая повод коня. Тем временем войско уже нагнало их. Кто поил коня на самом берегу, а кто, спешившись, жадно пил куринскую воду. Многие смывали пыль после трудной дороги. Байрам - бек продолжал сидеть в седле. Он колебался, язык не поворачивался отдать приказ о переправе. Дух захватывало от одной мысли, что надо направить коня в эту бесшумно текущую, темную и быструю воду. Внезапно стоявшие позади всадники расступились. К берегу подъехал юный падишах. Лицо его было прикрыто вуалью: люди не должны осквернять взглядом божественного лика сына Шейха Гейдара. Не поднимая вуали, всадник приблизился к Байрам - беку Гараманлы:
- Почему остановились, почему не переправляетесь?
- Мой повелитель, я опасаюсь пускать коней в эти воды. Думаю: может, найдём более удобное место для переправы?
- А что говорит проводник?
- Он считает это место подходящим. "Гиблеи - алем" - "святыне мира" - было четырнадцать лет. Но те, кто, не зная о его возрасте, видел мальчика в седле, сочли бы, что ему не меньше двадцати. Высокий, хорошо сложенный, гибкий станом Исмаил в тяжёлых военных доспехах походил на молодого богатыря. Юный шейх решительно вскинул голову. Сквозь прорези в вуали бросил острый взгляд на Байрам - бека Гараманлы: "В твоем сердце, как видно, не горит костер злобы и гнева против врага. Ты не отбывал, конечно, в младенчестве ссылку вместе с матерью и братьями в сырых подземельях крепости Истехр. Не тебе служили подушкой камни, а одеялом - облака. Не тебя, разумеется, прятали от каждого шороха. Не вешали на дерево, посадив в корзину. Твои два брата и весь твой род - мужчины, женщины, взрослые и дети - не были уничтожены, нет! Иначе бы ты не колебался. Тебе, как видно, не говорили, что ради святой веры можно и жизнью пожертвовать. Я же, прошедший через все это, полон ненависти к врагу. Я могу! "
- За мной! - крикнул юный повелитель, поднял хлыст и первым направил своего коня в величавую реку. За ним, восхищенные отвагой молодого военачальника, не раздумывая, двинулись Байрам - бек, Чая - султан, Гаитмаз - бек, Хулафа - бек, дядька Гусейн - бек, Див Султан и другие. Переправляясь следом за Исмаилом через реку, они вдруг услышали какую - то мелодию. Дядька Гусейн, неотступно сопровождавший юного падишаха, дал знак не шуметь, прислушался. Голос Исмаила окреп: он пел, чтобы воодушевить свою армию, приободрить близких ему людей:
Где ни посадишь, вырасту, Куда ни позовешь, приду, Судиям помогу. Кази, скажите, я - шах.
С Майсуром на виселице остался, С Халилом на костре остался, С Мусой на туре остался. Кази, скажите, я - шах.
Волнующий призыв сердца слышался в этих простых, незамысловатых словах. Голос звал за собой, вселял в людей уверенность и надежду. Вскоре друзья, мудрецы, озаны - все стали подпевать с таким воодушевлением, будто пели религиозный гимн:
В золотой короне, на сером коне, Большое войско предано мне, Взор пророка Юсифа горит на челе. Кази, скажите, я - шах. Хатаи я - на алом коне. Слаще меда слова мои,
Мой предок - имам Али. Кази, скажите, я - шах.
Армия вслед за своим юным повелителем перешла реку, не потеряв ни одного человека. Когда последний кызылбаш вышел на берег, сердце Гусейна дрогнуло от пронзившей его мысли: "Детеныш льва - с рождения лев". Глаза его потеплели. Он был горд за этого красивого и чистого юношу, которого воспитал и вырастил, всю душу в него вложил, и вот теперь его питомец стал муршидом, главой секты. Из умиленного сердца дядьки Гусейна и Хулафа - бека одновременно вырвался возглас: "Аферин! "
- Тысячу лет пусть живёт наш шейх, наш муршид!
- Да здравствует мудрый муршид!
- Слава молодому шаху! Крик одобрения, казалось, потряс небеса, вызвал оживление, движение в рядах войска. Чувствовалось, что теперь уже все готовы идти за молодым государем - поэтом, чьё четырнадцатилетнее сердце бурлило чувством мести. Люди будто провидели, что этот мальчик в будущем много сделает для объединения разрозненного народа под единой властью... Исмаил же будто не слышал ничего, упрямо смотрел вперёд, думая о своём. Нет, он не возгордился собой - понимал, что все это делается его друзьми, единомышленниками в целях укрепления его авторитета.
5. КОНЕЦ ОДНОГО ПЛЕМЕНИ, ИЛИ СУДЬБА АЙТЕКИН
Вдали от городов, в стороне от караванных троп жило одно племя. Сотни лет пролетели над ним. Из рук в руки, от одного завоевателя к другому переходили его многострадальные земли. Сменяли друг друга монголы, тимуриды, акгоюнлинцы... Но племя даже и не ведало о происходящих переменах. Забрел сюда, правда, как - то раз молла и, обратив их в свою веру, надолго поселился в селе. Обучал законам шариата - как сам их понимал. Когда молла умер, аксакалы племени похоронили его на кладбище, и могилу его объявили святым местом. Но после смерти старого моллы многие из привычных обрядов и верований вновь заняли своё место в обиходе сельчан. Деревенские старухи были главными хранительницами стародавних обычаев и зорко следили за неукоснительным их соблюдением. Смотришь, наутро после того, как невесту ввели в дом жениха, одна из старух, разбудив молодую пораньше, ведёт её здороваться с солнцем. Не реже, чем Коран и имамов, поминали языческие божества. Когда жив был старый молла, он приучил сельчан давать детям "имена из Корана". Так появились в племени Мухаммеды, Бекиры, Ахады, Ахмеды. Но старухи, не принимая в душе этих нововведений, все равно нарекали новорожденных именами, принятыми по обычаю племени, на родном языке. И дети росли с двумя именами: одним - официально - религиозным и другим, привычным, домашним, как называли отец с матерью. По обычаю, погода, сопутствовавшая рождению ребёнка, предопределяла его имя, указывала судьбу младенца и его будущий характер. В племени в ходу были такие имена, как Боран - буран, Торан - сумерки, Сехер - утро. Раз в год, в пору уборки урожая, в село из большого города являлся сборщик налогов. День - другой жил он в доме главы племени, с любопытством и некоторой опаской приглядывался к незнакомым обычаям. Сердито сплёвывал:
- Слушайте, что вы за мусульмане?! Ей - богу, не могу разобраться. Гяуры - и те лучше вас... В своё время старый молла сменил название племени "Одлу" - "Пламенное" на "Мухаммедли". В официальных книгах сборщиков налогов оно так и именовалось. Но между собой чиновники называли мухаммедлинцев гяурами. На вопрос: "Слушай, амил, ты куда собрался? " - скривившись, отвечали: "К гяурам... " В годы, о которых идёт наш рассказ, племя вело полукочевой образ жизни. От кочевничества, в сущности, осталось немногое; члены племени занимались животноводством и земледелием. Мужчины засевали поля по обе стороны реки Гюнешли, поливали их речной водой. Если какой - то год на правом берегу сеяли зерновые, то на будущий - эти земли использовали под огород. Возделывали они и гладкие склоны невысоких гор, окружающих долину. В конце лета или в начале осени в село обычно наведывались чужаки. Приезжал важный сборщик налогов. А следом к току подбирались дервиши, бродячие сеиды, моллы и ещё бог знает кто... Раскрыв горловины объемистых мешков, все требовали - кто долю шаха, кто - эмира, а большинство - святых предков. Отлученное от древней веры своих отцов и дедов племя никак не могло постичь всех тонких различий между сектами новой религии - и потому каждому требовавшему молча отдавали все, что он хо - тел. А часть уже оставшейся пшеницы перемалывали в муку на стоявшей в окрестностях села водяной мельнице, а зимние запасы закапывали в вырытых поблизости от жилищ ямах. Племя не ведало ни рынков, ни лавок; ни один сельчанин не знал дороги в город. Время от времени сюда забредали "коробейники". Бродячие торговцы привозили фрукты и другие вкусности, которые здесь и в глаза никогда не видели, и обменивали их на пшеницу и ячмень по весу - один к одному, к двум, к трём... Торговцы, как и сборщики налогов, появлялись в деревне осенью, когда у сельчан и настроение после уборки урожая было хорошее, и в руках, как говорится, кое - что имелось. Дни, о которых идёт наш рассказ, пришлись на весну. Но зима выдалась сухой, бесснежной, жителям села пришлось туго. Скот ослабел и похудел за зиму, а весна запоздала, трава зазеленела поздно. У коров доить было нечего. Чичек сетовала на создателя:
- О аллах, разве ж так можно? И жалости к людям не имеешь. Ни капли с неба не посылаешь, откуда траве взяться, чем скотину кормить?! Недовольно ворча под нос, старушка направилась к дому аксакала племени Мухаммед - Булуда. На дне кувшина, что она несла в руках, было немного молока - его только что отдала ей соседка, девушка Агсу.
- Клянусь светом, бабушка Чичек, это все, что я надоила, - извинялась девушка.
- Знаю, детка, знаю, зачем ты клянешься? У всех так, не только у вас. Тот, чьей жертвой я буду, не дает дождя, что тут можно сделать?! Дойдя до ворот Мухаммед - Булуда, Чичек увидела торговца Омароглу. Тот только что слез с коня, и теперь привязывал недоуздок к камню у летней кормушки напротив сарая. Увидев старуху, он поздоровался с ней как старый знакомый:
- Рад тебя видеть, ай Чичек!
- Добро пожаловать, братец, добро пожаловать! Что это ты так рано?
- Тобой полюбоваться пришёл, аи Чичек! Время такое, знаешь...
- О времени и не говори, братец, земля и небо - все горит. Когда семья растет, забот прибавляется. А тот, чьей жертвой я буду, злоумышляет, видно, против нас.
- Не говори так, аллаху не понравится! Ему лучше знать...
- Конечно, а я что говорю?! Слава творцу, хоть дышим спокойно... На голоса вышла жена Мухаммеда - Булуда Гюмюшбике, приветливо поздоровалась с Омароглу:
- Добро пожаловать, братец! А мужа дома нет, отправился на Агархач. Пастухи утром сообщили, что ночью много баранов разбежалось: волка испугались и разбрелись неизвестно куда... - разговаривая, Гюмюшбике взяла стоявший в тени под крышей кувшин, молока там было чуть ниже горлышка. Вылила молоко в кувшин старухи Чичек.
- Вот эти два кувшина всегда были полны молока, ай Чичек, а сейчас - видишь? Как дальше быть, не знаю...
- Дай бог тебе всех благ, Гюмюш. Ведь говорят же, "чёрный день, проведённый с народом - праздник". Грешно гневить создателя - спасибо и за это, я же вижу, всем сейчас трудно. Много ли дел, Гюмюш?
- Да нет, отнесла вот свекрови чурек, обменяла на яйму. Что делать, родная, муж тендырный хлеб любит, а я - дочь кочевника, к чуреку не привыкла, не могу его есть. Не успела старуха Чичек выйти со двора, как к воротам подошли Мухаммед - Булуд вместе с сыном Ахмедом - Гюнтекином. Соскочив с коней, оба поздоровались с Омароглу:
- Добро пожаловать!
- Добрых тебе дней!
- Все ли здоровы? Как домашние?
- Слава аллаху, живут помаленьку. Вам привет шлют.
- Что слышно, какие новости в мире? Что хорошего?
- Хороших вестей - кот наплакал, сказать о плохих - язык не поворачивается. А вестей много...
- Так рассказывай, брат, не томи...
- Горе в мире, опять кровь рекой льётся...
- Что так? Из - за чего?
- Говорят, есть такой город Ардебиль, там шах новый объявился - сын шейха. Новую веру будто принес...
- А жители что, не мусульмане?
- Мусульмане - то они мусульмане, но таких, как мы, убивают. Старуха Чичек давно уже стояла во дворе, навострив уши. Мухаммед - Булуд и Ахмед - Гюнтекин с Гюмюшбике слушали Омароглу со всё возрастающим изумлением.
- Говорят, заставляют клясться на большом Коране двенадцатью имамами, что принимаешь новую веру.
- Большой Коран я видел. А двенадцать имамов - это кто?
- Я столько же знаю, сколько и ты.
- Хорошо, а нам - то до всего этого какое дело? Пусть каждый остается в своей вере, на своём пути, и всё!
- В том - то и дело. Говорят, у его отца и деда была кровная вражда с отцом и дедом нашего Ширваншаха. И теперь он ему мстит. Да ещё и мусульманство у них другое, он и нас хочет в ту веру обратить. А кто не желает обращаться - тут же, на месте, мечом рассекают надвое. Чичек и Гюмюшбике разом в ужасе вскрикнули:
- Вай, аллах! Что за ужас!
- Да - а - а, вести не из приятных, а может, это выдумки болтунов? Вести твои верные?
- О чем ты говоришь, брат? Стал бы я в такое время года загонять коня, чтобы сюда добраться? Подумал: сообщу тебе, чтобы ты был начеку, да заодно и соберу по дворам то, что с прошлого года недадено...
- Ты очень хорошо сделал, что известил нас. Но насчет долга... Весна задержалась, сами животы подтягиваем. Не знаю, Омароглу, сумеют ли люди рассчитаться с тобой...
- Это - то верно, но, клянусь аллахом, и мы в таком же положении. Засуха и к нам была беспощадна, даже стука ложки в наших домах сейчас не услышишь. Я подумал, может, здесь хоть что - нибудь сумею получить...
- Насчёт зерна - сомневаюсь, а вот скотом, может, и расплатятся.
- В этой бойне, что затевается, на что мне скот?
- Что сказать тебе, Омароглу? Сам решай, навести своих должников, потребуй уплаты. А пока пойдём, перекусим, чем бог послал. Как говорится, поживем - увидим! Гюмюшбике вошла в дом, чтобы приготовить мужчинам еду. Потрясенная словами Омароглу, старуха Чичек, бормоча что - то про себя, взяла кувшин и направилась к своему дому. "О невидимый творец, только этого нам и не хватало! Чтоб тому, кто затеял войну, мухой стать и к стене прилипнуть, чтоб собакой стать и всю жизнь скулить у своей двери! Какое ему дело до нас?! " Старуха Чичек, для которой весь мир состоял из одной её деревни, слыхала про войну только в сказках. В молодости она несколько раз видела "сражения" - крупные драки между семьями. Помнит, как в селе два парня полюбили одну красивую девушку, и из - за того, что девушка оказала предпочтение одному из них, между соперниками вспыхнула вражда. Вмешались, как водится, родственники и, разбившись на две группы, начали биться на пращах. Обе стороны яростно метали друг в друга камни, было много раненых. Только сельские аксакалы смогли прекратить этот скандал... И ещё: однажды какое - то кочевое племя набрело на их стойбище, стало пасти скот на их пастбищах. Тогда поднялось всё село, чтобы прогнать чужаков со своей земли. Мужчины, намотав чухи на руку, сражались палками. Разбитых голов и выбитых глаз было много, но никто не умер. Чичек знала смерть только от болезни или от старости, ей и в голову не приходило, что, как в известных ей сказках, жестокий правитель и наяву может, по непонятным старухе причинам, уничтожать людей, не имеющих к нему никакого отношения. Вот почему она и поверила принесенной Омароглу вести, и пришла от неё в ужас, но в глубине души в тоже время засомневалась: может быть, рассказанное торговцем - тоже сказка? Однако, веря и не веря, Чичек всё же не преминула всполошить все село, передавая услышанную новость всем, к чьим воротам она в это утро приходила за молоком. Не успел ещё Омароглу закончить трапезы, как весть о войне будто на быстрых ногах разбежалась по селу. Как бы то ни было, но когда Мухаммед - Булуд и Омароглу, позавтракав, вышли во двор, они застали здесь плотную толпу сельчан. Люди стояли, устремив взгляды на аксакалов племени: ждали, что он скажет. Мухаммед - Булуд пригласил в дом нескольких наиболее уважаемых мужчин, а остальных отправил заниматься делами, заверив, что никакой опасности пока нет. В доме старейшины началось совещание. Многие, решив, что к предстоящая битва будет такой же, как и те, что вели они между собой, произвели подготовку: запасли чухи для нарукавников, тяжёлые дубинки, пращи с большими гнездами для камней, велели ребятне набрать побольше крупных камней. На том и успокоились, решив, что теперь они готовы к встрече с любым врагом, и каждый занялся своим обычным делом. Проводив гостей, Мухаммед - Булуд почувствовал в душе смутную тревогу. Он решил направить туда, где, по словам Омароглу, идёт война, своего человека - надо же выяснить истинное положение дел! После долгих раздумий выбор его остановился на собственном сыне, Ахмеде - Гюнтекине, - это была самая подходящая кандидатура. Наутро, чуть только зарозовело небо, он дал Гюнтекину необходимые указания и направил его на восток от земель родного племени, туда, где, по словам Омароглу, шла война. Мухзммед - Булуд напрасно прождал сына весь этот долгий денъ. Гюнтекин вернулся лишь на следующий день к вечернему намазу. Уединившись с отцом, сын поведал об увиденном:
- Войско весь мир заняло, отец! И все воины с мечами, щитами, стрелами, копьями. На арбах везут неведомое военное снаряжение, какое и в страшном сне не увидишь. С таким войском нам сражаться трудно будет, отец! С нашими дубинками да пращами мы и дня против них не выстоим...
- А что же нам делать, сын?
- Не знаю, отец! По - моему, лучше всего совсем уйти отсюда.
- Но куда? И как мне убедить людей? Разве они уйдут, оставив посевы, урожай, скот? Как оставишь родной дом?
- Этого я тоже не знаю, отец! Но все села, что находятся отсюда всего лишь в дневном переходе, лежат в развалинах. Большую часть людей перебили, многих взяли в плен и увезли продавать на невольничьи рынки... Народ кровавыми слезами обливается, отец! Старик задумался, понурив голову. Долго длилось молчание, и наконец Мухаммед - Булуд заговорил:
- Знаешь, сынок, посоветуюсь - ка с аксакалами. Думается мне, надо подняться на гору Гюнгёрмез и там на ровном склоне вырыть землянки, поставить хижины. Переселим туда женщин и детей. А сами вооружимся, как можем, и будем охранять на равнине наши посевы, скот. К тому месту, о котором я говорю, ведёт всего одна дорога. Её тоже могут охранять несколько человек, но, главное, её ни один чужак не найдёт, а найдёт - так не поднимется незамеченным. При этих словах он показал рукой в конец равнины, туда, где реку с двух сторон окружали отвесные горы. И действительно, гора Гюнгёрмез была надёжной естественной крепостью.
- А вода? - с сомнением и надеждой спросил парень.
- Пока враг не приблизился, женщины могут носить воду из реки.
- А вдруг мы будем окружены?
- И на этот случай есть выход. На теневой стороне Гюнгёрмез скалы в одном месте провалены, там можно пробить тропинку к реке. С востока враг её не увидит, а с другой стороны - узкое ущелье реки, отвесные скалы, кому придёт в голову искать там? Да и к реке тропу подводить не будем, пробьем её через скалы, а к воде сделаем подкоп. Долго держали совет отец с сыном, раздумывали, как лучше всё устроить.
- Отец, тропинку и подкоп надо готовить уже сейчас.
- Да, как только начнем переселение. Ещё не успели совершить утренний намаз, как стало известно о том плане, который предложил для спасения племени от врага Мухаммед - Булуд. Он первый перенес свой дом - кибитку на гору, похожую на крепость, и тем самым сразу же пресёк все разговоры о том, надо или не надо переселяться. Мухаммед - Булуд в спешном порядке разбил молодых сельчан на две группы: первая, под руководством Ахмеда - Гюнтекина, сразу же начала пробивать тропинку в скалах в указанном Булудом месте и вести подкоп к реке, а вторая, возглавляемая другом Гюнтекина храбрецом Аязом, ставила палатки, сооружала хижины на горном склоне. Все, кто мог держать в руке дубинку, кинулись к аксакалу: "Поручи нам подходящее дело! " Но женщины не желали верить в эту "историю с войной", отказывались покидать насиженные места. Чтобы успокоить и уговорить их, Булуду пришлось произнести целую речь:
- Мои дорогие сестры и матери! Наши отцы говаривали: "Если муж сядет под кустом колючки, жена тоже должна сесть рядом с ним под куст полыни". Самый лучший выход - перебраться на гору. Враг пройдёт, страх минует, дети наши целы останутся, не пойдут невольниками в чужие края. И честь наших матерей, жен, сестер, дочерей, невесток - не будет растоптана. Вот Ахмед - он видел то войско, что идёт на нас войной. Говорю вам: наших сил на него не хватит. На Гюнгёрмезе мы будем в безопасности. Этот Омароглу, мир праху его отца, вовремя нас оповестил. Даю вам слово, что, как только опасность минует, я своими руками перенесу ваше добро обратно, на наши старые земли. Ах вы, безумные старухи, чего вы боитесь? Не птицы же мы, чтобы всю жизнь на скалах сидеть! Много сил и слов потратил Мухаммед - Булуд, чтобы уговорить женщин. Уговорил, наконец. Теперь и они вместе с детьми, навьючив на спины домашний скарб, поднимались в горы, а свободные от строительства мужчины приглядывали за скотом. Некоторые пастухи были вооружены кинжалами и добытыми где - то Булудом мечами. Обращаясь к небесам, старуха Чичек перемешивала молитвы с проклятьями:
- Пророк Наби, пророк Ильяс, освободи человека от человека! Хотя настроение у людей было не очень веселое, кто - то поддевал её:
- Эй, старуха, такое говорят, когда женщина от бремени освобождается!
- Ну, так и есть, если мы от этого нечестивца избавимся снова на свет народимся! Под вечер того же дня люди уже совершили намаз на крошечном, с ладонь, участке горы. С равнины, сколько ни смотри, ни шалашей, ни палаток не различить. А только что покинутые жителями дома погрузились в удивительную тишину. Казалось, застыла вся прошлая жизнь племени. Можно было подумать: люди либо заснули, либо ушли куда - то. Вот - вот они вернутся обратно, вновь задымятся не остывшие ещё очаги, к опустевшим кормушкам будет привязан скот, привычным шумом наполнится все село. Но это было лишь внешнее впечатление; внутри дома выглядели так, будто каждую комнату до нитки обчистили воры.
* * *
Когда передовой отряд кази добрался до села, он застал здесь странную картину. Пустые, напоминающие склепы дома молча смотрели на пришельцев. Раскрытые ворота были как черные провалы пещер. Ни самого паршивого козлёнка в загоне, ни хромого цыплёнка в курятнике... Казалось, война, не коснувшись ещё села рукой, уже опалила его своим дыханием, убив все живое. Воины разместились в покинутых домах, стали ждать подхода основных сил: здесь они должны были соединиться. А после нескольких дней отдыха войско направится к горе Фит - весенне - летней резиденции Ширваншахов. Для перехода через горы отдых был необходим.
6. ДЕРВИШИ
В это самое время на другом конце света в семье купца, не знающей ни о Султаным - ханым, ни об Исмаиле, будущем шахе, росли их сверстники, братья - близнецы. Много десятилетий назад их предки, азербайджанские купцы, после разгрома хуруфитов покинули Ширванское шахство и обосновались в Конии. У братьев - близнецов, сыновей Гаджи Башира от турчанки Ляман, была, как говорится, легкая нога. Гаджи здорово повезло в торговле, он получил большую прибыль там, где совсем не ожидал её. Отец не жалел средств для воспитания мальчиков, хотел, чтобы они были и образованными, и физически развитыми и даже мечтал, что они пойдут по его стопам, а, может, и ещё дальше. Но с годами Гаджи Башир перестал понимать своих детей. Один из близнецов, Исрафил, с детства отличавшийся сильной набожностью, стал, несмотря на молодость, мюридом городского кази, его самым доверенным базарным служителем. К отцовскому занятию - торговле он совсем не проявлял интереса. Напротив: как правая рука кази, Исрафил заделался самым ярым врагом всех купцов на базаре, их ненавистным соглядатаем. Второй близнец, Ибрагим, был полной противоположностью брату. Если Исрафил внешностью походил на отца, а характером был жесток и коварен, то Ибрагим своим прославленным лицом, высоким ростом, изящной осанкой больше напоминал мать, Ляман - ханым. Движения у него были плавными, речь - сдержанной. Но и он, как и брат, расстраивал отца необъяснимым пристрастием к дервишам. Дело дошло до того, что Гаджи Башир решил серьезно поговорить с Ибрагимом:
- Сынок, что хорошего находишь ты в этих вшивых, вонючих дервишах, сбривающих не только усы и бороды, но даже брови я ресницы?! Ибрагим покраснел, горячо возразил:
- Но ведь главное не одежда в человеке, отец, для меня важна суть их учения. Отпусти меня с ними: я хочу повидать мир, хочу узнать, какие ещё живут на свете люди, какие есть на свете обычаи, хочу услышать чужие наречия. Гаджи Башир повысил голос:
- С дервишами - никогда! Сынок, ведь ты можешь поездить по свету и как купец, повидать какие хочешь страны, увидеть разных людей. С моего благословения - пожалуйста! - бери в свои руки мои торговые дела, я уже состарился. Присоединяйся к купеческим караванам, я снаряжу тебя. Что может быть лучше - сын с отцом, рука об руку! И имущество наше умножим, и мечта твоя исполнится. Ибрагим мягко усмехнулся:
- Прости, отец, но мне не по душе мирские блага. И умножать их мне не хочется. Тут в разговор, не утерпев, вмешался Исрафил, давно уже внимательно слушавший их. Грубо расхохотался:
- Хорошо! Нам только этого не хватало - нищий дервиш! А есть ты не захочешь? Гулять не захочешь? Дом свой иметь, жену, детей не захочешь? - Потом, понизив голос настолько, чтобы услышать мог только брат: - А Нэсрин на что ты будешь содержать? Хоть материю на юбку ты ей должен покупать или нет? Или это тоже отец твой будет делать? Ибрагим задрожал от гнева, выдохнул шипящим шёпотом: "Это не твоё дело". Собрав всю свою волю, громко ответил:
- Не обижайся на меня, отец. Торговые дела ты поручи нашему старшему брату Хамдулле. Меня же с этим миром ничто не связывает. Моим ложем станут созданные творцом поля, едой дарованные создателем травы и коренья. Праведная торговля предназначена для моих братьев, я же пылаю страстью хоть на миг приблизить слияние с моим божеством. Разве ты этого не чувствуешь, отец? Ведь ты человек бывалый, предки твои покинули родину во имя своих убеждений. Я не хочу дерзить тебе, моему родному отцу, я только прошу тебя - не заставляй меня заниматься тем, к чему не лежит душа. Не мешай мне идти по пути, предначертанному моим духовным отцом. Ляман - ханым, слушавшая из боковой комнаты разговор отца с сыновьями, плакала. Она не знала, кто из них прав. Она только горько говорила себе: "Когда Ибрагим сосал мою правую грудь - Исрафил сосал левую. Почему же братья - близнецы, внешне столь похожие, так отличаются друг от друга? " Насколько резким с самого младенчества был Исрафил, настолько мягким, ласковым вышел из материнского лона Ибрагим. Он восхищенно слушал её сказки, песенки, загадки - ими убаюкивала его мать вместо колыбельных песен. Ещё совсем заплетающимся языком повторял за ней стихи; потом стал читать их даже во сне, и стихи эти очень походили на гошма Юниса Имре, которые читала ему, малышу, мать. Впоследствии, когда Ибрагим вырос, он втайне от всех, но не от матери, всерьез занялся сочинительством стихов. Но направленность этих стихов, их содержание резко отличались от того, что мальчик слышал в детстве. Теперь с языка его не сходило имя некоего Хатаи, он, можно сказать, дышал этим образом. "Интересно, кто он? " - думала мать. Давно уже проведала Ляман - ханым о тайной сердечной склонности сына - его влюбленности в соседскую девушку Нэсрин. Но теперь, кажется, и Нэсрин уже забыта! Неужели сын оставит их, откажется от дома?. . Ляман - ханым видела, что теряет своего ребёнка, что он день ото дня отдаляется от неё, его помыслами и душой владел лишь образ Хатаи. Ей хотелось войти в комнату, кинуться в ноги мужу Гаджи Баширу, омыть их слезами, умолить его: "Аи, Гаджи, да буду я твоей жертвой - ведь ты отец, употреби свою отцовскую власть! Прикажи Ибрагиму, не позволяй ему уходить из дома! Он не посмеет ослушаться твоего веления... " Но Ляман - ханым не знала, что её Ибрагим живёт теперь только и только в мире дервишей, что сам глава секты мечтает стать его духовным отцом, обучает его заветам Хатаи, готовит его к великому - по своему разумению - будущему, и в это будущее и он сам, и молодой Ибрагим искренне верят. Даже самый строгий запрет Гаджи Башира не сможет проникнуть в сердце, в котором царит воля постигших истину мудрецов. Просто не в состоянии!
***
Дорогой читатель! На дорогах нашего повествования ты ещё встретишься с Бибиханым - Султаным, Айтекин, Ибрагимом и Шахом Исмаилом, сыном Шейха Гейдара, известным в то время, как Хатаи. Каждый из них по своему разумению захочет понять это высшее духовное лицо шиитов, военачальника, в четырнадцать лет сумевшего покорить четырнадцать провинций, государя и автора утонченных любовных газелей и "Дехнаме" - поэта Хатаи.
7. КОРШУН
Прорвав серое одеяние горы, высоко в небо вознеслась черная скала. На голом и остром пике её неподвижно, точно и он был изваян из камня, сидел коршун. Зоркими глазами он оглядывал окрестности, особенно пристально вглядываясь в похожие сверху на ряды разноцветных бусинок, шеренги воинов. Старый стервятник, проживший на свете почти столько же, сколько и эти скалы, узнавал военный лагерь по запаху. Он с наслаждением преследовал войско по пятам: знал - там, где появляется подобное скопище людей, обязательно прольется свежая кровь, будет много трупов - о, эта ароматная, теплая ещё кровь!... От предвкушения у старого коршуна перехватывало дыхание. Как ему хотелось приблизить миг блаженства - но он не трогался с места, по опыту зная, что спешить не следует. Сначала должны засверкать, как молнии, прикрепленные к поясам мечи, обрушиться удары на щиты, надо, чтобы из закинутых за спину разноцветных колчанов стрелы засвистели в воздухе. Лишь тогда потечет на землю такая вкусная кровь... Ах, так и хочется кинуться на человека, пока он ещё не упал!.. Войско двигалось, и неотступно следил за ним коршун. В мозгу умудренного годами стервятника пробуждались новые и новые мысли. Вскоре эти существа станут его кормом. Странно. Он чует, таких по запаху - столько уже повидал подобных схваток и сражений! И... Люди в таком большом количестве собираются вместе только тогда, когда они готовятся стать кормом для стервятников. Кто же их побуждает к этому?! Коршун - не змея и не сколопендра, он не станет пикировать с седьмого неба, чтобы разорвать намеченную жертву. Люди сами убивают себя. Сами! И он не понимает - почему? Вон, пониже его, кружат вороны - охотницы до глаз и мозга человека... Следят... Вкусные глаза и мозги. Неужели это и есть жемчужина природы, царь всего живого - человек? Вот это и есть человек, превосходящий птиц разумом? Почему же то мягкое, вкусное вещество, именуемое мозгом и более всего отпущенное людям, почему оно не предупредит их, не спасет от смерти - от мечей и клювов? О человек, взгляни на вершину скалы! Смерть в облике коршуна - над твоей головой. Он уже ощущает запах твоей, не пролившейся ещё, крови. Даже дыхание задержал... Как и те, летающие ниже, жадные до мозга вороны... Молодой кази давно заметил старого коршуна. Вот уже несколько дней стервятник следует за ними. Теперь, с приближением битвы, ему стало казаться, что неподвижный взгляд птицы устремлён именно на него, что она его высмотрела, отметила среди всех. Этот невидимый, но ощутимый взгляд жег сердце воина - оно будто предчувствовало что - то. Не выдержав, юноша вынул из колчана стрелу, вложил её в лук, натянул тетиву и, прицелившись, выстрелил. Но в тот самый момент, когда стрела вылетела из лука, коршун взвился ввысь и исчез где - то за чёрной скалой. Воин, шедший рядом с молодым кази, рассмеялся:
- Если б у него не было крыльев - ты бы попал в него! Не трудись понапрасну. Коршуны хитры и коварны. Кто знает, сколько лет этому и чего он только не повидал на своём веку?! Так что, не трать стрелы зря. Молодой кази злился в душе на коршуна и на товарища: не суметь подстрелить птицу с близкого расстояния! А войско двигалось вперёд, кызылбашские кази с воодушевлением распевали стихи своего муршида, едущего впереди на белом коне, с лицом, закрытым шелковой вуалью. Сопели хиджазские верблюды, ржали арабские скакуны, скрипели арбы со снаряжением и провизией. Войско наступало...
* * *
Шёл третий день, как село перекочевало на скалу. До вчерашнего дня внизу не появлялся ни один чужак, и поэтому первые страхи и волнения бесследно прошли. Люди забыли об осторожности. Девушки и молодые женщины, спускаясь с кувшинами на плече к реке Гюнешли, ворчали, что им приходится теперь таскать воду на вершину горы. Айтекин проснулась чуть свет. Она и раньше не была лежебокой, вставала раньше зорьки, подметала двор, управлялась со скотом. Но теперь, поскольку двора не было, а скот брат Гюнтекин угнал куда - то далеко вместе со всём стадом, делать ей было нечего. И отец не показывался: ушёл ещё раньше, чем она проснулась. Из всех утренних обязанностей Айтекин осталась только одна - сходить за водой. Взяв кувшин, девушка направилась по вырубленной тропинке к реке Гюнешли. Дорога была длинной. Перепрыгивая, как горная козочка, с камня на камень, Айтекин спустилась из лагеря к реке. Меж крупных черных камней росли кусты роз, дикий инжир, козелец, съедобные травы. Время от времени девушка наклонялась и, сорвав травинку, отправляла в рот, а соком некоторых стебельков, похожим на молоко, ставила себе "родинки" на щеках и подбородке. Когда она добралась до реки, солнце только - только выглянуло из - за горизонта. Девушка подошла к берегу, чтобы наполнить кувшин. Прозрачнейшая вода притягивала к себе: Айтекин ополоснула руки, лицо. Сев на прибрежный камень, опустила ноги в воду и, как в детстве, кокетливо и шаловливо принялась болтать ими. Посмеялась над собой и, поднявшись, хотела уже наполнить кувшин... Внезапно девушке показалось, что кто - то на неё смотрит. Она не слышала шороха, но быстро обернулась в ту сторону, откуда почувствовала взгляд - и замерла на месте. В десяти шагах стоял незнакомый парень. Он был в невиданной ею до сих пор разноцветной одежде и, видно, из богатой семьи; шаровары из голубого бархата, сафьяновые сапожки с загнутыми носами, голубая чуха с золочеными галунами, атласная кофта с белым воротом. Серебряный пояс и кинжал украшены цветными каменьями и чёрной эмалью. Седло и сбруя коня, которого он держал на поводу, тоже были из отделанных серебром ремешков. Юноша смотрел изумленно, видно, не ожидал встретить здесь человека. Сердце Айтекин затрепетало. Она так резко выпрямилась, что камень под ней качнулся, и девушка, потеряв равновесие, беспорядочно замахала руками и ногами, стараясь не упасть в воду. Это рассмешило молодого всадника. Ещё мгновение - и девушка, бросив кувшин, помчалась прочь. Она слышала сзади голос парня, но не могла осознать смысла его слов:
- Эй, девушка, погоди, я тебя не трону, не бойся, погоди - и - и... Айтекин думала только об одном: куда ей бежать, как спрятаться, чтобы вражеский всадник, наблюдая за нею, не смог узнать о ведущей в горы дороге! Она забежала за валун и, не слыша за собой шагов, остановилась. От страха, от быстрого бега вверх по крутизне, сердце её колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Отдышавшись немножко, она осторожно выглянула, К её неописуемой радости напугавший её всадник уже ускакал. Лишь теперь, убедившись, что её не преследуют, Айтекин без сил опустилась на землю. Отдохнув, она поднялась, чтобы идти, но вернуться за кувшином не осмелилась. По тропинке, известной только ей и её соплеменникам, вернулась в лагерь. Тропа была узка: еле разминуться двоим, и в конце её стоял Мухаммед - Булуд. Увидев дочь, старик изумился:
- Ты откуда, Айтекин? Что случилось? На тебе лица нет!
- У реки была, отец. Прижавшись к отцу, девушка вдруг заплакала:
- На берегу реки я встретила чужого человека. Он был вооружен, на коне...
- Он тебя заметил?
- Да, отец, но ничего не сказал. Я испугалась и убежала. А он сел на коня и ускакал.
- Он видел куда, в какую сторону ты побежала?
- Нет, я не кинулась сразу к тропе, а спряталась сначала за большим камнем. Я видела, как он уехал - значит, не разобрал, куда я исчезла!
- Хорошо, дочка, возвращайся домой. Скажи Гюнтекину: если он уже поел, пусть идёт сюда. Мухаммед - Булуд успокаивающе прижал к себе дочь, взяв за подбородок, поднял опущенную голову и пытливо заглянул в глаза. Отцовское сердце сжималось болью: не принес ли всадник несчастья дочери? Нет, ни следа оскорбленного целомудрия в этих широко раскрытых глазах, только тень пережитого страха, луд несколько успокоился. А Айтекин, подумав о хорошо вооруженном всаднике, смертельно испугалась за брата:
- Отец, где спрятал наш скот Гюнтекин?
- На Ганлы гышлаке. Не бойся за него, дорогу туда сама судьба не найдёт.
- Брат вернулся, а кто же со скотом остался?
- Твой дядя Самандар с сыном старухи Чичек. При словах "Ганлы гышлак" ("Кровавое зимовье") девушка вздрогнула:
- Почему это место так страшно называется, отец?
- Потом расскажу, дочка, в свободное время. Знай только, что когда - то дочь одного из наших предков показала врагу местонахождение своего племени. Оказалось, она полюбила юношу из вражеского стана, поверила ему. И по приказу её отца на этом самом гышлаке кровь девушки пролил родной её брат. Отсюда и название... Ладно, теперь не время, остальное потом доскажу, ступай. Этот короткий рассказ напомнил Мухаммеду - Булуду о его недавних подозрениях, сердце его защемило от жалости к дочери. Он снова погладил её по склоненной головке, ободрил:
- Не бойся, дочка, даст бог, мы избавимся от этой напасти. Передай матери, пусть женщины больше не ходят за водой этой дорогой. Теперь все вы будете пользоваться подкопом. Это, конечно, трудновато, но что поделаешь? Будь стойкой, моё разумное дитя! Время сейчас такое, что даже вы, девушки, должны, как храбрые мужчины, смело смотреть врагу в глаза, а если и нужно будет, то пролить кровь. Думать надо только о чести! Иди, детка, скажи Гюнтекину, пусть придёт ко мне. Девушка подавила рыдания, вытерла концом келагая слезы. Ещё мгновение постояла, прислонясь к отцовскому плечу, повторяя про себя его слова. Они проникли в самое сердце.
- Сюда прислать Гюнтекина, отец?
- Нет, к дяде Урфулле. Я буду ждать его возле их землянки. Когда Айтекин повернулась, чтобы идти, отец снова остановил её:
- Не проговорись там, что видела врага, не надо пугать людей раньше времени.
- Хорошо, отец. По узенькой тропинке девушка поднялась вверх, к лагерю. Она торопилась, почти бежала. Подойдя к дому, увидела Гюнтекина - поев, тот готовился идти в горы, к скоту.
- Отец зовёт тебя, брат. Велит тебе скорее идти к хижине дяди Урфуллы.
- Хорошо. Парень поспешно зашагал по склону, а Айтекин побежала выполнять поручение отца.
* * *
Молодым всадником, встреченным Айтекин, был кази Рагим - бек - тот, что накануне пытался достать стрелой коршуна. Хотя лет ему было не много, кази пользовался большим уважением в войске. Молодой, красивый, а, главное, один из самых близких, преданных мюридов, Рагим - бек происходил из очень религиозной и, к тому же, близкой к тайным сторонникам шаха семьи, приходился родным племянником могущественному Байрам - беку Гараманлы. Находясь под покровительством дяди, молодой человек прошёл блестящую военную подготовку. Байрам - бек всегда сокрушался: ах, если бы хоть толику того рвения, что уделяет племянник искусству владения мечом, он посвятил бы наукам, письму и чтению! Тогда в будущем он смог бы стать одним из самых почитаемых придворных, приближенных шаха. А теперь вся его карьера связана только с воинской доблестью... Ожидалось, правда, что он будет великим военачальником, ведь деды недаром говорят, что истинный храбрец бывает в дядю. Вот он и пошёл по стопам своего дяди Байрам - бека Гараманлы.... Напоив коня у реки, где он встретил неожиданно появившуюся и столь же внезапно исчезнувшую красавицу, Рагим - бек направился в лагерь. Вокруг покинутого племенем села уже стояли многоцветные шатры и палатки государя, эмиров, военачальников; вся армия расположилась лагерем на равнинном приволье. Рагим - бек ехал медленно, погруженный в думы, и всё оглядывался по сторонам. Девушка, встреченная им в ущелье, где не видно было ни одного человека, казалась ему видением. "Может быть, задремал, и она мне пригрезилась? " - думал он. Стояла весна, сны его были переполнены такими видениями. То он летал, взмахивая, как птица, крыльями и всматриваясь в возлюбленную с высоты. А то сражался в жестоких битвах, осаждал вражеские крепости и в конце непременно брал в плен прекрасную деву. Он просыпался в холодном поту, ещё ощущая на губах ароматное дыхание юной пленницы... Может быть, и встреченная сегодня девушка тоже была сном, только ещё более необыкновенным? Нет! Девушка была живой, из плоти и крови. Нежными ножками она по - детски болтала в прозрачной воде, шлепала ими, поднимая тучи брызг. Как она была счастлива до того, как встретилась взглядом с Рагим - беком... До того! А увидев его, как испугалась... Съежилась, будто цыпленок, завидевший коршуна... Убежала... Куда? Кто она? Может, из этого села, жителей которого проводник назвал гяурами? А ведь эти "гяуры", проведав откуда - то о походе войска, покинули насиженное место и куда - то сбежали... Во всех случаях он должен, конечно, сообщить дяде, что видел на берегу реки человека - это может понадобиться. Но ему бы так не хотелось, чтобы такой красивой девушки коснулась беда! Рагим - беку казалось, что он не вынесет, если несчастье коснется этой изумительной, по - детски забавной красавицы. В этих пугливых глазах джейрана не должно быть и тени страха... Молодой кази подъехал к лагерю. Байрам - бек, стоя перед палаткой, разговаривал с проводником.
- Доброе утро, дядя!
- Доброе утро, Рагим - бек. Откуда так рано?
- Прогулялся немного по берегу реки. Байрам - бек с гордостью оглядывал статную фигуру соскочившего с коня племянника; его сияющее молодостью слегка загорелое лицо, на котором проглядывал нежный пушок, с закрученными, как у самого Байрам - бека, и лихо торчащими кверху усами, пронзительно черные глаза под будто нарисованными тушью бровями. "Настоящий игит пойдёт в дядю, благородная девушка - в тетю", - вспомнил он поговорку. Молодой кази немало стараний прикладывал к тому, чтобы гладкие от природы усы его закручивались, как у дяди. Не только лицом, но и характером пошёл он в Байрам - бека, любившего юношу, как сына, как невозвратную свою молодость...
- Утренняя прогулка очень полезна, сынок, - сказал он. Рагим - бек подошёл ближе:
- Дядя, на берегу реки я встретил человека... Язык не повернулся сказать: "Встретил девушку! " Но Байрам - бек и проводник, казалось, только и ждали этих слов. Оба внимательно посмотрели на молодого кази, и Байрам - бек быстро спросил:
- Где? Рагим - бек поднял зажатую в правой руке плетку, показал место вверх по течению:
- Вот там... Немного выше...
- А куда он ушёл?
- Мне не удалось узнать. Он, увидев меня, сразу же исчез среди скал. Байрам - бек с подозрением взглянул на проводника:
- Кто бы это мог быть? Может, кто - то из соглядатаев, людей Ширваншаха? Проводник с сомнением покачал головой:
- Не думаю. Ширваншах Фаррух Ясар собирает войско в стороне Гебеле. Шемаха пуста. А сын его Гази - бек - в бакинской резиденции. Это я знаю наверняка. Значит, человек этот только из тех гяуров, о которых я вам говорил. Наверное, прослышав о нашем приходе, они сбежали из села и укрылись где - нибудь в горах, забились там в пещеры. Вот их, дорогой господин, просто необходимо силой меча обратить в истинную веру. Это можно сделать попутно. И аллаху будет приятно, и рабу его, потому что они хуже гяуров! - проводник давно уже был не в ладах с жителями племени... Тем временем двое слуг принесли большую булаву, с трудом волоча её по земле. Рагим - бек свободно поднял её и принялся за свои обычные утренние упражнения: поднимал булаву над головой, клал её себе на плечи, перекидывал из одной руки в другую. Разговаривая с проводником, Байрам - бек с удовольствием следил за ловкими движениями юноши.
- Хорошо. Тогда ты вместе с Рагим - беком поезжай к тому месту, ещё раз осмотрите там все. А я сообщу об этом шаху. Рагим - бек, раскрутив булаву в правой руке, сделал неожиданный выпад - будто опустил на чью - то голову и, не прицеливаясь, отбросил её точно между стоявшими поодаль и наблюдавшими за ним двумя слугами. Те испуганно вздрогнули. Байрам - бек улыбнулся одобрительно, с гордостью, проводник - угодливо. А Рагим - бек снова вскочил на коня. В сердце его росло необъяснимое нетерпение. Воину казалось, что чем скорее он вернется к тому местечку у реки, тем больше у него шансов опять застать там спугнутое видение... Забрался на коня и проводник. Байрам - бек направился к шахской палатке, а всадники поскакали к ущелью. Когда они подъехали к тому месту, где Рагим - бек встретил утром девушку, молодой кази вздрогнул: большой кувшин боком лежал на прибрежном песке. Сердце юноши затрепетало, ему показалось, что таинственная красавица где - то здесь. Но теперь ему вовсе не хотелось этого: невыносима была даже мысль о том, что её увидит и проводник. Позади послышался шорох. Обернувшись, они увидели приближающихся верховых - государя и Байрам - бека. Рагим - бек и проводник осадили коней и, встав на расстоянии, переложив поводья в левую руку, правую приложили к груди и низко склонили головы. Рагим - бек, тотчас забыв и девушку, и свои мечты, устремил горящий, преданный взгляд на юного шаха. По едва заметному жесту этого юноши, которого мюриды уже теперь, до церемонии коронования, называли между собой шахом, он готов был умереть, с восторгом пожертвовал бы жизнью! - вот что светилось во взгляде молодого кази. Исмаил спросил:
- Ты здесь видел человека, Рагим?
- Да, мой государь, здесь.
- Когда?
- Только что.
- А куда он исчез, ты не заметил?
- Я долго смотрел, повелитель, но не уследил - он исчез среди камней, как сквозь землю провалился. Я думаю: может, он спрятался? А после моего ухода поднялся туда, - молодой всадник показал рукой на отвесные скалы. Но стена огромных скал казалась в этом месте неприступной, проводник хотел было что - то сказать, но не посмел заговорить в присутствии шаха. И потом, мнения его никто не спрашивал... Но государь, уловив это движение проводника, взглянул на него поверх плеча и повернулся к Байрам - беку:
- А что думает по этому поводу проводник? Услышав этот косвенно обращенный к нему вопрос, проводник склонил голову, и глядя на Байрам - бека, запинаясь, проговорил
- Там неприступные скалы, нога человека ещё никогда не касалась их. Не существует дороги, по которой можно было бы забраться наверх.
- Может быть, с другой стороны...
- С той стороны тоже горы - высокие, непроходимые. Исмаил, все так же обращаясь к Байрам - беку, сказал, усмехнувшись:
- Ну не с неба же свалился сюда человек! Давайте перейдем на тот берег - возможно, там отыщется разгадка. С этими словами государь направил коня в реку Гюнешли. Дно постепенно понижалось, вода доходила уже до брюха лошади. Сильное течение закручивало посреди реки водовороты. Байрам - бек знал об отваге юного шаха, хорошо помнил, как тот въехал на коне в могучую Куру. Но и он забеспокоился: в узкой горловине реки в любую минуту мог возникнуть неожиданный сель - в это время года их бывает много! Подкрадываются они всегда бесшумно, мгновенно усиливаются. И кроткая обычно река вдруг начинает яростно бушевать, грохотать оглушающе. Попадись ей в эту минуту даже верблюд - собьет с ног, потащит за собой. А пережди на берегу могучего потока ещё немного - и вода, так же быстро, как и поднялась, спадет, успокоится, превратится в нежный и кроткий, словно ягнёнок, ручеёк. И только громадные камни, обломки веток и тяжёлый ил останутся молчаливыми свидетелями недавнего буйства стихии. В один миг пронеслось в голове у взволнованного Байрам - бека страшные картины надвигающегося селя. Он только раскрыл рот, чтобы предупредить шаха об опасности - но уже сам Исмаил почувствовав, что дно круто уходит из - под ног, повернул коня влево, вниз по течению. Пришпорив и без того испуганное животное, Исмаил поднял в воздух целые фонтаны воды и с озорством разгоряченного юнца перепрыгнул на другой берег. Байрам - бек, Рагим - бек и проводник последовали за ним. Но и с этого берега на отвесном склоне не было видно ничего живого. Не было и намека на дом, палатку или какое - нибудь жилье... Всадники долго оглядывали скалу. Потом медленным шагом прошли против течения и вскоре достигли самой узкой части горловины реки, стиснутой с обеих сторон отвесными голыми скалами. Но и здесь было безлюдно. Пришлось повернуть назад. И снова перед глазами поплыли скалы, чёрной стеной нависшие над водой. Вдруг взгляд государя привлекла большая впадина у основания одной из скал. Вода ли вымыла её? Нет, хотя впадина находится на уровне реки, она - дело рук человеческих. Исмаил, заинтересовавшись впадиной, натянул повод коня. Но не успел он сказать что - либо спутникам, чтобы привлечь и их внимание к этому проему, как вдруг из густой тени под скалой высунулись две руки, опустили кувшин в воду, подняли его и исчезли. Теперь же в объяснениях не было надобности: сопровождавшие Исмаила люди тоже увидели руки и кувшин. Проводник, забыв, что надо дождаться, когда к нему обратятся, изумленно воскликнул:
- Гяуры там, повелитель! Они, видимо, сверху провели подкоп под скалу, чтобы доставать воду!
- Ясно... Ясно... Байрам - бек с упреком сказал проводнику:
- Значит, со стороны горы есть проход на вершину этих скал, проводник?
- Видимо, так, да буду я твоей жертвой, мой господин!
- Байрам - бек, отдай войску приказ: пусть окружают скалу.
- Есть, повелитель! Рагим - бек, подъехав ближе к государю, попросил:
- Разреши моему отряду, повелитель! Сын Шейха Гейдара внимательно посмотрел на молодого человека, всего лишь двумя - тремя годами старше его самого. На взволнованном лице Рагим - бека были написаны преданность и верность, мольба и покорность. Шрам над левой бровью воина все ещё краснел - государь хорошо помнил историю этого шрама, ещё и года не прошло с тех пор, как был ранен молодой кази. Тогда, после шести лет, проведенных под гостеприимным кровом правителя Мирзали, он покинул Лахиджан и направился со своими людьми в Ардебиль. Однако правитель Ардебиля Джеирли Султанали - бек от имени принца Элванда Мирзы отказался впустить его в город. Юный Исмаил не принял ещё тогда шахского звания. Среди полутора тысяч преданных ему кызылбашских всадников самыми близкими и родными ему людьми были дядька Гусейн - бек, Абдулла - бек, дядька Хюлафа - бек, братья Рустам и Байрам Гараманлы, Хыныслы Ильяс - бек, Айгут - оглу, Гарапири - бек Каджар. Перейдя через Деилем, они, с согласия талышского правителя, вошли в Астару. Зиму провели в Арджуванде. Тут - то и случилось событие, на память о котором остался у Рагим - бека шрам над бровью. Оказывается, с одобрения принца Элванда Мирзы, Джеирли Султанали - бек подготовил покушение на Исмаила. В ту ночь перед шатром сына Шейха Гейдара дежурили люди Байрам - бека, а в дверях стоял на часах его племянник Рагим - бек, оказавшийся настолько бдительным, что сумел раскрыть заговор и спасти Исмаила. Сам он при этом был ранен в голову. Тогда же они узнали, что Ширваншах Фаррух Ясар, послав талышскому правителю тысячу туманов, потребовал выдать ему Исмаила. Тот с приближенными вынужден был покинуть Арджуванд. Раненого Рагим - бека увезли с собой в укрепленном на коне паланкине. Так его и возили, пока не выздоровел - переезды ведь длились долго, около года. Целый год, день за днем - они всегда были в дороге! Поскольку оба предательства были раскрыты кызылбашскими эмирами, Байрамом и Рустамом Гараманлы и одно из них устранено рукой Рагим - бека, - они ещё более возвысились в глазах Исмаила и приближенных мюридов. Покидая Арджуванд, приверженцы Исмаила разослали своих глашатаев в Турцию, Дамаск и другие города, призывая их жителей к единству в борьбе за веру, против убийц Шейха Джунейда и Шейха Гейдара - Ширваншахов. Сами же направились в Карабах, в Геокчай... В Геокчае эмир карагоюнликцев Султан Гусейн решил устроить в их честь торжественный прием, замышляя на самом деле черное предательство: убийство Исмаила во время приема. Но кызылбашские эмиры не поддались его сладким речам и увезли Исмаила в Чухур Садда, а на прием пошли сами. Таким образом, эмиры снова спасли своего муршида от покушения. В Эрзинджане был созван меджлис всех кызылбашских эмиров. Исмаил отправился на это собрание раньше всех в сопровождении представителя проверенного рода Гараманлы - Рагим - бека, здоровье которого, несмотря на тяжесть постоянных переездов, быстро улучшалось. В Эрзинджане было принято два важных решения: первое - начать неотложную борьбу против злостного врага Сефевидов Ширваншаха Фарруха Ясара и второе - собрать военное снаряжение и снарядить войско для наступления. Для сбора средств Хыныслы Ильяс - бек направился в Манташскую крепость, а Хюлафа - бек - в Ахалцикскую. Заготовив необходимое снаряжение, Ширваншах Фаррух Ясар был тотчас объявлен ими врагом веры. Начав священную войну - газават, кази организовали поход из Эрзинджана на Ширван. Теперь уже в войске Исмаила было более семи тысяч всадников и столько же пеших воинов. И всегда бессменными стражами у его шатра были воины лучшего шахского полка, руководимого военачальником Байрам - беком Гараманлы, и среди них - племянник Байрам - бека Рагим - бек. Ведь только благодаря мужеству этого молодого кази, спасшего его от покушения, Исмаил смог целым и невредимым добраться до Ширвана, стать победоносным военачальником и государем. Ему невольно вспомнилась одна очень давняя сцена... О, как часто он обращался к прошлому. Правда, это прошлое его никогда и не отпускало, оно будто таилось в поэтическом уголке его души и временами всплывало наружу. Говорят, детская память бывает очень острой. И действительно, как в выпуклом зеркале проходила сейчас перед Исмаилом его встреча с дядей. По просьбе его отца Султана Гейдара Аламшах - беим направилась в резиденцию своего брата Султана Ягуба ибн - Узун Гасана. В поездку мать взяла с собой и маленького Исмаила: не могла и на день расстаться с любимцем - последышем, да к тому же хотелось показать ребёнка его дяде. Султан Ягуб жил тогда в Тебризе. Исмаил был не по возрасту развит и любознателен, с интересом рассматривал все новое, запоминал увиденное и услышанное. В течение нескольких дней, что они гостили в Тебризе, между братом и сестрой шли горячие споры о суннитской и шиитской сектах ислама. В сознании ребёнка, как клеймо, выжженное раскаленным железом, навсегда отпечатались слова дяди Султана Ягуба, сказанные им при расставании с его матерью: "Моя дорогая сестра, заступаясь за своего мужа, ты уничтожаешь нас. Наверняка станешь врагом взрастившему тебя отцовскому очагу, врагом своему родному брату. Весь мир знает, что Ширван от края и до края населен суннитами. Твой любимый муж мечтает их всех перебить, а мы, если он начнет, пойдём на вас. Если ты разбираешься в государственных делах, в политике, если хочешь пойти по пути нашей бабушки Сары - хатун - подумай хорошенько. Рассуди, на кого вернее оказывать влияние, чьей быть советчицей. Подумай: кому во вред и кому на пользу братоубийственная война? Во всяком случае, я, конечно, знаю, что ты не откажешься от стремлений своего мужа, не пойдешь с нами. Потому что его победа - это и твоя победа. И всё же подумай! " Весь во власти нахлынувших воспоминаний, Исмаил все не давал ответа молодому кази. Он думал: "Ты спас меня от опасности, и я тоже должен беречь тебя. Здесь, правда, пока нет никакой опасности. Маленькое племя забралось на вершину скалы. Хотя они и гяуры, как сказал этот проводник, но, видно, очень упрямы. Но нет, я не прав - эта битва может быть и тяжелой. Ведь вот же, во имя жизни пробили гору, не побоялись гяуры никаких лишений, наверняка будут бороться до конца. Порой группа таких отчаянных людей бывает опаснее целого войска. Это мне неоднократно говорили и Хюлафа - бек, и Леле - бек. Самый бездарный военачальник тот, кто считает неприятеля слабее себя, не принимает его в расчет. Если раной пренебречь - начнется заражение крови... " Исмаил протянул правую руку едущему на расстоянии от него Рагим - беку:
- Хорошо. Только будь осторожен, Рагим - бек! Один твой ноготь ценнее для нас тысячи гяурских голов. Рагим - бек наклонился и почтительно, с любовью поцеловал белую с нежной кожей, но крепкую и сильную руку государя. То, что молодой человек воспринял приказ об истреблении племени с таким видимым удовольствием, пробудило легкое сожаление в сердце государя - поэта. Перед его мысленным взором ожила потрясшая его сцена впервые увиденной смерти. В сущности, ещё ребёнком он был свидетелем многих смертей. Видел повешенных, убитых стрелой, кинжалом и даже ядом. Но все те убийства осуществлялись чужими руками - нанятыми слугами, предателями, а в большинстве своём - палачами. А это... Впервые в жизни он сам, своей рукой, ударом меча отсек голову врагу. В первую минуту он почувствовал страшное потрясение: ужас, изумление, жалость обуревали его. Он замер в этот миг: вся поэтическая душа его всколыхнулась - своей рукой он положил конец человеческой жизни! Он убил человека - человека, значительно старше себя, гораздо больше повидавшего на свете, имевшего, возможно, семью, детей!.. "Насильно отобрать у живого существа жизнь, дарованную ему милостью божьей! " ... Но в тот же самый миг, когда в нём вспыхнули эти мысли, до него донеслись возгласы дядьки Гусейн - бека Бекдили и Байрам - бека Гараманлы: "Браво, мой государь! Отлично! Да будет всегда твой удар разящим, мой шах! " Он увидел восхищенно сияющие глаза Рагим - бека - и забыл обо всем. Надёжные друзья охраняли его со всёх сторон, и он, юноша, чьей силе и храбрости раздавались хвалы, с безумным неистовством принялся рубить направо и налево. Первая кровь ослепила его, затуманила совсем ещё детский разум, сосредоточив все мысли в одной точке, и стерла зародившиеся было в сердце юного поэта чувства изумления и жалости. И впоследствии эти испытанные в день первого убийства чувства, хотя и пробуждались время от времени в его сердце на поэтических и музыкальных меджлисам, беспокоили его, но на поле боя они не возникали уже никогда... Через день после этого, перевернувшего всю его душу, случая между дядькой и старым воином, обучавшим его военному искусству, произошёл странный разговор. Воин сказал муршиду: "Может быть, тебе лучше самому подготовиться к принятию власти? У этого ребёнка, по - моему, больше тяги к книгам, чем к мечу. Боюсь, из него ничего не выйдет". - "Не бойся, выйдет! - ответил тот. - Я воспитал в нём такое жестокое сердце, что и палач позавидует. Такого ещё, быть может, и мир не видал! Он сам будет стыдиться своих поэтических склонностей. Что же до моего правления... Нет! У черни к нему большое доверие. Она верит в род Шейха Сафиеддина и пойдёт за ним с закрытыми глазами. А это - то нам и нужно". Хотя Исмаил никогда не узнал об этом диалоге, но впоследствии, на полях сражений, он полностью подтвердил пророчество своего дяди...
8. КОНЕЦ ОДНОГО ПЛЕМЕНИ (Продолжение)
Окружение затянулось дольше предполагаемого... Государь отдал основным частям войска приказ двигаться вперёд, и предводительствуемые знаменитыми военачальниками, кази направились к Шемахе. На берегу реки Гюнешли остались только люди Рагим - бека. В течение дня они несколько раз атаковали лагерь на скале - впоследствии это место назвали "Гяургазан" - ("Прорубленное гяурами"), но только потеряли несколько человек на узенькой тропинке, по которой не могло пройти больше одного воина. Кази вынуждены были отступить. У Рагим - бека иссякало терпение: шах ждал его с победой. Он должен был обратить в шиитов засевших на горе гяуров, или же просто уничтожить их! Смести с лица земли! Видя, что осада может принять затяжной характер, военачальник мучительно искал выход. В это время один из кази, отыскавший дорогу к верховьям прорытой племенем тропы, догадался установить на ней арканную ловушку. Захваченного таким образом пленника привели к Рагим - беку. Рагим - бек поднял глаза на молодого человека, примерно одних с ним лет - и удивленно вгляделся. Черты его лица показались ему странно знакомыми. Откуда? Ведь он никогда не бывал в этих местах и видеть этого парня нигде не мог. И все - таки он где - то его видел. Рагим - бек не знал, конечно, что пойманный - Гюнтекин, брат той самой девушки, которой он любовался накануне на берегу реки, не понимал, что именно её черты лица угадал он в незнакомце.
- Я предлагаю тебе принять святые законы нашей веры. Прими сам и призови к этой вере своих соплеменников. Пусть сдадутся, чтоб не пролилась напрасно их кровь.
- Но мы, слава аллаху, мусульмане! И мои соплеменники, и я.
- Я призываю тебя к священному шиитству.
- А что это такое, я не понимаю, ага?
- Прочти свою молитву.
- Нет бога кроме аллаха, а Мухаммед - пророк его.
- Добавь: Али - их последователь.
- Но зачем?
- Во имя Али, который является представителем пророка на земле!
- В нашей вере, где аллах един, пророк един, Коран един, я не знаю такого.
- Тогда позови аксакалов вашего племени.
- Зачем? Они тоже не примут!.. Допрос продолжался долго, но парень ни сам не принимал шиитства, ни для соплеменников пощады не просил. Терпение Рагим - бека, наконец, лопнуло. И он придумал выход... По его приказу воины вместе с пленником отошли на открытое место, хорошо видное из лагеря на скале. Остановились у местной святыни - могилы старика, приобщившего в своё время племя к исламу. Здесь, у неказистого пира, будет приведен в исполнение приговор, и страшное зрелище заставит содрогнуться и сдаться непокорных сельчан. По приказу Рагим - бека самый громкоголосый из кази взобрался на плоскую крышу пира. Встал над сводчатой дверью, на которой было начертано всего одно слово "аллах" и, повернувшись к лагерю на скале, громко закричал:
- Эй, гяуры, слушайте и не говорите потом, что вы не слышали! Смотрите, на ваших глазах мы, во имя веры, казиим этого юношу за то, что он не принял представителя пророка на земле Шахи - Мардана и шиитство, не проклял езидов Ширваншахов, убийц Шейха Джунейда и Шейха Гейдара. Во имя Али, если через четверть часа после казии вы не сдадитесь, мы вас всех перерубим мечом - вот так! Затаив дыхание, все племя смотрело вниз. Люди ничем не выдавали своего присутствия, но хорошо видели, что происходит там, у пира. А происходило что - то страшное. Двое кази с помощью палача подняли крепко связанного по рукам Гюнтекина на пир. Пригнули его голову к щиту, который один из кази снял с руки и положил на землю. По знаку Рагим - бека палач отрубил юноше голову. Не раздалось ни стона, ни возгласа: Гюнтекин и в последнюю минуту не попросил пощады. Дымящаяся кровь с выпуклой поверхности щита растекалась по пиру... Из лагеря на скале раздались душераздирающие вопли, плач, причитания. Гюмюшбике и Айтекин, которых и мужчины не смогли удержать, с расцарапанными, залитыми кровью лицами, босые, с непокрытыми головами бросились бежать вниз по узкой тропинке. И мать, и сестра спешили к обезглавленному телу Гюнтекина. Следом за ними, горестно рыдая, торопились потрясенные старухи. Вскоре с гор спустились и растерявшиеся мужчины. Обрадованные кази, окружив пленников, бурно выражали свою признательность небу за то, что им удалось так быстро, без единой потери, добиться своей цели, выполнить приказ шаха. К вечеру того же дня ни в старом селе, ни в новом лагере не осталось ни одного человека. Почти все мужчины племени, не принявшие шиитства, были зарублены мечами. Остальных забрали в плен. Среди пленников были и девушки, и молодые, женщины. У всех руки были скованы цепями. Их вели стражники. После победы над Ширваншахом Фаррухом Ясаром в Шемахе будет большой невольничий рынок; сюда торопились привести побольше живого товара. Там торговцы определят им цену, а покупатели раскупят. До начала торговли на рынок, по обычаю, явится хаджиб шахский визирь и купит столько рабов, сколько назвал молодой падишах в своём клятвенном обете. А потом во имя победы, во исполнение веления пророка "освобождать рабов", хаджиб от имени молодого шаха освободит купленных им рабов. А остальные пленники поступят в публичную продажу, их развезут по всем городам мира, и особенно в Аравию, Турцию, Иран, снова перепродадут, но уже по более дорогой цене во дворцы, поместья эмиров и военачальников. Самых красивых девушек торговцы отберут для гаремов, будут готовить из них танцовщиц, певиц, музыкантов; после обучения в специальных школах цена таких девушек возрастает. Такие невольничьи рынки устраивались после каждой победы на крупных площадях, в торговых рядах больших городов. На эти рынки доставляли не только захваченных на войне пленников, но и детей, полученных в уплату долга с Северного Кавказа и из других соседних с ним стран. Рагим - бек, как ни вглядывался, так и не мог рассмотреть в караване пленных девушку, что накануне с такой шаловливой радостью, так по - детски беспечно болтала ножками в реке Гюнешли. И немудрено: пленные девушки были в таком виде! Горе, слезы, разодранная одежда, расцарапанные в кровь лица, растрепанные волосы сделали их неузнаваемыми. Они уже знали, что уготовано им, что путь их закончится на невольничьем рынке... И вот двинулись. Впереди - воины под предводительством Рагим - бека, сзади - охраняемые стражей пленники и скот - его местонахождение выдал, под страхом смерти, кто - то из сельчан. Караван, взобравшись по кручам Кямаладдин и Инджабел, взял направление на Шемаху. Шли по следам ушедшего днем раньше шахского войска. А на месте села, где веками жило мирное небольшое племя, и, в горах, на месте нового лагеря, названного соседними племенами "Гала - галаг" - ("Крепость - пепелище"), остались лишь груды дымящихся развалин. И по сей день сохранилась дорога к воде, сохранилась, как символ любви к жизни и свободе! Войско прошло; над трупами кружил старый коршун. Кази двигались по дороге в Шемаху и оставляли за собой пожарища сел, где люди отказывались признать Али последователем пророка на земле, не произносили "Алиянвелиюлаллах". Приближался день знаменитого сражения Исмаила с Фаррухом Ясаром в Джабанах...
9. В КВАРТАЛЕ РЕМЕСЛЕННИКОВ
В этом городе не было огороженных дворов. Дома строились тесно, стена к стене, дорога от одного дома к другому проходила по узкому тупику. Жители городских кварталов, как овечья отара при виде волка, будто стремились прижаться друг к другу: толи из страха перед врагом, то ли потому, что в этом просторном мире под голубым небесным сводом ценили, берегли землю нашу, старались они побольше оставить места для посевов. Может, думали: пусть будет у сельчан больше полей, пусть будет богатый сбор урожая, чтобы хлеба у людей было в изобилии? В городской тесноте даже кладбище находилось недалеко от жилья... В этом городе из всех ремесел раньше всех возникли ювелирное и гончарное дело. Изделия гончаров обсушивались в двухъярусных печах: внизу в горниле, в продолговатом углублении разжигали кизяки, а в верхнем оштукатуренном отделении ставили сосуды, докрасна раскалявшиеся от высокого жара. Гончары растапливали печи кизяком - зимой, и соломой, щепками летом. Комнаты украшали изготовляемой хозяином дома продукцией. На полках расставляли большие миски, кясы, глиняные глазурованные сосуды, кувшины, всевозможные горшочки и кринки. Нанесенные на них черные, красные, коричневые геометрические фигуры являлись одновременно и украшением, и символами, связанными с волшебством, заклинаниями, запретами и верованиями. Коса и серп, висящие во дворе на ветвях фисташкового дерева, показывали, что у хозяина дома где - то есть и клочок земли... Обычно гончары, навьючив готовую продукцию на осла, сами вывозили её на рынок. Продавали приехавшим в город сельчанам маслобойки, кувшины, горшки и другую домашнюю утварь. Взамен покупали пшеницу, ячмень. Некоторые городские жители держали коров и овец, а те, кто имел посевные участки на окраине, я землю засевали. Многие имели на берегу моря дачи: небольшой домик, несколько виноградных лоз и инжирных деревьев. Летом всей семьей переселялись на эти дачи. Ухаживали за виноградниками, наливающимися янтарным соком под знойным солнцем на золотистых песках. А какой был виноград! Разных сортов: и белый шаны, и агадаи, и красный виноград, и кишмиш, и чёрный шаны. Женщины заготавливали на зиму сушеный очищенный инжир, изюм, варили целебный дошаб, придающий нежный вкус халве, и множество разных летних лакомств на забаву детям. Жилища гончаров, по городским понятиям, были просторны - того требовало их ремесло; перед домом обязательно был двор с гончарной печью. Ювелиры же ютились в небольших домишках. Чаще всего состоящих из двух комнат. В одной - находилась семейная спальня, в ней же проходила вся домашняя жизнь хозяев. В другой комнате работал глава семьи - ювелир, здесь же он принимал заказчиков. Посреди комнаты стоял маленький станочек, рядом - точнейшие весы, на которых взвешивали серебро и золото, тигель, где их растапливали, и затейливые тонкие формочки, в которые вливали драгоценные металлы. В одном из таких двухкомнатных жилищ обитала семья ювелира, о котором пойдёт наш рассказ. В крохотном дворике перед домом росло высокое раскидистое фисташковое дерево, ветви которого заглядывали в соседние дворы. На старом паласе, расстеленном под фисташковым деревом, сидели две женщины и девочка лет пяти - шести. Одной из женщин было, видимо, за сорок: полная круглолицая, с длинными, чуть ли не до пят, косами. На ней была широкая, простроченная в середине наподобие шаровар, юбка. Она сидела на паласе, скрестив ноги, и обшивала канителью натянутую на медную колодку тюбетейку из белого бархата. Рядом с ней лежал развязанный лоскутный узелок. В нём находились канитель, шелк, клубок козьих ниток, горсть разных иголок. Женщина эта, Хырдаханым, была женой хозяина дома, ювелира Дергяхкулу. Хырдаханым являла собой ходячую выставку произведений своего мужа. В уши её были продеты изготовленные со вкусом, рукой настоящего мастера, изящные серьги - "гырх - дюйме" - сорок пуговок; на шее - чешуйчатое ожерелье, на пальце - кольцо с надписью, на запястьях - браслеты "золотая соломка". Покрытый эмалью пояс туго стягивал её талию поверх кофточки из тонкой шелковой материи. Хырдаханым будто соблазняла окрестных женщин покупать изготовленные её мужем украшения. Собеседница Хырдаханым была одета в такую же, как у хозяйки дома, юбку и архалук. Она расчесывала шерсть на стоящей перед ней чесалке. Неторопливо доставала из мешочка кудель, насаживала на чесалку, а затем, смочив пальцы маслом из поставленной рядом миски, вновь "процеживала" уже расчесанную кудель. Так тщательно расчёсываемая шерсть предназначалась, как вино, для дорогой ткани - на шаровары, чуху, а, может быть, и на богатый ковёр. Женщина, захватившая свою работу во двор соседки, чтобы вволю поболтать с ней за делом, была женой гончара Велиюллы, и звали её Балаханым. Ей было лет тридцать пять - тридцать шесть. Маленькая девочка, Сакина, приходилась ей падчерицей. Скрестив на паласе ножки, она брала один за другим початки пряжи, старательно разматывала их вокруг коленей, а потом сматывала в клубок, как показала ей мачеха. Балаханым вышла замуж за Велиюллу недавно. Вышла, как говорится, на семерых сирот. Она ещё не знала всех ближайших соседей, но с Хырдаханым успела сблизиться. И вот теперь обе женщины, сидя за работой, делились своими горестями, житьем - бытьем. Хырдаханым рассказывала о себе - отчасти потому, что ей захотелось вспомнить о прошлом, отчасти просто отвести душу, поболтать.
- Да... И вот, как война началась, стали людей в войско забирать. Кто смог - сбежал, а мой, бедняга, прямехонько в сети попался. Нам - то что за дело было до этой войны? Да... Я ведь незадолго до того замуж вышла, только - только свадьбу сыграли. Да ещё и выкидыш у меня в те дни получился... Вот раз несчастный муж мой ранним утром отправился на недельный рынок. И сразу же вернулся назад. Оказывается, у ворот стоял вооруженный вербовщик, ждал, когда он выйдет. Вернулся муж и говорит: ухожу, мол, я, дочь Гюльали, жить тебе пока одной. Слава создателю, что ребёнка, данного нам по неизреченной своей милости, назад забрал. Не то уходил бы я в тревоге: что бы ты делала, чем бы жила? А теперь вот одна остаешься... Ничего, твои руки одну голову как - нибудь прокормят. Вернусь - будем дальше жить, не вернусь - сама себе хозяйка. Но за дурного человека не выходи! Поищи, постарайся, чтобы достойным был... Я ему в ответ: да как тебе не стыдно, я такого разговора не потерплю, пусть сломаются такие руки, которые одну голову не прокормят! Творец не оставив своё создание без хлеба. Иди спокойно, бог тебе в помощь! Придёшь - твоя буду, не придёшь - сырой земли. Ты за кого меня принимаешь? Моё белое тело только мой муж видел, а после него - могила увидит! И вот, как ашыг с сазом, семь лет со своим горем не расставалась. Семь краев, как говорится, обошла, семь миров увидела, душа моя каменной стала. Время от времени до меня доходили слухи, будто умер он. Но я ни одного человека не встретила, который бы сказал: "Я видел это своими глазами". Всем сватам давала я от ворот поворот, потому что не верила в его смерть. С тех пор и научилась вышивать канителью. Вышивала и продавала девушкам для приданого и сумочки для гребня, и сумочки для корана, и мешочки для священного камня, для сурьмы, тюбетейки и нарядные башмачки расшивала. Вот этим - то и на хлеб зарабатывала. А веру свою я на аллаха возложила. Глаз от перекрестка семи дорог не отводила, все ждала его. А через семь лет он пришёл - таки! А, дочь Гюльали, сказал он, хорошо, что ты дождалась меня, не вышла замуж, да пойдёт тебе впрок материнское молоко... Хырдаханым рассказывала - будто песню пела. В голосе её, словах, легко скользящих друг за другом, будто бусы по нитке, слышалась печальная мелодия саза. Завороженная мелодией, Балаханым слушала этот простой рассказ о великой любви, как щемящую сказку, которая самой ей не была суждена в жизни... Время от времени она кончиком своего дешевого поношенного баскальского келагая смахивала слезы с ресниц, стараясь при этом, чтобы очесы шерсти не попали в глаза.
- Слава богу, пусть каждый живёт в таком согласии, как ты с братом Дергяхкулу... А кто завидует - пусть тому в глаза палки воткнутся! Хырдаханым счастливо улыбнулась:
- Да уж... Конечно. Только вот с детьми я мужу не угодила. Поздно родился мой ребёночек. Ему бы теперь внука иметь, вон седина какая в бороде, да и внук - то должен быть такого возраста, как наш сын... Балаханым ободрила подругу:
- Ну что делать?! Это уж как аллах определил!
- Да, конечно, только я иногда задумываюсь: а что, если бы мой первенец остался? Но потом говорю себе: аллаху виднее. Вдруг, не дай бог, ребёнок бы выжил, а с отцом что - нибудь случилось?! Когда я об этом заговариваю - и муж то же самое говорит. Что сейчас у нас есть - и на этом спасибо. Судьба у нас такая... У калитки раздался голос. Хырдаханым узнала мужа по характерному покашливанию: хоть и к себе домой шёл ювелир, всё же из деликатности предупреждал о себе. Может, в доме есть соседские женщины, сидят с непокрытыми головами, пусть знают, что мужчина идёт... И действительно, услышав покашливание, Балаханым поспешно подтянула концы келагая, прикрыла все лицо до глаз. Сакина, по примеру мачехи, тоже сняла с колен пряжу, быстро смотала её в клубок и встала. Балаханым сказала:
- Братец Дергяхкулу пришёл, я пойду.
- Интересно, почему это он так рано вернулся? Наверное, забыл что - нибудь: возьмет и уйдет. Слушай, ты пройди в дом, а уйдет он - мы снова своими делами займёмся. Но Балаханым застеснялась:
- Нет - нет, может быть, он есть захочет? Ты уж поухаживай за ним, а если он быстро уйдет - кликнешь, я приду.
- Хорошо, хорошо. Оставив пряжу во дворе, на паласе, Балаханым вместе с Сакиной проскользнула мимо входящего Дергяхкулу на улицу.
- К добру ли, муженек, твоё раннее возвращение? Ты же говорил - поздно приду... Бросив под фисташковое дерево полупустые мешки, взятые им утром для муки, мужчина опустился на палас. Дергяхкулу был крайне взволнован, но пытался скрыть это от тревожно глядящей на него жены:
- Проклятье злу! Хотя в это собачье время и добра не жди... Османцы уходят - иранцы приходят. Иранцы уходят - ширванцы приходят. А теперь, говорят, и за Ширваншахом гонятся...
- Да что случилось - то?! Ювелир в жизни ничего не скрывал от своей жены. Какая беда ни случалась - он всегда делился ею с Хырдаханым, которую считал мужественной женщиной.
- Знаешь, дочь Гюльали, говорят, в стороне Ардебиля появился шах, он из рода пророка. Говорят, то ли отец, то ли дед нашего Ширваншаха - уж не знаю точно, кто из них - убил его отца и деда. И теперь он идёт мстить за них. И ещё говорят, будто Ширваншахи что - то нарушили в вере благословенного пророка, и он это исправляет.
- Да... Недобрая весть.
- Э - э - э, если б только недобрая... Пятьдесят лет тихо - мирно жили. Плохо ли, хорошо ли, но при Ширваншахах дышалось легче. Сами хоть мясо наше ели, но всё же кости не выбрасывали, как - то ещё можно было жить. Забирали, правда, на стройки, крепости возводить. Но хоть войн, бойни не было! А вот теперь, если война начнется...
- Ох, если война начнется - сколько людей погибнет!
- Погибнут, говоришь, и все?! Тут похуже будет, весь народ без хлеба, без крова останется! Да разве кому - нибудь есть дело до этого! Бык - паши, палка - бей... Посылают людей убивать друг друга. Ну зачем же я должен убивать брата, у которого такой же язык, как у меня, такая же кровь, как у меня, а? Видите ли, дед этого когда - то убил деда того! Так пойди сам и убей его, и все... Людей - то зачем на гибель посылать?! На смерть обрекать?!
- Это ты точно узнал?
- Точнее не бывает. На дворцовой площади такая суматоха, ужас! Ворота крепости заперли, никого наружу не выпускают. Потому - то я и не смог пойти за мукой. Пошёл на площадь. Смотрю: все перемешалось. Гонец явился. Говорят: Ширваншах Фаррух Ясар на войне, близ Шемахи. То ли ранен, то ли убит у Джабаны. В крепости Гази - бек, его сын, остался заправлять делами. Но и он, будто бы, два дня назад какую - то весть получил и тоже отправился отцу на подмогу.
- Вай, аллах, сохрани нас и помилуй! Но тогда крепость...
- Об этом и речь! Крепость осталась сама по себе. Говорят, правда, жена Гази - бека Султаным - ханым поклялась, что сама будет защищать крепость и никого до возвращения мужа внутрь не пропустит. Хырдаханым задумалась, не обратила внимания на Султаным - ханым.
- Кто будет защищать, говоришь? Женщина?!
- Ну да! Внучка нашего шиха Кеблали, Бибиханым - помнишь её? На ней же принц Гази - бек женился, ты слыхала, наверное?
- Слыхала, - все так же горестно проговорила женщина.
- Ну вот, она самая. Теперь, говорят, глашатай будет вещать. Вербовка войска начнется. Хырдаханым вдруг в ужасе всплеснула руками:
- Господи помилуй! Киши, война начинается, а ребёнок - то мой из моллаханы не пришёл ещё! Это неуместное беспокойство жены за ребёнка вызвало у мужа улыбку:
- Слушай, так враг же пока не стоит у ворот! Ничего не случится за то время, пока Бибикулу придёт из моллаханы. Что ты себя изводишь понапрасну?!
- Перестань, ради бога, неужели в такое время ты будешь сидеть и спокойно ждать, когда наш ребёнок сам придёт?
- А что же мне делать, глупенькая моя?
- Встань, пойди и приведи мне ребёнка из моллаханы. Если Бибикулу сейчас же не явится мне на глаза - у меня сердце разорвется...
* * *
Дергяхкулу говорил правду. Действительно, Султаным - ханым осталась во дворце одна. Появившийся здесь дня два назад гонец принес весть о нападении на Ширван последыша ардебильских шейхов Исмаила, сообщил, что кызылбашское войско, явившееся "чтобы отомстить езиду Фарруху Ясару за кровь Шейха Гейдара, движется сплошным потоком". Услышав об этом, Гази - бек тайком покинул крепость, уехал, чтобы набрать войско в ближайших селах и поспешить на помощь отцу. Расставаясь, он взял Султаным - ханым за руки и сказал:
- Султаным - ханым, любимая моя, пусть никто пока не знает о моем отъезде из дворца. Никого не пускай в мою комнату, всем говори: болен! Делай что хочешь, но никто не должен знать, что город остался без правителя. Потом, сняв с пальца перстень с печаткой - символ власти, он надел его на палец Султаным - ханым и добавил:
- Если случится что - либо, что - то очень важное, что не терпит отлагательства до моего возвращения - решай сама. Через день - два я обязательно вернусь, а если не смогу приехать - пришлю гонца. Чтобы спрятать от мужа наполнившиеся слезами глаза, Султаным - ханым приникла к его груди. Потом, пересилив себя, тихо спросила:
- А если вдруг, прослышав о твоей болезни, сама шахиня придёт проведать тебя?
- Если сможешь - успокой, отошли её. А нет - заведи в мою комнату и осторожно скажи ей правду. Но предупреди, что я потребовал от тебя полной сохранности тайны. Пусть и она никому ни словом не обмолвится до моего возвращения. А я через день - другой приеду. "Что это, боже? Мне почему - то кажется, что это наше последнее свидание. За этим прощанием не будет встречи. Я не могу с тобой расстаться, я хочу уйти с тобой вместе, повиснуть на твоих руках... Стать бы мне колчаном со стрелами, чтобы ты унес меня на своём плече! Не могу выпустить тебя за этот порог... Никогда ещё со мной такого не было. Никогда не плакала я вслед тебе. А теперь не могу сдержать слез... Что со мной? Что случилось с нами обоими, любимый мой, судьба моя? " Когда муж отправлялся на охоту или на военные учения, Султаным - ханым не доверялась ни дядькам, ни слугам. Сама наполняла колчан Гази - бека стрелами, сама натачивала его меч, сама укладывала еду в переметную суму, притороченную к луке седла. Султаным - ханым была первой женщиной во дворце, которая, будучи женой принца, отказывалась от прислуги. Она получала удовольствие от того, что сама снаряжала мужа на охоту, наравне с Гази - беком участвовала в военных учениях. Летом в Гюлистане, на горе Фит, в Лагиче она ездила вместе с мужем на охоту... Это сблизило их настолько, что сами молодые считали, что у них в груди бьется одно сердце, и что у них одна душа. Хотя Гази - бек и спешил, он не мог силой оторвать от себя обвившие его шею руки - ждал, когда жена сама разомкнёт объятия. Он нежно погладил выбившиеся из - под золотистого бенаресского платка локоны супруги, провел рукой по лицу. Сердце Гази - бека сжалось: он ощутил слезы на глазах молодой женщины,
- И ты?! Султаным, уж не превратишься ли ты в плакальщицу? К чему эти слезы? Я считаю тебя самой мужественной среди всех храбрецов моей родины. Ты всегда должна быть примером, голубка моя, любовь моя! Влажные ресницы Султаным - ханым дрогнули, в глазах сверкнули звезды:
- Эти слова - "мужественный" и "голубка" - несовместимы!
- В тебе все совместимо, все на свете идёт тебе, моя Султаным!
- Ну, иди. Хоть язык мой и не поворачивается сказать "иди" - иди! Тебя зовёт отец, зовёт родина. Тебя призывает сыновний долг. И за меня, и за дворец, и за порученное тобой - не тревожься.
- Если бы я мог!.. Не хочу ещё больше расстраивать тебя, но... В другие мои путешествия я уезжал бодро. Хотя сердце моё, ты - и оставалась здесь, я не беспокоился. А теперь волнуюсь и тревожусь...
- И я...
- Будь здорова, Султаным.
- Возвращайся невредимым, любимый.
- Да хранит тебя аллах! Они никак не могли расстаться... Гази - бек приподнял округлый подбородок Султаным - ханым, все ещё сохраняющий девичью свежесть, снова и снова целовал шею молодой женщины. Жадно вдохнул в легкие аромат гвоздики и розовой воды, поднимающийся из ложбинки между грудей. В душе его загорелось страстное желание слиться с Султаным, которую боготворил, чары которой действовали на него неотразимо. С вырвавшейся из самого сердца страстью Гази - бек сжал жену в объятиях и, негодуя на обстоятельства, побуждающие любящих к расставанию, - покинул Султаным - ханым.
- Будь здорова, Султаным!
- Возвращайся, любимый! Молодая женщина проворно схватила с низенького столика серебряную пиалу, плеснула вслед мужу воды.
- Счастливой тебе дороги, легкого тебе пути, но, боже, как тяжек твой уход, о - о - о, - простонала она. Состояние безысходности длилось долго. Около часа Султаным - ханым пролежала ничком на постели, которая все ещё сохраняла тепло любимого. Тяжёлый, не до конца понятный ей самой страх тисками схватил сердце. Поднявшись, наконец, с постели, она подошла к окну, выложенному мелкими цветными стеклышками. Отсюда были хорошо видны зубчатые стены крепости с пробитыми в них бойницами. От крепостной стены тянулась прочь пыльная дорога, уводившая в неведомую даль, навстречу всевозможным страхам и опасностям того, кто называл её Султаным. Она долго стояла, устремив тоскующий взгляд на дорогу, и только теперь вдруг по чувствовала, что осталась совершенно одна в этом чужом ей дворце. Странно, но чувство одиночества сейчас совсем не тяготило её; оно как будто влило в неё новые силы и стойкость. Ночью Султаным - ханым спала одна. Никто из придворных дам и служанок не пришёл к ней, да и не мог прийти, потому что никто, кажется, так и не узнал об отсутствии уехавшего на заре Гази - бека. Никто - кроме слуги и наперсника Салеха.
10. ВОЙСКО ИДЁТ
Военачальник остановился. Армия двигалась четким строевым шагом. Впереди несли знамена, зеленые флаги с изображением человеческой руки на древке и прибитым под полумесяцем конским хвостом. Позади ехали запряженные сорока быками арбы с пушками, катапультами. Хотя воины прошли уже большой путь, но ещё не устали. По приказу военачальника они встали сегодня с рассветом.... Около полуночи гонец доставил приказ о наступлении. Не слезая с коня, вручил свиток прямо на пороге палатки и ускакал. Всю ночь грезил, томясь жаждой победы, юный вожак и, не выдержав, велел играть побудку задолго до появления первой утренней звезды. Он спешил раньше всех добраться до места боя, торопился сам и торопил войско. Теперь он внимательно оглядывал движущиеся навстречу ряды: воины держались бодро, молодцами, лица были ещё свежи, но опытный глаз хотя и молодого, но уже закаленного в боях военачальника уловил признаки надвигающегося утомления. "Дорога предстоит долгая. Если сейчас выбьются из сил - не проявят в бою должной энергии. Надо что - то предпринять", - думал он. Красный, точно пылающие угли, шар солнца едва поднялся над горизонтом. Лучи светила ещё не слепили глаз и, приветствуя новый день, море расстелило навстречу ему сверкающую золотом дорожку. Вокруг заметно посветлело и, вглядываясь в запыленные лица невыспавшихся людей, военачальник вновь подумал о том, как тяжело будет им прямо из похода ринуться в бой. А бой предстоял трудный, кровопролитный: Бакинская крепость, зимняя резиденция Ширваншахов укреплена хорошо, взять её будет нелегко... Наблюдая за войском, он вполуха слушал привычный ритм шагов, слившийся с лязгом копей, щитов, йеменских мечей, задумчиво глядел на мерно колышущиеся ряды - искал выход. А море сверкало, как золото, растопленное в медной пиале; оно так и манило к себе... Внезапно военачальник поднял руку, приказывая остановиться. Он, видимо, что - то придумал, нахмуренное лицо его просветлело:
- Остановите войско! Всех сотников и барабанщиков - ко мне! Раздались голоса:
- Стойте! Остановитесь! Барабанщик подошёл к нему, встал поодаль, ожидая приказаний.
- Пусти в ход свой барабан! - повелел военачальник. - Как только я дам знак, начни бить в него и не останавливайся, пока не отсчитаешь тысячи пятьсот ударов! - Потом обернулся к сотникам. - Войску разрешается купаться до тех пор, пока звучит барабан. Это снимет с них усталость. Как только прозвучал приказ, кызылбаши с радостными криками стали скидывать с себя тяжёлые доспехи, оружие, одежду, И пяти минут не прошло, как все уже плескались в теплой воде. С берега, где кроме военачальника и барабанщика не осталось ни единого человека, доносился монотонный стук колотушки о барабан: один... Два... Три... Барабанщик старательно отсчитывал удары, а военачальник размышлял под этот размеренный стук: "Бакинская крепость, говорят, отлично укреплена. Кто знает, что принесет завтрашняя битва - победу ли, поражение?! Кто знает, кого из тех, кто так спокоен и весел сейчас, оставит она в живых к завтрашней вечерней молитве?! Возможно, для кого - то это купание станет последним омовением перед смертью... Пусть купаются. Пусть очистятся от пыли дорог, снимут усталость. Ведь и дня не отдыхали после взятии Мардакянской крепости, Ширваншахской дачи, сразу повёл их дальше. Вот скоро прибудет Хюлафа - бек, да как начнет меня ругать... Да ладно, пусть ругает! Завтра, возможно, и я у него на глазах погибну за веру. Кто знает? И тогда он поверит в мою преданность, раскается в том, что ругал меня сегодня, мой славный военачальник! " Так размышлял он под равномерный счет ударов... Но вот барабан замолк. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь голосами воинов, плещущихся в воде и забывших обо всем на свете. Но вот раздался призыв: "По ко - о - оням! " Освеженные, смывшие с себя пыль и грязь, кызылбашские кази торопливо одевались, вскакивали на коней. Не прошло и получаса, как выстроились четкие ряды кызылбашей, готовых следовать за своим молодым военачальником в бой за Бакинскую крепость.
- Вперёд, за мно - о - ой! Он выхватил из ножен дамасский меч, взмахнул им в воздухе. Сверкнувший под солнцем, как серебряная молния, меч увидели все кази. Предводитель призывал их не пожалеть жизни "во имя святой веры". И кызылбаши поскакали за ним.... Они двигались вдоль берега Каспия. Пейзаж непрерывно менялся. Кривой, как шея верблюда, прибой кромсал утром голубые, а теперь ало - зеленые волны, лоскутами отбрасывал их на отмели. Между берегом и морем возникала золотистая полоска, на ней росли маленькие песчаные холмики. Вспоров голубую одежду волн, в этих местах из воды выступали скалы. Хлопотливо латая прорехи, волны набегали на черные скалы, теряли упругость и цвет, превращались в белую, как крылья чаек, пену. Как будто скалы раз за разом намыливались и снова омывали пену, стараясь выбелить ею свою одежду из водорослей. Здесь даже шум моря был другим: пугающим, хриплым, суровым; и следа не оставалось в этих местах от давешней ласкающей глаз голубизны, ласкающей слух нежности... В этом ущелье войско не могло уже идти широкими рядами, принять сражение: по узкой дорожке меж скал продвигаться можно было по трое, по четверо - не более. Но молодого военачальника это не заботило: он знал, что до города ещё далеко. Внезапно взгляду его предстало обширное золотое поле, он даже вздрогнул от неожиданности:
- О боже, неужели в этих песках они выращивают пшеницу?! Да нет же, наверное это мираж! Но когда он увидел, как жнецы, похожие в своих архалуках на черные пятна, убегают с поля, очевидно, заметив надвигающееся войско, он понял, что это - не видение... Там на поле чей - то молодой голос, не ведающий о грозящей беде, беспечно и громко пел:
В лугах вырастет ячмень, Выйдут щипать его кони. Лицо любимой - как ясный день, Младенец у неё на ладонях. Приди, мой соловей, приди, Смеясь, мой соловей, приди!
Виноград созреет в садах... Как твой голос ясен и звонок! Взгляд мой тонет в твоих глазах, Любимая, нежный мой ягнёнок! Приди, мой соловей, приди, Смеясь, мой соловей, приди!
Услышав эту незатейливую песенку, один из кызылбашских кази сказал другому:
- Клянусь, хоть он и враг, но как прекрасно поёт! И притом в точности как у нас... А как же иначе он должен петь? У них и язык тот же, что у нас, и кровь та же. Только вот упрямятся они, не говорят "Али их последователь".
- Как? Отрицают Али?
- Ну да... А из - за чего же эта война? Тут вопрос веры... Первый подумал про себя: "А мне - то что до этого? Я - то при чем?! Ведь, как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Сколько сделаешь на этом свете богоугодных дел, со столькими и предстанешь перед аллахом. На том свете они сами ответят за себя, за свои деяния. Так зачем же мне убивать их?! ". Но вслух он, конечно ни одного из этих слов не произнёс, побоялся. "Будь проклят дьявол! " - сказал и с тем прогнал из головы опасные мысли. На коле меж тем поднялся переполох. Жнецы громко окликали друг друга, предупреждая о приближающемся войске, и, в спешке хватая все, что попадется под руку, убегали. Поющий жнец тоже, видимо, увидел кызылбашей, на полуслове оборвал песню... Войско надвигалось на золотое поле, и молодой военачальник не мог изменить заданного направления, не мог свернуть с этого пути. И источник жизни - поле, взращенное месяцами труда, поле, на котором только что жнецы, подсекая колосья, проворно связывали их в снопы, а из снопов громоздили стога, - это поле должно было погибнуть. Выхода другого не было! Военачальник, хоть и молод был, немало уже перетоптал таких полей. И в сердце его даже не шевельнулось сожаление. Он уже привык. Идущее за ним войско повторяло, как молитву, - "Алиянвели - юлаллах" - аллах един! - двустишие из газели сына Шейха Гейдара:
Мы с сотворения мира - навечно! - этот путь обрели. Мы из тех, кого движет верность и любовь к святому Али.
Голоса возносились в небо. Войско, въехавшее на поле со словами "Во имя любви к Али! ", смотрело не под ноги, а ввысь. Разваливались стога, развязывались снопы, растаптывались копытами поля. Некоторые кази на ходу наклонялись с коней и, выхватив из снопа несколько колосьев, разминали их в руке, вышелушивали зерна и, понюхав, бросали в рот. Войско прошло. Колосящееся недавно поле превратилось в барханы черного песка... Кызылбашские кази приближались к Бакинской крепости.... Когда подъехал Хюлафа - бек, молодой военачальник уже выбрал позицию и, в ожидании приказа эмира, разрешил своим людям отдых. Вокруг крепости, кроме войска, не осталось ни одного живого существа. Местные жители бежали под защиту высоких стен. Они наглухо закрыли ворота и настороженно следили сквозь бойницы за перемещением противника. Высокая, величественная, хорошо укрепленная крепость смотрелась неприступной твердыней. У неё были толстые стены, по окружности расположились зубчатые башни с бойницами. На двустворчатых воротах высечены парами головы львов и быков. Увидев изображения животных, Хюлафа - бек содрогнулся от захлестнувшей сердце ненависти: "Они так и не признали единым аллаха. Эти кяфиры, даже став мусульманами, все ещё не забыли идолопоклонничества", - подумал он. Хюлафа - бек одобрил выбранную молодым военачальником позицию, отдал необходимые распоряжения к утру. Приказав войску отдыхать, сам сел на коня и вместе с Байрам - беком Гараманлы отправился обозревать окрестности: надо было выбрать наиболее удобные участки для утренних атак. Их сопровождал и проводник. Увидев величественное строение, обращенное к морю, беки в изумлении остановились. Любопытство заставило их подъехать ближе, и Хюлафа - бек бросил проводнику:
- Что это за сооружение, вершина которого купается в облаках, а подножие - в море?!
- Это знаменитая в здешних местах "Девичья башня", да буду я твоей жертвой, господин! Говорят, девушка, что бросилась с неё, была целомудренна и неприступна, в её честь и назвали так башню. Полные губы Хюлафа - бека раздвинулись в насмешливой улыбке:
- После утреннего намаза мы покажем этим неверным сколь неприступна их твердыня. И ты тоже увидишь. Когда Хюлафа - бек и Байрам - бек вернулись в расположение кызылбашских кази, здесь уже был раскинут лагерь. Для военачальника соорудили белый шатёр, для остальных беков - подобающие их высоким званиям палатки. Кази, вестники, барабанщики, привязав лошадей, надели им на шеи торбы с овсом. Над разведенными в небольших ямах кострами висели большие котлы, и повара разгружали только что прибывшие арбы с продоволь - ствием. У костров были выделены особые места для ашыгов, которые в походах и на отдыхе, а, главное, в бою, шли впереди всех и воодушевляли воинов песнями, при победах сочиняли в честь героев новые, призывали к борьбе ревнителей веры. В лагере спешно приводили в порядок катапульты: утром ими начнут разрушать толстые стены крепости; подготавливали лестницы, по которым смельчаки полезут через проломы. Хюлафа - бек и Байрам - бек, убедившись, что молодой военачальник отдал уже все нужные распоряжения, вошли в свои палатки. До вечернего намаза оставалось совсем немного времени. И вот азанчи, взобравшись на высокий камень, возвестил о начале моления. Впервые на бакинской земле было упомянуто имя имама Али. Кази, вынув молитвенные коврики, приготовился к намазу...
11. БИБИХАНЫМ - СУЛТАНЫМ (Продолжение)
Месяц назад в Бакинскую крепость явился гонец - посланец Шаха Исмаила, потребовавший дани, Фаррух Ясар, находившийся ещё в то время в городе, дань платить отказался и гонца выгнал. Он не верил в силу и военную мощь молодого шаха, иронически относился к слухам о победах кызылбашей. Этим, по сути, и объяснялось почти беспрепятственное продвижение Исмаила к Ширвану и Баку. А теперь, стремясь наверстать упущенное, Фаррух Ясар и Гази - бек один за другим покинули Ширваншахство, отправились собирать войско для отпора врагу. Оставшись одна, Султаным - ханым принялась деятельно готовиться к обороне города. Во дворец ежедневно приходили разноречивые вести: то о решительной победе Ширваншаха, то о сокрушительном его поражении в битве у села Джабаны и трагической гибели... А тут выяснилось, что ночью на крышах Раманинской и Мардакянской крепостей были видны сигнальные костры - значит, враг совсем близко... Это последнее сообщение достигло и слуха шахини. Ранним утром она потребовала к себе Гази - бека, И, услышав от посланного, что "принц болен, никого не принимает", забеспокоилась. Шахиня пришла на женскую половину покоев принца, совсем позабыв, что поклялась не переступать порога обиталища "деревенщины". В дверях её встретила единственная служанка Султаным - ханым, выполнявшая мелкие поручения, и побежала к своей госпоже сообщить о желании шахини со всёй свитой пройти в покои сына. Султаным - ханым поспешила навстречу свекрови. Поцеловала ей руку, приложилась к груди и, сославшись на нежелательность посещения больного многими людьми, повела шахиню в спальню принца. Султаным - ханым понимала, что дольше не сможет скрывать от шахини правду. Потому, уединившись, коротко рассказала свекрови о причинах поспешного и тайного отъезда принца и попросила у неё совета: как теперь быть? В это время доложили о прибытии гонца. У Султаным - ханым, с минуты на минуту ожидавшей вестей от мужа, затрепетало сердце. Забыв о дворцовом этикете, она раньше шахини приказала:
- Пусть войдёт! Но встревоженные слуги объявили: гонец не от принца, а от нового шаха, и желает непременно увидеться с Гази - беком. Сул - таным - ханым и шахиня одновременно встали, в испуге глядя друг на друга. Наконец, Султаным - ханым сказала:
- Проведите его в приёмный зал Гази - бека! Молодая женщина прошла в свою спальню, облачилась в наряд всадника, который обычно надевала, сопровождая мужа на охоту. Решительно прошла в приёмную принца, куда велела привести гонца. Посланный оказался человеком лет тридцати - тридцати пяти, худощавым, среднего роста. На голове его был красный двенадцатиугольный колпак - отличительный признак кызылбашей, и в нём он показался Султаным - ханым похожим не на воина, а на шута Аби, развлекавшего своими затеями её свекра Фарруха Ясара и придворную знать. За кушак у гонца был заткнут кривой кинжал, на поясе висел дамасский меч. Одет он был в походную одежду серого цвета. Рядом с гонцом стоял и бакинский дарга - бургомистр Абульфаттах - бек. Несколько в стороне от них, справа, теснились аристократы, городская знать, два - три молодых военачальника - друзей Гази - бека. Они неоднократно видели Султаным - ханым в этом самом наряде, когда она сопровождала мужа на военные учения или охоту, наравне с ним принимала участие в скачках. Но то, что она появилась в мужской одежде сейчас, в приёмной принца и вместо него самого - вызвало тревогу и изумление. Однако никто и виду не показал: гонец врага стоял перед Султаным - ханым. Молодая женщина твердым шагом прошла по комнате, села на разукрашенный трон мужа. Рукой сделала знак гонцу: говори. Придворные, увидев на её пальце перстень Ширваншаха Фарруха Ясара, вновь низко склонили головы. Гонец почувствовал среди придворных какое - то смятение, но не знал, чему его приписать. Он никогда не видел молодого принца и считал сидящего сейчас на троне юношу действительно Гази - беком. Гонец был из самых верных слуг и ярых приверженцев молодого шаха, продвигавшегося победным шагом через чужую страну, успешно распространявшего шиитство в покоренных землях. Он гордо выступил вперёд, надменно выпятил грудь и начал говорить:
- Ваше высочество! Опора нашей веры, святыня мира Шах Исмаил направил меня к вам с повелением сдаться. Гонец говорил высокомерным тоном, держался вызывающе. Причиной тому был стоявший рядом дарга Абульфаттах, поведавший посланцу Исмаила, что шах давно покинул свой дворец, крепостью остался править один только Гази - бек, "безумноликий принц", ничтожество. Дарга уверял, что все готовы принять новую веру, что большая часть знати с радостью перейдет на сторону нового шаха. Султаным - ханым до глубины души возмутили слова и тон гонца. Она, как ранее её муж и свекор, ничего не слышала о победах этого так неожиданно объявившегося шейха - шаха. Вот почему слова "святыня мира" вызвали на её губах насмешливую улыбку, она спросила с иронией:
- Скажите, куда вы обращаете лица при совершении намаза? Гонец опешил от такого вопроса. Не заметив в словах Султаным - ханым подвоха, он простодушно, но чуть запинаясь, ответил:
- Конечно, в сторону благословенной Мекки, ваше высочество. Окружающие трон аристократы тоже смотрели на молодую женщину в изумлении: смысл вопроса и им не был ясен. И тогда Султаным - ханым язвительно проговорила:
- А зачем же вы при совершении намаза обращаете лица в сторону благословенной Мекки? У вас ведь есть своя "святыня мира", ей и поклоняйтесь! Придворные невольно рассмеялись. Это был прекрасный ответ, удар мечом, вызвавший растерянность даже у воина - гонца, не столь уж глубоко разбирающегося в вопросах религии. Слова Султаным - ханым показались ему богохульством, да и голос у принца был какой - то странный... Гонец покосился на даргу Абуль - фаттаха. Что это, уж не выставили ли его на посмешище? А так как гонец был человеком вспыльчивым, то, забыв, где он и зачем здесь находится, разбушевался:
- К чему эти насмешки, ваше высочество? Я пришёл к вам с требованием сдаться от имени самого могущественного государя, чья власть распространилась уже от Ардебиля до Эрзинджана, от Ширванского шахства до Шама! Иначе - берегитесь! И двух дней не пройдёт, как ваша крепость будет разрушена до основания, а все вы станете пленниками святыни мира! Надменность речи, не подобающая посланнику, и злоба, клокочущая в каждом слове гонца, разгневали Султаным - ханым. Не ускользнул от её внимания и взгляд, брошенный кызылбашем на даргу Абульфаттаха. Султаным - ханым внимательно оглядела лица присутствующих: кроме дарги Абульфаттаха все как будто возмущены. Кто жует свой ус, кто в гневе кусает ногти. Наиболее вспыльчивые молодые аристократы и военачальники схватились за кинжалы. Довольно было одного её знака, чтобы...
- Как смеешь ты бросать вызов семисотлетней династии Ширваншахов, говорить в этом дворце о сдаче?! - Султаным - ханым сдвинула брови и закусила губу, стараясь сдержаться.
- Эта династия уничтожена, принц. Да будете вы живы! В прошлом месяце наш молодой шах встретился близ села Джабаны с вашим почтенным батюшкой, пытавшимся укрыться в Гюлистане. Всего семь тысяч кази нашего шаха наголову разбили двадцать тысяч пеших и шесть тысяч конных воинов вашего отца. А сам он при попытке сбежать в крепость Бугурд погиб от руки простого кызылбашского кази. Сведения точные: ширванцы опознали коня и оружие Фарруха Ясара... Дойдя в своём рассказе до этого места, гонец запнулся, умолк. Ведь он своими глазами видел, каким образом был убит отец этого нежнолицего принца. У гонца язык не повернулся сказать, что кызылбаши, обнаружив труп Фарруха Ясара, по приказу своего верховного муршида приложили отрезанную голову к телу, завернули в рогожу и сожгли под крики: "Езид! Ези - и - ид! Езид, убийца Султана Гейдара! " Гонец всё же побоялся рассказать об этом среди врагов и гордо заявить: "Мы отомстили за муршида! ". Но вместе с тем держался он вызывающе. Ведь по ту сторону крепости шли приготовления к бою. За его спиной стояли такие храбрецы, как Хюлафа - бек и Байрам - бек Гараманлы. И потом - личность парламентера неприкосновенна. Чего ему бояться? Пусть у этого принца с таким нежным, девичьим лицом, сердце лопнет ещё лучше! Крепость быстрее сдастся. А он, гонец, принесший весть о сдаче, получит награду. Может быть, станет стремянным при белом коне молодого шаха и назавтра удостоится чести "с победой ввести его в Бакинскую крепость"...
- А народ, а люди? Хотят они сдаться или не хотят - это не имеет значения? - гневно спросила Султаным - ханым, чьё сердце обливалось слезами, но глаза метали молнии. Наглость гонца дошла до такой степени, что он развязно возразил тому, перед чьим троном стоял:
- Люди... Что такое люди?! Это стадо баранов, идущее за пастухом! Он говорил, а Султаным - ханым думала: "Видно, тебе надоела жизнь, если ты позволяешь себе такие речи. Видно, смерть не может дождаться тебя и от нетерпения двигает твоим языком. Мой дед говаривал: когда козе пора умирать, она трется рогами о дубинку пастуха... " В одно мгновение два молодых военачальника, из друзей Гази - бека, схватились за кинжалы. В воздухе сверкнули лезвия из закаленной стали. Но Султаным - ханым с неожиданной для самой себя властностью подняла руку:
- Стойте! Уведите его и повесьте на площади! Пусть люди, которых он считает баранами, увидят его. Прикажите глашатаям: пусть оповестят народ о его вине! Так будет с каждым, кто посягнет на нашу свободу! Ошеломленному гонцу, не верящему, что его, посланца могущественного шаха, могут вот так просто вздернуть на дворцовой площади, проворно скрутили руки за спиной. Абульфаттах - бек поспешно шагнул вперёд, сложив на груди руки:
- Простите, но ведь личность парламентера неприкосновенна, он находится под защитой аллаха! Не срамите династию Ширваншахов слухом, что они убивают посланцев! Он тоже разговаривал скорее тоном назидания, чем просьбы: ведь дарга прекрасно видел, что сидящий на троне - не Газибек. Абульфаттах - бек знал Султаным - ханым, из дочери "холопа" превратившуюся в супругу принца. Кроме того, дарга был заранее осведомлен о том, что по ту сторону крепости уже стоит наготове Хюлафа - бек. Но когда Султаным - ханум, не удостоив его взглядом, снова подняла руку со словами: "Уведите! " - Абульфаттах - бек заметил у неё на пальце перстень с печатью Фарруха Ясара и тотчас понял, что приговор будет приведен в исполнение. Растерянный, он стал искать какие - то новые доводы в надежде уговорить Султаным - ханым... Тем временем вмиг потерявшего всю свою доблесть гонца поволокли прочь из дворца. Он вдруг с ужасом понял, какой совершил промах. "Я считал его ребёнком, которого легко напугать. А это, оказывается, был тигр в овечьей шкуре! Боже, ведь я среди врагов, и пока Хюлафа - бек придёт мне на помощь, я уже погибну", - мысли эти разом мелькнули в голове гонца. Он рванулся из рук тянувших его к дверям мужчин, вырвался и, упав ничком у ног "принца", завопил:
- Прости, прости, принц! Ваше высочество, я неправ, я сделал глупость... Султаным - ханым презрительно сдвинула брови:
- Так ты, оказывается, ещё и трус? Не ползай... Из - за одной ложки собственной крови. Умей умереть так же мужественно, как говорил... Она ещё раз подняла руку с перстнем на пальце:
- Уведите!
- Прости... Пощади... Гонца уволокли. На дворцовой площади спешно соорудили виселицу. Здесь уже собрались сотни напуганных тревожными вестями горожан. По обычаю, глашатаи громко разъяснили толпе вину посланника шаха - и повесили. А в приёмном зале Гази - бека накал страстей достиг своего апогея. Абульфаттах - бек говорил, убеждал и даже требовал. Уже больше месяца он был завербован людьми Хюлафа - бека, выполнял их задания, организовал ряд диверсий, подготовляя крепость к сдаче. Хоть и он не знал, где находится Гази - бек, однако сегодня имел случай убедиться, что принц либо тяжело болен и лежит во дворце, либо уже умер и это до определенного момента скрывают от народа. Дарга ещё больше осмелел:
- Госпожа, вы совершили недоброе дело, как бы вам не пожалеть об этом!
- Почему? - с любопытством спросила Султаным - ханым. - Что, надо было пощадить посланника, уничтожающего Ширваншахов, считающего людей баранами? А, может, оказать почести, усадить во главу стола?!
- Но ведь это Шах Исмаил! Бойтесь его гнева! Ширваншах Фаррух Ясар, ваш уважаемый свекор, наш повелитель - погиб в Джабанах. На его месте должен был быть принц Гази - бек. Его тоже здесь нет. С какими силами мы выступим против святыни мира?
- Для тебя он тоже стал святыней мира, бек? Вопрос был задан столь гневно, что Абульфаттах испугался. Его лоснящееся лицо покрылось потом, черная, как агат, борода затряслась. Он провел рукой по бороде - окрашенные хной пальцы тоже заметно дрожали. Но полученные дары, данное слово, заманчивые обещания заставили старика ещё поиграть со смертью:
- Но, мать моя, сестра моя, война - это мужское дело! Ты женщина, откуда тебе знать, является он святыней мира или нет?! Ты лучше бойся его гнева! Сдай город! Или же сообщи нам местонахождение принца. Султаным - ханым в негодовании подняла руку с перстнем:
- Я имею право говорить от имени Ширваншаха, и тебе это известно. Но хотела бы я знать, что тебя заставляет выступать в его защиту? Говорят, в древности некий потерпевший поражение падишах очень уж смело разговаривал с победителем. Тот посоветовался со своими визирями: отчего бы это? И один мудрый старец предложил приглядеться, где, на каком месте стоит побежденный, когда ведёт свои смелые речи, и раскопать это место. Так и сделали. Раскопали там землю во время очередного разговора и нашли несколько кувшинов с золотом и драгоценностями. Смелость побежденному шаху придавала сокровищница, на которой он стоял. Так вот и я убеждена, что тебя заставляют так говорить полученные от врагов подарки. Ты встал на путь измены, Абульфаттах - бек! Бек был потрясен неожиданной проницательностью Султаным - ханым. "Откуда она знает? Может, у неё тоже есть свои люди в резиденции падишаха? " - подумал он. Вспомнил о судьбе только что повешенного гонца, и у него от ужаса кровь в жилах застыла. Дарга понял, что запираться больше не имеет смысла. Он униженно распростерся перед троном, у ног Султаным - ханым:
- Пощади, принцесса, меня обманули! Во имя духа твоего почтенного свекра прости меня... Поручи самое трудное дело, что бы я мог выполнить его ценой своей жизни! Султаным - ханым воскликнула:
- Я просто заподозрила тебя, бек! А после того, как ты сам признался, что стал изменником, что мечтаешь о поражении родного края, тебе может быть только одно наказание - смерть! Уведите! Растерявшиеся от столь неожиданного признания и сурового приговора придворные выволокли Абульфаттах - бека из зала и передали палачу. Султаным - ханым велела:
- Пусть глашатаи поведают народу об измене городского головы. А теперь, давайте думать, как нам лучше организовать оборону крепости, как защитить наш город... Военачальники и знать прошли в совещательную комнату. Исходящая от молодой женщины огромная духовная сила подчинила их, против воли, Бибиханым - Султаным. Теперь Султаным - ханым была военачальником, главой штаба, и собравшиеся воспринимали каждое её повеление как приказ Ширваншаха. Предки наши недаром ведь говорили: "Храбрец узнается, когда призовёт Родина".
* * *
... Ровно два дня под предводительством Хюлафа - бека и Байрама - бека велась осада Бакинской крепости. Однако яростные атаки не давали результата. Бакинцы и не думали сдаваться, стойко, упорно защищали город. Вечером второго дня осады незадолго до вечернего намаза, к месту сражения прибыл с войском Шах Исмаил в сопровождении Леле Гусейн - бека. Узнав, что крепость ещё не взята, Исмаил взял руководство осадой в свои руки. Сначала он вместе с Хюлафа - беком и свитой объехал крепость. Чтобы не быть мишенью для защитников крепости, они держали коней на расстоянии, недосягаемом для летящих из бойниц стрел. Потом молодой шах подъехал к только что поставленному зеленому шатру с золотым куполом, украшенным золотом и серебряными кистями. Спешился, вошёл внутрь и, откинув вуаль, велел вызвать к себе самых близких мюридов и военачальников. Сел на трон, поставленный против входа в шатёр, и стал с нетерпением ждать. Вместе с мюридами в шатёр вошли военачальники из племен устаджлу, шамлу, афшар, зульгадар, гаджар, румлу
- Пожалуйста, садитесь, - говорил молодой шах, указывая места входящим. Опустившись на колени на походные тюфячки, разложенные вокруг трона, облокотившись на боевые щиты, они приготовились внимать падишаху.
- Осада может затянуться, и тогда покорение Бакинской крепости займет много времени. Кроме того, нам не нужны лишние жертвы. Я предлагаю другое: провести подкоп под какие - нибудь ворота и взорвать башню. Леле Гусейн - бек восхитился быстротой, с которой молодой шах оценил обстановку и нашел наилучший выход. "Если тебе повезет, с таким умом ты далеко пойдешь", - подумал он и проговорил:
- Святыня мира, если вы так решили - давайте сделаем подкоп там, где мы сейчас стоим, под одну из башен, расположенных у Двойных ворот. Шах подумал немного, покачал головой:
- Нет, по - моему, нам надо взорвать башню рядом с Северными воротами, что в ста - ста пятидесяти шагах выше Двойных. Потому что основное внимание осажденных направлено как раз на Двойные ворота. Верхние ворота узки, противник не ждет оттуда нападения. Мысли Байрам - бека Гараманлы текли в том же направлении, что и мысли Леле Гусейн - бека. Он тоже гордился воинскими успехами своего воспитанника.
- Святыня мира прав. Лучше всего сделать подкоп именно под Северными воротами, тем более, что они плохо охраняются, - подтвердил он. И молодой шах положил конец совещанию следующими словами:
- Прекрасно! Пусть с сегодняшней же ночи отряд Байрам - бека займется подкопом... А Леле - бек со своими людьми с утра начнет отвлекать внимание осажденных от Северных ворот. Время от времени, для отвода глаз, надо будет устраивать и ложные атаки, пока не достигнем главной цели... Но надо быть начеку. Поручите сотникам усилить дозор. Пусть остерегаются ночных вылазок врага! Ведь у защитников Баку нет другого выхода, кроме ночных атак, если они вздумают бежать из осажденного города. Но будьте осторожны, смотрите, чтобы с вами не случилось стамбульской трагедии!
- А что это такое, государь?
- Когда султан Мехмет Фатех брал Стамбул, он велел в нескольких местах сделать подкопы под крепость. Но правитель Византии узнал об этом и приказал своим людям рыть встречные подкопы. В результате несколько подкопов обвалились, и воины обеих армий оказались погребены заживо; в остальных же враги встретились лицом к лицу и произошла первая, а, возможно, и последняя в истории войн подземная битва. Историки пишут, что подземные ходы были завалены окровавленными телами. Этот случай произошёл 29 рамазана 1353 года хиджры, за день до того, как турки во главе с Мехметом Фатехом покорили Стамбул... Восхищенные своим молодым государем военачальники и мюриды внимательно выслушали все его наставления. Затем, попрощавшись, вышли. Исмаил остался в шатре один. До вечернего намаза было ещё довольно много времени...
* * *
К концу следующего дня предполагалось закончить подкоп. Вечером башню взорвут, а после утреннего намаза последует мощная атака, войско хлынет через пролом - и крепость будет покорена. Так решил шах, и к тому вели дело его подданные. Сегодня он встал до утреннего намаза. Быстро оделся с помощью хиджазского раба Сахиба, вскочил на коня. До того, как проснется войско и приступит к совершению намаза, ему хотелось ещё раз объехать вокруг крепости, убедиться в завершении работ. Молодому шаху было известно о том, что у крепостных стен время от времени показываются отдельные горожане и, скрываясь от преследования, они вдруг таинственным образом исчезают с глаз. Исмаил был убежден в существовании тайного хода. И вот теперь ему представился случай проверить это. Возможно, ему удастся найти этот подземный ход! Кто знает?! Тогда бы можно было прервать мучительный труд по рытью подкопа, и тайным путем ввести войско в крепость. Медленным шагом, внимательно осматривая окрестности, двигался молодой государь. Он ехал в сторону Девичьей башни. Вокруг царило спокойствие. Крепостные стены, возведенные здесь на высоких скалистых холмах, казались выше, чем где - либо. Расстояние между башнями было велико. Высоко располагались бойницы, сквозь которые, он знал это, следят за ним сейчас глаза защитников крепости. Но вокруг было пусто, казалось, всё живое затаилось при приближении врага. Внезапно впереди показался всадник. Исмаил принял было его за одного из своих кызылбашских, но, приглядевшись внимательно, понял: это чужой. Но кто? Почему бродит в окрестностях крепости? Может, это один из защитников города? Или кто - то из людей Ширваншаха, не зная об осаде, спокойно направляется в крепость? Не мучаясь догадками, шах приблизился к юноше. Собственно, у него и не было другого пути. Бьющиеся у подножий Девичьей башни волны Хазара не оставляли возможности уклониться от встречи, объехать юношу стороной. Всего несколько минут назад Исмаил был молодым поэтом, любовавшимся волнами Хазара. Уже алел восход, и лучи поднимающегося из - за горизонта солнца окрашивали море в тысячи оттенков; поэтичная картина увлекла воображение юноши, и в душе одна за другой, как в ряд нанизанные бусинки, возникала лиричные, страстные строки. Хазар, тяжёлые волны которого будто были обрызганы киноварью, был так красив... Но теперь, при виде чужого человека, в сердце Исмаила умолк поэт и насторожился воин.
- Кто ты, юноша? - обратился он к всаднику. Но тот, не отвечая, внимательно, с интересом рассматривал Исмаила. Сначала он, правда, не узнал шаха: слыхал, что тот, являясь главой новой религии, всегда ездит под скрывающей лицо вуалью. Не показывает своего лика нечистым взорам. А сам наблюдает за собеседником сквозь прорези в ткани. Если это так, то перед ним, судя по одежде, всего лишь молодой военачальник весьма высокого ранга... "Но нет, вон, смотри, он закинул вуаль на свой двенадцатиугольный колпак! Да, это он сам, это он - юный шах, сын Шейха Гейдара под именем веры, под знаменем двенадцати имамов бросивший вызов миру! Святыня мира!... С едва наметившимися усами на детском ещё лице, но очень развитый физически от постоянных военных упражнений... Бесстрашный шах, сын Шейха Гейдара! Двое из тех, кто называют себя святыней, уже поплатились за это жизнью. Ты, конечно, знаешь об этом... " Множество мыслей проносилось в голове Султаным - ханым, пока она молча, с ненасытным любопытством разглядывала молодого шаха. Да, это действительно была Султаным - ханым, тоже выехавшая сегодня за крепость до утреннего намаза. Один из бибиэйбатцев, сын тети Хейрансы, Агадаи, сообщил ей, что этой ночью скончался её дедушка, ших Кеблали. Утром, по обычаю, его будут хоронить. И, чтобы проводить в последний путь своего старого деда, заменившего ей отца и мать, выполнить свой дочерний долг, Султаным - ханым готова была и жизнью пожертвовать. Она открылась Салеху, которого так любил её муж Гази - бек, доверила ему тайну. Молодые люди вооружились, сели на коней и потайным ходом выбрались из крепости, рассчитывая успеть доехать до села и вернуться назад, пока не начались военные действия. Соблюдая осторожность, всадники ехали гуськом, на некотором расстоянии друг от друга. Эту дорожку в нижней части Девичьей башни в своё время показал молодой супруге Гази - бек, выводивший её из крепости тайком от придворных на охоту или военные занятия. Этот путь, по обычаю, был известен лишь высшим членам рода Ширваншахов - самому шаху и его наследнику. Но Султаным - ханым было совершенно необходимо съездить в село Шихлар и успеть вернуться до того, как вражеское войско совершит намаз и начнутся атаки осадивших крепость. Бибиханым - Султаным, пустив коня вскачь, оставила Салеха далеко позади. Она ехала одна и думала... Со вчерашнего дня никто больше не входил в крепость и не покидал её. Надежды на помощь мужа у неё уже не было: он, видимо, не распоряжался собой. О, если бы он только мог, то обязательно вернулся бы - молодая женщина знала это! После отъезда принца в крепости насчитывалось лишь два - три военачальника, и далеко не самых искусных. Но и они покинули город. Теперь в Баку, помимо торговцев, ремесленников и окрестных сельчан, оставалась абсолютно неспособная сражаться придворная знать - и ни одного воина... Все войско отбыло из города с шахом и сражалось вместе с Фаррухом Ясаром на Ширване. Гази - бек с небольшой группой воинов, оставленных Ширваншахом для охраны крепости, отправился, как видно, на помощь отцу. Приехал бы!.. Нет, не может, видимо, не принадлежит он сейчас себе... Трудно и с придворными, думала Султаным - ханым, не очень - то им приходится верить. Вчера, в сумерках, она ещё раз обошла все башни и проверила позиции воинов из дворцовой охраны и мирных жителей, поднявшихся на защиту города. На башне, рядом с одиночными воротами, что повыше Двойных ворот крепости, к ней подошёл мужчина. Султаным - ханым сначала не узнала этого горожанина с седеющей бородой. Но когда он заговорил:
- Дочка, я должен сообщить тебе что - то очень важное и секретное, - она сразу узнала его по голосу. Молодая женщина даже улыбнулась, перенесясь памятью в дни, когда борода этого человека была черна, как смоль... Тогда Бибиханым была ещё маленькой, отец и мать её умерли от эпидемии, она жила вдвоем со старым дедушкой, шихом Кеблали. Друг дедушки, ювелир Дергяхкулу вернулся в те дни невредимым с какой - то войны и вместе женой Хырдаханым приехал на поклонение в Биби - Эйбат. Остановились они в доме шиха Кеблали. Жена, благодарная за возвращение мужа, поднесла дары святому месту. Потом уже они стали часто приезжать на поклонение, и каждый раз останавливались у шиха Кеблали. Дергяхкулу брал девочку - сиротку на колени, ласкал её. Тоскующая по собственному ребёнку Хырдаханым каждый раз привозила ей новые платьица, одевала - наряжала малютку, распускала длинные косички девочки и тщательно мыла ей волосы. Под видом религиозных подношений супруги привозили им и гончарную продукцию своего соседа Велиюллы. Они как будто породнились тогда со старым шихом и его внучкой. А через год счастливая Хырдаханым приехала с маленьким сыночком, и здесь ребёнка назвали Бибикулу, в знак почтения к этому святилищу. По поводу столь радостного события Хырдаханым продела в уши Бибиханым пару маленьких сережек с эмалью "гырхдюйме":
- Это тебе дядя сделал, - сказала она, показав на Дергяхкулу. - Иншааллах, да наступит день, когда в эти маленькие уши вденут серьги невесты! Дай бог дожить до этого и чтобы дядя пришлось изготовить их для тебя - в сто раз лучше этих! Бибиханым не видела Дергяхкулу с тех пор, как вышла замуж и поселилась во дворце. Ювелира она не узнала, но голос вспомнила мгновенно.
- Рада видеть вас, дядя Дергяхкулу, как поживает тётя Хырдаханым?
- Да придут к тебе более светлые дни, дочка, узнала - таки своего дядю?! Тетя, спасибо, аллах милостив, живёт, как все.
- Что ты хотел мне сказать? Дергяхкулу, подойдя ближе, понизил голос:
- Знаешь, детка, недалеко от этой башни со вчерашнего вечера я вижу скопление людей. Думается мне, враг здесь что - то затевает. Султаным - ханым поднялась на башню, внимательно вгляделась туда, куда указывал ей Дергяхкулу. Она тоже заметила кази, при свете факелов копошащихся у самой земли. Что они там делают?
- Дядя Дергяхкулу, будьте начеку, они нам что - то готовят, - предостерегла она. Всю ночь, не сомкнув глаз, Султаным - ханым думала об увиденном: враг готовит удар в спину. Выехав из подземного хода, она решила взять немного в сторону, чтобы взглянуть по дороге, что затевают враги за крепостной стеной. Внезапная встреча с Исмаилом вначале напугала Султаным - ханым: и пяти минут не прошло, как за ней захлопнулась потайная дверь. Не заметил ли враг место, откуда она выехала? Молодая женщина заволновалась. Но потом вспомнила: ведь когда она увидела его, тот стоял лицом к Хазару, крепко о чем - то задумавшись. Поводья покойно висели на луке седла. На юноше был надет красный парчовый архалук с белым, обшитым золотом воротом. Рукава оторочены мехом. Голову венчал двенадцатиугольный красный колпак. Под архалуком была видна кольчуга. Султаным - ханым успокоилась: он не видел потайной двери. Внимательно оглядев всадника, она уверилась, что это действительно сам шах. Ответила:
- Я не из ваших отрядов.
- Кто же ты?
- Один из воинов этой страны, которую ты, явившийся сюда как враг, хочешь превратить в развалины, - слегка повернув голову, Султанам - ханым указала на крепость.
- А что же ты здесь разгуливаешь? Ведь крепость в осаде!
- Для чего ты разгуливаешь, для того и я...
- Значит, ты - Гази - бек?!
- Может быть.
- Но мне сказали: Гази - бека нет в крепости!
- Говорить можно что угодно. Мне вот тоже говорили, что ты ездишь под вуалью. Исмаил спохватился, что разговаривает с незнакомцем, забыв закрыть лицо. И ведь этот чужак его узнал...
- Как ты осмелился повесить моего человека?! Разве во дворце Ширваншахов не знают закона о неприкосновенности посланца?!
- Умерь свой пыл! Если бы посланец вел себя как посланец, с ним и обращались бы достойно. Между тем твои посланцы не уважают тех, к кому пришли в гости, не умеют соблюдать правила приличия в разговоре. Посланник воспитанного человека будет похож на него самого.
- Ты меня в грубости не обвиняй! Как со мной обращались твои, тем я и отвечаю. Я не забыл, что мой дед и отец убиты на землях Ширвана, и убиты езидом по имени Фаррух Ясар!
- А стоило ли им ехать сюда из Ардебиля, чтобы быть здесь убитыми?
- Они стали мучениками во имя распространения идей единого аллаха его пророком и его продолжателем на земле - Али. И мой путь - это путь Али. Я - Гамбар - верный слуга Али!
- Прости, но гамбаром называют у нас вот эти черные точильные камни, что валяются под ногами. У тебя сердце крепкое, как гамбар, или что другое? Слова Султаным - ханым ударили в самое сердце Исмаила, нанесли ему рану ощутимей, чем от оружия. Рука сама потянулась к мечу. Властно и горячо, как это свойственно уверенным в себе и в собственной силе людям, Исмаил воскликнул:
- Подними над головой свой щит! Я буду вести с тобой открытый поединок - арабскую борьбу! На чьей стороне аллах, тот и победит до восхода солнца, - с этими словами он показал на алеющий восток, где вот - вот должно было показаться светило.
- Храбрец, у меня нет щита, но арабской борьбой я владею. Зачем нам идти друг на друга, восстанавливать брата против брата. Ведь и ты хорошо знаешь, что эта война идёт не между двумя враждующими народами. И убивающие, и убиваемые - сыновья одного народа. Брат проливает кровь брата. Задумайся: на Ширване, и здесь - везде, где ты ведешь войну... А теперь что ж, поборемся. Кто будет побежден, войско того пусть сдастся, покорится победителю. Посмотрим, кому поможет аллах!
- О аллах...
- О аллах...
- В этом мире всегда и бегущий призывал аллаха, и преследующий. Язык - то у тебя подвешен хорошо, а вот поглядим, как ты на мечах бьёшься?
- Я бы тоже хотел это увидеть! Они яростно скрестили мечи. В ещё слабых красноватых лучах едва поднявшегося над горизонтом солнца сверкнули лезвия. Оба бились с юношеским пылом, увлеченно. Настоящий гнев пока не охватил их, они будто упражнялись в искусстве владения мечом. Стоя в укрытии за скалой, Салех взволнованно наблюдал за ними, готовый в трудную минуту прийти на помощь своей госпоже. Арена для борьбы была совсем неподходящая, тесная, и вскоре оба поняли, что бой на конях не принесет желаемого результата.
- Эй, смельчак, нам придётся спешиться!
- Спешимся. Оба соскочили с коней. Битва на мечах разгорелась с новой силой. В этот самый момент стрела, со свистом метнувшаяся с ближайшей башни, едва не задев одного из разгоряченных молодых людей, ударилась о камень. С башни доносились голоса:
- Жаль, не проткнул стрелой этого вражьего сукина сына...
- Глупец, а вдруг стрела не в него попадет?! Как повернется, да как в Султаным - ханым вонзится... Тогда куда денешься? Клянусь, в этом случае я сам тебя зарежу, как собаку!
- А вот это разве по - мужски? На наших глазах... Давай тогда хоть аркан закину, подсеку его.
- У них - арабская борьба. Не вмешивайся. Султаным сумеет за себя постоять. Уже поднявшееся над горизонтом солнце осыпало мечи и кольчуги закованных в броню храбрецов алыми и золотыми лучами. То один, то другой, оказавшись лицом к солнцу, невольно прикрывал ослепленные глаза. Теперь солнце могло стать их первейшим врагом, убийцей каждого из них: вопьется предательски в чьи - нибудь глаза, ослепит - и вонзится вражеский меч в незащищенную вовремя грудь... Темп схватки все убыстрялся, тела извивались как змеи, пламенем алели в лучах восходящего светила. Находившиеся на башне защитники крепости беззвучно молили: "Пощади, солнце, пощади, Хазар, не сверкайте в глаза Султаным - ханым, поберегите её, берущие свет от вас же, очи! Не впивайся ей в глаза, солнце! Не дай ей пасть жертвой врага... " И то ли луч солнца, ударив в глаза Исмаила, ослепил его, то ли предательски осыпался под ногами песок, образовав пустоту, но он споткнулся и упал на правое колено. Разгоряченная Султаным - ханым отшвырнула меч и мгновенно вытащила из - за пояса маленький золотой кинжал - царственный подарок её свекра Ширваншаха Фарруха Ясара, в день, когда он впервые увидел её на военных учениях! Лезвие из закаленной стали, изготовленное лучшими мастерами Дагестана, было вправлено в золотую рукоять. Султаным - ханым проворно приставила острие к горлу юноши - и внезапно их глаза встретились. Сердце её защемило: в этих глазах было такое странное выражение, которое могла заметить только женщина, созданная природой Матерью! Только материнские глаза могли уловить в этом взгляде безнадёжность отчаяния. Невольно руки женщины - воина ослабли, мышцы стали вялыми. "О аллах, он же совсем ребёнок! У него даже усы ещё не пробились. Это и есть знаменитый шах?! Может быть, я ошиблась... Нет - нет, какая ошибка, это сам Исмаил! " Она убрала колено с груди парня, отвела кинжал. Встала, вложила кинжал в подвешенные к поясу ножны. Уже простившийся было с жизнью молодой человек почувствовал какое - то странное состояние: "Не убил, а ведь готов был убить. Может, почувствовал, что я испугался? Тогда - лучше смерть! Но, может, он не знает в точности, кто я, и это его остановило? " Со стен крепости раздавались ликующие крики: "Молодец! ", "Отлично! ", "Аферин! ". Вдруг возгласы разом смолкли: осажденные увидели, что их военачальник протянул руку поверженному врагу, помог ему подняться и, отступив на шаг, что - то сказал. Султаным - ханым говорила:
- Вставай, сойдёмся ещё раз, храбрец! В наших местах при первом падении не убивают. Исмаил вскочил, с диким ревом кинулся на противника. Султаным - ханым, расслабившиеся мускулы которой не успели вновь обрести боевую форму, при первом же ударе покачнулась. Шлем упал с её головы, и освобожденные из металлического плена две тяжёлые косы зазмеились по облаченному в кольчугу стану. От изумления у юного Исмаила потемнело в глазах:
- О аллах, это, оказывается, женщина!... Поспешно наклонившись, женщина схватила шлем, рывком надела его на голову, в смущении вскочила на коня и ускакала. Умчалась словно вихрь, оставив Исмаила с открытым от удивления ртом: "Оказывается, это женщина! Не зря, видно, говорили, что защищать крепость некому... Нет принца, нет Ширваншаха... Значит, это правда... Тогда случившееся для меня, действительно, хуже смерти... Хорошо, но почему же она назвалась Гази - беком? Хотя нет, ведь это я спросил: "Ты - Гази - бек? " А она подтвердила... Интересно, кем она приходится Фарруху Ясару - дочерью или невесткой? " Обуреваемый этими мыслями, юный Исмаил и не подумал проследить, куда скрылась сражавшаяся с ним женщина. Он повернул в свой лагерь. Воины и горожане, наблюдавшие за ними сквозь бойницы крепости тоже были изумлены.
- Это же надо! Клянусь жизнью, Джанбахыш, она уже приставила кинжал к его горлу! Но почему не убила?
- Один аллах разберется в этих женщинах. Они - сплошная загадка, ей - богу!
- Послушай, имей совесть! Разве можно называть женщиной храбреца, который так сражается? Мы же все видели, она просто бог арабской борьбы! - В голосе Джанбахыша слышалась неподдельная гордость... И, кто знает, может, именно в этот день появилась первая строчка дастана о "Шахе Исмаиле и Арабзанги"? В тот самый день, когда свидетели сражения, спустившись с крепостных стен, рассказали о нём другим, приукрасив каждый, в меру своих способностей, подробности схватки. Рассказали друзьям, знакомым, соседям, а дома - женам и детям... Может, это и был день рождения, легенды?!
* * *
Когда Исмаил с опущенной на лицо вуалью вернулся в лагерь и вошёл в свой шатёр, кази уже завершили утренний намаз... Кто готовился к атаке, кто спускался в подземный ход, из которого ночью вынесли землю, чтобы сменить ведущих подкоп. Часть воинов натачивала мечи, часть - подкладывала сено коням. Погруженный в свои мысли Исмаил опустился на персидский ковёр. Тотчас была расстелена скатерть, подан завтрак, за его спиной встал восьмилетний негритенок - раб, присланный ему из Дамаска послом Гулу - беком. Он был в широких белых шароварах, белой рубашке, на голове - большая чалма с султаном из канители. Веер из перьев павлина держал он над головой сидящего за трапезой государя и, медленно овевая ему лицо, отгонял залетевших в шатёр мух, тучей слетевшихся в лагерь на кровь баранов, быков, кур, которых резали возле палаток. Сотрапезником шаха был молодой военачальник одних с ним лет. Слуги внесли фарфоровые кувшины с водой для омовения рук и чаши. Подали жареных цыплят. Молодой военачальник не ведающий об утреннем приключении Исмаила, спрашивал себя, отчего так задумчив государь, и силился отвлечь его от неприятных мыслей. А Исмаил вспоминал глаза женщины, пощадившей его во время схватки, и покрывался потом: взгляд родной матери чудился ему... "Кажется, ей стало жаль мою молодость. А я и не понял, что это женщина! Как она сказала: "Ты хорошо знаешь, что эта война идёт не между двумя враждующими народами. И убивающие, и убиваемые - сыновья одного народа". Вот что значит женский ум! Подумать только, как она это сказала... А я... Не понял! Вот тебе и мужчина, вот тебе и поэт! Нет, я начинаю становиться грубым воином с отупевшими в боях и скитаниях чувствами. Я должен был все понять до того, как она пощадила меня". Он размышлял, сидя за трапезой, а молодой военачальник мучился, видя нахмуренное чело государя. Когда же Исмаил, покончив с едой, встал и вышел из шатра, все уже было готово к наступлению. Верховный молла, воздев руки к небу, произнёс молитву. Вскоре раздался пронзительный звук трубы, возвещающий о начале сражения. Исмаил вздрогнул так, будто впервые в жизни услышал боевой сигнал. Ашыги, дружно ударив по струнам саза, пошли впереди войска, заиграли воинственные, воодушевляющие мелодии. Шах очнулся, словно вернувшись из далекого мира... Перед Двойными воротами крепости, под боковыми башнями сводчатых ворот с изображением голов быка и льва - символа древнего Баку - началась шумная атака осаждающих. Защитники крепости ливнем пускали стрелы, не давали ни одному человеку возможности взобраться на башни по приставным лестницам. Их местоположение было весьма удачным: враг находился внизу, на открытом пространстве, был виден - как рассыпанные на подносе рисинки. Ни одна вылетающая из бойницы стрела не пропадала даром. Не подозревавшие о подкопе бакинцы, как львы, сражались на крепостных стенах. Молодые кызылбаши, как и мюриды Шейха Гейдара ибн - Джунейда, смотрели на юного Исмаила полными восхищения глазами. Их взгляды выражали беспредельное обожание, преклонение, вызванное глубокой верой в религию, доверием и преданностью муршиду. В такт с биением своих сердец повторяли и повторяли они двустишие Хатаи:
О мессия - Мехти, владыка всех времен - явись. И оборви безбожников, гяуров жизнь.
Они теперь поклонялись Исмаилу: "Ты в своих стихах призываешь мессию - Мехти, но вдохновляющий наши сердца аллах единый говорит нам, что, может быть, ты сам и есть тот самый обещанный мессия... " И действительно, некоторые из мюридов видели в нём двенадцатого имама, чьё появление было обещано в будущем - мессию - Мехти. Именно поэтому они с недрогнувшими сердцами, не обращая внимания на ливень стрел, вновь и вновь приставляли лестницы к стенам, карабкались по ним, падали и снова поднимались, бросались в атаку. Первым на крепостную стену сумел взобраться сын Дива Султана. Он был знаменосцем своего отряда и успел уже, в знак победы, укрепить и развернуть над башней зеленое знамя, когда направленная снизу, из города, стрела вонзилась ему в спину. Он скатился по эту сторону крепостной стены, лицом вниз, прямо к подножию лестницы.
12. ПОДКОП
Под вечер Дергяхкулу вернулся домой, чтобы немного перекусить и вновь отправиться на дежурство в охраняемую им башню. На сердце было тревожно, он неотступно думал о том, что затевают враги в стороне от его башни. Как ни старались Дергяхкулу и его побратимы, но разглядеть и понять что - то так и не смогли. Войдя во двор, он заметил Бибикулу у ворот, а в глубине двора Хырдаханым. Оба, увидев его, обрадовались:
- Слава аллаху, ты пришёл целым - невредимым, киши!
- Дочь Гюльали, я умираю с голоду. Подай быстрее всё, что у тебя есть. Я должен вернуться. Хырдаханым засуетилась:
- Сейчас, сейчас... Ещё бы не проголодаться, ведь как рано утром ушёл, так и пропал... Она проворно расстелила под фисташковым деревом палас, положила тюфячок. Аккуратно разложила на лоскутной скатерти лук, залитый уксусом, хлеб, соль, перец, сумах. В кясах с цветной глазурью принесла кюфта - бозбаш. Когда аромат шафрана донесся, до мужа, тот вспомнил, что запах приготовленной Хырдаханым кюфты способен разбудить всех соседей. Голод его так усилился, что он на мгновение позабыл и про врага, и про подозрительную суетню напротив башни. Дергяхкулу сел у накрытой скатерти и с удовольствием начал есть, накрошив в кюфту - бозбаш чурек.
- Царствие небесное твоему отцу, твоей матери, дочь Гюльали, отличную кюфту ты приготовила. Очень вкусно.
- И твои пусть будут в раю, киши. Как там дела?
- Да как они могут быть, жена? Война ведь! Воюем себе. Посмотрим, аллах милостив. Пока Ширваншах Фаррух Ясар подоспеет - выстоим, наверное. Женщина то задумчиво смотрела на мужа, то переводила тревожный взгляд на сына. Бибикулу, зная о неуместности высказываний при старших, да ещё во время еды, молча поглощал обед и слушал. Хырдаханым не вытерпела:
- А ведь говорят, что Фарруха Ясара в Ширване убили. И сына его нет в крепости.
- Кто может в точности знать, что там, так далеко, делается? Я тоже слышал об этом... А знаешь ли, кого я сегодня видел?
- Кого?
- Ты помнишь шиха Кеблали? Его внучку, Бибиханым.
- Да что ты?! С тех пор, как она вышла замуж за нашего принца Гази - бека, я её не видела.
- Я тоже впервые увидел её после замужества. Она ведь сама обороняет крепость.
- Мужественная женщина!
- Я же говорил тебе недавно, забыла? Приходила к нам в мужской одежде. Я слыхал, что принца в городе нет, жена руководит военачальниками. Только не знал, про жену шаха говорят или про жену принца. Но как только увидел - сразу узнал её.
- Она тоже тебя узнала?
- Вначале вроде не признала. Но потом, когда я заговорил тотчас узнала. И про тебя спросила, и про Бибикулу.
- Да хранит её аллах от беды и горя! Да будет острым её меч! Как она?
- Хорошо. Но сильно озабочена этой войной...
- А как же! Война ведь не женское дело! Да накажет аллах врага! Нет, чтобы тихо - спокойно сидеть у себя дома, явились, принесли нам горе...
- И не говори, жена... Трапеза закончилась. Когда Дергяхкулу, поднявшись, взял свой меч, Хырдаханым, прослезилась:
- Уходишь, киши?
- Должен уходить, дочь Гюльали! Когда в народе девушки и женщины берутся за меч, мужчинам не подобает сидеть дома.
- Ты себя береги, о нас не беспокойся.
- А ты за ребёнком приглядывай. На улицу не выпускай надолго. Не все можно предвидеть, что может произойти на этом свете, дочь Гюльали...
- Да хранит тебя аллах! Не волнуйся, никуда его не выпущу. Даже при собственной жене он постеснялся, не смог хоть головку поцеловать единственного ребёнка, о котором мечтал долгие годы. Лишь ласково провел рукой по затылку мальчика.
- Ты у меня умница, сыночек, береги маму, слушайся её. Конь как родится - уже конь, сын как родится - уже мужчина. Смотри, будь хорошим сыном. Все трое расстроились, и каждый старался скрыть свои слезы. Комок стоял в горле и у жены, и у мужа. Со сжавшимся сердцем Дергяхкулу торопливо вышел из ворот. Вода, которую плеснула ему вслед Хырдаханым из медной миски, намочила пятку Дергяхкулу...
* * *
Когда Дергяхкулу дошёл до башни, уже стемнело. Кое - кто из охранников совершал намаз, а другие, выглядывая в бойницы, наблюдали за действиями врага. Кази установили напротив башни светильники из кизяка, пропитанного нефтью и укрепленного на концах длинных жердей, и что - то делали в их колеблющемся свете. Один из защитников крепости, увидев Дергяхкулу, поманил его к себе. Это был его сосед, гончар Велиюлла.
- Дергяхкулу, ты посмотри туда повнимательней. Похоже, что они колодец роют. Мне показалось, что они на носилках выносят оттуда землю. Ты ведь много раз бывал на войне. Приглядись - ка.
- Да на что им в этом месте колодец? Нет, ей - богу, у меня такое предчувствие, что они подземный ход роют... Воду они привозили на верблюдах из реки Сугаиты... Нет, это не колодец, это будет подземный ход! Надо сообщить Бибиханым - Султаным про подкоп... Дергяхкулу не договорил: в этот момент раздался страшный грохот, башня зашаталась, как конь, вставший на дыбы при сильном землетрясении. Посыпались вниз отделившиеся друг от друга камни. Пыль, окутавшая все вокруг, сделала мрак ещё более плотным. На месте происшествия ничего невозможно было разглядеть. Стоны и крики раненых разносились, казалось, на всю вселенную. Большинство совершавших намаз у крепостной стены было убито или ранено осыпавшимися камнями, а из тех, кто находился на башне, в живых не осталось ни одного. Трупы ювелира Дергяхкулу и гончара Велиюллы лежали среди обломков. Уцелевшие и легкораненые - все, кто мог подняться на ноги, принялись вытаскивать из - под камней погибших. Когда узнавшая о происшествии Султаным - ханым примчалась сюда на коне, трупы были уже убраны и сложены поодаль. Увидев среди них Дергяхкулу, молодая женщина не смогла удержать слез.
- Бедный дядя, - прошептала она. Дав необходимые указания о погребении умерших, она озабоченно осмотрела проем, образовавшийся в крепостной стене на месте башни. Надо было чем - то заделать его, иначе враг устроят ночной набег и пробьётся в крепость. Поскольку эта башня ближе всех расположена ко дворцу, создавалась серьезная угроза для бакинской резиденции Ширваншахов. Подумав, Султаным - ханым велела позвать к себе хаджиба - главного визиря.
- Прикажи, хаджиб, побыстрее собрать весь войлок, какой только найдется в домах. Пусть принесут его сюда. Несколько человек вскочили на коней и поскакали в разные кварталы города. Не прошло и часа, как бакинцы - и мужчины, и женщины стали таскать к башне весь имеющийся у них войлок, а у кого не нашлось - старые паласы и ковры. По приказу Сул - таным - ханым пролом заделали войлоком - пусть не узнает враг, в каком месте проломлена крепостная стена.... Когда ранним утром Байрам - бек Гараманлы подъехал к взорванной башне - он не поверил своим глазам. В течение одной ночи пролом накрепко заделан, укреплен, стена восстановлена, и усилена охрана. Байрам - бек Гараманлы отправился к шаху:
- Святыня мира, наш замысел не удался. Нам придётся остановить наступление через Северные ворота.
- Почему?
- Видать, обороной крепости руководит смелый и к тому же умный человек. Думаю, это опытный военачальник. Взорванное место так укреплено войлоком, что нам ещё много придётся потрудиться. Байрам - бек говорил о смелости и благоразумии опытного военачальника, а Исмаил вспоминал лицо Султаным - ханым, с которой он накануне вступил в бой у Девичьей башни. В ушах его все ещё звучал голос молодой женщины, так ловко владеющей приемами арабской борьбы: "И убивающие, и убиваемые - сыновья одного и того же народа". Ему казалось, она вновь говорит с укором: "Зачем ты заставляешь брата убивать брата, государь? " Но юный шах в стремлении отомстить убийце отца и деда, распространить на эти земли свою веру, старался не поддаваться жалости, изгнать из сердца поэта Хатаи эти тяжёлые думы. Он был государь. И воин. Ревнитель веры. И все! Обстоятельства учили его: "Кровь за кровь, смерть за смерть! " Это чувство мести он впитал с молоком матери, воспринял с первым прочитанным стихом, с первым написанным предложением. Нет, изменить ничего нельзя. Вперёд! И только вперёд!... Атака, обретя новую силу, активизировалась перед обоими воротами крепости - и перед Двойными, и перед Северными. Идущие впереди бойцов озаны, чтобы вдохновить их, начали петь боевые песни - варсаги. Вскоре варсаги сменились зажигающей джанги. Исполняемая на трубе пронзительная джанги, звуча на всю округу своей воинственной, зовущей к подвигу мелодией, возбуждала кази. Варсаги и джанги удесятеряли боевой настрой воинов. Войска потоками накатывались на крепость - "бросались в бездну битвы", как образно сказал автор "Джаханаран" - Шах Исмаил. Бакинцы продолжали обороняться ещё три дня. Перед всеми башнями и воротами города шли кровавые схватки... На седьмой день осады кызылбаши ворвались - таки в город. Но защитники Баку все ещё не просили пощады, все ещё не сдавались. На тесных кривых улочках города, где с трудом могли разминуться два человека, в тупиках и переулках шли кровавые бои. Сражался каждый дом. Каждое здание превратилось в крепость. На седьмой день осады по приказу шаха Байрам - бек велел глашатаям провозгласить следующее: "Тот, кто не сдастся добровольно, не произнесёт "ла илаха иллаллах", не проклянет езида Фарруха Ясара - будь то ребёнок или взрослый, женщина или мужчина - погибнет от меча. Пощады никому не будет".... Вечером кызылбаши, собрав трупы кази, собирались хоронить их в могилах погибших за религию мучеников. Отделяя трупы своих воинов от вражеских тел, кызылбаши нашли на поле боя и нескольких женских трупов. Хотя женщины эти были в мужской одежде, они выделялись округлыми лицами, распустившимися длинными косами. Когда Хюлафа - бек со странным чувством зависти рассказал об этом Исмаилу, тот, задумавшись на миг о чем - то, велел:
- Женщин похороните рядом с могилами погибших мучеников.
* * *
Есть в истории такие события, которые через определеннее время, быть может и долгое, в точности повторяются. Особенно, если эта история одного и того же народа и события - идентичны. Пройдёт много - много лет, и сегодняшний приказ Исмаила после его поражения в Чалдыране отдаст Султан Селим, увидев на поле боя трупы тебризских женщин...
* * *
На седьмой день обороны Баку Султаным - ханым уже не сомневалась в гибели свекра Фарруха Ясара; убедилась она и в том, что муж её Гази - бек, если и не погиб, то сражается где - то и прийти на помощь не сможет. На подмогу извне она потеряла всякую надежду, но и упорно продолжала отвергать настойчивые просьбы придворной знати о сдаче крепости. Остались без ответа и требования присоединившейся к ним шахини. С удивительным упорством она продолжала борьбу: ей даже в голову не приходило добровольно сдать город! Теперь её невозможно было застать во дворце: Султаным - ханым занималась организацией уличных боев. И, воспользовавшись её отсутствием, дворцовая знать направила парламентера к уже вступившему в город шаху с просьбой о пощаде...
* * *
На центральной площади крепости собралось много народу. Торопливо шагала процессия из семидесяти мужчин с раскрытыми Коранами в руках. При каждом шаге они восклицали: "Государь, пощады, государь, прощения! " Затем эти пузатые мужчины в саванах поползли на коленях, то и дело, задыхаясь, приговаривая "пощады, пощады" - о как они были похожи на караван паломников - гаджи, кружащих вокруг Каабы! Юный Исмаил, хоть и был, по обыкновению, под волосяной вуалью, но отлично видел жалкое состояние идущих и ползущих, и сердце его переполнялось гордостью и наслаждением победой, от радости кружилась голова. Рядом с ним стояли самые близкие люди из государственной знати. Здесь были его дядька Леле Гусейн - бек Бекдили, Мухаммед - бек Устаджлы, Байрам - бек и военачальник Хюлафа - бек, которого он первым послал на покорение зимней резиденции Ширваншахов - величественной Бакинской крепости. Всех охватила радость победы. Семьдесят знатных мужчин приблизились, подняли над головами кораны, на коленях подползли к месту, где находился шах. Легли ничком на землю перед ним и хором воскликнули:
- Пощады, государь, пощады! На крепостных стенах, между домами все ещё слышался звон мечей. Там сражались не желавшие сдаваться бакинцы. Под эти звуки победитель Исмаил поднял правую руку над головой:
- Пощажу, но с условием: дайте выкуп в тысячу ашрафов золота, сдайте дворцовую сокровищницу и укажите могилу убийцы моего деда Шейха Джунейда, езида Ибрагима Халилуллы!
- От всей души, святыня мира, от всей души...
- Позвольте сдать...
- Позвольте указать... Напротив канцелярии духовного судьи стоял войсковой кази. Покорившиеся горожане по очереди проходили мимо него. Кази заставлял их произносить молитву: "Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед его пророк", а затем каждый должен был добавить: "Али - его последователь". Тех, кто запинался, заставляли повторять снова и снова. Не желавшие произносить требуемое отводились в сторону, и никто не знал, что через день - два собранные со всёго Апшерона жители отказавшиеся говорить "Али - его последователь", будут изрублены мечами недалеко от того места, где река Сугаиты впадает в Хазар, а затем закопаны в большой братской могиле. Местные шииты назовут впоследствии это место "Гаратепе" - "Чёрный холм". Но все это будет потом. А теперь... Число произносящих келмеи - шахадат не кончалось; и, пока шёл обряд перехода в шиитство, Исмаил беседовал с группой пришедших сдаваться из знати. И вдруг над всей площадью разнесся чей - то взволнованный голос:
- Взгляните туда, взгляните туда! Такая горячность слышалась в голосе, что все невольно обернулись туда, куда была направлена рука закричавшего человека. Даже Исмаил, забыв об обязательной в его положении выдержке, повернул голову к Девичьей башне. На крыше Девичьей башни стоял воин, выглядевший очень стройным в облегающей его тело тонкой кольчуге. Голос его во внезапно наступившей тишине эхом зазвенел по всей крепости:
- Пощады просите, предатели, у кого вы просите пощады?! У врага! Зачем я в своё время не изрубила вас мечом, не отрезала вам языки, чтобы вы не смогли произнести слово "пощады"! И вдруг, воскликнув: "Прощай, родной край! ", - воин бросился с башни вниз. С головы слетел шлем, и перед изумленно расширившимися глазами невольных зрителей размоталась и свесилась вниз пара чёрный кос. Вот косы оказались впереди падающего тела, вот, несколько раз перевернувшись в воздухе, тело Султаным - ханым исчезло по другую сторону Девичьей башни. Тяжкий вздох пронесся над крепостью, все губы невольно произнесли:
- Бибиханым - Султаным...
- Султаным - ханым... Второй раз в жизни Исмаил видел эти косы. Второй раз! Была ли это Бибиханым - Султаным - ханым, в первый раз давшая ему "пощаду", а во второй, проклиная данную им "пощаду", простившаяся с жизнью? Исмаил встречал на своём пути не так уж много женщин, но даже они либо скрывали его от врагов, либо давали ему пищу и кров. Кроме матери, только жена его дядьки питала к нему искреннее материнское чувство. Эта замечательная женщина служила ему так же преданно, как и сам дядька, оберегавший его от бед. Потом, получив относительную свободу и уже в тринадцать - четырнадцать лет прославившись, он тоже, в сущности, не видел посторонних девушек или женщин. Отобранные и помещенные во дворец девушки, на которых он должен был жениться, были не в счёт. Поскольку он всегда ходил с лицом, закрытым вуалью, то и случайные невольницы, которые могли бы пробраться в его шатёр, сторонились его. При нем у них не хватало смелости кокетничать. Дядька и учителя с малых лет воспитывали его как государя, как шейха, не позволяли романтическим чувствам завладеть его сердцем. В руках у Исмаила всегда были либо книга, либо меч. Он либо изучал науки, либо постигал искусство воина, Но природа, как бы сжалившись над этим, лишенным детства человеком, наделила его поэтическим талантом, вложила в него дар поэта - будто озеленила, покрыла нежными всходами голые камни в туманных горах. Этот поэтический дар привнес в его сердце нежелательные для воспитателей чувства. Теперь эти чувства пробудились в нём. И Исмаил вмиг спустился с победных высот, гордость его сменилась изумлением, надменность - завистью, в самой глубине своего сердца он прошептал: "Султаным - ханым". О его первой встрече с этой женщиной - воином не узнал никто. Пройдёт время - и он даст это имя своей любимой дочери. И сейчас в нём затрепетало сердце поэта: "Мир потерял своё сколь удивительное, столь и прекрасное чудо! Как жаль! " Однако бакинцы упорно не верили в гибель Султаным - ханым" В народе ходили слухи, что бросившаяся с башни была не она, их принцесса, а совершенно другая женщина, преследуемая солдатами. Нет, - говорили другие, - нет, это бросилась именно она. Но не разбилась. Там внизу горожане поймали её в воздухе и спасли. Несколько близких ей людей вывезли Султаным - ханым из города в момент его сдачи и где - то спрятали, кажется, на нардаранской даче Ширваншахов. Её ждут грядущие битвы - так тоже говорили...
* * *
Последний раз, несколько веков назад, когда Баку был взят арабскими захватчиками, предводительствуемыми Ашас ибн - Гейсом, город более не видел такой бойни и грабежа. Наступило утро. По приказу молодого шаха хаджиб показал мавзолей Ширваншахов. Несколько кызылбашей, взяв в руки кирки и лопаты, разрушили мавзолей, вскрыли могилу Султана Ибрагима Халилуллы, вытащили кости и, завернув их в циновку, подожгли. Всю эту картину наблюдали придворные и мюриды, разодетые в нарядные, как праздничные свечи, разноцветные одежды, и шах в своём победном одеянии. В стороне стояла согнанная сюда насильно под страхом смерти знать Баку и Ширвана. Чтобы запугать население, кызылбаши, начавшие войну под религиозным знаменем шиитства, устроили зрелище ада. Глашатай возвещал всем, что и Фаррух Ясар так же "отправлен в ад", и декламировал: "Таково наказание каждого безбожника, осмелившегося на бунт! " После того, как было оглашено повеление шаха, из числа собравшихся выступил вперёд старик, которому перевалило уже за сто лет. Это был известный в Баку учёный Имамеддин Бакуви. Обращаясь к Исмаилу и стараясь, чтобы слова его были услышаны и окружившими трон пожилыми мюридами, он сказал дрожащим, но громким голосом:
- Сжигать виновных в аду - дело одного аллаха. Человек, признающий исламскую религию, веру в единого бога, коран, не станет сжигать в огне раба божьего. Не то что его кости... Старого ученого прервали. С криками: "Суннит, раб езидов Ширваншахов", - накинули ему на шею веревку, потащили, задушили... Молодой шах, радующийся победе, отмщению ненавистному роду Ширваншахов, которых он считал убийцами своего отца и деда, оглядывая собравшихся, увидел среди придворных и военачальников похожего на чёрный флаг в своих траурных одеждах Шейха Мухаммеда Сияхпуша. Властным тоном он спросил:
- О шейх, ты и в день такой великой победы, столь полного торжества - в черном одеянии? Улыбающиеся лица обратились к стоявшему, скрестив руки на груди, как будто изваянному из черного мрамора, шейху Мухаммеду Сияхпушу. Оставаясь неподвижным, шейх слегка наклонил голову в чёрной тоге и проговорил:
- Мой государь, после гибели вашего покойного отца, моего дорогого муршида, Шейха Султана Гейдара, я оделся в черное. Я не знаю других цветов. У меня все такое же черное, как моя одежда. Исмаил, показав на горящую циновку с костями Султана Ибрагима Халилуллы, улыбнулся:
- Поздравляю тебя, о шейх! Султан Гейдар отмщен. Сегодня его сын освобождает тебя от траура, - он хлопнул в ладоши, приказал, - пусть принесут шейху белое одеяние! Шейх Мухаммед Сияхпуш на мгновение растерялся. Снова наклонив голову, сказал:
- Мой государь, в тот день, когда мой муршид перешел из временного жилища в вечное, я дал обет: в тот самый день я убил и свои плотские желания. Поэтому черное одеяние...
- О шейх, это же ещё прекраснее! Ты загасил такой огонь, который не смогла бы загасить вода семи мельниц! Ты убил такого голодного дракона, которого не насытило бы состояние всего мира! Ты уничтожил такого врага, который не нашел бы утешения, выпив кровь всего человечества! Ты одержал победу над страстью. По такому врагу траур не носят. Ты герой! А герою к лицу красное одеяние. - Он снова ударил в ладоши и не допускающим никаких возражений тоном приказал: - Пусть принесут шейху красное одеяние! Так в этот день Сияхпуш - одетый в черное верный мюрид Шейха Султана Гейдара - оделся в красное.
* * *
Исмаил давно слышал об Атэшгяхе - храме огнепоклонников. Как только выпал случай, он исполнил свою мечту - отправился в Сураханы, эту святыню, Мекку огнепоклонников, добирающихся сюда из далекой Индии. Ещё вчера он сказал друзьям: Обратить в шиитство суннитов, которые и без того являются мусульманами, легко. Гораздо больше чести обратить в мусульманство огнепоклонников, которые уже в течение семи - восьми веков оберегают свою веру, не желая обращаться в ислам. Это праведное дело прославит нас до седьмого колена. Представьте себе, мой предок, посланник бога, считал христианство тоже верой, но худшей, слабой, чем вера в аллаха, и ограничивался взиманием с христиан религиозных податей. А идолопоклонников, огнепоклонников, многобожников считал лишенными разума и, следуя велению аллаха: "Истреблять нечестивых", - рубил их мечом. Исмаил и его приближенные, полные решимости обратить местных огнепоклонников в ислам, направились в Сураханы. В дороге один из приближенных Исмаила сказал:
- Да буду я твоей жертвой, счастливый государь, но большинство сураханцев сами в душе огнепоклонники, нашу веру они приняли для отвода глаз. Все они огнепоклонники, сукины дети! Это же не мусульмане, а переселившиеся сюда и осевшие на этих землях индусы. Они для вида только приняли нашу религию, женились, детей завели... Ещё задолго до Атэшгяха их внимание привлекли языки пламени, вырывающиеся из среднего купола и из четырех угловых башенок ограды. Большинство индусов и мусульман заполнило храм огнепоклонников, а часть их, примкнув к местным мусульманам - суннитам, набилась в сельскую мечеть. Вновь назначенный в село молла в мечети, а глашатай на площади возвещали всем, что сын Шейха Гейдара будет обращать их сегодня в шиитство. Тех, кто не примет новую религию, ждет смерть... Когда двенадцатиугольные красные колпаки набились в Атэшгях, индусы попрятались в глубь келий. Лишь один очень старый огнепоклонник стоял, скрестив на груди руки, перед молельней, воздвигнутой в центре храма. Он был погружен в раздумье. Хотя губы его шептали молитву - голоса слышно не было. Стоявший неподвижно глубокий старец был похож на мумию из саркофага. Языки пламени, вырывавшиеся из молельни, отсвечивали странным румянцем на желтом лице мумии. Исмаил с любопытством смотрел на старца. Внезапно то ли по его, то ли по чьему - то знаку двое кызылбашей, бросившись вперёд, попытались схватить паломника за руки. Ведь он поклонялся огню, а значит, по понятиям исламской религии, аду! Но старик, проявив совершенно неожиданное проворство, вырвался из рук молодых людей. Быстро преодолел он ступени молельни. Нестерпимый жар опалил его белую набедренную повязку. Воскликнув что - то на неведомом Исмаилу языке, старик бросился в огонь. Из всех келий вырвался горестный вопль. Сердце поэта на мгновение откликнулось ему, тоже застонало. Исмаил застыл со смешанным чувством изумления и зависти. "Боже, пожертвовать собой во имя идеи, живым, добровольно кинутся в огонь - какое отчаянное, но какое огромное геройство! Такая жертва может превратиться в знамя в религиозной борьбе. Наверняка, сейчас отовсюду за нами следят глаза. Они видели, как он пожертвовал собой, чтобы не изменить своей вере. Возможно, его имя, неизвестное пока, действительно станет знаменем для них". Так думал он, уже вскочив на коня и поворачивая его назад. В момент принесения жертвы он не смог издать ни звука своими охладевшими, ставшими вдруг ледяными губами. Взмахом руки он отдал распоряжение безмолвно стоящим вокруг и позади него, тоже замершим в изумлении людям - уходить отсюда: пятясь и оглядываясь, кызылбаши ускакали прочь. Он не задержался в Сураханах. Препоручив судьбу села новому молле и управляющему, Исмаил покинул Атэшгях. Язык не повернулся отдать приказ разрушить его, сровнять с землей.
КРОВАВЫЕ ГОРЕСТНЫЕ ГОДЫ
13. ЗА ДАЛЬЮ ЛЕТ
Когда государь возвратился в Табасаран и на ширванские земли, он уже был прославленным на весь мир завоевателем. Непобедимый падишах, одну за другой покорявший земли в Средней Азии, Ираке, Аравии, Малой Азии, святыня шиитской секты - несмотря на свою молодость, достиг сана мудреца. Теперь его нефесы - стихи духовного содержания - повторяли наизусть на всем пространстве от Стамбула до Балха, от Дербента до Бендера. В Табасаране и Ширване он преследовал теперь иные, не завоевательские цели. Цель была высокой: он хотел создать в Ардебиле вторую Каабу - Мекку шиитов, воздвигнуть для тюркских народов вместо арабского алтаря - собственный алтарь. Подобно тому, как арабские завоеватели канонизировали своих предков, Исмаил тоже хотел перевезти останки отца и деда с чужбины, где они стали "мучениками", в родной Ардебиль. Ему хотелось создать новую святыню, более знаменитую, чем могила Тимура в Самарканде, сравниться славою с Кербелой - Наджафом... Взяв с собой отряд воинов, он сначала перенес из временного мавзолея в Табасаран останки отца Шейха Гейдара, а затем отправился в село Хазры, где начал деятельную подготовку к тому, чтобы забрать и отсюда останки деда Шейха Джунейда. До его приезда в Ардебиле, под контролем Дива Султана, мастера из Ширвана, Баку, Гянджи, Бухары, Самарканда, Тебриза должны были закончить сооружение гробниц...
* * *
Уже двое суток не выходит государь из небольшого склепа, поспешно возведенного на могиле его деда Шейха Джунейда. Удалившись от людей, как дервиш во время поста, он съедает в день лишь кусок хлеба и выпивает небольшую кружку воды. В долине реки Самур распустилась листва на деревьях, и оба сбегающих к реке склона заросли зеленой травой. В горах переполнились талой водой питающие Самур родники - и река поднялась, вспенилась, с властным ревом потекла, уже не вмещаясь в русло, подтачивая скалы, вымывая ямы на своём пути. На склонах реки, во временном лагере, трудилось много воинов. Часть рубила дрова в лесах Хазры, пекари ставили саджи на очаги, повара насаживали на огромные вертела целые туши телят и баранов и медленно вращали их над огнем жарких костров. Несколько молодых воинов устроили запруду на месте прежнего русла Самура и стирали теперь одежду в отстоявшейся воде небольшого озерца. Военачальники и знатные молодые люди, сидя в палатках, играли в нарды, шахматы; другие от безделья предпочли охоту или просто прогулку в окрестных лесах. Кто как мог убивал время, Недалеко от кладбища плотники под надзором Леле Гусеин - бека готовили гроб. Завтра после утреннего намаза отряд должен двинуться в путь. Через несколько дней он присоединится к основным силам, отдыхающим в Махмудабаде, и все войско выступит в Ардебиль. Леле Гусейн - бек уже состарился, борода его была совершенно седой. Кладбище, останки, которые предстояло перевезти, навевали ему мысли о смерти, никогда не посещавшие его в бесконечных битвах. "Под этим голубым шатром нет ничего вечного, все мы это знаем... И всё равно в суете будней забываем о смерти, о предстоящем каждому путешествии в вечность. Дергаем друг друга, грыземся... Странно... По - моему, человек не боится смерти только потому, что убежден: через неё он приобщится к жизни более прекрасной, чем в этом мире. Может и ошибаюсь... И я вот тоже... Как все... Но страшна дорога. Неужели и вправду вынутые нами вчера из могилы и вновь завернутые в саван кости снова оживут, воскреснут, будут общаться в райских кущах с ангелами?! Чем больше думаю - тем больше сомневаюсь. Это от слабости моей веры, что ли? О аллах! Великий творец, над которым уже нет никого! Я прибегаю к тебе: защити от грызущих моё сердце сомнений! " Грустные мысли не мешали Леле Гусейн - беку делать своё дело. Подготовка шла полным ходом. Государь ничего не знал о происходящем вокруг склепа. Дна дня назад под мерное чтение моллы суры Корана была вскрыта могила. Останки Шейха Джунейда были извлечены, завернуты в саван и положены рядом с останками его сына Шейха Гейдара на тирму - тонкую шерстяную материю. Потом обернутые в черное покрывало кости были обращены лицом к кыбле - Мекке. Останки отца - Шейха Гейдара, доставленные сюда из Табасарана, и останки деда - Шейха Джунейда были положены перед молодым Шейхом - внуком и сыном. Государь, сидя на коленях на небольшом молитвенном коврике, то читал Коран, то совершал очередной намаз, то произносил молитвы между молениями. Только два раза в день - после утреннего и полуденного намаза - он съедал по кусочку черствого хлеба, запивая его глотком - двумя воды. Он побледнел, в сумерках склепа неестественно блестели большие ввалившиеся глаза; лицо заросло щетиной. Двухдневный пост не был тяжел для его привыкшего к многодневным голоданиям организма. Молитвы стали главным его занятием. Только на охоте да ещё в сражениях его тело загоралось юношеским жаром, заставляло Исмаила забыть обо всем - и об этом, и о том мире. Последние десять лет основным его времяпрепровождением были битвы, войны - и моления. Исмаила измучили те же мысли, что одолевали сейчас его дядьку. Между нежной душой поэта, стойким сердцем философа и сущностью падишаха - воителя шла жестокая борьба: "Дед мой, что привело тебя сюда из Ардебиля? Как из такой дали почувствовал ты красоту этих мест, где на отвесных скалах раздается клекот орла, в изумрудно - зеленых кустах слышится песня перепелов, соловьев, а в лесах царствуют джейраны? Уверенность в победе, или возможность обращения в истинную веру этой горстки хазралинцев и их близких, не так уж ясно осознавших особенности твоей религии и святость твоих убеждений, что привели тебя сюда из такой дали? Ведь ты же не был государем - завоевателем, не был ни Чингисом, ни Хромым Тимуром? Ты был Шейхом - Шейх Джунейд, отец Султана Гейдара! Потомок Шейха Сафи! Помимо религии, веры, какое иное стремление могло заманить тебя сюда, дедушка?! Да, я не видел тебя, но убеждения твои впитал с молоком матери, твоя кровь бурлит в моих жилах! Но как быть мне?! Люди исповедуют разную веру, но гибнет ведь один народ, - наш народ, дедушка! Наш народ... Часть его - сунниты, часть - шииты, но это один народ. Та бакинская девушка была права, права она была, дедушка! И убивающие, и убиваемые - наш народ. Брат проливает кровь брата, дедушка! Есть ли у меня право во имя какой угодно истины убивать или заставлять убивать такое же, как я, существо, сотворенное древним, могучим, изначальным и вечным создателем?! Вдохнови меня, великий творец! Вдохнови меня, любимый мой дед! Ты теперь находишься перед ликом опоры нашей религии, великим пророком. Спроси его, приди в мой сон, убеди, объясни мне это! На свете христиан больше, чем мусульман, и я не смогу всех их обратить в шиитство - на это не хватит не то что одной, но и пяти жизней, дедушка! И Чингисхан, и Тимур, потрясшие мир, всё же не смогли покорить весь земной шар. Так смогу ли я?! Если только твоя, только наша вера правильна, единственно истинна перед лицом аллаха, то почему же он, творец, своим всезнанием не уничтожит остальных?! Путь, пройденный тобой и моим отцом, Шейхом Гейдаром, пройденный и мной - внушают мне, что я прав. Что истина со мной. И всё же в глубине моего сердца назревает бунт. Когда я кидаюсь в бой, уста мои шепчут только одно слово "аллах", и ни один из этих вопросов не приходит мне в голову, не тревожит меня. Когда же победа одержана, и я вижу рядом с вражескими трупами бездыханные тела наших мучеников - я лишаюсь покоя. Как, по какому праву я именем создателя уничтожал и призывал уничтожать его же творения? Меня охватывает ужас, дедушка! Я пытаюсь заглушить своё горе кубками, залить поднимающийся в сердце бунт. Вдохнови же меня на познание истины! После утреннего намаза я отвезу на родину ваши священные останки, твои и моего отца, Шейха Гейдара, чьё лицо вспоминается мне с трудом. Я клянусь до последнего вздоха убежденно распространять вашу веру, во имя которой мы безропотно приносим жертвы и погибаем! Пока рука моя в силах держать меч, не выпущу его, не вложу в ножны. Я продолжу ваше дело, но я... Я объединю разрозненную родину насколько смогу, усилю её мощь, прославлю наш язык, поэзию на весь мир, открою двери дворцов ашыгам... Не знаю, так ли вы думали, так ли хотели - ты и отец. Но я должен думать о будущем. До сих пор перед моими глазами Султаным - ханым... Она была права. Я выполню и её пожелание. Тогда и только тогда я уверюсь, что пролитая кровь, вызванные мной слезы, принесенные жертвы были не напрасны. Да возрадуется ваш дух! Да вознесутся ваши души в рай! И да молятся они за меня во имя претворения в жизнь моих намерений. И да падет на меня ваша благость! Пусть земля и небо - пусть каждая пядь родной земли и каждая капля текущей в ней воды вместе со мной скажут: "аминь"... Эти долгие, непрерывной чередой текущие мысли не покидали Исмаила в бесконечные часы молитв и поклонов. Уста его произносили молитву, повторяли суры Корана, а сердце раздирали противоречивые думы. Шейх Садраддин сам объявил утренний азан. Все воины произнесли ритуальную молитву. Монотонно - печальные звуки её, слившись с ревом Самура, эхом отозвались в горах, в отвесных скалах ущелья. Едва только засветилось, как воины уже выстроились в походном порядке. В запряженную пятью парами волов повозку постелили персидские ковры. На них бережно поставили обернутые тарной и покрытые зелеными и черными накидками гробы. В левом углу арбы, против гробов, укрепили зеленое шелковое знамя с насаженной на конце древка вырезанной из серебра кистью человеческой руки. По обе стороны арбы выстроились десять молодых всадников в черных одеждах. Сидя на вороных конях, воины походили на ожившие траурные статуи. Следом за арбой ехал верхом сам государь, а рядом с ним Байрам - бек Гараманлы, Рагим - бек, Мухаммед - бек Устаджлу, Леле Гусейн - бек Бекдили и другие придворные и военачальники. Впереди процессии выступал закутанный в черные одежды знаток Корана шейх Садраддин. После первого салавата шейх начал читать суру Корана "Аррахман", обязательную при отпевании тела и похоронах. Хазралинцы и двадцать мастеров, оставленных, чтобы построить здесь мечеть Шейха Джунейда, смотрели вслед медленно удаляющемуся войску. Государь даровал им земли, и они останутся в Хазре навсегда: женятся, заведут детей, распространят среди окрестных жителей шиитство и из поколения в поколение будут передавать легенду о том, что останки Шейха Джунейда не увезены, а по просьбе хазралинцев оставлены в здешней могиле, и она, таким образом, является святым местом, чудодейственно исцеляющим болезни и горести...
Шах рассудил так: "Нужно оставить памятник, который напоминал бы о величии нашего рода и внушал верность идеалам нашей религии, дабы искоренить остатки сомнений в душах тех, кто принял святое шиитство под угрозой меча". На отвесных скалах беспечно вили гнезда скворцы и ласточки. Самурское ущелье здесь постепенно сужалось, гул реки усиливался. На склонах, вдоль гряды скал, росли ореховые, яблоневые, грушевые деревья, мушмула, на кустах розы самозабвенно заливались соловьи. Высоко в небе парили орлы. Только им и был виден медленно тянувшийся караван. Природа вернулась к своему привычному бытию. Вечна её изначальная красота, вечен изначальный напев!
* * *
Процессия с останками Шейха Джунейда и Шейха Гейдара двигалась траурным шагом. Погода стояла прекрасная. Природа ласкала воображение государя красотами крутого Самурского ущелья, убаюкивала его журчащими напевами реки, уводила в прошлое, к тем годам, когда простившись с трудным детством, он вкусил первую свою победу, первое счастье. Теперь он мысленно находился рядом с Таджлы - ханым...... Красавица - весна наступала медленно, жеманно прихорашивалась, как это присуще всем красавицам. Весна, как размеренный, спокойный, здоровый пульс шептала время от времени влюбленным: "Я иду, я иду! " Двадцать второе февраля 1514 года пришлось на очень хороший день - на среду. В селе Шахабад праздновали свадьбу: Шах Исмаил Хатаи вводил в свой дворец первую жену. Это была Таджлы - ханым - дочь Абдин - бека, правнучка Султана Ягуба, считавшегося одним из самых влиятельных представителей древнего тюркского племени Бекдили - Шамлу. Исмаил с юных лет видел Таджлы - ханым то скачущей на коне, то бьющейся на мечах со своими сверстницами. И вот уже несколько лет с тех пор, как Таджлы - ханым была привезена во дворец. Провожая её, совсем ещё девочку, девушки её племени пели:
Трону твоему - слава, невеста! Счастью твоему - слава, невеста! Белые руки красной хной покрыла невеста, Слава тебе, слава, невеста!
После изучения дворцовых правил и достижения половой зрелости девушка станет старшей женой падишаха. А пока что Мовлана Ахунд Ахмед Ардебили хотя и заключил брачный договор, молодые люди ещё не были близки и держались друг от друга в отдалении. Но, возвращаясь с военных походов или с занятий стрельбой из лука, палицей, упражнений с мечом или охоты, Исмаил неизменно стремился увидеть закутанную в чадру, стройную, как кипарис, фигурку, а иногда, если повезет, то и лицо Таджлы. "Моя гвоздика, - думал он, - мой кипарис, сосенка моя, моя единственная! " Влюбленно, с восхищением всматривался он в прекрасное лицо девушки: "Ты так нужна мне. Я должен видеть тебя каждый день! Каждый день должен касаться твоих рук, чтобы получить от этого прикосновения силу; должен ощущать твой аромат, чтобы насладились мои чувства. Я должен каждый день слышать твой голос, видеть нежный изгиб твоих губ - чтобы непрестанно восхищаться тобой. Я должен ежедневно впивать свет счастья, излучаемый твоими глазами - я умру, если этого не будет... " Поистине, Таджлы - ханым была чудом, сотворенным матерью - природой. Она была щедро наделена и красотой, и разумом, и воинской доблестью. Казалось, ещё при рождении предопределена была ей высокая участь: быть женой государя, матерью государя, родоначальницей царской династии. Создатель будто знал наперед, что этой красавице из большого рода Бекдили предстоит с мечом в руках защищать трон любимого мужа, честь родной земли и свою собственную, что она сумеет вырваться из такого плена, из которого и тысяча мужчин вырваться не смогли бы. И, видать, поэтому мать - природа наделила её всем в изобилии: красотой - как жену поэта, умом и рассудительностью - как жену государя, дала ей храброе сердце и крепкое тело. Исмаил редко видел свою невесту, большую часть времени проводил вне дома. Разносторонней была его натура, и под стать ей были мечты: он видел себя то падишахом на троне, то муршидом в мечети, то военачальником в бою. Но стоило Исмаилу попасть домой, и он тотчас же превращался во влюбленного поэта. Начинали бурлить и искать выход подавляемые им в сердце во время походов и битв чувства; глаза его всюду искали стройную, как кипарис, фигурку Таджлы - ханым, мягко окутанную чадрой. Он тосковал по её голосу, похожему на нежное звучание желтого тенбура - любимого им музыкального инструмента. "Мой кипарис, сосенка моя, мой ирис, колосок, единственная моя", - говорил он, и нахлынувшие чувства искали выход в любовных газелях. Ему особенно запомнились некоторые из их встреч.
- Мой кипарис, сосенка моя, мой ирис, единственная моя, прошептал он и с силой сжал маленькие, но приобретшие от занятий мечом твердость руки Таджлы, которой не было ещё пятнадцати лет.
- Мой государь! Если правда то, что вы говорите, если я вам действительно нужна - то либо берегите себя и не бросайтесь сломя голову в битвы, либо, по старым дедовским обычаям, берите и меня с собой.
- Далекая, далекая моя, горная лань! Как долго я преследую тебя, кокетливая лань моя! Что делать, взять тебя с собой на те битвы - за пределами моих возможностей. Я сумел отомстить убийцам моего отца и деда, стёр с лица земли их род. Но я ещё не смог покончить с отмщением всех людей! Объединить под одним знаменем наши разрозненные племена, расширить наши границы - вот что завещано мне. И этот завет мною не выполнен, путь мой в этом направлении ещё не завершён. И писания мои, и речи направлены к тому, чтобы ликвидировать религиозную разобщенность мусульман, объединить их. Но у меня самого есть только одна вера - это любовь! Мой путь к постижению истины лежит через любовь... Хотя порой девушка и не вполне понимала смысл его убежденных и полных противоречий слов, она с широко раскрытыми глазами изумленно и доверчиво внимала Исмаилу. Когда их встреча предшествовала очередному походу Исмаила, Таджлы, вещим женским сердцем заранее ощущавшая все тяготы и опасности предстоящего пути, не могла удержаться от слез. Её томные зеленоватые глаза вдруг до самых кончиков ресниц озарялись сиянием, будто начинали бить маленькие роднички: пожалей, - говорили они, - не уходи, - говорили, - не делай этого, - говорили. Наполняла золотую чашу - в ней скатившиеся с ресниц слезы смешивались с прозрачной родниковой водой, - и выплескивала Исмаилу вслед - чтоб дорога была легкой и удачной. А затем произносила!
Воду выпила глоток за глотком, - Дай, подержу твою руку! Если два мира сольются в одном, Пусть не станет надежда мукой,
Если поход затягивался надолго, Таджлы - ханым до боли в глазах все всматривалась из - за тюлевых занавесок в ярко зеленеющие весной, сереющие летом, краснеющие осенью или белеющие зимой дороги. Говорила:
Нарожденная луна перелиться жаждет. Розу губ моих ласкать некому... По любимому душа истомится однажды: Сколько дней, как ушёл, и все нет его!
Потом, собирая вокруг себя придворных - сверстниц и знатных дам, девушка устраивала поэтические меджлисы. "Читайте стихи моего поэта, моего повелителя, моего муршида! " - приказывала она. Желания Таджлы - ханым, уже теперь именуемой шахиней, исполнялись немедленно. Девушки нараспев произносили газели Хатаи, танцевали. Собрания обычно продолжались по нескольку часов: Таджлы - ханым никак не могла насытиться стихами. А под конец певица обязательно исполняла песенку "Соловей":
С утра плачущий соловей, Ты не плачь, - я заплачу. Разрывающий мне грудь соловей, Ты не плачь, - я заплачу!
Ты оделся в зеленое, мой соловей, Изумрудом стал каждый колос. Потерял я любимую, мой соловей. Ты не плачь, - я заплачу в голос!
Ты оделся в желтое, мой соловей, И сады позолоты не прячут. Все цветы и деревья - твои, соловей, А любимая - моя, - я заплачу!
Таджлы бесконечно повторяла: "Потерял я любимую, потерял я любимую... ", "Цветы и деревья - твои, а любимая - моя! " Потом, когда она рассказывала возлюбленному об этой своей тоске, о горе разлуки, о том, что она переживает при расставании: ним, Исмаил говорил: "Мой кипарис, сосенка моя, мой ирис, единственная моя! Ведь и я - как ты. Вот я закончу мои месневи, "Дехнаме", которые с любовью к тебе сочинял я в дороге и лагерях, ты увидишь, что я тоже испытывал такие же чувства". Они часто делились мыслями о прочитанных газелях, о поэзии - разумеется, когда у Исмаила находилось время. Иногда Таджлы - ханым читала наизусть стихи, газели на персидском языке, который она только начинала изучать.
- Все наши великие поэты писали по - персидски - и Низами, и Хагани, - говорила она. - Персидский язык очень поэтичен! Вот послушай, как изящно сказал Хафиз:
Только рука музыканта тара коснется - Сердце любое в ответ встрепенется, забьется.
Моё же созвучно только твоим струнам. За единый их звук я целую жизнь отдам!
Летом в лугах и полях людские пестрят следы: А ты ступай по моим глазам, присядь у воды!
Поэт слушал и отвечал:
- Верно, это прекрасно. Но, моя Таджлы, разве ты не чувствуешь величие и родного языка? Почитай - ка газели Насими, воспевающие любовь - любовь божественную, любовь святую! Тогда ты увидишь, как нежно они звучат на нашем языке, и сама придёшь в восторг. Наш родной язык не менее прекрасен, моя Таджлы! Он мелодичен и музыкален, любые стихи изящно складываются на нем. Даже в самом простом предложении, если поменять местами одно - два слова - и перед тобой уже стихотворная строка. Даже арузом можно говорить на нашем языке - была бы охота и любовь, хватило бы сил и вдохновенья. Жилище святых - это правды жилище. С приходом святых - просветленными станем.
Виновному вину прощают обычно, Пусть он падет ниц перед султаном.
Бедный Хатаи - это вместилище щедрости... Извещай: пусть приходит каждый страждущий!
Вслушайся, разве каждая строка здесь не подобна обычной фразе из простого разговорного языка? Нашего родного языка! Так по какому же праву нам отказываться от него и писать по - арабски, по - персидски? Почему государственным, поэтическим языком в наших дворцах не должен быть язык наших матерей, Таджлы? Вот чего я хочу добиться, мой кипарис, сосенка моя! Постепенно девушка перенимала убежденность Исмаила, становилась его единомышленницей. Да и могло ли быть иначе - ведь в груди Таджлы билось такое же сердце, ведь и она открыла глаза в этот мир под звуки баяты. Начала говорить с герайлы, впервые выразила свои чаяния в гошме. Его нефесы и были для неё дыханием, они звучали в её устах нежно и печально, как вздох. В её произношении они обогащались новыми смысловыми оттенками и любовными мотивами, неведомыми, возможно, и самому поэту. В такие минуты Таджлы - ханым уже не походила на ту воинственную девушку, что вместе с ним выполняла сложные упражнения с мечом в одном из залов. Она становилась кокетливой и нежной. Исмаил не уставал поражаться этим переменам. А сколько раз, когда он возвращался с охоты, путь ему преграждал некий воин и требовал добычу! Случалось, что, не узнав в первый момент в "грабителе" под вуалью Таджлы, Исмаил хватался за оружие и тут же слышал сводящий с ума смех девушки, снова и снова изумлялся её умению скакать на коне, владеть мечом, действовать щитом. А сейчас Таджлы, читая сочиненные им гошмы, нефесы, ещё более углубляла их смысл, а потом, обвив руками шею любимого, говорила: "Мой поэт, мой государь, мой чинар, любимый муж", ласкала его... Молодой поэт - государь забыл о том, что находится в траурной процессии, сопровождающей останки его предков. Родное, возбуждающее все его чувства благоухание Таджлы, смешавшись с ароматом растущих в долине Самура роз и цветов граната, опьянило его. Он ощутил приятный озноб во всем теле. Дыхание стало затрудненным, в глазах на миг потемнело. Исмаил непроизвольно потянулся к висевшей на седле переметной суме, вынул красивый, расшитый бисером футляр, развернул свиток. Строчка за строчкой ложились на бумагу впечатления. Стихотворение из пяти строф завершалось так:
О безумен, безумен, кто влюблен и юн, Не жалеет жизнь, она дешевле гроша! Хатаи говорит: Таджлы - ханым Не дорога пусть достанется - душа!
Свой путь истины, свою дорогу он не отдал бы никому, даже Таджлы. Душу отдает, но вот предназначение - нет! Поэт не заметил, что, едва он натянул поводья своего коня, Рагим - бек сделал знак воинам остановиться. В глубоком молчании все ждали, пока поэт закончит своё стихотворение.
* * *
Решено было передохнуть в придорожном караван - сарае, называемом в народе "гарачи" - цыганским. Шатёр шаха был воздвигнут вблизи караван - сарая. В нём, в изголовье гробов, сидел читающий Коран молла. Большинство военачальников не решились ставить для себя отдельные палатки и разместились в тесных комнатках караван - сарая. Опустилась летняя ночь. Просторный двор и окрестности караван - сарая стали ареной для заезжего цирка. Группа цыган выступала с дрессированными животными - обезьянами, собаками, медведями. Исполнив несколько номеров, цыгане сунули одной из обезьян шапку и послали её по кругу - собирать деньги. Глядя на забавную мордочку обезьяны и умные глаза, многие, смеясь, щедро бросали деньги в протягиваемую шапку. Другие, со словами "дьявольское отродье", швыряли деньги на землю и отходили назад. Обезьяна усердно подбирала брошенные монеты и опускала их в шапку.
- Ого, какая умница!
- И не скажи, поумней тебя будет!
- Знает цену деньгам. Хороший бакалейщик из неё выйдет.
- А может, сделаешь её мануфактурщиком? Каждый, не обращая внимания на соседей, занимался своим делом. Один старик, ткнув локтем в бок сидящего рядом мужчину, с неподобающим его беззубому рту, седым волосам и бороде кривляньем рассказывал:
- Жена, чтоб ей провалиться, скончалась. Вижу одиночество мне не по душе. Сыновья - невестки, дочки - зятья - все по своим домам, в своё удовольствие живут. Что мне было делать? Взял и снова женился! Трёх - четырех детишек уже сотворил. Мужчина до самой смерти молодые побеги выпускает! В стороне от них, в центре группы зрителей, сначала выступали борцы. Потом в круг вышел богатырь, встал, держа у пояса длинную жердь. Его напарник, сравнительно молодой парень, ловко вскарабкался вверх по жерди и, свесившись вниз головой на самом её конце, начал проделывать замысловатые упражнения. На руках и ногах державшего жердь богатыря буграми выступили мышцы, лицо его раскраснелось. Их обоих сменил мютриб в женском платье. Зурначи заиграли озорную мелодию. Наряженный женщиной, мютриб, жеманясь и гримасничая, вышел в центр круга. К каждому пальцу его рук было прикреплено по горящей свече. Это было удивительное зрелище! Мютриб быстро кружился на месте, алый бенаресский платок с золотой бутой развевался, и зрители невольно волновались, что он загорится от пламени свечей. Но танцовщик искусно вращал свечи над головой и подмышками, вызывая у всех восторг. По просьбе Рагим - бека государь, прикрыв лицо кончиком чалмы как вуалью, присоединился к друзьям, вышедшим полюбоваться простонародным зрелищем. Они смешались с толпой зрителей во дворе караван - сарая. И если мощь богатыря заинтересовала Исмаила, как военачальника, то обаятельные, совершенные, как мечта, движения танцующего посреди двора мютриба ласкали душу поэта. Он глядел на танцовщика и чувствовал себя будто в ином мире. Исмаилу показалось на миг, что он находится у себя во дворце. Хотя золотистый бенаресский платок и прикрывает губы Таджлы, однако эти пухлые, похожие на лепестки роз алые губы выглядят сквозь тончайшую ткань ещё более притягательными. Поэту вдруг нестерпимо захотелось сорвать губами эти упавшие друг на друга лепестки. Все тело его напряглось, он задрожал, как в лихорадке. И пришёл в себя от внезапного хохота. Мютриб, скинув с головы келагай, пел, кувыркался, сыпал злободневными шутками - прибаутками, высмеивал то Явуза Султана Селима, то убийц кызылбашей - Ширваншахов. Как видно, он узнал, что среди этих богато одетых молодых людей находится сам государь, и очень хотел ему понравиться. Зрители переговаривались:
- Пах... Пах... И это мужчина?! Пепел ему на голову, чего это он женщиной вырядился?
- Такое у него ремесло... Мютриб...
- Нашел себе... И ведь не проваливается от стыда сквозь землю! Бедрами крутит - деньги зарабатывает. Вот про таких недаром говорит: "Ты кровью и потом деньги зарабатываешь, а женушке отдай - так Нурджахан их по ветру развеет". Клянусь, даже обезьяна умней его, а уж медведь... Один из дервишей, стоявших рядом с Исмаилом и его близкими, проговорил:
- Ну и что ж, что животное! Поэт прекрасно сказал:
Тонкому прутику дать воспитание не пожалеешь труда - Даже свирелью Хосрова стать он сумеет тогда.
Дервиш прочитал это двустишие каким - то удивительным тоном... Исмаил терпеть не мог дервишей, особенно типа Элеви - сбривающих волосы на голове, бороду, усы, и даже брови с ресницами; исступленно кружащихся, прыгающих, пугающих людей дикими воплями, заклинаниями поднимающих овёс прямо на стены; бездельников и попрошаек, требующих с бедных пахарей "долю предков". Но были у него в среде дервишей и такие друзья и знакомые, широте знаний, глубине ума которых он не переставал изумляться. Среди них были и бескорыстно служившие родине: бросаясь в огонь, на раскаленные угли они прославляли идеи братства - "ахи". Большинство его собственных соглядатаев было как раз из таких дервишей. В народе сложили о них дастаны и сказки, как о "не собирающих дань, а раздающих дань". Они помогали беднякам в самые трудные дни... Но все это выявят исследователи через пять грядущих веков, теперь же Исмаил поверил, что видит перед собой именно философа, образованного и гуманного человека, и почему - то Исмаилу в этот вечер захотелось побеседовать с ним... Сообщив о своём желании Рагим - беку, шах ушёл в свой шатёр.... Беседа их началась странно. Хотя он и не назвался - старый, умудренный прожитым и увиденным дервиш узнал его. Исмаилу не пришлось увидеть деда. Он даже отца своего помнил весьма смутно. Но, как все мальчики, он с детства безотчетно тяготел к мудрым старцам, воинственным мужам. Вот и теперь...
- Мой государь, людей необходимо избавить от трёх главных бед нашего времени: голода, непрекращающихся войн и ещё от гнета местных правителей и сборщиков налогов, изменяющих твоему собственному трону. У тебя не вызывает подозрений правитель, приносящий тебе ценный подарок? Откуда, каким путем он его заполучил?. . Заработок известен, доходы известны - будь же справедлив, государь! Знай, что между молотом и наковальней расплющивается железо, но ни наковальня не страдает, ни молот. Между тобой и правителями, сборщиками налогов находятся твои родные, твои подданные, для которых ты являешься отцом, так заботься о них! Беседа затянулась до поздней ночи, до первых петухов. Перед ними на скатерти стояло блюдо с пловом, приготовленное хорошенькой невесткой Ибадуллаха, лежали чуреки с анисом, маком, кунжутом, шор с пряностями. В ту ночь Исмаил чувствовал в шатре своём дыхание мучеников - деда Шейха Джунейда, которого никогда не видел, и отца Шейха Гейдара, которого почти не помнил. Как будто именно для этой ночи он забрал останки своих родных и привез их сюда, чтобы они языком этого мудрого дервиша дали ему то наставление, которое не смогли дать при жизни, исполнив свой долг отца и деда. Дервиш говорил:
- Мой государь! Внуши своим воинам, что знамя, которое они несут, зовёт их только к добру. Человек, не любящий людей, не может быть настоящим кази. Настоящий человек, если он глубоко осознает, что он - сын человеческий, никогда не будет унижен или порабощен кем - либо. Ты скажи им, внуши, что вселенная, которая создала нас, дала людям глаза. А они нужны не для того, чтобы видеть плохие вещи и дурные поступки, а чтобы видеть хорошие. Уши нужны для того, чтобы не слушать сплетни и клевету. Язык - чтобы ни о ком не говорить плохого, только хорошее! Ноги даны нам, чтобы не идти по дурному, неправедному пути. Руки - для того, чтобы творить праведные дела. Все, чем одарила нас природа, что даровано создателем, что дает нам возможность видеть, слышать, говорить - пусть употребят твои кази на добрые дела! Ты скажи им: если они будут жить не верой в будущее, а только сегодняшним днем - к завтрашнему прийти, мой государь, будет не с чем. Нельзя надеяться на "авось", - так можно пошатнуть трон, на котором сидишь. Учись у цветов, тоскующих по весне. Эти слабые цветы знают, что они не увидят, не дождутся весны - и всё же любовь к жизни заставляет их упорно поднимать из - под снега свои головки. Если в тебе нет силы и упорства подснежника - пусть тогда поднимет тебя мощь тоски по весне! Чтобы жить, чтобы производить себе подобных... Дервиш продолжал:
- Твои стихи, в особенности нефесы, пользуются успехом, мой государь! Их читают повсюду, знают наизусть. Ты сочинил их, движимый любовью к языку, впитанному тобой с молоком матери. Этими стихами ты всегда сможешь призвать к себе людей, позвать на войну, и когда бы ты это ни сделал - увидишь вокруг? Себя множество их. Но имей в виду, что в твоих стихах религиозные верования ислама сплелись в такой клубок, что и не распутать. Я как - то встретился в Эрзеруме с одним молодым дервишем. Он сказал мне, что из Конии идёт искать у тебя правды. Я своими глазами видел, как со всёх концов нашей родины стекаются люди, чтобы искать у тебя заступничества и справедливости. И бегущий на тебя уповает, и преследующий. Я спросил того молодого дервиша о его беде: "Зачем ты идешь к порогу того, кто славой подобен Искандеру? " - "За истиной", - ответил он. Я спросил: "А в чем твоя истина? Может, у тебя силой отобрали возлюбленную? Или ты хочешь взять меч и присоединиться к тем, кто сражается за веру? " Ведь многие и с разными целями предстают перед тобой - одни хотят стать мучениками за веру, другие ищут славы, третьи - богатства... - "Нет, - сказал он, - ничто из перечисленного тобой не волнует меня. Я хочу найти того, кто обладает истинной верой, хочу найти самый тонкий и верный путь мудрецов. Я прочитал много стихов Хатаи, но всё же не разобрался - кто он? Во что верует? Какой секты - суфий, бекташи, хуруфист, негшбендист, батинист, шиит ли? Или соль всех этих учений, мессия, пришедший, чтобы объединить всех мусульман, в одной вере?! Потому что в его стихах я нашел начала всех учений...”. Рано или поздно этот молодой дервиш предстанет перед тобой государь. Не оставляй его без надежды, да и никого из окружающих тебя людей. И ещё: не верь наставлениям тех - и моим в том числе, - с чьими поступками ты не согласен, мой государь!... Старый дервиш напомнил ему край дервишей - Конию. Это произошло во время его первого путешествия в Турцию... Двенадцать крепостных ворот Конии крепко - накрепко запирались каждую ночь. Даже птица не могла бы проскользнуть здесь незамеченной. Ворота Догу, ворота Баты, ворота Хелгебекуш... Исмаил вместе со свитой посетил все достопримечательности города: караван - сараи, медресе и мечети. Ему очень понравились караван - сараи Пиринджчилер, мечеть Шекерфуруш, медресе Алтун - аба, мечеть Сырджалы с резным микбером - кафедрой для проповедника. Восхитили его похожая на ювелирное изделие из мрамора мечеть Инджаминаре, выложенная фарфоровым кирпичом, с причудливой вязью орнамента из слов Али; мечеть сахиб Ата, - Гранатовый садик, сад Марьям, гробница Трёх, монастырь Дейри - Афлатун, баня Гумрулу. Мудрецы рассказывали ему, что в Конии "спят двенадцать султанов". Говорят, мовлевинцы спросили у пира Джалаледдина: "Что такое любовь? " - А он ответил им: "Будьте мной и узнайте! Подлинная Кааба - это не здание, построенное из земли и камня. Жилище бога - в сердце настоящего человека, которого он сотворил. Найдите его и поклоняйтесь ему". Хотя его злили мовлевинцы, их "поклонения" посредством игры на свирели, на барабане, на бубне, - но прекрасные здания Конии изумили и покорили его. Он вспоминал сейчас о них, слушая дервиша, и думал: "На земле моих предков, в родном Ардебиле, я тоже непременно должен воздвигнуть для дорогих мне людей такие мавзолеи и гробницы. Мы собрали мастеров отовсюду, но лучше тех мастеров, что на моей родине, все равно нет. Историки свидетельствуют что самые прекрасные памятники таких городов, как Бухара и Самарканд, созданы руками тебризских мастеров. Гробницу Тюмена - аги украсил шейх Мухаммед ибн - Хаджа - бек Тебризи. Из Самарканда, Бухары мы вызовем помощников для наших ардебильских мастеров. Надо сказать, и в Баку, на Абшуране мастера отлично выполняют каменные работы, строят сводчатые дома, которым не страшны землетрясения. Их я тоже велю привезти. Я преследую лишь одну цель: гробница, которую я воздвигну моему деду и отцу в Ардебиле, должна затмить памятники и мавзолеи Самарканда, Бухары, Конии, Наджафа, Кербелы. Только тогда смогу я спокойно уйти в иной мир и предстать там перед отцом и дедом". Долгий путь, а также душевные страдания, преследующие его в этом нескончаемом странствовании, пробуждали в нём и другие мысли. Он решил, что займется благоустройством дорог, наведет мосты через реки, а в безводных степях через каждые два фарсаха! Велит поставить большие кувшины с водой. В каждом селе для всех странствующих будут выстроены ночлежные дома ширазского типа и специально выделены смотрители этих домов... Чтобы в метель или иную непогодь не заблудились усталые путники, на дорогах будут воздвигнуты указатели - столбы, груды камней, а через каждые два - три фарсаха необходимо устроить хорошие водоемы... Мечети, караван - сараи и бани украсят большие города... Это медленное продвижение по дорогам в составе траурной процессии оказалось очень полезным для грядущей славы государя - Шаха Исмаила.
* * *
Читатель мой! В самом начале нашего с тобой пути были названы четыре имени: Бибиханым - Султаным, Айтекин, Шах Исмаил и дервиш Ибрагим - и каждому из них мы должны незримо сопутствовать в этом многолюдном и многострадальном, как и мир, который мы описываем, повествовании. С тремя мы уже давно разделяем их трудный путь, пора присоединиться к нам и четвертому спутнику. Дервиш с душой поэта, поэт с душой дервиша - Ибрагим, один из двух братьев - близнецов, подаренных изгнаннику несчастной родины Гаджи Баширу турчанкой Ляман - ханым. Считается, что сбываются материнские молитвы и отцовские проклятия. Пусть над ребёнком никогда не будет тяготеть отцовское проклятие, а пребудут с ним постоянно материнские молитвы! И со мной тоже...
14. РАЗЛУКА ТЯЖЕЛА
Нэсрин помнила письмо Ибрагима наизусть - его просто невозможно, немыслимо было не выучить, тысячекратно повторяя каждое слово! И сейчас девушка шла, а в сердце её в такт, как стоны тамбура, стучали тревожные и дорогие строки:
В чужедальние края лежит начертанный мне путь, Только ещё раз бы на лицо твоё взглянуть. Ухожу, твоим заступником теперь кто будет? На кого тебя оставлю я, лебедушка моя?
"О аллах, правду ведь говорит: ушёл - и осталась я без заступника. Разве будет мне заступником палач - отец, ничего не соображающий, все помыслы которого заняты лишь обеспечением новобранцев, а что может моя больная мать, невольница в ею руках, которая ничего не знает, кроме рабского "да - да" в ответ на все, что бы он ни сказал, и чьих сил хватает лишь на то, чтобы вечно лить слезы из полуслепых глаз?! Велико моё горе, о великий создатель! " А нефес - гошма вторил голосу её сердца:
Не погибнет любовь, пока жизнь моя длится, Ты нежна, как лебедь белая, лебедушка моя! Лишь бы смилостивился аллах, освободил из темницы - Ты тогда моею станешь, лебедушка моя!
"О аллах великий, где эта темница? Я не разбираюсь в делах Ибрагима. О боже, услышь его, пусть его нефес сбудется, пусть он избавится от неведомой мне опасности, освободится из темницы - и он порадуется, и моя душа возвеселится! " Следующая строфа вызвала в сердце Нэсрин трепет отчаяния.
Что суждено судьбой - нельзя узнать, оказывается. Любимой голос не стереть из памяти, оказывается. И не смешно, коль горе перельется через край, оказывается, Спроси у ветров обо мне, лебедушка моя!
"О что за ужас! Что с ним произошло? Почему я должна узнавать о нём у ветров? Ну да, ведь вначале он сказал: "На чужбину путь мой лежит"! Я не вынесу этого горя, мой дервиш! Почему мне нельзя уже называть тебя Ибиш, как в те нежные детские годы? Почему все стали называть тебя "дервиш", почему не тем именем, которым нарекли тебя отец и мать? " А мысли уже устремились за другими строками:
Все сердце отдаю - так ты мне дорога. Пока тобой дышу - меня не одолеть врагам. Дай только разорвать мне цепи на руках - Вернусь, моею стань, лебедушка моя!
"Да услышит тебя аллах, да сбудутся твои слова, мой дервиш! О великий творец, создавший землю и небо! Интересно, смогу ли я отыскать его там, среди дервишей, лохмотьев которых испугался бы джинн? Боюсь: не опоздала ли я? " Эти опасения заставили девушку ускорить шаги. Она бережно прижимала к груди небольшой узелок с жертвоприношением - предлог для встречи с дервишами. "Скажу ему: дервиш, в этом смертном мире прости меня! Но открыта, скажу, моя рана, и не затянуться ей! Не одна, не пять, не пятнадцать горестей, скажу, у меня. Скажу: вы называете двуличными тех, у кого на душе и на языке разное. А сам ты разве не предал меня, не разнятся разве слова и поступки твои? На словах ты любишь меня от всей души, а как же душа твоя может спокойно оставить меня во власти безвольной матери и палача - отца?! " Сидевший на краю площадки дервиш беседовал со своим односельчанином, приехавшим, как видно, по делам. Бедняга крестьянин никак не мог понять, что к чему в словах дервиша, не смог уяснить, к какой секте тот принадлежит. Он обстоятельно расспрашивал земляка, чтобы, вернувшись в село, рассказать его родителям о встрече с ним, обрадовать их, но найти с ним общий язык, как ни старался, никак не мог. Вопросы и ответы невпопад выглядели курьезно:
- Ты, родной, на поклонение в Мекку ходил? Говорили у нас: паломничал вроде бы, лицом черного камня коснулся?
- Нет! По моим убеждениям, предпочтительнее поклонение гробнице шейха Сафи в Ардебиле.
- Из какой ты секты?
- Элеви.
- О - о, вот это да, так и скажи - я, мол, гызылбаш! Хорошо, а кто твой святой?
- Властитель трёх, основа семи, всепобеждающий лев бога, Алиюл - муртаза, гейдари - керрар. Проходивший поблизости горожанин не выдержал, вмешался:
- Эти турецкие дервиши все таковы! Слушай, ну что ты затянул, только голову морочишь бедняге. Скажи сразу: Али - и все! Нэсрин шла вперёд, и перед её мысленным взором оживали детские годы Ибрагима, неотделимые от её собственных. Воображение её так разыгралось, что она шла и представляла себя сейчас вместе с ним на пустыре, полном заросших травой рвов и ям. Ах, как любили они детьми перепрыгивать через эти рвы и ямы! Порой Ибрагим наматывал на руку концы её длинных кос, как поводья коня, и с криком: "Ну, Черноглазка, пошла! " скакал за ней. Девочка неслась по пустырю вскачь, подражая саврасой кобыле дяди Сафи, и издавала на ходу ржание. Самой лучшей игрой у них тогда были эти "лошадки"! В те времена сердца их бились в унисон. В те далекие годы Ибрагим составлял с ней единое целое, как составляет он теперь единое целое со своим богом. Эти косы, эти бьющиеся в такт сердца, этот общий - шаг в шаг - бег привязали их друг к другу. Причем привязали так, что ни Нэсрин, ни Ибрагиму уже не вырваться. Изначально загоревшийся огонек не хотел, не мог затухнуть. Но ведь если бы даже купец Гаджи не сказал ни слова, если бы не возражали и матери - все равно, достаточно было одного жеста палача Меджида, чтобы их оторвали друг от друга и уничтожили. Да и эта разлука сама по себе уже означала их уничтожение... Нэсрин вдруг почудилось злобное лицо отца; с болью в сердце вернулась она в сегодняшний день от того невозвратного времени, от милых игр их детских лет, из дней, когда она на дне какой - нибудь ямы разводила огонь и в разъедающем глаза дыму щепок "варила вкусный обед" для Ибрагима. А вот теперь она, лишь представится возможность, со слезами на глазах спешила в конец рыночной площади, где собирались дервиши. Сюда приходили в сопровождении рабов знатные госпожи из тех, что имели заветные желания, или же те, чьи желания счастливо исполнились. Они приносили дервишам милостыню. Нэсрин тоже присоединялась к этим госпожам, приносящим милостыню во имя исполнения желаний, и лишь поплотнее закутывалась в чадру, чтобы случайно не попасться на глаза отцу, заготавливающему на рынке провизию и фураж для войска, да ещё надсмотрщику Исрафилу - брату - близнецу Ибрагима. Каждый раз, когда она приходила на это место, Нэсрин испытывала странный интерес к группе дервишей, разместившейся несколько поодаль в стороне от базарного шума и гомона. Отец её почему - то был очень зол на этих дервишей. "Все они ненормальные, - говорил он, - не подчиняются ни религии, ни султану. Все они - рабы Али, удалились от четырех святых халифов, поклоняются только одному имаму Али, обращают лица не в сторону святой Мекки, а в сторону Ардебиля".... Молодой дервиш приблизился к Ибрагиму, и губы его едва заметно шевельнулись. Звали дервиша - Салим.
- Шах! Это был условный знак: по этому возгласу единомышленники узнавали друг друга.
- Шах! - получив ответ, Салим метнул взгляд на базарного надсмотрщика. Тот, казалось, был всецело занят разговором и не обращал никакого внимания на дервишей. Тихим голосом Салим сказал Ибрагиму:
- А здорово он на тебя похож, мудрец! Если бы одного его увидел, так решил бы, что это ты дослужился до чина смотрителя. В глазах Ибрагима что - то сверкнуло и тут же погасло, как будто милосердие, выглянув на мгновение, в ту же минуту обратилось в ненависть.
- Ты не ошибся. Это мой брат - близнец.
- О господи! Да, бывают у судьбы и такие забавы. В одной колыбели спали, из одной груди вкушали жизнь: я - с одной стороны, он с другой. Если бы тогда, в люльке, я мог предвидеть будущее там же и удавился бы. Дервиши выглядели странно. Некоторые, например, дервиши Элеви, не ограничиваясь сбриванием усов и бороды, сбривали также брови и ресницы. У них были странные наряды, странные движения. Кто сосал кальян, кто безостановочно вертелся на одном месте до обморока, до появления пены из рта, вращался быстро, как юла. Группа, в которую входил Ибрагим, отличалась тем, что каждый её член, облаченный в чистую белую одежду, спокойно сидел на одном и том же месте, обхватив руками колени. Эта группа не была и жадной: не клянчила, не кидалась за милостыней, а, принимая её, вела себя достойно и почтительно. Большинство её, за исключением одежды, ничем не походило на кричащих, скачущих, вертящихся вокруг своих собратьев дервишей - оборванцев. Однажды Нэсрин незаметно приблизилась к группе Ибрагима. Девушка подошла слева, а справа от Ибрагима сидел какой - то горожанин, и они были так увлечены разговором, что даже не почувствовали присутствия "сестрицы, принесшей пожертвование". Любопытный разговор шёл между Ибрагимом и горожанином. Другие дервиши молились, то есть перечисляли имена аллаха, что заменяло им намаз. А между тем, услышанная девушкой беседа была странной, очень странной...
- Что ты сосешь, дервиш?
- Я ем кусок мощи.
- А почему же ты такой желтый, мудрец?
- Я боюсь мощи.
- Почему твои глаза налились кровью, дервиш?
- Вижу предателя.
- А где твой дом, твоё жилище, мой господин?
- Впадины, пещеры, укрытия под скалами, куда не проника ют ни дождь, ни солнце.
- А есть ли у тебя постель, мудрец?
- Тюфяком мне служит мать - земля, одеялом - бирюзовые небеса.
- Чему ты молишься, дервиш?
- Кроме слова "истина" ничего не повторяю, ничему другому не молюсь.
- Во что ты веруешь, мудрец?
- Во что можно веровать больше, чем в истину?! Какое - то внутреннее чутье подсказало Нэсрин, что эти вопросы и ответы утомили Ибрагима, довели его до бешенства, иначе бы не ответил он вопросом на вопрос. Невольно рука девушки под чадрой коснулась косы - и, будто концы этих кос были привязаны к сердцу Ибрагима, - он тотчас же тревожно обернулся, увидел позади себя закутанную в черную чадру стройную фигурку Нэсрин, и в самом деле похожую на белый цветок дикой розы. Содрогнувшись от внутреннего трепета, он привстал, невольно потянулся к Нэсрин... Но тотчас понял свою ошибку: ведь он не должен был показывать, что узнал девушку. Ибрагим поспешно опустил голову, положил подбородок на согнутые колени, забубнил молитву:
- У... Я Рагим... У... Я Рахман... У... Я Джаббар... У... Я Гаххар... У Нэсрин тож подкосились ноги. Как ветка розы, надломленная шаловливой детской рукой, девушка рухнула на колени:
- Мой господин! Я пришла к тебе с просьбой...
- Да исполнит твою просьбу господин всех праведных желаний Али... А сегодня Нэсрин дойдя до окраины базара, не увидела на обычном месте дервишей. Она присоединились к женщинам, принесшим пожертвования, и долго ждала, не решаясь развязать узелок и подать кому - нибудь милостыню. Стояла, пока не начали дрожать колени. Наконец, прижав к едва сдерживающей рыдания груди узелок с подаянием, как память об Ибрагиме, Нэсрин покинула пристанище дервишей и направилась домой. Глаза девушки наполнились слезами, тяжёлые капли скатывались по щекам, на смену им уже спешили другие... Маленькое, но любящее сердце Нэсрин рвалось из груди, колотилось так, как тогда, в детстве, когда Ибрагим, обмотав вокруг руки её длинные косы, играл с ней в "лошадки", а у Нэсрин от быстрого бега сердце, казалось, билось уже во рту... Проходя мимо последней группы дервишей, Нэсрин скорее почувствовала, чем услышала, родной до боли голос:
- Асадуллах, Ядуллах, Шируллах... Это был Ибрагим, его голос! Опустив голову, он читал своеобразную молитву дервишей элеви, состоящую в перечислении - данных шиитами имаму Али имен: лев аллаха, рука аллаха, Нэсрин оглядывалась по сторонам: где ж Ибрагим? Ах, вот он, оказывается, справа, в двух шагах от последних дервишей, на самом краю базара. Примостившись на корточках, он усердно произносил молитву, стараясь, чтобы Нэсрин услышала в общем шуме его голос. "Как же случилось, что я его до сих пор не заметила? Почему не подсказало мне сердце, что Ибрагим здесь, совсем близко? Боже, ведь я могла уйти домой, так и не увидев его! Но значит, он здесь, он не ушёл? А может, он раздумал? Может... Нет, Ибрагим не такой человек! Он не мог не знать, в какое состояние приведет меня его письмо. Видно, он пришёл сюда в надежде меня увидеть - не поверил, тоже не поверил, что я не приду! Не захотел уйти, не повидавшись со мной". Нэсрин опустилась на колени перед дервишем и, нагнув голову, стала развязывать узелок. Тихо, чтобы только Ибрагим мог услышать её, девушка зашептала. Нэсрин торопилась, долго оставаться коленопреклоненной перед дервишем ей было нельзя: кто - нибудь мог обратить на это внимание, догадаться!
- Ибрагим, - шептала робко она, - идешь ли ты на войну или просто путешествовать будешь по свету, ждет ли тебя опасное дело, вернешься ли ты - не знаю, и не вправе сказать тебе: не ходи. Но где бы ты ни был - пока меня не положат в гроб - я буду ждать тебя. Плечи Нэсрин под чадрой вздрагивали от безудержного плача. Ибрагим не мог этого вынести. Девушка скорее почувствовала, чем услышала похожий на легкое дуновение ветерка мягкий голос:
- Мои братья вчера покинули этот край, а я не мог уйти, неповидавшись с тобой, Нэсрин. Они отправились к святому месту, а я не мог уйти, ещё раз не увидев тебя!
15. ОБРЯД СМЕРТИ И ВОСКРЕШЕНИЯ
Ибрагиму был назначен сорокадневный срок воздержания - почти полный пост. Он хотел выдержать тяжелое испытание сейчас, ещё до того, как попадет в Тебриз, а потом в Ардебиль. Его духовный наставник одобрил эту мысль. Среди тех, кто провожал Ибрагима в обитель, были и старцы, и друзья - единомышленники, и женщины - единоверки. Пещера была тесной, темной и сырой. Ибрагиму показалось, что это та самая пещера, в которую вошёл Асхабукэлб и сейчас, как только он войдёт, появятся гигантские пауки и затянут вход в пещеру паутиной. На несколько сот лет, а может быть, и навсегда, оторвут его от мира и соединят с богом. Ибрагим внутренне содрогнулся, но виду не показал. Кто - то, улыбаясь ему, внес в пещеру кувшин и хлеб в платочке. В течение сорока дней он должен будет довольствоваться лишь этим отмеренным количеством воды в кувшине и хлеба в платочке. Его духовный отец говорил ему, что наиболее набожные из вступающих в секту умудряются и из этой скудной доли сберечь некоторую часть - для птиц небесных... Ибрагим заторопился. Поцеловал руки старым мудрецам. Потом расцеловался с ровесниками. С улыбкой попрощался с женщинами - единоверками. Услыхал, как кто - то вслед ему произнёс "О Шаки - Мардан, помоги ему! " Это было последнее, что он услышал. Пещера шириною в четыре, а длиною в шесть шагов была выше человеческого роста на длину вытянутой руки. В одном углу - земляной топчан, в другом, в вырытой ямке, кувшин и на возвышении - завернутый в платок хлеб. В сумраке пещеры и платок потемнел, будто поблек белый цветок, не распустившись... Весь мир сегодня, казалось, был залит ароматом дикой розы, словно Нэсрин незримо присутствовала здесь. Вход в пещеру наглухо завалили, и с этого дня он отдалился от мирских сует и благ... О чем только не передумал Ибрагим за эти сорок суток, в течение которых он не различал ни дня, ни ночи! Сначала его мучил, неотступно преследовал образ Нэсрин. "В разлуке с тобой нет жизни", - думал он, не решаясь, впрочем, даже мысленно произнести имя девушки. Он безуспешно старался изгнать её из своей памяти, сердца: ведь подлинный суфий, мистик, каким стремился он стать, не может жениться, потому что душа его целиком отдана аллаху. Разве не ради слияния с богом он принял это решение быть погребенным заживо? Так что же это за разъедающие сердце и мозг мысли? Он медленно поднялся с колен. Вдохновение молчало: ни одна строчка не будоражила его суть. Поэтому Ибрагим стал громко читать первое пришедшее ему на ум стихотворение Хатаи, и, выговаривая строки, закружился на месте. Быть может, религиозный экстаз поможет отдалить такие заманчивые, но теперь, когда он находится наедине с богом, ненужные воспоминания недавнего прошлого? ... Он выполнил все полагающиеся обряды, но с богом соединиться так и не смог. Противоречивые мысли мешали сосредоточиться, не давали покоя. Но, вспоминая людскую нищету и горе, он вдруг понял, что, не сумев найти в этом мире ничего - ни благополучия, ни счастья, весь обездоленный люд обратил свой взор в потусторонний мир, к главам сект, обещавшим на том свете светлые дни, счастье, равенство. И он тоже. Дервиши, называя себя шахами и султанами, заявляя людям о равенстве всех перед богом, бросали дерзкий вызов могущественным деспотам. Кельи, пещеры, караван - сараи превратились в кафедры для проповедей этих дервишей - "шахов" и "султанов". Эти"кафедры" стали кыблой, очагами надежды для обездоленных. Постепенно Ибрагим начинал понимать, что эти кельи для муршидов вовсе не кыбла, не врата подземного царства: они - тайные центры, точки опоры в борьбе против политических врагов, используемые для захвата власти. В любое время под предлогом священной войны они могли поднять на борьбу обездоленных, натравить их на своих политических врагов. Люди оставляли свой дом и очаг, собирались вокруг келий и внимали молитве и обещаниям муршида, как голосу бога... Сердце Ибрагима разрывалось между теми и другими: обманывающими и обманываемыми; надежды сменялись сомнениями. Он свято верил своему духовному отцу, но хотел помочь обездоленным людям не на страшном суде, а на этом свете, именно на этой земле. Может, это сумеет сделать тот, думал Ибрагим, кто призывает к себе обездоленных, Шах Исмаил? Не вставая с места, Ибрагим протянул руку к ямке, взял кувшин и, приложив к губам, отпил глоток - всего лишь один глоточек воды. Сколько раз он уже брал в руки этот кувшин, сколько воды уже выпил - он не знал. Есть не хотелось. Губы шептали исполненные надеждой строки. Но сейчас Ибрагим молил не бога, а поэта Хатаи, ревнителя веры, шаха - сына Шейха Гейдара?
Гнет достиг вершины, пощадите же нас, Отворитесь, двери, перед шахской милостью! Ни пощады, ни надежды не осталось и следа, Отворитесь, двери, перед милостью шаха!
Путь в Ардебиль затерялся в тумане, Кровью невинных залита плаха. Рабы Али - кто убит, кто ранен - Отворитесь, двери, милостью шаха!
Сердце моё гневом переполнилось, бедный дервиш стал Ибрагимшахом. Хоть надышаться позвольте вволю! Отворитесь, двери, милостью шаха!
... Когда тяжёлый камень отвалили от входа в пещеру, сияние утра на миг ослепило глаза добровольного затворника. Губы его были бесцветны, лицо желто, как воск. Только грудь тяжело вздымалась: Ибрагим жадно глотал воздух свободы. Оглядевшись кругом, он вдруг почувствовал, как уходит из - под ног земля, и в забытье услышал чей - то возглас: "Держите, упадет! ", - и потерял сознание.
* * *
На окраине рынка, где сидели обычно дервиши, собралось много народу. Была пятница, базарный день, и многие, закончив неотложные дела, пришли из сел со своими пожертвованиями и приношениями к дервишам, чьи просьбы и молитвы, считалось, исполняет бог. В центре площадки, окруженный людьми, стоял молодой дервиш в белоснежном балахоне. Собравшиеся внимали его словам, как божьему благословению. Ибрагим с вдохновением читал стихи Хатаи, любовь к которому была в его сердце, а слова - на устах. Вдруг на площадку налетели вооруженные с головы до ног стражники. Окруживших Ибрагима людей хватали, били дубинками по головам, связывали руки и оттаскивали в противоположный конец рынка, под охрану янычар. Вначале Ибрагим не понял, что происходит. Он читал стихи так увлеченно... Внезапно руки его грубо завели назад... Не понимая, в чем дело, почему ему скручивают руки, он удивленно оглянулся. И лишь увидев разъяренное лицо своего брата - близнеца Исрафила, осознал все до конца.
- А, это ты?
- Будь ты проклят, - прошипел Исрафил. - Читаешь стихи сына Шейха Гейдара, поднимаешь людей против нашего султана! Довольно уже ты позорил семью! Теперь султан сам накажет тебя Ибрагима бросили в темницу. В этот день во многих городах Анатолии было арестовано сорок тысяч шиитов, и не прошло и дня, как их всех зарубили мечами - сразу, без допросов и дознаний! А Ибрагима решили покарать так, чтобы другим неповадно было. Он - то был не нищим неграмотным шиитом, а сыном известного купца, поэтом, чьи стихи будоражили чернь. Сцена его казни должна стать зрелищем для населения - поучительным зрелищем?
ВИСЕЛИЦА
Янычары гнали всех, от мала до велика, подгоняя дротиками на площадь. До вечера времени оставалось немного, но, несмотря на это, правитель города хотел исполнить приговор сегодня же? Повесить Ибрагима до наступления второго азана. Площадь уже была очищена и выметена. Прямо в центре была сооружена виселица. Одетый во все красное палач стоял под виселицей и намыливал веревку. На одной стороне площади, на возвышении был устроен трон. На троне восседал правитель. Рядом с ним на лавках, обшитых тирмой, сидели ответственный за исполнение приговора верховный священнослужитель и помощники правителя. Здесь же был и базарный смотритель - братоубийца Исрафил, Стоял, готовый выполнить любой приказ. Правитель взмахнул белым платком, зажатым в руке, и под виселицу подвели окруженного несколькими янычарами заключенного. Ибрагим был в белом одеянии. Султан не простил его, утвердил смертный приговор. Потому что поэт и в тюрьме не успокаивался, сочинял и громко читал стихи о трагедии тысяч шиитов, зарубленных мечами в Анатолии. В них он заклеймил проклятьем Султана Селима. И вот особый приговор с пышной торжественностью приводился сегодня в исполнение. Ибрагим казался спокойным. В окружившей площадь толпе многие ахали, сожалея о погубленной молодости и красоте дервиша. Вытирали слезы закутанные в чадры женщины. Забил барабан. Под его неумолчный стук зачитали приговор, и палач подошёл к Ибрагиму. Правитель, вопреки древним обычаям не позволил осужденному произнести последнее слово. Темнело, и азанчи, поднявшись на минареты, готовились пропеть "ла - илаха иллаллах". Надо было спешить с исполнением приговора, чтобы успеть к вечернему намазу. Ещё утром, посетив осужденного, духовник доложил правителю, что молодой дервиш отказывается изменить своим убеждениям. Тем самым был перерезан последний путь к спасению: виселица была неизбежна. Все взгляды были устремлены на Ибрагима, а взгляд палача - на правителя. И снова поднялась правая рука с зажатым в ней белым платком. Этого - то и ждал палач: он ведь тоже торопился, опасаясь, и не без оснований, дервишей элеви. Он искоса, боязливо поглядывал на дервишей, затесавшихся в окружившую площадь толпу: не дай бог, нападут, вырвут из его рук осужденного, а самого ведь затопчут ногами, уничтожат. Ещё не опустилась подавшая знак рука правителя - а уж палач торопливо накинул намыленную веревку на шею юноше. В Ибрагима полетели камни, их бросали янычары и набожные люди. Когда Ибрагим увидел среди них и своего брата - близнеца Исрафила с камнем в руке, он только глубоко вздохнул: "Странно, иногда события в истории повторяются, почти буквально. Когда Халладж Мансур сказал о себе, что он - бог, и был приведен на виселицу, среди толпы был и его друг, суфий, по имени Шибли. Он стоял с цветами в руке и, оказавшись в безвыходном положении, бросил в Мансура эти цветы. Бедный Мансур горестно застонал, и удивленный палач спросил его: "На камни ты внимания не обращал, отчего же охнул, когда в тебя бросили цветы? " - А Мансур ответил: "Они не знают меня, не понимают, в кого кидают камни. А Шибли знает". И вот она, ирония судьбы: мой брат, Исрафил, с которым вышли из одного чрева, лежали в одной колыбели, сосали одну и ту же грудь... " Стоявшие в разных концах площади, замешавшиеся в толпе дервиши, увидев, что на шею Ибрагима уже накинута веревка, стали хором повторять: "ху! ", "ху! ". Со всёх сторон раздающиеся звуки "ху! " сотрясали площадь. Все в растерянности смотрели на правителя: ведь "ху" означало "бог", и как заставить умолкнуть, бросить в темницы людей, если они призывают "бога"?! Правитель поспешно вскочил с места, в третий раз взмахнул своим платком. И палач уже приготовился ловко выбить табурет из - под ног осужденного... Но тут дервиши элеви под предводительством Салима прорвали кольцо толпы. Оказалось что на казнь собралось довольно много сторонников сына Шейха Гейдара. Все ещё сотрясая площадь звуками "ху", они в одну минуту обезоружили воинов, окруживших площадь, и бросились в сторону правителя: началась паника. Почувствовав решительность толпы, правитель и его приближенные торопливо вскочили на коней и ускакали с площади. И так же спешно рассыпались кто куда преданные им люди. А те, кого пригнали сюда насильно, радостно приветствовали дервишей и, видя, что виселица пуста - жив, значит, узник! - заспешили по своим делам. И в этот момент с минаретов вознеслась в небо молитва, призывающая мусульман к совершению намаза. Стемнело; под виселицей остались лишь двое стражей - Гани и Салим, снявший с шеи Ибрагима намыленную веревку. Палач уже давно сбежал, как только на площади начались беспорядки. Южная ночь, как всегда, опустилась внезапно. Площадь окутала плотная мгла. И такие же черные, как ночь, тени медленно окружали виселицу. Страж Салим обратился к Гани:
- Слушай, если только тебе жаль оставлять своих детей сиротами, и очень дорога жизнь - беги и ты. Вокруг них уже кипела рукопашная между черными тенями и ещё оставшимися на рыночной площади редкими стражниками. Салим едва успел договорить - три тени, приблизившись к виселице, произнесли:
- Шах!
- Шах! - отозвался поддерживавший Ибрагима Салим. Подошедшие стали помогать ему. И вскоре дервиши уже покончили со всёми. Гани остолбенело наблюдал за происходящим, не в силах, казалось, ничего понять. Один из дервишей подтолкнул к виселице вырывавшегося из рук смотрителя Исрафила, ловко сунул в петлю шею, потянул веревку - и брат сменил брата. Ибрагим отрешенно смотрел на своих спасителей. Его, бесчувственного, взвалили на спину Салиму и, помогая ему, все направились к "Гэвил Ери" - обычному месту встреч дервишей элеви. Салим шёл, не чувствуя тяжести, стараясь воспоминаниями заглушить в сердце боль и грусть. "Боже, уж не опоздали ли мы? Тогда впору умереть от горя! Но, что бы ни говорили братья - дервиши, верный путь я нашел только в своём сердце, и с тех пор поступаю так, как считаю нужным". Он вспомнил диалог пира, принимавшего его в братство: "О юноша, вступающий в ряды дервишей, есть ли у тебя желание и мужество искать и молиться истине? " - Он ответил: "Есть! ", но при этом подумал: "Что толку в одной только молитве? Когда они помогали? Дело нужно делать, мой пир, дело! " - Потом пир сказал: "От подлинно влюбленного требуется особое настроение. Если нет в тебе решительности, нет уверенности, если склонен к обману - не вступай на этот путь! Наш путь - путь лишений, путь познания себя, сможешь ли ты встать на путь истины, доказать делом любовь к людям? " - Кто спросит с меня дело - отвечу делом, мой пир! " А разве я е прав? Ведь вот отозвался же я на призыв: "ху! ". Я спас для нашего мира поэта, которому нет равных ни в нефесах, ни в мужестве, ни в человечности. Пусть великий творец продлит его дыхание! О боже, не лишай меня надежды! Ведь он и друг мне, Может, у него разорвалось сердце от страха, а может, он потерял сознание от перенесенных страданий? Хоть бы очнулся! Боже, дай ему сил! " Салим не ощущал тяжести друга, хотя за спиной тело постепенно обмякло, становилось вялым. Он шёл быстрее всех и беззвучно молился. Чем глубже окунались они в темноту ночи, тем прохладнее становилось. Легкий ветерок развеивал скопившийся за день зной. Путь их лежал в известные им пещеры. На окраине города они различили в окружающей тьме силуэты людей и коней. Кто - то произнёс: - Шах! В ответ прозвучало: "Шах", и молодые люди с обеих сторон убрали руки с дротиков, кинжалов, ятаганов. Это были друзья, поджидавшие тех, кто пошёл выручать друга. Они же должны были обеспечить маленькую группу конями и сопровождать её, защищая, если понадобится, от регулярных войск султана. Салим вскочил на коня и хотел было взять бесчувственного друга на руки, но кто - то посоветовал ему посадить потерявшего сознание поэта на седло позади и привязать. Так и поступили, к отяжелевшая голова Ибрагима легла на плечо Салиму. Временами Салиму казалось, что он ощущает слабое дыхание Ибрагима, чувствует на своей шее тепло его лица. Надеясь на то, что друг жив и вот - вот очнется, Салим начал с воодушевлением читать нефес, написанный Ибрагимом, до того, как пришла весть о трагедии сорока тысяч шиитов:
Пришёл я к твоему порогу, мой шах, сын шейха, Пощади, смилуйся, пропадаю! Ты - моя святыня, моё прибежище, сын шейха, Пощади, смилуйся, пропадаю! У чужеземных друзей твоих горе сегодня!
Продажные солдаты все пути нам отрезали, Ветром с гор летит хищная стая казн, Горе нам! В земле Рум всех шиитов зарезали. Пощади, смилуйся, пропадаю! У чужеземных друзей твоих горе сегодня!
Верблюды твои в наем идут. Встану я, С врагом помериться силой дай мне! Кровью шиитов окрасилась Кония - Шах мой, смилуйся, пропадаю! В чужой земле вся надежда на тебя сегодня!
Кого я знаю в этом бренном мире? - Троих. А семеро цель меня видеть научат. К чаше, что в руках сорока, я приник. Сегодня пролилась кровь сорока тысяч мучеников! Шах мой, смилуйся, пропадаю! У друзей твоих горе сегодня!
Дервиш Ибрагим - раб твой, Хатаи, Да достигнут небес мои стоны! Пусть наш избавитель, святой Али, Милосердный свой слух к ним преклонит. Собирайтесь, дервиши, и к шаху идите: последний наш день наступает!
И всё же Салим испытывал тревогу. Ему показалось, что дыхание, еле теплившееся на холодных, бесчувственно касающихся его шеи губах Ибрагима, угасло, что бессильно приникшая к его плечу голова стала безжизненной! Ужас охватил молодого человека. Он так пришпорил коня, что тот сразу перешел в галоп от широкой иноходи. И Салима, и привязанного к его спине Ибрагима сильно тряхнуло. И тут Салим услышал стон, слабый стон, еле донесшийся до него вместе с легким, как дуновение ветерка, дыханием Ибрагима.... Было уже за полночь, когда они, наконец, добрались до места и старый пир Нифталишах встретил их у входа в пещеру. Пир опирался на длинный посох. Всадники спешились. Ибрагима отвязали от Салима и в сопровождении пира внесли в освещенную факелами пещеру. Здесь уже все было готово к их приезду. Опытный старый врач - дервиш ещё накануне приготовил из одному ему известных трав различные целительные снадобья. Ибрагима бережно опустили на разостланную прямо на земле мягкую шкуру. В первую очередь врач, расстегнув ворот рубашки, приложил ухо к его груди и взялся за пульс. Все дервиши во главе с пиром Нифталишахом окружив их, в тревоге следили за каждым движением врача, словно ждали приговора: ни один не осмеливался опуститься на землю, передохнуть после утомительной скачки. Все ждали, затаив дыхание: жив Ибрагим или мертв? Есть ли надежда? Может быть, разорвалось сердце, лопнул желчный пузырь? Только бы не был напрасен их труд, их риск! Только бы не УМОЛКЛИ навек эти уста - знамя их сообщества, только бы остался жить их поэт! Или... Или сейчас пир Нифталишах обмоет его тело, обернет его в саван, и дервиши, проливая слезы, выроют ему могилу, гневно вонзая в землю каждую кирку и лопату так, как мечтали бы они воткнуть их в сердце врага?! Старый врач поднял голову. Ни радости, ни печали нельзя было прочесть на его суровом лице. Но и безнадёжности не было в этих прозрачных, как холодный родник, глазах, прячущихся под белыми мохнатыми бровями. Обведя всех взглядами, врач остановился на Нифталишахе и сдержанно, как это свойственно пожившим людям, проговорил:
- Ху!... Вся надежда на бога, братья. Очень здоровый организм, он должен выдержать. Вот только обессилел он... У Салима, у Нифталишаха, да и у всех дервишей, окруживших Ибрагима и врача, будто гора с плеч свалилась. Они уже похоронный обряд совершать собирались, а тут... Все облегченно вздохнули. Нифталишах задумчиво проговорил:
- Мудрец, я думаю, нет нужды объяснять, кто он и что для нас значит. Вся наша надежда сейчас на бога и на тебя!
- Все, что смогу, сделаю, пир! Вся надежда на бога и на крепость его организма. По знаку старого врача один из его молодых помощников - дервишей принес приготовленные снадобья. Врач начал лечение. Втирая бальзам в шею, грудь, предплечья Ибрагима, он приговаривал:
- Слава богу, что веревка не затянулась на шее. Сам бог, верно, помог ему. Хотя организм очень крепкий, но слабость и страх сделали своё дело, измучили его... Сердце Салима наполнилось радостью. "Бог! Если бы обездоленные не помогли мне, подняв священный бунт, если бы я не улучил возможность, вряд ли... Бог... А может, бог и дал нам эту возможность, закрыл глаза Гани, до срока наслал сумерки, заставил бежать палачей с площади? " - подумал он и, качнув головой, постарался отогнать эти мысли. Как бы то ни было, Салим был просто счастлив, что труд его не пропал даром, что он сумел сделать все, чтобы спасти друга. В это время старый врач начал вливать в полуоткрытые губы Ибрагима какую - то жидкость, которую принес ему молодой дер - виш. Когда это лекарство, смочив запавший язык Ибрагима, потекло ему в горло, юноша как будто стал отходить, сероватое лицо приняло более живой оттенок. Врач раздвинул губы молодого человека, почувствовал тепло его смягчившегося языка, его участившегося дыхания.
- Не будем терять надежды, - сказал он. - Дорогие мои! Вы возвращайтесь к своим делам, здесь пусть останется только мой помощник. Ночь на сносях, посмотрим, что она к утру принесет миру. Во всяком случае, непосредственная опасность исчезает. Говоря все это, врач ловко брал с мягкой шкуры то руку, то ногу Ибрагима, перекладывал их себе на колени и растирал, разминал... Все разошлись, каждый занялся своим делом. Салим вышел из пещеры. Вдали, там, где должно через несколько часов взойти солнце, уже слегка развиднелась мгла. Звезды нехотя перемигивались, постепенно блекли на небосклоне. Он стоял и смотрел, погруженный в свои мысли. Вот явственно начала свет - теть одна сторона неба. Скоро из - за гор протянутся первые лучи солнца, заискрятся животворные золотые нити, они прогонят непроглядный мрак ночи к закату. Салим всей грудью вдохнул чистый, прохладный утренний воздух. Он отошёл довольно далеко от скрытого от чужих взоров входа в пещеру, занял свой пост за скалой. "Ну ничего, тезка! Бы - Султан Селим, а я - оборванец Салим! Но кровь моих родителей, кровь девушек, не успевших стать невестами, матерей, не увидевших свадьбы своих сыновей, белобородых старцев, чьи тела не отнесены в могилы на плечах внуков - нет, эта кровь неотмщенной не останется. Эту кровь отберу у тебя я - Салим! Клянусь этим утром, я, Салим, найду бога, я стану на земле его карающей рукой, его карающим мечом, слышишь, Султан Селим! " Утром Ибрагим уже пришёл в себя. Молодой здоровый организм с помощью приготовленных врачом - дервишем отваров за ночь восстановил силы. Салим и его друзья от избытка счастья готовы были целовать руки врачу. Через несколько дней Ибрагим уже мог свободно гулять, мог принимать участие в собраниях дервишей. В конце недели окрепшего Ибрагима тайно пригласил к себе его пир Нифталишах.
- Дитя моё! Я не обращаюсь к тебе, как к "эрену", ибо, хотя ты уже эрен, но для меня ещё и дитя! Ты так дорог моему сердцу, что я чувствую себя не только твоим духовным отцом - я люблю тебя, как родной, кровный отец. Моё доверие к тебе безгранично, вот почему я хочу поручить тебе важное дело. Ты отправишься в Тебриз к шаху. Задул сильный и опасный ветер - как видно, кровь стоит на пороге обеих несчастных соседних стран. Сынок, любимое дитя моё! Султан Селим, чтобы разбить войско сына Шейха Гейдара, получил очень страшное оружие от англичан и французов. Сообщение, которое доставил нам наш человек из его дворца, передать нашей святыне - мы доверяем тебе и только тебе. И с этими словами пир Нифталишах положил на плечо Ибрагима руку... После двухдневного молчания среди эренов пир Ибрагим примкнул к каравану...
17. КАРАВАН - САРАЙ
Караван - сарай Ибадуллаха считался самым чистым и благоустроенным. Вы помните, наверное, что именно здесь останавливался государь, когда перевозил останки своих предков в Ардебиль. Но тогда, торопясь за своими героями, мы не имели возможности подробно описать этот небезынтересный караван - сарай... В любое время дня и ночи прибывший - если, конечно, у него были деньги, - находил здесь и дымящийся чай - кардамоновый, гвоздичный или имбирный, что кому нравилось, - кофе, горячий обед и свежий хлеб, уютные комнаты, чистые постели. Может, чего и лишил аллах владельца караван - сарая Ибадуллаха, зато уж в изобилии обеспечил его дочерьми и невестками. Жена его, начав рожать в первый же год после замужества, девять раз подряд благополучно разрешалась от бремени. Трижды рождались у них близнецы. Как только один из ребят подрастал, ему на спину тотчас же привязывали очередного младшего и в придачу давали в руки веник для уборки комнат. Жена Ибадуллаха Гюльсум была так же домовита и рачительна как и её муж. Неразговорчивая, крепкая, работящая женщина - и обширный дом свой, и многочисленное семейство держала в примерном порядке. Из двенадцати их детей только одного унесла смерть ещё в младенческом возрасте, остальные - крепкие, пышущие здоровьем, росли привольно, бегали босиком, с непокрытыми головами. Теперь они уже достигли совершеннолетия, и Ибадуллах с их помощью расширил доставшийся ему от отца небольшой рибат Гарачи. Вокруг него возвели новые строения. Хотя Ибадуллах и женил уже всех шестерых своих сыновей, но никому не позволил отделиться от отцовского дома и дела. Ибадуллах выделил сыновьям по комнате, и все они всегда были у него под рукой, быстро и охотно исполняли его распоряжения. Одну за другой выдавая замуж подрастающих дочерей, он прибирал к рукам и зятьев - либо приобщая их к своему большому и шумному семейству, либо пристраивая к караванам, чтобы те занялись торговлей. Дочери и невестки с утра до вечера занимались приготовлением пищи для многочисленных приезжих, наводили чистоту в комнатах караван - сарая, убирали просторный двор, конюшню. При рибате Гарачи имелся и собственный колодец, редкий в этих местах и крепко, на века сделанный водоем. Много воды утекло с того времени, о котором мы рассказываем Ибадуллах - ага и Гюльсум - нене, хотя и изрядно постаревшие, столь же прочно, как и в молодые годы, держали в руках бразды правления своим большим разветвленным хозяйством. Караван - сарай всегда был полон дервишей, караванщиков, купцов, путешественников и прочего бродячего люда. Вокруг караван - сарая стояли домики, в которых жили члены семьи Ибадуллаха. Верхний этаж рибата был отведен для именитых и богатых гостей, а в комнатках нижнего этажа размещались бедняки и дервиши; здесь же находились склады для хранения провизии. Уже несколько дней как в рибат непрерывной чередой прибывали работорговцы - здесь они отдыхали перед тем как продолжить свой путь. В эти дни, когда в стране происходили чрезвычайно важные события, в караван - сарай прибыло и много дервишей. Сегодня наступила очередь младшей невестки Ибадуллаха - Гюльяз печь чуреки в тендыре. Усевшийся на большом камне перед тендыром старый дервиш уже ждал своей доли ароматного хлеба. Невестка была молода и стройна как саженец. Широкая юбка, нарядная кофточка из шелковой ткани "дараи", алый с рисунком архалук делали её ещё краше. Проворными движениями женщина брала с лотка небольшие комки хорошо выбродившего и как раз в меру подошедшего теста и придавала им желаемую форму на раскаточной доске. Её красные от хны руки порхали по этим мягким круглым комкам, разминали их, а глаза старого дервиша неотступно следили за её руками и такими же круглыми и мягкими, как комки теста в её руках, грудями. Ах, сбросить бы ему сейчас с плеч лет этак сорок, - как бы он потискал груди этой молодки своими сильными руками - небось не хуже, чем мнет она сейчас тесто! Но то, что делает с человеком время, не сделает ни один враг... И теперь старик, чьи желания, увы, не совпадали уже с возможностями, лишь смотрел на женщину, и в помутневших глазах бесполезно пылал факел вожделения. Молодка все понимала; кокетничая, она словно делала одолжение смотрящим на неё. Чувствуя на себе горящий взгляд старика, она ещё более проворно и деловито, с внутренним огоньком, наклонялась, налепляя чуреки на стенки тендыра, и вновь грациозно выпрямляла стан. Она забавлялась сластолюбивыми взглядами немощного старика, на её раскрасневшемся от жара тендыра лице играла улыбка. Разжигая, чтобы развлечься, старческую похоть она ни на минутку не забывала о своём деле. Первый вынутый из тендыра чурек женщина со смехом кинула старику на колени. Сколько изящества, сколько неги было в этом движении! Молоденькая кокетка знала, что она красива, и была уверена в неотразимости своих чар. Старик изогнулся, будто выросший на руках Гюльяз и состарившийся кот, и поймал чурек в воздухе. Чурек был красен, как щеки стоящей перед ним молодухи, и мягок - тоже, верно, как она! Оторвав кусок чурека, старик поспешно положил его в свой беззубый рот. Нёбо с давно стертыми, потерявшими остроту деснами, утонуло в хлебе, как в вате. Подбородок старика забавно вздернулся до длинных белых усов, чуть не уперся в острый нос. Наблюдавшая краем глаза за тем, как старик жует чурек, молодуха не могла удержаться от смеха - она хохотала до упаду. Старик не обиделся на этот смех. Испытанное только что вожделение ещё жило в его душе, и он прошептал про себя: "Ах... Попалась бы ты мне лет сорок назад, на себе бы испытала остроту моих зубов. Но тогда, видимо, ещё и матери твоей на свете не было... "
Во дворе караван - сарая старший сын Ибадуллаха жарил джыз - быз в большом тазу. Уже ставили на огонь пити в маленьких горшочках. Сегодня прибыли два больших каравана. Один направлялся в сторону Эреш и Гянджи, другой - остановился здесь по пути в Тебриз. Вдоль нижней стены к кормушкам были привязаны кони, мулы и ослы, немного поодаль улеглись на землю верблюды. Ибадуллах, распределив приезжих купцов по комнатам караван - сарая, думал теперь о том, куда поместить погонщиков верблюдов и странников. Погонщик каравана, идущего в Тебриз, отвел Ибадуллаха в сторонку:
- Этот фиранк идёт в Тебриз для того, чтобы предстать перед падишахом. Дай ему хорошую комнату, Ибадуллах! Не ударим лицом в грязь перед чужаком, - сказал он, показывая на стоящего поодаль человека в камзоле, с голубой треугольной шляпой на голове. Иностранец, сразу же бросающийся в глаза своим непривычным одеянием, стоял возле привязанного к яслям коня и проверял чистоту засыпанного ячменя. Не подозревая, что разговор идёт о нём, он с любопытством прислушивался к своеобразной мелодике звучащей вокруг него незнакомой речи. А разговоры между погонщиками караванов велись между тем интересные и разнообразные, но никак между собой не связанные, В одной из групп беседовали два погонщика, а ещё двое, сидя поодаль, с любопытством слушали и смеялись. Как видно, этот погонщик по имени Джумар был большой шутник! Он говорил:
- Так вот, как стали мы подходить к Хыныслы, мне и попалась на глаза группа собирающих траву женщин. Все такие молодые, красивые, и одна плелась... Пожилая. Вдруг одна лукавая молодуха преграждает нам путь и говорит мне, показывая на старуху: "Эй, погонщик, мы ведем эту женщину замуж выдавать! " - Я не смог удержаться, ответил: "Э - э, да у неё шея, как черешок груши, кто её возьмет? " Все захохотали, а Джумар, не обращая внимания на окружающих, со вкусом продолжал описывать: "А вот тебя, говорю, такую веселую и молодую, скажу по совести, вполне можно и замуж взять". Ей - богу, от неё глаз нельзя было отвести! Руки - как бедра верблюдицы, глаза - как у верблюжонка... - Но окончить Джумар не успел, прерванный восклицанием собеседника:
- Так бы и сказал, что она была верблюдицей! Вновь грянул хохот. В другой группе некто жаловался своему знакомому на сборщика налогов из их села:
- Клянусь твоей жизнью, замучал злодей проклятый мою семью. Каждый раз, как возвращаюсь в село, так стараюсь ему на глаза не попадаться. Стоит только у меня грошу завестись тут же отнимет под видом налога. Такой бессовестный! Я ему говорю: слушай, братец, я ведь такую ораву содержу, а все надежды на одного верблюда. Круглый год только и делаю, что нанимаюсь грузы перевозить, тепла домашнего очага совсем не вижу. Летом сено припасаю, зимой с караваном иду. Как говорится: Был бы воробей - головку снял, отдал. Был бы перепел - так целого б отдал. А с одного верблюда - что я могу дать?! Собеседник решил сменить тему тягостного разговора:
- Слушай, иди сюда, шашлык из баранины - такое же благое дело, как тысяча молений. Иди, угощу тебя шашлыком, забудешь о своём горе. И рядом овечья простокваша - ей - богу, гяур бы попробовал, так давно бы истинную веру принял! Идем, идем, сказал он, уводя недовольного. Какой - то дервиш в жутких лохмотьях, которых, верно, и джинн бы испугался, тоже жаловался:
- Всю ночь до утра чесался, люди, все тело ногтями изодрал из - за блох и вшей! Дервиш, судя по сбритым усам, бороде и даже бровям, принадлежал к секте элеви. Слушавшие его переговаривались:
- Быть бедным не стыдно, но уж не настолько... Один погонщик верблюдов рассказывал:
- Дошли до укрытия, а снег идёт так, что ничего кругом не видно. Вот, думаю, пришёл мой последний день. А этот сарван, клянусь тобой, повесил недоуздок себе на руку и стоит, тоже не знает, что делать. Ладонью все сметает снег с лица, глаза вытирает - думает, никто не видит его слез, а я ж вижу... И все верблюды стоят... Другой горячился, что - то доказывал:
- Слушай, тогда я вышел вперёд и говорю: я не купец, чтобы с меня взимать пошлину, и не кровник, чтобы мне мотили, ты, говорю, свои сладкие речи оставь, на базаре пригодятся, а уж если я заговорю - ты языка лишишься... Кто - то громко интересовался у стоящего поблизости дервиша кызылбаша:
- А как быть насчет вина? А если спросят? Что сказать?
- А если спросят тебя о выпивке и картарс, отвечай так: от них людям большой грех и мало пользы. Ущерба всё же больше, чем добра.
- Ну да! Да перейдут на меня твои горести... Я вот тоже говорю, что вредны оба эти дела. В стороне от всех сидели несколько дервишей, терпеливо ждавшие, когда заметит их хозяйский взор и даст ночлег. Некоторые из них, просрочившие время намаза, расстелили теперь на земле бараньи шкуры и "отдавали свой долг богу" - совершали намаз; ведь сотворить молитву на расстеленной шкуре, как говорится, дело и богоугодное и безопасное. Ни змея, ни скорпион не подберутся к шкуре и не помешают благочестивой молитве: святая молитва отгонит любую нечисть. Дервиши чаще всего привлекали взгляд любознательного иностранца. Он знал, что среди них есть много соглядатаев, тайных осведомителей, верных последователей сына Шейха Гейдара. Дервиши беспрепятственно бродят по всей стране, по крупицам собирают нужную информацию и, встречаясь лично с шахом, сообщают ему о новостях с мест, о настроениях населения. Они же пускались в ход и в тех случаях, когда надо было собрать армию, осуществить очередной шахский замысел или распространить "священные сны", виденные государем. Правда, среди дервишей было много и таких, чьи убеждения были далеки от шиитства. Но это не интересовало иностранца: он являлся послом, направленным ко двору шаха, он вез богатые подарки для самого государя и его придворных. В багаже его лежало тонкое красное сукно, называемое в этих местах "гаразей", отрезы красного, розового, голубого бархата, пять небольших пистолетов, пятьдесят кисточек, шесть штук голландского полотна, небольшая дорожная мельница для зерна и многое другое. Теперь, одним ухом прислушиваясь к разговорам дервишей, он размышлял о том, как будет принят во дворце шаха. Погонщик верблюдов, говоривший Ибадуллаху о "фиранкском госте", ошибался: посол знал язык и интересовался только шиитскими дервишами, рассказывающими всякие легенды и предания и об Исмаиле. До официальной встречи ему хотелось иметь хоть какое - то представление о шахе, приходящемся ему дальним родственником. Ведь бабушка шаха по материнской линии была дочерью правителя Византии, а тетка - женой одного из венецианских аристократов. Таким образом, Шах Исмаил был кровно связан с турецкой династией, а с другой стороны - посредством этой бабушки - состоял в родстве с византийским и венецианским дворами. Думая обо всем этом, посол с интересом прислушивался к тому, что говорят о государе дервиши; он ловил каждое слово о шахе, стараясь не упустить в мешанине слов и возгласов, заполнивших просторный двор людей, нить интересующего его разговора. Посол отлично знал персидский язык, хорошо говорил он и по - турецки. Знание этих языков помогло ему быстро овладеть и местным наречием. Разговор, к которому он с таким вниманием прислушивался, вначале произвел на него впечатление сказки. Оборванец - пир из тех, что именуют себя "шахами", рассказывал:
- Говорят, хранитель шахской сокровищницы совершил однажды кражу. Сильно разгневался повелитель, узнав об этом, велел созвать судилище, сам пришёл со своими визирями, векилами, сел на золотой трон. Глашатаям поручил собрать людей: пусть, мол, тоже лицезрят шахский суд. Сначала падишах хотел узнать мнение своих визирей, вот он и спросил самого старшего из них, стоящего по правую руку: "Скажи, визирь, как накажем виновника? " - Тот ответил: "Святыня мира, пусть его разрубят пополам и каждую половину повесят на створке городских ворот. Это для всех будет уроком! " Тут из толпы выходит вперёд немощный старец и громко произносит, указывая на визиря: "Вот достойный своего предка! " - Падишах, не отвечая старику, теперь спрашивает у молодого визиря, стоящего слева от трона: "Как накажем вора, визирь? " - "Пусть он будет прощен, мой повелитель, потому что, если он человек, после такого позора, свидетелями которого было столько людей, он больше не совершит плохого", - ответил визирь. Снова выступает вперёд тот старик и снова громко произносит: "Вот достойный своего предка! " Тогда падишах, не скрывая удивления, подзывает к себе старика и спрашивает: "Почему в обоих случаях ты произнёс одни и те же слова? Который же из визирей прав? " - "Оба, мой падишах, - отвечает ему старик. - И ты, и все собравшиеся здесь люди ещё молоды, а я уже долго живу на свете, оттого и знаю. Отец вон того старо го визиря был мясником. Вот сын и пошёл в него, сразу сказал: "Разрубить! " А у этого - отец был справедливым человеком, вот он и пошёл в него, потому и сказал: "Простить! " Недаром ведь, он - дитя мудрого человека". Так вот, дорогие мои, что из этого следует? А следует то, что наш падишах, святыня мира - из рода пророков. И он тоже пошёл в своих предков: святую веру распространяет. Помните, что говорится в Гисасаул - анбия: однажды у пророка Мухаммеда спросили, кто его друг и кто - враг. Божий посланник ответил: "Мой друг - это тот, кто объединяет народы в вере, распространяет её, а мой враг - тот, кто вносит рознь в ислам"... В разговор вмешался другой дервиш:
- Да, ты прав, ага! Видишь, как он вырезает мечом всех езидов? Ещё во время священной войны мне довелось однажды побывать в Ардебиле. Шах сам вышел на площадь, где собралось его войско и все городское население. Шах говорил так: "Сограждане мои! Кто из вас не верит в наше правое дело? Я призываю вас к священной войне во имя веры, во имя Алиюл - муртаза"... А потом он прочел стихи. Так прочел, что у всех волосы дыбом встали. Тогда я увидел, как выхваченные из ножен мечи затмили солнце, засверкали, как падающие звезды. Единодушный крик тысяч людей взметнулся с площади в небо: "Веди нас! Мы готовы умереть за тебя, наш шах! Пусть мы умрем за веру с мечами в руках. Чем в судный день предстать перед Шахи - Марданом опозоренными, чем осрамиться перед владыкой обоих миров - лучше погибнуть за веру с мечом в руке! Веди нас, о Сахиб - аз - заман! "
- Ей - богу, я тоже слышал об этом. Говорят, близится день появления Сахиб - аз - замана.
- А чего ему близиться? Он уже настал, да!
- Клянусь посланным аллахом Кораном, я сам слышал от нашего аги - дервиша Гияседдиншаха, что ему открылось во сне - в лице нашего сына Шейха Гейдара явился двенадцатый имам Мехти Сахиб - аз - заман!
- Верно, время от времени должна обязательно происходить война, чтобы пустить кровь раздобревшему человечеству. Иначе полнокровие будет чрезмерным. Аллах сам ведь послал его! Но жизнь, дарованную создателем, нельзя отнять рукой смертного. Никто не обратил внимания на человека, произнесшего эти слова... На середину кинулся другой кызылбаш - проповедник:
- Милосерден, справедлив наш шах! Во время той, предыдущей войны, после победы, он приказал глашатаям возвестить людям, что не будет взимать с них семилетний налог, что он им дарит налог последующих семи лет! Столпившиеся вокруг дервишей купцы, погонщики верблюдов, рабы и другие странники из караван - сарая, слушая проповедников - дервишей, говорили друг другу:
- Да сделает аллах его меч ещё более острым!
- Сто сарычей ничего не смогут сделать орлу, а он - то ведь орел!
- Книга его - Коран, он признал это. Да поможет ему Коран!
- Да поможет ему Али! Один из собравшихся, придя в совершенное умиление, преградил дорогу одному из купцов и принялся рассказывать ему про свои беды. Засовывая ему в руку свернутую бумажку, он пылко молил купца:
- Заклинаю тебя черным камнем Каабы, о который ты потерся лицом! Да будут твоей жертвой мои отец и мать, Гаджи Салман! Ради твоей семьи... Рука моя - подол твой: или руку мне отрежь, или себе подол! Только помоги: Донеси это письмо до шаха. Говорят, он милосерден. Может, аллах его надоумит мне помочь во имя владыки владык! Ты слышал ведь, что о нём говорят?! Но слова его потонули в общем шуме... Несколько набожных людей, услышав, что дервиши уподобляют Шаха Исмаила мессии, благочестиво провели ладонями по лицу. В этой группе находился и молодой дервиш. Он ничего не говорил, только слушал. Это был Ибрагим, спасенный от виселицы и несколько дней назад примкнувший к идущему в Тебриз каравану. По велению своего сердца искал он в этом мире истину, а сейчас, выполняя поручение своего пира, он шёл к шаху с секретной миссией. Дервиши вокруг него продолжали на все лады расхваливать шаха. Один из них говорил:
- А ты ещё скажи, как он любит кази! Говорят, он отправил в османскую сторону одного из своих знаменитых полководцев. Полководец погиб в бою. Приходят, сообщают шаху, что, тот, мол погиб как мученик, земли ушли из рук. Шах заплакал. Спрашивают: "Святыня мира, почему ты плачешь? Из - за военачальника или же из - за земель? " - А он отвечает: "Земли можно отвоевать, а вот такого, как он, воина назад не вернешь". Разговор ловко подхватил ещё один дервиш:
- Клянусь тем Кораном, что дарован нам аллахом, я сам, своими глазами видел, как он, отправляя кази на священную войну, напутствовал их: "Для меня, говорил, один ваш поврежденный палец дороже, чем пятьсот вражеских голов. Берегите себя, дети мои! "
- Вот поэтому, - горячо заговорил старый дервиш, - поэтому все несчастные, угнетаемые, мучимые в Курдистане, Фарсистане, на равнинах Джигатая, в Румских землях ищут покровительство у Искендершана, нашего молодого шаха. Все присоединяются к его войску. Наш великий шах в своей неизбывной щедрости раздает всем приходящим к нему землю, поручает хорошее дело, лелеет... Своими глазами видел я это... "Странно, - думал Ибрагим. - Все говорят, что "видели своими глазами". Странно. Я должен осознать, переварить все это. Я должен найти ответы на все интересующие меня вопросы. Но ничто ещё из услышанного сегодня не дает мне ответа на мои вопросы. Напротив, сомнения мои возрастают все более...”. Размышления Ибрагима отдаляли его от общества шиитских дервишей. Дня два назад он подружился с сыном некоего купца из каравана, к которому присоединился. На стоянках они вместе ели, вели долгие беседы во временных лагерях, раскидываемых в местах, где не было караван - сараев. Теперь Ибрагим пошёл искать своего друга и, узнав, что он остановился в одной из комнат нижнего этажа, снял себе помещение по соседству. В течение трёх дней, которые проведут здесь караванщики, давая отдых и животным, и людям, ему хотелось быть рядом с сыном купца Рафи. А во дворе царил переполох. Несколько бродячих цирковых групп, объединившись, устраивали большое представление для собравшихся во дворе караван - сарая людей. Канатоходец, с помощью зрителей натянув веревку меж двух стен во дворе, взял в руки длинный шест и, балансируя им, начал прогуливаться по веревке. Раздались восхищенные возгласы:
- Это же надо, как будто птица, а не человек!
- Кого аллах хранит, с тем ничего не случится!
- Да он ведь привык, наверное?! Неучу и на ровном месте не вытворить такое. Смотрите, смотрите, как он кувыркается на веревке!
- Я же говорю, его бог бережет...
- Ну да, у бога дел нет, как за ним смотреть?! Грех это один!
- Почему? Разве не хранит нас всех бог?! Канатоходец, наконец, слез и, сняв с головы папаху, стал обходить окруживших его людей. В папаху дождем посыпались мелкие монеты. Когда же очередь дошла до купца Рафи, стоявшего здесь же, в толпе, рядом со своим сыном, он отвернулся, сделал вид, что не замечает ни канатоходца, ни протянутой им папахи, тогда как мгновение назад он с завистью смотрел на сыпавшиеся в шапку медяки. Циркач, покачав головой, хотел было пройти мимо, но его задержала чья - то рука:
- Погоди! Он с утра на тебя четырьмя глазами смотрит так пусть теперь платит!
- За что платить, парень? - нахмурился Рафи.
- А за то, что этот человек ради твоего мгновенного удовольствия дни и месяцы трудился, мучился. Заплати! Не то я тебе такое устрою! А не устрою - так я себе усы сбрею! Купец заворчал:
- Ну вот, не было печали, откуда тебя черт принес... На! - пыхтел Рафи, вытаскивая из кармана пятак и бросая его в папаху. - Жалко мне тебя стало, - продолжал он ворчать, - а то кто бы ценил твои усы? Стоявший рядом с купцом юноша, его сын, стыдливо опустил голову. Купец Рафи, забеспокоившись, что к ним ещё кто - нибудь может пристать, схватил его за руку и вывел из толпы.
- Идем отсюда, нам нет дела до этих езидов! Они вернулись в караван - сарай. Едва переступив порог, купец дал "сыну" крепкий подзатыльник:
- Ах ты, сукина дочь! Тысячу раз говорил тебе: не показывайся там, где много народу! С этими словами он снова замахнулся:
- Клянусь головой шаха, если ты не будешь меня слушаться... Сразу же пойду к городскому правителю, потребую твоего наказания. Потребую, чтобы тебя разорвали на части, сукина дочь! Я надел на тебя мужскую одежду, чтобы спрятать подальше от чужих глаз. Не для того же надел, чтобы ты выходила на площадь, совалась в толпу мужчин! Рабыня ты, невольница - вот и сиди на своём месте, не высовывайся. Уж погоди, вот доберемся мы до места...
Айтекин не плакала. У старика не было сил, чтобы её обидеть. К тому же он где - то схватил лихорадку и от этого ещё больше ослабел. Его тошнило, рвало, часто он ни есть, ни пить не мог, был даже вынужден порой отставать от каравана. Вот почему, доверив свои товары хозяину каравана, к которому примкнул, Рафи шёл налегке, но купленную на публичной распродаже невольницу Айтекин от себя не отпускал. В дверь постучали. Вошёл дервиш Ибрагим. По его распоряжению внук Ибадуллаха принес три горшочка пити. Поставив их по указанию дервиша на середину комнаты, мальчик вышел. А Ибрагим протянул Айтекин горячие тендырные чуреки, которые принес с собой:
- Возьми эти чуреки, братец, и быстренько расстели скатерть - все мы с голоду умираем! Аромат круглых ярко - красных чуреков, приправленных кунжутом и маком и недавно вынутых Гюльяз из тендира, превзошел даже шафранный дух пити. И купец Рафи не смог устоять перед столь соблазнительным ароматом. Дармовое пити желудок ведь не проест, решил купец. А странный человек этот дервиш! Другие готовы живьем человека съесть, вынь да положь им "долю предка", а этот сам угощает Рафи и его мнимого сына. Пока Айтекин, задумавшись о чем - то, перебирала пиалы, купец сам проворно расстелил на циновке небольшой разрисованный платок вместо скатерти. А Айтекин наполнила медную чашу водой из стоявшего в углублении кувшина. Затем все трое приступили к трапезе. А во дворе караван - сарая сменивший канатоходца плут - мютриб, надев женское платье и привязав к щиколоткам серебряные бубенцы, начал танцевать, прищелкивая пальцами. Утомившийся от славословий дервишей, возносивших хвалу шаху, венецианский посол с удовольствием наблюдал за этим простым, но необычайно интересным видом восточного искусства. Время от времени он спрашивал название того или иного танца и что - то отмечал в своей записной книжке. Ибрагим до вечера беседовал с Рафи и покинул его, лишь когда купец начал готовиться к вечернему намазу, до которого полагается совершить омовение. Попрощавшись с купцом и его "сыном", Ибрагим вышел. Всю ночь он провел в размышлениях; просмотрел некоторые захваченные с собой книги - все искал в них ответы на мучающие его вопросы и не мог найти. Потом на часть вопросов он нашел ответы в собственной душе и записал их. Потом снова читал... Работа так захватила его, что он не слышал не прекращающегося даже ночью шума большого караван - сарая. Одна за другой нанизывались в тетради записи, смысл и причина которых были понятны только ему самому...... "Он сказал: все это мелочи. А я ответил: жизнь - это прекрасная штора, изготовленная из переплетенных между собой нитей, которые ты называешь мелочами... " Есть люди, которые считают, что мир состоит из пяти дней. Но сами они в это не верят, а еели и верят, то всё же хватаются за мирские блага пятью руками. Как пырей повсюду пускает корни, так и они строят дома, сажают огороды, и если даже дать им всю вселенную - не насытятся их глаза богатствами мира"... А под этими строчками он приписал: "Но во всяком случае, они лучше тех, кто приходит в мир, ничего не делают и уходят. Эти же оставляют после себя хотя бы благоустроенный дом, ухоженный сад"...... "Мне кажется, что творец и сам изумляется, глядя со своего высокого трона на низость, мошенничество, невежественность, злодейство и страсть к кровопийству созданных им существ"...... "Я должен спросить у него, сказать: султан мой, в наше время в твоей стране подхалимство и уважение, взятка и подарок: хвастовство и гордость так перемешались, что невозможно разобраться, где что. Как сделать так, чтобы проявляемое уважение не считалось подхалимством, подарок - взяткой, гордость не сочли бы пустым кривляньем? Как сохранить своё достоинство, не ущемляя свою личность и не лишиться уважения в глазах людей? " Задув, наконец, свечу, Ибрагим натянул на себя тонкое летнее одеяло, но, сколько ни старался, заснуть не смог. Воображение увлекало его в мир сомнений и неразрешенных вопросов. Закинув руки за голову, он устремил глаза во мрак... "За день до того, как примкнуть к каравану, я увидел на кладбище разрушенную могилу, истлевшие кости. Значит, вот как разлагается тело, так вот как оно сгнивает, и ничего не остается. Не зря говорят: даже кости истлевают... А как же тогда дух? Что делается с духом? Куда он улетает, где устраивается? Ведь есть же в этом теле что - то, что побуждает меня говорить, думать! Этот дух, этот голос, думы, сливающиеся с телом и оживляющие меня - куда они денутся, когда я умру? Ведь внутри тела, заключенного в кожу, есть душа. Располагаясь где - то внутри тела, она побуждает меня на хорошее и дурное. Хорошему говорит "да", от дурного оберегает... А после моей смерти, когда тело сгнивает в земле, что происходит с душой? Не может же быть, что она покидает этот мир безо всякого следа, ничего, ничего не оставляет после себя на земле! - он поднял взгляд к мерцающим в окне звездам. - Может быть, там, на звездах, есть место, куда слетается наш дух? Может быть, там и находится то, что называют раем? А может, действительно, после смерти человека его оставшаяся неприкаянной душа переселяется в другое живое существо? Неужели такое возможно? И в чем состоит бессмертие? В том ли, что душа человека заставляет его же творить добро, создавать прекрасное - я оставлять это все людям?! Нет, я обязательно должен добраться до ханагях. Я должен задать эти вопросы высшему шейху - мовлана Садраддиншаху Ширвани. И лишь после того, как мовлана Садраддиншах положит конец всем моим сомнениям, смогу я предстать перед государем, повести с ним спор. Пока же в сердце моем есть место неверию, такой спор вести недопустимо". Во дворе караван - сарая послышались звуки азана. Добровольный азанчи, один из шиитских дервишей, зычно оглашал окрестности призывом к молитве. Проснувшиеся купцы, коммерсанты, погонщики, взяв кувшины, занимались религиозным омовением. Губы твердили молитву, а сердца шептали: "О аллах! Храпи меня от бед и напастей. Да не попадется мне в пути разбойник, да не достанется мой товар грабителю! Боже, дай мне прибыльную торговлю, денежного клиента! " Интересно, что говорили купленные с торгов рабы, проведшие ночь в одном из сараев, как они обращались к богу в сердцах своих? О чем просили создателя эти сыновья и дочери разных народов с невольничьим клеймом на лбу, с невольничьей серьгой в ухе, с колодками на шее, с цепями на ногах? Только у одной - единственной рабыни Айтекин не было сейчас в сердце никаких желаний - это нам известно. Остальные же наверняка мечтали о том, чтобы какой - нибудь военачальник или знатный человек, сраженный болезнью или несчастьем, дал обет освободить раба, чтобы он купил этого раба на очередном публичном торге, положил ему на плечо руку и дал бы отпускную: "Иди, во имя аллаха я освобождаю тебя". И сгинут цепи ненавистного рабства, и пойдёт бывший раб, взяв в руки бумагу, удостоверяющую, что он отныне свободный человек, в свой город, в своё село, к своему племени. Ждет его там ослепшая от слез мать, ждет любимая, чьи волосы посеребрились от перенесенных страданий. Пусть он, соединившись со своей безвременно поседевшей возлюбленной, скажет:
Не так ли, не так ли выть мне, Уведенному врагом на чужбину? Пусть бельмом в глазах врагов станут Любимой моей седины...
У Айтекин такой мечты нет: и племя её разогнано, и родители где - то скитаются. Кто знает, перед какими дверьми они, горестно вздохнув, преклонили свои несчастные головы, а может, не выдержав разлуку, навсегда закрыли на этот мир глаза, так тосковавшие по дочери... А теперь у Айтекин никого уже не осталось, никого...
18. ШАХ - ДЕРВИШ ИЛИ "МЕДЖЛИСИ - СЕМА"
Они сидели вдвоем и беседовали. Продолжавшееся уже несколько недель путешествие сблизило молодых людей. Подружившись с "сыном" купца Рафи, Ибрагим ни на миг с ним не расставался, ради него сблизился со старым купцом, ревностно выполнял все его поручения. Порой, когда на лице старика появлялись признаки усталости, надвигающейся болезни, молодой дервиш быстро доставал из своей сумы одному ему и его единоверцам известные засушенные травы, высыпал их в кастрюльку, выпрошенную у хозяина караван - сарая или караванщика - в зависимости от того, где они в данный момент находились, - наливал строго отмеренное количество воды, кипятил и насильно ли, уговорами ли, но поил старика этим снадобьем. Проходило день - два, и благодаря "молитвам аги дервиша" Рафи вставал на ноги, и все вместе, примкнув к очередному каравану, пускались в путь. Разумеется, вначале купец Рафи договаривался с главным погонщиком, заручался его покровительством, а как же? - ведь ему доверял своё имущество. Боясь лишиться своего достояния, старик присоединялся лишь к большим, хорошо охраняемым караванам и, несмотря на все уговоры Ибрагима, не выходил в путь с дервишами. Несмотря на чувство благодарности к Ибрагиму, и даже нежелание расставаться с ним, Рафи, по мере возможности, старался держаться подальше от дервишей. Но на прошлой стоянке лихорадка довела старого купца до такого состояния, что он потерял сознание. И всё же, несмотря на его слабые протесты, Ибрагим вместе с его "сыном" перенесли Рафи в одну из находившихся поблизости обителей дервишей. Несколько дней провели они здесь. Обитель находилась в голой степи, рядом с водоемом, построенным покойным каменщиком Новрузкулу. У водоема росло старое тутовое дерево. Время безжалостно скрутило его, насадив большие корявые мозоли на заскорузлый ствол и сочленения ве - ток. Некоторые засохшие ветки были отрезаны, и на их месте тянулись в небо молодые побеги. Непрестанно дующие в этих местах северные ветры склонили - таки непокорный ствол к югу, будто хотели, чтобы он кого - то приветствовал, перед кем - то склонил голову. Но протестующие ветви вновь тянулись вверх, вверх. Дожидаясь выздоровления купца, его "сын" и Ибрагим все свои дни проводили под этим деревом. А ночи... Ночами мир для Ибрагима менялся. Лишь только опускался вечер, в дверях ханагяха показывался один из дервишей и приглашал его на моление. С сожалением отрывался Ибрагим от беседы с молодым другом, вставал с места и входил внутрь таинственной комнаты. Однажды Айтекин захотелось узнать, как проходит это моление. Она подкралась и заглянула внутрь молельни через маленькое окошко с каменной решеткой - шебеке. Прямо на уровне её глаз сидели шесть дервишей. Комната была полутемной, её освещал только слабый свет, идущий из угла, - там, видимо, горел небольшой очаг или свеча. Дервиши сидели на земляном полу, подстелив под себя бараньи шкуры. Айтекин знала не всех: как видно, в обители жили и отшельники, не показывавшиеся приезжим. Её внимание привлек сидевший в центре комнаты старый дервиш. Усы его и длинная спадающая на грудь борода были совершенно белыми. Старик был одет в балахон из шкуры, на голове - островерхая войлочная шапка. Выбившиеся из - под шапки седые космы рассыпались по плечам старца. Дервиш отвечал на вопросы сидевшего перед ним Ибрагима. Когда девушка заглянула в окно, Ибрагим как раз спрашивал:
- О шейх, если в вашей вере нет тайных чтений и молитв, то на чем же она основана? Разговор, видимо, был продолжением предшествующего спора, который Айтекин не слышала. Подумав немного, старый дервиш медленно ответил слабым голосом:
- Основана на том, что внешне она - со всёми, а внутри с богом. И находится в полном соответствии с шариатом, ведь мудрый глава нашей секты шах Нахшбенди, есть повторение имама современности Абу Ханифа.
- А каково ваше отношение к Корану? Так ли необходимо читать его по умершим? Шейх задумался. Видимо, он решал, что ответить молодому собеседнику, чтобы навсегда изжить из его сердца сомнения. Он счет необходимым привести пример из "Гисасюл - овлия". Проведя худой рукой по белой и мягкой бороде, шейх сказал:
- У святого шейха Абу Сайда спросили: "Какую суру Корана прочитать над твоим телом? " - Он ответил: "Читать суру Корана над, телом умершего - богоугодное дело. Но для меня вы прочтите такое двустишие:
Что может быть, скажите, на свете лучше, Чем когда друг соединяется с другом, возлюбленный с возлюбленной".
Смысл назидания святого шейха Абу Сайда потомкам в том, что умерший человек отправляется к своему создателю, то есть друг соединяется с другом и любящий - с любящим. Стих Корана читается для живых, чтобы они осваивали правила и законы, переданные нам богом через посредство пророка, чтобы шли они по прямому пути, не поддавались тяге плоти. Айтекин долго слушала. До неё не дошёл смысл беседы, не поняла она и стихов, читаемых по - персидски, а из спора шейха с Ибрагимом уловила лишь отдельные слова и некоторые выражения. Так и не окончив спора, Ибрагим привстал на коленях и начал размеренно декламировать:
Старейший учитель секты нагшбендов - Бахаэддин, Он помог всем верующим, избавил их от беды. По его милости мертвые вечную жизнь обрели, Страждущих он охраняет снаружи и исцеляет внутри. Всю страну осиял он, украсил делами святыми! Превратил он в цветник свою секту делами святыми!
Ибрагим говорил медленно, нараспев, и сидевшие вокруг дервиши начали понемногу раскачиваться. Когда же он перешел к другим, более взволнованным, возбуждающим человека стихам, где - то, вторя ему, зазвучала печальная музыка. Дервиши, разрывая и сбрасывая свои балахоны, враскачку приближались к центру помещения. Айтекин заметила, что теперь их стало больше - оказывается, в недоступных её глазу местах, у стен, в углах, сидели и другие дервиши. Утомленные вечным недосыпанием от бродячей жизни воспаленные глаза дервишей сейчас пылали, как наполненные кровью чаши. Они уже не молчали - -до девушки доносились странные, жуткие звуки. Дервиши вскакивали с мест, кружились, совершали казавшиеся Айтекин смешными телодвижения. Уже многие, сбросив балахоны, впали в экстаз. Это и было "Меджлиси - сема" - музыкальное сборище доводящих себя до экстаза дервишей... Увиденное заставило Айтекин содрогнуться всем телом. Она давно уже ничему не удивлялась: за многие месяцы плена девушка, переходящая из одних рук в другие, познавшая ужас невольничьих рынков, отвыкла от нормальной человеческой жизни и нормальных человеческих отношений. Но сейчас ей вдруг показалось, что вскочивший на ноги, продолжающий громко читать взволнованные, притягивающие дервишей стихи Ибрагим тоже сбросит с себя балахон, примкнет к кружащимся в экстазе дервишам, и девушка увидит его налитые кровью глаза, неестественные телодвижения, голое тело... Её била дрожь: она отодвинулась от окна. Не желая даже находиться поблизости от этого моления, она убежала к Рафи, спавшему в маленькой комнатке в правой части ханагяха. Высокая температура, державшаяся целый день, сейчас, видимо, спала, но озноб не проходил. Облизывая свои толстые губы, старик стонал: "Воды, воды... " Айтекин взяла стоявший во влажной впадинке в углу комнаты кувшин, сняла с него крышку. Откинув голову назад, сначала сама отпила несколько глотков холодной воды, а потом, вынув из затянутой плесенью стенной ниши медную чашу, плеснула туда немного воды и поднесла её Рафи. Изрядно ослабевший за время болезни старик попытался было взять чашу дрожащими руками, но не сумел, и Айтекин пришлось самой поднести воду к ненавистным ей губам. Больной с трудом отпил глоток холодной воды. Взгляд его задержался на исписанном крае чаши, он попытался прочесть: "сделал мастер Салех в честь... " Дальше прочесть не смог: света в комнате было мало, и глаза его, к тому же, плохо видели. Лихорадка совсем лишила его сил. Сердце Айтекин сжимала тупая боль. Она вспомнила первый день, когда её привели на публичную продажу... Во время торгов она ни разу не подняла головы, не оглянулась. По базару крутились арабы в белых, схваченных обручем платках, концы которых свисали им на лица, предохраняя от солнечных лучей; ходили татары в одежде из конской кожи, туркмены в лохматых, напоминающих большой казан папахах, завитки которых лезли им в глаза; неспешно шествовали персы и индусы в белых чалмах, суетились полуголые нубийцы, деловито выступали армяне в чухах с вышитыми канителью воротниками, грузины, черкесы в войлочных тюбетейках и черкесках; были здесь и европейцы, и русские купцы в суконных кафтанах; бродили меж рядов узбеки, хивинцы, мервинцы в полосатых стеганых халатах; торговались одетые в многоцветные нарядные одежды купцы из Хорасана, Синда, Пенджаба, Балха... Здесь же на все голоса расхваливали свой товар разносчики - кондитеры, носившие в своих лотках люля - набат, горы когула; галантерейщики, ювелиры, зычно рекламирующие свои изделия; стояли у сундучков с грудами монет разного достоинства и разных стран ловкие менялы; расхаживали торговцы с переброшенными через руку коврами, ковриками, накидками на седло, разноцветными сумками, верблюжьими и конскими попонами, упряжками, украшениями для верблюдов. Каждый громогласно расхваливал свой товар на своём языке, и слившееся многоголосье звуков создавало совершенно особый, ни с чем не сравнимый шум большого базара. Всего этого никогда не видела выведенная на продажу девушка. Лишь одно заботило и страшило её. Полуголое тело Айтекин было обернуто куском канауса, и она, вся сжавшись, ждала: вот кто - то подойдет, отведет накидку, ощупает её тело, раскроет рот, чтобы рассмотреть соразмерность зубов - будто коня покупает! А потом начнет торговаться. Продававший её купец моментально распознавал стоящего покупателя. Некоторых он вообще не подпускал к ней, повторяя:
- Есть деньги - в торг вступай, нет - прочь ступай. Потом с ней столько всего произошло... В течение недолгого времени она переменила несколько хозяев и хозяек - конечно, не по своей воле! Жены, ревнуя мужей, которые на неё зарились, ненавидели её за это и всячески над ней измывались. И снова продавали... Айтекин забрали из отчего дома, лишили родных, когда ей только что исполнилось четырнадцать лет. Любовь ещё не свила гнезда в её сердце, зато оно переполнилось ненавистью за эти месяцы скитаний! Её стыдливость грубо растоптали в те дни, когда её силой вырвали из материнских объятий, оторвали от трупа брата, увели из родного края и отправили на невольничий рынок, где она впервые, обнаженная, предстала чужим глазам на публичной продаже. Хоть она и сохранила невинность, но страшно вспоминать, что было потом... За это время она выучилась и петь, и танцевать. Танцевать она любила ещё и тогда, когда жила в родном селе. На свадьбах, бывало, плясала больше всех, никогда не чувствуя усталости! Заметив у неё способности к танцам и пению, работорговцы, чтобы побольше на ней заработать, передали Айтекин вместе с несколькими другими девушками женщине по имени Салми, зарабатывавшей себе на хлеб обучением музыке, танцам и пению. В доме этой женщины, в обществе таких же, как она сама, горемычных девушек, познала она несколько светлых дней в своей жизни после того, как потеряла отца и мать... Салми обучила её тонкостям танца, научила играть на лютне и петь нежным голос ком берущие за сердце песни. Эти грустные песни, в которых звучали отголоски её собственного горя, Айтекин пела столь искусно, что слушатели приходили в восторг от её хотя и несильною, но приятного и свежего голоса. Сразу возросла и рыночная цена Айтекин, и купцы уже считали нецелесообразным продавать её в дома мелких богачей. Красота и искусство Айтекин могли стать украшением дворцов. Так она попала в лапы состарившегося и обессилевшего купца Рафи. Алчный старик не поленился отправиться в далекий путь, в надежде, доставив девушку в Тебриз, продать её там повыгодней везирю или военачальнику, а если повезет, то и самому шаху. И если сделка эта состоится, купец Рафи собирался покончить с караванами, погонщиками, бесконечными разъездами и прожить остаток лет на вырученные деньги, а также и на те, что он заработал за всю свою долгую жизнь торговца - никому, даже самым близким не доверяя их, старик носил всю свою наличность при себе. Рафи купил девушку за очень дорогую цену; часть денег он уплатил и за товары, поручив их главному купцу, давнему своему знакомцу. А сам, боясь, что девушку могут отнять в до - роге, переодел её в мужское платье и вел её теперь в Тебриз под видом "сына". Айтекин на мгновение растрогалась, видя страдания больного старика. Но тотчас же гнев в её душе пересилил жалость. При одном воспоминании о деяниях старика - да разве они когда - нибудь забудутся?! - сердце её опалило огнем ненависти. "Допустим, что время такое, допустим, что бог начертал у неё на лбе горькую судьбу. Но почему этот старик потерял свою человечность? Почему не мог он жить, как другие хорошие люди, праведным трудом, трудом своих рук? Нет, этот негодяй рожден не женщиной, а двуглавым чудовищем, дивом! А я, глупая, пожалела его. Пожалела! Барашек пожалел волка! Подумать только, боже! " - бормотала она про себя. Довольно было бы и одного случая, происшедшего через несколько дней после заключения торговой сделки, чтобы Айтекин возненавидела старого Рафи до смерти. Айтекин содрогнулась от воспоминания: она помнила этот случай так, как если бы он произошёл вчера. И сразу же встало перед её глазами, ожившее как жуткое видение, лицо старого купца... Он было странным - как будто ему сдавили с двух сторон щеки и виски, а лоб, нос я подбородок резко выпятили. Глаза его вылезали из орбит так же, как и теперь, от боли, но тогда причина была иной. Тогда она подумала: лицо её покупателя похоже на кутаб. По существу, сравнение было случайным: между сплюснутым с двух сторон лицом Рафи и добротой насыщающего людей кутаба не было, конечно, ничего общего. Но девушка, едва увидев Рафи, прозвала его "кутабом": так это прозвище за ним и осталось - конечно, в мыслях, а не в словах Айтекин. А тот день теперь она хорошо помнит. И без того выпученные глаза купца вот - вот, казалось, вылезут из орбит, каждый - пылал, как коптящий траурный факел. На толстых губах старика пузырями выступала слюна. От предвкушения по впалым щекам Рафи пробегали судороги, жилы вздулись, непроизвольные глотательные движения гортани заставляли непрестанно ходить вниз - вверх острый кадык. Заросшие желтоватыми волосами худые жилистые руки старика тоже нервно двигались, не находя себе места. Привычным, как у работорговца, движением он проводил рукой по телу девушки и корчился при этом, как ужаленный змеей, стискивал зубы, уже не в силах сдержаться. Наконец, не выдержал - бросился на девушку. Айтекин поняла! С ужасом поняла, что сейчас все, кажется, будет кончено, мерзкая рука навеки осквернит её тело. Проглотив рыдания, она вперила гневный взгляд в слезящиеся выпученные глаза:
- Запомни! Клянусь головой шаха, как только доберусь до государя, то первой моей жалобой будет эта! Знай, что рано или поздно я предстану перед ним. Не думай, что я беззащитна! Старик остолбенел: девушка так уверенно клялась "головой шаха"... Такого не слышал он ещё ни от одной рабыни. Но клятва Айтекин, хотя и испортила купцу настроение, всё же вернула ему разум.
- Что? Ты скажешь шаху?!
- Скажу! Клянусь головой шаха - скажу!
- И он тебя послушает? Поверит тебе?
- А как же? - девушка поняла, что одержала хоть и временную, но победу. - Поверит! Шах поверит каждому моему слову! - Про себя же она подумала: "Ты глуп, как пробка, о божий баран". Вслух же произнесла: - Конечно! Кому же он поверит, если не мне? Я расскажу ему все, что со мной случилось. А о тебе скажу отдельно: он принес тебе свои объедки, мой шах!
- У шаха других дел нет, как только про твои приключения слушать! Если святыня мира станет слушать всех невольниц, кто будет государством управлять?
- Разумные визири. Но даже если он никого не будет слушать, меня он послушает. Погоди, дай нам только до него добраться. Тогда ты сам убедишься, что, купив меня, правильно по - ступил, оставив нетронутой. А про себя подумала: "Великий боже, что я говорю? Ну, а что мне делать? Кто за меня заступится? Ведь выдумываю я все это с одной только надеждой, с одной - единственной надеждой: только бы добраться до шаха. А уж потом будь что будет". Купец же думал: "Эта сукина дочь ведь не врет! А вдруг она обманывает меня? Да нет, кто ж осмелится на такой обман? Она, видно, из шахской родни, а может даже одна из его любимых невольниц. Правда, непонятно, как она оказалась на невольничьем рынке. Но чего не бывает в этой жизни. Я же вот её купил! А вдруг, действительно, окажется из близких к шаху людей? Тогда, если доведу в целости и сохранности, получу подарок; если же что надумаю... Нет, ну её к черту, ещё пожалуй, голову отрубят! Что бы там ни было, придётся беречь её, как зеницу ока, и доставить шаху". Старик громко рассмеялся и искоса взглянул на девушку.
- Да я пошутил с тобой, а ты уж и напридумывала. Что мне за дело до тебя? Девушек, что ли, на свете мало? Да разве я стану портить цветок, который несу в дар шаху? Какой же дурак так поступит? Сердце девушки успокоилось. Губы её, уже несколько месяцев не знавшие, что такое улыбка, легонько раздвинулись:
- Поверить тебе?
- Не веришь? Клянусь головой шаха, я пошутил. "Ах, чтоб тебе провалиться, врёшь ведь! И сам уже поверил своим словам, и забыл уже, как готов был наброситься на меня, и теперь клянешься тем, что считаешь самым святым на свече. Да, купец есть купец! Если тебе понадобится, то ты не только шаха, но и мать свою продашь. У - у, проклятый!... " "Противная девчонка, разве она поверит? Да и я тоже хорош! Как будто женщины на свете уже перевелись, одна эта и осталась! Честно говоря, девушка достойна шахского дворца. Но теперь не так - то просто будет её туда доставить. На дорогах полно разбойников, не знаю, что и делать... А - а, придумал! Ей - богу, у меня есть голова на плечах! И ничуть не хуже, чем у некоторых шахских визирей. Кто знает, может это и есть моя счастливая звезда. Как приведу её к шаху, он, глядишь, одобрит мой выбор и скажет одному из своих визирей - векилов: слезай, брат, со своего тюфячка, государству нужны вот такие... Клянусь головой шаха, верности шаху у меня хоть отбавляй, ума - палата, что ещё нужно?! " Обернувшись к девушке, купец громко сказал:
- Ты отныне должна блюсти себя... Да... А дороги стали опасными, полно разбойников. А что, если мы с тобой придумаем одну хитрость.
- Какую?
- Я куплю тебе мужскую одежду. Ты её наденешь. И если кто в пути спросит, я скажу, что ты - мой сын... Хи - хи - хи... Ну, как тебе это?
- Хорошее дело. Девушка искренне обрадовалась. Теперь - то она будет избавлена от непристойных взглядов. В довершение всего Айтекин, выходя в путь, вымазала себе лицо сажей, обмотала под одеждой все тело, чтобы казаться бесформенной и уберечься от охотников за молодыми людьми. С помощью этого она избавилась также от похотливых взглядов...
19. ЗАГАДОЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Около двух месяцев прошло с того дня, а девушке все теснило дыхание мерзкое видение. Уже не раз и не два в дороге у Айтекин выпадала возможность бежать. Была она у неё и теперь, тем более, что старик свалился в лихорадке. Но куда, к кому могла она убежать? Отца - матери она лишилась, родное племя перестало существовать. Все пути - дороги у неё перерезаны... Что пользы в побеге? Поймают и опять будет переходить из рук в руки... Понимая все это, Айтекин покорилась своей судьбе. В последнее время, после встречи с бездомным дервишем и Ибрагимом, в заледеневшую душу девушки проникло какое - то странное тепло. Но и в этой встрече, если подумать, не было никакой пользы. Что за жизнь была у самого скитальца - дервиша, чтобы он мог хоть как - то устроить её судьбу? Вот почему девушка не раскрывала Ибрагиму своей тайны, не делилась горем, принимала бескорыстную братскую ласку опекавшего её молодого человека. Айтекин встала, тоскливо послонялась по комнате, уже не реагируя на стоны старика, не слыша даже его просьб: "воды... Воды... " Вытащила из переметной сумы захваченные в дорогу из караван - сарая хлеб и сыр, немного поела, снова выпила воды из кувшина. Она не знала, чем занять себя. Если бы Ибрагим был здесь, можно было бы хоть поговорить с ним... Надеясь встретить его, девушка встала, вышла во двор. Моление, как видно, только что кончилось. Дервиши по двое, по трое выходили из молельни, расходились по своим комнаткам. Опускалась тихая, безветренная ночь. Было довольно светло, хотя луна ещё не показалась. В глубинах неба тысячи ярких звезд мерцали, как золотые монеты, подмигивали, как чьи - то хитрые глаза. Девушка ждала, завороженно глядя на изукрашенную сводчатую дверь молельни. Вот, наконец, вышел и Ибрагимшах. Шах! Вы только взгляните на этого шаха! Почему, интересно, эти дервиши называют себя шахами? Ведь у них ничего нет, кроме латаных балахонов?! Большинство ходит оборванными, в лохмотьях... Босые, с непокрытыми головами... Только и есть имущества, что одна чаша да посох. Палка, украшенная бусинками, разноцветным тряпьем и нитками - воистину, шахское богатство! Только Ибрагим отличался от всех. Его одежда относительно нова и чиста. На плече висит сума с книгами. Некоторые из этих книг он читает на стоянках, а порой и ей дает почитать, если она хочет... "Меназире", "Фераиз", "Нисаб", "Фигх", "Исагучи", "Фенари", "Сюллям", "Шархи - Исагучи"... Взваливает их себе на спину - вместо хлеба, как другие странники, вместо денег, как купец Рафи... И не расстается с ними, спит, положив голову на эту суму. Ах да, у него есть и чернильница - пенал, и камышовые перья. Иногда, вытачивая себе новое перо из камыша, Ибрагим протягивал другу сердцевину камышинки: "Ешь, это полезно, память будет крепкой", - говорил он. Вспомнив это, Айтекин подумала: "Да, память мне нужна, очень нужна! Я не должна ничего забывать. Может, аллах поможет встретить того, кто пролил кровь моего отца, матери, брата, племени. Если б мне хотя бы пригоршню выпить его крови - тогда, может, сердце моё остынет. Моего кровного врага зовут не только "шах". Говорят, он - шейх, основатель новой секты, поэт, пишущий прекрасные газели! Говорят, когда он велел уничтожить моё племя, ему было столько же лет, сколько мне. Оказывается, он мой сверстник! Поэт! Ну уж теперь - то его стихи наверняка совершенны... Тетя Салми читала нам его газели. "Странный у нас государь, - говорила она, - смотрите, какие прекрасные газели написал на нашем родном языке. Сделал вызов искусным персидским газелистам, доказал, что и на азербайджанском языке они звучат превосходно". Как же такой поэт мог расправиться со своим народом? Неужели, мой шах, в твоей груди - сердце поэта? Не верю! Не верю! " Последние слова Айтекин произнесла громко.
- Во что ты не веришь, брат мой? - этот вопрос задал Ибрагимшах забывшейся, погруженной в себя Айтекин. "Да... Вот и второй, "шах" явился...”. Усмехнувшись своим мыслям, девушка, чтобы сменить тему разговора, спросила:
- Почему вы, дервиши, называете себя шахами?
- Тому есть несколько причин, брат мой! Прежде всего, в нашем представлении нет разницы между нищим и шахом, бедняком и богачом. Мы не считаем себя ниже шахов и султанов, мы - султаны нищеты. С другой стороны, не сами дервиши называют себя шахами. Последователи, мюриды называют шахом тех, кто выделяется ученостью, глубиной познания. Шахи - дервиши - это те, кто превзошел всех в постижении наук, кто стал шахом знаний.
- Ясно.
- Как себя чувствует твой отец? Девушку передернуло от того, что он называл Рафи её отцом.
- Моему господину лучше, - ответила она. - Давеча его жар мучил, а теперь жар спал, но ага ослабел. Попросил воды, напился и уснул. А мне стало скучно одному, и я вышел. То, что молодой человек назвал отца господином, агой, дервиша не удивило - многие употребляли в разговоре эту почтительную форму.
- Ты ждал меня?
- Да. Я подумал: посидим, поговорим. Спать совсем не хочется.
- Ты прав, мне тоже не хочется спать, рано. Ты что - нибудь ел?
- Немножко хлеба с сыром...
- Ты ничего не потерял бы, если бы присоединился к нам, сказал Ибрагим. - Уже теперь ты ешь то же, что и мы, - он рассмеялся, протянул девушке сверток. - В ханагях принесли приношение, давай поедим халву с юхой. Они уселись рядышком на камне. Во дворе, кроме них, уже никого не было: закончив моление, дервиши удалились в свои кельи и, считая, что "сон - тоже моление", постелили на пол бараньи шкуры и улеглись на них, завернувшись в свои балахоны. Весь ханагях погрузился в сон, только эти два молодых человека не могли уснуть. Вот уже и луна взошла, залила мир светом, прогнав тени в дальние таинственные углы. Халву, видно, приготовила искусная старушка. А юху раскатала такая же молодуха, как Гюльяз - с пухлыми руками, пахнущая гвоздикой и кардамоном... Юха с халвой были такими" вкусными, такими ароматными, что просто таяли во рту, как масло, пьянили запахом шафрана... Молодые люди почувствовали себя так, будто сидели у материнских колен, грелись у отчего очага. У обоих вырвался горестный вздох. Ибрагимшах с завистью проговорил:
- Ты чего вздыхаешь? Тебе - то что! Через полтора месяца будешь дома, мать приготовит тебе халву лучше этой, ещё более вкусные сладости, ты поешь... А я вот никогда не увижу ни матери, ни отца! Я - бездомный скиталец...
- И у меня нет матери... - прошептала девушка. Ибрагим сочувственно посмотрел на неё, мягко положил на плечо друга руку.
- Извини, братец, ей - богу, я не знал, что твоя мама умерла... Айтекин вздрогнула, испугавшись, что сейчас может раскрыться её тайна. "Если бы наше положение дервиша и бездомной танцовщицы хоть чем - то разнилось, я бы открыла тебе своё горе, взмолилась бы: избавь меня от этого старика, уведи на другой конец света. Но как жаль, что ты такой же, как и я, горемыка, скиталец! " - подумала она, а вслух произнесла:
- Да, что поделаешь, все мы уйдем по этой дороге.
- Верно, братец. Да упокоит аллах её душу! - Спасибо, и твоих умерших тоже... А знаешь, этот мужчина мне не отец. Он - мой господин, он купил меня с торгов, я ведь раб... Голос Айтекин дрогнул, уткнувшись лицом в руки и пригнув голову к коленям, она зарыдала. За свою короткую жизнь Ибрагимшах видел много рабов; проходя мимо невольничьих рынков, был свидетелем их продажи. И всегда сочувствовал этим несчастным. Но находиться рядом с рабом, слышать его прерывающийся от горя голос ему ещё не приходилось. "Как несчастен, оказывается, этот бедняга, которого я полюбил, как брата! Какой же он горемыка! А ведь, действительно, и "отец" ни разу не назвал его "сыном", да и он, по - моему, не чувствовал к нему почтения. Да, это тяжкое горе. Если б у меня были деньги, я бы выкупил его и сказал: ты свободен, брат, хочешь - на родину вернись, хочешь - иди, куда пожелаешь, живи, как вольная птица. Или присоединяйся ко мне - дервишу, любящему тебя, как брата, вместе будем бродить по свету... Как жаль, что я на это не способен... " Ибрагим вздохнул и сочувственно произнёс:
- Так написано богом у нас на лбу... Что поделаешь... Не печалься! Утром я поговорю с моим шейхом, может быть, мы сумеем выделить какую - то сумму из пожертвований, выкупим тебя, освободим... Девушку растрогало такое сердечное сочувствие парня её горю. Однако она знала, что Рафи не продаст её за ту мизерную сумму, которую сумеет выделить на это дело шейх. Ведь Рафи мечтал доставить девушку во дворец, получить большую прибыль... Вот почему Айтекин, помолчав, сказала:
- Большое тебе спасибо, ага дервиш! Но он скорее умрет, чем выпустит меня из рук. Не утруждай себя понапрасну... Ибрагимшах, хотя и удивился, но ничего не сказал. Чтобы направить мысли друга в ином направлении, он стал рассказывать ему о себе: может быть, юноша утешится, отвлечется рассказом о чужом горе:
- Мать у меля была такая ласковая! И отец тоже прекрасный человек... Он хотел, чтобы я учился, стал образованным. Сам был купцом, но цену учености знал. Как сейчас помню стихи, которые он читал мне... Но однажды, когда я уже почти заканчивал школу, я встретился с одним дервишем. Он открыл мне глаза на этот мир. Дервиш рассказывал удивительные вещи, учил, что настоящий человек всегда должен стремиться познать истину, заключенную в боге, стремиться слиться с ней, пожертвовать во имя её своей жизнью. Разве ты не видишь, что творится на свете? - говорил он. Один гуляет с пери по цветнику, а другой, протянув руку, молит о куске черного хлеба. Все во мне перевернули эти разговоры дервиша, я не мог больше усидеть дома. Раньше я узнавал жизнь по книгам, по сказкам бабушки, а теперь захотел увидеть её своими глазами. Я примкнул к скитальцам - дервишам и отправился с ними в странствие по свету. Один из них - начитанный, повидавший мир дервиш, полюбил меня, как сына. День за днем он раскрывал передо мною учение своей секты, говорил о её законах... Так вот я и стал дервишем... Что поделаешь...
- Неужели ты теперь всегда будешь скитаться? Нигде не обоснуешься?
- Не знаю. Мир велик, чтобы все увидеть и жизни одной не хватит. В какой бы город ни пришёл, я стараюсь узнать то, чего ещё не знаю. Теперь... Теперь я, правда, преследую несколько иную цель. Мне необходимо добраться до Тебриза и любым способом постараться встретиться с шахом, сыном Шейха Гейдара. При этих словах девушка затрепетала. Самые горестные дни её жизни были связаны с именем шаха. Дрожащим голосом Айтекин спросила:
- А на что тебе шах?
- Мне о многом хочется его спросить, например, я внимательно прочел многие его нефесы, газели и пытался понять: во что же он сам верит, идеи какой секты проповедует? По - моему, в его произведениях перемешались и хуруфизм, и негшбендизм, и щиизм. Мне кажется, в каждой из этих сект он ценил лишь то, что служило достижению его собственных целей, способствовало захвату власти. Ничего не скажешь, он умело использовал религию в собственных интересах. Только вот секты - то он перемешал, а народ разделил. Вот и я хочу спросить у него: сознательно ли, намеренно ли он сделал это?
- Как это - народ разделил? - удивилась Айтекин. - А я слышал от умных людей, что он, напротив, объединяет родные земли под одним знаменем. А ты говоришь, разделяет?
- Знаешь, если люди говорят на одном языке, но наполовину сунниты, наполовину шииты, то разве это не разделение? Кровь, язык, обычаи - одни и те же, а религиозные секты - разные. Но если насаждать веру не убеждением, а мечом, то не послужит ли это ещё большему разобщению народа? Айтекин мало что поняла из сказанного Ибрагимом. Что ей за Дело до всех этих сект с их различиями? Ей трудно было понять, что именно эти различия и дали повод к религиозной войне, в горниле которой погибло её родное племя. Девушке ни разу не вспомнился всадник, напугавший её, когда она набирала воду в Реке. Не знала, что этот юноша, Рагим - бек, собственной рукой убил её брата Гюнтекина и дал приказ стереть её племя с лица земли. Всего лишь минуту видела девушка его на берегу реки, и тотчас же забыла о нём. Все её несчастья, все беды родной земли, все мысли о разрушенных селах и несчастных матерях, оплакивающих своих сыновей для неё были связаны с именем только одного человека - сына Шейха Гейдара - Шаха Исмаила. Её противником был он, только он! Она знала о его кровавых деяниях больше, чем этот дервиш. Жизнь её после разгрома племени была столь ужасна, что умудрила и состарила девушку, быть может, больше, чем если бы она жила ещё сто лет в покое домашнего очага. Айтекин тоже хотелось бы разгадать это сердце, в котором мирно уживались поэзия и злодейство, хотела бы понять, как может быть столь жестоким человек, сочиняющий такие тонкие, такие искренние стихи о любви... Но увы! Это, наверное, невозможно.
- Вот ты читал его газели, в которых любовь и величие человека ставятся превыше всего. Если это так, то старался ли ты осмыслить, как же он совмещает безудержное кровопролитие и разорение с восхвалением жизни и красоты?! Ибрагим даже растерялся от неожиданности: не знал, что и ответить. Он искоса взглянул в лицо своего молодого друга: подобный вопрос не каждому под силу. В этом прекрасном, освещенном сиянием луны лице была такая печаль, такая отрешенность! Ибрагим содрогнулся. Только человек, отягощенный страшным горем, человек, которому деяния государя нанесли глубокую незаживающую рану, мог задаться подобным вопросом. Он так мало знал об этом юноше, а между тем его, оказывается, мучают такие противоречивые чувства, слишком сложные, впрочем, для простого раба...
- Ты верно заметил, брат, но я и не предполагал, что ты так тонко прочувствуешь это...
- Почему?
- Я и представить себе не мог, что ты так хорошо знаешь его произведения! Оба замолчали. Молодые люди сидели плечом к плечу, лунный свет обливал их светлой волной, и парень не знал и не ведал, что творится в сердце девушки. Но счел очень странным, что именно в эту минуту лицо юноши напомнило ему другое - Нэсрин. Перед глазами его будто сверкнули её заплаканные глаза. А Айтекин... Айтекин тоже испытывала странное чувство. Молодость, безлюдье и лунный свет усиливали возникшую несколько дней назад тягу... Девушка трепетала от непонятного ощущения, не зная, что это зарождается в ней первая любовь. Внезапно на Айтекин напала веселость. Теперь рядом с Ибрагимом находилась, хотя и в мужской одежде, влюбленная девушка - кокетка. Она шутила с ним, нет - нет задевала, будто невзначай, локтем. Молодой дервиш ровно ничего не понимал. Раньше он принял бы эту игривость за избалованность купеческого сынка и отнесся бы к ней со снисходительностью старшего брата. Но теперь, после всего сказанного?! Девушка принялась подсмеиваться над белым дервишским одеянием Ибрагима, кажущимся в лунном свете особенно ярким. Больше всего забавлял её широкий подол - ведь во многих городах, в которые забрасывала Айтекин невольничья судьба, так одевались женщины: снизу узкие шаровары, а сверху широкая короткая юбка.
- Ага дервиш, а как одеваются женщины в ваших краях? - спросила Айтекин, дернув Ибрагима за рукав. Странно, но тот вздрогнул от этого прикосновения. Поскольку секта, к которой он принадлежал, запрещала ему любить и обзаводиться семьей, он при виде девушек старался подавить возникающие в сердце чувства. Даже Нэсрин, даже Нэсрин пожертвовал он! Разве совместимо это с его любовью к богу? Он запрещал себе думать об этом. Но что же с ним происходит теперь? Неужели в сердце вновь пробуждается запретное чувство... Отчего? - не мог понять молодой дервиш. Ведь рядом с ним сидит "брат", и что он может испытывать к нему, кроме братской привязанности? Однако какой - то жар заливает все его тело... "О - о, неужели я становлюсь таким же испорченным, как некоторые дервиши? Сохрани меня от этого, о аллах! " - взмолился мысленно Ибрагим. Он сурово сдвинул брови, локтем оттолкнул руку девушки: побоялся коснуться пальцами этой нежной руки. Встал.
- Пора спать, брат, ты иди, отдыхай. Я вот тоже скоро лягу, только поброжу немного, - хрипло проговорил он. То ли кокетство, то ли безысходность ожидавшей её участи на миг заставили Айтекин забыть об осторожности. "Все равно однажды я погибну в лапах какого - нибудь негодяя. Уж лучше принадлежать этому юноше, в которого я, кажется, влюблена... А если я откроюсь ему, спасет ли он меня из лап этого злодея? Да нет, пустые мечты! Что есть у этого бедняги, чтобы он мог меня выкупить? Никто не даст ему большой суммы... Меня ведь ведут во дворец, от меня ждут большой прибыли". При мысли о дворце в сердце её опять взбурлило чувство мести. "Нет! Я должна добраться до этого злодея и узнать, по какому праву он пишет газели о любви, о высокой любви? Любовь несовместима с жестокостью! Стихи может писать лишь чистый, ничем не запятнанный человек. Это кощунство - писать стихи и отдавать кровавые приказы! Человек, который пишет любовные газели, не может оставлять людей без крова, лишать их жизни, убивать детей, - по тем местам, где прошёл он, совы ухают! Я непременно должна спросить у него об этом. Я должна вкусить хотя бы каплю его крови, чтобы она притушила неугасимо пылающий в моей груди огонь священной мести, чтобы я могла, наконец, сказать: "Я отомстила за тебя, мой народ. Я отомстила за вас, мои отец и мать, мои братья и сестры! " Только тогда смогу я закрыть глаза на этот свет и с чистой совестью отправиться к тем, кто ушёл в мир иной из нашего разоренного села. Нет, любовь - великое счастье, но досталась мне она в тяжкий день. Во имя мести я должна пожертвовать любовью". Айтекин нарушила наконец затянувшееся молчание:
- Хорошо, иди погуляй, а я пойду спать, у меня уже веки слипаются. Извини, брат, я тебя совсем замучил. Когда молодой дервиш услышал этот дрожащий голос, сердце его сдалось. Но вместе с тем он обрадовался, что начинает избавляться от наваждения. "Нет, конечно, он не развратный юноша. Что за глупые мысли у меня возникли? Это просто озорной ребёнок. А я... " И снова Нэсрин, Нэсрин встала перед его глазами. Ибрагим поспешно вскочил, рванул шнурки на вороте своего белого балахона, подставил грудь навстречу легкому, как поцелуй девушки, ветерку. Пробормотав нечто нечленораздельное, удалился...... В эти самые дни в рибате Гарачи предавался отдыху иностранный посол. Он решил задержаться в гостеприимном караван - сарае Ибадуллаха, чтобы отдохнуть после долгого пути, а уж потом с новыми силами продолжить путешествие. Он не был знаком с нашими молодыми людьми и не знал, конечно, что происходит в их сердцах. Не ведая об их существовании, он, естественно, не подозревал, что они находятся всего в нескольких агачах от него, в ханагяхе. Но и он, как мы знаем, направлялся к шаху. В течение всего пути посол не расставался с толстой тетрадью в черном переплете. И что бы он ни увидел интересного, непременно вписывал в эту тетрадь. О, там были очень любопытные записи! Из них можно было узнать о ценах на различные товары в городах и караван - сараях, где останавливался посол, сведения о том, что можно с выгодой купить и продать в этих местах.... "Отсюда на европейские рынки, и особенно в Англию, отмечал посол, - можно вывозить дешевый шелк - сырец. Английские купцы меняют здесь два куска ткани, именуемой "каранки", на шесть батманов шелка - сырца. Продавая один гуладж тонкого красного сукна за двадцать пять - тридцать пятаков, за батман шелка - сырца они платят всего лишь шесть пятикопеечных монет! Турецкие купцы скупают шелк - сырец прямо у крестьян, и он обходится им ещё дешевле. Каждый раз они вывозят по сорок - пятьдесят конских грузов, а взамен привозят серебро для чеканки монет. Отсюда можно вывозить по триста - четыреста конских грузов по пятьдесят - шестьдесят батманов каждый! Здесь в большой моде бархат всех оттенков: красного, оранжевого, черного, голубого, зеленого, коричневого цветов, а также английское и венецианское сукно. По ещё более дорогой цене идёт русское сукно, ширина которого на два дюйма превосходит наше сукно. Так что пусть ткачи это учтут.... Тому, кто приедет в эту страну, надо обязательно купить раба - толмача, знающего тюркский язык.... Русские купцы привозят сюда на продажу меха, сукно и многое другое, стараются прибрать к рукам местные рынки. Конкуренция с Россией - главная задача, стоящая и перед нами, и перед англичанами. Я уверен, что, если мы увеличим вывоз, перевес в этой конкуренции будет на нашей стороне и на ближайшие два года мы укрепим наши позиции в этих странах.... Турки, имеющие в руках талеры и мадьярские дукаты, покупают все товары по более дешевым ценам.... Нам необходимо воспользоваться родством с шахом и повести переговоры о получении разрешения на преимущество в торговле. Тогда мы будем свободны от пошлинного сбора и, что не менее важно, правители и кази в селах, городах станут помогать нам, как это положено.... Если сюда будет привозиться больше голландского полотна, цветного бархата и сукна, товаров качественных и красивых, на нашей стороне окажется преимущество в конкуренции и с русскими, и с турками. Тогда здесь лучше узнают нас и перестанут оказывать предпочтение русским и английским купцам". Хотя одежда, странный выговор посла, необычное его поведение и тетрадь в чёрной обложке и привлекали всеобщее внимание, а в караван - сараях не любили "кяфиров", но к этому человеку относились уважительно, беспрекословно выполняли все его требования: он направлялся к самому шаху...
20. ПЕСЧАНЫЙ СМЕРЧ
Утром купец Рафи почувствовал себя лучше. Встал, с удовольствием позавтракал сыром, хлебом и халвой, которые Ибрагим принес из ханагяха для всех троих. Заварили в черном сосуде имбирь и выпили. В этот момент послышался звон колокольчика, предупреждающий о приближении каравана. С удивительным проворством, неподобающим его возрасту, Рафи вскочил с места и велел Айтекин собираться.
- Пойдём, я себя уже сносно чувствую. Если и этот караван пропустим, аллах знает, сколько ещё дней придётся ждать. Дожидаясь каравана, растянувшегося по дороге, Рафи с нетерпением прохаживался по двору. Караван обязательно должен остановиться здесь. Так и есть, вот караван поравнялся с ханагяхом... При виде старшего купца, восседавшего на породистом арабском скакуне, у Рафи просветлели глаза: это был его давний знакомый Гаджи Салман, и он радостно прошептал: "Какая удача! Гаджи Салман - надёжный человек".... Подбежав к каравану, Рафи протянул обе руки купцу, приветствовал его с подобострастной улыбкой:
- Ассаламалейкум, Гаджи, дай тебе аллах всяческих благ в путешествии!
- Алейкумассалам. И тебе того же. Гаджи Салман абсолютно не доверял этому умильному щенячьему взгляду, этой показной сердечности. Ему была хорошо известна подлая и жадная натура Рафи, которого он презирал всей душой. "Скряга", - отзывался Гаджи - Салман о Рафи. Отдав распоряжение наполнить бурдюки водой из расположенного рядом с ханагяхом водоема, Гаджи Салман спешился и, чтобы размять ноги, стал прохаживаться. Пока сарбан и остальные погонщики запасали воду, Рафи не отходил от купца. Наконец, тот спросил:
- Рафи - ага, что это ты делаешь здесь? Обрадованный, что Гаджи Салман наконец - то обратил на него внимание, Рафи поспешно ответил:
- Да ниспошлет аллах тебе здоровья, Гаджи! В караван - сарае Ибадуллаха меня схватила сильная лихорадка. Все - таки я решил продолжить путь, но возле ханагяха силы совсем оставили меня. Один дервиш пожалел, устроил здесь. Теперь я, слава богу, здоров и как раз поджидал попутный караван. Но на такую удачу и рассчитывать не смел. Как говорится, искал я тебя на небе, а бог - на земле послал. Не в сторону ли Тебриза направляешься?
- Да.
- Гаджи, ветер поднимается! - сказал бежавший в это время к старшему купцу дервиш. Услышав это, Гаджи Салман заторопился, и отмахнувшись от Рафи, следом за дервишем направился к ханагяху.
- Ну что ж, присоединяйтесь к каравану. Если есть груз, скажи сарбану, - бросил он на ходу Рафи.
- Нет - нет, я без груза, - торопливо проговорил купец. - Груз я с предыдущим караваном отправил. Со мной только слуга...
- Очень хорошо, скоро трогаемся.... Бурдюки были уже наполнены водой и навьючены на верблюдов, когда Гаджи Салман вышел из ханагяха в сопровождении Ибрагима. Караван тронулся в путь, и вместе с ним в шахскую столицу отправились Рафи, Айтекин и специально представленный Гаджи Салману молодой дервиш Ибрагимшах.
* * *
До сих пор дела у старшего купца Гаджи Салмана шли хорошо. Целым и невредимым переходил его караван от города к городу, от села к селу. Гаджи Салман торжественно выступал на своём гнедом иноходце впереди каравана, время от времени проводил холеной рукой по своей густой, чёрной, без единого седого волоска бороде. Следом за ним ехал сарбан Субхан. Он держал за недоуздок черного верблюда, на шее которого висел большой колокол. Звон его был слышен на десять агачей вокруг. На голове верблюда был султан из перьев, отороченный кисточками. По обе стороны морды висели маски, украшенные мелкими ракушками каури и бусинками, охраняющими от сглаза. Когда на них падали солнечные лучи, ослепительно сверкали прикрепленные к маскам осколки зеркала. Накидка на верблюде из паласа была соткана, видно, рукою искусной ковроткачихи. К передней стойке седла был прикреплен на древке наконечник флага в виде кисти руки, долженствующей охранять караван от всевозможных разбойников. Талисман был предупреждением для всех, что хозяин каравана является торговым компаньоном Абульфазлул - Аббаса, гневного сына святого Али. Часть товаров была выделена для пожертвования пятерым под абой. Следом за черным верблюдом шли, связанные цепочкой, другие верблюды. А в самом конце каравана гордо выступала ничем не нагруженная молодая и красивая белая верблюдица. Эта белая верблюдица была общей любимицей, и особенно её холил сарбан Субхан. Верблюдица была украшена разнообразными ткаными изделиями - яркими коврами и переметными сумами, красочными масками. Гаджи Салман вез особо ценимые в Тебризе товары - шелк - сырец, дараи и келагаи. В этот раз ему повезло с примкнувшими к каравану путниками. Как только они достигнут столицы, он отнесет несколько тюков с заморскими товарами во дворец и возьмет с собой иностранного посла, что присоединился к его каравану. Возможно, шах отнесется к нему с благосклонностью, тем более, что Гаджи Салман везет во дворец ещё и отличного ашыга, который мечтает поступить на службу к шаху. Ашыг прослышал, что шах ценит поэтов и музыкантов, оказывает им покровительство, собирает во дворце искусных резчиков по камню, каллиграфов, поручает работу различным ремесленникам. Что особенно интересно, во дворце всемогущего шаха, вопреки обычаям, и говорят, и пишут на родном языке, отдают предпочтение певцам - ашыгам из народа. Такого раньше и не видывали! Что, казалось бы, делать во дворце простому ашыгу? А сам шах... Короче, наслышавшись таких чудес, ашыг взял под мышку трехструнный саз и отправился в путь. Человек он молодой - и свет успеет повидать, и своё искусство показать. Там, глядишь, и пару найдёт себе подходящую... Но кто знает, быть может, иная причина заставила его покинуть родину и пуститься в странствие, как Ашыг Гариб? И ждет его в родном краю красавица, которую отказались выдать за бедного ашыга... И уехал он, чтобы добыть много денег и, став владельцем состояния, вернуться и соединиться со своей возлюбленной. Кто знает? Во всяком случае, с тех пор, как молодой ашыг примкнул к каравану, у Гаджи Салмана было прекрасное настроение. Время от времени ашыг вынимал из чехла трехструнный саз, бережно прижимал его к груди, настраивал струны и, приладив поудобнее, начинал наигрывать печальные мелодии, потом, увлекшись, пел назидания, гёзеллеме, дуваггапма, гыфыл бенди.
О ага, о кази мой, Как любимая обманула меня! Протянул я руку к подолу любимой - Отбросила в сторону руку мою.
Сеть забросил я в озеро любви, Попалась в неё лебедушка моя. Но злодей погубил надежды мои - Дешево продал - купил меня.
Не удержавшись, ему начинал подпевать и любимец караванщиков сарбан Субхан. Гаджи Салман давно знал его, много лет доверял свои товары только этому приветливому человеку. Как правило, у каждого каравана бывал и свой певец, и борец, и сказитель, чтобы развлекать караванщиков на ночлеге в долгом пути. В некоторых селах, случалось, дорогу им преграждал какой - нибудь местный пехлеван, вызывая помериться силами. Если в караване не оказывалось своего борца - платили дань за право беспрепятственного проезда мимо села, если же был - он принимал вызов, и все наслаждались зрелищем схватки. Любил сарбан к мугамы, сам обладал прекрасным голосом. Как затянет мелодию на одной стоянке, так и поёт её вплоть до следующей. Или просто мурлычет себе что - то под нос. Но с тех пор, как к каравану примкнул ашыг, мугамы Субхана звучали лишь от случая к случаю. Субхан буквально влюбился в ашыга. Оберегая его от усталости в дальней дороге, часто усаживал на верблюда между тюками с поклажей.
- Пой, дорогой, - говорил он, - тут тебе будет удобно, и голос твой весь караван услышит, и поднимешь нам настроение. По обе стороны каравана шли пешие паломники, странники, дервиши. Среди них находились купец Рафи, Айтекин и дервиш Ибрагим. Порой Рафи, горбя усталые плечи, подходил к сарбану Субхану и жалобно морщил похожее на кутаб лицо. Вперив в собеседника мутные выпученные глаза, Рафи тяжело вздыхал:
- Пришёл, видно, мой смертный час... Сарбан понимал уставшего старика и, изредка сжалившись, усаживал его среди тюков на тяжело нагруженного верблюда. В таких случаях Рафи не позволял себе заснуть. Весь дрожа, он с подозрением следил за Айтекин, шагавшей рядом с Ибрагимшахом, часами не сводил с обоих настороженных глаз. Субхан, замечая это, сердился:
- Слушай, да ложись ты и отдохни! Не съедят же твоего слугу средь бела дня! Верблюд и так под тобой ревет, а ты ещё... Груз скинешь! Слышавший весь этот разговор Гаджи Салман, хотя и молчал, но в душе сочувствовал слуге такого жестокого человека, как Рафи. "Бедный юноша, не повезло ему. Если б выкупить его из рук этого злодея, он мог бы стать хорошим слугой во дворце", - подумал про себя. Видит аллах, благодушному Гаджи Салману всегда хотелось сделать что - то хорошее. Эта поездка сулила ему большую выгоду. Тем более, что их долгий путь подходил к своему удачному завершению. Особенно большие надежды он возлагал на содержимое одного из тюков, находившегося на головном верблюде: купленные у русских купцов собольи меха и драгоценный ларец, а в нём - работы знаменитого бакинского ювелира Дергяхкулу: серьги "гырхдюйме", "пияле", "бадами", "гозалы зенк", ожерелья, ручные браслеты с застежкой из резных цветов, ножные браслеты с бубенчиками, кольца с яхонтами, агатами, изумрудами, рубинами и бирюзой. Все это Гаджи Салман вез для дворцовой сокровищницы. Для шаха и его приближенных предназначались и едущие на паланкинах невольницы, среди которых - искусные певицы и танцовщицы. Гаджи Салману едва перевалило за сорок, а он уже возглавлял такой большой и богатый караван! Он гарцевал впереди на породистом жеребце, а ашыг, прижав к груди трехструнный саз, заливался соловьем:
Горе твоё поймет лишь изведавший горе. Прежде, чем сердце отдать, взгляни в глаза: Если встретит с улыбкой, но холоден взор его, Остерегись, доверять такому нельзя!
То и дело раздавались восхищенные возгласы караванщиков:
- Аи, молодец, ашыг!
- Дорогой, как это ты говоришь: доверять такому нельзя?!
- Дай тебе бог здоровья, ашыг!
- Хорошо сказано! Скажи тому, кто сам изведал горе!
- Хвала твоим искусным рукам, ашыг!
- Да пойдёт тебе впрок материнское молоко!
- Да не сочтет аллах тебя лишним для твоего отца!
- Да поможет тебе аллах!
- Люди, это же божий дар!
- Сам Али, видно, поднес ему кубок!
- Слава тебе, ашыг, слава! Да проживешь ты столько, сколько простоит мир! Гаджи Салман, приставив ладонь к глазам, внимательно вгляделся в небо. Что - то цвет у него стал меняться, и это очень не понравилось главному купцу. К полудню они должны дойти до очередной стоянки, и силуэт караван - сарая, где они найдут отдых, уже виднелся впереди. Почуяв запах жилья, ускорили шаг и кони и верблюды.... Вдруг в небо взметнулся, мгновенно затмив синеву, высокий фонтан песка. Невесть откуда сорвавшийся ветер водоворотом закрутил песок пустыни, поднял его столбом, закружил, как бешеный смерч. Песок ослеплял глаза, забивался в рот, словно плетью стегал лоб и щеки, тысячью игл колол незащищенную шею...
- Остановитесь! Скорее, скорее! Спешиваться! Всем!
- Намочите платки и полотенца, оберните головы верблюдам и коням мокрыми тряпками!
- Уложите лошадей и верблюдов на землю и сами ложитесь рядом! Укрывайтесь от смерча... Ветер заглушал голоса, доносились лишь обрывки поспешных команд. Сарбан, погонщики, извозчики, купцы и прочие путешественники почти вслепую укладывали лошадей и верблюдов, ощупью доставали всякие тряпки, смачивали их водой из бурдюков и деревянных сосудов и обертывали головы испуганным животным. Затем сами опускались на песок рядом с ними, пряча головы от ветра... Гигантская юла песчаного смерча исчезла так же быстро, как и появилась. И пятнадцати минут не прошло, как вдруг воцарилось спокойствие. Самым первым пришёл в себя сарбан Субхан. Он встал, отряхнулся, и, глядя на поверженных караванщиков, громко закричал:
- Вставайте, братья! Ураган прошёл! Люди зашевелились. В считанные минуты песок покрыл их толстым слоем, и теперь они стряхивали его с себя, приводили в порядок одежду, поднимали коней и верблюдов.
- Слава богу, быстро кончилась буря!
- Такая долго не длится.
- Божья кара миновала, слава богу милосердному! Гаджи Салман, придя в себя, снова взглянул на небо и, что - то решив, повернулся к Субхану:
- Субхан, брат мой, не надо поднимать верблюдов! Пришло время полуденного намаза. Пока мы соберёмся и дойдём до стоянки, наступит и вечерний намаз. Давайте лучше здесь совершим полуденный намаз, чтобы не упустить время. Совершим его здесь, где создатель даровал нам спасение.
- Верно, Гаджи! - ответил Субхан и довёл слова главы каравана до всех путников: - Люди, не торопитесь! Встанем здесь на полуденный намаз. Один из погонщиков подошёл к Гаджи Салману:
- Да буду я твоей жертвой, Гаджи - ага, но в бурдюках не осталось ни капли воды. В спешке, когда мочили тряпки, горлышки сосудов плохо закрыли, и вся вода вытекла. Для омовения совсем нет воды. Может, доедем до караван - сарая и вместе совершим полуденный и вечерний намазы?
- Нет! - почему - то Гаджи был непреклонен. - Мы же странники, можем омыться песком. Что есть чище здешнего песка? Он вполне пригоден для омовения! Вокруг Гаджи Салмана уже собрались погонщики и примкнувший к каравану люд, кроме иностранного посла. Все согласились с мнением Гаджи Салмана. Каждый отошёл в сторону и, выбрав местечко на нетронутом, выглаженном давешним ветром песке, опустился на колени. Потерев руки песком, люди совершили ритуальное "омовение", очистились от всего мирского и, вслед за Гаджи Салманом, повернув лица к кыбле, встали на намаз. Этот намаз Гаджи совершал с особым рвением, с большим чувством произносил по - арабски положенные строки... Полуденный намаз окончился, можно было трогаться в путь. Но тут произошла ещё одна задержка. Возле одного из верблюдов Айтекин и Ибрагимшах стояли на коленях перед простертым на земле купцом Рафи. Старик, видимо, умирал. Слабеющим голосом он попросил:
- По - позовите Гаджи Салмана... Дервиш поднялся с колен и подошёл к Гаджи Салману, который, окончив намаз, собирался уже взобраться на коня.
- Гаджи, кажется, старик отдает богу душу. Просит вас подойти... Гаджи Салман, недовольно ворча про себя, что этот скряга доставляет ему излишние хлопоты в дороге, подошёл к больному:
- Ну, что с тобой, Рафи - ага? В чем дело? С трудом переводя дыхание, Рафи слабым движением руки подозвал поближе главу каравана. Окружившие их погонщики, купцы и дервиши переговаривались. Кто - то заметил:
- Он, видно, завещание хочет сделать. Рафи прикрыл веки, еле заметно кивнул, подтверждая эту догадку. По приказу Гаджи Салмана все отошли от умирающего, оставили их наедине. Гаджи склонился к лицу Рафи, похожему на кутаб, взял его холодеющую руку. Казалось, жизнь постепенно оставляла немощное тело старика: только в груди, где слышались хрипы, что - то ещё жило. Едва слышным голосом Рафи зашептал:
- Слуга... Слуга... Она девушка... Танец... Тысячу динаров... Отдашь в Тебризе... Квартал Джелаир... Нам... Если умру... У сарбана Магеррама... Товары... Мои... Эта были его последние слова. Ни молитвы не произнёс, ни слова доброго не сказал. И ничье имя не вспомнил - ни сына, ни брата, ни сестры... Гаджи Салман закрыл выпученные глаза Рафи и, поднимаясь с земли, подумал: "Так, видно, и должно было с ним случиться. Без дома, без савана, без молитвы... Жестокий ты был человек, да упокоит аллах твою душу. Но, может, милосердный бог в величии своём простит тебя, чтобы дух твой не стал скитальцем... " Караванщики снова встали на намаз, теперь уже погребальный. Купца Рафи омыли песком и здесь же, в степи, захоронили. А потом Гаджи сказал Айтекин:
- Теперь ты под моей опекой, детка. Бог даст, дойдём до места, там что - нибудь придумаем. Только после этого он сел на коня и дал знак каравану трогаться.... Когда караван вошёл в город, полдень уже давно миновал. Ещё издалека их внимание привлекли остроконечные минареты и большие купола мечетей. Остальные здания были ничем не примечательны: плоские хибарки или одноэтажные маленькие, сложенные из сырого кирпича, домишки. Но видны были лишь крыши приземистые здания окружали высокие глухие глиняные заборы. Ни в них, ни в стенах, обращенных к узким улочкам домов не было ни одного окна. "Господи, как же они дышат? - изумлялся иностранный посол. - В этой знойной южной стране, в этом мирке, сложенном из камня, сырого кирпича и глиняных заборов, как, должно быть, тяжело дышится человеку! " Ни один ребёнок не встретился им на улицах, это тоже отметил внимательный взгляд посла. Однако он просто не знал местных обычаев: скрытая от посторонних глаз, за глиняными заборами вовсю кипела жизнь. Во внутренних двориках были разбиты яркие цветники, навевали прохладу бассейны с фонтанчиками, затеняли двор поднятые на навес виноградные лозы, росли ухоженные плодовые деревья, лишь кое - где поднимавшие над забором свои вершины. Всю свою жизнь проводили в этих дворах женщины, здесь же, в покое и прохладе, подрастали дети. Хотя глина и не столь прочной материал, но каждый забор был крепостью, защищавшей от всего света улыбчивый мир детства и материнства. Такое уж было время: раз в три - четыре дня на пыльные узкие улочки вихрем налетали свирепые всадники на горячих конях. И горе тем, чей забор не охранял вооруженный мужчина! Такой дом бывал разграблен за несколько минут. Всадники не гнушались никакой добычей. Они набрасывались на неё, жадно кружа по узким улочкам и, наспех похватав, что могли, так же внезапно, как вихрь, исчезали. Вот почему заключили себя в добровольную "тюрьму" горожане, вот от кого охраняли их дома, угрюмо отворачивавшие свои глаза - окна от просторного мира в тесные дворы. Ни одной лавки не было на улицах города. Вся торговля проходила на широкой площади у городских ворот, перед караван - сараем. Лабазники, бакалейщики, шапочники, ювелиры, медники, кузнецы, столяры, гончары, ковали, шорники, мануфактурщики, стекольщики открывали свои лавки именно здесь и, выстроив перед ними образцы своей продукции, поджидали клиентов. В глубине лавок шло изготовление изделий, у порога - купля - продажа. Торговля шла довольно бойко: разгрузив в караван - сарае верблюдов, купцы и погонщики непременно приходили на площадь, продавали часть привезенных товаров, приобретали кое - что взамен, а через день - другой караван, нагрузившись, отправлялся Дальше, в другие большие города, являющиеся центрами торговли. По древнему обычаю, здесь же, у базарной площади, находилось и городское кладбище. Помимо куполообразной гробницы, здесь не было ни одной благоустроенной могилы. Старые провалились, а новые погребения серели сиротливыми холмиками. По мусульманскому поверью с течением времени могила должна исчезнуть, сровняться с землей. Вот почему кладбище не обсажено деревьями, ничем не выделено из окружающей среды. Только одно старое, искривленное дерево росло здесь: оно стояло у каменной куполообразной гробницы сеида. Только места последнего упокоения святых оставлял грядущим векам ислам. Рядом с деревом находился очень древний водоем, закрытый сверху сводчатой дверью. Отсюда же брали воду и местные жители, и приезжие. Несколько в стороне от водоема виднелось приземистое построение, служившее для обмывания покойников. Когда караван Гаджи Салмана достиг городка, все были поражены: площадь перед караван - сараем и прилегающие к ней улицы были полны народа. Что - то нарушило спокойную жизнь городка, понял Гаджи. И столпотворение на базарной площади отнюдь не похоже на обычную суету, связанную с прибытием каравана. Наоборот: вступив на площадь, караван вынужден был остановиться перед толпой. Никому и в голову не пришло уложить верблюдов, просмотреть товары. Гаджи Салман, повелев Айтекин не отходить от него ни на шаг, двинулся вперёд. Из улицы на площадь выехала странная процессия. Впереди на разнаряженном коне ехал правитель города. Следом за красочно разодетым правителем ехал молодой всадник. По обе стороны его скакали по пять слуг с обнаженными, поднятыми вверх мечами. Десять мечей ослепительно сверкали в солнечных лучах. А дальше, за ними... Шагал осел с посаженным задом наперед человеком, похожим по одежде на английского купца. Слуга, ведший осла под уздцы, хлестал плетью попеременно то животное, то избитого до полусмерти купца. Как на религиозно - траурных представлениях, группу обступили горожане. Одни смеялись над купцом, другие жалели его. Молодой человек, следующий за правителем, то произносил молитвы, то, проводя ладонью по лицу, совершал салават, то с явным акцентом повторял слова: "О Хейбар - агасы, о Гейдари - керрат, к тебе прибегаю! " Позади них на некотором расстоянии, ехал на белом муле кази этого городка и повторял:
- О владелец дара, о зять пророка, прости и прими! Будь милостив в судный день! К стоящему в изумлении Гаджи Салману приблизился венецианский посол.
- Что здесь происходит, господин Гаджи? - спросил он, Гаджи, уже успевший узнать у одного из местных жителей, в чем дело, ответил, не отрывая взгляда от процессии:
- Да будет вам известно, господин посол, что человек, посаженный на осла - английский купец. А вот тот, что едет в окружении слуг с мечами - его компаньон, а может слуга, знающий наш язык. Говорят, будто во сне он увидел владельца Дюль - дюля, Гамбар - агасы джанаба Алиюл - муртазу. Он явился к правителю города и заявил, что все товары купца принадлежат ему. Затем он перед городским кази принял нашу веру. И все товары достались ему. Купец пригрозил, что пожалуется святыне мира. И вот по приговору кази купец несет наказание за то, что посмел угрожать человеку, перешедшему в нашу веру. Я и прежде слышал о таких случаях. Некоторые слуги, то ли стремясь отомстить своим хозяевам, то ли действительно желая принять истинную веру, обращаются к городским правителям, кази. У нас такой человек считается самым святым мусульманином. Ему прощаются все грехи перед богом до семидесятого колена. Люди относятся к нему сердечно, помогают жениться, создают условия для торговли, не облагают его товары налогами... "Да, - подумал посол, - чтобы соблазнить других. Это страшное дело. Если каждый жулик - слуга поступит так, чтобы завладеть товарами своего хозяина, торговля станет для нас ещё опаснее. Когда червь подтачивает дерево изнутри, опасность возрастает вдвое. Нет, это необходимо будет пресечь. Нельзя вводить в такой соблазн подлых слуг. Как только я буду представлен шаху, я объясню ему, что это послужит препятствием для свободной торговли, нарушит её законы. И в эту страну тогда перестанут завозиться товары. Европейские купцы, объятые страхом за свои товары и жизнь, вряд ли пойдут на такой риск! Пусть шах издаст специальный указ об этом и о наказании тех, кто оказывает покровительство мошенникам - слугам". Через некоторое время посол запишет эти мысли в своей записной книжке. А пока он во все глаза смотрит на странную группу, которая кружит по площади. Процессия остановилась перед гробницей сеида. Спешились только правитель города, кази, молодой человек, "принявший веру", и двое из сопровождавших. Кази, которого слуги спустили с мула на руках, повёл правителя и новообращенного мусульманина внутрь гробницы. По его указанию молодой англичанин поцеловал надгробный камень священной могилы, положил приношение. Ещё раз прочитал молитву. Затем они вышли из гробницы, сели на коней и в сопровождении слуг и толпы зевак двинулись в другую сторону, исчезли в переплетении узких городских улочек... Когда осела пыль от конских копыт, Гаджи Салман и Субхан отдали распоряжение распрягать верблюдов. Нужно было разобрать поклажу, оставить часть её, предназначавшуюся для продажи, в этом городке и накупить новый товар. Посол снял в караван - сарае маленькую комнатку и, по обыкновению, собирался занести в свои записи все, что увидел за день. Посол подробно описал песчаный смерч, внезапно захвативший их на предыдущей стоянке, не забыл упомянуть и о барде, именуемом здесь ашыгом. Ашыг, отметил он, играет на инструменте, похожем на большую деревянную ложку. Всего три струны натянуты на эту "ложку", но, умело пользуясь ими, музыкант воспроизводит чуждые европейскому слуху, но красивые мелодии. Посол аккуратно внес в свою книжку и ещё одно, не укрывшееся от его глаз обстоятельство: на каждой стоянке к Гаджи Салману подходит какой - то дервиш и, произнеся какие - то таинственные, видимо, условные слова, уединяется с ним. Сначала иностранец не придал этому особого значения, решив, что бедный дервиш просит пожертвования у богатого купца. Но потом с теми же словами к Гаджи Салману подошёл другой дервиш, через несколько дней - третий... До предела напрягая слух, посол всё же разобрал, что все они произносят одни и те же слова: "Бади - мюхалиф эсир", что значит "Дует противоположный ветер". Услышав эту фразу, Гаджи Салман, чем бы он ни был занят, тут же отходил в сторонку с подошедшим к нему дервишем. Это показалось очень подозрительным венецианскому послу: ведь на остальных дервишей Гаджи Салман не обращал никакого внимания, да и что общего может быть у преуспевающего купца с одетыми в рубище бедняками? Однако же и сегодня, когда Гаджи Салман отдавал распоряжения о товарах, от гесселхана на кладбище отошёл дервиш, лохмотьев которого испугались бы сами джинны. Дервиш вышел на площадь, подошёл к главе каравана, и не обращая внимания на косые взгляды, вполголоса произнёс:
- Бади - мюхалиф эсир, Гаджи - ага! На глазах у всей площади Гаджи Салман уважительно поздоровался с ним, пожал ему руку, а затем приложил свою правую руку сначала к сердцу, потом к губам и, наконец, ко лбу, как бы говоря: "Мои сердце, уста и мысли - с тобой".
- Пожалуйста, войди в мою комнату, ага дервиш, я всегда рад выпить чашечку молока в обществе божьего человека, - приветливо улыбнулся он дервишу. Гаджи Салман подозвал сарбана, возившегося с грузами, потихоньку поручил ему приглядывать за молодым слугой покойного Рафи. Громко сказал Айтекин:
- Ты, детка, помоги сарбану, а потом придёшь ко мне, я буду в комнате. Мне надо тебе кое - что сказать... Отдав необходимые распоряжения, Гаджи вместе с дервишем удалился в отведенные ему покои. В этот день посол пришёл к окончательному выводу, что в словах "бади - мюхалиф эсир" заключена какая - то тайна. Появляющиеся на стоянках дервиши, видимо, передают купцу какую - то весть. Одно из двух, решил посол: либо Гаджи Салман является "ухом" секретной организации, действующей против шаха, либо, путешествуя по стране, он собирает сведения для него, доносит ему о том, что делается на местах. Во всяком случае, пообещал себе посол, он разгадает эту тайну, когда доберется до дворца. Хотя бы вскользь оброненным намеком даст понять шаху, что ему известно, чем занимаются караванщики в этой стране. И если Гаджи Салман действует против шаха... Что ж, возможно, он избавит "святыню мира" от грозящей ему опасности, и тем самым вывысит свой ранг и престиж у шаха. Тогда уж он выполнит все просьбы и требования посла...
21. ОХОТА НА ЛЬВА
Караван Гаджи Салмана вступил, наконец, в столицу. Казалось, в городе был необычный праздник. Народ сновал по улицам, мюриды, казн, воины громко поздравляли друг друга. Вскоре выяснилось, что шах одержал победу в поединке с львом, и подданные радуются этому событию. Казн Шамлу Мурад - бек, принесший шаху весть о том, что на яйлаге Савалан появился лев, сиял, как жених. Он горделиво гарцевал на своём скакуне по базарам, по площадям, выбирая наиболее многолюдные. Все с завистью смотрели на черного жеребца, на котором разъезжал Мурад - бек: знали, что тот, как только получит от покровителя мира арабского скакуна со сбруей из золота и серебра, продаст свою лошадь. Шамлу Мурад - бек никогда не держал двух коней сразу! Уже и покупатели нашлись. Поздравляя бека с такой удачей, старались договориться и о покупке:
- Ого, Мурад - бек, тебе крупно повезло! Смотри, если будешь продавать своего черного жеребца...
- Что за вопрос, буду ли продавать? Конечно, буду! Разве можно одновременно сесть на двух коней?! Я ведь не табунщик, не цыган и не торговец лошадьми. Я - воин падишаха, да буду я жертвой его самого и всех его предков! Сегодня я здесь, завтра - в другом месте, и всегда готов вести битву с врагами святой нашей веры. На что мне два коня? И одного достаточно!
- А может, у того коня норов будет хуже, чем у этого?
- А ведь верно, к чему спешить?
- Да о чем вы говорите, люди, опомнитесь! Дареному коню в зубы не смотрят. Какого даст, на такого и сядет. Ведь не может же он этого оставить, а того продать?!
- Слушай, ты говоришь неподобающие слова! Разве не знаешь, что шах никогда не даст коня, хуже, чем его конь, не предложит одежды хуже, чем его одежда? Так что будь спокоен: какой бы ни был конь, а лучше этого будет. Мурад - бек, слушая спорящих, довольно подкручивал усы. Стремясь впятеро поднять цену черного жеребца, он то пускал его вскачь, то поднимал на дыбы и, улыбаясь в усы, наблюдал за теми, кто жадными глазами разглядывал его коня. Среди собравшихся на площади было много дервишей. Одни из них во всеуслышание восхваляли шаха, перечисляли его доблести, нараспев читали оды, прославляющие самого шаха, его детей, весь его под. Другие молили предка имама Джафар Сады - га, мученика Кербелы, Алиюл - муртазу дать остроту шахскому мечу, силу - рукам, бесконечную храбрость - сердцу, солнечный свет - глазам, чтобы "убивающий львов, разрубающий тигров шах столь же легко одолел ещё более сильных врагов". Молодой кочевник, пристроившись к старику, похожему на шорника, с любопытством спросил:
- Дядя, а что такого сделал Шамлу Мурад - бек, что тот, чьей жертвой пребуду я, дарит ему коня, да ещё и с золотой сбруей? Тоном учителя, объясняющего урок непонятливому ученику, старик ответил:
- Детка, как видно, ты не знаешь об указе нашего падишаха. Ведь он - большой любитель охоты и считает, что ничто на свете не может сравниться с охотой, причем с такой, которая была бы достойна настоящего игита. В одиночку он убивает льва такой отважный! Вот он и издал указ: каждый, кто принесет ему весть, что видел в окрестностях тигра, и укажет его местонахождение, будет награжден шахским векилом Махадом, получит не оседланного коня. Тот, кто наведет шаха на льва - получит коня с полной сбруей! Теперь вот дня два назад Шамлу Мурад - бек принес шаху весть, что видел льва на горе Савалан. Владыка мира тут же снарядился и отправился на охоту. Слуги, наибы все остались в стороне, он сам, собственноручно убил льва. Вестник раньше всех принес эту новость во дворец. А рано утром глашатаи на всех базарах возвестили об отваге нашего падишаха. Сегодня Шамлу Мурад - беку, согласно указу, достанется оседланный конь, и какой!
- Ах, хоть бы мне увидеть!... - не успел молодой кочевник произнести эти слова, как снова все вокруг перекрыл голос глашатая:
- Эй, лю - юди - и - и! Эй, мюриды, эй, казн, эй, жители Тебризаа - а!... Знайте и разумейте, что силой, данной создателем мира, государь всей земли, спаситель нашей веры, его величество шах на охоте острым, как зульфугар, мечом поверг льва!... Шамлу Мурад - бек, принесший добрую весть, приглашается в резиденцию векила Махада. Наградой за сообщение будет конь "халдар - дай", из личного табуна шаха - покровителя мира. Сегодня после вечернего намаза конь с полной сбруей будет передан Мурад - беку. Все, кто хочет посмотреть на это торжество, пусть приходят на площадь перед дворцом векила Махада - а - а!...
- Слов нет, щедр наш шах.
- За одно только сообщение - одно седло и халдар!
- Да - а, никто ещё не уходил от его ворот с пустыми руками... Гаджи Салман, беседуя с послом, шёл в сторону дворцовой площади. Краем уха он ловил обрывки всех этих разговоров и думал: "Действительно, щедрость шаха - щедрость Хатама! Наверное, поэтому, а не только из - за войн и сражений, частенько пустует шахская казна! " Препоручив посла канцелярии визирю, размышлял Гаджи, он повидается с тайным служителем шаха, сообщит ему, что прибыл. А затем в укромном месте будет ждать тайной, лицом к лицу, аудиенции. У вернувшегося победителем с львиной охоты шаха, конечно же, будет прекрасное настроение. Принесенные Гаджи Салманом добрые вести и щедрые подарки ещё больше окрылят его...
* * *
Оставшуюся часть дня Гаджи Салман посвятил розыску семьи купца Рафи и выполнению последней воли покойного. У старого купца не было сыновей. В небольшом домике Гаджи встретили старуха - жена покойного и его дочь, девица на выданье. Гаджи Салман отдал им товары, переданные ему на хранение старым купцом. Заплатив семье Рафи приличную сумму - выкуп за Айтекин, Гаджи Салман решил устроить судьбу несчастной и в тот же день отвел девушку, о достоинствах и танцевальных талантах которой и не догадывался, в подарок давнему своему знакомому - старому визирю шаха. Вскоре после утреннего намаза один из служителей тайной резиденции пригласил его явиться к шаху. Гаджи Салман велел погрузить на мула привезенные подарки и направился к тайной резиденции, где шах имел обыкновение принимать своих осведомителей или иных посетителей, которых хотел видеть наедине. Тайный служитель ввел Гаджи Салмана в давно ему знакомую комнату. Незатейливая, без украшений, она простотой своей напоминала воинскую палату. Хотя пол был выстлан прекрасными тебризскими коврами, стены были голы. В углу против двери лежал тюфячок из тирмы, обложенный подлокотниками. Поскольку шах принимал здесь только отдельных собеседников - дервишей, сарбанов, доносчиков, осведомляющих его обо всем, что происходило в его обширной стране, пограничных областях, соседних государствах - то против шахского "трона" лежал только один небольшой тюфячок. Войдя в комнату, Гаджи Салман остановился у порога: пока не войдёт шах, не укажет место своему гостю, дальше идти не полагалось. Но ждать Гаджи Салману пришлось недолго. В боковой стене нижней части комнаты открылась неприметная маленькая дверь. Показался раб - нубиец. Опустив голову и скрестив на груди мощные руки, он встал справа от дверного проема. За ним вошёл тайный служитель. Всей своей позой выражая смиренную почтительность, служитель застыл слева от двери. Только потом вошёл шах. Он ещё не сиял охотничьей одежды. Как видно, служитель, встретив шаха при въезде в город, сразу же сообщил ему о прибытии Гаджи Салмана, и молодой шах решил, не откладывая, повидать купца. Поскольку Гаджи Салман стоял, склонив голову, он не видел лица шаха, а только его сапоги из парчи с загнутыми носками да обшитые галунами полы охотничьей куртки "ширвани", надетой поверх зеленых атласных шаровар. Войдя в комнату, шах произнёс:
- С благополучным прибытием, Гаджи! Подойди сюда. Гаджи. Салман поднял голову, сделал несколько шагов вперёд. Руки, как полагалось, купец скрестил на груди и, не дойдя до шаха, опустился на колени, склонился в низком поклоне. Гаджи почтительно поцеловал землю у ног шаха и, наконец, сел перед ним, подняв голову. Теперь он ясно видел лицо "святыни мира". Хотя короткая курчавая бородка, которую он помнил по прежним посещениям, заметно отросла, хотя она и придавала тонкому лицу двадцатилетнего шаха возмужалость и зрелость, всё же это свежее белокожее лицо выглядело очень и очень юным. Большие черные глаза на этом нежном лице казались ещё крупнее. Из - под шлема с небольшим походным султаном выбивались густые кудри. На шее шаха не сиял драгоценный синебенд, на руках не было браслетов, талию не обвивал знаменитый пояс Хатаи, который обошелся в сумму семилетней подати. Все это молодой шах надевал лишь на официальные приемы и церемонии. Сейчас же он повязал обыкновенный кушак, надел простые налокотники. "Ширвани" его была разодрана в нескольких местах. "Наверное, следы львиных когтей", - подумал Гаджи Салман, украдкой разглядывавший фигуру шаха, его юное лицо, сиявшее откровенным упоением победителя. Молодой шах дружески обратился к Гаджи:
- Давай, Гаджи, рассказывай! Как говорится, то, что ты ел в чужих краях, пусть твоим и останется, а вот увиденным и услышанным поделись с нами.
- Свет очей моих, государь! Позволь прежде слугам рассыпать перед твоими ногами принесенные мной скромные дары. Шах улыбнулся:
- Ты знаешь, Гаджи, что я не люблю многословия, витиеватых фраз. Говори проще, и говори на своём родном языке, так мне будет приятнее. Я всегда рад и тебе, и принесенным тобой подаркам.
- Привычка, мой шах! Но, пожалуйста... - улыбка тронула губы и Гаджи Салмана. По едва заметному знаку шаха тайный служитель отворил дверь и впустил слуг с подносами в руках. Когда с них были сняты накидки, молодой шах лишь мельком оглядел различные золотые украшения с вправленными в них драгоценными камнями; просмотрел собольи меха. Небрежным жестом отправил дары в дворцовую сокровищницу. Обратив внимание шаха на несколько особо ценных вещей, Гаджи Салман поведал кое - что и о знаменитых мастерах, изготовивших их.
- Мой шах, - добавил Гаджи Салман, - подношение включает также сорок специально отобранных невольниц, уже помещенных на женской половине дворца. Среди них есть и танцовщица, и певица. Взгляните на них, когда выберете время. Я буду счастлив, если хоть одна удостоится вашего взгляда.
- Прекрасно. А теперь... Слуги, почтительно склонившись, забрали подносы и вышли. Раб и тайный служитель тоже покинули комнату. Шах и Гаджи Салман остались наедине. Уловив вопросительный взгляд шаха, Гаджи начал говорить. Но рассказывал он так, будто продолжал прерванный разговор, будто расстались они не шесть месяцев назад, а вчера, возможно даже, час назад...
- Моя святыня, послов я доставил до места вполне благополучно. Поскольку Салим находился в Конии, мы направились прямо на конийский базар. Вашего посла во дворце приняли с большими почестями. По лицу молодого шаха скользнула ироническая улыбка. "Ещё бы, ведь и до его ушей донеслись вести о наших победах и захваченных территориях. Конечно, теперь - то он считает нас родней", - подумал шах. А Гаджи продолжал:
- На несколько месяцев послов оставят во дворце в качестве гостей, а уж потом пришлют ответ. Я подумал: чем попусту держать столько времени караван, лучше мне вернуться, чтобы быть к твоим услугам. А когда отправлюсь туда в следующий раз, доставлю их обратно, если они закончат свои дела и получат письма. Облачко грусти набежало на юное лицо шаха:
- А история Сиваса - правда? Ты Гияседдина видел?
- Лично его я, к сожалению, увидеть не смог, мой шах! Все они удалились от света. И странным образом смешались секты элеви и бекташи. Сам Гияседдин и его сорок дервишей удалились в болыцую пещеру у подножия Эрзерума. А дервиш по имени Ибрагим вместе с другими единоверцами поднял знамя религиозной войны, собирает под ним всех измученных гнетом Султана Селима. Разумеется, Гаджи Салман ничего не знал об Ибрагиме ввполняющем некое тайное поручение и пришедшем с его караваном. Да и откуда было знать ему, что этот дервиш и есть широко известный в народе поэт - дервиш Ибрагим? Шах, тоже не подозревавший, что тот, о ком идёт речь, находится столь близко, сказал:
- Надо беречь таких людей, как Ибрагим, Гаджи! Ты скажи своим людям, чтобы всегда помогали им. Говорят, мужчина, не умеющий на семь дней вперёд рассчитать свои поступки, и женщина, не предвидящая на семь дней вперёд - очага своего создать не могут. А поэт видит на семь, а, может быть, и на семьдесят лет вперёд. Сила слова очень велика! Жаль, что прежде многие наши поэты писали на персидском языке, и слово их не доходило до народа, потому что простые люди не понимали их... А Ибрагим, как я слышал, делает сейчас для нас в Руме то, что под силу, пожалуй, лишь целой армии. Дервиши много рассказывали мне о том, как он умеет зажечь людей, и его слушают, идут за ним, собираются в готовые сражаться отряды.
Слово есть, по которому голову с плеч снимают. Слово есть, что кровных врагов примиряет. Даже горсть отравленного ядом плова Превратит в мёд со сливками слово.
Шах говорил, а Гаджи Салман высекал эти строки в своей памяти. Он будет читать их повсюду, как заклинание, как молитву. На каждой стоянке каравана он, как правило, пересказывал собирающимся вокруг него людям слова шаха, стараясь донести до них его идеи. И ещё долго будет стараться, пока его не остановит смерть. Гаджи Салман поклонился, поцеловал землю перед шахом и полу его "ширвани". Воздев руки к небу, помолился, чтобы не затупился победоносный меч молодого шаха, и продолжал свои сообщения:
- Движение сорока охватывает многих! У каждого дервиша, принадлежащего к секте негшбенди, есть свои сорок, у каждого из этих сорока - есть свои триста эренов. Движение дервишей усиливается, оно охватило уже весь восточный Рум. Дервиши ждут лишь твоего сигнала, мой падишах!
- Этот бесчестный Селим не принимает моего вызова на битву...
- Боится, мой государь, ведь слава твоего победного меча распространилась на весь мир. Куда ни пойдешь, везде идут разговоры о тебе. Называют тебя Мехти нашего времени. Особенно много делают для твоего величия во всем Руме стихи Ибрагима. Его нефесы - прости мне мою смелость, святыня мира, - не отличаются от твоих.
- А что в стороне Гарамана?
- Везде смута, мой государь, ждут только одного твоего слова: "да"! Беседа затянулась. Шах расспрашивал Гаджи Салмана о силе противника, видах оружия, задавал ему множество интересующих его вопросов. Гаджи подробно рассказывал обо всем, что видел и слышал в далеком пути. Не забыл он рассказать и о прибывшем с его караваном "фиранкском" после. Шах остался очень доволен разговором с Гаджи Салманом. Когда он, наконец, отпустил его, был уже полдень. Шах не знал, что впереди его ждет ещё одна встреча - с посланцем одного из эренов, очень близких ко дворцу Султана Селима. Встреча с поэтом - дервишем Ибрагимом...
* * *
Достигнув города, Ибрагим отделился от каравана. Несмотря на то, что в последнее время между ними сложились довольно странные отношения, ему было тяжело расставаться с Айтекин. А девушке перед лицом этого тяжелого расставания, расставания навеки, так хотелось признаться ему: "Я не раб, а рабыня того старого скупца. И по его завещанию купец Гаджи Салман продаст меня на невольничьем рынке, как товар, как вещь; а деньги отдаст его семье. Спаси меня. Да, у тебя нет денег, чтобы выкупить меня! Но как мне быть?! За свою короткую жизнь я уже столько повидала! Столько лиц... Столько улыбок... И только ты... Мне дорог в этом мире, где я так одинока. Что это за чувство? Я и сама не могу сказать! Ведь я - купленная за деньги рабыня, невольница, которая питается объедками купившего её купца, Ага Рафи! Мне надо знать своё место... Я не имею права на любовь! Это право у меня отняли... Я тоже была свободнее свободных... У меня был родной край, цветущая солнечная долина среди изумрудных гор и отвесных скал. Были у меня отец и мать. Как розовый бутон, цвела и раскрывалась я! Лепестки мои тянулись навстречу алому солнцу, навстречу счастью... Но тот кровавый государь отнял у меня право па любовь, на счастье! Отнял у меня это право любить тот самый кровавый воитель, в чьи стихи я потом невольно влюбилась, чьи оды любви впитывала, как шербет! Он залил кровью моё село, мой родной край. Все сровнял с землей... Мечом перебил мою родню, моих сородичей. Только ради одного - всех сделать шиитами... Читая его стихи, я пыталась найти ответы на мучающие меня вопросы. Но не смогла; не могу понять, как в одну и ту же грудь вмещаются сердце влюбленного и сердце кровавого воителя! Ради тебя я, может быть, и отказалась бы от своей мести... Ради тебя!.. Разлука с тобой вновь напомнила мне тот день, когда загорелся, запылал родной мой край. Как мне быть?! Я... Разорви же мою грудь - и сам увидишь любящее тебя сердце! " Ибрагим стоял перед ней, понурив голову. Он тоже с непонятной ему самому болью мучительно переживал предстоящее расставание. Опять ему казалось, что эти горько плачущие, каждый как пиала, полная крови, глаза, принадлежат не его младшему другу, а Нэсрин. Рыдает, трепещет любящая Нэсрин. Он пытался отогнать от себя эти недобрые мысли. "Боже милосердный, что за нелепое чувство я испытываю к своему другу?! Неужели я тоже становлюсь таким же, как те дервиши, позорящие имя настоящего дервиша? Причем здесь Нэсрин? Почему эти плачущие глаза порой словно туманом затягивает, они меняют цвет, превращаются в глаза Нэсрин? О боже, что общего между этим юношей и моей Нэсрин?! Хорошо, что мы расстаемся. Хотя я и теряю брата, теряю друга, хотя это и очень тяжело, но, с другой стороны, мне кажется, что это хорошо, это лучше... " Вот так и расстался Ибрагим с Айтекин, и то, что она - девушка, распознало только его тело, а разум и сердце оттолкнули влечение, казавшееся преступным. С тяжким, как самый трудный экзамен, поручением он должен был назавтра явиться во дворец, предстать перед шахом. Ему предстояло передать государю важные сведения от пира Ибрагима. Мудрец мудрецов - пир решил, что для спасенного от виселицы Ибрагима оставаться дольше в переживающей смутный период Конии не следует. Он берег этого прекрасно играющего на сазе, сочиняющего божественные стихи юношу, который после сорокадневного поста занял достойное место среди познавших истину мудрецов. Поэтому пир, заставив Ибрагима выучить наизусть послание о военных приготовлениях количестве воинов и оружия, описание привезенных из Франкистана и сохраняемых в тайне огнедышащих пушек, отправил его с попутным караваном прямо к самому шаху. Пир не доверил этой тайны даже старому знакомцу - купцу Гаджи Салману, одному из тех, кто доставлял сообщения от Хатаи его тайным приверженцам и передавал обратные сведения. Он лишь поручил ему во время странствия присматривать за Ибрагимом, своим духовным сыном, которого любил как собственное дитя. У молодого дервиша горячий норов, мало ли что может случиться в дальнем пути! Только на день задержался Ибрагим в Тебризе. Снял небольшую комнатку в караван - сарае, сходил в баню, очистил от дорожной пыли и грязи и тело, и одежду, стал мысленно готовиться к встрече с великим государем и недосягаемым главой религии, удостоившимся высшего ранга главы секты - мудреца мудрецов, пиром пиров - Шахом Исмаилом Хатаи, стихи и нефесы которого он так любил. Через некоторое время после вечернего азана Ибрагим приблизился к дворцовым воротам. Предъявил данное ему пиром серебряное кольцо с высеченным на агатовом камне словом "ху" - бог. Не прошло и четверти часа, как тайный служитель провел его в специальную резиденцию шаха.... Когда негр - нубиец скрестил на груди свои толстые черные руки, предплечья которых охватывали сверкающие медные браслеты, Ибрагим опустился на колени. В потайную комнату вошёл очень просто, по - охотничьи одетый молодой шах. Протянул Ибрагиму руку. Со смущающим его самого учащенным сердцебиением Ибрагим поцеловал эту сильную руку, украшенную крупными перстнями с драгоценными - бирюзовыми, изумрудными, рубиновыми, алмазными и жемчужными каменьями. А потом, с разрешения шаха, сел напротив него. Они остались в комнате одни, лицом к лицу. И Ибрагим, в соответствии с полученным заданием, передал шаху подробные сведения о приготовлениях султана к войне, назвал количество войск и виды вооружения, вплоть до полученных из Франкистана огнедышащих пушках. Шаха до глубины души взволновал рассказ молодого человека, своими глазами видевшего несчастья, обрушившиеся на дервишей Конии и её окрестностей, когда разом было перебито более сорока тысяч шиитов.
- Сними одежду дервиша, эрен, - сказал шах. - Я знаю, это тяжело, но необходимо. Сегодня родина больше нуждается в доблестных воинах, чем в дервишах. Пока же побудь во дворце. Отдохни, пообщайся с поэтами, чтобы усладить душу, и почаще принимай участие в военных занятиях. Время слов проходит, пора от слов перейти к делу! Будь же готов выполнить свой долг. Ибрагим воспринял каждую фразу, каждое слово государя, как сошедшую к нему с небес суру Корана. Он остался во дворце и, видя, какими заботами окружил молодой шах художников, каллиграфов, ашыгов, учёных и поэтов, всей душой поверил в то, что говорил Хатаи о родине, родном языке, родном народе. Поверил, что тот печется лишь о благе народа, что все, что делает молодой шах - во имя единения людей...
22. ТАНЦОВЩИЦА
Прошло два года с описанных событий. В богатом доме старого визиря, пообещавшего показать государю нечто удивительное, вовсю готовились к приему высокого гостя. Вместе с хозяином дома шах подошёл к дверям, решетчатые створки которых сами распахнулись перед ними. Отступив в сторону, визирь почтительным жестом пригласил шаха войти. Переступив порог, шах изумился: комната, можно сказать, была совершенно пуста. Пол, похоже, из черного мрамора, но не скользкий, не был устлан коврами. Ни одной мутаки не лежало здесь. Лишь в почетном углу этой комнаты - залы, похожем на невысокую сцену, стояли красивые кресла. Их было два: одно высокое, с подлокотниками, напоминавшее трон; другое - низенькое, вроде табурета. Кресла были обтянуты полосатой тирмой, на сиденьях лежали мягкие тюфячки, крытые английским красным бархатом. Стены комнаты были увешаны красочными кашанскими, тебризскими, ширванскими коврами. На высоких полках стояли сосуды для розовой воды и шербета, цветные рисунчатые тарелки, ярко расписанная посуда. Шах понял, что комната показалась ему пустой именно из - за непривычно оголенного пола. Но, не выказывая своего удивления, не произнеся ни слова, он по приглашению хозяина дома поднялся туда, где стояло кресло с подлокотниками, удобно расположился в нём. На низеньком кресле, теперь уже с разрешения шаха, уселся старый визирь. В тот же миг откуда - то полилась нежная печальная музыка. Невидимый кто - то играл на уде. Через некоторое время в музыку вступил тар, а потом стали отвечать легкие, пьянящие звуки кеманчи. Тонкая лирическая музыка уводила за собой слушателей в мир воображения, в мир сказки... В тот самый момент, когда шах и визирь с наслаждением погрузились в волны мелодии, в комнату, как легкие тени, скользнули красивые невольницы. Осторожными плавными движениями они начали засыпать пол чем - то белым, сыпучим - то ли мукой, то ли мелом. Делали они это так медленно, что в воздух не поднялась ни одна пылинка. Опершись на нодлвкотники кресла, шах следил за ними, не подавая виду, что заинтересован тем, что последует за этими странными приготовлениями. Не поддаваясь действию опьяняющей музыки, уводящей его за пределы этой комнаты, шах внимательно следил за всем происходящим, стараясь не упустить ни одного движения... Покончив дело, девушки бесшумно удалились. Их сменили другие две невольницы, одетые, как и предыдущие, в воздушные голубые платья. Они принесли две разрисованные скатерти, гелемкари, и молча расстелили их так, чтобы надписи были обращены к шаху. Осторожно ступая по самому краю, девушки удалились. Хозяин дома почтительно обратился к шаху:
- Святыня мира, пожалуйста, прочтите эту газель.
Любимая сядет, скрестив ножки - и вопль восторга в небо взовьётся. Встанет она, пройдётся немножко - светопреставленье начнется.
Если весь Ширван перейдёт в Тебриз, чужестранцы весьма удивятся этому. Что это? - скажут, воздев руки ввысь, - судный день, конец света?
Да... Вспомнил. Он написал эту газель, когда находился в Багдаде, тогда был под сильным впечатлением от победы над Ираком. Он стоял на берегу Тигра, лунный свет проложил по реке серебристую дорожку, и арабские напевы растворялись в тихом всплеске прибрежных вод... Шах выпрямился. В том, что его стихами разрисована скатерть, нет ничего удивительного. Во всех восточных городах выделываются такие материи. В зависимости от надписи, они используются в качестве скатерти на свадьбах и на поминках, служат узелками при хождении в баню, а некоторые даже покойников в них заворачивают. Существуют и специально заказанные гелемкары, на них записывают стихи любимых поэтов. На расстеленных сейчас на полу скатертях в центре розовых, голубых, фиолетовых узоров в два ряда была записана собственная газель шаха. Он понял это с первого же бейта и недоумевающе посмотрел на хозяина дома. "Ну так что здесь необычного? " - спрашивал, казалось, его взор. Легкая улыбка тронула губы визиря, он проговорил:
- Святыня мира, вы же дали слово, потерпите ещё немного... Ничего не ответил шах. Неужели этот глупый старик настолько выжил из ума, что отнимает у него драгоценное время ради того, чтобы он увидел собственные же стихи на обыкновенной скатерти? Он пришёл сюда только потому, что ему пообещали нечто необычное! А здесь?! Ведь эти его газели переписаны в сотнях экземпляров руками самых искусных каллиграфов, оформлены кистью самых лучших художников, известны во всей стране! Отвлеченный этими мыслями, пытаясь подавить поднимающийся в его сердце гнев, шах не сразу почувствовал изменение ритма музыки. Теперь это была танцевальная мелодия. Невидимая группа музыканте" исполняла её с большим усердием. Звуки уда, тара, кеманчи, саза, канона, бубна, постепенно нарастая, кружились в бурном вихре. Внезапно распахнулись двери напротив шаха. В комнату влетели двое юношей. В такт быстрой музыке закружились они на скатертях. Шах не успел даже к ним присмотреться - их странный танец кончился так же быстро, как и мгновенно начался. Юноши исчезли в боковых дверях. Шах и опомниться не успел, как снова вошли невольницы в голубом и осторожно подняли с пола скатерти. Возглас удивления и восхищения вырвался у молодого шаха - теперь - то он понял, какое чудо обещал ему визирь! Черными линиями на белой мучной пыли слово в слово, без единого лишнего штриха, была "записана" та самая газель, которую только что прочел шах на скатертях. Танцовщики вывели её своими ногами, причем чёрный цвет пола заменил им тушь, а белая мука - бумагу. Шах теперь уже читал свою газель так, будто видел её впервые.
Если глава секты выйдет из своего дворца, Стар и млад будут стремиться к нему без конца. Хатаи с самого начала видел это и знал: Прежде является Ной с призывами, потом начинается шквал.
Неведомые "каллиграфы" не допустили ни одной ошибки в этой газели, повествующей о давней победе.
- Кто они - джинны, дьяволы? - восхищенно произнёс шах. - И снова легкая улыбка прошла по лицу хозяина дома:
- Не джинны и не дьяволы, святыня мира, а дочери вашего нижайшего раба.
- Как, к тому же они - девушки?
- Да, святыня мира, они не осмелились танцевать перед вами в своих нарядах. Разрешите, они войдут теперь, чтобы поцеловать ваши следы? Визирь и без того знал, что шах захочет увидеть девочек.
- Пусть войдут, - прошептал, не скрывая своего волнения, шах. Замина и Сахиба вошли в комнату. Они уже успели переодеться, и в своих богатых красочных нарядах походили теперь на невест. На обеих были надеты парчовые полуархалуки с узкими рукавами. Спиральные браслеты украшали их белые руки. На стройных шеях красовались настоящие шемахинские ожерелья - лица девушек были открыты взору. Каждая заплела волосы в четырнадцать косичек и закрепила их жемчужными нитями. Они склонились перед повелителем в покорной позе, деликатно положив руку на руку. Обеим девочкам недавно исполнилось по тринадцать лет, и хотя некоторое время назад в мальчишечьей одежде не было заметно, что они угловатые подростки, теперь, з девичьем наряде, были похожи на нежные, только начинающие распускаться бутоны. По знаку шаха девочки приблизились к нему, каждая с благоговением поцеловала протянутую ей руку. Шах отечески погладил выбивающиеся из под тирмы завитки волос девочек, улыбнулся:
- Молодцы, хвалю, а кто же вас научил этому? Слава вашему устаду, но кто ваш устад? Девочки переглянулись, а их отец проговорил:
- Мой шах, этот устад и есть чудо, которое я хотел вам показать. Если позволите... Шах нетерпеливо прервал его:
- В таком добром деле ты можешь и не просить разрешения. Позволяю, конечно, позволяю... Решетчатая дверь, из которой некоторое время назад выпорхнули танцовщицы, снова отворилась. Вошла молодая женщина - нет, казалось, сам ангел вошёл в зал! Это была Айтекин, которую два года назад Гаджи Салман привел в подарок старому визирю, получив, как водится, кое - что взамен. Не отрывая от неё взгляда, не помня себя, шах поднялся с места. Это было невиданное дело: повелитель встал, приветствуя невольницу! Но если встал повелитель, мог ли сидеть старый визирь? Вскочил и он, стояли его дочери... "Это ангел, воистину это ангел, сошедший с небес! Ангел, освещавший путь пророку, когда он возносился на небо!.. " Шах не мог найти других слов. А молодая женщина... Да, она кокетливая, стройная, как кипарис, мелкими шажками шла по коврам: их, пока шах был занят разговором с девочками, неслышно расстелили красивые невольницы. Она гордо держала голову. Человек, восхищенный её искусством, её красотой, этот счастливец из счастливцев был её врагом, убийцей её народа. Этот проливающий кровь, разрушающий мирные дома, разоривший целые страны шах лишил её родины, родного гнезда... Маленький кинжал, с которым девушка никогда не расставалась, жег ей пупок под нежным архалуком и тонким поясом. Сколько времени ждала Айтекин этого мгновения! Скольким пожертвовала, сколько месяцев, лет терпеливо таилась, выжидая желанный день, когда она вонзит, наконец, в его грудь кинжал и узнает, есть ли в ней сердце! Выпить каплю его крови - может, тогда успокоится сжигающий все её существо огонь мести. На мгновение Айтекин показалось, что этот день настал, и, если она упустит случай, другого не представится... Но в этот самый момент Айтекин увидела с любовью устремленные на неё глаза сестер - близнецов Сахибы и Замины, перехватила сияющий отеческой гордостью взгляд старого визиря... "Нет, нет! Удачный миг ещё не настал! Мюриды, кызыл баши изрежут ведь этих несчастных на мельчайшие кусочки, раскидают бешеным псам. Это будет чёрной неблагодарностью с моей стороны... Потом мне представится удобный случай, обязательно представится! " Так думала грациозно двигающаяся по ковру Айтекин. Она мелкими шажками приблизилась к государю, встала на колени и, по обычаю, хотела поцеловать землю перед падишахом. Но шах этого не позволил. Поэт не мог допустить, чтобы искусный мастер целовал землю у его ног, он жестом пригласил её поближе - к Сахибе с Заминой.
- Иди сюда, устад, иди сюда! Наверное, твои ученицы тоже зовут тебя так?
- У неё нет других учениц, кроме моих близнецов, святыня мира! Она - невольница, купленная вашим нижайшим рабом. Айтекин уже привыкла к подобным словам. И всё же сердце у неё заныло. Но шах - поэт не мог прочитать по её лицу, что творится на сердце "устада", потому что голова Айтекин была опущена. Вместе с тем сердце поэта дрогнуло от слова "невольница". С горечью подумал он: "Будь проклят закон, делающий объектом купли - продажи такого художника, такую бесценную красоту! " Шах забыл, на мгновение совсем забыл, что он шах! В душе его сейчас говорил только поэт!
- Украшение мира, самая крупная жемчужина корон... За сколько ж дирхемов ты её купил, визирь?
- За триста дирхемов, - на ходу придумал визирь.
- Как язык твой повернулся произнести цену, старик?! Она стоит столько, сколько весит, а может быть, даже больше.
- Верно, мой государь! Но я сказал, как было, просто ответил на наш вопрос. Мой друг, купец, дал её мне в подарок. А я в благодарность преподнес ему вазу ценой в триста дирхемов.
- Он вручил тебе подарок, достойный шахов, визирь! - не отводя глаз от Айтекин, с чувством произнёс шах. Визирь тотчас понял заключавшийся в этих словах намек, но не подал и виду.
- Мой повелитель, - сказал он, - вот я и представил вам то, что достойно шаха... Но шах, казалось, не понял: он обдумывал, что сказать, как получить эту беспримерную красоту.
- Давно она у вас?
- Два года, святыня мира! Она и сама может подтвердить, что нашла в этом доме свободу так же, как и другие рабыни. Никто её никоим образом не обижал. А с этого дня, святыня мира, она подарена вам. На сердце шаха снизошёл покой. Хорошо, что старый визирь догадался сам произнести эти слова, не заставил шаха просить о подарке.
- Благодарю, визирь! Проси у меня, что хочешь за этот бесценный дар. Что захочешь... Визирь с тихой печалью покачал головой:
- Тогда это будет не подарок, мой государь, а снова торговля. Мне довольно лишь здоровья, благополучия святыни мира. "Интересно, старая лиса, что у тебя на душе? Хотел бы я знать с какой целью ты делаешь этот подарок? Но как бы то ни было, твой дар стоит любой цели", - думал шах, не отводя глаз от девушки.
- Ты прав, визирь, эту беспримерную красоту, это высокое искусство ничем нельзя измерить. Я сам провожу её во дворец. Пусть она там познакомится с другими служителями искусства. И сама пусть обучит своему искусству молодых талантливых невольниц. Уста шаха произносили эти слова, а сердце его говорило совсем другое...
- Это ещё не все, мой государь, - сказал воодушевленный похвалой шаха визирь. - Она умеет и читать, и писать! Создатель даровал ей не только необычайную красоту, но и ум. Она очень высоко ценит твои стихи. Я бы сказал, что нет у тебя такой газели, которую бы она не знала. Шах слегка усмехнулся, лицо его покраснело. Новая газель так и просилась на язык, и, не замечая ни старого визиря, ни девочек, он вперил хмельные глаза в лицо смутившейся Айтекин и сказал:
- Но сейчас я прочту такую газель, которую, готов поручиться, она не знает. И визирь, и девочки, улыбнувшись, переглянулись. Поэт начал читать только что созданную газель:
Любимая моя, лишь ты дала мне в этой жизни свет. И знает бог: в душе моей и не было другой, и нет.
Все преходяще в мире, и лишь искусство вечно. Богатство, имущество, трон, корона - так скоротечны.
Тень стана твоего дороже славы мира для меня. И девять сводов неба величья твоего не стоят.
Нет, в мире не было ещё такой, как ты, Владелица ума и славы, царица красоты!
Волнуясь, он не мог подобрать дальше слова, на мгновение умолк и, странное дело, государь, слышавший ежедневно сотни похвал, теперь был просто поэтом, взволнованно ожидавшим похвалы от человека, которого он считал мастером высокого искусства. Девушка почувствовала это, но нисколько не смутилась. Теперь не шах и невольница, а два больших художника стояли друг против друга. Художник ждал оценки художника. И она сказала:
- Эту изящную газель святыни мира не могла знать жалкая невольница. Слава великому вдохновителю, слава творцу, который воодушевил славнейшего из славных на создание этой бесценной жемчужины. И я счастлива, если тоже хоть на мгновение доставила великому государю удовольствие, выразившееся в созданий этих драгоценных бейтов... Губы девушки дрогнули в легкой улыбке, и, увидев это, поэт подумал: "Лучшее украшение женщины - её улыбка! " От смелых слов девушки дрогнуло и сердце старого визиря, он испугался. Но поэт не произнёс ни слова. С радостью ученика, удостоившегося похвалы учителя, он смотрел на девушку.
- Слава творцу, создавшему тебя! Назови же своё имя... На этот раз вместо девушки поспешил ответить визирь:
- Айтекин зовут вашу покорную служанку.
- Да будут долгими дни твоих родителей, давших тебе такое имя, Айтекин - луноликая! Где бы они ни были, скажи! Я освобожу их, даже если они разбойники, если пленники - я вызволю их из плена, осыплю благами мира! Все потемнело в глазах девушки. И поэт, и поэзия умерли для неё в один миг. Перед её мысленным взором ожили родное село, которое залила кровью рука воинственного государя, родной брат, казненный воинами шаха, отец и мать, уведенные неведомо куда, в неволю... В голове пронеслись обжигающие мысли: "Ты пришла сюда для мести, Айтекин! Только месть за родной край, за дорогих людей должна жить в тебе. Не подобает поэзией услаждать свой слух! Вспомни причиненное горе. Ради мести, одной только мести ты живешь! " Увидев, как погас блеск в глазах девушки, как на ресницах появилось по жемчужине, поэт понял, что ненароком коснулся её ран. Напомнив об умерших родителях, расстроил сироту...
- Прости, - печально произнёс он, - затронул неведомое мне горе. Да пребудет над нами милость аллаха... И визирь, и его дочери, стоя поодаль, в глубоком изумлении слушали разговор шаха с рабыней. Наконец, святыня мира, поднявшись, поблагодарил хозяев дома за гостеприимство. Уходя, он обратился к старому визирю:
- Завтра я сам покажу Айтекин комнаты, отведенные для неё.
* * *
... Замок был огромен. Бронзовые решетчатые ворота его почти постоянно были открыты. Огромный зеленый двор, способный вместить большие верблюжьи караваны, окружала стена, в толще которой были устроены высокие комнаты. Прямо напротив ворот высилось двухэтажное здание. Справа и слева от него вдоль всей ограды шли одноэтажные комнаты - кельи. Украшенные орнаментом из геометрических фигур, составленных из фаянсовых кирпичиков, они были не менее красивы, чем основное здание. Посреди двора находился окруженный цветниками бассейн с журчащими фонтанами. Высокие деревья и кипарисовая аллея, ведущая от бассейна ко дворцу, делали двор похожим на сад. Женская половина находилась в задней части дворца. К ней вели две дороги: внешняя - по наружной стороне дворца, и ещё внутренняя, через дверь, выходящая на задний двор. Задний двор отделялся от переднего решетчатым деревянным забором. Ни госпожи, ни их невольницы на переднем дворе не показывались, они могли пользоваться только садом и цветником заднего двора. Здесь в окруженном кипарисами бассейне с фонтаном плавали всевозможные красочные рыбки. Порой среди деревьев показывались яркопестрые павлины, мелькали пугливые джейраны. На второй день пребывания во дворце государя Айтекин вечером была приглашена в комнату отдыха шаха. Он ждал её, обуреваемый нетерпением и страстью...
- Я сам покажу тебе дворец, - и повёл её в передний двор, днем заполненный людьми, слугами, стражами, а теперь пустой, охраняемый крепко запертыми воротами. Молодой шах начал показывать девушке расположенные вдоль ограды комнаты:
- Это - для каллиграфов. В древности в Андалусии жил один кази. Он был большим любителем книг. Шесть каллиграфов постоянно переписывали их для него. Где только услышит название хорошей книги, тотчас же купит за большие деньги; саму книгу никому не даст почитать, сначала отдаст каллиграфам, что бы переписали, а уж потом даст читать. И у меня есть такое намерение: создать библиотеку. В комнатах стояли различные табуреты, низенькие столики, На столиках находились расписные чернильницы, подсвечники, письменные принадлежности, различные краски, пиалы для жидкого золота и серебра, подставки для книг. Комната, где размещалась библиотека, была ещё больше. Внутри её вдоль стен до самого потолка, тянулись полки. У шаха была знаменитая библиотека. Здесь имелись различные древние, причудливо разукрашенные экземпляры Корана, всевозможные толкования, "Шархи - Мазахиб", "Унмузадж", "Терессул", "Мезамир", книги Рази, Ибн - Сины, Мехбуди, Абу Рейхана Бируни, Тара Давуда, Ибн эл Эсири, Насими, недавно переписанные и присланные из Самарканда диваны Алишера Навои, Гусейна Байгары, различные рукописи, исследования по истории религии, логике, философии, астрологии; все ещё не собранные в диваны стихи Хабиби, Физули. Отдельно хранились экземпляры "Шахнаме" Фирдоуси и "Хамсе" Низами, переписанные шахскими каллиграфами, искусно украшенные золотом и разноцветным орнаментом шахскими художниками и чеканщиками. Исмаил любовно брал в руки каждую из ценнейших книг, нежно поглаживал их, как живые и дорогие сердцу существа, и снова осторожно ставил на место. От внимания Айтекин не ускользнуло: он был здесь не государем, а истинным поэтом... В последующих комнатах жили музыканты, поэты, ашыги. Потом они вышли на задний двор, и здесь по знаку шаха бесшумно распахнулись двери двух больших смежных покоев. Когда они переступили порог первой комнаты, у Айтекин разбежались глаза от изумления: стены этой нарядной залы сплошь были зеркальные. Куда ни повернись - отовсюду смотрит на тебя твоё же изображение... Вторая комната, тоже богато убранная, выглядела всё же более привычно. Ниши и полки занавешены шелковыми портьерами с серебряными нитями, на почетном возвышении стоят трон и кресла с накидками из тирмы. Вдоль стен разложены обшитые шелком и бархатом тюфячки, подлокотники, мутаки. Здесь шах остановился, присел на миг в кресло рядом с троном.
- Эти комнаты принадлежат устаду Айтекин, - объявил он. - Здесь устад будет жить, отдыхать, а в зеркальном зале - обучать своему искусству учениц. Сложив руки на груди, Айтекин склонилась в позе, выражающей покорность. Сопровождавшие их все это время служанки с нежными улыбками смотрели на свою новую госпожу. Так началась дворцовая жизнь той, что была последней памятью о некоем исчезнувшем с лица земли племени. Шах частенько наведывался к ней, отрываясь для этого от своих дел - любимой им рыбной ловли и охоты на тигра, от путешествий. С одобрением наблюдал шах за её занятиями с ученицами. Время от времени в её танцевальном зале появлялись и не забывавшие Айтекин старый визирь, отечески относившийся к ней, и его дочери - близнецы Сахиба и Замина. Замину, правда, некоторое время назад обручили, и она была занята приготовлениями к свадьбе, так что Аитекин чаще навещала одна Сахиба, и за эти последние месяцы девушки очень привязались друг к другу. Но однажды в казавшемся столь безоблачном небе судьбы произошло непостижимое событие. Всколыхнуло спокойно текущие воды...
23. НОВАЯ "ПИАЛА"
... Утром одна из служанок сообщила ей, что шах и шахиня Таджлы - ханым решили провести сегодня у неё в комнате поэтический меджлис. Айтекин пораньше закончила учебные занятия и отпустила своих учениц. В большом зеркальном зале вдоль с ген служанки установили дополнительные подсвечники, сплошь устелили полы разноцветными кашанскими, тебризскими, ширванскими коврами. Уложили на них тюфячки, обтянутые бархатом, парчой, тирмой, подлокотники, мутаки и подушечки под спину из кимхи. Разбрызгали мускус, розовую воду. В светильниках, похожих формой на руку, горели плавающие в ароматических маслах фитили, и в их пламени зеркала переливались тысячами разноцветных бликов: уютная зала превратилась в сверкающий всеми гранями кристалл. Специально для шаха в почетном месте был поставлен большой трон, перед ним расстелили скатерти, принесли золотые, серебряные, фарфоровые кубки, кувшины и сосуды, наполненные нежным ширазским вином и розовой водой, шербетом из апельсинов и гранатов; расставили необычайного лужения тарелки и блюда, подносы с горами фруктов, тазы для ополаскивания рук, фарфоровые и медные кальяны. Дольками были нарезаны любимые шахом ароматные дыни "сюнейваз", "богдели", "билерджин", "агахани", "каррар"; на отдельных серебряных подносах лежали дыни "чарджоу", привезенные из Самарканда в медных бочках, заполненных льдом. Некоторое время спустя после вечернего намаза в комнату вместе с шахом вошли Джахан - ханым, Хаят - ханым, Замина, Сахиба, которым было разрешено присутствовать на этом вечере поэзии, музыки и развлечений. Была здесь и невольница Фена, прославившаяся среди дворцовых женщин остроумием и умением читать стихи. Она пришла пораньше, чтобы помочь Айтекин с приготовлениями и вместе с ней выбрать танцовщиц, достойных услаждать взор на сегодняшнем меджлисе. Айтекин и Фена встретили входящего шаха изящным поклоном. Скрестив руки па груди, они ожидали его приказания начать торжество. Шах прошёл вперёд и сел на приготовленное для него место. По обе его стороны устроились прославившиеся сочинением стихов невольницы Джахан и Хаят. Сбоку от них расположились сестры Сахиба с Заминой и Айтекин. Позади, шаха, как статуи, встали два раба. Один был белый, другой - чёрный раб - нубиец. Оба молодых раба, неподвижно - стояли, лишь легчайшими движениями пальцев покачивая разноцветные веера из павлиньих перьев. На шеях рабов висели изящные серебряные цепочки, у каждого в ухе - серьга "гейдари", считающаяся символом рабства. В этот момент шевельнулись портьеры боковой двери. В сопровождении восьми девушек из самых знатных семей племени Бекдили вошла шахиня Таджлы - ханым. Она любила музыку и поэзию, и время от времени, наведываясь в Тебриз из Хорасана, где она была регентшей малолетнего сына, принимала участие в поэтических меджлисах шаха. Молча, с интересом следила она за этими своеобразными словесными состязаниями. Таджлы - ханым легонько поклонилась шаху, приложив правую руку к левой груди, мягко улыбнулась, прошла и села напротив шаха на приготовленное для неё место. Вокруг неё расселись пришедшие с ней девушки. В противоположном конце меджлиса перед группой музыкантов алели угли в небольшом серебряном мангале. Певица Шамсия держала над ним бубен с серебряными бубенчиками, обтянутый нежной рыбьей кожицей. По знаку шаха музыканты начали играть. Прикасаясь к бубну скользящими движениями пальцев, - певица Шамсия повела легкую танцевальную мелодию. Закончив её, Шамсия приложила бубен к подбородку и, медленно раскачивая его, начала петь газель Хатаи, повествующую о божественной любви:
Истинно любящий - тот, чьё и сердце, и слово любимой полно... Так лишь влюбленный с любовью своей составляет одно.
Шамсия пела, а Айтекин, вникая в смысл срывающихся с её нежных уст слов, наблюдали за шахом, развалившимся на тюфячках и наслаждающимся изысканным угощением. "А ты сам? - думала она. - Поэт - падишах, пишущий о том, что у влюбленного одна - единственная любовь, сам - то скольких взял в жены? Имея и Таджлы, и Бахрузу - ханым, ты теперь любуешься сидящими возле тебя по правую и левую руку Джахан и Хаят! Да ещё устремляешь взгляд то на меня, то на Шамсию?! Что же это? О великий поэт! Божественным языком поэзии ты воспеваешь старую и юную, как мир, вечную человеческую любовь, высокую, как небо, верность! А как падишах, как мужчина ты - пленник страсти, мотылек, порхающий с цветка на цветок. То на одну, то на другую чашечку опустишься. Кому же мне верить - словам твоим, или тебе самому? " А Шамсия пела:
Истинно любящий - тот, у кого и внутри, и снаружи - единство. О, поклонись Адаму, отшельник, прими, как награду - единство.
Пир един, и тайна одна, и решенье, и слово - едины. Путь не раздвоишь один, и знающий тайну - един с ней.
Жгут, как огонь, моё тело, лучистые взгляды любимой. Твоя красота и моё восхищенье, и пламя любви - едины!
Когда музыканты заиграли "ренк", Шамсия, подняв бубен, начала бить по нему. Отворилась противоположная дверь, и в комнату скользнули танцовщицы в раззолоченных нарядах - ученицы Айтекин. Закружились в замысловатом танце. А шах все ещё находился под впечатлением слов мугама, которые когда - то сочинил сам. Не обращая внимания на танцовщиц, шах, мечтательно задумавшись, повторял одни и те же слови, приговаривая: "День - это сегодня", наклонял голову то вправо, то влево, принимал из рук то Джахан, то Хаят алое, как кровь, нежное ширазское вино в серебряной пиале. Шах наслаждался, потягивая вино. Зная его характер, и Таджлы, и танцовщицы, и музыканты, и служанки поняли, что сейчас он - поэт и только поэт. Они почувствовали, что вот - вот польются стихи. Музыка постепенно таяла, превращаясь в едва различимый стон. Танцовщицы расселись на полу, яркими зонтами на разноцветных коврах раскинули пышные юбки. Одна из женщин, чтобы раззадорить всех, сказала, обращаясь к шаху:
- Святыня мира! Глава нашего меджлиса - поэт, сидящие справа и слева от него женщины - тоже поэтессы, даже и невольница, прислуживающая ему - поэтесса. А мы лишены поэзии! С вашего разрешения не начать ли нам поэтическое состязание? Предложение всем пришлось по душе. Женщины заулыбались:
- И действительно, пора... Давайте говорить стихами! Первым на это предложение ответил сам шах. Он поднял серебряную пиалу вверх и некоторое время задумчиво наблюдал за нею, чувствуя, как в душе начинает бить родник вдохновения:
Сидя меж двух красавиц, растревожил я сердце вдвойне. Но, стыдно сказать, не знаю: которую выбрать мне?
Гордая своей красотой и славящаяся находчивостью поэтесса Джахан - ханым тотчас ответила шаху:
Ты - владыка мира, поэтому выбери мир. Лишь повелитель сумеет владеть Джахан, мой кумир!
От столь удачного экспромта шах пришёл в сильнейшее возбуждение:
- Молодец, Джахан! Саг ол! Истинная правда: владыка мирв должен выбрать Джахан! С этими словами он легким движением правой руки погладил плечо Джахан - ханым. Глаза Хаят - ханым метали молнии. Пригубленный медовый шербет, победа соперницы Джахан до крайности обострили все её чувства, а зависть дала толчок вдохновению. Подняв пиалу с щербетом, она щелкнула по ней пальцем и проговорила:
Забыть о печалях мира и разум, и сердце велят. Помни, что жизнь - одна, что мир Джахан без Хаят?!
И шах, и все присутствующие расхохотались. Противницы искусно положили друг друга на обе лопатки, ловко использовав орудие слова. Вдоволь насмеявшись, шах на этот раз коснулся плеча Хаят - ханым.
- Достойный ответ! Молодец! - сказал он. - Если бы не это соперничество, вряд ли так легко возбуждалось бы вдохновение самых драгоценных в моем дворце жемчужин. А теперь послушаем, что ответит на это Фена? Фена, наливавшая в этот момент вино из эмалевых кувшинов в пиалы, тотчас же опустилась на колени перед шахом. Протягивая ему обеими руками полную пиалу, Фена произнесла:
Поскольку ни жизнь - Хаят, ни мир - Джахан не вечны, Потребуй себе Фена - ведь все кончается этим!
Все собравшиеся разразились громким хохотом. Больше всех смеялась Таджлы - ханым: Фена была её любимицей. Шах тоже смеялся со всёми. Но теперь в его смехе было что - то дьявольское. Слова невольницы, напоминавшие о бренности жизни, будто вызвали противодействие в его сердце, пробудили в нём не поэта, не главу религиозной секты, не справедливого правителя, не военачальника, а грубого завоевателя. Высоко вздернув полухмельную голову, он отвел взгляд от сидящей против него Фены, от рассевшихся на ковре танцовщиц, от сидящих в дальнем конце комнаты музыкантов, и устремил его на противоположную стену. Стена эта словно сдвинулась перед его глазами, открыв перед мысленным взором дымящееся поле, сражения... Вот Шейбани - хан называвший его "дарга Исмаил", а себя считавший присходящим из рода пророка; в последнем письме, угрожая ему, заявляет, что он законный мусульманский правитель по происхождению: "Ты должен подготовить подарки и приношения. Изготовить на своём монетном дворе монеты с нашим благословенным именем. В мечетях в честь нашего прославленного на весь мир имени вели читать молитвы - хутбе. И сам явись к подножию нашего древнего трона... " Между тем всем были известны дружеские отношения его, можно сказать, отношения отца и сына, с Гусейном Байгара и бессмертным Алишером Навои. Узбекские правители и мудрецы никогда его так не оскорбляли. А этот... Собрав войско, падишах двинулся в Мерв. Восемь дней осаждал он крепость. Узбеки бились насмерть. Воздав должное их храбрости, шах, чтобы одержать победу, вынужден был прибегнуть к хитрости. "До тех пор, пока Шейбани - хан в крепости, узбеки будут защищать своего правителя", - подумал он и двадцать восьмого шабана 916 года хиджры дал приказ отступить от Мерва. Войско остановилось у села под названием Махмуд. Для отвода глаз в Мерве остался лишь Эмир - бек Туркман, тоже следивший за Шейбани - ханом. Узбекские военачальники были против того, чтобы так скоро выйти из хорошо укрепленной и мощной крепости Мерв. Подождем, говорили они, пока на помощь к нам подоспеют Убейд - хан с Теймуром - Султаном, а уж потом, преследуя хагана, выйдем на открытый бой. Но как будто "эрены пришли на помощь Шаху Исмаилу" в лице жены Шейбани - хана Могул - ханым. Она обратилась к мужу и узбекским военачальникам. "Вы всегда писали хагану письма с угрозами, вызывали его на бой. И вот он, утомленный долгой дорогой, явился со своим войском к Мерву. А вы осыпали себе головы пеплом бесчестия и не можете выйти из города?! Лучше смело и бесстрашно принять бой, чем трусливо отсиживаться в крепости". Укоры любимой жены задели честь Шейбани - хана. Не прислушиваясь более к мудрым советам узбекских военачальников, он обругал их и отдал приказ воинам выйти из Мерва. Оба войска встретились. Шах занял позицию в центре, на правом и левом флангах неколебимо стояли его единомышленники - Эмир Наджми - Сани, Див Султан, Чаян Султан, Леле Гусейн - бек, Абдал - бек, Зейнал - бек Шамлу, Бадымджан Султан Румлу. Сняв с короны чалму, шах бросился в атаку. До вечера продолжалась невиданная ещё в мире битва. Только к вечеру войско Шейбани - хана было окончательно разбито. Самого его отыскали среди трупов, и Див Султан, мечом отделив голову Шейбани - хана от тела, бросил её под ноги Шаху Исмаилу. По приказу опьяненного кровью государя у Шейбани - хана содрали кожу с лица. Шах велел набить её соломой и послать для устрашения румскому Султану Селиму. А череп отделали золотом и превратили в "пиалу". На пиршествах и званых меджлисах виночерпий обносил этой "пиалой" всех присутствующих. Теперь вновь ощутив дыхание кровавой бойни, государь захотел увидеть эту "пиалу". Отвергнув предложенный Феной эмалевый кубок, он привстал на коленях и приказал:
- Принести мою новую "пиалу". Я покажу тебе, что для меня тленный мир не является тленным. Поклонившись, Фена вышла. Вскоре она вернулась с новой "пиалой" в руках. Налив в неё алое вино, невольница опустилась перед шахом на колени:
- Пусть меч нашего государя всегда будет острым, пусть каждый его поход завершается победой! - сказала она и прочла знаменитые строки из дивана Физули:
О виночерпий, спеши, утро уже настает. Пусть ещё раз пиала, как луна, над нами взойдет. Лей, не жалей, приносящее радость вино! Хотя оно и запрещено. Осушим пиалы свои единым махом! Выпьем в честь того, Кто, начиная пиршество, Кубки делает из черепов падишахов!..
С этими словами девушка подала шаху "пиалу". Государь принял отделанную золотом эту "пиалу" - череп. Поднес её к прищуренным хмельным глазам, пригляделся к восковому цвету. По нежным губам его пробежала легкая усмешка: столь уместно приведенные строки пришлись ему по душе. Айтекин уже слышала об этой новой "пиале", но видела её впервые. Девушка ощутила какую - то странную тяжесть в сердце. В сущности, в последнее время Айтекин все время переживала смутное, тревожное состояние духа. Это, конечно, не было тем чувством, которое испытывал к шаху молодой дервиш Ибрагим, скрывавшийся неизвестно куда - после смерти купца Рафи и прибытия каравана Гаджи Салмана в Тебриз она ни разу не видела его. Но все - таки шах был для неё непостижимым, удивительным миром. Каждая строка Исмаила, каждый бейт, каждый нефес, каждая газель и, в особенности, его "Дехнаме" пробуждали в её сердце неведомые ей доселе чувства. Девушка мучилась, не зная, что это - то ли любовь к красивому и смелому молодому государю, так возносящему искусство и глубоко разбирающемуся в нём, то ли это неземная, божественная любовь к поэту, стихи которого восхищают её? Девушка вся была во власти этих противоречивых чувств и мыслей. Ей казалось, что та жажда мести, которая, в сущности, и привела её во дворец, понемногу начинает остывать. Ведь целых два года она свободно жила в доме старого визиря и всегда могла уйти. Но только жажда мщения заставляла её оставаться там. А теперь вот газели Шаха Исмаила, превратившись в любовный мугам, заставляли её сердце сжиматься от совсем иных ощущений. Возможно, что новые чувства и взяли бы верх в её душе, возможно, что поэт и поэзия увлекли бы её, превратили бы в конце концов в вечную поклонницу его прекрасных стихов... Но увиденная Айтекин новая "пиала" вмиг сняла пелену с её глаз. Среди собравшихся поднялся легкий шёпот. Увидев в руках Фены отделанный золотом череп, Айтекин всё поняла. Она слышала об этой "пиале", но не верила. Так вот она какая! По всему телу девушки прошёл озноб. Эта "пиала" могла быть сделана и из черепа её брата. Все в ней вдруг взбунтовалось, каждая капля крови взбурлила и забушевала, взывая об отмщении её загубленного племени. По мере того, как полная "пиала" переходила из рук в руки, бунт Айтекин возрос до небес, глаза ей закрыла кровавая пелена: "Нет, у этого - не сердце поэта! Сердце поэта не согласилось бы пролить невинную кровь, изготовить из черепа "пиалу". Я должна увидеть... Я должна его увидеть! " - с этими словами она вскочила с места. Бросилась в центр пиршества. Красивым движением, будто в танце, поднесла руку к поясу, молниеносно вытянула маленький кинжал брата и кинулась на пьяно развалившегося на тюфячках шаха. Но удар нанести она не успела. Сильная рука схватила её за запястье и крепко сжала. Это была рука шаха, натренированная в поединках с львами и тиграми. Как все охотники, Исмаил обладал способностью предвидеть опасность. Слишком много видел он мягких, легких, неожиданных тигриных прыжков. Кинжал выпал из рук девушки, а сама она упала на пол. Из уст собравшихся вырвался мгновенный возглас, все оцепенели на своих местах. Только Сахиба, не растерявшись, смело кинулась к своей учительнице. Обхватила её полубесчувственное тело, поволокла к тюфяку, где только что сидел шах...
* * *
Когда Сахиба вошла в зеркальную комнату, та выглядела, как мельница, где иссякла вода. И следа не осталось от роскошного пиршества, состоявшегося здесь всего несколько дней назад. Тени, призраками скользящие по полутемной комнате, были собственными отражениями Сахибы в зеркалах. Если бы сюда вошёл незнакомый человек, от испуга, вероятно, он замер бы на месте. Но Сахиба без страха прошла к двери, ведущей в спальню подруги. Услышав сквозь полуоткрытую дверь голоса, она остановилась и прислушалась. Говорил её отец:
- Вы правы! Я тоже заметил. В глазах девушки - не безумие, нет, в них - ненависть и гнев.
- Это верно, - отозвался дворцовый лекарь Гаджи Табарек, - но дело в том, что через день - два, когда девушка придёт в себя, шах тоже поймет это. И в сердце его загорится гнев против невольницы, к которой прежде он испытывал горячую любовь. Он захочет узнать причину, и девушке придётся ответить на его вопросы. Боюсь, она не выдержит пыток... Оцепенев, слушала Сахиба этот разговор. Не дослушав, испугавшись, что отец застанет её здесь и поймет, что она оказалась свидетелем тайного разговора, Сахиба выбежала из зеркальной комнаты. О, она - то знала все, в том числе и темные стороны дворцовой жизни! Не оглядываясь, девушка вернулась в свой дом. Но не прошло и получаса, как она, увидев, что отец вернулся из шахского дворца, сменила на всякий случай наряд и отправилась навестить подругу. Войдя к Айтекин, Сахиба увидела, что та лежит за задернутым тонким тюлевым пологом, устремив взгляд в потолок красиво убранной комнаты. Ни одной из служанок здесь не было, видно, главный лекарь Табарек услал их с поручением. Подняв прозрачную, как воздух, занавесь, Сахиба подошла к подруге, присела на край постели, стала гладить неподвижную руку. Но Айтекин не шевельнулась, даже ресницы её не дрогнули. Сахиба заговорила торопливо, но тихо:
- Ты можешь мне не верить, это твоё дело. Но нынешней ночью ты во что бы то ни стало должна покинуть дворец. С этими словами Сахиба встала и начала раздеваться. Следившая за ней уголком глаза Айтекин с удивлением заметила, что на девушке - мужской наряд, предназначаемый обычно для охоты. Она чуть усмехнулась. Раньше такое сочувствие заставило бы её заплакать, но Айтекин давно уже разучилась плакать. Слезы её высохли навсегда, когда был зарублен мечом последний её соплеменник. Тем временем Сахиба, боясь прихода служанок, быстро спрятала мужской наряд под тахту, на которой лежала Айтекин. Потом снова села рядом, взяла в свои ладони руку подруги. Шёпотом произнесла:
- Не бойся! Этой ночью шаха во дворце не будет. Он с близкими ему людьми отправился на рыбную ловлю, кажется, на Аджичай. Вернется лишь завтра к вечеру. А я сегодня вечером пошлю евнухам и привратнику кувшин такого вина, от которого они с трудом проснутся лишь к утреннему азану. Когда ты, покинув дворец, направишься к нашему дому, мой слуга с конём будет стоять наготове на дороге. Это сын моей старой няни. Он отвезет тебя, в своё село и там спрячет. Некоторое время ты поживешь в доме у моей няни. А потом - бог милостив! Почувствовав легкое пожатие руки, Сахиба наклонилась к подруге. Поцеловав бледную щеку Айтекин, зашептала, заливаясь слезами:
- Береги себя, устад! Да поможет тебе аллах! Так Сахиба благословила скитающуюся дочь исчезнувшего племени...
ГОСУДАРЬ - ПОЭТ
24. СУЛТАН СЕЛИМ
Пробудившийся ото сна Султан Селим был мрачен. Уже несколько дней, как ему сообщили о прибытии посланца из Тебриза, доставившего ему новое письмо шаха. Он все оттягивал встречу с посланным, понимая, почему не хочет этого. Знал, что и очередное послание шаха, как и все предыдущие, будет вызывающим, сплошь состоящим из оскорблений. Не отвечая на письма, султан хотел отдалить войну. Для войны ещё не настало время... Всего несколько лет, как он взял в руки власть. Ни желания, ни возможности начать войну у него пока не было. Султан хотел отложить свои счеты с шахом до более подходящего момента, а за это время укрепить границу с христианами в Европе, упрочить связи с Византией, приобрести огнестрельное оружие из Франкистаиа. Лишь после этого, приведя войска в полную боевую готовность, можно принять вызов шаха. А сейчас ещё не время... Однако, как самоуверен этот молодой падишах, захвативший в свои когти несколько мелких государств, как опьянен своими победами! Они застилали ему глаза кровавой пеленой. Нет, воевать с ним, принимать бой - рано. Взвесив все "за" и "против", Султан Селим крайне осмотрительно ответил на предыдущие письма шаха. Хотя мы и принадлежим к различным сектам, написал он ему, но вера у нас одна, и аллах, и посланник его, и Кааба, и Коран у нас едины. Так что мы с тобой почти кровные родственники. И неподобает нам, забыв о врагах нашей веры, сражаться друг с другом. Он привел много таких доводов. Но шаха, одержавшего победы над Ширваншахом Фаррухом Ясаром в ширванском селе Джабаны, Шейбани - ханом - на границе Мерва, Алвандом Мирзой - в Шаруре, Султаном Мурадом и Асламиш - беком на Алмагулагской земле Хамадана, трудно было остановить. Да ещё и этот Мухаммед Устаджлу! Захватил Диярбекир, разбил войска Зульгадара, сокрушил триста мамлюков Дели долага - полководца Султана Кансу. После этих побед считает себя непобедимым! Так расхвастался, что довёл до гнева Стамбул. Ведёт себя столь возмутительно, что его надменность всем уже поперек горла встала. Уже и с шахом своим не считается. Сам, видишь ли, сочиняет и шлёт мне угрожающие письма от его имени... А того не соображает, что, перебив двести - триста воинов, рано ещё считать себя искусным военачальником! Я мог бы выставить против него двести тысяч янычаров. Он и не подозревает, наверное, о моем огнестрельном оружии, фиранкских пушках... Но я чуть потерплю... Как говорится, поживем - увидим. Этот щенок Устаджлу сейчас раздражает меня больше всех. Как же быть? Ну что ж, примем и этого посла... Посмотрим, удастся ли мне и на этот раз оттянуть время... Но мне кажется, эта битва неизбежна. Если среди окружения молодого шаха найдутся ещё двое таких, как Мухаммед Устаджлу, то этого вполне достаточно, чтобы начать новую войну... " Пока Султан Селим размышлял обо всем этом, красивый, статный, горделивый слуга - абиссинец принес ему облачение для официальных приемов. Оно, в подражание арабским халифам, состояло из чёрной рясы - абы и чёрной чалмы, которые Султан Селим надевал лишь во время торжественных церемоний. По мере того, как надим Гарынджаоглу одевал его, абиссинец одну за другой подавал ему принадлежности туалета, угадывая по взгляду и жесту надима, что нужно в данный момент. Привычный ритуал проходил в тишине, никто не осмеливался нарушить утренние размышления Султана Селима. Церемония одевания подошла к концу. Через боковую дверь Селим прошёл в соседнюю комнату, где его ждала уставленная всевозможными напитками и кушаньями, затейливо изукрашенная скатерть. Султан расположился на парчовых подушках. Равнодушно взглянул, на расставленные яства. Все запахи забивал аромат великолепных сирийских яблок. Глаз ласкали кубок, изготовленный из двух кусков привезенного из Сена яхонта, мастерски отточенные под пиалу. Султан любил изысканные предмета роскоши, изящные украшения... Однако, надев сегодня своё любимое кольцо из кирманской и нишапурской бирюзы, в обрамлении алмазов, даже не взглянул на него. А ведь один взгляд на это кольцо напоминал Селиму о бирюзовых небесах его родины, он сразу же поднимался в самую высокую беседку, смотрел и все не мог насытиться созерцанием бирюзового неба. А может, он так любил это кольцо ещё и потому, что между светло - голубыми, отливающими бирюзой глазами Селима и этими драгоценными камнями было определенное сходство. Его старшая жена Севннджак и новая невольница Раиха часто целовали эти две бирюзы - кольцо на руке и его глаза. Как только Султану Селиму вспомнилась невольница Раиха, он мгновенно ощутил рядом присутствие девушки, по телу распространилась приятная истома. Ему почудилось, что рука его коснулась шеи Раихи, на которой красовались алые, как её губы, кораллы, доставленные в его дворец из далекой Африки. От этого прикосновения девушка изогнулась, как змея, и обвилась вокруг колен своего повелителя. Дрожащими руками схватила руку, щекочущую её шею, поцеловала нишапурскую бирюзу.
- Мой повелитель, вели поцеловать и ту бирюзу, что даровал великий аллах! - проговорила она... Губы Султана Селима тронула легкая улыбка. Второй раз за сегодняшнее утро он пожалел, что должен принимать посла, которого вовсе не хотел видеть. А иначе у этой прекрасной скатерти он принял бы из тонких рук Раихи ароматное сирийское яблоко. Вонзая зубы в яблоко, вдыхая его аромат, он счел бы это яблоко щеками Раихи... Но сегодня Султан Селим завтракал один. В сердце его теснились противоречивые желания... Султан прошёл в тронный зал дворца, убранный для приема послов. Главный визирь, визири, векилы, надимы стояли в ряд, каждый у своего места. Они не садились, ожидая, когда он придёт и сядет на свой трон. Легким кивком Султан Селим приветствовал собравшихся. Сейчас же низко склонились головы в остроконечных шапках и фесках, почти до полу опустились руки, Султан прошёл на почетное место, поднялся на свой трон. Тотчас за его спиной встали два гиганта - абиссинца с мечами наголо. Подняв головы, устремив глаза куда - то в сторону двери, они замерли, как две черные статуи. Только дрожащие белки их глаз на черных блестящих лицах свидетельствовали, что эти статуи - живые.
- Визирь, послы здесь? Как только главный визирь поднял голову, выпрямились и остальные. Приложив правую руку к сердцу, губам, а затем ко лбу, главный визирь проговорил:
- Да, мой повелитель!
- Прикажи им войти. По знаку главного визиря надим Гарынджаоглу, на которого была возложена эта обязанность, пятясь, распахнул дверь, и в залу вошли послы падишаха. Их было двое. У обоих на головах - папахи с красным верхом, с обмотанной зеленым шелком тульей. Оба поверх шаровар одеты в геба - один в зеленую, другой в темно - голубую. Один из послов держал в руке тугра, другой - большую шкатулку. Высоко подняв головы, не здороваясь, приблизились к трону и остановились на приличествующем расстоянии. И Султан Селим и замершие от изумления придворные подумали: "Не склонили голов! Тугра - ладно, это послание, а что означает шкатулка? " Повинуясь взгляду султана, к послам подошёл Гарынджаоглу. С ненавистью взглянул он на этих невежд, не поприветствовавших всех, как того требуют приличия. Взяв тугра, он приблизился к трону. Опустился на колени, обеими руками протянул его Султану Селиму. Тот взял тугра, сломал печать, разорвал леффафа. Пробежав первые строки, султан, вдруг остановился. В глазах его бушевал гнев.
- Отведите послов в комнату ожидания! Когда надим Гарынджаоглу встал, чтобы выполнить приказание, принесший тугра посол, смело устремил взгляд в пылающие гневом глаза султана и проговорил:
- Наш военачальник Устаджлу Мухаммед - бек устно велел передать, что единственный повелитель всего мира, великий шахиншах Исмаил ибн - Шейх Султан Гейдар ибн - Шейх Джунейд срочно ждет ответа! Султан Селим промолчал. Присутствующие застыли на месте. Только надим Гарынджаоглу не опасался султана, он готов был скрутить шею послу, как цыпленку. Со злостью выхватил он у второго посла шкатулку, которую тот все ещё держал в руках, положил её перёд троном. Но когда он незаметным, но резким движением толкнул первого посла к двери, он услышал властный голос Султана Селима:
- Не забывайся, надим! Личность посла неприкосновенна, - "Это такое зло, от которого не откупишься золотом"! В сопровождении Гарынджаоглу послы покинули зал. Все безмолвствовали. Наконец, главный визирь, изумленный выдержкой султана, проговорил:
- Говорят, мой султан, когда приходит гнев, разум уходит! Слава великому создателю, наш величественный султан проявил присущую ему мудрость. Арабы говорят, гость дорог, даже если он кяфир. Посол тоже в ранге гостя! Слушая хвалу визиря, больше похожую на назидание, Султан Селим всё же не прерывал его, задумавшись о своём. Содержание письма стало ясно ему с первых же строк. Кипя гневом, он ждал, когда откроют шкатулку. Как только в залу вошёл Гарынджаоглу, султан нетерпеливо обратился к нему:
- Надим, открой шкатулку! Гарынджаоглу повиновался. Подойдя на обусловленное приличиями расстояние, он опустился на колени, открыл шкатулку, и руки, никогда не дрожавшие, когда надим держал ятаган, теперь тряслись мелкой дрожью, вынимая из шкатулки платок, пару альчиков и юбку. Все, затаив дыхание, ждали... Султан Селим более не мог сдерживаться... Поднялся с трона. Мгновенно вскочили и все присутствовавшие в зале, но султан, взяв себя в руки, вновь опустился на трон. Приближенные и челядь не осмелились опуститься на свои места. Сдерживая свой гнев, Селим обратился к визирю:
- Визирь, и тебе, и придворным известно, что я всегда прислушивался к твоим советам. Я также думал, что любыми средствами нужно избежать войны. Я старался, как мог, отдалить эту беду и от нас, и от того бедолаги, что окружен хвастунами и пустомелями. На все его оскорбительные послания я отвечал более, чем мягко, высказывал диктуемые разумом соображения, призывал и его на путь разума. Но он не понял. "Когда приходит гнев, разум уходит", - говоришь ты. Но не забывай, что наступает такой момент, когда чаша терпения переполняется. Это послание было последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Тугру пишет не Шах Исмаил, а сын зла Мухаммед Устад - жлу, но это неважно. Разграбив Диярбекир, уничтожив всего триста мамлюков Дели Долага, он так возгордился, что смеет писать: "Если не выйдешь на поле боя со мной, надень эту юбку, повяжи этот платок, или играй в альчики". Так вот, Устад - жлу Мухаммед ждет ответа. Мы должны дать достойный ответ, визирь! Пиши, что принимаем вызов. Сегодня же отдай послам письмо и отправь их! Но чтобы ни один волосок не упал с их голов. Я - не Устаджлу. Собравшиеся не издали ни звука. Визирю тоже нечего было сказать. Султан поднялся и, ни с кем не прощаясь, удалился в свою тайную резиденцию. Его проводили низко склоненные головы. Следом за Султаном Селимом в тайную резиденцию направился Гарынджаоглу, чтобы узнать, нет ли у него каких - либо распоряжений. Султан, не обращая внимания на своего любимого и преданно служащего ему в каждом деле надима, задумчиво прошёл в комнату, лёг на тахту, на которой были разложены золотистый тюфяк и подлокотники. Облокотившись на обтянутые голаби тирмой подлокотники, погрузился в размышления. Он вспомнил о своём друге, за несколько дней до прибытия послов вернувшемся из Тебриза. Этот человек, настоящее имя которого было Аргун - бек, был одним из самых доверенных друзей Селима. Под именем Гаджи Саяха он бродил по свету, снаряжал несколько караванов, сам вел все торговые операции. На границах Ирана и Турции, в Руме, Трабзоне, Ширванском шахстве он был известен как самый богатый и самый знаменитый купец и путешественник, любитель дальних странствий. Он был принят при дворах многих восточных правителей, в том числе и в Тебризе, во дворце молодого шаха. Гаджи Саях прославился богатыми пожертвованиями, удивительными дарами, привезенными из дальних стран. Все это делало его незаменимым источником информации для султана. Из своих путешествий Аргун - беку Гаджи Саях привозил Селиму ценнейшие сведения. Рассказывал о настроениях в странах, правители которых были его врагами, о боеспособности армий, о том, что видел и слышал, о силе этих государств. В этом последнем путешествии Аргун - беку случилось присутствовать на пиршестве в честь победы, заданном шахом в тебризском дворце. Обладая прекрасной памятью и незаурядным талантом рассказчика, Аргун - бек так живо передал услышанное на пиршестве, так искусно изобразил окружающую обстановку, что султан будто сам побывал во дворце у шаха, словно своими глазами увидел все происходившее там. И теперь, облокотившись на подлокотники, он оживлял перед своим мысленным взором это пиршество, рассказанное ему Аргун - беком. Вот полупьяные военачальники, опрокидывая кубок за кубком, похваляются друг перед другом тем, как они обрушивали удары на врага:
- Как только пришла весть: "Идут! " - мы вскочили на коней. Все перемешалось - и всадники, и пешие кази, кто выпускай стрелы, кто рубил мечом, вращал шестопером...
-... Знаешь, какой он военачальник?! Перед ним падишахи трясутся... Устаджлу Мухаммед, когда выходит на поле, похож на взбесившегося верблюда... Вот враг вышел навстречу... Смотри, говорит, с кем вышел на поединок... Барабан забил, заиграла труба, бой разгорелся...
- Немало я натерпелся от купцов...
- Настоящий храбрец по ране узнается, сказал я, расстегнул ворот, посмотрел...
- Клянусь, мой шестопер так прошелся по гриве его коня, как будто молния сверкнула, никто не увидел. Из - под конских копыт искры взметнулись...
- Да... Правильно говоришь, Устаджлу не из тех, кто повязывает платок. Он под женскую юбку не будет прятаться. На поле боя, среди мужчин, он - настоящий мужчина...
- Надо мне показать ему, где раки зимуют...
- Если сказал - не отступится. Не видел, во что он превратил Диярбекир? Нашему падишаху ведь дал слово...
- У него с седла свисали окровавленные головы... Так он и прискакал, предстал перед ним, кинул эти головы к ногам Прибежища мира... И мечи их протянул шаху на обеих руках...
- Для своего коня нарезал стальные гвозди, серебряные под ковы...
- Силен... Силен... Когда в памяти всплыло имя Устаджлу, и в особенности словстали дыбом: они посмели послать ему эту шкатулку! Султан встали дыбом: они посмели послать ему эту шкатулку! Султан гневно закусил губу. Горячее воображение рисовало ему и другие вещи, о которых говорил Аргун - бек... "Мне надо побольше узнать об этом Исмаиле. Я должен его понять... Один только этот диалог стоит многого", - подумал он. Султан Селим вспомнил другой эпизод, рассказанный Аргун - беком. Якобы опьяненный вкусом победы, Леле Гусейн - бек, усевшись справа от государя, говорил:
- Ты знаешь, мой государь, победа - сладкая штука. А слава и того слаще. Я не знаю на свете большего счастья, чем то, когда тебя узнают на улицах или площадях, почтительно шепчут: "Это военачальник такой - то". Чтобы при одном лишь взгляде на тебя в глазах загоралась любовь, на лицах расцветала солнечная улыбка. Но ни ты, ни я, твой преданный друг, не можем оценить эту славу. Я - потому, что слава пришла ко мне слишком поздно. Я так долго ждал её, что истомился в мечтах и ожидании. Так устал ждать, что теперь смотрю на славу, как на бес - смыслицу. А ты... А тебе, мой падишах, тебе слава досталась слишком рано. Правда, и ты провел нелегкую жизнь. С детства познал и горе, и боль, и арестантом был, и беженцем. Но детская память коротка, и ты быстро забыл об этом. Все вытеснила очень рано пришедшая к тебе слава несокрушимого государя. Ведь когда это произошло, тебе было всего лишь четырнадцать лет! По этому, конечно, ты считаешь славу легко достижимой, чем - то само собой разумеющимся. Хотя ты этого и не говоришь, но это так, мой государь! А падишах, пощелкивая пальцем по краю кубка, улыбнулся и ответил:
- Но корзину я не забыл... Вот ты говоришь, что детская память коротка, а сердце и память семилетнего ребёнка запомнили и навсегда сохранили тесноту корзины... По лицам и падишаха, и Леле Гусейн - бека прошла легкая тень. В этот момент один из пьяных военачальников, опустившись перед государем на колени, фамильярно сказал:
- Святыня мира, я предлагаю поднять кубки за племя Устаджлу, взрастившее такого, как Мухаммед! Эти слова, рассказывал Аргун - бек, ужалили падишаха, словно змея. Стала ли причиной этого давняя история с корзиной, или другой его разговор несколько дней назад, - никто, ни военачальники, ни Аргун - бек, бывший свидетелем происшествия, так и не поняли.
Хмель у падишаха сразу же прошёл, он привстал на тахте, украшенной драгоценными камнями, положил руки на колени, гневно оглядел пьяных сотрапезников и сказал - нет, не сказал, закричал:
- Довольно!... До каких же пор мне объяснять вам!... Как вы не можете понять, что Устаджлу, Шамлу, Текелу, те или другие - для меня одинаковы. Один народ с одной верой! - Я создаю государство, объединяя под одним знаменем людей разных понятий, убеждений, сект. А во главе их стоят мои братья по вере - мои единомышленники. Вы же насильно раздираете народ на племена. В домики играете! Я из такого - то племени, я из этой местности, ты из той местности... Тот - из третьей... Если что и погубит наш народ, так это местничество, разобщенность между племенами! До тех пор, пока это разобщение не прекратится, пока вопрос: "Откуда ты? " не исчезнет с наших уст, мы даже во сне не можем увидеть свой народ единым! Довольно! Запомните раз и навсегда, что там, где нет единения, нет и победы. Только единство... Только единство!... Скажите матерям, чтобы они воспитывали детей, как воинов, мучеников, учили их жертвовать собой во имя единения. Родины! Пусть они с детства не считают пространство по ту сторону колыбели чужбиной. Пусть матери говорят детям: "Если ты будешь убит в спину, изменишь Родине, да не пойдёт тебе впрок моё молоко! " Иначе ведь нет Родины! Султан Селим и сейчас будто слышал эти слова, дословно переданные ему Аргун - беком:
- Э, нет, - подумал он, - если этому щенку не дать по носу, не остановить, то аппетит у него возрастет непомерно, он далеко пойдёт. Ишь, как хорохорится, гоголем ходит после нескольких - то побед! По словам Аргун - бека, конец победного пиршества был весьма странным. Один из самых воинственных молодых суфиев выступил вперёд и смело спросил у падишаха:
- А шиизм? Разве он не делит надвое единый народ? Тебя не пугает, государь, не приводит в ужас такое разделение народа, имеющего один язык, возделывающего одну землю? Ведь то, что половина будет суннитами, а половина - шиитами, приведет в будущем к страшной вражде друг с другом, мой хаган?! Изумленно оглядев храброго молодого человека, шах ответил:
- Напротив, я объединяю народ. Хотя и силой меча, но все таки обращаю суннитов в шиитов и объединяю.
- Силой меча народ не объединить, о великий! Разделенный силой поэзии народ могла бы снова объединить только поэзия. А твои стихи, нефесы, распространяющие шиизм, разобщают. Ты писал эти стихи для того, чтобы собрать народ под своим знаменем, а не для того, чтобы объединить его! Продолжая свой рассказ, Аргун - бек сказал Селиму:
- Удивительно, что падишах не разгневался, а терпеливо, словно учитель ученику, повторил: "Ты ошибаешься. Я объединяю земли родины. И в будущем, когда все будут поклоняться одной вере, остальное забудется, плохое уйдет, и будущие поэты смогут уже сочинять стихи об объединенной под одним знаменем родине. Но молодой суфий упрямо покачал головой:
- Нет, не забудется. Это разобщение - историческое, оно станет причиной многих бед. Бойся, что тебя станут проклинать тогда, мой хаган! " Несколько горячих юношей кинулись к молодому суфию - дервишу. Давно уже все, даже самые пьяные, протрезвившись, гадали, что же будет с дервишем, осмелившимся на столь резкий диалог с Искендершаном; ждали, что сейчас вызовут палача. Здесь Аргун - бек счел необходимым добавить собственные соображения:
- Откровенно говоря, мой султан, мне тоже было жаль этого бесстрашного юношу... Но, когда бросились к дервишу, государь поднял руку. Все остановились, ожидая его распоряжений, И шах громко сказал:
- Не трогайте его, он не враг! Он чист, и говорит то, что думает. Что у него на сердце, то и на языке. Я понимаю его, потому что он переживает за судьбу нашего народа, стремится к. Его благополучию. Как бы я хотел, чтобы все вы были такими! И никто не осмелился возразить государю. А молодой дервиш" поклонившись, вышел. "Видимо, мне не дано понять смысла его противоречивых стихов и бесед, - думал Султан Селим. - И если я в чем - то разобрался, так только в одном: он, как и Гасан Длинный, бивший когда - то себя в грудь, хочет завоевать весь мир... "
25. ЦАРЬ ПОЭТОВ
Меджлис был интимным, приглашались лишь любители и ценители поэзии. До условленного часа оставалось ещё достаточно времени. Шах Исмаил Хатаи, давно уже называемый близкими Искендершаном, сидел лицом к лицу с дворцовым мелик - уш - шуарой. Только на поэтических собраниях, где не допускались церемонии, Хатаи чувствовал себя поэтом, забывал обо всех распрях, войнах, победах и поражениях; в эти часы он был самим собой - весь излучал и дышал поэзией. Но друзья и близкие знали за своим повелителем и другое - в нём словно уживались четыре человека: первый - непобедимый, ничего не боящийся, мужественно шагающий впереди своих войск, беспощадный к врагу военачальник; второй - хладнокровно отдающий приказы о снятии голов, алчный, падкий до трона и короны шах - завоеватель; третий - шейх, принесший в жертву своим убеждениям и меч, и лютню; четвертый - поэт Хатаи, автор изящных лирических газелей и такого шедевра, как поэма "Дехнаме". На поэтических собраниях, подобно сегодняшнему, у этого четырехликого человека три других лика исчезали и оставался только один - лик поэта, оставались только сердце и достоинство поэта. И без того красивые, но, в зависимости от ситуации, источающие то гнев, то злобу, то месть, пугающие окружающих черты лица в эти часы смягчались, облагораживались. В эти часы, встречаясь с друзьями по сазу и перу, он не допускал никаких церемоний, отменял на время обычные отношения "шах - холоп". "К чему церемонии меж друзьями? " - любил повторять он известную арабскую поговорку. И тем самым создал на поэтических меджлисах атмосферу подлинной непринужденности. Сегодня - день двух поэтов, имен которых не знали многие. Правда, Хатаи читал их стихи в рукописях, но знаком с ними ещё не был. Сегодняшний меджлис целиком посвящен этим двум выдающимся личностям - Мухаммеду Физули и Мискину Абдалу. В соседней комнате уставлялись дорогими яствами скатерти. Вскоре туда вместе с другими приглашенными придёт, несмотря на то, что он - кази, большой любитель поэзии Мовлана Ахунд Ахмед Ардебили. Тот самый Мовлана Ахунд Ахмед Ардебили, который двадцать шестого числа месяца зилхиджа девятьсот девятнадцатого года хиджри, в среду, освятил брак между молодым государем и Таджлы - беим - дочерью бека Бекдили - Шамлу из очень знатного рода, и после этого обряда любимая Таджлы - беим в одном из походов, в селе Шахабад, подарила ему сына - наследника, названного им Тахмасибом. Теперь Таджлы - беим была государыней провинции Хорасан - и любимая женщина, и пахнущий молоком младенец, наследник Тахмасиб, были от него далеко. При мысли о том, что вскоре придёт Мовлана и принесет весть о сыне, в нём проснулось теплое отцовское чувство, забродило по жилам, украсило легким румянцем нежно - белую кожу молодого лица. Он облокотился о мутаку, украшенную тирмой с грушевидным рисунком, и вскоре забыл о собеседнике и о предстоящем собрании. С обтянутого полосатой тирмой табурета шах взял белую, как грудь любимой, самаркандскую бумагу, вынул перо из красочно разрисованного пенала и начал писать:
Ты - пери, чьи глаза пьянят, а губы сердцем моим играют. Ты - Кааба, святыня. Алтарь мой - брови твои.
Словно день, лицо твоё всходит, а волосы ночь застилают. Ничего не прошу у аллаха я, кроме твоей любви!
Словно зернышко, манит родинка, а косы силки сплетают, Почему не приветишь, о пери, ты птицу моей души?
Твой порог - приют мира. Ты стройна, как дерево рая. Лишь святой водой твоих уст огонь свой смогу потушить.
О отшельник! Не отрицай - верь этим словам Хатаи, Воспевающим красоту пери и силу его любви...
Ему казалось, что Мовлана, услышав последнее двустишие с именем автора, улыбнется, проведет белой тонкой, никогда не знавшей работы рукой по мягкой бороде, а потом усмехнется в усы и скажет:
- Не буду отрицать, не буду, о поэт! Мелик - уш - шуара неторопливо поднялся, снял с разрисованной полки из палисандра приготовленную на сегодня рукопись "Бенгю баде" - "Гашиш и вино", переписанную лучшим шахским каллиграфом, скрепленную серебряными застежками. Снова, в который раз, начал её перелистывать... Мелик - уш - шуара был высок ростом, худ и молчалив. Его желтоватое лицо казалось болезненным из - за постоянно носимых белого подризника и белой абы. Самым примечательным на его лице были глаза: спокойные, как озеро, блестящие, как волны под солнцем, глубокие и печальные, они светились из - под кустистых седых бровей, окруженные совершенно белыми ресницами... Ему вспомнился сейчас разговор со своим учеником и зятем. Разговор этот состоялся в Кербеле. В прошлом году, когда он заговорил с Мухаммедом о переселении в столицу, во дворец Шаха Хатаи, старый мелик - уш - шуара сказал:
- Сынок, этот шах не похож на других. Он и властен, он и мудр. Подумай сам, он покоряет страны, но не забывает и о главном, что питает дух - придает блеск искусству, поэзии. Ты только послушай, что он говорит о слове, о сазе - душе нашего народа:
Сегодня не тронул рукою я саз мой любимый, Но хлынул мелодий поток к небесам. Ч етыре начала нам необходимы: Наука, священное слово, мелодия, саз!
Он тогда промолчал, но мудрый старец ясно прочитал в глазах собеседника: "Ну и что? Все это - лицемерие. И поэзия, и искусство, и саз - средства, необходимые ему для порабощения стран и народов, и для упрочения своей власти, не так ли? " И старец не оставил без ответа этот безмолвный вопрос.
- Ну и пусть! И при этом не забудь воздать ему должное: впервые после арабской оккупации наш азербайджанский язык проник во дворцы, стал языком политиков. Межгосударственнае переписка теперь ведется на нашем языке. Шах сам подает пример: слагает стихи на родном языке своего народа, согревает стихи собственным дыханием. А ведь до сих пор считалось, что только персидский язык - язык поэзии, вспомни, ведь ты сам говорил, что на нашем языке "Стихи слагать трудно". Дорогу во дворец проложили даже ашыги, а ведь они - народная память об озанах. Шах проявляет особую заботу о тех, кто хочет получить образование, стремится овладеть искусством. Он располагает прекрасной библиотекой, собрал в своём дворце каллиграфов, рисовальщиков, переплетчиков. Всем им определил жалованье, поручает переписку ценнейших диванов и научных трудов. Когда при тебе будут хулить его, то не забудь и о творимых им добрых делах! Тогда этот разговор ни к чему не привел. А вот теперь зять посвятил своё новое произведение Шаху Исмаилу, завоевавшему особое положение среди государей века. Мелик - уш - шуара задумчиво разглядывал разрисованные полки. Хотя у шаха была отдельная библиотека, но здесь, под рукой он держал самые редкие экземпляры, которые могли понадобиться ему в любую минуту. Вот труд Мухаммеда Закария ар - Рази, повествующий о медицине, философии, астрономии, литературе и музыке; вот недавно переписанные произведения "Элми - Эхкам" и "Зидж", рассказывающие о звездах... Как широк круг интересов шаха, как велика его тяга к знаниям! Когда мелик - уш - шуара вернулся с рукописью, шах уже закончил писать и играл в шахматы с беззвучно вошедшим в комнату тайным служителем. Эта шахматная доска, привезенная ему в подарок купцом Гаджи Салманом из Индии, была изготовлена из знаменитого индийского карагача и перламутра. Одни клетки были из дерева, другие - из перламутра. Фигурки, высотой с палец, были изготовлены из слоновой кости: пешки - в виде усеченных куполов, конь - всадника, королем служила усыпанная драгоценными камнями корона. Белыми играл сам государь. Тихими, бесшумными шагами мелик - уш - шуара подошёл к игрокам, остановился между ними, стал наблюдать. Игра окончилась. Хотя шах одержал победу, он, как и всегда, не был целиком сосредоточен на игре: мысленно он продолжал начатую беседу. Так было и на этот раз. Без всякой видимой связи он возобновил прерванную беседу:
- Значит, сегодня мы читаем "Бенгю баде" вашего зятя?!
- С вашего разрешения, мой государь! Ни с того ни с сего он вдруг высказал мысль, волновавшую, видимо, его давно:
- Надо привлечь во дворец поэта Мухаммеда Физули, господин мелик - уш - шуара.
- Он не придёт, святыня мира!
- Почему?
- Потому что он - на службе у более великого шаха, счастливый государь!
- У кого? - в голосе шаха нарастал гнев, это поняли и мелик - уш - шуара, и тайный служитель. Но мелик - уш - шуара ответил так же спокойно:
- У Гусейна ибн - Алиюл - муртазы! У твоего великого предка, мой государь! Мухаммед Физули пишет на своём родном языке в Кербеле, среди арабов. Как говорится, "растит веру внутри веры! " Служитель вздохнул свободно - голос государя стал, как и прежде, спокойным и мягким:
- Хвалю его! Поэт - недремлющее око, мыслящий мозг, несмолкаемый язык своих соотечественников. Разумеется, так и должно быть. Уму непостижимо, что сделали с этим несчастным народом арабы. Ребёнок идёт в школу, и первые произносимые им слова - арабские: "Бисмиллахи рахмани рахим, хювел - фаттаху алии". Что тут можно понять? Бедный ребёнок! Разве нельзя, чтобы он своим крохотным язычком произнёс на родном наречии: "С именем великого, милостивого, милосердного бога начинаю... " Вот и все. Такое и богу будет угодно, и ребёнку ясно. Или другой пример. Многие народы ни слова не понимающие по - арабски, пять раз на дню совершают намаз. Один на один стоят они в укромном месте со своим создателем, говорят творцу о своих горестях, просят, веря в его величие: "Гул хювел - аллаху эхед". Разве нельзя, не ломая арабского языка при произнесении этих слов, просто сказать на своём родном языке "Бог един"? Клянусь, бог охотнее примет такую молитву. Ведь совершающий намаз будет понимать то, что он говорит богу, а не твердит, как попугай, заученные слова. Поэт Хатаи уже давно обдумывал эту мысль, целиком завладевшую его душой, но не высказывал пока с полной откровенностью: для народа, обращенного в рабство, сохранение родного языка имеет неоценимое значение. Арабские завоеватели прекрасно понимали это и старались сразу же, в корне, задушить язык порабощенного ими народа. Пятикратная молитва несчастного пастуха, в которой он не понимает ни слова - по - арабски! Первое слово пятилетнего ребёнка в моллахане - по - арабски! Верно говорят, если хочешь уничтожить народ - сначала отбери у него язык. Это стало лозунгом всех завоевателей, всех тех, кто приобрел господство над другими народами... О наболевшем он говорил иносказательно, а мелик - уш - шуара и тайный служитель стояли и слушали, не зная, что ответить.
- На это и направлены все мои старания: придать блеск нашему языку, этого я требую и от вас, и от других поэтов... Вот почему, является Мухаммед Физули вашим зятем или нет, его авторитет передо мной очень высок. Жаль, что он не покинет Кербелу, службу святому Гусейну и не придёт сюда... В этот момент вошёл слуга - нубиец и доложил, что приглашенные уже в сборе, ждут шаха. Тайный служитель проговорил простодушно:
- Да буду я твоей жертвой, мой шах! А что, если бы ты издал указ перевести на наш язык и совершать на нем и намаз, и другие молитвы... Шах расхохотался. Усмехнулся и мелик - уш - шуара. Даже у нубийца, застывшего в дверях как изваяние из черного гранита в ожидании шахских повелений, на мгновение ярко сверкнули белки глаз, мелькнули между толстыми губами блестящие, словно перламутр, зубы. Отсмеявшись, шах хлопнул правой рукой по спине своего любимого служителя и постоянного шахматного соперника, и сказал уже серьезно:
- Рано ещё, мой дорогой! Мы наживем себе неисчислимое количество врагов. Весь арабский мир, все идеологи ислама, религиозные фанатики - все ополчатся против нас. Скажут: мы умаляем значение арабского языка. Скажут: переводить Коран - грех. Скажут: вы предаете язык Корана. В сущности, перевод нанесет вред интересам молл. Когда слова произносят по - арабски, среди неграмотных создается вера в существование в них некоей волшебной, таинственной силы. Известно, что все таинственное пробуждает в сознании человека священный трепет, пробуждает полную страха веру. Это - то им и нужно! Ты только подумай, сколько народов мира читают Коран на арабском, на этом же языке совершают намаз. От Андалузии до Хата, от берегов старого Эдила до юга Африки - чуть ли не весь мир... Шах на мгновение смолк, и мелик - уш - шуара, воспользовавшись паузой, прочитал строки Фирдоуси, пришедшиеся по душе шаху:
Арабы, что ящериц грязных глотают И пьют молоко верблюдиц, Теперь о короне Каинов мечтают! Что с миром сталось, люди!
- И наш народ это очень хорошо понял. Хоть и принял веру, но не забыл о ненависти. Сколько бытует в народе разных пословиц, баяты, выражающих отношение к арабской оккупации! Вот послушайте баяты:
Эй, отзовитесь - араб пришёл, Отдайте, что есть - араб пришёл. Даже самую малость не прячьте в щель, Все заберет он - араб пришёл!
Но шах его не слушал. В его воображении звучал другой голос, голос встреченного когда - то в караван - сарае благообразного дервиша. Он вспомнил вдруг слова старого дервиша: "Необходимо избавить людей от трёх горестей нашего времени, государь! От голода, непрекращающихся войн и гнета местных правителей и амидов, продающих, вместе с прочим, и твои собственные трон и корону. Стоит им скрыться от твоего бдительного ока - они служат уже не тебе, а своим целям; добившись своего и получив в дар какую - либо область, они тотчас приступают к грабежу твоих подданных. Гнет дошёл уже до того, что правитель пересчитывает зерна в колосьях, и в соответствии с этим требует у бедняка урожай. Почему у тебя не вызывает подозрений правитель, приносящий тебе дорогие дары? Почему ты не задумываешься, каким путем он получил их? Когда военачальники разоряются, они отправляются грабить то один, то другой край. Попирают законы народного гостеприимства. Заходят в чей - то дом, вкушают хлеб с его хозяином, а потом дочиста грабят приветившего их человека. Не забывай, что великий бог создал край для бедняков на том свете, а для богачей - на этом. Будь заступником всех несчастных, будь справедлив, будь праведен! " Много слов сказал тогда дервиш. Даже и теперь, слушая его звучащий в памяти голос, шах поеживался от обилия предстоящих дел. Он заговорил, отвечая и тайному служителю, и своим сокровенным мыслям:
- Пока рано. Быть смелым не только у себя на родине, но и среди религиозных фанатиков, в пупке Аравии, как Мухаммед Физули, писать стихи, поэмы на своём языке! Вот это отвага! Он возводит наш язык в ранг языков, известных всему миру! Если таких, как он, будет больше, может быть, тогда... Он снова умолк... Направился к двери. Черное изваяние - нубиец низко склонил голову. Шах прошёл в зал, где был назначен поэтический меджлис. Позади него на подобающем расстоянии друг от друга следовали мелик - уш - шуара и тайный служитель.
* * *
Все любители и знатоки поэзии, музыки, науки и творцы искусства уже заполнили зал. Они садились, как правило, поближе к шаху. Трон в комнате не устанавливали; на таких собраниях Исмаил не любил отделять себя от поэтов, ашыгов - своих собратов по перу. Просто в зале, на почетном месте, разложили тюфячки, по обе стороны от них расположили подлокотники из тончайшей тирмы, бархатные подушки под спину - пюштю, называемые в народе "тюфяками свекрови" - обычно их подкладывали под спину, прислоняясь к стене, пожилые женщины. Вот таким - без трона и короны - бывал шах на поэтических и музыкальных собраниях. По числу участников собрания и в соответствии с их привычками против тюфячков ставили кальяны, наргиле, трубки. Подобно тому, как каждый заранее знал определенное ему место, надимы, невольницы, служанки тоже знали, кто и где будет сидеть. Рядом с курительными принадлежностями перед каждым тюфячком стояли низкие разрисованные скамеечки, а на них - самаркандская бумага, ширазские перья, пеналы. Вино, сладости и фрукты подавались каждому на отдельном подносе - хонче. Для непьющих вместо вина подавались кардамонный и шафранный шербеты в красивых эмалевых кувшинах и граненых сосуда/х. Визири и векилы, учёные, поэты, каллиграфы, художники, музыканты и ашыги, которым предстояло услаждать слух на этом вечере, тихо переговаривались. Когда в зал вошёл Исмаил, а за ним, на подобающем расстоянии мелик - уш - шуара и тайный служитель, все тотчас поднялись и, прижав правые руки к груди, уважительно склонили головы. Шах прошёл к своему месту, сел. По его знаку опустились на свои тюфячки мелик - уш - шуара, надим и все собравшиеся. На минуту воцарилось молчание... Каждый устраивался поудобнее на своём тюфячке, облокачивался на подлокотники. Наконец, шах обратился к сидевшему справа от него мелик - уш - шуара:
- Устад, с чего начнем? Поэтическое собрание вел обычно мелик - уш - шуара. И он ответил:
- Мой государь, помимо главной цели, ради которой мы все собрались, нас ждет сегодня и сюрприз - интересный гость, прибывший издалека, из самого Чухур Садда. Северные области нашей родины будто провели водораздел между художниками: ширванская земля, где я родился, подарила миру поэтов, бакинская - прекрасных художников - ювелиров, округ Чуху Сада - Геокча - ашыгов, и каждая по - своему прекрасна! В этот момент примостившийся сбоку от шаха шут, не привлекавший до сих пор ничьего внимания, прервал мелик - уш - шуара со свойственной ему смелостью и болтливостью:
- Да, у каждого города должно быть своё лицо... Как говорят арабы, ремесленничество - в Басре, красноречие - в Куфе, удовольствия и наслаждение - в Багдаде, предательство в Рее, зависть - в Герате, распущенность - в Нишапуре, жадность - в Мерве, гордость - в Самарканде, храбрость - в Балхе, торговля - в Египте... Все расхохотались.
- А Тебриз, в котором ты родился? - вопрос задал шах.
- Он рождает хороших шутов, дорогой! Когда смех прекратился, Шах Исмаил обратился к мелик - уш - шуара:
- Слушаем тебя, устад!
- С вашего разрешения, эшрафи - эла, наш гость - один из самых искусных народных художников Мискин Абдал.
- Пусть пожалует... Среди музыкантов поднялся высокий худой человек с трехструнным сазом в руке, весь облик его излучал сияние. На ашыге была надета чуха со свободными рукавами, рубашка с вышитым воротом, коричневые домотканые шаровары. Тонкие черные брови ашыга будто образовали дуги над широко расставленными карими глазами. В этих глазах, завораживая и вызывая изумление, таинственным светом мерцали золотисто - желтые точечки. Прижав правую руку к левой стороне груди, ашыг поклонился на три стороны. Властным шахским оком оглядывал Исмаил фигуру Мискина Абдала, его светоносные глаза, получившие, казалось, свои искорки в подарок от желтого солнечного луча. Невольно понизив голос, он сказал сидящему рядом мелик - уш - шуаре:
- Если это - Мискин Абдал, то каковы же в тех местах величественные люди? Губы мелик - уш - шуара легонько раздвинулись. Чтобы не вызвать подозрений, не смутить гостя - ашыга, впервые в жизни выступающего на шахском собрании, он ответил быстрым шёпотом:
- Те, наверное, будут похожи на моего государя.
- И этот ничуть не хуже. Разговор их не был замечен, лица обоих собеседников будто окутывала невидимая вуаль. Мискин Абдал, ещё раз почтительно поклонившись государю, встал на подобающем расстоянии. Лишь одно слово слетело с его уст:
- Позвольте...
- Позволено! - ответил самый старший из собравшихся кази. Прижав к груди трехструнный саз, ашыг ударил мизрабом по струнам и мелкими плавными шажками пошёл по кругу собрания:
Лишь на тебя надежда моя, Ласковый друг, приди мне на помощь. Вздохну - и эхо в горах застонет, Заплачу - чужой рассмеется, родня отвернется моя.
Верхом на Дюльдюле, с мечом в руках Вместилище всех наших мыслей и чаяний. Но я - в опале, но я - в отчаянии, Приди, мой глава, видишь, я в слезах!
И от тебя, приходящий на помощь Великий аллах, моих слез не прячу. Абдал - моё имя. И вот я плачу, До самых небес дошли мои стоны!
Послышались возгласы собравшихся: "Саг ол! Молодец! " И голос ашыга, и искусство исполнения, и поэтичность пропетых на родном языке гошма, и строки, намекающие на великого предка государя, и мастерство игры на сазе, и танец, и учтивость, идущая от старых традиций деде - озанов, понравились всем сидящим в зале, пришлись им по душе. Это были люди, умеющие ценить искусство, и поэтому они с большой теплотой, с истинным наслаждением слушали ашыга Мискина Абдала, так же, как неоднократно слушали они любимого ими Гурбани. А Мискин Абдал, как подлинный ашыг, влюбленный в красоту поэзии, весь отдался вдохновению. Со сменой мелодии менялись и стихи, он переходил от гошма к теджнису, от теджниса к герайлы, от герайлы к дивани. Наконец, он, соблюдая этикет, прочел по одной - две строфы каждого вида и смолк. Снова, приложив правую руку к груди, почтительно поклонился, благодаря всех за внимание. Затем ашыг вернулся на своё место. Целиком погрузившийся в мир поэзии поэт - государь Хатаи жестом подозвал к себе главного писаря, что - то сказал ему. Тотчас же главный писарь прошёл в соседнюю комнату и вернулся с каллиграфом, несущим небольшой табурет. Шах громко сказал:
- Пиши! Даруем ему - Мискину Абдалу своё покровительство и дарственную на село Сарыягуб, с правом наследования Главный писарь написал черновик указа, а каллиграф здесь же переписал его на самаркандской бумаге. На табурете были расставлены крошечные пиалы с голубой, красной, чёрной, лиловой красками, в отдельных маленьких сосудах находились жидкие золото и серебро. Привычными движениями каллиграф опускал камышовое перо в пиалы, водил им по бумаге. Не прошло и четверти часа, как указ был готов, и главный писарь, пятясь, поднес его государю. Одним росчерком камышового пера Исмаил поставил свой вензель под указом. По знаку мелик - уш - шуара Мискин Абдал подошёл к государю, опустился на колени. Но когда он наклонился, чтобы поцеловать землю (видно, его заранее обучили придворным манерам), поэт - падишах остановил его:
- Нет - нет, устад, не целуй землю! В сравнении с тем удовольствием, которое ты нам сегодня доставил, указ ничего нe стоит. Возьми! Ты ещё раз доказал всем нам, что язык нашей матери - родины - язык музыкальный, обладающий высокой поэтичностью, что на нем можно воспевать самые прекрасные чувства, высказывать самые глубокие мысли. Язык наш великолепно ложится на музыку! Слава тебе и великому создателю, вдохновившему тебя на это. Радостно, с большим волнением слушал Мискин Абдал слова поэта - государя. Почтительно взяв указ, он поцеловал его, приложил к глазам и ко лбу и встал:
- Да будет долгой твоя жизнь, да стану я твоей жертвой! - сказал он. - За то, что ты делаешь для возвеличения родного языка, за твои благородные убеждения и помыслы вечно будут молиться за тебя наши родные края. Пятясь, Мискин Абдал вернулся на своё место. А шах задумчиво проговорил:
- Наш великий поэт задолго до нас утверждал в своих стихах:
Джамшида бокал протянула мне алая чаша тюльпана, Когда я в цветник заглянул как - то раз утром рано. И каждый цветок творца славил, и пел весь цветник: Лови, о лови, ведь другого такого не будет, лови этот миг!
Ведь эти строки - лучшее подтверждение божественной поэтичности и музыкальности нашего языка! Мовлана Ахунд Ахмед заметил:
- Мой государь, у персов есть такая поговорка: настоящий язык - это арабский язык, язык поэзии - персидский, а чтобы по - тюркски говорить - труд нужен! Раньше шаха на это отозвался шут:
- Никто свой айран не назовёт кислым!
- Верно! И потом, ведь поговорку сочинил какой - то перс, вот он и присвоил себе поэтичность. А наш багдадский поэт своими произведениями дает лучший ответ на этот вопрос. Сегодня мы прочитаем одно из них. Пожалуйте, устад, очередь за стихами! Мелик - уш - шуара передал листок бумаги своему ученику, прославившемуся прекрасной дикцией и выразительным чтением стихов; молодой поэт взял свернутый в трубочку листок, развернул его. Он взглянул в сторону шаха, как бы спрашивая разрешения, - среди собравшихся воцарилось молчание, и молодой человек начал читать "Гашиш и вино", поэму Мухаммеда Физули, посвященную Шаху Исмаилу:
Пусть на века продлится его торжество. Как Авраам, он устроил для всех пиршество, Дал благоденствие нам, словно Джамшид. Всяк - и богатый, и бедный, славит его. Шах Исмаил, пусть аллах вечной властью тебя одарит!
Молодой человек читал, а все внимательно слушали. Время от времени, стараясь не шуметь, брали угощение с поставленной перед ними хончи, кто - то наливал себе из кувшинов и графинов вино, шербет, сладкие напитки, кто - то покуривал кальян... Когда чтение окончилось, был уже поздний вечер. Но собравшиеся не были утомлены. Ученик мелик - уш - шуара прочитал последнюю строфу - и меджлис потрясли возгласы: "Отлично! Прекрасно! Молодец! Дай бог ему здоровья! Слава ему! ". Шах Исмаил был опьянен радостью.
- Ах, как не пожалеть, что такой поэт не является украшением нашей страны, её столицы, моего дворца! Пусть за доставленное всем нам наслаждение ему пошлют в подарок сто ашрафи! Мелик - уш - шуара осторожно проговорил:
- Не делай этого, мой хаган! Не посылайте. Он - служитель святого Гусейна, и наград просит только у своего создателя. Это - человек, довольствующийся малым. Вот послушайте, что он говорит:
Если осыплет богатством судьба - я не пляшу. Если отнимет все у меня - я не грущу. Пусть я ничтожен и гол, как последний бедняк, Это лишь видимость; знаю, что, как Гарун, я богат.
- Жаль, что, когда мы покорили Ирак и вошли в Кербелу, Мухаммед Физули ещё не был так известен нам. Иначе мы обязательно выделили бы его из всех остальных служителей святого, узнали бы о его нуждах... В этот момент слуги принесли и поставили перед шахом изящное фарфоровое блюдо с очень любимыми им дынями, нарезанными на дольки. Эти дыни доставлялись шаху из Бухары, сохраняемые по дороге во льду в медных коробках. Перехватив недоуменный взгляд Ахунда Ахмеда, брошенный им на дыни, Исмаил предложил:
- Ахунд, пожалуйте!
- Ни за что, мой государь! "Не ешь ничего против сезона", завещали нам древние целители. Для каждого сезона есть свои блюда, свои фрукты и овощи. Нарушающий это правило человек может и заболеть! Исмаил рассмеялся:
- Я могу воздержаться от любого плода, но не от дыни. Очень уж люблю я дыни, Ахунд! Причем я ем их в любой сезон, когда бы ни привезли, и пока что, наперекор той медицине, в которую мы верим, не видел от них никакого вреда.
- О чем говорить, мой государь! Ваш организм молод. К тому же вас охраняет и бережет ваш великий святой предок. А для меня даже знаменитый арбуз Бабашейх, и тот - в свой сезон.... Музыканты, по знаку шаха, заиграли мугам Кябили. Молодой певец исполнял, в основном, газели Хатаи и Физули, а в теснифах обращался к широко распространенным в народе песням. Когда перешли к ренгу - дрогнули шторы на боковой двери, из - за них показалась изящная девушка, одетая в алый шелк с золотой бутой. Лицо её прикрывала такого же цвета легкая вуаль: оно проступало за неуловимой тканью, как греза. И лицо её, и тугие косы, в которые были вплетены нити жемчуга, манили сквозь эту злость, притягивали каждый взор. Рукава платья спускались до самых ладоней, раскрашенных хной. В крошечных пальчиках, каждый из которых напоминал тающий во рту сладкий хлебец, девушка держала палочки бенгальских огней. В тот момент, когда она показалась из - за занавеса, слуги задули часть свечей, и зажатые между её пальцами палочки ярко заискрились. И так же мимолетен был танец, отмеренный, казалось, мигом горения бенгальских огней и бешеным ритмом ренга. Вокруг танцовщицы летали тысячи искр, звездочек, ярких светлячков. Зрелище было изумительным. Танцовщица так же незаметно исчезла за шторой, как и появилась. Меджлис продолжался. Теперь говорил только что прибывший из Самарканда поэт - дервиш Саили. Он видел в Самарканде гробницы Хюсам ибн - Аббас - Шахзинде, Газизаде, Шадмулька, Амирзаде, Тоглутекин, мечети Хазрат Хызр, Бибиханым, Регистан и взахлеб рассказывал об их красоте:
- Святыня мира, мастера так искусно выложили из бирюзовых и белых эмалированных кирпичиков слова аллаха и пророка, что их изречения выглядят, как прекрасный бутон цветка. И самое удивительное - каждое их слово можно читать с любой стороны - и сверху вниз, и снизу вверх, и слева направо, и справа налево. Читай как угодно, одно и то же изречение перед твоими глазами!
- А Али?
- Нет, имени Алиюл - муртазы там нет.
- А вот мы возвели гробницы нашего отца и деда не хуже тех святынь. И имя Али велели так же написать, но уже в полном виде: "Аллах - Мухаммед - Али". И родной Ардебиль наш стал благоустраиваться, теперь не счесть там паломников. А на меджлисе, с разрешения шаха, пел уже другой ашыг. Гошма перемежались герайлы, он пел собравшимся историю одной горестной любви, сочиненную известным этому кругу ашыгом Гурбани:
В сторону Барды душа моя отправилась, Под названием Гянджа стоит там город, эй! Вы мои любимые, хорошие, красавицы, В золото одетые, не прячьте взоры, эй!
Вдруг, когда ашыг залился соловьем, запел о верности в любви словами: "Дам расписку, стану рабом твоим на сто лет", шах - поэт вздрогнул. Слетевшие с уст ашыга слова подействовали на воображение поэта, все в нём разом всколыхнулось. "Нет, ашыг, нет, мой дорогой! Ты не знаешь, что значит быть рабом! Видимо, на твоей родине не продаются и не покупаются, как рабы, девушки, молодухи, юноши с руками как сталь... " Поэт забыл уже и об ашыге, и о собравшихся, воображение подхватило его на свои крылья и понесло в Ирак: ... Солнце поднялось уже на высоту двух копий, когда они вошли в Самиру. Вместе со своими приближенными шах направился на невольничий рынок, о котором давно уже был наслышан. Говорили, будто большой двор и площадь для невольничьего рынка велел построить сам Гарун - ар - Рашид. Постройка была так крепка, что и теперь, семь веков спустя, ни один камень не выкрошился, ни один кирпичик не упал. На площади, перед воротами невольничьего рынка, высится сложенная из камня гигантская винтовая башня, вершину которой не увидишь с земли. Лестница в триста шестьдесят ступеней ведёт к верхушке этого величественного минарета, причем, в отличие от обычных минаретов, винтовая лестница здесь расположена не внутри, а снаружи башни. Говорят, будто в дни особенно оживленной торговли, когда на рынке раскалялись страсти от всей этой купли - продажи, Гарун - ар - Рашид приходил сюда, поднимался на башню, верхушка которой упиралась в самое небо, и с этой головокружительной высоты разглядывал торговую площадь. Понравившихся ему красавиц, рабынь и невольниц, он отбирал для своей прекраснейшей жены, поэтессы Зубейды - хатун, а крепких, могучих юношей и молодых мужчин - для себя. Шах взглянул на высокий, опоясанный спиралью лестницы минарет, и ему вдруг захотелось узнать, что ощущал, как чувствовал себя Гарун - ар - Рашид, когда поднимался на эту, казавшуюся недосягаемой, вершину. Он спешился, привычно, не обращая внимания на тех, кто склонялся перед ним в благоговейном поклоне, кто собирал землю из - под его ног и тер себе ею, кактутией, воспаленные глаза или больные участки тела, кто бросал ему под ноги лепестки роз, а потом, после того, как он ступал на эти лепестки, бережно укладывал их в маленькие белые мешочки, чтобы сохранить для любимых. Ни на кого не глядя, шах начал подниматься по широким каменным ступеням. Следом за ним двинулся один из наиболее близких ему тогда военачальников, молодой Рагим - бек. Он шёл с каким - то особенным, непонятным ему самому волнением. От этого ли, от высоты ли, но вскорости у шаха началось сильное сердцебиение. Дыхание стало прерывистым. Шах взглянул вниз - и люди, занятые торговлей на невольничьем рынке, праздно прогуливающиеся у ворот или стоящие, задрав головы и с любопытством следящие за поднимающимися на башню - минарет, показались ему гигантскими суетящимися муравьями. Он покачнулся, и тут Рагим - бек почтительно и заботливо поддержал его. Сняв с пояса флягу, Рагим - бек протянул её шаху со словами: "Мой государь, соблаговолите, может быть... " Хотя Исмаилу и не понравилась тогда витиеватость и нарочитая скромность, отнюдь не свойственная молодому военачальнику, зато пришлась по душе чуткость, с какой Рагим - бек поспешил помочь ему в этой необычной ситуации. Он выпил прохладной воды из фляги, обернутой в войлочный футляр, чтобы предохранить содержимое от нагревания, и вернул её владельцу. Подумал: "Что делать дальше, спуститься или продолжать подъем? " Спустившись, он не только уронит свой авторитет в глазах тех, кто сейчас наблюдает за ним снизу, но и лишит себя возможности достичь вершины, а, значит, и не достигнет преодоленной Гаруном высоты, не ощутит владевших им чувств! Нет, только ввысь, только вверх! Именно оттуда он должен взглянуть на невольничий рынок, выбрать, а затем купить и освободить раба, как он сделал это, когда родился Тахмасиб, и тем самым исполнить данный обет. Во что бы то ни стало он должен вызвать восхищение всех этих заполнивших рынок и прилегающую к нему площадь мусульман, иудеев, несторианцев, ассирийцев и бог его знает, кого ещё там, а также должен выполнить одно из велений предка Мухаммеда - об освобождении раба. То ли эти мысли, то ли вода, то ли короткий отдых укрепили его колени, разогнали отяжелившую их кровь. Сердцебиение утихло, он пришёл в обычное состояние. Уже не спеша шах продолжал подниматься по ступеням. Добравшись до вершины, он увидел далеко внизу отряд своих всадников: окружив белого холеного жеребца, принадлежащего шаху, люди все, как один, воздели руки к небу. Отсюда не были видны улыбки на лицах его подданных, не были слышны радостные возгласы одобрения, но молодой шах почувствовал их. Затем он обратил свой взор на невольничий рынок. Стоявшие на вершине минарета молодые люди на фоне голубого неба походили на изваяние пары черных орлов, резко очерченных заливающим мир солнцем. Исмаил долго разглядывал рынок, но понял, что с такой высоты невозможно отличить невольницу - красавицу от уродины. Постояв, они пошли обратно. Хотя спуск и намного легче подъема, однако винтовая лестница обладает неприятным свойством: легко кружится голова у спускающихся по ней. Но Исмаил и Рагим - бек быстро приспособились к лестнице: как при переходе через речку, они стали смотреть не вниз, на беспрестанно двигающуюся массу, а вдаль, на расположенную в отдалении мечеть со стройными, вонзающимися в небо минаретами, и на рассыпанные вокруг неё дома. Головокружение прошло. Внизу несколько молодых людей окружили Рагим - бека и, глядя на него с неприкрытой завистью, стали расспрашивать:
- Что ты увидел оттуда, бек?
- Ну, как там?
- Ты был так близко к богу, помолился бы и за нас заодно! Слыша позади себя голоса, но не обращая на них внимания, Исмаил шёл к рынку. Позволив испросившим у него разрешения взобраться на башню, он вступил на рынок. Впереди государя - победителя торопился базарный смотритель, громко возвещая о нём и пробивая ему дорогу. Смотритель расталкивал в стороны непомерно увлекшихся торгами, прокладывал шаху путь к "прилавкам". На низких широких топчанах, установленных вдоль правой стены, группами стояли белые и черные невольницы. У одних на голове были простые накидки, у других - абы из прозрачной ткани, похожие на круглую чадру. У большинства предназначенных к продаже черных невольниц на талии были повязаны красные шелковые передники. Тела их блестели, как у вырезанных из ценного эбена и покрытых лаком идолов. Казалось, искусный мастер - ювелир до блеска отшлифовал наждачной бумагой чёрный агат. У негритянок были тонкие, но крепко сбитые тела, торчком стояли груди. Молодой государь и сопровождавшая его свита в изумлении смотрели на этих удивительных, воспламеняющих и ум, и тело черных красавиц. Шедшие позади шёпотом, чтобы не услышал государь, перешучивались. Как белые, так и чернокожие девушки, в большинстве своём стояли, опустив глаза. Но попадались изредка и такие, что, уставившись лучистым зазывающим взглядом на красивых мужчин - покупателей, кокетливо поигрывали плечами. На шеях и ногах чернокожих рабов, стоявших на топчанах слева и прямо от образовавшегося прохода, была надеты тяжёлые деревянные колодки. Ноги и руки их сковывали тонкие, но крепкие цепи. У статных рабов - нубийцев при каждом движении перекатывались под кожей мышцы. Государь, спустившись с башни - минарета, опустил на лицо вуаль и теперь проходя по рядам рынка, не мог спокойно смотреть на этих несчастных. Поэт читал по глазам и позам этих обездоленных, выставленных, как скот, на продажу людей весь испытываемый ими стыд, унижение, ощущал их тоску и гнев. Он выбрал десять рабов, страдавших, казалось, особенно тяжело. Следовавший за ним казначей, кланяясь государю при каждой покупке, расплачивался с неприятно скалившимися при получении денег арабскими купцами. Приложив лист тугра к спине шедшего рядом с ним помощника, битикчибаши тут же писал указы об освобождении. В одно мгновение салават смотрителя, его громкие восхваления государю, отпускающему на волю купленных им рабов, разнеслись по всей площади. Давно уже завсегдатаи рынка оставили торговлю и во все глаза наблюдали за государем, явившимся, чтобы выполнить данный обет - купить и освободить рабов. С рук и ног освобожденных рабов снимались цепи, и десять счастливцев, все ещё не верящих в свою удачу, благодарно смотрели то на трепетавший в их руках указ об освобождении, то на молодого человека с вуалью на лице, даровавшего им свободу. Затем все десять рабов, как подкошенные, одновременно повалились к ногам своего освободителя. А смотритель громко провозглашал: "Шах Исмаил ибн - Шейх Султан Гейдар ибн - Шейх Джунейд... В честь появления на свет наследника престола принца Тахмасиба освобождает рабов. Помолимся во здравие принца... " Шах Исмаил всю жизнь будет помнить, до самой смерти не забудет он той тоски, что стояла в глазах красавиц и статных юношей, выстроенных в ряд для продажи. Для его поэтического сердца это было тяжелее, чем переживания какого - либо иного государя по поводу самого большого поражения. На мгновение он взглянул на только что вошедшего в дверь раба - нубийца: "С того дня он не покинул моего дворца, не ушёл от меня. Девять освобожденных рабов ушли, а этот остался со мной, - подумал он. - Такой преданности я не видел ни от одного из моих приближенных, и даже не жду её". Шах все ещё предавался воспоминаниям, изредка окидывая взглядом собравшихся: Рагим - бек по тайному, непонятному для других знаку раба - нубийца поднялся с места и, поклонившись государю, вышел в переднюю комнату. В это время служанки внесли и поставили перед каждым ароматное кюкю из челемира. Рагим - бека ожидал церемониймейстер.
- Купец Гаджи Салман завтра, после утреннего намаза, поднимет свой караван. Он пойдёт в сторону кяфиров - нечестивцев. Святыня мира велел чтобы Гаджи проводили к нему, когда бы он ни пришёл.
- А где Гаджи?
- Как и велел святыня мира, в тайной шахской резиденции.
- Хорошо, я передам сейчас же. Рагим - бек снова вернулся на собрание поэзии и музыки. Теперь все внимали молодому ашыгу. Мелко, по - птичьи семеня по тебризским, кашанским, ширазским коврам, он пел очень любимую государем гошму ашыга Гурбани. В своё время, услышав эту гошму из уст самого Гурбани, государь помог поэту, избавил его от горя: наказал Беджана и вернул Гурбани возлюбленную. Ашыг пел:
Тот, кто ведёт меня в этом мире - сын шейха, шах мой! Заклинаю тебя бесценной твоей головой, Просьба есть у меня к тебе единственная: Прочти это письмо, узнай о моем положении бедственном!
- Саг ол, отлично! - раздались со всёх сторон возгласы. Рагим - бек, не осмеливаясь подойти к шаху в эту минуту, так и стоял у двери. Ашыг, вдохновленный успехом, продолжал свои трели:
Кто откроет поэту истину? - Пир один! Со связанными руками перешел я Худаферин, Но тайны соперника так и не смог раскрыть. Исчезла из жизни радость, ну, как мне быть?!
Гурбани говорит: когда весна настает, В озерах утки и гуси любовный ведут хоровод. Прими мою голову в жертву, о кожу лица вытри ноги. Не имею другого имущества. Кто мне поможет?
- Прекрасное имущество!
- Да исполнит аллах желания всех руками моего султана, моего Шаха Исмаила! Исмаил улыбнулся:
- Пусть сам аллах и исполнит. Рагим - бек все - таки улучил момент, и вдоль стенки, за спинами сидящих пробрался к тому месту, где сидел государь. Опустился на колени и из - за плеча шаха тихонько зашептал ему на ухо:
- Купец Гаджи Салман рано утром отправляется на север, в Кяфиристан. Если вы хотите его повидать, сахибгыран, он в вашей тайной резиденции. Шах, совершенно трезвый, будто не он только что пил вино, щедро подливаемое из эмалевых кувшинов, сразу же поднялся с места.
- Друзья! Пусть продолжается меджлис. Меня ждет важное дело. Через две четверти часа - я к вашим услугам. Как только он встал, поднялись и все собравшиеся. В сопровождении Рагим - бека и преданного нубийца шах покинул зал. Выйдя в коридор, он, не поворачивая головы, сказал Рагим - беку:
- Передай главному визирю, Рагим: пусть он и главный писарь со всёми принадлежностями для письма придут в тайную резиденцию. Едва шах вошёл в потайную комнату и расположился на тюфячках и мутаках, явились и главный визирь, и визирь двора, и главный писарь, и каллиграф с письменными принадлежностями.
- Так куда ты, говоришь, направляешься, Гаджи?
- В страну мадьяров, мой государь! Я слышал о ней от турецких купцов, а уж они господствуют в большинстве нечестивых стран. Дойду туда, если аллах позволит!
- Прекрасно! Да будет странствие твоё безоблачным... Ты доставишь наше послание государю тех мест. Чтобы, если и он захочет, установить между нами связь.
- Я готов, святыня мира! Государь приказал битикчибаши - главному писарю:
- Пиши! Причем, пиши послание на нашем родном языке. Главный писарь тотчас протянул каллиграфу листок для письма, украшенный золотым орнаментом: тот и сам хорошо знал что нужно писать в начале официального обращения. Главный писарь начал записывать основной текст. Сложив руки на груди, поклонился и попросил разрешения сказать слово главный визирь:
- Святыня мира, а, может, как прежде, отправим послание на персидском языке? Ведь в тех краях, среди кяфиров, не найдется никого, кто бы читал, понимал по - нашему! Но в ушах шаха все ещё звучали голоса. То были и стихи Физули, который, сидя в центре Аравии, писал свои произведения на родном языке; и газели Гурбани, со связанными руками перешедшего через мост Худаферин; и голос пришедшего издалека, из Чухур Садда Мискина Абдала. Он слышал сейчас и старого дервиша, говорившего ему когда - то в рибате Гарачи: "Каждая самая простая фраза у нас подобна поэтической строке, так почему же ей не прославиться во всем мире?! Если в нашем языке есть мощь, дающая силу сердцам и рукам, лучшим сынам нашего народа, то почему в сердце страны, столице, не должны говорить на своём родном языке, не вести на нем все дела, включая и политические? Пришло время, о государь! Если ты сейчас этого не сделаешь, то кто же тогда сделает?! Сила - у тебя, и честь - тебе! " Даже не взглянув на визиря, шах резко, голосом, полным решимости, сказал битикчибаши, который, задержав на мгновение стремительный бег пера, вопросительно смотрел на него, ожидая другого приказа:
- Нет! С этих пор все послания династии Сефевидов будут отправляться только на нашем языке! И во дворце все будут говорить и писать на этом языке! Кроме святой молитвы, установленной благословенным пророком, ни одно слово более не будет произноситься во дворце на арабском или персидском языках. Все внимательно слушали государя. Голос его несколько - смягчился. Теперь он обращался к Рагим - беку:
- Рагим, ты отправишься в путешествие вместе с Гаджи. Лично предъявишь наше послание мадьярскому государю. Рагим - бек почтительно склонил голову. С удовольствием начал битикчибаши писать первое дипломатическое послание на азербайджанском языке...
26. ЭПИЛОГ
"Я очень старался. Возмужав, я приложил много усилий к тому, чтобы не было войны. Но не получилось. В моей написанной для Султана Селима газели я описал характеры окружающих меня людей, которые за моей спиной плетут интриги, а в лицо - льстиво улыбаются. Я знал, что вокруг меня никого нет, пустота. Мой дядька, Леле Гусейн - бек постарел. Мать и братья давно умерли, большинство приближенных, преданных мне воинов уже состарились, мечи выпали из когда - то могучих рук... В то время, как я к войне совершенно не был готов, те, кто окружали меня, старались стравить меня с соседями, особенно с Султаном Селимом, направляли ему от моего имени оскорбительные письма и "подарки". А за день до той роковой Чалдыранской битвы, которую я считаю самой трагической за всю мою жизнь, я видел сон. Снилось мне, что я в горах преследую марала. Но, когда я почти догнал его, марал скрылся в какой - то пещере. Следом за ним сунулся в эту пещеру и я. В страхе остановился. В пещере сидит семиглавый дракон, и из каждой пасти, клянусь моим предком Мухаммедом, исторгается адское пламя. И всякий раз, как чудовище делает выдох - меня опаляет пламенем, а при вдохе затягивает внутрь, прямо в пасть, ей - богу. Затянуло меня стотысячное войско Селима. Здорово затянуло! Не успел я проснуться и рассказать свой сон, приближенные тут же начали советовать: "Давайте встретим Селима в пути, нападем на него внезапно, ночью". Но это было неприемлемо для моего достоинства, и я ответил: "Я не разбойник, грабящий караваны. Мужчина должен по - мужски встретить врага на поле боя, один на один". Его войско действительно намного превосходило моё по численности... Почему я не доверился мудрому пиру эренов, устами Ибрагима передавшему мне известие и о численности войска Селима, и о его вооружении. Не прислушался я, окружающие не дали прислушаться: это неправда, сказали они, не бывает такого войска; они втравили меня в такую войну, которая навсегда запятнала моё имя. Вот это и было моей первой ошибкой. Мы встретились. Снова стали мне советовать: давайте помешаем установить орудия, нападем на врага, пока он ещё не успел подготовиться к битве. И снова я не позволил. "Пусть подготовятся, - сказал. - Я вышел воевать в открытую". Я сам дал врагу возможность возвести железную крепость перед моими несчастными кази. Я не струсил, не схитрил, не применил уловок в битве. И вот это было моей второй ошибкой! Хатаи допускал непрерывные ошибки... В той битве, длившейся три дня, я потерял таких храбрецов - кази, каждый из которых сравнится мужеством с молодым львом... Самый тяжёлый мой грех - то, что я разрешил остаться в Чалдыране Бахрузе - ханым и матери моего наследника Тахмаса Мирзы Таджлы - ханым. Обе они сражались в мужском одеянии. Обеих их, оказывается, позвали битвы во имя славы Родины. Мою Бахрузу взяли в плен, и потом, несмотря на все мои просьбы, Селим так и не вернул её. Отдал невольницей какому - то придворному поэту. Это было для меня хуже смерти. Моя Таджлы! А моя храбрая Таджлы освободилась, сняв с себя и отдав Месих - беку все свои драгоценности. Ровно три дня, помимо надимов, от меня не отступали три молодых человека. Один из них охранял меня справа, другой - слева, а третий - сзади. Позади меня сражался дервиш Ибрагим! Прекрасным своим голосом он пел то мои нефесы, то свои гошмы, вселял мужество в моих храбрых кази. Когда он, залитый кровью, упал к копытам моего коня, я счел, что обрушилась прикрывавшая меня гора; спина моя осталась открытой. Я не знал, кто это, скрыв лицо под вуалью, сражается справа и слева от меня, считал, что преданные воины. Только когда они упали, пронзенные стрелами, я узнал несчастных. Одной была искусная танцовщица, красавица Айтекин, причину огромной ненависти ко мне которой я так никогда и не узнал; другой была воинственная женщина, бакинка, жена Гази - бека - Султаным - ханым. И их тоже призвала на поле боя Родина. Перед телами этих двух женщин я преклонил колени. Потом я узнал, что даже мой враг Султан Селим велел похоронить их, как подобает хоронить героев. Я был бы счастив, если бы пять моих дочерей - Ханыш, Перихан - ханым, Мехинбану Султаным, Фирангиз - ханым, Шах Зейнаб - ханым, мои сыновья Невваб Кямьяб, Тахмас Мирза, Сам Мирза, Бахрам Мирза обладали таким мужеством, как Айтекин и Бибиханым - Султаным, с такой же силой любили бы свой родной край, родной народ. Вот уже четырнадцать лет минуло после Чалдыранской битвы. И ни разу никто с тех пор не увидел улыбки на моем лице, навсегда легла на него тень печали. Потому что это я, я сам, воодушевленный своими победами и завоеваниями, уверовав в свою непобедимость, выступил с меньшим по численности войском и допустил ошибки, обрекшие меня на вечные муки. Я доживаю последние дни моей жизни, дорогие мои потомки! За свою короткую, отпущенную мне богом жизнь я сделал для вас все, что мог. Я старался силой меча объединить наш истерзанный на куски край - вот к чему были направлены все мои завоевания. Горсть родной земли считал я дороже горсти золота, одно коротенькое слово на нашем языке - выше меры драгоценностей. Во имя вечной жизни обоих - Родины и родного языка - я сделал все, что смог. Не поминайте меня проклятьями! Умножьте то хорошее, что я начинал! Не повторяйте моих ошибок!.. Таково моё завещание. И ещё я оставляю вам стихи. Если они доставят вам удовольствие, будет спокоен мой мятежный дух, я обрету в могиле покой. Три залога оставили нам мудрые предки, и я завещаю их вам: наш язык, нашу честь и нашу Родину - берегите же их как зеницу ока! "
КОНЕЦ
Баки мин беш йюз бир
© Copyright: Владислав Калабин, 2017
Свидетельство о публикации №217042202050
Свидетельство о публикации №217042202050
Рецензии