На Халанчиге

Моя первая рыбалка в качестве бригадира и ихтиолога, т.е. ответственного не только за организацию рыбалки, но и за оплодотворение и качество инкубационной икры лососей, случилась на границе одного из кластеров Магаданского заповедника, проходившего по реке Халанчиге. Началась она неудачно. В начале, мы едва не утонули во время сильного паводка, начавшегося ночью. Методом глубокого размышления в стиле «да ну его нафиг каждый раз к загородке (такой рыболовный забор через реку) по кручам лазить» было постановлено разбить лагерь на низком берегу. Таёжные завсегдатаи и знатоки выбрали место даже не на берегу, а на лайде между протоками, решив, что растущие на ней там-сям кустики чернотала говорят о стационарности этого галечного островка и на нём нам, с какого-то перепугу, ничего не грозит. Меня много чему обучали, особенно в плане выживания, и я предупреждал, что утопнем к бениной маме. Но меня не очень-то слушали тогда, невзирая на должность. Молодой ишшо!
Потом нам всем здорово повезло.
Оказалось, что километров в трёх ниже по течению находилось зимовьё егерей заповедника. И один из них по какой-то надобности с утречка топал вдоль Халанчиги по медвежьей тропе. Ну и набрёл на группу, в «синих купальниках». Спасибо, что отстреливаться от оживших утопленников не стал, решил, что утопленники не трясутся и не матерятся так с утра. В общем, везение было из серии – так не бывает. Егерь буквально на денёк заскочил в зимовьё, глянуть, как в нём дела. Через, примерно, час мы отогревались возле печки и прополоскали кишки горячим, крепким, сладким чаем. Если где-то есть рай, то вот так он примерно и выглядит! Была у егеря и рация. Связались со своими, нам пообещали вертушку, как распогодится. Заказали то, что попросил егерь. Под это дело договорились с ним, чтобы путину мы провели, живя в их зимовье. Это была самая комфортная путина! Нам разрешили пользоваться одной комнатой, гостевой – зимовьё было большое, капитальное, при условии, что оставим после себя порядок, гальюном, при условии, что потом сами его выгреб вычистим и баней, с условием, дрова заготавливать самим и что если спалим, то лучше нам сгореть вместе с ней, иначе хуже будет. Ну, и глянув на рожицы рыжего Лёхи и чёрного Васи, бывших у нас в бригаде, егерь отдельно предупредил – по кладовым и сараям не лазить. Что мы клятвенно и пообещали. Как и сообщать о времени вылета вертушек, дабы помочь со снабжением припасами на зиму. Дело в том, что оплодотворённая икра с момента оплодотворения должна час-другой провести в полном спокойствии в воде, для набухания оболочек, и в течении восьми часов после оплодотворения быть доставленной на рыбоводный завод и быть заложенной на инкубацию. Учитывая, что находились мы обычно в 200-400 км от завода, за икрой прилетали вертолёты через каждые два дня. Лафа обеим высоким договаривающимся сторонам. Расчувствовашись, егерь показал нам гигантские по площади заросли жимолости, находящиеся неподалёку. Жимолость росла там вперемешку с относительно невысокими кустами тальников и обнаруживалась далеко не сразу. Но столько её в одном месте я разве что на реке Тауй видел – гектары!
Короче, дальнейшая путина проходила в комфорте и достаточно однообразно. Я набирался опыта и если бы не неудачность выбора реки для путины, то всё было бы вообще замечательно. Икры мы в том году заложили мизерные количества с Халанчиги. Погода подкачала, да и сама речка, моментально вспухающая при дождях в верховьях, мало того, что не дала рыбачить как следует, так и рыба с паводками проскакивала мимо нас, как пушечное ядро. Если бы не то замечательное зимовьё, горя бы мы из за кислой погоды хапнули. А зимовьё было действительно замечательным. Мужики, которые его строили, были и с головой в дружбе, и с руками. Стены из брёвен в обхват. Парни сделали приспособу, благодаря которой, с помощью бензопилы распускали бревна на доски. Доски делались взрослые, сантиметров семи-восьми толщиной. Медведь вам не граф, царапающий дверь спальни графини с целью исполнить супружеский долг! Тот если постучится, так постучится. Поэтому домик под номером 00, двери, ставни на окна в зимовье сделаны были из таких вот досочек, а перед окнами и дверями уложены обрезки этих же досок, с плотно набитыми гвоздями-двухсоткой, остриями вверх. Не забалуешь. Комната, выделенная нам, глядела окном на реку, с той же стороны был и вход в неё. Точнее, общая дверь. Зимовьё было недалеко от реки и с речной стороны грунт плавно снижался к воде. Поэтому к двери была пристроена широкая квадратная площадка-эстакада на бревенчатых опорах, площадью метров так, квадратов с двадцать пять. В самой комнате, не теснясь, мы расположились вшестером. Роскошное жилище!
Река периодически смывала наши загородки, мы их восстанавливали. Иногда даже удавалось наловить производителей в промысловых количествах. Место, выбранное нам для рыбалки, было неудачно ещё и тем, что масса рыбы была «тугой», с незрелой икрой и молоками. Её долго приходилось выдерживать в садках. Садки не менее периодически смывало, затапливало или переворачивало взбурлившей от очередного затяжного дождя водой. Мы их восстанавливали и перетаскивали  на места, которые вроде как не пострадали при очередном паводке, река в следующий раз направляла свои струи именно туда. И все наши труды в очередной раз оказывались в известном месте у отсутствующего кота. В таких развлечениях прошло лето.
От безделья зарождаются дурные мысли. Как-то, проснувшись ночью в кромешной темноте, увидел, что икра-«пятиминутка», т.е. очень малосольная красная икра, застоявшаяся на столе несколько дней в миске, ибо не лезла уже, слегка подпортилась и сияла в потёмках мертвенным голубым светом. Такая собака Баскервилей, только не гавкает. Растолкал Петю, прозванного позже «Радио Алута», предложил намазать этой радостью физиономии Лёхи и Васи. Разбудили их криками – Медведь! Те, подкинувшись, увидели светящиеся в потёмках глаза друг друга. Минут десять мы подбадривали их паническими криками. Утром заставили Васю ремонтировать дверь, которую он вынес лбом, спасаясь от Лёхи. Повеселились. М-дя. Ну, случались и другие дурки, правда, не столь эпические.
В связи со слабым уловом вертолёт прилетал к нам не часто. Обязательства по помощи со снабжением зимовья мы выполнили, а вот себе ничего особо, насчёт пожрать, позволить не могли.  Изредка подбраконьеривали уточку-другую, Но близость заповедника к такому хулиганству не располагала. Созрел мелкий магаданский шиповник, созрела жимолость и другие ягоды. Времени хватало, ягоды насобирали, но сахара было мало, и сохранить её было практически невозможно. Кто имел дело с жимолостью, тот знает, что ягода это нежная и забраживает очень даже запросто. И мы, добавив к сахару запасы сгущёнки, раздавили туда всю собранную ягоду, долили водички и поставили три здоровенные молочные фляги «таёжной мамки» поближе к печурке дозревать. У меня вызывало некоторое сомнение сочетаемость сгущённого молока и ягод в браге, но результат оказался очень даже ничего так на вкус. Не «Божоле» какого-то там года с южного склона виноградника, конечно, так и не то, чтобы гурманы собрались, способные это самое «Божоле» от «бармалея» отличить. А самое главное, если уж не упиться совсем в хлам, что я и Петя никому не позволяли, то на утро голова не болела и похмелье было лёгким и недолгим, если вообще присутствовало. Но одно дело я с Петей, довольно равнодушные к алкоголю, или два других мужичка, хоть и пьющих, но знающих меру и понимающих, где можно в лоскуты упиться, а где не стоит. А совсем другое дело Вася и Лёха.
Эти два клоуна отличались друг от друга, как Арлекин и Пьеро, но были неразлучны аки Кастор и Поллукс из созвездия Близнецов и постоянно в шкоде. Лёха был чуть моложе, едва достигший совершеннолетия балбес, рослый, мосластый, немного угловатый, с рыжими торчащими, жёсткими и слегка вьющимися космами, шустрый в шкоде и ленивоватый в работе – короче, вылитый Пьеро. Вася был постарше, примерно одного роста с Лёхой, но более коренастый, с прямыми чёрными волосами, отсутствующим передним зубом, причём этот провал выглядел тоже угольно-чёрным и смуглым лицом, черты которого говорили, что он явный гибрид с аборигенным населением. Не то с орочонами, не то с эвенами, Выглядела эта «дружба народов», особенно на фоне Лёхи, как Арлекин в трауре, ибо был молчун и довольно флегматичен. Но к  браге они испытывали одинаково трепетные чувства и гонять их от неё приходилось, как котов от сала. С переменным успехом. Несколько раз мы с Петей даже грозились вылить к такой маме эту «мамку», но исполнить сие кощунственное действо рука не поднялась.
С ночи начался моросящий дождик, уровень воды вновь поднялся и после проверки и так всего подвязанного, закрепленного, укрытого и подтянутого, делать было особо нечего. Подкинули монетку, на предмет, ежели в воздухе зависнет, то брагу пить не будем. Причастились, без комсомольского энтузиазма. Мужички постарше завалились послушать, что по подушке передают, я заварил кофе по-аравийски, с солью и кардамоном, и мы с Петей присев к столу и прихлёбывая волшебство из эмалированных кружек, наблюдали в окно дивную картину. Лёха с Васей умудрились раньше заначить в какую-то жестянку литра три браги и, когда выходили «покурить», то догонялись дополнительными дозами. В результате, когда мероприятие было объявлено закрытым, эти два клоуна имели глаза-оловянные пуговицы, губы – слюнявыми пельменями и неудержимую потребность пообщаться за жизнь и выяснить, кто кого уважает. По этому поводу они уселись в обнимку на эстакаде под моросящим дождиком и что-то рассказывали друг другу на ушко, поелику обнаружили, что мы за ними в окно смотрим. Минут через пять Лёха слегка отодвинулся от Васи, внимательно посмотрел ему в профиль и зарядил туда кулаком. Вася на такое «здрасьте» обиделся, схватил Лёху за шею и оба свалились с помоста, старательно, но почти безрезультатно мутузя друг друга. Ещё через пару минут, они трогательно, но не менее безуспешно, пытались отряхнуть друг друга и в обнимку вновь сидели на помосте, болтая в воздухе ногами и делясь какими-то своими секретами.
Минут через пять всё повторилось. Менялся только зачинщик. Потом снова. На четвёртом цикле кофе и терпение у нас с Петей закончилось. Дав спарринг-партнёрам по пинку в зад и по пластиковому ведру в руки, приказали идти за жимолостью и не возвращаться, пока не соберут ягоды с горкой. Наступила тишина! Петя почистил ружья, я наточил до бритвенного состояния все ножи и топоры и завалились тоже подремать, раз делать всё равно нечего. Вообще-то, на путине день, когда удалось поспать часа два, считается выходным. А тут такая ленивая лафа.
Когда открыли глаза, уже день клонился к вечеру. Распогодилось, тучи разошлись и было довольно светло. Ягодников не было. Сумерки – медвежье время. Мы заволновались за наших «кашенек». Идти на поиски вслепую категорически не хотелось. Густые кустарники, местами в рост человека, в основном – по грудь. И созревшая ягода. Раздолье для медведя. В таких зарослях он так замаскируется, что в шаге от него пройдёшь и заметишь, только когда он причешет. Лапой по башке, натянув скальп на глаза. Впрочем, обычно это уже не важно. У Пети было два ружья. Одно, двустволка двенадцатого калибра, другое – одноствольное, однозарядное, шестнадцатого калибра. Причём ствол гораздо длиннее, чем у двустволки. Наличие всего одного ствола компенсировалось великолепным эжектором и относительно небольшим усилием при перезаряжании, что при определённом навыке позволяло, зажав между пальцами левой руки три патрона, сделать четыре выстрела почти со скоростью помповика. И вот, Петя с двухстволкой и я со вторым ружьём подошли к краю зарослей жимолости в том месте, где наши штрафники в него зашли. А куда дальше-то? И вдруг слышим где-то вдалеке ор, – Медведь! Потом какие-то крики, вопли, медвежий рык, явно перемещающиеся. Где – не понятно. Быстро темнело, да и лёгкий туман образовывался. Вроде уловили направление и наплевав на собственную безопасность, ломанули в кусты. Крики раздвоились и один явно приближался. Через пол минуты Лёха с воплем, - «Не стреляйте, там медведь!», оленем перескочил через кусты и нас, мелькнув сапогами где-то над нашими головами. Надо было видеть эту картину! Волосы рыжие дыбом, морда белая, как молоко, конопушки на этом фоне сияют, как начищенные медные гвоздики на двери, оббитой дерматином, зелёные глаза-плошки в пол лица, в положении «какаю». Приземлившись за нашими спинами, сделал конской пробежкой ещё полукруг и остановился, наконец, запально дыша. И бормоча на выдохе, - Вася там, Вася, медведь, Вася, медведь. И не понятно, где, кто кого, медведь Васю или Вася медведя. Что вообще происходит. Тут, довольно далеко, загорелся фальшфейер и с криками, «отпусти, сука», стал быстро удаляться от нас. Ему вторил медвежий ор. Мы рванули за ним. Не представляю, как Лёха преодолел эту дистанцию за несколько секунд. Мы до места их рандеву с лохматым бежали как кони минуты три. А фальшфейер всё удалялся от нас. Зная, что горит он пять минут, я напряг все силы, чтобы догнать. Бесполезно.
Впрочем, когда первый фальшфейер погас, через несколько секунд загорелся другой и начал приплясывать на одном месте с тем же аккомпанементом -  отпусти, сука! И всё это время слышался медвежий рёв! Подбежав метров на пятьдесят, мы с Петей осторожно выглянули из кущей и видим картинку. Небольшая полянка, посреди полянки растёт не очень высокая, раскоряченная лиственница, практически без веток внизу. А на верхушке, опасно раскачиваясь среди редких ветвей, сидит небольшой медведь-пестун и орёт благим матом, что твоя кукушка, только лохматая. Вокруг же лиственницы, в расчехранной одёжке, с волосами дыбом и горящим фальшфейером в руках, скачет впавший в боевой транс Вася, пытается трясти лиственницу и орёт «отпусти, сука».
В общем, судьба пестуна была печальной. Достаточно большой, чтобы в несколько секунд наделать из нас всех окрошки, он как-то не вдохновлял на усмирение Васи в его присутствии и мирное отступление. Потому как не факт, что сам бы отступил и не напал, пока мы Васю бы в чувство приводили. Двумя выстрелами мы его, точнее её, сняли с дерева. Вася, отбросив фальшфейер, кинулся пинать тушку и даже попытался укусить. Лайка, блин.
Позже выяснилось, что ни Вася, ни Лёха толком ничего не помнят. Шли, топая, как подкованные гуси и галдели так же, собирая ягоду. Внезапно наткнулись на пестуна, огибая какой-то куст. Дальше тьма первозданная. Лёха с перепугу изобразил оленя, пестун рванул в другую сторону, испугавшись ора двух отважных таёжников. Вася, в состоянии шока, кинулся не от медведя, а за ним следом (!), поджигая файер и с криком «отпусти». Кстати, мордель у него была красная, как у Евдокимова после бани. Такой Цезарю бы понравился, который римским императором был, он таких людей себе в воины отбирал. Потому как с испуга не «вещество страха» выделяют, а «вещество гнева» - норадреналин.
Короче, Петя разжился медвежьей шкурой, которую засолил и втихаря уволок в посёлок после путины. Мы все разжились не хилыми запасами медвежатины. А Лёха с Васей ещё года два получали от Пети предложения поехать с ним на охоту вместо лаек. Я, говорит, вас только по помойкам потаскаю, чтобы, значить, нюх прорезался, и будете мне зверя загонять.
Через пару дней нас с Халанчиги сняли и отправили осваивать реку Алут. Но это уже другая, точнее другие истории.