Как я бросил курить

    Родился я в рабочем посёлке “Потнонный”, в пригороде Ленинграда. Наш дом находился напротив проходной завода “Почтовый ящик №10”. На заводе строили и ремонтировали военные корабли. Здесь работал и мой дед с бабушкой до войны, но они умерли в блокаду в 1942 году. Помню длинные коридоры на каждом этаже в четырёхэтажном доме на Заводской улице. Таких было два дома: - номер 16 и номер 17, по крайней мере, сейчас стоят такие дома. В коридорах на каждом этаже в разные стороны расходились двери в комнаты. Напротив каждого дома, во дворе стояли двухэтажные сараи, где обитатели этих домов хранили свой скарб. В этом дворе мы и проводили своё свободное время, играя в войну или в прятки. Мама работала на заводе, а папка военный моряк Балтийского флота, после победы пришёл на ремонт на своём корабле в 1945 году.
В 1946 году отец демобилизовался с армии и женился, а в следующем году  появился и я на свет. Правда, познакомились они с мамой ещё в 1942 году, он с друзьями моряками помогал хоронить дедушку с бабушкой на нашем Ижорском кладбище. Вообще на Ижорском кладбище у нас могилы с 1931 года. Там похоронены тёти и дяди – всего сейчас покоятся семь человек. Позже с заводского общежития семья переехала в Корчмино и начала строить свой дом. Участки были уже распределены, и нам досталось место на углу двух улиц. Пока строили дом, снимали комнату в соседних финских домиках. Трудное было время, поэтому дом строили вскладчину на две семьи.
   От сюда я и пошёл в школу, в школу ходили через картофельные поля за два километра. В соседних домах также жили бывшие фронтовики, все дружили. В праздники, после демонстраций по очереди собирались то у одних, то у других за накрытым столом. Напротив нашего дома был дом Ивана Дмитриевича Плющенко – это была большая семья с пятью детьми. Дядя Ваня пришёл с финской войны инвалидом: у него не было глаза и руки. Я дружил с Петром, младшим его сыном, мы с ним вместе ходили в школу, только учились в разных классах школы № 399, которая находилась за железнодорожной линией. Когда построили школу № 520, нас перевели в неё, она находится поближе к нам и на нашей стороне от железной дороги.
   После получки на заводе, мы с мамой иногда встречали отца у проходной, когда он задерживался, и шли прямо к шоссе, а там, где сейчас находится остановка автобусов, раньше стоял “Шалман” – это был буфет, куда обычно заходили работяги после смены и конечно после бани, про баню будет отдельный разговор. Когда заходили в Шалман, глаза разбегались от красивых пачек папирос на витрине. Здесь были такие папиросы как “Тройка”, “Казбек”, “Беломор канал”, “Красная звезда”, “Север” и многие другие сигареты.
   Вот тогда, где-то в третьем классе, мы и решили с Петром попробовать курить. Старшие товарищи сдавали  металлолом и всякое старьё тряпьёвщикам, и на вырученные деньги покупали папиросы. В металл в основном шли разминированные снаряды, которых в лесу было очень много, поломанное заржавевшее оружие,  фронт проходил недалеко от нас в лесу, где сражался Ижорский батальон.
   Мы достали папиросы, вытащив их из пачки старшего брата Петра, папиросы назывались “Красная Звезда”. Как обычно, с утра мы пошли с Петром в школу, но до школы не дошли: по пути свернули в лесок и закурили. Сначала было терпимо, только кашляли, но потом закружилась голова, и стало что-то клокотать внутри. Когда я пришёл домой, мне стало совсем плохо, мутило  по-страшному, совсем изменился цвет моего лица.
  Вечером пришли родители с работы и отец сразу определил, что от меня несёт табаком, мой батя не курил.
  А когда он узнал, что я не был в школе – отлупил меня флотским ремнём. Он всегда пускал его в ход, когда я что-нибудь натворю: гонялся за мной вокруг круглого стола в большой комнате, а мама старалась меня прикрыть, но иногда попадало и ей. Батька был крутой и отважный, недаром имеет две медали “За отвагу” и орден “Красной звезды”. Но за это сейчас я ему только благодарен.
После этого случая курить нам с Петром что-то расхотелось. Петро тоже получил от отца “на орехи”.
  Баня в нашем посёлке знаменитая, как и раньше топиться она дровами, хотя остальные городские бани давно перешли на газовое отопление. Поэтому мыться и попариться  приезжают к нам и сейчас со всей округи.

Наша баня

Гомон в бане, словно роя шум:
Споры, анекдоты и рассказы…
Много навевают разных дум,
Детство вспоминаем и проказы.

Помним как зимою, в холода,
Нас отцы таскали за собою.
Быстро улетели те года,
В детство дверь немного приоткрою.

Очередь тянулась от ларька,
За угол шуршала, да с изгибом.
Догрести  скорей бы до полка
Все болячки выбить вместе с гриппом.

Три пролёта лестницы вперёд,
А потом, у места потоптаться.
Смотришь, с валенок растаял лёд,
Чуть попозже стали согреваться.

Все в атаку на полке; пошли:
Веники мелькают словно сабли.
Пар в углу, как водится, нашли,
А мурашки бегают как грабли.

Через час, отмывшись добела,
В раздевалке кучками садятся.
Вот такие брат были дела,
Нечему здесь, в бане удивляться.

После бани чарка, как закон,
Дёрнут старики перекрестившись.
В чистое нырнёшь, как Аполлон,
На неделю с банею простившись.


  После школы, поступил я в техникум, где мы иногда потягивали сигареты с красным вином. А после получения диплома пришла повестка  с военкомата, и загремел я в “Советскую армию”. Служить пришлось в ГСВГ (Группе Советских войск в Германии), в городе Галле. В Дрездене проходил “учебку”.  В Галле стояла наша 27-я пехотная дивизия. Я попал в пехотный полк,  в роту связи. Моя радиостанция средней мощности обслуживала связь начальника штаба полка. В германии нам выдавали курево в виде сигарет по восемнадцать пачек в месяц, сигареты всегда были или “Охотничьи”,  или “Северные”. В небольших подразделениях, вместо сигарет можно было получать сахар, но в больших, как наше, этим переделом не занимались. Поэтому мы получали только сигареты. Наш полк был боевой развёрнутый, состоял из трёх батальонов, в каждом батальоне по три роты, а в роте по 120 человек. Кроме того было множество вспомогательных подразделений: танковый батальон, рота разведки, рота химзащиты, рота радистов и телефонистов, где служил я. 
  Штат моей радиостанции состоял из четырёх человек, но серьёзно курил у нас только водитель Туракулов Алекул. Все полученные сигареты мы складывали в ящик с “ЗИПом”, а при техническом обслуживании станции в боксах отправляли нашего южного водителя на камбуз, где работали его земляки, менять сигареты на тушёнку и хлеб – что практически всегда получалось.
  После армии я поступил и в 1975 году окончил ЛВИМУ им. С.О.Макарова радиотехнический факультет и распределился в Черноморское морское пароходство в легендарный город Одесса.
 Здесь начались мои трудовые будни. Первый рейс у меня получился самым длинным: отходил я в море девятнадцать месяцев. Наш теплоход “Баймак” ходил на линии  “Odessa ocean line”  под бельгийским фрахтом. Ходили мы от Европы до Юго-восточной Азии,  на круг выходило до двадцати пяти портов захода. Начинали со Швеции, Германии и других европейских стран, а заканчивали Вьетнамом, Гонконгом, Филиппинами.
Вот здесь мы курили другие табаки, сигареты в красивых пачках и блоках: “Pall Mall”,“Rothmans”,”Marlboro”, закручивали ароматный табак “Clan (aromatic) в самокрутки и вокруг друзья (и даже женщины) просили ещё подпустить ароматного дымку, когда мы были в компании. Такие сигареты  в ту пору были  лучшим подарком на берегу, когда мы заходили в наши порты: Одессу, Ильичёвск, Керчь, Бердянск.
  В это время я начал обкуривать трубки: первую трубку купил в Голландии и долго её обкуривал трубочным табаком “Clan”. Трубочный табак более крупный, чем сигаретный.
Затем у меня появилась трубка с Гонконга, а затем и трубка с Кубы, но это было тогда, когда я перешёл работать а Латвийское морское пароходство. Всего в моей коллекции было  пять обкуренных трубок. Голландскую обкуренную трубку я подарил брату Юрию, чтобы он поменьше курил и впоследствии совсем бросил курить.
С Черноморского морского пароходства я перевёлся поближе к дому в Латвийское морское пароходство на более короткие рейсы, в то время Латвийское пароходство было передовое, в нём практиковалось использование сокращённых подменных экипажей. Работали мы сначала по системе: -  один подменный экипаж на два теплохода, а затем сделали на каждом теплоходе по два экипажа, с  работой по три месяца.
Приедешь домой с хорошими заграничными сигаретами, угостишь друзей и на сердце так становиться приятно и хорошо, что охота просто жить и петь.


Понтонная

Понтонная, “Понтошка”-    Я хожу, топчусь по ней,         Понтонная, “Понтошка”
Вкусная картошка,         Магазины в сборе,               Вкусная каротшка,
Здесь родился я, живу     Обойду-ка все сейчас            Здесь родился я, живу
И домой сейчас гребу,     Дырочки в заборе,               И домой сейчас гребу,
Не гребу, а еду           Встречу корешей в углу          Не гребу, а еду
На улицу Победы.          Иль под стенкой в кучке,        На улицу Победы.
Понтнная, “Понтошка”      Выдохнем и скажем ей:
Ты моя родная,           “Место, где есть лучше?,
Улица здесь Южная         И куда так тянет нас,
И совсем прямая,          После расставаний,
Вдоль дороги тянется,     Ты для нас же первый класс
На восток ползёт.         Из воспоминаний.
Просто она дразнится
И меня зовёт.


Улица

Улица старушка, улица родная,
Колыбель – избушка здесь моя косая.
Стены пахли смолкой, но прогнить успели,
Песни поют ставни, детством веют трели.

Подпевают ставням, тополя высоки,
Шепчут словно бабки стебельки осоки.
В ряд столбы печально смотрят на дорогу,
Костылём бетонным подпирая ногу.

Тени под луною пред тобой глумятся,
На ветвях листочки тополей искрятся.
Вой котов пугает, псы всё также злятся,
Бабки запрещают детям в ночь шататься.

Хоть и ночь в разгаре – просто не уснуть.
Аромат из сада, дай ещё глотнуть.
Ну, насыть ты душу, я люблю тебя.
Улица родная – Родина моя!

А бросил курить я очень просто. Был месяц март, снег ещё не совсем сошёл, ночью сильно подмораживало. Я прибыл с Риги в очередные отгулы и стал заниматься оформлением своего дома, который выкупал у Райисполкома. В те времена каждый моряк должен был быть прописан по Отделу кадров того пароходства, в котором он работал. Пока я работал и лазал по пароходствам, мой дом приватизировал Райисполком.
Но наступили другие времена – распался Советский Союз - Латвия стала другой страной, она этих законов не придерживалась и никаких иностранцев не держала, поэтому я  выписался с отдела кадров пароходства и старался причалить к своему дому. Но всё это было не так-то и просто. Я бегал из кабинета в кабинет с кучей документов. Однажды, еду я по Загородной улице в Колпино,  на своей “копейке”, на дороге гололёд,  впереди автобус идёт к остановке – я иду на обгон. Слева от дороги речка, впереди крутой подъём, навстречу едет ЗИЛ - грузовик и в этот момент я делаю роковую ошибку (давно не сидел за рулём) – выжимаю сцепление и жму на тормоза. Меня начинает крутить на дороге, и машина оказывается на встречной полосе пассажирским боком к встречно едущему грузовику. Короче – от машины у меня остался только мотор и багажник, а была у меня крепкая “копейка ВАЗ 2101” – купил я  её на ремонте в Роттердаме. Благо, что не было у меня пассажиров. Я помню только белую морду ЗИЛА, меня вытащили, увезли в больницу.
Результат - тринадцать переломов рёбер – меня раздавило пассажирским сиденьем, также была повреждена левая нога внизу и  правое плечо вверху. Четыре дня я был на том свете (там ничего хорошего), но оказывается, “я сказал не правильный пароль и меня туда не взяли”. От удара с лёгких отлетел весь сигаретный нагар, долго я отплёвывался. С почек вылетели все камни, и высыпался песок. После всего этого, я увидел, что творится в лёгких и решил больше не курить.
  Трудно вам скажу первые три дня, затем одиннадцатый день, а дальше идёт легко. Только вначале ещё надо сдерживать себя, когда принимаешь рюмку – вот и всё.
Теперь не тянет совсем ни на какие табаки.
Ребята, бросайте курить.