Перевал Дятлова. Царь горы, Стая, Ловушка

"Перевал Дятлова".
("Царь горы", "Стая", "Ловушка")
(Черновой вариант.)
Содержание.
I. Обо всём, всех и всюду.
1. В ожидании.
(О геологе).
2. Случайные люди.
(Побег заключённых).
3. Маленький народ большие беды.
 (Вогуличи).
II. О Них. И не только.
1. Жизнь и путь Золотарёв.
Вспоминая то, что было и откуда нет возврата.
2. Студенты Уральского Политехнического Института.
3. На складе спорт клуба.
4. Посиделки.
5. Подмена и знакомство.
6. Хлопоты на кануне.
III. Дорога в путевых заметках.
1. Свердловск – Серов.
2. Серов-Ивдель.
3. 41-й квартал.
4. 2-ой Северный.
IV. В путь!
V. Подъём на склон и нежданные события на нём.
VI. Лёгкий и поверхностный очерк о поиске и расследовании.
VII. В место послесловия и предисловия.

"Вообще много всяких непонятных, таинственных знаков.
Возникает идея дать название нашему походу -
 "В стране таинственных знаков".
Из дневника Зины Колмогоровой.


I. Обо всём, всех и всюду.
1. В ожидании. (О геологе).
Надежда сидела на мшистом бережке, местами обнажившем серые молчаливые плоские камни, что серыми да чёрными пятнами, словно чернилами, проглядывали в дырах устилающего, но затёртого одеяла-мха берега озера. Летняя духота спадала по мере постепенного продвижения солнца со своего зенита, ниже к горизонту. Почуяв благодатную прохладу полчища гнуса, охотливого до плоти и крови, что прятались весь день от жары и бесчинствовала в тени леса, с наступлением вечера стекались к водоёму, пополняя и без того надоедливо жужжащую, пищащую армаду мошек, овода и комарья. Прозрачная вода сверкала многочисленными бликами, потревоженная ласковыми лёгкими дуновениями ветерка поглаживающим лицо и заботливо отмахивая гнус.
Наконец-то ей удалось! Ценой не вероятных усилий, терпения и доли женской хитрости получилось вырваться сюда. Приближался конец полевого сезона, ознаменованный коротким приполярным летом, уже подходившим к концу, почти не заметной осенью и скорым снегом с холодами. Возвращаться домой и не побывать на завораживающим и манящим своим видом с вершин гор и склонов предгорий озере, и не приблизиться к нему, чтобы просто порадоваться его чистой красотой, было бы обидно.
Да, сейчас она здесь. Улыбается сама себе и своим мыслям. И к чёрту обстоятельства что не пускали её сюда! Ведь от их количества в арифметической прогрессии росло и желание.
Все её геологосъёмочные маршруты, даваемые утром на разнарядке ведущим геологом, пролегали в непосредственной близости от лагеря и его окрестностях, тогда как пути-дороги остальных групп были гораздо протяжённее, и даже с ночёвками. И если Лену, тоже техника-геолога, как и Наденька, и вторую из двух единственных девушек в их партии, это нисколько не беспокоило, и даже радовало, то Надежда, свободолюбивая как ветер в поле, воспринимала это очень близко к сердцу, как личную обиду. Ей казалось, что её ущемляют. Хотя Лена утверждала, что «берегут и обходительно относятся». Наде казалось, что даже чересчур сильно опекают. Присутствие девушек в лагере несомненно влияло на всех мужчин, не зависимо от возраста. Им приходилось в их обществе держать себя в руках, а язык за зубами. Хоть и с большими усилиями, чтоб только не проронить при девушках крепкого словца. И это понятно. Вырвавшись в среду своего «естественного обитания», отказываясь от благ мирских, именно мужчины первыми сдавались подчинялись законам природы и «дичали» первыми и с большой охотой. Девушки всё прекрасно понимали и часто просто игнорировали поведение и разговоры «неотёсанных и грубых мужланов». К тому же с той частью коллектива, что относилась к геологам, да топографам, а не к простым работягам, девушки притёрлись давно- не первый сезон вместе работают. И мужчины относились к своим дамам, которым лет было где-то между двадцатью и тридцатью, с почтением и уважением. Ну, по крайней мере старались не перегибать. Тоже можно сказать и о работягах, набранных из простого числа местных жителей, что ютились в селениях окрестной тайги- манси, коми-зырян, ханты. Добрые по своей природе, но по-детски наивны и обидчивые на пустяки. Надежда никогда не делала разницы между манси и зырянином или другим представителем коренного народа Урала, она её просто не видела. Потому что и те, и другие прекрасно общались между собой на одном языке. И только когда дело у ребят доходило до ругани, где требовалось немедленное применение бранных слов, они с лёгкостью переходили с родной речи на повсеместную и универсальную русскую. Это её забавляло. Она не замечала того, что многие представители сибирского народца не очень ладили с другими, иногда это касалось даже внутриродовых отношений. Довольно покладистые и сговорчивые с лёгкость справлялись с любой работой, а если нет, то хитро обставляли её. В результате было виновато всё вокруг, кроме них. Так было весь сезон и с озером. Целясь на него и подбираясь ближе, приставленный работать в паре работник уводил Надю в чащу, под предлогом «найти путь полегче» и после короткого блуждания по лесу, озеро оказывалось где-то в стороне, а то и вовсе далеко позади. А если случайно теряли бдительность и приближались к водоёму, радость Нади разбивалась о вдруг округлившиеся в беспокойстве бегающие глаза на вертящейся по сторонам голове, и они снова стремительно удалялись под очередным предлогом проверки поставленных на неделе силков, а то и вовсе без объяснения причин. «Чудаковатые» - думала в эти моменты она и покорно шла следом.
Как-то девушка, после очередной неудачной попытки попасть на берег озера, от возмущения и обиды вслух высказав свои мысли: «Да что же это такое? Заговорённое озеро что ли?», на что получила неожиданный ответ от услышавшего её «Бригадира», как за глаза называли старшего по возрасту и любившего деловито отдавать указания остальным работягам, ханта, что шёл впереди неё после маршрута и посчитавший что девушка обращается к нему: «Нельзя туда женщине приходить! Плохо это!». Разговор услышал спутник-рабочий ведущего геолога и руководителя Нади. Тоже закончившие свой маршрут те шли в палаточный лагерь, расположенный в долине реки Лозьва, коротая свой путь вместе с нагнанной Надей. «Ерунда всё это!» - сказал молодой худощавый рыжеволосый работник, манси. Всю дорогу до лагеря они спорили о чём-то на своём языке, из которого Надежда не поняла ни слова. Но одно было ясно точно- их спор, это продолжение их с Бригадиром короткой беседы, в котором каждый гнул свою линию, не уступая оппоненту. Девушка с прискорбием заключила что на озеро ей точно не попасть, настолько яростным был спор. Ну, разве что с нагловатым рыжиком, смеющим перечить старосте работяг… «А что, вариант, вот только его необходимо у начальника выбить. А это дело уже по серьёзнее. Ну да ладно, что она не геолог что ли? Ко всему прочему и девушка. А девушке в поле отказывать нельзя. Она ведь нежное создание, вдруг обиду затаит…».
- Ну надо, Вить! – не объясняла причин и не приводила сколь весомых доводов Надя.
- Да ты толком объясни, зачем тебе этот доходяга? – говорил о молодом манси ведущий геолог. И он был прав. Юноша, лет двадцати с небольшим, и в правду был болезненно худоват. Он же объяснял своё состояние, водкой, на которую он обменивал добытую им пушнину, вместо того, чтобы продать её, ведь человеком он был уже степенным, с женой и малолетним сынишкой. Вот только не говорил сколько он пил водки, ни в литрах, ни в днях. Да об этом красноречиво говорило его ни живое не мёртвое состояние. Даже боялись оформлять на работу «это тело», но шаман как-то убедил ведущего геолога. С тех пор тот был рабочим исключительным. Конечно хамоватым и нагловатым, как никак с начальством якшается, но всё же исполнительным и дисциплинированным. Ни сам манси, ни начальство не жалели о его приёме. Вообще шаман Прокопий Бахтияров был частым гостем в основном лагере у геологов. Здесь он торговал и выменивал. Да и людей он подвозил,- своих, чтобы заработать, да чужих, чтоб не спились в сёлах. Так и сам «исключительный работник», отказавшийся пасти шаманских оленей, побоялся что у того и вовсе пить бросит, попросился к геологам. – Он же с трудом рюкзак поднимает, я большую часть образцов да проб на себе тащу! – продолжал Виктор, не смотря на то, что ему-то большой разницы не было с кем ходить, чуток мог по противиться сам рыжеволосый работник по фамилии Огнев, но и то, так, чтоб поуговаривали. С девушкой в маршруты ему было бы ходить куда приятнее- рюкзак тащить не далеко, ещё и полупустой, прийти в лагерь по раньше да спать завалиться. На лицо одни плюсы. К тому же хороший повод подразнить и позлить своих соплеменников, по совместительству коллег по «таёжному цеху».
- Да что тут нести-то? Мои маршруты все начальные, всё вокруг да около лагеря, к тому же короткие! Да и рюкзак я сроду до краёв не набирала!!!- пыталась уговорить своего начальника Надя, обходя объяснения истинной причины столь сильного упорства, которую пытался узнать Виктор.
- Ай. Чёрт с тобой! Бери его! - сдался ведущий геолог, встав со стола держа в руках свою алюминиевую миску, вышел из-под полога летней открытой кухни в которой всё действо и разворачивалось, направился к речушке, чтоб помыть посуду после ужина, безнадёжно испорченного, безразлично и безвкусно проглоченного из-за упорства Надежды. Та продолжала сидеть в гордом одиночестве ликуя про себя. С ней ликовал и повар, дядя Лёша, который месил тесто за пологом палатки их кухни, и по совместительству продуктового склада. Палатка примыкала к навесу, и служила трапезной в ненастье. «Вот чертовка! - ухмылялся тот, став невольным свидетелем разговора. - Вот это девка! Хрупка, точена и напориста!».
Утром ситуация в корне изменилась. Осталась Надя и без работника вовсе. Ночью Огнев, с таким трудом «отбитый» накануне, за температурил и утром не смог подняться. А постоянного работника, Бригадира, Виктор забрал, пожертвовав малым - Надей.
- Я вообще одна могу здесь ходить. Что случится-то? - чуть не плача уговаривала она ведущего геолога. Дождавшись пока тот выйдет к завтраку. Виктор ел всегда после всех. И ей пришлось «вошкая» ложкой в каше, дожидаться его. При виде девушки лицо начальника перекосилось в гримасе отчаяния.
- Не положено в одиночку по тайге шастать!!! – еле сдерживаясь чтобы не выругаться сквозь зубы отвечал Виктор. – Всё, не обсуждается! Ты на кухне сегодня!!!
- Не могу я в лагере сидеть! Тоска здесь!!!- Надя уже истерила.
- Диалог окончен! И точка! На кухне сегодня, повару помогай! – вскочил начальник, забыв убрать за собой чашку.
Нет, не останется она кухарить, не её это, не любит она этого. Весь день насмарку, то есть на сковородку. Сидит под навесом на длинной скамье подле стола, положила голову на ладонь - обиделась. Повар, дядя Лёша, поднялся с деревянного подмостка, что метра три от кухни отходил к речушке, где мыли посуду и набирали воду. Брякнул по столу на чисто отмытой от каши большой кастрюлею, что та зазвенела и протянула колоколом. Надя вздрогнула от неожиданности. Тошно было смотреть на всхлипывающую носом девчушку, растерянно оглядываясь большими покрасневшими от собирающейся влаги глазами-колодцами. Он видел в ней ребёнка. Хоть и на кухне, но всё же мужик с мягким сердцем от того, что сам был отцом двух дочерей.
 «Да что же с ней тут случиться может? Вокруг на много километров души людской не сыщешь. И что начальник с собой-то не взял? Мог ведь. Она бегунья та ещё, обузой не будет.» - дядя Лёша вздохнул своим мыслям.
- Так, ну всё. Я нытиков и стонутиков на кухне не потерплю. – притворно нахмурил он брови на Наденьку. – Давай, иди в палатку, или куда ты там ещё собиралась. – сказал он, подмигнув глазом, вытирая мокрые руки о засаленный и запачканный золой передник, роль которого выполняла его же рубашка, завязанная рукавами за спиной.
Надя расплылась в улыбке.
- Только давай так, чтобы вернулась за благовременно до всех и за твоё отсутствие никто не хватился. Хорошо?
Надя быстро согласно закивала.
- А то ты мне всё равно на кухне мешаться будешь. – заключил дядя Лёша, словно оправдываясь за свою слабость. – Да осторожно же ты! –поспешил в след сказать он Надежде, когда та, соскочив с лавки, не рассчитала с перебросом ноги через неё, споткнулась и чуть не упала, стремясь по скорее попасть в палатку за рюкзаком и офицерской сумкой.
 «Пфф! Озеро как озеро. - говорили рабочие-манси что сопровождали её в работе, «Неказистое, невзрачное, копытце…» - недоумевали товарищи, пожимая плечами. Типичное озеро, бережно утаённое далеко отступившим лесом, да склонами обступившим его гор от глаз людских. С низким мшистым берегом. Ничем не примечательное озеро рождающее реку, но не для той, что носила жизнь под сердцем готовясь вскоре породить дитя, пленённая им, лелеющая надежду о встрече с ним, наконец-то достигла долгожданного брега. Уже был не большой животик, который та прятала без особого труда- благо роба1 была безразмерной. О беременности знала только Ленка, с которой та ходила в баню, а остальные списывали взбалмошное поведение Нади, круто поменявшееся в этом полевом сезоне, и ставшее отражением её беременности, на женские причуды – «За муж девке пора. И давно».
Надя бросила рюкзак, на половину наполненного образцами и пробами2, часть из которых она благоразумно оставила в условных местах по пути своего маршрута - потом заберёт, когда с рабочим будет. Заодно и пробы отберёт, одной-то всего не накопать. А иначе, под тяжестью всего причитающегося в маршруте материала, заполняемого рюкзак под самое горлышко по мере продолжения пути, она не дошла бы. Да и маршрут остался не законченным, уж больно торопилась. На столько торопилась, что сидя на берегу по памяти переносила и записывала всё, что не успела. Достав из офицерской сумки план-карту3 местности набросала кроки4 маршрута с точками наблюдений и отбором проб с образцами. А в пикетажной книжке5 дала описание всего пройденного ею маршрута с нумерацией точек наблюдения, собранного ею материала6, для дальнейшей увязки на карте.
«Лишь бы только начальство не прознало о её мелких грешках…» - сетовала она. - «По голове не погладят.  Хотя… Витя только пожурит и делу хода не даст. Он вообще большая умница. И её с Ленкой с основного лагеря забрал, да команду себе что надо подобрал. Оставив там рабочих с непонятным и тёмным прошлым, которые проходу девчонкам не давали». Время от времени в стане геологов появлялись люди. Некоторые оставались и работали, другие просили, чего поесть, одеть, да и поминай как звали. А
потом заявлялись правоохранители и расспрашивали: «Что говорили, да куда те пошли?». Как оказывалось, это могли быть беглецы, золотари или ещё какие тёмные личности. Вот только геолог не мог отказать нуждающемуся в тайге, вот и приходилось потом за это платить.
Надя закончила с работой довольно быстро. Переживать о наступлении вечерних сумерек летом в Приполярном Урале не приходилось,- ночи были светлые. Но чтобы не заметили её отлучки, вернуться надо было до того, как группы начнут подтягиваться со своих маршрутов в лагерь.   
«Ну ничего, ей времени хватит чтобы насладиться красотой озера». Надя отложила планкарту с пикетажкой в сторону, приложив сверху офицерскую сумку, чтобы ветром не растрепало бумажные листы. Сама удобно сидела на не обычном полуистлевшем бревне, затейливо и беспорядочно перевязанном потемневшими от времени лентами, рвущимися от слабого натяжения. Один конец бревна имел нечто общее с грубо вырезанными человеческими чертами лица. Надя вытянула ноги. Тишина, красноречиво говорящая о необитаемости вод озера какой-либо живностью. Даже ветер, что так ласково нашёптывал на ушко, умолк, и рябь на поверхности воды исчезла, выпрямив озеро и преобразив его в зеркало без единого изъяна. Нога об ногу, Надя сняла кирзовые сапоги, не меняя положения тела, так же стряхнула портянки и ещё какое-то время сидела не шелохнувшись. Потом медленно, то согнув ноги в коленах, то подогнув их под себя, оторвав руки от земли, выпрямляя спину, Надежда поднималась. С наслаждением чувствовала каждое мгновение, оттягивала и продлевала минуты своего пребывания. Выпрямившись во весь рост, она сошла с каменистой поверхности берега и утопила свои лодыжки в прохладе влажного мха. От приятной неги по коже всего тела прокатилась волна. Вода в озере пробуждала жажду. Приблизившись к краю и опустившись на колени Наденька зачерпнула ладошками воду. В которых как в миниатюре отображалось всё тоже, что и в озере. Маленький мирок, в её руках, с небом и затягивающим его облаком, со шрамами кроваво красного цвета от прорезавших его лучей скрывшегося солнца, и отражением её лица. Неожиданное гусиное гоготание, нарушившее абсолютную тишину заставило девушку вздрогнуть. От чего вода в ладошках чуть расплескалась. Надя устремила взор в даль, пытаясь разглядеть источник звука, но всё оставалось не движимо. Даже длинная тень за её спиной, тянущаяся прочь от солнца и от того, кто стоял за девушкой, отражаясь в озере и в её ладонях, к которым Надя опустила свой взгляд, и которыми она всплеснула, когда заметила, что не одна.  Но обернуться, как и встать девушка уже не успела. Глухой удар с глухим отголоском треска сломанной кости где-то внутри головы, короткий прерванный вскрик, приближающаяся к лицу озёрная вода потемнела и её жар проник в уши, нос, горло, грудь. Моментом возникло и исчезло вместе с последним трепыханием испуганного сердечка и настигшей мглой сознание чувство рвоты.
Девушку нашли во второй половине следующего дня. Сначала её рюкзак, указавший уверенно направление к озеру, к которому она всё время так рвалась. Офицерская сумка, прижимающая собой к земле планкарту с ровно выдранным по линии сгиба той стороны, где обозначалось озеро Лунт-Хусап-Тур с истоком реки Лозьва у подножия горы Отортен. И пикетажку с её порядковым номером на переплёте, именем и фамилией ответственного за её ведение, а также наименование подразделения Северо-Уральской геологоразведочной экспедиции, с указанием адреса посёлка геологов и года, 1934-ого. На её листах последним значился маршрут вчерашним днём. Бездыханным телом Надя лежала в стороне от озера, на спине, головой на камне окроплённый её же кровью, в результате «несчастного случая».   
   
Иллюстрация «Геолог у озера Лунт-Хусап-Тур».
 
2. Случайные люди. (Побег заключённых).
Замышляющие побег ждали удобного случая. И он представился, когда из-за сокращения штата сотрудников, выстроенный конвой растянулся вдоль лесополосы, в котором валя лес, трудились заключённые лагеря.
Процесс упрощения и преобразования лагерей и их жильцов был в разгаре. Из-за мер, в которых предусматривалась ликвидация исправительно-трудовых лагерей, не способных обеспечивать решения задач, по исправлению и перевоспитанию заключённых, на основе общественно-полезного труда и приобщения к нему совместно содержащихся лиц, осужденных за тяжкие преступления с лицами впервые осуждёнными. Что являлось необоснованным и требовало разделения рецидивистов и осужденных за тяжкие преступления от остальной массы. Путём создания колоний строгого режима. А это означало переход приступных элементов на более тяжкое и невыносимое положение. Труд был обязателен для всех осуждённых и способных работать. Что было абсолютно не приемлемо для воров в законе и других элементов, ведущих паразитический образ жизни. Так или иначе, но начавшиеся с конца 1956 года преобразования, часто приводили к бунтам и побегам среди несогласных. Такие случаи были чаще всего заведомо обречёнными на провал. Кругом тайга. А местное население сотрудничало с правоохранителями потому, что беглые расправлялись с ними, часто вырезая целыми семьями.   
Цепь из конвоя с собаками имела большие прорехи, так как работы велись сразу на двух участках, состоящих в отдалении друг от друга. В чём и был просчёт лагерного начальства, полагая, что рисковать нападением на конвой никто не будет, потому как расстояние от вырубки до нетронутого леса было приличным, и прежде чем беглец успеет скрыться в его зарослях, успеет получить свою порцию свинца. Оставленные среди сплошных выработок островки непригодного для вырубки леса, служили прибежищем для тех, кто не считал своим долгом трудиться. После окончания работ эти самые островки обыскивались на наличие запрещённого. Но единственной добычей конвоя оказывались только рисованные карты, да ещё какая мелочь из арсенала времяпрепровождения и досуга.
Конфликты среди группировок и следующие за ними разборки за стенками бараков были делом обычным. Поэтому, почуяв превосходство одной из группировок, так часто и рьяно пытающиеся разделаться с более малочисленной и не защищённой, те решили бежать. Смерть их ждала в обоих случаях, но оттянуть её, было делом принципа,- всё же встретить костлявую от пули или в тайге было куда резоннее, нежели от паскудной заточки. И какая из выпавшей доли лучше? Останься здесь им пришлось бы работать, согласно постановлению. А это «западло».


Иллюстрация «Побег заключённых».

Когда конвой заметно поредел, то решение действовать было принято сразу. Возникшая провокация и стравливание «мужиков» с «блатными», и вот, на их лесном островке потасовка- мужики махают топорами, крики, маты. Выстрелы конвоя в воздух, лай спущенных собак. И без того малочисленные конвоиры ринулись в гущу, оставляя дорогу свободной к бегству. Бегут согласно тюремной иерархии - блатные и приблатнённые спереди, их спины прикрывают шныри да шестёрки. Открытый огонь по ним не даёт нужного результата, - эффект неожиданности, слишком далеко и поздно спохватились. Пули цепляют, остановив только одного, остальных же скрывает лес.
Вызванная подмога, погоня до темна. Подобрали ещё одного отставшего от всей группы, раненного. Рвущиеся исходящие до тошноты лаем собаки идут в след. Ночь. Вероятность того, что те, кто гонит сам станет добычей, увеличивается. Останавливают погоню и возвращаются, увеличивая шансы беглецов. С утра новая погоня, но те далеко. С каждым днём вероятность поймать урок уменьшается. В принципе, как и вероятность на выживание тех, кто вырвался. Им необходима еда, одежда. Озверевшие, одичалые, без сострадания и жалости попустятся на что угодно, чтобы удовлетворить свои потребности, только раззадоренные пьянящим воздухом фарта.
   
3. Маленький народ большие беды. (Вогуличи).
Год был плох, как и прошлый, как и позапрошлый. Падёж скота опустошал стойбища, и их обитатели вынуждены были ходить к соседям за оленем на развод. Вылазки за диким зверем уводили охотников всё дальше, и те всё реже возвращались с добычей.
В стойбище из семи юрт оленевода рода манси Анямова, приготовления к зиме шли своим рутинным обычным ходом. Со дня на день с летнего выпаса должен был начаться перегон оленя к зимовью. Та малая часть мужчин, что была в стойбище, это те, кто уже пришёл со своей частью стада с ближних выпасов, да кто вернулся с сезонных работ, заработав живую копейку, да те, кто по возрасту уже не мог находиться вдали от стойбища. Хотя таких сложно назвать стариками, так как любой охотник до последнего ходит в лес. Да и здесь, совмещая приятное с полезным, старики ненадолго, но покидали свои юрты, для того, чтобы по проведать своих соплеменников, поискать распуганную волками дичь, да привести на выпас чего съестного.

Иллюстрация «Болезнь».
Дети в чумах спали, отсчитывая ход времени ночи сопением дыхания под шкурами-одеялами. Женщины, под светом горящего очага, дополненного огоньком лучины, нанизывали бисер на жилы оленя, вытянутые у очередного павшего от болезни животного. Когда с шумом порхания крыльев что-то с силой ударило в дверь, заставив всех передёрнуться от неожиданности. Женщины переглянулись. Одна из них поднялась и приоткрыла дверь чума-избы. Прямо из-под порога стремительным броском что-то метнулось в темноту. Женщина взвизгнула и запричитала. «Ночная птица!» - убеждала та себя. И не всматриваясь в ночь хотела было уже закрыть дверь. Как вдруг заметила, что в ленту света, вырывающегося на улицу через проём приоткрытой ею двери и тянущейся к лесу, начала выползать и расти тень. Тень, что не лежала на земле, кустарнике и деревьях, а стояла в отдалении, сама, отбрасывая тень. С очертаниями человека и животного с жёлтым светом огня лучины, горящего в глазах. «Менкв7». - подумала она. В ужасе захлопывая дверь, не заметила, что засов оказался выдвинутым. И от удара его об косяк с силой дверь снова распахнулась. Менкв стоял уже у порога. С маленькими глазками-угольками, горящими красным огоньком, смотревших сверху, положив руку на крышу
чума. Женщина, словно вытолкнутая от двери, упала на пол. До селя испуганно сидящие остальные жёны охотников встали и с криками истерики начали выгонять духа. Тот, то удалялся от дверей чума, то снова приближался, заставляя трепетать в ужасе напуганных,
будто дразня. Дети проснулись и изошлись в истошном плаче. Наконец засов был задвинут, все, дрожа и шепча молитвы забились в угол.
Замолкая прислушивались. Любой шорох из вне, ветер то был или мышь подполом, заставлял их напрягаться и с новым рвением шептать слова защиты. Всё стихло на какое-то время. И снова, но уже в тайге, какофония звуков из плача детей, воплей женщин и ора мужчин, оглашала окрестности. Это Менкв извещал о напасти и беде, и скорая его трапеза жертвами.
А беспокоиться было о чём. В племенах, где сибирская болячка убивала оленей стадами, уже были случаи смертей среди манси, а о её масштабах, уносившими жителей целыми стойбищами, знали не понаслышке и очень давно. Любая высыпавшаяся язвочка на теле вызывала страх. Особенно матерей, что сидели в чуме, и пели колыбельные, успокаивая разбуженных видениями детей и себя.

Иллюстрация «Менкв».
С наступлением первых и не продолжительных холодов тайга стремительно начала своё пёстрое преображение в краски осени. Пока оленевод верхом на нартах в упряжи одного оленя собирал остатки своего вольготно пасущегося стада, его старший сын, в гордом одиночестве, переплетал узлами нехитрую поклажу, состоящую из снятых с чума и свёрнутых покровных шкур, а также рассованного и тоже завёрнутого в шкуры и мешки мелкого скудного скарба кочевников-оленеводов.

Иллюстрация «Стена тайги».
Юноша заканчивал кипятить индийский чай, выменянный с табачком его отцом у геологов на оленью шкуру, когда в стойбище начали собираться пригнанные олени. С появлением отца он бросил в жестяную банку с бурлящей водой добрую пригоршню заварки, некоторое время, не снимая с рогулек таганка8, чтоб заварился да по крепче. Чай они пили сидя на земле у очага, по среди белых жердей остова-чума. Готовые вскоре двинуться в обратный путь до родового стойбища.
Теперь наглядно было видно, насколько оказались велики потери среди их стада, полёгшего как от сибирской болячки, так и от не на шутку разгулявшихся стаями волков. Что резали оленей не ради еды, а похоже для удовольствия. Несколько увесистых связок скрученных оленьих шкур ещё не были водружены на нарты и лежали рядом с ними. Если ещё весной, в начале выпаса, от чума до леса всё было занято порослью пантов9 оленя, то сейчас это было уже редколесье с проплешинами вытоптанной земли. И подоспевший за темно шаман, Бахтияров Александр, без труда и не слезая со своих нарт продвигался сквозь поредевшее стадо прямо к месту где стоял чум.
Расстояние между угодьями летнего выпаса и зимовьем были не малые, и тем больше
оно увеличивалось, чем дальше отстоял один род манси от другого. Хоть преодоление не малых расстояний охотником было делом обычным и необходимым, вполне

Иллюстрация «Сбор».
общением, приправленным табачком и чаем за беседой в компании долго отсутствующих соплеменников, дабы прервать приевшееся одиночество или поменять собеседников, разбавить монотонно повторяющиеся дни с одними и теми же делами, так же были в части у народца тайги. Не смотря на приличное расстояние между угодьями Анямова и Бахтиярова, относительно более далёких расстояний в тайге, их можно было бы и впрямь назвать соседями. Привыкшие мерить свой ход по лесу и сопкам количеством остановок на чай или в долях дня и ночи, то путь между их зимовками было около половины с четвертью дня, а вот между летними выпасами – день и четверть ночи, при ходбе на оленях с остановками на чай.
Сейчас общий перегон стад. Бахтияров хоть и старейшина в своём роду, основная работа возложена на его сородичей, он не оставит стойбище без особой на то причины. Однако поводу тот для беспокойства не подал, не отказался от предложенного чая и выкурил трубку, при этом отвлекаясь на абсолютно сторонние и светские беседы.  Свеже подлитый младшим Анямовым чай, ещё не остывший, отхлебнутый богатым глотком, заставил шамана продолжительно и усердно откашливаться, брызжа изо рта руганью перебитую брызгами не то слюны, не то чая, выпуская при этом то ли пар изо рта, то ли дым табака. Кашель не собирался униматься и на багровом лице выступили капельки пота, кровью налились выпученные глаза как у оленя в период гона. Его колени с руками ходили ходуном, чем изрядно веселили обоих Анямовых, а пролитый из-за этого чай, ошпаривший руку, угодил на тлеющие угольки костра, вызвав ко всему прочему резь в глазах от дыма у остальных. Юноша покатился на спину заливаясь смехом, его отец тоже «набирал обороты». Шаман, считая, что кашель прошёл, поднёс трубку ко рту. Но предательски горло раздёр новый приступ. От неожиданности трубка Бахтиярова вылетела прямо в очаг. В попытке поймать её отпущенная кружка, полетела туда же. Здесь уже зло шипя засмеялись угли. Истерический смех младшего Анямова не давал ему подняться с земли.
Конечно в том, что шаман сейчас находился с ними, не было удивительным. Но это настораживало. Не просто так он здесь. Шаман не знал, как объяснить то что случилось и с чего начать. Поэтому он просто поторапливал отправляться в путь к своему родовому старому кострищу. Сегодня шама