Урканский мост

Внешне ничем не примечателен Урканский мост: большой и прямой – как будто был всегда. Но когда начиналось строительство Зейской ГЭС, тут была лишь паромная переправа. Правда, зимой реку пересекали с ходу – по льду. А летом у обеих берегов Уркана, и со стороны Тыгды, и со стороны Зеи круглые сутки томились длинные вереницы машин в ожидании паромной переправы. А уж в периоды весенних и осенних ледоломов, во время муссонных дождей город Зея и с ним весь обширный Зейский район были напрочь отсечены от Большой земли. Только авиация да еще отчаянные охотники на своих лодках да катерах кое-как поддерживали сообщение. Жизнь района не то, чтобы совсем замирала, но теплилась едва-едва, потому что основные силы уходили на защиту от стихии, на попытки уменьшить ущерб, и была это не столько хозяйская деятельность, сколько борьба за выживание.
Урканский мост гэсовцы строили самым пожарным, сверхударным порядком, потому что без этого моста не только ГЭС, но и вообще ничего серьезного нельзя было начинать в Зейском рай-оне. Поначалу навели понтонный мост, но с этими понтонами еще хуже намучились. Река то вымы-вала береговые сваи, то к понтонам цеплялись топляки, то вода напирала так, что трещали тросы. День и ночь стояли дозорные и чувствовали себя, как на войне. Урканский мост в Зеягэсстрое был объявлен объектом №1. Туда послали лучших людей и самые новые машины. Руководил работами замечательный парень из Новобурейска Виктор Нагорянский – молодой инженер. Неразговорчивый и с виду неторопливый, он нагнал такого темпа, что в Зее все только ахнули, когда радио объявило: путь открыт! А Нагорянский усмехнулся – за время этой стройки он получил немало выговоров и… повышение в должности.
Несколько времянок-вагончиков, в которых жили строители моста, комсомольцы прозвали поселок «Романтик». Туда иногда наведывались зейские деды, участники гражданской войны. Они-то и рассказали комсомольцам-романтикам о партизанском отряде, о его руководителе – большевике Федоре Кошелеве – человеке богатырской силы, отважном и справедливом; показали им место на берегу, где командир ожидал японских парламентеров. И, когда работы на мосту были закончены, строители поставили на видном месте обелиск в память о героях далекой гражданской.
…Осенью 1917 года, незадолго до Октябрьской революции, Федор Кошелев появился здесь, на урканской переправе, с котомкой за плечами. Он возвращался домой в Зею с германского фронта, где был ранен и где вступил в партию большевиков. Федор так спешил, что не стал дожидаться попутчиков – 120 километров прошагал один по тыгдинскому тракту за три дня.
Зимой Кошелева – бывшего рабочего прииска, избрали заместителем председателя исполкома Зейского Совдепа.
А на рассвете 19 сентября 1918 года усиленный японский батальон с орудиями, пулеметами, грузовиками под командованием майора вступил в Зею. К интервентам присоединились белоказачьи сотни, подразделения колчаковской пехоты. Богатеи и разного рода дельцы, которым совдеповские строгие порядки и рабочий контроль были не по нутру, встретили интервентов горячими приветствиями и колокольным трезвоном.
За головы председателя исполкома Боровинского и Кошелева была объявлена награда – 30 тысяч рублей.
Больной, обмороженный преследуемый карателями по пятам, Кошелев все же неотступно кружил по тайге вокруг Зеи; и с каждым месяцем сочувствующих у «советчиков» становилось все больше. Теперь уже и глубинные таежные охотники, и сектанты брались за берданы и уходили в от-ряды. Там были и русские, и якуты, и эвенки.
С весны 1919 года партизаны блокировали дороги. Посланные группы карателей возвращались в самом жалком состоянии или не возвращались вовсе. Теперь уже партизан встречали колокольным звоном освобожденные села.
Фактически к концу 1919 года японцы оказались в Зее в осаде, причем внутри города актив-но действовало большевистское подполье. Еще висели на улицах вылинявшие плакаты с обещанием выплатить за головы большевиков 30 тысяч, а на деле оккупанты даже по тыгдинскому тракту осмеливались двигаться лишь большими отрядами. В селах возрождалась Советская власть.
Японцы почувствовали, что не смогут больше удержаться на этой горящей под ногами земле. Начались переговоры о нейтралитете, о выводе оккупационных войск. Дело дошло до того, что интервенты вынуждены были всякий раз испрашивать разрешения у партизан на передвижение. Японцам пришлось признать и временный исполком, созданный в Зее, в который вошли руководители подполья и председатели профсоюзов.
Тем не менее войска интервентов сохраняли боеспособность; и областной комитет стремился как можно скорее вывести японские дивизии, приказывая не поддаваться ни на какие провокации, чтобы не дать повода развернуть боевые действия. И тут произошла примечательная история. Уходя, японцы задумали прихватить с собой 87 пудов (почти 1400 кг) золота, оставшегося в сейфах лаборатории. Командир отряда Федор Кошеле решил во что бы то ни стало воспрепятствовать грабежу.
Командир отряда знал, чем рискует. В телефонно-телеграфных переговорах фигурировали мифические артиллерийские батареи, эскадроны, пулеметные взводы. Майор в ярости грозил мощью японской императорской армии, пугал войной от Байкала до Владивостока. Кошелев же в телефонном разговоре твердо пообещал истребить батальон, если не прекратится мародерство, хотя понимал, что не сделает ни единого выстрела.
Эвакуация затягивалась. Из Благовещенска Кошелеву пришло строжайшее указание: про-пустить японцев беспрепятственно.
…И настал день, когда на берегу замерзшего Уркана, на взгорке появились несколько всадников под красным флагом, на заиндевелых конях – в полушубках, папахах и валенках. Один из них – Кошелев. Вскоре и на левом берегу, со стороны Зеи, показался обоз. На передних санях под япон-ским флагом – промерзшие до костей парламентеры.
Сошлись они на льду Уркана, а переговоры проходили в таежной избе, неподалеку от реки. В качестве почетного караула Кошелев сам выбрал и выставил четырех устрашающего вида велика-нов – бородатых староверов – в огромных папахах с красными лентами, с головы до ног увешанных оружием. Кошелев явно играл роль партизанского атамана, которому никакие законы не писаны, тот самый Кошелев – сторонник строжайшей дисциплины и порядка – и в армии, и в хозяйстве. Как только японцы заикнулись о «военных трофеях», Кошелев оборвал: «Трофеи берутся после победы. Вы победы не одержали…» Интервенты поняли, что с Кошелева станется – такой даст команду уничтожить батальон, и они вернули золото. Тотчас появились недостающие подводы и возчики; партизанские конники предложили сами охранять обоз, чтобы не было нигде задержки и препятствия.
Вскоре «Отряд Федора» торжественно вступил в город. Что и говорить, спасенное золото очень пригодилось стране в годы разрухи и голода. И совершенно справедливо зейские комсомольцы посчитали партизан отряда Кошелева самыми прямыми участниками сооружения урканского моста.
Там, где Кошелев с котомкой за плечами шагал в Зею устанавливать справедливую власть, со звоном проносятся скоростные автобусы. Но при въезде на урканский мост машины замедляют ход. Что там? Простой обелиск. Как много их на нашей земле!..