Крик Гражданина. 5 Глава

 
Тюрьма.
 
 
 
«– Бедный ты мой отец! Тебя засадили в каталажку, как преступника, вместе с ворами и бандитами!..
– Что ты, что ты, сынок, – ласково перебил его отец, – да ведь в тюрьме полным-полно честных людей!
– А за что же они сидят? Что плохого они сделали?
– Ровно ничего, сынок. Вот за это-то их и засадили. Принцу Лимону порядочные люди не по нутру.
– Значит, попасть в тюрьму – это большая честь? – спросил он.
– Выходит, что так. Тюрьмы построены для тех, кто ворует и убивает, но у принца Лимона все наоборот: воры и убийцы у него во дворце, а в тюрьме сидят честные граждане».
Джанни Родари.
 
 
 
Доброван ехал в обвинительском Ядерщике, он не мог думать ни о чем. Ехали уже часа три, ноги преступника начинали отекать.
-Долго еще?
-Посмотрите налево.
Он увидел гигантское сооружение, гигантский ящик, весь черный с маленькими окнами формой квадрата.
«Вот теперь, наверное, ад», - подумал Доброван.
Скамейки, небольшой парк, даже открытый бассейн есть и лютые уроды, с которыми придется сидеть весь год, а как там на самом деле, Доброван не знал, ведь правду участи сидельцев никто не знал и приблизительно не догадывался.
Они подъехали к забору, Мон-Фред  вышел из машины и пошел к воротам, усмехнувшись надписи над воротами одного из политиков в далекой стране: «Ты можешь думать все что угодно, но только попробуй это сказать», посмотрел на Солнце, подумал, что, может, тут он будет свободен.
Ему завязали глаза и повели в камеру. Они много поворачивали и Доброван сбился с пути, но понял, что это был третий этаж.
Свет сильно ударил по глазам, он прищурился, а потом раскрыл глаза, заключенный уже перестал удивляться, он совсем потерялся в реальности.
Просторная комната с двумя удобными кроватями, окна выходили как раз на тот бассейн, а дальше поле, вечно зеленое. Никто не знал, правда ли оно такого цвета или это иллюзия. А на столе круасаны и кофе, пачка сигарет, бумага с ручкой, компьютер с интернетом, рядом холст с разными красками. Выглядело вполне достойно для тюрьмы, больше похоже на номер в средней гостинице.
- Ну, думаю перечислять, что в комнате не надо, скажу, что еще есть, – сказал человек в форме, – огромная библиотека с запрещенным материалом, тренажерный зал, химическая и прочие лаборатории, магазин, каждый день лекции на запрошенную вами тему. Приятного время провождения.
-Спасибо, – сказал Доброван и лег на кровать - устал.
Крепкий сон лучше всего, завтра будет завтра.
 
-Доброе утро, господин преступник!- раздался голос.
Доброван еле продрал глаза, потянулся и повернулся на голос.
-Ого! Приветствую Вас, вы же со мной и Урбаном тогда сидели в камере ожидания, так?
-Да, - зевнул сокамерник, - я пришел к обвинителям и написал чистосердечное, где признался, что хочу устроить переворот, и вот я снова в этом прекрасном мире.
-Неужто на свободе хуже?
-Я, так же как и вы, был осужден за «Инакомыслие». Целый год я провел здесь, в этом раю, самосовершенствовался, изучал великих мира сего, тренировал тело и разум, а выйдя на свободу, ощутил себя еще хуже, чем до этого. Я чувствовал себя чужим, изгоем, так я прожил 3 года, хотел уехать из страны, но что там я получил бы, я не знаю, пришел к обвинителям, попросил закрыть меня года на два или три, но судья вынес год только. Пришлось снять ботинок и швырнуть в судью, тогда накинули еще пять лет «За неуважение и покушение на представителя власти», покушение ботинком вы такое можете представить?
-Нет. В итоге 6 лет заключения?- попивая кофе, спросил Добр.
-Тюрьма у вас в голове, посмотрите на это с другой стороны. Вам предоставлен весь умственный потенциал человечества, плохо ли? – закурил сосед, – кстати, прошу простить меня, зовут меня Роом.
-Доброван, приятно познакомиться, – протянул руку Мон-Фред.
-Взаимно, – пожал руку Роом.
Так они просидели почти весь день, рассказывая о себе, о своих семьях, своих работах и жизненных позициях. Доброван вспомнил, где он его видел. Роом выступал за отмену войны с Южанами, а на вопрос была ли война, он ответил, что не знает, но в период войны Роом потерял сына, выстрелом в затылок. Он смирился с потерей, смирился, что не получил ответов, погрузился в себя и забывался за вином и книгами, пробовал писать, но понял, что это не его стезя. После решил повернуть свою жизнь иначе, Доброван по его словам понял, что он радикально настроен к власти, к любой власти, верил в Анархию и хотел построить такое общество, но не знал каким путем - репрессии или донося до мозга каждого. Он сравнивал историю народа с продуктами, которых благодаря специям и правильному подходу приготовили в аппетитную еду, она была красивая снаружи и внутри, но сейчас народ уже переварился и превратился в фекалии. Роом утверждал, что нужна новая поросль, что нужны новые продукты, а на вопрос, где взять те специи и тех умельцев поваров, ответил просто: «Посмотри на это здание, здесь много поваров».
-Господа хорошие, простите, что вас прерываю, нам пора, нас ждут великие дела!- сказал вошедший заключенный.
-Сколько пасофа, – шепнул Доброван.
-Отнюдь, скоро все узнаете, – сказал Роом.
 
Этот год был, пожалуй, самым насыщенным, за всю жизнь, Доброван познавал для себя все новое, он впитывал как губка Гоббса и Дьюи, изучал Маркса и Скота. Жажда к познаниям была, как мореплаватели  потерпевшие кораблекрушение, пытающиеся напиться морской водой. Он изучал тактику ведения боя на открытой местности, тактику боя в городских условиях, бои на ножах, рукопашный бой, восточные единоборства, фехтование и прочее. Многие теряли голову, сходили с ума от потока информации и непринятия её внутри себя, как сопротивление организма паразитам, разных взглядов и ценностей. Когда Доброван был перегружен, он уходил в тренажерный зал, крутил велосипед и думал о семье, думал только о хорошем, ему придавало это сил. Он тренировал разум, он тренировал силу и выносливость не только тела, но и своей психики, всю эту кашу информации надо было переварить и распределить в голове, он должен был научиться применять ее на уровне рефлексов. Должен. Сон, учеба, учеба, сон, иногда не хватало времени на еду, охранников тюрьмы не было видно, они не мешали процессу.
Власть считала психологию такого преступника отличной от обычных воров и убийц. Если обычный преступник пытается найти себя в этом мире, так сказать исправиться, а когда у него не получается найти себя, он совершает преступление и идет обратно в тюрьму, потому что просто привык к тем условиям, то здесь психология немного отличалось. Политические преступники мыслили куда выше, их планы были более величавы, они не хотели решать судьбу одного или десятка человек, они хотели рушить устои власти, строить эпохи, создавать миры. Они были куда опаснее обычных преступников, поэтому им давали огромную волю, давали то, что было запрещено для людей, давали пищу для мозга, давали развиваться, и такому преступнику через 5 минут, становилось одиноко на воле его всё угнетало. Они чувствовали регресс, как свой, так и общества. Они не шли, они бежали обратно к тому умному обществу, где они не были одиночками, где, сказав свою версию, их не осуждали. В тюрьме не было начальника, в тюрьме была анархия, высший порядок, порядок не был навязан свыше, он шел изнутри. Ни разу не было бунта в такой тюрьме. Преступники  чувствовали ответственность друг за друга. Действовав, как единый организм, добиваясь открытий, они мечтали о будущем, а Власти и надо было этого. Люди, которые переживают за свой народ, которые боятся за страну, а не за государство, через шантаж требовали новые технологии и прочие наработки правительству, и при этом находилось в одном месте.
В один из дней, перед сном, Роом был чем- то обеспокоен, что-то его волновало, Доброван не видел его таким. Глаза Роома бегали из стороны в сторону, сокамернику было знакомо это чувство, когда мысли превращаются в цунами и начинают, как вода, забирать в свою среду, уводя человека на дно.
-Что Вас беспокоит? – спросил Доброван.
-Да, но это личное, пожалуй, вы согласитесь, что у каждого есть что-то личное, – улыбнулся Роом, – лучше скажите. Вот вас лично, что бесит в нашей системе?
-Ну, даже не знаю, с чего начать, выбор большой, – засмеялся Доброван.
- Просто скажи вслух, – поддержал Роом.
-Меня бесит то, что родители сами отдают в руки регресса своих детей, не заставляют их читать книги, отпускают их без дела бродить по городу, не ведут воспитательных бесед, поощряют их разложение, будто запрещают развиваться. Ребенок то не осознает и смотрит на своих старших. Наверное, больше проблема в родителях. Далее, само правительство уничтожает народ и его разум, грузят телевидение все больше и больше развлечением, они не говорят правду, врут о врагах, обо всем врут.
-Это все?
-Повальная коррупция среди руководства страны. Не давая вздохнуть народу, они уже требуют новых податей, королям нужно больше золота. Ну, еще одно, я не против Бога, разных религий, но посмотрите на церковь, где ее каноны? Думаю, при втором пришествии Иисус бы сильно удивился, он был бы явно зол, – говорил Добр.
-Вам стало легче?
-Да, выговорился, спасибо, – ответил Добр.
-Вы меня не поняли, - бросил укоризненный взгляд Роом, - Вам легче теперь определить цели?
-Цели чего?
-Цели изменения нашей жизни. Будущее за умными, поймите, но наш разум должен работать не только на нас, но и на народ!
-Я понял, о чем вы, обдумаю это.
-Думать будете потом, а сейчас засыпайте, завтра будет день.
-Спокойной ночи, Роом.
-И тебе спокойной ночи, Доброван.
Подъем был ранний, ведь очень мало часов в дне на все планы, беготня от комнаты к комнате, этажи, лестницы, ступеньки. Доброван уже путал направления, часто забывал вещи, не отдавал книги, он забывал кушать. Часто, ложась голодным, шатаясь как скелет по зданию, путая имена и лица, он хотел сдаться, хотел все бросить, никакой мотивации.
«Роом ничего не говорит, зараза», - зло думал Доброван.
Он просыпался от лица Диогена, снились беседы с Энгельсом, он не различал сон от действительности, казалось, что он изучает и тренируется весь день. Он был доведен до края, требовалось спокойствие.
 
-Вы переутомились друг мой, - сказал Роом
-Да неужто? Я не понимаю, что происходит, я скоро свихнусь, может бросить все к черту! - злился Доброван.
-Остыньте, во-первых, приведите себя в порядок, давно себя в зеркало видели? - укоризненно сказала сокамерник - а, во-вторых, будет после обеда.
Добр, поймал себя на мысли, что вот уже 4 месяца он не смотрелся в зеркало, внешность его никогда не заботила, но тут он просто себя забросил, зарос как леший, ногти не стрижены - ужас. Он пошел в ванну, навел порядок, побрился, умылся, стал вновь выглядеть хорошо, тело за четыре месяца стало намного крепче и сильнее, он порадовался этому факту и пошел обедать.
«Как же я скучаю по готовке Ами», - подумал Доброван.
После обеда он забежал в библиотеку отдать книги. Вернувшись в комнату, он увидел конверт на кровати.
-Думаю это личное, пойду пройдусь, я буду рядом, если что -кричите, – уходя бросил Роом.
Добр сел на кровать, лицо его горело, сердце стучало, как мотор в миллион лошадиных сил, ладони потели, он долго возился с конвертом, там было два письма, он схватил первое:
«Добрик, любимый, это твоя Ами, у нас все хорошо…»
 
Доброван выдохнул, все прошло удачно, они справились.
 
«…доехали, можно сказать, спокойно, после пересечения границы мы перестали прятаться. Винтор создал все условия для пребывания. Я очень скучаю по тебе!  С детьми все хорошо, перед сном рассказываю им о тебе. Осознавая, что с тобой произошло, хочу сказать спасибо…Спасибо за то, что спас нас, я хочу к тебе, хочу чувствовать твои руки, твои объятия, твои губы, ты мне нужен, мой единственный, я верю в тебя, все, чем есть верю, ты все сможешь, ты все сделаешь.
 
P.S. Ветвь дает новые почки, старое уходит, приходит новое, но наша любовь вечна»
 
Он успокоился, он заплакал, это были слезы радости, слезы маленького, но счастья. Стало светлее в разуме, стало легче дышать, он хотел закричать, хотел подраться, эмоции выливались рекой, фонтан жизни пробился в нем, это было ни с чем несравнимое чувство, это была его маленькая победа.
Доброван взял второе письмо, в нем были какие-то стихи, они были не от Ами, они были не просто плохо сложены, были ужасны, любого поэта бы стошнило:
 
Меня будоражит смех,
Если вы потеряли успех,
Вы часто вините всех,
Ребятишек глупых тех.
Я пойду за вами на грех.
 
Апрель не несет цветы,
Система ломает любого,
Лоботряса, ученого, богослова,
А ты все веришь в закрытые рты,
Так тебе этого мало?
Невзгоды пройдут
О! Время, твое, настало.
 
Взгляд.
 
-Роом, Роом!- непонятливо заорал Доброван, – мне тут стихи прислали, я не знаю от кого они, вообще не понимаю что к чему.
-Дайте сюда! - вырвал из рук Роом.
Он взял лупу, чтобы лучше прочитать.
«Так третья строчка, четвертая строчка, вторая строчка. Первая строчка, пятая строчка…»  – видно было, как он волновался.
«… так, дальше шестая строчка, первая строчка, вторая строчка, пятая строчка, четвертая строчка, третья строчка, последняя строчка».
Глаза Рома стали круглыми, казалось, что вот-вот он лопнет, он был напряжен, дыхание было, как после стометровки.
-Увеличьте свои познания, еще больше времени проводите на лекциях и в зале, – сказал Роом и закурил.
-Почему? – удивился Доброван
-Начинается дело.
-Какое? Я ничего не понимаю!
-Потом…все потом! – гаркнул сокамерник, – запомни номер.
-Диктуйте.
-Три, четыре, два, один, пять, шесть, один, два, пять, четыре, три, семь,- четко проговорил Роом.