Черевички разврата

               
     Розовая Пантера Лизка Готфрик, могучий бабец, голая, только что разделавшая жирную свинью Духову здоровенным свинорезом, выпустив поганке кишки, втоптанные в кровь и почву тухлой соседней страны, неторопливо гниющей под синим небом гребаного Экибастуза, не успев оттереть окровавленных рук, задумчиво стояла перед входом в громадное подземное шубохранилище Обители Зла, вяло размышляя о гардеробах, гардинах и - естественно - виселицах, если на гардине что - то висит, то, по - любому, после свиньи Аллочки придет на мысль висельник Розенберг, тут хочешь не хочешь, но проклянешь ублюдка Эрнста и примкнувших к оному жиду пидоров, вот как ни крути и не верти, но взмолишься Бегемоту и сам собой побежишь искать пульт управления ядерными ракетами, из гигиенических потребностей снося е...ное " Останкино " к такой - то матери, уже выросшей из пеленок Гитлерюгенд до скотообразного состояния общественных дискуссий о любой х...не. Сразу за порогом на пластмассовых плечиках, мастерски выточенных из костей Васильева, модного гада с жопой вместо башки и Бабкиной заместо жопы, висели забавные предметы стильной дольче вита, но без Мастрояни и Феллини, кончились итальяшки, утратили актуальность, какие, на хер, итальяшки, если долбанные лягушатники так и не выбрали тупую тварь Ле Пен, предали надежды товарища Геббельса из - за кремлевской стены, вынесшего остатки инстинктов богоспасаемого народца Дамбасом, шайтанами, братом Трампом и вот этой вот самой Марин, мордатой сучкой, уже готовой предать несменяемого фюрера на скоропоспешном пути во взаимный ад. Всех ближе была шуба Шуберта, Лизка даже хихикнула, вытирая руки о пиджачок Ходорковского, тоже очутившийся здесь, и задумалась о путях Господа и неисчерпаемой фантазии автора сказочки, знобко повела плечами, смутно представляя берега и горизонты, куда ее может забросить придурковатый сказочник, чистейшим потоком вбивающий все вот это вот все, кипя ненавистью к телебашне и многочисленным упырям, населяющим проклятый богами шпиль. Неожиданно ей вспомнились обвинения в недемократичности. Она захохотала во все горло. " Суки, - бормотала Лизка, трогая шубу решительной рукой, - когда на фабрике мороженого находят сальмонеллу, то никто не обвиняет санэпидемстанцию в бандеровстве, это ж чисто гигиена. Так и с сучьем останкинским, вон, гляньте, до чего шершавый еврей Ургант довел Ивлукича, ведь возненавидел мудила Машку - то ". Бормоча это и другое Розовая Пантера неспешно продвигалась вглубь гигантского помещения, филиала корпорации " Амбрелла ", по всем законам зла охватившей раковой опухолью всю территорию соседей, от Кенигсберга и до Владивостока, так, что суетливые китайцы, просыпаясь с утра, молили Мгангу о воскрешении Ли Харви Освальда, Сонечки Перовской или на - крайняк Яши Юровского, чтобы таким незамысловатым способом наконец решить проблему соответствия формы и содержания, надоевшую до невозможности уже всем, даже дикие орды казахов наплевали слюной на духовную азбуку и теперь усиленно зубрили аглицкую грамотку, мелким шрифтом усеивающую вкладыши с Микки Маусами, бутыльки с муссами и веселые флешки с Сибириан Мусами, не говоря об усах, часах и иных потусторонних предметах, говорить о коих преждевременно и нецелесообразно.
     Рядом с шубой на потертом лошадиной упряжью скелете болтался плащик афериста Крымова, усатого фронтовика, переставшего так жить и обратившегося в истинную веру всякого упыря - патриотизм, от того и сменившего плащик на ватную полосатую фуфлыгу с орденами Потупчик за заслуги перед Отечеством в Панической войне со здравомыслием, медалями Потупчик за отстаивание крысиных рубежей перед танковыми дивизиями польских шволежеров в цилиндрах Диты фон Тиз и собачьми жетонами тоже Потупчик за экстерьер и верность заветам дрессировки святого дядюшки Юлиуса Штрайхера, который на самом деле - Голдберг. Левее плащика висел Епанча, татарский наездник. Лизка, как грамотный элемент мироздания и просто муза, засмеялась, распугивая взметнувшихся к невидимому потолку летучих мышей Баронову, Борисову и прочих безымянных представителей унылой фауны восточных равнин, покрытых постепенно оттаивающим говном, высунувшим несмелые кучки из - под серого снега затяжной весны. Подошла к Епанче, закуривая " Казбек " сплюнула и гаркнула, что есть сил :
     - Сволочь !
     Епанча, и так бледный и безжизненный, как волос, лишенный уникальной формулы, лишь вращал глазами и таращился на лихую бабу, форсировавшую Волго - Дон и накернувшую саму Алину Ляксандровну в грандиозном баттле Эминема, отмечая про себя великолепные титечки, острыми сосками указывающие всякому татарину, включая лесбийствующую тварь Литвинову, вернейший и наикратчайший путь. На х...й, конечно, куда же еще.
     За Епанчой протянулись стройные ряды ферязей, камзолов, мундиров и - как ни странно - лошадей, высушенных шахтерами на всякий случай, что обязательно наступит и тогда всех наградят посмертно, шапки убудут, бля, к Сенькам, а сени, мои сени осенят и восторжествуют неуклонно. Лизка злобно выматерилась, узрев бесконечность ветхого шмотья, знаменующего о многом, если не сказать окончательнее, развернулась и тут наткнулась черными семитскими глазами на найковскую майку, приближавшуюся к ней с подветренной стороны. Под майкой был тощий мужчина с безумными глазами, впервые снявший противогаз и норвежский костюм химзащиты. Он подошел к отчаянной хохлушке, кивнул и впился жадным поцелуем прямо ей в мозг. Розовая Пантера охнула и послушно обмякла в тонких, но твердых руках пришельца, успев подумать, что это, не иначе, Годохма или - как вариант - Махатма, не зная по бабьей своей глупости, что это - я.