Послушник

Андрей. Ему было четырнадцать, когда в русской классической литературе, в Толстом и Достоевском, в Булгакове и Пастернаке он прочел слово Божие и уверовал. Уверовал с пылкостью, присущей только подросткам. Добираясь в переполненном автобусе до школы, он мысленно возносил молитву за всех, зде ныне толкущихся. Он готов был свернуть горы ради славы Божьей, а для начала посещал инвалидов в доме престарелых. Он набирал на себя вереницу добрых дел просто ради добра: посидеть с собакой – пожалуйста, подтянуть детей по урокам – чего проще. Закончив школу, он поступил на исторический факультет: много читал и изучал языки, а между парами относил передачки в детский дом, переводил статьи, покупал книги и отправлял их бандеролями по России. В общине, где он оказался, свыклись с его альтруизмом и использовали его «на благо церкви». Он оставался делать свечи для храма, читал на клиросе и дежурил на кухне. Если заболевал кто-нибудь из прихожан, он ехал проведать его с угощением. Так прошли годы учебы, и, получив диплом, он собрался в монастырь. Он хотел всего себя без остатка посвятить служению Богу: читал по ночам псалмы и клал поклоны… Читал святых отцов с карандашом, и выписывал понравившиеся цитаты. И, наконец, оказался послушником в греческом монастыре.
Таинственное церковное пение, сонм посвятивших себя Богу людей: он был на седьмом небе. Он, по привычке, вставал читать псалтырь по ночам и выполнял просьбы других послушников. Вот сейчас я увижу, как живут святые, - представлял он.
- Брат Андрей, можешь за меня столы накрыть, ко мне дядя приехал?
- Да без проблем…
Когда же, наконец, я научусь от них духовности? Они, верно, испытывают меня…
А жизнь в монастыре шла своим чередом: обильные трапезы и рукодельная работа, вечерняя молитва и беседы со старцем. Когда Андрей шел со своим наставником по гористой тропинке Афона, казалось, они идут по небу и говорят от души к душе. Казалось, как звенья цепи соединяет его со старцем, а через него со всеми предшественниками. Вплоть до основателей монашеского звания, вплоть до святых старцев древности.
В послушаниях своих и выполненных по доброте душевной, Андрей потерял сон и изнемог.
Однажды в монастырь приехал грузин-монах. Они были рады поговорить вместе, поскольку в монастыре никто не общался. Разве только о погоде и по делу.
- Для меня было разочарованием, сколько и как они едят, - поделился грузин. – У нас. Когда мы начинали жить в монастыре, по утрам от холода вода в чайнике замерзала, а тут они едят «постное мороженое» и японскую кухню.
- Я тоже мечтал поговорить о любви Божьей, о том, как сердце горит за всех в мире, а мне только рассказывают об изменениях погоды и мытье посуды…
Так прошло несколько месяцев. Однажды игумен потерял икону из своего святого угла и устроил обыск келий. Это все настолько не вязалось с поучениями о монашестве святых отцов, о нестяжательности и всепрощении, что оставалось разве, что плечами пожать. Замечал он и неприязнь и зависть монахов, но ради бесед со старцем можно было все стерпеть. Лишь бы идти так бесконечно по тропинке вдоль скалы и говорить о неизреченных судьбах Божьих.
Однажды Андрей не смог уснуть всю ночь: наутро пожаловавшись на плохое самочувствие, он был оставлен в келье. Но дни сменялись ночами, а он все лежал в изнеможении, не в силах уснуть. Живот стал отторгать еду, даже самую щадящую. За неделю он потерял 5 килограмм, и продолжал худеть. Он был рад, когда приходили ему почитать Евангелие, он лежал и размышлял о путях Божьих, о том, сколько ему на роду написано, и как это хорошо, умереть в таком святом месте.
В монастыре жил еще один паломник из России, Петр. Придя наведать болящего, Петр загрустил о Родине.
- А помнишь, как там про синий троллейбус у Окуджавы поется?
И они вместе затянули песню:
«Когда мне невмочь пересилить беду…»
С этого дня Андрей решил вернуться на Родину. Его собрали, даже дали немного денег «за труды», и проводили до аэропорта.
Вот и родная улица, по которой в школу ходил, вот и подъезд, подняться бы сил хватило…
Андрей все так же лежал на кровати, не стал и худел. Он все ждал, что позвонит его старец, подбодрит, скажет слова утешения. Но телефон молчал. Родители каждое утро уходили на работу, печально вздыхая. Лежать в одиночестве было невыносимо: в голову лезли бредовые мысли глухая тоска. Звонившие изредка прихожане прослышав, что Андрей вернулся, пытались вновь позвать его заниматься с детьми или выгуливать собак. Но он затухал, как свеча.
Клиническое вмешательство, седативные препараты и здоровая больничная еда вернули его к жизни. Но как жить дальше? С монастырем не получилось. Видно. Сил моих нету, - размышлял он. И старец даже ни разу не написал за всю долгую болезнь. Учить детей?
Позвонила прихожанка с Украины.
- Андрей, мне прописка нужно, ты не мог бы со мной фиктивно расписаться?
И тут что-то щелкнуло внутри: чувство самосохранения или здравый смысл наконец пробудился.
- Извини, если я и распишусь, то только со своей суженной. – и положил трубку.
…Андрей Федорович нашел замечательную жену и преподает лингвистику в ВУЗе. Его жизнь получила все благословения гор Афона и всея Эллады, он состоялся как человек и востребованный член общества. Теперь если кто б и позвонил с просьбой посидеть с собачкой, перевести статью или еще что, то получил бы твердый ответ: «Если я буду только затыкать прорехи в ваших жизнях, то когда мне прожить свою, уготованную мне Богом жизнь?» Но никто и не смеет беспокоить его по мелочам. Не случайным был тот синий троллейбус из песни и бестолковый паломник Петр, и каждая другая малейшая встреча на его пути. Они превратили его в скалу, научили говорить твердо и веско. И слушая греческий напев пасхальной службы, он каждый раз представляет, как идет по узкой тропинке рядом с кем-то из своих учеников и рассказывает ему о неисповедимых путях Господних.