Том - 7. Рассказы, фельетоны, анонсы. Без редакции

Солнечный мальчик
(Рассказ)

  Февраль. За окном мгла. Час ночи. Холст закончен. Не глядя, как всегда, размашисто подписал. Остался не доволен. Подумал, завтра разберемся. Доел Сашин остывший ужин, подбросил дров и без того раскаленную печь. На улице - под 40. Не раздеваясь, пристроился рядом с полуторагодовалым сынишкой. Задумался. Паренек практически уже сирота. Мать где-то получает образование. Хочет стать умной. Дура! Дитё на родителей бросила. Не спалось. Сынок, причмокивая пухлыми губками во сне, забился ко мне под бочок. Тихо играл блюз. Думы одолевали ...
  Вдруг раздался резкий стук в оконное стекло. Сын вздрогнул. Схватив жостик, добавил звук. Прикрыв одеялом ребенка, отдернул занавеску. Темные силуэты на сером снегу выглядели сумрачно, неестественно. Открыл форточку, перед окном стоял тесть - Фалин Лавр Николаевич.
 - Что хотели?
 - Внука одень и выноси.
  Краем глаза глянул на часы, потом на сына. Помявшись, ответил: "Саша спит, приходите завтра."  Лаврушка обозвал меня чайником, тунеядцем, бездельником и приказным тоном потребовал: "Неси, а то ментов вызову".
 - Пошел ты в такую мать! - захлопнул форточку, задернул занавеску, добавил 40 дицибелл. Крутанулся по комнате, холст слетел с мольберта, измазал ковер - черт с ним, все равно дрянь. Сорок дицибелл блюза подвывали вьюге и в такт, отбиваемый палкой по морозному стеклу тещей Верой Назаровной: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. Стерва! Присел на краешек кровати. Сашок, скинув одеяло и разбросав ручонки от печной жары, раскрасневшийся, с капельками пота на висках и подбородке, дрых, как говорится, без задних ног и даже прихрапывал. Слушая дзиньканье, не выдержал, подошел к окну: "Если, старая карга, не прекратишь, оболью кипятком". Ведьму как ветром сдуло.
  На улице прояснило. Протерев запотевшее стекло, глянул на градусник - 45. Дома жара. Луна высветилась сине-зеленым, на дороге две легковушки, ну, пускай до утра стоят, а я посплю.
  Только задремал - удар в форточку. Форточка вылетела. Закрыв сына пуховым одеялом с головой, схватил березовую дубину, подскочил к окну. В проеме форточки бледнело лицо в папахе, на погонах поблескивали три полковничьих звездочки.

  Я с укором:
 - Что же вы на корточках, как обезьяна на подоконнике, не стыдно вам, разбойникам в личине ментовской, мирных обывателей по ночам пугать?
 - Художник, отдай ребеночка (крест вам кладу, коллеги, всю жизнь жалею, что по роже березовой дубиной этому наглецу не врезал). - Все равно дверь вынесем и дитятю заберем. Окажешь сопротивление - пристрелим.
 - Не имеете права. Прокурора приведите.
 - Вот уже будет тебе, оборванцу, прокурор. Разве ты не знаешь, кто в тайге хозяин?
 - Вот и я говорю, прокурора приведите, тогда поговорим. Вера Назаровна, прекратите стучать в окно, ваш внук спит. - Все время, пока я с полковником препирался, старая карга настукивала: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. Тварь!
  Полковнику надоело торчать на подоконнике задом к подчиненным. А собралось их там человек пятнадцать. Спрыгнул. Отдал своей кодле приказ:
"Ломай дверь!"
  Мне пальцем пригрозил: "Окажешь сопротивление - пристрелим".
  И пальцем так сделал, как ковбой из вестерна. Вот урод!
  Слышу, его архаровцы засуетились, забегали, фонарями засветили, лом притащили.       
Бешено мысли закрутились: "Три двери наикрепчайшие, через чердак - на улицу? Там минус 45, Сашок раздетый. Свет включить? Нельзя, долго провожусь, на дороге три УАЗика, человек пятнадцать - двадцать. В огородах снег под вздошину - не уйти!"
  Первая дверь заскрипела, поддалась.  Быстро справились, ублюдки! Парня напугают до смерти! Надо сдаваться. Кричу в окно: "Пускай полковник заходит!"
  Заходит...- маленький, папаха, погоны, сбруя, морда наглая, всё, как положено, чин-чинарем. Сел - я напротив. Долго мы беседовали, я и так и этак, сынка показал спящего, умолял его, козла, до утра подождать, а он, паскуда, ничего не понимает. Вас, говорит, художников, поэтов, музыкантов всяких, в зародыше давить надо, чтобы воду не мутили. Короче, ни в какую... Пришлось бабку "любящую" впустить. Зашла она, стервь, с одеяльцем, будто ребенок под елкой в лесу лежит, а не у отца родного в теплой постели спит.
  Вот с тех пор я всех старух лютой ненавистью возненавидел. Завернула она спящего сынка в одеяльце и, как ведьма-паучиха, утащила к себе в нору с тараканами, мышами да паутиной.
  Долгих пять лет обрабатывали они парня на свой лад, в свое удовольствие, прикрываясь блатом, прокуратурой, судьями, которые и по сей день пуще прежнего творят беспредел, беззаконие по всей матушке Руси.

  P.S. 11 лет спустя. Пареньку 13 лет. Рынок. Солнце. Жара. Смотрю - паренек идет в красной рубахе, весь в себе, задумчивый такой, ну, копия я. Окликнул я его, он весь встрепенулся, ну, прямо как я, когда меня кто-нибудь окликнет, из задумчивости значит выведет. Пошарил сынок глазками по рынку, увидел меня да как рванет - только пятки засверкали.
  Как впоследствии выяснилось - эта ведьма не просто вычеркнула меня из жизни ребенка, а превратила меня для него в страх, в кошмар, в ужасный сон.
________17.02.2007, Очёр



Солнечный мальчик - 2
 
  Огоньки, мелькающие сквозь снежную пелену, неумолимо приближались. Я
лежал на мерзлом асфальте, как бревно, с перебитыми руками, с перебитыми ногами. Боли не было. Не было желания. Ничего не было. Лишь пурга, заледеневший асфальт и фары. Рев нарастал. В свете фар снежинки искрились сине-красно-фиолетовыми бликами, таяли на кончике носа.
  Я улыбнулся. Появились чувства. Появился страх. Заработали мозги. Резко дернувшись, перевернулся на живот. Страх впился в лицо, запульсировал, забился в груди. Впившись окровавленными деснами в ледяную кромку, придвинулся к краю дороги. Асфальт завибрировал. От нестерпимо яркого света зажгло в глазах. Крутанувшись, скатился с дороги. Грузовик оглушил ревом. Сунул голову в пушистый снег. Захотелось жить. Темнота. Привстав на коленки, повернул голову влево. Красные габариты стремительно удалялись. Впереди, метрах в пятистах, сквозь метущийся снег мерцали огоньки деревни.
  Повезло! Повезло, что начало декабря. Повезло, что снег не глубокий. Повезло, что менты, ублюдки - ленивы. Повезло, что деревня у речки под склоном холма. Повезло, что одет тепло. Повезло, что минус 20, а не 40. Повезло, что сломаны голени, а не бедра. Повезло, что руки не сломаны, а сломаны только пальцы. Повезло, что к боли равнодушен, и вообще я везунчик.
  Перекатываясь с живота на спину, кубарем, добрался до околицы. Деревенские псы набросились, начали, остервенело рвать полушубок, хватать за ноги. Замелькал фонарь.
 - Цыть, Шалун! Отвали, Марта! 
  Старик огрел дубинкой ещё одного пса. Пес завизжал, отскочил.
 - Ишь, разошлись - сучье племя!
  Старик склонился, задел сивой бородой мой лоб.
 - Ты кто, мил человек? Вроде не пьяной. Ну, ничё, счас побегу за подмогой, враз в хату доставим. Старик, хромая, уковылял.
  Псы, сверкая голодными зрачками, уселись напротив. Сучка, по-видимому, Марта, подползла на брюхе, лизнула в лицо, почувствовав кровь, заурчала, принялась сгрызать кровяные сосульки.
  Прибежал народ, распинал собак, лихо подхватил под коленки, под локотки, потащил в деревню.
  В хате было просторно. Положив истерзанное тело на стол, раздели... Мужики заматерились. Бабы заохали и тоже заматерились. Обмыв и вытерев насухо, наложили шины. Перевязав, чем попало, чего-то там мне вкололи, уложили в постель. Провалился. Сознание ушло. Снились цветные сны.
  Через три месяца поправился.
  Весна! Вышел во двор. Девчонки хихикали. Пацаны бегали вокруг, толкались, дразнились: "Демка-Демка, Демка-Демка, нарисуй, нарисуй!"
 - Я же вас всех перерисовал.
 - Ещё, ещё нарисуй ...
_______16.08. 2000, Очёр



Письмо президенту
(Открытое письмо президенту Медмедю от Даюшки из Сибири).

  Здравствуй, Благородие-Батюшка, Ваше Царское Величество, царь Медмедь. Бьюсь челом, плачу и молю Царствие Твоё, не обессудь за печаль мою и особливо Твою. Жалуюсь от себя и народишки твоего здешнего, недостойного, сибирского, на супостата, вора, грабителя и насильника градоначальника Сухостою Олешку, по батюшке Новосельцева.
  Жалуюсь: шибко злобствует Олешка, жизни никакой не даёт, ворует, девок портит паскудник, мзду брать от народишки отказывается, а че ему брать ту мзду, коли сам, что приглянется, то и берёт – силою. А кто возмутится, того на кол сажает, а токмо и так бывает: руки-ноги порубит и на ледник скинет. Тот, страдалец обезноженный-обезрученный через час, истекши кровью, умирает.
  Прошу Тя, Владыко Медметь, земно, водно, небно, пушно, хлебно, мясно, рыбно и денно, и нощно,  урезонить окаянного вельможу. Сайтишко Артлибок, прозванный народишкой Сухостой, у порядок привести. Вора и иже с ним под управу взять, на чепь посадить, аки волка лесного, и надоть в колодки забить, шибко прыток, чтобы не убёг, окаянный, а иже с ним отправить далёконько, до самой, до Аляски руду копать для Твоего Царского Величества.
  За сим кланяюсь земно, низёхонько, лобызаю дщерям твоим пяточки розовенькие.
  Твой недостойный отрок Даюшка.
___23.06.2009



Шкет. Все воры!!!
(Миниатюра)

   Воруют все; ворует дядя, ворует папа, кошка ворует тоже. Шкет лет пяти, блестя глазёнками, размышляет, чтобы такое украсть… На стуле папины брюки, пошарил в  карманах: мелочь, бумажные деньги, мобильник. Это неинтересно.
  В прихожей мамино зимнее пальто. Обшарил мамины карманы: старый носовой платок, спички, зачем маме спички в пальто…?  Прошёл в спальню, огляделся, - всё, как всегда. Подошёл к трюмо, взял помаду, накрасил губы, полюбовался… Резко, не думая, написал на зеркале: ВСЕ ВОРЫ!!!
  Шкет умел писать...
  Вечером получил от папы по полной.
____16.06.2009, Очёр



Железная логика
(Миниатюра)

  Я пишу в парке города Очёра храм Архангела Михаила. Вокруг меня, как всегда,  ребятишки…
  Подходит один шкет, спрашивает:
 - Ты, дядя, пидараст?
 - Нет, - отвечаю.
  Он говорит:
 - Пидараст, я знаю.
  Я ему:
 - Откуда знаешь.
  Он мне:
 - Все знают, что все художники пидарасты! -
  Железная логика!
_______2007



Критик лишний
(Зарисовка)

  Даюша сидит в деревенской избе за столом, перед ним дымящийся пшеничный каравай. Критик на лавке в красном углу пускает слюни.
  -Даюша, весело: "Сам творю, сам в печь мечу, сам и кушать буду!"
  -Критик, с надеждой: "А мне?"
  -Даюша, весело: "По губе".
  -Критик, грустно: "Я кушать хочу..."
  -Даюша, строго: "А поработать?"
  -Критик, с надеждой: "Я вас похвалю".
  -Даюша, с сомнением: "Сомнительное желание".
  -Критик, вопросительно: "Вы не любите похвалу?"
  -Даюша недоуменно смотрит на каравай, с каравая на критика и обратно: "Если положить на одну ладошку каравай, на другую - похвалу, будет равновесно?"
  -Критик глотает слюну, уверенно: "Будет!"
  -Даюша кладёт на одну руку каравай, на другую похвалу: "Не равновесно! А если не соглашусь?"
  -Критик, смотрит в окошко на деревню, нагло: "Я вас поругаю".
  -Даюша смотрит в окно на деревенскую улицу, по улице ходит народ, отламывает половину каравая, протягивает Критику: "Хорошо устроились: ни пахано, ни сеяно, а едено".
  -Критик жуёт краюху хлеба, весело: "А то!"
  -Критик наелся, встал из-за стола, стряхнул крошки на пол, бодро: "Благодарствую. Пошел хвалить!»
  -Даюша гладит кота, подбирающего крошки с пола, хитро улыбается: "Не забудьте, завтра квашню завожу".
  -Критик смело открывает дверь, весело: "Не забуду!"
______11.06.2009



Голгофа
(Миниатюра. Посвящается воспитанникам Оханского приюта).

   Маленькая девочка, 7 лет от роду, лежала, нагая, на металлической панцирной сетке. Кисти рук и щиколотки ног были привязаны ремнями к литым спинкам кровати. Кап-кап-кап - капельки мочи, гулко ударяясь о донышко цинкового корыта, издавали странный звук: шлёп-шлёп-шлёп…
   Шлепки приближались, девочка скосила глаза. Христос босой шел по глади воды. Подойдя к изголовью, отрешенно посмотрел, ничего не сказав, развернулся - шлёп-шлёп-шлёп…
   В открытую форточку дул зимний ночной ветер, яркий свет отражался в широко распахнутых глазах. Девочка была упряма, ей было всё равно. Утром девочка умерла.
   Хоронили всем детдомом.
   Через месяц приют расформировали.
   (История подлинная)
____1993,Очёр



Виртуальный секс, или секс для художника.
(Карикатура-фельетон. Посвящается, всем девушкам разговорных, художественных сайтов России).

Часть - 1
- Алехнович, придурок, ты, извращуга, всякие коленки видел, лучше скажи,
Лаймочка пондравилась?! - тут ты, брат, опоздал. Я первый Лаймульку
заприметил. Мы с ней ещё немножко потрындим и сексом на Артлибке займемся. Правда, Лапа?..
 - Эй, козлы, модераторы, можно я у вас здесь сексом с Лаймулей-Лапулей займусь? Спрашиваю только один раз! Молчим? Молчание - знак согласия. Лапуля, плащик-то скидывай, у нас ворья на Артлибке нет, не бойся, не украдут. Да-а-а, плащик на тебе худенький, на студенточке. Всё учишься, учишься, бедолажка, и потрахаться тебе некогды. Давай плащик-то, мы его на твои мазилки расстелем, вот нам и постелька будет. Да ты-ть не робей, я всякие сиськи видел, а у тебя ничего, маленькие, мне такие больше ндравятся, большие дойки выглядят вульгарно, а трусишки у тя, Лапуля, ничего - добротные и красивые. А ты-ть не стесняйся, хорошая моя, ручку-то давай, положи сюды, чувствуешь, упругий. А чё, енто-ть тебя заколотило всю, вона и зубцы клацают. А кожа у тебя ни чего, прохладная, гладкая, аж скользит. Ох! Хорошо...

  Черт!!! Какая модераторская сволота на Артлибке свет включила?!

Часть - 2
  Я резко захожу, резко дарю букет, (…три увядших цветка). Сам я тоже не первой свежести, потрёпан и несколько увял, но в штанцах ещё шевелится. Резко говорю: «Извини, Лаймуля, в тот раз нас прервали. Какая-то модераторская сволочь свет врубила, а я при свете стесняюсь».
  Лайма швыряет мне под ноги цветы и кидается на шею. Скажу вам по секрету: у Годы-Погоды мертвая хватка. Я нащупываю в штанах брандспойт и делаю резкий выдох… - уф-ф, ну вот, теперь всё получилось. Букет растоптан, я увял, влюбленная с первого захода художница Года-Погода в слезах.
_____15.12.2008



Диалог в ментовке
(Зарисовка. Посвящаю! Всем художникам, пострадавшим в советский и постсоветский период от ментуры).


  Подполковник сладенько улыбался. Майор ревел:
 - Кто тебе, сучара, рисовать разрешил, да ещё голых девок?!
  Взъерошенный Дайкин искоса поглядывал на ментов.
 - Вот мы тебя, тунеядца, на зону вшей кормить отправим. Там тебя, пидора, все, кому не лень, трахать будут, будешь девочкой. Любишь длинные патлы носить, как девчонка, там все на лысо стригутся, потом друг друга трахают.
  Дае нахмурился и сквозь крепко сжатые зубы прошипел:
 - Интересно, тебя, мент поганый, уже трахнули?
 - Я тебе, Мазюкин, не мент, а товарищ майор Гусев, начальник уголовного розыска, и я знаю, что по тебе, уроду, тюрьма плачет. Девок, малолеток любишь рисовать?
 - Не-а, не люблю, я дрочить люблю.
 - Это как?
 - Называется поп-арт.
 - Как это поп-арт, что это, с чем это едят и куда это запхать?
 - Хорошо, расскажу. Подхожу к холсту, делаю дырочку, сзади картинку ставлю. К дырочке глазиком прильну и дрочу. А вам, товарищ милиционер, жена, поди, не дает?
  Товарищ майор, рассердившись, стукнул по шее Дайкина. Майор ойкнул и затряс рукой:
 - У тебя из чего шея?
 - Будешь, мент, дрочить, такая же будет.
  Подполковник уже не улыбался. Гусев, строго:
 - У тебя документ есть, что тебе голых девок рисовать можно?
 - Нету. Ты мне скажи где его выдают, я пойду, получу, дам тебе посмотреть.
 - А что это ты, сопляк, мне тыкаешь?
 - Дак, и ты тыкаешь! Вы меня на "Вы" и я вас на "Вы", вы меня по шее и я вас по шее. Вот только наручники мешают. А ты подойди поближе, я тебя укушу.
 - Нашел дурака. Знаем, как ты полицейского в Берлине грыз. Ногу бедолаге ампутировали.
 - Менты бедолагами не бывают. Менты подонками бывают.
  Подполковник, подкравшись со спины, въехал дубарем по почкам.
 - Дурак ты, полковник, я со штангой в две сотни десять раз приседаю. (…тут я приврал, - приседаю только один раз). Еще раз ударишь, стул тебе, мерзавцу, в задницу воткну!
  Подполковник, испугавшись, спешно покинул кабинет майора Гусева.
 - Гусь, а тебе не страшно?
  Майор Гусев с невероятно противной мордой, (…это когда у человека не лицо, а кусок дерьма), покачал головой:
 - Дайкин, ведь загремишь на год в тюрьму по тунеядке.
 - Во напугал! Не на червонец ведь, а для разнообразия - я не против.
___26.08.2007, Очёр



Один день из жизни художника
(Зарисовка)

  Вы когда-нибудь слышали цвет? Трели голубого, синего, оранжевого. Шелест фиолетовых и розово-перламутровых полутонов. Вы когда-нибудь осязали маджента или слоновую кость? Вы когда-нибудь чувствовали на кончике языка кадмий или английскую красную?  Не вздумайте пробовать краски на язык - они ядовиты. Я имею в виду совсем другое! Ван Гог тоже пытался, и не раз, надавить полный рот красок, видимо, пытался прочувствовать то, что чувствую я, но он был слеп и брёл ощупью, наугад. Он поторопился и выстрелил себе в живот, он был молод, горяч и не успел осознать всю полноту жизни.
 
  Современная живопись ставит такие задачи, которые возможно решить только в зрелом возрасте, естественно, если не сопьешься, не скурвишься, не сойдешь с ума, в общем - доживешь.
   Я понимаю, что представить, и, тем более, сформулировать такое невозможно, но я хотя бы попытаюсь.
   Я думаю, вы все смотрели фильм "Полет над гнездом кукушки", или читали книгу.
   Примерно два года назад, у меня всё вышеописанное начало получаться. Именно это со мной и происходит. Учитывая, что я нахожусь в постоянном отсутствующем состоянии. Меня крайне раздражают многие вещи, об этом позже, в следующий раз. А сейчас я вам расскажу о другом...
   Каждый день хожу в кафэшку завтракать: справа многоэтажки, построенные немчуками лет пятнадцать назад, слева ясли-сад "Гнёздышко", вдоль периметра два ряда берёз. Шелест листвы и говор - детский говор, смех и пискотня одновременно сотни ребятишек. Если не прислушиваться, а улавливать хоровод шумов как бы невзначай - краем уха, можно услышать невероятное звучание красок, именно красок, очень гармонично настроенных, нежных и переливчатых, и только иногда, время от времени, вспыхивают мрачными, чёрными всплесками окрики взрослых, вроде как: "Эй, ты, урод, прекрати бегать!"
   Вот уже на протяжении нескольких лет я пытаюсь превратить эти звуки в краски. Не просто что-то намазать, вот, мол, смотрите, детишки журчат, а по-настоящему. Именно дети помогли мне почувствовать и услышать краски. Учитесь у деток, они вас всему научат.

   Как был написан портрет "Мубараковны..."
   Девушка представилась:
 - Альфиза Мубараковна
   Ничего себе - сказал я себе:
 - Кто, красавица, тебе имя такое дал?
 - Папа.
 - Красиво, - отвечаю я.
   И так засело у меня в голове это имя. Я уже и лица той девчонки не помню, а где-то через месяц и образ созрел, и портрет за час был написан. В ней всё: и "Ласочка" Кибрика, и Дульсинея Тобосская, и "Джоконда" Леонардо, и Кармен... В ней образ русских красавиц, жар итальянских девчат, степь татарской вольницы, мудрость башкирских женщин.

   "Тоску Зелёную" я ждал лет так восемнадцать, написал же - за полчаса.

   Перечислять можно долго, опишу лучше один день, свой день...

   Итак, один день из жизни художника... Проснулся, как всегда, поздно. Солнце жгло пятки. Двенадцать по полудни. Взглянул на холст, поставленный на станок с вечёра, не одеваясь, голый, подошел. Чистота и белизна полотна умиротворяли. "Ишь ты, беленький какой", - съехидничал про себя. Взял в каждую руку по мастехину, задумался на секунду, краска начала подтекать. Левой-правой, левой-правой. Теперь сверху вниз, снизу вверх, обеими руками одновременно... Вписал, вбил в холст "Ангела страшного Суда" Кандинского. Просверлил дырки, вкрутил шурупы, накинул бечёвку, вбил гвоздь, повесил. Красота!
   Почистил зубы. Есть не хотелось. За окном полно народу. Ходят туда-сюда. В городе - День города!
   Ещё один холст водрузил на мольберт. Подумал, центральная часть - посвящение Кандинскому к 150-летию со дня рождения. Взял репродукцию. Где они - умники - беспредметность нашли... Вон рожа, вон пальцы рук в левом верхнем углу ближе к центру, вон пузо голое, как арбуз, вон смокинг темно-синий с красно-жёлтыми лацканами, фаллос торчит нагло, безапелляционно. Всё понятно! Чистой воды экспрессивный сублиматизм.
   Итак, "Человек в синем смокинге", интерпретация по акварели Василия Кандинского. Надавил прямо на холст краску. Пятнадцать минут - холст готов! Остался доволен. Повесил рядом с "Ангелом..." Оглядел придирчиво. Хорошо!
   Под ложечкой засосало... Следующий холст к триптиху "150 лет Кандинскому" написал остатками красок. Назвал  "Тоска по дедушке". Вбил гвоздь. Повесил. Подписал. Датировал 2016 годом. До головокружения хотелось есть. Дома ни крошки. Сполоснул лицо. Оделся. Зашел в магазин. Взял пиво, рыбы...
   Жара!
   Город гулял в пьяном угаре.
   Пошел к Тургеневым. Посидели. Поболтали. Пиво попили. Наелся... Сыграл с детьми в карты. Меня в дураках оставили. Детишки рады, я тоже...

   Время - первый час ночи... Пришел, пьяненький, домой. Сел, не переодеваясь, за мольберт, поставил холст, одним движением, без предварительного наброска написал "Солнечного мальчика".  Повесил... Следующий "Падший Ангел", тоже давно задуманный. Полчаса -готово! Посмотрел на палитру, осталась краска... Жалко! Взял холст 30х45, написал пейзаж "Озерные холмы вблизи Очёра". Краски не хватило, пришлось добавить. Осталось! Взял холст 25х25. Записал... Назвал  "Аллея в горах". Всё! Теперь в самый раз! Теперь спать! Отрубился сразу. Спал бес снов, крепко, 12 часов кряду, как младенец.

   Проснулся... Семь холстов, как огурчики, рядышком. Придирчиво оглядел, каждый. Один оказался не подписанный. Подписал. Править надобности не было. Хорошо!
_____05.07.2007, Очёр



Человек с двумя арбузами
(Рассказ)   

   Нестерпимо жарило солнце. Я сидел на переднем сиденье Гришиной «жучки». Жара! По спине, по животу стекали ручейками капли пота. Задница прилипла к джинсам, джинсы к сиденью, сиденье к железяке, в которой я жарился. Кругом топал народ. Пожилая тетка тащила рюкзак, набитый чем-то неизвестным, наверное, ведро с ягодой-бедой, и наверняка край ведра впился ей в поясницу. Дама была жирная. В каждой руке по ведру. Да, достается русским бабам...
   В открытое окно машины тянуло гнильем и тленом. На овощном рынке какая-то сволочь палила мусор в металлических баках. Черные вообще любят чего-нибудь палить – наверное, деньги экономят, что бы за вывоз отбросов не платить. Уроды!!!
   Появился Гришуля, в одной руке арбуз, подмышкой - желтая дыня и еще пара пакетов с виноградом. Гриша - домашний человек. Всё в дом, всё в хату. За ним следом кандыбает Поварёнок с двумя огромными арбузами, тоже жинке и дочке старается... Наконец-то!
   Сколько лет езжу с Гришей в область на овощник, всегда одно и то же: либо
жара, либо колотун и вонь, вонь, вонь, вонь, будь оно, всё не ладно. Будьте не ладны, скупые чурки, будьте не ладны, жадные власти. Им все мало, ведь на деньгах сидят, а все гребут и гребут, гребут и гребут...
   Поварницын кандыбал и кандыбал, занося с прихлестом изувеченную ногу. На лице постоянная скорбь ползущего по жизни изнеможденного человека. Григорий же напротив - здоровенный мужик с румянцем на широкой роже, довольный и веселый, ещё не знающий, что обманут, тащит сынкам не спелый арбуз. Поваренку, наоборот, повезло. Над его головой васильковое небо, кудрявые облака мчатся куда-то на север. Полуоткрытый рот, блестящие под золото зубы бросают яркие искрящиеся блики на худое, загорелое лицо, чёрный чуб вихляется туда-сюда, после каждого прихлеста...

P.S. Родилась картина, родился холст, родилось произведение: "Человек с двумя арбузами".
______16.08.2007, Очёр



Смерть
(Рассказ-быль)

   Подрабатывал я студентом на родине: в горах Северного Урала, лес валил. Скажу вам без хвастовства, вальщиком я был отменным: глаз зоркий, руки сильные и верные. Был у меня толкач Костя Натуральных. Работали в паре. Русский чудо-богатырь, волос волнистый, светлый, косая сажень в плечах, под два метра ростом. Я, значит, деревце в четыре обхвата подрезаю, а он, в свою очередь, шестком шестиметровым в ель двухсотлетнюю упрется, другой конец в грудь богатырскую и ножками в землю-матушку - покрепче. Ель тридцатиметровая - переросток и ляжет, куда я ей, великанше, укажу. Ладно мы так работали, пока беда не случилась...
   Был наш Костик женатым человеком с тремя погодками сынками, мал-мала-меньше. Все славные ребятишки, ликом и повадками в отца. Поговаривали в поселке, что, мол, как Костик выпьет, так обязательно жинку побьет...
    Привезли как-то с оказией яйцо в поселок, в магазине - очередища, я аккурат за его женой оказался. Стою, жду, ни с кем в разговор не вступаю, мечтаю о глазунье, что крайняя редкость в питании людей северных, глухих, таежный поселков. Вдруг слышу спор, жинка Костика доказывает соседке, какой у нее муженек прекрасный, да распрекрасный: красавец, умница, силач… Смотрю, весь магазин уши навострил, но никто в спор не встревает,                как обычно и даже никто не смеются, и даже никто не хохмит, а очень все такие сосредоточенные, серьезные. Я подивился сему факту, но значения не придал, яиц купил и пошел домой.
   Дома приготовил глазунью в десяток яиц, спорол все это хозяйство с булкой хлеба да литру чая приговорил. Одним словом объелся, как сволочь последняя, и спать завалился.
   А будет вам, господа и дамы, известно, что когда я переем - мне снятся сны и частенько вещие. В общем, снится мне: ночь, дверь открывается и заходит жинка Кости, тихонечко так заходит и говорит: "Что, Санек, сволочь, спишь?! Яиц обожрался и дрыхнешь без задних ног, а дружок твой в аду горит". Сама улыбки мне строит и не столько улыбается, сколько зубы скалит. По-скалила, по-скалила и исчезла.
   Я всегда сны свои напарнику во время работы рассказываю, а тут забоялся, ничего Костику не рассказал, а надо было бы...
   Вечером у нас аванс и, как водится - мы в магазин. Сидим с дружком, глазунью жарим, выпиваем, закусываем. Все как у людей.
   А будет вам известно, что когда я пол-литра на грудь приму, да еще хорошо закушу - мне сны цветные начинают сниться: Опять открывается дверь и появляется она и уже не улыбается и руки за спиной держит. Я смотрю на нее, она молчит, смотрит на меня, а у самой из глаз кровь пошла, прямо ручьем течет. И вот когда она стала вся красная, и кровать моя в речке кровавой поплыла, а под одеялом змеи черные в ногах зашевелились - выдергивает руки из-за спины и сует мне прямо в лицо отрубленную топором голову Костика. "На вот, держи дружка - красавца своего!" - кинула голову его мне в постель и исчезла.
   Проснулся в четыре утра, на дворе светало, в переломах хребта Кваркуш  зарозовело. Дома гробовая тишина. Воскресный день! Богов день! Работать не велено! Взял этюдник, встряхнул крепко-крепко головой, оцепенение слетело, ушел и кошмар. Вышел. Заря! Вздохнул глубоко, полной грудью свежего пряного горного воздуха. Свежо! Хорошо! Расправил этюдниковы ноги. На горизонте пыхнуло! Зажмурился! Сон окончательно слетел. Размазал по холсту кроваво-красную зарю. Забыл обо всем.
   Зашел в дом, позавтракал, кофе выпил и еще десяток этюдов написал, благо, ходить никуда надобности нет. С крылечка спустился и все красоты, как на ладони.
   С воскресенья на понедельник спал, как младенец. Ну, а в понедельник весь поселок забегал, ментозавры на вертушке причапали. Отрубила-таки жена красавцу мужу голову топором, напрочь отрубила! …а через неделю пришла в лесничество спецовку мужнину сдавать. Мне, как бригадиру, пришлось ее под расписку принимать. Спецовку ту я горючкой облил и сжег. Скажу вам, ребята, видел я ее лицо и глаза ее видел: Смерть передо мной стояла, как есть Смерть.
___P.S.  В этом рассказе нет ни грамма вымысла, даже фамилия и имя толкача подлинные. Все произошло вначале 80-х в горном поселке Северный Колчим Пермской области. Убийства в те времена  были крайне редки, примерно раз в 25 лет. Дама с тремя мальчиками исчезла из поселка через две недели. Суда не было. По слухам, у нее в районной прокуратуре родственники служили. Если учитывать, что все суды, прокуратуры от Лукавого, то кое-что наводит на определенные мысли... Мальчики же внешне были сущие ангелы ... (наброски и рисунки с них у меня сохранились, когда-нибудь может быть выставлю.)
_____20.02.1984. Колчим


Пряники
(Рассказ)

   Санек осторожно двигался вдоль стеночки, время от времени воровато озираясь. Под ложечкой сосало, страшно хотелось есть. Со стороны кладовки пахло мятными пряниками, которые он любил больше всего на свете. Шажок, еще маленький шажок - появился просвет в полуоткрытой двери, которая могла в любой момент неожиданно распахнуться, и в проеме появиться толстая здоровенная повариха со скалкой в руке и заорать: "Опять, сволочи, черный ход не заперли. Вечно эти оборванцы пряники воруют!" В этот момент Санек знал, что делать, нужно было юркнуть, как мышка, за груду пакетов, коробок и мешков с картошкой и сидеть тихо-тихо, зажмурив глаза и не дышать. Прошаркав резиновыми калошами на слонообразных ногах, тетка со щелчком накидывала металлический крючок и, ворча себе под нос матерные слова, удалялась на кухню разливать оборванцам первое, второе и компот.
   Сердце колотилось так, что казалось - все на кухне его слышат. Приоткрыв глаза и чуть-чуть отдышавшись, Санек прошмыгнул в кладовую. На средней полке нащупал тазик с пряниками, схватив пряник и пихнув его целиком в рот, стал набивать карманы добычей. Вышел потихоньку, снял крючок и был таков.
   Проникнув через потайной лаз в конюшню, уселся на сено в ноги Орлику и стал уплетать за обе щеки. Орлик потянулся мягкими сухими губами, выпрашивая подачку. Глянув в лиловый глаз коня, Сашок подумал: "Вот бы мне такой большой и лиловый, а то у меня маленькие и узкие". Но тут же утешил себя: "Зато пыль не задувает, и зрение опять же хорошее, а у тебя плохое, я знаю, ты старенький и ноги - вона вены вздулись, ревматизм опять же. У Петьки тоже ревматизм. Ревматизм сердца. Так его прошлым летом в Крым, в "Артек" отправляли, а нынче по весне он помер. Когда помирал, весь синий стал - я
видел, у него вечно ногти синие были. У нас только туберкулезных и ревматических в "Артек" отправляют. Вот бы и мне туберкулезом заболеть, я бы тоже на море съездил. Говорят, там вода соленая, в ней никто не тонет. Я бы плавать научился, а то я плавать не умею". Отдав последний пряник Орлику, посмотрев немножко, как он, довольный, скалит огромные желтые зубы и пускает слюни.  Потрогал указательным пальцем лиловый глаз, юркнул в лаз из темной конюшни на ярко освещенный, обширный двор. Слева под навесом сидел дядя Саша – сапожник: "Что, Сашок, Орлика проведывал, поди сюда, на вот, дратвы натри мне варом, да после мылом натри, не забудь. Хорошо?"
  Взяв моток бечевки, накинул петлю на крючок, откусил кусочек черной смолы, принялся усердно натирать бечевку. Смола плавилась от трения, бечевка становилась черной и блестящей. Работа спорилась. Вдруг вспомнил:
- Пора обедать. Обедать пора, дядя Саша!
- Ну, беги, пострелец. Руки помой, не забудь.
- Не забуду!
_____01.09.1999, Очёр



Бардак
(Рассказ)
- Зыка-зыка-зыка, вшивка-вшивка-вшивка, - скандировали дети, хлопая ладошками о крышки парт...
 - Всё, хватит, ребята. Зыкова всё поняла...
   Девочка Оля Зыкова стояла около учительского стола, подстриженная ножницами под барана. Остатки волос клочками торчали на шишкастой голове. Губы плотно сжаты в струночку. Глаза голубые, упрямые, смотрели исподлобья, сухо и жестко. Лицо в весенних рыжих конопушках, значит ходить девчонке в платке всё лето.
 - Дремлюкин, а ты почему лыбишься, как говно на солнышко? По русскому три кола подряд, хоть забор городи, а ему всё смешно... Пойди, в угол встань.
    Саша Дремлюкин, двоечник и хулиган, худой и прыткий, с вечной улыбочкой на девичьем румяном лице, хитрыми, узкими, слегка раскосыми глазами, сидел третий год в пятом классе и поэтому был всех выше, как минимум,  на полголовы. Был ещё один двоечник-переросток Плотников Сергей по кличке Барыга, четвёртый год сидевший в одном и том же классе, но он числился в бегах и по этой важной причине отсутствовал. Очередным побегушником, готовым сбежать из приюта, похоже, была Зыкова.
   Сашок, откинув изрисованную вдоль и поперек крышку парты, с
удовольствием вылез и размял ноги, при этом успев щёлкнуть, слева и справа по паре стриженных под ноль мальчишеских голов. Проходя вдоль ряда деревянных парт, умудрился, дернул пару-тройку девичьих косиц.
 - Дремлюкин, что, руки длинные? В угол! На 45 минут!!!
   Руки у Сашка действительно были длинные. Везде и всюду всё доставали. По пути в угол он успел смахнуть с парты чернильницу и чьи-то учебники, после чего занял в переднем углу почётное место и принялся строить всему классу рожицы. В классе случился хаос, девчонки визжали, пацаны гоготали. Стриженная Зыкова прошмыгнула в дверь, училка заметила и кинулась следом...
   Аркаша Паршаков дрался с Валерой Тетериным в проходе между партами, катаясь по разлитым чернилам и разбросанным учебникам. Наташа Плюснина танцевала индийский танец "Хари-хари". Она любила индийские фильмы, а когда была совсем крошкой, ловила и ела живых тараканов. Вова Деев, закадычный друг Саши Дремлюкин, в наглую, открыто  мастерил поджигу, чего-то там скреб и точил напильником, украденным из мастерской Филиппыча.  Если забежать вперед на 3 года, Вова Деев из-за неразделенной любви к отличнице и красавице Наташке Попугаевой из этой самой поджиги застрелился. Выстрелил себе в живот, провалялся всю ночь на детдомовской помойке, а к утру помер. Хоронили всем детдомом.
   Староста класса Смирнова Татьяна залезла на парту и кричала пуще всех, призывала всех к порядку и говорила, что если придет завуч, то всем обязательно попадет и 5 «А» не займет первое место, и никто не поедет на выставку в Москву.
   Прибежала учителка, волоча за руку Зыкову. За ними следом топал краснорожий и злющий завуч, следом с линейкой в руке - старшая воспитательница Нина Петровна. Все разом разбежались по своим местам...
 - Что здесь за безобразие?- завопил разъяренный Борис Борисович. Класс весело заржал, над головой завуча выросли рожки, два растопыренных пальца длинной руки наказанного углом Сашка. Петровна щёлкнула линейкой по руке недоросля. Сашок взвизгнул и закрутился юлой.
 - Так! Все наказаны! Лишены ужина! Всю школу перемыть! Спать в 2 часа! Всё!!!

Р.S. В Москву всё же съездили, на выставку ВДНХ.
(Все фамилии и имена вымышленные)
_____1985, Лион


Предисловие к роману Детдом
(Зарисовка)   

   Стоя посреди ярко-желтых кленов, втягивая ноздрями запах прелой листвы, чувствуя свежий морозный слегка покалывающий ветерок на ярко-красных детских щёчках, подёрнутых первым юношеским пушком, поворачиваю голову влево и немножко вверх, наблюдаю за быстро несущимися куда-то далеко-далеко на юг белыми, кудрявыми облаками, опускаю стриженную под ноль голову, и - неожиданно яркий свет тысячи солнц, пропущенный через призму миллиона сосулек, зажмуриваюсь, делаю шаг в сторону и проваливаюсь в темноту пустых, звонких коридоров, слышу запах свежевыкрашенных стен, скрип стула и следом не менее скрипучий старушечий голос:
- Ходят и ходят, ходят и ходят, поспать не дают...
- Марья Федоровна, это Вы?
- Я, милок.
- А ты кто будешь?
- Я Санька.
- Какой такой Санька? Саньков сотни, тыщи тута прошло, всех не упомнишь.
- Ну, меня-то вы вспомните.
- Это почему же?
- Банку пол-литровую и свою обритую, перебинтованную голову помните?
- Ой! И вправду - Санек!
- А вы постарели.
- Да и ты Санек не помолодел, ишь борода седущая. Да ты садись, садись, в ногах правды нету.
- Да, Марья Федоровна, 35 лет прошло. А вам-то нынче сколько?
- Да уж почитай через год 85 стукнет.
- А чего же не на заслуженном?
- А куда же я без вас, оглоедов? Сам знаешь, я бездетная и замужем не пришлось побывать.
- Наши-то бывают?
- Всякие бывают, выпустятся, год-два походят, а опосля все реже и реже, а там вовсе пропадают, ну, а такие, чтобы через 20-30 лет, то на моей памяти ты, пожалуй, первый будешь.
- А чего приходят-то?
- Да все больше плачут, сядут вот тут и плачут, некоторые даже слова не скажут, посидят, посидят и уходят.
- Что же вы их не расспросите?
- А что же расспрашивать? И так всё ясно. Видимо, за забором жизнь не сладкая.
- Да уж, не сладкая. Из нашего класса, Марья Федоровна, из 32-х воспитанников
до 50-ти лет пятеро дожило: 4 девчонки, из пацанов я один.
- Как это?
- А вот так, как на войне.
- Как это на войне?!
- Как на войне, и война эта длится всю жизнь, в основном все погибают. Поэтому никто после 20-30 лет здесь не появляется. Вы ведь нас не выпускаете, это только вам кажется, что выпускаете, на самом же деле вышвыриваете туда, за забор... Туда мы попадаем с отрубленными руками, с отрубленными ногами и с завязанными глазами.
- А ты, Санек, почему живой?
- А я ведь дурачок. Вы, Марья Федоровна, меня всегда дурачком называли, я три года в пятом классе сидел, поэтому и выжил. Спасибо вам, - поклонился старушке в ноги, поцеловал в лоб и вышел вон, в Солнце, в Облака, Ветер, Мороз, в Лунную Ночь, в Проливной Дождь, в Желто-Прелую Листву, в Мокрый Асфальт, в Пушистый Снег, в Карие, Зеленые, Синие глаза - в Жизнь!
______2007, Очёр


Суицид. Прощайте, засранцы
(Рассказ-быль. Посвящается всем суицидникам).

   Я держал паренька-салажонка за щиколотки. Он дергался и дрыгался, подвешенный ремнем к крюку.
   Перед глазами на бетонной стене круглые солдатские часы. Тик-так, тик-так, тик-так. Минуты как вечность (...я пишу это сегодня ночью с воскресенья на понедельник, спустя 30 лет, слезы непроизвольно струятся по лицу, бороде, заливая свеже-исписанные листы. Напротив, на мольберте, законченный холст "Рождение сублиматизма", чуть дальше в углу взирает бледным невзрачным безлико-безразличным пятном "Суицидник")
   Тик-так, тик-так, тик-так…
   Впереди ещё два часа. В шесть Емельяныч придет, срежет ремни, освободит.
   Паренек хрипит, кашляет, задыхается, каждые пять минут мочится сверху и гадит. Я ему шепчу: "Потерпи, потерпи, еще чуток, ещё час остался. Емельяныч придет, ремни срежет".
   Бункер, часы, саложонок...- тик-так, тик-так, тик-так...
   Салажонок гадит и гадит, хрипит, плюется кровавой пеной. Я держу крепко, цепко, привстав на цыпочки.
   Тик-так, тик-так, тик-так, - бетонный пол, щиколотки, дерьмо, висельник, кожаный ремень, крюк.
   Тик-так, тик-так, тик-так, - крюк - ремень - висельник. Внизу Ад - вверху Рай. Я видел и то, и другое.
   Тик-так, тик-так, тик-так, - секунды как вечность... Клац, клац, клац - пинок в дверь.
   Очнулся я на полу, открыл глаза - испитое лицо прапора.
 - Ну, как ты, сынок?
   Я рот открываю, чувствую - нет звука.
- Ну, молчи, молчи.
   Хороший был прапор. Человек. Ругался, матерился, как собака, водку пил запоем. Умный был мужик - все видел, все понимал - сделать ничего не мог. (...после этого случая сунул в рот ствол - застрелился).
   Мы лежали, как два брата - рядышком на бетонном полу, я и салажонок с Западной Украины по кличке Мертвяк. Назвали его так, уже не помню кто, как только он появился на острове Витте (Остров Витте находится в Баренцевом море вблизи полуострова Рыбачий)
Назван саложонок был так из-за своей внешности: бесцветное, рыхлое, изрытое неизвестной болезнью лицо, отсутствие бровей и ресниц, блеклые выцветшие глаза с вечно виноватым растерянным взглядом. В казарму его не пускали. Спал он в свинарнике, окликали его либо Свинарь, либо Мертвяк, а чаще Смерть. Его даже воином, салагой никто не называл, в том числе и офицеры - пожалуй только Емельяныч. Никто с ним не разговаривал. Он заходил с заднего двора на кухню, брал два ведра помоев и уходил кормить свиней для офицерского стола. Даже какая-то сука распускала по острову слухи, что он свиней трахает.

   Заходил я иногда к нему свиней порисовать, поговорить, видел - пареньку плохо.

   Попал я в ту ночь в бункер случайно. В три часа утра пошел в тундру для командира пейзаж писать. В Заполярье ночи светлые, солнышко над горизонтом светит, необыкновенные виды...
   Я три месяца в лазарете на Большой земле провалялся, связки, почитай, все порвал. И по сей день - как дождь, побаливают, уже 30 лет забыть не дают...
   На остров вернулся, Емельяныча уже схоронили. Паренек ничего - оклемался, со свинарника его убрали, в казарме кровать для него поставили, за обеденным столом со всеми сидел, даже улыбался иногда. Улыбка, я вам скажу, еще та... - лучше бы не улыбался. Выходит, чтобы с тобой по-человечески обращались, - для этого повеситься надо.
   Мне до дембеля месяц оставался. Генерал с Москвы прикатил, всех построили, оркестр, уроды, с Большой земли привезли, полковников приехало человек десять...
   Строй.
- Рядовой ДАЕ! Выйти из строя! - подковылял к генералу. – Извини, браток, не нашлось у нас медали "За спасение повешенного", вот держи "За спасение утопающего"...
   Не выдержал я тогда - расплакался, на генерала наорал, медаль и погоны сорвал, в ноги генералу бросил, развернулся и ушел в тундру.
   Генерал понимающий оказался. Запросто, вместо дембеля могли в дисбат задвинуть.
- Стоять!!! Все! - рявкнул он и тихо добавил - Пускай идет.
   Я оглянулся.
- Иди, сынок. 
   Я тогда в тундре месяц прожил - людей не хотел видеть...
   Через месяц пришел катер. Я дембельнулся...

   P.S.  К своему стыду, не помню его имени, как и все, Мертвяком паренька называл.  Бить не бил, других салаг бил, а его нет, чего не было - того не было, врать не буду. Жалел, наверное...
(История подлинная, название места и имена подлинные)
____20.03.2007, Очёр



Война
(Повесть)
 
   Лето, не начавшись, закончилось. Сиверко дул - холодно, промозгло, гнал со стороны главного Уральского хребта свинцово-чёрные, наполненные влагой тяжёлые тучи. Гнал на равнину, чтобы там пролить ливнем с громом и молниями, пугая деревенских старух и малых деток.
   Я смотрел вслед, думал о дочке, жене, матери...
   Мама - старенькая, всегда дремлющая у печки. Попрыгунья дочка тыкала её в коленко, хихикала, пряталась под лавку. Мама, очнувшись от дрёмы, беззлобно ворчала. Жена, вечно что-то стряпающая, стирающая, моющая, ругала дочь. Малая ничегошеньки не воспринимала; прыгала, смеялась, баловалась…
   Тычок в спину:
  - Что, Васёк, мечтаешь, садись в машину, пора выдвигаться.
   Петрович, шофер, старый вояка, не по-стариковски бойко впрыгнул в кабину новенького, только что пригнанного грузовика. Достал термос, нацедил крепкого, горячего кофе:
  - На вот, хлебни, а то проснуться всё никак не можешь. Что за молодежь нонче такая, ни шаткая, ни валкая, вот мы, старики...
 - Ну, пошло-поехало, лучше на дорогу смотри.

   Петрович гнал грузовик по ухабистой щебёнке.
   Был он не только вояка, но и опытный лихач, шофер-водитель. На груди три Славы. Не хвастал, не гордился, принимал как данность прошедших боевых лет. Соблюдал правило, надевал китель строго раз в год, как на именины, а всего быстрее на похороны, на 9 Мая.
- Петрович, расскажи про войну, не будь гадом, а...
   Петрович - знатный рассказчик, баек за войну знал, прям, прорва.
- Ой, Васёк, не хочу и не проси! Сам чё-еть расскажи. Давай сказывай-сказывай, мне всё одно что слушать, ты главное трынди, чтобы не скучать в дороге, дорога-то длинная. Во-о, как тя тудыть понесло, через хребет, через Кваркуш, аж до самого Ильменя.
- Горит же! Лес горит, а рядышком "Петушок" вышагивает!
- Ничего с твоей драгой не случится, она же шагающая, вона как шагает, словно петух перед курами, сразу 25 метриков долой, жаль медленно.
- Петрович, а кто куры?
- Кто-кто?! Ёлки!!! Да ты не боись, дальше Чёртовой пади огонь не проскочит. Славянка его не пропустит, да и гарь тама прошлогодняя. Алмазы твои никто не упрет, рази если только Сатана!
- Петрович, хорош чесать, давай про войну!
-Не-а, и не проси, об ей, паскуднице, ни гу-гу. Не рви сердце старому человеку. Давай Васёк, о твоих бабочках покалякаем. Ты-ть шибко гулявый бываешь, ха-ха-ха. Ой, ня могу, шибко смеюсь, коды ты, Васёк, сказки сказываешь про свои охоты, прям, не могу, укатайка, прям ржачка настоящая. Расскажи-ка про Захаровну, очень смешяно. Только, чур, со всеми подробностями, ха-ха-ха!!!
- Не-а, Петрович, и не проси, о чем хошь проси, а о Захаровне ни гу-гу!!! Глянь-ка, глянь-ка, никак медведь на тракте. Давай прибавь, Петрович, прибавь, родной...
- Да нет, то - медвежонок...
- Прибавляй-прибавляй, дави его, лохматого! Дави!!!

   Годовалый медвежонок наяривал по щебёнке, как угорелый во все лопатки.
   Азартный Петрович жал на акселератор. Васек, его начальник, жал на гудок, что есть мочи и орал во всё горло:
   Давай-давай!!!
   В обоих мужиках проснулся охотничий инстинкт. Казалось, что у новенькой трёхтонки тоже имеется инстинкт - человеческий инстинкт.
- Петрович, колесом его, подлеца шерстяного!
- Бампером надо-ть, бампером!
- Колесом, колесом дави!
- Хрен с тобой!
- Ну вот, упустили...
- Глянь-ка, как ртуть, из-под колеса вывернулся, прям вытек!
   Мужики остановили грузовик, вышли размять ноги. Медвежонок в последний раз мелькнул у излучины реки и скрылся в ельнике.
- Петрович, а что же мы ружьё-то не достали, а?
- Забыли, Васёк, впопыхах и забыли. Да, ладно, не жалей. Всё одно зверёныш малой, потом бы пожалели окаянного. Слушай, а ведь мамашка где-то рядышком должна быть.
- И то верно, должна быть где-то рядом. Давай-ка, Петрович, салазки смажем, уберёмся от греха подальше...
_____1993, Колчим


Выставка
(Рассказ)

Живописью торговать - не сапоги тачать!

   1 июня.
   Удивительная страна - Россия! День, уделяемый детям взрослыми 24 часа в году.
   Десять часов утра. Подъезжаю к Строгановскому музею. Двухэтажное здание времен царизма с толстенными стенами в полтора метра и четырьмя колоннами при входе. Потянул за ручку, дверь мягко подалась. На вахте никого. Прошел в зал. На серо-стальных стенах висят портреты, стоимостью от двухсот пятидесяти тысяч до двух с половиной миллионов наших деревянных рублей. С досады выругался матерно, сплюнул на пол, под холст "Солнечный мальчик", выскочил в холл… По холлу, махая руками и шарахаясь из стороны в сторону, крутился полупьяный двадцатисемилетний Влад. Похоже, сей балбес мало что соображал. В вестибюле стоял стойкий запах перегара.
   Елена Александровна в свитерке и джинсиках, худенькая и глазастенькая, слегка смахивающая на евреечку, как всегда, пунктуальная, ровно в 10.00 появилась на пороге музея. В руках она держала два огромных пакета. Скосив светло-голубые глазки в мою сторону и порхающего вокруг меня длинноногого, невменяемого охранника, хмыкнула и прошагала в зал. Влад махал ручищами и рассказывал, как они с друганом покупали подержанное авто, а опосля всю ночь бухали по этому поводу, и как друган-счастливец подвез его к музею ровно в пять утра, и он не опоздал на работу, и это факт, и это самое главное...
   Следом явилась скромно одетая, если не сказать, бедно одетая, десятиклассница девушка Лиза, крепко державшаяся за сумку. Симпатичная, со слегка длинноватым носом и всего пугающимися карими, не по-детски прищуренными глазами.
   Елена Александровна, мой менеджер и хранитель правильного этикета, выбежала как ошпаренная из зала, с укором посмотрела на меня, старого дурака, чуть запыхавшись, ровно произнесла:
 - Александр, сколько вам раз говорить, что плеваться где ни попадя некрасиво, антигигиенично, а главное - невежливо.
 - Извини, детка, я исправлюсь и стану лучше.
   Сам же подумал:
 - Ну, это вряд ли, на шестом-то десятке...
   Елена Александровна фыркнула:
 - Какая я вам детка?
 - Да-а, ишь ты! - подумалось мне.
   Косоглазый Влад устал кружиться, присел на стул.
   Менеджер с сердитым надутым лицом пялилась на вздрюченного охранника.
   Десятиклассница, будущий дизайнер, хлопала глазищами и не знала куда деть длиннющие ноги и руки, видимо, ей мешала сумка. Я стоял посредине холла и делал: "Хр-хр-р, хр- р-ррр...", готовый куда-нибудь сплюнуть.
   Напротив входа в музей стоял деревянный медведь, делая ручкой. У него на шее висела стеклянная торбочка на длинной бечёвке. Он напоминал нищего на паперти. В этот кульминационный момент появилась директор Очёрского краеведческого музея...
 - ДАЕ, Вы пьяны?
   Длинный Влад отвернул физиономию и съёжился...
 - Так. Ясно!
 - Александр, как меня зовут?
 - Елена Николаевна.
 - Еленой зовут вашего менеджера, а меня зовут Татьяна Николаевна.
   Прихватив за шиворот здоровенного охранника, протопала в кабинет...

   Втроём зашли в зал. Пятьдесят холстов, как огурчики, развешены по серо-стальным стенам. Елена Александровна быстро и деловито распаковала имущество, всё разложила на рабочем столе; ноутбук, фотоаппарат, диски, фотографии и прочую утварь, положенную на подобных мероприятиях.
 - Александр, не пяльтесь на мою задницу, идите лучше переоденьтесь.
   Девушка примостилась на краешке стула и, замкнувшись в себе, молчала, слегка подёргивала длиннющей ногой в тапке 42 размера. "Ничего себе, какая нервная", - подумалось мне...
   Я покорно взял пакет с цивильным прикидом и побрёл в дежурку стаскивать с себя привычные джинсы и кроссовки. Напялив шелковую рубашку в полоску, поёжился, в музее от силы градусов 12, посмотрел в зеркало: ну и рожа! Глаза бы не смотрели. Борода белая, как снег, волос отрастил ниже всяких допустимых норм. И почему художники такие придурки? Говорят, длинный волос - это антенны, связь с Космосом. Очень может быть. А вот мой первый учитель по живописи Барковский говаривал: волос длинный - ум короткий. Врал, наверное, или не в курсах был. Впихнув ноги в узкие, ручной работы корочки, вздохнул, подумал: "Десять лет ждал этого часа... Дождался!"
   Прошел в зал. Чёрный лак туфель поскрипывал, шелк холодил спину и грудь, густо покрытую шерстью, чёрные, шерстяные брючки «англицкого» крою, отглаженные в стрелочку, непривычно топорщились под слегка отвисшим брюшком.
   Елена Александровна широко заулыбалась и схватила "Олимпус", крутанула объектив, защелкала спуском...
 - Ну-у, так ведь не ходят нынче, - промычал я.
 - Ничего-ничего, всё отлично! Ваш стиль!
 - Елена Александровна, я на клоуна похож?!
 - Встречают по одежке...
   Лизавета лупила вовсю на меня глазищами, трясла ножищей и крепко-крепко держалась за сумку. Круг спасательный что ли у ней там...
   Зашла Марфа Петровна со стулом в руках, поставила стул у входа, ни слова не говоря, села.
   Смотрительница!
   Всё замерло в ожидании, даже серые, стылые стены. Прошёл час, прошел другой, трое человек поглядывали изредка в мокрое пространство музейного двора.
   Воскресение. На улице дождь, не прекращающийся четвёртые сутки. День Детства. Куда все детки подевались... Вдруг прояснило! Сквозь тяжёлые, темно-синие тучи мелькнуло солнышко. На проезжей части центральной улицы города Очёра стройными рядами с разноцветными шариками и весенними цветами в руках бодро топала детвора с папами и мамами. Шли мимо музея на пруд, за халявскими развлечениями. Всё правильно - хлеба и зрелищ!
   Маленький мальчик потянул маму в сторону музея, показывая пальчиком. Елена Александровна: "Наш клиент". Я, молча наблюдал, уставившись и сконцентрировавшись на указательном пальчике малыша. Мальчик тянул в одну сторону, мамаша в другую. В толпе произошло замешательство и столпотворение. Но чуда не произошло. Отец подхватил сынка на руки и всё поправил. Процессия двинулась далее...
   Потеряв терпение, смачно сплюнул на батарею, уселся на стул, врубил по громче рок и занялся своим любимым занятием - разглядыванием картинок классиков живописи. Да уж, этот повесился, тот умер от тоски в полном одиночестве, покинутый всеми, Ван Гог вообще понарошку застрелился. Может, бросить мазню к чертям собачьим и податься в сапожники? Мне домой вчерась две пары туфлей принесли набойки смастерить, по пятьсот рублёв за пару, на кой ляд мне упираться в этой вшивой живописи, одна печаль и расход. Давеча питерцы, сволочи, опять на краски "Мастер-класс" цены вздули.
   Русская краска вдвоё дороже стала упротиву голландской. Вона московские белила "Гамма" по-русски написано крупно и разборчиво НЕЖЕЛТЕЮШИЕ! Через год енти сволочные белила обязательно пожелтеют, да так будто их кто специально желтухой заразил, а питерские белила шесть месяцев кряду сохнут - высохнуть не могут… Бардак, короче, и дурдом тоже!!!
   Дверь музея громка хлопнула, девчонки вздрогнули, оживились. В зал вбежала стайка детишек 5-6 лет, за ними папы и мамы.
  Процесс пошел. За день заработали 1900 рублёв. Кисло, но ничего... Сапоги тачать всё-таки лучше!
_____3.06.2008, Очёр



Выборы
(Рассказ, быль)

  Ночь. Два часа после полуночи. Человек вскинул ружьё, выстрелил в огромный щит. Краска растеклась, …гулко закапала, ударяясь о бетонное основание. Человек в темной одежде, спортивной, вязаной шапочке наклонился, посветил фонарём… - «Красная!» Перезарядив пейнсбольное ружьё, выстрелил ещё раз, потом ещё и ещё. Хмыкнул, развернулся, …и пройдя шагов сто, уселся в мягкое кресло иномарки. Впереди его ждали еще два рекламных щита. Свет фар, проезжающего по трассе авто, выхватил из темноты стальной взгляд светло-голубых глаз, очертил широкий подбородок и средней величины костистый лоб.

   Утро встретило горожан славного города Очёр слякотью, серостью и дождем. Дождь не прекращался вот уже, который день.
   Скоро Выборы.
   На улицах города, на столбах, на заборах, в потребных и не очень потребных местах, в общем, где не попадя развешено, расклеено, прикноплено невероятное количество агитационных листовок.
  Особой серостью, а главное количеством выделялся кандидат на пост главы района некто Васькин. Главным образом выделялся призыв, крупно и коротко – «ПЛАН ВАСЬКИНА!» Всё, что являлось расшифровкой этого грандиозного плана, было строго засекречено и совершенно непонятно. Сия писулька была похожа на шифровку, вроде как игра в шпионы, …или отгадай и будешь счастлив!
  Интересно,- подумал я,- надо будет у кандидата на пост головы Очёрского района, господина Васькина спросить, - в чем заключается сей план, на который необходимо тратить столько бумаги, к тому же пачкать стены, заборы и фонарные столбы города.

   Пришел в музей. Не снимая курточки уселся в угол выставочного зала, - напротив окна. В окне столб, на столбе умещалась добрая дюжина листовок с планом Васькина. (У меня в местном музее выставка. Выт-бы так народ агитировали живопись смотреть. Куда бы больше пользы было).
   Спустя полчаса к столбу подошла старушка. Не оглядываясь, по шустрому ободрала столб от «Плана Васькина». Далее, она сноровисто раскрыла пакет и извлекла плакат с изображением кандидата Макрушина. Потом поплевала на углы листовки, приклеила, улыбнулась и деловито отправилась к следующему столбу
   Я взял «Олимпус», поменял объектив и подошел к окну, щелкнул пару раз старушенцию. Тем временем бойкая старушка оприходовала ещё пару-тройку столбов...

   В городе Очёр - ВЫБОРЫ!
   Бывшего главу Очёрского района г-на Наводного дружно, скопом вытолкнули досрочно на заслуженный отдых с прицепом - два года условно, - за сомнительное воровство. А кто у нас не вор??? Ась!! Господа?!
   
   Группа кандидатов подобралась пестрая, а если уточнить, то все полные придурки! Начнем по порядку…
   Васькин, человек с усами, холеной физией, в деловом, слегка пожеванном костюме, с хитрыми вороватыми глазками отъявленного пройдохи. Всегда знающий где, что украсть и на чем, и как погреть свои шаловливые ручонки...
   Муляков Роберт, неизвестно откуда взявшийся татарин. Бывший военный, толи отставной генерал, толи отставной прапорщик. Побритый наголо, с частично отсутствующими зубами. В темно-синем, в светлую полоску костюме, висевшем на нем как на вешалке, бодро и весело беседовал с кандидатом на пост главы района доктором по зубам Алексеем Колчановым. Они весело смеялись. Обсуждали, как ловко избавились от трех конкурентов. Теперь их осталось восемь, из зарегистрированных одиннадцати. Они вплотную подобрались к очередной жертве. Жертвой был отставной омоновец, а может-быть просто отставной офицер, случайно попавший в горячую точку.
  Это был не кто иной, как контуженый кандидат Володя Носков. (Кстати, это именно он партизанил накануне ночью)
  Стояли они здесь уже добрых полчаса, загораживали проход, подпирали дверные косяки юрисконсульства по правам человека, в ожидании юриста Бори Поносова. Боря, должен был, их вразумит и наставит на путь истинный.

  Носков Владимир, контуженный на всю голову взрывом мины, или гранаты, а всего быстрее и тем, и другим одновременно.
  Старухи в Очёре болтают, будто он побывал в эпицентре ядерного взрыва и выжил, и поэтому неуязвим.
  Володинька имел стальной, бесстрашный, почти отмороженный взгляд, настоящую боевую, железную медаль и обещал всем в 2013 году коммунизм.
  Володя был совершенно здоров, не ел таблеток, никогда не болел и умел ловко обходиться с людьми,- знал, что главное пообещать, а выполнять необязательно, всегда можно найти причину, хотя бы такую банальную, как - некогда, прейдите в другой раз, и так далее, и тому подобное.
  Носков держал рекламную газетёнку с сомнительной доходностью. В очередном календарном году его дела шли чуть-чуть хуже, и ему позарез было нужно влезть в кресло главы. Вот и аренда Очёрского пруда подходила к концу. Надежда, что власти продлят аренду, крайне мала и ему не светит...
  Говорил я ему: "Володенька, делиться нужно", а он, ох как делиться, не любит. Опять же кредиты душат. Как же он, голубчик, собирается вести дела района, если со своими делами справиться не в состояний.

  Следующие кандидаты два Мокрушина, а может быть три. В Очёре «Мокрушиных» пруд пруди. Один вообще неизвестно кто. Народ говорит - мент-гаишник. Менту, что плохо в гаишниках ходится? Наверное, устал, посидеть захотелось.
  Другой Мокрушин кресло Главы занимал два срока подряд, - это ж целых восемь лет. Во! Видать понравилось, ещё хочет, …а зачем?! Ведь в каком запущенном состоянии Очёрский район находился, в таком запущенном и остался. Создается полное впечатление, есть голова или нет головы, району совершенно всё равно, на кой ляд их выбирать, леший их знает. Посадить в то кресло ночного сторожа, пущай сидит, и то пользы больше будет. Я голосовать не пойду, … неохота мне.

  Воскресение, 10 июня, полдень. На улице слякотно. Никого! Народ спит! У нас на Урале, когда на улице слякотно, народ завсегда спит, а слякотно у нас круглый год! Потому и на выборы почитай никто не пришел. А зачем?! Пущай эти двенадцать кандидатов сами себя и выбирают. Интересно, кто победит?!
   Единственный человек пришедший голосовать, та шустрая бабуленция, что партизанила, срывала листовки со столбов под окнами краеведческого музея.
  Бабушка прошла к урне, пропихнула в щель пластмассовой под дерево тумбы билютень и вздохнула, тихонечко повернулась спиной к избирательной урне, подняла руку вверх и резко опустив, воскликнула: «За Васькина проголосовала!» Кое-кто в избирательной комиссии захихикал. Бабуся строго посмотрела на комиссию, не спеша достала платок и вытерла вспотевший лоб, твердо произнесла: «А что, у него на кажном столбе бумажки развешены, наверное, богатый, я богатых уважаю! План «Васькина!» Во! Мне неважно, какой план, главное план есть! А так они все одинаковы! Все Воры!!! Мы пенсионеры Васькина уважаем, хотя конечно не за что, симпатичный он больно, опять же с усами». Старуха высморкалась и продолжила: «Раньше, как было - придешь на выборы, к тебе совсем уважением, хоть раз в 4 года, и то приятно. Опять же, колбасы, конфеты там разные, карамельки, шоколад… Одним словом, - праздник! А нынче чё?! А ни чё!!! Одно уродство, в магазинах всё есть, а жрать нечего. Настоящего нет ничего, всё искусственное, колбаса из сой, сало из нефти. Безобразие!»
   Выборы в Очёрском уезде провалились.
   22 июня из двух оставшихся клоунов выберут одного клоуна.
Интересно кого?! Я пойду, посмотрю.
____15.06.2008, Очёр



Гвоздь!
(Рассказ)

   Первый легкий морозец сковал лужи тонким ледком, который с хрустом лопался, едва я наступал на него. Я нарезал круг за кругом. Бегалось легко и свободно. Вокруг поселка Северный Колчим распласталась вековая тайга. Верхушки елей, слегка голубоватые от инея, мерцали в слабых отблесках утреней зари.
   Мимо, через футбольное поле, напрямки, спешили в школу запоздавшие детишки. Дочка Юлька скакала резво, вприпрыжку, перескакивала через лужицы, ломала ледышки, громко смеялась, махала мне портфелем. Конечно же, без берета, в распахнутом пальто... Я помахал в ответ, прокричал: "Берет, берет, надень, пальто застегни!" Куда там, - до школы рукой подать.
 
  Трёхэтажная, новая школа, светилась всеми окнами. Шёл первый урок. Вертихвостка, Юленька, как всегда опоздала, директор школы опять будет мне выговаривать.

   Директор школы, маленький, гадливый стручок, учитель математики, физики и преподаватель права. Он ведёт урок: указывает пальцем восьмиклассникам в окно: "Дети посмотрите, заведующий Клуба бегает по утрам, вот дурак. Коту, когда делать нечего, кот яйца лижет. Ну что повыскакивали! Все по местам!"

   Понедельник, уроки закончены, школа опустела. Директор, Виктор Захарович, обходит школу. Закрывает двери на замки. Проверяет окна и лестничные пролёты. Спускается с последней ступеньки. У входной двери лежит гвоздь, сотка. Поднимает. Разглядывает. Суёт в карман. Закрывает входную дверь, бурчит под нос: «Вод ведь сволочи какие, всё готовы растащить. Опять кто-то в мастерскую залез, гвозди спёр».

   Заходит в соседний по соседству со школой двор. Во дворе злющий цепной пёс Мартын. Шибко директора не любит. "Гав-гав-гав-гавкает, как паскуда последняя", - подумалось Захарычу.
  Директор пробирается бочком к светящему окошку. Стучит, - тук-тук-тук... На мосту загорается фонарь. Выходит здоровенная тетка Пелагея. – «Цыть окаянный, вот я тебя». Пёс, поджав хвост, убрался в конуру.
 - Пелагея, с опаской: "Кто там, по ночам шлется?"
 - Директор, осторожно: "Это я Пелагеюшка".
 - Пелагея, раздраженно: "Вижу, что не конь!"
 - Директор, просительно: "Пелагеюшка, а Санычь дома?"
 - Пелагея, сердито: "Муж на работе, выпить нет".
 - Директор, заискивающе: "А мне и не надо, я так посижу, погреюсь, Саныча подожду. Пусти - а?"
   Пелагея, баба-конь, матрона, мать десяти погодков, мальчиков и девочек, с носом, что белорусская бульба средних размеров, жалючая и хорошая Санычу жена, недолюбливала директора школы, но жалела его, одинокого и несчастного. Она всегда пускала, и всегда наливала, когда было что. Сегодня, в первый день недели, ни чего, не было. В выходные, муженек с дружками, после бани, и самогон, и пиво оприходовали. Дав рупь и двадцать две копейки Захарычу, отправила его до хлебного магазина, за портвейном.
 
   Директор, выйдя на стадион, в нерешительности потоптался, не зная, толи напрямки, через футбольное поле рвануть до магазина, толи по замороженному, заснеженному асфальту: "Чёртов заведующий, прогонял в футбол всё лето, а поле так и не выровнял!"
   Виктор Захарович, подняв воротник драпового пальто, поставил ногу на асфальт, сделав несколько не очень уверенных, мелких шажков, попал на замёрзшую лужу. Лёд схватился крепко. Разбежавшись, прокатился. Сказал: "Уф!!!" - и грохнулся. Грохнулся крепко об мёрзлый асфальт. Гвоздь лежал в боковом кармане пиджака. Сотка воткнулся между седьмым и восьмым ребром. Смерть была мгновенной.

Послесловие:
   Евгения Павловна, молоденькая учительница первого «а» класса проводит экскурсию для первоклашек по новой, только что отстроенной восьмилетней школе. Все, толпой заходят в мастерские. Новенькие верстаки, тисы, инструменты, кругом чистота и порядок.

   Юленька любопытна и своенравна, всё трогает, все пытается опробовать самолично. Учительница, строго: "Дремлюкина Юлия, руками ничего не трогаем!"
  Первоклассница Юля, черноглазая, с двумя большими чёрными бантами в косицах, быстрая и ловкая успела схватить гвоздь, длинный и блестящий: "Я больше не буду". - "Вот и хорошо". Улыбнулась учительница.

  На перемене гвоздь попал к девочке Юле в портфель. Портфель был старый, в нем была дырка...

1993, Северный Колчим



Соседи
(Рассказ)

   Я стоял на крыльце. Осень. Не жарко. Во дворе, напротив, Васёк, сосед, вел жену, как корову, с петлёй на шее, к сараю. Жинка его в ночнушке, босиком, шла покорно, склонив кудрявую головенку, плакала.
 - Васёк, ты-ть куды жинку повел, да ещё в такой холод?
 - Да вот, пойду повешаю её, надоела, сучье вымя!
   Сосед остановился у чурбака, где обычно рубил мясо, глянул, задумавшись, произнёс:
 - Нет, вешать не буду, лучше голову ей отрублю.
   Снимает верёвку:
 - Иди, жена, принеси топор.
   Соседка уходит в хату, возвращается с топором, протягивает.
 - Сосед, а, может, не надо? Опять же суббота, баня, оставь до воскресения.
   Сосед втыкает топор в чурку. Соседка вздрагивает, ещё пуще заливается слезами…

   На крыльцо выходит жена, смотрит, тихо шепчет: «Что-то у них там неладно, давай сходим». «Давай», - отвечаю.

   Не стучась, заходим. Васёк в слега выпившем состоянии развалился в кресле, жинка его, нацепив самодельные крылья, как курица, скачет вокруг мужа и квохчет: «Квох-квох-квох».
 - Что у вас здесь за цирк, Васек?
 - Да вот, играемся. Люблю, когда Марьюшка из себя курицу корчит, а вы что подумали, что мы взаправду?!
 - Ну-у.., вообще-то, да...
   Васёк смеётся. Маша-соседка снимает крылья, предлагает чай. Мы присаживаемся на табуретки, к кухонному столу. Марья "кудахчет":
 - Что вы, что вы, соседи, не подумайте чего плохого про нас. Просто у нас игра такая, детишек-то нет,  - гладит по головке спящую на руках жены Алинку. - Васенька мой слабоват, ну, ежели раз в недельку, в субботу - и то слава Богу…
   Соседка садится к мужу на колени. Мы пьём чай с малиновым варением...
 - Васек, есть в горах, на альпийских лугах корень такой, золотым в народе называется, а по науке -Розовая азалия,  ежели память мне не изменяет. Настоечку по десять капель утром, через месяц - как жеребец!
 - А где ж его взять-то?
 - В горах, на лугах и взять.
 - Ведь далеко, почитай, две сотни вёрст и всё буреломом.
 - Ну, еж ли те лениво пешедрала ломать, цирк устраивай по субботам. Мы будем приходить, смотреть.
   Соседка с надеждой в голосе:
 - А может в баньку к нам сходите?
   Жена у меня шибко понятливая, сходим, говорит, отчего не сходить.

   Через девять месяцев у соседей приплод. Соседи на дитё не надышатся, цирк больше не устраивают. А ещё через год, ещё мальчонку родили. Первенец их шибко на Алинку стал походить, прямо, как две капли из одного крана.
   Через полгода я с семьёй из посёлка выехал, "Петушок" мой с речки Колчим перебрался в излучину реки Вёлс. Там и распадок другой, - Волчья падь называется.

1992, Вёлс



Быдло!
(Рассказ, быль)

1.
  Мужик без шапки, без обуви, в одних носках и тужурке на голое тело скрёбся в окно тамбура, пытаясь открыть раму. Решил; не буду открывать, пущай замерзает, сразу видно: пьяный вдрабадан. Взялся за кисти, мужик за окном всё елозится и елозится, у меня внутри тоже не спокойно: на душе скребет. Совесть, что ли, лешак её возьми. Нечто есть такая штука? Что-то за 50 прожитых лет не замечал за людьми такого качества, как совесть.
  Накинул тулуп, включил на мосту свет, взял берёзовую дубину, вышел на воздух. Ночь обдала зимней свежестью. Во дворе ни зги, лишь мужик скребётся и скребётся. Оказался сосед, видимо, с перепоя квартиры перепутал - почти раздет: в одних носках, без шапки, в 30-градусный мороз. Похоже, упился в усмерть, ничего не чует. Или, все же чует, если в хату, в тепло ломится.
  Подхватил испитое, дохлое тельце соседа-пропойцы, занес в квартиру рядом, кинул на дырявый диван, накрыл парой грязных, ватных одеял. В промороженной квартире, в которой лампочка, засиженная мухотой, никогда не выключалась, по углам страшные тени: мебели нет, имущества нет, холодрыга, на поддоне у печки - охапка дров. Накидал в топку поленьев. Поджог. Дрова занялись сразу. Поскидывал с плиты всякую всячину. Вместо чугунной плиты – фанерка. Сбегал домой, притащил ведро воды, залил топку. Выматюкался в
сторону храпящего соседа, смачно сплюнул на грязный, немытый вечность пол, убрался восвояси.

2.
  Весна! Сосед наперевес со штыковой лопатой, с пеной у рта и отборным матом, втыкал матюки прямо мне в уши. Хорошо, что я не очёнь хорошо слышу, глуховат слегонца, от ментовского удара в правое ухо, в далёком отрочестве. Не припомню за что. Скорее всего: просто так, ради хохмы, показать сослуживцами свою силу и удаль. Я тогда вроде даже с табурета слетел.
  Сынок соседа, Димка, паренёк лет пятнадцати-шестнадцати и его жинка враз отодвинулись, метра на три, с любопытством наблюдали, чем кончится сия котовасия: рубанет их кормилец соседа штыковой лопатой, или так оставит…
  Сосед, чернявый, на вид татарского происхождения, шибко злой и матюкальшик страшный, всю жизнь гонял и лупил жинку, аки худую псину. Малому и старшому сыновьям доставалось ласк отцовских вдоволь, и потому оба только и думали, как подрастут, и как всыпят папашке по первое число.
 - Может быть, вы урезоните вашего кормильца, а то, неровен час, в тюрьму надолго отправится ваш хозяин. Я понимаю, что вам очень хочется его отправить подальше, только я то здесь причём, моё дело сторона, нечего меня по краю пускать.
  В глазах соседа вспыхнула искорка сознания, у меня отлегло, на сей раз обошлось. Сосед ещё раз матюкнулся, бросил лопату под ноги, ушел в огород. Я попенял его жинке и мальчонке, развернулся, чтобы покинуть сей неприветливый двор, вслед услышал счастливого пути на три буквы от сопляка и хихиканье его мамашки. Оглянулся:
 - А земельку-то верните и сарай освободите.
 - Будет тебе, сосед, земелька на кладбище сто на двести и в глубину тоже двести, - хихикнула соседка.
  Про себя, я называю Лариску «Дама с собачьей мордой». Мало, что ликом соседка - ну чисто собачьей породы, так и ухватками, поведением по жизни шакальими -; лживыми и трусливыми, что ни на есть самыми подлючьими, от коих можно ожидать всё, чего угодно: любой низости, паскудства и извращённой подлости. Сынок старший, только подрос, сразу в ментуру определился, видимо, там его место; на трассе, в гаишниках, палочкой махать, проезжих обирать...
 
3.
  Час ночи. У соседей, как всегда, драчка. Оба сынка, сильно повзрослевшие, охаживают папашку.
Старшой, с чувством праведного гнева в голосе:
 - Папа, когда я узнал, что ты маму мою побил, у меня прямо всё закипело...
  В мою стенку с той стороны врезался сосед. Благо, стенка крепка, брусовая, 10х10, и штукатурка со старых времён, под дранку, не сыплется. 
  Старшой, с превосходством в голосе:
  -Димка, ну ты как бьёшь-то, я ж тебя не так учил, по-ментовски надо, по почкам, по почкам… Вот так, вот так... Учись давай!
  Сосед грохнулся в противоположную, Любкину, стенку. У тёти Нины, соседки слева, наверняка, хрусталь в серванте трели выдаёт.
   Димка, обидчиво:
  - Я  же не умею.
   Старшой, покровительственно:
  - Ничего, вот в армию пойдёшь, там тебя научат.
   Сосед, зло, настырно:
  - Вот я оправлюсь, вас, паскуд, всё одно зарою!
  Сидя, как всегда за полночь у мольберта, подумалось: «Кто-то кого-то точно зкапает...»

4.
  Сосед стучит в окно, я выглядываю Сосед просит кусок хлеба, видать, совсем оголодал, Знаю, накануне у тёти Нины просил, тетя Нина не дала, Любка тоже не дала. Я тоже не дал, - показал ему язык. Сосед уковылял. Передвигался он еле-еле, держался за ограду. Ноги, как столбушки, видимо, почки отказали.
  Последние пару-тройку месяцев с его стороны тишина. Всеми брошенный, всеми позабытый. Ой ли? Позабыт ли? Позаброшен ли? Соседка с собачьей мордой появлялась изредка, а вернее, строго три раза в неделю. Приносила кусок хлеба и литру палёного спирта. Оставляла на пороге. Выжидала. Шакалы и гиены умеют ждать.

  Сосед орал благим матом вторые сутки. Наконец, приехала «скорая». Немного погодя всё стихло. Морфий славная штука. Через три дня сосед помер.

  Соседка-собака суетливо бегала по двору, встречала и провожала гостей. Гостей было много, у собаки большая родня.
  Глазки её искрились радостью и весельем.
  - Ну, что ты, соседушка, что ты, он же сам виноват.


R.S, Землю мою не освободили, сарай тоже. Соседку просил весной ничего не садить, хотел картошку посадить, времена голодные грядут!
  Соседка-собака говорит:
 - Справку покажи, что земля и сарай твои.
  Вчера психанул, замок с сарая сбил, со своего участка, ентой паскуды помидоры, огурцы выдрал, клубнику поел и всё перекопал к чертям собачьим.
На душе полегчало, человеком себя почувствовал!!!
  Сейчас второй час ночи, музыкальный центр "Кобра" врубил до 80 децибел. Дом трясётся, аки курья изба. Соседи, как угорелые долбятся со всех квартир…
  Решил крепко заняться перевоспитанием соседей, а что, сейчас поставлю для них тяжелый рок, пущай их черти маненько пошубуршат, не все же имя праздник.
____07.07.2009, Очёр



Что делаю? А ничего не делаю, дурака валяю!
(Рассказ)

 - Что, сосед, делаешь? -.заходит тетя Нина.
  А ничего не делаю - дурака валяю!
 
  За окном дождь, на дороге лужи безразмерные, народу никого, видимо, все спят и я о том думаю:
 - А не прилечь ли мне, а не сыпануть ли мне, минут 600?
  Ортопедический матрац два на два так и манит чистым бельём и двумя пуховыми одеялами. Середина лета. В городе Очёре с утра дождь, температура +10. О стекло постукивают ветви вишни, на коих завязи почернели. Ясно! Лета не будет. Обычно с начала августа в Очёрском пруду никто не купается, все ходят в фуфайках...
  В окне, слева, чернеет сосновый бор. Сосны кое-где подёрнуты дымком тумана. Чуть ближе Черёмушки. Дома большей частью двухэтажные, жёлто-красного, бело-серого цветов, выглядят невзрачно, неприветливо, скучно. Опять же, в ясную, солнечную погоду, а ещё лучше - на закате, всё это хозяйство преображается, становится весёлым и радостным, если не сказать точнее - жизнеутверждающим. Стволы сосен приобретают совершенно фантастический оттенок - цвет оранжевого перламутра. Кроны же их прозрачны в свете, насыщены в тенях плотностью и глубиной цветовых сочетаний - этакий зелёный пурпур с индийской оранжевой. Подобного я нигде никогда не наблюдал, ни у одного художника, ни на одной картине планеты Земля!  Даст Бог, сподоблюсь, намалюю.
  Главное, знаю как, да и решение сей непростой задачки созрело давным-давно, но пока недосуг, других дел полно, вот хоть бы на «клаву» жать, рассказики строчить, тоже дело занятное и куда как приятней, чем холсты переводить. Оглядываюсь, - в приоткрытой двери хранилища, в тусклом свете  сигнальных ламп, стройными рядами стеллажи с холстами, тысячи и тысячи.
  Думаю про себя:
 - Надо же, такую прорву намолотить. Чё я, сдурел чё ли!
  Строки текут, перетекают в абзацы, в страницы. Тетя Нина ушла, сон прошел, на улице зарядил сеногной. На соседской крыше, через дорогу, на сараях сено. Хорошо попали, сено пропадёт. Когда сеногной, завсегда так, зарядит обязательно на неделю, а то и на две. Сеногной - для тех, кто не в курсах, - это когда дождя нет, в воздухе водяная пыль, значит, всё - кранты, от сырости спасает только печь-голландка, да деревенский дом из кругляка. Коровки, понятно, без сена, на долгую уральскую зиму. Скот большей частью под нож. Вот мяса наедимся, от пуза. А далее - голодовать, бич-пакеты ящиками покупать. Вовчик Жданов в наваре будет, и не только с сублиматов, но и с водки, и других продуктов, вроде кофе, чая, ножек Буша, рыбы всякой. Рыба от трехсот рублей и выше. Россия с трёх сторон морем окружена, а рыбёшка, как золотая. Может унцию золота съесть, говорят, золото шибко полезно для организма. Ой!!! Чё-ето-ть меня не тудыть понесло, со мной такое бывает, как понесёт, как понесет - прям удержу никакого, так и прёт, так и прёт...
____2008, Очёр



Тридцать дней - это много или мало????????????????
 
  Много - если  ничего не делать. А если что-то делать, то быстро пролетят – как один час. Если целый год что-то делать - то как один день. Если всю жизнь – скажем, сто лет что-то делать - то как один месяц…
  Что-то я недопонял: что же лучше: ничего не делать, или всё же что-то делать… Голову сломал, а решения не нашёл. Что всё же лучше????
 - а пожить то хочется!!!!!!
___2000, Очёр



Викторович
(Серия - Рассказы о художниках)

   Я в Пермь приехал за красками, холстом, материалом всяким. По пути в арт-салон «Морис» пачку рисунков завез, показать Вадиму Викторовичу, как дядька мой рисует. Вадим Викторович, арт-директор, типа спец по искусству,
хотя, по моим сведениям, на доктора учился, людей лечить. В «Морисе» же подъедался главным по продажам. Увидел Викторович дядькины почеркушки, дара речи лишился, заикается, ручки трясутся, слова путного вымолвит не может...
   Я, вопросительно:
  -Ну как?
   Викторович, возбуждённо:
  - Превосходно!
   Я, озадаченно:
  - Может быть, вы ошибаетесь?
   Викторович вспотел:
  - Гениально!!!
   Я, с интересом:
  - Надо же, никогда бы не подумал.
   Викторович, вопросительно:
  - А масло есть?
   Я достаю из внутреннего кармана куртки пачку фотографий, протягиваю:
  - Вот...
   Викторович, возбуждённо:
  - Гений ваш дядюшка, а где сам?
   Я волнуюсь:
  - В Очёре.
   Викторович, чуть оправившись:
  - Сможет приехать к нам в гости?
   Я, грустно:
  - Вообще-то не сможет. Он инвалид, обеих ног нет. В аварию попал, ноги выше колен, как бритвой, отсекло.
   Викторович, задумчиво:
  - Это же здорово…
   Я, хитро, обиженно:
  - Что здорово?
   Викторович, растерянно:
  - Ну, я хотел сказать, здорово, что у нас в Перми такой гениальный художник объявился.

   Проходит полтора года. Пять-шесть раз в год по делам бываю в краевом центре, захожу и к Викторовичу. Коммерческий директор вежлив, обходителен и ласков. Справляется о здоровье дядюшки, желает ему здоровья, успехов в творчестве и всего того – чего дядюшка себе пожелает. Я грущу, рассказываю, жалуюсь: как я намучался, ухаживая за капризным, больным стариком, что  дядюшка плох и скоро, видимо, отойдёт в мир иной. Широкое упитанное лицо
Вадима Викторовича лоснится от удовольствия и предвкушения счастья...

   Проходит ещё полгода. Звоню Вадиму Викторовичу:
  - Але-але, - сообщаю печальную весть: дядюшка преставился, плачу в трубку: хмы-хмы-хмы.
   Викторович соболезнует, приглашает посетить их салон. Я вежливо отказываюсь. Благодарю за приглашение. Тихо, скромно кладу трубку.

   Проходит некоторое время. Звонит Викторович:
  - Але-але! Радостно сообщает: был, мол, в Москве, на выставке современной русской живописи, видел разные разности. А также и то, что если бы живопись дядюшкина была представлена на выставке, то была бы самой лучшей и первой, и то, что он желал бы взяться за раскрутку дядюшкиных работ. Договорились о его приезде в славный город Очёр.

   Обычно я работаю двумя руками одновременно, на руках перчатки, на каждом пальце по пятнадцатисантиметровому ножу. Правильно мыслите: точь-в-точь, как у Фреди Крюгера. Гы-гы-гы. Получается, что записывает холст не один человек, а как минимум человек пять-шесть, со скорость - метровый холст за полчаса. К тому же совершенно без разницы: пейзаж, натюрморт или портрет. Понятно и то, что всё холсты пишутся без предварительной подготовки эскиза или наброска. (…это для художников, кому интересно.)

   Приезжает Викторович. Марья пошла открывать. Заходит в студию, открывает рот, падает.  Падает в обморок. Ещё бы, - прямо напротив двери двухметровый холст "Ад", рядом с "Адом" -  Я, собственной персоной, полуголый, в кожаном фартуке и перчатках....
   Вадим Викторович, дядька хоть и здоровый, но шибко видимо, чувствительный. Если бы  я знал, то цирк устраивать не стал бы. Откачали насилу директора. Водки занюхать дали, успокоили, как смогли. Чаем с медком напоили. Гляжу, мужичок отошел, щечки порозовели, зыркать глазками по сторонам начал, интерес проявляет...
   Шесть часов кряду холсты перебирал, дивился.
   Я ему:
  - Может, до хранилища съездим, скульптурку поглядим?
  - Нет говорит, - больше не могу.
   Уделал я директора с первого захода. Стал мне Вадим Викторович предлагать обстановку поменять, вернее место жительства. Мол, в России вас не поймут. Я его, болезного к окошку подвожу: гляньте, любезный, что на улице делается: февраль месяц, ярило жарит, снег слепит, - красота, куда я отсюда?
   Да, - говорит, здорово!!! Может быть в Москву? Там сейчас хорошо!
  - Сомневаюсь, что хорошо: суета в Москве. Творчеству равновесие необходимо. Для убедительности подковку с притолоки снял и разогнул.
   Приобнял Марьяшу:
  - Нет уж, господин хороший, мы как-нибудь здесь, дома, у земли родной, без европейских шиков, по-простому, по-нашему, по-крестьянски.
   Посмотрел Викторович, посмотрел, вздохнул и на всё согласился...

R.S. …в выставке Вадим Викторович мне оказал. Раскручивать мою живопись в Перми не стал. Зря видимо я в день его приезда ко мне, мазилки свои ему отказался дать. Обиделся человек. Честно говоря, я, по простоте душевной, подумал: «Вот встретил человека, истинно любящего и понимающего живопись. Ошибся. Со всяким может случится.»
 _____2006, Очёр
 
   

Караблики
(Серия - Рассказы о художниках)

   Воскресение.
   Воскресение Богов день. Трудиться не велено. Я и не тружусь, - баню топлю. Кстати, баню тоже топить нельзя. Ну, ничего, Бог простит, грех-то невелик.
   В окна фары высветили. Я глянул, иномарка с московскими номерами. Кричу Марье:
  - Марья, Москва прикатила, сейчас повеселимся, цирк устроим!
   Выхожу на мороз, волосы до плеч, борода седая, как снег, в руках дедов берёзовый посох, весь в узорах резных.
  - Откель сударики прикатили?
   Гляжу, ребята засуетились.
  - Из Москвы мы, из Москвы.
   Хором отвечают, - дружные видать.
  - Да уж вижу, что не с Воркуты.
   Ребятки захихикали.
  - Господа али посыльные? - строго.
  - Посыльные, посыльные.
  - Ну, коль посыльные, проходите, чаем с медком угощу. (… сильно господ не люблю)
   Смотрю, один всё на дубарёк резной пялится, спрашиваю:
  - Что, приглянулся?
  - Да! Продай! …
  - Сколько положишь? - хитро улыбаюсь.
  - А сколько надо? – суетится.
  - А сколько не жалко? – хитрю.
   Полез паренёк в барсетку, достаёт бумажку, протягивает. Я смотрю: тыща евро!
  - Не много? - удивляюсь, хитрю.
  - Нормально! - делает безразличный вид. Тоже видимо хитрый. Оно и ясно, ехать в такую даль, и не быть хитрым, это нонсенс.

   Обнял паренёк берёзовый дедов дубарёк, довольный, как дитятя. Видать, антиквариат собирает.
  Сей бодожок от деда, кузнеца, мне достался. Он его не для себя резал, для бабуськи, жинки своей, деревенских псов отгонять. Нынче собак добрых нет, всех поели, гонять некого, одни шавки остались. Дед по матушкиной линии кузнецом был, в Мешалках. Был дед шибко вострый и юркий, выпить любил. Бабуська напротив: вида зверовидного, страшного, но опять же шибко добрая.
   Дед на кузне напьётся в стельку, бабуська дедулю под мышку, меня малого за руку - и домой. И улыбается всё, улыбается, ей-богу, как ненормальная. Я нутром-то в деда пошел, а уж наружностью, как водится, в бабуську. Гляну иной раз в зеркало, аж страшно становится. И за что бабы уродов любят.

   Второй паренек мёдком увлёкся, пол-литровую банку липового прикончил, по глазам видно, ещё хочет.
  - Что, сынок, медок любишь?
  - Хороший медок, батя, у вас!
  - Хороший! Пять семей в омшанике, в саду зимуют, опять же липы и лес рядом.
   Паренек в окно глядит на чернеющие стволы лип и задумчиво так, мол, сколько, отец, сможешь меда скушать за раз? Я враз смекнул, что почём, не каждый человек пол-литра разом уговорит, это вам не водка, которая сама в глотынь идёт, но притворился незнайкой-простачком.
   Сам же вслух:
  - Много смогу.
  - На что, спорить будем? - сам с "Карабликов" глаз не сводит.
  - Что, картинка понравилась?
  - Никак в толк не возьму, ты только, отец, не обижайся.
  - Хорошо, не буду, - сам улыбаюсь всеми тридцатью двумя.
  - Вот этот холст и твой вид звериноподобный - объясни, будь любезен…
  - Если бы был, как все, или вот хоть, к примеру, как товарищ твой, не было бы «Карабликов». Причуды природы.
 
  Тем временем хозяйка вытащила пару пол-литровых банок меда.
  - На что спорить будем? Я ставлю сей милый холстик. Вы, молодой человек, чем ответите?
   Любитель меда к барсетке потянулся, пошарил, достаёт пачку шуршиков, хрустяшек, новеньких, отсчитал десять, придвинул холёным пальцем.
  - Десять тысяч евро? …
  - Да, - отвечает.
  - В Интернете, какая цена под «Карабликами» стоит? - задаю вопрос.
   Паренёк, ни слова не говоря, отсчитывает ещё девяносто бумажек, пододвигает.
  - Ну, что ж, сто тысяч евриных хрустяшек, хорошая цена за хорошую картину, - я улыбаюсь, довольный.

   Спорщик смотрит на меня, напарник его с дубинкой не расстаётся, оглаживает её, аки девку красную, хозяйка ходит округ нас, загадочно улыбается.
  - Хорошо! Марьяша, гони ложки и доставай ещё по пол-литровой.
   Мы - за мед. Марья - в голбец. Смотрю, молодой обжора в пять минут оприходовал банку, ложку облизывает и улыбается, глазки блестят, довольный, я свою доел попросил Марью самовар поставить, соревнование, видимо, долгое будут.
  Пока гудел самовар, мы с молодцем ещё по пол-литре уделали. Во мне кило пятьсот, в обжоре - больше двух. Гляжу, пареньку в глазки… - окосел наш паренек, совёлом повело его на сторону. Он вида не подаёт, крепится, чай ждёт.
  - Мне, Марьюшка, холодного чая. Вы с другом с дороги дальней, горячий предпочтёте, али как? …

  Засиделись мы за полночь, за окном вьюга, морозюка, стужа, ветер воет, темнота кромешная.

   Напарник спорщика в дедову дубинку вцепился и глазками - то на меня, то на дружка, то на меня то на дружка. Видать, просёк, шельмец, в чём тайна прячется.
  Обжора, гляжу, лицом пошел, икать зачал. Марьяша ему пиалу пол-литровую чаю подставляет, почитай, крутого кипятка и потчует:
  - Красавец, попей, тебе и полегчает, икать перестанешь.
   Паренёк пол пиалы враз вылакал, повеселел, взгляд очистился, смысл в глазах появился. Заулыбался паренёк, счастливым и удачливым себя почувствовал.
  Тем временем хозяйка ещё по пол-литре приготовила, рученьками своими белыми подала и ложки чистые достала. Я чаю ледяного пару глотков отпил, на стол чашку поставил.
  - Что, батя, мало попил, место бережешь? - в чашку заглядывает, ухмыляется.
  - Спасибо, не хочу, - ответствую я.
  - А почему чай на американский манер пьёшь, холодный, в хате вроде не жарко, даже прохладно...
  - А я, паря, горло испортил, доктора запретили горячее потреблять. С моё краской поработаешь, не только горло заболит, но и задница.
   Смотрю, его дружка заколотило, аж бадог дедов грызть зачал.
   Спрашиваю:
  - Замерз?
   Тот башкой мотает, на шуршики глядит. Оно и понятно, на кону, почитай, пара мультов с лишним, в рублях, опять же «Караблики» выставлены в «Инте» за 500 тысяч зелёных затрясёшься тут.
  Я еврики со стола убрал, чтобы молодежь не смущать, чтобы если что, их на подвиги не потянуло, ну и Фреди в хату пригласил. Фреди, - это мой волкодав. Не волкодав даже, а волкодавище. Почти метр в холке, не собака, а зверюга настоящая. Фреди у порожка лёг и только глазками кровавыми стреляет; то на гостей, то на мена, то на Марью, … шибко понятливая собачка.
   Смотрю, молодой соперник на «Караблики» поглядывает, ладошки потирает, к медку даровому тянется.
  - Ну что, отец, по третьей? - смеется, весёлый.
  - Давай, время пошло, - я серьёзен, как никогда.
   Сдёрнули крышки, застучали ложками, я ему кричу:
  - Давай, кто быстрее, на время!
   Паренёк попался азартный, видать, с измальства к картам приучен, опять же похоже игрок по крови. Прикончили по третьей. Марьюшка - девушка шустрая, по четвёртой уже несет и всё улыбается, всё улыбается, красатуля моя.

   Конечно, засадить три кило стоялого, годовалого меду, это я вам скажу, подвиг всамделишный, героический, далеко не всякому едоку под силу, если не сказать точнее: вообще никому.
  Смотрю, на четвертой пол литре нашего архаровца набок потянуло, лицо ошалелое вдруг стало, покраснело точь-в-точь, как у дикого кабана. Дружок его уж и трястись перестал, только рукоять дедова дубаря глубже в рот запхал, а обжора молодой наворачивает, аж зажмурился бедный, полбанки ему осталось и вот здесь кипяточек с ним злую шутку и сыграл…
   Я ем не спеша, скажем прямо, вяло ем. Оторвался соперник от банки:
  - Что, батя, больше не мо-же-шь-ь..,.
   Тут его, бедного, и вырвало!!! Вырвало прямо на меня,
  - Марья, голубушка, в баню собирай, буду гостей парить.

   Гостюшки сидят бледные, второй аж клюку выронил. Доел я не спеша четвёртую пол литру, встал, поднял любимый бабушкин бодожок, которому цена, как раритету, пятак в базарный день, отсчитал одну хрустяшку, подал пареньку:
  - Извини, брат, любимая, бабушкина.
   Подошел к притолоке, снял подкову, согнул, повесил на место. Мальцам на подковку показываю:
  - Я её завсегда на ночь сгибаю, чтобы черти ночью по избе не скакали, а по утру разгибаю, чтобы они спать ложились, так и получается, что чертей у меня в
избе нет. Ну да ладно, ребятки, айда в баньку, банька заждалась, я вам грехи буду веником отпускать. Шибко ето дело люблю - париться!!!

   Утром, ни свет ни заря, поднял ребят, вручил им девяносто тысяч, любителю антиквариата бодожок бабкин резной подарил.
  - За десять не обессудьте, как-нибудь отработаете хозяевам. Урок вам будет, настоящая халява только в Раю бывает.

2006, Очёр



"Я",,,яяяя-Я-яяя-ЯЯЯЯЯ, …ух ты Я!!! , или дискриминация личности!!!

  Обычно Я пишу от своЯго лица "Я", или от третьЯго лица, как бы сам за себя -Я-Я-Я. Гы-гы-гы! Странно, почему когда кто-то хочет кого-то прижать или, скажем, слегонца припозорить, то обязательно ставят «Я» - яму, в первую руку, в вину, то, что он, индивид,- мол, за-Я-кался в укатайку. Что за русские бычьи повадки? Вон У Каменева в лит. трудах спецы насчитали сто тысяч местоимений "Я". Ну, прям, ржачка сплошная! Ржачка, да и только! Видимо русским "литераторам" и иже с ними делать нечего, как подсчитывать, кто скажет и сколько раз скажет за жизнь местоимение "Я". Вообще-то в этих повадках проскальзывает дискриминация личности, и за этим завуалировано кроется серая рука спецслужб. Ничего себе – до чего Я договорился, так может и по почкам попасть…- гы-гы-гы!
___2005, Очёр



Улыбка.
(Серия рассказов - Галлюцинации отдельно взятого человека).

  Я просыпаюсь, пытаюсь поймать остатки ночного сна. Видение, ещё так свежо и совсем рядом. Паренёк, и его полное равнодушие, и отрешенность. Удлиненная челюсть выдавала непомерное упрямство. Полоска тонких, поджатых губ: злость и прямоту мышления. Он одет в темный, стильный плащ, под которым угадывалось нервное, измождённое постами и аскетическим образом жизни тело. Его напарник, друг, а всего быстрее, враг, напротив; добродушен, юрк и нагл, с пучком рыжеватых волос на голове, лицом в конопушках и сияющими, пронзительно-голубыми глазами.
  Ребята не первый час ошивались в общественном месте, привлекали всеобщее внимание...
  Обшариваю мастерскую, прикладываю ладошки к табурету, на котором ещё вчера сидел Сашок, ершисто и одиноко. Одиноко настолько, насколько одиноки все мы, в этом неприветливом мире. Пытаюсь почувствовать тепло…- табурет холоден, как смерть. Отдёргиваю руки, шарю по углам мастерской, заглядываю за стеллажи, под кровать, в зево стиральной машины, под стол, за крышку компьютера, под телефон - никого. Закрываю глаза... Паренёк здесь, на месте, нарочито внимательно разглядывает витрины, рыжик всё трётся и трётся. Я пытаюсь войти в сон, удержать Сашка, не дать ему совершить то, к чему он уже готов, на что решился, и уже давно, бесповоротно. Сынок уходит в сторону, исчезает...
  Проваливаюсь в пустоту...1967 год, я встаю с постели, лунный свет ярко, зелено выхватил на фоне синеватой подушки горбоносый профиль дружка моего, Вовы Деева (ныне покойного, самоубийство). Мне подумалось: "Мертвяк лежит". Справа калачиком свернулся Аркашка Паршаков, придурок ещё тот: рыжий, с голубыми пронзительными глазами. Протягиваю руку, открываю дверь спальни, проскальзываю в холл, и далее, по лестничной клетке, вниз, на первый этаж, к входной двери. Пытаюсь открыть дверь, на двери висячий, здоровенный замок. Я шарю по замку руками… Понять ничего не могу. За спиной старушечий, скрипучий голос: "Что, милок, потерял? Что, на улицу хочется? - Душно здесь, тесно здесь, темно здесь. На воздухе простор, вьюга, раздолье. Здесь, внутри каменного, ограниченного пространства стальные прутья, решетки, двери, серые стены, тёмные коридоры. На них: замки-замки. Вокруг: заборы-заборы, …решетки-решетки, двери-двери, замка-замки… и выхода нет". Старуха вставляет ключ в замок: щелчок, ещё щелчок, створки дверей распахиваются. Вьюга, луна, мороз. Старуха коварна. Она толкает меня  ладошкой в спину, захлопывает двери, щёлкает ключом: щёлк-щёлк! Снег жжет голые пятки. Моё детское, бледное личико, просвеченное насквозь лунным светом, выскальзывает из моих рук, катится по укатанной снежной дорожке, падает в сугроб, смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Капельки слёз превращаются в льдинки, мерцают в лунном свете. Я поднимаю взгляд, - Луна светит блёкло. Вокруг Луны яркое свечение, …фантастическое, урывистое в восприятии моего детского сознания. Ковш Большой медведицы распахнут, для объятий, я забираюсь в него, качаюсь, словно в ковшике бабушки. Бабушка зверовидна, урчит свои нескончаемые песенки, странно улыбается. Мне приятно и тепло. Полярная звезда ярко высветила. Ночь близится к концу. Последний всполох северного сияния. На востоке зарозовело. Луна исчезла, Медведица пропала, я вместе с ней. Осталось лишь нескончаемое мурлыканье и её странная улыбка.
  Старуха берет меня за локоть, холодно, жестко, шепчет на ушко беззубым ртом: "Пойдём милок, спать, пойдём". Я дергаюсь, вырываюсь, бегу по нескончаемым лабиринтам детдомовских коридоров. Открываю двери, вход в кладовую… Шинели стройными рядами висят, каждая на своём месте. Таблички с фамилиями. Медные пуговицы поблёскивают в тусклом свете, …мороз, снег. Черноту и спокойствие полярного неба изредка нарушает призрачность сполохов северного сияния. Карабин щёлкает затвором: щёлк-щёлк, ещё щелчок, …раз за разом десять пуль выскакивают из замка магазина на искрящийся снег. Щелчок затвора, курок отжат и следом взведён, и спущен механизм, стальной и прыткий, верткий и ловкий, холодом и жаром, как кипятком из бабушкиного медного самовара. «Мур-мур-мур», - мурлычет, не останавливаясь, бабушка. Сияние переливается, утекает неуловимо в чёрной вселенской пустоте. Спуск, щелчок, в виске дырка. Снег чист, девственен, - красно-бурую кровь не принял. Кровь вьётся вокруг моего остывающего тела, заползает под исподнее, стекает между пальцев, пытается проникнуть в промороженную миллионами световых лет землю. Земля кровь не приняла. Отторгнула. Беззвучно, мощно, потоками целлулоидных вкраплений, энкустикалистических изъявлений подняла моё пронизанное сквозным плюмпэром обескровленное, прозрачное тело. Убаюкивает и качает, мне уютно и тепло, как на дедовой русской печи, в студёную зимнюю ночь, дома, на Урале.
  Со спины грозный голос старшины: "Рядовой, почему не в койке?!" Хватает меня за исподнее, я бью наотмашь, не жалея, …проваливаюсь, та же кладовая, пальто сброшены в одну огромную кучу, лишь изредка поблёскивают в лунном свете перламутром пуговицы, - такие мной любимые в детстве, …и мурлыканье, и её странная улыбка.
___10.07.2009



Любовь прошла, козла повесили за яйца!!!
(Карикатура-фельетон)

  Как-то раз Козёл гулял сам по себе, свободно и привольно, но на беду свою он повстречал Козлиху - симпатичную с пушистой шерсткой. Сказал Козёл ей: "Бе-е-е!», Козлиха, повиляв хвостом, сказала тоже: "Бе-бе-бе!»
  Была весна, цвели дрова, деревянная Кукушка билась головой о сухостоину!
  Гуляли так они, бе-бе-бе, как пара голубков весенних.
 - Какие у тебя рога Козёл, бе!
 - Какой роток, Козюля, ты моя навек! - вторил ей Козел.
 - Какая борода, Козёл, бе-бе!
 - Какой крупок, какие ягодицы, любовь навек! - лил патоку Козёл.
 - А запашок каков, таков, что не забуду никогда его я, бе! - пела сладенько Коза.
  Так мирно, обмениваясь комплиментами, они гуляли и сладко пели серенады.
  Вот, как-то проходя уже с козлятами вблизи чужого огорода, Козлы заметили кочан капусты спелой. Мотнув седою бородой и «Бе!» пропев Козлихе, Козёл попался на капусте.
  Повесили Козла за яйца и шкуру сняли...
  Козлиха, «Бе!» пропев в последний раз, мотнув рогами, с козлятами слиняла.

  Мораль сей басни такова, капуста здесь не виновата. Любовь любовью, а яйца – свои. Не жри, Козел, капусту с чужого огорода!
___25.07.2007, город Дае, Китай



Холст
(Серия рассказов - Галлюцинации отдельно взятого человека).

  Параноидальные плоскостные вибрации ощущенческих внутренних восприятий проникли в самую глубину подсознания. Отделили безликое «я». Лишили его значения, превратили в невесомость, в ничто, превратили в пустоту с этой стороны бытия. Придвинули вплотную к плоскости холста. Легко и мягко ввели в пространство сознание. Разделили на частицы. Пропустили между нитей, горизонтальных и вертикальных оснований исчезающих плоскостей.

  Шелест осенней пожухлой листвы тих и уютен, полумрак окутывает, ласкает. Отблески шизоидных сублиматических вибраций текут, отражаясь в холмах, впадинах, в затенённых пространственных вкраплениях.
  Привкус цветов. Их свет, их тени. Как вспышки, как затишье, как буря, как шепот и визг, лязганье и тарахтение, сумрак и вонь, гадость, бред, похоть. Возвышенность мыслей миллионов, миллиардов. До, после, сейчас...

  Холст готов. Отсутствовал, как всегда, чуть более получаса. В голове звонко, пусто. Ушел спать, не оборачиваюсь. Холст позже посмотрю, завтра, когда отосплюсь.
___2007, Очёр



Вирус
(Серия рассказов  - Галлюцинации отдельно взятого человека)

Вступление:
Пришла пора написать о Любви, а почему бы нет? Я был три раза женат, имел много женщин, у меня большой опыт в общении с противоположным полом. Влюбляться занятно, славно и весёло, для тех, кто понимает, и крайне неблагоприятное и опасное занятие для тех, кто не понимает. Бывает, игра в Любовь заканчивается летальным исходом. Нет ничего хуже, чем уйти в мир иной раньше времени.

1.
  Девочка была шустра и забавна, выделялась из общей толпы сверстниц быстрым, стремительным взглядом, ямочками на щеках и слегка иксообразными крепкими ножками.
  Чёрный, учёнический фартук, белые манжеты и кружевной, шелковый воротничок школьного форменного платья оттеняли свежий румянец во всю щёку. Её крупные, ясные глаза светились беззаботным счастьем. Она звонко смеялась, подпрыгивала в классиках на одной ножке, наклонялась, писала на асфальте буквы мелом, никого вокруг не замечала.
  Я не спускал с неё глаз, мне 14 лет...

  Я касаюсь кончиками пальцев её алых губ, она кусает меня нежно, игриво, не понимая, что я хочу от нее. Я тоже не знаю, мне щёкотно и смешно...
  «Зачем ты здесь,  кто ты?» - я в тысячный раз задаю себе этот бессмысленный вопрос. Читаю в её глазах немой ответ. Неожиданно я её целую, она падает без чувств, в жёлтое покрывало одуванчиков. Я пугаюсь и исчезаю, исчезаю не навсегда, на одно мгновение, на долю секунды, на кратчайший пространственный отрезок. Она теряет всё и навсегда, она несчастна, она разрушена, ничего не ищет, ничего не хочет. Не хочет тех двух детей, что родила, рыжих и смешливых, таких же весёлых и озорных, как она сама, когда-то в далёком прошлом; в классиках, на асфальте, среди мела и учебников, ручек и карандашей, тетрадок и промокашек, среди жёлтых одуванчиков.
 
2.
  Девочка имела шанс на полную, насыщенную счастьем жизнь.
  Сто лет счастья, прекрасное состояние. Но заложенное в ней семя любви первым мимолётным поцелуем не дало ростка, а лишь усугубило пагубность чёрных меланхолий до самой её кончины, до её могильной плиты, где в тесном, земляном чреве извилистые упругие корни высосут оставшуюся, нерастраченную Любовь первого поцелуя, поднимут её на поверхность планеты, взрастят в древе.
  Спустя некоторое время древо упадёт, упадет от старости. Корни древа превратятся в труху, в пыль, в тлен.
  Любовь останется сиротой, она будет ждать тихо и терпеливо своего часа.

3.
  Некто, остановит свой космический драндулет на звезде Земля. Подхватит вирус с названием Любовь.
  Вернувшись домой после дальних космических путешествий поцелует свою, или первую попавшуюся особь противоположного пола. Занесёт вирус. Вирус размножит чёрную меланхолию со странным названием Любовь.
  Спустя мгновение, Любовь прикинется сиротой, будет лежать на поверхности планеты и поджидать очередного дурака из космоса.
___2001, Очёр
 

 
Автобус, библиотека, аптека, прокуратура, начальник ОВД и его жена.
(Рассказ, быль)

1.
  Автобус, темнота. За окнами редко мелькающие огоньки деревенек. Тетка жмёт и жмет, давит и давит коленями в больную поясницу, …массаж делает. Я почти заснул, а она всё жмёт и жмёт. Я ей кричу: "Может быть, хватит елозить по моей спине?!"
  Я старенький, спина у меня больная. Находившись по слякотной Перми, остался без ног, без спины, а тетка всё елозит и елозит, сволочь, спать старику не дает, ещё требует, чтобы я спинку кресла поднял, дура такая. Надвинув капюшон на спортивную шапочку, вновь задремал, скоро Очёр...
  За спиной возня, крики и удар по голове, по моей голове. Удара почти не чувствую. Вот и Очёр, выхожу, не оглядываясь. Поутру ощупал голову, на макушка здоровенная шишка!
  Дела-дела! Про инцидент в автобусе забываю - некогда! Через неделю шишка прошла, начисто забыл!

2.
  Прошло года три-четыре. Библиотека, компьютерный зал, «клава». Со спины громкий женский  голос: "Уходите, вы здесь работать не будете!"
  Оглядываюсь: «Ба! Так это вы меня в автобусе по голове шарахнули, думаю, что рукояткой пистолета. Шапочка и капюшон меня сильно выручили, ну и легонькая женская ручка тоже»
  "Не я, не я, пошел отсюда...", - заведующая компьютерным залом Очерской
библиотеки в ярости. Я опозорен и изгнан!

3.
  Сижу у Иваныча в аптеке, рассказываю, жалуюсь на беспредел в храме культуры. Залетает разъярённый начальник милиции, орет, тянется рукой за спину, чё-то там шарит, матюгается: "Убью суку, падлу такую, скотину…!!!"
  Я пугаюсь, хлопаю глазами, понять ничего не могу. Иваныч прикрыл ладошкою глаза, типа ничего не видит, не слышит, он же его друг, вместе, рядышком, в Армии, у оного котла подъедались. (Я в то время не знал, что заведующая интернет залом и начальник Очёрского ОВД Афанасьев - супруги, теперь знаю...)

4.
  Прокуратура, стол, секретарша. Пишу заявление на начальника Очёрского ОВД и его жену. Нанесение побоев, угроза убийством. Отсылаю в прокуратуру края, федерации. Год мучали меня, даже с края приезжали, но воз и ныне там. В библиотеку меня не пускают. Три раза за год эта дура выгоняла меня из библиотеки. Начальник ходит по городу Очёру, не наказан, морду только толще нажрал...
___2008,Очёр
 


Мини-скульптор
(Зарисовка)

1.
  Стук, шум и беготня приближались, удары о поверхность земли были нестерпимы, изуродованные животные метались в страхе. Боль кричала, дрыгала лапами... Мужик с чёрной бородой, кайлом в правой руке и резцом в левой, гонялся за четырёхногими существами, коверкал и уродовал их.
  Двадцатью годами ранее, в окрестностях Биробиджана маленький, уродливый чернобородый еврей с ружьём за спиной и охотничьим ножом на тощем бедре убивал животных, не брезговал вороньём, кошками и бродячими собаками. Попутно он изучал анатомию братьев меньших, так ради пользы и развлечения, но главное - из чувства превосходства.
  Десятью годами ранее, в одном из зоопарков Израиля. Маленький чернобородый мужичок, ведя маленького еврейчика за руку, рассказывал о том, как люди любят животных, как они их охраняют, как они их лечат, спасают, кормят и держат в клетках, чтобы им было хорошо.
  Пятью годами ранее, маленький мальчик подрос, он не был похож на отца. Он ходил в униформе, за спиной М-16, на груди фотоаппарат, он любил снимать пейзажи, себя и людей в хаки с оружием в руках.
  Сейчас, на земле где был распят Христос, сын Божий, в одном из центральных выставочных залов Израиля проходит ретроспективная выставка минискульптуры Целкакиликникера-Зоотехника-Золотаря. На стенах зала висят фото пустынных пейзажей его подросшего сынка.
  В тёмном углу зала манекен, в униформе, за спиной винтовка М-16.

2.
  2016 год. Аляска. Человек в униформе цвета хаки, стоя спиной к бухте Либермана, щёлкал фотоаппаратом. Перед ним заснеженный, пустынный ландшафт. Из полыньи вышел медведь. Медведь хотел кушать...
  Повертев в лапах «Никон», понюхал объектив, случайно нажал на спуск, спуск, как выстрел! Мишка, испугавшись вспышки, бросил игрушку и дал дёру в заснеженную тундру.

  Старый, маленький, уродливый еврей лил слёзы над тем немногим, что осталось от его сына. Фотоаппарат «Никон» занял почётное место на каминной доске, рядом с минискульптурой из костей животных, как вечная память.
___2009,Очёр


Смерть Ван Гога.
(Трагикомедия)
1.
   Малевал свои картинки Винсент, и год, и другой, и третий, и пятый, - по штуке в день, ...то в психушке, то на воле. Больше всего ему нравилось раскрашивать холстики в лечебнице. Лечебница находилась в предместье Овера, вблизи города Парижа.

   В лечебнице Овера было спокойно и тихо. На обед давали бобы, на ужин давали бобы, на завтрак тоже были бобы. Всё лучше, чем у братца Тео клянчить на прожитьё, - быть всегдашней содержанкой.
   Писалось хорошо и спокойно. Подходили психи. Заглядывали художнику через плечо. Тихо шептались, тихо хлопали в ладошки, тихо уходили восвояси; в свои палаты, или в общую комнату, которая почему-то, по какой-то неведомой никому причине казалась им  вокзалом, - местом прибытия и отбытия. Психи приходили в общую комнату в шляпах, в дорожных плащах, с саквояжами: тихо садились на скамьи, тихо беседовали и так же тихо расходились по своим комнатам.
   Винсент тоже иногда заходил посидеть, подумать...
   В психиатрической лечебнице Овера полное умиротворение, почти как в Раю: здесь никто не кидал в художника каменьями, здесь никто не обзывал его сумасшедшим, здесь никто не крутил пальцем у его виска. Плохо было одно: не было вечернего абсента, не было ночных девиц, - хотя из-за плохой еды, Винсенту было всё равно.

   Ван Гог часто вспоминал своего друга Гогена...

   Время от времени у Ван Гога случались видения; нестерпимо яркое солнце жгло глаза, выжигало зрачки, обжигало лицо и кисти рук. Солнце проникало во внутрь, в душу. Съедало заживо, коверкало, уничтожало. Чтобы не сойти с ума, не наложить на себя руки, бедный Винсент ел краску и пил керосин. Прибегали соседи психи и кто, как мог, утешали ненормального художника; уговаривали, держали, не пускали, жалели, помогали... Приходил доктор; отбирал краски, отбирал кисть, запирал Винсента в палату, ставил караул у двери.

   Приступы проходили. Винсент снова выходил во двор лечебницы...

   В голубом небе звенел жаворонок. Солнце жгло рыжие ресницы Ван Гога. Бугристые скалы окрестностей Овера манили ультрамарином. Прохлада многочисленных рощ стелила серебро созревших олив. Полосы спелой пшеницы полыхали ярко-желтым, и только каменная ограда, красной, прожорливой змеёй отделяла художника от тяжкой бренности Мира.

2.
   Ван Гог взял мольберт. В последний раз оглянулся на уютный, тихий дворик лечебницы. Сплюнул через плечо сквозь крепко сжатые зубы, умело и ловко, так, как умел делать только он один.
 
   Винсент ступил в пустоту Вечности...

   Уверено и быстро раскрасил низ холста в жёлтое. Прямо на холст надавил «слоновой кости», следом «ультрамарин». Молниеносно размазал грозовое небо…

   Стая воронья стремительно неслась навстречу художнику...

   Ван Гог достал крохотный пистолетик. Спустил курок. Выстрела не было слышно. Только стон яростного Солнца, сжигающего всё на своём пути.

3.
   Ван Гог приковылял в Жёлтый Дом. Не глядя на свои мазилки, развешенные, как попало по стенам, не раздеваясь, завалился на кровать. Закурил, подумал; "Хорошо, что я покончил с собой. Запарили эти долбанные картинки. Всё равно никто не покупает.
   Пришел полисмен. Попросил Ван Гога не умирать: «Поживите ещё немножко. Я вам  доктора вызову. Никто вас больше не будет дураком обзывать, ...идиотом обзывать тоже не будут». Ладно, говорит Винсент, поживу чуток. Достаёт пульку, малюсенькую такую, из живота, протягивает полисмену со словами: "Храните её, когда я стану Великим, будете гордиться". Произнеся эту гениальную фразу, художник отвернулся к стене, закрыл глаза, подумал: "Наверное, я поторопился покончить с собой, - вдруг я при жизни стану Великим?  Ну уж всё равно, - буду умирать".

На следующий день приехал брат Тео, - привёз краски, кисти, холсты.
Два дня они курили трубку Мира. Тихо беседовали. Два брата; Винсент и Тео.

Через сутки Ван Гог умер, став Великим.
Через полгода сошел с ума и умер его брат Тео, став знаменитым.
Оба похоронены здесь, в Овере. Два брата акробата.
___15.01.2010, Очёр


Директор
(Серия - Рассказы о художниках)

   Добрый день...
   Квадратное помещёние. Два стола плотно заставленные канцелярией, оргтехникой и прочим необходимым скарбом для работы секретаря. Крайний стол к выходу завален грудой немытой посуды, остатками пирожных, пачками чая, банками с кофе, - видимо вчера презентация выставки состоялась. Для счастливчика художника радость. Для галереи всего быстрее рядовое событие.
   Молоденькая девушка, видимо практикантка, пялилась в экран компьютера. Увидела меня - кивнула. Дама постарше встала из-за стола. Поздоровалась с лёгким оттенком раздражения в голосе. Я, помявшись, в нерешительности спросил: "Где директор". Дама указала на дверь кабинета. Попросила войти.
   Кабинет был квадратный, точно такой же, как и секретарская. За большим столом сидел маленький, черноглазый, черноволосый, слегка лысоватый человек. - Почему маленькие человечки предпочитают всё большое... Член у него всего быстрее тоже большой, - маленький мужичок растёт в корень"  - подумалось мне. Как, впоследствии я узнал, статная дама в приёмной оказалась супругой директора. Статные, высокие дамы предпочитают побольше...
   Разглядывая кабинет, поздоровался. Напротив стола хозяина, на стене три неплохих этюда маслом художника Коровина. Неплохо у нас директора выставочных галерей живут. В дальнем углу пристроилась печь-камин, вся блестящая, похожая на русский самовар и почему-то в разобранном виде. Запчасти от "самовара" аккуратно сложены тут же, блестят аки новогодние игрушки.
  -Продаёте? - показываю взглядом на самовар-камин...
  -Кипите? Швейцария, осьмнадцатый век...
  -Сколько просите?
  -Недорого...
  -А всё же…
  -Как худенький жигулёнок...
  -Новодел...?
  -Ну что вы! ...как можно, ...обижаете...
  -Будем считать, что я вам поверил, хотя вы, не производите впечатление честного человека.
   Выхожу из кабинета... дверь широко распахнута, добавляю громко: " У нас в городе Перми, два жулика по картинам и прочим выставочным штучкам: первый - арт директор выставочного зала "Морис" Зубков Вадим Викторович. Второй - директор центрального выставочного зала города Перми... Смотрю на реакцию маленького директора, спрашиваю: "Какая у вас фамилия, имя, отчество..."  Поворачиваю голову, - на двери табличка... Списываю данные директора, обращаюсь к нему: "Разница между вами одна, - Вадим Викторович, когда крадёт, - стесняется, краснеет, потеет и весь дрожит как осиновый лист на холодном ветру, вы же напротив, - наглы и беспардонны. Да вы, не расстраивайтесь, - суть остаётся одна - жулик, он и на Калыме жулик!" Подумав чуток, добавил, показывая глазами на "самовар": "Хорошая темка для фельетона..."

   Молоденькая секретарь, студентка, прыскала в кулачки со смеху. Супружница директора раскрыла от неожиданного удивления рот. Маленький директор пообещал мне, что если я напишу, про это действо фельетон, то он, мелкий гад такой, подаст на меня в суд.  Взыщет с меня, за нанесение морального вреда (...сколько лет на белом свете живу и всё дивлюсь, как можно таким гадам, при отсутствий в них морали, вред моральный нанести.), ...и как возмещение отсудит часть моих картин. Интересно будет посмотреть получится у него, или нет. Гы-гы-гы...!!!...Укатайка...!!!...ну прямо ржачка с этих проходимцев-чиновников.

R/S …буду ждать, - вдруг подаст. 
   Ещё добавил директор на прощание: "Зачем мне живых художников раскручивать…  Я, к примеру, имею от четырехсот до шестисот процентов навара с мертвых художников. Вот это бизнес". - Вот я и говорю что вы жулик...
___12.12.2009, Очёр


Маланья
(Рассказ)               

1.
   Федотыч громко кашлянул, прикрыл дверь.
   В углу в полумраке завошкались, зачертыхались. В огарке свечи колыхнулась тень. Девчонка лет семнадцати в одном исподнем, босая, нечёсаная, дурно пахнущая поглядела вопросительно на вошедшего, спросила: "Принес?" - "Принес. Заказ сготовила Маланья?" Маланья протянула руку... Федотыч, среднего возраста, здоровенный мужик с неживым лицом, побитым оспой протянул девке мутную бутыль с синеватой бурдой. Маланья, приняв питьё, спросила: "Первач?"
  - Какой там, хорошо хоть это добыл.
  - А что так?
  - Квартальный Кикимору в участок свёл, аппарат конфисковал. Совсем озверел паскудник! Пора его менять, ...а ты, как я посмотрю, опять округлилась и куда в тебя лезет, …хотя конечно дело молодое, …куды денешь-то? Как с прочими поступишь...
   Маланья сделав глоток из горла, сморщилась: "Ну и гадость!" ...в этот момент её, ещё хорошенькое личико скукожилось, сморщилось, и почудилась Федотычу, древняя старуха с соседнего квартала по кличке Проходимиха, которая испокон века промышляла гаданием, воровством и убийством. Федотыч исто, трижды перекрестился на образа в углу, подхватил мешок с перешитым, с перекроенным, вышел вон.

   Белый пар морозным облаком накрыл полураздетую девку. Свечу задуло. Маланья присела в углу на поганое ведро...

   Под самым потолком на полатях хрипло откашлялись. Мужской, сиплый голос беззубо прошамкал: "Что Федотыч был? Принес лекарство?" Принес-принес, слазь, опохмелись. Да печь опосля истопи. Колотун, - мочи нет!
 
   Сухонький старичок по-быстрому слез с полатей, выбежал во двор.

   Двор припорошенный свежим снежком искрился под полуденным солнцем. Дед глянул в сторону огорода, где на цепи поскуливая, крутясь, вился голодный пес Мартын. С двух сторон двор огорожен частоколом, на котором развешены ещё с осени старые дырявые половики. "Вот ведь" - подумал дед Евсеи: "С осени висят и ни кто не упёр. Нечто до того худые половички, что задаром украсть не хотят, али народишко заелси, али честный такой стал".
   Дед набрал охапку дров, чмокнув воздух в сторону Мартына, юркнул в хату.

   Накидав в зева печи дров посуше, поднес спичку, - дрова занялись. Хата наполнилась скачущими, прыгающими бликами. У маленького засиженными мухами оконце сидела Маланья, строчила вовсю на Зингере, - только руки у девки мелькали. Шибко справно и ловко обходилась юная швея с шитьём. Кабы не вино, цены бы девке не было.
   Дед подошел к столу, нацедил на два пальца самогонки, выдохнул, запрокинул голову: "Ох! - пошла зараза!!!" Сунул в рядом стоящую кадку руку, выудил пласт капусты, похрустев, подошел к внучке спросил: "Ваську то будить, али пущай дрыхнет?"
  - Не-а деда! Он всю ночь старался, притомился бедный, пускай поспит.

   Маланья, почитай сирота, лишившаяся родительского попечительства в шестилетнем возрасте, (...обои родители ушли на каторгу по душегубству, - там и сгинули), с девяти лет поступила в поломойки, в один из трактиров Хитрова рынка. В двенадцать, соблазненная, одним из прилизанных бриолином приказчиков, была с позором изгнана с работы, за образовавшийся у неё, откуда не возьмись живот.

2.
   Полумрак закопчённых, никогда немытых стен вихлялся и стонал, кривлялся немо, безоглядно. Над помойным ведром ярко горела лучина. Всё как всегда...

   Роды проходили тихо, без лишней суеты, без лишних глаз. Дед Евсей пьяный в драбадан валялся под лавкой, посапывал с прихрапом в счастливом неведении. Тунеядец и приживальщик Васька, ловкий и умелый любовник уже как третий год жил у Маланьи. Сидел он в обнимку с бутылью в четверть, мычал что-то своё, несуразное, пялился пьяно в темный угол.
   Маланья на грязном, соломенном тюфяке тихо и покорно рожала...
   В углу пискнуло, потом закричало. Хата наполнилась сполохами огня, закружилась, завизжала...
  - Маланья строго: "Василий, хватит дремать!"
  - Василий пьяно, безразлично: "Как всегда...?"
  - Маланья строго, сухо: "Как всегда, ...да не забудь придавить, как Мартыну понесёшь, ...забудешь ведь дубина стоеросовая, ...грех это, живого псу отдавать".
___08.03. 2010.

 

Мыло
(Рассказ, быль)

   История сия примечательна тем, что по существу своему не может иметь место, не укладывается в параметры отношений, или если хотите, восприятия всего того, что нас окружает в жизни, то есть, пока живо наше бренное тело, …в конце, концов, я же не могу ходить грязным.

   Будучи не очень молодым, то есть я молодой мужчина, как говорится в рассвете лет, но уже далеко не зелёный. Можно так прямо и сказать,- слегка перезрелый, но пока без брюшка, без залысин в передней части головы, чуть повыше лба, как раз там, где расположен у мужчин интеллект, который и определяет собственно сущность мужскую, как таковую. Однако замечу, - в последнее время у большей части мужского населения планеты Земля, сей славный инструмент, - инструмент созидания и творчества, сходит на нет. Так сказать потихоньку отмирает, - видимо за ненадобностью. Как говорится, - клонится на полшестого. А тем, кому он действительно необходим и был бы в самый раз, по ироний судьбы, а главное из-за каприза матушки природы, не положен.
 
   Короче! - женился я в очередной раз, …женился нечаянно, невзначай, …да простят меня родственники с её стороны… (…с моей стороны прощать некому,- сиротка я). Речь собственно не об том, кто на ком женился, а о мыле. Да господа и милые дамы, именно о мыле, о веществе, которым пот и грязь дневную, а равно, как и ночную, с себя люди смывают, …конечно, когда есть возможность, а главное когда есть чем.
   Дома у меня, в городе Очёре, как водится банька, в ней как намоешься, как напаришься, - на неделю в самый раз хватает. В городе Перми, у молодой жены, в ванне, сколько не поласкайся, всё одно словно грязный, немытый ходишь. Вода тоже, того...- желтая, грязная, хлоркой пахнет. Кожа с неё сохнет и в голове ощущение, будто кто- то всё время бегает. Теща мне говорит: "Вот хорошо, никакая зараза к вам не пристанет" - она у меня культурная, ко мне строго на "вы" обращалась, бут-то я прынц савойский.
 
   Речь конечно не о воде и даже не о тещё, речь о жене молодой и о мыле.
 
   Приехал я под Новый Год погостить к жене в город Пермь. Город Пермь для меня, город транзитный. Путь мой лежал до города Туапсе. У меня, в Туапсе, на побережье Чёрного моря дача.
   У жены в Перми, на Парковом, квартирка трёхкомнатная, на первом этаже.
Рядышком, через стеночку, в сторону подъезда мусоропровод. Следующий этаж в сторону земли, как водится подвал. А будет вам, известно господа, что в девятиэтажных, блочно-панельных домах все жители подъезда сыплют помои в энто крысиное царство. Само собой, разумеется, встречался я в её квартирке и с крысами. Не скажу, что с сильно здоровенными крысами, но в сёже!  Знаете, крыса это вам не мышка безобидная, какая… - жуть!  Конечно, если быть честным и справедливым, крысы хоть и шастали туда, сюда, но не кусались, а так, прогуливались.  Жрачка этажом ниже, а здесь, на первом этаже у них вроде как прогулочный, местный Лунопарк. Оно и понятно,- зверям после пищевого моциона необходима пешая прогулка.
   Утром и вечером я в ванную комнату хожу, - шибко мне понравилось бултыхаться в ванной! Ванная большая, - почти как джакузи. Я пены напущу, желто-хлорную водицу закрашу, игрушек напихаю и играюсь, прямо как дитя малое. Сами понимаете, - в детстве голоштанном, окромя деревянных игрушек, скользкого подоконника ничего не имел, а тут; кораблики, уточки разноцветные, шарики, пузырьки мыльные, - одним словом: радость и благость.
   Проходят дни в радости и благости нежданной. Жена молодая спинку трёт. Мокро, хорошо, весело. Игрушки, пузырьки мыльные, разноцветные. Тело постоянно скрипит, непонятно от чего, - толи от хлорки, толи от чистоты.
   Долго ли, коротко ли, проходит три дня. Начал я замечать за молодою женою странность странную. Ходит округ меня, не очень довольная, сердитая. Я внимания не обращаю. Хожу в ванную комнату, кушаю сытно, сплю крепко, исправно мужнину обязанность исполняю.
   На чётвёртый день, вечерком, сижу в ванне, отмокаю среди пузырьков и игрушек. Не о чём не думаю, всем довольный. Вдруг! Залетает, как вихрь, как торнадо молодуха моя и давай по всей ванной шастать туда-сюда, туда-сюда, как крыса, - мыло, шампуни, всё, что мылится, выгребла в чистую и с собою унесла.
   Я ей кричу, при этом хлебнув изрядно хлорки вперемешку с мылом: "Что случилось, дорогая?! Пожар...?!"
   Молодая жена злобно: "За три дня всё мыло смылил, сволочь расточительная!"

   Поздний вечер того же дня. Сижу на кухне. Напротив жена: молодая, красивая, гладкая...
   Я ей: "Наташа, как же так, как жить будем… - если на четвертый день совместного проживания мыла мужу зажала… Я понимаю, что твой дедушка еврей, равно, как и бабушка по материнской линии, но мыла можно и не жалеть.
   Наташа плачет коровьими слезами, каждая слезинка с крупную бусину, оправдывается: "Я не виновата, меня так родители приучили..."
   Я её жалею, успокаиваю, оправдываюсь: "...шампуни, между прочим, я тебе
покупал, ...разные и много".
   Наташа красавица, прекрасна в слезах...
   Мычит сквозь слёзы: " ...но ты, мне их покупал".
   Веский аргумент...
   Я её жалею: "...не реви, я тебе вагон мыла куплю и вагон шампуни".
   Наташа ещё сильнее заливается слезьми: "...всё равно жалко..."

   Через три дня улетел в город Туапсе.
   В ванную комнату больше не заходил, в кораблики больше не играл, пузырьки не пускал...- так мне чёето-ть скушно стало, что даже красавица жена не в радость...- а я ведь художник.

R.S ...в туалетной комнате, над бочком сливным, в двухстворчатом, настенном шкапчике, мыла завались, хоть ешь…- ещё с советских времён кусков 200 запасено. И вы знаете, хорошее мыло встречается,- типа земляничного, …сейчас такого не делают.
___15.03.2010,Очёр


Двойной агент, или игра в шпиёны
(Зарисовка)

   ,,, он мне по лицу стукнул, пощечину, как девчонке, мне обидно даже стало. Я ему говорю: "Вы, мне, для порядка иголки под ногти воткните, чтобы натурально было..." Он мне как сжал плоскогубцами большой палец, - я потом холодным покрылся. Сильно больно мне капитан в штатском сделал. Я ему сквозь слёзы кричу: "Ладно-ладно, я согласен, буду на вас работать!"
   Капитан полотенце мокрое принес, капли пота с лица своего вытирает и шепчет: "Вот и хорошо, вот и сладились, а то страшно мне вас пытать. Я всегда после пыток плохо сплю, кошмары во сне вижу".
   Заходит лейтенант, принёс кофе, говорит так ехидненько, с улыбочкой: "Пейте кофей господа разведчики", …сам в тёмный уголок уселся и давай строчить что-то. Пишет и на нас поглядывает, пишет и на нас поглядывает, тоже разведчик, наверное.
   Я бумаги какие-то подписал. Капитан в сейф те бумаги спрятал, мне аванс выдал, руку мою израненную пожал тихонечко так, нежно и вежливо улыбнулся. Мне видно, что он доволен исходом переговоров.

   Я на улицу вышел, вздохнул глубоко всей грудью, пошуршал денежкой в кармане, сплюнул смачно через левое плечо, так как умел это делать один только Ван Гог и никто больше, ...ну может, я ещё. Теперь я двойной агент, а может быть тройной, не помню, да какая разница - больше разведок, больше шуршиков.

   Через месяц прихожу на явку, в кафе: вкусно ем, сладко пью, веду непринуждённую беседую с лейтенантом: "Ты не дрефь капитан, всё одно не быть тебе майором. Как до пенсии дожить я тебя научу, ежели в своих писульках правильный материал писать будешь". Лейтенант молоденький, почти безусый, та ещё плотва, для нашего дела самая подходящая, в казаки-разбойники играться. Он головой мотает, конспирацию соблюдает, дурачок. Я ему в суп бумажку кидаю, подмигиваю, мол, то да сё…- хватай бумажку, прочтешь, не забудь скушать.

   Прихожу на вокзал, хлопушку поджигаю, ногой задвигаю под сидение, ухожу...
   Не много погодя, та-ам-м как бабахнуло: крик, гам… Народ к нас дурной: все орут, скачут, как ненормальные, ну и разбегаются кто куда. Из окон, из дверей дымина от пороховушки, прямо, как при атомном взрыве, а делов-то всего ничего: две горсти магния, три коробка селитры, одна кукла довоенного образца, - вот и вся конструкция. Бабах!!! У народишки нервы в дребезги,- мне премия.

   Через неделю явка в ресторане: я пью, ем, угощаюсь. Напротив майор, - тот, что давеча меня пытал, говорит мне: "Здорово брат сработали...", - сам глазками на майорскую звёздочку показывает и под столом руку мне жмет. Весь аж трясётся от перевозбуждения. Теперь говорит, смогу достроить дом в пригороде. Министерство у государства валюты сверх бюджета вырвало.  Будем бороться с террористами. Смотрю, майор наш под стол сполз. Суёт мне пухленький конвертик за подносок. Я все думал, пока борщ кушал: "Чегоентоть он там под столом лазает, какую он там вещицу дорогую обронил...».
   Вылез майор из-под стола, шепчет мне на ушко ласково так: "Мне бы ещё Порше на Линкольн поменять, и полковника заполучить…». Я докушал, мажордому, то есть держиморде на майора в штатском кивнул, - он, мол, расплатится.
   Вышел на воздух, конверт приятно давил у щиколотки, в животе урчало и булькало. Жить хорошо, жизнь удалась!
____14.03. 1981.


Кибернетика
(Зарисовка)

   Кибернетические машинки бегали туда-сюда. Мальчик управлял ими ловко и легко. Он сидел на ковре, держал в руках жёстик, ни о чём не думал. В его маленькой головке было пусто и звонко. Глаза без мысленно скользили вслед шныряющих в разных направлениях машинок.

 - Малыш, пойдём ужинать.

   В ответ последовало молчание. Лишь жужжание кибернетики...

- Жужжат и жужжат, жужжат и жужжат. Спасу от этих жужжалок в доме нет!

   Молодая мама, приоткрыв дверь, поманила указательным пальцем сынишку. Взгляд малыша пуст и отрешен. Ничего не видит, ничего не слышит. Полное отсутствие в реале. - "Нужно срочно с этим что-то делать" - подумалось женщине.

   Свист!

   Резкий свисток чайника резво свистнул... Женщина убежала на кухню. Мальчик проводил её задумчивым взглядом...

   Молочный суп, чай, варение, - вишневое, бабушкино. Сказка на ночь, - о Кае, о Снежной Королеве...

   Молодая мама в задумчивости сидела на краешке постели спящего сынишки. В руках она держала жёстик. - "Что же делать, что же делать…" – беспокойно думала женщина.

   Мальчику ночью снилось: Мама, Кай, Снежная Королева, северное сияние, олени и Кибернетика.
___29.03.2010


Подводная лодка
(Фельетон)

   В кабинете министров: Потанин, Абрамович, Прохоров, премьер министр Путин, президент России Медмедев. Все курят, пьют чай, кофей, пиво, скотч, водку, закусывают, балагурят. Чувствуют все себя вольготно, расслабленно. Президент Медмедев держит в руках кремлёвскую, телефонную трубку, переговаривается с президентом Америки Абамай...
 - Медмедев, не выговаривает букву "а", заглавную, вежливо: "Слушай, Мабама, как думаешь, сколько нам подводных лодок смастерить необходимо, для захвата Индийского океана, десять, или всё же пятнадцать? Сдаётся мне, не потянем мы все пятнадцать. Вот и Потанин говорит, что боблухи у нас хватит только на пять. Англия с Францией объединились, наскребли ещё на пять. Может быть, Мамерика поднатужится и на оставшиеся пять подлодок зелени даст. Мы в долгу не останемся. Когда Индию и Китай завоюем, с вами поделимся. Вот, к примеру, хоть Тибет отдадим. Нам горы без надобности, а вам, в самый раз. Вы там, на Памире, Шамбалу отыщите. (Медмедев про себя думает: " Хрен вам, а не Шамбала. Шамбала на Урале в городе Очёре у ДАЁшки в подвале заныкана, спрятана так сказать, до поры, до времени".)
 - Абама, явно жмётся: "Извини Анатолий, но мы так не договаривались. Китай по договору и так наш. Значит и Шамбала никуда от нас не денется".
 - Медмедев, сердито: " Не жмись Мабама, я всё отдам: Сибирь, Енисей и Байкала с Алтаем в придачу». (Медмедев подмигивает Путину, прикрывает трубку ладошкой, шепчет ему; » Хрен имя, а не Байкал. Когда атомное лето начнется, нам самим пресная вода понадобится».)
 - Абама, ёжится, сердито: "Спасибо Анатолий, не нужно, я холод не переношу, опять же у вас в Сибири елки, по ним лазать не очень удобно, колются зразы, я к пальмам больше привычный".
 - Медмедев, сердито, настойчиво, уговаривает: "Ну, что, я прямо не знаю…- вам удобно в Сибири будет и Китай под всбрюшем. Опять, же, добираться
хорошо: через Аляску, через Дальний Восток…- пять минут, и у китайцев".
 - Абама, недовольный, мычит: " Мы-мы-мы…"
 - Медмедев, психует, орёт в трубку: " Чего, мы-мы, жёлтая обезьяна!!!"
   Абама, сильно не любит, когда обзываются, дерутся и скандалят. Президент Америки, этакий, чёрно-жёлтый аристократ. Президент России об этом догадывается...
 - Абама, вспоминил как Кэнэди замочили, шепчет испуганно: " Ну, хорошо, хорошо, только не обзывайся Анатолий. Я согласен.
 - Медмедев, радостно: " Вот и хорошо, вот и умничка!"
 - Премьер министр Путин, ухмыляется кривенько так и говорит: " Что, на поверку слаб афраамериканец, в коленках, оказался. Я так и знал, что на втором скачке расколется, редиска!»

  Медмедев спрашивает Путина, кого им послать в Америку за зеленью. Премьер переводит взгляд на Прохорова. Президент подходит к высокому Прохорову, жмет крепко руку, обнимает, привстаёт на цыпочки, дотягивается, целует крепко-крепко, с отягом, в губы, напутствует...
 - Мудмедев, ласково, по отечески: " Ну, добре-добре, езжай с Богом, но смотри, возвернись. В Мамерике не оставайся, а то не ровен час, сманят тебя, красна-молодца, коварные буржуины. Заманят златом-серебром, красивостями разными, посулами заморскими, что будем мы здесь бес тебя, благодетеля делать, - сгинем без остатка, без памяти. По девкам там, в Мамериках, не шляйся. А то не ровен час, «ипс» за океаном подцепишь, - наших бабачек перезаразишь. Где потом бойцов брать будем, для борьбы с Мировым Социализмом.
   Президент протягивает стопку Прохорову, просит пригубить на посошок. Знаю, говорит Медмедев, не употребляешь, но здесь нужно, - русская традиция требует. Прохоров чокается с президентом, слегка отпивает из стопки, морщится, остатки ставит на стол, кланяется всем присутствующим,  выходит из кабинета.
 - Премьер министр, восхищённо: « Есть всё же богатыри на земле Русской!»
 - Потанин, озабоченно: » Хороший парень, этот Прохоров, нам бы женить его, цены бы не было молодцу».
 - Премьер министр, обращается ко всем, осторожно: « Странно, - давно пора Прохорову семьёй обзавестись... Скажите господа, а он случайно не того, не с изъяном…?»
 - Абрамович, чешет смущенно свой здоровенный, еврейский нос, задумчиво: «Ну-у, не знаю, не знаю, не замечал ничего такого. Хотя конечно, с виду мужчина приметный, ладный такой, опять же, при деньгах…»
 - Медмедев, вытирает губы салфеткой, смущенно, растеряно: «А я его поцеловал. Но вы, знаете, я ничего такого не заметил».
 - Премьер министр, ехидно: « Ну и беспокоится, значит не о чем. Наш Прохор человек, мужик!»

   Президент уставший, но довольный, поднял трубку внутренней связи, громко приказал: « Всё стоять по местам! Задраить люки! Глубина предельная!»
   Атомоход КА-19 медленно опустилась на дно.
___01.03.2010



Сара
(Рассказ)
   Я ударил, что, было сил, обухом топора по голове Карла. Он вскрикнул, и как подкошенный свалился под мои ноги. Теплая кровь забрызгала моё лицо. Я кончиком языка слизнул капельку со своих губ. Кровь была сладкой, чуть солоноватой. "Странно" - подумалось мне, - "Неужели кровь человеческая кроме сладости имеет ещё и горечь". В тот момент я не смог сообразить, что привкус солоноватости крови мог быть с моих собственных губ. - "Разве губы потеют..."
   Я стоял над поверженным телом. Я ревновал. Я бурлил. Я ненавидел...
   Ревность душила и мучила меня с того самого момента, когда я встретил впервые Сару. Сара было породистой молодой еврейкой: белая кожа, высокая грудь, тугие бедра нерожавшей женщины. Её голубые, чуть раскосые глаза, подёрнутые никогда не проходящим совёлом, всегда желающие, всегда зовущие, всегда загадочные, - завораживали, манили. В ней всегда весна, всегда похоть, всегда ненасытность. Её твердая, жёсткая, почти мужская походка, приковывала взгляд не только противоположного пола, но и своего собственного, - женского. Сара не была лесбиянкой, она была полноценной, стопроцентной самкой. Сара была замужем.
   Её муж: рослый мужчина европейской наружности. Не очень молодой, но и не очень старый, был властный и строгий. Выглядел он, рядом с эффектной, шикарной женой совершенно несуразно. Несуразность, заключалось в том, что не могли, столь одинаковые по характеру и биологической структуре массы притягиваться, находится рядом, - притягиваются противоположности, - скажем я. Я безволен и мягок, вял и неактивен, - можно сказать мамочкин сыночек. Такой мужчина, как Карл, хорош для такой женщины во время овуляций, а такой как я, на всё оставшееся от овуляций время. Вот только, как нестранно, но все происходило как раз с точностью наоборот. Карл был законный, вот уже как десять лет, муж Сары. Я же был, вот уже как восемь лет, её «законный» любовник.
   Всё было несправедливо. Я мог обладать Сарой один раз, в одну или две недели, её муж мог обладать ей, моей Сарой, каждый день, столько, сколько хотел. Меня душила дикая ревность. Ревность сжигала, жрала, ела поедом! Сара всё знала, но молчала. Её, как в прочем и всякую другую женщину, в подобной ситуаций, всё устраивало.

   Наклонившись, над Карлом я подумал: " Вот и всё! Больше твои липкие, похотливые лапки не коснутся моей Сары. Теперь я, только я один, буду обладать этой восхитительной женщиной. Я буду; и в лунную ночь, и в жаркий день, и в зимний вечер, и в осенний полдень седлать эту резвую, породистую кобылицу. Буду скакать как дикий вепрь по холмам и полям, лесам и горам этой странной страны, под названием Любовь".
   Взмахнув топором, я отсек Карлу левую руку, потом правую. Я нашептывал, я восхищался собой... Как это восхитительно победить своего заклятого врага, с которым был вынужден делить все эти долгие годы любимую, желанную и несравненную Сару. Делить, этот восхитительный кусок мяса, с поджаренной, хрустящей корочкой с которой так аппетитно капают прозрачные, золотистые капельки, кап-кап-кап…  Капли горячи и прозрачны, они растекаются по моему телу, согревают мои внутренности, приятно ломят чресла, скручивают пальцы ног, пальцы рук, ...истома и блаженство...
   ...ещё взмах топором, - левая стопа катится в угол, ещё взмах, - правая нога Карла, по колено отделена от тела...
   ...и этот, её бешенный запах... - так не пахнет ни что и ни кто на свете, только Сара, - запах Евы, изгнанной из Рая, - её страх, её обречённость, её беззащитность, её овуляция...
   ...вот и голова: светлые, почти рыжие волосы Карла безжизненно болтались. Испачканные сгустками крови, они уже больше небыли гордостью хозяина. В полумраке ночи голубели глаза, челюсть смешно отвисла, язык странно вывалился в отверстие среза шеи...- язык казался невероятно длинным, как у коровы.
   Я держал обеими руками за уши голову противника, держал её, как викинг, как дикий необузданный татарин, как чёрный мавр свою побеждённую жертву. Теперь я чувствовал себя человеком! Истинным и великим! Живущим полно и самозабвенно! Я, утолённый кровью, восславленный победой, нашептывал мертвой голове тихо и ласково...
   ...я ловил, себя на мысли: " Этот момент, куда как круче того, который называется - Любовь".

R/S.  Мне, дали пожизненно. Сара стала богатой вдовой, …вот сука!
______08.04.2010


Петуховы, Барановы и прочьи животные...
(Фельетон)

   Вот мы Петуховы, крепко на Руси матушке стоим, прямо звеним! А вы, Барановы, окромя бе-бе-бе, ни на что неспособны. Вона, взять хоть Кротовых, всё роют и роют, скоро все провалимся в их нее царство-государство. А тут, ещё Жеребцовы ржуть как кони, ни днем, ни ночью от ентих лошадей покою нет. Можно конечно ещё, как пример Свиньиных взять. Они голубчики, что, от свиней произошли, их предки, что, хрюкали... Вот ещё одна фамилия замечательная - Мышкины. Помните, у Достоевского, а может быть у Толстова Льва в произведений князь Мышкин был. Хочу вас, государи милостивые, спросить, что это за такая фамилия для князя - "Мышкин" ...и произведение у автора называется "Идиот". Вот уж воистину маразм русский. Страна дураков и животных. Давайте господа, для начала, чтобы людьми стать, фамилии наши в порядок приведём, а то зверинец ей богу какой-то получается.

   Кто за то, чтобы фамилий с "животными" названиями отменить и заменить на человеческие. Фамилию Петухов оставить. Курицы не животные, курицы птицы. Прошу голосовать. Кто «за» прошу нажать на кнопку звонка,- пип-пип-пип-пип-пип-пип-пип-пип…. Почти единогласно. Спасибо…
   Депутат Петухов прошел в зал и сел на своё место.

R/S. Через год все фамилии с "животными" названиями на Руси искоренили. Через два года Петухова посадили,- дали пожизненно. Его подозревали в любовных утехах с малыми детками. Доказательств не было, но на всякий случай правоохранительные органы перестраховались, ну, как всегда, от греха подальше, - …фамилия подвела.
_____10.04.2010,Очёр



Дурачёк
(Серия рассказов)

1.
  Эласт, а вы, голубушка, Овсянка...
 
               
  Есть в Сибири птичка такая, певчая, Овсянкой называется. Овсы дикие на лесных полянах вызреют, мишка на них жирует, сало к зиме копит. Овсянка тут как тут, вертит перед его мордой хвостом. Мишка птичку не трогает, но бывает и так, гребанет лапами овёс, словно вилами и в пасть, вот тут и попалась птичка...
  Речь собственно не об этом. Речь о любви моего старшенького к девушке из интернета. Она художнице, практиканочке с Даль-Валь-Востока, которая ныне проживает в славном городе Санкт-Петербурге. Корчит эта девица из себя птичку овсянку, строит глазки направо и налево, любит фотки в профиле менять...
  Старшенький мой кричит: "Нафик Монощуку, пускай плавает себе, карасей лопает! Нужно Эласт "Сады." отвести"- картину значит, обещанную в Питер доставить. Она, мол, Эласт, и красивая, и хорошая, и умная!" Ему дурачку 30 лет отроду. Он у меня страненький - фото Эласт сканировал с худ. сайта, сбегал в типографию, увеличил и над кроватью повесил, а маленькую, ту что сканировал с профиля, на ночь целует и под подушку кладёт. Ну что с дурачком сделаеш. Зато спит хорошо всю ночь, не дергается, не кричит.
  Он у меня под два метра росту, с ножичком в одиночку на топтыгина ходит, всю семью на зиму мясом обеспечивает. Только снег ляжет, Ванюша ножичек нацепит, рогатину на плечо и айда в тайгу. Я ему: "Сынок, ты, хоть ружьё какое худенькое возьми, неровен час заломает тебя косолапый." Ивашка повернет головёнку кудрявую, улыбнется как дитятя: "Не батя, не могу. У мишки только когти да зубы." Оскалит свои зубки сахарные, огладит рагатину, аки дивчину красную, подмигнет мне и в горы. А через два-три дня возвращается, страшный, ободраный с добычей. Уж и не знаю, где и как он топтыгиных находит, сколько в лес за грибами не хаживал, с роду мишку не видывал. Опять же после медвежьей охоты Ванюша весь год тихий, спокойный, задумчивый… Чего он там думает себе, не знаю, мозгов то у него отродясь не было, думать то нечем.

  Всё вроде ничего.., а тут пристал, поедем, да поедем в Питер, хочу говорит лично Эласт картинку отвести, я его как могу уговариваю, где говорю дивчину искать будешь? ...в Питере народу не счесть, больше чем грибов и ягод в лесу. Я говорит, знаю: " На Васильевском  острове." - "… а улица, а номер дома, а
номер квартиры???" - спрашиваю я. Знаю говорит, но тебе не скажу, а то ты меня не пустишь. Я ему верю, наверное знает, он хоть и умом слаб, но маленько телепат, по нынешнему, по современному «медиум», У нас в семье все маленько сквозь стенки видят, а Иванушка шибче всех. Потому наверное и не в себе малость.
  Кстати это он придумал "Хроники Артлиба" писать и имя Моне дал – Моно-Щука…
  Сидит перед монитором раскачивается на табурете из цельного листвяка, им же слаженного, картинки рассматривает, - любит он это дело, картинки в нете разглядывать. Радуется, как дитя малое когда, что ему яркое попадётся. Раскачивается значит туда-сюда, туда-сюда и бормочет под нос -монощука-монощука...- вроде как песенку поёт. Я его спрашиваю: "Кто такая эта Монощука?" Он раз быстренько мышкой на страничку Моны... "А-а…- понятно говорю я".  Так что господа хорошие, я здесь вроде, как и не причём, а с дурачка кокой спрос.

3.
  Сегодня пошёл в интернет-кафе. Иванушка мой, монитор расковырял, пытался вовнутрь залезть,- с его то ростом... Зашел по пути в раймаг. Слышу, тётки шепчутся: "Говорят, в Очёрском пруду Монощука завелась, …очёрцы в пруду стали преподать". Подивился я сему разговору. До какого же маразму народ в своих домыслах доходит. Утопленников в пруду почитай каждый год вылавливают и не по одному, но чтобы щуки людей ели, такой бред впервые слышу...
  На рынке, с утра каждый день рыбаки со свежим уловом стоят, свежевыловленных метровых щук продают, а тут как отрезало... Невестки каждые выходные меня с сынками, внучатами щучей ухой, да балыком щучьим потчуют. А тут нате, - весь город Очёр без рыбы сидит. Подивился ещё раз и восвояси пошел, до интернету…

  Внучата по городу бегают, новости каждый день ко мне в мастерскую приносят. Прибегает Егорша, он шельмец обед в мастерскую приносит, обязанность у него такая. Прибегает и с пирога давай орать, как блаженный; " Деда-деда, а деда-деда, в пруду Монощука завелась, всю рыбу поела. Говорят, как доест, за людей возьмётся!!!

  Сынки мои гарпуны вострят, сети готовят, факела смолят, в ночное готовятся. В хате пыль столбом, шум, гам, тарарам. У всех настроение приподнятое, боевое... Я всё удивляюсь, от куда у них дури столько, - видимо от бабули...
 
  Я молчу, пускай идут, может с плотов, что и наловят. Давно щучки не ел, да и
Ванюша, хоть на время о Питере забудет, - шибко, все шестеро сынов моих хотят в Эрмитаже побывать, а шибче всех Ванюша дурачок.
_____________________ продолжение следует, в следующих сериях; в Очёрском пруду  выловили двухметровую Монощуку, сынки приехали в город Санкт-Петербург, ищут Эласт, находят вместо практиканочки- художницы Мону. Мона в кабинете Пиатровского Борис Борисыча прячется под письменным столом. Мону уличают в краже фарфоровых собачек из Эрмитажа. Арестовывают. Отправляют Мону воровку в Кресты. Там, наша Щучка, спустя некоторое время входит в образ и начинает жить по понятиям. Далее, сходит с ума и попадает в психушку, в палату №6. В палате №6 Мона  встречается с Мидавом-Удавом и Вашим-Нашим-Джованни... Короче, Зима впереди... - будет много славного и весёлого. Особенно в трёхтомнике, фельетоне-карикатуре "Хроники Артлиба" В нем вы, встретитесь со Штирлицом, Ивеном Грозным, Леонардо не Давинченым, Сатаной, Лениным, Богом, Сталиним, Хрушём, Ван-Гогом, его другом Гогеном, Гитлером, Шеракам, Анхеликой Меркель, Пангаузисам, Джоржем Бушем, Медмедем, Сашкой Пушкиным, Гоголем с его Мертвыми Душами, которые будут жить в Раю слажено и дружно, как братья и даже как любовнички.., Суесико-Нагосаке, нашим другом Мао, Чеховым, Сальвадором-Дали, Кандинским-ДАЕ, Малевичем, Мухамедам Али, боксёром Роки, калифорниицем Шварц-Нигером, Путинком, Джоржем Вашингтоном, Аллай Борисовной, Либерманом, Майклам Джексоном, группой Квин и группой Аббой, ливерпульской четвёрткой Битлззз, ...короче, со всеми этими придурашными придурками и канечно же с не сравненным баламутом и пройдохой славным Крысом.
(…не закончено)



Дурак
(Зарисовка) 

...ага, эти негры тут летом стайками ходили, черные как негры, и в дредах. Наш один сыроедина говорит негру для прикола: "Привет негр!!!" - а тот, в дредах, нашему эскимосу, как навернет апперкотом…- у того челюсть вбок, ну и пошло, и поехало...- всю зиму судились.
  Как то по центральному показывали,- их, бедолаг на 74 рубля в сутки содержат, как заключённых, …по пим видно,- плохо им без Африки.
  Я с генералом, нынче, зимой, столкнулся в поликлинике. Я пытался бес очереди к заведующей пролезть, ну там просто спросить... так этот генерал на русском лопочет только ух! - не пускает гад! Я ему: " Мне только спросить... ", а он у виска крутит, говорит: " Все русские такие дураки, без очереди вечно лезут... ", и мадам его черненькая стоит в сторонке, глазками хлопает. Я к ней подхожу и спрашиваю, в нагляк так: "Что, твой муж чё ли…?" Она мотает головой, и вдруг, как хвать меня за кудрявую бороду, и как давай ржать, словно кобылица... Я ей говорю: " Бросай своего старого хрыча, айда ко мне в кибитку", …а она мотает головой что-то непонятное, типа, мол, подумаю. И вы, знаете, я её от себя еле оторвал, так ей моя белая борода приглянулась.
  Что самое забавное, пока я флирт наводил на африканскую красотку, генерал так и простоял, никого в кабинет не пускал….
 Как потом выяснилось, в кабинете никого не было, пустой был кабинет. Он думал, что если кабинет приоткрыт, то есть не на замке, то там кто-то есть и его вызовут на приём. Он просто не знал, что если у нас дверь в помещение не заперта, то туды-ть бес спросу никто никогда не войдет. Он не знал, что у нас, на Руси, только под замок лазают, как бы в знак протеста. Вот дурак этот негр-генерал., ей богу не нормальный, ...а жинка его ничего,- настоящая африканская красотка.
____18.04.2011



Старость
(Рассказ)

  Бледно зелёный свет падает на твой профиль. Некогда нежный, молодой, румяный, а ныне, в старости осунувшийся, бледный, с неестественно заострённым маленьким носиком. Бесцветные, тонкие губы, ярко выкрашенные в красное. Профиль немо взирает на зеленый, стальной абажур уличного фонаря.
  Снежинки падают редко, крупными, ватными комками,
  Одиноко и пусто, темнота и покой, только зеленоватый свет, столб, фонарь и еле слышное поскрипыванье. Чуть-чуть, где-то там далеко, на другом конце улицы...
  …и шаткий ящик под ступнями…
  …прощай некому сказать…
  …зачем столько слов…
  …говорят, надежда умирает последней…
  …что за чушь, …досужие разговоры, …пустые смешки,- болтуны…
  …вот ты, уже возмущаешься, …тебе не всё равно…
  …веревка чуть сверху, протяни руку, накинь, и всему конец, …свобода…
  …правильно…- надежды нет, её не существует, её придумали слабаки…
  …которые не могут, вот так как ты, стоять в полном одиночестве, посреди пустынной улицы. Стоять перед выбором, - быть или не быть, …ох уж этот Шекспир, баловник этакий.

  Ты улыбнулась. Твоя беззубая улыбка на миг, только на один короткий миг осветила твой профиль. Лучики морщин у глаз веером метнулись по всему лицу. Может быть старость не так уж плоха. Ну и что-что нет зубов, ну и что-что ты одинока, ну и что-что ты плохо пахнешь. У тебя, есть Шекспир, у тебя есть духи.
  Просто в старости нужно много духов.
  Нужны красивые вставные челюсти. Ты будешь по вечерам доставать их изо рта, класть в прелую мяту, а утром после сна посвежевшие и начищенные мелом вставлять на место. Подойдя к зеркалу, ты улыбнешься, невероятное количество морщин вокруг рта натянутся, разгладятся, и ты бодро сделаешь подряд три раза, клац-клац-клац, - тебе станет веселей.

  Люди цепляются друг за дружку, как за спасательный круг, это неправильно.
  Старость,- вот основа основ! - готовность встретить непонимание, отвращение, брезгливость.
  Старость обуза для родных. Старость никому не нужна. Старость нужна только старости.
 
  Скрипнул над головой фонарь, ящик упал, красный берет соскользнул.  Зеленоватый свет блеснул на лысом, почти голом черепе. Легкий ветерок едва шевелил, остаток волос, похожих на пушок, пушок младенца.

03.02.2011. Токио


В магазине
(Зарисовка)

  Город Очер, Черёмушки, сорок девятый магазин.
  Захожу. Неоновый свет ярко освещает витрины. Торгуют всем: рыбой, мясом, молочными продуктами, зубной пастой, мылом, носками... Прилавки прямо ломятся от товара.
  Очередь не велика. Крайний в очереди, крепкого телосложения средних лет мужичок, шепчется с молодухой лет семнадцати, водит ладошкой чуть пониже спины, и что примечательно не прямо по попе затянутой в джинсы, а несколько вдалеке, то есть не прикасаясь... Девчонка хихикает и не о чем таком не подозревает.
  Чуть в стороне, сильно накланяюсь, к ярко освещённой витрине стоит паренёк, странной наружности в очках, в которых линзы, как минимум плюс восемь. Он разглядывает освещённое розовым неоном мясо. Перед ним мордатая продавщица, ласково улыбается и убеждает юношу в том, что мясо свежайшее, отменного качества и завезено рано утром. На лице очкарика сомнение и недоверие. Видимо, он никак не может взять в толк, почему мясо ярко розового цвета, когда должно быть бледно розовым...
  Продавщица, подхватив вилкой, приличный кусок свинины поднесла его к самому носу очкарика. Очкарик понюхал и опять ничего не понял, вроде бы запах ничего и кусок не заветренный, но почему мясо, из ярко розового превратилось в бледно синее...
  Продавщица подняла глаза к потолку, молодой покупатель тоже поднял свои линзы... На потолке ярко светили люминесцентные светильники и источали мёртвенный синюшный цвет... Юноша, перевёл взгляд с потолка, на кусок свинины, следом на широкое приветливо улыбающееся лицо продавщицы, протянул громко да-а, и отошел от мясного прилавка.
  Дама в форменном колпаке сунула кусок мяса назад в розовую витрину, прошептала сквозь плотно сжатые губы скверное слово – козёл и еще следом пару-тройку нелитературные выражении.
 
  Я, потоптался на пороге. Подумал о том, что стоит сэкономить. Не стоит покупать всякую лежалую дрянь. Лучше прийти домой, нажарить картошки и
залечь спать. Открыв металлическую дверь, быстренько выскочил,- дверь яростно лязгнула металлом. Уф! - на этот раз успел! Когда не успевал, тяжеленная дверь обязательно хлопала по моему заду...- видимо прощалась.      

  ( Все совпадения случайные)
___01.10.2010


Находка
(Миниатюра)

  ,,, да-да-да… - сия работка провалялась, не пойми где, не пойми как, лет так сорок пять, а то и больше. Столько же я её не видел...? - и вдруг!! - разгребая хлам прошедших лет, натыкаюсь на ряд своих, юношеских, живописных работ; натюрмортов, пейзажей, портретов - давно забытых, большей частью даже не подписанных.
  Данный холст оказался на удивление хорош. Да и другие, почти шестьсот юношеских работ не плохи, совсем не плохи: прямолинейны, наивны, искренние, - в общем удачны. Все они написаны в манере Аля Прима, тесть за раз, на одном дыхании, с натуры, с удовольствием, без забот, без хлопот.
___14.02.2012



Улыбка в пригляд
(Миниатюра. Посвящается художнику-гравёру Верхоланцеву М.М.)

  ,,, Сафаев улыбается с закрытым ртом - наверное что-то таит Тагир.
  ,,, Верхоланцев же напротив: всей вставной, верхней челюстью, широко так улыбается. Улыбка у Верхоланцева красивая, но не своя, как доктор мерял, такую и намерял... га-га-га..!!!  Вот это по нашему, по-русски: широко, привольно, хоть и челюсть играет. Похоже, дантисту ручки требуется оторвать.
  На этом снимке мой друг Мишка смахивает на русского простачка-дурачка. Ни дать, ни взять, дурочек. Мишка на печке сидит, лицом хитрит. Он сам себе на уме, удочку в подпол закинул, щуку говорящую ловит, приговаривает: «Ловись рыбка мала, ловись велика…». Его старуха ему дурачку пеняет: «Мишаня, лови-лови, да смотри в подпол не угоди. Если упадешь, как я тебя старого из подпола выну. В подполе здоровенные крысы водятся, тебя дурочка поджидают. Слопают тебя, да и меня в придачу, один праздничный галстук останется».
____14.02.2012



Условия
(Миниатюра)

  ,,, .мдя! - для меня это всё сложно; банковские счета, НДС, таможня, ну ее к бесу... не охота мне.
  Ко мне коллекционеры сами приезжают:  кладут евро на тумбочку, и уезжают, …а тут, то да сё… - да и цена ваша слабая!!
  Вы, вот посмотрите, за какую цену у меня на сайтах живопись выставлена. Мне проще приехать в Париж. Я вам за месяц такого понапишу, у вас глаза на лоб вылезут. Визу мне пришлите. Все расходы за ваш счет. А пока поглядите мои картинки. Запомните: вы платите, я малюю!  Если моя живопись не настолько для вас хороша, то и нечего в тазик брякать. Мне что Колыма, что Париж, условия, для всех одинаковы.
___15.02.2012



Конкурент
(Быль, миниатюра)

- Я: "...это Михал Михалыч, Верхоланцев?"
- Голос в трубке: " ...да, это я..."
- Я: "Вас беспокоит Кандинский-ДАЕ..."
- Голос в трубке: "...а-а  ДАЕ, хулиган, как же, как же..."
- Я: "Михал Михалыч, я по поводу финальной выставки "Артпревью", …не обман ли...?"

  На тои стороне провода, видимо из глубины комнаты доносится женский, вопросительный голос: "Кто там Мишенька?" Миихал Михалыч зажимает трубку ладошкой отвечает: "Да это подонок Кандинский, мерзавец еще тот..." снимает руку с трубки... Слышу возбужденный голос "Мишеньки" Сашенька, как я рад, ты ко мне по простецки, по свойски просто Миша...

- Я: "Как можно, уж нет, возраст ваш преклонный, ваши дочки и прочее..."

   Чувствую Мишка-Топтыжка аж ножками зашаркал, видимо от удовольствия одурел. Начал вовсю меня отговаривать, мол молодые они, на рынке новенькие, мол то да сё, доверия им нет пока ни какого. 

   Разговор длился минут десять, я попрощался, сказал: "Всего хорошего. Спокойной ночи" ,,, но трубку стационарного телефона не положил... - все знают, как мобилка отключается, - слышу  уходящий в даль голос Михал Михалыча: "Вот сволочь деревенская, ведь победит меня, всех гад победит…- голос старика смолк, в след шаркающим, удаляющимся шлепанцам.
___7.02.2012


Похоронная процессия, или почему вредно рано вставать
(Рассказ)

Весна!  Я сижу у окна, кушаю картофель в мундирах, поглядываю на верхушки сосен: вот-вот зарозовеет, вот-вот полыхнет. Рядом с котелком миска квашеной капусты, приправленная растительным маслом: в её жёлто-белых ломтях темно-бордовые бусинки блестящей клюквы, которая попадая в рот, даёт особое ощущение послевкусия. Завтрак закончен. Выпив три чашки крепкого чая без сахара, окончательно проснулся.

Солнце взошло, восхода не получилось, все краски съел туман. Отложив кисти и убрав с мольберта холст, решил изменить план на субботний день. Можно сходить в город, на рынок, а можно в огороде поработать лопатой, как говорится, - руки просят топора, или серпа с граблями!
Прихватив штыковую лопату вышел. На дворе от силы плюс пять, или того меньше. Тишина, ни души, народ дрыхнет. Огляделся, задрал голову вверх: две вороны с шумом и карканьем слетели с верхушек двух старых лип. Подошел к калитке, оглядел улицу с начало до конца, задумался: «Вот мать-итить, никого, скукота!!! Некому гаркнуть: Здорово сосед!!!»

Делать нечего, воткнул лопату в отдохнувшую за зиму землю, сковырнул верхний пласт… - и вдруг!!! – из-за поворота Пионерского переулка выруливает похоронная процессия. Впереди тетки в теплых душегреях с венками в руках, подвое, парами, идут чинно, не спеша. Примечаю, то, что в первых десяти-двенадцати шагах одни женщины разных возрастов: молодушки, старушки и среднего возраста, и у всех венки в руках, у каждой пары значится. Прямо за ними тихо урча газель с крупной, чёрной надписью «Мемориал». Видимо в этом «мемориале» гроб находится…"
Я про себя от удивления рот раскрыл: "Куда их понесло в такую рань. И ведь не отпевать несут, - церковь то в другой стороне, …а туда, куда они идут, то в той стороне кладбище…".

Впереди процессий тетка, одна, без венка, шустрая такая. Зыркает глазенками, туда-сюда, будто кого ищет. Меня увидала, и шасть ко мне, - быстро так, я только сморгнуть успел. Протягивает мне узелок матерчатый и говорит: «Прими душу раба божьего». Я испугался, понять ничего не могу, какая такая душа, и почему я должен её принять, а главное, что я с ней делать буду, с этой душой.
Смотрю, из процессии ей машут – мол, зовут её, как бы, не тому она душу умершего раба божьего предлагает. Тетка с узелком оглянулась, и прыг в процессию, только её и видели.
Я перекрестился трижды, трижды прокричал удаляющей похоронной процессии: "Чур меня...", трижды сплюнул через левое плечо и трижды постучал по черенку лопаты.

Помявшись, и решив, что еще рано копать огород, ушел в дом. Разделся и улегся досыпать.

Как я позже узнал, хоронили самоубийцу, мужчину, - повесился. А самоубийц по уставу старообрядческому положено: в церкви не отпевать, хоронить рано утром, чтобы народ не видел.
___29.04.2012



Фуражка
(Фельетон)

...так у них пиво на чешском, Козел называется. А ты знаешь Профессор, то, что в славном городе Очёр, новый начальник Милиции с говорящей фамилией Козлов появился. Вот умора! Как оказалось, это мой старый, шапочный знакомец, начальник Очёрской уголовки. Я из Гонконгу приехал, встретил его на рыночной площади, жму ему руку, и спрашиваю его по-простецки: " А кто у нас нынче начальник полиции?» Он мне: "Я", - а я ему: "Как твоя фамилия?", - а он мне: "Козлов". Я, как заржу на всю базарную площадь. Народ начал оглядываться, а я ржу ни магу, и руку крепко, крепко так его держу, не отпускаю значит. Он тоже виду не подает, краснеет, смущенно так улыбается. Я аж чуть на карачки не пал от хохота. Далее милиционеры, то есть полицейские подоспели, насилу меня от нового, своего начальника полиции оторвали. Теперь я к своему знакомцу только строго на "Вы" обращаюсь. Ну, вы, сами, подумайте, как я теперь могу ему сказать, - мол, здравствуйте господин Козлов. Мне тогда остается только фуражку с высоченной тульёй надеть.

…да вот еще… - вот эти фуражки…!!!

  Фуражки ментовские, как трехэтажный дом. Им ментам разрешили тулью по высоте, на свое личное усмотрение изобретать. И что примечательно, так это то, что чем мент глупее, тем у него, малахольного, тулья здоровее. Не буду конечно говорить, что все менты дураки, попадаются среди них и смышлёные, бойкие такие, но как правило они малы ростом. Потому они тоже норовят тулью к фуражке покруче завернут.
   Мне сдается, в случаях с ментовскими фуражками происходит следующее: если у чела мозгов маловато, лобешник низенький, а значит и лобные доли мозга недоразвитые, необходима компенсация. Таким образом, надев фуражку с высоченной тульёй ему кажется, что он добавил себе лба, то есть интеллекта.
   Я тут на досуге подумал, и мне показалось, следующее: хорошая придумка с этой тульёй, в ней место много, вот бы хорошо изобрести такой механизм, вроде мини компьютера, запрограммированного только на хорошее, то есть только на ментовскую службу, чтобы людям помогать, а не прессовать людей. А что тулья высокая, место много, кмп-процессор вставил, дырку в голове просверлил, пожалуйте, подключайте искусственный интеллект. Хорошо бы было бы, что бы менты сдавая смену, сдавали под роспись не только личное оружие, а также и фуражку.
   Эх, плохо, что мы не в Японии живем. В Японии давно бы уже подобную фуражку изобрели.
___16.06.2012



О вреде чтения
(Рассказ, быль)

,,, маму свою учить будешь Хребень! - Вот откуда такие умники берутся? - я от скуки пробовал Достоевского и Льва Мохнатого читать, - было это давно.

  В тайге как-то заплутал. На избушку наткнулся: а там, а там…!!! – о-ля-ля… - и Лев Толстой, и Достоевский, и Пушкин Сашка, и полное собрание: и первого, и второго, и третьего. Что всего удивительней - издания академические. Видимо геологи, а может золотоискатели привезли.
  Избушка, вросшая на четверть в землю, стояла на горной речке с эпохальным именем Золотанка. Скажу чуть точнее: сие славное местечко, вместе с избушкой и речкой находится в горах Северного Урала, в распадке Чёртова падь, вблизи горного хребта Кваркуш.
  Понятно, что такую прорву книжек не на себе не попрёшь, - видимо на вертолёте завезли. Прорва эта состояла из ста пятидесяти томов, или около того, - не помню.

  В тайге поздняя осень, уже и не золотая. Первый морозец. По следам оставленным мной накануне крадётся Смерть. Я это понимал, отчетливо и трезво. Холодрыга. На мне, при мне: зипунишко худенький, ружьишко одностволка, патронов кот наплакал, жрать окромя грибов и мерзлой клюквы с брусникой нечего! Оголодал я. Зверьё попряталось по норам, Зиму-Матушку чуя. Вот я и взялся читать, чтобы о голоде не думать, и о смерти тоже. Читать не смог, - такая тягомотина, ну такая тягомотина, если б не сказки Сашки Пушкина, так точняком, сук покрепче и ремешок кожаный потолще... - холодно, голодно и дурь в книжках, сам не знаю, как жив остался!

,,, вот ты, говоришь: «Учись-читай…» - потому-то мы так и живем хорошо, что через силу читаем всяких недомерков, вроде Льва Бородатого-Толстого и Карла-Бородатого-Маркса, ну и маразматик Достоевский в той же упряжи скачет...- с ума сойти!
  Потом весь этот бред-винегрет в башке у русского люда путается. Ну и как результат: революции всякие случаются, …ах-ох-бах-тарарах, - бомбы взрываются, - человечью плоть в клочь… - красота!
  Народец у нас дурной. Терпит долго-долго. Далее начитается всякого хламу и идет в лес берёзовый дуборек покрепче ломит. А как вот, к примеру, берёзой дубиной по башке получить…- а? - кто пробовал, тот знает, - вещь не из приятных. Голова после такого удара запросто может через задний проход выскочить.
  Представляете, голова как колобок, сама по себе, туловище само по себе…- страшно, не правда ли…? Тут вам, и Мировой катаклизм запросто случиться может… - БКаМ, и ТэНТ, - и нет Мира, …еще раз БУМ и нет Галактики.
  Как ни посмотри, как ни порешай, вывод один: читать, для ума вредно, и не только вредно, но и опасно.
 
  Исходя из вышеизложенного, я полагаю: учить детей читать и писать ни к чему! Когда они вырастут, пускай землю пашут, хлеб растят, на заводах работают.
___12.10.2012



Однажды на Невском
(Быль, миниатюра)

   Как-то, студентом, я зашел в один неприметный магазинчик на Невском. Магазинчик был, для художников, ... хотел красок прикупить. На стенах в магазинчике висели там и сям картинки-мазилки. Хорошо помню ряд картинок. На одной картинке голая девица. Девица возлежала на разломленной пополам кровати. Девица была наглая, голая и почему-то синяя. Основной тон картинки был фиолетово синий.
   Пока я, раскрыв рот, глазел по сторонам, (...а приехал я в Ленинград издалека, с Урала, всего ничего пару месяцев назад, и само собой подобных откровений с роду не видывал), ...так вот, пока я изумлялся, входная дверь громко хлопнула, и в магазинчик с парами свежего, морозного воздуха ворвался краснощекий мужик.
  Был он маленького росточка, в дубленке нараспашку. Его всклоченная борода, местами седая, трепыхалась в разные стороны. Растолкав всех посетителей, и по пути крепко зацепив локтем меня, он, не спрашивая продавца, прошмыгнул в подсобку.
   Я, скромно поздоровавшись с миловидной девушкой продавцом спросил, кто автор синей картинки с обнажённой дамой. Продавщица мило улыбнулась, и указав на вход в подсобку пояснила, что тот шумный дядька и есть автор ряда синих картинок на стене.
   Я, раскрыв рот, еле слышно, протяжно протянул своё любимое: а-а-а… и ничего не купив вышел из магазинчика вон.
  На обледеневшем тротуаре Невского проспекта было малолюдно. С Невы дул промозглый, серый, злой ветер.
_________18.10.1981. Ленинград



Кваркуш.
(Рассказ)

  Я сплю. Во сне чувствую, как кто-то трясёт меня за плечо. Этот кто-то тихо шепчет: "Вставай, вставай Сашок…". Открываю глаза. Надомной темное, синее небо. Верхушки вековых елей тихо качаются в предрассветном тумане. Улыбающиеся серые глаза Серафима весело смотрят на меня.
  Серафим сунул мне в руки металлическую кружку с крепко заваренным чаем, пару сухарей и тихо прошептал: "Поторапливайся, скоро светает. Времени у нас всего ничего: полчаса вверх до плато, двадцать минут обратно, час на этюды. Я пошел, догоняй".
  Прикончив в две минут завтрак и выплеснув остатки чая в почти догоревшие нодьи, я, подхватив этюдник вприпрыжку припустил за удаляющей фигурой однорукого человека.

  Борковский Серафим Амвросиевич учитель истории, а также мой персональный учитель живописи. Он однорук. Воевал. Горел в танке на Курской Дуге. Правую руку потерял там же.
  Он умел ловко одной рукой зашнуровывать ботинки, артистически зажигать спички, ловко колоть дрова, метко попадать в цель во время охоты, стирать носки, отжиматься от пола, подтягиваться одной левой на перекладине и при этом держать ногами уголок.
  Нам, мальчишкам бывало, говорил: «Кто сможет так же, получит червонец».
  Ясен день, что из двух с половиной сотен пацанов школы интернат № 1 города Соликамска так никто не умел.

  Догнав ходко идущую, однорукую фигуру учителя, я пристроился в трех метрах от него. Соблюдал дистанцию. Шел след в след, …во всяком случае, старался.
  Борковский мерно шагал, не оглядываясь, не придерживая трёхметровых, колючих, еловых ветвей, которые, если я слишком близко приближался, хлестали меня по рукам, по лицу.

  Мы быстро поднимались. Ещё мгновение и мы на плато. Я оглянулся: насколько хватало глаза, далеко на запад простиралась зелёно-синее море тайги. Под самым плато в хвойном массиве, откуда мы только что пришли, шел еле заметный дымок. Там в низу на мягкой ягелевой постилке досыпал ночь первый сборный туристический отряд города Соликамска.
   
  Плато «Три Брата», - неофициальное название одной из возвышенностей горного хребта Кваркуш.
  Пока я глазел в низ, где с каждой секундой воздух темнел и сгущался, с другой стороны, со стороны востока вспыхнуло Солнце. Вспыхнуло оно неожиданно, без предупреждения - так неожиданно, что я, чуть было при развороте в сторону восхода не упал и не скатился туда, откуда только что пришел.
  Не скатился потому, что цепкая пятерня Серафима крепко схватила меня за ворот брезентовой штормовки, а его громкий окрик: «Не зевай!», прокатился троекратным эхом над тайгой.

  Мы по шустрому установили этюдники и принялись за работу. У каждого было по две пластины картона загрунтованного и подготовленного под письмо темперой.
  Налив в малую емкость воды, надавив на палитру из тюбиков, как попало краски, не глядя на ослепляющее меня Солнце, не понимая толком, что почем, я за пять минут намалевал Восход. Таким же образом окучил вторую пластинку, - прибавив лишь к пейзажу останцы «Трёх Братьев» пропускающие через себя жёлто-розовые лучи восходящего Солнца.
  Подошёл к Серафиму. Серафим копошился с первой пластиной. Я молча стоял позади, чуть с правого боку, наблюдал, как учитель пишет. Мне всегда был интересен сам процесс написания и передачи видимого кем-то на плоскость в ограниченном пространстве. Сам я этого не умел, не понимал, а главное не воспринимал. Борковский всегда говорил, что это мне и не нужно. Я не понимал, почему не нужно, но спорить, не смел.

 - Серафим: «Что Сашок, закончил, как ощущения…».
 - Я: «Вроде да. Ощущения не знаю, объяснить не могу».
 - Серафим: «Ну и не объясняй. Заруби Сашок, себе на носу, если кто тебя за живопись пытать будет, - что да как, ты, с ними в беседы не вступай, а приставать будут, посылай подолее. Посылать, - это самый верный способ отвязаться от досужих любопытствующих. Они всё одно ни черта в живописи не смыслят. Потакать ихним расспросам, - беса тешить».
 - Я: «А кто смыслит?»
 - Серафим: «Бог»
 - Я: «Бог…– а он какой?»
  Серафим, задумавшись на минуту, переведя взгляд от своего этюда куда-то в низ, на ещё спящую, находящуюся в глубокой фиолетово-чёрной тени тайгу ответил: «Как эта фиолетовая тень, - переведя взгляд в противоположную сторону, добавил, - или, к примеру, как это восходящее Солнце». Подойдя к моему этюднику и указав кистью на мой светящийся всеми цветами радуги этюд, добавил: «Это тоже Бог».
  Посмотрев задумчиво на меня, грызя черенок кисти еле слышно произнес: «Иди Сашок, прогуляйся до «Трех Братьев», сделай карандашные зарисовки камней. Но не долго, через полчаса возвращаемся».
 
  Рисовать я не любил. Но указание учителя не обсуждается. Поэтому я нехотя вытащил из рюкзака блокнот и отправился к камням, которые темными, одинокими глыбами возвышались посреди совершенно пустого плато.

*Нодьи – от вогульского ночь. Костер, который специально уложен так, что может гореть без присмотра всю ночь, а равно, как и Зимой в самый лютый мороз.
____03.12. 1972. Соликамск
 


Крыса
(Рассказ-быль)

                Эпиграф: Бог в ладушки и Бес рядышком.

Часть первая.
  Дело было в городе Соликамске, который расположен в предгорье Уральских гор. Соликамский уезд, если мне не изменяет память, является частью Пермской губерний, ныне именующейся Пермский край.
  В бытность мою, когда я был совсем маленьким и как говорится, проходил под столом, но, уже чуть наклонял голову и сгибал коленки, получал я воспитание в интернате, который все за милую душу обзывали инкубатором. Оно и ясно почему, - наверное, потому, что те, кто в нем воспитывался, не воспитывались вовсе, а выводились, как цыплята. В инкубаторе их, вернее нас, держали до определенного возраста, а далее, достигнув этого самого критического возраста, мы получали здоровенного пендаля под мягкое место. От этого пинка, мы, без каких либо особых задержек, попадали прямиком в мясорубку. В приличных местах «мясорубкой» называют простым словом , простым до безобразия - Жизнь.
  В те, свои голоштанные годы данного момента я не понимал… - что-то я тут не о том! Речь собственно пойдёт не об инкубаторе, и даже не обо мне, речь пойдет об детских яслях, которые находились в аккурат напротив интерната, по улице Володарского.

  В яслях жили детки, рядом с ними, где-то под полом жила здоровенная, прездоровенная крыса!
  Крысы! - Они завсегда водятся там, где кухня, где свинарник, где детки малые. Едят крысы помой. Те помои, что в корыте после свинячьего обеда остаются, и при этом поглядывают своими маленькими глазками-буравчиками на детишек малых, которым годик, да два от роду. Я бы и сам посматривал, еж ли б каннибалом был, но Бог миловал. До того хороши, аппетитны детки человеческие, ну прямо, как поросята молочные.
  Кто-то может подумать, что мол, это крыса, из-под пола дитя какое, во время дневного сна за пятку укусила…- нет ничуть. Кусать крыса за пятку дитя человеческое ни за что не станет, конечно если на то позволения божьего не будет. А то, что глядят, так на то и глаза даны. Они крысы может из любви к брату старшему в поглядки играются. За погляд головы не рубят, это у Человека разумного рубят, и не только за погляд. Могут запросто отрубить за думу, какую неудобную. 

  А дело было так! Каждый божий день кобылий водила, на кобыле, которую звали Савраска. (…почему-то кобылу называли коньим именем). Ну, короче, - кобылий извозчик, как всегда в тихий час, когда весь персонал яслей расслабился, привез молокопродукты. Он лихо подрулил к кухонной двери внутреннего двора, громко приказал кобыле тру-у-ну, стоять сивая кобыла и принялся разгружать сани.

  Филимон, - так звали кобыльего водилу, занес творог, сметану и молока на кухню, и определил всё это хозяйство на своё, обычное место, то есть в передний угол не подоплёку от окна. Глубоко вздохнув и резко выдохнув, кобылий извозчик уселся тут же на грубо сколоченный табурет.
  Повариха подаёт Филимону в ковшике молока и говорит: «Выпей Филимоша, парного…», - а сама улыбается так ехиднинько, со значением значит.
  Филимон смотрит на улицу, хмыкает и отвечает: «Где ты баба глупая, зимой парное молоко видела, все коровы в запуске, скоро телята пойдут». Произнеся столь незатейливую фразу, Филимон огрел повариху ладошкой чуть пониже спины. Повариха грузная, пожилая тетка только икнула. Филимон ей: «Ты, мне Пелагея, вона чая покрепче сваргань, ну и аладушек пару-тройку штук со сметаной подай, с меня и будет».

  Закусив Филимон встал, еще раз приложился своей пятерней к холке Пелагеи и вышел из кухни. Прикрыл за собой скрипучую дверь, подумал: « Солидол с конюшни принесть, да смазать, а то больно скрипуче скрипит, …противно».
  Филимон отправился на конюшню. Нужно было распрячь кобылу, задать ей овса, сена и напоить за день умаявшуюся Старушку. «Старушкой», - извозчик кобылы любовно называл свой рабочий инструмент, то есть лошадь. Лошадь была приписана к данным яслям. Ясли имели хорошее имя: «Ласточка».

  Прибрав за Фелимоном, Пелагея вышла из кухни убирать столы после обеда, мыть полы и посуду.

  Кухня осталась пустой.
  По центру кухни стояла большая, сложенная из красного, обожжённого кирпича печь. Сверху кладки была наложена толстенная, здоровенная, чугунная плита. Такие плиты лили целиком на литейных заводах, кои находились в большом избытке, в каждом заштатном городке Уральских предгорий.
  Речь конечно не о плите, и даже не о кухонной утвари, - но описать её, эту самую кухню я должон.
  Окно было одно, большое, трёхстворчатое. На окне стоял горшок Алоя. Рядом примостился горшок из обожжённой глины с полу-погибшей Геранью. Слева от окна на стуле застеленным домотанным половиком дремал кот Мухтарка. Странное имечко было у черного пречёрного кота.
  «Мухтарка» - имя, для кота действительно странное, как собственно и у местной кобылы… Всё в этих яслях было шиворот навыворот. Назван он был так потому, что данного кота боялись, все коты в округе, …как собаку.
  Мухтарка дремал. Он был всегда сыт, всегда ленив и всегда всем доволен. Ну, бог с ним, с этим котом, речь не о коте, мы кухню описываем. Хотя, конечно, кот ещё тот фрукт.
  У стены напротив другой стены стоял стол, обитый крашеным железом. К столу была прикручена электрическая мясорубка, в те далекие, голодные времена большая редкость.
  Плошки, черпаки и прочая кухонная утварь была аккуратно расставлена в шкафах расположенных вдоль стен по всему свободному периметру. С лева от двери стояла чурка с воткнутым в неё топором, видимо для разделки мясных тушь.
  Ну, вроде всё! Кухню описали. Кухня это то место, где происходило главное действо сюжета данной кошмарной истории.

  Дверь скрипнула…
  Дверь скрипнула и на пороге выкрашенным суриком появилась миловидная девушка. На голове она гордо несла белоснежную, накрахмаленную шапочку. На шапочке муленными нитками был вышит красный крест. Одета девушка была в белый, слегка подсиненный халат.
  Сама девушка своё обмундирование не стирала. Стирали, крахмалили, синили и гладили тетки-прачки. Их помещение находились напротив кухни. Стирали прачки всё имущество яслей вручную, в корытах на ребристых, оцинкованных досках. Выстиранное и просушенное белье гладилось и складывалось тут же в большие застекленные шкафы.
  Интересен и тот факт, что во второй половине двадцатого столетия, в Российской глубинке гладили белье по старинке, то есть угольными утюгами. В литую, чаще чугунную ёмкость с деревянной ручкой, клали раскалённые добела угли. Так и гладили. Речь в нашем повествовании не об утюгах, прачках и ручной стирки ясельного белья.
  С одной как бы стороны: стирка, глажка ясельного белья к крысе и одновременной смерти двадцати двух душ младенческого возраста никакого отношения не имеет. Но всё же без этого не было бы истории, - то есть, без прачек, без кухни, без медработника и прочих ясельных персонажей. Вот попробуйте, постирайте в ручную, восемь часов к ряду, шесть дней в неделю. О-го-го!!! Вот и я говорю, тяжек труд прачек, не каждая баба выдержи.
  (Хотелось бы мне написать о них, о прачках, об их не мыслимом труде. Хотя конечно, сами виноваты, нечего было в Райском саду яблоки тырить!)

  … ладно, всё, продолжаю повествование.

  Заходит наша красавица медсестра на кухню. Вся такая чистенькая, ухоженная, здоровенькая. Щёчки с красна, губки бантиком, корма вздыблена, грудь колесом. Прошла она словно пава какая по помещению кухни вокруг плиты. Посмотрела всё ли в порядке, всё ли чисто, нет ли грязи, где какой, не забыла так же все везде понюхать и попробовать. Вдруг глядь, - крышка фляги с молоком открыта! Возмутился медработник и подумал про себя: «Вот Пелагея, раззява, опять флягу не закрыла!»    

  Подумав так про себя, медичка выбежала из кухни искать Пелагею, что бы высказать ей, что она думает о ней.

  Кухню и прачечную от столовой отделял небольшой коридор, метров до десяти. Коридорчик с двумя тускло горевшими лампочками имел пять дверей. Одна дверь, из которой выскочила, как ошпаренная медсестра была, ясно дело  входом на кухню. Напротив кухонной двери находилась дверь прачечной. В коридоре, направо от кухонной двери была дверь на улицу во двор. Строго напротив двери ведущей во двор, через весь коридор находилась дверь, для персонала ведущая в столовую. Где же находилась злополучная пятая дверь? Пятая дверь находилась чуть с боку, в простенке, рядом с дверью, ведущей в столовую. Данная, пятая дверь вела в кабинет директора яслей, с хорошим именем «Ласточка».
  На двери, которая вела в кабинет директора яслей, была приколочена деревянная дощечка, на которой крупно, тушью было выведено одно слово «Директор».

,,, медсестра вприпрыжку побежала догонять кухарку. Только она взялась за облезлую, провонявшую хлоркой ручку двери столовой, как дверь, которая находилась между и между приоткрылась. Елейный голосок директора яслей  с хорошим именем «Ласточка» про-журчал: «Машенька, зайди ко мне в кабинет…».
  Медсестра Маша подумала: «Вот шайтан, навязался на мою голову». Но в кабинет вошла. Начальник всё-таки…

  Тем временем на кухне…
  Кот Мухтарка лениво дремал на своем законном месте, то есть на стуле у окна. Он, этот кот до того обленился, что и дремать устал. О молоке со сметаной он уже не вспоминал. Ему рыбку и мясцо… и то лениво, - лениво рот открывать, …и вот тут из-под-плиты сверкнула пара вечно голодных, зорких, всегда настороженных глаз-бусинок.
  Обнюхав знакомый до боли, воздух кухни, крыса потихоньку вышла из отверстия в кирпиче. (Назовем крысу Шуша).
  Для того что бы прогрызть ход в двух метровой кирпичной кладке, Шуше понадобилось целых два года. Шуша чрезвычайно дорожила своим туннелем. Она всячески маскировала туннель от жадной въедливой Пелагей. Там, где-то на трех-четырех метровой глубине в норе, её ждал выводок маленьких, еще слепых крысят. Шуша хотела есть. На дворе стояла холодная Зима. Год был неурожайный, была засуха. Шуша голодала.
  Шуша посмотрела на кота. Кот ей был знаком.
  Кот Мухтарка приоткрыл вначале левый глаз, затем правый глаз, далее демонстративно отвернулся и засопел.
  Шуша успокоилась, и уверенно направилась к грубо сколоченному табурету. Взобравшись на табурет, встала передними лапками на горловину бидона. Из бидона шел обворожительный запах сливок, сметаны, молока и немножко коровьего стойла.
  В этот самый момент, когда наша крыса с красивым именем Шуша балдела до головокружения от коровьего дурмана, коварный кот Мухтарка громко сказал: « Мяу!»
  Шуша одурела от неожиданности и сиганула в горловину бидона. Получился громкий звук « Плюх!» Далее минутное барахтанье, и буль-буль.
  Так умерла крыса с хорошим для неё именем Шуша.

  Тем временем в кабинете директора.
  Директор, мужчина средних лет, неопределённой национальности, притворялся не очень здоровым. Он жаловался медсестре Марье Ивановне на общее недомогание.
  Директор ныл: «Марьюшка, а вот тут, а вот здесь, а вот это…». Сии жалобы, охи и ахи продолжались добрых полчаса.
  Молоденькая медсестра стучала директора по жирной, волосатой спине. Слушала в слухач его учащенное сердцебиение и ничего не понимала. (В те далекие времена, на Руси про секс ничегошеньки не знали). Сестричка даже чайной ложечкой язык пациенту прижала и посмотрела на корешок дергающийся в глотке директора. Ей было противно смотреть. Этот дергающийся отросток в глотке директора напоминал ей её собственный чрезмерно развитый клитор. Слово «Клитор» сестричка тоже не знала.
  Медсестра Маша даже попросила директора произнести букву «а», так как её учили в медицинском училище.
  Директор сказал: «А-а-а…» - и поперхнувшись, закашлялся.
  Марья Ивановна поставила диагноз: Острое, респираторное заболевание. Далее она подошла к директорскому столу, набрала номер и вызвала Скорую помощь.

Часть вторая.
  Картина такая:
  Кабинет директора яслей с хорошим именем «Ласточка». За столом сидит полураздетый директор этих самых яслей. Рядом на стуле сидит вся в белом медсестра Маша. Она меряет пульс директора, и считает. Понять ничего не может, на счете сто тридцать восемь бросила считать и забегала по кабинету туда-сюда, туда-сюда. Она время от времени нервно поглядывая в наполовину замороженное окно.
  Петр Евграфьевич, - так звали директора злополучных яслей, весь обливался потом, видимо в горячке. Его даже поколачивало, особенно в те моменты, когда медсестра в своем не очень прозрачном халатике перегибалась через подоконник, чтобы лучше разглядеть улицу.
  В этот кульминационный момент дверь кабинета с грохотом распахнулась. На пороге стояла кухарка Пелагея, в руке она держала здоровенную крысу!
  Молоденькая медсестра завизжала. Полуголый директор остолбенел.
  Пелагея размахивая крысой вымоченной в молоке спрашивает у одуревшей и визжащей от страха медсестры: « Марья Ивановна, что будем делать с молоком. Свиньям вылить, или детям давать?»

  На шум прибежали обе прачки и тоже давай орать…
  Прошло минут десять пока все успокоились. Посудили, порядили и решили: Молоко процедить, перекипятить и подавать детям на полдник к оладушкам, как в меню указано. О крысе, ясно ни гу-гу, значит, чтобы тайна.
  Через пять минут все разошлись. Пелагея на кухню, прачки в прачечную, директора увезла неотложка, медсестра удалилась к себе в Амбулаторию.


Часть третья.
  Воспитательница Марфа Петровна посмотрела на настенные часы, на них было ровно четырнадцать часов, ноль, ноль минут. Далее она принялась громко хлопать в ладошки, приплясывать между кроваток и восклицать: «Подъём, подъём, все встаём! Пьём молочко парное, для здоровья заводного!»
  Детишки потихоньку занялись подниматься, одеваться и готовится к полднику.
  Минут через десять в столовой прозвенел звонок. Дети построились в две шеренги: шеренга мальчиков, шеренга девочек, и все дружно, под напевы дуры воспитательницы потопали полдничать, то есть пить молоко и лопать оладьи. К оладьям причиталась сметана…- именно та сметана, которую ополовинила кухарка, долив в неё молока, молоко же в свою очередь разбавив кипячёной водой.
  Необходимо заметить то, что кухарка честно делилась ворованной сметаной со всем персоналом садика с милым названием «Ласточка»

  Тем временем дружно, с шумом помыв руки и показав чистоту оных малахольной красавице медсестре, детишки расселись по своим местам и по сигналу дуры воспитательницы принялись уплетать стряпню кухарки, запивая её молоком.
  Поев, все дети по сигналу поднялись, хором прокричали: «Спасибо!!!»
Детишек ждала прогулка. Построившись попарно, все направились в раздевалку.
  На улице стоял легкий морозец. Светило ласковое февральское Солнышко.
Детки до Солнышка не добрались…

,,, к шестнадцати часам всё было кончено. Там и сям в помещениях садика валялись трупики двадцати двух детей и одной дуры воспитательницы.

Послесловие:
  Молоденькую, накрахмаленную медсестру нашли в помещении с громким названием «Амбулатория». Наша красотка, не долго думая, по быстрому сварганила удавку и повесилась на дверной ручке этой самой амбулатории.
  Директору присудили вышку, то есть расстрел (… с конфискацией)
  Поварихе - десять лет без права переписки, …как вредительнице.

  Какой микроб находился в той злополучной крысе, так и не было установлено.

  ,,, ах да!!! - чуть не забыл, где же наш главный виновник кот?!
  Наш ленивец кот, со странным собачьим именем «Мухтарка» остался не у дел. Он бродил по помойкам города Соликамска.
  Мухтарка был матёрый: высок в холке, чёрен цветом, поджарый, как и положено самцу. Глаза его горели совсем не по кошачий. Мухтарка не любил крыс. Он их прямо не на видел. Как он только завидит, какую зазевавшуюся крысу, так у него сразу кошачий инстинкт просыпается. Гоняется за той зазевавшейся бедолагой, пока не словит. Поймает, задушит и обязательно снесёт на кухню яслей.
  Кухни не было, не было и самих яслей со славным именем «Ласточка». Народ Соликамска по брёвнышку раскатал сие зданьице, лишь в одном месте виднелся остов кирпичного фундамента кухонной печи.

Сия история не вымысел, сия история быль.
___13.01.2013



Собака в яблоках
(Рассказ, быль)

  Колчим. Девичья падь. Избушка лесников. В избушке, сложенной из толстенных елей на грубо сколоченных лавках сидят семеро лесников.
  Мужики все здоровые, все русские, все хотят есть. Рабочая, восьмичасовая смена давно закончилась, а машины всё не было. В лесу, на свежем воздухе нагуливается зверский аппетит.
  Так уж сложилось, что нынче ночевать им придётся в этой самой избушке, а не дома на печи накушавшись от пуза домашних харчей.

  Васёк, водитель-шофер грузового ЗИЛа с «конурой» вместо кузова, либо ошибся дорогой, …а всего быстрее пьян в уматину, съехал в кювет, застрял в сугробе, там и заночевал.

  Делать нечего. Мужики, проработав всю смену с перерывом на обед, сильно хотели кушать, - кушать было нечего.
  У меня, как у бригадира, под лавкой стоял ящик, наполовину наполненный свежими, красными яблоками, а на крыше занесенной снегом зарыто мороженое мясо. Мясо собаки.

  Собаке не было и года, когда мы с Петькой, моим напарником по лесосеке порешили её.
  Порешили её не просто так, а специально, для супа на обед. Собака была чужая.
  Сия песня, так сказать данный момент заключается в том, что именно мясо домашней собаки очень калорийно, и оно сильно выручает лесного человека во времена недоедания, или прямо скажем, от голода.
  Верно ведь: лучше самому собаку съесть, нежели дойти до такого состояния, когда она, собачка слопает своего хозяина. А то, что в экстренной ситуации собака способна съест своего хозяина, можете не сомневаться.

  Мясо собаки вкусное. Вкус, где-то между курицей и свининой. Из-за своей особой калорийности, собачатина очень помогает при туберкулёзе.   

  Я вышел из избушки, выгреб из снега початую тушку некогда резвой, рыжей с седыми подпалинами западносибирской лайки и недолго думая отхватил топором целую холку.
  Зайдя в крепко протопленную избушку, весело выкрикнул: «Готовлю на всех! Блюдо называется, «Собака в яблоках»!»
  Смотрю, мои лестнички рожи воротят, видать не китайцы-малайцы, к собачатинке не привыкшие, аристократы значится.
  Я по шустрому настрогал мороженое мясо строганиной, не забыв при этом один кусочек сунуть себе в рот… - вкуснота прямо не могу! так на языке и тает.
  Пока, суть да дело… - а у меня на раскалённой плите уже шкварчало и плавилась мороженная собачатинка.
  Пятилитровая, чугунная сковорода источала по избе не земной, мясной запах.
  Народ, шевелился и ёрзал.
  Где-то минут через сорок, я запустил в мясо крупно нарезанные пластинами красные яблоки. Посолил, перемешал. Далее почти дошедшее мясо покрыл толстым, толстым слоем тех же яблок. Открыл топку буржуйки, выбросил горящие поленья на улицу, оставив при этом малую толику углей. И последняя процедура: пихнул в топку сковороду. Через пятнадцать минут бухнул сковороду на стол, открыл крышку, перемешал всё варево-жарево и пригласил друзей-товарищей отужинать со мной.
  Странно, но никто моим приглашением не воспользовался. Я в одиночестве, не спеша уделал треть сковороды и завалился спать, тут же на бригадирскую, свою, родную скамеечку. Перед тем, как провалится в сон, подумал: «Ну, надо же какие у меня подчиненные крепкие. Даже мой друг и соратник по лесным стёжкам дорожкам Петька, который кстати и резанул собачку по горлу, отказался от столь шикарного и изысканного блюда. Хотя конечно, одно дело убивать, другое дело кушать.
  Сон настиг меня в самый разгар размышлении о житие-бытие…

  Утром в горах, да еще и зимой, темно, - так темно, хоть глаз коли.
  Славно выспавшись, подкинув дров в буржуйку, глянул на часы… - времени в самый раз, ровно шесть. Вышел на улицу. На небе звезды, много звезд, прямо валом! Луны нет. Я оглядел небосвод, - нет Луны. Ну, наверное фаза такая, не лунная.
  Я набрал полную пригоршню снега, растёр лицо, с удовольствием фыркнул.

  … из трубы пошел дым бойчей, и искры тоже. Ощущение было такое: будто бы красные искры стремительно вылетая из чугунной, печной трубы, долетали до самых звезд, там и таяли. Чудно! - но это было именно так. Звездное небо было плоское, как лепёшка. Звезды быль рядом, до них можно было дотянуться рукой.

  Я зашел в избушку. Моя бригада храпела, как говорится, кто во что горазд. Один Потапыч спал, как младенец.
  Потапыч, - это щуплый мужичок, малого росту, но крепкого здоровья. Он всю  свою сознательную жизнь прожил на Колчиме, и всю жизнь проработал в лесничестве, на лесосеке. Потапыч был ко мне добр, остальные не очень. Наверное, потому, что приходилось работать за двоих, а зарплату получать за одного с половиной. Полторы зарплаты, это тоже хорошо. Нужно добавить, что именно они все, гвалтом, на собрании лесничества выдвинули меня в бригадиры. Хотя и без того, неписаный закон тайги гласит: кто лес валит, тот и хозяин на лесосеке, то есть бригадир. А как мне не быть бригадиром, коль я вальщик.

   За этими нехитрыми размышлениями я вдруг вспомнил о «Собаке в яблоках».
  Подняв килограммовую крышку, заглянул в сковороду… - чугунная сковорода была пуста. Для верности поскрёб по дну ложкой…- пусто!

  Проснулся Потапыч. Бойко соскочил с лавки, направился к выходу, по пути тихо произнес: «Не скребись Сашок, твою собаку в яблоках ещё ночью прикончили».
  Я вопросительно глянул в весёлые светло-голубые глаза Потапыча… - «…да-да Сашок, ели все, даже я попробовал».

  Снова посмотрев на дно полуведерной сковороды, я тихо прошептал: «Да-а голод не тётка».
___16.04.1985. Северный Колчим
 


Ленин, Слепец и Гелий
(Притча)

  Ленин встретил Слепца, подошел к нему и думает, как бы седому дядьке газетку, которая у него из-за пазухи торчит впарить. Газетка называется "Искра".
  Слепец поднял голову, принюхался, подумал: "Что-то навозцем потянуло с право... ни как Ильич пришел, наверное будет в колхоз агитировать... как я в колхоз пойду, я ведь незрячий".
  Ленин в свою очередь думает: " Вот, как мне слепого на свою строну заполучить, вот как...".
  В этот кульминационный момент к ним подходит Коржев Гелий, обращается к Ленину и просит его: "А давайте я вас, Владимир Ильич,  нарисую, а...?"
  Ленин восхищённо смотрит на художника и восклицает: "А давайте батенька, рисуйте, чем черт не шутит, когда Мировая буржуазия в белых тапочках ходит!"
  Незрячий, тоже в думках: "Вот бы мне, как у буржуев, белые тапочки..."
   
  Мораль сей притчи такова: на сегодняшний день, всем троим персонажам этой бесхитростной истории белые тапочки сгодились. Хотя конечно, каждому своё.

   Спи спокойно Гелий, спи спокойно Баян, спи спокойно Ленин. Прах к праху, земля к земле, бытие к бытию.
___16.01.2013. Очёр

   
 
Эрекция и прокурор
(Быль)

  ,,, конечно люблю, но дивчина ведь не скромница, и подана как блять, - потому и порно. Порно - это ведь не половые органы.

  У меня тем летом прокурор областной картинку покупал. Я ему вопрос на засыпку: " А вот скажите господин прокурор, что такое порнография! - Шибко мне любопытен этот вопросец. Как законодательство определяет эту щекотливую темку, - а?" Вопрос был, конечно, каверзный. Прокурор сморщился, видимо от неудобного к нему обращения "господин", а может быть вопрос был местом неудобным, то есть не к месту, он ведь не нюшку покупал, а пейзаж, но тем не менее смело так ответил: «Вопрос простой ваш, - вот скажем, если фалос в эрекции то это порно, а если фалос висит, то есть не в эрекции, то нет. Ясно как день».

  Мдя! И это у них прописано в законодательстве на полном серьёзе. Я ему: "От куда тогда дети берутся, висячим-то деток не наделаешь..." Прокурор отвечать не стал, заржал аки коняга, картинку мою сунул подмышку и ушел.
   
  Нынче мужские половые органы в стоячем состоянии не рисую. Рисую только в лежачем. Старый я для зоны.
_________17.02.2012



Фалоимитатор
(Отклик после просмотра картины художника Шевченко)

  ...имена-имена, просим-просим... не нужно профессор, не нужно итак все знают, это Шевченко и еще раз Щевченко! Всё сходится, всё получается 1+1 = 2 .   
  Вот только беда, я знаю точно, что мазилки Шевченко не будет висеть в музее.

  Он будет тлеть в гробике... картинки его будут пылится в Монкиной питерской квартиренке, или в Профессорской дачке за не надобностью. Время от времени кто-то, или не-кто будет пыльной тряпочкой вытирать в промежности масляной живописи этого «уникального» художника пятна от мух. Потому что мухи, особенно чёрные, с зелёным брюшком здоровски любят гадить в таких местах.

  Дама в шелковых, жёлтых с дырочками на больших пальцах ног чулках, привстав коленками на спинку старого кресла будет плевать в эту самую промежность и тереть, крепко-крепко, до одышки.

  Я представил лежащего молодого мужчину с вислым членом и дыркой промежду ног, ... и жирную мадам преклонных лет в распахнутом халатике васильковых тонов, желтых дырявых чулках и её усердие,  ...как все таки плохо быть одинокой.

  Дама отходит, смотрит на слегка покосившееся мужское НЮ, грустно вздыхает... Проходит на кухню, наливает на два пальца портвейн три семерки, возвращается, делает большой глоток из бокала, морщится...
  Портвейн не настоящий,- разбавленный густоокрашенный этиловый спирт. Дама тихо, почти про себя ругается... подходит, поправляет картину, в последний раз бросает раздраженный взгляд на промежность мужской, обнаженной натуры. Отворачивается, шепчет: " Эх Миша, Миша..." ...подходит к бельевому шкафчику, отворяет, протягивает руку, достаёт коробочку, открывает коробочку, в коробочке новенький фалоимитатор.
  Фалоимитатор с моторчиком, дама нажимает на кнопочку, игрушка издаёт странный писк и начинает  жужжать ... Пожилая женщина загадочно улыбается... Она удаляется с игрушкой в ванную комнату... Дверь прикрывается, жужжание смолкает.

  Мужеской обнаженный портрет одиноко висит в одиночестве. Его вялый нарисованный пенис безлик и не оригинален. Дырка в промежности странна и неуместна.
___13.04.2011



Качели
(Рассказ)

  Скрип-скрип, раскачиваются качели. Осенний ветер гонит жёлтые листья. Темно-синее небо близко-близко, Качели не переставая скрипят: скрип-скрип…
  Вокруг никого,- только небо, только ветер, только осень. Желтые листья порхают, кружатся в сером безмолвье.

  Качели скрипят, тихо, еле слышно. Я удаляюсь, туда, где нет ничего, где нет пустоты, где нет ветра, где нет листьев, нет даже этой уставшей серости.

  Девочка и мальчик. Они сидят на скамейке в осенней, серой промозглости. Сидят, тесно прижавшись, друг к дружке. Сидят тихо, молча.

  Поздняя Осень. Скоро снег. Снег так же, как и листья, будет кружиться, наметая сугробы. Сугробы будут одинаковы, безлики.
  Лучи низко сидящего Солнца иногда пробиваются сквозь тяжелые наполненные дождем тучи. Горный хребет Кваркуш голубеет в дали. Его рваные останки, как хребет динозавра мерцают сквозь пелену дождя - дождя, который не прекращается вот уже пятые сутки.

  В избушке, в распадке "Чертова падь" тепло и уютно. В металлической печке трещит сушняк. Ты раздетая догола, колдуешь над варевом. Под потолком, на единственной стропиле, висят пучки  прошлогодних, высушенных трав. Их духмяный дух перебивает запах твоего молодого тела. Тела, которое всегда жаждет, всегда наготове, которое всегда желанно,  жизнь так скоротечна.

  Мальчик и девочка одиноки. Они молчаливы и грустны. Они небыли нужны друг другу. Они небыли нужны сами себе. Каждый в своей оболочке, каждый сам по себе, со своим отчаянием, со своей болью.

  Она чутко прислушивалась к звукам дождя приходившего со стороны раскрытой дверь, тихо улыбалась, тихо шепталась сама с собой и также тихо хихикала мыслям, которые рождались в её глупой головке.

  Смеркалось. Пошел дождь. Поднявшись со скамьи, не сказав, друг другу ни слова, не взглянув, не ответив, не поняв, не подумав - оцепенение,- вот их удел на всю оставшуюся жизнь, вот их ноша, которая сломает обоих.
  Мальчик пошел на север, девочка пошла на юг. В том месте, где они только что были, остались качающиеся качели и еле слышное, скрип-скрип.
______14.05.2011. Токио



Показ
(Зарисовка. Отклик на комментарий).

... правильно! Вначале сделай так: будь предельно сосредоточена, в руках держи вострый нож-складенец, ну как игрушку, открывай лезвие туда сюда, (…у меня есть такая нервная привычка), можешь просто точить карандаш, ... пытайся что-то сказать, это будет легко, ты, все одно не знаешь, что говорить. Вначале типа «б», «м», кукареку, и так далее по списку, что в голову взбредёт. Далее, - резко подскакиваешь к холсту, при этом делаешь истерический вид, и глазки поширше так, поширше. Режешь ножичком холст, в клочья, - хрясь, хрясь, в клочья! Резко поворачиваешь, в истерике орешь, типа, что за хрень я на писала. Громка так орёшь, по настоящему, что б у членов комиссии глаза из орбит выскочили. Потом, типа уходишь, у двери оборачиваешься, бормочешь под свой горбатый, или не очень горбатый нос. Опять резко подходишь, к своей, уже порезаной работе, вырезаешь остатки холста, вслух, еле слышно, с надрывом, почти шипишь, типа, на всякую хрень еще подрамник переводить, лучше березки напишу, ... выходишь успокоенная, с подрамником под мышкой из помещения.
…думаю, зачет будет.
___03.04.2011


Грустная история. Гуттаперчевая история
 (Серия рассказов - Галлюцинации отдельно взятого человека. Посвящается профессору-коллекционеру Попову)

  Гуттаперчевый директор, что есть мочи размахивает руками, призывая больших гуттаперчевых рабочих работать быстрее и сноровистей.
 Но рабочие равнодушны и безлики, как холсты Мишки Шевченко. (Художник Шевченко, тот ещё художник). Гуттаперчевые рабочие еле передвигаются, еле шевелятся и от этого маленький, пухленький директор краснеет, надувается, ему стыдно и неловко перед гуттаперчевыми стенами его родного, собственного гуттаперчевого заводика.  (Не печальтесь директор Попов, и это пройдет).

  Заводик сгнил, сваи проржавели и подкосились. Гуттаперчевые рабочие умерли. Гуттаперчевый директор превратился в пепел.
  Его серый, гуттаперчевый пепел носит среди развалин его гуттаперчевого заводика едва заметный, тихий, гуттаперчевый ветерок.

  Гуттоперчивый прах, гуттоперчивого директора Попова заглядывает во все щели с надеждой найти хоть кого-нибудь из бывших, и, как в былые, славные времена, помахать своими несуществующими рукам, ...по-командовать.

  Но, увы, его блуждающий прах тенью скользит в штилевом пространстве небытия. Вокруг печаль...- печаль и тишина. Кое-где, как приманка, высятся металлические баки, протухшего от времени, покрывшегося тиной чехословацкого пива.
  Гуттаперчевый прах директора Попова открывает пересохший несуществующий рот. Но, увы, тщетны его бесполезные попытки.
  Гуттаперчевый прах директора ложится на порог разрушенного временем гуттаперчевого заводика и успокаивается навсегда.
___05.04.2011. Очёр


Твердая троечка
(Зарисовка)

  Было так: в приюте, в восьмом классе, на выпускных экзаменах, по литературе, я писал сочинение о войне. В то время я много читал, читал везде; на уроках, в столовой, ночью под одеялом, в общем везде...

  …мама Зина, директриса, учитель по литературе и русскому языку, спрашивает: «Вот если бы вы, Кандинский, написали сами, а не списывали, я бы вам пять поставила, а так только троечку. Твёрдую троечку, - за то, что умело, списали, …и умно. Не заметила ваших шпаргалок. Скажи Саша, по дружбе, куда ты, их спрятал?»
  …я покрутил у своего виска пальцем, всплакнул слегка внутри себя и ни слова не говоря, вышел.

  За сию дерзость был изгнан из приюта на неделю, спал в колодце. Рядом на теплых трубах спали крысы. Питался объедками с чёрного хода приютской столовой. Спасибо поварихе, тёте Миле. По-тихому подкармливала меня.

  Так я получил первую оценку за свой первый литературный опыт.
___17.08.2009



Смерть Советского кино
(Фельетон)

   …Власов, раскройте карту, посмотрите, какие горы есть в Туркестане. Есть там ещё пустыня, называется Сахара, ...гы-гы-гы! В той Сахаре коммунисты прорыли канал, - Каракумский называется. Конфеты раньше, ещё при советах были «Кара-Кумы» - шоколадные, вкусные, но я их не любил. Сейчас люблю, но от конфет только название осталось,- хорошее, а конфеты так себе, не очень.  Видимо производители, ингредиенты воруют,- сволочи! Вспомните Власов, в тех местах песочных, ещё подпольный миллионер Корейко прятался. Прятался он, падла, от великого комбинатора Остапа, незаконорожденного сына турецкого султана. Однако Ося Бендер пошлячка Корейко разыскал, взяв след как легавая, потому что у старого мультимиллионера-бухгалтера течка была по одной хорошенькой черноморочке…- далее - Остап намял бока подпольному миллионеру, загнал его под кровать, и мерзавец отсчитал комбинатору, прямо из-под койки, пару мультов зелени. Потом они помирились и вместе, на верблюдах через Сахару драпали. По пути они повстречали троицу Джентльменов удачи, которые стырили золотой шлём Александра Невского и тоже драпали…
   Долго ли, коротко ли…- драпальщики повстречали в песках пустой цементовоз, залезли в него впятером, вместе с верблюдами.
   Пять драпальщиков и три верблюда на халяву катались несколько дней по Сахаре…- там ещё один туркмен чугунную батарею на ногу Евгению Леонову уронил…- собака! Леонов ему, в отместку, червонец дал, на примус. Туркмен, на местной барахолке, примус купил, сварил на нем картошку и пригласил всех драпальщиков за стол, со словами: « Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!»
  Когда все желающие отобедали и взялись за нашего так сказать Вильяма Шекспира, - читали вслух, строго на английском.
  Пока все читали и слушали, примус Вицын, ворюга спер и пропил, скотина такая! Никулин ему за это под зад пинал, при всём честном народе, но тут прибежал Моргунов с красной мордой и красной повязкой на рукаве, и уволок подельников в сарай, где много было ночных горшков. В сарае их встретил пьяный, в драбадан Шурик и отделал всех, шестерых балалайкой по первое число, так отделал, что те скончались в одночасье, практически одновременно, в один год, и мы осиротели, …хмы-хмы-хмы…
___05.10.2010.



Мечта
(Серия - Плохие рассказы)

  Молодая, красивая, спортивного телосложения девушка сидит на пирсе. Она в мечтаниях. Её лицо смело и вдохновлено. Мечтательные глаза устремлены вдаль, в глубину моря, Чёрного моря. Она шепчет про себя; « …так бы и поплыла, так бы и поплыла…».

   На горизонте маячит корабль белого цвета…

  …да-да, ...хочется подойти к девчонке со спины, долбануть её родимую под зад, чтоб слетела она, голубушка с пирса, прямо в море-океан. Чтоб она поплыла-поплыла…- сначала кролем, потом брасом, далее баттерфляем до милого ей кораблика. А там, на этом кораблике злодей капитан в белой фуражечке начнёт строить ей глазки, старпом возьмётся обжимать промокшую русалку липучими свинячьими глазками, матросы в широких, расклешенных штанцах начнут лазить по карманам.
  Когда наступит, тёмна ноченька, оголодавший народец белого кораблика, зачнет, гонятся за изнеможденной пловчихой по верхним и нижним палубам ржавой железяки, выкрашенной под белое. Кросс будет долог. Но они, злодеи изловят её бедную, и снасилуют её красавицу.
  Вначале ей будет не очень, потом даже захорошеет, но на десятом матросе её слегка вырвет, на пятнадцатом у её появятся неудобства и жжение, на двадцать первом балбесе мадам Баттерфляй потеряет сознание. После тридцать второго сопливого стюарда дивчину на рассвете, выбросят за борт. За бортом, в море-океане, в воде солёной, ею молодой и свежей позавтракают зубатые акулы, ...одним словом, круговорот в природе.
___04.01.2011



Медаль, или совет о сюжете
(Зарисовка)

…эх чёрт! - Мидава забыл! ...понимаю-понимаю, обидно Мидавульке, его то не пригласили. Не бойся друг ситный, я тебя, пакость мелкую, в сюжетец к Верочке Васильевне вставлю.
____________
…точно Зинаида, необходимо будет Верочку Васильевну поспрошать, пойдёт она за медалькой, али нет. Она ведь в России первая принцеска "Порно-Шик", ...как без неё эта групповуха обойдётся.
У ней такая маза опосля всех сходняков десятиметровые холстины писать.
Прикинь Степанова, холстина о двадцать пяти метрах...- в центре Никуля Сафронов, голяком. Ему не привыкать принародно нагишом шляться. С краю ведущий программы "Я смешной" ...тоже голышком, с фолосом пятидесятисантиметровым. С другой стороны весь в коже, белого, телесного цвета, Джигурда на Харлее. Чуть в сторонке , стыдливый певец, прикрывающийся банным веничком и поющий что-то про галактики и о пароме... И последний штрих - на заднем плане все номинанты с художественных сайтов России, человек пятьсот! У каждого в левой руке грамата, на шеё медаль "Миротворец!", …все голышком! ...а уж совсем вдалеке Даёшка, при бороде, в шубе на голое тело, верхом на верблюде с плёткой в руке, кинжалом в зубах! Короче! - гонит он всю енту толпу недомерков в Сибирь, на лесоповал! - вот я понимаю, это сюжетец....

R/S …в верхней части холста, на переднем плане голая-голый Мидавулькино, - держит плакат с надписью - ВОТ СКОЛЬКО ТАРАКАНОВ МНОГО, ВСЕ БУДУТ МОИ! МАМА БУДЕТ РАДА!!! (…хмы-хмы, - медальки ему, извращенцу не досталось, одни тараканы).
___01.12.2009



Россия - она, Америка - она, Израиль – Он, или история о Ядерном чемоданчике
(Карикатура-фельетон)

Вступление:
  Америка, соглашательно, нарицательно, обращается к России: «Ну что ты, …?»
  Россия, сердито, через восклицательный знак: «Не нукай, не запрягла!»
  Америка, ласково, просяще: «Россеюшка, соглашайся, я тебе всё прощу».

Глава - 1.
  Израиль, - быстр на ногу, кучеряв, мал ростом, с хитрыми, бегающими глазками. Бегает вокруг дам. То одной заглянет в глазки, то другой, всё приговаривает, уговаривает, ластится.

  Россия - дама, в летах. Грязна, не прибрана, беззуба, алчна и вечно голодна. В руках сия мадам держит кожаный чемоданчик крокодиловой кожи. В чемоданчике кнопка, красная кнопка. Никто толком не знает предназначения той кнопки. Говорят в народе, что будто бы кнопочка сия напрямую связана с Атомной угрозой, а может быть врут, может быть, кнопочка не настоящая, а из папье-маше, муляж значится.
  Америка - тоже дама хоть куда, но по моложе и другого склада-характера. Чистюля, обходительна, тактична, слегка одурманена; то ли кокаином, то ли собственным значением в Мире.

  Беседа идёт своим чередом.

  Россия-замарашка пыжатся, зыркает по сторонам, где бы, что украсть плохо лежалое, под замок не закрытое, при этом цепко держит Ядерный, крокодиловой кожи чемоданчик.
  Америка, полная достоинства и снисходительности, уговаривает упрямую, жадную до всего халявского, мадам Россию.
  Мужичёк Израиль, прытко, на полусогнутых скачет округ статных дам, подлизывается, заискивает и хорохорится.

  Израиль, гладит Россию по плечику, выше не достает, уговаривает: «Матушка, а матушка, отдай Америке чемоданчик, к чему он тебе, всё ведь одно, что у нас в Израиле, что в Америке, половина населения россияне. Как говорится: все наши, все родные».

  Россия, скосив вниз немытые с утра глазёнки, брезгливо поморщившись, сплюнув звонко сквозь нечищеные с роду зубы слюну, раздраженно произнесла: «Что ты, распрыгался, что ты, распрыгался прыщ гнойный. От горшка два вершка, а туда же, отдай! - не отдам, моё!!!»

  Америка, ласково: «Отдай, не жадничай, зачем тебе...» - показывает холёным пальчикам на чемоданчик и продолжает сладко петь: «А вдруг чемоданчик в руки к пьяному Ивашке попадёт, что тогда, ведь тогда конец, - Бум!!! – и нет Земли».
  Россия, сердито: «Ты, красава, того, Ивашку не замай! Он хоть и пьян с утра бывает, и с печи по полгода не слезает, но дело знает туго. Его инструмент топор и самогон. Ему Ядерный заряд ни к чему, он тебя Америка топориком в два счёта по шинкует аки капусту на соление».

  Америка, поддакивает, хитрит: «Вот видишь Россеюшка, сама понимаешь, что ни к чему тебе заботы об Ядерном щите. Если что, мы завсегда за вас заступимся. Давай так: вы, нам чемоданчик, а мы вам топоров, сколько душе угодно станет. Вы топорами, если что Китай за шинкуете в капусту, и засолите круто, что бы не высовывались».

  Америка тянет ручонки к чемоданчику. Россия щелкает мадам Америку по ручонкам, … только со щёлкало.

  Израиль, подленько тыкает, Россию в жирный бок, подпевает Америке: «Конечно, отдай, зачем тебе лишние заботы, подумаешь какой-то чемоданчик, - руки только оттягивает. Вон у вас и Китайцы под всбрющем, вдруг ты зевнешь, отвернешься, а они раз и скрадут чемоданчик, что делать будешь? Они опасные, шустрые, узкоглазые, их много: тьма тьмущая! Как на вас навалятся, - всё амба! Нет Сибири! До Урала один сплошной Китай!
  Россия, нахмурилась, задумчиво: «Кажись уже «зевнула», ... сперли шустрые китайцы Ядерный заряд. Недаром в народе поговаривают, что кнопка не настоящая».
  Америка, с волнением, её слегка заколотило: «Матушка, проверь, вдруг муляж».
  Израиль, тянет руки к чемоданчику, восклицает, нагло: «Давайте, я проверю. У меня и руки чистые».


Глава - 2
  Россия и Америка одновременно щелкают Израиль по ракам. Израиль отдёргивает руки, ойкает: «Ой!»
  Россия и Америка хором, громко, чтобы все слышали: «Не положено!!!»
  «...вот интересно мне, настоящий Ядерный чемоданчик, или всё же крокодиловый...» - спрашивает Израиль.

  Россия садится на берёзовый пенёк, ставит себе на колени ядерный чемоданчик, открывает ядерный чемоданчик, и равнодушно произносит: « Ну-у, если коллектив просит, нужно проверить, нужно нажать…».
  Россия, заносит над Ядерным чемоданчиком крокодиловой кожи грязную пятерню и готовится указательным, не стриженным десять лет пальцем нажать на красную, блестящую кнопку.

  Америка, Израили подпрыгивают на место и хором кричат: «Не надо, не надо!!! Не нажимай, не нажимай!!! Мы верим, мы верим!!! …дадим топоры бесплатно, сколько хотите, … и самогон тоже, хоть залейся.

  Россия, захлопывает Ядерный чемоданчик, удаляется в березняк, оборачивается, грозит когтястым пальцем и с усмешкой говорит: «То-то же…- потом серьёзно, - а сало украинцам дадите?»

  Америка, Израиль, хором, воодушевлённо: «Конечно дадим, …и горилки дадим, пускай эти хохлы, хоть зальются».   

Послесловие:
  Нет, чтобы сразу дать, …а то покажи, покажи.
______________Начато 2009, закончено 20.11.2014, Очёр



Битва с полей…
(…чистосердечное признание)
 
 ...адвоката нагнали, дадут другого. Не думаю, что следующий будет рвать и метать. Что ж нагоню и следующего.

  Сегодня первый раз дали, почти не перебивая зачитать два листа, удивлен. Видимо действие жалобы в квалификационный суд. Значит не такие они смелые. Значит можно их лупить их же оружием.
  Что самое смешное: сам судья готовится и зачитывает все по бумажке. Обвиняемый кроме того, что находится на трибуне, как на расстреле, так еще обязан всё держать в голове. Он должен быть оратором, суметь соединить все нити свидетельских показаний, прений, реплик + он должен суметь всё сказанное в процессах, которые бывают длятся годами, (лично у меня уже идет шестой месяц, и кажется пятнадцатое заседание), проанализировать и выдать в зал в виде доказательств своей невиновности.
  Ясно как божий день, что даже человеку с моим интеллектом, интеллектом художника и поэта сия процедура, особенно на первых порах не под силу.
  Вот тут я и усматриваю нарушение моих конституционных прав на справедливый и честный суд. (... а что хорошая получится речуга к следующему судебному заседанию. Я их научу, как художника нужно любить.

  Вообще-то я не первый год знаю этих девчонок судей... Был даже свидетелем,- примерно в году так 1999, когда видел своими глазами, как девчонки секретари рвали в клочья протоколы судебных заседаний и заменяли их на вновь написанные,( ...перед комиссией из облости). Ну, ближе так сказать к телу... Перечислю тех, с кем мне придется вступить в неравный бой…

1. Пьянкова - председатель суда, вечная отпускница. Не сегодня-завтра, после 35 летнего стажа на "заслуженную" пенсию, как она будет без своих весов....
2. Ерохина, - ничего судья, толковая. (… хотя конечно женщина)
3. Шипицина – мировой…
4. Курочкина – мировой…
5. Пименова, была в бытности у меня в кооперативе" Интерьер", запорола мне два проекта по искам, прямо на корню, …еще с тех пор смотрит во все глаза, на того, от кого... зависит нечто, или что-то, ... интеллект нулевой, ... толстые ноги, как тумбочки и глупые коровьи глазёнки.
6. Носкова-Калинина, моя почитательница и коллекционер, пожалуй самая толковая среди женского батальона судей, своих не предает, выручает и тащит к свету Божьему, даже за патлы. Находится всегда в печали,- наверное от того, что ей плохо удаётся тащить тех с кем её жизнь связала. Вот и Пименова её подруга... из худеньких Мировых скакнула прямиком в Районные судьи. Оно и понятно, продвижение по службе. Опять же у районных зарплата побольше почти до девяноста тысяч, у мировых до семидесяти, …а чего с таких денег не жировать, и я бы пожуировал.... и поверьте мне, оно того стоит.

Если учесть то, что вся судейская система, любая судейская система, будь то АфроАмериканская, или Европейская от Лукавого.
Вот и выходит, что денежку они получают не зря, - ясно, получают за вечное горение в Аду. Они должны, прямо обязаны по жировать при жизни в волю. Это  не обсуждается.
Прокуроры, конечно, совсем другое дело, об этих проходимцах рода человеческого в следующий, подходящий раз...

Понятно, что художник, как противовес, конечно если художник настоящий.
А мы все знаем, художник человек Божий и ангелов у него полк, или по более будет...

Принято считать в очень узких кругах Папского двора, что художник последняя ипостась в Миру сущем, а значит и судья всем, без исключения.


…не а Профессор, я дома на печки, со всеми, ... конечно я бы работ с тысячу отправил...  кстати я в средине девяностых  около  тысячи холстов из Европы ввез в Россию. Кто ж знал, что Мент у власти встанет и вертикаль сраную выстроит. Я вчера с судьей терки тёр, так она прямо сказала: «Все девяностые воля для судейского корпуса была, если б не эта воля тебя бы Санек конкретно на глушняк в 1997 замочили.» …и еще сказала, с начала двух тысячных гайки принялись закручивать... да так закрутили не продохнуть... прессинг и давление во всем.... Все решают власти: Районные, Областные, Российские...- кому кушать, а кому ложкой говно черпать.
  И поверьте мне, весь Судейский корпус РФ на сегодняшний день аж до злости зол на беспредел и коррупцию, но связан по рукам и ногам этой самой ментовской Вертикалью. А за ней по тихому прячется та самая гидра, прокурорская, самая стрёмная и отмороженная. Вот где Лукавый бесится в волю. Короче, Россия страна господ ментов, тфу ты полицейских!!!
__________Мандалай, который знает где Лукавый пасется. Брать его нужно на живца, то есть на жирную, сочную приманку. Приманка запущена, болтается где-то в Чёрной дыре,… Мандалай ждёт.



Череп Гитлера. /Анонс/
Фантастический роман.

   Антрополог, доктор Белантони держал в руках останки черепа Гитлера. Череп без нижней челюсти был сильно обгорелым. Отковырнув скальпелем кусочек фрагмента, доктор незаметно спрятал добычу во внутренний карман пиджака.
   Рано утром Антонио Белантони взошел на борт межконтинентального лайнера. Полчаса спустя доктор сидел в мягком кресле с закрытыми глазами. Мотор лайнера гудел ровно и мягко. Правая рука Антонио покоилась на левой груди, пальцы его чувствовали пульсацию сквозь материю пиджака.

   Калифорния пассажиров встретила жаром. Июль, лето. 2015 год.
   Скачёк во времени из 2009 года в 2015 год, произошедший во время перелёта Москва – Мехико, Полёт для доктора Белантони прошел благополучно. Подхватив кейс и стряхнув остатки долгого сна Антонио вышел из лайнера. Спустившись по трапу сел в лимузин.
   Мюллер вопросительно взглянул в светлые глаза доктора. Белантони прикрыл глаза, расслабился.

   Шоссе прямое, как стрела неслось мимо затемнённых окон машины. Путь предстоял долгий: с юга на самый север, через Канаду на Аляску.
   Мюллер, бывший шеф гестапо некогда мошной германской империи, открыл бар, вынул из него термос с кофе, открутил крышку, налил в крышку чёрное содержимое термоса и протянул доктору Белатони. При этом от тихо, почти шепотом произнёс; «Хай Гитлер».
   Белатони не оглядываясь взял предложенный кофе, и тоже шёпотом произнёс: «Хай Гитлер».
   Мюллер нервно, шёпотом: «Как наши дела дорогой доктор… мне не терпится начать наш проект».




Одиннадцатое сентября, или атака троллей. /Анонс/
(Антифантастическая, сатирическая карикатура)

1.
   Год 1922, Нью-Йорк. Желтопузы тролль грыз основание одной из опор башен близнецов, - работа спорилась. Коснувшись титановыми клыками, металлической, калёной арматуры тролль смачно сплюнул. Прут, толщиной десять дюймов лопнул как шелковая нить. Легкий щелчок, - яркая вспышка, осветила на мгновение нору, в которой полулежал, полусидел мохнатый, цвета мокрого асфальта пузатый тролль.
Тролль называл себя Мишутка. Его круглое жёлтое в полоску брюшко выглядело сытно и добротно. Оглядев придирчиво работу, Мишутка собрал пожитки, аккуратно уложил их в полосатый усыпанный 42 американскими звёздами рюкзачок и отправился по туннелю к следующей опоре.
   На каждую опору у тролля уходило примерно шесть месяцев. Тролль где-то слышал пословицу - Один в поле не воин. Кажется русская пословица. Про Россию он знал мало, всего несколько пословиц и поговорок из фольклора этой страны. Там всегда снег, там всегда морозы. Мишутка поёжился, он был теплолюбивый тролль.
   Не спеша, добравшись до опоры номер одиннадцать, подумал: "Одиннадцатое сентября 2001 год, - хороший год, хорошее число…". Тролль Мишутка любил числа начинающие и заканчивающие на цифру один. Расстелил одеяльце, присел, порылся  в рюкзачке, достал здоровенный крысбургер. С одного конца чуть заплесневелой пшеничной булки свисал крысиный хвост. Крыса была упитанной и ленивой, потому и попалась ранним утром в одну из крысоловок расставленных накануне предусмотрительным троллем. Выпотрошенная, чуть-чуть обжаренная, очень-очень свежая крыса была вкусна. Мишутка обожал поджаренную, с кровью крысятину. Пообедав, вытер пасть салфеткой, прилег вздремнуть. Впереди его ждал двенадцать часовой рабочий вечер.
 
   В разветвлённом тоннеле, в метре от самого нижнего подземного этажа, под одной из башен-близнецов еле слышно разносился храп тролля, который называл себя странным русским именем Мишутка.

   Сто первый этаж небоскреба. Пять часов вечера. Офис представителя ООН при Торговой палате Соединенных Штатов. Секретарь Эльза, широко раздвинув округлые ягодицы, принимала менеджера,- своего начальника. При каждом взмахе его гениталий, Эльза, крепко державшаяся, обеими руками за одну из опор небоскреба, охала и ахала, стонала и царапалась. Она соскабливала ногтями побелку и тут же слизывала известь языком. Когда её партнер закончил свои любовные упражнения, женщина прильнула всем своим разгоряченным обнаженным телом к опоре. Её раскрасневшееся лицо ощущало и впитывало прохладу бетона, и вдруг она услышала, даже не услышала, а всего быстрее почувствовало слабый скрежет в опоре, далеко-далеко, где-то в низу, у самой земли.
 


***
  …да! – холстик очень удачен, ...выполнен с натуры, где-то за минут 40, ...первый морозец после дождя и солнышко, последнее солнышко, на каких-нибудь час-полтора, ...я успел, ...как малевал не помню,- всё думал о водке, ...хлобыстнуть бы стакан граненый! - да пополней! ...замёрз аки пёс бездомный, до сей поры помню тряску коленок и стук зубцов.

***
...конечно, есть, …нынче, по Зиме Гёте в руки взял, - впервые, думал в горах, на базе зачитаюсь, за всю Зиму десять листов Фауста одолел, ...как возьмусь читать, так в сон клонит..., а ведь книжка то про чертей, Сатану и всякую лабуду...
...а все кричат Гёте-Гёте, Гений-Гений, какой такой гений, ёк-макарёк, Фауста всю жизнь кропал, даже перед сметь,  …в гробу лежит и правит! (...я бы конечно так не говорил, если б оснований не было...)  Я, к примеру, роман в стихах "Симона и Сатана" в месяц настрочил, а это не много немало 400 страниц печатного текста. Вы, уважаемый переводчик, конечно можете подумать, что вот мол Даюша болтун и хвастун, - ничуть, ...вот, ознакомьтесь...



Жадность по русский
(Зарисовка)

...верно!  Большой конкурс Стихарю, как воздух необходим, а как иначе – Маленький конкурс, - мало шуршиков! Большой конкурс,- много шуршиков, хоть и деревом, …давайте проводить, я тоже приму участие, но могу дать только рупь! У вас еще ничего, я тутого на медне на сайтишке одном встал, названьетце сайта вроде как у вас, похожее, …тьфу ты черт запамятовал! – ну, не важно, не суть дело и без названия этого хитрожопого саитишки обойдемся, как говориться бльже к делу, …я работки закинул, всё пучком, букавка к букавке, форма у сайтика красивая такая, голубенькая, приятно в гляделки глядеть, короче, кинул я им апо Шекспира вещицу «Время Смерти», ..вещь сильная, жаться не стал, …пошел на главную, поглядеть, как Шекспир на главной блещет, …прихожу, хрен! – нет Шекспира! , возвращаюсь, жму на кнопки, выскакивает циферь и букавки, мол то да сё, если хотите, чтоб ваше произведение было на главной, платите, с вас, 300…чего тристя?! -триста деревом, или триста в англицких фунтах, а  может быть триста морковок. И что примечательно, эта цена за одно произведение.
  Так что как не крути, а здесь на Стихаре ещё ничего, ещё по божески, владелец сильно жадный.



Девушка и Шекспир. /Анонс/

..обижаешь, я лучше брата Вильяма, хотя бы потому, что живой и вкусно пахну... Конечно Шекспир тоже-ть молоток...- прикинь у меня в шкафу шкилет Вильяма пристроился, ...вы девушка-красавица ко мне за музой приперлись в Сибирь..., ...раз пальтецо в шкаф повесить...- А-а там...- челюсть вас, как - НЯМ!!!




Учительница/Анонс/
(Рассказ, быль)

   В классе десятка два обстриженных мальчиков, лет девяти-десяти и столько же девочек, с косицами в бантах. Все детишки прибраны и аккуратны. В классе полная тишина, слышно только поскрипывание перьев и старательное пыхтение некоторых ребятишек.
   В углу сидел особый мальчик: весь заросший темно-русым волосом, с длинным смуглым, вытянутым лицом, неопрятен, шумлив и беспокоен. Его, непомерно длинные руки свешивались и почти касались пола, ноги были вытянуты в проход
между партами. Мальчика звали Саша, он явно был не погодок всем остальным ученикам. Вся его перекошенная поза напоминала непослушное кривое деревце, выросшее неизвестно где и неизвестно зачем. Он тихо еле слышно нашептывал что-то  непонятное про себя. Его лицо излучало блаженство и полное умиротворение. Сашок быстро двигал своими большими руками, по крышке парты, что-то скрёб и чертил на ней, создавая время от времени невероятный шум.
   Молоденькая учительница начальных классов с интересом наблюдала за недорослем. Учительницу звали Василиса Петровна. Василиса Петровна редко
вызывала к доске Сашу Дремлюкина, то есть, совсем старалась не вызывать. Иногда приходилось, особенно в конце четверти…- тогда вызывала…
   Как раз сегодня, двадцать девятого декабря был последний день второй четверти учебного года. Все ребятишки были опрошены, оценки были выставлены, ...остался Сашок...
"Ну прямо наказание с этим втрогодником, вернее третьегодником". - подумала учительница, при этом тихо про себя улыбнулась. На самом деле Василиса
Петровна любила Сашка, пожалуй единственного из сорока двух детей сирот третьего "а" класса, где она была классным руководителем. И что самое интересное, - жалела она всех без исключения, кроме этого долговязого, нескладного двоешника и драчуна, с красивым девьичьим лицом, постоянно что-то рисующего, ковыряющего и ломающего. Сашок был не в состоянии отличить цифру "1", от цифры "2", не мог никак понят чем гласная  отличается от согласной... Ей, как классной руководительнице, нынче, перед учебным годом, на педсовете пришлось крепко повоевать со всем педсоветом, чтоб Сашка не отправили в спец. заведение для умственно отсталых сирот. Сашка оставили, с одним условием, что она оставит третий "б" и останется на второй год со своим подопечным. Пришлось согласиться...




Делёж. /Анонс/
(Под ковёрная возня, или история о восьми миллионах. Каррикатура-фельетон. Первая версия)

1.
  Некто сладко улыбался, искоса поглядывая на картину висевшую в кабинете директора музея. Прихлебывая из чашки горячий чай, заваренный и поданный гостеприимной хозяйкой, в пол уха слушал её и думал о своём, о затаенном: «…через три дня сборная выставка художников Очёрского района, и сей славный холстик будет выставлен среди прочих мазилок…»
  Татьяна Николаевна наговорившись всласть поднялась из-за рабочего стола, вежливо извинилась перед гостем, вышла пообещав вскорости вернутся.

  Некто, одетый в серый плащ, нервно комкая, заношенный берет в руке встал. Подошел вплотную к холсту и сплюнул остатки чая на натюрморт, прошептал: "Вот так - натюрморт на натюрморт!"
  Тихо вышел. Прикрыл дверь.
  В холле повстречал возвращающуюся в кабинет доброжелательную, улыбающуюся Татьяну Николаевну. Тихо извинившись, откланялся, отказавшись от последующих посещений, сославшись на нехватку времени.
  Хороший чёловек , подумалось новоиспечённому директору городского краеведческого музея Дерендяевой Татьяне Николаевне.

2.
  На следующее утро.
  Свободный художник Кандинский Александр вошел в здание музея. Мысленно потирая руки в предвкушений предстоящёй выставки. Постучался в кабинет директора. Тук-тук...- кто там..? Войдите.
  Доброго утра Татьяна Николаевна... И вам Александр доброго...
  Госпожа директор, неплохо было бы чаёк с лимонтием с утречка для разогреву, ну, и капель десяток другой чего покрепче в тот чаёк...- так сказать для скрепления вечной дружбы и благоприятного сотрудничества, …ась?! ...если есть, конечно!

   Какая вежливость подумал про себя доктор-психолог Сладкоежкин. Ну сейчас будет Куськина-Мать и Ёкарный-Бабай - сказал вслух доктор. (Докто-психолог Сладкоежкин рассказчик, так сказать ведущий, или, даже если вы, господа и милые дамы хотите, третейский судья, в этой интересной и не простои истории, истории о деньгах. Если быть точным о восьми миллионах народных денег)

  Художник поднимает глаза к холсту, где были изображены лимоны и цветы, со странным, не русским названием «Примулы». Открывает рот, чтобы в очередной раз восхитится собственным шедевром, … и вдруг начинает издавать нечленораздельные звуки "м" "б" "ы" "кы" и так далее по тексту. Звуки издавались частично матом, частично нет.

  Директор краснеет, понять ничего не может.

  Разяреный художник ругается на чем свет стоит: "Какая сука картину загадила! Какая подла нехорошая плюнула в шедевр! Изловлю тварину, волосы выдергаю, зубы выбью...!!!" ...далее следует отборный, площадной мат, трёхэтажный...

3.
  Два года спустя.
  Художник Дае сидит в кабинете директора музея попивает чаёк, заедает
конфетками, поглядывает любовно на противоположную стенку. На стене в один ряд троица пейзажей, его пейзажей. Ведёт с директором музея беседу, беседа ни о чём...

  Дэинь-дзинь-дзинь...- звонит телефон. Татьяна Николаевна поднимает трубку. Подносит к уху. Говорит: "Алё...!" Слушает... Улыбается... Явно чем-то обрадована. Кладёт трубку, сообщает: "Александр, Очёрский район выиграл грант . Нам дадут восемь миллионов. Город Очёр объявлен на год территорией культуры. Ура!!!» ДАЕ ехидно улыбается, вторить радостной Татьяне Николаевне: "Рано девонька возрадовалась. Нам всё одно ничего не обломится, всё начальники растащат, не всё так половину точняком прикарманят. Ну, вы, тут радуйтесь, а я пойду. За чай благодарствую." Художник последний раз глянув на холсты, вздохнул, слегка поклонившись хозяйке кабинет вышел.





Тишина, или история о восьми миллионах   
(Повесть-карикатура, из серии «Галлюцинации отдельно взятого человека»).

                Эпиграф: Лукавый следом хаживал,
                поводырем был судейских и их, псов серых.

Вступление:

  Дежурка,- …ать-два, ать-два, направо, налево, вперёд, вниз, отжаться, присесть...

  Дежурка, группка милиционеров, - трут, мнут, пишут, хихикают, - между ними сидит молодая дивчина. Она: в форменной, серой, мышиного цвета юбчонке, туфлях с пряшечками и в лейтенантских, новеньких погонах.
  Кое-кто из её сослуживцев, мужеского рода, вожделенно поглядывает на округлость её коленок.
  Ничего так девчоночка: крашеная шатенка с короткой стрижкой, приятным лицом и большими, голубыми глазами. Глаза крупные, добрые и глупые, как у стоялой, молодой коровы.
  Я примечаю: до того, как девушка-милиционер появилась в дежурке, в ней, в этой самой дежурке, находилось всего ничего, пара человек, - теперь же в дежурку набилось целых двадцать два мужика. И все эти двадцать два мужика, чего-то пишут, сопят, сипят, поглядывают…- прямо умора, - ха-ха-ха…!!! Настоящая укатайка! Да и девчоночка, так себе, средненькая, был бы женат в шестой раз, даже бы не взглянул. Ну, да ладно, разговор собственного не об этом, и даже не о нравах и повадках милицейских, а о том, как я, бедный художник, просидел два с половиной часа в предбаннике милицейской дежурки, точнее будет сказать, продремал в пригляд.


Глава - 1
  Пожалуй, начну с божьей помощью.

  Звонок в дверь: дзинь-дзинь,- заходит маленький, прыткий майор. Я помню его, ещё лейтенантиком. Он в бытности своей, в этой самой дежурке рукоприкладством занимался со щупленьким, забитым алкашом. Алкаш этот, вякнуть там, что-то посмел, а может быть чихнул чересчур громко, а может быть слюна алкаша, попала на новенький, лейтенантский погон.
  Был сей милиционер, всегда подтянут, чист и опрятен. За башмаки его, я вообще молчу, - блестели.
  Речь, конечно же, не об алкаше, и тем паче не о милицейских погонах и башмаках. Я тоже в армии погоны носил. Вот только погоны те были чисты, как первородный снег. Как говорится в народе: чистые погоны - чистая совесть.
  Интересно получается, - этот малой так ретиво служил, так чистился, так работал ладошками, так топал блестящими башмаками, что смог в столь короткий отрезок, в десять служивых лет, дослужится почти до подполковника. Это ж, сколько невинных душ, этот стервец уморил в милицейских казематах…- интересный фрукт.

  Извините господа и милые дамы, опять отвлёкся, …лирика, побери её!
  Повествование в данной повести-карикатуре пойдёт не о нравах российских и даже не о мордобое, а пойдёт оно, это повествование о рублях, то есть нескольких миллионах  рублей. Пусть эти рубли деревянные, но рубли эти наши, родные, народные, вполне конкретные и реальные. Целых восемь миллионов, а может быть и больше. В народе поговаривают, что кража бюджетных денег за последние десять-двенадцать лет переросла цифру четверть миллиарда. Чудно как то, - откуда в Очерском дотационном районе столько денег, хотя конечно, народу виднее, народ он такой у нас,- всё знает.

  Сижу я, значится на стуле, мечтаю, рассуждаю...

  … вот если, к примеру, взять армейский, крупнокалиберный пулемёт с четырьмя само наводящими стволами, - скольких соискателей женской юбки можно уложить в течений десяти секунд, - я полагаю всех до единого. Девчушку жалко будет, а что поделать, Смерть-красотка не выбирает, у неё свой счёт-подсчёт имеется. Говорено же им было, и не раз говорено: больше трёх не собираться. Нет, не поняли остолопы, тепереча одной кучей лежат: где руки, где ноги не разобрать. Голова старшины, который всё что-то писал за дежурным столом, на этом самом столе без туловища покоится. Рука его, с зажатой авторучкой между указательным и безымянными пальцами, в виде кукиша, прямиком этому мелкому майору в глаз угадила. Картинка ещё та,- не налюбуешься. Одно радует: не состоявшийся подполковник уже не блестит, не пахнет, а валяется тут же, весь с ног до головы в дерме. Как говорится: за что боролся, на то и напоролся.
  Сколько же всё-таки отходов в людях,- прямо жуть!

  Окрик майора (...мелкий майор дежурный по смене): "Кандинский, хватит дрыхать!"
  Я встрепенулся, кошмар прогнал, в желудке засосало, спрашиваю: " Господин майор, когда кормить будут?"
  - Майор, строго: «Не положено».
  - Я, обиженно: «Ну как же, у меня сахарный диабет. Я через полчаса в обмороки голодные начну падать, а у вас пол заплёван...» - брезгливо оглядываю предбанник…
  - Майор, оглядывает меня с ног до головы, отвечает: «Тебя, кувалдой не убить».
  - Я, щучу: «Господин майор, а допросить, ...я люблю с пристрастием».
  - Майор, снова оглядывает меня с ног до головы, ехидно улыбается, отвечает: «Допросим, ...скоро, …за ваши деньги, любую вашу прихоть, хоть с применением гвоздодёра». …уходит.

  В коридоре слышится его строгий, командирский голос: «Смена, равняйсь, смир-р-рно! Оружие сдать, почистить, …получить!»
  В чреве милицейского участка, где-то вдалеке: возня, шум, стук, гам, щелканье, крики, мат, …не литературный. В дежурке никого. Даму в новеньких, лейтенантских погонах, как ветром сдуло, - мдя...

  Сажусь на стул. Вечереет. Лучи низкого, не яркого солнца слепят глаза. Прикрываю веки, проваливаюсь в дремоту. (… ночь не спал. Записал три метровых холста. Назвал триптих: «Ночь с сумасшедшим»).

  …снится…

  …приоткрываю бронированную дверь дежурки, заглядываю, …все в порядке, - куча мала. Девчушка растопырив ноги, едва дрыгаетс, - жалко, сдергиваю чеку, бросаю гранату в кучу тел, прикрываю дверь, наваливаюсь всем телом, спустя секунду глухое: «Бух…», - лёгкий толчок и тишина, - только эхо - А-А-А-а-аааа……….а-ааааа…

  Пяти этажное милицейское здание вымерло.

  Поднимаюсь на второй этаж. Секретарская. Кабинет на право, кабинет на лево.         
  Секретарша: рыжая, толстая тётка, трясется, скулит, под столом лужа,- описалась бедненькая.
  Захожу в кабинет к начальнику милиций Очерского РОВД Афонасьева, (...в просторечии Афоня) …захожу не стучась, …оборачиваюсь, - ласково прошу секретаря: «Кофе и шоколадные конфеты, на одного, ...и быстро!»

  В обширном кабинете ни души. Заглядываю под стол, за диван, под компьютер,- никого. Открываю створки, врезанного в стену, платяного шкафа. В углу шкафа, на корточках сидит Афоня.
  Афоня плачет, трясётся, похоже на всё согласный. Хватаю вояку за шиворот, бросаю на пол, ору, …громко ору: «На колени сучара!!!» Полковник встаёт на колени, трепыхается.

  Заходит секретарша, трясущими руками ставит поднос на стол начальника.
  Я усаживаюсь в мягкое кресло начальника милиции, пью кофий, кушаю шоколадные конфетки.
  Полковник Афонасьев и рыжая толстушка секретарша трясутся, скулят, ...кофе и конфетки оказались плохие, невкусные.
  Поковыряв кончиком армейского ножа промежду зубов, строго говорю: «И так! Буду тебя полковник, судить, не обессудь, ...строго судить, ...секретарь будет свидетелем».
  - Виновен? – ору я.
  - Нет!- скулит и трясется Афоня.
  - Врёшь морда ментовская! – ору ещё громче.
  - Честное слово не виновен... - скулит полковник, и как ни странно тоже, как и секретарша обмочился…- засянец мать ити-ть!
  - А какая разница, я слышал, у вас в милиции невиновных не бывает. Попал в мусарню, значит виновен.  – парирую я доводы полковника.
  - Бывают исключения - начальник всегда прав! - уверено отвечает начальник милиций Афонасьев.

  Я подхожу к обвиняемому, срываю с него трёх звездные погоны, зашвыриваю их в мусорную корзину, бью Афоню в глаз.

  - Не имеете права-а-а… - скулит и плачется Афоня, но как-то неуверенно, слабо, с подвывом.
  - Кто сильней, тот и прав! - отвечаю я, ни чуточку не колеблясь, ни капельки не сомневаясь.

Спрашиваю свидетеля: «Как милочка, считаешь, виновен, или не виновен, твой бывший начальник? Не бойся, он уже ни когда не будет твоим начальником, ибо не жилец на этом свете».

  Секретарша, смело: «Виновен, падла такая, ещё как виновен! Вечно, почти каждое утро меня за задницу хватал скотина жирная, …а я терпела, … у меня тройняшки и муж алкаш, …будь он не ладен!!!»
  Секретарь-свидетель плачет, подбегает к Афоне, пинает его по тощей заднице, орёт на него: «Сука! ****ь! Падла!»

  Ничего думаю я сам про себя: «Какие женщины у нас водятся в русских селениях».
  После этого случая, я сильно наших женщин за уважал, и решил больше ни одной не убивать, только мужиков, ...а что, пускай живут, если хорошие.


Глава - 2
  Всем встать, суд идет…
  Выхожу за дверь, захожу обратно, сажусь за стол, пишу постановление, зачитываю постановление. (…бывший полковник подняться не смог, лежит в обмороке, ...ну, пусть лежит, ему всё одно теперь лежать до самого судного дня), …читаю громко, внятно, в слух: «...такой-то, такой-то, ...ага, вот, нашел, ...виновен по всем пунктам. Приговаривается к смерти через расстрел. Приговор обжалованью не подлежит. Приговор привести в исполнение немедленно. Взвожу курок…».

  Афоня, открывает глаза, тихо, обречённо произносит: «Последнее желание, можно?»- «… а почему нет, осуждённый говорите» - ответствую я.
  Бывший муж, бывший полковник, бывший начальник милиций славного города Очер сладострастно прошептал: «Можно господин Судья, мне в последний раз секретаря Лизавету за жопу подержать, а ...?» - «… а почему нет, мне не жалко, жопа то не моя. Если Лизавета не против, значит и суд не против. Лиза, вы, как, не против…?!»
  Секретарь-свидетель, уже спокойней, почти жалостливо, со слезой в голосе: «Мне конечно не жалко, от зада не убудет».
  Лизавета оглядывает в зеркало своё необъятное хозяйство… - что-то там вспомнила и сердито, почти яростно: «Но мне никогда не нравилось, как ты, сволочуга мусорская, это делал, козлища безрогая, ...не разрешаю!!!»
  Я уговариваю Лизавету: «… разреши, - а, ну, разреши, не жмись, не жадничай, не убудет ведь».
  Афоня лёжа на полу, скулит: «Лизанька, разреши, ну, разреши...- помнишь как, помнишь где, ...ну ведь в последний раз...».
  Лизавета, ни в какую, кремень женщина, ...уважаю!

  Встаю, объявляю: «Всё, срок вышел, пора казнить, ...может быть у осужденного, будут другие пожелания. К примеру, чашечку кофе, или скажем, покурить перед смертью, а...?»
  Афоня, сердито: «Не курю» - обращается к своему бывшему секретарю: «Ну, ты Лизка, и зараза!»

  Я выглядываю в окно… - на улице, перед милицией человечки суетятся, все в чёрном. Ага, думаю: «Маски-Шоу прикатили, пора выбираться, а то обложат, как хряка на желудях».

  Обращаюсь к бывшему полковнику: «Как выбираться будем...- если поможешь, останешься жив. Начальником тебе, конечно уже не бывать, но жену свою дуру малахольную и дочку соплячку увидеть возможность появится».
  Смотрю, у Афони надежда в глазёнках затеплилась, радость по лицу прокатилась, но хитрит гад, виду не подаёт.
  - Афоня: «У нас в ментовке, в ангаре танк есть, настоящий, тридцатьчетверка…»
  - Я, удивлён, виду конечно тоже не подаю, восклицаю: «Не может быть, ...и стреляет?!»
  - Афоня старый вояка, радостно, возбуждённо: «Стреляет! Смазан, почищен и укомплектован, как говорится, полный боекомплект!!!»
  - Я, строго, обращаюсь к приговоренному: «Афонасьев, воевать пойдёте, искупите  кровью?»
  - Афоня, решительно, с боевым задором: «Пойду! Искуплю!»
  - Я, ехидно, с подковыкой: «А как же, боевые товарищи...?»
  - Афоня яростно: «Какие они, менты поганые, мне боевые товарищи! Тамбовский волк им боевой товарищ! У меня один боевой товарищ в городе Очер, Айболит! - тесть, я хотел сказать Иваныч».
  - Я, вопросительно: «Это тот аптекарь, который местных алкашей любит Боровинкой угощать? Он ещё любит всем клизмы ставить. Клизму пациентам предлагает от любой болезни, и что самое удивительное, помогает. Все пациенты после этой его процедур здоровенькие ходят. Правда некоторые потом хромают, кто на правую, кто на левую ногу. Хромота зависит не от процедур, а от того, с какой ноги поутру, после сна, Доктор Таблеткин встанет. А, что поделаешь, любое лекарство осложнение даёт».
  Иванычу погоняло: «Доктор Таблеткин», девчата из местной поликлиники прописали.  Умора прямо, и укатайка тоже, с этого Айболита.
  - Афоня, виновато, смиренно: «Да, это он. Мы с ним всю германскую прошли. Эх! - времена были: гречки завались, солидола завались, у кухонного котла теплынь! Эх Германия, эх Германия...- Европа!!!"
  - Я, доброжелательно, но с издёвкой: «Не всё старухе пуховое одеяло, и на её горбатую жизнь, бывает, прорух нагрянет. А как же, всё же господа милиционеры, а, Афоня? - ведь сослуживцы…»
  - Афоня, яростью, даже нотки честности в голосе звучат: «Господин Командор-Судья-Художник, если честно, я и сам ментов не очень, а если уж совсем на чистоту, как перед Господом нашим, прямо ненавижу. Поубивал бы всех, к чертям собачим! Такие отбросы, говнюки, спаса нет! Здесь, в Очерской мусарне, триста отборных скотов и мудаков собралось, все, как на подбор, с ними дядька Черномор! Я разве похож на Черномора, а…?!»
  Афоня смотрит на себя в зеркало…- хихикает, ощупывает жирное лицо, трогает подбитый глаз…- ойкает: «Ой! Я ведь из бывших, из офицеров, танкист».

  Лизавета терпела-терпела, слушала-слушала, не выдержала,- взорвалась аки тротиловый эквивалент: «Так!!! ...говорила мне мама, не ходи дочка в лес, там волки. Скушают тебя маленькую. Не послушалось маменьку, пошла в лес за Серым Волком, вот результат на лицо! Что мужики, воевать будем, или сопли пускать будем?! У меня ещё трое близняшек, оглоедов не кормлены, их ещё спать укладывать, им ещё сказку, про Красную Шапочку сказывать!»


  … «Александр Евгеньевич, а Александр Евгеньевич...» - мне кто-то в ушко  нашептывает... Я глаза открыл, смотрю…- надомной спящим, буквой «г» старший лейтенант склонился. Шелестит бумажками, улыбается, и просит, нижайше так просит пройти на допрос, и ручкой делает, вроде как приглашает. Ну, думаю: «Попал, как кур вощи».
  Попался мне служивый, как в народе говорят: жареный лёд…

  Я встал, встряхнулся, оцепенение с себя сбросил и оглянулся…- в дежурке всё, как всегда: все сидят, все пыхтят, все чего-то пишут и дивчина при них, бездельничает. Живая значится, и растопырки в колготах цвета тела при ней…, то есть, на ней, …тьфу ты! - совсем запутался. Если колготы - то на ней, а если ноженьки - то при ней, …ясно!

  Захожу со старшим лейтенантом в кабинет, на двери надпись, крупно «Участковые». В нем, в кабинете, ещё два будущих подполковника сидят и тоже строчат. Мой, бумажку из стола достаёт и готовится писать протокол. Вдруг звонит телефон, - дзинь-дзинь. Старший лейтенант хватает трубку, орёт: «Але-Але…», …быстро выходит из кабинета.
  Будущие подполковники скрипят перьями, шуршат бумажками. Дом писателей у них, что ли, … почему на писателях форма и погоны,- ничего не понимаю…

  …проваливаюсь в сон…

  …вижу: ангар, танк…- настоящий, тридцатьчетвёрка всамделишная. Подхожу, стучу по корпусу,- дзинь-дзинь… - звенит, здорово!
  Моя команда, тут же: стоит на вытяжку, не мигая. Я кричу: «По ранжиру равняйсь, смирр-р-но-о!!!»
  У обоих моих вояк, щёки и животы затряслись, прямо ходуном заходились, ишь, как подтянулись, старательные.
  Лизавета, вся горит, в бой рвётся…- оно и ясно, тройняшки в хате одни, в голоде, в холоде, без мамки, без сказки маются. Разжалованный Афоня в струнку…- живота почти не видно, только розовые щечки подрыгивают. На нем парадный френчик с золотыми полковничьими погонами. Когда только переодеться успел стервец! Стойку держит, не шелохнется,- вот что значит армейская выправка.
  Я подошёл, оглядел этого бравого недомерка…- хорош! Вместе с кокардой и тульёй фуражки, цвета хаки, полковник доставал, как раз до моего носа.
  Я нарисовал фломастером, крупно и ярко, сетку на полковничьих погонах, сделал шаг назад и громко прокричал: «Поздравляю с внеочередным воинским званием!»
  Новоиспечённый генерал полковник не стушевался и тоже громко прокричал: «Рад стараться ваше высокоблагородие господин Судья-Художник-Командор танка Т-34!!!»
  Лизавета заныла, стала клянчить звание и должность. Я почесал затылок, глянул задумчиво на генерал-полковника Афоню, и размашисто нарисовал на грудях Лизаветы, две большие, нет, пожалуй, две огромные маршальские звезды. Лизавета зарделась и тоже выкрикнула, что, мол, рада стараться и перестреляет всех мужиков алкашей.
  Я её  строго спросил: «А в тех, кто в Маски-Шоу будете стрелять?» Лизавета округлила и без того круглые глазища и возмутилась: «Что за глупые вопросы господин Командор-Судья-Художник танка Т-34, конечно, я их, этих алкашей в намордниках, всех из армейского, крупнокалиберного, четырёх-ствольного, самонаводящегося пулемёта в куски, в клочья, не жалея!»
  Я не тупой, намёк понял, наградил Лизавету этим самым четырёх-ствольным пулемётом…- снял с себя и наградил, сказал при этом, тихо, но торжественно: «Возьмите, Лизавета, владейте, не опозорьте». Лизавета слегка побледнела, закусила губу, шепотом, твёрдо произнесла: «Не опозорю».

  В углу ангара кто-то протяжно, тоскливо, с надрывом завыл,- у-у-у-у-у-у-у-уууу… Афоня вздрогнул и всхлипнул.

  Афоня вздрогнул и прошептал: «Это же наш Мухтарка, заслуженная псинка. Стольких жульманов в своё время переловил, прямо жуть. Воет бедалажка, видимо к мертвецу».


  Удобно устроившись в мягком командорском кресле, потрогал указательным пальцем красную кнопку, с надписью «Пли!» - подумал про себя; «Не уж-то стрельнет…???» Афоня, в шлемофон, радостно; «Не с-сыте господин Командор-Судья-Художник, ещё как стрельнет! Ток перья с Маски-Шоу полетят!»
  Короче! - командую: «Всем по местам! Маршал Лизавета стрелок, генерал-полковник Афоня водила, Я главнокомандующий!
  Диспозиция такова: заводим танк, вылетаем, ба-бах! - стреляем на право, стреляем на лево, добиваем цели из пулемётов, удираем, берем в заложники главу города Очер Лёнчика Макрушкина и в леса, на стратегический простор». Слегка подумав, гаркнул: «Задача ясна?!!!»
  «Так точно, господин Командор-Судья-Художник!!!» - гаркнула в две глотки моя команда.

  Я доволен, думаю, про себя: «Боевая у меня команда подобралась, орлы! Мне бы ещё главу города Лёнчика Макрушкина на свою сторону склонить. Грешки бы его ковырнуть, да припугнуть хорошенько, рыльце у мелкотравчатого все одно в пуху. Не может быть того, чтоб не крал, как он намедни, в приватном разговоре меня уверял.
  Он всё глазки мне строил, и пальчики крендельком гнул, краснел время от времени и оправдывался. А ведь на воре, как в народе говорится: шапка горит».

  Афоня следом думает, в шлемофон, рад расстараться: «Не с-сыте господин Командор-Художник-Судья, расколется, как пить дать расколется на первом скачке, редиска! А если заартачится, мы в лесочек по быстрому спровадимся. Там его сердечного за ноги подвесим к суку покрепче и гвоздодёром по ребрам, по рёбрам, чтоб знал гнида, как народ обкрадывать!»

  На этом диалог с самим собой и подчиненным прервался. Взвыл мотор – ры-ры-ры-ы… Тэшка сходу протаранив створки ворот ангара, вылетела на стратегический простор. Я не целясь, нажал на красную кнопку…- бухнуло крепко. Уши заложило. Наводчица Лизавета застрочила из крупнокалиберного, четырёх-ствольного, самонаводящегося, армейского пулемёта, - тах-тах-тах…

  Маски-Шоу прыгали, как зайцы, в кусты, при этом бросая вверенную им, государством амуницию.

  Генерал-полковник жал на газ. Я время от времени нажимал указательным пальцем на красную кнопку с названием «Пуск», …и там, в ответ, с наружи, где-то, что-то с грохотом и шумом рвалось, и разрывалось. Наша боевая, стальная машина неслась, как адов потрох. Всё гремело и чертыхалось…

  …гремело и чертыхалось буквально всё: стальная штуковина, в которой я находился, мои друзья новобранцы, асфальт, дома, небо, …мой мозг тоже чертыхался и гремел,- в общем и целом - атас!

  Резкий толчок, манёвр и мы у цели. Генерал-полковник знает своё дело туго.

  Горсовет. Я в смотровую щель разглядываю приземистое, двухэтажное здание времён царизма. Стены полтора метра в толщину, выкрашенные под розовое, или под жёлтое…- не разобрать.
  Оно, это зданьице встретило боевую машину и трёх находящихся в ней сограждан, неприветливо, отчуждённо, и даже где-то враждебно.
  Я не стал долго раздумывать и ждать цветов,- нажал на красную кнопку. Раздалось громкое «Бум!»

  Я представил, как в своём тёплом, уютном, маленьком кабинетике, обделанным под евроремонт с претензией на евро стандарт, съежился маленький человечек. Как он трясётся мелко и дробно, как его мозг охает и ахает, какие конвульсий происходят с его большим «я», которое находится внутри него, маленького, никчемного и тщедушного.

  …пыль осела.

  Я гаркнул, для порядка в мегафон дежурную фразу: «Раз-два-три…» - после чего предложил, главе города Очер не прятаться за спинами женщин и детей, а поступить, как мужчина и выйти с высоко поднятыми над головой руками.
  Считаю до трёх с буквой «и»,- раз и, два и…, на цифре три глава города Очер вылетел на средину улицы, прямо под гусеницы танка.
  В проёме от снаряда промелькнуло широкое лицо и здоровенная нога госпожи Федоськиной. Нога и лицо улыбались.


Глава - 3
  Голова закружилась, нестерпимо пахло милицией.
Я нехотя приоткрыл глаза. Всё тот же, склонившийся буквой «г» старший лейтенант, ласково нашептывает мне в ушко: «Всё спите, Александр Евгеньевич, всё спите, умаялись, и сны вам видимо хорошие, цветные снятся. Ну, спите, спите, не смею мешать, мне ещё необходимо кое куда, кое зачем сбегать». Потрепав нежно меня по плечу, услужливый участковый испарился. Опуская веки, мне подумалось: « …, а эти будущие подполковники всё пишут и пишут, всё шуршат и шуршат мыши канцелярские, … да-а, и одежда им под стать, серая...».


…сон-сон-сон,…

Стуча дробно зубами, молодой двоеженец, алименщик, воришка, голова славного города Очер, господин Макрушкин забился в дальний угол железной машины, которая неслась в сторону леса.

  - Я, ласково, по отчески: «Ну, что вы, Леонид, расслабьтесь, не волнуйтесь, будьте как дома. Здесь все свои, все наши, все родные, вы, всех знаете».
  - Лёнчик, стуча зубами, еле слышно: «Зачем я вам, что со мной будет, я, умру…???»
  - Афоня, язвительно: «Ишь только появился и зразу столько вопросов, любопытный, какой».
  - Я, строго, почти грозно: «Вы, что генерал-полковник возмущаетесь, - вам, слово не давали. Ваше дело рулить, а главное, не раскрывать свой милицейский свисток. Вы, у нас, кажется приговорены».
  - Афоня, смиренно: «Извините, господин Командор-Судья-Художник, ошибся, я больше не буду».
  - Я, строго: «То-то же! Каждый сверчок, знай свой шесток, – русская, народная поговорка».
  - Лёнчик, несколько успокоился, приободрился, заглаголил: « Как у вас, здесь всё строго господин Командор-Судья-Художник. Скажите, а почему бывший начальник районного ОВД, полковник Афонасьев вдруг стал генерал-полковник, и почему он в танке, а главное, к чему он приговоренный?»
  - Лизавета, сердито: «Почему, почему, вот почемучка нашелся. Совсем мужик нынче измельчал, чуть, что сразу почему, - по кочану!»
  - Я, одобрительно, снисходительно: «Молодец Лизавета, но не в тему. Потому примолкните. Будете секретарем, будете всё записывать, весь, опрос-допрос».
  - Лёнчик, совсем оправился, приободрился, порозовел: «Что ж, опрос так опрос, главное, чтобы не расстрел с конфискацией».
  - Я, строго: «Главный вопрос на повестки дня: куда, а главное на что, потратил голова города Очер, Лёнчик Макрушкин восемь миллионов народных рублей?! Сей щекотливый вопрос, вопрос вопросов сегодняшнего судебного заседания.
Суд состоится в присутствии судьи, секретаря и одного присяжного. Так сказать, в присутствии «Тройки».  (Тройка, тройка лихо мчится, вьюгу снежную кружа, то завоет, как волчица, то заплачет, как дитя…) – что-то опять меня на лирику потянуло.
  - Фамилия судьи – Господин-Командор-Судья-Художник.
  - Фамилия секретарь – Маршал-Лизавета.
  - Фамилия присяжного – генерал-полковник Афоня.
  - Фамилия подсудимого – голова города Очер Макрушкин, в просторечии Лёнчик.

  Что ж, приступим, пожалуй…
  Я, строго, торжественно: «Вопрос первый и последний. Расскажите подсудимый, какую сумму вы украли от суммы восемь миллионов рублей, выделенных государством Российским, для города Очер, к двухсот пятидесятилетью со дня основания, на именины так сказать, на праздник, на культуру. Подсудимый, вопрос ясен?»
  - Лёнчик, спокойно и уверенно, даже нагловато, показывает большим и указательным пальцем правой руки ноль, отвечает слегка краснея: «Ничего не украл, ноль».
  - Я, спокойно: «Скажите любезный, куда и на что можно потратить такую уйму денег?»
  - Ленчик, слегка трясется, волнуется: «Ну-у, я не знаю, …я не крал, может быть, другие крали, я ведь в команде не один был. Да и по бумагам весь баланс один к одному сошелся, копеечка к копеечке, не придерёшься, как говорится всё тип топ».

 - Афоня, не выдержал, яростно, возмущённо орёт: «Ах, ты, прыщ мелкий, а скажи-ка мне на засыпку, почему председателя комиссий Мухача за неделю, до окончания проекта уволили, …ась? …и не говори, только мне, менту бывшему, что он де по собственной воле заявление об уходе написал. Да ни в жись не поверью. Он, Мухач, ворюга старый, всегда знает, что, где плохо украсть можно. Как пример: районную поликлинику вспомни, …вспомнил, - а…?! Короче, колись гнида, почему уволил Мухача?!»
 - Я, удивлён, но Афоней доволен: «Что ж, хороший ход присяжный генерал-полковник Афоня, и вопросец с подковыкой. Просто так наш подсудимый не отвертится. Прошу вас, подсудимый, отвечайте на заданный вопрос».

  Лёнчик, покраснел и смутился. Он, этот наш Лёнчик, всегда краснел, когда врал,- молоденек ещё, не научился врать не краснея.

  - Лёнчик, заикаясь: «Я не виноват, он сам по собственному желанию».
  - Афоня, сердито бурчит: « Да, ври прыщ, скользкий, знаем мы тебя!»
  - Лизавета, баба сердобольная, гладит Лёнчика по головке, жалостливо: «Ребята, хватит пытать Лёнчика, он сам все расскажет, бес пыток, правда Леонид…»
  - Лёнчик тупо мотает головёнкой, мычит: «Мы-мы-мы…»
  - Я, радостно щелкаю плоскогубцами у носа главы города Очер: «Вот и славно, вот и молодец, вот и умничка! Люблю когда подсудимые сами, бес пыток, всё рассказывают, так сказать чистосердечно, по доброй воле душу перед смертью очищают. Оно и понятно без груза земных грехов взлетать легче, …а то бух! – и прямо в Ад!!!»

  Смотрю наш глава побледнел, заёкал, но крепится. Губёнки трясущиеся отирает, пыхтит, готовится к длинному диалогу. Лизавета на меня с укором посмотрела. Афоня ладошку о ладошку в предвкушений трёт. Короче, процесс идёт!

  Лёнчик, насилу справился с волнением, заговорил.  Заговорил откровенно, - решил значит груз с души снять.

  - Ленчик, торжественно: «Уважаемые господа, присяжные заседатели и Вы, Ваша Честь господин главный Судья-Художник-Командор, дело было так! – собрались мы как то в бане, человек нас было шесть семь, не больше…»
  - Афоня перебивает подсудимого, спрашивает строго: «Просим перечислить фамилий, должности и пол подельников, …извините, я хотел сказать соучастников».
  - Лёнчик продолжает: «Хорошо, я не протв: Головачёва - женщина, первый заместитель главы Очерского района. Мухач - мужчина, непонятно какой профессий. Поговаривают в городе, что он раньше зубы в конюшне жеребцам рвал. Путтина - женщина, после пенсионного возраста. В недалёком прошлом коммунист, бессменный партийный работник. Дерендяйкина - женщина, новоиспечённый директор краеведческого музея. В прошлом заведующая домом культуры деревни Морозовка, и я конечно, Лёнчик - мужчина, голова города Очер. Ну, вот господа, пожалуй, и вся компания».

  - Лизавета, открыла от удивления рот, так с открытым ртом, как чревовещательница,  произнесла фразу: «Скажите Леонид, почему в бане…?!»
  - Я строго, наставительно: «Какая вы, Лизавета, недогадливая. Баня, это единственное место, куда ходят голышком. То есть полная гарантия, что никто ничего не запишет, а значит и не настучит, еж ли вдруг что. И вообще, прекращайте перебивать подсудимого. Ещё повторится, выдворю из зала, …то есть я хотел сказать из танка».

  - Лёнчик, ухмыльнулся, продолжил: «Сидим значит мы в бане, голышом, в чём мать родила, заседаем, судим-рядим-делим, кому сколько деньжат отломится. Естественно, если всё свертится, всё скрутится, всё сладится».

  - Я, строго, но вежливо, - уважаю, когда честно, по доброй воле в сознанку идут: «Хорошо Леонид, давайте по порядку, так сказать по пунктам: что зачем следует, и какой с чего доход получился. То есть, сколько чистогана в общаг накапало».
  - Лёнчик, воодушевлённо: «Перво-наперво хочу рассказать, как книжку делали. Поверьте мне господа, украсть четыре миллиона из восьми, это непростая задача, тут исхитрится необходимо так, чтобы комар носа не подточил, чтобы копеечка в копеечку сошлась.
  Скажу вам, господа по секрету на этот случай у нас Путтина Нона Михайловна имелась. Эта старая кошелка, ещё в давние, давние времена, когда в комсомольской ячейке секретарём подъедалась настропалилась с комсомольских значков и пионерских галстуков доход стабильный иметь.
  Но ближе, как говорится к делу…- стоимость исторического альбома к юбилею родного города Очер, в городе Пельмени, с фотографиями и текстом стоил семьдесят пять тысяч рублей. Мы посовещались и решили дать фирме сто тысяч, но по документации, под их подпись и банковским перечислениям пропустили пятьсот тысяч рублей. Мухач в Пельмень сгонял, у подрядчика наличкой получил разницу. Всё тип-топ.»
  - Афоня, сердито: «Ловкачи, ничего не скажешь! Мухача видимо за плохой делёж выперли, оно и понятно,- пять на шесть плохо делится,- гы-гы-гы…!!!».

  Лёнчик освоился. Уже не краснеет, не бледнеет, а бойко и резво так, почти балагурит, с задором...

  - Ленчик,  уверенно с задором: «Я не знаю, наверное, так и случилось. Докладываю далее, по пунктам. Решили мы доисторическое животное в музей поселить. Прикинули, посчитали: прорезиненный материал – шесть погонных метров. Компрессор маленький, маломощный – один. Глаза, стеклянные, карий – одна пара. Чип, китайский – один. Выключатели, советского производства – два. Стекло, витринное, большое – два куска. Моток электропровода – три метра. Кронштейн – два. Двери, двойные, полупрозрачные, пластмассовые - одни. Цемент, марки триста – два мешка. Шерсть натуральная, человеческая – один килограмм, сто грамм. Чтобы сэкономить, шерсть состригли с себя, прямо здесь в бане. Всех больше шерсти дал Мухач. И как результат экономии и простоты подхода, себестоимость Чуда-Юда получилась пятьдесят тысяч рублей, ноль-ноль копеек.
Художнику-портному из Москвы заплатили за выполненные работы сорок тысяч.
Вот видите уважаемые господа, опять мы извернулись и украли у населения города Очер четыреста тысяч рублей».


Глава - 4
…просыпаюсь...- дела!!! ... ну, и дела-а...

  Господа писатели всё строчат. Вглядываюсь в их лица…- выражение лиц, людей умученных тяжелой неволей: блёклые, не выразительные, цвет серый, нездоровый, впалые щёки и худоба,- видимо это у них профессиональное. Недаром в писании сказано - Лукавый следом хаживал, и поводырем был судейских и псов их серых.
Интересно, а по телевизору всегда показывают милиционеров, этакими краснощёкими пузанами с дубинками наперевес, и рожи у них всегда наглые, отмороженные и глупые. 

  ...задумался...

  Вспомнил, как оказался в кутузке... Привезли на бобике, …заточили гады!!!
  К чести их можно сказать,- не мордовали, но и пряниками не угощали, грубили, конечно, рожи свои, сердитые, менторские показывали. Но меня этим не возьмешь, я в жизни всякие виды видывал.

  …ещё раз задумался...- Х*йманов настучал на свободного художника, скотинка мелкотравчатая.
  Х*йманов, в просторечии "Мелкий микроб", азиат русского происхождение, звучит почти, как афраамериканец, но только на русский манер.

  Откуда он взялся, этот Х*йманов в славном городе Очер совершенно непонятно. Старушки болтают: мол убег из какой-то азиатской страны со странным названием Фергана. Было это во времена Оранжевых революции. В Фергане этой резали русских, как собак, а равно как и тех, кто стучал этим русским на аборигенов узкоглазых. Ясно,- значит наш Х*йманов стукачек, …вот блин, на стукачка нарвался!

  Здесь, в городе Очер, этот Х*йманов, на удивление быстро занял доходный руководящий пост, что является само по себе весьма странным.
  Пост был по надзору за детскими учреждениями закрытого типа. Вокруг каждого учреждения был шестиметровый забор с колючей проволокой поверху. Совершенно не было никакой разницы детсад то, или школа одинадцатилетка.
  Как правило, из этих учреждений выпускали моральных уродов. Ясно, как божий день то, что из них, с их спецификой и закрытостью могло выйти только строй-мясо.  Кто прямиком топал на зону за семиметровый, белый забор, кто в грузчики, кто в шахтеры на рудники, …и так далее и тому подобное. Девчата обычно, прямиком на панель шагали. Панелью в поселении городского типа Очер считалась трасса. Там на этой трассе грязная шоферня, за рупь с полтиной имела любую, …а далее развозила по всей стране всякие заразы, от Дырчатого плюмпэра до Спиданозного стафилококка.

  Мелкий микроб Х*йманов имел ярко выраженное, осыпанное застарелыми угрями лицо мальчика подростка. Он был мал ростом, имел маленькие ручки и маленькие ножки. Носил блестящие лаковые туфли на высоких, с мягкими набойками, женских каблуках.
При ходьбе этот прыщ слегка подпрыгивал, иногда даже со свистом. Я всегда не мог понять, как это у него получается. Вспомнилась детская песенка: " Чижик пыжик, где ты был...- я на речке жопку мыл...". Этот прыщеватый хрюндель тоже вечно полоскался.

  Обычно, свой рабочий день Х*йманов начинал с парикмахерской. Его любовница Вахидовна, которая от него Х*йманова прижила детеныша, старательно и добросовестно точила его желтоватые, крючковатые ногтки. При этом его маленькие ручки и ножки подергивались, - видимо от удовольствия. Далее Вахидовна делала ему аккуратную прическу,- волосик к волосику…- умора! …га-га-га…!!!

  И вот, причесанный, накрахмаленный и вкусно пахнущий (...еще бы, с такой фамилией), господин Х*йманов проводил свой рабочий день, за своим огромным рабочим столом.
  Стол его всегда был пуст. Его маленькие ручки покоились на полированной столешнице. Голубой, не моргающий взгляд блуждал поверху.  Время от времени дверь обширного кабинета открывалась, и к столу подходила секретарша. Она подсовывала бумаги на подпись. Мелкий микроб, не меняя позы, не опуская взгляда, подписывал принесенные шуршащие бумажки. Секретарша, переваливаясь с ноги на ногу, удалялась. Её огромный круп ходил ходуном. У микроба от ветра принесенного мощной походкой его секретаря шевелились волосики на мохнатых ушках и блёклых ресничках... (Если честно, запарился я описывать этого мелкого недомерка!)

  Нужно просто сказать, …это Х*йманов крал все, что плохо лежало в учреждениях вверенных ему государством.
  Крал он всё: от эмалированных детских горшков, до детских спальных кроваток, от лампочек в классах учеников до стульев. Доходило до смешного…- дети в некоторых классах учились стоя, …а что, очень удобно,- проверяющие заходят, а дети уже стоят. (Думаю, когда я начну дремать, этому гадёнышу придется во всем сознаться).

…устал что-то я, …глянув в последний раз на тружеников пера, устроился поудобней на стуле, закрыл глаза…


Глава - 5
  Вначале снились мне: лесные лужайка, цветочки, ёлочки, берёзки, птички-синички…- но тут неожиданно, из-за бугра покрытого сосновой порослью, с лязгом, вся в дыму выскочила бронированная Тешка. Резко, с визгом затормозив, она, как конь верный встала смирно и четко, прямо во фрунт в отношении  города Очер.
  Люк откинулся, и сияющая, испачканная копотью физиономия водителя, генерал-полковника Афони выглянула, и радостно заорала: «Все Ваша честь, господин Командор-Судья-Художник, всех доставили! Прикажите выводить…???

  Я всегда удивлялся прыти, этого шустрого недомерка в нарисованных генеральских погонах…«Хорошо выводите» – сказал я тихо и задумчиво.

  Афоня выполз из танка, стукнул пару раз по корпусу. На стук, из верхнего люка выпрыгнул мой новобранец Лёнчик. У Лёнчика была новая фамилия и новое армейское звание. Как и у водителя Афони, его погоны были изрисованы фломастером. Накануне я лично, перед строем нарисовал три маленькие звездочки в ряд, и объявил торжественно его звание и должность. Звание простое, армейское - старший прапорщик бронетанковых войск, должность – радист, фамилия – Леонид. В нагрудном кармане у старшего прапорщика Леонида находилась мобилка, которая постоянно издавала звуки типа: пи-пи… Довольствие у старшего прапорщика было простое: три сухаря в день, два литра воды, на обед, на завтрак, на ужин.

  Старший прапорщик Леонид лихо подскочил ко мне, лихо вздернул руку, для приветствия и зычно отрапортовал: «Ваше Командорское Высочество, господин Судья Художник, по вашему приказанию доставили всех обвиняемых!!!»

  - Я задумчиво, глядя в честные глаза Леонида, спросил: «Точно всех доставили, никого не забыли, никого по дороге не потеряли…»

  Леонид смутился, покраснел и отвел свои честные, голубые глаз в сторону.
  Афоня, не отходя от танка, надраивая до блеска его металлическую шкурку, буркнул себе под нос: «Врёт, как всегда, этот наш новый старший прапорщик. Потеряли одного,- утек сволочь, как через пальцы, недаром фамилия ему Подводный. Мы его хвать, а он раз, и утёк, собака!»

 - Я строго: «Старший прапорщик, докладывайте».
 - Прапорщик, заныл: «Это не я, это Лизавета пожалела инвалида…».

  Я посмотрел на Лизавету. Лизавета, облокотившись на вверенное ей огнестрельное хозяйство, то есть на четырёх-ствольный армейский пулемет мирно дремала. Да-а протянул я: «Кругом лес, птички поют, цветочки пахнут, а она дремлет. Танк вон рядом, металлический, а ей хоть бы хны. Что-то с Миром не ладное творится. Выгнал бы к чертовой матери эту многодетную домохозяйку, но вот беда - метко стреляет. И пулемет любит, а кого ей любить, раз муж алкаш».
 Бросив последний взгляд на мирно дремавшую Лизавету, я повернулся к старшему прапорщику…

  - Я, громко: «Смир-рно!!!»
  - Леонид, прищёлкнув каблуками, зычно: «Рад стараться ваше Высокородие!!!»
  - Я, с металлом в голосе: «Докладывайте, кто утек, какой такой инвалид, …и не мямлите, чай не в ресторации, а я вам, не девка красная».
  - Леонид, четко, по-военному: «Подводный, бывший глава Очерского муниципального поселения. Хоть и инвалид, но сильно хитрый, сильно умный. Притворился психом, и утек. Сел на японскую Субару и как сквозь пальцы, то есть как сквозь землю провалился. На ней, этой Субаре руль правосторонний, как раз под его увечную клешню. Нам с господином водителем генерал-полковником Афоней на нашей тихоходной Тэшке ну никак не догнать было эту японскую Субару».

  Слушая доклад новоиспеченного прапорщика связиста, я наблюдал, как черти из Тэшки выгружают обвиняемых. Думал и смотрел, смотрел и думал: «… о звездах, о Млечных путях, о Чёрных дырах, о своей родной, любимой Преисподнии».

  Тряхнув головой, прогнал видения. Громко на весь Галечный карьер крикнул: « Всем встать в очередь! Я спрашиваю «кто», - называете фамилию, должность, в чем обвиняетесь, сколько украли, отходите в сторону, … и не толпится мне тут!!!»

  - Кто?!...

  - «Лебеда, заведующая садиком «Березовое кладбище». Крала детские кроватки, ночные горшки и другую мебель. Собирала с родителей деньги, покупала новую мебель и опять продавала, и опять собирала… и так много раз. Схема хорошая, надежная. Ещё я закупала лежалые продукты: крупы, муку, рожки, кисели, консервы из государственного военного резерва, кормила ими детишек детского садика, разницу в цене брала себе, …ну, и делилась конечно.
  Много у меня грехов господин Командор-Судья-Художник. Можно назвать соучастников, с кем делилась, кто меня подбил на это лиходейство...?».
  - Я, сердито, с отвращением: «Спасибо, не нужно, они сами сознаются…».

  - Следующий… Кто?!...

  - «Х*йманов, начальник отдела районного образования Очерского района. Работаю пять лет. Честен, неприхотлив, характер нордический, стоек, к врагам района беспощаден…».
  - Я, удивленно: « Господин ***манов, где-то мы с вами встречались…»
  - Х*йманов, с надеждой в голосе: «Конечно господин Командор-Судья-Художник, мы с вами старые знакомые…».
  - Я, задумчиво: «Хорошо, об этом потом, в следующий раз, если суд оправдает. А сейчас любезный, скажите-ка мне, в чем вы грешны. То есть, что, где украли, где припрятали народного, не своего, в каком месте нехорошо наследили… - я жду…».
  - Х*йманов, мелко трясясь, тихо, но твёрдо изрек: «Денег не от кого не получал, никогда не крал, к детишкам в спец. школе не приставал. Я очень детей люблю…».
- Я, сочувствую, улыбаюсь: «Понимаю-понимаю...» - обращаюсь к Афоне: «Господин генерал-полковник, для господина Х*йманова дыба и плоскогубцы, …да смотрите, выберите сучок покрепче, для этого русского с Ферганской долины».

  Афоня резво подскочил, к побледневшему вдруг любителю мальчиков и девочек, повалил его наземь, ловко скрутил его руки-ноги тройным милицейским узлом, и поволок Х*йманова к рядом стоящей, крепкой сосне.

  - Я отвернулся и крикнул в толпу: «Следующий!!!»

  Из толпы вышел крепкого телосложения средних лет мужчина, с хорошо посаженой головой и зверским взглядом.

  - Кто?!...

  - Мокрушник, голова Очерского района, не был, не привлекался, не участвовал, в коррупции не замечен.

  «Какой жесткий мужчина. Так просто такого не расколешь. Хотя конечно, в Аду у Крыса все разговорчивыми становятся» - подумал я про себя.

  Я поманил пальцем Маршала-Лизавету, строго приказал: « Этого молодца, за пятки и на ветку, пускай подумает до утра…

  - Следующий… Кто?!...

  - Абрамович, директор УКХКХ, крал тепло, признаюсь, но немного, для личных нужд, за лишнее тепло деньги отдавал…- пальцем показывает на подвешенного за пятки Мокрушника - вот ему, себе тоже оставлял на пропитание. Схожу домой все принесу…
  - Я, ехидно: «Кто ж тебя отпустит голубок, иди-ка, на травке пока посиди.

  - Следующий… Кто?!...

  - Коктя Макрушкин, директор управ коммунальными компаниями города Очер. Крал, но всё верну. Президент Медведь сказал, что можно в тройном размере… без конфискации…
  - Я, сердито: «Опоздали приятель, здесь нет Медведя, здесь я решаю, сколько, кому и какое наказание: рогатку, яйца открутить, за нёбо подвесить, или сразу расстрелять… идите, пока на травке посидите, в Аду набегаетесь по сковородке»

  - Следующий… Кто?!...

  - Сыромяткин, директор фирмы «Комфорт». Крал, но мало. Все отдавал Ленчику… - показывает на старшего прапорщика Леонида.

  Леонид подскакивает к осужденному Сыромяткину, клацает плоскогубцами у его носа, орет на весь карьер: «Кому-кому, мене-мене,- ошибаешься фраерок! Ты, когда сортиры на праздники городские строил, или там ёлку наряжал на Новый Год, то бобло украденное в апшоры кому гнал, ась?! Колись сволочь горбатая?!!! По сметам у тебя, те сортиры, как минимум золотые должны быть, а игрушки ёлочные из горного хрусталя, что-то я ни разу не замечал ничего таково, только бумажные фонарики, туалетную бумагу фирмы «Соликамск», да неказистые ёлочки на городской площади».

  - Хорошо Леонид, он ваш…

  Прапорщик Леонид по быстрому скрутил подельника, и недолго думая уволок его к себе в норку, которую только что соорудил под откосом Галечного карьера.

  Мне подумалось: «Съест наш Леонид подельника и косточек не оставит…»

  Что-то так мне стало скушно и тоскливо от безобразия такого, что захотелось мне спрятаться в бронированную Тэшку и заварить люк из нутрии.

  Поднимаю глаза, вглядываюсь в лицо: передо мной стоит худощавый, лысоватый мужчина средних лет. Я тихо спрашиваю: « Кто?»…

  - Ёжик, бывший владелец СИС, … специализировался по строительству в городе Очере и его окрестностях. Крал везде, понемножку, где миллион, где два, где полтора.
  - Я, оживился, с интересом: «Так-так, - приведите пример… - как это так: там миллион, сям миллион,- разве так бывает…?»
  - Ёжик, шепотом, чтобы никто не слышал: «Ну, как же бывает, вот, скажем, во время ремонта здания Краеведческого музея, я украл примерно 5 миллионов из выделенных государством тринадцати миллионов. Схемы разные, вот как пример: железо на крышу закладываешь в смету, и пропускаешь по документации трех миллиметровое, а стелешь в полтора миллиметра, или два,- миллион с миллиметра  уже накапало. Крышу стелил, часть железа закроил, …на сторону, продал знакомцу по сходной цене».
  - Я, восхищен, перебиваю, задаю вопрос: «Расскажите-расскажите, как это голубчик, вы, так ухитрились, как вам удалось, что волки сыты и овцы целы…?»
  - Ёжик продолжил: «На стыках сэкономил, а где текло, там герметикам залил. При сдаче не текло, но через два года потекло, и уже в течении пятнадцати лет, как снежок, как дождичек, так обязательно течет. Тоже самое, с красками, обоями и прочими строительными материалами. Делился понятное дело с начальством вышестоящим. А как же не поделишься…- а подряды, а детки кушать просят…- делится необходимо. Дома жена, собаки опять же, … целая стая четвероногих друзей, я сильно собак люблю».
  - Я, хмыкнул, спросил строго: «Значит говорите снежок, дождичек, собачки… Вот скажите мне любезный, а людей вы любите?- только честно, как на духу!»
  - Ёжик, помявшись и блеснув зло крохотными глазками, ответил: «Нет, не люблю, …люди такие засранцы!»

  Вороватый строитель оглядывает тех, кто уже подвешен за члены, кто уже орет, кто уже скулит, воет и молит о быстрой кончине. Смотрю, мой подозреваемый в коррупции строитель аж позеленел от чувств, затрясся и в голос, громко так выкрикнул: «Дать показания кому и сколько перепало с наворованного?!!!»

  - Я, посмотрел в не очень честные, со слезой, глаза господина Ёжика, тихо, с чувством ответил: «Спасибо, не нужно товарищ, они сами всё расскажут. Идите, к подозреваемым, посидите на травке, подумайте о бытье-житье, помолитесь».

  «Да-а...» - протянул я про себя. Оглядев толпу подозреваемых, прикинул: «Сколько же времени мне понадобится, чтобы всех допросить. Здесь их человек сто, не меньше. Все лгали, все крали, все жульничали, все бес исключения стяжали, унижали и насиловали народ.
  Вот бы также с ними поступить, как накануне в ментовской, …человек триста положил, и что примечательно,- без суда, без следствия, никакой волокиты.
  Все правильно, в милиции безвинных не бывает. Среди начальства тоже безвинных нет – новая русская поговорка. Я много знаю хороших поговорок, кое, что сам придумал:
- Мертвый мент – хороший мент.
- Чем меньше ментов – тем воздух чище.
- Мент с возу – кобыле легче.
- Ментов много, а народ один. - что-то меня на поговорки потянуло…» - Я хлопнул крыльями и спрятал их под судейскую ряску.


Глава - 6
  Чуть в сторонке, от толпы обвиняемых стоит человек, у которого странная фамилия Самосвалов, и кличка у него тоже странная такая, - Доктор-Таблеткин. Он с супружницей своей, лет так десять спаивал народ славного города Очер «Боровинкой», «Клюковкой», «Смородинкой» и прочими спиртосодержащими лекарственными средствами.
 Рядом с ним, его жена,- та ещё штучка, - умеет готовит хорошо, вкусно. В городе Очер лучше неё никто не умеет щуку готовить, и борщи всякие, разные варить. И именно из-за её этого умения у доктора Таблеткина, пузо начинается от подбородка и заканчивается где-то около коленок.
  Парочка этих «докторов» от всех отодвинулась. Видимо интеллигенты, видимо недолюбливают прокурорских, судейских и прочее высокое начальство.

  С левого края карьера в траве сидит господин Черпаков. Хорошая фамилия, Черпаков, Поварёшкин, Половников, - этакий половничек, знай черпай из общего котла, пока ручка не устанет, - га-га-га…!!!
  Что-то я опять на лирику отвлекся, нужно с этим прекращать, суд всё же, а суд дело серьезное, на нем лирика неуместна.
  Черпаков, ворюга ещё тот! Второй помощник главы района. Заместитель по воспитанию. Кого он воспитывает, совершенно не понятно.
  Черпаков сидел на месте заместителя крепко и плотно. До него на этом месте сидела хитрая воровка из бывших комсомолок, его теща Путтина. Об этой даме отдельный разговор…
  Путтина была мамой преступного клана верхушки управленцев Очерского района. Считалась и почиталась госпожа Путтина вроде сицилийского мафиози. На Сицилии сидел крестный Отец, а здесь, в городе Очер была и есть крестная Мать.
  Благо сравнение с земельным участкам подходящее. В Очерском районе земли ровно столько же, как и на Сицилий. 
  Поговаривали, что даже сам голова района Мокрушник, под ней ходит и ручку ей целует, и деньгами одаривает.
  Зять Мамы Черпаков служил в своей бытности директором первой средней школы. Крал буквально всё. Как-то украл новое железо, крыл в деревне дом-дачу, и по этой важной причине, ровно половину школы покрыл старьем.

  Рядышком с господином Черпаковым сидел в травке здоровенный детина. Тоже бывший директор первой, средней школы, нынешний редактор районной газеты «Очерские Моталки». Проработав в школе, ровно пять лет, выехал из её, школьных худеньких ворот на новеньком жигулёнке с прицепом, в котором находилась трёх комнатная квартира с евро окнами и евро унитазами к каждой жилой комнате.
  Вот скажите на милость, зачем в каждой комнате по унитазу… - не что засранцы такие.

  В самом центре лужайки устроился Лаврушка, толи еврей в десятом колене, толи мордвин в пятом. Знаю одно точно, родился этот жадный, хитрый полукровок аж в  Китае, за Великой Китайской стеной, в славном городе Харбине, …а что ловко устроился, в середке, - все его греют.
  Именно этот хитрый полу еврей, полу мордвин  выменивал на армейских складах лежалую крупу, муку, горох, гречку и другие продукты, припасенные государством на случае войны с Китайским империализмом.
  Менял он всё это хозяйство на бывшие в употреблении электрические столбы, провода высокого напряжения и изоляторы. Далее все выменянное электрическое хозяйство опять менял на провизию и уже после этой сложнейшей махинации продавал далеко несвежие продукты по цене свежачка через оптово-закупочную базу Районного потреб кооператива, заведующим садиков, директорам общеобразовательных школ, общественным столовым и другим общественным организациям. Разницу делил в равных долях на всех участников кооператива.
  Его подельник и верный друг на протяжении не одного десятка лет был Бурда Поликарп. Он сидел тут же, рядышком, оба попыхивал трубочками, чёрного, заморского дерева.

  Чуть в сторонке от этой милой парочки: одного полу еврея и одного полу хохла стояла весьма пожилая дама. Её странная фамилия носила привкус алкоголя. Ясно, что сама дама не выпивала. Она на дух не переносила не только запах перегара, но и просто на слух не выносили упоминания марок вин и названия водок, а при слове «Брага» её всегда страшно-страшно тошнило.
  Работа у этой милой, полуинтеллигентной дамы была простая, – судья.
  Дама проработала судьёй, вернее председателем суда в славном городе Очер тридцать пять лет и вот-вот должна была уйти на заслуженный отдых, - как ей не повезло…

  Рядышком с бывшей судьей стояла прокурор Малиновна,- дама близкая к сорока годам, в полковничьем синем френчике и синей же юбчонке. Я ни разу не видел эту даму радостной. Ходила она всегда туча тучей. Нет, вру, один раз видел её сияющей…- когда прокурор Малиновна предложила мне сделку с совестью. Но вы, же понимаете господа и милые дамы, какая совесть может быть у Художника-Командора-Судьи…- правильно,- непродаваемая совесть!
  Любила Малиновна «Опель», коррупцию и своего толстячка сынка. Работать не любила. В своём рабочем кабинете Малиновна писала только одни отписки. Всех посетителей выслушивала холодно и безразлично. Всегда всех посетителей записывала на магнитофон. Держалась прокурор всегда одной стороны - стороны власть предержащих, и именно на этом факте спалилась. Теперь она находилась среди подозреваемых по делу о коррупции,  и в претендентах на смертную казнь.

  Смеркалось. На откосах Галечного карьера начал собираться любопытствующий народец. Собралось их человек, тысяч около десяти. Народ был оборван, голоден и сердит, …и почему-то с лопатами.


  Ко мне подошел взопревший генерал-полковник Афоня, сердито произнес: «Молчит падла, молчит как партизан…». - «Хорошо генерал-полковник, садитесь в Тэшку и дуйте в славный город Пельмень. Там, на банной горе, в Желтом доме прячется наш подопечный ненастоящий псих Подводный. Если психи окажут сопротивление, нажмите на красную кнопку. В общем, вы, знаете, что и как делать, мне вас учить, только портить. Что бы утром, к шести часам этот вороватый псих был здесь, на Галечном карьере. Ровно в шесть состоится казнь приговоренных коррупционеров».

  Генерал-полковник, звонко пристукнул каблуками, отдал честь, лихо развернулся и ни слова не говоря двинул к танку.

  Тэшка взревела всеми своими четырёхстами лошадиными силами, и рванула строго на северо-восток, туда, где в Желтом доме спрятался расхититель бюджетных средств Подводный.

  Быстро темнело. В лесу всегда так, быстро темнеет.

  Я повернулся к толпе коррупционеров и громко выкрикнул в толпу: «Вы все воры!!! Да! – или нет…???»
  В ответ послышалось тихое, виноватое, еле слышное: «Да, мы все воры. Мы больше не будем. Простите нас господин Командор-Судья-Художника, простите, пожалуйста, мы станем хорошие, мы станем не жадные…»

  Я про себя: «Бог простит…» - в ответ же крикнул: «Все садитесь, ложитесь, спите, отдыхайте, смотрите на звезды, дышите лесом, слушайте птиц…- утро вечера мудреней…»

  Прикрывшись от лесной сырости крыльями, отправился проверять посты.

  Лизавета стояла у треножника с четырех-ствольным крупнокалиберным армейским пулеметом.
  Выглядела Лизавета бодрой и посвежевшей. Когда только успевает эта красавица.
  Скользнув безразличным взглядом по её широким бедрам, пошел навестить двух основных фигурантов по делу о коррупции. Сегодня ночью одному из них предстоит спуститься в Ад, и познать муки Адовы.

  Я топнул трижды копытом, и как из-под земли вынырнул мой верный Конёк-Горбунёк, Был он на удивление схож со старшим прапорщиком Леонидом. Те же упитанные бока, та же незатейливая улыбка и тот же честный, преданный взгляд.
Я уселся верхом на свою лошадку, схватил Горбунька за красные, мохнатые, длинные уши и шепнул: « В Ад».


Глава - 7
  Ад,- это вместилище греха и порока. Как говорится: входящий в Рай, не строй иллюзий, входящий в Ад, надежды не теряй - гы-гы-гы…!!! …ну, очень смешно…ха-ха-ха…!!! … прямо Укатайка…!!!
  Ад был в моём введенье. Заправлял Адом некто Крыс. Ловкий малые: сноровист, шустр, непредвзят, с юморм. Люблю когда мои служащие с юморком.

  В центре зала, на каменном помосте мохнатый черт Яшка охаживал главу Очерского района здоровенной пудовой кувалдой. Ребра у Мокрушника, как говорится, трещали по всем швам. Он мычал и вертелся, словно вошь на горячей сковороде.
  Рот у Мокрушника был завязан красной тряпкой, под тряпкой был вбит берёзовый кляп. Кляп вбит, для того, чтобы пытаемый не кричал. У меня с детства нежные уши, я не переношу крика. Я вообще-то домосед. Люблю тепло и уют. Люблю здоровую, хорошую пищу и крепкие, красные вина.

  Удобно примостившись в золотом боговом кресло, которое ловкий Крыс, Адов повелитель прихватил в Раю, когда крал там, по недосмотру Бога безгрешные души… - но это отдельная история.
  Конёк-Горбунёк примостился у моих ног, жевал сенце.
  Я внимательно оглядел пытаемого,- похоже на парне не осталось живого места. Я подал знак черту Яшке приостановить истязания.
  Обычно во время пыток я веду задушевные беседы с грешниками, особенно если сия процедура происходи в Аду. Признаться люблю это дело, бодрит, и вообще хорошее развлечение, …а вот попробуйте, поживите-ка на Земле десять тысяч лет…- вот и я думаю, что о-го-го,- скушно.

  - Я, обратился к осужденному, спросил: «Вот скажите мне любезный, я слышал, старухи болтали, что якобы в лихие девяностые прошлого века, когда в бытность вашу, вы, подъедались в председателях колхоза, было вами совершено убийство, на почве ревности, а труп убиенного, вы спустили в голбец. Этот бедолага до сих пор в том голбце находится, вернее его косточки. Молодец тот, чью жену вы имели, не захоронен, душа его не отпета, скитается она, мучается, некрасиво, не по-христиански это. Ну, да ладно, это дело прошлое, к нашему с вами разбирательству отношение не имеющее».

  Кусок истерзанного в клочья тела завихлялся, задергался…

  - Я, сочувствующе, почти жалостливо: «Да не волнуйтесь вы так, я никому не расскажу. Меня интересуют совсем другие ипостаси, а точнее одна ипостась – денежная, а если ещё точнее уточнить: злато-серебро. То есть сумма, уведенная из бюджета славного города Очер, а также прилегающих к нему территорий, в приблизительном размере в двести пятьдесят миллионов русских рублей. В золоте, это будет, где то около ста килограммов 999 пробы,- понимаете, о чем это я…- если эти три милые циферки перевернуть, что мы видим…- правильно, мы видим 666 - знак Зверя, … а это мой знак! Ты, понял меня, гнида мёртвая!!!»
  (Я всегда впадаю в неистовство, когда слышу милый и такой родной звук золота).

Будущий труп опять задергался, опять закривлялся…

  - Я, яростно: «Да понял-понял Я…!»

  У меня мягкий характер, я не люблю кричать, но я всегда впадаю в неистовство, когда слышу милый и такой родной звон золота. Я знаю его звук, он как шелест осенней листвы под моими копытами, шуршащий во время моих пеших прогулок. Я знаю его запах, да-да, золото пахнет, пахнет необыкновенно, несбыточно, как воздух Вселенной. У золота есть цвет. Посмотрите, на мою шерсть… Моя шерстка светится изнутри,  и цвет это, цвет Солнца.
  Мдя, что-то я на лирику перешел. Хотя конечно, чуть-чуть лирики не помешает. В Аду без лирики никуда.

  Конёк-Горбенёк перестал жевать травку и спросил: «Скажите господин Командор-Судья-Художник, о чем это так волнуется наш испытуемый. Похоже на то, что созрел наш касатик».

  Я ласково потрепал красные, мохнатые ушки своей лошадки и произнес: «Наш подопечный во всем признался. Признаться в воровстве, всегда лучше, чем признаться в убийстве. Сейчас мы снимем с него намордник, достанем кляп из его нехорошего рта, и он нам поведает всё о своих проделках,- сколько и где украл, с кем делился, где и сколько припрятал».

  Черт Яшка ловко срезал ремни. Вылил пару ведер ледяной воды на обвиняемого и усадил его на табурет напротив меня.

  - Я, ласково: «Ну, вот, давно бы так. А то так терпели, так терпели, даже черти мои умаялись. Из-за вашего упрямства, мне придется сверхурочные выплачивать и дополнительный выходной мохнатым давать. Хотя конечно, поупрямится не возбраняется. Что ж давайте, приступим… Яшка за секретаря, - будет за вами всё скоро записывать, все ваши грехи и шалости, а я буду слушать. Если я вдруг вздремну, вы, не смущайтесь, рассказывайте, Яшка все запишет, слово в слово. Он, чёрт, честный, лишнего не припишет».

  - Я, серьёзен, сосредоточен, как никогда, задаю вопрос: «Вопрос номер один, основной вопрос - где, когда и сколько? Прошу не лгать, не увиливать. В противном случае следующая пытка «Испанские сапоги». Я полагаю, сей пыточный инструмент вам, милейший, знаком. Никто не выдерживал, все без исключения кололись, бывало даже, чужую вину на себя брали. Хотя если повспоминать, то был один рыцарь-рубака, полюбовничек императрицы Медичи. Силен был бродяга, ни слова не сказал. Яшка ему все кости ниже коленных суставов раскрошил,- ужас!!! …и что примечательно, а самое главное обидное, когда мои черти принялись в его черепе дырки сверлить, для того, чтобы в них пираний запустить, этот недомерок сознался. Даже взял на себя чужую вину, заявил, что имел не только Марию Медичи, но и мужа её, императора Карла, вот врун какой, мы-то знаем, что Карла имел, его шут Яшка.  Вон он Яшка, пытатель ваш».

  Я хлопнул ладошкой промеж рогов своего подручного по пыткам черта Яшку и строго наказал, чтобы тот старался, а главное писал протокол разборчиво, и внятно.

  - Мокрушник, шепелявит, но ясно так с присвистом: «Я все скажу, Ваше Преосвященство господин Судья-Художник-Командор, ничего не утаю, не хочу, чтобы во мне рыбы жили, они такие глупые и гадкие, от них тиной пахнет».
 - Я, восхищенно: « Давно бы так, а то, грудь колесом, мол нестрашно, мол докажите, мол сам себе богатырь, а на поверку вышло какой-то малявки-рыбки зубатой испугались, …кувалды Яшкиной не испугались, а вот рыбки на те вам, и коленки затряслись. Вообще-то как я погляжу, сильно странный народ эти люди!»
  - Мокрушник, опять за своё, глаголет с присвистом: «Всё скажу, ничего не утаю…»
  - Я, жалеюще, почти по-отцовски: «Ну и правильно, вот и хорошо! А, чего скрытничать, чего жалеть, ведь не Душа, а всего на всего злато-серебро, …как говорится: Бог дал, он же и взял. Давайте любезный, начинайте, облегчите свою совесть перед смертью. Вы не думайте, Смерть она добрая, это мы злыдни, а Смерть красотка, …она всех любит, всех приголубит».

  - Мокрушник, заговорил: «Мы, как то в средине девяностых собрались на сход, все председатели колхозов, ну там Найдёнкин и другие, которые округ города Очер, раньше, во времена прибыльные, Советские, паслись. Вот порешали, порешали и решили, большинством голосов оккупировать город Очер. Ну, и понятное дело, поиметь его, как следует, по полной программе. Конечно, вначале я ради тренировки, свой родной Купринский колхоз в чистую разорил, - а что, сам создал, сам и по ветру пустил».

  - Конёк Горбунёк не выдержал, закричал: «Чет я не понял, ты чё, в натуре, нам тут вставляешь, мы что, тут в Аду тебя, хворь стылую, вечность слушать будем, заливаешь нам тут, кто, да где! Ты, мразь, деревенская, навозная, давай ближе к делу, бес рассусоливаний и размазывания каши манной по тарелке, по делу давай, про золото!
  - Я, одобрительно потрепал гривастую гривку своего коника и произнес: «А, что, Конёк-Горбунёк дело говорит. Вы, товарищ, давайте как-нибудь покороче, поцельней что ли, посжатей, не век ведь нам куковать подле ваших баек. Утром казнь на Галечном карьере, а мы ещё и не начинали».

  - Мокрушник, подобрался, сконцентрировался и продолжил: «Первое – я, как голова Очерского района создаю свою компанию при администрации района МПУ, в просторечии – Служба заказчика. Для того, чтобы её создать я обанкротил Бытсервис, с его банями, индпошивом, канализациями и прочей требухой.

  - Конёк-Горбунёк, опять не выдержал и заорал: «Ага, значит, это ты, змей подколодный, баню разрушил и Бытсервис порушил. Значит это из-за тебя прыща гнойного, народ славного города Очер десять лет немытый ходит?!

  - Я, не выдержал и скрутил Коньку его наглые, красные уши, …прошипел: «Если ты, тварь, четырёх-копытная не прекратишь перебивать подследственного, превратишься на рассвете обратно в Лёнчика, голову города Очер, а там уже с тобой другой разговор будет».

  Конёк-Горбунёк с перепугу ойкнул и замолк до утра.
  Чёрт Яшка бойко записывал каждое слово произнесенное в пыточной зале. Записал даже то, что Конёк-Горбунёк ойкнул. Вот уж мне эти черти, до того дотошные и исполнительные, прямо до тошноты, …это конечно хорошо, плохо то, что тупые до безобразия.
  Случился сей казус тупоумия, с Яшкой, после его перерождения.
  Матрица в системе перерождения не выдержала. Наверное от грехов его не мыслимых. Недаром их начальник и руководитель славный Крыс набирает себе в услужение чертей, строго из грешников людей: садистов, гомосеков, педофилов и извращенцев разных мастей.

  Да тяжела служба у Крыса, повелителя Адова, ох тяжела.

  Между тем обвиняемый продолжал…
  …а чтобы совсем в наглую зажировать, я подмял под себя весь жилой фонд города Очер. Было это где-то в году так 2001-2004, а в 2005 году, когда я пошел на второй срок служения, я обанкротил эту мной созданную единую компанию, то есть разбил на куски МПУ и создал несколько мелких компаний и посадил на кормление своих людей…

  Я было, уже хотел задремать, но здесь, в повествовании моего подопечного запахло златом-серебром. Я встрепенулся и воскликнул: «Так-так, это уже интересней, вот, пожалуйста если вас, не затруднит, здесь поподробней, про деньги, про коррупцию, можно с примерами».

  Подследственный, напряг мозги…

  Чёрт Яшка заглянул в отверстие в черепной коробке подследственного и произнес:
«Нет, Ваша честь, Судья-Командор-Художник, не вспомнит, через чур дырки глубоко насверлили, память у подследственного вышибло…»

  - Я сердито: «Что ж, ничего не поделаешь, коль черти ко всем видам пыток готовятся загодя, уж такие они тупые народились»

  Тем временем подследственный продолжал…
  …сумму, Ваша Честь Судья-Командор-Художник я не припомню, или двадцать, или двадцать пять миллионов с этой сделки мы получил, …да это уже и неважно, важно другое, то, что на руинах МПУ я создал такие подвластные мне компании с марионеточными руководителями как Ясень, Жилремсервис, ОРМУМП,- в просторечии ЖКХ. Здесь могу сказать про деньги: начальники этих организаций, мне исправно, каждый месяц в апшоры денег засылали. Схемы самые разнообразные, от игры в виртуальную рулетку, до игры в виртуальные шахматы. Иногда просто, старым, дедовским способом, в лесочке, из кармана в карман.

  Я слушал-слушал, не выдержал, возмутился; «Что-то у вас, уважаемый, всё так сложно, всё так запутанно, мы тут в Аду к простоте привычные, а вы нам апшоры…, а впрочем, продолжайте, Яшка пускай записывает, а я подремлю чуток».

  Я заснул под тихое бум-бум подследственного.


Глова - 8
  Странное это ощущение сон во сне,- это, когда ты спишь, и тебе снится, что ты спишь, и в этом «спишь» видишь сон…

…танк Т-34 жарил по ночной трассе в сторону великого города Пельменя. Генерал-полковник жал на акселератор, что есть силы, - оно и понятно, знал гадёныш, что если не выполнит к рассвету задание Командора-Судьи-Художника, то ждёт его дыба, каленные клещи и местечко рядом с бывшим головой Очерского районного поселения Мокрушником.
  Генерал-полковник Афоня сделал: «Быр-быр…», его передернуло от нехороших предчувствий, и он ещё глубже вдавил подошву рифленого армейского ботинка в пол Тэшки.

  Вдалеке замелькали огни большого города. Предутренний, белесый туман крался по верхушкам столетних елей. Асфальт трассы мелькал сплошной серо-стальной полосой. Огни стремительно приближались.

  Афоня щелкнул тумблером с надписью фугас, дымовая завеса. Нажав, и следом резко отпустив со щелчком педаль акселератора, до отказа вдавил красную кнопку. Тэшка встала, как вкопанная, Её пятиметровый ствол, изрыгнув пламя, трижды выплюнул в спящий город смерть. Где-то там вдалеке ухнуло, бухнуло и занялось пламенем.

  Генерал-полковник Афоня знал свое дело туго, он не умел служить, он умел воевать. Его бронированная Тэшка, с ходу ворвалась в спящий город!!!

  Афоня знал, где прячется казнокрад Подводный. В свою бытность, после Германской, ему приходилось проходить курс лечения на Банной горе, и именно там, в стенах этого славного заведения, под видом умалишенного, он научился выдержке, умению принимать осмысленные решения и метко стрелять по целям.

  Я приоткрыл левый глаз, потом правый…- первый сон продолжался, на табурете сидел подследственный и бубнил…- бум-бум-бум… Черт Яшка всё скоро записывал.

…бум-бум-бум… - продолжал подследственный - на мое место в 2007 году влез инвалид детства некто Подводный. Он, гад такой банкротит всё, что я создал непосильным трудом. Создает на обломках трех моих компаний, одну трансконтинентальную компанию и обзывает её – «Иго-Го-САВРАЗКА». Это же надо додуматься до такого, - переименовать ОРМУМП на лошадиное имя Иго-Го, … и вот ведь каков фрукт, смог таки срубит на этом объединений десять мультов деревом, а главное, что обидно, так это то, что вся эта, его успешная махинация прошла в нагляк мимо моего носа. Далее,- Подводный закупает на какой-то лешак здоровенные трубы диаметром полтора метра и хочет вблизи города Очер ипподром строить. Ну, я понимаю, любит человек лошадей, но скажите мне на милость, зачем коням трубы. Я посмотрел на это его беспредел и по скорому собрал нашу шайку во главе с Мамой-Путтиной.
  Мы порешали-порешали и решили использовать в борьбе с любителем лошадей старый, проверенный способ, как говорится словить этого гада на живца. Подложили инвалиду Поводному японскую Субару. А когда он, на неё залез, вернее в её влез, мы его хвать с поличным и в прокуратуру, к нашему прикормленному прокурору Калиновне.
  Калиновна сильно не любит похотливых мужиков. Она знает, как спровадить чужака Подводного в места не столь отдаленные, туда, где Макар телят не пас.

  Черт Яшка слушал-слушал, конспектировал-конспектировал…- устал, глянул сердито на подследственного и рыкнул,- ры-ы: «Прошу не переходить на личности, давайте по делу, …время капает».

  За время пыток Мокрушник научился понимать зверовидного чёрта Яшку, как говорится с полуслова, вернее с полу рыка.

… Подводный, Субару, красавицу поимел, на этом и спёкс. Захотел красиво ездить, ездил бы на своих кониках… - продолжал подследственный.

  Конёк-Горбунёк подкрался к Мокрушнику и укусил его за причинное место, при этом резонно изрек: «Если не прекратишь, оскорблять лошадей, я тебе глазки выколю, и язык твои поганый до пуповины вырежу. Понял меня, ты, живой труп…???!»


  - Я, прикрыл глаза, подумал: «Пускай сами разбираются, кто у них тут живой, а кто мертвый труп».

  …Банная гора. Жёлтый дом. Инвалид детства Подводный наспех мастерит ласты и подводный скафандр. Кислородные баллоны стоят тут же, рядом. Он знал, что рано, или поздно за ним придут.

  Где-то вдалеке ухнуло, грохнуло и занялось красным.

  Подводный выглянул в окно и прошептал тихо: «Так и есть, Командор-Судья здесь. Ну, ничего Судья, нас так просто не возьмешь».

  Казнокрад Подводный умело и ловко нацепил на себя глубоководное снаряжение, для драйверов. В последний раз оглядел помещение, в котором прятался от правосудия два месяца, смачно сплюнул и вывалился в распахнутое окно психиатрической лечебницы.
  Водная стихия ласково и нежно приняла своего. Подводный умел плавать. Это он умел делать лучше всего в своей жизни. Недаром его левая рука была приспособлена, для плавания, она и выглядела, как ласта.

  Река Кама, была хорошо приспособлена для игры в кошки-мышки.


  Разгоряченная Тэшка притормозив на Банной горе с ходу выпустила три бронебойных снаряда по Жёлтому дому, - Бам-Бам-Бам…!!!
  В свежих пробоинах замаячили белые простыни. Люк у бронированной Тэшки с визгом откинулся. Закопченная, злобно-довольная физиономия генерал-полковника Афони выкрикнула в мегафон: «Психи, вы, мне не нужны, мне нужен казнокрад Подводный. Даю пять минут, или считаю до трех с буквой «й», обратите внимание с кратной и. Выбирать вам! - не будет Подводного, раздолбаю вашу психушку к едреней-фене!!! Время пошло!
  Через секунду появляется голова с белой бородой, и  давай кричать:  мол, Подводный утёк, мол нырнул в реку Каму, как есть утек!
  Афоня глаза трет, ничего не поймет, мерещится ему: бут-то сам господин Судья-Командор-Художник ему кричит из окна психбольницы, и на Север указывает перстом своим, и крылья у него не чёрные, как обычно, а белые, как первородный снег. Чудеса, да и только!
  Подивился Афоня сему факту, но делать нечего, решил на мосту Пельменском засаду устроить, так как на стоянке у поста ППС, вблизи реки Камы, ещё ранее заприметил японскую Субару казнокрада Подводного.

  Так Афоня и поступил, залег в камышах напротив моста.

  Скажу вам дорогие читатели, не таясь, был наш Генерал-Полковник-Афоня настоящий стратег и тактик. Всегда знал, как кувыркнутся так, чтобы всем было хорошо: чтобы волки были сыты, овцы целы и у самого нос был в табаке.

  Лежит наш Афоня и думу думает: «Вот откель на нашу голову этот Судья-Художник-Командор взялся. Жили мы в городе Очер тихо, мирно, никому не мешали, приворовывали из казны потихоньку, а кто из нас не грешен, у всех рыльце в пуху вывалено. Мы же живые, а как без греха, не согрешишь, так ведь и не покаешься, а не покаешься, так и дорога в Рай заказана будет. Грех он благость Божья и радость
Земная. А тут нате, явился, не запылился, всё ему не то, всё ему не так...- тьфу ты лешак, то у него крылья чёрные, то у него крылья белые, то рога метровые, то нимб полощется светлый… ничего не пойму!  Лучше бы я собачкой родился, - сильно мне нравятся бойцовские породы, типа бульдог».
  Афоня потрогал своё жирное лицо, ощупал свои вислые брылы и подумал: «А ведь я похож на бульдога, и хватка у меня бульдожья, как в кого вцеплюсь, всё хана тому субъекту».

  Шорох в камышах нарушил его незатейливые мечты.

  Черная, мокрая тень упала на замаскированный рыболовной сетью танк.
  Афоня нажал на кнопку, сеть со свистом слетела с корпуса Тэшки и спеленала нашего аквалангиста Подводного. Афоня в азарте заорал: « Ага, попался аквалангист! Ивашку цап царап!!!».


Глава - 9
  Я приоткрыл глаза, светало. Галечный карьер дремал. Сполохи розоватого, со свинцовым отливом восхода чуть проклюнулись в верхушках кудрявых сосен. Громада векового бора иссиня-чёрной массой давила на спящих.
  Многотысячная толпа собранных мной накануне жителей славного города Очер хрипела, чесалась, стонала в общей спячке.
  Они ещё спят, они ещё видят сны, они еще не знают кому сегодня, этим летним, свежим утром, какая ляжет карта. Кому потрафит, а кому и не очень, кто поживёт ещё, а кто попрощаться со светом белым, уйдет так сказать в пучину небытия.

  Черт Яшка переминался с копыта на копыто. Он держал на широких, мохнатых плечах полумертвого бывшего главу Очерского муниципального района Мокрушника Витюшу Михайловича.

  Я набрал полные легкие, бодрящего, отдающего морозцем соснового воздуха и гаркнул, что было сил в спящую, храпящую, зудящую, наваленную, как попало и где попало многотысячную людскую массу: «Подъем!!! Хорошь дрыхать!»

  Народ зашевелился, закряхтел, младенцы заплакали, бабы запричитали, мужики за матерились. К слову сказать, ради правды, - особи женского пола матюкались только ух, а вот некоторые мужики плакали, оно и понятно, век не тот, и мужик не тот. «ТО» - всегда одно, - то, что у меня под ногами, глубоко в земле зарыто.


  Я продолжил: «Ну, что ж господа хорошие, пока вы тут спали, Мы, там, в Аду порядили, посудили и пришли в выводу, что все, которые сами знают за себя, - виновны, и приговариваются к смертной казни через закапыванье живьём в землю-матушку.
  Закапывать вас будут те, которых вы обижали, притесняли и прочее, и прочее. Перечислять все ваши «заслуги» я не намерен, да и не перечислить мне ваших грехов, много вы, нагрешили».

  Кое кто, вернее почти все осужденные закричали, то что они сами за себя знают, что-мол не виновны, а мол самый главный виновник на плечах у черта Яшки устроился, отдыхает значит, что-мол их грехи невелики и незначительны, что-мол якобы можно и простить за малостью на вечное служение мне Дьяволу.
  Я конечно подивился такой наглости, пересмотрел, быстренько, для очистки совести, за пять минут, одну тысячу уголовных дел, в коих числились; убийства, казнокрадство, стяжательство, клевета, разбой, вымогательство, рукоприкладство, растление малолетних, мужеловство, коррупция, простое изнасилование, изнасилование с особой жестокостью и даже мелкое, банальное хулиганство.

  Я сердито хлопнул в ладошки и крикнул в стенающую, орущую толпу: «Всё правильно, ошибочка вышла, женщины преступницы от наказания освобождаются, а равно  освобождаются от наказания их малолетние дети, не достигшие возраста шестнадцати лет, которые были вскормлены на украденной у народа колбасе, селедке, икре красной, а так же, как и икре чёрной.
  Всё господа и милые дамы, начинайте прощаться. На всё про всё у вас пять минут».

  Что тут началось: визг, гам, тарарам. Черти насилу управляются, сортируют, Они, черти у меня шибко бойкие, дело своё знают туго: дубинкой по черепушке, и в яму Галечного карьера. Ну, а тех, которые освобожденный от наказания за руки, за ноги, тихонечко, легонечко под ёлочки, на травку сидеть, глазеть, как их папенек, отцов и дяденек народ закапывать зачнет.   

  ,,, смотрю, Калиновну черти под ручки ведут, ножки у её ватные сделались, не слушаются, а рядом её сынок пухлячек-толстячок резво так бежит, и всё что-то жует. Я пальцем чертей поманил, мол подведите, …подводят. Я в глазки оловянный прокурору глянул, и гаркнул чертям: «В яму прокурора!»
  - Калиновна, умоляюще: «Так я ведь женщина».
  - Я, ехидно, оглядел эту «женщину» с ног до головы: «…ну, на доже!!! Никогда бы, не подумал, что прокурор, это женщина».
  - Калиновна, с надеждой в голосе: «Вы, же сами, приказ отдали, - женщин пощадить, и деток малых тоже».
  - Я, сердито, указывая дланью в облака: «Ну, скажем не моя это хотелка, а Богово желание. Кабы было моё желание, всех особей женского пола закопал, и не поперхнулся».
  - Калиновна, встрепенулась, сходу хвать быка за рога: «Вот видите…»
  - Я, самовлюблённо: «Ничего, я сделаю исключение. К тому же толстячка вашего я пожалел, хотя вон он, и здесь, в столь неурочный час народную, ворованную колбасу ест, ну и обжора!»

  Немая сцена: пухлячок-толстячок жует с аппетитом Краковскую колбасу, прокурор Калиновна тянет к сыну руки, … сын не реагирует.

  - Калиновна, тянет руки, в слезах: «Сынок, прощай!»
  - Толстячок, жуёт, сердито: «Мама, отстань, не видишь, я завтракаю…».

  Черти подхватывают бьющуюся в истерике прокурора Калиновну и зашвыривают её  подальше, и поглубже в яму Галечного карьера.
  Я смотрю, народ уже лопаты навострил, готов так сказать обидчиков своих прикопать.

  Подхватываю на руки мальца жующего Краковскую колбасу, усаживаюсь в кресло.
 
  Глубоко в яме сотни полторы приговорённых. Они в яме ползают, ревут, молят, но я не слышу, у меня в ушах бируши, - а те в низу на червей похожи, некоторые уже голые, видимо мои чертенята-ребята успели их подраздеть. Оглядываю стройные ряды своих волосато-рогатых помощников…- и действительно самые прыткие красуются в обновах. Старший черт Яшка, как переминался с ноги на ногу, так и переминается; «Тфу-ты, а я про тебя, в этой суматохе совсем позабыл. Да ты, не держи его, не держи, кинь  паршивца в яму ко всем, там его место, с подельниками».
 
  Яшка раздумывать не стал, швырк главу муниципального района, и нет головы! 


  Задаю вопрос толстячку: «Как думаешь, может быть пора приступать, и народ наготове, знака ждёт».
  Толстячок, удобно устроился на моих коленках, жует: « Мы-мы-мы…».

  Ну, ясно, значит пора. Я достаю белый, в красную крапинку надушенный лавандой шелковый платок, махаю трижды.

  Комья земли, не в одну тысячу лопат, полетели на головы приговоренных, - как говорится – долго сказка сказывается, быстро дело делается.


  Тем временем я веду незатейливую беседу с толстячком: « А вот скажи мне малыш, что на свете всех белей, что на свете всех милей…?»
  - Толстячок, прожевался, задорно так отвечает: « Краковская колбаса!»
  - Я озадачен, удивлен, какой сметливый малыш, задаю еще вопрос с хитрецой: «Два конца, два кольца, посредине гвоздик?».
  - Толстячок, не задумываясь отвечает: « Краковская колбаса!»
  - Я, поражен, какая острота ума в столь раннем возрасте, ещё вопрос, посерьезней; « Один серый, другой белый, …что это?»
  - Толстячок с ходу; « Краковская колбаса!»
  - Я, удивляться перестал, спрашиваю сердито: «А теперь малыш, расшифруй, что-то я ни как в толк не возьму, почему на все мои загадки у тебя один и тот же ответ?»
  - Толстячок хитро так: « Какой вы, дяденька недогадливый: красивей и милей, а значит и вкусней…- колбаса, гвоздик с кольцами и концами, это когда продавец нитки с колбасы Краковской ножницами срезает, ну а серое и белое, это проще простого, мясо в колбасе серое, а сало белое».

  - «…а-А-А догадался, мне такие умники в Аду в самый раз! Обернул крыльями толстячка, взгромоздился на Конька-Горбунька, гикнул, гаркнул, и провалился в Ад!


Послесловие:

  Подводный, через два года умер. Генерал-полковника Афоню, по его нижайшей просьбе я превратил в собаку бойцовской порода «Бульдог». Бывший глава славного города Очер, остался в Аду, в услужений Адова повелителя Крыса. Был он на посылках, служил верой и правдой, и до сих пор служит. Маршал Лизавета нашла себе мужа, не алкаша, родила ещё тройню: девочку, девочку и одного мальчика. Там,  где был некогда «Галечный карьер» жители славного города Очер высадили молодые сосны. Сосны занялись хорошо, стройно и сильно, - видимо удобрения хорошие были.


Глава последняя, заключительная:

  Солнечный день. Я спустился с горы. Этюдник болтался на моём левом плече, в правой руке я держал свежий, только что написанный пейзаж. Солнышко припекало. Весна!

  Афоня виляя куцым хвостом, трусил рядышком. Строгий ошейник увешен медалями. Медали изредка позвякивали.
  «Заслуженная у меня всё же псинка!» - подумал я с удовольствием, и где-то даже с гордостью.

  Афоня - это мой бульдог. Бульдог был назван именем Афоня, в честь его собачьего отца. Отец его, до реинкарнаций, был человеком, генерал-полковником  бронетанковых войск, с говорящей фамилией Афоня. Боевой был генерал, настоящий друг, смел, сметлив и находчив.

  В незапамятные времена, генерал- полковник Афоня в одиночку, на танке Т-34, времён Великой Отечественной Войны, ворвался в город Пельмень и взял штурмом «Банную гору». Всех уделал, всех победил! За этот ратный подвиг, он был награждён званием «Герой Российской Федерации». Вон и звездочка болтается на ошейнике моего бульдога, та самая звездочка. Есть и ещё у него заслуженные награды: такие, как орден первой степени «Президента Путина» и орден второй степени «Премьер министра Медведева» за борьбу с коррупцией. К большому моему сожалению и горю Генерал полковник Афоня сгорел на работе, в прямом и переносном смысле.
 
  Его боевая машина «Тэшка» красуется в центре славного города Очер. Пионеры, октябрята и беспартийные, а равно, как и единороссы иногда подходят к танку, особенно по праздникам, отдают честь, кланяются, благодарят, возлагают венки, кладут к подножию памятника живые цветы.

,,, а псинке все нипочем, бежит себе, медальками позвякивает, время от времени поднимает ногу и орошает стройные сосенки… да-да, те самые сосенки, которые были высаженные когда-то на Галечном карьере жителями города Очер. Нехорошо конечно поднимать ногу на братской могиле коррупционеров. Они были плохие, но всё же они были люди, …но ведь Афоне не объяснишь, он же пес.      
 
2010, Очёр, К.-ДАЕ (Все совпадения случайны)



Ухо Ван Гога
(Фантастический рассказ-фельетон)

  На площади маленького городка, с именем Арль стояла женщина. Подоткнув высоко юбки и оголив пухлые коленки, женщина кричала на всю площадь: "Я честная женщина...!!!"
  Выкрикнув сию незамысловатую фразу раз десять к ряду, женщина вперила свой полубезумный, горящий взгляд в стоящего неподалёку художника Вилема Винсента ван Гога.
  Ван Гог был сильно удивлён. Справившись со своим удивлением и прикрыв свой рот, который только что был открыт от этого самого удивления, Винсент полез в свой карман, который находился в штанах испачканных краской всех цветов и оттенков. Нужно пояснить, что штаны были одеты на Ван Гога.
  Достав из кармана опасную бритву, Винсент не спеша отрезал у себя левое ухо. Ухо Ван Гог протянул женщине. После этого Винсент сказал речь, речь была короткая: «Возьми милая женщина, не кричи больше».
  Женщина взяло протянутое художником ухо, и попробовала его на зуб, после чего резонна заметила: «В баню чаще нужно ходить».
  Винсент, нисколько не смутившись, произнес в ответ: «Ты бери женщина, бери. Настанет время и это ухо станет золотым».

  Ван Гог умер, женщина умерла тоже. На площади французского городка Арль стоит памятник художнику Вилему Винсенту ван Гогу. Памятник был отлит из чистого золота. Единственное, что смущало, у памятника отсутствовало левое ухо.
____Очёр, 14.02.2014



…пошли все на ***!!!
(Миниатюра)

   Сидел художник в мастерской, и думал, что бы ему такое придумать, нарисовать, чтоб всех удивить. Долго думал... Листал альбомы с картинками известных художников. Разглядывал картинки долго и терпеливо. Пикассо смотрел, Моне смотрел, Ван Гога смотрел, Шишкина смотрел, Кандинского смотрел, Шагала, Малевича, Сурикова, Репина, ДАЕ тоже смотрел...
  Ничего художнику не шло в голову, свежего, нового чтобы людей удивить. Рассердился художник, и на чистом, белом холсте размашисто написал: ДА ПОШЛИ ВЫ ВСЕ НА ***!!!
   Написав столь незатейливую фразу, художник сделал три шага назад, вгляделся в холст и прошептал: "Вот, нашел, это ново и всегда свежо. Какой я всё-таки молодец!"

02.09.2014
 

Ангел
(Серия рассказов - Галлюцинации отдельно взятого человека)

 Идём мы по берегу моря: Катька, Петька и я, Сашка. Посредине Катька, а мы, парни по бокам, как полагается. Время от времени, тропка между валунов становится узкая, петляет, тогда Петька вперёд всё норовит, типа он вожак, за ним Катька, а я сзади, последний.
  Мне всё видно сквозь просвечивающее платье Катьки. Она делает шаг правой ногой, и в области левой ягодицы платье натягивается… а между ног просвечивает.

  Поздняя осень. Дикий пляж, Туапсе. Солнце сидит низко. Народу почти нет:  пара-тройка «диких».
  Мы приближаемся к Киселёвой горе. Обычно у подножия горы есть проход: до кромки воды метров десять, пятнадцать. Сейчас же прохода не было. Волна лениво накатывала на сланец скалы с отметкой в один метр, чуть ниже.

  Да-а странно…

  В метрах двадцать, не доходя горы, почти у самой воды, среди валунов загорали две дамы. Они были наги, так сказать в чём мать родила.

  … я посмотрел вдаль. Чуть, еле заметная бело-сиреневая полоска там, где на рейде стояли несколько сухогрузов.
  Неожиданно, раздался скрежет, и как по волшебству у самого горизонта, за белыми сухогрузами море встало на дыбы. Чёрная стена неслась к берегу. Корабли казались щепками.
  В мгновение ока сухогрузы оказались на гребне черной стены стремительно надвигающейся на нас.

  Я, указывая рукой вправо, что есть мочи закричал: «Петька, Катька лезьте в горы!!!». Сам подбежал к ничего не подозревающим девушкам, схватил одну за руку, дёрнул, девушка улыбнулась и ехидно произнесла: «Ну что попался сосунок?!». Её рука оторвалась в предплечье…
 - «Ничего себе, сказал я себе…!»
 
  Я зашвырнул кисть руки далеко в море, и припустил. Догнал Катьку с Петькой, схватил Катьку за руку, и мы втроём полезли в гору. У нас оставалась от силы пять-шесть минут.

 
 Катерина всё оглядывалась на этих, которые остались внизу.

  Катька: «А эти что?»
  Я запыхавшись: «Обе дохлые! … а одна улыбалась, и сказала мне, что я сосунок, и попался ей в лапы. Ну, я руку ей оторвал и в море выкинул».

  Катька от удивления раскрыла рот и остановилась. Я хлопнул её чуть пониже спины, и прикрикнул на неё: «Шевелись давай, шевелись чёртова девка! Ишь рот раззявила! Как вот сейчас даст, вон тем сухогрузом по твоей глупой башке, и станешь вот как они!».

  Катька взвизгнула и припустила на карачках в гору. Ползли на четвереньках. Петька, как вожак впереди, Катька следом, ну а я, как самый хитрый позади. Мне было всё видно насчёт Катьки.

  Небо почернело. Стало темно. Гул приближался. До самого верха горы поросшей редкими южными соснами оставалось метров пятнадцать, когда первый удар обрушился на прибрежную полосу. Гору, на которой мы находились, крепко тряхнуло.
  Катька взвизгнула и вцепилась мне в руку.
  «Вот дура малахольная! Нужно ползти, а она визжит! Сейчас будет второй удар и придётся он прямо по горе!»
  Я скинул с себя джинсы и привязал Катьку к стволу сосны. Из кожаного ремня по-быстрому соорудил затяжную петлю. Всунул Катькину и свою руку в петлю, и затянул.

  Петька был чуть выше, он чего-то там кричал, махал руками. Я тоже кричал чтоб он привязался…
 
  Было совершенно темно, хоть глаз выдери. Была мёртвая тишина. И вот появился гул, вначале мягкий, вкрадчивый, шуршащий… Катька вцепилась в меня мёртвой хваткой. Её колотило и трясло! Гул превратился в какофонию… и страшный удар в основание горы!!!
  Сверху посыпались валуны, камни… истошный крик… Петькин крик… Среди сыпавшихся камней и валунов промелькнуло бледное, искаженное гримасой, с выпученными голубыми глазами лицо друга.
  У меня промелькнуло: «Всё правильно, третий лишний».

  Я отвязал Катьку, тряхнул её покрепче и влепил пару оплеух. Крикнул прямо в её ухо: «У нас до третей волны всего ничего одна минута!»
  Я не стал дожидаться ответа, потащил полуживую от страха Катьку вверх за собой.
  Спустя мгновение мы были на самой вершине поросшей сосняком горы. Мы были в не опасности. Дождь хлестал как из ведра. Совершенно не было понятно, где небо, где море.

  Третьего удара не было. Потом вообще ничего не было. Было звездное небо, было шумевшее внизу у основания горы в бессильной ярости море, была Катька, тесно прижавшаяся ко мне всем своим горячим, молодым телом, был я.


  Утро, развиднелось. В низу, по другую сторону от моря, была хорошо видна тропа, которая вела через горный перевал Комсомолец. На тропе стоял Потапыч, за спиной у него были крылья. Два белых ангельских крыла. Он махнул мне рукой.
  Указывая рукой в сторону моря Потапыч крикнул: «Туда не ходи, по тропе ходи!»
  Эхо троекратно разнесло его голос по ущельям и близлежащим горам, поросшим орешником и сосняком.

  Я прислушался. Посмотрел на спящую, свернувшуюся калачиком Катерину, махнул Потапычу… - Потапыча не было. Потапыч улетел.

  Примечание:
  Потапыч, это мой огрёбщик. Зимой в горах Урала, на Северном Колчиме я лес валил. Перед тем, как мне ёлку, али сосну свалить, Потапыч мне это самое дерево огребал. Хороший мужик был, почти как ангел, или просто ангел.

_________Очёр, 12.11.2014
 
   

Первый снег.
(Рассказ)

  Конец октября. Во дворе смеркалось. Выпал первый снег. Я включил на мосту свет.
  Мы с Машкой, накинув полушубки, вышли на крыльцо.
  Первый снег выпал обильно. Покрыл снегом в добрых десять сантиметров буквально всё.
  Закат на западе, отдавал последние розовые, холодные лучи. Дань прошедшему, сумеречному дню.
  Серым днём грязно-жёлтый, а сейчас, в последних лучах уходящего солнца, лиственничный лес горел. Лист на лиственницах держался крепко, не думал опадать. Значит ещё не зима, значит снег стает под-чистую.

  Мы тихо переговаривались. Я объяснял глупой молодухе, что почём по жизни. Почему листвяк ещё не сбросил листву, и что будет, когда последний лист упадёт на мёрзлую землю.
  … что-что, да зима ляжет плотно и надолго. Бабы они вообще глупые очень. Такими их Бог создал.
  Хотя, что я ей объяснял, …так, для разговора ради. Девице было по барабану, … по барабану снег, по барабану листвяк, по барабану зима. Девицу интересовало совсем другое…

  Вдруг из под деревянного тротуара не спеша вылезла среднего размера крыса.
  Крыса была хорошо упитана. Её черно-серая шерстка искрилась и переливалась в свете уличного фонаря. Глазки бусинки смотрели одновременно на нас и в сторону улицы. Уши локаторы были развернуты к её затылку, то есть в нашу сторону. Ясно, крыса нас видела и слышала, … и она нас не боялась. Расстояние между нами было от силы метров пять-шесть.

  В желтом свете фонаря, крыса не спеша прошествовала до забора. Дальше не пошла. Видимо крыса была местная.

  Она встала на задние лапы, передними лапками на поперечную жердину забора, и понюхала воздух. Хорошо были видны её непрестанно шевелящиеся усики. Усики шевелились смешно и задорно.
  Было видно, что снежинки, падающие на её вострую мордочку, смешили и щекотали её.
 
  Ну, надо же! никогда и нигде, ничего подобного не замечал за крысами, и вообще за дикими животными. Крыса была в доску своя. Крысе нравилась зима.

  Постояв ещё с минуту и повертев головой туда-сюда, крыса также неспешно отправилась под тротуар.

  Обратный путь крысы был в нашу сторону. На какое-то мгновение её глазки-бусинки встретились с моими глазами, как говорится зрачок в зрачок. В них, в крысиных зрачках было спокойствие и удовлетворение.

___Вёлс, 10.10.1985



Дьявол
(Серия рассказов – Галлюцинации отдельно взятого человека)

  Я утром проснулся... (Ночью мне всякая белиберда снилась). Лицо сполоснул холодной водой, зубы почистил, собрал котомку с отремонтированными на кануне обутками, закрыл дом и отправился через пригородный лесок в лесничество.

  Иду через лес, ни о чем не думаю. В лесу свежо, первый снежок сыпет. Не сильно так сыпет. Кругом трава ещё зелёная и лиственница только желтеть начала.
  Вдруг из листвяка на тропку выскакивает Дьявол!
  Дьявол кричит: «Ага, попался Дементяр!!!»
  Я не испугался, отвечаю: «Ну и что, что попался?»

  Дьявол большой, а я маленький. Дьявол где-то размером с добрую лиственницу, метров под двадцать. У него клыки, каждый размером с саблю, рога по метру будут, с лишним, шерсть стальная и когти огромные.

  Он, Дьявол глазищами сверкает и орёт не переставая.
  Пугает, значит меня.

  Если бы я был человек, то таким он мне и показался бы, но я ангел, и имя мне ангел Проферлон.
  И вот что я вижу на самом деле. Передо мной на тропке стоит пушистый с меня ростом Дьявол. В общем, весь он такой белый, пушистый и милый, и чего-то там жалостливо трындит…

  Он: «Скушно мне, составь компанию».
  Я: «Извини Дьявол, мне некогда. Видишь, обувь с ремонта несу женщинам в лесничество. Скоро зима, им ногами ходить нужно, они летать не умеют, у них крыльев нет».

  Ладно, говорит Дьявол. Повернулся и грустно потопал в лиственничный лес.
 
  Вокруг лес. Тишина. Осень полыхала всеми последними своими красками. Женщины ждут босоногие. Нужно идти.

  Я зашел в лесничество. Девчонки обедали. На столе пироги с грибами, ягодами, сало, кофе, конфеты.
  Я им: «Я сейчас Дьявола видел».
  Они хором: «Ладно, не сочиняй! На вот сальца съешь, и пирог тоже возьми».
  Я конечно уговаривать себя не стал, поел того и другого, и третьего… - всё было вкусно, отменного качества.
  Я раздал девчатам обутки, получил с них деньги, сказал спасибо, и вышел за дверь.

  Иду обратно по той же тропе. Тишина. Ни кого, только лес горит. И вправду дьявольская пора…
  Пришел домой. Подумал: «Причудилось, что ли мне».

___09.10.2014. Очёр



Дорога в Ад. /Анонс/

(Повесть – трагедия-фарс. Серия - Галлюцинации отдельно взятого человека).


  Художник Босх вёл на веревочке, цепочку людей, женщин. Эти женщины при жизни служили судьями. Судьи были слепы. Босх Иероним вёл этих служителей Фемиды из Чистилища в Ад.

  В Преддверии Ада на Судном дне эти женщины были признаны виновными по всем пунктам, в сложении всех преступлении совершенных ими при жизни, такими, как клевета, подлог, фальсификация фактов, завязывание глаз во время судебных процессов, а равно, как затыкание ушей ватой, человеческую чёрствость, гордыню, стяжательства, взяточничество и так далее по списку. Грехов было много. В совокупности и в сложении всех преступлений на Страшном Суде, Бог присудил им выкалывание глаз калёным железом, и вечные мучения в гиене огненной.

  Мохнатый чёрт Яшка, по шустрому выколол бывшим земным судьям их бесстыжие глазные яблоки, прижег пустые глазницы бронзовым копытом дьявола с циферью 666. (Цифры 666 обозначали одно, - то, что эти бывшие люди собственность Дьявола). Далее, чтобы не было страшно, повязал красными повязками их изуродованные лица, связал бичевой им руки, и под присмотром художника Босха отправил семерку ослепленных в Ад.

  Дорога предстояла долгая и тяжёлая. Путь из Чистилища в Ад, составлял без малого семь дней, семь ночей, без еды, без питья по ледяной пустыне.

  Правила были простые: каждая женщина, бывшая судья обязана была во время ночного привала рассказать одну правдивую историю из своей судебной практики. Самую, самую ужасную. Где она, как судья солгала, передернула факты, пошла против истины и осудила не виновного. В этом случае, все семь женщин получали по глотку воды и по горбушке хлеба.



Золотой памятник
Фантастический рассказ.
Литературное направление: Энкустикалицес – Абстрактный сублиматизм. Одно из течений Экспрессивного сублиматизма.

1.
  Жил-был человек. Ничем особенным он не выделялся, но и на других не очень-то был похож.
  Любил этот человек играть в футбол. И всё бы ничего, да вот беда: в футбол сей гражданин играл, как-то странно, не очень правильно.
  Человек не играл в футбол ни за одну команду города. Также он не играл ни за одну команду область, или края, а равно, как и ни за одну команду своей страны, в которой он родился и проживал. И по этой важной причине он был, какой-то не такой. Скажем прямо – не патриот.

  Бывало, прейдёт сей не очень правильный гражданин на общественный стадион, пнёт по мячу, и пока мяч летит, он его обгонит, встанет на место вратаря, сам же мяч который пнул и поймает.
  Нужно обязательно сказать, что пинал и ловил, данный человек мяч, весьма ловко, - никто так не умел.

  Этого ловкого господина приглашали во все команды города, в котором он проживал. Даже приглашали в команду области, края и страны в которой он родился. Но всё было тщетно. Данный господин был несознательный элемент, он ни в какую, не соглашался играть в команде.


  Как-то сей странный господин нахулиганил. Как он нахулиганил, я не помню. Помню только то, что мировой дал ему 15 суток исправительных работ: махать метлой на улицах города, в котором он прожевал.

  В полиции подумали, подумали и решили: а пускай-ка сей молодец, не улицы подметает, а отыграет за городскую, сборную футбольную команду пару матчей.
  Подумано, сказано, сделано…
  Привозят полицейские своего временного подопечного, на футбольное поле, снимают с него наручники и говорят: «Играй…», …
  Этот человек, осужденный, неправильный футболист ни в какую, не хочет играть.
  Полицейский с ним и так, и этак... Но неправильный уперся, ни как не хочет помочь родному городу,- не буду мол, и баста.
  А хуже того: добежал данный, странный гражданин до центра поля, встал в кружок, и ни туда, и ни сюда, - стоит как вкопанный, мол, типа: сам не стану играть и вам не дам.
  Все его уговаривают. Народ на трибунах волноваться стал. Кричалки всякие похабные принялся кричать.
  Короче: бились с ним, бились, делать нечего, наручники на гражданина осужденного надели и отвезли его на место отбывания срока. Городу влепили баранку.

2.
  Прошло некоторое время.
  Жил наш странный гражданин тихо и незаметно. Но вот однажды, он подумал: «Чёт мне всё надоело. Ну, их всех к чертям собачьим, надоело всё до коликов!»
   Думал наш футболист, думал, чем бы ему заняться… и придумал! – «А превращусь-ка я в памятник! Не в простой каменный, а в золотой».
  Пришёл наш футболист как-то раненько, утречком на городскую площадь, залез на постамент, приготовленный под другой монумент, посвящённый Великой Давнишней Войне, встал во весь свой не маленький рост, … и превратился.

  Стоит, сияет, блестит…  (Скажу вам уважаемые читатели по секрету, золото было наичистейшее, 999 пробы).

  Народу собралось уйма! Все стоят, дивятся. Смеются, кричат, визжат, некоторые даже плачут, а особо чувствительные ревут в захлёб, навзрыд, и даже падают в глубокие обмороки.
 
  И вот приехал мэр города Шура Лабутенко, встал возле Золотого Футболиста, поднял указующий перст к верху и громко, чтобы все слышали, крикнул: «Чудо, Чудо, Чудо!!!»

   Ну, если голова города сказал, что это Чудо, значит Чудо!
   Народ для поклонения в очередь выстроился.  Чья очередь подходила, то тот человек земно кланялся Золотому Футболисту, гладил его по тому месту, до которого доставал, и отходил в сторону, - вроде, как приветствовал, или молился. Некоторые страждущие не верили своим глазам - ощупывали памятник, как когда- то Фома неверующий под рёбра к Христу пальцы засовывал... Кое-кто пытается большой палец ноги памятника на зуб прикусить...

   Очередь двигается, процесс идёт.
   Памятник терпит. Ничего не поделаешь, слава требует жертв.

   И вот настала ночь! Тёмная ночь…
   Стоит памятник, смотрит… и видит: у его подножия опять собралась очередь. Памятник пригляделся и удивился; глаза алчные, рты жадные, руки загребущие. Всяк пришедший держит в руках; кто топор, кто ножовку, а кое-кто совсем обнаглел: отбойным молотком вооружился.
   Рассердился Золотой Футболист, и давай пинаться, драться! Кому зубы выбьет, кому под зад пнёт своей золотой ногой, а некоторых, особенно настойчивых вводил в бессознательное состояние ударом золотого кулака прямо в темя.
  Кому зубы выбивал и золотой ногой пинал, те соискатели злата-серебра летели со ступенек монумента кубарем, только звон стоял.
   Все дивятся памятнику, но обиды не таят.
   Поработал в таком темпе наш Золотой Футболист пару-тройку часов, и отбил у жителей города желание, пилить, отрывать, откусывать. Сразу все стали тихими и послушными.

   На утро...
   Власти подумали, подумали, и решили, определить Золотой памятник в городской Краеведческий музей.
   Пригласили четырёх здоровенных грузчиков. Ребята и так, и сяк к монументу подойдут, ни в какую. Золотой Футболист стоит, как монумент, не шелохнётся.
   «Да-а… тяжёлый случай. Без крана не обойтись» - подумал мэр города Шура Лабутенко.
   На следующий день пригнали кран двадцатитоник.  Стропальщик стропы прицепил, и айда поехало!!! – кран тянет, потянет, аж на дыбы встаёт, никак!
Вдруг, бах-тарарах!!!  Стропы лопнули. Кран с дыбков к верху тормашками плюхнулся!  Стрела лопнула, аж в двух местах. Одним куском стрелы точно в лоб памятнику, треськ… звон стоял на весь околоток, будто в колокол двинули. Кусок стрелы пополам погнуло, а Футболисту ни царапины.

   Власти неделю бились. Рвали тросы, приглашали разные при-разные краны, даже кран сто тоник Мицубиси опробовали, всё бесполезно!
   Приглашали и бульдозер, пробовали взрывать… ни как. Памятник упрямится,  стоит как монумент, и всё тут.
 
   Да-а… незадача,… а пускай стоит, раз сам себя памятником назначил. Золотой всё же! Да и мы, начальство, всё одно с ним, ничего сделать не в силах.

   
   Послесловие:
   Прошло сто лет. Все свидетели этой странной истории почили в мир иной. Снесли их на городское кладбище, и мэра города Шурку тоже.
   Вновь выросшее поколение, к памятнику ближе, чем на три шага не подходило.
   По праздникам приносили цветы. Старушки и старички молились, клали крестики, иконки. Молодёжь отдавало честь, загадочно улыбалась.
 
   А что памятник? - Золотой Футболист стоял и блистал. А что ему может статься, он же Золотой.

___Очёр. 03.08.2015




В Москве, 1992
(Серия рассказов: Бодайбо-Москва-Рига-Париж)

Глава 1
   Мы с Петром стояли на набережной Москва река. С юга дул сырой, промозглый ветер.  Мокрый снег мягко ложился на линзы моих очков и тут же стекал на щёки, бороду, кашне и ворот меховой, кожаной тужурки.
   Мне было не холодно. Да и Пётр, приняв на грудь двести пятьдесят, чувствовал себя комфортно, вольготно.
   Пётр, как всегда; краснощёк, весел и бодр. Он смеялся во всю глотку, и тут же пальцем тыкал в сторону только что подъехавшего чёрного, лакового Мерседеса.
   Пётр кричал мне в ухо: «Смотри Санёк, смотри, какая мадама! - вся в шелках, в бархате, в дрызг…!!!»
   Я весело глянул на даму, потом дернул Петра за рукав и зашипел: «Тише ты, тише болван, ведь услышит…».
   Петрухе было по барабану. Он махал ручищами и орал: «Санёк, Санёк, ты бы её стал… - не дожидаясь ответа, склонившись над моим ухом, плюя мне в это самое ухо, громко орал… – а я бы так с охотою, дни напролёт. Мне таки-такие бабцы в душу смотрят, когда охают и ахают».

   Дама в мехах презрительно глянула на увальня в кожанке и хмыкнула: «Тоже мне кавалер нашёлся. Иди вначале зубы почисти, и подгузник смени».
Видимо дама была не промах.

   Петруха от такой её наглости раскрыл рот, показал все свои 32 золотых зубы, и хотел было что-то там нагрубить даме в мехах. Но видимо подавился словами, и только промычал… мы-мы-мы…
   Я потянул полупьяного, разъярённого Петра за обшлаг его новомодной, кожаной тужурки…   
   Скажу вам, без утайки дорогой читатель, Петр, детина, под два метра, весом в центнер. Он бывает: строг и невыносим, особенно когда задето его самолюбие-чистолюбие.  В данный момент как раз это и произошло.
   Так-то Пётр добродушный малый, но если его кто разозлит, наш Петруша становится совершенно не управляем. Ему без разницы, кто перед ним; дама там, старушка с клюшкой, или дитя малое, - порвёт и извинения не попросит.

   Мы стояли рядом с «комком». В нём, в комке, со странным названием «Афродита», блистали огнями витрины. Иллюминация была ещё та. В витринах были выставлены манекены. Манекены были в мехах. Похоже, что в магазинчике всё было шик и блеск.

   … тут две передних дверки черного в снежную крапинку мерина открылись, и из него, не спеша вышли два крепкого вида молодца. Шофер держал в руках металлическую монтировку, типа «фомка». Второй, видимо охранник-боксёр, или самбист снял пальто и бросил его на переднее, кожаное сидениё. Под чёрным пиджаком в области левой подмышки явно прослеживалась кобура с волыной.

   Я, что есть мочи повис на плечах Петрухи, и повернув голову к парням, прокричал: «Всё ребята, мир, мир, мир… !!!» - мол типа, были не правы, исправимся, станем хорошие и тихие.
   Повернув голову к Петру, зашептал ему прямо в рот: «Ты чё паря, окстись! – ты-то боец, а я-то нет, я простой художник, мне руки беречь нужно, у них вона пистоль под мышкой…» - ну куда там Петруха разошёлся не на шутку.
   Петруха рычал, и метал гром и молний…. (… я висел на Петрухе). Краем глаза заприметил на заснеженном крылечке комка два белых пятна. Ага, новые персонажи перепалки.
   Два молодых паренька в белоснежных сорочках вышли на крылечко. У ребятишек в руках были биты. Кто получал битой по башке, тот знает, какое грозное оружие в умелых руках эта бита.

   Был декабрь. Поздний вечер. Уличные фонари горели вовсю. Народу ни души.
 
Глава 2
   … я думаю себе: «Ничего себе, влипли! Заметут, и отделают по первое число, как цуциков на сходнях в Рай».
   Петруха чуть очухался, но рот не закрыл, орёт, что твоя колокольня: «Ты чё, патаскуха, у тебя, мама, в госдепе кухаркой подъедалась, а папа твой, дворы мёл, шестерил стукачком гебешникам. Я, тебя проститутку, давалку на куски порву!!!» (В те далёкие времена было красиво и модно ГКБ ругать, и чуть что, на них поганцев, все грехи земные валить. Феликса, нашего Дзержинского, вообще под зад крюком, и выперли с постамента на свалку истории. Обидно за чекиста. «Железный Феликс» - хороший был памятник, мужественный).

   … да-а Петруха разошелся не на шутку. У нас в Сибири бить сразу никогда не начинают. Сначала, словесная перепалка идет, в основном ниже пояса и по матери. Короче, кто кого шибче оскорбит, кто кому сильнее внутрь наплюёт, - тот и молодец. Потом начинается скидывание пиджаков, курточек, всякой там верхней одежды.
   Помню  в Бодайбо случай был: один товарищ, с утра в магазине, перед тем как мне по фейсу ударить вежливо так шапку с меня снял, на прилавок поклал и говорит: «Не могу тебя бить по лицу, когда ты в шапке, вдруг промажу, … зверушку жалко».
   Во придурок! Товарищ был сильно с похмелья, а отдел в магазине назывался по старинке: культтовары. Нынче так культтовары не называют… и вправду, смешное название. Я в этом самом отделе кисточки покупал. Кисточки были худенькие, если сказать точнее, никакие. Но вот черенки у кисточек были шибко крепкие, шибко вострые. Ясно и то, что не опохмелёный господин-товарищ был не один, а с кодлой таких же страждущих. Я особо не стал церемонница, торцами кистей врезал этому любителю зверушек. Парень в аут… я на выход, и адью!
   Скажу вам, дорогой читатель, по чеснаку, Бодайбо, город не шуточный, если что, там прикопают, не выберешься.
   И вот иду я на следующий день, по главной улице этого славного городка Бодайбо, а мне навстречу, из проулка, эта самая кодла, и пацан этот культурный, руку так выбросил и пальцем указательным на меня тырк, и шепелявит: «Вот он, держи его…!!!» Я конечно извинятся не стал, у паренька обе щеки пластырем наглухо заклеены, рванул, ток пятки просверкали.
   Помню, вот я тогда по дворам и закоулкам набегался. Славные, скажу вам, закоулки, в этом городе золотоискателей. Ну, да ладно, это история отдельная, связанная, как позднее выяснится; с криминалом, золотом и убийствами. Ясно и то, что не меня убили, я-то тут сижу, на клаву жму, рассказики пишу.

   Что ж пожалуй продолжу. Вообще, отступления в повествования полезны, помогают сосредоточиться на основной теме, если вдруг загвостка какая-нибудь, или скучно становится. Я помню, наш не очень сильный писатель Тургенев, все в отступлениях про погоды-природы плёл… такая скука, хоть иди водку пей. А этот, Толстой, Лев бородатый, как начнет в своих отступлениях про войну 1812 года строчить, хоть вешайся. Вообще странно у русских устроено всё, - то, что можно уложить в печатный лист, они, гады, на роман в 255 печатных листов растягивают. Это ж суметь так ещё нужно! Вот ловкачи… А Федьку Достоевского вспомните, это ж ё-ма-ё!!! Лучше совсем на свет божий не появляться, так и издохнуть в утробе.

Глава 3
   … тут дама, неожиданно, резво так, подходит вплотную ко мне, хватает меня за рукав и тащит от Петрухи в сторону. Петруха не будь дурак, хватает меня за другую руку и тянет на себя… короче, тянут потянут… руки готовы оторвать…

   Странно, это, но дама в манто, вдруг рассмеялась, звонка так, а главное  естественно.
   Петруха от неожиданности оторопел, руку рукав моей куртки отпустил, и во второй раз за вечер рот раскрыл, и онемел.

   Что напоследок могу сказать, хорошие  господа и милые дамы; драки не получилось, меня утянули в магазин, онемевшего и растерявшегося Петруху усадили в Мерседес, …ну, и напоили до полного изумления. Оказался Петруха совсем не бойцом, а обыкновенным телком.
   Я потом даму в магазине рисовал, простой ручкой, на простой писчей бумаге. Портрет даме не понравился, но дама было мила со мной, и не огорчилась.
   Дама в мехах оказалась оперной певицей, каких-то тут в Москве малых, а может быть больших театров, или сцен, чёрт их разберёт тут в столице, у них всего, культурного по напихано, не пройти мимо, не проехать… вот бы и по всей матушке России так, с культурой-то.

   …завтра с Петрухой в Ригу улетаем. Пить больше не стану, ну его к бесу этого не культурного Петю.

Очёр, 2о15 ДАЕ






Марс /Анонс/

(Фантастическая повесть)

Глава – 1

   Две маленькие девочки с ранцами за плечами запускали кораблики…

   Две деревянные щепки быстро плыли в дорожной колее. Ручьи звонко, искрясь на весеннем Солнце, шумно и весело несли импровизированные кораблики, - несли дошколят, их ранцы, меня, облака, снег ещё не стаявший в подворотнях и всё на свете.

   Догнав кораблики, девочки почти одновременно выдернули их из воды и громко с визгом принялись кричать, доказывая, друг дружке то, что именно каждая из них победила, и пришла первой.

   Солнце ласково светило. Весна, - самое её начало. Снег почти стаял. Только кое-где, с северной стороны, вдоль заборов он ещё лежал белыми буграми, отдавая синевой, красной грязью и воспоминаниями о долгой морозной Зиме.
   Полуденный юго-западный ветер нес с Атлантики тепло. Его порывистое дыхание приятно обдувало мои давно небритые щёки. Мне не до того; не до бритья, не до Весны, в общем, ни до кого, даже не до самого себя. 

   Я задрал голову, выискивая беспилотный планер, запущенный мной накануне. Разведчик должен был принести сведенья о наступающей буре. Буре, которая ожидалась с севера запада.

   Погода на Марсе изменчива. Какие-то полчаса…- дует мягкий бриз и вот спустя мгновение всё резко меняется,- шквал красного песка, мрак и гибель…- гибель тех, кто не успел спрятаться, тех, кто беспечен, не внимателен. Я, опускаю глаза, ищу взглядом школьниц: они здесь, рядом спорят до одурения, оно и ясно, - Весна!



   Я метеоролог, числюсь спасателем в штате ВОРГ.
   Я достаю из внутреннего кармана форменной куртки навигатор, отыскиваю на дисплее еле заметную чёрную точку, нажимаю на клавишу, задаю параметры своего нахождения. Слышу над головой резкий свист, запрокидываю голову, краем глаза замечаю: девчонки тоже запрокинули головенки с косицами, раскрыв рот, наблюдают за приближением разведчика.
   Неожиданно в сотне метрах от поверхности Марса планер взорвался и загорелся.  Девчонки взвизгнули и пустились наутек. Вот дурехи…  Я подошел к флайеру, открыл кабину и выпустил наружу робота. Быстро введя программу, указывая на две движущие фигурки девочек, приказал: «Карл, догони школьниц и доставь сюда».    

   Карл, отдал честь, выкрикнул: «Есть!», и рысью припустил за быстро удаляющими школьницами.

   Я плюнул на палец и поднял руку вверх: ветер начал резко меняться, - ну, жди беды! Карл, вернулся. Под мышками он держал визжащих, орущих и вырывающихся девчонок. Я нажал на клавишу «Грузовой отсек» и коротко приказал: «Грузи в отсек, и останься с девчонками».
   Карл не рассуждая, и не обращая внимания на визги, укусы и царапание  школьниц, по быстрому загрузил обоих  девиц в грузовой отсек, пристегнул ремнями к сидениям, надел на них кислородные маски, уселся рядом и захлопнул люк.

   Я крикнул: «От винта!», и взмыл в красную атмосферу Марса. Подомной растаяла иллюзия русской деревни с окончанием Зимы, с начинающей Весной, с её покривившимися заборами, талым снегом, искрящимися ручьями и ярким Солнцем.

   Привычка орать при взлёте «От винта» у меня осталась с тех времен, когда я на родной планете Земля заносил хвосты ястребкам, то есть был всего на всего техником при военном аэродроме.
   Рядом с военной базой находился учебный космодром. Вот на него я и заглядывался, мечтая выучиться, и однажды вырваться, как тогда говаривали, - …вырваться из колыбели Мироздания. Почему-то на планете Земле, все считали, что она, Земля, Праматерь Вселенной.

   Оглянувшись в задний иллюминатор кабины, разглядел в полумраке грузового отсека, две детских головки с косицами в кислородных масках. Зрелище было смешное. Две спелёнатые ремнями сидений девчушки сидели смирно и покорно. Карл не спускал с них фосфоресцирующих круглых глаз. В полумраке отсека его голова была, точь в точь похожа на голову Сибирской совы.
   Интересно, каким образом, две школьницы начальных классов, попалю в зону отчуждения, в зону Пространственных иллюзий, в деление параноидальных измышлений, которые ложно на Земле считались вторыми, третьими и т.д. измерениями, или Параллельными Мирами. Вот им от пап, мам нагорит.

   За иллюминаторами флайера бушевала буря. Красные песчинки дробно молотили в бронированное стекло. Стекло могло выдержать перегрузку 25 ж, а так же прямое попадание из атомной, скорострельной винтовки армейского образца, 2095 года. Стекло даже лазерный луч не брал. Но это успокаивало, прямо скажем, не очень. Флайер, с бортовым кодом «Голубка-544» был старой моделью, без нынешних наворотов и прибамбасов. Человеческий прогресс шагал семимильными шагами, а я всё ещё передвигался на доисторическом летательном аппарате неоакустического формата.
   Я любил «Голубку», как я её нежно называл: холил, смазывал, чинил и даже уговаривал, когда она капризничала. Но всё равно пора бы Командору и о замене подумать.

   Ещё раз оглянулся: девчонки спали, умаялись скакать…

   Я огладил бортовую панель: искрящую и мигающую всеми огнями радуги, а точнее новогодней ёлки, включил бортовой навигатор. Дисплей высветил графическую шкалу и место нахождения флаера, до базы оставалось без малого два часа лету по земному времени.
   Чуть с боку, от дисплея запиликало: «База вызывает «Голубку», База вызывает «Голубку»… Я прокричал в шлемофон: «Я «Голубка», я «Голубка», скоро буду, скоро буду. Конец связи. Конец связи!!!» Рядом с дисплеем пропиликала: «Отбой, Отбой…»


Глава – 2

   Я задремал…  Вдруг внизу бухнуло. Щелкнув пальцем по экрану дисплея, отыскал параметры Базы. Увеличив кратно обзор, разглядел купола главного корпуса. Внизу происходило, что-то странное, зеленные и синие вспышки  разных форм трансформировали защитное поле главного корпуса, пытаясь его разрушить.  «Ну, и дела» - подумал я вслух. 
   Попытался включить связь, - не удалось! М-да! – видимо мы в Галактике все же не одни. Ну и слава Богу! А то, я уже начал сомневаться.
   
   Отправив на Базу старым, дедовским способом телекеническую шифрограмму, я одним прикосновением к сенсорной панели, задал запасной вариант бортовому компьютеру, с задачей проникновения в сферу блокировки визуальных параметров. По-простому: вроде, как шапку невидимку надел, …это из русской народной сказки.
   Флайер мягко развернуло и бесшумно накрыло волной телеметрических отношений. Теперь небыло связи, небыло базы, не было ничего. «Голубка» была невидима, не проницаема. Практически и физически её не существовало.

   Я решил поспать. Как говорится: утро вечера мудреней. Я очень любил русские, народные сказки, поговорки и частушки. Сам я был по национальности чистокровный немец-ариец. Я знал и свободно говорил на двадцати двух земных языках. Всех больше мне импанировал русский язык, с его прибаутками и подвохами. Свой родной, немецкий я презирал. Презирал за тупость, прямолинейность и напористость. Русский язык, обходной язык, им можно и орехи колоть, и на французкий манер дам услождать.
   Ещё раз, оглянувшись на спяших девчонок, я провалился в глубокий шестичасовой сон.



На краю империи. /Анонс/
(Серия рассказов)
                1
 Макар делал обход. Остров был небольшой, безымянный. Сюда на остров свозили с острова  Сахалин и побережья Большой земли больных сифилисом и проказой. Макар, бывший убийца, кандальник, а ныне вольноотпущенный, поселенец бодро шагал, напевая непонятное. Время от времени он присвистывал. Рядом с ним бежал его лохматый друг пес Яшка. Четвероногий, хвостатый, огромный пес  яростно с громким лаем гонялся за низко пролетающими чайками, не мог поймать и от того злился еще сильней.
 
  Макар, приписанный к острову Сахалин, попал в лепрозорий по найму. Работа обходчика была не тяжелая. За три рубля, пять алтын и тридцать копеек в месяц он был обязан рано утром и поздно вечером обходить остров во избежание побега больных. 
  Бежать собственно было некуда, кругом, куда хватало глаза, была вода, лишь вдалеке в утреннем тумане маячил белесо, еле приметно Сахалин, вернее его северная оконечность.
 
  Раз в две недели, если позволяла погода, на остров, на палубной шлюпке шестеро гребных матросов доставляли доктора Несмеянова Прокофия Ильича.  Доктор был старенький, сгорбившийся, почти горбатый в вечном дождевике; летом, одетый на форменный поношенный сюртук, зимой же одетый на овечий тулуп.
  Матросы на руках выносили доктора на сушу. Встречающему Макару всегда казалось, что раскрывалась преисподняя и два здоровенных матроса, больше смахивающих на парочку чертей   выносили на берег самого Дьявола. Они не спеша ставили Прокофия Ильича на камень, оправляли его дождевик, кланялись ему и удалялись в шлюпку. Макар  кланялся, так же как и матросы  оправлял на докторе дождевик, и под локотки, аккуратненько снимал доктора с камня, ставил на землю. Про себя, видавший виды Макар матерно ругался, плевался вправо и влево, вперёд и назад, чертыхался, изгоняя нечистую силу.
  Всего больше на свете бывший кандальник-убийца боялся этого маленького, горбатого, с валившемся носом, болеющего сифилисом доктора. Он истинно верил, что Господь послал его ему в наказание за его грехи. Если бы не три рубля, которые он ежемесячно откладывал, мечтая открыть факторию, обзавестись к старости торговлишкой на большой земле, …так только его тут и видели бы. Но Макар терпел.
  Терпел. По долгим вечерам у себя на берегу в причальной строжке встав на колени бил бесконечные поклоны, замаливая в красном углу грехи. Грехи свои, грехи доктора и попутно грехи всех жильцов безымянного острова брошенного на произвол судьбы у чёрта на куличках.

  Порфирий Ильич с удовольствием потягиваясь от долгого сидения в шлюпке гнусаво спросил: «Ну, что Макарушка, помер кто на острове, или все живы, здоровы», и тут же хихикнул. Не дав обходчику ответить, затараторил: «Откуда быть здесь здоровым, коль все больны. Завидую я тебе Макар, живешь в святом месте, ни забот, ни хлопот, на всём готовом, можно сказать даровом, государственном».
  Тем временем Макар под локоток вел доктора среди каменьев по протоптанной тропе к двум недавно отстроенным баракам, женскому и мужескому. 




 Си-Си. Гейша /Анонс/
Рассказ, быль

... а это тёся Великого ДАЕ. Жительница Токио Си-Си. Она, эта Си-Си всю жизнь прослужила в гейшах, и вот, наконец, умерла...

   У Великого художника ДАЕ было пять официальных жён. Три русских, одна француженка с вечно небритыми подмышками, и одна японка, со странным именем Шиёкко. Понятно, что если жён было пятеро, то и тёс было тоже пятеро. Тёсу японской жены Шиёкко называли Си-Си...

   В стране, с именем Япония, был такой вид женсин: гейша. Все женсины, однажды ступив на этот скользкий, не очень правильный путь получали другое имя. Си-Си, получила имя Си-Си. Очень похоже на то, как на Руси, человек поступаюсий на службу к Господу нашему, получал другое имя.

   В те далёкие времена женсина в Японии была совершенно бесправна, впрочем, как и по всему Земному шару. Всякие гады притесняли женсину. А как её, женсину не притеснять, если физически она слаба, ступни ног у ней маленькие, - не убежишь, если вдруг что, ... опять же головка у женсины гейши маленькая, глупенькая, а лицо завсегда выкрашено в белое.

   В Японии, японцы, своих женсин гейш берегли. Они им делали маленькие ноги, которые обували в деревянные сандалии. Одевали их, в цветастое, узкое кимоно, чтобы гейши могли делать маленькие, мелкие шашки. Японцы хитрые… ну куда она красотка-гейша в своих деревянных сандалиях сможет от японца-мужчины убежать, да не куда, разве только в море-океан.

   Гейши, которые выходили из повиновения, а такое в стране Японии происходило не редко, утапливались в море. Какие все же варвары эти японцы!
   Моя тёса, будучи молодой, была хитра не по годам. Она знала, что не хочет быть утопленной. Поэтому Си-Си выполняла все капризы своих работодателей.
   И вот однажды, случилось невероятное. Си-Си отказалась повиноватся. Не буду мол, я, повиноваться, и баста! Все японцы острова Япония сильно удивились, но ничего не сказали, … промолчали. А как не промолчать, когда гейша Си-Си отказалась выполнить каприз самого посла великой страны-соседки большой России. Какой уж такой неисполнимый каприз отказалась выполнять Си-Си осталось загадкой, тайной, - да это и не важно. Но обиделся русский посол сильно, надулся как мышь на крупу, не стал ничего подписывать, и остались японцы ни с чем.
   С чем они там остались, или не остались, я не знаю.  Знаю одно: сам солнцеликий император Хамусико двенадцатый, призвал к себе гейшу Си-си и сказал ей, бедняжке, сурово так сказал; «Ты красавица, правила знаешь. Иди, топись в море океан. Всё!»
   Отвернул своё круглое богоподобное лицо император, махнул платком, и стража  прогнала гейшу Си-Си под проливной дождь.
    Си-Си идёт своими мелкими шажками, плачет, прямо слезами заливается. Дождь, да есё слецы, прчямо ё-ма-ё… куда деваться бедной девушке: до моря далеко, несколько дней путь. Где она, не остановится, чтобы хлеба, боды попрасить, все ей отказывают, все отворачиваются, все прогоняют бедную Си-Си.   




Форса
Рассказ, быль

   Алина, ... не-а, я сколько был с клоунами знаком (...давно... с Леоновым Евгением, с Мироновым, с Попановым, с Боярой... они ток на экране крутяшки, а в натуре, по жизни трусливы и никчёмны. Наверное так и должно быть. Я в былые времена, году так 1981, в городе Ленинграде, Бояре в "Шайбе", хотел по рылу въехать… Понтился Боярский сильно много. Так он заверсал: только не по лицу, только не по лицу… Я уважил просьбу артиста, по лицу бить не стал, по яйцам пнул, и ушел. А напоследок баяровой гитаркой халдею по башке наехал, ток сбрякало!  Халдей в аут, гитарка в дребезги, лифт свободен!
   В "Шайбу" можно было только лифтом попасть. Да-а были времена, - Невский, Эрмитаж, Кресты... Я даже в Крестах посидеть умудрился. Но не долго посидел, всего ничего, четыре месяца. Потом меня выпустили. С рук на руки академику Кибрику передали. Так сказать на поруки, ... да-а были времена... Кибрик из Москвы прикатил выручать, ...в Москву и увёз меня, шалопая, ... да-а были временя… невский, форца, тусовка, девчонки, ... сейчас, не то, не ярко, вся фарца из Китая, а китайсы… - ну какие с них фарсовсикь, горе, а не фарсовсики.

2о15 август, Очёр



Развод для Иллюстратора, или лопухи, чаще стряхивайте лапшу с ушей.
Зарисовка
(Посвящается отдельно взятому сайту «Иллюстратор»)

  Ну, что ж, я рискну БАНОМ — по барабану!!! … кое-что поведаю братиям-художникам!!! — о том, как на подобных проектах зарабатываются деньги… и я вам, скажу немалые деньги!!! Некая мадам, или скажем, некий господин, имеющий определенное влияние в кругах министерских, близких к культуре, сочиняет проект!!! …даже не он, а его служащий, или служащая. Далее он, или она, берет в фондах культуры российской, заложенные в бюджет деньги на развитие этой самой культуры!!! — скажем сумму в четверть миллиона. Далее, создает «каркас-альбом» — "Лучшие, перспективные, молодые иллюстраторы России!!!» - громко так и эффектно. Проект утвержден министерством, «каркас» тоже. Аванс на запуск проекта получен! Теперь главное состряпать все бумаги грамотно, чтобы камар-прокурор носа не смог подточить («…мы же все Бендеры-Задунайские» — думает сам себе прохиндей). Вопрос за малым, где взять респондентов, то есть мертво-живах душ…!!! — единиц так с тысячу, полторы!!! Он, этот сиделец в мягких, кожаных креслах, дает своему подчиненному программисту задание — заняться сим несложным вопросом. Программист ясное дело не дурак!!!! — мастырит бот… и запускает этот Бот-Самоход в сеть, или, скажем, к примеру, как на нашем сайте иллюстраторов, как дополнение бесплатное объявление…- МОЛ ТАК И ТАК, МОЛ СУПЕР-ПУПЕР-ПРОЕКТ!!! - надёжа, для продвижения, самое мол лучшее и крутое, …и бумага мол мелованная, и мол отбор лучших сто пятьдесят художников!!! ,… шлите мол, письма с картинками про Лисичек-Сестричек, Котов-Базилиев, а про Красных-Шопок не нужно. Они мол, пирожками серых волков кормят. А в пирожки мол, стрихнину подсыпали. А мы, хорошие! Мы ваньки-встаньки! Мы, вам, и то, и се, и душевно, и чашечку кофия из сушенной перемолотой свеколки. И не какой-то там китайской, а нашей красной, да сахарной, Очёрского уезду, Пермской губерний.
  Художники, народец в большинстве своём бесхитростный, яму голодненькому, холодненькому хитрить некогда, он у мольберта, и день, и ночь просиживает, и нагишом, и бес штанов, потому, как штанцы о табурет не оструганный про шоркал елозя впопыхах, и думах непростых и тяжких, …а тут нате вам, и кофий подают, хоть и виртуальный, а все ж приятно….- он подумал в: «А вдруг…!!!»

   Мы господа хорошие, не имеющие отношения к живописанию, с вами знаем хорошо, что вдруг, бывает только хук…!!! …на худой желудок много не нахукаешь.
   Долго ли, коротко ли, художник бедный с занозами в голом заду писмичишко строчит, — мол то, да сё: возьмите меня, я всё отдам, даже жену и детишек малых, только пропечатайте на мелованной бумаге, и покажите всему Миру!!! , (…гордыня мать-ити-ть…) …сжальтесь над человека с занозами пониже спины…“.
   Ему быстренько ответ, — мол то, да сё: " …мы удивленны!!! — да вы талант, да вы гений, и где вы до сих пор сидели, и почему ногой и весь в занозах???!»
   Он, мол то, да се: «…я, удивлен ни мало,- ну где же ты мая отрада…- Слава…???!!!»
   Они, ему в ответ строчат, - мол то, да сё, а про себя: " …ах ты запел, как петушок, какой прекрасный голосок…- хи-хи-хи…!!!« — ему, громко:„… НО ДЛЯ ТОГО, ЧТО Б НАПЕЧАТАТЬ ВАС, НАМ НУЖЕН ДЕНЕЖНЫЙ ЗАПАС…!!! — прямо не очень удобно нам, мы все в смятении, …но… ах! — ведь Душа, она мила! — так хороша!…деньжат от вас, инфляция у нас, бюджет трещит по швам и близится дефолт!“…про себя: " Коготок попал в сеть…- амба! — всей птичке пропасть…га-га-га…!!!»

   Художник продал табурет, заложил дом, заложил тещу! (Ромул всегда сосёт волчицу, а рядом спит тигрица…- ЛАСКОВЫЙ РЕБЁНОК ДВУХ МАТОК СОСЕТ)

   Мораль сей присказки, проста: не лез бы ты Художник, не зная брода! Сберег бы тещу и жену, и табурет, что хоть занозист, но свой, родной от Бога!

   Каждый может задать вопрос: " А откуда вы, любезный Кандинский-ДАЕ, знаете сии подробности, о министрах…???" - вполне законный интерес!!! — что ж, отвечу: " Да уж знаю, и из первых уст…- так как, кое-кто в этих злачных местах, является моим давнишним и нынешним клиентам, коллекционером, — вот такие пироги господа и милые дамы».
___14сентября 2011, ДАЕ, г. Очёр



Конкурент
(Быль)

   - Я: "...это Михал Михалыч, Верхоланцев?"
   - Голос в трубке: " ...да, это я..."
   - Я: " ...вас беспокоит Кандинский-ДАЕ..."
   - Голос в трубке; "...а-а ДАЕ, хулиган, как же, как же..."
   - Я: " Михаил Михайлович, я по поводу финальной выставки "Артпревью", не обман ли...?"

   На тои стороне провода, видимо из глубины комнаты доносится женский вопросительный голос: "Кто там Мишенька?" Миихал Михалыч зажимает трубку ладошкой отвечает: "Да это подонок Кандинский, мерзавец ещё тот, - снимает руку с трубки, слышу возбужденный голос "Мишеньки" - Сашенька, как я рад, ты ко мне по простецки, по свойски просто «Миша»...».

   - Я: " ...как можно, уж нет, возраст ваш преклонный, ваши дочки и прочее..."

   Чувствую Мишка-Топтыжка аж ножками зашаркал, видимо от удовольствия одурел. Начал вовсю меня отговаривать, мол, молодые они, на рынке новенькие, мол, то да сё, доверия им нет пока ни какого...

   Разговор длился минут десять, я попрощался, сказал: "Всего хорошего. Спокойной ночи" ,,, но трубку стационарного телефона не положил... - все знают как мобилку отключают.... слышу уходящий в даль голос Михал Михалыча: "Вот сволочь деревенская, ведь победит меня, всех гад победит…» - голос старика затих, в след шаркающим, удаляющимся шлепанцам.

______________17.02.2012



Красивый мазок
Быль

  Помню, когда-то давно, еще в девяностые, на моей персональной выставке в городе Очёр, одна медичка, разглядывая мою картинку, произнесла: "Александр, у вас, очень красивый мазок", - все присутствующие на неё оглянулись, … и заржали, вот так: га-га-га... как сивые мерины.
  Как раз во ту пору, в славном городе Очёр и близь лежащих от него селениях была эпидемия триппера, не эпидемия, а эпидемище!!!
  Болели буквально все, свиньи, коровы, собаки, люди и птицы. Антибиотиков не хватало! На дворе была сексуальна революция. Народ трахался, трахался и трахался… как говорится дорвался до разрешенного. Трахали буквально всё и вся. Трахали даже дырку в заборе.
  Президент России Борис Ельцин так прямо и сказал, что не запрещено, то можно, а какие запреты могут быть в сексе, - да хоть в ухо. В законе не прописано что в ухо трахаться нельзя.

29.о8.2о16




Мастер и Маргарита. /Анонс/
По мотивам романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»

                Эпиграф: Зачем тянуть вола за хвост,
                Вол может, случится, начнёт бодаться.
                У вола большие рога,
                И крепкие костяные копыта.
                ____ДАЕ


Вступление;
 
  2001 год. Москва, Патриаршие пруды.
  « … надо же быть такому закату!» - вскликнул маленький, крепенький, лысый гражданин, писатель Михаил Александрович Берлиоз.
  «Да уж… - вторит своему попутчику, высокий, плечистый поэт Иван Николаевич Понырев, - не закат, а закатище!!! Напоминает, мне сей закат холст кистей художника Кандинского-ДАЕ Александра Очёр. Славный был художник, но вот говорят, умер намедни, - врут поди опять, как тогда… э-э-э … название картинке было, если память мне не изменяет: «Малиновый закат над богадельней»…»
  «Да уж, да уж, да уж, - отвечает поэту, писатель Берлиоз, - знаю такую картину, и художника Кандинского знавал лично, ручкался даже, … да-ссс… Весьма, весьма недурён художник, да и богадельни ныне в большом почёте на Москве. Бездомных старушек, старичков, как собак не резанных развелось».

  Сей, с первого вида, ничего не обозначающий разговор был затеян не ради красного словца, а исключительно по делу.
  Дело в том, что писатель Михаил Александрович Берлиоз, являлся не просто другом и соратником по перу поэта Иван Николаевич Понырев, а его прямым начальником, то есть он, Берлиоз, занимал должность главного редактора журнала «Новое время».

 
Часть первая, глава первая

  Патриаршие пруды по весне были хороши, как никогда. Всё цвело и благоухало.
  Данная пара творческих граждан вновь народившейся элиты страны, со странным именем «Россия»… - ну, согласитесь уважаемые господа, и милые дамы, что это за варварское буквосочетание «Россия». Какой умник придумал, для столь масштабной и столь огромной территории на планете Земля, этакое куцее имечко, - даже смех разбирает. Лично, я, категорически не согласен! - и всё тут! - хоть режь меня на куски.

  … и так продолжу, парочка творческих граждан, и господ тоже, … а где «товарищи», вы спросите, - и будете совершенно правы, … а на самом деле, где?! … и я отвечу: «Товарищи все в Париже!»

  … и так, писатель Берлиоз, и его более молодой друг поэт Бездомный, он же Понырев Иван Николаевич желали пива и воблы.
  В стольном граде Москва вобла и пиво не переводилось никогда. На присутствие воблы и пива в Москве не влияли; ни смена погоды, ни смена политических режимов, ни смена времени суток. Даже если вдруг Дьявол объявится, - воблы и пиво хоть завались. Вобла и пиво, это святое.

  Киоск, с громким названием «Пиво и воды» не имел ничего: ни пива, ни воблы, только абрикосовую, теплую абрикосовую.
  Наши герои литераторы выпили по стакану и дружно заикали: и-а, и-а, и-а… вот так, как ишаки. Далее: они уселись на скамейку под липами, и чуть отдышавшись от икоты, повели следующий разговор. Разговор был о высоком.
  Их беседа была пересыпана такими словами, как; Бог, Христос, Вифлеем, вера, церковь, Кант, Бетховен, Вагнер, Лермонтов, Пушкин… - двое, сидящих на скамейке, на Патриарших прудах господина были образованы, начитаны, и по всей видимости умны, но было ясно и то, что они кое кого позабыли.

  Бездомный хлопнул себя ладошкой по лбу и громко воскликнул: «Ба! Мы же беса, Дьявола позабыли!»

  Берлиоз задумчиво, глядя вглубь аллеи сипло прошептал: «Вспомни Сатану, и он, тут как тут».


Глава вторая

  По алее спешно, почти в припрыжку вышагивал длинноногий господин с тростью в левой руке.
  Руки господина были затянуты в лайковые, черные перчатки.
  – В такую-то жару - подумал писатель Берлиоз – видимо вышагивающий господин, иностранец.

  Господин, шедший и подпрыгивающий одновременно, быстро приближался. Поравнявшись со скамейкой, на которой сидела парочка литераторов, он резко остановился, и также резко повернулся.
  Оба литератора оторопели.
  Господин, явно иностранец, одетый, как говорят у русских, с иголочки, резко засунул руку во внутренний карман двубортного пиджака, и резко выдернув  руку, протянул её в сторону поэта Бездомного.
  В руке иностранец держал золотой портсигар. Нажав большим пальцем на кнопку, прохожий господин предложил Бездомному закурить, при этом он мягко, певуче произнёс: «Курите, это Мальборо».
  Обратившись к Берлиозу, он также мягко-певуче добавил: «Вам, я не предлагаю, знаю, вы не курите».

  Бездомный таращил глаза: то на господина перед ним стоящего, то на портсигар. Насилу справившись с собой, Бездомный вытащил из золотого портсигара сигарету, обнюхал её и вложил, тот конец сигареты, где была золотая каёмка, в свой рот.
  Незнакомец щелкнул зажигалкой, и поднёс огонь к сигарете, которая безвольно торчала изо рта всё ещё оторопевшего поэта Бездомного.
  Дав прикурить поэту, изящно одетый иностранец закурил сам, и не спрашивая разрешения сел-втёрся… пожалуй правильно будет сказать, как капля воды влился промежду двух литераторов.


Глава третья

  Необходимо подробно остановится на внешности вновь прибывшего персонажа нашего повествования.
  И так! – Глаза незнакомца сияли, как два солнечных блюдца. Нельзя было понять, какого цвета эти блюдца. Лицо господина было чрезмерно широко, он постоянно улыбался. Верхний ряд зубов, был из чистого золота 999 пробы, нижний ряд был из платины крапленой мелкими алмазами. Под постоянно двигающим, мясистым носом у господина находились усы щеточкой.
  Глядя на него, и общаясь с ним, создавалась полная иллюзия того, что перед вами совсем не человек, а Чиширский кот из сказки «Алиса в стране чудес». И тем не менее, перед вами был элегантный человек в высшей степени этого понимания.
  Был он одетый, как я уже говорил выше, с иголочки. Кроме костюма двойки на нём были одеты кожаные полу-туфли оливкового цвета. При его стремительной вприпрыжку ходьбе, между туфлями и брюками мелькали желтые, лимонные носки.
  Эффект сочетания цветов был убийственный: синий с пепельным оттенком костюм, оливковые туфли и желто-лимонные носки.
  Также на данном господине была надета белая, чуть с голубизной сорочка,
и чёрная, в жёлтую крапинку бабочка.


  Тем временем, иностранец, втиснувшийся на скамейку под липами между двух литераторов, без-умолку говорил.
  Он говорил…
  - Я тут мимоходом, из города Парижа… и услышал, … смею вас, господа хорошие, заверить: чисто случайно услышал. У вас, здесь, на скамейке, под этими чудесными липами…
  Иностранец оглядел Патриаршие пруды, оглядел близь стоящие фасады каменных зданий, зачем-то помахал рукой в сторону Садового кольца, туда, куда уходил красно-малиновый закат.
  - Так вот, я мимо проходил, и вдруг услышал вашу беседу, о том; что и Бытие вам не то, и типа Христос, толи был, толи его и не было совсем, про Бога тоже, … и о Мироздание кажется вы, говорили. Прошу вас, глубочайше меня простить, за моё вторжение, бесцеремонность и нахальство, … но не смог сдержаться, мне любопытно… кто кем управляет, и кто, что решает…
  Не дав ответить на свои вопросы, странный господин, сам взялся на них отвечать.
  - Вот если человек царь всему сущему; зверей, деревьев, гор, морей, океанов и прочего, и прочего - то почему он тогда, не знает такой простой, для себя вещи: как то, когда он, то есть, когда его, смертного, настигнет смерть. То-есть, если по простецки, по-вашему, по-русски, когда он, человек-царь ласты склеит...
  Задав собеседникам очередной вопрос, и не дав им ответить, незнакомец принялся сам рассуждать-отвечать на свой вопрос, - странный какой этот иностранец.
  - Вот, как пример, вы, господин председатель-писатель Михаил Александрович Берлиоз на заседание правления писателей, где вы председательствуете, сегодня не попадёте, … а Аннушка уже масло купила, и даже успела его пролить…
  Сказав это, незнакомец снял перчатку с левой руки, облизал указательный палец и поднял руку высоко над головой, … дул юго-восток. Далее, странный господин надел перчатку и шепотом, таинственно произнёс: «Да Аннушка пролила подсолнечное масло. Я даже знаю, как оно называется: «Золотое сечение».
  Иностранец замолчал, прикрыл свои с блюдце размером глаза, и кажется заснул…
 
  Наконец Берлиозу удалось вставить слово, и он почти закричал: «Какое, чёрт побери масло, какая к черту Аннушка! У меня через два часа на Бронной заседание правления, где я председательствую!»

  Иностранец сверкнув желтыми глазами ехидно произнёс: «А вот и неправда  ваша. Не будет никакого собрания, а будет: голова - жах! – отрезана, нога - хрясь! – сломана, … рука тоже отдельно от тела лежит, в сторонке трепыхается, … а Аннушки и след простыл. С трамваями, знаете ли милок, не шутят, …а вы мне тут втыкаете: Вера, Бытие, Христос… - нет никого! - были, да все вышли.

  С этими словами щёголь иностранец встал, раскланялся и пошагал своей прыгающей походкой вдоль Патриарших прудов.


Глава четвёртая

  Два литератора переглянулись. Бездомный покрутил у виска. Берлиоз пробурчал еле слышно: «Сумасшедший какой-то, а с виду приличный иностранец. По русский говорит прилично, почти без акцента».
Председатель Берлиоз, уже был там, на Малой Бронной, на совещании. Он думал, прикидывал, что скажет коллегам, как построит свою речь, чтобы лицом в фейс не упасть.

  Бездомный заприметил на том месте, где только что сидел иностранец кусок плотной бумаги. Он наклонился. Кусок картона оказался визиткой. Визитка была с золотым кантом. На ней по белому полю золотом было написано: Профессор Воланд. На обратной стороне визитки, от руки карандашом было начертано – Христа нет.


Часть вторая, глава первая

  Понтий Пилат прокуратор Иудей, прогуливался по анфиладе. Не глядя, на человека смиренно стоящего с опушенной головой, прокуратор произнес: «Я слышал, ты иудей, фокусы всякие умеешь делать, раны врачевать, … а ещё мне доложили, что к бунту народ подбиваешь, … отвечай!»
  Человек, к которому обращался прокуратор, молчал.
  Понтий Пилат вплотную подошел к человеку, морщась, видимо от головной боли строго произнёс: «Я жду иудей, - при этих словах Пилат перевёл взгляд на рядом стоявшего стражника, - всыпь-ка голубчик плетей этому немому, … да не здесь, выведи на задний двор».

  Прокуратор Иудей Понтий Пилат был стар, его мучила подагра. Голова раскалывалась. Он не мог спать, а тут ещё эти варвары со своими проблемами. Пилату хотелось в Италию, в Рим, домой…
  С дальнего двора чуть слышно доносились хрипы и крики.


Глава вторая

  Прокуратор Понтий Пилат сидел в золочёном кресле с закрытыми глазами. Стражник, держал за волосы человека с чёрной, всклоченной бородой, человек дышал хрипло, прерывисто. Они оба, человек и стражник, стояли перед прокуратором. На мраморные, белые с розовым отливом плиты анфилады струйками стекала кровь.
  Понтий Пилат, не открывая глаз, почти шепотом произнёс: «А ещё мне докладывали, что ты иудей, называл себя царём».
  Человек, изодранный плетью до самых костей молчал. Его голова, покрытая черными, достающими до плеч волосами, была низко опущена,
Прокуратор открыл глаза…



Вовка Путин долбо*б /Юмор. Жесткое порно/

Часть первая.

Володька Путин сидит, репу чешет, и думает: "Вот бляха, я с братанами из ГБ народ *бу во все сели, а он народ, ни рылом ни ухом не ведёт, ни как у меня не получается социальный взрыв сделать, Россию развалить. Я и так, я и этак; вояшку в Украине, в Сирии организовал, Крым аннексировал… пытался извне Антанту против России организовать, …ни как! Деньги трачу на право, и налево, чтобы народу не достались, - ни как!  …
______________ Продолжение следует


... у Вовки мобилка дзинь-дзинь... - звонит Ангела Меркель... говорит: "Ты чё сучий потрох Расею гад такой плохо *бёш. Если у тебя инструмент истерся, так мы с Абамкой другого самца-хряка найдём. Пятнадцать лет рулишь, и всё никак... не можешь кончить, импотент, старикашка, долбо*б... " - скажу вам по секрету, по большому секрету, Ангела Меркель, канцлер Германии, главный врага России, по-русски ни в зуб ногой, но матюкаться по-нашему зело прилично умела. Иной раз такую кулебяку завернёт, ухи вянут, дрожь пробирает... 
_______________ Продолжение следует


... Вовка опять сидит, опять думает; "...как бы, как бы... развалить мне эту треклятую свинью Рассею..." - в это время по мобилке Ангела брюзжит: " ... я с Абамай тебе тунеядцу такому финансы то подрежу, лишу тринадцатой зарплата, на пенсию отправлю в 75 лет, станешь на галерах чечевицу пожизненно хлебать свинья такая!" - на этом разговор обрывается. Вовка Путин сидит в Кремле, в неглиже на табурете нюхает кокаин и плачет ...
_______________ Продолжение следует


… Ангела Меркель звонит президенту Мамерики Бараку Абаме, жалуется на Вовку Путина: "Абамыч, здравствуй друг родной". В мобилке слышатся обоюдные, продолжительные чмоки, чмоки. А что, удобно по мобилке целоваться; изо рта не пахнет, слюнями не обмажут, заразу не подхватишь, … продолжаю: Меркель жалуется: « ... что станем с Вовкой Путиным делать а, Абамыч? - не хочет сивый мерин трудиться, ленится, бобло я ему шпиону засылаю регулярно, а ответки ноль". Абамыч в трубку: "Мы-мы... я подумаю, что можно будет сделать, чем можно будет надавить на гадёныша". Президент Мамерики Абама Барак кладёт трубку на рожок аппарата, Меркель тяжело вздыхает, выключает мобилку... в это время Володька выключает свою, он всё слышал... и призадумался.
_______________ Продолжение следует


… Володька в неглиже, сидит на табурете, вокруг Кремль. Сидит, чешет репу, думает... В помещение заходит молодая девушка-проститутка, тоже в неглиже ... девушка-проститутка, любовница нашего с вами президента, она ковыряет зубочисткой в зубах, она только что встала с унитаза, девушку третий час мучила диарея Девушка обращается к гаранту, и сердито говорит: " Слушай Вовка, чем это в вашей кухне кормят, я вроде такая здоровая вся, а с горшка после кремлёвской кухни пятый час слезть не могу...
_______________ Продолжение следует


... Вы, Народ, сами посудите, какого-то долбо*ба, от сохи, ладно бы от сохи, а то вы****ка из подвалов Лубянки в Палаты Царские посадили. На мол, руководи, вот он, и на руководил ... бежать от такого руководства некуда... Россия в полной жопе... толи ясё будет... но это всё лирика, у меня повествование... ... значит так, заходит девочка-проституточка, у ней от горшка зад печёт, а Вовка наш яЙза чешет, думает, как яму подлецу быть. Как не посуди, а оказался наш мусорок промеж двух огней: с одной стороны Меркель, Аабама прижимают, могут счёт предъявить, ... отдавать-то не чем, зелень на проституточек-малолеточек потратил, а после них сами знаете; то вошь лобковая грызёт, по сифа гноит, то банальная гонорея сопли пускает, ток на лекарства сколько уходит... с другой стороны Народ сильно сердит делается, того и гляди на вилы подымет... страшненько яму малахольному, ох страшненько...
__________________ Продолжение следует


… Вовка Путин сидит на табурете, вокруг него Кремль... передним девочка-малолеточка-проституточка, она вся в неглиже, жалуется... вдруг звонок: дзинь, дзинь... Володька хватает мобилку, становится на коленки, вертит хвостом… /У них, в их банде так принято: кто ниже чином, тот на коленки встаёт, облизывает пятки тому, кто выше, скулит и выпрашивает... - ничего не поделаешь, ритуал есть ритуал/. ...звонит Абамыч, главный в их шайке /Абамыч Барак, президент Мамерики/... Абамыч тихо, спокойно, почти нежно: "Володенька, а Володенька, прекращай свою многоходовку, я понимаю, что ты любишь в шпионов играться... - Абамыч хорошо говорил на русском языке, и что примечательно, никогда не матюкался в отличии от Ангелы Меркель. Президент Мамерики Барак был культурным, когда сердился, переходил на зловещий шепот... ш-ш-ш-ш... - вот так вот, шипел как змея, у Володеньки от его шепота всегда мурашки по шкурке бегали и мошонка чесалась тоже...
____________________ Продолжение следует


… Кремль, табурет, девочка-малолеточка, Вовка Путин на коленках, пускает слюни, Абама шипит в трубку: «… зело ты Валоденька припух. Я не стану разводить антимонии, не привычный я к вашим русским вракам, к вашим вечным отговоркам, присказкам и сказкам, вам бы что делать, лишь бы ничего не делать. Слушай короче сюда гнида заморская: сроку тебе мелкая вошь до осени этого года, не развалишь Рассею, поступлю с тобой хорьком вонючим, как с Кенеди, - пуля в лоб, и панихида». Абамыч швыряет трубку, трёт своей обезьяньей лапкой свою обезьянью грудку, морщится, вызывает доктора. Прибегает докторша, вся в формах, начинает лечить президента Мамерики. Вовка Путин поднимается с коленок, сплёвывает на паркет чёрного дерева, шепчет: «Ничего, ничего, и у нас снайпера найдутся».
____________________ Продолжение следует


…Кремль, девочка-малолеточка, Вовка сидит на табурете нюхает кокаин… ловит приход, чихает… ап-чих!!! Девочка-малолеточка, подходит к Вовке, гладит по головке, спрашивает президента всея Руси: «Ну что, сказала эта заморская обезьяна… а? …смотри Вовка, допрыгаешься, без снежка останешься…». Путин задумчиво, не впопад: «… что, какого снежка… да у нас в Сибири, ешь его, это снег, хоть зимой, хоть летом, не переешь… - вдруг Вовка спохватился…- ах ты! про кокаин, … да-а этот отберёт и фамилии не спросит. Девочке-малолеточке надоело слушать нытьё русского президента, она вдруг взбеленилась, и заорала как базарная девка: «Я те падле, сколько раз говорила, втемяшивала в твою безродную, пустую башку, мочить Аабаму пора, мочить! - пока он чурка черножопая нас не замочил! … - во время этой супер экспрессивной тирады девочка-малолеточка трижды пнула под зад русского президента, сделала ему две саички, забила в его полулысый череп две солдатские пиявк, и один солдатский гвоздь, - ну так вот, - продолжала шустро-наглая малолетка, - давай, отдирай свой тосий зад от табурета, и на коня, и шашку на голо, - нам нужна маленькая, победоносная война!»
   Нужно добавить: от своей подружки-малолеточки русский президент был без ума. Позволял ей буквально всё, даже свои яЙза в пропеллер закручивать, и в узел завязывать тоже. А она, озорница такая, никогда не упускала случай позабавится: то под зад припнёт президента, то саичку поставит, то усипнет за сосок, а то и вовсе: укусит за причинное место, - какая уж тут забота о обездоленном Российском государстве. Да и вообще, последнее время русский президент сам не свой, все, его, кому не лениво пинают, матерят, на чем свет, саечки ставят, и гвозди в уже лысеющий череп забивают. Жалко Вовку Путина, президента всё ж, хоть и нерадивый, а свой.
____________________ Продолжение следует

… так-то Вовка Путин извращенец, он не совсем нормален. Это он с виду, типа; каратист-дзюдоист, лётчик вертолётчик… и подводник тоже, хи-хи-хи... топором в озеро Байкальское нырял, умора!!! Вы дорогой читатель, не верьте, это всё спецэффекты, и монтаж тоже. Я стану правду писать про Вовкино житье-бытье, стану так сказать его добровольным хроникером. Он же Вовка нам не чужой, он же наш родной, он же точно такой же долбо*б, как и мы с вами! Вовка Путин любит по телику тусоваться, работать не любит, только в голубом экране красоваться бы ему день и ночь… - поняли, на что я намекаю, - вижу, что поняли. Вовка голубой, и экран телевизионный голубой, - а где ж яму сердешному быть, как не в голубизне. Хотя конечно, Вовка Путин был не совсем голубой, он был, трансвер-гомосег-гомосегович. О! какая длинная фамилия. Я люблю длинные фамилии, у меня у самого длинная.
____________________ Продолжение следует

… ранее утро, Вовка Путин спит. Вовке снится сон: в его постели вместо девочки-малолеточки жирная прежирная свинья. Она сладко хрюкает, уплетает за обе сёки помойки и тут же гадит. В это время президенту России идут на ум стишки:
*Образ твой, приснился ночью,
Шарю я руками… плотью,
Но уходит от меня,
Жирно-толстая свинья.

У свиньи корыто полно,
Жрёт она, - и мне спокойно.
Если сытая свинья,
Значит, буду жив и Я.

Пояснение автора: под жирно-толстой свиньёй Вовка Путин подразумевает российский народ.
____________________ Продолжение следует

Пояснение автора:
… если хорошо подумать, то Вовка Путин был немножко не того в сторону животных. Вовка любил лошадей, свиней, кроликов, кур и прочую живность… птиц президент любил не очень: они летали вверху, выше президента, чирикали, каркали и гадили с высот, … бывало, птичье дерьмо попадало на его уже начавшую активно лысеть голову. Поймать-изловить их не было никакой возможности. Никак пернатые не довались ему, президенту в руки. Толи дело свинка, или лошадка… хрюкает, или вона ржёт бодро и задиристо. Свой народ Вовка Путин не любил, в этом вся его беда состояла… и чтобы его, президента не рвало при виде своего народа, он президент, ассоциировал народ с животными. Вот, к примеру, Вовка видит толстую-претолстую особь человеческого, женского полу, и это для него жирненькая свинка, и ему сразу становилось приятно и хорошо. Постепенно его президентские ассоциации народ+животные перешли в подсознание, и прочно в нем укрепились. Почти каждую ночь, когда заданное сознание отдыхало-спало, подсознание российского президента выходило наружу и правило бал.
____________________ Продолжение следует


… палаты кремлёвские. Президент отдыхает, спит… Вокруг него свита, Генералиссимус Шойгу. /… га-га-га.. генералиссимус охраняет покой подполковника/. Покой российского президента охраняют четыреста тысяч натасканных псов национальной гвардии. Все эти ребята; молоды, крепки, натренированы, - и натренированы сии молодцы с одной лишь целью: охранят сон российского президента. Продолжу: в палате находится генералиссимус Шойгу, он стоит на вытяжку у фасада двухстворчатой двери, бдит. В изголовий кровати президента, на подушках клубочком свернулась девочка-малолеточка, она беспрестанно гладит Вовку по головке. Рядом на пуфике министр здравоохранения ,,,,,,,,,,, Она держит Вовкину ладошку в своей ладошке, считает пульс и комментирует сны российского президента. В углу палаты столик, за столиком мужчина стенографист, стенографист всё фиксирует, слово в слово, точнее мысль в мысль… 
____________________ Продолжение следует
 

Часть вторая.

В Мамерике власть переменялась. Абаму скинули, кресло в Белом доме занял некий Трам-пам-пам, - один смешнее другого.
Президент Мамерики Трам-па-пам поднимает трубку. Предварительно мужчина с хиповой причёской аля-америка, обернул труппку носовым платком. Он изменил голос и громко говорит в трубку: «Але, але… это куда я попал??? – это что, это где, это Сибирь, Кремль… мне нужен президент России Вовка Путин…».

Вовка, наш президент!!! – он любил подолгу валятся в кроватке, обложенный со всех сторон девочками-малолеточками… как ни смешно может показатся, но у него даже в пятках по малолеточке лежало. Вот такой был жеребец этот наш президент Вовка Путин.

Вовка нехотя вылез из постели снял с рычажка дзинькаюсию трубку, и сказал: «Але, Вовка слушает…».
Нужно сказать то, что президент России был человек крайне не собран, расхлябан и безответственен. У него была масса всяческих недостатков и пороков, а что поделать, президент тоже человек, и ничто человеческое ему было не чуждо. Но вот закавыка, вот беда, был он совсем не человек, а пёс, собака, переодетая в человека.
 ____________________ Продолжение следует








Неприглядные истории. /Серия/

В данной серии рассказов персонажами являются жители славного города Очёр. В содержании рассказов не будет убийств, грабежей, изнасилований и прочих гадостей человеческого рода. В них будет обыкновенная аморалка, лёгкая и не предвзятая, как говорится: ничего человеческое нам не чуждо. Все истории подлинные.

*История первая

   Иду я как-то с нынешним мэром города Очёр из центра на Мызу. /Шурка жил на Мызе./ Я к нему на обед напросился. Кормил Шурка хорошо, сытно, не жилился. А почему не поесть, коли кормят. В народе говорят: на халяву и уксус сладкий, а тут целый обед: с первым, вторым, и с кофием!!!
   … идем значит, болтаем… и вдруг, - мы как раз мимо мусарни проходили, было это в году так 2оо5, … подходим к мосту, который ведёт через Поганый лог, и вдруг Шурка говорит: «Дема, говорят ты пидарас?»
   Вопрос был неожидан!!! Я конечно парень ловкий, меня всякими подобными финтифлюшками не смутишь. Я чуток подумал, … а давай говорю, вначале я тебя, потом ты меня, будет веселуха!
   Заметил: Шурка смутился, покраснел даже…

   Отобедал я у четы Лабутиных, поржал про себя чуток, на этом и простились. Потом ещё пару-тройку раз обедал у Шурки. Шурка больше ко мне не приставал со всякими глупостями. Сейчас к Лабутиным обедать не хожу, - они Мэр, переехали в Зайчики, за пруд. Пешедралом не пойдёшь, далеко, да и старый я стал по гостям нахаживать, дома сижу, картинки малюю-обедаю. О первом, втором, третьем и не мечтаю, - так обхожусь: похлебку сварганю, похлебаю,- тем и живу.
___ Нью-Йорк, 24.12.2о16, ДАЕ


*История вторая, часть первая.

Все смотрят "кино", всё ж в кинотеатре сидят… для всех праздник, радость, все ржут как кони, веселятся, хотя при нынешнем правлений мэра города Очёр, Шурки Лабутина плакать нужно. Лебедь черноус, нынче своих усов стесняется, усы носит еле заметные, лицо наел, аж противно, - зарплата приличная, чё не жрать! Он как в Аду побыл с экскурсией, так и одумался, начал стеснятся. Плохо, то, что собрание идёт, а он собака, в мобилке утонул, - но видно, врёт падла, притворяется, вид делает что в мобилке…, он меня, Художника внимательно слушает, и ржёт невмерно. Сан Саныч, тот в обще оборзел, в наглую хохочет, - разве можно над Художником так издеваться, - вижу, можно... у нас всё можно, а тот который в Очёре депутат, который Художника пидарасом прилюдно обзывает, тот точно в рыло выпрашивает. Он хренов зубной акушер, думает у него депутатская неприкосновенность, ошибается пидар, от меня нет у него неприкосновенности, каждый получит то, что заслужил. Не сейчас, чуть позже. Я вот на пенсию выйду, и он у меня паскудник отведает берёзовой дубины, непременно. Бить я буду жестоко, ровно настолько, насколько я пишу свои картины. Убивать не стану, но изуродую.
____Очёр, о2.о3.2о17, ДАЕ


История вторая, часть вторая.

6 марта, 2о17 год. 9:3о по западноуральскому времени. Мэрия, кабинет мэра города Очёр светлый и теплый. В кабинете Александр Юрьевич Лабутин. Он, этот мэр собрал собрание. Любят у нас заседать, лучше бы снег чистили. Вон Шурка живот за зиму на кушал, даже стыдно за друга. Взяли бы каждый по лопате и поработали, себе польза, и город чистый, а то нынче снега, валом! – не проехать, не пройти. Значит так! - 6 марта, в кабинете мэра идет аппаратное совещание. Шурка побрит, в костюмце /… хорошо устроился гад!/, Шурка распекает своих подчинённых. Всех больше досталось Савельевне. Бедная Савельевна. /… это та дама, которая меня в кресло уронила/, Шурка не в себе от ярости, орёт, топает ногами, брызжет слюной . Сволочь, нисколько не уважает, не жалеет наших женщин, перед их единственным, раз в году, праздником 8 марта … а дело все в том, что Шурке не понравился двухминутный ролик со скромным названием: «Художник Кандинский-Дае на партийном собрании».
   Шурка кричит: « … что!!! кто!!! позволил снимать этого засранца художника ДАЁ?!!! Стишки ему, про травку зелёную подавай, - обойдётся! Выставку к  шестидесятилетию проводи, - хрен ему! - кстати, за кадром, это их мэра голос, который мне рот затыкал, перебывал, неуважительно относился к Художнику. Не дал выступить, по ораторствовать всласть, а потом и вовсе прогнал из общего собрания, сука такая! Так вот, Шурка командует, он явно не в себе, - … всех уволю, всех, накажу, всем рыло начищу, а Савельевну на десять лет, на Соловки, без права переписки!!!»
  Послесловие: … ну стерпел бы мэр присутствие Художника на собраний, не сахарный, не размок бы. Зарплата мэра позволяет терпеть. У Шурки, этого черта лохматого, зарплата составила за 2о14 год: 8о6539.75 деревянных уе едениц, а у его супруги: 963717.5о, - народ посмотрите, сколько циферок много, ужас!!!
Законный вопрос???? Зачем им, где в семье двое человек /…сынок их вырос, сам зарабатывает, живёт отдельно, в городе Перми/, … зачем им такая прорва денег, ведь не семеро по лавкам, не художники, - холсты, краски покупать нужды нет… задайте себе этот бесхитростный вопрос, и призадумайтесь, … а я вот думаю, обыкновенная человеческая жадность, жлобство и ничего более! КТО НАМИ РУКОВОДИТ!!! УЖОСССССССССССССССССССССССССССССС.
__________________Очёр, о7.о3.2о17, ДАЕ



История вторая, часть третья.

   У нас, в городском поселений Очёр, ещё когда Мокрушин Леонид в мэрах ходил, я три года подряд писал заявления, по поводу того, чтобы опасные деревья в количестве трёх штук убрали, - хрен с маслом. Пришел в мэры Лабутин Александр Юрьевич, друг мой лучший, из лучших!!! Я ладошки потираю, доволен, ну думаю, сейчас-то мне деревца уберут, славненько, и крыша, если что, не пострадает. Пишу уже как четвёртый год подряд заявления, на коронование этих злополучных тополей, … хрен! Пишу опять, на пятый год … хрен!!! Полез на дерево, а мне под шестьдесят, сучки, те, что поздоровей, те, что тягу на слом создают вручную ножовкой пилить… - сколько-то попилил, ствол то не спилишь,… а тяга с северо-запада бывает, будь здоров, порой так задует, дом трясется!
Стал я думу думать, как решить сей не подъемный, для меня, почти уже старика вопрос… думал, думал, и придумал!
Решил я мэру города Очёр взятку дать!!! Криминал конечно, а что поделать, если дерево на мою крышу грохнется, дело швах!!! Потолок упадёт, дождём  мои картинки-мазилки зальёт, снегом занесёт, ущерб неисчислимый, как для России, так и лично для меня. В общем, взвесил все за и против, и пошел к мэру.
Отступление: Шурка, мой друг и соратник по спортзалу, - так-то, если честно, он мне ни кто, - так, на седьмой воде кисель, - ни об искусстве поговорить, ни о девках толком, бе-ме и только, туп, хуже, чем сибирский валенок, и зачем таких в мэры пускают.
…  так вот, Шурке нравилась одна мая картинка-мазилка, и он всё у меня её клянчил. Нет-нет, вы не подумайте, я-то ему всегда говорил: давай купи, и картинка украсит твой дом! Опять же вложение капитала… но он ****ь жадная настолько, что лет шесть ко мне захаживал, два-три раза в год, и вечно на эту картинку пялился, и всегда её у меня выпрашивал: мол, подари, да подари… вот я и предложил ему картинку, в обмен на спил деревьев. Хотя точно знаю, коронование и спил опасных деревьев в черте города прямая обязанность мэрии. И вот фокус покус - наш скупой, жадный мэр согласились… в неделю два дерева испарились, но одно всё-ж осталось. Нынче полезу, сучки пилить, - мне хоть уже и шестьдесят, а куда денешься.
   Как я потом выяснил, нужно было этому гадёнышу мэру Шурке, всего ничего: написать в районную спорт школу предписание!!! Цена вопроса два листа писчей бумаги. На написание мной заявлений, в течение пяти лет, в количестве двух экземпляров, ушло десять листов бумаги. Бумагу брал в мэрии города Очёр. /… даже тратится мэрии не пришлось. Деревья находились на территории спорт школы. Спорт школа под юрисдикцией Очёрского района. Район и оплатил спил опасных деревьев/.
   Вот так у нас работает Шурка мэр, - очень показательная история, о том, как полезно быть художником. Картинку я, конечно, не отдал, зажал, ведь обещание женится, ещё не значит выйти замуж, га-га-га!!! – ну очень все весело получилось.
___ Очёр, о8.о3.2о17, ДАЕ


История третья, часть первая

Сижу я как-то в кабинете зубного врача Алексее Колчанова. Сижу я в кресле, для удаления и лечения зубов: укольчик там, сверление... б-рррр, ё-па-р-с-тттт... жужалка тарахтит, Алексей беседу ведёт... о том о сем, мне не скучно, ну, и правильно, за мои деньги, любой мой каприз, - хоть зуб выдрать, хоть клизму поставить.
... сидим зничится, беседуем, сверлим, хрюкаем, мне не больно, даже где-то щекотно. Алесей спрашивает: "Санёк, какой хороший у тебя клык, из золота весь... - и как бы между прочем задаёт мне простецкий вопросец - кто тебе сей зубец в золото одел ..."? Я конечно без задней мысли, по простецки, я вообще парень-рубаха... отвечаю: "Дама одна, очень неплохой специалист по зубам, коронку сварганила. Спасибо ей, тепереча, как заулыбаюсь, так весь блестю и пахну. От местных, очёрскиих девчат отбоя нет, не знаю, куда мне от них спрятаться.
… ну, далее: сидим, сверлим, трещим, я сплевываю в плевалку, то да сё… и как бы между прочем Алексей мне предложение делает, прямо скажем предложение нехорошее, от его предложения такого у меня на душе нехорошо сделалось.
- Алексей: «Санек, баба то плохая, алкашка, зубец то тебе, сварганила не законно. Давай, её сдадим, и пойдет она у нас милая в дальние края, туда, где Макар телят не пас». Статья ей будет за незаконное использование драг. металлов".
Я подивился такому обороту дела в процессе лечения своих шаловливых зубцов, но виду не подал, всё-таки в зубном кресле сижу.
Меня, Алексей удивил и сильно огорчил. Значит, решил он, падла, при помощи пациента конкурента удалить. Было это лет так 10 назад, в здании «Детский мир» на втором этаже, в помещении, которое Алексей снимал под свой зубо-врачебный кабинет.
Нынче врач, Алексей Колчанов имея статус депутата и занимая ведущую должность во врачебной практике в гор. поликлинике города Очёр не раз увольнял, а потом вновь принимал эту женщину «алкашку». Кстати, она это «алкашка», как зубной врач куда как мастеровитей Алексея.


История третья, часть вторая

   Ну что ж, обещал прикопать нашего зубодёра, - значит такая его сучья доля. Доктор должен быть хорошим, меня так в детстве учили, а не таким злыднем и поддонком, как Алексей Колчанов, главный зубодёр города Очёр и его близ лежащих окрестностей.
   Что делает с зубами своих пациентов-клиентов этот нехороший дядя в белом халате??? Перво-наперво, его задача: не сделать приятное клиенту, вылечить зуб раз и навсегда, а ободрать его, как липку, сделать так, чтобы клиент в его зубодробильное кресло как минимум два, три раза в год уселся по одному и тому же вопросу-зубу. Нужно оговорится: зубы в России зубодёры лечить никогда не умели. Речь собственно пойдёт не о лечении зубов, а о дорогостоящем действе данного коновала, то есть зубопротезировании. Ему б, этому Колчанову зубы не людям лечить, а на конюшне жеребцам рвать. Кстати нужна сказать, что Алексей Колчанов превосходно умеет рвать зубы, это пожалуй единственное, что он делает умело и с удовольствием.

   Что всё-таки делает не так это руководитель по зубам с зубами жителей славного города Очёр и его близь лежащих окрестностей!!!
   Перво-наперво, этот не очень хороший гражданин мухлюет с зубами своих клиентов. Вы уважаемые читатели и читательницы, не ослышались, - именно КЛИЕНТОВ, а не пациентов, …в дальнейшем моём повествовании это очень важно.
   Я буду краток. По технологий зубопротезирования металлокерамическими коронками положено, удалять нерв. Кстати, из всего процесса установки металлокерамической коронки, сия процедура самая ответственная и трудоёмкая. И вот именно из-за трудоёмкости данного процесса, /… ленивая сука!/ созрела идея у Алексея Колчанова, не делать этой работы совсем.  Зачем делать лишние телодвижения, когда можно обмануть клиента, и получить деньги даром.
   Не удаление зубного нерва, не самый большой грех зубодёра Колчанова, - этот мастырщик по зубам приноровился, клиентам мастырить коронки таким образом, что только ух!!! Вместо того, что бы поставить одну коронку, отдельно на каждый плохой зуб, он этот жадный, корыстный человек, уговаривает, всеми  существующими и несуществующими доводами клиента-пациента поставить не раздельно коронки, а все вместе, сварив их, друг с дружкой. Вот, если вам, к примеру, необходимо закрыть, скажем, шесть зубов коронками, то есть удалённых зубов между этими шестью зубами нет, то Колчанов вас попытается обязательно уговорить, и уговорит гад такой, не по отдельности протезировать каждый зуб, а мост вманьдячить!!! А зачем??? - хороший вопрос, - ему-то какая разница, ему-то какая выгода…??? – у этого крайне непорядочного человека аргумент один: крепче будет держаться!!! – я так не думаю, и не без основания.
   Не дай бог, у вас под мостом один зуб заболит, он же вам нервы не удалил, вы же на стенку полезете!!! – ну и ясен пень, отдадите все кровно нажитые, лишь бы избавится от чудовищной боли.
   Вот тут и сработал зверский метод паскудника Колчанова. Вместо того, чтобы заменить одну коронку, он вам снимет не одну коронку, а все шесть, то есть весь мост. Вот и умножьте, так бы вы заплатили три тысячи, а в данном случае, будете вынуждены повторно выложить этому проходимцу от медицины восемнадцать тысяч… и ещё станете благодарить.

   Кому-то может показаться, мол, наговариваю я на хорошего доктора по зубам… нет, ничуть, у меня имеется пяток очёрских девчат, которые дважды и даже трижды подобным образом влетели на бабки у разводилы Колчанова.
   Кстати, если что, они согласны дать показания в суде, по крайне мере четверо из пяти.  /… и всё таки девчатам пришлось ездить в краевой город Пермь всё  наделанное Колчановым дерьмо переделывать/.   
 

История четвёртая

   Было это давно, в лихие девяностые, в самом начале. Кто-то убивал, грабил, а мы с моим лучшим дружбаном Шуркой Лабутиным мыло и лампочки тырили!!!
   Работал наш нынешний мэр города Очёр, Александр Юрьевич Лабутин директором спортивного сооружения находившегося в ведении ОМЗ. И было у него в этом спортивном сооружении хозяйство; половые тряпки, лампочки, мыло, лыжи, лыжные палки, коньки, мячи и другая всякая требуха для физкультуры и спорта.
   Я как-то по дружбе к нему зашёл, … то-да-сё, и вот он мне и предложил, у меня тут, говорит, излишек мыла, лампочек имеется, давай, говорит, Дёмка, продай, а деньги пополам поделим.
  Шурка знал, я продавец хороший, если возьмусь продавать, могу и чёрта продать.

   Мыло разлетелась скоро, лампочке  на двести свечей следом. Деньги я с Шуркой поделил по братски, пополам.
   Шурке такой оборот дела понравился, он мне предлагает: «Дема, тут вот коньки имеются, продай…», - а на дворе лето, какие нахрен коньки! Мало что лето, так там, я посмотрел, коньки то на разные ноги, где левый, где правый. Я удивился такому Шуркиному азарту, но промолчал. С кем не бывает, может чел что перепутал.

   Прошло много лет, я за то дело позабыл, я вообще забывчив очень. Тут Шурку выбирают, точнее, будет сказать, назначают в мэры.  И вот они уже мэр, и прибегают они до моей хаты, и говорят: «…мыло, лампочки списанные были».
   Я опять удивился, понять ничего не могу: какое мыло, какие лампочки… Вот тут, мне и подумалось, коль так человег суетится, беспокоится, может стоит фельетончик написать, может они, мэр прославятся хотят, войти в скрижали истории местного разлива. А я не жадный, мне не жалко, пусть Шурка, мой друг станет известным и знаменитым.
_____15.о7.2о17, Очёр


  История пятая
   
    Есть у нас в славном городе Очёр чиновник, специалист бумажки всякие писать и по восемь часов в день таращится в экран монитора. Это её умение таращиться в экран монитора, не имеет отношения к данному повествованию.
    Зовут этого специалиста Наташка Тургенева. Кто не знает Наташку, все знают Наташку, она специалист по инвалидам. У нас в России инвалиды почитай все, исключений нет, ну может быть я, повествователь «Неприглядных историй» не инвалид, нормальный весь такой.
    Наташка бумажки оформляет: кому на халявный курорт сгонять здоровьишко поправит, кому инвалидное кресло коляску, кому пачку памперсов, ну и т.д. Речь пойдёт, конечно же не об инвалидах, - с инвалидами Наташка управляется зело ловко и умело.

   Было это, очень давно, как говорится давным-давно! Работала Наташка в детском саду «Гнёздышко»  воспитательницей. И было у них там в этом садике правило такое: заглядывать в детские горшки, ну это за тем, чтобы у малых детишек паразитов углядеть, и вовремя спохватится.
   Вот как-то проверяет наша Наташка горшки, и видит в одном горшке посреди детских отходов цельную, не переваренную ягоду, смородинку. Призадумалась Наташка, странно ей показалось, что, что-то способно уцелеет в детском кишечнике. Решила она достать ягоду-беду. Достала, помыла под краном, и думает: «А вот интересно, вкусная ягода, или не вкусная…». Сначала хотела было сама скушать смородинку… И тут, в туалет заходит девочка трёх лет Даша. Воспитательница Тургенева Наталья протягивает смородинку девочке Даше и говорит: «Скушай Даша ягодку». Девочка-несмышлёныш ягодку в рот взяла, разжевала и скушала. Наташка спросила: «Ну как, вкусно?» Девочка была маленькая и бесхитростная, то есть честная, она ответила: «Нет, не вкусно».

    Теперь Наташка Тургенева специалист по инвалидам, разных, всяких мастей.
Вот от такого отношения друг к другу в России столько инвалидов. /Имя девочки вымышленное/.
_____25.о7.2о17, Очёр




Рецензия на «Эй, Весна! Спасибо тебе!» (Наталья Важенкова)

   … вот хороший рассказик, про котов, люблю про животных... они такие наивные, глупые. Среди зверей, кажешься себе значительным, умным, весомым. И ещё, напоследок: если вдруг кушать ничего, и сильно голодно, всегда можно приготовить из животных неплохое жаркое, - пусть то будет даже любимый кот и ли крыса. "Крысбургер" - звучит неплохо.
___1о.о3.2о17


Крышка. /Миниатюра/

... крышка! очень полезна вещь, без крышки никуда, без крышки даже горшок не прикроешь. Я, как та крышка, всё закрываю, чтобы мир не оскудел, и Космос не заматерел.

11.о3.2о17


 Сад.
  Серия рассказов: воспоминания о художниках.
  Посвящается Е.А. Кибрику.
 
   Академик Кибрик и я, сидим под яблоней, в его саду, вблизи города Москва. Осень. Лист ещё не жёлтый, но уже и не зелёный. Яблоки, видимо антоновка, почти дошли. Под яблоней журнальный столик, уставленный фужерами, вазой с яблоками, устеленный разными полотенцами и разноцветными рушниками.  Ученический натюрморт, установленный Кибриком, требует сосредоточенности и внимания... я плохо сосредотачиваюсь, сосёт под ложечкой. Со стороны веранды, доносится пьянящий запах оладьев. Он забирается в рот, щекочет ноздри, лезет вокруг, - какое ж тут сосредоточение.
   На веранде хлопочут двое: Ирина Воробьёва ученица академика и внучка Кибрика Тося. Тося старше меня, на много, красивая. Тайно я по ней вздыхаю. Антонина приехала на каникулы к деду из Европы. На ней было простенькое в горошек платьице, не по возрасту. Скоро ей уезжать. Она где-то, на кого-то учится. Не замужем, и это «… не замужем»  давало мне несмышлёнышу надежду.
   1972год, мне почти 15 лет, но есть уже усы и румянец во всю щеку.  Тося постоянно надомной подшучивала, теребила за левую мальчишескую щёку, и поверх моих жиденьких, но чёрных как смоль усов рисовала карандашом «негро» ещё одни усы. При этом приговаривала: «Вот сейчас нарисую мужские усы, и замуж за тебя Сашка пойду, - возьмешь меня…». Я терялся, ещё пуще краснел…
    Адольф /… так я про себя называл Евгения Адольфовича/, Адольф резко одёргивал зарвавшуюся внучку, … и та смолкала, сидела тихо и покорно.

   На веранде был накрыт стол, нас звали… Тоська тащила меня за руку. Тащить меня не было особой нужды, после утреннего марш броска по окрестным, лесным чащам есть хотелось зверино. Адольф поглядывал на нас без одобрения. Я чувствовал его цепкий взгляд, взгляд художника, на своём затылке, и поёживался. Вообще-то я побаивался этого приземистого, широкого в плечах костистого старика. Для меня его слово было закон.
   Мы расселись за круглым столом. Тоська принялась наливать всем суп. Ходила с супницей чинно, по часовой стрелке, заходила под левую руку, ставила супницу, открывала крышку, и черпала черпаком украинский зелёный борщ.

   Кибрик взял суповую ложку и принялся неспешно прихлёбывать. Прихлёбывал он как старик, я знал, что у него во рту вставные протезы. Про себя мне было всегда смешно, и в тоже время странно: как это во рту могут быть, какие-то инородные предметы. Раздумывать было некогда, я быстро со скоростью экспресса съёл свой суп.  У Адольфа чашка была, почти полна… Тоська неожиданно ущипнула меня за бок, я ойкнул и выронил ложку на деревянный пол веранды, наклонился, чтобы поднять, Тоська наклонилась тоже… наши лбы встретились, глаза тоже. Тоська  неожиданно поцеловала меня в щеку... раздался, резкий  хлопок по столешнице. Мы оба подпрыгнули, и выпрямились. Тоська держала ложку, я был красный как варёный рак.
   Тоська выпорхнула из-за стола, и побежала на кухню за вторым. Кибрик прихлебывал свой борщ, он изредка на меня поглядывал.
   Тоська принесла второе, и также как с первым, чинно всех обошла. На второе были котлеты по-киевски, и рис. Подливка была красная, из томатов. Красную подливку я не любил, Тоська об этом знала и для меня заправила суховатый рис топлёным, сливочным маслом.
   Кибрик только управился с первым, а я уже прикончил второе, - Тоська посмотрела на меня, вздохнула глубоко, как старушка и отправилась за оладьями, я вызвался помочь. Кибрик погрозил мне пальцем и разрешил.
   Я быстро сбегал, принёс чайные пары аглицкого фарфора, серебряные ложки и полувёдёрный самовар, - самовар был тоже из серебра. От самовара давало жаром. Я установил самовар посредине круглого, дубового стола, и принялся наливать всем чай. Чай был отменный, индийский, при этом я спрашивал каждого как ему налить, покрепче, или пожиже. Налив, как просили, я, как и Тоська ставил чайную пару на поднос, чинно обходил по часовой стрелке стол, заходил под левую руку и аккуратно ставил заполненную на треть чайную пару. При этих манипуляциях, я одновременно наблюдал за Кибриком и за Тоськой. Тоська была строгая, но было видно, скольких усилий ей требовалось, чтобы не рассмеяться. Кибрик доел второе и принял от меня чайную пару, при этом он так сжал мне локоть, что я чуть не выронил поднос. Тоська заметила, и нахмурив брови, сердито зыркнула на деда. Потом встала и демонстративно вышла из-за стола, - не стала кушать оладьи, … ушла в сад. Кибрик пожал плечами, и резонно произнёс: «Губа толще, пузо тоньше, … давай Сашка, навались на оладушки, Тоська ушла, нам больше достанется».
   Я очень любил горячий, почти кипяток, чай с оладьями и яблочным вареньем, больше даже чем котлеты по-киевски. Адольф об этом знал, и оладьи стряпали каждый день к обеду. /Вечером, на ужин, как всегда была рыба. Рыбу приносили на кухню местные рыбаки, лещ, щуку, окуня/.


   Прикончив всё, что было на столе, я встал, поклонился, сказал спасибо, и пошагал в сад.

   Каждый божий день, после обеда по приказу Кибрика я рисовал, и писал портрет. Адольф знал, что требовать с меня работу можно только тогда, когда мой желудок полон и доволен. Он говаривал: сыт желудок, сыт и мозг.
   Вот он сейчас, спустя минут десять-пятнадцать неслышно подойдёт, встанет за мою спину, чуть левей… станет стоять и не дышать, через пару минут, я заёрзаю и произнесу фразу: «Евгений Адольфович, если вас не затруднит, выйдите из-за спины, и присядьте, после обеда хорошо бы посидеть. Кибрик знал: процесс ещё не пошел, процесс начнется, когда он, мой учитель-наставник расположится в кресле качалке с лева от меня. Спустя пару-тройку минут, старенький академик начнёт дремать, потом и вовсе уснёт, потом непременно придет Ирина Воробьёва, в руках она будет держать клетчатый, шерстяной плед. Ирина Николаевна, с дочерней любовью, укроет старик, - уже прохладно, почти по-осеннему,  … ну и правильно, пусть старик поспит, ему полезно.
   После дневного сеанса около шести, семи часов вечера будет ужин с рыбой, ухой, и ещё чем-нибудь вкусненьким. После ужина третий сеанс: вечер, закат, и другие художественные прелести до самой темноты.

   По плану, составленному Кибриком, сегодня на портрет позировала Тося. Тося уже сидела на табурете, морщила, свой курносый с почти сошедшими за лето веснушками нос и улыбалась. Улыбалось не лицо, лицо было серьёзное, улыбались только глаза. Писать Тоську было легко. Вначале нужно было сделать ряд рисунков карандашом на бумаге. На рисунки у меня обычно уходило полтора, два часа, а дальше масляной краской, бес предварительного рисунка, аля-примой на белом, без подмалёвка холсте, - это ещё где-то полчаса. Как раз ко времени пробуждения учителя. Кабрик просыпался, и было всё готово! Тоська убегала на кухню, помогать Ирине Николаевне, готовить ужин, а я, с Адольфычем обсуждал проделанную мной работу. Я брал в руки блокнот и конспектировал все, что говорил академик, все его за, и все его против. На это уходил добрый час. Я не спорил, только слушал, и конспектировал. Для меня, в  процессе всего летнего обучения, самым трудным и тяжёлым была именно беседа с Кибриком, как говорится до седьмого пота. Иной раз старик был невыносим. То ему не так, то ему не этак, если бы, не предвкушение ужина и встреча с Тоськой и слушать не стал бы!
   Так я думал тогда, сейчас же, по прошествии многих лет, эти записи мне много в чём помогли. Иной раз, в разных творческих перипетиях, они буквально вытаскивали меня за волосы из болота, застоя, всяческих не увязок, не стыковок. Помогали решать многие задачи по свето-цвето пластике, композиционному ряду, модуляциям и отношениям внутри пространства холста, или листа бумаги.

   Мы с Тоськой быстро съели свой ужинали, собрали этюдники, и поджидали старика у калитки. Тоська была на взводе и болтала не умолкая, рассказывала про заграницу; как там хорошо, как там вежливо, сытно и благостно. Я Тоську почти не слушал, мысли мои были далеко; там, за Чёрным ручьём, за Ореховой ложбиной, в полях, там, где солнце вгрызается в горизонт, где почти уже золотистая листва вязов и осин превращается в темно-синий и далее, в чёрно-бурый цвет.
   Предстояла сверхбыстрая работа. Этюд в десять, пятнадцать минут. Я взял три планшета, в каждом было вставлено по два листа картона… Появился Кибрик,  его белая панама мелькнула на крыльце веранды, про маячила среди кустов сирени и появилась перед нами. Старик мягко, почти ласково произнёс: «Ну что голубки, пойдём, по быстрее, вечернее время не ждёт, пока дойдём до нужного места, останется нам на работу всего ничего… уже осень, темнеет быстро, неожиданно».

   Я нес два этюдника, для Тоськи и для себя. Тоська несла планшеты, для себя и для меня. Адольф нес себя и тросточку. Кибрик себя не очень жаловал, и всегда, почти ежедневно заявлял, что мол, трость ему нужна не для ходьбы, а для поиска грибов и отпугивания змей, - помилуйте, какие могут быть змей в подмосковных лесах.
   Для старика, Кибрик, передвигался по пересечённой местности довольно шустро, шёл всегда впереди, указывал дорогу. Для меня это было не спеша, еле-еле. Я всегда вышагивал быстро, порывисто, почти бежал. Не было разницы, куда я шел; в магазин, на учёбу, или на этюды.
   Академик лично выбирал место для этюдов, делал всякие указки и приказки.  Я никогда не возражал. Тоська тоже не возражала. Тоська всегда писала этюды неохотно, с ленцой, она более с удовольствием пропадала на кухне с Ириной Николаевной, нежели занималась художественными делами.
   Мы пришли. Остановились на краю опушки лесного массива, перед нами открылась панорама: широкой поле с волнистым горизонтом. Солнце склонилось прилично. На краю с лева, возвышалась водонапорная башня. Строений не было; ни посёлка, ни деревни, ни дач, а водонапорная башня была. Она как исполин, выложенная из обожжённого, красного кирпича, нависала над очертанием перепаханного под озимые поля. Солнце освещало розовым цветом три четверти башни. Фундамент башни был в тени, - темно фиолетовый, почти чёрный, холодный. Красный кирпич горел настолько яро, что от цвета у меня гудело в голове. Кибрик причмокнул губами, ткнул тростью в сторону водонапорной башни и произнес: «С неё начнем».
   Мы с Тоськой расправили ноги у этюдников, воткнули их в рыхлую землю и принялись за работу. Кибрик нарезал вкруговую вокруг нас, делал указки, ежесекундно такал своей клюкой в сторону башни, ворчал, сердился, объяснял. Я сердился тоже, думал: «Посидел бы ты старый в сторонке, не мешал…».
   У Кибрика, по его старости, самое активное время приходилось на поздний вечер. Потом он не мог спать, пил снотворное… а утром, его было не добудится.

   Дело двигалось, до заката оставалось каких-нибудь  полчаса, минут двадцать. Я зарядил  последний из шести картонных листов, и принялся за закат. Адольф притомился скакать, и пристроился рядом на лужайке, предварительно обмотав свои старческие чресла шерстяным пледом. Он привалился к стволу берёзки так и сидел, похожий на кокон. Глядя на него мне было смешно. Я видел, что он хоть и прикрыл глаза, но глаз с меня не спускал, на Тоську он совсем не обращал внимания, ему был интересен я. 


   Моё спальное место было на веранде, на раскладушке. После трёх сеансов за световой день, я спал без задних ног. Только голова касалась подушки, и меня не было, я исчезал, растворялся в пространстве света и мрака. Иногда, под утро мне снились сны, цветные…
   … мне казалось, что змеи шевелятся у меня в ногах, но вот странно: змей были тёплые, почти горячие. Я знаю, если снятся змей, то они непременно холодные, ледяные. Я приоткрыл глаза… Тоська юркнула ко мне под одеяло.
________Очёр, о6.о3.2о17.




Солнечный мальчик. (Сын художника Саша). Автор: Кандинский-ДАЕ А.О.



 
 


Рецензии