Сплошное везение...

               
Моему дорогому отцу - Бланку Ихилу Лейбовичу ( Ефиму Львовичу), посвящается...



                - Повезло так повезло!- любил говаривать мой папа, рассказывая о многочисленных случайностях, в результате которых ему удалось выжить

                После Сокирянских погромов и гетто Винницкой области, где чудом удалось не погибнуть от пуль, прикладов, голода и болезней, армейская учебка на Урале образца зимы сорок пятого года показалась отцу настоящим раем. Вояки кормили мало, но регулярно. Правда многие ребята, прибывшие из разных мест Союза, не пережившие ранее смертельный голод и издевательства бандеровцев, почему-то начинали пухнуть от истощения и постоянно падали в обмороки. А для папы, для него просто регулярное питание, само по себе, уже было поводом для прекрасного настроения. Все познаётся в сравнении.

                Пустая похлебка с несколькими кусочками проскисшей капусты, только слабыми следами картофеля или брюквы сопровождалась как никак парой кусочков чёрного хлеба, а утренняя и вечерняя каши даже были приправлены небольшим количеством комбижира.

                Табачок, выданный накануне, быстро менялся отцом  на пару дополнительных кусочков хлеба и немного сахара. Они рассовывались по разным карманам гимнастерки и поедались, вернее рассасывались, строго по геттовской привычке выживания, медленно-медленно, по крошечкам. Многим товарищам по казарме стало намного легче, сразу-же , после первых же его советов.

                Когда курсантов спешно погрузили в вагоны и отправили на Дальний Восток, стало гораздо сытнее и веселее - начали выдавать богатые фронтовые пайки, где частенько присутствовали и американские тушенки, и даже заветные сто грамм.

                Правда продолжалось это недолго. Мучительный, изнуряющий переход по монгольской пустыне Гоби, жуткий запах вареной верблюжатины, хроническое отставание обозов не только выбелили солью гимнастерки. Они контрастно  проявили выступавшие рёбра и впалые небритые щеки солдат, разбивавших на части знаменитую  миллионную Квантунскую армию.

                За трое  суток до официального объявления войны, японцы, ничего не соображая,  в одних кальсонах выскакивали из окон своих казарм, штурмуемых нашими батальонами. Здесь, они сразу попадали под кинжальный перекрестный огонь станковых пулеметов.

                Отец был вторым номером. Вместе с первым - широким кряжистым усатым Миколой, они тащили  тот тяжелённый пулемёт через пекло всей бесконечной раскаленной пустыни.

                Несмотря на то, что Микола прошёл от Сталинграда до Кенисберга без единой царапины и был буквально обвешан орденами с медалями, погиб он сразу, как только столкнулись с первой японской контратакой и тихими камикадзе, убивавшими и умиравшими в полном молчании.

                Второй по счету пулемётчик, ставший первым номером, также прожил недолго, заснув от усталости на ходу. В ночном переходе, задремав, он немного отклонился, двинувшись из строя наискосок , и немедленно угодил под гусеницы танкового разведдозора, проносившегося совсем рядом.

                После быстрой победы над Японией, отец и его товарищи застряли в тоскливой службе на военной базе Порт-Артура. Всех изводили каждодневные нудные траурные марши. С утра до позднего вечера, там под музыку оркестра провожали на кладбище  дюжины солдат и офицеров, ставших жертвами энцефалитных комаров.

                Наконец, подошло долгожданное время демобилизации.
               
                В маленькой комнатке военкомата отцу вручили, и медаль "За Победу над Японией", и все полагающиеся документы.

                Но бумаги тут же и отобрали . Происходило это непонятное действо уже в соседней комнатушке. Там популярно объяснили, что война резко снизила количество боеспособных мужчин.

                В связи с этим, придется, мол, помимо трех лет срочной  в сухопутных частях, пройти ещё пять(!) годков службы на Тихоокеанском флоте.

                На следующий же день, отец уже сытно, от пуза, завтракал на подводной лодке. И был, как всегда, очень этим доволен. Кормили там, как на убой. Оказалось, что в прямом и в переносном смыслах.

                Были и макароны по-флотски с кусками настоящего мяса, и наваристые щи, и даже сладкий компот из сухофруктов. Но счастье, увы, продолжалось недолго.

                Глубокой ночью подлодка подорвалась на старой мине. Часть отсеков с большей частью экипажа  немедленно затонула. Чудом спаслась примерно четверть матросов.

                Однако под следствие попал только мой отец. Перед сном он играл в шахматы у своего товарища, в отсеке, находившемся в противоположной части субмарины. После нескольких шахматных партий, друг ушёл на последнее в жизни дежурство.

                Проводив товарища, отец не стал возвращаться в свой отсек и выжил, оставшись спать на свободной койке, оказавшейся в более удачливой части подлодки. Снова несказанно повело.

                Следственный изолятор Тихоокеанского флота располагался на одном из каменистых безлюдных островов.

                - У нас к Вам всего один вопрос,- сообщил отцу следователь,- почему Вы остались живы?

                Каждый день, после завтрака,  в течение полных двух месяцев, отца  водили на допросы, где он , по десятому-двадцатому-тридцатому разу, снова и снова, подробно описывал все происшедшее.

                После обеда, он брал в библиотеке, где присутствовали , и  «Как закалялась сталь», и «Овод», и «Граф Монте-Кристо», и еще много-много разного добра, одну из зачитанных увлекательных книжек. Затем шёл читать, по выбору,  на любую из окраин небольшого острова, о который с шумом разбивались громадные и холодные океанские волны.

                Более безоблачного и беззаботного времени у отца никогда не было. Да и трудно было себе представить нечто подобное. Поят, кормят, да ещё и книги выдают. Повезло. Сказочно повезло.

                Морская служба закончилась в пятьдесят втором. 25 мая отец женился на моей маме. Из-за длившейся травли врачей-отравителей и прочих вредностей, в те времена евреев на работу не брали. От слова «совсем». Однако и здесь отцу опять здорово подвезло. Устроился, таки, на работу внештатным агентом по страхованию жизни.

                А там, в марте пятьдесят третьего, и Сталин приказал долго жить. Намеченные при нем очередные переселения-наказания евреев были отменены, и жизнь по-тихоньку стала налаживаться.

                Затем отцу повезло в очередной раз. В пятьдесят пятом родился дорогой и единственный сынок, то есть я. Меня он любил безмерно всю жизнь и был счастлив этим несказанно. Повезло так повезло!,- неизменно повторял он всякий раз…