Айно рассказ для подростков

                Удмуртской женщине
                –моей матери
                посвящается
               



                ПРЕДИСЛОВИЕ

              Написано много книг об удмуртском народе, его обычаях, ремеслах, религии и быте. Но в основном там говорится о нации в целом, чаще о доблестях и самобытности. Говорится о ремеслах, о земледелии и в основном главным героем всегда предстает мужчина – добытчик, опора, охрана семьи и всего народа. О женщине говорится лишь вскользь. Кто же она - удмуртская женщина? Тихая, безропотная, сильная, работящая... Конечно, трудно на примере только одной женщины описать весь жизненный путь всех удмурток – их радости и печали, боль и тяжесть повседневного труда. Не затрагивая современность, хотелось бы показать судьбу  женщины в языческом обществе, весь трагизм  ее положения и то смирение, с которым это положение принималось.
           Давайте сочиним сказку. Пусть эта история будет о несуществующей никогда девушке. Пусть она вберет в себя многие случаи,  традиции и северных и южных удмуртов. Пусть она расскажет нам, о чем мечтали наши прабабушки, кому молились, как жили и как умирали, уходя в землю и оставляя нам, грядущим поколениям только сказки, только тканые изделия. Но в них – глубокая, неподдельная надежда, любовь, печаль  и смирение и сила.
         Давайте назовем её Айно. Путь у нее будут длинные медные косы и глубокие, как омут темные глаза. Лицо кругло и кожа нежно золотистого тона с россыпью рыжих веснушек. Она сильна и крепка статью. Невысока ростом. Но хорошо сложена.
          Давайте пройдем ее жизненный путь от рождения, через детство, юность, погуляем на её свадьбе, порадуемся её детям, посидим с ней на крылечке в её старость и проводим в последний путь.   Какова твоя судьба, Айно?



                РОЖДЕНИЕ

         В маленькой бане сумрачно и тепло. На полу только что постелены половики и принесена вода в деревянных колодах.
Что за необычный вид для бани? Все становится ясным, когда становятся слышны тихие стоны. Они все слышнее. И вот в баню заводят женщину - она с трудом идет, обеими руками держась за живот. Все становится ясно – баня приготовлена для родов. Роженицу раздевают и укладывают на пол, на половики. На женщине остается только рубаха и толстая шерстяная нитка, обмотанная по поясу. Она предохраняла плод от подмены и от сглаза все время беременности. Недалеко, на скамье, лежат топор и камень, а рядом – веретено и ножницы. Все готово для встречи ребенка. Женщина стонет и тихо шепчет: « Инмар, Инмар…» (Боже, Боже…). Ей больно от схваток и больно от твердых досок пола, но она рада, кажется, она готова снести и большую боль, лишь бы Бог дал ей живого и здорового ребенка. Так долго просила она Бога об этом, так долго не было у неё детей. Она уже не юна – долго держали её родители, не отдавали замуж, так как нужна была им работница в доме и нянька для младших детей. Вышла она замуж и уже не первый год ждала ребенка. Детей удмурты всегда любили. Во многих молитвах одна из существенных просьб вотяка была мольба о ниспослании его семейству и детям счастья. (…Чтоб мой двор был полон проворными детьми, чтобы они сновали-летали, как ласточки перед дождем. Чтоб по ту сторону реки я отдал семеро дочерей, а на эту сторону реки ко мне пришли девять снох! Чтоб жить мне всю жизнь с той женой, которую первую увидел, чтоб жить до конца с детьми перворожденными!... Ниспосланным мне  дочерям-сыновьям, словно птенцам ласточки, щебеча, словно муравьям, хлопоча, жить-поживать да удастся!)
Дети были драгоценностью и о них было много пословиц. «Нылпитэк кышно картъёс – сиротаос» (Бездетные супруги – сироты), «Корка нылпиен шулдыр» (Дом детьми красен).
       Каждый вотяк знал – придет однажды старость – кто позаботится о тебе, кто подаст воды и хлеба? Чем больше семья, тем она богаче – много смогут и хлеба взрастить и льна и конопли запасти. Отсутствие детей было проклятьем и поводом для многих насмешек и укоров. Сдерживая крик боли от очередной схватки, женщина вдруг вспомнила, как однажды её и её мужа пригласили придти к молодым новоявленным родителям. Вспомнила, как сжалось сердце, и к горлу подступил комок, когда она увидела младенца, запеленатого в домотканую ткань, лежащего в люльке. Но видно, этого было мало. Присутствующие вдруг заставили её с мужем лечь рядом на полу лицом вниз и стали хлестать их вениками, приговаривая, что бы не ленились, а рожали детей. Она знала о таком обычае, но с трудом сдерживала рыдания, рвущиеся из самой глубины сердца. Муж несколько дней ходил мрачный и не разговаривал с ней. Холодело её сердце, с трепетом смотрела она на своего свекра – от его решения зависела её судьба. Она знала, что муж теперь может бросить её и жениться на другой, но при этом не отпустить её обратно к родителям, а оставить у себя как бесплатную работницу. И ещё прорывался в её сердце ропот на родителей своих – ведь могли и они сделать то же, что их соседи. Целомудрие не было в особой чести у языческих удмуртов и были случаи, когда родители отдавали свою дочь на ночь заезжему - беременной  женщине легко было выйти замуж, так как её плодовитость была налицо. Так же охотно брали в жены женщину с детьми внебрачными – уже есть готовые работники для дома. Понятие крови не имело большого значения.
       Но свекор пожалел свою невестку  и  в назначенный день пришел  жрец и совершил в куале жертвоприношение и совершил курение и моление. Женщина воспряла духом. « Инмар, дай мне дитя!» - молила она всякую минуту, работала ли или отдыхала ночью. И вот однажды она поняла, что Инмар услышал её молитву. Она никому не сказала и молчала до тех пор, пока свекровь сама не догадалась о состоянии своей невестки. Да и нельзя было говорить, ведь столько дурных духов и зла вокруг, а вдруг сглазят? Отведя свою сноху в угол, свекровь надела ей на шею обереги – надетые на шнур железные предметы и ключи – они должны были сохранить плод. С этого дня беременной было некоторое послабление в труде и ей давали больше пищи. Взгляд у мужа стал нежнее, но и это было для неё счастьем, ведь обнимать и целовать жену у вотяков было не принято, хотя не принято было и повышать на неё голос. Отношения всегда должны были оставаться ровными. Так, чтобы не оказать отрицательного воздействия на плод, женщине во время беременности не разрешалось убивать никакую живность (даже муху), запрещалось смотреть с отвращением, неприязнью или жалостью на людей с физическими недостатками. Никто не спорил с беременной, ничего не говорили о будущем ребенке, и нельзя было ей завидовать – все это могло пагубно сказаться на плоде.
        И вот время настало долгожданному ребенку родиться. Он заявил о себе и о своем желании увидеть свет горячей тянущей болью по животу. Женщина охнула и тяжело оперлась о стол. Свекровь и старшая невестка переглянулись и молча начали готовиться к родам. Натопили нежарко баню и настелили половики на пол, приготовили все для обрезания пуповины: мальчикам пуповину отрубали топором на камне со словами: «Та тир кадь кужмо мед луоз, та из кадь юн мед кылдоз» (Да будет силен, как этот топор, да растет крепким, как этот камень, пусть приведется в лес ходить, топором работать). Пуповину девочки просовывали через пряслину веретена и отрезали ножницами со словами: «Ас кылдэмзэ ачиз быдэстыны мед быгатоз, черсны-вуриськыны мед кылдоз, ужаны кужмо мед луоз, зеч шудэн-бурен кузпаллы сётыны быдэсмоно мед луоз!» (Да будет справляться с выпавшей на её долю работой, пусть прясть-шить доведется, да будет крепкой в работе, с удачей-счастьем да доведется выдать замуж за удачливого). Мужчины ничем не помогали, вообще вели себя обычно, выполняли повседневную работу. Только будущий отец ребенка, не выдержав, вышел в огород, где стояла баня, и делал вид, что очень занят осмотром будущего урожая. Наконец из бани донесся плач ребенка, еще через некоторое время вышла из бани его мать, вытирая тряпкой лицо и руки. Подошла к сыну, легонько похлопала его по плечу (вся дозволенная матерям нежность к взрослому сыну) и тихо сказала: «Инмар дал тебе дочь. Мы уже обрезали пуповину. Сейчас переведем твою жену и дочь в дом».
       Женщина прижимала к груди свое рожденное дитя и через крошечное банное окошко наблюдала за разговором матери и сына. Она внимательно смотрела на лицо своего мужа – обрадуется ли он? Будет ли ласково смотреть на неё? Ведь, хотя вотяки не делали особой разницы в рождении мальчика или девочки, но все знали, что при рождении мальчика семье полагался ещё один надел земли. Девочкам не наделяли ничего. Но муж её улыбался, и лицо его было светло. Женщина привалилась к стене и глубоко облегченно вздохнула. Она была счастлива.
           В последующие после родов дни к нашей новоявленной матери приходили подруги, родня, соседи. Обычаем было  приносить с собой угощение, чтобы восстановить силы у родившей. В ответ она должна была накрыть на стол и  угостить пришедших. На отдых после родов ей отводилось только две недели, после чего она возвращалась к своим обычным занятиям по дому и в поле. На следующий день необходимо было дать девочке имя. Отец ребенка выходил на улицу и шел по ней, имя первой же встреченной женщины должно было стать и именем новорожденной. Мужчине встретилась дальняя родственница по имени Айно. Ей были подарены подарки, и она сделала ответные подарки своей новой тезке. Но девочку редко будут называть этим именем, боясь сглаза. Мать будет называть её «нылы» (доченька) или «зарни бугоре» (мой золотой клубочек). Когда приходили гости они каждый раз желали нашей Айно «Калык вылэ потмон медло!» (Да будет ей суждено выйти замуж). Только в браке женщина была в почете у людей, горше судьбы, чем остаться незамужней девушкой не было.
            Через несколько дней мать Айно ведут в баню, где моют, сняв с неё девичий убор с головы (удмуртки носили девичий убор такью не до замужества, а до рождения первого ребенка), расплетают её косу надвое и сплетенные две косы укладывают на висках. После этой церемонии она надевает уже совсем другой убор (айшон).   
           Две недели прошли,  и подошла пора сенокоса. Мать Айно спеленала её и положила в берестяную коробку на деревянных колесах и с длинной ручкой. С этого дня Айно неразлучно будет при матери и дома и в поле, до тех пор пока ей не исполнится два года. А это уже следующая история.













                ДЕТСТВО

       Айно исполнилось два года. Блестящие рыжие волосы уже заплетаются в короткую, но толстую косичку. Темные глазки блестят как бусины, а крепкие ножки бойко топают по дощаному чисто вымытому полу. Всё интересно, все нужно испробовать на крепость, на вкус, на ощупь. Наша Айно знакомится с окружающим её миром. Её мать уже не успевает приглядывать за ней и работать в поле, поэтому Айно теперь всегда при бабушке вместе со своими двоюродными братьями и сестрами. Как цыплята бегают весь день они за бабушкой и на всех у неё хватает и внимания и доброго слова. Но если кто-то думает, что дети бездельничают, тот глубоко заблуждается. Они помогают бабушке в её работе по дому. Каждому бабушка находит работу по силенкам. Принести чугунок с едой для поросят или стол протереть или курам корм задать – никто без труда не сядет за стол. Наша Айно получила недавно подарки, сделанные её отцом – маленькую прялку и маленькое коромысло с крошечными ведерками из бересты. Она садится рядом с бабушкой, прядущей шерсть и, наблюдая за её движениями, пытается подражать, вместе с бабушкой идет по воду и несет свою ношу воды. Бабушка знает – только работящую девушку возьмут замуж, внешняя красота не имеет особого значения при выборе невесты.
Но непосильной работы Айно не знает – детей берегли, как могли от болезней, ведь смертность детей была очень высокой.
К этому времени у Айно рождается брат, и его мать не берет с собой, так как ей приходится ходить на самый дальний выгон доить корову и дитя очень удлинило бы ей путь. Брат Айно лежит в люльке «кокы», над ним висит рожок с соской; в рожке - молоко. Малыш заплакал и Айно, подбежав к люльке, дает ему поесть. Когда братик научится сидеть, мать наденет на себя заплечную сумку «ныпъет» и посадит туда своего сына, чтобы брать с собой  на полевые работы. Ныпъет красиво вышит разноцветным орнаментом – Айно любуется им. Еще несколько лет и она научится вышивать такие же цветастые узоры. За два прожитых года у Айно было много праздников. Совершались обряды, направленные  на сохранение её здоровья и обеспечения счастливого будущего. Отмечали первое укладывание дитя в люльку, первый вынос новорожденной из дома, появление первого зуба, первые шаги и т.д. Дядя Айно обнаружил у неё первый зуб и по обычаю вручил ей подарок – шапочку. Первые шаги Айно сделала в присутствии бабушки, та подарила ей вышитую рубашку. В годовалом возрасте Айно отстригли её младенческие волосы и куда - то спрятали. Теперь волосы Айно не узнают больше ножниц – они вырастут в длинную косу. Ну, а пока коса у неё совсем короткая, но мать все чаще задумчиво смотрит на дочь и думает, что уже совсем скоро нужно будет начать готовить для Айно приданое.
         Айно исполнилось 7 лет. Она любит играть с куклами вместе подружками. Все её игры напоминают взрослую жизнь. Девочка подражает старшим, перенимая их поведение и отношение к окружающему её миру. Она уже не шалит, она тиха, послушна, с почтением здоровается со старшими на улице. Недавно у Айно был настоящий экзамен – она самостоятельно напряла пряжи на своей маленькой прялке и вся семья оценивала её работу. Конечно, пряжа получилась грубой и сгодится только для мешков, но все хвалят Айно, говорят ей, что она настоящая мастерица. Девочка радуется своей первой победе в жизни. С этого дня Айно работает, как и все женщины в доме – она признана всеми как мастерица. Она выполняет ту же работу по кухне, в огороде, в поле, в коровнике. Её пряжа все тоньше, а холсты все мягче. К 13 годам Айно уже хорошо вышивает и складывает в сундук для приданого первое вышитое полотенце. Очень много полотенец, рубашек нужно соткать и вышить Айно, что бы выйти замуж. Мать заботиться и об её красоте. В жарко натопленной бане она для Айно делает щелок, чтобы чистой была кожа и волосы её дочки, чтобы волосы блестели, приносит она для ополаскивания квас или отвар трав. Еще через несколько лет она разрешит дочери  чернить золотые брови краской, сделанной из сажи и румянить щеки соком калины. Но все же главное – приучает мать дочку свою сносить трудности жизни и тяжесть труда молча, без ропота, запрещает громко смеяться – чтобы не сочли люди за глупую, приучает не жаловаться.
         Однажды мать заметила испуг на лице дочери. Та сидела в углу и боялась выйти, когда мать подошла к дочери, то по кровяному пятну на подоле дочери она поняла, что дочь перешла из детства в юность и стала девушкой. Успокоившись от нежного голоса матери, Айно пошла с ней в баню, где переменила одежду. Мать дала ей кусок мха и веревочку, чтобы привязывать мох к телу.
Потом Айно уже сама заботилась, чтобы каждый месяц у нее было достаточное количество мха. Возраст первой менструации в 12- 14  лет называли «вылаз вань ини» (у ней уже есть), но невестой девушка становилась позже.
 Но это уже другая история.   

                ЮНОСТЬ

            Быстро летят годы, взрослеет, наливается соком наша Айно. Никто уже не относится к ней, как к ребенку. Очень строго с неё спрашивают за каждую работу. Мать больше не ласкает её при людях, только наедине иногда погладит её по голове и всё. Айно уже хорошо знает все традиции и религиозные обряды, научилась с почтением и кротостью общаться с взрослыми. Айно больше не играет – детство кончилось и свободного времени просто нет. Весь день она как пчелка летает от одной работы к другой. Встает до зари с матерью и другими женщинами их дома, бежит выгонять корову на пастбище, надо задать курам и другой живности корм, вымыть полы, да и садиться прясть лен. Однажды выдался у неё свободный вечер, и захотелось Айно поиграть, как прежде со своими друзьями мальчишками из соседнего дома, но мать строго настрого запретила ей это – в этом возрасте девочкам уже не разрешали играть с мальчиками, особенно в подвижные игры.
Печально стало Айно, но вдруг она вспомнила, что мать разрешила ей менять прическу, так как она стала достаточно большая. Эта мысль отвлекла и успокоила Айно. Теперь она чаще заглядывала в мутное зеркальце на стене и никто, как раньше не одергивал её. Айно исполнилось 15 лет и когда к ним пришла в гости родственница, она уже не называла Айно «пиналъёс» (подросток), а «казакныл» (девушка). Айно это очень нравилось, она чувствовала себя совсем взрослой.
         Короткий период юности в 15-17 лет осознавался и оценивался в народе как прекрасная и бесценная, к сожалению, никогда не возвратимая, пора жизни. «Дась куать арес – дас сизьымаз ныллдэн данлы дыръёсыз» (На шестнадцатом – семнадцатом году расцветает девушка) – говорили в народе.
                Та витьтон аресме
                Одиг пол дас вить арес кароно на вал.

                Эти пятнадцать моих лет
                Хоть однажды пятнадцать бы оставить…

          Мать Айно все чаще говорит  с ней о семье, о браке, об обычаях, связанных со сватовством, о её отношениях с будущим женихом и обо всем, что может пригодиться её дочери. Все чаще напоминает ей, что только трудолюбивых девушек берут замуж.
Айно слушает мать внимательно – кто еще ей подскажет, кто научит? Отцы не занимались воспитанием детей, были только непререкаемым авторитетом в решении всех семейных вопросов. Если дети вырастали непутевыми, ленивыми, избалованными – во всем винили мать – она должна была привить у них любовь к труду. Наша Айно воспитана правильно – первая берется она за работу и она спорится в её руках, до глубокой ночи горит лучинка около её прялки. Смотрит на себя Айно в зеркало и понимает-хороша! Здоровая ровная кожа, белые зубы, нежный румянец – все говорит о её здоровье. Кто же тот, кому станет она суженой? От одной только этой мысли вспыхивает наша Айно, заливает краска щеки.  Но мать всё видит  и остужает девичий пыл словами: «Нылъёсмурт йырдэ кытысь шельтод на?» (Где еще потом найдешь девичество?) Нескоро ещё выдадут замуж нашу Айно. В доме нужна работница, жаль отдавать такую работящую девушку. Вот брат Айно женится уже очень скоро – для него уже и невесту присмотрели в другом селе. Мальчиков женили рано – взять в дом еще одного человека – больше заготовят на зиму и сена и хлеба, да и родятся быстрее новые дети.
        Моему прапрадеду было 13 лет, а его невесте, моей прапрабабке 25лет. После свадьбы юный жених, уставший от кутерьмы, свернулся клубком около жены и уснул. Наутро молодая встала и стала собирать свои вещи. Свекру она сказала, что муж ее не любит. Успокоив невестку, глава семьи наедине поговорил с сыном и объяснил ему, что делают муж и жена по ночам. На этом проблема была исчерпана. (По воспоминаниям Трухиной М.В.).

 По вечерам  Айно с братом ходили водить хороводы (весной и летом), а зимой  Айно ходила на посиделки, где встречалась со сверстниками, общалась и заводила новые знакомства. Но пока она еще слишком молода, чтобы быть в центре внимания. Как и её сверстницы, она большей частью наблюдает за отношениями, беседами старшей молодежи и девушек на выданье. Она знает, что к ней обязательно будут свататься – она из обеспеченной семьи да вся деревня знает, что она хорошая хозяйка. Только вот выберут ей жениха без её согласия – отец сам решит, в какую семью отдать дочь, насколько это для его семьи выгодно. И печально становилось Айно до слез, знала она, что тот парень, что так нравится ей, не будет её мужем – он из бедных. Но привычка принимать все в смирении побеждает и Айно успокаивается. Она знает, что есть девушки, которых никто не взял замуж. Над ними часто подшучивали и далеко не всегда это были не обидные шутки. Все - таки главной целью девушки было выйти замуж. А об этом следующая история.


                СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ.

             Много раз уже шли теплые дожди, много раз таяли снега и птицы возвращались из своих дальних путешествий с тех пор, когда в маленькой бане раздался первый крик нашей девочки Айно. Прошло, пролетело с тех пор восемнадцать лет. И вот настал день, когда все девочки, родившиеся в этом году, должны были быть признанными совершеннолетними. Утром Айно впервые надела очень красивый наряд, который носили только девушки, признанные совершеннолетними. Айно будет надевать его на праздники и в те дни, когда их семью будут посещать гости. Она очень волнуется – ей кажется, что может что-то случится и жрец забудет назвать её совершеннолетней. Но мать тихо смеётся над её  страхами и помогает ей надеть головной убор такью, полностью закрывающий волосы. Удмуртки вообще не обнажали волос. Считалось позором обнажить волосы при солнце. Только когда солнце садилось, женщина могла снять головной убор. Девушки их села носили разные головные уборы, так как  некоторые были из северных удмуртов, а некоторые из южных. Айно была бесермянкой, и ей казалось, что такья намного красивее других девичьих уборов. Но вот наша красавица готова, за ней заходят подруги и они все вместе идут к жрецу. Жрец совершает ритуал и объявляет их совершеннолетними. Девушки берут ведра и начинают обходить деревню дом за домом. Все в деревне уже ждут их. В каждом доме им дарят крупы или масла или яиц, а семьи побогаче дают мясо. Девушки приносят всё это на луг, где обычно весной проходят гулянья. Там их ждут юноши, признанные совершеннолетними несколько дней назад и взрослые женщины. Они разводят костры, вешают над ними котлы и варят кашу. На праздник приходит вся деревня, но взрослые вскоре расходятся, а виновники торжества остаются на гуляние, которое длится до ночи. С этого дня к девушкам можно было засылать сватов.
Через несколько недель в семью Айно действительно приехали сваты. У них было много дочерей и один сын. Все дочери уже были замужем и в дом срочно нужна была хорошая работница. Они много раз видели Айно и на сенокосе и на посевной и на молотьбе  и точно знали, что девушка им подходит. Но отец Айно не хотел так рано отпускать дочь, но чтобы не обидеть сватов отказом, он сказал им, что у Айно «еще не дошиты рубашки. Пусть еще поест отцовского хлеба». Это был сигнал к тому, чтобы сваты пришли через несколько лет. Через полгода Айно сказали, что те сваты сосватали другую девушку. Айно ни разу не видела своего предполагаемого жениха, но знала, что чаще всего в лицо жениха видят в первый раз уже на свадьбе, да и то не в первый день. Но пройдет еще немного времени и жизнь нашей Айно войдет в совсем другое русло. Прошел ещё год и пришли другие сваты. Отец ответил – нет. Но сваты оставили варежки. Это был знак, что они придут ещё раз. Вообще согласием с первого раза не отвечал никто. Это было обычаем и Айно знала, что дни её девичества подходят к концу. Но об этом отдельная история.
               

                СВАТОВСТВО И ЗАМУЖЕСТВО

         Сваты приходят еще два раза… Следующий раз последний и решающий… Айно тихо плачет ночью в подушку. Ей жаль расставаться с родителями, с бабушкой и дедушкой, со всем, что так дорого ей и привычно с детства. Она не знает, что ждет её в другой, такой чужой семье, как с ней будут обращаться, будет ли любить её муж. Последняя мысль вызывает с трудом сдерживаемые рыдания и Айно сжимает изо всех сил зубы, чтобы никто её не услышал. Не ушла из сердца давняя любовь, знает она, что любима, но это причиняет ей еще больше боли. О, если бы он выкрал её! Ведь так иногда делают молодые, когда не получают согласия родителей! Она пошла бы за ним на край света! Она бы все снесла!
Но родители видно, догадываются о чувствах дочери, поэтому за ней зорко наблюдают и стерегут, на гулянья отпускают только с братом и тот далеко от нее не отходит. Да и не выкрадет её  никто. Ведь её возлюбленный так же воспитан и так же покорен своим родителям…
            И вот наступает решающий день. Сваты приходят вновь и угощают отца табаком, отец табак хвалит – это знак согласия, после чего для подтверждения своего согласия он накрывает стол скатертью. Теперь очередь за Айно – она должна накрыть стол и поставить на него кумышку – это знак её согласия. Если девушка была не согласна выйти замуж, она сдергивала скатерть со стола или выбегала из дома. Пока Айно собиралась с мыслями – как бы ей выскочить из дома, она встретила взгляд матери. Впервые этот взгляд не был нежен. В нем был суровый приказ. Мать, молча дала в руки Айно поднос с угощением, и слегка подтолкнула к столу. Мать не жестока – она понимает боль своей дочери, но еще лучше она знает, что нет ничего хуже нищеты. Вся, пылая, с дрожащими руками, как в тумане Айно подошла к столу, расставила угощение и поклонилась сватам. Её участь была решена. Через несколько дней пришли родственники жениха для сговора (тупан, вада пуктон, нянь шорон). На сговоре обсуждались состав калыма и приданого, последовательность свадебных пиров, их сроки и число участников. Свадьба состояла из двух частей: пира в доме невесты (сюан) и в доме жениха (ярашон, борысь, келись).
В назначенный день женихова родня (сюанчи) по приглашению отца жениха собралась в их доме. После небольшого угощения и напутствия провожающих, они без жениха отправились за невестой. Свадебный поезд возглавлял старший поезжанин – (бадзым ваись), назначавшийся отцом жениха.
В доме Айно их уже ждали. Айно сидела в комнате у того самого мутного зеркала и видела в нем, что красиво одели ее подружки в свадебный наряд, а еще зеркало отражало ее глаза – темные, с застывшей болью, отчаянием и смирением перед судьбой. И вот поезд подъехал к дому невесты. Их встретили у крыльца с угощением (хлеб с маслом, мед, хворост). Собрались здесь также родственники со стороны невесты. Поезжанам представили тысяцкого – предводителя свадебного пира – торо. Его с почетом посадили в красный угол на подушку. После угощения торо запел свадебную песню, после чего песни должны были петься почти непрерывно. Затем торо повел всех гостей угощать к себе в дом, затем по всем родственникам невесты. Так продолжалось до ночи. Наутро приехал жених и гулял со всеми. Тут ему сообщили, что будто бы невеста  «пропала» (подружки спрятали ее у себя), и жених должен был ее найти.
Айно сидела в маленькой комнатке своей подружки. Уже высохли слезы, и в сердце наступил равнодушный покой, только одного ей хотелось – чтобы скорее все кончилось. Поэтому спокойно встретила она разгоряченную поисками невесты и кумышкой толпу парней с ее женихом. Молча, поднялась им навстречу, молча поклонилась.
Вывел жених невесту на улицу, повел к отчему дому. Теперь должен был совершиться обряд прощания невесты с домом и родителями. Девушки запели печальную песню, многие женщины поднесли уголки платков к глазам.… Вынесли приданое.… Много, очень много успела сделать наша Айно для своей будущей семьи. Проходят гости, перебирают в руках ее рукоделие, оценивают на качество и все довольны, все хвалят невесту.
Айно посадили в сани рядом  с женихом, мать укрыла ее ноги тулупом, последний раз погладила дочь по плечу и кони рванули с места под гиканье хмельного возничего.
Родители жениха встречали поезд у ворот. Под ноги невесте бросили подушку, чтобы она была покладистой и жизнь ее в новом доме была мягкой. Ее завели в дом и посадили на женской половине, укрыв шалью.
Поезжане отчитались о своей поездке перед родителями жениха и, уложив спать молодых, разошлись. На следующий день все собрались на обряд  купания молодой (кен пылатон), перед которым ее переодели в женский наряд. Через две недели родители молодых нанесли друг другу взаимные визиты.
Вот и кончилась еще одна страница в жизни нашей Айно и теперь предстоит ей жить в другой семье, находить со всеми общий язык, всем помогать и всем угождать. Но об этом следующая история.




                СЕМЬЯ

После свадьбы началась для Айно новая жизнь. Изменилась не только ее одежда, но и имя. Теперь к ней обращались Дурга-кен, что значило сноха из рода Дурга. Вообще в удмуртских семьях не принято было обращаться друг к другу по имени. Супруги называли друг друга местоимениями второго и третьего лица (тон, со). Младшие дети, обращаясь к старшим сестрам и братьям или говоря о них, называли их агай, нюню, апай, что значит старший брат, дядя, старшая сестра, тетя.
Когда вошла Айно в другой дом, то не от мужа зависела ее жизнь, а от свекра – если он будет добр к невестке, то никто не посмеет ее обидеть. Айно повезло – свекор ценит ее. Много в доме народа и большого и малого и всем готова помочь наша Айно. Особенно жалко ей трех сирот, что живут в их доме. Удмурты не оставляли осиротевших детей – их сразу разбирали по семьям, но отношение к ним было, как к работникам, не получали они материнской ласки.
          Мой отец был репрессирован и умер в лагере. Мать умерла от голода. Меня нашли также умирающую от голода в поле и подобрали чужие люди. Не было у меня детства, не было юности. В 16 лет я уже работала на лесоповале. Однажды вернулась я домой и мне сообщили, что меня сосватали. Через три дня меня посадили на подводу и увезли в другую семью, к мужу. (По воспоминаниям Камашевой Зинаиды Ивановны с. Завьялово)

Благодарит Айно Инмара за здоровье свое, ведь у нее уже много детей, как цыплята бегают они вокруг нее, но все они еще так малы! Привыкла наша Айно к мужу, не вспоминает о прошлом, да и некогда.… И летят, летят года, унося с собой и стать, и силу и красоту, принося взамен седину в волосах и ветхость. Близка к концу наша история, но еще не конец.







СТАРОСТЬ, СМЕРТЬ, ПОХОРОНЫ.

Спустя много лет зайдем мы в гости к Айно. Она ли это? Где стройная фигура, полная сил? Где нежное лицо и россыпь золотых веснушек? Где ровные и сильные руки? Стара стала, согнулась спина, изработались руки, тусклы слепнущие глаза. И на голове теперь не нарядный женский убор, а простой платок – когда у женщины начинался климакс, ее переставали считать женщиной и она меняла головной убор.
Но посмотрите, как любят ее внуки и дети, с каким почтением обращаются к ней. А в сердце покой и осознание, что не зря прожита жизнь, не в чем постыдиться ей перед людьми – дом ее полон добром, дети работящи и все женаты, внуки здоровы. Тяжело опираясь на палку, идет бабушка Айно к своей лежанке и вдруг оглядывается, как будто хочет последний раз посмотреть на свою жизнь. Ложится. Вздыхает. Последний раз.
Горе пришло в дом. Тяжело расставаться с любимой бабушкой. Но теперь нужно сделать все, чтобы облегчить умершей переход в загробный мир и обеспечить там ее благополучие. Если этого не сделать, то душа умершей рассердится и будет вредить живым. В день смерти зарезали курицу, на окно поставили воду в чашке «для омовения души», повесили чистое полотенце. Когда покойницу вынесли из избы, все по очереди сели на ту скамью, на которой стоял гроб, когда вышли с кладбища – похлопали себя по одежде и провели черту по земле топором, почистили сапоги от  кладбищенской земли, а по приходу домой вымылись в бане и осыпали дом трехлетним маком и золой из очага.
Прошло немного времени, и однажды маленький внук Айно увидел, что мать с отцом поздно вечером накрывают на стол. Он очень удивился. Мать объяснила ему, что ночью придут гости. «Это гости с того света. Сегодня в гости придет твоя бабушка Айно, и мы должны быть готовы». «А что она делает на том свете?». «Она там живет, работает, сеет и жнет. И вспоминает о нас. Все там будем»…
 

ЭПИЛОГ

Быстро летят годы. Весны сменяют зимы, снова ложится в землю зерно, чтобы к осени налиться тугим колосом. Так и судьбы человеческие – из ушедших поколений поднялись новые и тоже ушли в землю, оставив землю свою, обычаи и сказки своим потомкам. Много видела Удмуртская земля – крещение и тайные языческие обряды, страшной кровавой волной прошла по земле революция и разрушительная Великая Война. Но можно ли отнять жизнь у земли? Многое забылось, ушло вместе с прежними поколениями, но корни, пьющие соки удмуртской земли не дадут остыть сердцу, не уйдет любовь к своей родине.

                Вечер. На западе еще виднеется красная полоса света, но восток уже иссиня-черен. На берегу безымянной речушки сидит молодая девушка. Сидит неподвижно, боясь спугнуть трели соловья в зарослях ивы. На ней современное городское платье. Подходим ближе. Но что это? Какое знакомое лицо! Юное, нежное лицо с россыпью веснушек, такой знакомый глубокий взгляд! И как будто и не было сотен лет, как будто время остановилось и повернуло вспять свое колесо! Но нет – девушка встает и, надев наушники, идет к дому. И только из глубины водной глади, с каждой капли вечерней росы, из самой бездны времени кто-то смотрит ей вслед с нежной и кроткой улыбкой юной Айно.




Мотаю я пряжу на круглый клубок
Испряв свой коротенький, хилый ленок,-
В семь ранних годков,
Под шипенье лучины.

Я жну свой убогий, усохлый овес,
Снопы - недоростки жалею до слез,
В двенадцать годов,
При мерцании лунном.

В заплечный ныпьет посадив малыша,
Пашу я полоску и плачет душа,-
В мои двадцать два,
При полуденном солнце.

У сердца я песню колышу свою,
Той песней обиду и боль изолью-
С такими ж как я:
Нет меж нами счастливых.

Горбатясь беду, словно воду, ношу,
Последнего дня у судьбы я прошу,-
В свои сорок лет
На дожинках своей жизни.