М. М. Кириллов Лиличка очерк

М.М.КИРИЛЛОВ


ЛИЛИЧКА


Очерк

    Погасшие звёзды. Мы вспоминаем о них нечасто. Но зачем-то они были на нашем вчерашнем небе. Среди них была и Лиличка, Лилия Евгеньевна Бочкарёва, доцент нашей кафедры. Всякий, кто возьмёт в руки этот мой очерк, вздрогнет при мысли, что он прикоснулся к памяти об этом светлом и таком близком всем нам  человеке.
      По паспорту она вообще-то именовалась Лидия Евгеньевна. Об этом мало кто знал. И сколько я  помню, её все  всегда звали только Лилией или Лиличкой.
       Впервые я познакомился с ней в 1967 году. Она работала тогда на кафедре проф. Е.Ю. Махлина (госпитальная терапия) ассистентом, а я доцентом на кафедре военно-полевой терапии у проф. Л.М. Клячкина. Молодая, энергичная, лёгкая и оптимистичная женщина. Белокурая и красивая.
       В 50-десятых годах моими соседями была семья сослуживца – командира роты парашютно-десантного полка. А в этой семье была двухлетняя девочка Лиличка. Хорошенькая, но капризулька, До сих пор в ушах стоит голос её братика: «Лиличка! Ну, съешь кашку!» А в ответ слышалось: «Ну и дурак же ты, Олежка!». Поэтому, наверное, едва познакомившись с Лилией Евгеньевной, я инстинктивно, не задумываясь,  стал звать её Лиличкой. Светлая и нежная, как та девчушка.
     А через пару лет, когда наши кафедры объединились, именно мы с ней первыми посетили нашу новую базу  _ терапевтическую клинику 8-й городской больницы Саратова. На следующий день, госпитализировали первую больную, и именно 31 декабря 1969 года, больннца эта  вступила в строй.
      Трудности начались сразу. В связи с эпидемией гриппа, охватившего Саратов, вся больница, включая пустовавшие койки будущей урологической клиники, по приказу горздравотдела за 2-3 дня была заполнена больными гриппозной пневмонией. Больных везли из всех районов города. К февралю их насчитывалось у нас уже около трехсот.
         Начался семестр. В клинику пришли слушатели военно-медицинского института - 5 и 6-го курсов. Были приняты на работу молодые врачи.
          Концентрация больных пневмонией в больнице создала громадное поле для профессионального совершенствования врачей в области пульмонологии и создания в последующем соответствующей научной базы и центра – первого в Саратове.
         Вскоре вся больница заработала в полную силу. Больничный и кафедральный коллективы были наделены общей ответственностью, с первого больного всё стало общим. Однако, кафедра руководила лечебно-диагностическим процессом и учила врачей.
        Открылось и кардиологическое отделение с реанимационным блоком. Это отделение от кафедры возглавила кандидат медицинских наук Лилия Евгеньевна Бочкарёва. К тому времени, несмотря на свою молодость, она была уже очень опытным врачом, поработав несколько лет до этого в медсанчасти угольного рудника на Дальнем Востоке.
        Шли годы. Для всех нас главным была клиника. Она росла, и мы росли. Ходили всем коллективом в лес на Кумысную поляну рядом с больницей. Ездили на озеро Сазанку за Волгу, бывало, плавали на теплоходе на острова и купались там.
       Важное место в нашем профессиональном совершенствовании было участие в утренних конференциях и обсуждении патологоанатомических диагнозов.
     В клинике было до 250 больных. Сформировались два полюса пациентов: с инфарктами миокарда – один полюс, и с бронхоастматическими статусами – полюс другой. Естественно, что смертность больных достигала 150-170 человек в год. Каждый день был для врачей как минный полигон. Поэтому обмен опытом был необходим и полезен.
      Мнение Лилии Евгеньевны, особенно в области кардиологии, было очень авторитетно. По-крайней мере, было с кем поспорить и чему поучиться. Но она с уважением относилась к сотрудникам кафедры, особенно к тем, кто был уже в возрасте (Юлия Петровна Черчинцева, Зинаида Васильевна Новицкая). Она была нужна всем, но никогда не выглядела важной.  Естественно выделяясь среди других,  никогда не выделяла себя сама. Её выделяли и любили люди.
     Как-то мы летали с Лиличкой в Балашов, в центральную районную больницу.       Балашов – большой город, второй или третий по народонаселению в Саратовской области. 
   В эту поездку мы должны были съездить в подшефную нам Балашовскую ЦРБ и установить с врачами профессиональный контакт. Нас было четверо: Косыгина, Ивановский, я и Бочкарёва – все ассистенты и доценты нашей кафедры. 
     Мы с Лилией Евгеньевной Бочкарёвой полетели в Балашов самолётом. Летели на ЯК-40. Самолёт был маленький, вёз газеты и почту. Тюки с ними заполнили почти весь небольшой салон. На оставшихся местах среди четырёх-пяти пассажиров, кроме нас, к нашему удивлению, были тогдашний губернатор области и какой-то местный чиновник. Губернатор оказался сравнительно молодым, простым и общительным человеком. Фамилию его я не запомнил, да в советское время это было не так важно.
      Летели легко, на небольшой высоте и прилетели как-то незаметно. Проплыли под нами поля и леса Лысогорского, Калининского и Балашовского районов области. На местном простеньком аэродроме губернатора встречали из горисполкома на «Волге», но без какой-либо торжественности, и за нами через полчаса прибыл больничный автобус.
     Проехали по мосту через реку Хопёр и, миновав несколько улиц и площадей, подъехали к зданию больницы. Нас ждали. Косыгина Алевтина Михайловна и Ивановский Григорий Иосифович прибыли сюда накануне поездом. Прежде всего, всех нас повели в больничную  столовую и накормили. После этого отвезли в город и устроили в гостинице. А уж потом мы приступили к врачебным консультациям.
      Больные шли потоком: и из стационара больницы, и из больницы комбината плащевых тканей, и из здешнего военного госпиталя.  В трудных случаях совещались друг с другом, делились «интересными» наблюдениями, обязательно учитывали мнение и опыт местных врачей.
      Это была не привычная кафедральная работа с её лекционными наработками, а реальная практическая  работа. От тебя ждали, и ты помогал. Врачи учились, но и консультанты учились. И так до вечера целых три дня. С перерывами на еду. Лилия Евгеньевна принимала наиболее трудных больных. Её осмотры и диагностические раздумья превращались для местных врачей в мастер-класс.
      В следующие дни мы осмотрели и город. Оказалось, ему около 200 лет. Стоит на реке Хопёр, текущей аж из под Пензы. Транспорта в центре города оказалось немного, людей тоже. Спускались к реке. В этом месте через её пойму возвышался мост. Он был так заброшен, что сохранился только как пешеходный, зарос кустарником, деревянный настил его потрескался и разрушился. Мост был сам по себе красивый, высокий, жалко было, если  бы он был утрачен. Но ничто не вечно. Не знаю, сохранился ли этот мост сейчас?
     Река Хопёр не широкая, в городской черте метров двадцати, но глубокая, с быстрым течением. По берегам – лодки, сады, частные дома. Пойма широкая, весной река, видимо, здорово разливается.  Берег песчаный, широкие пляжи. Много ребятишек. Мы спускались к реке, купались  и загорали. Считают, не без основания, что Хопёр – одна из последних чистых рек России.
     По приглашению местных врачей и с их участием выезжали за город, на чью-то дачу, расположенную прямо у Хопра. Здесь река была гораздо уже, но глубже и быстрее. Били холодные ручьи. Купались мы, держась руками за коряги, чтобы не унесло течением.
     Лиличка чувствовала себя очень хорошо. Она понимала, что нравится мужчинам, но кокеткой не была и всё превращала в шутку или в товарищеское внимание.
       Некоторые не умеют, не только смеяться, но даже улыбаться, словно в детстве их чем-то сильно огорчили. А у Лилички был какой-то счастливый смех. Когда она смеялась, казалось, что всё вокруг забрызгано солнцем. Но она была не только красивая, но и умная. В трудные минуты умела сосредоточиться, становилась требовательной и серьёзной. О своей личной жизни  особенно не распространялась, всё было как у всех. Муж её был известным нейро-хирургом Саратовского ортопедического института, а дочь студенткой.
     Уезжали из больницы и города как уезжают от друзей. В последующие годы мы не раз бывали в подшефном Балашове, а здешние врачи приезжали к нам в Саратов на учёбу или для консультаций.
      В 1978 году мы вместе с Лилией Евгеньевной оказались в Ленинграде. Я на предзащите своей докторской диссертации, а она на курсах усовершенствования в Военно-медицинской академии.
        Размещались в здании общежития академии на разных этажах. Виделись как земляки, ходили в гости друг к другу.
        Я готовился к предзащите, у оппонента профессора-хирурга заранее  были критические замечания. Всяко могло быть. Тема диссертации была «Патология внутренних органов при травме мирного времени». Позади у меня было уже 10 лет труда над ней.
        На предзащиту из Саратова приехали проф. Л.М.Клячкин с супругой Марией Симоновной. Пришла и Лилия Евгеньевна. Председательствовал проф. И.И.Красовский. Он тогда являлся профессором-консультантом академии. Я доложил нормально, но все понервничали, когда выступал хирург. Красовский даже спросил его грозно: «Вы, что же, против этой, важной для военной медицины, работы?!». Но хирург заключил своё выступление положительной оценкой, и при голосовании вся комиссия  высказалась «за». Все радовались за меня. Лиличка, когда вышли на ул. Боткинскую, даже поцеловала меня.
      Вечерами мы ходили с ней к междугороднему телефону у Финляндского вокзала звонить своим родным в Саратов. В тесной телефонной кабине, освещенная сверху лампочкой, Лилия Евгеньевна  в нарядной шубейке и в кокетливой шляпке была очень привлекательна и напоминала известную артистку оперетты  Татьяну Шмыгу из  фильма «Гусарская баллада». Стоявший рядом со мной в очереди   франтоватый мужчина средних лет спросил меня: «Это Ваша женщина?» Я догадался ответить, что да - это моя женщина. Тут Лиля вышла из кабинки, и мы ушли.
      До моего отъезда в Саратов  мы побывали с Лиличкой в Царском Селе. Была осень. Всё там было прекрасно, как всегда, но печально и холодно. Мы даже перекусили в музейной столовой у озера, где я до этого всегда останавливался с моими родными и друзьями. Это осталось в памяти.
       Сорок лет мы работали с ней вместе. Было так, что я звонил ей по телефону из Хвалынска в Саратов ночью, когда консультировал тяжёлую больную – старую мать большого генерала с отравлением и затруднялся в лечении. Было тревожно. Я ведь часто с ней советовался и раньше в трудных   случаях. Она советовала, как могла. Но по телефону делать это было нелегко.
      Как-то мы были кафедрой у неё на даче в Шалово (за Волгой). Ходили купаться на пляж. Я тогда, произнося тост за столом, рассказал свой сон. Вроде бы мне на лестнице встретилась Лилия Евгеньевна. Она стояла наверху, а я внизу. Я обрадовался, как всегда, и обратился к ней восторженно: «Лиличка!» А она ответила буднично: «Мих. Мих, пойдёмте, посмотрим вместе интересного больного…».  Сон прервался. Тост закончился. Все смеялись. А ведь это было правдой. Так было и наяву.
     А однажды мы с ней, возвращаясь из больницы в город, к трамваю, забрались высоко на трибуны стадиона «Сокол», мимо которого проходили каждый день много лет подряд. Сидели там как школьники, и нам было интересно. Мы и не знали, что вокруг нас такая красота.
      Лилия Евгеньевна была существом, совершенным и внешне, и внутренне настолько, что мне и в голову не могло придти увидеть в ней обычную женщину. Только однажды, может быть, когда я увидел её с оголёнными руками, стирающей бельишко в тазу. Наверное, она была, как все, но ведь она этого и не скрывала. Простоя я был слеп.
      Прошло уже несколько лет, как её нет. Когда  ей было уже очень плохо, и она уже не всё понимала, звоня ей, я говорил «Лиличка, Лиличка!». Она узнавала меня и радовалась тому, что её помнят.
Апрель 2017 года, г. Саратов.