Продолжение главки 11-20

      Главка 11

К приезду мамы у бабушки наступил период затишья в болезни. Может быть радостные эмоции несколько ослабили хватку болей. Так что бабушка теперь могла сидеть в постели и даже смеяться и шутить иногда. А ещё она тут же снова ухватилась за свои переводы. Болезнь болезнью, а работу никто не отменял, заявляла она. Может это тоже было для неё психологической терапией. Конечно работала она с перерывом на укол и сон.

Иногда бабушка просила маму положить Надю ей на колени,чтобы она её побаюкала. У Нади случилось то, что часто бывает у детей с резкой переменой часового пояса. Разница между Владивостоком и Подмосковьем девять часов. Поэтому ребёнок попутал день с ночью.

Нужно было это как-то переломить, иначе мама была практически совсем лишена отдыха. И бабушка нашла выход. Она сказала:-Нина, нужно не давать ребёнку уснуть днём. Придётся помучить её бодрствованием и переломить, иначе никак.

Мама так и поступила, но оттого, что ребёнок перегулял, он только сильнее возбудился и к ночи вместо сна, начался беспрерывный крик. Тогда мама завернула сестрёнку, как на прогулку и выставила коляску в террасу. В доме стало потише, и даже я и бабушка смогли заснуть.

 А сестрёнка, всё кричала, но мама мужественно терпела, хотя искусала себе все ладони, чтобы не поддаться жалости и не забрать ребёнка. А потом крик затих. Ребёнок мирно уснул, усталость пересилила. Всё с этих пор она переключилась на наш часовой пояс.

Мама пошла на такой радикальный шаг не сразу а только после того, как из-за постоянного недосыпа, готовя ванночку для купания Нади, она обварила себе руку кипятком.

Вместо того, чтобы при добавлении холодной воды, проверять температуру локтем, она подставила руку под струю кипятка из чайника.
Только этот случай и подвигнул её на принятие мер.

Я с удовольствием помогала маме. Стоило меня попросить, я тут же бросала всё и бежала исполнять поручение. Именно обожжённая рука заставила маму привлекать меня а для меня это было радостью, ведь так я ощущала свою нужность и причастность.

К этому времени относится и другое происшествие. Дедушка, пользуясь приездом мамы,смог съездить к родственникам в Литву,а заодно побывать в Латвии.

 Пребывая в гостях у старшей сестры, он познакомился там с женщиной латышкой. И не просто познакомился, а и увлёкся ею и после проводил её в Ригу, побывал у неё в гостях. Между ними завязалась переписка и в скором времени дедушка снова засобирался в Литву, как он сказал.
 На самом деле в Латвию.

 Он уехал. Бабушка вела себя абсолютно спокойно, а вот мама начала что-то подозревать. Женщины, они же очень ревнивы и наблюдательны, неважно касается это мужа или отца.
Однажды мама, собирая в стирку грязное бельё, как обычно по привычке проверяла карманы, чтобы выложить из них постороннее.

Ей попался дедушкин халат, висевший на спинке стула. Он не был грязным и она просто стала перевешивать его на вешалку у кровати, когда нащупала в кармане бумагу и заинтересованно вытащила её. Это было письмо от той женщины, которое мама немедленно прочла.

В это время мы находились в комнате бабушки. Надя спала в кроватке, я сидела подле и рисовала, а бабушка работала с переводами.
Вошла мама и взволнованным голосом, начала пенять бабушке, куда мол она смотрит, в то время, как отец ей изменяет.

Бабушка отложила работу и обратилась ко мне-Верочка,пойди пожалуйста, сделай мне чаю.
Я тут же сорвалась с места, но видимо необычное состояние матери и непонятные вполне слова, заинтриговали меня, так как я схитрила,неплотно прикрыв дверь на кухню, в результате чего и вследствии повышенного тона матери, могла слышать их разговор.

 Это была практически первая серьёзная хитрость в моей жизни. И я услышала, как бабушка спокойно, но очень строго, отчитала маму за то, что она во-первых посмела влезть в чужой карман и прочесть чужое письмо, а во-вторых грубо отзываться об отце. В третьих завела ненужный разговор при ребёнке, чего не следует делать ни при каких обстоятельствах , и в четвёртых,сама бабушка знает обо всём.

 Муж ничего от неё не скрывал, но и дочь должна учесть, что бабушка глубокий инвалид, которому жить осталось очень немного. Она скоро умрёт, и отец останется вдовцом. А разве не заслужил он любви и заботы другой женщины, если так преданно и самоотверженно ухаживал за самой бабушкой, не бросив её в беде, поэтому мама не должна совать нос в их личную жизнь и отношения.
По крайней мере на них это никак не отражается, папа не стал любить всех меньше и не оставил их.

Конечно из всего сказанного бабушкой, я тогда мало что поняла, но одно поняла хорошо, это о смерти. И вот тут я выдала себя. Эмоции всегда бежали у меня впереди разума.
 С громком воплем ворвалась я в комнату и захлёбываясь слезами повисла на шее у  бабушки, крича:- Я не хочу, не хочу, чтобы ты умирала.
А бабушка уже успокаивала меня и одновременно пеняла, за то, что я некрасиво поступила, подслушивая взрослые разговоры.

Два больших урока на всю жизнь получила я тогда-никогда не сметь читать чужие письма и никогда не подслушивать чужих разговоров. В обоих случаях добра от этого не будет. Третий вывод я сделала уже взрослой,если любишь и уважаешь человека, то принимаешь его и его выбор, и не препятствуешь ему. Это и есть главное.




                Главка 12
               
 Продолжу с более подробного рассказа о характере бабушки.
Так как помню из маминых рассказов и свои впечатления. Родилась бабушка в 1891 году, дедушка в 1895 году.

 Первого сына она родила в 1920, то есть в 28 полных лет. До своего первого брака она успела побывать на первой мировой войне, в Севастополе, вместе с подругой тётей Лизой. Как я уже кратко упоминала они были медсёстрами, выносили раненых с поля боя, делали перевязки, ухаживали за ранеными. В общем всё, что делают все медсёстры, тогда это называлось, сестра милосердия.

Как я уже рассказывала у бабушки было четверо детей, старший от первого брака, потом моя мама 1924 г.р. , дядя Юра 1928 г.р. и младший Саша 1932 г.р.  Бабушке было 40 лет, когда он родился.

Видимо оттого, что поздний и от дедушкиного пьянства он был больным, психически неполноценным. Бабушка всегда была очень строга и ласкова одновременно. То есть были определённые требования, которые должны исполняться и были наказания, но не жестокие, а разумные, чтобы ребёнок осознал свой поступок. А вот дедушка был резким и горячим и у его манера воспитания, сразу с места в карьер наказывать, не разобравшись.

Особенно это проявилось в период, когда он стал пить.
Это случилось года через два после Юриного рождения, то есть уже в Серпухове. Примерно в 30-ом году и длилось три года. Запои , как рассказывала мама, были крутые.

Он связался с какой-то разгуляй компанией и пропадал из дома дня на три. Бабушка не устраивала скандалов, подолгу молчала, не разговаривала с ним и старалась, чтобы это не отражалось на детях и их отношении к отцу. Но потом случилось так, что он стал распускать руки по отношению к Боре, старшему бабушкиному сыну.

 У того был подростковый возраст, становление характера и нашла коса на камень. Однажды, избив Борю, в отсутствие бабушки, дед хлопнув дверью ушёл к своим друзьям. Придя домой бабушка застала своего сына лежащим, с исполосованной до крови спиной. На её распросы Боря отвечал только одно, я уйду из дома, я не буду с вами жить. Дед отходил Борю металлической цепью.

 Бабушка обработала его раны и сказала:- Не торопись сынок, дождись меня. Потом она поручила маме присматривать за Юрой, а сама пошла туда, где гулял дед. Пошла не пустая, а с чемоданчиком с вещами. Гуляли они у женщины и когда бабушка зашла туда, пьянка была в полном разгаре, с соответствующим интерьером. Не обращая внимания на пьяные реплики и подначивания компании, бабушка подошла к деду и тихо сказала ему:
- Вот Петя твои вещи, живи здесь или где хочешь и помни, тебя никто не ждёт и о тебе не плачет.
Развернулась и пошла вон. Её попытались задержать, но одного её взгляда хватило, чтобы желание пропало.

Год они жили врозь. Надо сказать, что бабушка уже была беременна Сашей, но ещё ничего не успела сказать мужу.
Родился Саша, бабушке пришлось тяжело, ребёнок больной требовал повышенного внимания, ей предлагали оставить его, она отказалась.

Мама рассказывала, что несмотря на свой небольшой возраст, она понимала, как маме тяжело, но бабушка держалась стойко, а мама, как могла ей помогала.

Потом пришёл однажды дед. Был он исхудавший, помятый и какой-то, как выразилась мама, жалкий. Они долго сидели с бабушкой на кухне и разговаривали очень тихо и серьёзно. После этого разговора дед остался. Больше он не пил ни глотка до самой бабушкиной смерти.

Но его возвращения не вынес Боря, он всё помнил и не простил. Короче бабушка упустила момент, когда Боря связался с ворами, стал пропадать вместо школы с ними и однажды ,как гром среди ясного неба, обрушилась беда. Борю задержали с дружками на ограблении магазина.

 А возраст уже большой,поэтому суд, срок, колония. Больше домой он не вернулся. За нарушение тюремного режима и ещё какую-то провинность второй срок, взрослая колония, а далее штрафная рота на войне. Извещение-пропал без вести.

Ни одного раза бабушка не высказала более деду ни единого упрёка, хотя в душе видимо очень переживала. От этого наверное и рак вследствие. Она не хотела, чтобы дети плохо относились к отцу и не слушались его. И никого из детей он больше никогда пальцем не тронул, тогда, как раньше и им доставалось.

В отношении детей, бабушка отучала их от вредных привычек настойчиво без нажима. Так к примеру Юра был жутко капризным в детстве. Они шли в магазин и если мама не покупала ему какую-то игрушку, он бросался на землю, колотил руками и ногами, кричал "хочу” и отказывался идти дальше. Бабушка смотрела на него, спокойно говорила-хоти на здоровье- и тихо шла вперёд.

Юра видел, что она уходит, вскакивал, догонял и всё повторялось снова. Так они добирались до дому. При этом конечно находились прохожие, возмущавшиеся бабушкиным хладнокровием и посылавшие ей реплики. На что она не отвечала ни слова.

Придя домой, она брала Юру за руку, отводила в чулан, сажала на сундук и говорила- думай. Сама уходила. В чулане не было темно, там было окошко и дверь с неплотно прилегающими друг к другу досками. Так что страха темноты ребёнок не испытывал. Просто одиночество и лишение игр.

 Так было , как мама рассказывала раз до пяти, пока Юра не понял и не исправился. Маме хватило одного раза такого наказания.
Вот такие методы были у бабушки. А так мама говорила, что ей никогда не приходилось повторять свои просьбы дважды.

 С дедом это уже на моей памяти. Дед разойдётся по какому-то поводу, ворчит, переходит на повышенные тона, бабушка молчит. Она занимается своими делами, то у плиты, то выходит на двор, он по пятам. Потом набегается, войдёт на кухню, хватает свою коробку с папиросами и станком и начинает их набивать.

Тогда бабушка с усмешкой скажет-Ну что, остыл самовар? А теперь поговорим. И всё, никакой ссоры.
Я помню однажды в бане  увидела первый  раз бабушкины ноги и была в недоумении. Все ляжки бабушки были в светлых ровных кружках, словно решето разрисованное. Я не могла понять, что это.

А потом мама мне объяснила, когда я уже училась в школе, что дядя Юра в 10 лет опрокинул на себя самовар, был жуткий ожог и у бабушки брали кожу на пересадку ему. Так она спасла сына.
В больнице он пролежал восемь месяцев, пересадок было три и всё это время бабушка была рядом с ним и обучала его, чтобы он не отстал от школы и не страдал.
А сама бабушка никогда об этом не рассказывала. Вот такая она была, моя самая любимая, самая добрая и внимательная бабушка.
О чём она очень жалела, что из-за болезни не успела начать обучать музыке меня.

Я уже говорила, что неплохо рисовала. Один из моих рисунков бабушка отослала в Москву, он принимал участие в Международном конкурсе детского рисунка и я получила диплом за третье место и большой набор красок, кисточек и альбом. Это было счастьем для ребёнка.





                Главка 13

Ну вот а теперь о периоде перед школой. Два года от 6 до 8 лет, в школу я пошла почти в восемь, так как ноябрьская, протекли относительно спокойно, без стрессов и огорчений.
 Я в саду была первой помощницей воспитателей.

Единственная в группе я умела хорошо читать, тогда в садах ни цифрам ни алфавиту не учили, только в школе, а я дома, сама обучилась. Читала не по слогам и с выражением и поэтому воспитатели часто поручали мне почитать детям, пока сами занимались делами. И я успешно с этим справлялась. Меня слушали с интересом.

 В саду мы много ходили на прогулки вне территории детсада. Знакомились с природой.
 Наш сад был почти на окраине города, у большого пруда и реки Нары. У пруда мы наблюдали за развитием лягушек, от икринок до головастиков. В течение всего периода развития дня через три посещали пруд. А на речке наблюдали как плещется рыба, летают стрекозы и прочее. Это было прекрасное время.

Тогда же меня стала мама брать в лес по ягоды и грибы и это стало моей болезнью можно сказать на всю жизнь. Я полюбила лес и тихую охоту, как ничто другое.

Да и ещё случилась радость. За полгода до моей отправки в школу, бабушка встала. Я дурочка не понимала, что это временное облегчение и радовалась безмерно, что бабушка выходит в сад, сидит рядом, когда я качаюсь на качелях, а потом когда ещё чуть-чуть окрепла готовит, что-то вкусненькое.

Дедушка по-прежнему уезжал за это время раза три, теперь прямо говоря, что едет в Ригу. И бабушка спокойно его отпускала и собирала сама. Вот так мы и жили.

Приехал отчим, мама снова с Надей ушла жить к ним, а я жила в своём доме. Близилась школа. А значит пришло время взрослеть. Мы с дедушкой едем в Москву, в большой Детский мир. Я попала в него впервые, раньше не было необходимости, ведь и вещи и игрушки приезжали из Германии, а простые платьишки шила сама мама. А подготовка к школе потребовала этой поездки.

Меня поразил и сам вид Детского мира и его содержание и оформление. Я думала, что попала в сказку. Само хождение с этажа на этаж, примерки, подбор нужных аксессуаров меня не так увлекли, как желание насмотреться на окружающее и впитать в себя впечатления.

 Ну и конечно такой массы народа одновременно в одном месте я никогда ранее не наблюдала. Всё, что запомнилось на всю оставшуюся жизнь это мороженое. Остальное было как в тумане, настолько быстро я устала от суеты и гвалта магазина.

Так что к тому времени, когда мы дошли до портфелей и школьных принадлежностей, на мне наверное не было лица, поэтому дедушка спустился со мной в комнату ,где можно было оставить детей, посадил там и велел ждать. Нечего говорить, что как только я присела, так тут же и уснула.

 После дедушке пришлось меня усердно будить. Так и не проснувшись толком я вяло побрела за ним, не помню как добрались до Курского вокзала, так как была полусонная. Окончательно проснулась я на последней остановке перед Серпуховом, станции Авангард.
А домой уже добиралась в страшном нетерпении, я же не видела, что дедушка покупал и оттого очень волновалась.

Сколько было радости, воплей, смеха дома, когда одна за другой извлекались из большой сумки наши покупки. Помню как гладила, нюхала, постоянно расстёгивала и снова застёгивала портфель, пока дедушка не отобрал его у меня, сказав, что я заранее переломаю все замочки.

Все принадлежности начиная от пенала с карандашами, перьевой ручкой, пёрышками в футлярчике , чернильницей непроливашкой и перочисткой приводили меня в неописуемый восторг. А палочки для счёта, они тогда были деревянные, шестигранные двух цветов, а карандаши, которыми нельзя было начать рисовать прямо сейчас.

 И конечно касса букв и слогов, которую мы с бабушкой потом целую неделю вырезали и раскладывали по кармашкам.
Всё-всё было для меня внове. Тетради в крупную клетку и в три линейки с частыми наклонными линиями. Потом их отменили.

Когда моя дочь пошла в школу тетради стали уже в две линейки и редкой наклонной, на которых мы начали писать только со второго класса. И прописи, где буквы были написаны так красиво, что дух захватывало.

Учебники для школы, букварь, родную речь и арифметику, большие и для меня неимоверно красивые, хотя иллюстраций там было немного и они были чёрно-белыми, мы приобрели несколько позднее в нашем книжном магазине по специальным талонам, выданным нам при записи в школу.

Для тетрадей тогда были бумажные обложки, их складывали и подворачивали особым образом. Приобретать их приходилось тоже множество. Так как бумага рвалась и обтрёпывалась очень быстро. Они были разрисованы рисунками бледно-оранжевого и блёкло- синего цвета.

 Оранжевым были нарисованы цифры и примеры, это для математики, синим буквы и слоги- письмо. Для книг покупалась большая цветная бумага, а кто был победнее, оборачивал учебники газетами.

Форма школьная тоже была разная. Существовали штапельные дешёвые платьица и шерстяные дорогие. Фартучки тоже были ситцевые, шерстяные и шёлковые. Шерстяные только чёрные.

 А белые ситцевые и шёлковые. Были строгого фасона, а были с рюшечками и оборочками. Мне дедушка купил обе формы. Сказал штапельное пока тепло, а шерстяное на зиму. Белый фартучек был нарядный с оборочками, а чёрный очень простой и строгий, в складочку шерстяной.
 Я еле могла дождаться когда настанет время идти в школу.

 Да чуть не забыла рассказать, до этого лета, меня два раза в год стригли с чубчиком очень коротко, как мальчишку, а тут бабушка запретила меня стричь уже зимой, сказала, что ребёнок должен идти в школу с нормальной причёской.

И в это лето я была с волосиками по плечи, а значит мне можно было привязывать бантики.
 Очень странно, но примерно до 16 лет у меня волосы, длиннее, чем по плечи не вырастали, концы начинали сильно сечься и приходилось подравнивать и только, когда стала старше, они стали отрастать до лопаток. Длиннее не были никогда.

 И конечно банты мне казались невероятной роскошью, блестящие, шёлковые, но после двух применений жутко мялись, приходилось гладить тёплым утюгом. Капроновые тогда ещё были страшной редкостью.



                Главка 14
 
Ночь перед первым сентября была для всех жуткой. Мама ночевала у нас. Я вскакивала каждый час и бежала её будить, боясь, что мы опоздаем в школу.
С утра у меня были красные глаза, взбудораженный вид и лихорадочный румянец.

 Пришлось умывать меня, не просто умывать а слегка обжимая лицо холодным полотенцем, чтобы снять красноту. В общем с шести до начала девятого я всех истеребила пока мен приготовили одели и снарядили.

Школа была недалеко. Нужно было просто пройти через парк и там в конце короткой улочки, стоял гортеатр а сразу за ним забор школьного двора , собственно школа на углу. В общей сложности идти минут пятнадцать.

Я шла с большим букетом астр. У нас были свои цветы и мама щедро их нарезала. За цветами меня самоё было плохо видно, хотя для своего возраста я была немаленького роста, на физкультуре стояла второй.

И вот мы входим в школу, идём по коридору и выходим через другие двери в школьный двор.
 Тут много людей, стоят учителя с табличками и родители разводят детей к своим табличкам. Конечно не так много, как в современных школах, так как я пошла в начальную школу номер 2, а средняя школа была отдельно, совсем другая.

Но на мой взгляд нас было много. Четыре первых класса по 40 человек и четыре третьих. Вторые и четвёртые классы учились во вторую смену. Да вот такие тогда были нормы 40 учеников на класс, бедные учителя.

Моя первая учительница Широкова Евдокия Никитична, заслуженный учитель, обладатель государственной награды, ордена Ленина, опытный внимательный и изумительный педагог. Ей лет 65, как я теперь понимаю, но она всё работала в школе и работала замечательно.

Надо ли говорить, что училась я на отлично, у неё всё легко схватывалось, с первого обьяснения и не было в классе плохих или отстающих учеников, так она умела спокойно и доходчиво всё объяснить, показать, направить. Любой ребёнок слушал её внимательно. Кто не сразу схватывал, она объясняла ещё раз.

Первое, что учительница делала, это за две первые недели посещала всех своих учеников. Знакомилась с семьёй, с условиями для занятий, подсказывала если нужно, что-то изменить. Так раньше работали. И им было легче и родителям. Все друг друга хорошо узнавали. А потом собрания родителей проводились один раз в месяц, для подведения итогов.
В общем два года в школе для меня пролетели, как один сказочный сон, за исключением двух моментов.

Первый; я на второй неделе обучения ходила уже в школу и из школы самостоятельно и отмочила номер. После школы пошла не домой, а к своей давней подружке по садику, Наташе.

Естественно подумать о том, что нужно предупредить домашних, а не своевольничать, мне даже в голову не пришло. Наташа жила тоже недалеко, но в другой стороне от школы, на площади. Я просидела у неё до самого вечера, сделала уроки и мы с ней играли.

 Не знаю почему, но её бабушка даже не задалась вопросом знают ли мои домашние о том, где я.
 Зато сразу же по приходе с работы, а это было в семь вечера, этим вопросом задалась Наташина мама и ,выяснив всё у меня, велела собираться домой. Сама она, даже не поев, подхватилась идти со мной, отпускать одну не решилась.

 Когда мы пришли, можно представить в каком состоянии были дедушка и бабушка. Они успели обегать полгорода в поисках непутёвой внучки. Дедушка, увидев меня , стал медленно расстёгивать на брюках ремень и вытягивать его из пояса. Я стояла , как кролик перед удавом, понимая, что заслужила наказание. Целую нотацию мне прочла Наташина мама по дороге.

Бабушка только тихо шептала:-Петя, не нужно.
-Ладно-ответил дед, в досаде махнув рукой-только ради тебя, хотя следует, чтоб впредь неповадно было.

В общем обошлось тем, что бабушка строго наказала мне впредь, если я хочу куда- либо пойти, обязательно прийти домой, переодеться и отпросится. Более им говорить этого не пришлось, я ни разу не подвела их и не забыла урока.

А вторым плохим было то, что после Новогоднего праздника бабушка снова слегла. Теперь уже окончательно. Встал вопрос, как быть со мной, дед ответил- справлюсь. Верочка уже сама большая и поможет мне.

Правда оказалось что Верочка не вполне большая. Во втором классе, однажды придя из школы и сделав уроки, я заторопилась гулять, мальчишки с нашей улицы ждали, а бабушка попросила меня подмести пол. Не знаю, что на меня нашло, но я крикнув, "не барыня, сама подметёшь", рванулась за дверь и, уже на пороге ,услышала бабушкин тихий необычный вскрик. Я обернулась, скорее интуитивно и увидела, что бабушка зажимает рот рукой, а по щекам у неё текут слёзы.

Всё!!!! Это был ужас, я не могла себя простить, я рыдала, обнимала бабушку, просила у неё прощения, никуда конечно не пошла, всё сделала и даже больше, но себя простить я не могла. Когда в выходные пришла мама, я сама рассказала ей об этой выходке, бабушка точно бы промолчала, но меня мучила совесть.

Подошёл к концу второй класс. Бабушке всё хуже, она не может есть. Рак пустил метастазы уже на пищевод. Дедушка готовит ей молочно-овсяные кисели, бульоны и другую жидкую пищу.

Когда у бабушки сильные приступы боли, у неё словно выгорают глаза, из жгуче- чёрных становятся блёклого белёсого цвета и она тихим голосом просит всех выйти из комнаты. Спустя некоторое время, голос пободрее зовёт всех обратно.
Значит бабушка укололась и укол начал действовать.

 Когда ей получше, я сижу возле неё за столом и рисую, или рассказываю ей прочитанную в читальне книгу. Видимо именно на бабушке я научилась хорошо пересказывать и выражать свои мысли.

Бабушка слушает, изредка комментирует, а потом засыпает и тут я могу бежать во двор или на улицу, чтобы её не тревожить.

В очередной выходной, когда пришла мама с мужем и Надей, я сижу за дедушкиным столом и рисую, Надя играет в моём кукольном уголке.

 Вот теперь и куклы, и посуда, и домик ой как пригодились, ей они по душе. Мама сидит в ногах у бабушки на тахте. Отчим с дедушкой во дворе.

Тут бабушка и заводит с мамой самый судьбоносный для меня разговор. Она говорит ей о том, чтобы мама забрала из школы мои документы и отдала их в ту школу, какая есть рядом с ними.
-Ниночка, -говорит бабушка- ты сама понимаешь, мне осталось недолго...Нет, нет, не нужно плакать...это неизбежно.
А вот Верочке пора быть с семьёй. Дедушке трудно будет с ней одному, так что лето она побудет ещё у нас, а с сентября пойдёт в школу у вас.

До меня не доходит полный смысл сказанного, слушала в
 пол- уха, но что-то настораживает.
Впрочем, как у всех детей, моё внимание быстро переключается на другое и разговор откладывается на корочке, пока без последствий.

Нужно сказать, что по итогам учебного года мне подарили три книжки, - “Никус”, “Это моя школа” и ещё одну. На последней было подписано,что она мне дарится за отличные успехи в учёбе.

 Боже мой, какой всплеск эмоций вызвало это у бабушки:
- Терпеть не могу, этот новый непонятный язык. Разве можно так говорить- учёба, в наше время написали бы за успешное обучение.
Мама возражает бабушке-Сейчас все так говорят. На что бабушка ворчит- Все не означает правоты. Все пойдут топиться и ты с ними? Тогда уж пусть продолжают ряд и говорят лечёба, это слова одного образования.
 Мама смеётся-Нет так пока не говорят.- И слава, Богу-восклицает бабушка.

Мне так помнится этот разговор, оттого, что склонность писать стихи тут же складывает из этих слов рифму.
Вот так она переживала перемены нашего языка, но уже взрослой я поняла, что язык вещь подвижная и хотя мне нынешней тоже режут слух нововведения, но приходится мириться, такова жизнь живого языка.


А книгу ту я до сих пор помню, хотя она не сохранилась. Не всё забрала при переезде в Москву, а моя семья после моего отъезда тоже получила квартиру и переехала. Мои вещи остались забытыми в коробке в сарае, откуда и были благополучно растащены посетителями опустевшего дома.
Книга называлась-Господин Великий Новгород. Это была моя первая, полу-историческая книга, и именно она определила мою любовь к истории и историческим роман




                Главка 15

  Как жаль, что всё хорошее кончается очень быстро. Вот и это лето пролетело. В предпоследний выходной августа начались мои сборы к переезду на новое местожительство.

Это было с одной стороны интересно, я там никогда не была, с другой страшно и грустно. Как я буду жить без дедушки и бабушки.

Все суетятся, собирая и упаковывая вещи. Отчим торопит, сейчас приедет такси.  Дедушка ходит взад-вперёд и хмыкает себе под нос. Это его привычка, если он сильно волнуется или переживает, но не хочет показывать виду.
А все уже знают о ней.

 Надя норовит посовать все до единой игрушки в сумку, но мама останавливает её. Часть игрушек складывается в коробку и относится на чердак.
Берутся только кукольный домик с принадлежностями и куклы с посудой.

Хорошо, что хотя бы их успели забрать, иначе и их постигла  печальная участь. Чердак у нас общий с соседями и дочь соседей потом потихоньку изымала вещи из коробки и носила их на рынок. Игрушки то были хорошие и доход принесли неплохой.

 А я взяла только свою любимую лошадку, её мне дедушка склеил после порчи, и разумеется большого мишку. Без него я никуда. А с моей одеждой упаковались мои книжки и школьные принадлежности.

Но вот пришла машина, я обнимаю и целую бабушку, готовая разреветься, но её тихое-”не сметь хныкать, ты сильная”,-останавливает мои слёзы. Она гладит меня по волосам и целует в глаза., а потом слегка отталкивает-иди, тебя ждут. Отчим стоит в дверях с раздражённым видом. Я проныриваю мимо него.

И вот мы прибыли на новое местожительство. Прямо за заводским забором стоит длинное неуклюжее двухэтажное здание, обшарпанного вида со множеством окон и дверей.

Сложено оно из кирпича, когда-то было окрашено в бледно-жёлтый цвет, но краска облезла клоками и выглядит это всё очень неопрятно.
 Двери громадные, тёмно-коричневые с пружинами -доводчиками. Когда ребёнок с усилием открывает их, нужно проскакивать моментально, иначе получишь увесистый тычок в спину. Пока я к ним привыкла, много побоев на спине ощутила.

Но по тёплому времени они стояли всегда открытыми, подпёртыми кирпичами, так что их коварную сущность я узнала потом.

Во дворе много народа, стоят столы с лавочками, за ними гужуются доминошники. Тут же хозяйки развешивают бельё, разговаривают друг с другом, кричат на своих отпрысков.
 Дети крутятся рядом.

Когда подъезжает наша машина её окружают плотным кольцом, норовя заглянуть внутрь. Водителю и отчиму приходится детей отгонять, чтобы мы имели возможность выбраться.
-О, новенькая,- кричат они при виде меня.

Нужно ли говорить, что я ошеломлена этим гвалтом, скоплением людей и массой глаз устремлённых на нас. В них и любопытство и масса иных непонятных мне чувств, которые я ощущаю кожей.

Пока отчим с водителем снимают с багажника коробки и носят их внутрь, мы стоим во дворе. Мама так велела, чтобы не толпиться в проходах и не мешать мужчинам.

Мама общается с соседками, представляет им меня, я тушуюсь и норовлю спрятаться. Хотя мне уже скоро десять лет, но я очень стесняюсь этого внимания, так как до этого жила в своём доме и не знала такой жизни. А Надя давно крутится в песочнице с подружками. Ей уже почти четыре и она здесь привыкла жить.
 Так что она всем хвалится какие новые игрушки  привезла.

Меня разглядывают сверстники, как неведомое насекомое, отпускают какие-то реплики, среди которых густо рассыпан мат. Я его раньше не часто слышала,
 в нашем переулке даже сосед дядя Сеня, вечно пьяный извозчик, то есть водитель кобылы, собиравший утильсырьё, никогда не выражался.

А тут дети говорят на нём, как на обычном языке. Видимо внутренне, подсознательно я ощущаю какую-то грязь в их словах.
Так состоялся мой первый выход в большой мир, в котором мне предстояло жить и занять свою нишу.

Теперь пришло время рассказать, что же это за дом, в который мы приехали. До революции завод, возле которого стоит наш дом, а также несколько фабрик в округе принадлежали известному в городе фабриканту Рябову. Имя его так и осталось в анналах города.

 Дом наш принадлежит к нескольким обобщенным одним названием-Рябовские спальни. То есть так называлось жильё, построенное им для своих рабочих. От иных построек того времени они отличались тем, что были построены из камня.

По внутреннему устройству все были примерно одинаковы, разделенные на отдельные помещения, оборудованные печами комнатушки, в которых можно было только спать, а кухня, места для стирки, туалеты и прочее были общими для всех семей.

 Построены они были довольно добротно, но похоже с тех времен при советской власти ни разу не ремонтировались и не реконструировались.

Стояние во дворе утомило меня,к тому же я не выдержала и прошептала маме на ушко о своей нужде.
-Ой, сейчас, сейчас-подхватив Надю за руку,мама заторопилась с нами в подъезд.

 По широкой и крутой деревянной лестнице мы поднялись до веранды второго этажа, вошли в обитую дверь, ведущую в сам дом и миновав пустую небольшую прихожую, через дверь напротив попали в громадное помещение, метров 60-70,как я оцениваю сейчас. Оно было заполнено паром, своеобразными запахами-от духа кипятящегося белья, до ароматов готовящейся пищи. Букет непередаваемый.
 То есть это была кухня и одновременно прачечная.

 Посредине тянулся длинный ряд,состоящий из каменной плиты с конфорками и топками. Возле топок лежали кучками дрова и стояли вёдра с углём. В промежутках между топками располагались лавки с тазами и корытами.
На этом сооружении нагревали воду для стирки и кипятили бельё.

 Вдоль стен по бокам стояли столики-тумбы с керосинками, керогазами примусами, а над ними были развешаны полки с кастрюлями, сковородами и ложками для размешивания. Это были уголки каждой семьи для приготовления пищи.

По стене с входной дверью, по обе стороны были расположены раковины. Здесь и наливали воду и умывались по утрам.
По правой стороне была ещё дверь, проход к жилым комнатам.

В конце помещения одно огромное, от пола до потолка окно, разделённое на множество застеклённых квадратиков. Наподобие террасных окон. Половина верхних стёкол закопчёная и затянутая паутиной.

 Рядом с окном справа  отгороженное помещение. Это туалет, один на всех. Мама щёлкнула выключателем возле двери и открыв её подтолкнула меня в спину-Беги быстрей.

Я шагнула вперёд и растерянно остановилась,дверь захлопнулась пружиной-доводчиком, а я застыла, в ужасе и растерянности.

Представьте себе длинное узкое,примерно полметра шириной и четыре метра в длину помещение. Полутёмное из-за того, что при пятиметровой высоте, где-то примерно посередине потолка прикреплена в сетке лампочка-коптюшка ватт на 15. Поэтому она не столько освещает, сколько проявляет недостатки помещения.

А именно склизкие, в потёках влаги и плесени стены, выкрашенные в грязно-зелёный цвет.

 С потолка, с громким хлюпом падают время от времени капли воды, а под ногами лежит длинный помост из деревянной решётки, в самом конце которого виден еле-еле, обляпанный ржавчиной унитаз.

Я такой вижу вообще впервые в жизни. Бачок расположенный высоко над ним и тянущаяся от него цепочка с гирей, особенно пугают меня.  Туалеты у родственников в Москве были абсолютно иными и на это чудовище не походили.

Открывается дверь. Это мама,она окликает меня-ты скоро? А потом вдруг осознаёт, что я ещё ничего и не делала. Поняв это, она быстренько забегает, за руку влечёт меня к этому чудищу, объясняя что это такое и как им пользоваться.

 В общем первое знакомство с местной достопримечательностью состоялось.
Не могу сказать, что ходя туда потом, особенно по ночам я не испытывала того же страха, что там меня ждёт чудовище, желающее меня убить.

Этот туалет был на 33 семьи, если в каждом посчитать в среднем по три человека, то один на сто человек. А ведь были семьи и больше. Представьте какую очередь иногда приходилось отстаивать, не говоря об антисанитарии.

Ошеломлённая и почти пришибленная первыми впечатлениями, я последовала за мамой, но мы не свернули в коридорчик к комнатам, а снова прошли к выходу и оказались в той прихожей, а направо была еще одна дверь, в которую мама и повела меня.
Надю она уже отправила туда ранее с бабушкой, пока меня ждали.

 За этой дверью оказался г образный коридорчик. На коротком его отрезке была одна дверь, в начале длинного вторая и далее ещё семь.
Вторая оказалась нашей. Возле неё тоже была топка со сложенными поленницей дровами и ведром с углём, тогда как сама печь располагалась в комнате.

Комната маленькая  9 метров. Прямо за входной дверью вешалка для верхней одежды. Это справа. Далее глаз упирается в шкаф платяной, стоящий поперёк комнаты.
 Прямо за ним кровать матери с отцом.  Проход сантиметров 30 и кушетка для меня. Снова проход сантиметров 40 и кровать бабушки, отчимовой матери.

Перед кушеткой поперёк кроватка Надежды. В ногах бабушкиной кровати сундук, рядом с ним тумбочка накрытая клеёнкой и три табуретки. Это обеденный стол.  На нём же я буду делать уроки.

Далее печь, занимающая большое пространство. Но без ниши для конфорок и готовки, она только для обогрева помещения. Сверху есть ниша для сушки обуви или хранения чего-либо.

 Вот такая мышеловка для пяти человек.
В стене одно окно, но большое, толщина стен метр, поэтому подоконник огромный. На нем стоит телевизор и лежат разные бабушкины принадлежности. Там же электроплитка, чтобы подогреть чайник, если понадобится, не ходя в кухню. И большой кувшин с водой для питья.

Сама бабушка Лиза, невысокая, прилизанная, седовласая старушка, с пучком сзади, вставными, как у дедушки зубами, елейной манерой разговора, с уменьшительными суффиксами,но взглядом холодным и сверлящим. Я это очень остро ощущаю. Мне неловко в её присутствии. Я уже заранее ей не доверяю.

Но вот вещи разобраны,разложены, мы накормлены. Едим по очереди ,и нас наконец укладывают спать. Свет гасят, но работает телевизор. То ли от непривычки к новому месту, то ли по причине пережитых волнений, уснула я только под утро.




                Главка 16

Следующий день после завтрака, начался со знакомства с местными детьми,с окружающей средой и ближними окрестностями.

У здешних детей весьма необычные и надо сказать зачастую весьма грязные игры. Сказывалась жизнь в тесноте, излишней осведомлённости во взрослых делах и полное небрежение в отношении к детям.

 Так мальчишки, в подражание взрослым курили, сплёвывая сквозь зубы и сквернословили привычно и буднично. То есть они не ругались, а разговаривали на матерном языке.

 Они были весьма просвещены в вопросах половой жизни родителей и старших сестёр и братьев, потому и игры были соответствующами, именовавшимися "укольчики".

Когда в этом вопросе пожелали просветить и меня, я шарахнулась от этих объяснений, за что тут же получила кличку
 "Верка-дурочка ".  Им было непонятно моё нежелание знакомиться с этой стороной жизни, значит я в их глазах выглядела недоразвитой.

И другие игры в расшибок, разбивание заточенным пятаком стопки монет, в ножички, тоже являлись играми взрослого, чаще уголовного мира, так как велись на деньги.

 Пусть на копейки, но эти копейки не зарабатывались, а присваивались со сдачи от походов в магазин, или напрямую похищались из материнских кошельков.

Но это продолжалось недолго, месяца два-три. А потом я хоть и домашняя девочка, выросшая в тепличных условиях, но по природе своей организатор и заводила, сумела переиначить часть этих детей на свой лад. Смогла заинтересовать другой жизнью, другими интересами заразить.

Довольно скоро я обучила детей подвижным играм, лапте, казакам-разбойникам и другим. Они увлекали за собой всё новых и новых приверженцев и скоро за мной ходила стайка детишек, с которыми мы избегали и излазили все окрестности.

Они в полном смысле слова смотрели мне в рот, ведь я знала много разных историй, прочтя множество книг. И упоённо рассказывала их. Видимо уже тогда я научилась немножечко хитрить, останавливаясь на самом интересном месте, с тем чтобы продолжить завтра.

 Так я практически привязывала людей к себе интересом. И это ведь делалось на уровне подсознания. Не думайте, что это мои какие-то особенные воспитательные способности или умение оказывать положительное внимание.

Нет, это просто стремление, в чём-то идущее от здорового эгоизма, создать свой круг и мир, привычный для себя, чтобы не быть изгоем, а жить комфортно. И получается, что я по натуре манипулятор,хорошо хоть, что в добрых целях.

А вначале я конечно натерпелась от этих же детишек. Буквально на третий день знакомства, мы сидели с девочками на нашей веранде. Девочки играли в куклы, а я не любящая в них играть, но любившая шить и изобретать наряды, учила их этому, благо лоскутиков девчонки ради шитья натащили много.

Мы увлеченно занимались своими делами и не заметили мальчишку, залезшего по двери нижнего подъезда, к нашим окнам.
 Он просунул руки в отверстие без стекла и обхватив меня вцепился в грудь. А нужно сказать она у меня только начала развиваться, а это очень болезненно поначалу.

Видимо от неожиданности, боли и стыда, во мне проснулся зверёныш, потому что вся извернувшись  я вцепилась в его уши и стала за них драть. Он от неожиданности сорвался с двери и дико завопил. Во первых от боли, повиси-ка на ушах, во-вторых от страха. Дверь то по высоте два с половиной метра.

На вопли вылетела его мать и ухватила его за ноги, крича мне, чтобы я его отпустила. Но до меня это не сразу дошло и пришлось бедняге ещё помучиться, прежде чем я поняла и выпустила. Больше ни единого раза он меня не задирал, напротив обходил стороной.

В другой раз, мальчишка года на три старше,толкнул меня в спину со всей силы, просто так, ради смеха. Я упала и разбила коленку, дорожки там были усеянные острыми камнями.

От боли и обиды, в ответ на громкий издевательский смех, я схватила первое попавшее мне в руку. Это оказалась старая коробка из под.обуви, с лежащим в ней обломком кирпича, и яростно запустила в него.
 
Кирпич в коробке, это тоже была их шутка-подстава, только уже для взрослых. Раздражённый валяющейся под ногами коробкой взрослый, как правило пинал коробку ногой и больно зашибал её, а компания подростков весело ухахатывалась.

На сей раз их шутка обернулась против них. Результатом моего метания стала сломанная рука у обидчика.
Естественно к дурочке тут же добавилось бешеная. Но оно же и спасло меня от дальнейших их шуточек и задираний.

Сама не знаю откуда во мне, раньше тихой и беззлобной, пробудился этакий волчонок,но видимо так сработал организм, защищаясь от нападок.

Итак вся компания, за исключением нескольких отпетых хулиганов теперь играла в мои игры и проводила время со мной.

Единственная игра, которую я переняла у них, это качание на подвесном мосту, тянувшемся через овраг с протекавшей по его дну речкой-тухлянкой. В эту речку
кто-ни- попадя сливал отходы, поэтому и цвет воды и запах иного названия и не заслуживали.

А мостик был на канатах, стальных, с ровным плотным покрытием досками, довольно широкий. Он легко раскачивался.

Поиграв возле балаганов, как здесь называли сараи для хранения топлива и старой рухляди, мы бежали на мост, рассаживались по краям и раскачивались, приостанавливаясь только на время прохождения пожилых людей или людей с детьми. Это было весело и приятно.

Вот так, за две недели до школы я успела завести себе друзей,с которыми потом мы здорово проводили время вне школы, а с некоторыми и в школе.

 Позже ,узнав лучше все места в округе, мы будем бегать за баню на совхозное поле, кататься на копнах соломы, путешествовать в ближайший пролесок за цветами, играть в разные игры на пустыре возле балаганов.




                Главка 17

А сейчас я шла в новую для меня школу. К новой учительнице. Школа расположена в двух зданиях. Это бывшие рябовские конюшни.

В домике, ранее являвшемся местом пребывания жокеев, ученики с первого по четвёртый класс. В самой бывшей конюшне, естественно переоборудованной, тоже каменной, мало похожей на конюшню, учатся с пятого по восьмой класс.

Общий двор для игр, огород и сад сзади большого здания. Там растят овощи и проводят уроки ботаники.
Физкультурного поля и зала нет.

 Физкультура в здании большом проводится в коридоре, а на бег или лыжи зимой, ходят в скверик расположенный прямо следом за нашей школой по улице.

 Младшим классам занятия физкультурой замещают прогулки, подвижные игры во дворе или физзарядка прямо в классе.

Наш класс имеет два входа. Один с улицы, второй в главную дверь в общий коридор, а потом, через другой класс в наш.
Мы приходим в тёплое время прямо с улицы, а в зимнее, через другой класс, где есть и общий коридор и туалеты и комнатка для техперсонала.
 
Так что в туалет мы тоже ходим через соседний класс, поэтому всем напоминают, чтобы мы управлялись за перемену, в учебное время беспокоить других детей не очень удобно.

Мою новую учительницу зовут Мария Григорьевна Гудкова. Она полная противоположность первой учительнице. Та суховатая, подтянутая, седая и очень строгая. Мария Григорьевна невысокая, плотненькая, темноволосая, очень уютная, несколько домашняя.
Возраст примерно за пятьдесят, характер добрый и довольно мягкий.

 Встречает она меня очень внимательно и ласково, так что моя внутренняя зажатость быстро сходит на нет,тем более, что в классе я вижу несколько знакомых лиц из своего двора. А значит здравствуй новая школа и новая жизнь.
               
Итак начался Новый учебный год, в новой школе. Начался успешно для меня. Я по-прежнему всё легко схватываю, отношения с одноклассниками сложились отличные.

Посадили меня за парту в первом ряду, третью от конца, возле печки. Соседка по парте девочка-татарочка, тихая маленькая плохо успевающая девочка, с которой очень скоро я начинаю заниматься, подтягивать её, на переменках объясняя то, что она не поняла.
 Меня об этом никто не просил, просто мне хочется, чтобы ей было лучше и никто над ней не смеялся.
Так я обрела первую подружку в классе.

Третьего сентября на третьем уроке мне стало плохо, потеряла сознание. Учительница подошла к парте, посмотрела на меня и быстренько отправила всех детей на улицу, прервав урок, а мою соседку по парте к техничке за тряпкой и водой.

 По сиденью из под меня растекалась лужа крови.Прибежала медсестра, мне дали подышать нашатырем. Я пришла в себя и Мария Григорьевна повела меня домой.

 Я ревела ничего не понимая, испуганная, а навстречу шла мама, она должна была ехать на работу. Они пошептались с учительницей, и меня мама повела за руку домой, по дороге успокаивая.

Дома она привела меня в порядок прямо в комнате, так как никого не было и как могла всё мне объяснила, чтобы я успокоилась. Быстро застирала форменное платье и повесила сушить, а сама,велев мне полежать умчалась на работу.

Так я стала девушкой, в столь раннем возрасте, ещё до десяти лет. Мама говорила, что если бы я жила в старое время, меня можно было бы в 12 лет отдавать замуж. Но это много позже она мне сказала, уже почти взрослой. А тогда....

Это я рассказала к тому, что с этим будет связано дальнейшее в моей жизни.
Видимо сказались то ли греческие, то ли украинские, в общем более южные крови.

В выходные мы ездили к бабушке и тут уж я сидела не отходя от неё. Мне столько нужно было ей рассказать, стольким поделиться. И она несмотря на боли, внимательно меня слушала, слегка  кивая головой.

14 сентября, в воскресенье, мы как всегда были у бабушки. Против обыкновения бабушка не лежала, а сидела в кровати, опираясь на подушки.

Во время обеда она вдруг попросила у дедушки кусок чёрного хлеба с маслом. Это было совершенно необычно. Но дедушка с радостью дал, а она с удовольствием съела его, запивая чаем. Все радовались.
Часов в 8 вечера мы поехали домой. Вернее мама повезла меня домой, а сама потом поехала на работу в ночь.

 Я забыла рассказать одну деталь, незадолго до этого.
 В самом начале августа, маме сделали операцию на ногах, срубали шишки, возле большого пальца и она была только недавно выписана из больницы, но уже вовсю работала.

А ходила в гипсовых сапогах, по иному это назвать было нельзя. Ходила медленно, выходя на работу загодя, чтобы не опоздать. Скоро предстояло их снимать.

 И вот мама привезла меня домой, на столе записка, бабушка с Надей у папиной сестры и останутся там до завтра, а отчим в командировке, поэтому мама пошла к соседке Зине и попросила её заглядывать к нам в комнату, проверять не испугалась ли я , не плачу ли? И уехала. 

У Зины гуляла, как всегда шумная компания и она была рада, что я осталась одна. Она привела ко мне свою дочку Таню и оставила её ночевать со мной на бабушкиной кровати. Мол девочка отдохнёт и мне не страшно будет.

 Надо ли говорить, что уснуть в компании с девчонкой сразу невозможно. Пошли разговоры, потом возня. Тётя Зина не заглядывала и у нас началось раздолье. В меня словно бес вселился, я была необычно возбуждена и весела.

Мы принялись прыгать на маминой кровати, кровать на панцирной сетке, соревнуясь, кто прыгнет выше. При этом мы вели себя очень шумно, часто падали на мою кровать и веселились от души.

 Видимо мы так расшумелись, что кто-то из соседей постучал к Зине и позвал её. Она пришла и угомонила нас, сказав,” вот ты какая тихоня,” в мой адрес. А мне стало жутко стыдно. Шёл уже второй час ночи, неужели она сама не могла раньше проконтролировать детей.

Но это я думала потом повзрослев. А тогда мы быстро угомонились. Утром Зина подняла нас , чтобы мы собирались в школу. Мы уже почти собрались, когда вошла заплаканная мама и сказала:- Верочка, ты не идёшь в школу, переодевайся в домашнее, собирайся, мы едем к дедушке. Бабушка умерла. Это был шок.






                Главка 18

Много позже, уже взрослая я услышала от одного человека объяснение моему поведению, так как такой подъём настроений случался у меня всегда, если с кем-то из близких должна была произойти беда; что у меня очень острая чувствительность, но перевёрнутое восприятие и в момент самой беды я испытываю эйфорию.
 Так своеобразно я прощаюсь в этот момент с уходящими людьми.

А бабушка, как сказал потом дедуля, умерла ровно в час ночи,в ночь на пятнадцатое сентября.
 Он уже лёг спать, всё было спокойно, как вдруг, его словно, кто-то толкнул под бок. Спал он к тому времени в проходной комнате, на той кровати, где раньше мама.

И лёжа в полной темноте, с открытыми глазами, он вдруг услышал ясный и чёткий бабушкин голос:- Петя, всё, отмучила я тебя.
Он вскочил, бросился в комнату, а бабушка уже испустила последний вздох с этими словами.

 Потом было много шума, суеты,много народу. Я сидела в кухне у печки, чтобы никому не мешать и смотрела перед собой в одну точку.

Мама бегала по городу, сняв самостоятельно гипсовые сапоги, чтобы не мешали передвигаться и одев растоптанную обувь, так как ей нельзя было надевать ничего другого.

 Оформление похорон нужно было осуществить во многих местах и все они были далеко друг от друга.
Дедушка мотался по кухне из угла в угол и хмыкал, периодически пытаясь закурить и тут же ломая папиросу. В общем был потерян.

 А в комнате обмывали и собирали бабушку соседские женщины. Потом привезли гроб и его тоже унесли в комнату.

Мама вернулась в восемь вечера,вся измотанная с кровоточащими ранами на ногах, но сделав всё необходимое в один день. Не помню, как и кто меня кормил. Когда все разошлись, когда мы пошли все трое в комнату?

Там всё стало будто чужим. Часы и зеркало завешены, на столе стоит гроб и в нём бабушка. У неё смоляные волосы
зачёсаны назад,руки сложены на груди. Она одета в своё лучшее вишнёвое шерстяное платье и кажется что спит. Мне вовсе не страшно, а очень непонятно.

 Меня уложили спать на раскладушке в проходной комнате. Дедушка лёг на кровати, а мама в комнате на бабушкином месте. И всю ночь она держалась рукой за гроб и разговаривала шёпотом с бабушкой.

Утром при взгляде на бабушку, мама тихо вскрикнула и позвала дедушку. Я естественно тоже подскочила вслед.
Мама, зажав рот рукой, второй рукой показывала на голову бабушки. По её смоляным волосам, наискосок, словно кто-то провёл кистью, задев и правую бровь, белой краской. Так выглядела появившаяся уже у мёртвой седина, широкой полосой пересекшая голову.

С утра приехали москвичи, подруга из Таруссы, друзья из Калуги, пришли тётя Лиза и Аркадий Тихонович.И ещё вереницей шли и шли соседи, попрощаться с бабушкой, а также те из её учеников, кто жил в городе, не став известным музыкантом,а работая здесь же.

А уже в 16 часов вечера мы двинулись на кладбище. Так что бабушку хоронили не на третий день, а на второй. Умерла она пятнадцатого сентября, а хоронили 16- го. Младшего сына Саши не было, он в очередной раз лежал снова в психиатрической больнице, в последний раз, потом пойдут зоны.

На кладбище все подходили попрощаться с бабушкой и меня тоже подвели, чтобы поцеловать бабушку в лоб. Я ощутила что-то холодное и мягкое и страшно испугалась. Мягкое оттого, как я потом узнала, что люди выболевшие не костенеют в отличие от других.

 А потом гроб накрыли крышкой и стали забивать, а я напряглась не понимая, что это и зачем. Дядя Юра держал меня за плечи, я стояла перед ним. Гроб подняли на верёвках и понесли к яме,чтобы опускать.

И тут меня переклинило, я рванулась из рук дяди Юры к гробу, крик мамы опоздал, гроб опускается, я лежу на нём крепко вцепившись руками и воплю на всю округу:
- Бабушка я с тобой.

Верёвки соскользнули и гроб со мной с грохотом рухнул в яму. Надо ли рассказывать, сколько хлопот и неприятностей доставил мой поступок. Меня отчаянно кричащую и цепляющуюся за гроб изо всех сил еле извлекли из могилы взрослые мужчины.

 Передали на руки дяде Юре, который вопящую и извивающуюся в истерике фурию еле донёс до автобуса,где меня закрыли до конца процедуры.
Такого от меня никто не ожидал, да и я сама тоже.

Всё после похорон прошло для меня в тумане, так как ещё на кладбище приезжала скорая, мне вкатили укол и я провалилась. Потом три дня я лежала в прострации, а мама не отходила от меня.
 
Но всё кончается, кончился и этот мой заскок и я снова стала ходить в школу. Учительница видимо была в курсе событий, так как обходилась со мной очень бережно.

Постепенно всё устаканилось, стало входить в свою колею, я уже снова играла с девочками, но стала намного тише и очень часто меня заставали в каком-то ступоре, смотрящей в одну точку и не реагирующей на окружающее.

Мальчишки пытались подшучивать надо мной, но быстро оставили это занятие, только друг с другом показывая на меня, перемигивались, крутя пальцем у виска.

А в ноябре новый удар. Из местной газеты, которую кто-то принёс в класс с завтраком, завёрнутым в неё я узнала о смерти моей первой учительницы. И вновь слёзы, почти истерика и переживания. А Марии Григорьевне пришлось утешать и успокаивать меня.

Вот так на короткий отрезок моей жизни пришлись сразу две потери близких мне людей, а моя психика дала трещину.
 Училась я несмотря ни на что по-прежнему отлично, часто читала вслух ребятам в классе, по поручению учительницы и по-прежнему все очень любили эти чтения. Так что в этом отношении всё было хорошо.





                Главка 19

Близятся новые перемены в моей жизни. После похорон,через месяц, дедушка уезжает в Ригу, на полгода, но мне ничего не говорят об этом. Я узнаю об этом случайно при не очень приятных событиях.

Помимо занятий в школе, в то время младшие школьники обязаны были ещё заниматься сбором макулатуры. Дети постарше вдобавок собирали металлолом, но мы пока нет.

Нужно было принести в школу, в дни сбора не менее килограмма макулатуры. Классы соревновались, кто больше соберёт. И естественно много накладок происходило при этих сборах. Ходить по соседям и выпрашивать макулатуру было неловко и мы выходили из положения тем, что несли всё из дома.

Некоторые тащили из дому даже книги. Хорошо, что приёмкой занимались взрослые. Увидев книги, они аккуратно откладывали их в сторону, помечая кто принёс, с тем чтобы потом спросить у родителей, не нужны ли они.
Таким образом у нас брали не всё подряд.

 На книги я никогда не покушалась, книги были для меня священны, тем более, что купить хорошую книгу в те годы было трудно, на них подписывались и потом получали их по подписке, по открыткам в книжном магазине.

У нас были целые полные собрания всех классиков, полные в той мере в какой издавались, помимо разрозненных, купленных по случаю книг. Целых два больших шкафа в итоге набралось. А детские книги вообще были неприкосновенны. Ведь ещё росла Надя.

В очередной раз я, готовясь к сдаче макулатуры, перевернула всю комнату, собирая в одну стопочку обрывки бумаг, старые тетради, обертки, бумажные рваные пакеты от продуктов, в общем настоящую макулатуру. Но стопочка была жиденькой, едва ли на двести грамм. И я стала оглядываться по сторонам в поисках ещё какой-никакой бумаги.

И тут на печке в нише я увидела целую кипу старых пожелтевших газет. Они лежали все полуистлевшие, покрытые толстым слоем пыли и выглядели ненужным хламом. Я решила, что это то, что нужно. Подставила на импровизированный стол табурет, на него взгромоздила маленькую скамеечку и достала газеты.

 Кажется Губернский вестник, точно не помню. Газеты дореволюционные.
Радостная я перевязала свою стопку и поволокла её в школу. Сбор и приём макулатуры проводился после уроков, до пяти вечера. Так что меня это вполне устраивало. Стопка, я взяла не все газеты, а примерно половину, потянула на три килограмма, надо ли говорить о моей радости. И ещё я радовалась, что на следующий раз у меня опять есть бумага.

Отчим на тот момент, был в городе, а не в командировке. Это и послужило ко всему плохому, что после произошло.

Газет хватились не сразу. Дня через три, когда всю макулатуру давно увезли из школы. Баба Лиза завела разговор с отцом о том, что у неё пропали ценные для неё подшивки газет и при этом с прищуром посмотрела на меня. Полагаю она прекрасно знала, кто взял газеты и возможно знала сразу же, просто выжидала время. Ведь она видела, как я отчищала свою одежду от испачкавшей меня пыли.

Отчим был подвыпивший, зашёл в рюмочную после работы. Вообще я не рассказала, что у них было заведено, о чём баба Лиза с первых дней предупредила мать, по выходным и праздникам, мужику обязательно необходима бутылочка. И мать эти правила приняла. А со временем он начал прикладываться к спиртному и по будням, сначала в рюмочной, а позднее и покупая себе бутылочку-другую.

Когда отчим принимал на грудь, он становился нудным, многословным и дотошным. Подозвав меня он стал проводить допрос с пристрастием и следом читать мне длинную и нудную нотацию о том, какая я тварь неблагодарная, что он взял меня из милости, одевает, кормит, а я плачу воровством.

Многого из того, что он говорил, я даже не понимала, но слово воровство обидело меня и я ответила, что я ничего не крала, а взяла старую макулатуру. В общем долго пересказывать нечего, итогом было то, что он считая, что я надерзила, решил меня проучить и налупил ремнём.

Для меня это было ударом, меня никогда не били. Нет я не кричала, я молчала, когда он меня бил и от этого он вошёл в раж и здорово перестарался. Может если бы я кричала и умоляла о прощении экзекуция прекратилась бы быстрее.

Мамы дома не было, она была на работе в вечернюю смену, а бабка, подзудив его быстренько ретировалась к соседям, она мол не при чём, ничего не видела, ничего не знает.
Проведя со мной такую разъяснительную работу, довольный собой отчим ушёл на общую кухню, играть с мужиками в домино, там они в холодное время года частенько так проводили время.

А я полежав и поревев, какое -то время на кушетке, решила, если я здесь чужая и ненужная, такой я сделала вывод из их поведения и слов, то я поеду к дедушке и буду жить там. Дедушка меня любит и не бросит.

 Надю из-за маминой посменной работы водили в суточный сад, так что её дома не было и необходимость смотреть за ней меня не тяготила.
Решившись, я быстренько собрала свой портфель, учебники для меня много значили., взяла под мышку медведя и отправилась в путь. Меня никто не остановил, хотя пара соседок видели, как я пошла.

Времени было уже немало, часов восемь вечера, автобус с посёлка Ногина, где мы тогда жили, ходил до центра по расписанию, примерно минут через сорок. Ехал он минут двадцать. То есть один и тот же автобус возил людей туда и обратно. Следовательно и водитель один и тот же.

 Без двадцати девять, автобуса пришлось ждать, я села в автобус. Так как я была младшая школьница, то имела право ехать бесплатно. Водитель только спросил меня куда я еду и я ответила, к дедушке. Более он ничего не спрашивал.

Я приехала на площадь, дошла до нашего переулка и уткнулась в запертую калитку. Если дома нет света и калитка заперта на ключ, значит дедушки нет дома. Если он был дома, то калитку на ключ не запирал, только дом.
Гадая, где может быть дед, я пошла к тёте Зине, их подруге, у неё-то и оказались ключи. Она даже не спросила меня ни о чём, а сразу подала связку, видимо решив, что я пришла с мамой и мама послала меня за ключами, а я ничего не объясняя, поблагодарила и пошла.

 Тётя Зина ничего не заподозрила ещё и потому, что вещи свои я оставила в палисаднике,а к ней зашла с пустыми руками.
Дома было темно и холодно. Уезжая дедушка вывернул пробки , он боялся всё время, чтобы от перепадов напряжения не произошло возгорания, поэтому всегда, когда уезжал выворачивал пробки.

 О том, что дом топится печью, а я не умею ее растапливать, я даже и не помыслила. Ну что спросишь с ребенка?
Не имея возможности зажечь свет , не зная где могут лежать свечи, я решила, что мне хватит света от уличного фонаря, чтобы сориентироваться в доме.

 От холода у меня зуб на зуб не попадал, тело горело после лупки, душа болела. Мне не было страшно, я не боялась ни темноты,  ни одиночества.

Ещё в детстве бабушка объяснила мне, что если дома темно, то бояться ничего не нужно, так как с улицы меня никто не увидит, зато я увижу всех. А в доме нет ничего и никого , кто мог бы меня обидеть или испугать. Это я запомнила и страха не было.

Я забралась прямо в пальто под одеяла, сложенные стопкой на кровати ,поверх покрывала. Какое-то время ещё подрожала, но постепенно, в меру возможностей пригрелась, собственным теплом нагрев одеяла.

Я лежала и думала, что дедушка возможно поехал к дяде Юре, а завтра он вернётся и натопит печь и мне будет тепло и спокойно. Он накормит меня и мы будем жить вместе, почти ,как раньше.

А потом я стала воображать себе, что я умру от голода и холода и отчим пожалеет, что наказал меня за эти проклятые газеты. И прочую ерунду представляла я, пока не уснула.




                Главка 20

Проснулась от тепла. В комнате было светло, наступил уже день, вернее позднее утро. Горела печка ,весело потрескивая дровами. Я вскочила, ожидая увидеть дедушку, а увидела маму. Она сидела около печки и была очень грустная,но до тех пор, пока не заметила, что я проснулась.

А увидев моё пробуждение, она сделала строгое лицо и спросила меня:
- Зачем ты это сделала, почему убежала никому ничего не сказав. Как ты посмела так поступить с бабушкой и отцом. Они испереживались, куда ты пропала и почему, заявили о твоём побеге в милицию и теперь тебя поставили в милиции на учёт. Собирайся, мы едем домой и нам нужно зайти туда, с тобой хотят поговорить.

Я ответила, что никуда не поеду, а останусь жить с дедушкой. Тут мама объяснила мне, куда и как надолго уехал дедушка и что я не смогу  жить голодная и холодная, значит нужно возвращаться домой. Но я упёрлась, что лучше умру, а туда не поеду.

Пока пререкались с мамой она успела понять, что я, оттого, что спала в одежде, вся взмокла и вести меня такую на улицу нельзя. Она велела мне снять одежду, пока она что-нибудь подыщет.

И разумеется в гардеробе у дедушки она нашла мои старые вещицы, конечно уже маловатые мне.  Рубашонку и кофточку,  вполне годные, чтобы добраться до дома, под пальто не видно, главное сухо и тепло.

Мама дала их мне и велела переодеться. Совершенно не подозревая, как я могу выглядеть, я повернулась к маме спиной. Стеснялась. Я стала снимать своё платьице и рубашку, чтобы надеть тесное, но сухое.

 В тот миг, когда я всё сняла, но ещё не успела надеть другое, я услышала мамин вскрик, затем её руки сжали меня, крепко обняли и прижали к себе. Она плакала и всё повторяла:
- Прости меня, прости меня доченька.
 Мы обе наревелись обнявшись. Мама сумела меня обо всём распросить и всё равно сказала, что нам придётся ехать домой и что здесь мы оставаться не можем.

Как мама разыскала меня так быстро? Она ехала домой на том же автобусе, которым я приехала.
 Только я вышла на площади, а мама села в уже возвращавшийся автобус на Чехова. Приехав домой она застала взволнованную бабку и нервничающего отца. Не говоря ей ни слова о том, что произошло, они заявили, что я непонятно почему, не предупредив, тайком сбежала, прихватив свои вещички, как выразилась бабка.

 И что она сходила в детскую комнату милиции. Они обещали меня отыскать и провести со мной беседу. Мама не стала их слушать долго, а тут же побежала на автобусную остановку. Она сообразила, что никуда, кроме как к дедушке я поехать не могла. Запасные ключи от дедушкиного дома у неё были, мы же раньше там жили.

Уже в автобусе, а это был последний рейс, она разговорилась с водителем и он подтвердил, да была такая девочка и она сказала, что едет к дедушке. Запомнилась я ему из-за мишки, да и народу вечерами на автобусе ездило мало, тем более от конечной до конечной.
Вот так легко объяснялось, почему мама нашла меня столь быстро.

Домой мы вернулись, мама завела меня к тёте Зине, а сама пошла в комнату беседовать с отцом и бабкой. Разговор видимо был основательный, не знаю, чем пригрозила мама, но более, до отъезда на посёлок, куда нам предстояло вскоре переехать, меня не только пальцем не тронули, но даже просто ругать боялись.

Отчим снова уехал в трёхмесячную командировку, на сей раз в Ленинград, а бабка старалась большую часть времени проводить у дочери, говоря, что сидит с внуком.
Так продолжалась наша жизнь.