Запретные темы. И умирать не страшно

Артем – шатен, актер, общительный малый. Иногда снимается в сериалах, подрабатывает ведущим на свадьбах и корпоративах.

Вероника – вылитая блондинка. Пишет для разных гламурных журналов и вэбсайтов.

Римма – синий чулок. Работает биохимиком в НИИ.

Филипп – брюнет, бородач, очкарик. Пишет диссертацию по истории, работает ночным сторожем.

Познакомились в застрявшем поезде. Решили встречаться каждый вторник в кафе и обсуждать темы, на которые не принято говорить с друзьями и коллегами.


Вечер третий. И умирать не (так) страшно.

 - Уважаемые друзья, все мы с восхищением наблюдаем, как Римма отпивает глоток облепихового чая, и с горячим нетерпением ждем, когда она объявит тему нашей сегодняшней дискуссии!
Ну как, чувствуется что я иногда халтурю тамадой на свадьбе? – Артем обогрел окружающих широкой улыбкой. – Кстати, само по себе тамадинство, а еще хуже – свадьбы, потрясающая тема для дискуссии. Застолблю-ка я их для себя-любимого, когда грянет мой черед! А сегодня мы все внимательно и пристально взираем на Римму и ждем, и ждем!

- Засмущал ты девушку, Артем! Она уже и тему забыла.

Римма, действительно, покраснела, возможно от горячего чая. Слегка отдышавшись, она возразила, - Нет, я не забыла, просто дыхание перехватило слегка. Кисловатый сегодня, наверное, сахара меньше положили, чем в прошлый раз. А тему я выбрала простую… Или не простую, но из Эклезиаста:
“Не говори: ”Отчего это прежние дни были лучше нынешних?”, потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом”.   

- Элементарно! – обрадовалась Ника. - “Раньше не было лучше, раньше мы были моложе”, - это всем известно.

- Да это так, - Филипп откашлялся и поправил шарф, который закрывал шею. – Но Эклезиаст называет сие глупостью. И, вероятно, правильно делает. Пожилые люди в наше время могут общаться по интернету, обмениваться, я не знаю, советами, рецептами, вести свою страничку, где они могут делиться всем тем, что для них дорого. Стиральная машина замачивает, выстирывает и отжимает белье. Пылесос избавляет от необходимости ползать под столом с тряпкой. У некоторых есть личные авто. Но они все равно талдычат, что раньше было гораздо лучше. В чем дело?

- Неуютно! – Артем поднес кукурузный чипс ко рту, но не решился съесть, а стал рассматривать его как коллекционер сухую бабочку. – Среди всей этой бытовой техники и нагрянувших недавно гаджетов им неуютно. Хочется в избу за струганный стол, так что ли?

- Мы опять приходим к универсальному: “не лучше, а моложе”, - напомнила Ника. - В избе было детство. Без забот, без страха за то, что ты не готов к завтра. С родительской защитой…

- Когда жизнь кажется неимоверно длинной, просто нескончаемой и прочее. Но у тебя должно быть свое мнение, Римма! – сказал Филипп. – Выручай, мы не смогли придумать ничего нового.

Девушка с темно-синими глазами, в синем свитере, с манерами и внешностью, соответствующим расхожему представлению о чулках того же цвета, привычно, слегка смутилась перед тем, как начать говорить.
- Я, наверное, тоже не скажу ничего нового. Просто, когда я думала над фразой из Эклезиаста, мне пришло в голову…, что это милость Божья. То, что, как правильно заметил Артем, старшему поколению всегда неуютно жить в мире, который их окружает, помогает справляться со страхом смерти. Представьте, если бы все вокруг оставалось таким же, как в их прекрасном детстве. Это все равно, что умирать молодым. Из дома, где играют плохую музыку, разговаривают на отвратительном жаргоне, подают дурно пахнущую еду, обитатели которого безвкусно одеты и причесаны – уходить значительно легче, чем из салона твоей бабушки-графини или из рубленной избушки доброго деда-крестьянина.

- Тогда поколение наших родителей – счастливейшее среди рода человеческого! – воскликнул Артем. – Не было в истории такого десяти, или максимум двадцатилетия, когда жизнь менялась бы так быстро.

- А как насчет нас? – отозвалась Ника. – Нам тоже повезет?

- Это зависит от Микрософта и Apple, - засмеялся Артем. – Наше счастье в их руках.

- Еще Самсунг может помочь, - закончил шутку Филипп не слишком веселым голосом.

Над столиком отчего-то, как говорят, повисла тишина. Даже какая-то грусть. У Ники вообще заблестели глаза. Сквозь мерцающие соленые линзы она пыталась достучаться до взоров остальных собеседников, ища поддержи. Но мужчины смотрели по сторонам, а Римма, как обычно, разглядывала рукава своего лазурного свитера.