Гадёныш

Гадёныш
https://ficbook.net/readfic/5447273

Направленность: Джен
Автор: Льлес (https://ficbook.net/authors/388611)
Фэндом: Смирнов Сергей Сергеевич «Брестская крепость»
Основные персонажи: Пётр Клыпа
Рейтинг: R
Жанры: Психология, Исторические эпохи, Пропущенная сцена

Размер: Драббл, 10 страниц
Кол-во частей: 2
Статус: закончен

Описание:
Всё было чинно. Пленные вели себя, как и положено пленным. Пока вдруг...

Посвящение:
героям
тем, без подвига которых нас не было бы

Примечания автора:
Хочу про то же самое, но лучше.

По мотивам реального эпизода из документальной книги Смирнова "Брестская крепость".
Ненависть и презрение
***

Он любил свою профессию. Своё дело.
Своё дело — это самое важное для мужчины.
Даже важнее семьи. Потому что дело даёт и средства на содержание семьи. Без дела какая семья может быть.

А в эти дни его дело стало особо важным.
Таким важным, что просто дело стало ощущаться уже как миссия. Даже Миссия.

Ведь он запечатлевал поистине великие моменты.
Он был летописцем.

Он сохранял для потомков свидетельства героизма и величия их предков. То есть его поколения.
И свидетельства эти — бесценны.

Нет, это не просто великие моменты.
Это моменты грандиозных перемен.
Это летопись наступления новой эпохи.
Это хроники новой эпохи.

Его свидетельства лягут на полки вместе с другими плёнками других кинооператоров.
В священных Хранилищах хроники.

Как же ему повезло, что он выбрал такую почётную профессию кинооператора.

Вот и сейчас он снимает колонну пленных.
Пленных, которые пленниками из-за того, что они ничтожества.
Настолько ничтожные, что трудно поверить, что они воображают, будто они тоже люди.

Пфф. Убогие. Они просто не знают истинных людей.
Тогда сразу поняли бы разницу между людьми и недолюдьми.
Ну ничего, скоро поймут. Когда поближе познакомятся с настоящими людьми его соратников.

Он внимательно всматривался в тех, кого мог называть только существами.
Чтобы снова и снова проверить свои впечатления.

И понимал, что они в самом деле ничтожества, как ему и говорили.
В самом деле недостойные считаться людьми, в отличие от него и его товарищей.

Они вызывали у него только чувство… брезгливости.
Да, это самое подходящее слово.

Они были поистине жалкими.
И вызывали вовсе не жалость и сочувствие, которые естественным образом возникают в адрес людей.
Тех настоящих достойных людей

А эти…
Оборванные, голодные, слабые,.
Хнычущие детёныши, худые подростки, самки.
Самки врага.
Пока ещё врага.
Но врага слабого, а потому недостойного называться врагом.
Скорее просто противник. Который скоро сдастся.

Он с брезгливой опаской против своей воли всматривался женщин. То есть в самок конечно.
Наблюдая за своими чувствами при этом.

О нет, ни одна не казалось ему достойной стать его женой.
Даже думать о таком неприятно.

Хотя… вынужден признать, что некоторые совсем юные самки почти бывшего врага вполне могли бы устроить его в качестве одноразового материала, если бы приспичило.
Но только если очень уж сильно.
Да и то… лучше без этого.
Не для этих ничтожеств его достоинства.
И он не хотел бы пачкать себя прикосновениями к ним.

Так что он старался сосредоточиться на доказательствах отвратительности этих существ.
Ну или совсем не замечать самок.

Лучше обратить внимание на детёнышей.
Или подростков.

Хоть они и вызывали у него неприязнь.
Он вообще не очень-то любил детей.
И признавал только значение детей в качестве будущих взрослых, продолжателей

А эти ещё и… дети врага.
Конкуренты.
Те, кто занимает место, которое должны занять его потомки и потомки его товарищей.

Вообще отвернулся бы.
Но нельзя. Надо потерпеть.
Он должен снимать на плёнку всё наблюдаемое.
Ради дела можно и пренебречь своим отвращением к пленным.

Его камера остановилась над одной из подростков.
Совсем худенький. Измождённый.

Да, хорошие будут кадры с этим заморышем.
Воплощение ничтожества врага.
Свидетельство поверженности врага.

Весь в синяках, в грязи.
Где же этот недоросток так извозюкался?
Ну да свинья всегда грязь найдёт.
А то, что и этот русский — свинья, и так ясно.
Все они свиньи.
Он ни одного чистого русского ещё не встречал.
Дикари же, что с них взять.

И весь в следах крови.
Да, хорошие кадры.

Он ранен?
Хотя раз сам идёт — значит, не смертельно.
Заживёт. И для работ сгодится. Если не сдохнет по дороге.

Так, надо бы этому заморышу посмотреть в камеру.
Надо запечатлеть его затравленный взгляд.

Но как это устроить?
Обращаться к нему не хочется.
Да он и не поймёт наверное чужого языка.
Эти необразованные варвары не знают же языков, кроме своего дикарского языка.
Он и сам не знает других языков. Но это другое дело. Его-то язык — самый-самый. Так что ему другие и не надо.

***

Вдруг случилось маленькое чудо.
Заморыш сам повернулся к камере.

И оператор тут же радостно сосредоточился на запечатлевании.
Словно его сосредоточенность способствует качеству записи.

Последующее было настолько неожиданным, что оператор сначала не понял, что происходит.
Понятно было лишь то, что что-то пошло не так.
Да и то не сразу.

А когда понял, его возмущению и изумлению не было предела.

Как, он, посмел.
Этот… этот… этот недоросток.
Дрянь.
Тварь.
Ничтожество.

Такие кадры испортил!

Где, спрашивается, затравленный взгляд измождённого подростка?!
Откуда взгляд такой силы?
Откуда о взгляде такая сила ненависти, такая готовность к борьбе?

На кого он, щенок, ненависть направил?
На него? Или на них всех? На настоящих людей?

Оооо… Ему нет прощения.

И мало того что взгляд.
Он… он… он показал кулак.
Да, свой жалкий детский кулак.

Это было бы смешно и жалко.
Если бы… если бы не что-то такое, что мешало смеяться.

О нет. Это всё же не смешно.
Даже совсем не смешно.

Этот мелкий гадёныш явно воображает, что может сражаться.
Да, сражаться.
Он явно готов бороться.

Придурок. Он просто придурок.
С кем бороться? Со взрослыми? С мужчинами?
С отборными представителями великих?

И всё же наглость должна была быть наказана.
Гадёныш должен был понести наказание за то, что испортил кадры.

***

Но пока оператор соображал и переживал, дрожа от возмущения, более близко стоявший к мальчику солдат, который тоже увидел его кулак, уже ударил мальчика.
Солдат тоже считал, что нет у мальчика права кулаками махать тут.
После драки кулаками не машут.

Оператор увидел, что мальчик не встаёт.
Значит, солдат хорошенько приложил наглеца.
Вот и правильно.

Может, гадёныш помер?
Туда ему и дорога.

А нет, шевельнулся. Но не встал.
Но раз заморыш не встаёт — его надо пристрелить.

Правда, тут к нему подошёл один из своих, из колонны.
Чего ему надо?
Поднимает мальчика?

Зачем? Сам же шатался от слабости.
Если совсем ослабнет, помогая пацану, — будет ещё один пристреленный.

Впрочем, может, этот мужчина — отец мальчика?
Тогда понятно. Примитивные низменные инстинкты заботы потомстве.

Хотя совсем не похож на отца.
Ну или знакомый тогда.

Вот пошёл. Шатается ещё больше.
Ну-ну, иди.
Долго ли ты так пройдёшь, юродивый.
Дался тебе этот заморыш.

Ууу… мало ему всё же досталось.
За то, что кадры испортил, надо было сразу совсем прибить.

Оператор всё не мог успокоиться и раздумывал, не пойти ли добить мальчика.

Но чувство долга удерживало его у камеры.
И он решил, что можно и позже разыскать мальчика и таки добить.

Спроса за него не будет. Всё равно не жилец.
Хилый, тщедушный. Только дурости много.

***

Затерялся малец. Не удалось его найти оператору сразу.
А потом и вовсе пропал будто.

Оператор, правда, ни шибко уж искал.
Так… больше под настроение.
Когда просыпался от сна, в котором снова видел этот взгляд и кулак.

Ну не нравилось ему в них что-то.
И не только наглость придурочного подростка, не понимающего, что нарывается на смерть.
Или понимающего, но всё равно нарывающегося.

Было что-то ещё.
Подросток словно воображал себя сильным.
И его уверенность в себе и своих силах немного шатала чувство превосходства в операторе.

Оператор нервничал.
О нет, немного. Совсем не много.

Но ему казалось, что лучше будет найти и прибить малолетнего гада.
Найти и прибить.
Найти и прибить.
Найти.
Прибить.
Гада.

От греха подальше.
Так спокойнее будет.

Днём ему и так спокойно было.
Это только по ночам иногда кошки скребли на душе. Немного.

От того взгляда. Червяк червяком.
И вдруг такой взгляд.

Непорядок. Откуда в нём это?
Эта… сила. Да, это всё же сила.
Пусть от дурости и глупости, от непонимания.
Но сила.

Словно это был взгляд не заморенного подростка, а…
А кого?
Мужчины? Врага? Достойного врага?
С… сверхчеловека???

Да нет. Не может быть.
Какой уж там сверхчеловек.
Когда еле живой.

Но взгляд не давал покоя.
И чем больше проходило времени — тем больше.

Всё сильнее были сожаления, что не сильно старательно искал гада.
Надо было всё перерыть, но найти.

Надо было командованию объяснить, что надо найти гада.
Что надо приказать пленным выдать пацана.
И пригрозить, что всех расстреляют, если не выдадут пацана, если не найдут.

Надо было даже показать командованию испорченные кадры с кулаком заморыша.
Может, они тоже поняли бы угрозу.

Хм… угрозу?.. Да, может и угрозу.
Даже если это намёк на угрозу — надо его ликвидировать.

Но может и не вняли бы.
И не позволили бы расстреливать пленных ради поиска одного пацана.
Пацан для командования — пустое место.
А пленные — ценный трудовой ресурс.


***
Любовь и уважение
***

Шли месяцы.
Затем годы.
Прошёл и сорок пятый.

Оператор всё больше для себя убеждался, что его предчувствия были не ошибочными.
Он снова и снова пересматривал кадры с кулаком.
И наконец прочитал смысл взгляда.

Да, это был взгляд не заморыша.
Это был взгляд мужчины.
Взгляд сына своего народа.
Да, ослабленного и раненого.
Да, застигнутого врасплох.
Да, голодного и грязного.
Но не потерявшего воли к жизни и готовности защищать свою жизнь.
И главное — не потерявшего СИЛ защищать свою жизнь.

В этом взгляде мальчика, полном внутренней силы, на мгновение полыхнула сила всего его народа…

А может… а может, мальчик был вроде талисмана своего народа?
И проводником к силе и стойкости, неутомимости и выносливости?

Теперь уже не узнать.
Да и нужно ли?

Одно только любопытно — а если бы он тогда прибил мальчика или если бы того не поднял и не понёс мужчина из колонны — удалось бы тогда выиграть войну или нет?

Хотя… уже и непонятно — надо ли было вообще воевать с этими русскими.
Если они оказались не ничтожествами, а такими героями, что их зауважали даже немцы… ради чего тогда с ними воевали?

Почему не попробовали дружить? Русские ведь никого ещё не кидали. Дружить с ними выгодно…

***

Через много-много лет оператор прочитал документальную книгу писателя, историка, фронтовика, снайпера и артиллериста — эс эс Смирнова.
О защитниках Брестской крепости.
В общем-то, именно из этой книги о героической эпопее крепости узнали и сами русские.

И неожиданно оператор узнал, кем был тот заморыш-недоросток-гадёныш-придурок, испортивший ему кадры.

Оказалось, что это был не простой пацан.
А один из участников обороны Брестской крепости.
Сирота и сын полка, трубач и барабанщик.
Но главное — боец, на равных сражавшийся со взрослыми бойцами.
Спасший многим из них жизнь благодаря своей способности пролезть там, где не может взрослый.
А главное — благодаря смелости.
Мальчик, который вступил в сражение, едва пришёл в себя после контузии и неожиданности при нападении на крепость.
Мальчик, который своим примером вдохновлял и поддерживал взрослых.

Который ещё и песенки пел и всегда был в отличном настроении.
Может, он всё же слегка придурок? Блаженный какой-то.
Носил детям воду под огнём и выстрелами.
Отдававший последнее ближним.

Ах, если бы он, оператор, мог знать это раньше.
Если бы он был знаком с этим мальчиком до войны.
С такими русскими мальчиками вообще.

Захотел бы он тогда воевать с русскими?
Стал бы он тогда читать их ничтожествами и свиньями?

Или считал бы большой честью быть их другом?

Впрочем, а что ему мешало и до войны читать литературу русских?
Там же про них всё написано.

Теперь он её прочитал.
Хотя теперь слегка поздно.

И кстати…
Русские книги он читает на языке оригинала.
Он всё же выучил второй язык.
Русский.
И больше не считает этот язык дикарским.

А их главный писатель Пушкин вообще чем-то напоминает ему его любимого немца Моцарта.
Кстати, Моцарт вряд ли одобрил бы то, что он участвовал в войне.
И то, что он хотел убить этого маленького трубача.

Нехорошо как-то получилось.
Только почему он раньше не подумал о том, одобрит ли войну Моцарт?

Петя. Того трубача зовут Петей.
Пётр Клыпа.
Он давно взрослый человека.

И с ним можно встретиться, если сильно захотеть.
Говорят, что он очень добрый.
И что русские без ненависти общаются с немцами.
Хоть и всё помнят.
Помнят, что немцы убили их… знакомых.

Но пока что-то мешает.
Да и зачем с ним встречаться?
Что он ему скажет?
О чём спросит?

Хотя почему-то очень, очень хочется просто снова посмотреть в его глаза.
И снова увидеть в них ту Силу.

Тогда она возмутила и — теперь можно себе не врать — изрядно напугала.
А теперь-то ясно, что бояться нечего.

Русские не злопамятны.
Даже слишком.
Это плохо для них.
Их часто хотят обмануть.
А русские доверчивы. И тоже слишком.

Из-за этого с ними случаются беды.
И хотя им удаётся потом отбиться, но ведь и погибнуть успевают многие.
Причём самые героические.
Это большая потеря.

Оператору казалось, что он сам стал немного русским.
И ему было неуютно, когда он видел, что русских обвиняют несправедливо в том, в чём нет их вины.
Их снова обвиняли во всех грехах.
Пренебрегая здравым смыслом. Перевирая факты. Фабрикуя факты.
Его чувство справедливости восставало.

Он-то знает, как было. Сам видел.
Знает, как строго запрещали русским обижать немецкое население в Германии.
И как строго наказывали ослушавшихся приказов.

Помнит (да, он снимал и это на камеру), что русские с большим трудом, но старались накормить население.
Шокированное щедростью и великодушием.
И сражённое ими больше, чем силой и победоносностью.

Но эта правда никого не интересовала. Потому что снова стремились наврать, что русские злые.

И снова находились те, кто поддавался на этот обман так же, как когда-то и он.
Что он может с этим сделать?
Разве что рассказать знакомым то, что помнит.

В любом случае сам он на обман больше не поддастся.
И может быть даже всё же посетит страну русских.

И снимет на свою камеру то, что важно.
Детей.
Простые дома.
Непритязательность и неприхотливость.
И звёздочки на каждом деревенском доме.

Те, про которые ему рассказывал один знакомый.
Поражённый тем, что в России почти на каждом доме звёздочка.
При том, что звёздочки эти означают, что в доме живёт ветеран.
Что этого дома кто-то уходил сражаться.
Как минимум один мужчина.

Он виноват перед ними.
Так как он участвовал в том, что принесло им неисцелимое непоправимое горе.

И поэтому не имеет право навязываться им в друзья.
Даже если они сами готовы считать его другом.

Но он может попробовать помочь им.
Защитить их. Так, как он умеет.
Теми способами, какие у него есть.

Он будет рассказывать про русских правду.
И просто покажет всем, какие они на самом деле.

Чтобы никто не поддался обману так, как когда-то поддался он.
И не посчитал ничтожествами, недостойными жизни и дружбы, этих прекрасных героических людей.
Чтобы трагедии не повторялись.

***