Человек из глины. Часть вторая. Два облака

Глава 4

Все началось, когда мне было 22 года. Я был молодой, привлекательный студент. Подтянутый, умный, голубоглазый и с красивой прической. Я обожал свой светло-русый цвет волос. Бывший студент медицинского университета им. И. П. Павлова в Санкт-Петербурге. Не знаю, зачем я вообще решил там учиться. Я родился и вырос в Москве, и прописка у меня Московская, причем в центре города в районе Таганки — старой Москвы. Да, я с детства хотел быть врачом, но, по идее, я мог пойти и в московский университет. Возможно, имя и статус все решили.
Я поступил в университет в 2005 году. Думаю, ни для кого не секрет, что учеба в медицинском куда дольше и сложнее, чем на технической или гуманитарной специальности. И базовое обучение без интернатуры составляет 6 лет. Я проучился всего лишь 4. Дальше не смог тянуть. Меня отчислили. Ну, не совсем. Это я загнул… Я взял академический отпуск. Годик погуляю, отдохну, соберусь с силами и снова поступлю на 4 курс. Потому что заново поступать в медицинский — я этого не вынес бы. И если я не сдам экзамены со второго раза после перерыва, я брошу эту затею. Это не рационально. «Зачем делать то, что не выгодно или несет вред?» — вот мой девиз!
За эти 4 года Питер мне конкретно надоел. Я бы не сказал, что это вонючий и мерзкий город сырости и угрюмости. Нет, город, как город. Со своими плюсами и минусами. Просто он мне приелся. Я хотел снова увидеться с семьей: родителями и сестрой. Как же я по ним скучал! Хотя, запах сырости меня тоже начал выводить из себя. Ну, что поделать?
Сапсан — вот оно достижение железнодорожного транспорта на 2009 год! Буквально в июле месяце был запущен демонстративный рейс из Москвы в Санкт-Петербург. А к середине сентября он стал обычным видом передвижения между двумя столицами. Если не это чудо техники, я бы умер от болтовни своего друга. Да, со мной поехал мой товарищ с института. Кирилл Соболев бывший студент того же ВУЗа. Правда, его отчислили еще в том году. А тот и не думал снова поступать. Казалось, что студенчество его не интересовало. Он поступил, как говорят, «чисто для прикола». Этот коренной Питерец был жутким занудой. И, по иронии судьбы, этот человек стал моим первым другом в этом городе, и я дико боялся, что все жители Питера такие! Ах да, зачем он поехал со мной? Он хотел найти себе подружку. Видимо, в Питере ему уже все девушки отказали.
Мы приехали на Ленинградский вокзал. И в тот же момент у меня появились проблемы. Площадь трех вокзалов. Зловоние этого места хуже, чем у Питерской канализации. Грязь и черный рынок. Казалось, что это место было сборищем всех отбросов Москвы, а из местных бомжей можно было организовать целую армию ополчения. Кирилл не мог пойти со мной дальше. Ведь меня ждала семья. Хоть и квартира была трехкомнатной, и, теоретически, можно было найти место на ночлег Кириллу, моя семья этого бы не сделала. Они вообще не любили гостей. Так что, он отправился искать гостиницу. Перед расставанием я ему дал один очень ценный совет: не покупать шаурму на вокзалах и подземных переходах. Только наземные ларьки у метро! Вот что, а в плане шаурмы Петербург выигрывает.
Я соскучился по московскому метро и выбрал длинный маршрут: сел на Комсомолке и поехал до Лубянки, там сделал переход на Кузнецкий мост и по прямой до Таганки! Никогда не забуду этот маршрут. Точно так же, но в другую сторону, я ехал, когда уезжал в Санкт-Петербург на учебу. Я не предупреждал своих, что приеду. Хотел сделать им сюрприз. Так и получилось. Дверь открыла мать. Она была очень рада меня видеть. Даже заплакала и полезла обнимать через порог. Людмила Наумова хорошая женщина, жена и мать. Кареглазая, слегка полная и невысокого роста. Как я её помню, она постоянно носила фартук дома. Ей было 50 лет. Юбилей был буквально неделю назад. К сожалению, я не мог приехать раньше, чтобы быть в этот день с ней.
Не успел я раздеться, как меня сразу поймала Надя — моя младшая сестра. Всего расцеловала и начала хвастаться, как та поступила в Плехановскую Академию на экономику. Да, Плешка тогда была хорошим ВУЗом. Разница между нами была всего лишь 4 года. Ей исполнилось 18 этим летом. Смышленая и симпатичная девушка с темно-русыми волосами и карими глазами. Да, наш папа был темноволосым, а мать светленькая. Хотя лицо и глаза были от мамы. И характер её. Но в большей степени, она была папина дочка.
Они обе подхватили меня за руки, и повели к отцу. Наумов Дмитрий. Коренастый мужчина, несмотря на свои 55, выглядел весьма здоровым и мощным. Хотя, оказывается, он уже как год болел. Даже его яркие голубые глаза стали более серыми. Постоянный кашель. Бронхит, скорее всего. Да, я же медик и не могу определить диагноз… Позор! Когда он был молодым, тот служил в армии. Еще тот был вояка. Даже умудрился побывать в Афганистане. И оттуда у него заметная травма — отсутствие 2 пальцев на левой руке: мизинца и безымянного. Он хотел участвовать и в Чеченском конфликте, но растущие дети и семья в целом его держали. И в армии он очень много курил. Прекратил лишь тогда, когда мне было порядка 7 лет. У него уже была седина. Только его усы оставались все такими же черными, как уголь.
Он сидел в кресле, упершись взглядом в телевизор. Папа даже не сразу заметил, что я пришел. А когда обратил внимание, сухо сказал: «А, ну привет. Есть будешь? Мать наложит». Может показаться, что это было грубо, но я знал, что отец любит меня. Просто он человек старой, военной закалки. Такие, как он обычно не показывают своих чувств. В общем, как и сказал отец, мать положила — я пошел есть.
Мы все вместе сидели за столом. Было время обеда. Слово за слово, отец решил меня спросить:
— В армию не собираешься? — промычал он, не отрываясь от тарелки.
— Нет, я взял себе академический отпуск. Через год уеду назад в Санкт-Петербург, пересдавать экзамены и, если все нормально, идти на интернатуру, — ответил я ему серьезно.
— Напомни, на кого ты учишься? — продолжил отец.
— Генная инженерия, — произнес я с гордость. Но, внезапно, настроение отца изменилось.
— Ты хоть знаешь, как в Советское время называли эту вашу генетику? Буржуазная лженаука! — закричал он, стукнув кулаком об стол. После чего продолжил, — Генетика — это мертвая и лживая наука! Чего вы добьетесь ей? Все заложено природой и Богом! Человеку не изменить это.
Да, отец был еще верующим человеком. Больше, чем мать. И генная инженерия оказалась антагонистичной для него темой. Но я все же ответил ему:
— Речь не идет об изменении природы человека. А о её усовершенствовании. Человек — это уравнение, код, набор генов. Если мы сможем решить это уравнение и узнать код, мы сможем построить его гены так, чтобы этот «новый» человек был куда более совершенным. Это более рационально, чем верить в незыблемость природы или то, что первый человек был создан Богом из глины, — ответил я сдержано, без доли сомнений в своих словах. И если бы не мать, мы с отцом поубивали друг друга.
…
Прошел месяц с того дня, как я приехал в Москву. Я просто гулял, сидел в интернете и даже не думал начинать учиться или искать работу. Это мне не нужно было тогда. Зачем делать то, что причинит вред моему времени? Так и проходили мои дни, если бы не один день, который все изменил. Изменил меня самого навсегда.
Я гулял в районе Марьино, когда встретил её. Я зашел в какую-то подворотню, как заметил, что какой-то черт пытается избить и ограбить молодую девушку. Казалось, что он находится в каком-то неадекватном состоянии. Половина ударов была «в молоко», а сам он издавал странные звуки и старался выхватить у нее сумку. Сама же девушка выглядела совсем юной, моложе меня. Стоило мне окликнуть того мужика и побежать в их сторону, как тот мигом сиганул прочь, словно я был каким-то вооруженным омоновцем. Когда я остановился возле девушки, я смог отчетливо разглядеть её внешность. Это была красивая девушка, которой на вид было не более 20 лет. Небольшого роста, с тонкими темно-каштановыми, почти черными, волосами по плечи, челка закрывала пол лица. У нее были пышные губы и невероятно выразительные темно-зеленые глаза, под которыми были жуткие синяки, словно та не спала уже несколько дней. Выражение её лица притягивало мой взгляд. Эта девушка будто хотела, чтобы на нее посмотрели, дабы та могла плюнуть в своего зрителя. Милое презрение окружающих и задорный скепсис мироздания. Её глаза и губы в сочетании с прямым маленьким носом словно говорили: «Мне плевать на вас». А её тонкая шея… Она дразнила меня. У нее были простые металлические сережки, причем не только в ушах, но и по одной в губе и носу. Грудь, примерно второго размера, отчетливо выпячивалась вперед, а силуэт лифчика виднелся через черную рубаху с короткими рукавами, у которой она не застегивала две последние пуговицы, поэтому можно было увидеть огромный черный металлический крест у нее на шее. Сама она была худощавой, но ее ноги были полными и, можно сказать, сочными, обтянутые рваными черными нейлоновыми колготками и прикрытые короткой юбчонкой. А на ногах у нее были грязные изношенные кеды какого-то модного тогда бреда.
Всем своим видом она напоминала неформалку. Её стиль одежды походил на образ эмо. Возможно, она была одной из них. Ну, или хотела себя за таковую считать. Не хватало только розового цвета. Его не было вообще. Я также обратил внимание на её руки. Они были порезаны и исколоты в области вен. И эти синяки, скорее всего, были результатом её увлечения. Но несмотря на все это, она казалась мне идеалом женственности и красоты. Я решил с ней заговорить:
— Что ему нужно было? — спросил я.
— Вот это, — ответила она слегка хриплым голосом, показывая на шприц, что та достала из сумки. Мои мысли подтвердились. Этот шприц был точно не для медицинских целей. Затем я продолжил:
— Ты наркоманка?
— Да. И чо? — сказала она дерзко и звонко. Её голос вмиг изменился. Он стал, как у шестнадцатилетней девчонки.
— А этот парень…
Он мой друг. Просто ему больше нельзя было, а хотелось. Вот он козлина, — продолжила та с такой интонацией, будто это была бытовая ситуация. У меня было еще много вопросов к ней:
— Сколько тебе лет?
— А ты кто такой? Какое твоё собачье дело? — начала та огрызаться и смотреть на меня таким взглядом, словно она была готова всадить этот шприц мне в шею. Да, она очень много ругалась, но это была её изюминка. Все эти детали, даже которые, по идее, должны отталкивать, лишь притягивали меня. Не успел я задать другой вопрос, как та сама же ответила, — Мне 18. И чо? А еще меня зовут Маша. Чо, доволен теперь, урод?
Эта неформалка, грубиянка, наркоманка стала моей любовью. Она же и была последняя…

Глава 5

Эта девушка… Это было глупо, но она мне понравилась. Очень. Она казалась мне такой интересной, в то время как я ей был совершенно безразличен. Я бы и дальше мог наблюдать за её мимикой, за тем, как та смотрит по сторонам, когда молчит, а затем, надув губы, направляет взор куда-то в небо. Как она поглаживает свои ноги, словно вокруг никого нет. Но вдруг та заявила:
— Слыш, подсобишь? — сказала она недовольным и грубым голосом, протягивая ко мне шприц. Я не курил и не пил. А мысль о наркотиках, тем более введении их в чужое тело — это слишком. Я решил показаться ей оригинальным. Ничего не сказав, я схватил шприц и бросил на землю, придавив тот ногой на всей силы. Он был пластиковым, поэтому никаких осколков не было. А когда я наступил, вся жидкость выплеснулась наружу.
Она не поняла моего поступка, резко изменилась в лице, её глаза стали, как у бешеного зверя. Мария схватила меня за куртку и потянула вниз. Когда я нагнулся, та со всей силы ударила меня коленом в живот. Это было достаточно больно. Я даже встал на колени. Пока я приходил в себя, та стояла надо мной и ругалась:
— Придурок! Ты чо сделал, а? Это моя доза! Это кретин себе вколол, а я еще нет! Ты мой день испортил, ублюдок!
Она так часто ругалась… Что ни слово, то брань. И какая злая! Так и казалось, что еще одна фраза, и та еще раз меня ударит или плюнет в лицо. Придя в себя, я встал, схватил её двумя руками за плечи и сказал:
— Раз я испортил твой день, то позволь я его тебе и сделаю. Только не так, как ты планировала. Хорошо? — сказал я ей, пытаясь улыбаться, но при этом не показаться идиотом. На удивление, она немного посмотрела в сторону, подула губы, после чего согласилась:
— Ну давай, покажи что можешь! — сказала она и резко схватила меня за руку. Её рука… Она была холодной, как лед…
Марьино было не лучшим местом для свидания. Как ни крути, а это бывшая московская свалка. Каким образом тут образовался жилой район — тайна для меня. Мы сели в метро, сделали пересадку на Чистые пруды и доехали до Охотного Ряда. Удивительно, она так просто согласилась поехать с незнакомым мужчиной в центр города… Она либо наивная, либо глупая. Так я думал тогда. Мы зашли в одну кафешку на Тверской. Мы взяли по латте и пирожному. Я — шоколадное, а она — малиновое. На все про все — около двух штук потратил. Слово за слово, мы начали находить общий язык:
— Так, значит, тебе 18? — я начал первым.
— Угу, — промычала она с набитым ртом.
— Ты учишься?
— Неа, мне это не интересно. Я окончила школу, мне этого достаточно, — она ответила так, будто это уже было для нее гордостью. Занятно, за все свидание та ни разу больше не ругнулась. Я решил узнать о ней больше:
— Но как же образование? Мы живем во время высокой культуры и сложных технологий. Идет тенденция к массовому бакалавриату. Образование… — не успел я закончить, как Маша меня перебила:
— Ой, все, заткнись! Я уже поняла, что ты типо очень умный весь такой, ага. Ах да, а кто ты такой вообще? — спросила она, недоумевая. Да, за все это время они ни разу не спросила моего имени, и кто я вообще такой. Потупив глазами, я ответил:
— Ну, меня зовут Руслан. Руслан Наумов, если тебе интересно моё полное имя. Мне 22 года, я бывший студент… — я был снова прерван:
— Блин, я просто спросила твоё имя, а ты мне начал свою биографию рассказывать. Не грузи, чувак! — сказала Маша, после чего продолжила есть своё пирожное.
После мы прошлись немного по центру, снова говорили, шутили, по пути нам попался какой-то активист, который просто так раздавал шарики. Я заметил, что поведение Маши очень напоминало поведение шестнадцатилетней девчонки, которая все еще считает себя ребенком. Она смеялась, улыбалась и совсем не сдерживала себя в движениях и эмоциях. А тем временем уже стемнело. Мы решили, что этого хватит для первой встречи. Но мы оба хорошо провели время. Маша даже призналась, что мне удалось загладить свою вину.
…
Прошло полторы недели. Все это время мы с ней часто переписывались «Вконтакте» или звонили друг другу. Если говорить о её профиле соц. сети — он был мрачен. Она слушала тяжелую и депрессивную музыку, видеозаписи были полны короткими отрывками с казней преступников или убийством животных. Были еще странные артхаусные фильмы. Один такой я попытался посмотреть. Он назывался «Конструктор красного цвета»… Ничего хуже я в своей жизни не видел! Мерзкий, псевдонаучный антисоветский фильм, который у просвещенного человека может вызывать лишь чувство отвращения.
Одним утром, внезапно, она сама предлагает мне встретиться у нее на районе, добавив кучу сердечек в конце сообщения. Я приехал в Марьино. Маша ждала меня у метро. Она была подозрительно веселой: быстро и резко двигалась. Та схватила меня за руку и куда-то повела. Мы зашли в какой-то многоэтажный дом и поехали на последний этаж. А оттуда поднялись на крышу.
— Как тут классно! Посмотри! — кричала она, кружась и танцуя сама с собой. Я подозревал, что с ней, но не был уверен. Я хотел её спросить, как вдруг она быстро побежала к краю крыши. Я испугался и побежал за ней. Добежав до края, она быстро остановилась, но её туловище все еще было наклонено вперед. Если бы я не успел вовремя схватить за руку, та могла свалиться с семнадцатого этажа. Её рука… Она была все такой же холодной.
Я потянул её за руку к себе. Она повернулась и уперлась всем своим телом в моё. Тогда я и увидел, что с ней было. Я был прав: она была на приходе. Я не имею понятия, что она употребила и как много. Её глаза сверкали от счастья и дрожали, как у сумасшедшей. Только я думал на нее накричать, сказать, какая она опрометчивая дура, как та встала на цыпочки и поцеловала меня. Это было мило, но не чудесно. Да, я хотел этого. Но не так. Я хотел, чтобы это были её эмоции, а не эффект наркотической эйфории.
…
Спустя дня 3 мы снова встретились у нее на районе. На сей раз я был инициатором. Она опять была под чем-то. Я решил посмотреть, как та будет реагировать на мои дотошные вопросы в таком состоянии:
— Ты употребляла? — спросил я с серьезным выражением лица.
— Чо? Аха-ха-ха! — бессвязно ответила та, прикусив губы. А потом продолжила, -Я ококонилась. Я бабочка. Ты любишь бабочек? Я могу быть твоей ночной бабочкой. Что скажешь?
Это все было весело и круто, но я хотел видеть и слышать Марию. Я категорически ответил:
— Нет.
— Чо ты такой серьезный? Помнишь, Джокер же! Ха-ха!
— Маша, прекрати. Я сейчас скажу глупость, как мальчишка. Но я тебя люблю. И хочу тебе помочь. Ты наркоманка, ты не можешь ничего поделать с этим, раз на наши свидания приходишь под чем-то! Но мне плевать на это! Я люблю тебя такой, какая ты есть. Но пожалуйста, будь Марией со мной, а не окрыленной нимфой. Я не верю, что это ты. Ты другая, — я сказал ей, смотря в глаза. Та остолбенела. Около минуты мы стояли и ничего не говорили. Но я заметил, что её взгляд стал меняться. Словно я смог достучаться до её затуманенного рассудка. И когда приход закончился, та резко ответила:
— Уходи. Пошел вон! Сейчас же!
Так и закончилась наша вторая встреча…

Глава 6

С тех пор прошло уже около недели. Наступил ноябрь. Обычно холодный месяц в этом году был аномально теплым. Вся страна готовилась к грядущему празднику. День народного единства. С одной стороны, исторический праздник, связанный с темным прошлым страны. А с другой, это было политическое оружие против нарастающих в начале 2000-х националистических настроений.
Меня это все не волновало. Все мои мысли были в Маше. Хоть она и послала меня, я беспокоился за нее. Я не писал ей и не звонил, но каждый день проверял её страницу. Я боялся, что она что-то сделает с собой. Так и случилось. Это произошло 2 ноября. В районе 21:00 раздался звонок на мобильный. Это была Маша. По крайней мере, высветился её телефон. Но когда я подошел, я услышал мужской голос. Дрожащий, но веселый, он невнятно кричал и фыркал. Но из этих бесноватых звуков я смог расслышать, что с Машей беда, и ей нужна помощь. Я спросил адрес. Этот неадекватный идиот буквально прорычал мне свои координаты.
Опять Марьино. Тот самый дом, куда Маша меня позвала на крышу. Я поднялся на нужный этаж и позвонил в злосчастную дверь. Дверь открылась, и я увидел знакомое лицо. Это был тот самый урод, который напал на Машу в день нашего знакомства. Её так называемый «друг». Он был в ужасном состоянии: жуткие пунцовые синяки под глазами, кровь возле носа, а сам он ели стоял на ногах. Не разбираясь в чем дело, я в первую очередь напал на него. Ударил пару раз по лицу, после чего тот упал и потерял сознание. Да, я гений… Мне с такими методами только допросы свидетелей проводить!
Я прошел в дом. Какая жутка квартира… Ободранные обои, грязный пол, сломанные кровати с облеванными матрасами, какие-то детские книги, собранные в кучку, и шприцы. По всей квартире были эти чертовы шприцы и какие-то пакетики золотистого цвета. Как из-под чая. Возле одной из таких кроватей лежала Маша. Её рубаха была расстегнута по грудь, лифчик виднелся, колготки были разорваны, спокойно виднелись её розовые трусики. Так вот где был розовый цвет в её одежде… Но не суть, я боялся, что этот «друг» пытался её изнасиловать, пока те оба были на приходе. Она была без сознания, и я вызвал скорую. Все время ожидания я просидел с Машей, обнимая её. В квартире было очень холодно. Я её грел, как только мог.
Врачи приехали. Я прошел к двери. И что же я заметил. Того «друга» уже не было. Походу, он пришел в себя и убежал, пока я сидел и ждал помощь. Классный товарищ, верный друг! Мы погрузили Машу на носилки и вместе поехали в больницу. По дороге она очнулась в машине скорой. Невозможно представить, как я был рад. Уже в больнице она окончательно пришла в себя. И тогда же я узнал нечто интересное. Я рассказал всю ситуацию, и врачи решили взять у нее анализы. Хоть и результаты не были готовы, те заявили, что не похоже, чтобы та находилась под чем-то ближайшие сутки, как минимум. Но ей еще требовался отдых и уход. Машу оставили в больнице.
Утром 5 ноября я решил навестить Машу. Была минусовая температура. Но я бы не сказал, что очень холодно. Я надел новое коричневое кожаное пальто и синий шарф, потому что у меня тогда болело горло. Видимо, те посиделки на холодном полу в «мертвой» квартире дали о себе знать. Перчатки я не надел. Я их никогда не надевал. Не любил их…
Зайдя в палату, одна из врачей меня узнала и сообщила, что анализы показали, что та не была под наркотическим опьянением. Причем уже давно. Да, они заметили содержания «подозрительных» веществ у нее в крови, но я договорился с ней, чтобы те не поднимали шума из-за этого и не вызывали полицию. Все умяли. Вторая хорошая новость — над ней не совершали сексуального насилия. Я не знал, что тогда произошло, каковы были причины, но эти анализы и улыбка Маши, с которой та меня встретила, дали мне ясно понять: она меня любит.
На следующий день Машу выписали. Та предложила мне пройтись по парку, погулять. Её взгляд изменился. Он стал ярче и больше не жаждал вызова от мира. Этот взгляд говорил, что она готова принять все происходящее. Маша сказала мне, что ничего не употребляла уже неделю до событий того дня. Да, у нее была ломка, но та смогла её преодолеть. Теперь мы виделись каждый день. Во время одной из таких прогулок, когда мы сидели на скамейке, она мне сказала:
— Знаешь, у меня еще давно была одна мечта, — произнесла она, смотря в небо.
— Какая? — спросил я с любопытством.
— Я начала употреблять наркотики, когда мне было 16. Они сбили меня с пути, я потерялась в суматохе. Но до этого я хотела совсем другого, человеческого счастья, — продолжила та.
— Ну так что это? Не томи, мне же интересно, Маша! — нетерпеливо спросил я вновь.
— Руслан, я хочу создать семью. С любящим мужем рядом. И с ребенком. Если это будет мальчик, то назовем его Артемом. А если девочка — Рита. А лучше двоих! Хочу двойню! — она говорила с задором и блеском в глазах. Я даже не мог предположить, что человек, который может показаться конченным, без будущего, идущий по пути разрушения, способен иметь такую простую и святую мечту.
Наступила середина ноября. А на улице +4! Замечательно! Маша впервые пригласила меня к себе домой. Современная квартира с новой мебелью. Красивая, одним словом. Она сказала, что они с матерью раньше жили в старом доме на западе Москвы. А в начале 2000-х их дом снесли, а этот дали по программе замены жилья. Ах да, я совсем забыл! Когда та была в больнице, я смог узнать её фамилию. Мария Смирнова. Татьяна Смирнова её мать, она растила Машу в одиночку. Девочка была названа в честь бабушки. Отца Маша никогда не видела. Её мама рассказывала, что её отец бывший военный, и звали его Алексей. Кстати, о её матери, Маша много рассказывала обо мне ей. В общем, расхвалила. Мои же родители ничего не знали о моей пассии.
По идее, Маша позвала меня в дом, чтобы познакомить с её мамой. Но когда я пришел, меня никто не ждал. Ждала только комната Маши. А точнее, её кровать. Думаю, не стоит объяснять, что было дальше. А её мама так и не появилась тогда. Забавно. Я забыл про учебу, а комната Маши стала неотъемлемой частью наших последующих встреч. Ну, и как это бывает, рано или поздно случается следующее:
— Руслан! Я беременна! –сказала она мне в начале декабря.
Но все оказалось не так хорошо, как мы планировали. Да, я стал разделять её мечту. Но не такой ценой… К концу декабря было сделано УЗИ. Обычно патологии у плода можно обнаружить лишь на 9—10 неделе беременности. А тут на четвертой неделе нам заявляют, что есть 90% вероятности, что ребенок окажется неполноценным или с серьезными заболеваниями. Я, все же бывший студент медицинского ВУЗа, понимал причины. Женская яйцеклетка не восстанавливается. И её годы употребления наркотиков, причем не самых легких, дали о себе знать. Пока Маша плакала, я думал рационально. «Зачем делать то, что не выгодно или несет вред?» — вот мой девиз…
Я предложил Маше сделать аборт. Её мечта не должна быть воплощена в форме дальнейших мук. Я не хотел ребенка инвалида. Он стал бы бичом для нас обоих. Какая к черту тут мечта! Но Маша меня не слушала. Она намеревалась оставить ребенка и воспитывать его. Со мной или без меня. «Если не будет его, то и мне незачем жить!» — её слова. Вот он, ранний материнский эгоизм. Она не способна отречься от продолжения себя самой, даже если это принесет ей лишь горе. Мы очень много ругались по этому поводу. Но в результате та все решила сама…