Человек из глины. Часть четвертая. Богиня и мечта

Глава 10

Отец… Что ты задумал?
Дорога на Феодосию была по прямой. Мы же свернули направо у заброшенного монастыря и поехали в сторону моря. Дорога была извилистая, огибающая бескрайние виноградники и невысокие холмики. Красивый пейзаж и занятный. Вроде ехали сквозь леса, ночевали в тени высоких гор, а теперь эти равнины. До чего же разнообразная природа. Столько всего сочетаются вместе. Этот пейзаж даже заставил меня забыть о миссии отца и прочем.
Внезапно поля сменились снова горами. Но другими — низкими и гладкими. И их было не так много. Я отчетливо запомнил две из них. Одна гора была похожа на зуб в десне. Округленные скалы стояли на холме, а выступы на них образовывали силуэт, напоминающий человеческие лица. Другая гора скорее одинокая скала. На высоком холме, единственная острая в округе. Клык, одним словом.
Мы въехали в поселок. Маленькое местечко. Одна общая дорога с редкими ответвлениями шла прямо, вплоть до самого моря. Тогда же я заметил третью гору, которая конкретно отличалась от тех двух. Казалось, что это вообще целый хребет.
Мужик, что нас вез, сказал, это потухший вулкан Кара-Даг. Этот вулкан наполовину на суше и наполовину в море. Поэтому туда идут разнообразные экскурсии. Посоветовал посетить одну такую. Береговую территорию у вулкана местные называют биостанцией, потому что тут раньше был целый исследовательский комплекс еще в советские времена. Сейчас там есть дельфинарий и несколько музеев. Там же и пляж.
Но отец сказал свернуть направо у «котельной». Но вот что странно: я не нашел нигде никакой котельной рядом. Пару отелей и пустырь, ничего более. Но водила отлично понял, о чем он говорил. Видимо, мой отец тут далеко не в первый раз и знает особенности поселка не хуже местных. Повернув, мы проехали до шлагбаума, который не давал автомобилям заезжать на территорию набережной, и там остановились. Тогда мы и распрощались с этим старым мужиком.
Мы прошли на набережную. Просторная, с широкими пешеходными дорожками и кафешками по краям, она вела до небольшого мостика, под которым проходил сток мелкой речки, которая брала начало в горных районах Щебетовки. За мостом был небольшой рынок и несколько забегаловок, а дальше пляж. Не песчаный, каменистый. Но мне это не было сильно важно. Не дойдя до мостика, отец спросил, если у меня с собой плавки. Я ответил, что нет. Тогда мы зашли на рынок и купили мне простые плавки и плавательные очки. Отец ничего для себя не брал там. А это значит, что у него все было с собой. То есть, он планировал пойти на пляж еще до отлета. Но зачем? Для себя или для меня? Отец, что ты задумал?
Хоть и был конец мая, людей было полно на берегу. Мы едва смогли найти место, где расположиться. Я вошел в воду первым. Хоть и погода была хорошей, да и люди кругом плескались, мне вода показалась прохладной. Я долго не мог решиться пройти вперед. Пока я думал, как лучше, с «какого бока» подойти, отец просто полетел вперед, оставляя после себя брызги и небольшие волны. Не успел он зайти по пояс в воду, как тут же нырнул. И исчез. Прошло больше полминуты, а его все нет. Внезапно, я услышал его свист вдалеке. Когда я посмотрел в сторону горизонта, то увидел его голову в метрах 20 от себя. Я даже не думал, что у отца такая хорошая дыхалка.
Мы плавали более часа. Даже забрались на какое-то строение в море, похожее на высокий кирпичик. Отец сказал, что местные называют его дамбой. Давно, во времена Екатерины 2, хотели строить канатную дорогу от этого пляжа до Кара-Дага. Эта дамба одна из опор этой самой дороги. Первая стоит на берегу, две другие были взорваны и теперь затоплены в море. А дамба стала любимым местом для ныряльщиков. Правда, если спрыгнуть не с того края, можно было нарваться на острые части бывшей опоры под водой.
Все это время отец вел себя, как настоящий папа. Мне даже показалось, что он относится ко мне не как к клону, а как к своему сыну. Но все хорошее когда-нибудь кончается. Отец сказал собираться. Правда, переодевать плавки он не советовал. Я не понимал о чем он, пока тот не сказал, что мы пойдем пешком до биостанции. А пока будем идти, тело и плавки высохнут. Я нисколько не возмутился. Во-первых, это было хорошим решением, а во-вторых, я привык ходить пешком. Тем более, как я говорил раньше, погода была хорошей.
Мы отправились на биостанцию. Но сначала немного перекусили в одном из кафе на берегу. Я не посмотрел название заведения, но у них отменная пицца! Папа снова надел перчатки на руки, чтобы не привлекать внимания к рукам. Хотя, мне кажется, взрослый мужчина в перчатках и плавках привлекает больше лишних глаз. Потом вышли на главную дорогу и пошли напрямик. Занятно, что не успели мы пройти и 100 метров, как привычные отели и пустыри сменились небольшой рощей, где не было одного домика даже, кроме одного, дорога к которому шла вверх. До чего же удивительная тут природа!
По дороге, смотря на плывущие облака, я снова вспомнил ту песню, что услышал в машине. И невольно стал её напевать в полголоса:
— Летели облака, летели далеко…
— Как мамина рука, как папино трико, — начал подпевать отец. Это было очень неожиданно.
— Как рыбы-корабли, как мысли дурака, над стеклами земли летели облака. Летели облака! — затянули мы в один голос. Я обратил внимание, что когда мы пели, отец улыбался, а когда закончили, мне показалось, что у того идут слезы. Но почему?
Наконец-то мы дошли до биостанции. Тогда же я и обнаружил, что это конец. А именно, что дороги вперед, в сторону Феодосии, не было. Дальше потухший вулкан.
— Пап, а зачем мы вообще сюда пришли? Это же тупик, — любопытно и недоумевая, спросил я у него. Теперь я мог его спокойно называть папой, а не потому что так было удобнее. Да и тот стал ко мне более радушно относиться. На его лице иногда появлялась улыбка, а сам он выглядел расслабленно.
— А мы пойдем по морю, — задорно ответил он, после чего повел меня вглубь биостанции. Мы зашли в небольшой парк, который был неким подобием сада, где произрастали различные растения полуострова. Рядом с каждым кустом и цветком была табличка с краткой информацией о растении. Пока мы шли, я слышал странные звериные звуки, что исходили из невысокого здания неподалеку. Как я позже узнал, это был тот самый дельфинарий, о котором рассказывал водитель.
В результате мы вышли на причал, который был закрыт. Но это не остановило отца. Он сказал мне стоять тут, а сам ушел в располагающиеся рядом доки. Спустя 5 минут отец пришел с каким-то мужчиной, который открыл ворота причала. А затем тот же мужчина повел нас к одному из катеров. Оказалось, что это один из капитанов. Папа сказал, что тот отвезет нас до Коктебеля по морю, а там мы поймаем тачку. Мне нравилась эта идея, тем более я раньше никогда не был на корабле, даже прогулочном.
Маршрут шел мимо той части Кара-Дага, которая была в море. Внезапно я обнаружил, что капитан включает громкоговоритель и начинает что-то рассказывать о вулкане. Это была полноценная экскурсия. Я уверен, что отец ранее не раз бывал тут, а значит, эта экскурсия была только для меня. Это было так неожиданно! Я не мог поверить, что отец делает это для меня. Капитан рассказывал о названии и происхождении скал. Одна из наиболее занятных метаморфоз, созданных лавой миллионы лет назад — скала-арка «Золотые вороты». Также меня заинтересовал район Кара-Дага, который называется «Мертвый Город». Особое место, заповедная территория, куда запрещают вести экскурсии. Есть легенда, что это место проклято.
Когда мы проплыли все наиболее значимые достопримечательности вулкана, капитан отвел корабль подальше от скал и предложил мне вести. До чего же это классно! Я чувствовал себя пиратом или бравым моряком. Я не планировал идти в армию, но, если вдруг и пришлось, я бы теперь точно выбрал флот. Я управлял кораблем вплоть до зоны, находящейся под контролем морских служб Коктебеля. А значит, такая самодеятельность не часть экскурсии. Отец все это приготовил специально для меня. Когда мы подплывали к причалу, я решил спросить у отца:
— Пап, а зачем все это? Просто это все так странно. Все это время ты твердил, что я тебе никто. Да и особо ты со мной не возился. В чем дело?
— Ты чувствуешь подвох во всем этом?
— Да.
— Ну, правильно чувствуешь, — сказал отец. Это звучало так цинично, что я боялся предположить, что тот скажет дальше. Он продолжил, — После того как мы заберем Еву, мы отправимся в Питер.
— Зачем? Что нас ждет, — испуганно спросил я.
— На вас будут проводить опыты ученые проекта. Как ни крути, а вы оба — плод экспериментов. И вы должны быть в лаборатории. Я решил сделать тебе яркую программу, чтобы тебе было что вспомнить…
Мне стало страшно. Я стал бояться того, что в итоге скажет отец. Его голос и выражение лица вернулись в обычное состояние. Напряженное и угрюмое. Мы пришвартовались. Отец поднялся на причал и, не поворачиваясь ко мне лицом, закончил фразу:
— Скорее всего, ты больше не увидишь мир после того, как попадешь в лабораторию. Никогда.

Глава 11

Ты… Это реальный ты, Руслан Наумов? Ты ли тот человек, что мог полюбить пропащую душу и разделить её мечту? Или ты тот, кто готов пойти на все ради идеи нового мира, которого еще никто не видел? Что ты за человек, Руслан Наумов? Хоть я и не могу прочесть твои мысли, как бы ни старался, я чувствую, что ты много от меня скрываешь. Зачем ты отворачиваешься, когда говоришь мне такие обескураживающие вещи? Что ты задумал, Руслан Наумов?
Я мог сколько угодно гадать, кто мой отец на самом деле, но что толку в этом? Нужно было думать о том, как исправить ситуацию. Я все эти годы, все свои 15 лет рос, как человек, жил и радовался жизни, как человек. И я не приму то, что я принадлежу ему или, тем более, этим ученым, которых я никогда не видел. Я человек, а не эксперимент! Плевать, что говорит отец, правда это или нет, я не хочу думать об этом! Я должен жить дальше, а не быть заключенным опытов!
У меня уже был примерный план, как сбежать. Да, я помню, что сказал отец еще в первый день нашей встречи: «Даже не думай сбежать. У тебя не получится. Попробуй только, и я мигом заломлю тебе руку». Значит, нужно было застать его врасплох, так, чтобы у него не было возможности схватить меня. Но я не мог исполнить свой план сейчас. Еще есть Ева. Я не знаю её, наше родство формально, но я не желаю, чтобы её постигла такая учесть!
Я начал подготавливать все к побегу. Пока мы были в Коктебеле, отец предложил пойти переодеться в одинокой кабинке на набережной. Я был первым. Когда он был внутри раздевалки, я стоял рядом с вещами. Это мне и нужно было. Я стащил ключи от старой квартиры, а также от машины. Помимо того, я решил, что одна метательная звездочка мне не помешает. Я боялся, что отец обнаружил это, но я ошибался. Странно… Я думал он более осторожный. К слову о Коктебеле, мне не понравился этот курортный поселок. Уж больно тут шумно. В головах у отдыхающих сплошной шум и невнятность, пешеходные дорожки очень узкие, слишком много бесполезных ларьков и машин, что едут, буквально, в метре от тебя. Шанхай какой-то!
Мы нашли таксиста, который согласился нас отвезти до Феодосии. Я заметил, что большинство дорог, по которым мы ехали, были прямыми. Дорога на Феодосию не была исключением. Сама она проходила между каких-то полей, где было неясно, что выращивается. Спустя 30 минут мы въехали в сам городок. И до чего же он был живым! Он мне казался более светлым, чем даже Симферополь. Деловые мужчины, семьи с детьми, задорные подростки в плавках — все это смешалась на улицах Феодосии. Пестрые плакаты, яркие надписи, массивные водные горки и прочие аттракционы вызывали лишь позитивные эмоции. Городок небольшой, но очень хороший.
Но, как ни странно, мы проехали сквозь город и направились на окраины. Там уже все было не так: редкие маленькие домишки, бездорожье и животные, словно мы снова в каком-то селе. Отец попросил остановиться возле одного такого домика. Два этажа, деревянный с красной крышей — этот домик ничем не отличался от остальных. Мы спокойно зашли на участок, никакого замка не было, да и забор был низкий и «безобидный». Думаю, если этот дом захотели обокрасть, то это было бы просто. Таксист остался ждать нас.
Мы прошли за дом в небольшой садик-огород. Там уже стояла и ждала нас худощавая женщина высокого роста с короткими черными волосами. Она была одета во что-то вроде домашнего халата или легкого платья. Мне даже показалась, что эта женщина сама сшила этот наряд. Я отчетливо запомнил её крупные карие глаза и тонкие губы. Оглядевшись, я заметил, что за ней сидел мужчина в кресле качалке. Рыжий, толстый, курящий обычную сигарету.
Отец подошел к той женщине вплотную и спросил:
— Где Ева, Галя?
— Дома. Я, конечно, все понимаю, но ты бы мог и почаще нас навещать. Если бы не наш мелкий, мы бы с Павликом сошли с ума, да, Павлуша? — недовольно сказала та женщина, после чего посмотрела в сторону сидящего за ней мужчины. Тот ничего не сказал, лишь промычал в подтверждение её слов. Видимо, это был её муж.
— Приведи Еву. Этот день настал, — грозно сказал Отец.
— Ева! Иди сюда! Пришел Руслан Наумов. Этот день настал! — проорала Галина. В тот же миг к нам подбежала девчонка. На вид ей было не более 12 лет. Она была худенькая, белокурая, остроносая и с миндалевидными ярко-голубыми глазами и тонкими губами. Эта девчушка была одета в легкое платье василькового цвета с белым цветочным узором. Ева совсем не была похожа на Марию, которую описывал отец. Да и от отца в ней ничего не было, разве что голубые глаза. Она не была похожа ни на кого, кого бы я знал.
Ева стала напротив нас с отцом. Она смотрела ему прямо в глаза, не обращая внимания на меня или кого-либо еще.
— Здравствуйте, Руслан, — произнесла она едва слышно. У нее был тонкий и спокойный голос.
— Здравствуй, Ева, — сказал отец, после чего добавил, — Этот день настал. Идем.
— Хорошо, — кратко, без нотки сомнения, ответила она. Я не мог понять. Знает ли Ева о том, что будет дальше? Все кажется так, что да. Но почему она такая спокойная? Когда она говорила, она была похожа больше не робота, чем на живого человека. Тем временем отец взял Еву за руку и повел за собой. Я остался на месте, потому что был шокирован безразличием её приемных родителей. Я не выдержал и возмутился:
— Как вы можете так спокойно отдавать свою дочь, хоть и неродную, этому человеку? Вы хоть знаете, что с ней будет? — гневно сказал я. От моего вопроса Отец и Ева остановились и обернулись в мою сторону.
— Да знаем. И что дальше? Она не человек. И она сама это знает. Руслан, кто этот парень вообще? Твой сын? Я не помню, чтобы у тебя был сын, — хриплым голосом ответила Галина, после чего закурила.
— Не обращай на него внимания, Галя. Ева, пошли дальше. Нас ждут в лаборатории уже через 3 дня, — резко сказал отец, после чего снова отвернулся и пошел в сторону ждущего такси.
Я до сих пор не мог принять этого равнодушия. Это было слишком дико для меня. Я попытался услышать мысли этих людей, но там не было ничего, кроме фраз в стиле «Наконец-то окупилась». Я не понимал о чем они, но скорее всего, отец заплатил этой паре немалые деньги, чтобы те содержали и относительно заботились о Еве. Что касается её самой, я не смог прочесть её мысли. Ни единого шума, прямо как с отцом. Она не дает мне этого сделать или я сам не могу? Но каковы причины? Нет… Я не о том думаю! Ева… Она же просто испугана, да? Она же не может сама так на все согласиться. Думаю, момент настал. Ева держится за его левую руку. Я не знаю, насколько она крепка, но, надеюсь, у меня получится. Но что дальше? Куда бежать? Нет, все не то!
Я бы и дальше думал над этим, как вдруг Ева, не поворачиваясь, сказала:
— Не осуждай их. Это был их единственный выход. Я все знаю, я все чувствую. Я в курсе, что будет дальше, и я готова. Пошли, Артем.
Не могу поверить… Я не смог, а она… Она читает мои мысли. Она смогла! Значит, она вправду девочка-Богиня? Невероятно. Внезапно в голове я услышал её голос. Ева кратко ответила мне: «Да».

Мама…

Глава 12

Мы дошли до машины. Отец сел на переднее сидение, мы с Евой расположились сзади. Отец сказал таксисту: «На Симферополь», после чего не произнес ни слова за всю поездку. Как и мы с Евой. Но нам и не нужно было. Раз та может читать мои мысли и передавать свои слова прямо мне в голову, то наша устная речь была бесполезна. Таким образом, мы могли переговариваться так, чтобы отец нас не слышал. Я начал первым наш, лишенный эмоций, разговор:
— Так ты все знаешь?
— Да.
— Тогда почему ты так спокойно это все воспринимаешь?
— А почему ты так все принимаешь близко к сердцу?
Я не мог понять, что хочет сказать Ева. Мне вообще её отношение ко всему казалось неживым и неестественным. Только я хотел ответить ей, как та спросила:
— Почему ты злишься на своего отца?
— А почему бы мне и не злиться? Он обманывал меня! Он отнял мою жизнь и втянул в историю с этим чертовым проектом! Он хочет заточить меня навсегда в лаборатории, как какого-то подопытного кролика! Он…
— Он заботится о тебе. Ты еще не понимаешь этого, но он все делает ради твоего блага. Я чувствую то, что чувствует он.
— И что же он хочет и чувствует?
— Ты его клон. Ты его копия, часть его. Ты должен понять это сам.
— Я не клон! Я человек! Настоящий, не проекция кого-то другого! Я жил, как человек, рос, как человек, и радовался жизни, как человек! Не говори, что он заботится обо мне, поэтому хочет изолировать меня от мира!
— Нет. Я не так сказала. Ты меня не понимаешь. Я не говорила, что клон — это не человек. И всякий человек — это проекция своих родителей. И никто не отрицает, что ты человек. Даже он. Ты просто не понимаешь своего отца. Ты не умеешь читать между строк.
Видимо, я погорячился, когда сказал, что наш вербальный разговор был лишен эмоций. Ну, отчасти. Я был взбешен и отказывался понимать и принимать все, что происходит. А Ева, она… Она будто знает все наперед. Ей известно то, что не знаю я? Такая же ли она, как и я? Она Бог. Но мы оба клоны Руслана Наумова. Мы часть его тела. Связывает ли нас это? Не знаю… Но почему-то, когда я смотрю в её голубые глаза и слышу её спокойную речь… Я хочу назвать её своей мамой. Спустя пару минут я спросил у Евы:
— А что чувствуешь ты, когда заглядываешь внутрь моего отца?
— Холод, — ответила она вслух, но никто из впередисидящих не обратил на это внимание. Даже не обернулись…
Мы доехали до Симферополя, когда уже было темно. И на сей раз, как ни странно, отец решил пойти ночевать в отель. Причем не самый дешевый. Это все из-за Евы, она любимица отца. Да, а та еще говорит, что тот заботится обо мне. Ну-ну… Всю ночь я не мог заснуть. Я все еще думал над словами Евы. Что она имела в виду? Как я должен его почувствовать? Я с ранних лет замечал, что могу легко найти общий язык с человеком, проникнуться им, так сказать. А с недавних пор научился читать мысли. Но все это бесполезно с отцом. Как мне тогда быть?
Но эти мысли перебивались другими, более важными: план побега. Я могу вечно пытаться понять отца, но кой в этом смысл, если буквально завтра-послезавтра я буду заперт в неизвестной мне лаборатории. К слову, отец взял двухкомнатный номер. В одной из комнат расположился он, в другой были мы с Евой. И, безусловно, эта комната была заперта на ключ снаружи. Но да ладно, вернусь к теме: теперь, когда Ева с нами, можно приступать к выполнению плана побега. Осталось лишь найти подходящий момент…
На следующий день мы отправились в аэропорт на дневной рейс в Москву. Весь полет я размышлял над побегом. Я чувствовал, что Ева читает мои мысли, но не предавал этому значение. Более того, мне было интересно, что та предпримет, узнав о моих планах. Скажет ли она отцу или поддержит меня? На деле — ни то, ни другое. Она, как и я, сидела смирно, не подавая вида.
А вот когда мы прилетели в Москву, все пошло не так, как я планировал… Во-первых, мы улетали из Домодедово, а прилетели во Внуково. О том, чтобы мы уехали на машине отца, речи и не было. Тот поймал такси и сказал ехать на Ленинградский вокзал.
— Зачем мы едем на вокзал? — спросил я у отца, недоумевая.
— Мы уезжаем в Питер. Вас ждут там, — ответил он нервно и раздраженно. Я не понимаю, что у отца в голове? Зачем нужно было прилетать в Москву, если можно было сразу приземлиться в Санкт-Петербурге? Предположим, что ему было удобнее на скором поезде добраться до Питера из Москвы. Но зачем тогда нужно было прилетать в другой аэропорт? В наше время не проблема выбрать удобный рейс. Значит ли это, что отец все это делает специально? Взять такси, чтобы не искать в сумке ключи от своей машины, которых уже нет там… Отец, что ты задумал? Ева, ты знала о таком? Я запутался!
Мы приехали на Ленинградский вокзал. Он был точь-в-точь таким же, как в дневнике отца, когда тот описывал его 15 лет назад. Порой кажется, что время так неумолимо летит, и что между годами такое огромное расстояние. Что за несколько лет все может измениться, подобно тому, как фантасты 20 века прогнозировали летающую машину у каждого человека уже в начале следующего столетия. А на деле, грязный вокзал гниет, как и прежде. Вот она, поистине неумолимая реальность!
Смеркалось. Время в районе 17:00. В городе было тепло, я даже не надевал сверху испачканную в мазуте куртку. А Ева как покинула свой дом в голубом платье, так и в нем и была. Хотя это логично, потому что я заметил еще тогда, в Феодосии, что она не взяла с собой никаких вещей. Это было бы еще одним доказательством того, что та знала все тонкости «заветного дня». Но я не придал этой детали внимания.
Отец купил три билета на Сапсан, и мы отправились на платформу. Ленинградский вокзал… Скоростной поезд — чудо техники. Не навевает ли воспоминаний, Руслан Наумов, а? Думаю, да, и ты не просто так выбрал нам такой маршрут. И эти билеты… Совпадение или нет, но согласно им, поезд должен был придти только через полчаса. Но ты нас повел на платформу. Встав чуть ли не у самого края. Зачем? Неужели ты знал, что я хочу сбежать? И сейчас ты мне даешь отличную на это возможность? Ева, это и есть та самая забота, о которой ты говорила? Как много вопросов…
Среди них был и один, который я хотел бы задать отцу напоследок:
— Пап, кто я для тебя? Клон или сын? Эксперимент или человек? — спросил я, понимая насколько глупо это было.
— Я же, вроде, уже отвечал тебе. Ты моя копия и проекция. Если бы не я, то тебя не было, — холодно ответил он.
— Но ведь человек — это тоже проекция своих родителей. Их копия. Ты не ответил, кто я, — продолжил, пытаясь заглянуть в глаза отца. Но тот продолжал смотреть в сторону горизонта. Зато Ева не отрывала от меня глаз. Я продолжил, — Тогда построим вопрос так: в чем разница между человеком и экспериментом по созданию искусственной жизни?
Отец молчал, словно пытался подобрать слова. Спустя 15 секунд он ответил:
— Человек — это уравнение, код, набор генов, — ответил он так же холодно. А после добавил, — Так я думал раньше. Сейчас я считаю, что человек — это самодостаточная форма жизни. Человек — это то, что ценит жизнь, хочет жить и выбирает, как проживать. У него есть право выбора: кем быть, во что верить и что ценить…
Эти слова… Кажется, я наконец-то стал понимать, о чем говорила Ева. Собравшись с духом, я взял Еву за руку, встал позади отца и сказал ему:
— Тогда, отец, я выбираю быть человеком, а не клоном. Жить своей жизнью, а не быть поводом для другой. Прощай! — произнес я, после чего со всей силы пнул его, что тот упал прямо на рельсы. Затем я вытащил из кармана джинсов сюрикен и, спеша, метнул его в лежащее на спине тело. Я попал в плечо. А тем временем Сапсан уже показался на горизонте. Я не думал о том, чтобы его переехал поезд. Но отец… Он даже не думал вставать или просто вытащить сюрикен из плеча. Он продолжал лежать на рельсах, словно ждал своей смерти. Отец… Это и есть то возмездие, которого ты в тайне желал?
Тем не менее, у нас с Евой не было времени стоять и смотреть, что будет дальше. Надо было бежать. Тем более, зеваки на платформе заметили, что я сделал. Это было опасно. Мы неслись сломя голову через турникеты и толпы людей. Вскоре мы покинули территорию вокзала, но не переставали бежать вплоть до стоявшего на остановке автобуса, в который мы зашли «зайцем». Я надеялся, что теперь мы в безопасности. Ева не произнесла ни слова, когда все это случилось. До чего она удивительная девочка.
Потратив около часа и сделав несколько пересадок, мы попали в мой родной район «К». Но меня не переставало волновать то, что стало с отцом. Неужели он хотел покончить со всем именно так? Он ждал, когда я осуществлю «кару свыше» за его грехи? Не могу поверить, что это все ты, папа. Но конец ли это?

Эпилог

Прошла неделя, как я с Евой вернулся в район «К». В тот же день мы отправились к Надежде Наумовой. Да, я прекрасно понимал, что не моя родная мать. Она мне, в лучшем случае, тётя, если так можно сказать. Но это ничего не значит. За это время я понял, что мать — эта не та, кто тебя родила, а та, кто тебя воспитала. Это простая истина, скажут многие. Но её трудно постичь за 3 дня, в течение которых твоя жизнь кардинально меняется. 3 дня… Ушел в субботу утром, пришел в понедельник вечером. А столько событий. Думаю, любой бы сошел с ума в таком напряженном режиме!
Мы поднялись с Евой на этаж, где была наша с мамой квартира. Я позвонил в дверь, и та её открыла. Видимо, она не ожидала увидеть меня. Не обращая внимания на Еву, мама крепко обняла меня, словно меня не было не 3 дня, а 3 месяца. Хотя, я могу её понять. Она должна была знать, что меня ждет. Отец наверняка рассказывал все это, когда я был еще младенцем, предупреждая заранее. Поэтому я не удивлюсь, если она мысленно уже меня похоронила.
Лишь спустя время мама обнаружила, что рядом со мной стояла Ева. Она поинтересовалась, что это за девочка. Я ей объяснил все и рассказал, что произошло за эти 3 дня. Оказывается, отец не рассказывал о Еве, хотя не раз в прошлом упоминал проект «Человек из глины». Странно это все, учитывая то, что Ева ключевое звено этого эксперимента.
Теперь, мы одна семья. У меня есть мама Надежда Наумова и сестра Ева. У меня начались экзамены. Ева начала потихоньку осваиваться в новом месте, с новыми людьми. Главное, я заметил, что она стала выглядеть более живой, как настоящий человек. Маме я передал ключи от машины отца и старой квартиры. Думаю, мы все это продадим в скором времени. Но это не столь важно…
В прошлую субботу я остался дома с Евой, а мама на целый день уехала на старую квартиру, а когда приехала домой, то привезла с собой сложенную детскую пеленку.
— Что это? — спросил я у мамы.
— Это — твоя пеленка. Когда тебе не было и года, Руслан убаюкивал тебя в ней, держа на руках. Это были единственные моменты того времени, когда он улыбался, — сказала она тихо с легкой улыбкой, словно представила себе эту сцену в голове. А после добавила, — Посмотри, что завернуто в нее.
Я взял пеленку в руки и развернул её. Внутри была небольшая сложенная бумажка. Развернув её, я обнаружил, что там было что-то написано. Я прочел надпись: «Я горжусь тобой, сын».

А что же произошло с Русланом Наумовым? Ах, замечательный экземпляр! Думаете, он умер? Уверенны? Точно? А вот зря! Ха! Нет, он не такой. Давайте же вернемся на 7 дней назад. Понедельник…
Руслан не думал умирать. Никакого возмездия! Нет… Ведь это нерационально… Все, что ему нужно было — сделать вид, что тот решил умереть. А на деле — дать детишкам сбежать. Благородный человек. Да вот глупый. Ведь эти дети не его собственность, а фонда! А если быть точнее, то моего одного старого друга…
Так что было потом, когда Артем и Ева убежали? Руслан мигом вытащил звездочку и встал на ноги без рук, как герой боевиков, без всякого труда взобрался на платформу и, не спеша, направился в сторону выхода. Эх… А я ведь предупреждал его, что Руслан все же впадет в чувства и предаст проект! Они же человек, прям как ты когда-то, мой друг…
Был уже вечер. Почти ночь. Руслан Наумов отправился в сторону одной церкви. Какой — не скажем. На правах рекламы! Видимо, Руслан чувствовал, что такое предательство фонда не пройдет бесследно. И скоро за ним придут. Занятно, будучи человеком нерелигиозным, он отправился в церковь, как только почувствовал приближающуюся смерть. Внутри никого не было. Даже священника не найти. Он сел на скамейку и стал молиться. К сожалению, о чем он молился, я, как и мои коллеги, не знаю.
Спустя 10 минут в зал вошел человек, на удивление, в зимней одежде. На нем было черное пальто на подкладке, на шее шарф, накрывающий половину лица. Все, что можно было разглядеть в его внешности — длинные каштановые волосы с рыжим оттенком. Хотя некоторые локоны были седыми. На руках у мужчины были добротные вязаные варежки. Он прошел вперед и подсел к Руслану Наумову. Не теряя время зря, господин решил заговорить с нашим героем:
— Холодно, однако, не так ли? — спросил он, потирая руку об руку и слегка улыбаясь. Ему было не более 40.
— Да, есть немного, — ответил Руслан.
— А что Вы делаете в церкви в столь поздний час? — спросил незнакомец.
— Решил помолиться, — непринужденно сказал собеседник, смотря вверх.
— За себя или за других?
— И то и другое.
— Вот как… — тихо произнес господин в пальто и тоже посмотрел вверх.
Двое мужчин сидели на одной скамье и, молча, смотрели на распятие, что висело высоко на стене напротив. Достопочтенный господин повернулся полубоком к Руслану Наумову и спросил:
— Вы человек верующий?
— Теперь да, — ответил Руслан и повернулся в сторону собеседника.
— Скажите, а Вы слышали такую версию, что первый человек был создан Богом из глины? — щурясь, спросил незнакомец.
— Есть такое, — кратко ответил Руслан, после чего решил приглядеться в глаза мужчины. Тогда он и обнаружил что-то сверкающее в них. И когда собеседник поднял голову и широко отрыл глаза, Руслан обнаружил у того красную радужку, и зрачки выглядели, как у кошки или рептилии. Но уже было поздно.
Внезапно левая рука господина в пальто оказалась в грудной клетке Руслана. Он буквально проткнул её, словно копьем. Варежки лежали на полу и горели черным пламенем. Руслан Наумов стал харкать кровью, но, несмотря на это, схватил из-за пазухи охотничий нож и замахнулся им, чтобы воткнуть его в шею незнакомца. Однако лезвие ножа, непонятным для него образом, расплавилось, не успев войти в плоть. Раскаленный металл растекся по всей руке Руслана, прожигая перчатку, деформировав протезный палец. Затем наш герой решил ударить незнакомца механической левой рукой. Но только кулак приблизился к лицу мужчины, как вдруг протезная рука разлетелась на части, словно та столкнулась с невидимой стеной, а вторая перчатка распалась на нитки. Руслан испытывал адскую боль, силы стали его покидать. Достопочтенный господин заговорил:
— Понятно. Значит, Артем и Ева сбежали… И ты не знаешь где они. Печально… Ну да ладно! — произнес мужчина, после чего так же резко выдернул руку из тела Руслана. Затем он встал из-за скамьи, схватил шляпу собеседника и отправился к выходу из храма. А тем временем Руслан Наумов лежал при смерти на полу церкви и ждал своего настоящего конца.

Санкт-Петербург. Май 2025 года. Лаборатория при медицинском университете им. И. П. Павлова. Внутри здания кипит работа. Вдруг в помещение входит мужчина в зимнем пальто с нелепой шляпой на голове. Его встречает полный мужчина с короткими черными волосами, небольшого роста в белом халате и больших очках. Тот восторженно произнес:
— А, господин Рудольф! Я рад Вас видеть! До чего у Вас занятная шляпа. Знакомая…
— Да, от нашего старого друга Наумова. К вашему сведению, он выбыл из игры, — ответил гость.
— А детишки? — нервно спросил второй.
— Я их, к сожалению, не нашел, доктор.
— Проклятье! Я знал, что тот нас предаст! Не зря его исключили из этого ВУЗа. Не медик он! — гневно стал кричать доктор.
— Доктор Давыдов, не стоит так нервничать. Лучше отведите меня к нашему с Вами проекту.
— Ох, господин Рудольф, не стоит меня так называть. Для вас я просто Илья, — ответил доктор, сменив настрой на более радушный.
— Хорошо, просто Илья, отведите меня в нижнее отделение, пожалуйста, — быстро сказал Рудольф.
Мужчины прошли вниз в запертое на электронный замок помещение. Когда они вошли, в комнате был свет лишь от ядовито-зеленых фонарей, что висели вдоль стен. Но этого освещения хватало, чтобы разглядеть множество огромных стеклянных контейнеров с какой-то жидкостью, в которых плавало что-то, похожее на человека.
— Ну, как Вам? — спросил доктор.
— Великолепно, — ответил Рудольф, после чего добавил, — А за детей не беспокойтесь. Я их найду, не сомневайтесь.
— Да что Вы… Знаете, Вы не перестаете меня удивлять. Сначала эта, так называемая «Частица Бога» и Ева, как живое подтверждение этому. А теперь это… Откуда у вас такие удивительные биоматериалы? — спросил доктор, состроив странную гримасу.
— Ох, мой друг, Вам лучше не знать этого, — восторженно сказал Рудольф, стоя рядом с Ильей Давыдовым около одних из таких стеклянных контейнеров, в котором плавала человеческая фигура с небольшими рогами на голове.

— Анна, ты это видела?
— Да, Петр.
— Что будем делать?
— Пока ждать…
— Ты уверенна?
— Да…
— Хорошо, тогда я пойду. Не спускай с него глаз!

Отец… Что же ты задумал?


Рецензии