Наследник

После похода к горцу Рикартиат завалился спать. Альтвиг последовал его примеру, но, в отличие от друга, не проснулся и поздним вечером — а вот менестрель распахнул глаза, вылез из-под одеяла и выглянул в коридор.
— Рэн, — тихо позвал он, — ты готова?
— Готова. — Девушка стояла, опираясь на стену у кладовой. — Собирайся. Виктор сказал, что промашки недопустимы.
— Это и без него ясно, — улыбнулся Мреть. — Сколько их?
— В Алаторе — восемь человек.
Рикартиат зашнуровал ворот куртки:
— Довольно много. Я думал, что в столице инквизицию... э-э... гоняют.
— Ты не ошибся, — бледно улыбнулась Илаурэн. — Пятеро из них представились паломниками. Якобы пришли посетить алаторские храмы и взглянуть на знаменитый некрополь. Еще двое присвоили себе имена торговцев, и только последняя парочка — муж и жена, кстати, — не сочла нужным скрывать инквизиторские значки.
— Рэн. — Менестрель заметно встревожился. — Ты помнишь, что я тебе вчера сказал?
Эльфийка закатила глаза:
— К сожалению, помню. Не убивать без крайней необходимости. Предупредить, попробовать объяснить, почему носителей дара глупо считать еретиками... но, черт возьми, мы ничего этим не добьемся. Разве что ты хочешь нажить себе кучу врагов, а потом погибнуть под валом светлых заклинаний. По-твоему, будет весело? Они даже устроят турнир, кто нанесет тебе удар первым.
— Это не смешно, Рэн, — едва слышно возразил он. — Это страшно. Не все инквизиторы плохие. Они имеют такое же право жить, как и мы. Я не отрицаю, бешеных собак вроде отца Еннете надо искоренить, — быстро добавил парень, потому что Илаурэн фыркнула. — Но...
— Я все поняла, — перебила его девушка. — Пошли.
Мреть молча подхватил тяжелый биденхандер.
На улице было зелено и очень тепло. Зелено — из-за света фонарей: отблески их огня плясали на камнях и деревьях, отражались в окнах домов и повторялись, повторялись, повторялись...
Рикартиату подумалось, что весна уже совсем близко. Он всегда любил это время года — еще не жарко, но уже и не холодно, все цветет и светлеет, а солнце и две луны подходят гораздо ближе, чем зимой. Единственное, чего стоит опасаться — это коты и неукротимый нрав Мряшки, Плошки, Вышки и Крошки. Когда прошлой весной последняя родила котят, менестрель был вынужден носить их с собой по трактирам и постоялым дворам. Госпожа Эльтари предлагала утопить, но парень искренне ужаснулся и пообещал, что восторженные слушатели разберут по котенку в память о выступлении. Три крохотных кота действительно быстро нашли своих хозяев, а вот с двумя кошечками пришлось потрудиться — никто не хотел продолжить дело Рикартиата и таскаться с корзинкой по всему форту после того, как кошки вырастут и обзаведутся потомством.
— Нам сюда. — Илаурэн указала на старенькую, но добротную корчму. — Второй ярус, третье окно справа. Вон там.
— Запросто, — оценил менестрель.
Вместо стекла между рамами была натянута промасленная ткань. Эльфийка вытащила из сумка мешочек сажи и потрепанные повязки:
— Перетяни уши, а потом обмажь лицо.
Парень выругался, но совету, разумеется, последовал. Кошачьи уши слишком примечательны, да к тому же могут напомнить инквизиторам об Альтвиге. Да и красивое лицо — тоже не самая удачная черта для того, кто желает уйти неузнанным.
Закончив с приготовлениями, Рикартиат подошел к стене и уверенно полез вверх. Биденхандер тянул назад, но менестрель так привык к его весу и всем вытекающим из него проблемам, что почти не обращал внимания. Добравшись до ставень инквизиторского окна, он уперся ногами в щель между досками, а левой рукой вцепился во внешний подоконник. Затем — пускай и с трудом, — вытащил из-за пазухи агшел, перехватил его и принялся осторожно, нежно и со знанием дела резать ткань. Она едва ощутимо потрескивала. Чтобы уловить этот шум и проснуться, надо было обладать не просто чутким сном, а дьявольски чутким.
Преграда с тихим шелестом провалилась вовнутрь. Менестрель выбрался на подоконник и шагнул в недавно темную, а теперь залитую светом зеленых фонарей комнату. В спину его толкнула Илаурэн. Парень обернулся, и она жестами объяснила, что со стороны площади приближается патруль. Совместными усилиями маги снова закрыли окно, закрепив дешевую ткань дорогими шпильками для волос.
Кровать в комнате отсутствовала. Видно, это была своего рода гостиная, а спальня постояльцев расположилась отдельно. Рикартиат посмотрел на тяжелые багровые шторы в противоположной стене, отодвинул их и увидел мирно спящую семейную пару. Женщина устроила голову на груди мужчины и доверчиво его обняла, а тот, в свою очередь, откинулся на подушки. Дышал ровно и глубоко.
— Ужас, как неловко, — пробормотал менестрель, глядя на магический дар противников. У женщины было семь огоньков, у мужчины — пять. Мреть вытянул руку, замыкая их на себе — так, чтобы инквизиторы не смогли ни атаковать магией, ни защищаться.
Мужчина это уловил и неестественно дернулся. Менестрель пригнулся, пропуская над собой метательный нож — он светлой линией пересек обе комнаты и со стуком воткнулся в шкаф.
— Впечатляет, — любезно заметил Мреть.
— Кто вы такие? — глухо спросил инквизитор. — Чего вам надо?
Илаурэн поставила ногу на край кровати и принялась перешнуровывать сапог.
— Пока что — просто обменяться сведениями, — пояснила она. — Мы, в отличие от вас, не звери. И не собираемся сжигать на кострах каждого, кто случайно перейдет нам дорогу.
Тонкие женские пальцы с ужасом вцепились в мужское плечо.
— Мы вам ничего не сделали...
— Это потому, что я удерживаю ваш дар, — пожал плечами Рикартиат. — И да будет вам известно, что лично у меня счеты с инквизицией есть. Но, как правильно сказала моя подруга — мы не звери.
Он пошевелил пальцами, чтобы расслабить поток энергии. По его мнению, одна демонстрация могла дать результат быстрее, чем тысяча слов. 
Мужчина-инквизитор вздрогнул, сообразив, что происходит.
— Как вы смеете? — закричал он. — Как вы смеете?!
— Что смею? — осведомился менестрель.
— Переливать в меня свою магию!
— О, — парень улыбнулся, — я ничего не переливаю. Я всего лишь хочу, чтобы вы увидели обратную сторону так называемого ангельского волшебства. Вряд ли отец Еннете рассказывал о подобном. Я вообще сильно сомневаюсь, что он рассказывает что-нибудь помимо того, что лично ему и выгодно.
— Вы ничем не лучше! — презрительно бросил инквизитор.
— Согласен. — Рикартиат переглянулся с Илаурэн. Девушка кивнула, провела ладонью по груди и попросила:
— Взгляните, пожалуйста. Это — моя магия.
Мужчина стиснул губы и отвернулся. Женщина, напротив, подалась вперед, и в ее зеленых глазах вспыхнуло изумление.
— Это же... помилуй меня Альвадор...
— Нет, — возразила эльфийка. — Это не ангельское волшебство. Никакого ангельского волшебства на свете не существует.
— Но... — женщина запнулась и нахмурилась. На ее лице отразилась внутренняя борьба. — Я все поняла, — равнодушно заявила она. — Вы пытаетесь обмануть нас. Вы пытаетесь доказать, что ничем не отличаетесь. У вас не получится. Убирайтесь, пока я...
Она побледнела и схватилась за грудь.
— Что это?..
— Не волнуйся, — отозвался мужчина. — Эффект исчезнет, когда нас отпустят.
— Вы правы, — подтвердил Рикартиат. — Насчет эффекта и отличий. Но он не исчезнет. Просто выпустит на свободу ту часть дара, которой вы обычно пользуетесь. Выражаясь проще, та тьма, что сейчас пульсирует внутри вас — это обратная его сторона. Опять же, как правильно сказала моя подруга — не существует ангельского волшебства. Есть светлая и темная магия, и они ничего не стоят друг без друга. Примерно в той же мере, что и вы. Представьте, что кого-нибудь из вас преследовали и сожгли.
Женщина стала белой, как мел, и испуганно вытаращилась на магов.
— Мы  сообщили вам все, что собирались. — Илаурэн затянула шнуровку и отступила. — Теперь нам пора. Прощайте и спасибо, что выслушали.
На лицах инквизиторской семьи проступило недоумение. Рикартиат спиной чувствовал пораженный взгляд и прикидывал, о чем сейчас могут думать эти женщина и мужчина. На их месте он бы, пожалуй, нервно посмеялся, а потом попытался бы осознать, какого черта двое врагов пришли к нему посреди ночи, чтобы мило побеседовать и уйти. А еще, наверное, злился бы за окно. Впрочем, если они не дураки, то сумеют либо расплатиться с корчмарем, либо вернуть все на место магией.
— Мы только начали, а я уже устала, — пожаловалась Илаурэн, пережидая в тени большого дома, пока по улице пройдет патруль. — Стою над ними, как полная идиотка, доказываю что-то... с утра пораньше они наверняка начнут нас искать.
— Пускай, — не растерялся менестрель. — Вряд ли у них что-то выйдет. К тому же женщина будет сомневаться. Ты видела ее зрачки в момент, когда я вывернул дар? Да она чуть с ума не сошла. Отец Еннете — кретин, раз не предупредил своих подчиненных о тонкостях магического взаимодействия.
Эльфийка в очередной раз поразилась знаниям друга.
— Послушай, кто тебя учил?
— Жизнь, — рассмеялся Рикартиат. — Там набрался того, там другого, там — третьего. Да и увлечение наукой даром не прошло.
— Я имею в виду, кто учил тебя магии?
— Магии? — переспросил он, заметно растерявшись. — Магии — никто. Я сам до всего дошел.
— Лжешь, — наобум сказала девушка. Она надеялась на ответную ярость, а может, обиду, и скупой укоризненный взгляд стал для нее разочарованием. — Невозможно научиться законам магии, исходя из собственного опыта. Я, например, не смогла бы так точно их сформулировать. У тебя явно был учитель. Альтвиг вон не скрывает таких деталей, — Илаурэн осознавала, что ступает на тонкий лед, но менестрель оставался невозмутимым. — Даже родовое имя учителя позаимствовал. Нэльтеклет... Гитак Нэльтеклет. Ты ведь знал его, правда?
— Понаслышке, — улыбнулся Мреть. — Он был приятелем Сулшерата. Дед отзывался о Гитаке с теплотой. И очень жалел о его смерти.
— Жалел он, как же, — фыркнула эльфийка. — Сулшерат, он ведь вроде нашей госпожи Виттелены. Дай ему волю, и он окружит себя мертвецами. Не женился из-за них ни разу. Хотя ему-то, похоже, все равно, — она вышла из тени и направилась дальше по улице. — Он считает каждого некроманта своим потомком, хотя учил от силы человек пять.
— Зато у него шикарные планы, — вступился за деда Рикартиат. — Он говорит, что с удовольствием возглавит факультет некромантии в одной из велисских Академий. А за Белые Берега обещалась взяться Телен... полагаю, это способ избавиться от мужа и обеспечить будущее ребенку.
Они прошли через узенький переулок, затем, крадучись — через площадь. Илаурэн то и дело хмуро оглядывалась.
— Тебе не кажется, — наконец не выдержала она, — что за нами кто-то идет?
— Кажется, — согласился менестрель. — У тебя есть идеи?
Девушка тут же воодушевилась:
— Устроим ему засаду?
— Давай.
Маги  продолжали невозмутимо идти вперед, пока не попался достаточно перспективный поворот. Рикартиат запрыгнул на забор перед жилым домом, укрывшись в полумраке, а Илаурэн прижалась к стене храма Вельтарует. Из густой тени выглядывал только кончик ее заостренного уха, да и то противоположный тому, что, по идее, находилось в ногте от прохода.
Прошла минута, и оба уловили шаги. Посторонний не особо таился — вполне возможно, считал своих подопечных неопытными детьми. Достигнув поворота, он на мгновение застыл. Менестрель ждал, стиснув пальцы на рукояти агшела. Эльфийка держала тяжелый нож.
Шаги возобновились, но стали медленнее и осторожнее. Рикартиат жестами показал Илаурэн, что у них есть не больше пары секунд. Когда в отсветы далекого фонаря бросили на дорогу тень — неестественно длинную и тонкую, — он подобрался и почти сразу же прыгнул. Ощутил, что падает на чью-то спину, и приставил к горлу соглядатая клинок.
— Добрый вечер!
Тот промолчал. От копны светлых, цвета пшеницы, волос пахло дикими фиалками.
Мреть его узнал, выругался и отмахнулся от эльфийки — девушка требовала немедленно убить чужака.
— Господин Амо, — сказал он, и плечи демона вздрогнули. — Что вы здесь делаете?
— Просто гуляю, — огрызнулся военачальник. — А вы какого черта нападаете на простых прохожих?
— Просто гуляем, — вернул шпильку Рикартиат. — И испытываем подозрение к тем, кто гуляет нашими путями. Вам что-нибудь нужно?
— Мне? — демон пошевелился. — Мне нужно, чтобы ты слез.
Менестрель поднялся и, к удивлению Илаурэн, спрятал агшел обратно за пазуху. Против такого шэльрэ он ничего не даст.
— Вставайте, господин Амо. Вставайте и проясните мне пару моментов.
— Ну? — недружелюбно уточнил демон. На его подбородке начинал зеленеть синяк, а под правым веком наливалась ссадина от камня. Серо-голубой взгляд смерил поздних собеседников, и преследователь рассмеялся: — Значит, вы просто по городу пройтись вышли? С сажей на лицах?
— Это мера предосторожности, — равнодушно сообщила эльфийка. — Защищает от комаров.
— Зимой? — усомнился господин Амо.
— Уже почти весна. Комары наглые и голодные. Того и гляди — вылезут, а у меня на них острая реакция: я вся распухаю и краснею... извини.
Последнее слово было адресовано Рикартиату — он покосился на девушку с немым требованием заткнуться.
— Господин Амо, — обратился он к демону. — Или господин Амоильрэ? Как вам больше нравится?
Военачальник улыбнулся. Было в этой улыбке что-то безрадостное, даже горькое.
— Его Высочество Атанаульрэ зовет меня Амо, — пояснил он. — Вернее, звал, пока я не написал и не решился воплотить в жизнь сюжет. Он считает, что я поступаю неправильно и жестоко. Поэтому пускай остается Амо. Господин Амо. С твоей стороны было очень мило поинтересоваться.
— Не за что, — рассеянно кивнул Мреть. — Так вот, господин Амо. Что вам надо от меня и от Альтвига?
Амоильрэ посмотрел на него испытующе.
— Ты получишь ответ, — пообещал он. — Через четыре дня.
— Почему не сейчас?
— Потому что ты счастлив, — огорошил менестреля демон. — Я же вижу. Это очень важно, чтобы сейчас ты был счастлив.
Рикартиат моргнул.
— Вы упомянули сюжет. Следует полагать, он о нас? О сюжете говорил Ретар Нароверт, когда я пришел к нему в Костяные Дворцы. Он сказал, что другое существо написало сюжет, и что ему была необходима сцена. Это вы? Вы нас придумали? И зачем вы заставляете нас... заставляете нас... — он сбился и со злостью уставился на демона.
— Заставляю страдать? — проницательно предположил тот. — Это долгая история. Много лет назад я написал цепочку стихов. Тебе они, конечно, знакомы. «Мы пришли в этот мир скитальцами по небесной большой реке». Весьма поэтический образ, верно? Но на нем я дело не забросил. Я составил полную историю о скитальцах, я запустил ее в ход. Ретар, как тебе должно быть известно, возражал. Его, как и господина Атанаульрэ, не впечатлила моя идея. Он посчитал меня излишне жестоким и, если вдуматься, имел на это гораздо больше прав, чем Его Высочество. Я осознавал, что иду на риск, что вы рано или поздно перестанете быть игрушками, что поймете — к ошибкам вас приводит чужая воля. Моя воля. И, раз уж на то пошло, мне совсем не стыдно. Вы принадлежите мне. Я — шэльрэ. Шэльрэ бесчестны и кровожадны, и им необходим способ коротать время. С тобой было весело, легко и приятно, Рикартиат. Спасибо за все. Твоя роль подходит к концу, и уже совсем скоро... совсем скоро, — повторил Амоильрэ, — ты будешь свободен.
Он подошел вплотную к менестрелю, едва не касаясь носом его лба. Два зеленых глаза — глаза цвета окиси хрома, — не двигались, а два серо-голубых изучали черты собеседника, словно пытаясь отыскать в них изъян.
— Ты получился лучше, чем я планировал, — мягко произнес демон. — Ты получился сильнее.
И исчез. Растаял, как дым, слился в единое целое с  полумраком.
— Рик, — испуганно начала Илаурэн. — Что все это значит?
Но парень молча стоял, поджав губы и глядя прямо перед собой. С его виска на бледную щеку скатилась одинокая капля пота.

Шейн Эль-Тэ Ниалет не отличался такой миролюбивостью, как Рикартиат. Однажды посидев в застенках и пережив смерть родителей, он ненавидел инквизицию от всей души. Ненавидел и не искал в ней светлых сторон, а потому, получив приказ Виктора, вознамерился не вести переговоры, а убивать.
Трупы служителей Богов не вызывали у него сочувствия. Он действовал быстро и равнодушно. Уже спустя полчаса в форте Шатлен не осталось ни одного живого инквизитора, а повелитель присел на бортик фонтана. Тот, конечно же, не работал, но был заполнен мутной серой водой — останками талого снега. Шейн тщательно вымыл руки, посмотрел на свое темное отражение и пошел домой.
На пороге, к его удивлению, сидел Тинхарт. Рядом с ним, неуверенно переступая с ноги на ногу, топтался подросток лет четырнадцати — с короткими каштановыми волосами, серыми глазами и родинкой в нижнем правом уголке губ. Увидев повелителя, мальчик подпрыгнул и нервно обратился к графу:
— Он приближается, господин.
Тинхарт улыбнулся ему и встал, пошатываясь, на ноги. Протянул Шейну ладонь, и рукопожатие двух повелителей ветров было похоже на рукопожатие королей — ведь и тот, и другой были благородной крови.
— Привет, Тинхарт, — поприветствовал друга седой.
— Привет, Шейн, — с радостью отозвался тот. — Когда мы встречались в последний раз? Месяцев восемь назад?
— Семь. Заходи, я сделаю чаю, — пригласил повелитель северного ветра. — Сегодня не лучшая ночь для разговоров на улице.
— Ты кого-то убил? — в шутку уточнил граф.
— Именно так, — бесстрастно подтвердил Шейн. — В чем дело? Инквизиция заслуживает не просто смерти, а вечных страданий в Аду.
— Тебя никто не заметил? — едва слышно пробормотал Тинхарт.
Седой парень покачал головой, снял куртку и повесил в шкаф. Затем провел позднего гостя и его спутника в зал на втором ярусе, подбросил дров в пасть огромного камина и поплелся на кухню.
— Я помогу, — вызвался граф.
— Нет, — отказался Шейн. — Сиди. Я не слепой и вижу, что ты ранен.
— Пустяки...
— Нет, не пустяки, — повелитель толкнул его в объятия кресла. — Если Сима узнает, что я позволил тебе таскаться с подносами, будучи в курсе твоих проблем, она снимет с меня скальп и будет носить его на поясе до конца жизни.
— Я не думаю, что она настолько грозна, — усомнился Тинхарт.
— Ты, — безо всяких эмоций бросил седой, — вообще обожаешь нас недооценивать. Возомнил себя всеобщим отцом и даже Лефрансу пытаешься воспитать. Сиди, — повторил он. — Я принесу чаю.
— Сэт, — обратился граф к мальчику. — Раз уж господин Эль-Тэ Ниалет не хочет подпускать к чайнику меня...
— Я понял, — закивал подросток. — Все сделаю.
Шейн поморщился. Ему никогда не нравились дети. Но спорить с Тинхартом, пусть и бодрым на вид, повелителю не хотелось. Он пожал плечами, развернулся и поплелся вниз, на ходу вытаскивая из кармана связку серебряных ключей. Повесил ее на гвоздь в тени полки, открыл дверцу маленькой печи и осмотрел едва тлеющие уголья.
Подросток уже тащил охапку тонких ореховых веток, обнаруженных в углу. Помог беспорядочно запихать их внутрь, а потом с волнением наблюдал, как Шейн разжег пламя безмятежным щелчком пальцев.
— Вы, должно быть, опытный маг, — с уважением отметил он.
— Должно быть, — рассеянно ответил парень. — А вот кто ты?
Подросток подбоченился:
— Меня зовут Сэтлео. Сэтлео Каерра Хааль.
— О, — позволил себе изумиться повелитель. — Родственник Райстли?
— По словам господина Тинхарта — двоюродный племянник, — сообщил мальчик. — Но я ничего такого  о себе не слышал. Меня воспитывали в монастыре Глитхема. Монахи говорили, что о моей семье им ничего не известно. Якобы кто-то оставил меня перед воротами, когда мне не было еще и года, в надежде, что жители монастыря пощадят и вырастят. Но четыре месяца назад... незадолго после начала бунтов... за мной приехали какие-то люди. Они сказали, будто я — последний претендент на трон, и отвезли меня в столицу Ландары. Там был Верховный Совет... страшно недовольный господин Леашви... он что-то бормотал об официальном наследнике, а когда ему объяснили, кто я такой — приказал на месте убить. Если ему верить, то выходит, что я — сын той самой третьей принцессы, что сбежала с каратримом двадцать восемь лет назад.
— Мощно, — оценил Шейн. — Значит, прав на трон у тебя не больше, чем у Рикартиата. Занятная история. И как ты сбежал?
— Меня защитил монах, — пояснил мальчик. — Вам ведь известно, что они колдуют? Гино накрыл меня иллюзией, и она всем показала, будто я мертв. Господин Леашви и его товарищи были очень рады. Они приказали Гино вынести тело из замка и закопать где-то за границами кладбища, как изменника и опасного врага. Он послушался и тащил меня на себе по тракту, пока из города нас стало не видно. Потом велел бежать, и чем дальше, тем лучше. Я побежал, пришлось голодать и побираться, а в столице, видно, сообразили, что монах обманул Совет, потому что выслали за мной охотников. Я бы ни за что от них не избавился, если бы не господин Тинхарт. Он очень добрый.
Повелитель нарисовал в воображении картину, где «очень добрый» Тинхарт убивает охотников одного за другим, а потом говорит мальчику, что готов стать его воспитателем. Ничем не примечательная ситуация — хотя на месте Сэтлео Шейн бы тысячу раз подумал, прежде чем принять подозрительное предложение.
Золотоволосый граф был единственным из повелителей, о чьем таланте не знала ни инквизиция, ни власти соседних земель. Он оберегал свою тайну тщательно и постоянно, доверяя ее лишь людям, напрямую связанным с остальной троицей. Даже прислуга Тинхарта вряд ли о чем-то догадывалась.
Но это пока. Увенчайся успехом переворот — и немало колдунов из знатных семей откроют свои лица, покажут, что магический дар может быть частью каждого.
Шейн сомкнул веки. Если задуматься, то ему на это было плевать. Да, он ненавидел инквизицию и желал ей смерти — но сомневался, что и в новом, полном магии, мире для него найдется место. Кому нужен человек, имеющий прочную связь с Нижними Землями? Демоны, несмотря на все свое обаяние, по-прежнему считаются подлыми и кровожадными тварями. Возможно, люди и правы, что боятся их, но повелитель так привык к Адатальрэ, к неизменной опеке высшего существа, способного дать совет и вытащить из любой ситуации — пусть она и будет ужасно скверной, — что просто не мог представить себе жизни без шэльрэ.
Любой храмовник назвал бы это одержимостью. И, вероятно, был бы прав.
Шейн вручил ландарскому принцу поднос и велел отправляться к Тинхарту, а сам вышел в гостиную. Там, впритык к старому гобелену, висело круглое зеркало. Повелитель прижался к небу лбом, сощурился и сумел разглядеть, как у крепости Нот-Этэ, подняв угловатую башку к небу, воет серый, словно дым, волкодлак.
Парень вздохнул и снова поплелся наверх, на ходу закатывая рукава. Тонкие, покрытые шрамами запястья зудели вот уже второй день. Избавиться от неприятных ощущений не получалось ни в жаре, ни на холоде. Они были вызваны отголосками магии и явно требовали, чтобы эти самые отголоски пропали к черту. Но Шейн — хоть убей — не понимал, откуда они берутся. И, соответственно, не мог устранить.
Сэтлео с ногами забрался на диван и неподвижно следил за своим спасителем. Золотоволосый граф дремал, свесившись на подлокотник. Шейн безжалостно его растолкал, сунул в руки чашку и сел напротив.
— Итак, Тинхарт, — протянул он, — чего ты хочешь?
— Я хочу познакомить Сэта с Рикартиатом, — невозмутимо ответил тот. — Они оба — изгнанники. Рикартиату трон не нужен, а Сэт вполне способен его занять. Если наш менестрель примет пост советника, то Ландара... что? — раздраженно прервался он, когда Шейн покрутил пальцем у виска.
— Рикартиату Ландара столь же дорога, как рыбная кость в горле, — заявил повелитель. — Он пошлет тебя далеко и надолго — вместе с этим юным принцем. Сколько тебе лет, Сэтлео?
— Тринадцать, — настороженно отозвался мальчик.
Шейн ехидно осклабился:
— Да, это самый подходящий возраст, чтобы стать королем.
Золотоволосый граф нахмурился.
— У тебя есть другие варианты прекращения бунтов?
— Нет, — признал седой. — Я... э-э-э... не мыслю так... масштабно, как ты. Короче говоря, на Ландару мне наплевать. Сейчас меня волнует инквизиция и грядущий переворот. Не успеет начаться Сезон Дождей, а мы уже свергнем отца Еннете и начнем строительство Академий. — Он сообразил, что Тинхарт намерен спорить, и поднял ладонь: — Видишь? Тебя не интересует то, чем заняты мы, а меня не интересует то, чем занят ты. Все справедливо. Тебе нет дела до Братства Отверженных и Ордена Черноты, а мне нет дела до трона королевства, в котором я даже не бывал.
— Ты молод, Шейн, — с тоской произнес Тинхарт. — Молод и безрассуден. Ты считаешь, что открытая битва и вражда принесут больше результатов, чем мирные решения.
— Потому что это правда. Инквизиция не признает магов, а маги не смогут раскрыть свой полный потенциал, пока правит инквизиция. Из замкнутого круга можно выбраться, только сломав какую-то его грань. И я предпочитаю, чтобы этой гранью были они, а не мы.
— Шейн...
— Заткнись, Тинхарт, — отмахнулся парень. — Пускай ты и правильно сказал, пускай я и молод, пускай я и... — он едва не добавил «одержим», но вовремя осекся — друг мог истолковать такие слова превратно. — Пускай. Но я — повелитель северного ветра. А повелители ветров отвечают за равновесие во Вратах. Инквизиция равновесию угрожает. Ты можешь продолжать прятаться, можешь продолжать притворяться, что тебя все устраивает. Но мы — Лефранса, Сима, я и все те, кто назвал себя нашими товарищами, — не сдадимся. Мы одержим победу, мы дадим детям с магическим даром шанс жить в мире, где он будет именно даром, а не проклятием.
Сэтлео странно повел плечами. Тинхарт не менее странно выдохнул.
— Что ж, ты меня убедил, — улыбнулся он. — Сэт, у тебя уже сложилось личное мнение о господине Эль-Тэ Ниалете?
— Нормальный дядька, — вынес вердикт мальчик. — Проще и спокойнее, чем вы описывали. Я ожидал, что он будет орать по любому поводу, а он просто говорит, будто это не имеет для него значения.
— Да, у Шейна с эмоциями туго...
— Подождите, — почти рассердился повелитель. — Что происходит?
— Ну, знаешь, — золотоволосый граф хохотнул. — Я пришел сюда в надежде, что ты сможешь убедить Сэта в необходимости борьбы с инквизицией. Ландаре не нужен бесхребетный король. И, похоже, я достиг своей цели. Теперь можно говорить откровенно.
Но Шейн уже уловил, к чему клонит Тинхарт.
— У мальчишки есть дар?
— Угу, — подтвердил золотоволосый граф. — Темный, стихийный. Некромант из него не выйдет, а вот заклинатель или маг воды — запросто. Но для развития Сэту нужен учитель, и я думаю, что Рикартиат...
— Рикартиат то, Рикартиат сё, — скривился Шейн. — Почему ты сразу не пошел к нему? Обратился бы официально, мол, господин менестрель, я желаю поручить вам обучение вот этого молодого человека. Представителю знати он не посмел бы отказать. Но нет, ты явился сюда и заставляешь меня воображать, что сам Рикартиата просить боишься.
— Ну, ты же помнишь, что было, когда Сима попросила его помочь с заклинаниями, — Тинхарт почесал подбородок.
— Помню, конечно. — Седой закатил глаза. — Он беседовал с ней очень вежливо.
— Вежливо, как же...
Шейн с трудом подавил порыв бросить в друга подносом.
— Ладно, хорошо, — буркнул он. — Я отведу мальчишку к Рикартиату. Но взамен ты купишь мне пять бутылок эетолиты и столько же банок грибов.
— Тебя легко купить, — пошутил золотоволосый граф — и пригнулся, пропуская поднос над головой.

Рикартиат сидел на подоконнике, мрачно уставившись на серую пелену дождя. Из-за него Алатора не принимала краски утра, оставаясь непримечательной. Даже храмы Тринадцати Богов привлекали к себе меньше внимания, чем, к примеру, вчера, а любопытные странники отсиживались по корчмам да тавернам, запивая холодный воздух горячим вином, а может, и чем покрепче.
Менестрель им завидовал, но Илаурэн, а за ней и Альтвиг принялись вопить, что он заболеет еще на полпути. С эльфийскими истериками парень худо-бедно смирился, а вот угрюмая поддержка храмовника стала для него  неприятным сюрпризом. Друг выглядел злым и решительным, словно при любой попытке сопротивления готовился удерживать Рикартиата силой.
Так бы ему и пришлось, наверное, проскучать до конца дня, если бы внизу не прозвучал стук. Окно галереи выходило на противоположную входу сторону, поэтому менестрель спрыгнул со своего места, отряхнул штаны и побежал вниз.
— Кто там?
— Я, — отозвался бодрый голос. — Впусти старика, Тиат. Здесь прохладно и сыро, того и гляди — мои кости обратятся в прах...
Беседа через створку двери гостя не смущала. Рикартиат, впрочем, узнал его и бросился открывать.
На пороге, кутаясь в дорожный плащ и опираясь на посох, стоял невысокий старик. Его мягкие белые волосы достигали плеч, а вот борода была совсем короткой — будто ее недавно стригли. Голубые глаза с любопытством выглядывали из-под кустистых бровей, а на носу имелась жуткая бородавка. Весь этот образ дополняла остроконечная шляпа, расшитая голубыми кругами — они были призваны изображать колебания воды.
— Мой дорогой мальчик! — воскликнул старик, заключив Рикартиата в объятия. При таком тесном контакте было видно, что он с менестрелем примерно одного роста. — Как твои дела?
— Нормально, — ошарашенно выдал парень. — А ваши, господин Сулшерат? Все в порядке?
— Более чем, — улыбнулся тот. — События развиваются согласно плану.  Отцы Риге и Ольто устранены.
Менестрель на мгновение застыл. Затем поднял брови:
— Устранены? Уже?
— Уже, — радостно кивнул старик. — Я поручил их одной талантливой девочке, и она — можешь себе представить? — управилась за полдня. Принесла мне их головы и кисти, мы думаем провести эксперимент. В конце концов, действительно интересно, что произойдет, если скрестить мозг подобных тварей с мозгом того же дакарага... но это уже детали... важно вот что, — он ткнул Рикартиата пальцем в плечо. — До меня дошли слухи, будто вы с Илаурэн совсем никого не убили.
— Э-э-э... — Мреть героически пытался потянуть время. Но эльфийка, чувствительная к его вылазкам, сохраняла равнодушие к присутствию Сулшерата. Порой Рикартиату казалось, что она его боится — и как опасного некроманта, и как человека. Он не мог ее за это судить — Сулшерат испытывал любовь ко всему мертвому, полуживому или живому относительно мертвого. Если госпожа Виттелена демонстрировала простоту и изящность некромантии, то старик показывал иные, запутанные грани, грани потемнее и покровожаднее. А на разного рода опытах он был просто помешан.
— Это правда? — настаивал Сулшерат.
— Ну... да, — обреченно сказал парень. И с удивлением осознал, что старик улыбается.
— Молодцы! Бесспорно, вы умеете убеждать людей. Или давать им почву для сомнений, что тоже немало... словом, ваш поступок — это просто верх благородства. Я горд. Никто из ваших... хммм... назовем их подопечными... не доложил руководству о встрече с еретиками.
Рикартиат до боли сжал кулаки:
— Правда?
— А я похож на любителя дурацких шуток? — уточнил старик.
— Да, — честно ответил парень. — Ужасно.
Сулшерат расстроился и цокнул языком. К счастью, от волны его негодования менестреля спас Альтвиг — он появился на лестнице, посмотрел на старика и спросил:
— Это кто?
— Это... э-э-э... — рядом с некромантом Рикартиату было не по себе. — Это господин Сулшерат, я тебе о нем рассказывал. Он — лидер Ордена Черноты и очень талантливо обращается со Смертью.
— Внешний вид не соответствует, — оценил храмовник. — Но вообще — доброе утро. С чем вы к нам пожаловали?
— С новостями, — не растерялся старик. — С новостями и планами. А вы, кстати, тоже выглядите совсем не так, как я представлял, — неожиданно признался он. — Моложе и... выше.
— Я подумывал податься в наемники, прежде чем пошел в инквизицию, — с иронией сообщил Альтвиг. — Но меня не взяли.
Сулшерат искренне возмутился:
— Почему? Ведь наемники лучше святых отцов!
— Дефекты внешности. — Парень красноречиво потрогал левое кошачье ухо. — Видите ли, глава Гильдии счел, что с такими ушами я слишком мил для жестокого убийцы.
— А-а-а...
В этой затянутой букве было столько понимания, что Рикартиат испугался, как бы храмовник и некромант не сцепились прямо в коридоре. Но Альтвиг равнодушно пожал плечами и поднялся обратно наверх, а Сулшерат снял шляпу и бросил ее на тумбочку для обуви.
— Я хотел бы повидаться с Рэн, — осторожно попросил он.
Менестрель мстительно улыбнулся.  Если бы эльфийка отпустила его в корчму, он бы ни за что не пустил к ней Сулшерата. Но она этого не сделала, и Мреть указал на каменные ступени:
— Проходите, пожалуйста.
— Ого, — поразился старик. — Тебя подменили? Или требования Рэн стали настолько высокими, что ты устал их терпеть?
Рикартиат немедленно посерьезнел:
— Вы или заходите, или выходите, а не сотрясайте впустую мир.
— Ты прав.
Сулшерат начал подъем. Нелегко совладать с лестницей, когда тебе пятьдесят три, но он справился и быстро отыскал кухню. Там, отчаянно пытаясь выпутать расческу из буйных кудрей, сквернословила Илаурэн. Заметив старика, она сощурилась и буркнула:
— Вам чего?
— Я не мог покинуть эту обитель, не поздоровавшись с тобой, — мягко произнес Сулшерат. — Ты же знаешь, милая, как я тебя люблю.
— Гораздо меньше, чем трупов и оголенные кости, — неприветливо заявила девушка. — Кто вас сюда впустил?
— Рикартиат.
Во взгляде эльфийки промелькнул гнев. Она яростно дернула расческу, и та упала на пол, громко звякнув о кошачью мисочку.
— На людях, — медленно, взвешивая каждый звук, проговорила Илаурэн, — я стараюсь не говорить о вас плохого. Когда Виттелена сказала, что хочет отдать сына вам на воспитание, я сдержалась. И я сдержалась, когда Рик сказал, будто вы были другом господина Гитака. Но то, что я сохраняю осторожность и не делюсь своим мнением с товарищами, ничего не значит. Вы мне отвратительны — вы и вся та гниль, что вас окружает. Вам самое место в могиле, среди червей. Полагаю, против них вы ничего не имеете.
— Ну зачем же так грубо? — с тоской полюбопытствовал тот. — Я всего лишь хотел отдать тебе это.
Он протянул девушке свиток дорогого пергамента, перевязанный синей лентой. На его краешке стояла родовая печать: птичья лапа, опутанная стеблем вековечной травы.
— Что это? — с презрением бросила девушка, но было видно, что она встревожена. — Где вы это взяли?
— Его принес сокол твоего брата, разумеется, — безмятежно поведал Сулшерат. И развернулся: — Что ж, мне пора идти. Я надеюсь, ты сумеешь изменить свое мнение. Ты ведь умная девочка и помнишь, что не всем дано удерживать магию.
— Стойте! — велела Илаурэн. — То есть сядьте. Я хочу прочесть его при вас.
Старик, не скрывая радости, сел. Девушка развернула свиток, пробежала его глазами и фыркнула:
— Он не написал, где находится.
— Он написал, что это не важно, — поправил некромант. — Он написал, что доволен нынешним бытием. 
— Не имеет значения, — отмахнулась эльфийка.
Сулшерат провел пальцами по векам.
— Рэн, милая. Несомненно, тебе пришлось пережить страшную потерю. Но Эхэльйо сам выбрал, кем ему быть. И с твоей стороны некрасиво критиковать его выбор.
— Эхэльйо никогда бы такого не выбрал, если бы не встретил вас, — отрезала Илаурэн. — Вы заразили его больными идеями, испортили блестящий ум, лишили меня единственного брата!
— Рэн, — голос старика стал тверже. — Мы все равны. С больными идеями или нет. Мы ежедневно принимаем решения, мы меняем свою жизнь, меняем судьбу и боремся с тьмой в душе. Эхэльйо считал себя достойным опасности, которую принял. И не будь его, Кленкар остался бы на...
— Да плевать мне на ваш Кленкар! — закричала девушка. — Плевать, слышите?! Даже если  бы сдохла вся земля, я бы не...
— Рэн, — мягкий голос Рикартиата заставил ее сбиться и обернуться. — Господин Сулшерат прав. Не кричи, — менестрель шагнул к эльфийке и позволил схватить себя за воротник. — Это правда. У Эхэльйо были в Кленкаре друзья. Он не мог спокойно жить, когда они умирали. Никто на свете не смог бы. Ты тоже сорвалась бы с места и сделала что угодно, угрожай мне смерть. Эхэльйо был... и остается... очень мужественным и сильным. Он поступил согласно своим эмоциям. И не ошибся. Лучше следовать им, чем давить в себе. Я тоже люблю тебя, Рэн, — негромко добавил он. — И не хочу, чтобы ты страдала. Я хочу, чтобы ты поняла, как важно для Эхэльйо было спасти город.
Илаурэн разжала ладони и опустила руки. На ее лице смешались обида и разочарование.
— Господин Сулшерат, — обратился к некроманту парень. — Вы должны были меня предупредить, что собираетесь поднять эту тему. Извините, конечно, но чувство такта у вас отсутствует. Вы черствы, как хлеб недельной давности.
— Но ты ведь все равно проводишь меня до площади? — хитро уточнил старик.
Рикартиат засомневался, но вскоре выдал:
— Провожу. Только попрошу Альтвига заварить для Рэн чаю.
— Так уж и быть. — Храмовник стоял в дверях, хмурый и какой-то свирепый. — Заварю. А ты иди.
— Там холодно... — начала было девушка.
— Иди, — повторил Альтвиг. — Бегом.
Вновь выбегая на ступени, менестрель благодарно похлопал его по плечу. Парень криво улыбнулся — мол, все в порядке, — и потянулся к тяжелому закопченному чайнику.
— Какой ты будешь? — поинтересовался он. — Есть малина... шиповник, а тут, — храмовник открыл банку, — тут... э-э-э... сушеная смородина.
— Сыпь, — Илаурэн натянуто рассмеялась. — И три с половиной ложки сахара.
Подобного сахара, кстати, Альтвиг раньше не пробовал. Ему постоянно попадался желтый, слипшийся и еле сладкий. Но тот, что любили эльфы, был белым, чистым и походил на мелкое зерно. Чтобы чай вышел не слишком терпким или горьким, хватало одной щепотки — хотя позже его научили измерять эту тонкую материю ложками.
Парень по привычке взял чашку левой рукой, поставил перед эльфийкой. Она что-то прошептала, но переспрашивать храмовник побоялся. Девушка находилась в том недобром состоянии, которое предшествует громкой истерике или скандалу. Но за ручку взялась с холодной решимостью.
— Мой брат, — негромко, но четко сказала Илаурэн, — был тем самым еретиком, что, по сведениям инквизиции, окончательно уничтожил Кленкар. На деле, — она поднесла чашку ко рту, — он его спас.
Альтвиг не нашелся ни с ответом, ни с утешениями. Он просто кивнул. Историю загадочной болезни, подкосившей город Морского Королевства, он давно выучил наизусть. Она не была похожа на чуму, холеру, оспу и множество других, хорошо известных болезней. Нет. Люди умирали молча, без каких-либо повреждений внешне и внутренне. Умирали, и никто не мог им помочь. Кленкар признали проклятым, а всех, кто пытался его покинуть, убивала гвардия Его Величества. После вмешательства еретика он опустел, зараза исчезла — но редкие выжившие, жертва насмешек Улума, еще долго будоражили мысли инквизиторов.
— Никто до сих пор не в курсе, что было с этим городом, — продолжала девушка. — Но из писем Эхэльйо ясно: Кленкар болел не из-за природы, а из-за магии. И мой брат оттянул ее на себя, всю принял и поглотил. Она... необратимо его изменила... превратила в чудовище. И домой Эхэльйо не вернулся. Посчитал, что опозорит семью, что прекрасно справится с одиночеством... и ушел. Но благодаря его письмам, — Илаурэн нежно коснулась свитка, — я узнаю, что у брата все хорошо, что он в порядке и по-прежнему верит в свое предназначение.