Невозможный летний дождь

Опять этот невозможный дождь. Слава Богу! Вот и мой троллейбус. Она поспешно вошла, тряхнула кудрями, в которых запуталось эхо дождя, и город, размазавший в окнах лужи и тягучие струи, откатил назад. 
-Девушка, а горошины на вашем платье – это  бутоны или белоснежные ракушки на взморье? –
бархатный баритон то ластился к ней, то ненадолго умолкал, чтобы, резвясь волной, опять накатить  и увлечь.   Наташе  не было дела до него, она резко обернулась, чтобы смерить незнакомца презрительным взглядом, и замерла от удивления.
--Серёжка, сколько зим, сколько лет?  Ты как? Бываешь там?
Высокий, молодой мужчина ни сколько не удивился вопросу, но вместо него ответила ей его  грустная улыбка, а потом…
Они вместе шагали по  воздушной, оконтуренной дождём  улице, он нёс над ней зонт, точно это купол замка, а небо, чем-то напоминавшее их море,  дышало отголосками детства,  просачиваясь в кроны деревьев, лужи, окна и даже глаза.
В то незабвенное лето им было по 10-11 лет. Они сидели за одним столом – родители Наташи,  Серёжин папа и они,  худющие, долговязые, только она - с двумя косичками , а он - с оттопыренными ушами.  На завтрак, обед и ужин в столовую Наташа надевала босоножки на танкетках, купленные взамен обещанных туфель со шпильками, за то, что окончила пятый класс с отличием: шпильки  в магазины не подвезли и вообще, не было её размера и это в жизни не главное. Серёжа был очень красноречивым и словоохотливым. Он с удовольствием делился впечатлениями о прочитанных рассказах Эдгара  По,  знал наизусть какие-то строки Бодлера и Верлена,   воодушевлённый одобрительными репликами своего папы, удачно вставлял цитаты из стихов то Пушкина, то Фета.  Наташа вела себя как английская леди,  а мама её…
Теперь-то она понимает, что всё дело было в ней. Мама была улыбчива и снисходительна. Она говорила мало, и только о детях.  В свои двадцать восемь лет, она уже знала норов и повадки морской стихии, и поэтому держалась в отдалении от восхищённых мужских взглядов и разыгрывавшихся прямо на глазах спектаклей.  Отец Наташи,  напротив, не любил ни моря, ни эти застолья.
Поспешно отобедав или поужинав, он выходил в сквер дома отдыха, и только выросшая стеной газета между ним и миром, говорила о легкомысленности того, что творилось вокруг.
А вокруг его жены было и море, и чайки, и пляж с разными там «зеваками», и дочь, которой ни с того ни с сего могло приспичить отправиться с « шалопаем» под вечер на море, чтобы узнать , как  мальки рисуют на волнах завтрашнее утро, где ночуют чайки,  и кто на овальных ,  отливающих синевой ракушках, ваяет розочки? Серёжка готов был ради  Натки на всё. Он кормил  бездомных котят самоотверженно не съеденными на обед  котлетами,  зачерпывал в  ведёрко для неё  хрустальных медуз, чтобы потом  выпустить их подальше от берега, и вообще, чего только он не  сделал бы для неё, если бы она сама этого пожелала бы. Он собирал для неё ракушки, а она незаметно их выкидывала: не везти же с собой обратно целый пляж?   Она только удивлялась: как много он читал,   морю,  которое он протягивал ей в ладошках, оно то дрожало, то выплёскивалось всеми улыбками  солнца,  и  тонко подмеченному им сходству пера  чайки с атрибутом причёски  Апачи.
 - Приходи после завтрака сразу на наше место? Придёшь?
-  Я боюсь рассердить папу, - разводила она руками, -  Я совсем мало времени провожу с родителями, и они волнуются за меня.  Ты только скажи нашему валуну, чтобы он дождался нас.
Это был их общий любимец.  На берегу,  где когда-то располагался детский туберкулёзный диспансер,  пляж был почти безлюдный. А  из- под воды торчал, похожий на  верблюда,  белый камень.  Белый верблюд  был их тайной. Они любили разговаривать с ним. И верблюд умел поддержать беседу.
- Давай увезём Натку на ту сторону моря?
- Не нужен мне берег турецкий, - резонно парировала Натка, - лучше напомни Серёжке,  чтобы он разбудил меня утром на зарядку, а мы вновь заскочим к тебе.
- Ладно, уж, зарядка, особенно бег по утрам – святое дело…
 Когда они возвращались, Ната видела, что мама её чем-то расстроена. Она шла вдоль моря, лучи солнца словно лепили её из мрамора и воздушной стихии,  а рядом  шёл…
-Папа!!! –закричал Серёжка.  Смотри, это прирученный нами верблюд. Он умеет плавать и разговаривать. А помнишь, как мы мастерили дома корабль. Давай такой же парусник изготовим для Натки и отправим его в плавание !
Наташина мама и её спутник, казалось, опешили. 
--Нет, корабль мы смастерим для неё дома… - резонно заметил тот, а теперь загорайте.
-- И не заходите одни в море, - добавила Наташина мама.
Но как же можно было не заходить?. Когда они одни на всём белом свете, и столько моря впереди, столько времени, чтобы это осознать, справившись с нахлынувшими впечатлениями и безмерным ликованием от этих встреч…
Море пахнет дождём, к нотке соли как-то незаметно прокрался  аромат минорной скоротечности. Когда они были вдвоём в море, неожиданный летний дождь пробежался по волнам,  как по клавишам, наиграл на загорелых телах мотив сласти и печали, от дождя отмахнулось солнце, а он, слепой и беспечный, увязался за ними.
- Он поцеловал её в раскрасневшуюся щёчку. Конечно, это был летний морской дождь.  Но после  его поцелуя стало по-дождливому  всё неразборчиво: ведь и море, и дождь, и сами они- мокрые.
Скоро конец их смены. По прогнозам погоды дождь не был предусмотрен. Просто через несколько дней мимо их дома отдыха прогрохотал поезд, который увёз Серёжку и её папу.
- Дому отдыха никогда не потягаться с настоящим домом, - подвёл итог Наткин отец. Отдых- только мираж.  Ну скажи, разве именины сердца способны перевесить всё, что тебя удерживает  у себя дома? - Обратился он к жене. – Везде хорошо, а дома лучше.
Первое сентября. Натка вновь столкнулась с Серёжкой. Как всё произошло молниеносно! Они даже не успели обменяться адресами, должно быть родитель их оттащили за уши: нечего одним заходить во время непогоды в море.  И был букет фиолетовых  нарядных астр, которым снарядил Серёжку его папа. Он  был вручён  Натке – фиолетовые звёзды в, напоминающей медузу, обёртке.
На вопрос дома: откуда букет? – Натка долго молчала. А её отец в другой комнате обстоятельно объяснял, что  курортные романы, пусть даже новеллы, до добра не доводят, что жена и сын-лоботряс – важный аргумент  в дилемме «быть или не быть».
А астры были просто фиолетовыми, они просто топили звёзды в фольге, пока их нее развернули. Ах, да. А где же та единственная сохранённая ракушка, в которой  металось  море. А потом, много лет спустя, правда что он нёс над ней целый купол, и лил дождь, и длилось детство? Неужели потонул тот белый каменный верблюд, как далёкая Атлантида?
--Серёжка, ты спишь?
-- Не-а, я думаю…
--О чём?
--О том, что завтра первое сентября, нашему Сашке идти в шестой класс.  А какой букет ты приготовила ему?