продолжение главки 31-40

    Главка 31
               
 Итак я снова у дедушки. Школу менять не стали, я уже большая и коль скоро совершила большое путешествие, то до школы доберусь. Всего- то дойти до городского рынка и сесть на автобус или до площади Ленина и сесть на него же. Но до рынка ближе, значит вставать чуть позже.

В школу я пришла из-за своих похождений на три дня позже окончания каникул, но у меня не спрашивают справки или объяснений, значит учительница в курсе случившегося, правда не знаю полностью ли, но вопросов мне не задают и обращается Мария Григорьевна со мной как всегда, ласково.

Всё вошло в колею, я занимаюсь с удовольствием. Через неделю после моего прихода учительница заболела, а на подмену ей дали другую.

 Если можно так сказать, то есть учителя от Бога, а есть такие, которых на пушечный выстрел нельзя подпускать ни к школе, ни тем более к детям.
 Именно такой была Ольга Васильевна.

Каждый её урок начинался криком: не так сидите, много шумите, мешаете объяснению. Естественно это привело к тому, что дети стали действительно шуметь и отвлекаться ей назло.

Особенно отличался Гена Сухотинцев. Маленький, вёрткий и очень смешливый мальчик, склонный к проказам. Мария Григорьевна умела держать его порывы в узде лаской, зато на переменах никогда не одёргивала, давала выбросить излишек энергии, а эта его невзлюбила сразу же.

Естественно, что он отвечал тем же. И стал основательно шкодить. То во время объяснения урока,когда она писала на доске, стрелял из рогатки испачканными чернилами промокашками в доску рядом с её руками, то издавал громкие звуки носом, доводя  до истерики свисающей из носа соплёй, то мазал ей стул, какой-нибудь дрянью.

 Уроки наполовину срывались и проходили нервно. Доказать ничего она не могла, так как он делал всё за её спиной, класс смеялся, а Генка вёл себя паинькой, когда она смотрела на него.

Что у неё за натура проиллюстрирую одним случаем. Серёжа Арапин смеялся Генкиным выходкам громче всех и не мог сразу остановиться, вот к нему- то она больше чем к другим и прицепилась:- Ты видел, кто это сделал, скажи мне или вызову твоих родителей в школу. -Не скажу-ответил Серёжа, и сколько она не добивалась ответ был один.

 На очередное не скажу, она вдруг отколола номер.
- А я тебе, жопу покажу- прокричала она и повернувшись спиной к классу, задрала юбку. Все онемели. Это позволила себе старая женщина.

 Мы так растерялись, даже наверное испугались, что весь этот день уроки прошли в полной тишине. В один из дней, она видимо была в плохом настроении.

 Волосы мои к тому времени отросли почти до середины шеи ,а были они у меня, видимо от частых стрижек, очень густые и непокорные, к тому же вьющиеся не локонами а мелким бесом, как пружинки. Что ей стукнуло в голову, я не знаю, но расхаживая между партами и диктуя предложение, которое все старательно записывали, она неожиданно ухватила меня за пряди.

-Это что такое?-заверещала она-шестимесячная?- и больно дёрнула меня за волосы. Я тогда не знала, что шестимесячная, это такой вид горячей завивки.
-Немедленно под кран- и потянула меня к рукомойнику, прямо за волосы. Я растерялась от боли и неожиданности и покорно шла, так было не столь больно, чем если бы я сопротивлялась.

Моя соседка по парте, а за ней и все дети стали кричать-у неё свои такие.
Но учительница не слушая никого уже сунула меня головой в раковину и включила воду. Она лила мне на голову холодную воду, а я разревелась.

Потом она велела мне вытираться и сесть на место. Она успокоилась. Волос естественно не распрямился, а я как мокрая курица сидела за партой. Это был предпоследний урок. Волосы у меня сохли очень долго, иногда почти сутки, когда мне мама мыла голову и тут естественно, до моего отъезда домой они не просохли.

 В общем домой, по морозу, хоть и в шапке, но с мокрой головой, пришлось добираться не сладко.
На следующий день я в школу не пошла, заболела ангиной. Зато съездил дедушка и там был серьёзный разговор. Больше эту учительницу в школе не видели, её уволили на пенсию. Вот так я попала под горячую руку не вполне здорового человека и получила урок человеческой дикости.

Когда после болезни я пришла в школу, меня встретила Мария Григорьевна, чему я была несказанно рада, так как ещё ничего не знала и боялась идти в школу к Ольге Васильевне.

Декабрь ознаменовался походом нашего класса в клуб, на представление "Звёздный мальчик". Спектакль ставился детьми из драмкружка и я помню очень гордилась, что главные роли в нём играли пять моих одноклассников, это было необычно и очень приятно, что рядом учатся такие талантливые дети.

Один из них, мой сосед по дому-спальне, Виталий Ивин, стал впоследствии артистом Московского театра оперетты и даже снимался в одном из вариантов фильма Сильва, в роли Бони.
А потом конец полугодия и нам раздали подарки к Новому году.

Мне, как лучшей ученице выдали билет на ёлку в Лужники. Предлагали в Кремль, но я не захотела, мне больше хотелось в Лужники. По телевизору я видела и ёлку в Кремле и представление в Лужниках.  Мне Кремлёвское представление казалось скучным официозным,как говорится.
Сразу скажу, что не пожалела ни минутки. Тем более, что в Лужниках выступал Юрий Никулин со своей машиной апчхи-2.




                Главка 32

Сам Новый год я встречала с дедушкой, бабушкой и двумя бабушкиными сыновьями. Я тогда впервые познакомилась с ними.
До дедушки, бабушка была замужем дважды и оба раза за морскими офицерами. Первый её муж был Соколов, поэтому старший сын был Соколовым Владимиром, он служил капитаном первого ранга, на атомной подлодке, в Североморске в Мурманске.
Второй муж Орлов и младший сын был Орловым Генрихом.

Птенчики мои, ласково называла их бабушка. Генрих служил в Ленинграде, на торговом судне, первым помощником капитана.
Братья виделись редко, а в тот раз собрались и вместе приехали к матери, правда без семей, так как боялись не разместиться у нас, ведь у Володи были две дочки, а у Генриха мальчик шестилетка и  новорожденный сын.

 А удобств в доме никаких, так что решили ехать без семей. К тому же, это я узнала потом, Ванда, жена Володи не любила резкую и прямую бабушку, побаивалась её и скорее всего использовала отказ, как предлог. Она осталась у дяди Гени дома, с его женой.

Володя коренастый, низенький крепыш с заметной проплешинкой на тёмных волосах, влияние атома сказалось, и Генрих высокий, поджарый с рыже-каштановыми кудрями и такой же кудрявой бородкой, очень похожий на шведа, с
 постоянной трубкой в зубах. Хотя курил он её редко, часто просто перекладывал её из руки в руку и снова совал в рот, изображая морского волка.

Были оба шумные, смешливые и очень простые в общении.
Ко мне они проявили много внимания и доброй ласки, поэтому мне с ними было легко и просто. Пробыли они недолго, на второй день, первого января уже к вечеру уехали, но запомнились мне крепко.

Дядя Володя привёз бабушке в подарок её портрет, который он нарисовал с её фотографии. Она была на нём молодой и необыкновенно красивой, с прекрасной довоенной причёской и нежной улыбкой. Портрет выполнен сепией.

 Я постоянно любовалась на этот портрет, когда бывала потом у дедушки. А дядя Геня подарил ей прекрасные бусы из красного янтаря. Они светились изнутри изумительным светом спелой вишни и очень привлекали меня именно своим свечением. Я могла подолгу сидеть и смотреть на них.

Бабушка в эти дни просто необыкновенно расцвела и помолодела.
Вообще она была на двадцать два года моложе дедушки, но так разницы особенно не было заметно из-за её дородности,а в эти дни это бросилось в глаза, даже мне ребёнку.

Каникулы прошли быстро и насыщенно. Я съездила в Москву два раза, в Лужники со школой и в Сокольники с бабушкой. Потом мы с ней ходили на представление в наш Гортеатр и ещё в цирк, приехавший к нам тоже в Гортеатр. Впечатлений было много, словно за всё пережитое, мне воздали добром.

 После каникул снова потянулись спокойные будни. Вечерами мы с бабушкой гоняли чаи, по её выражению, с её непременными пирожками и много разговаривали о разном. Она рассказывала о своих внуках, о том что летом они приедут и я со всеми познакомлюсь. Мне было хорошо, легко и спокойно.

А весной, в конце марта пришла мама. Она сказала, что отчим уехал в командировку и я нужна ей дома, Надю не с кем оставлять по субботам. Она работала и в субботу, а садик нет. Так что с согласия дедушки я должна была идти жить домой. Хотя скажу честно, я почему то не рвалась туда и, как ни странно ,совсем не скучала по маме. Наверное это плохо, но было именно так.

 А дома я снова включилась в свою библиотеку, без меня книжки детям давала мама. Снова гуляла с друзьями, сидела с Надей по субботам и всё пошло как и прежде. Домашние заботы, помощь в огороде и прочее.

Однажды в мае, мама была дома и я смогла пойти в гости к дедушке. Как раз в то время вернулся его младший сын Саша. Вернулся с зоны, после какой-то очередной кражи, его осудили и на три года отправили в колонию-поселение, а не в психиатрическую лечебницу, а сейчас он освободился и приехал жить домой.

 Мне об этом не говорили, в смысле о сроке, я думала он как всегда лечился в больнице. Встретил он меня хорошо. Он всегда относился ко мне неплохо.

Выходной пролетел быстро, а в воскресенье я собралась и после обеда пошла домой. Дедушка возился в огороде и увидев, что я ухожу, подозвал меня и протянул мне рубль, на гостинцы. Это было для меня очень большим подарком и большой суммой. Обычно мне давали 15-20 коп на мороженое, а тут целый рубль. Я поблагодарила и побежала.

На рынке я купила себе стакан семечек, мелочь сдачу сунула в карман и пошла на выход, грызя по дороге семечки. У самого выхода меня вдруг кто-то ухватил за плечо. Я обернулась. Передо мной стояла взволнованная, разлохмаченная бабушка, она крепко держала меня за предплечье, а другую руку прижимала к груди, пытаясь отдышаться.

-Вера, где деньги-прерывистым голосом спросила она. Я полезла в карман и вытащила мелочь-Вот- я протягивала ей сдачу.- Ну что ты мне суёшь какую-то мелочь. Не могла же ты всё потратить.
Нет, я только купила семечки- ответила я, показывая ей в сумочке семечки.
Она потрясла сумочку , но кроме семечек там ничего не было.

- Ты хочешь сказать, что у тебя больше нет денег?
-Нет, мне дедушка только рубль дал.
- Дело в том, что у меня пропали 25 рублей, сразу после твоего ухода. А это чужие деньги.
-Я не брала- испуганно ответила я- я правда не брала.
-Хорошо, я тебе верю, тем более спрятать тебе некуда- ответила бабушка-Вот что, ты пока к нам не приходи,покуда я не разберусь, а потом мы поговорим.
- Хорошо- со слезами на глазах выдавила я, а бабушка уже уходила обратно.

Я брела домой через силу. Мне уже не хотелось семечек, мне ничего не хотелось, я шла и думала, что вот тогда я проела чужие деньги и теперь мне никто не будет верить. Что я сама виновата, однажды поступив плохо, и теперь на мне клеймо на всю жизнь. И как мне теперь жить, как смотреть в глаза бабушке, она всё равно будет думать на меня.

Маме дома я ничего не сказала. Я думала, зачем, ей же всё равно, что и как будет со мной. Вот так нехорошо я думала о маме. Мне казалось, что я гадкая и меня никто не любит.

А во вторник, когда я пришла из школы, мама была на работе, Надя в саду, у нашей калитки я увидела бабушку. Она работала неподалёку от нас и в обеденный перерыв ушла с работы, попросив девочек её подменить. Она пришла ко мне.

Когда я её увидела, то сначала, хоть и не была виновата, испугалась, а вдруг бабушка скажет, что она уверена, что деньги взяла я.
Но бабушка стояла какая- то грустная и явно нервничала.
- Вера, прости меня пожалуйста- были первые её слова- я виновата, что подумала на тебя.

Это было впервые в моей жизни, чтобы взрослый человек извинился передо мной и мне стало неловко и очень жалко бабушку, я заревела. Она тоже заплакала и обняла меня. Мы стояли обнявшись и плакали, а потом она сказала: - Пойдём в дом, что народ будет думать и любопытствовать.

 Мы сидели дома, она кормила меня обедом, который разогрела на плите и рассказывала мне, что когда вернулась домой, то дедушка спросил, куда она бегала, а узнав отругал её, за то что она побежала не спросив его. Выяснилось потом, что деньги взял дядя Саша и спрятал их на шкаф, так как не мог с деньгами выйти из дома незамеченным.

Он надеялся взять их потом, а тут совпало, что я ушла, а бабушка, увидев, что её сумка висит открытой, хотя она её всегда закрывала, обнаружила пропажу и решила, что это я взяла, ведь Саша крутился во дворе с дедом. Поэтому так вышло. А когда она ушла, Сашка решил взять деньги и идти за водкой.

 В тот момент, когда он полез за деньгами дедушка его и застал. Он сказал, что Сашка утащил деньги в то время, когда заходил попить водички на кухню.

Вот ведь бабушка могла ничего мне не говорить и не оправдываться передо мной, пигалицей. Но она терпеть не могла лжи и недоговорённостей, поэтому при первой возможности пришла всё мне сказать и извиниться. Так я получила урок, что говорить правду и извиняться это не зазорно, а очень важно и нужно, как и то, что для этого нужно иметь мужество.




                Главка 33

Наступило лето и началось оно с долгожданного лагеря. Особенно останавливаться на нём не буду,так как прошла очередь ординарно,без выдающихся событий, кроме двух эпизодов.

Первый ,я снова болела ангиной и десять дней провела в изоляторе, по этой причине, когда лагерь пошёл купаться на Оку, меня не взяли, оставили дежурить по кухне. Во время этого дежурства с поваром случилось несчастье, приступ диабетической болезни и меня попросили добежать до Оки за начальником лагеря и медработником, от этого зависит, жизнь повара.

Я понеслась с таким рвением, что забыла о калитке в заднем заборе и побежала не по дорожке, а через поляну напрямик. В результате, сама не помню как, но перемахнула высоченный забор и бежала дальше не останавливаясь. Единственным подтверждением, что я его правда перепрыгнула, был вырванный клок из юбки, оставшийся трепыхаться на заборе.

И директора лагеря и медработника я привела во-время. Потом все изумлялись, как же я могла перепрыгнуть, но я и сама не могла объяснить, со мной не раз так бывало, сделаю в горячах, а как не понимаю.

Второй эпизод, перед отъездом из лагеря. У нас только недавно закончили перешивать фанеру на облицовке наших корпусов, перед заездом детей. Кто-то из рабочих, во-время проведения работ, выбросил кучку старых гвоздей с жестяными квадратиками вместо шайбочек. Кучка заросла травой и была не видна.

Я схватила в руки босоножки и припустила к мойке, мыть ноги перед тем, как обуваться. И наступила на невидимый мне гвоздь. Он умудрился вонзится прямо в середину ноги, чуть ближе к пальцам и вышел концом сверху. То есть пронзил всю ногу насквозь.

Я не сразу поняла что случилось и стала рассматривать свою ногу, а подружка побежала в санчасть ,с воплями ,за медсестрой. Пока она бегала, я села на траву и стала выкручивать гвоздь из ноги. При этом я громко сопела, но не кричала. Когда они прибежали , я сидела держа вынутый гвоздь в руке и смотря на вытекающую кровь. Мне не только обработали и перевязали ногу, но ещё и вкатили укол от столбняка. Вот тут-то и поднялся рёв. Экзекуций сама над собой я не боюсь, а уколы для меня самый страшный ужас.

Забыла сказать, что на июль у меня была путёвка в Артек, которую мне дали в школе, вместе с грамотой, за отличное окончание начальной школы. Путёвка была на вторую половину июля и август. Ведь очереди в Артеке длились тогда по 45 дней.

Сразу скажу-не сбылось. Во первых нога, она заживала,  медленно из-за воспаления, ржавчина даром не прошла. ну и конечно снова моя ангина. Именно тогда особенно страшная, когда констатировали клиническую смерть.
Так что остальное лето, я проводила у бабушки с дедушкой и дома, поочерёдно. Сначала дома, долечивалась, а потом стала ходить к дедушке, так как к ним приехали бабушкины внуки и я наконец смогла с ними познакомиться.

Их было трое. Дяди Володины дочки-Лена 9 лет и Марина 5 лет, а также Гриша,старший сын дяди Гени, милый, ласковый  и очень подвижный ребёнок.

Их привёз дядя Геня и уехал. Ванда, Володина жена ,ехать отказалась, а дяди Генина жена была в декрете по уходу за вторым ребёнком. Так что дети отдыхали одни с бабушкой и дедушкой. Как сказала потом бабушка, моя помощь ей очень пригодилась. Ведь приходя к ним на день, я развлекала  детей, а бабушка могла заниматься готовкой и другими домашними делами.

Я водила их в парк, там были не только аттракционы платные, но и детская площадка с бесплатными качелями, карусельками ,какие стоят теперь во всех дворах. Там были и домики для детей и мы отлично играли. А порой просто сидели в домике, если шёл дождь и я им читала книгу.
С ними мне было хорошо. Особенно нравился Гриша,с его манерой мягко произносить букву л. Лямпочка, лёжка- вместо лампочка и ложка. Я тоже долго не проговаривала букву л, и говорила вуна, вошка, а он пошёл иным путём.
Единственная, кто вёл себя настороженно-высокомерно, была Лена.

Это была полноватая, немного ленивая девочка, с длинной русой косой, которую постоянно крутила за кончик, если о чём-либо рассказывала. Говорила она с ленцой, словно перепихивая слова, через оттопыренную нижнюю губку, с некоторым усилием.

Из-за этого складывалось впечатление, что она до тебя снисходит, делает тебе одолжение. Я её поначалу даже сторонилась, пока однажды мы не оказались с ней один на один. Случилось так, что дедушку вызвали по работе , он понёс чертежи и задержался, а мы остались без хлеба и бабушка попросила меня сходить в магазин.

Лена вдруг вызвалась идти со мной. Это было очень неожиданно, но я согласилась. По дороге в магазин она с непонятным жаром принялась мне высказывать то, что видимо копилось у неё на душе.

Дело в том, что бабушка, как я уже рассказывала , не умела сюсюкать и пришепетывать, над детьми, а всегда говорила с ними , как со взрослыми, а Лена воспринимала это, как оказалось, за строгость бабушки и её нелюбовь к детям.

-Ты ничего не знаешь,- говорила она мне странно возбуждённым  быстрым ,в отличие от обычной манеры, говором-Бабка вообще терпеть не может детей, она притворяется хорошей, а на самом деле, ехидна.
Для меня это было, как гром средь ясного неба

-Ты что, бабушка любит нас всех , она добрая ,но строгая и справедливая.
-Нет, это ты, дура легковерная, ты знаешь, что бабка, когда я родилась, хотела выбросить меня в форточку, как уродца, но мама не дала.
-Этого не может быть, я не верю- впервые резко ответила я-это ты плохая, Ленка, это ты никого не любишь.

Я так разозлилась на неё, что чуть не убежала, бросив её на дороге. Потом опомнилась, что она может заблудиться, терпеливо дождалась её и молча пошла дальше,а она вдруг стала хватать меня за рукав и твердить:
-Ты только бабке ничего не говори, она меня убъёт.
-Нет-зло ответила я- я именно спрошу у бабушки прямо, было это или нет. Она меня учит говорить всё прямо без утайки.
-Ябедничать, да?-ехидно протянула Ленка, противным тягучим голосом.-Нет- я обернулась-нет сразу выяснять все неясности, и точка.

Домой мы пришли, не глядя друг на друга и больше не разговаривая. Там я сразу подошла к бабушке, не за спиной Лены, а прямо при ней и не шепотом, а во весь голос спросила, было это или нет.
Бабушка побледнела, схватилась рукой за сердце. Я бросилась к комоду, где стояли её лекарства. Она накапала себе капель, выпила их и сказала:
-Эх Ванда, Ванда, это как же можно ненавидеть, чтобы шутку, насчёт того, что  если ты считаешь, что родила уродца, то возьми и выкини её в форточку, перевернуть так. Ведь это она не хотела принимать Лену, она её даже кормить не хотела грудью, чтобы грудь сберечь в красоте.
И бабушка расплакалась, а я обняв её вместе с ней.

Потом бабушка успокоилась и обратилась к Лене- Ты конечно имеешь право не любить меня, но я прошу тебя, потерпи немного, скоро вы поедете домой. А к тебе у меня одна просьба, не повторяй чужих слов, ты большая девочка, должна всё понимать и видеть!. Не нужно никого против меня
настраивать.

 Вот так, слова наших мам, их чувства и ощущения, строят мир и мнение детей о других, и сами мамы, часто не задумываются, сколько вреда наносят своим детям. Ведь и моя мама не думала об этом, когда пыталась настроить меня против бабушки.
Во второй декаде августа, гости уехали в Ленинград, откуда Ванда с детьми снова поехала в Североморск к мужу, хотя она страшно не хотела туда возвращаться, мечтая осесть в Ленинграде. Её мечты сбудутся позднее, когда дядя Володя уволится по выслуге лет.




                Главка 34

После их отъезда я уже приходила к дедушке с бабушкой только в выходные. Нужно было помогать дома и готовиться к школе. Это же был пятый класс, а значит не одна учительница, а несколько и было чуть-чуть страшновато.

А с Марией Григорьевной мы распрощались надолго, после нашего выпуска, она ушла на пенсию, ей было уже 55 лет и пора, как она выразилась, было отдохнуть,она сильно болела,а на её руках была ещё старая мать.

Первого сентября, мы собрались у школы. Нас встречала новая учительница, наш классный руководитель Валентина Сергеевна Чегина, родная тётя моей одноклассницы, в дальнейшем близкой подруги.

 В пятом классе у нас добавились новые ученики, а некоторые из старых были переведены родителями в 25-ю школу.После линейки нас повели не в старое маленькое здание, а в каменное, ведь мы уже стали не начальными, а средними школьниками.

Здесь, в старых рябовских конюшнях, по одной стороне были оборудованы классы, их было  восемь кабинетов в ряд. Школа была буквой Г , в малом отсеке располагались, медпункт, учительская, раздевалка, а коридор вдоль классов служил одновременно спортзалом. Вот такие условия обучения.

По два пятых, два шестых, седьмых и восьмых класса, хотя начальных нас было по четыре. Но два а и б, оставались учиться в этой школе, а в и г, переводились чуть подальше в 25 школу.

 Мы остались здесь. Учителя мне очень понравились, по всем предметам, которые знакомились с нами в первый день на первом свободном уроке. Так что волнения от нового быстро угасли и началось нормальное обучение со всеми плюсами и минусами.

Особенно мне полюбилась математика и учительница Ирина Ивановна, которая умела так увлечь в мир, в общем-то сухих цифр, как будто рассказывала сказку. Очень понравилась ботаника, правда плохо помню имя преподавателя, так как у нас по предмету за год, сменилось три учителя.

История- Маргарита Николаевна, это было скучно. Мы звали её параграф или Моргалка. Моргалка из-за нервного тика, а параграф, оттого, что она рассказывала предмет точь-в-точь по учебнику, словно выучила его наизусть, а может так и было.

Можно было прослушав, уже не открывать дома книгу, если у тебя хорошая память, что я и делала. Я лучше читала дома исторические книги по этой же теме и мне было намного интереснее.

Валентина Сергеевна преподавала русский и литературу, а немецкий Нина Григорьевна, в общем то очень слабый преподаватель, с ужасным рязанским топорным произношением, так что язык я знала, только перевод текста, а произношение никакущее.

Особенно любимой была преподаватель рисования Роза Григорьевна, маленькая, полненькая, женщина с грубым каре вокруг доброго лица. Писала картины она изумительно и нас учила рисовать великолепно.

 Жили они с нашей Ниной Григорьевной, немкой, в одном доме в деревне Ивановской, обе прошли фронт, обе были контужены и служили друг другу поддержкой, две старые девы, покалеченные войной, но обе по своему добрые и заботливые друг к дружке.Нервная Нина и уравновешенная Роза отлично дополняли и смягчали друг друга.

Ну и учитель пения, именно пения, а не музыки, тоже фронтовик, сильно косоглазый, чем не раз смущал нас. Мы думаем он смотрит в одну сторону и шкодим, а он тут же окликает нас.

 Он нас целый год заставлял петь одну и ту же песню" Среди долины ровные.."..., так что мы уже эту песню возненавидели.
             
Пятый класс ознаменовался для нас не только переходом к предметникам, но и новыми обязанностями. Теперь мы не только обучаемся, но и начинаем включаться в активную пионерскую жизнь, а это и помощь отстающим, и сбор металлолома и работа на полях совхоза,так что успевай, крутись.

Помимо этого и домашних забот начинает прибывать. Отчим пока в командировке, а нужно готовиться к зиме. Так что теперь в мои обязанности входит ещё и помощь маме в заготовке дров.

 Нам , как назло привозят толстенные комли. Это нижняя часть деревьев, просто необхватных, а нам с мамой нужно перетаскать их во двор, распилить, наколоть и уложить в поленницы. Делать это мы можем только вечерами, тем более женщина и ребёнок.

 Но где со слезами, где с помощью крепкого словца, и такое стало вылетать у мамы, жизнь в этой среде научила,мы с ней, обвязав колоду верёвкой, волоком тащим её до сарая, там громоздим, с нескольких попыток на козлы, и приступаем к распилу.

Поначалу у меня ничего не получается, я не могу понять, как правильно делать и то рву пилу на себя, то задираю её, то норовлю давить в мамину сторону. Мама терпеливо объясняет мне, повторяя движения и подсказывая и постепенно я ловлю ритм и начинаю справляться. Медленно, но верно, каждый день по две-три колоды мы распиливаем брёвна, а потом мама принимается их колоть.

 Я уже сплю, а мама всё стучит во дворе допоздна, правда у нас возле сарая висит лампочка, так что хотя бы не темно. А утром она будит меня в шесть и до семи часов мы с ней успеваем уложить дрова в поленницу.
 И так две недели и три кубометра дров напилены и уложены высокой поленницей вокруг всего сарая.

 А потом привозят уголь и снова мы с мамой таскаем его вёдрами в сарай и ссыпаем в огороженный отсек. Угля покупали машину, трёхтонку, тоже немало.
 Помимо этого мне приходится носить с колонки воду для питья, нужно наполнить два шестидесяти литровых бачка. Это нам на неделю, для питья готовки и умывания. Так что с одиннадцати лет я уже познаю, что такое нелёгкий труд, когда живёшь с печным отоплением и отсутствием воды.

А в выходные мы с классом собираемся к школе к восьми утра и идём на совхозные поля, пешком. Идти километров пять.
Где-то к десяти утра добираемся до места. Там нас расставляют по шесть человек на грядку, длина километр и мы идём по месиву и рвём кормовую свёклу,турнепс, складывая её в мешки, а наши мальчики волоком оттаскивают эти мешки к началу поля, где укладывают свёклу в бурты.

 Работаем до двух часов дня, потом здесь же на поле нас кормят,привозят колхозный хлеб из пекарни, бидоны с молоком и каждому раздают по поллитровой кружке и хорошему ломтю свежего душистого хлеба.

 После еды, немного отдохнув, отправляемся домой. Более четырёх часов нас не имеют права заставить работать. Также ходим и на картошку. Картошка уже подкопана комбайном, наша задача выбрать её из земли в мешки, а мальчишки опять оттаскивают картошку к началу поля, где уже колхозные мужики завязывают мешки и грузят их на машины.

 И так весь сентябрь и октябрь, пока не закончится уборка на полях, в любую погоду, иногда было, что и ранний снег кружит или дождь льёт, а мы всё равно идём. Ох и уставали же мы, но отказываться было нельзя. А в будние дни, три раза в неделю занимались с отстающими одноклассниками.



      
                Главка 35

Ко мне прикреплена девочка Люда, она много болела и пропускала школу, от этого училась слабо. Так что мне приходилось после занятий идти к ней домой и там заниматься.
Жила она с бабушкой, папа её работал геологом и уезжал в долгие экспедиции, а мама умерла, когда она училась в первом классе, умерла при родах вторым ребёнком. Ребёнок тоже не выжил.

Мне было её очень жалко, поэтому я исправно ходила и добросовестно с ней занималась. Бабушка её всегда встречала меня радостно и приветливо. Обязательно кормила сытно и вкусно, а потом мы с Людой разбирали и делали домашние задания. Мне ведь приходилось ещё объяснять пройденный материал, так что получалось, что и сама одновременно с объяснением усваивала крепче пройденное в школе и делала уроки одновременно, так что дома мне заниматься не приходилось.

А когда кончился совхоз , начался сбор металлолома. Это нужно было делать два раза в месяц.
 Так как в то время большинство города было из частных домов, только рядом с заводом были многоквартирные дома, а вглубь отходили окраины с частными домами, то сбор металлолома не был сложным, по части раздобывания металла. Главное было успеть раньше других классов. И мы старались.

Нужно было видеть эти стайки ребятишек с громким гвалтом волокущие по улицам старые кровати. Иной раз и катались на них, нагруженных кастрюлями, помятыми котелками, ржавыми рваными листами и прочими железками.

Все перепачкаемся, устанем, но довольные смеющиеся, когда взвесят нашу добычу и объявят результат. Нам же говорили, что как макулатура шла на книги и тетради для нас, так и собранный металл пойдёт на корабли или машины или ещё что-то нужное и мы гордились проделанной работой.

 Да пропаганда тогда действовала не хуже, правда была она утончённей и давила на лучшие чувства, а не будила зверя в человеке, как теперь. Хотя по сути своей закабаляла и использовала детский труд добровольно-принудительно.

А в школе мы конечно же не были паиньками, а также шкодили, издевались частенько над учителями, прогуливали уроки, учили ябедников, если те оставались в классе и закладывали нас. В общем жили бурной жизнью всех детей, всех времён.

Ну и ещё конечно вечные поборы со школьников по десять копеек. Досааф, красный крест, общество физкультурников, всё не упомнишь.
 Помнятся только цветные марки, которые клеились каждому в учётную тетрадь, что служило подтверждением, что ты сделал взнос.

Чаще всего мы изводили тех учителей, чьи уроки не нравились нам. Так было с Моргалкой. Скучно было слушать, как она пересказывает текст и ребята начинали по очереди задавать ей вопросы, вроде бы чего-то не поняли. Смешно было наблюдать, как она терялась.

Словно, прервав её, мы выключали патефон и она забывала текст, теряла нить рассказа. Тут же начинала нервничать и кричать. А ведь этим только доказывала, что не знает свой предмет. Видимо шум в нашем классе привлёк  однажды директора, он вошёл к нам, оглядел всех и спросил учительницу, что случилось, а она не могла вразумительно объяснить в чём дело.

И тут наш лучший ученик, Коля, встал и сказал:- Ну скучно же, Маргарита Сергеевна не знает урок и не может объяснить.
Это было ударом, Моргалка подхватила свои вещи и убежала из класса. Директор конечно отчитал нас, но на следующий урок истории, он пришёл и сел на заднюю парту.

Она стала рассказывать тему, а он протянул руку, взял мой учебник и раскрыл его на параграфе. Она краснела, запиналась и была похожа на девочку, плохо выучившую урок, а он молча следил за текстом по книге. Когда она закончила , то обратилась к классу, все поняли? И Николай встал и снова задал ей вопрос.

Вопрос был по теме, просто задал он его своими словами, а не по тексту, а учительница снова растерялась. Директор встал, прошел к доске и ответил Коле на вопрос, тоже своими словами, приводя какие-то примеры из истории. Все были довольны, а он попросил её после урока зайти к нему.

 После того урока преподавать нам историю стал директор. Она перешла работать в другую школу не основным предметником , а на подмену.
Так мы получили другого учителя истории , а я стала любить историю, как раньше любила читать о ней книги. Ведь он обьяснял всё интересно, а не точь в точь по учебнику.

Ещё в нашем классе учились братья двойняшки Вова и Саша. Они были очень похожи, отличие было только в родимом пятне внизу подбородка у Саши, но не зная этого отличить их было трудно.

 Вова лучше занимался по точным предметам, а Саша по гуманитарным и они часто, пользуясь своим сходством менялись партами, чтобы отвечать не одному, а другому. Долго они этим пользовались,а класс тихо хихикал. Единственный, кто не попадался на их уловки, был директор, он их всегда отличал, даже во время перемен.

А уж нашей классной руководительнице, женщине нервной и неуравновешенной, часто закатывавшей истерики по разным поводам было особенно тяжело. То Генка Сухотинцев приносил мышь и выпускал её посреди урока. Учительница неслась с визгами к дверям, а мы все вместе принимались эту мышь ловить, пол-урока вылетало.

 То мазали ей стул клеем, то ещё как то проказили.  Но потом она стала оставлять нас на дополнительные занятия, за отнятое время и мы угомонились.Мне кажется, когда мы перешли в новую школу, а она пошла в другую, то вздохнула свободно. Ведь мы были дружными и в добрых делах и в проказах и никогда, никого не выдавали.




                Главка 36

Приближались ноябрьские праздники, возвратился из командировки отчим. Был он необычно спокойный, довольный, внимательный и даже ласковый. В общем напоминал сытого кота. Это по теперешним моим пониманиям.

Мама преобразилась, стала следить за собой, была очень оживлена и когда отчим позвал её праздновать ноябрьские к своим родным, неожиданно согласилась. Дедушки и бабушки в тот раз дома не было, они уехали к Гене в Питер на праздники, так что я должна была идти вместе с родителями. Хотим мы или нет, но до определённого возраста вынужденно подчиняемся.

На праздники мы всей семьёй пошли к отчимовой двоюродной сестре Алле. Это было немного в стороне от его родной сестры, вернее не доходя до них, нужно было свернуть и вдоль железнодорожного полотна дойти до бараков.
Так называли дома, построенные для железнодорожных рабочих.

 Они стояли обособленно ото всех улиц во впадине на откосе железной дороги. У них даже почтовый адрес не имел наименования улицы, а числился как строения пятого переезда и все почтальоны знали, где это.

Там стояли четыре барака в ряд, в них не так скученно, а несколько попросторней располагались по шесть семей в каждом бараке. Было три отдельных входа и в каждом, как квартиры по обе стороны.

Удобства разумеется, как у всех, во дворе, а воду они брали из большого крана оставшегося от времён заправки паровозов. Впрочем тогда ещё оставалось на станции несколько паровозов, которые работали тягачами, таскали по путям вагоны при сортировке составов и заправлялись естественно там же.

 Прямо напротив их домов, по другую сторону путей, находилось железнодорожное депо, место их работы, а также школа, где учились дети железнодорожников. Школа была, хоть и деревянная, но по сравнению с моей больше. И детей там тоже училось больше.

Мама Аллы работала путевым обходчиком, отец ремонтником подвижного состава. Сама Алла, выпускница железнодорожного института, работала главным инженером в депо. В общем такая вот железнодорожная династия.

 Я видела их впервые и хотя, заранее была предубеждена против них внутренне, из-за знания родных сестры и матери отца, была приятно удивлена. Люди они оказались очень хорошие, общительные, добрые. К ним приехала вторая дочь Тая, сестра Аллы, которая жила в Подольске, со своими детьми, мужем и его родителями. Народу собралось много, помимо меня и Нади ещё четверо детей. Но было спокойно и комфортно. Все были очень дружелюбны.

Взрослые сели за столы в квартире Аллиных родителей, а нас детей усадили у Аллы, так что получилось два разных стола, две разных компании детей и взрослых.

 Старший сын Аллы Андрей, он на год постарше меня, был у нас за старшего. Мы поели и вскоре весело играли все вместе, нашлись и игрушки и игры, так что время летело быстро и незаметно. А со стороны старших доносились песни под аккордеон, взрывы смеха и время от времени, кто-нибудь забегал взглянуть, как у нас дела.

В общем это явилось для меня приятным сюрпризом. Не было пьяных выснений отношений, не было ссор и драк, и домой мы возвращались с нормальным, а не пьяным в дым отчимом.

А на следующий день мы поехали в Подольск, Тая пригласила нас накануне.
В Подольске семья Таиного мужа и они сами жили тоже в железнодорожном доме, только высоком, многоквартирном, также возле самой железной дороги, сразу у вокзала. Их семья тоже была династией, за исключением Таи.

Тая окончила педагогический , сначала преподавала в школе, а теперь писала диссертацию, работала методистом в Гороно, и собирала материал по ускоренной методике обучения дошкольников. Это так сказала мне мама.

 У них мне тоже очень понравилось. К тому же Тая повозила нас по городу, показала Подольск, мы побывали в парке, накатались на горках и каруселях. Горки с покрытием из линолеума для меня были новинкой. Мы то катались на просто деревянных и заноз набирали от души.

Так неожиданно легко и спокойно прошли праздники. Впервые в присутствии отчима, я не чувствовала себя зажатой и испуганной. С сёстрами двоюродными и он вёл себя совсем по иному, чем дома или у матери.

Кстати вспомнился рассказ его матери, как и почему он начал пить. Его к питью приучил собственный отец. Когда ему было шесть лет, отец налил в блюдце водки, накрошил туда хлеба, дал сыну ложку и велел всё съесть. Бабка сказала, что сначала он давился и плакал, но получая затрещины, всё съел, а потом его рвало и было плохо.

Но отец снова и снова, раз от разу заставлял его съедать это блюдо, мол мужик должен уметь пить и не пьянеть, а иначе он не мужик. Вот так и приучил. А она не смела ни возражать, ни перечить мужу, нравом тот был крутой.Такие были обычаи в этой среде.

 В последующие после ноябрьских праздников выходные мы все вместе пошли на стадион Авангард. Он тоже был на Ногинке. Там мы смотрели футбол, отчим тоже играл в команде, раньше он был постоянным игроком, а сейчас попросился с ребятами и они его взяли. Сыграл он только первый тайм, второй сидел с нами на трибуне и болел, говорил, что дыхалка не та стала, подводит.

 А после матча, ребята из команды пригласили нас в раздевалку. Там были два отцовых дружка, я их знала, оттого, что он часто с ними пил, а с одним ходил по людям ремонтировать телевизоры. Ну и конечно отчим набрался, так что домой мы шли уже в пьяной компании и с испорченным настроением. Видимо поэтому я невзлюбила футбол, у меня с ним связаны накрепко такие ассоциации.

Потекли обычные будни, с учением и занятиями своими делами, с той лишь разницей, что отчим стал снова лезть в мои тетради, пытаясь провести ревизию. Правда ограничивался он теперь нотациями, но это было не намного приятней, вместо занятия делом, стоять перед ним столбом и выслушивать нудные сентенции на тему испорченных тетрадей и прочего.
 На то что оценки в дневнике и тетрадях только хорошие, он внимания не обращал.




                Главка 37

Вернулись дедушка с бабушкой. Подходил мой день рождения и дедушка поехал со мной в Москву, в Детский мир, покупать мне пальто. Я к двенадцати годам выросла уже до 1.60, на физкультуре стояла третьей после двух мальчиков, так что была самой высокой девочкой в классе, да и объёмами тоже удалась немалыми.

 Вот и понадобилось новое пальто. Отчим одежды мне никогда не покупал и денег маме на это не давал, так что одевал меня дедушка. Так получилось, что в то время у меня из одежды были только два халатика для дома, одно платье тёплое и одно летнее. Вот такой “богатый” гардероб.

 И так длилось до восьмого класса. Меня уже дети дразнили, было обидно, но виду я не показывала. Как -то быстро поняла, что если показывать, что тебе больно, то тебе стараются сделать ещё больнее, а если не показывать, то быстро надоедает и от  тебя отстают.

 Поэтому, если падала и разбивалась, то первой начинала смеяться над своей неуклюжестью и уже не обидно, что все смеются. Гордячка? Нет скорее метод самозащиты, а пореветь можно , закрывшись в туалете, где никто тебя не видит и не слышит.

Дедушка купил мне ярко-васильковое пальто, с воротником из светлой цигейки и шапку, ярко голубую из искуственного меха, тогда появились такие шапки и шубы для взрослых из Китая, они были предвестниками появившихся в нашей стране чуть позже нейлоновых шубок.

 Мех на шапке был длинным, мягким, я всё не могла на него нарадоваться. Дома долго обнимала и теребила шапку, пока мама не отняла,мол затаскаешь всё, испачкаешь.

 Незаметно прошёл ноябрь и наступил декабрь. Отчим до Нового года торчал дома, не работал. Я думала у него отпуск, но оказалось, что он на больничном, хотя я не видела, чтобы он лежал, правда он кашлял много, но я думала это от табака.

А в основном приходил его дружок Коля-толстый, как его называли, мастер по ремонту телевизоров. Он работал в телеателье, но отца всегда звал с собой на сложные вызовы, видимо мастер не из лучших, естественно расплачивались с ними помимо денег бутылками, далее обьяснять не нужно.

Иногда они оба приползали к нам на бровях и ночевали оба здесь же. После того, как Коля-толстый несколько раз промочил во сне Надину кушетку, мама запретила отцу его приводить, так тот в отместку зашёл к нам без мамы и украл будильник. Зачем? Трудно объяснить поступки пьяных.

Примерно дней за десять до Нового года случилось то, что очень часто происходит в таких семьях, просто об этом всегда молчали, хотя это удел более пятидесяти процентов детей в этой среде и по сегодня.

Я всеми фибрами души ненавижу передачи Комиссарова и Малахова, которые вытащив грязь простых семей на экран, вытащили её, не ради помощи людям и изменения их жизни, а ради смакования и обсасывания порока, чем обрекли миллионы детей на дальнейшее насилие и издевательство, словно сказав своими передачами,что это норма жизни и никуда от неё не денешься.

Короче говоря, формы я имела уже объёмные, ростом выше мамы, так что видимо пьяному отчиму пришло в голову, что я вполне подходящий объект для поползновений.

 Мы были дома одни, мама в вечернюю на работе, Надя на сутках в саду, я сидела в кухонке на кресле возле стола, читая книгу, а он пил в комнате, очередную бутылку.
В какой-то момент он нарисовался на пороге и стоял раскачиваясь, сунув руки в карманы, уставившись на меня красными глазками. Они у него бледно-голубые, глубоко посаженные, а от перепоя краснели и выглядели мерзко.

Я искоса посматривала на него, видимо предвидя придирки. Он вытащил руки из карманов, поманил меня пальцем, а ну пойди сюда.
Не смея ослушаться, я встала и сделала два шага вперёд. Сопя и рыгая он протянул ко мне руку, больно ухватил за плечо, а второй облапил грудь.

Что-то дикое сработало во мне, я попыталась его оттолкнуть, но он становился всё злее и напористей, при этом пытаясь повалить меня на мою кровать.
Мы боролись, я изо всех сил вырывалась, он рванул на мне халат, тот затрещал и порвался.
В этот миг, не знаю по какому наитию, я подняла ногу, согнув её в колене и резко распрямив ударила его ногой, изо всей своей силы, по причинному месту.

Ширина нашей кухонки два метра, так что лететь недалеко от стены до стены. Он отлетел к стене, сполз по ней завывая, матерясь и крепко зажимая хозяйство руками. Видимо удар был резкий.
Свалился он у входной двери, под вешалкой, так что мне ни схватить одежду на выскочить мимо него на улицу и я застыла, как кролик перед удавом прислонясь к стене возле кровати.

Он, всё ещё не вставая, протянул одну руку, нашарил в углу топор и с рёвом запустил топором в меня.
Я даже дёрнуться не успела. Топор впился в стену рядом с моей головой и касался железкой моего виска, а я так и стояла застыв, впившись ладонями в стену.

В этот момент, он только стал пытаться встать, вбежала мама. Как потом она рассказывала, её на работе стало что-то тревожить и она отпросилась у начальника. Возможно, какие -то похотливые взгляды отчима мать уловила ранее, но они просто отложились на подкорочке, а теперь сработали.

Войдя мама сразу оценила обстановку и всё поняла. Она, как-то утробно взвыла и ухватив стул, принялась им охаживать отчима, а я, увидев её и осознав что нахожусь в безопасности попросту расслабилась и грохнулась в обморок.

Ночь прошла кошмарно, пьяный, избитый отчим всю ночь стонал и хрипел во сне в комнате, я рыдала, мать старалась меня успокоить, одновременно внушая, чтобы я никогда, никому, ни под каким видом ничего не рассказывала, так как меня станут называть шлюхой и гулящей девкой.

Мне было непонятно, почему плохой будут считать меня и в чём я виновата, но она говорила столь убедительно, что почти сумела внушить мне собственную вину в произошедшем и долгие последующие годы, это чувство вины лежало на мне даже в отношениях с мужчинами.

Ничего у меня никогда ни с кем не получалось, оттого, что я прежде всего думала, что мне вслед скажут, что я шлюха и падшая женщина. Вот так можно изуродовать самооценку женщины и сделать её фригидной и  боящейся своего естества.




                Главка 38
             
После рассказанного самого трудного эпизода своей жизни, чувствую себя ,как оплёванный человек. Понимаю, что это отрыжка детского внушённого комплекса, но сколько людей живёт с ним всю жизнь, не зная, как изжить его.
Но нужно продолжать.

 Неожиданно для меня всё изменилось. Мать не просто разрешает, а настаивает, чтобы ко мне приходили в гости подруги. Видимо таким образом она хочет оградить меня от отчима, вряд ли сознавая, что пьяный может пренебречь всем. Но видимо отчим, получив хорошую трёпку и сам начинает побаиваться оставаться со мной наедине.

Так или иначе, ко мне начинают ходить поиграть две подружки, соседка по парте Таня и её соседка по участку Рита. Они обе на год моложе меня, но это не играет роли, мы же учимся вместе и интересы совпадают. Они увлечённо играют в кукольный дом, мебель и посуду.

 Кукольную посуду, целый набор, мне подарила сестра дедушки, тётя Вера ещё в мои четыре года. Это набор маленького чайного и обеденного кукольного сервиза из дерева, расписанного в Хохломе. Само по себе произведение искусства. Я ими не играла, но всегда любовалась на них.

 А Надя играла с удовольствием. А тут получилось, что мои подруги, они и по выходным бывают у нас, играют в эти игрушки, а Надю не принимают, мол мала. И вот моя сестрица задумала месть. Я сижу, читаю книгу, очень увлечённо, девочки, расставив посуду и накрыв кукольный стол, берут сумочки, накручивают на себя тряпки, в виде шляпок и идут на кухню , вроде как на прогулку.

 Тут моя сестра, вынимает из- под кушетки, заранее приготовленный горшок и разливает из него по всей посуде "чай". На моё возмущённое " ты что делаешь?" следует высунутый язык и хихиканье.

 Я вскакиваю, чтобы всё убрать, девочки входят в комнату, одновременно входит мама, она пришла из магазина и сразу с порога спрашивает:- Откуда запах застарелой мочи?- я не успеваю ничего ответить, как мама подбегает к столику, хватает чашечку и оборачивается ко всем-Кто это сделал?

Немая сцена, закладывать сестру мне не хочется, говорить это не я, тоже и я произношу:- Я сейчас всё помою.
Но мама отстраняет меня и строго смотрит на Надю-
-Я кажется догадываюсь чья это работа, ты ничего не хочешь мне сказать?-Это не я, это Верка-отвечает моя сестра.

 А мама хватается за ремень. Я бросаюсь к маме, обнимаю её, пытаясь загородить сестру, но она отталкивает меня с угрозой, что и мне попадёт.
В общем сестра наказана, мы обе ревём, девочки убежали по домам.

Нужно сказать, что у нас с Надей совершенно разная реакция на наказание. Если  наказывают её, я всегда пытаюсь заступиться, иногда успешно, если бьют меня, она стоит хлопая в ладоши и притопывая ножкой. Так было всё детство, потом конечно ушло.

 Мама говорит:- Чтобы ты, Надя знала, я наказала тебя не за сделанный поступок, а за враньё. Если бы ты сказала правду, то я тебя только отругала, а ты бессовестно солгала.
И это было так, нам чаще попадало за обман, а не за сам проступок от мамы.

Однажды, когда мы только приехали на посёлок, я зачем -то полезла на шкаф, соорудив лестницу из стульев. По бокам на шкафу стояли две хрустальные, цветные вазы, подарок к свадьбе. Одна из них и упала, когда я сорвалась со стульев , естественно разбилась.

Я испугалась, заметалась и не зная как быть, собрала осколки в остаток вазы, а её выйдя во двор закопала в снег. Незадолго до того, я уронила ключ в снег и не смогла его найти, его тут же талой подснеговой водой отнесло на другое место. Видимо я решила, что и вазу смоет.

Когда пропажу заметили, мама спрашивала у всех и я , как и все ответила" не видела". А весна придёт добро всплывёт,. Так и вышло и обман мой тоже выплыл. Этот урок я запомнила крепко.

Но вот и Новый год и на каникулы я ушла к дедушке с бабушкой, по их приглашению. Снова были посиделки с бабушкой, поездки в ТЮЗ, Лужники, Театр музыкальный. Это всё бабушка брала билеты на работе, ей давали, как главбуху для внучки, хотя обычно это были билеты для детей сотрудников, но ей делали исключение.

Возили нас туда и обратно на автобусе автобазы, поэтому бабушка провожала и встречала меня на площади.
В то же время она неоднократно заводила разговор с дедушкой, чтобы он поговорил с мамой, насчёт меня, мол с Верой что-то произошло, она не говорит, но Нина тебе должна сказать.

 А дедушка отмахивался, ну что ты выдумываешь, это подростковый возраст,переболеет. Нужно признать, что бабушка была наблюдательней, она видела, что во мне погас огонёк, как она всегда выражалась.

После каникул я вернулась домой. Вскоре я начала замечать, что мама как-то меняется. Она стала чаще уставать и засыпать на ходу, начала полнеть и очень резко реагировать на запахи. Я ещё не знала тогда, что это признаки беременности, а она нам с Надей не говорила.

Перед восьмым марта отчим вдруг вновь сорвался в командировку, хотя мама отговаривала его, мол ты мне нужен здесь, он отвечал, какие трудности, позвонишь, когда сроки и я приеду.
Мама уже ходила с большим животом и тут нельзя было не понять, так как соседки беспрестанно судачили об этом, естественно услышали и мы дети.

 В то время ещё не было больших дородовых декретов, женщины должны были идти рожать чуть ли не с рабочего места, но многие врачи, понимая состояние женщин оформляли им больничные по разным причинам. А у мамы начали отказывать почки, так что причину придумывать было не нужно. Ложиться на сохранение она отказывалась, нас куда девать? 16 мая родился мой брат Саша. Шёл шестидесятый год.





                Главка 39

После родов у мамы открылись раны, давние, на спиленных шишках. Они страшно распухли и кровоточили. Нужно было лежать. Счастье, что до окончания учебного года оставалось мало, я училась успешно и меня освободили от занятий для помощи маме.

В школу ходила наша соседка, чтобы поговорить с классным руководителем. Соседка из дома рядом, очень добрая, крупная и весёлая хохлушка Валентина. У неё были две дочки, Галя от первого брака и Лариса от второго. Отец Гали остался в Украине, когда Валентина с ним разошлась и уехала в Россию на заработки, на камвольно-суконный комбинат.

Здесь она вышла замуж за Васю. Он был маленький, юркий и изрядно пьющий, но совершенно безвредный мужичок. Если он доставал её перегаром, или пьяными придирками, она сгребала его за воротник, приподнимала и на вытянутой руке выносила на порог, встряхивала, сажала и со словами, “ночуй здесь”, закрывала дверь.

 Он сворачивался калачиком и спал на коврике, не пытаясь ломиться домой. Вот так она с ним управлялась. И ещё меня очень удивляло, потом в узнала, что это обычай Украины, то что они к маме обращались на вы. Я то думала, что это как к чужой, а оказалось, что это уважение к старшим, такая разница культур.

Именно с ней на пересменку мы и ухаживали за Сашей, пеленая его, моя, гуляя и подавая маме кормить. Именно она меня всему учила, пока мама выздоравливала.

 Когда она была на работе, всё было на мне, а возвращаясь она первым делом заботилась об обеде на завтра и нам и своей семье, а потом забирала Сашу и отпускала меня погулять с детьми.
Мама встала в начале июня, меня отправили в лагерь на неделю позже, только не в Ланьшино, а в лагерь от работы отчима. Отчим приехал только к концу июня, не шибко торопился.

Лагерь в Мартьяново, так он назывался, не понравился мне. Он был больше Ланьшинского, но не был уютным и светлым. Расположен он в лесу, в низине, так что в дождливую погоду, его сильно заливало и мы пробирались по лужам по щиколотку.

Корпуса установлены были каре. Восемь кирпичных корпусов, разделённых пополам, вход для мальчиков, вход для девочек. Следовательно восемь отрядов.

 Корпус администрации стоял отдельно, большой, двухэтажный, на первом этаже лазарет, на втором собственно администрация и узел связи. Корпус для кружков и домики для вожатых, и обслуживающего персонала оборудовали за территорией лагеря.

Их домики были обычные вагончики для строителей, по окончании смены их увозили на завод. Между корпусами было место для лагерной линейки и трибуна для концертов. Клуба не было. В одном из корпусов стоящих в стороне ото всех выделена комната старшей вожатой и комнаты для оформительских работ.

Там мы обычно писали плакаты или готовили костюмы для праздников, проводившихся в лагере. Там же имелся большой пустырь, на котором  с краю стояли качели, карусели-самокрутки, и далее место для соревнований.

 А ближе к забору котельная и тоже три маленьких домика для персонала, бухгалтера, поварихи, и кого-то ещё.
Вот таким был этот лагерь.

 Не нравилось мне и то, что здесь очень явственно делили детей на детей руководящего состава и обычных. Это было очень заметно и в отношении и в обращении.

В Ланьшино мы все были наравне, а здесь субординация, как на предприятии. Правда здесь были мои одноклассники и это скрашивало жизнь. Сразу девять человек в отряде, третий отряд у нас был, из одного класса, так что уже знакомиться не нужно.

Запомнился один случай. Мы сидим с девчонками на лавочке, возле вагончиков, ждём подругу из кружка, перед нами стоит кривляется, как всегда Генка Сухотинцев, рядом Коля Голубев. В это время к нам подходит совершенно нетрезвый баянист лагеря Леонид Борисович.

Мужчина молодой, примерно тридцати трёх-пяти лет , светловолосый, рыбоглазый, с почти бесцветным зрачком и красными белками, одутловатым оплывшим лицом с вялыми невыразительными чертами.

 Раскачиваясь с ноги на ногу, он заявляет нам-Чего тут расселись, марш в лагерь. Коля пытается ему объяснить почему мы здесь, но он не слушает. В этот момент Валюша Князева вдруг начиная хохотать, показывает на него пальцем и произносит "сосиска."

 Мы смотрим на него и понимаем, что он действительно похож на сосиску, в своей нейлоновой розовой рубашке и бежевых брюках,с одутловатым оплывшим от пьянки лицом.

 Поднимается общий смех, он бросается к нам, мы с хохотом падаем со скамейки, Генка швыряется ему под ноги и тут же бросается убегать, когда тот, потеряв равновесие растягивается на земле. Он поднимается с озверевшим видом, забыв о нас летит за Генкой, а Генка залетает в девчачий туалет и вскоре выбегает оттуда в сарафане и галстуке повязанном, как косынка.

Кто-то из девочек одолжил ему сарафан. Пьяный баянист не сразу сообразив, что это убегает Генка врывается в туалет и никого не находит кроме двух девочек. Он выбегает, ищет глазами и видит бегущую девчонку в мальчишечьих ботинках. Всё, цель найдена, он бежит следом.

 Они долго крутятся по пустырю между качелями, каруселями и Генка на весь лагерь вопит "сосиска". Это кончилось бы плачевно, если бы не старшая вожатая, которую привели девочки. Леонида Борисовича уводят к директору, а потом отправляют из лагеря, а на замену ему привозят нашего учителя пения, уже пенсионера Широкова.
 Пьяницу из лагеря мы выжили.

Второй запомнившийся эпизод связан с большой обидой. Обьявлен карнавал и конкурс на лучший костюм. Первые три места весьма ценные призы. Естественно мы все стараемся. Я делаю костюм, так как у меня нет ткани, из жатой бумаги. Если помните были такие рулоны цветной жатой бумаги для поделок. Из неё делали цветы и другие украшения.

Я беру два цвета розовый и зелёный и сооружаю платье. Лиф из зелёной бумаги с бретелями и поясом, юбку из больших закрученных лепестков, наложенных друг на друга. Получается роза. По бретелям и овалу лифа я укрепляю маленькие, сделанные из этой же бумаги цветки роз.

Костюм я и придумала и сделала сама. Возилась целую неделю с каждой деталькой, бережно пришивая всё.
Получилось здорово, это признавали все. Но мне не суждено было порадоваться своему мастерству и успеху.
Старшая вожатая , увидев мой костюм , сказала:-Я надеюсь, ты не будешь возражать, если твой костюм мы возьмём для Ларисы.

Я очень хотела возражать, но меня прервали словами:- Первая заповедь пионера, выручай другого. У Ларисы мама в больнице, поэтому она осталась без костюма, а твой ей подходит, мы уже меряли. В конце концов сделай себе что-нибудь ещё, и забрав мою работу она ушла.

Стоит ли говорить, что ничего делать я не стала, во-первых праздник завтра, во -вторых я разозлилась и решила не идти на карнавал. Почему костюм забрали Ларисе? Потому, что она дочка главного инженера. Она ростом с меня, но похудее и ей просто подогнали бумажный пояс, получилось немного пышнее и всё.

Праздник проходил возле костра на пустыре, приехало заводское начальство, оттуда неслась весёлая музыка и громкие голоса, а я сидела в домике бабушки Лизы, она же бухгалтер, вот и жила в этом домике, а с ней был внук Витя, мой двоюродный брат.

 Сейчас оба они ушли на праздник, а я зарёванная кручу арифмометр, чтобы его звоном и скрежетом заглушить звуки праздника и свою обиду.

Первое место получила дочь начальника лагеря, в покупном костюме цыганки, ей вручили велосипед и набор шоколадных конфет. Второе место получил костюм розы и за него вручили коньки-снегурки и тоже коробку конфет, третье место досталось коту в сапогах, Генке Сухотинцеву, коробка конструктора и конфет. Всё, финита-ля-комедия.....

Больше в этот лагерь я не поехала, хотя бабушка брала путёвку на август.
Так я получила ещё один урок, не все люди равны, есть более значимые, есть менее.






                Главка 40

 Остальное лето прошло дома в обычных заботах об огороде и доме. А в августе я попала в больницу и надолго. Ангина осложнилась ревматоидными явлениями и я лечилась. Вышла почти перед первым сентября.

Новый учебный год, снова первое сентября и встреча с одноклассниками после лета. На сей раз у нас много общих воспоминаний и мы галдим на каждой перемене,перебирая их.

В школе чувствуется какое-то новое состояние, как будто всем учителям не до нас, словно все заняты своим внутренним. Это ощущается даже на уроках, учителя несколько рассеянны и нетребовательны, как ранее. Даже обычно хулиганистый Генка не хочет откалывать свои коленца, трудно когда тебя будто не замечают. А перед выходными в пятницу вдруг выясняется причина такого положения дел.

Классная руководитель объявляет нам, что с понедельника на следующей неделе мы заниматься не будем. То есть в школу  в понедельник, вернее на вокзал все должны собраться к 8 часам, а занятий не будет. У нас экскурсия в Москву в музей.
 А со вторника до следующего понедельника, нам тоже в школу ходить не нужно, так как школа переезжает.

 Мы были ошарашены этой новостью, школа, переезжает,это что-то неожиданное.
А потом нам сказали, что сейчас решается вопрос о том, какие учителя идут в новую школу, а какие переходят в другую и то же самое с нами. Нас тоже распределят, кто-то в новую, кто-то в 25ю.

И как вы думаете воспринимается такое. Это целое потрясение,ведь класс, дружный класс будет разбит и мы станем учиться в другом месте с другим коллективом. Всем стало не до занятий, школа, теперь уже вся ,гудела, как потревоженный улей.

 Только тут мы вдруг стали замечать обветшалость стен, потрескавшиеся там и тут стёкла, болтающиеся на одной петле двери. Это было похоже на внезапное прозрение, жил и не замечал и всё устраивало, а тут резко изменилось и обветшало. Вот так относительно человеческое восприятие.

В понедельник мы собрались на вокзале. Пришли все, за исключением двух заболевших. Классная купила билеты на весь класс, туда и обратно. Мы проследовали на платформу.
 В то время платформы были ещё очень низкие и лезть в поезд было занятием нелёгким, особенно старикам и детям. Ступени в вагонах начинались довольно высоко от земли.

Двери  вагонов открывались вручную, так что в каждом вагоне обычной электрички ехал проводник,который открывал двери на остановках опускал ступени, вернее поднимал верхнюю закрытую, чтобы дать доступ к нижним и следил, чтобы во-время движения никто не открывал двери тамбура нараспашку.

 Смешно вспомнить, но когда появились электрички с автоматическими дверями, я думала, что те старые вагоны списали в утильсырьё и была очень поражена, когда в 79ом году, во время поездки в Днепродзержинск к брату в армию, я вдруг попала в поезд с такими же вагонами.

 Оказалось их распихали по регионам, мол на тебе боже, что нам не гоже.
Так в те времена создавали видимость современного,нового , благополучного только на витринах, а внутри всё оставалось разбитым и загаженным. Такова была правда жизни.

Итак мы едем в Москву. Нас посадили во второй вагон. Так как ехали не один, а сразу четыре класса, то нам просто выделили целый вагон в поезде. И на остановках двери нашего вагона проводник не открывала, никого не подсаживала. Окна открывались тогда сверху до половины окна,это потом сделали по-другому, а сейчас уже третий вариант окон.

 А тогда можно было высунуться из окна довольно далеко. Это не разрешалось, но где вы видели детей, которые слушались беспрекословно. Мы не были исключением. И естественно  высовывались. Преподаватели и проводница только успевали нас усаживать на место.

Вот на одной из станций, высунувшись из окна я и стала свидетелем жуткой сцены, когда наш поезд уже набирая скорость, сбил женщину, которая торопилась перебежать через пути, явно рассчитывая успеть. Как это часто бывает и на обычной дороге.

Только тут я успела увидеть отпавшую в сторону половину тела, поезд резко затормозил, а мы посыпались, как горох на пол. У меня от зрелища случилась рвота, а после истерика. Ну почему именно мне нужно было высунуться в этот момент из окна. Больше с того раза я никогда в окна не совалась, резко отучилась.

А тогда мы задержались на путях и тем самым задержали другие поезда часа на два.
 Всвязи с этой задержкой мы приехали в Москву не в 10 утра, как планировалось, а где-то в половине первого и вместо того, чтобы сразу идти в Музей, нас повели сначала кормить в пельменную при вокзале.

Но после всех мытарств мы наконец-то попадаем в Музей Изобразительных Искусств имени Пушкина.
На истории мы изучаем Древний Египет. В музее есть египетский зал, он и является целью нашей экскурсии, но с завязанными глазами до него детей не проведёшь, следовательно мы видим сначала фигуру Давида.

Затем и полотна картин. Но уже с Давида начинаются недоразумения. Нас никто не готовил к восприятию произведений искусства, никто никогда не объяснял, напротив ханжеская мораль и установки, на фоне ужасной распущенности в бытовой жизни давали весьма негативный эффект и конечно, сразу же у одних началось смущение и шепотки, у других скабрезные шуточки и хихиканья.

Наша классная стояла растерянная и покрасневшая, как смущённая девица. Положение спасла музейный экскурсовод, которая ждала нас. Она как-то незаметно сумела успокоить разбушевавшиеся страсти и довольно быстро объяснить нам и значение скульптуры и её красоту и то, что многие художники прибегали к изображению наготы и совершенства человеческого тела.

 Делала она это так доброжелательно, так умело и тактично, что скоро все даже самые развязные ребята, слушали её разинув рот и следовали за ней послушной вереницей. А она попутно, останавливалась у некоторых картин и также объясняла. Только теперь никто не циклился на обнажённости, а вглядывался в смысл.

 Это был прекрасный урок проведённый просвещённым подготовленным человеком. Я до сих пор вспоминаю его с благодарностью, ведь это было моим первым знакомством с миром искусств, так как до этого в основном видели картины с изображением природы.

Наконец мы достигли египетского зала, где наша, до этого напряжённая классная, слегка расслабилась и снова задрала свой нос-пуговицу вверх. Тут было много интересного ,а при помощи толкового экскурсовода ещё и ставших понятными экспонатов.

Мы переходили от стенда к стенду, слушая её. Проведя нас по кругу и всё рассказав, она откланялась и сказала классной,чтобы мы дальше осмотрелись если хотим подробнее сами, а ей нужно идти к новой группе.
 Мы остались ещё ненадолго, чтобы повнимательнее всё рассмотреть.

Когда подошли к саркофагу с мумией,наш Генка снова включил свой обычный репертуар. Всё-таки мы все наверное уже подустали от напряжённого внимания и требовалась разрядка. Он её и устроил.
Подойдя к мумии, он сложил пальцы козой и сделал бодающий жест, приговаривая -у-тю-тю, малышка.

Нужно ли объяснять, что в тихом чинном зале раздался взрыв такого хохота, которого эти стены отродясь не слышали. Смотрительница зала даже подпрыгнула на своём стуле от неожиданности, а мы держась за животы, согнувшись в три погибели расползались по залу. Короче на этом наша экскурсия закончилась, нас вежливо препроводили к выходу.

Так мы посетили музей. Пробыли там часа два и пошли по улице. Тут сбоку от музея наши учителя усмотрели вход в другой музей, стоявший в глубине двора и решили сводить нас ещё и туда, это мол много полезнее и нужнее.
Это был музей Маркса и Энгельса. Ну как было обойти его вниманием?

Всё, что мне запомнилось из него, возле чего я стояла довольно долго и внимательно рассматривала, это макеты домов, комнат, интерьеров окружавших семью Маркса. Остальное я успешно пропустила мимо ушей и глаз и конечно не слышала восторженно-пропагандистских рассказов здешнего экскурсовода.

Меня интересовало только с какой тщательностью и с помощью какого приложенного труда и терпения были сделаны макеты. Так что всё время пока всем объясняли и показывали экспонаты, я простояла у витрины с макетами, впитывая в себя каждую детальку и гадая, могу ли я так сделать, сумею ли.

 Естественно дома пробовала, конечно же ничего и близкого не сумела соорудить. Поняла, что на всё нужен навык и терпение, а вот с терпением у меня было туго. Моя отличительная черта была не кропотливость, а наскок и преодолела я этот недостаток, ох как не скоро.

Домой в тот день мы вернулись где-то к восьми часам. Вот и всё об этой поездке, не считая маленького,смешного эпизодика с классной.
На вокзале, вернее на подходе к нему, решили ехать с конечной, Каланчёвки, под мостом расположены туалеты.

Нас повели туда, чтобы не ходить в грязный вокзальный,хотя и этот был немного лучше, но возле того постоянно гужевались стаей алкоголики.  И вот идём в туалеты. Наша классная с высоко задранной головой, уверенным шагом, ни на что не глядя влетает в мужской туалет. Нужно было видеть с каким несчастным, потерянным видом она выскочила из него и куда девались её высокомерие и чванство.

Следующая неделя прошла дома, я занималась по учебникам самостоятельно, тем более задания нам дали, темы были несложные и не напрягли.