Глава 3. Стержень жизни. Воля - неволя

       
Глава третья. Воля – неволя.
      - Дальше,  дальше,  Он помолчал…

       А дальше была весна, шел тяжелый, голодный тридцать первый.
    У Фаиньки,  от матери осталась большая вязанная шерстяная шаль, с которой она не расставалась никогда. Даже на пересылке, когда тетка пыталась забрать, Фаинька закатила такой концерт, что пара милиционеров, которые боролись с ней, отступили:

     - Да, ну ее, падучую! Бешенная, какая – то! А Файка разошлась! Ей виделось, что все беды – из – за них. Они, что не понимают, что это мамино? Это маменька ей вязала ночами. И говорила:

       - Вот, доченька, зима наступит, а у тебя шалька есть, мяконькая такая. Как ты, тепленькая да легкая. Головушка, то в тепле, да и умок хранится! Все память – то мамкина будет. Кто его знает, что дальше – то будет. Вот и сгодилась шалька – то.

Бежали с детдома ребятишки. Не всем везло, многих ловили, вертали. Те, кто вернулись, рассказывали. В городе, тоже голодно, но на базаре и около «крепких» домов, прокормиться можно, да и мир не без добрых людей. Правда, боязно, голод людишек до греха доводил. Поговаривали, что люди людей ели. Особо тех, которых никто не ищет. Но все одно – бежали.

     Я, слушал, мотал на ус, Говорили с сестрой. Конечно,  страшно было. Она ведь на годок младше меня. Не знаю, почему, но мы решили бежать. Да и мысль было: А, вдруг своих найду.  Из детских воспоминаний брезжила одна фраза, мамонькой, как то брошена:
       - Дядька у нас есть.  Крепкий мужик. Если совсем невмоготу будет, ищите в городе. Правда,  в каком городе не помнил. Но знал, что работает на железной дороге.
 
        Бежали, ночью, как будто по нужде вышли, сначала я, а уж после она. Лето наступило. Договорились лечь возле дверей. А летом двери настежь – душно  было. Прокрались к пристройкам, я помог ей взобраться на крышу, а после и сам залез. А с крыши по шали спустил ее, а после и сам спрыгнул. Бежали по дороге, боялись свернуть. А город светился огнями – манил. В городе еще страшнее стало. Какими – то переулками пробирались, неведомо куда. Зашли в садик, а может парк, в кусты одним словом. Там до утра и просидели.

 Рассвело, вышли, осмотрелись.  Дома, как в деревне, только в ряд все и какие -то смешные. Ни огородов тебе, не пристроек, Маршировать долго не стали. Увиделю тетку, спросили:

      - Тетенька, мы с вечера от мамки отстали. В гостях были, она на базаре торговать приехала. В какой стороне базар – то?

      - Э-э-э, милки, да вы  ж беспризорники!
      -  Нет – нет, мы от мамки отстали…

      - Знамо дело. А базар вам зачем?

      - К мамке хочу! – тут Фаинька  расплакалась, тетка сразу помягче сделалась.
      - Да Бог с вами, миленькие. Вот по следующей улице, свернете направо и до конца и шагайте. А там, где погуще народу будет, спросите, там  до базара недалеко будет, рукой подать.
 
     Так с грехом пополам нашли мы базар. Народищу много, шумно. Продают чего – то, покупают. Ходили мы,  ходили, глядели – глядели, всего много, но до нас никому дела нет Фаинька,  первая заскулила:

      - Я есть хочу! Давай попросим или украдем!
 
     - Постой здесь. Я пацанов приглядел. Поговорить надо.
 
     - А, ты меня не бросишь?

      - Я!? Тебя? Ты что, совсем дура? Я, ж без тебя и шага не сделаю.  Сказал – стой, жди!

     Так, потихонечку, помаленечку познакомились мы  с такой  же разношерстной местной, а скорее не местной, а сбродной шпаной. Правда,  с Фаинькой возникали в первое время заморочки. Но, когда, случалось,   было надо – лучше ее слезливого выражения лица не работали никакие доводы.

    Конечно, на базаре было пропитаться легче: где что стащишь, где кто подаст, а где то выбросят. Но выбрасывали, конечно же,  не совсем хорошее, скорее даже не хорошее, но пригодное в пищу нам. Каждый вечер на базаре проходили проверки и даже облавы. Мы про это знали заранее,  готовились. Оповещали друг друга повсеместно, что бы,  не случилось и по любому поводу. Компаний таких было несколько. Жили не то что – бы дружно, но мирно и чужим в обиду не давали. В двух, противоположных сторонах базара от входа были изготовлены тайные проходы в виде подкопов. В случае, когда кто – то, замечал облаву, объявляли шухер и в течении нескольких секунд базар освобождался от беспризорников. Ловили только одиночек или чужаков, пожелавших поживиться на нашей территории. Спали летом, как правило, под прилавками. Под прилавками, в течении дня, сбивался толстый слой пыли. Пыль хорошо прогревалась, и если ее разгрести, вдоль прилавка получалось, шикарное мягкое ложе. Ложились в канавку, присыпали себя с двух сторон, оставляя только лицо, Утром, как только открывался базар, мы вылезали, потихоньку отряхивались и приводили себя в порядок. Примерно, через день бегали на речку, купались, стирали одежду.  Времени было валом! Единственной заботой было – добыть пропитание и любой ценой оставаться свободными.

       Помню такой случай. Однажды в дальнем конце базара, недалеко,  где в заборе была дырка, мы заметили одинокого сидящего дядьку. Он сидел на корточках и как нам показалось,  спал. В  руках и возле него ничего не было. Одет он был в халат, на голове красовался свитый в жгут, не то шарф не то платок. На поясе был точно большой платок. Сидел он так с самого утра. Мы, понаблюдали за ним и поняли, что он мертв. Проверили карманы – пусто. Значит,  умер с голоду. Как же мы были удивлены, когда развязали платок на поясе и обнаружили много денег. Сумма была немалая, хотя хлеб стоил больших денег. Видимо он собирал деньги для семьи, торгуя на базаре фруктами, а сам – голодал! Конечно , в этот день мы купили хлеба и наелись. То был маленький праздник!
 Теперь, вспоминая этот случай , я часто задумываюсь о судьбе. Как же она бывает несправедлива к нам, порой жестока, коварна, а порой милостива к нам не по заслугам!
       Так незаметно пролетело жаркое лето. Наступила осень, стало прохладно. Пошли дожди, ночевать было негде и мы решили сдаться в руки милиции. В очередную облаву нас поймали, Привезли в приемник, переписали, отмыли, переодели в казенную одежду и отвезли в детдом. Там ничего не изменилось, правда,  кормить стали лучше! Поменялись несколько воспитателей, сделали деревянные нары, выдавали постель. Стали учить грамоте. Занимались все вместе, те кто немного умел читать и те кто не знал алфавита.


     Вечером того дня к нам на сенокос пожаловал мужик из соседнего  села, что расположилось за рекой. Просил у бригадира, на ночь конную сенокоску, покосить на той стороне сено в кустах.  Ночи были лунные, поэтому светлые. Кони у мужика свои, сохранность обещал полную. С бригадиром они были хорошие знакомые, потому, тот согласился. Мой собеседник вызвался помочь, они с мужиком, тоже хорошо знали друг друга. Удивительно,  но утром, только рассвело, сенокосилка была на месте. Мой собеседник был на удивление свеж, как будто проспал всю ночь в шалаше.

     Дружка своего вчера встретил, давнишнего. Вместе в детдоме росли. Там косить у него клочок небольшой, на приметок,  если будет – хорошо. Как бы между прочим заметил он.

     - Денек сегодня славный будет! Видишь,  роса упала! Косить по росе хорошо. Позавтракаем, да пожалуй,  начну.

      Вечером, лежа у костра, он как – то сразу начал вспоминать.