Банька

БАНЬКА

Банный день в этом глухом селе, заброшенном в дремучих таёжных лесах севера, огромного сибирского края, был священен. Видимо, так повелось издревле. И приехавшие месяц тому назад строители высоковольтной линии электропередачи всякий раз удивлялись серьёзности этого мероприятия. Зимний субботний день был снежен и тих.
— Ты посмотри, Нина, — заметил главный инженер стройки жене, — идут, словно в церковь. Вот интересные порядки.
— А что, Гриша, это почти ритуал уже, — ответила жена.
— А давай сегодня пошлём с хозяевами Саньку. Что в тазу мыться? Ему будет полезно и интересно, — продолжил главный инженер и позвал сына, отрока лет одиннадцати.
— Сань, подойди к нам.
— Пап, ты что? — откликнулся из соседней комнаты сын.
— Иди, иди сюда, сынок. В баню пойдёшь.
— Куда, куда? — сын с недоумением и интересом смотрел на родителей.
— В баню. С хозяевами. Вот куда!
— А зачем?
— Зачем ходят в баню? Помыться. Ты, мать, приготовь-ка ему бельишко, а я скажу Тимофею Гавриловичу, что Санька пойдёт с ним.
Хозяин дома, где снимала жильё семья главного инженера, заулыбался.
— А чего-то не пойти. Пусть идёт, всё с моими ребятами. Веселей будет. Пускай.
Вопрос был решён, и Санька уже с интересом ждал этой бани. Вся семья хозяина с Санькой позади всех по протоптанной тропинке между высокими сугробами снега степенно шагала к бане, стоявшей среди других таких же у околицы, рядом с лесом
и небольшим озером. Озерца не было видно, только снежная поляна с прорубью рядом с баней. День выдался тихий. Лёгкий дымок свободно поднимался в низкое небо, отрываясь от лесного массива, и пропадал в вышине. Дымы вились и над соседскими баньками, утонувшими в сугробах на опушке леса.

Вошли в тёплый предбанник, где стояла кадушка с чистой водой. Сразу стало тесновато. Тимофей Гаврилович отворил дверь 
в баньку и оттуда поддало тяжёлым жаром. В глубине трещали поленья в костре, над которыми чугунный котёл так и парил. Дым нехотя выходил через дыру в крыше.
— Ох, и жарко, однако, — крякнул Тимофей Гаврилович, —
А ну, поспешайте, пока пар ядрён.
Все начали раздеваться и вешать свои вещи на крючки в предбаннике. Пока снимали верхние вещи, Санька повторял всё спокойно, выбрав нижний крючок. Но вот наступила очередь белья,
и тут он занервничал. Глафира Семёновна, Надежда, Нюра, Колька, Семён совершенно спокойно разделись догола и с гиканьем молодых, отворив дверь в парную, скрылись в ней. Санька, оставшись в трусах и совершенно обалдев от вида голого женского тела, мялся, ища в штанах что;то, затем перевешивая рубаху и озираясь на раздевающегося Тимофея Гавриловича. Тот, поняв нерешительность Саньки, спросил:
— Ты это чего, Санёк? Аль стесняешься нас, деревенских?
— Да нет, я вот…
— А-а-а! Ясно, — понял Саньку Тимофей Гаврилович и снял свои белые полотняные кальсоны. — И ты не тушуйся, сынок. Вишь, как я. Мы ведь будем мыться.
Санька трясущимися руками снял трусы и, подталкиваемый Тимофеем Гавриловичем, вошёл внутрь и тотчас задохнулся. Нестерпимый жар пахнул в лицо, перехватил дыхание, и он, по­скользнувшись, упал на скользкий пол.
— В бочку его! — засмеялся Тимофей Гаврилович и, обхватив Саньку, воткнул его голову в стоявшую в углу бочку с водой, сказав:
— Дыши, парень!
Почти касаясь носом воды, Санька отдышался.
— Отошёл, милок? Ну погоди, осторожно, не упади снова, — заметил Тимофей Гаврилович и пошёл к котлу. Санька подождал немного и осмотрелся. В парной шла работа.
Старший сын то и дело плескал на камни костра ковшом воду, отчего они шипели и исходили густым паром. Осторожно, что-бы снова не поскользнуться, Санька, придерживаясь руками за стенку парной, прошёл к свободной лавке и сел. Вытер рукой вы-ступивший на лбу пот. Никто не обращал на него внимания. Все были заняты делом. Глафира Семёновна намыливала младшенькую Нюру, та смеялась, боясь, щекотки. 
— Не балуй, — беззлобно говорила Глафира Семёновна, продолжая мыть дочь. Семен мыл спину лежащему Кольке, парни гоготали от удовольствия. Затем они поменялись местами.
— Ну, отец, ложись на лавку, буду тебя мыть, — сказала Глафира Семёновна и стала намыливать большую мочалку из лыка. Тимофей Гаврилович забрался на лавку и подставил спину.
— Сань, а ты чего не моешься? — спросил Семён. Поди сюда.
А что это у тебя на лбу? Глянь!
Ребята начали смеяться да так весело, что Глафира Семёновна цыкнула на них:
— Будет вам! Ишь, разошлись. Малец, вишь, в первый раз
в баньке. Что раскудахтались? — но смех стал ещё гуще, улыбнулся даже Тимофей Гаврилович. Санька был измазан с лица и правого плеча густыми чёрными полосами, которые постепенно расплывались под действием пара.
— Ты, отец, полежи малость, — сказала Глафира Семёновна
и подошла к Саньке.
— А ну встань, милок. Буду тебя мыть.
Санька, совершенно потерянный от близости голой женщины, безропотно встал. Глафира Семёновна помыла ему плечи, руки, затем спину. Мочалка приятно щекотала, и Санька немного успокоился.
— Ложись на лавку, — приказала Глафира Семёновна и стала мыть Саньке ноги, живот, прошлась в паху, заметив, что кожа;то
у него, что у девочки, — белая, приятная.
Санька разомлел. Близость голой женщины, так откровенно не прячущей своего тела и совершенно увлечённой работой, вся эта необычность положения семейной банки смущали его, от чего стыд не проходил. Что-то необычное почувствовалось ему, объяснить чего он не мог.
— Ложись на живот, давай спину, — снова приказала Глафира Семёновна. Пройдясь по спине, решительно сказала:
— Ну, теперь смывай. Бери ковш, разбавь водой из бочки. Смывай, милок, — и подошла к лавке Тимофея Гавриловича, принявшись мыть его. Он только покрякивал от удовольствия.

Помывшись, Санька разморился, сидя на лавке. К нему подсела Надежда и шёпотом, не смущаясь своей и его наготы, спросила:
— А ты первый раз в бане?
— Да. 
— Правда, здорово!
— Да. Только необычно. У нас в городе ванна, душ. А здесь вот котёл, камни, пар. Здорово!
— А я люблю ходить в баню. Весело, тепло, — заметила Надежда.
— Эй, байстрюки, помылись? Валите отсель. Нечего прохлаждаться. Марш, марш в предбанник, одевайтесь, — послышался голос Глафиры Семёновны.
— Оставь их, мать. Пусть, — подал реплику Тимофей Гаврилович, поворачиваясь на спину.
Колька вышел в предбанник и позвал Саньку.
— Айда в снег!
— Как в снег? — удивился Санька.
— Обыкновенно, смотри, — и он, открыв дверь, выскочил на поляну, пробежал несколько шагов и бросился в снег. Санька обмер. Колька стремглав вернулся, дёрнул за ручку двери в парную и скрылся там. Через минуту снова появился, весёлый, смешливый.
— Что, слабо? Боишься?
— Да нет, — обреченно ответил Санька и, открыв дверь и снова задохнувшись, выбежал на снег, сел в сугроб, захватил руками пригоршни снега и обнял себя. Колька в открытую дверь предбанника крикнул:
— Молодец! Иди скорее в парную, замёрзнешь.
Санька стремглав кинулся к бане, вскочил в парную, отдышался и, взяв ковш, обильно полил на себя.
— Неужто в снегу был, — спросила Глафира Семёновна, хлестая красную спину Тимофея Гавриловича веником.
— Был, — гордо ответил Санька.
— Хвалю! Настоящий мужик, Санёк, — заметил улыбающийся Тимофей Гаврилович, — только ты не простудись. Попарься ещё малость. А вы, пигалицы, марш одеваться. Что уставились.
И стыда нет. Парня не видели? Марш!

Девочки с весёлым визгом кинулись в предбанник одеваться. Возвращались домой также гуськом, среди сугробов снега, молчаливой опушки леса, неширокой деревенской улицей. Саньке было весело и очень тепло. «Вот она какая банька по-чёрному», — думал он. И тот первый стыд от голых тел уже как бы прошёл, но ещё оставалась некоторая приятная неловкость. У дома Тимофей
Гаврилович, пропуская всех вперёд на крыльцо, спросил Саньку: 
— Ну что, милок? Понравилось? Будешь теперь ходить с нами? Не будешь стыдиться? А? Молчишь. Ну, ладно. Иди, хороший мой.
Санька ещё долго переживал необычное событие в своей жизни — баню по;чёрному и семейное купание.
— Ну, как тебе банька? — спрашивал его отец, так и не получая однозначного ответа.
— Хорошо, папа. Только… Как;то… А я даже в снегу валялся. Вот! И ничуточки не холодно!
— В снегу? И не холодно? — удивился отец. — Ну ты герой! Вот что значит русская баня! Надо будет и нам сходить всей нашей семьёй. Обязательно!

Санька представил, как они пойдут всей семьёй в баню и будут мыться вместе. И снова раскаленные камни, жар, густой пар, чёрные от сажи стены, шершавая мочалка, снежный колючий плен и необычная лёгкость и радость после баньки. Баньки по-чёрному.

31.01.07.